Одиночество Мередит

У меня есть шесть минут, чтобы дойти до станции, – уйма времени, если надену сапоги без каблуков. Пальто висит на крючке у входной двери, из кармана торчит красная шапка. В сумке на кухонном столе лежит все необходимое для рабочего дня. Я вымыла голову, выпрямила волосы, подкрасила губы блеском. Они у меня сегодня под цвет шапки – вышло случайно, но мне нравится.

Где-то между кухней и входной дверью меня охватывают сомнения, к горлу подступает ком. Я не могу ни проглотить его, ни выкашлять. В груди давит, ладони горят. По рукам, словно слабые разряды тока, бегут мурашки. Я не отрываю глаз от пола, наблюдая, как по деревянным доскам, которые я так старательно полировала всего месяц назад, скользят мои ноги. Скользят, будто чужие.

Я тяжело опускаюсь на лестницу, сажусь на третью ступеньку снизу и пытаюсь сглотнуть. Продолжаю смотреть на свои ноги в толстых носках, которые всегда ношу с сапогами без каблуков, потому что размер у меня нестандартный и недостающую половинку я добираю именно так. Сапоги гордо стоят под пальто в конце коридора. Я знаю, что они там, но не могу до них дотянуться.

Нужно всего лишь подойти к двери. Засунуть ноги в сапоги и застегнуть молнии. Надеть пальто и красную шапку. Повесить сумку на плечо и закрыть за собой дверь. Простая последовательность действий, которая занимает меньше минуты. Если я выйду сейчас, то успею на электричку. У меня еще есть шанс прийти на работу вовремя.

Но ком в горле растет, я хватаю ртом воздух. Здесь нет никого, кто мог бы мне помочь, и сама себе я не помощник – не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

Когда мне наконец удается достать из сумки телефон, проходит три часа, я вижу двенадцать пропущенных звонков и по-прежнему сижу на третьей ступеньке снизу.

День 1214

Среда, 14 ноября 2018

Меня зовут Мередит Мэггс, и я не выходила из дома 1214 дней.

День 1215

Четверг, 15 ноября 2018

Когда он приехал, я как раз прибирала в гостиной. Видела, как к дому подъезжает серая машина, как он идет по дорожке. У него длинные ноги и тонкая папка под мышкой. Всего три шага – и он уже у входа.

В 10:57 в мою дверь позвонил высокий мужчина.

Я ценю в людях пунктуальность. Меня мало кто навещает: лучшая подруга Сэди с детьми Джеймсом и Матильдой, да еще курьер из «Теско»[2] – вот и все мои постоянные посетители. Сэди часто опаздывает и выглядит измотанной, но ей простительно: она мать-одиночка и работает медсестрой в кардиологии крупнейшей клиники Глазго. Курьер из «Теско» всегда приходит вовремя.

Я глубоко вдохнула, и мои ноги в синих конверсах зашагали к двери. Правая рука потянулась к ручке, взялась за нее, нажала. Я медленно открыла дверь и мельком оглядела пришедшего. Клетчатая рубашка застегнута наглухо, сверху темно-синий дафлкот. Я подумала, что он на пару лет моложе меня. А может, это просто преимущество свежего воздуха и солнечного света. У него были темные волосы, короткие по бокам и подлиннее на макушке. Дружелюбное лицо – открытый взгляд и легкая, непринужденная улыбка.

Ко мне нечасто приходят гости. Этот, на первый взгляд, был вроде ничего.

Он протянул мне руку.

– Мередит? Я Том Макдермотт из Фонда помощи одиноким людям «Возьмемся за руки». Давно хотел с вами познакомиться.

Увы, я не могла сказать того же о себе. Не то чтобы я много хочу, но знакомства с новыми людьми меня не радуют. Особенно с теми, кто приходит лишь убедиться, что я не пренебрегаю личной гигиеной, не голодаю и не пью водку по утрам. Когда все галочки проставлены и бланки заполнены, им становится очевидно, что я довольно скучный персонаж.

Я пожала руку Тому Макдермотту, потому что так принято. Он первый мужчина, пришедший в мой дом после Гэвина – милого, славного Гэвина, не имеющего никакого отношения к моим кошмарам, – но я не почувствовала угрозы. Том Макдермотт, стоящий на пороге в клетчатой рубашке и пальто, меня ничуть не напугал.

И все же я не разрешила ему войти. Пока не разрешила. Хотя я сама его пригласила, правда без особого энтузиазма – Сэди оставила листовку на кухонном столе под коробкой зефира, а я лишь выполнила перечисленные в ней пункты. Ту самую листовку, которую Том Макдермотт только что выудил из папки и держал передо мной. Я сцепила пальцы за спиной, увидев черные заглавные буквы: «МЫ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ДЕРЖАТЬ ВАС ЗА РУКУ». Акт неповиновения, о котором знаю только я.

Люди, изображенные на листовке, хорошо мне знакомы – я вижу их лица по несколько раз в день на дверце холодильника, под магнитиком в форме сердца. Женщина средних лет и мужчина, годящийся ей в дедушки. У него мутные глаза и пучки седых волос по бокам головы; сидя сгорбившись в кресле, он выглядит крошечным. Они улыбаются друг другу и – в строгом соответствии с названием – держатся за руки.

– Я всегда думала, что такая помощь – для стариков, – объявила я Тому Макдермотту, готовая предъявить в качестве доказательства листовку.

– На самом деле мы стараемся помогать всем, кому нужен друг. Пожилым, подросткам, людям любого возраста.

– У меня есть друзья. – Я явно приукрасила правду.

– Возможно, у вас найдется место для еще одного?

Я думала о его словах, о том, что мой микроскопический круг общения трудно даже назвать кругом – если не брать в расчет кошек, – и не особо прислушивалась к тому, что он говорил про обучение, оценку рисков и правила поведения. Но все же решила, что мне достаточно любопытно, чтобы впустить его в дом.

Я не могла убрать с журнального столика в гостиной почти собранный пазл с «Поцелуем» Густава Климта, поэтому осторожно отодвинула его к стене. Если Тому Макдермотту понадобится стол, мы можем пойти на кухню.

Я оставила его и пошла приготовить нам чай. («Без сахара – я и так сладкий», – сказал он, подмигнув, и почему-то это прозвучало ничуть не пошло, а даже мило.) Когда я вернулась, он стоял на коленях у столика и рассматривал «Поцелуй».

– Сколько времени у вас на это ушло?

– Несколько дней, занималась урывками по полчаса. – Я поставила чайный поднос на пол. Рядом пристроила тарелку с шоколадным печеньем, хотя Том Макдермотт уверял, что он и так сладкий.

– Потрясающе, – воскликнул он, и я решила, что речь идет о собранной картине, а не о десерте, хотя он потянулся за печеньем и откусил кусочек.

Он остался сидеть на полу, скрестив длинные ноги, и запивал печенье чаем. Для совершенно чужого человека он как-то чересчур комфортно устроился в моей гостиной. Я присела на край дивана, обхватив ладонями горячую кружку.

– Мередит, я правда очень рад нашему знакомству. Давайте я расскажу немного о нашей организации. Она создана в 1988 году здесь, в Глазго, женщиной по имени Ада Суинни. Ее мать не могла выходить из дома из-за деменции. Наша миссия сегодня точно такая же, как и тогда у Ады, – предлагать общение, дружбу и поддержку всем, кто в этом нуждается.

Я не знала, нужно ли что-то отвечать, поэтому молча сделала глоток чая.

– Самое главное, чтобы вы всегда чувствовали себя комфортно и в безопасности. В любой момент, если что-то не так, вы можете попросить меня уйти, и я уйду – без вопросов! – Он достал из папки какие-то бланки. – Может, сначала покончим со скучными формальностями?

Я ответила на все его вопросы и кивнула во всех нужных местах, после чего бланки вернулись на прежнее место.

– В пазлах вы явно преуспели, – заметил он. – А чем еще любите заниматься?

Том Макдермотт улыбнулся – надо признать, глаза у него добрые, – а я молча смотрела на него. И спустя несколько долгих секунд произнесла:

– Я много читаю.

– Да уж, вижу! – Он указал на книги, выстроившиеся вдоль всей стены, и проворно вскочил – очень ловко для человека с такими длинными ногами. – У вас довольно разнообразная коллекция. Много классики… история… искусство… А есть что-то самое любимое?

– Вообще-то, это сборник стихов. Эмили Дикинсон. – Я подошла к стеллажу и достала тонкую потрепанную книгу в оранжевой обложке. Она хранила на себе следы прикосновений – много лет ее листали пальцы гораздо старше моих. Я купила ее в любимом букинистическом магазине; на внутренней стороне обложки от руки написано: «Дорогой Вайолет, всегда твой». Я часто задавалась вопросом, кто такая Вайолет и почему книга, подаренная ей в знак преданности, в итоге досталась мне, и всего за два фунта. Не знаю, что у книги за история, но, держа ее в руках, я всегда чувствовала себя защищенной.

– Дикинсон. «Звук похорон в моем мозгу», это ведь она, да? Гениально.

– Можете взять почитать, если хотите, – предложила я неожиданно для себя.

– С удовольствием, спасибо, Мередит. Я буду с ней очень аккуратен и верну при следующей нашей встрече.

Я немного растерялась. Мне казалось, что он вежливо откажется, сославшись на то, что не может взять мою любимую книгу. Но к тому моменту, когда я снова села на диван, он уже положил ее в папку и взял еще одно печенье.

– Мередит, я знаю, что вы очень давно не выходили из дома.

– Тысячу двести пятнадцать дней.

– Это очень много.

– Ну, время летит незаметно.

– Вы считаете дни?

Я неловко пожала плечами.

– А почему вы думаете, что я не должна их считать?

Я скрестила руки на груди, прекрасно осознавая, какой сигнал подаю.

– Нам не обязательно говорить об этом, если не хотите. – Его голос прозвучал особенно мягко по контрасту с моей резкостью. – Я пришел, чтобы узнать вас поближе. Понять, как вы живете, что вам нравится, а что нет, как вы проводите время. И… ну, может быть, мы поможем вам вернуться к людям.

– Я и так с людьми, – произнесла я с вызовом.

– Да, конечно. Но…

– И у меня есть кот. Фред.

– Фред… Астер? Сэвидж? – Он улыбнулся.

– Просто Фред, – сухо ответила я.

– Обожаю кошек.

Похоже, Том Макдермотт будет соглашаться со мной, что бы я ни сказала. Он считает, что пазлы я собираю потрясающе. Любит Эмили Дикинсон и кошек. Я уже успела пожалеть, что отдала ему свой самый ценный сборник стихов. Возможно, я больше никогда не увижу ни Тома, ни любимую выцветшую обложку. Может, попросить его вернуть книгу? Или, когда он пойдет в туалет, вынуть ее из папки и поставить обратно на вторую полку сверху, на законное место?

Но в туалет он явно не собирался и твердо был намерен продолжить разговор о кошках.

– А если Фред заболеет?

Том Макдермотт меня недооценивал. Похожие вопросы мне задавали уже не раз.

– Фред никогда не болеет, – заявила я с гордостью. – А если что, у меня есть лучшая подруга, Сэди. Она отвезет Фреда к ветеринару.

– Это здорово. Чем еще вам помогает Сэди?

– Забирает рецепт раз в месяц, и все. Она подруга, а не сиделка. – Я почувствовала, как мои плечи напряглись. Они будто застыли – где-то под ушами – сразу, как только я отдала ему книгу. – Мне больше ничего не нужно.

– А вы работаете… полный рабочий день?

– Я фрилансер, пишу тексты, так что бывает по-разному. Но я постоянно занята.

– Пишете? Как интересно.

– Вообще-то, не особо. Я же не корреспондент «Нью-Йорк таймс» или что-то в этом роде. Просто тексты для бизнеса.

– Поверьте, это гораздо интереснее того, чем занимался я. – Он поморщился. – В прошлом году мою должность сократили – я работал в финансовой сфере. Так что взял небольшой тайм-аут и пытаюсь понять, что делать дальше.

Я кивнула. Никогда не умела вести светские беседы.

– А ваша семья, Мередит? Родные часто вас навещают?

Я ощутила спазм в желудке и сделала глоток чая.

– Тут все сложно.

– Я неплохо справляюсь со сложностями, – произнес он мягко. – Но нам не обязательно развивать эту тему.

– У меня есть мать. И сестра. Фиона. Фи. Она на полтора года меня старше. – Я будто торопилась закончить фразу.

– И какая она, ваша сестра?

Вполне естественный вопрос – для него.

– Она на меня не похожа. Но сейчас я ничего о ней не знаю. Мы уже давно не общались. Я не вижусь ни с ней, ни с матерью.

– Действительно сложно, – тихо произнес Том и замолчал.

Я начала лихорадочно соображать, чем заполнить возникшую паузу. Не найдя нужных слов, пошла на кухню за очередной порцией печенья.

Спустя полчаса я стояла у входной двери и терпеливо ждала, когда Том Макдермотт уйдет – сделает три шага по садовой дорожке, сядет в свою серую машину и уедет. Я устала вести разговор, отвечать на вопросы, переживать из-за книги и делать вид, что живу на пять с плюсом, хотя еле тяну на троечку.

Но Том не торопился уходить. Он уже горячо поблагодарил меня за гостеприимство, глядя мне прямо в глаза, и сказал, что снова навестит на следующей неделе, если я не против. Фред наблюдал за нами со своего любимого места – удобного кресла у лестницы на втором этаже. Для него это тоже был первый мужчина в доме: интересно, улавливают ли кошки подобные вещи? Я отчасти даже обрадовалась, что он не спустился поприветствовать гостя.

– Помните: у вас нет никаких обязательств, – сказал Том. – Если вам не нравятся мои шутки или я ем слишком много печенья, можете в любой момент меня выпроводить. Обещаю, я не обижусь.

– Вы взяли мою любимую книгу, так что, полагаю, нам следует увидеться снова.

– Верно. – Он улыбнулся. – А мне не терпится узнать, какой пазл вы будете собирать.

– Мозаичный узор. Очень сложный.

– Здорово. Надеюсь увидеть его. До встречи, Мередит.

Я подняла руку, чтобы попрощаться, но он вдруг остановился на пороге.

– Еще один вопрос, Мередит… Если не возражаете… Мне любопытно – а есть у вас что-то такое, чем вы занимались раньше и по чему теперь скучаете? Что-то, чего нельзя делать дома?

Начался сильный дождь. Том Макдермотт застегнул пуговицы своего дафлкота. Позади него на послеполуденном небе прямо на меня надвигались густые серые облака. Я не смотрела туда, но чувствовала их приближение. Сделала шаг назад, подальше от открытого пространства.

– Плавание. Я люблю плавать, – тихо ответила я.

– А я никудышный пловец. Умею только по-собачьи. Ну да ладно…

Он плотнее прижал воротник к шее и стряхнул с кончика носа каплю.

– Если дальше так пойдет, домой мне придется плыть. До свидания, Мередит. Берегите себя.

– Вы тоже, Том Макдермотт, – прошептала я, закрывая входную дверь.

Ночью мне снилось, что я плаваю по-собачьи в огромном озере вместе с Эмили Дикинсон. На берегу сидят Том Макдермотт и старичок с листовки, наблюдают за нами, машут руками и едят шоколадное печенье.

День 1219

Понедельник, 19 ноября 2018

На часах 8:19 – я проснулась почти по расписанию. Достаточно времени для тренировки, чтобы в 8:54 успеть поставить варить яйца. Два яйца, пять минут, и в результате идеальный желток. Три дня проб и ошибок определенно того стоили.

Но перед приготовлением идеальных яиц меня ждала кардиотренировка. Никогда бы не подумала, что для сохранения формы мне нужно всего по двадцать минут с перерывом через день. У меня есть несколько любимых видео на «Ютьюбе», но иногда я делаю микст, просто для удовольствия. А прелесть тренировок дома в том, что никто не видит, как я задыхаюсь уже после шести упражнений «берпи».

За тренировкой всегда следует релаксация: растяжка, глубокое дыхание и позитивные аффирмации. «Я принимаю себя безоговорочно» – одно из недавних дополнений к моему репертуару. Сегодня, как, впрочем, и раньше, я с трудом справилась с этой фразой: у меня просто язык не поворачивался ее произнести. Диана, мой психотерапевт, говорит, что нужно стараться, что для достижения результата это должно войти в привычку. Я позволила себе усомниться в пользе ложных аффирмаций, что вылилось в долгий разговор о саморазрушительном поведении.

Тренировка окончена, и, пока на медленном огне варились яйца, я сунула в тостер два ломтика хлеба с семечками и подождала, пока они покроются золотистой корочкой. Слегка смазала их маслом, аккуратно нарезала на кусочки и положила на тарелку. Яйца заняли свои места на подставках в горошек, я разбила верхушки (самый приятный момент) и уселась за стол, не забыв про чай в любимой кружке, той, что подходит к подставкам. 8:59 утра. Отлично. Я ловлю кайф от таких маленьких достижений.

Потом я несколько часов работала, не подключаясь к интернету, на обед съела сэндвич с сыром и соленым огурцом и вышла в Сеть. Я стараюсь ограничивать свое пребывание в интернете, потому что знаю, как легко там застрять. Час онлайн пролетает как десять секунд в реальном мире. Сначала я составляла график, но быстро поняла, что он не учитывает регулярные обращения к «Гуглу», когда, например, нужно срочно узнать, как приготовить соус бешамель, или не можешь вспомнить имя пятой жены Генриха VIII (этот персонаж всплыл в моей голове, когда я размышляла о мужском шовинизме, а его Екатерин[3] я всегда путаю).

Знаю, что некоторые считают интернет источником всех зол, но я бы без него не выжила. В буквальном смысле. Все, что мне необходимо, я могу получить с доставкой на дом, часто в течение двадцати четырех часов. Свежее молоко, тампоны, батарейки, книги. Я могу даже не открывать дверь, если не хочу никого видеть. Снаружи есть ящик, и в нем достаточно места для любых посылок. С гордостью могу сказать, что установила его сама.

К счастью, я нашла умное приложение, которое фиксирует время, проведенное в Сети, и отключает меня, как только я достигаю ежедневного восьмичасового лимита. Примерно шесть часов уходит на работу, в зависимости от того, сколько у меня проектов, а два остается на королей-женоненавистников и всякое такое. Даже столько месяцев спустя я все еще удивляюсь, когда превышаю лимит. Но есть от этого и польза: я стараюсь не тратить время на ерунду.

После просмотра новостей (сегодня Международный мужской день, и меня затянуло в водоворот обсуждения токсичной маскулинности) я зашла в онлайн-группу поддержки «Вместе мы сила». Я вступила в нее после того, как Сэди прислала мне ссылку, написав в теме письма «ПОСМОТРИ!!!». Очередная ее блестящая идея, а их у нее множество. Она постоянно шлет мне ссылки на новые книги или статьи в надежде, что они подтолкнут меня к тому, чтобы снова стать Нормальным Человеком. Присылает обзоры новых ресторанов, пишет сообщения о скидках на СПА-уик-энды и чаепития. «На всякий случай», – уточняет она. Я удаляю их, не читая. Знаю, что Сэди желает мне добра, но не хочу тратить время на чтение научных статей о социофобии или книг об агорафобии, написанных авторами, в текстах которых самое осмысленное – это их имена.

Кстати, я не страдаю ни тем ни другим.

Должна признать, «Вместе мы сила» оказалась одной из лучших идей Сэди. Мне важно, что при общении онлайн сохраняется анонимность. К тому же приятно сознавать, что я не самый сумасшедший человек в Шотландии. Когда я зашла, на сайте было девяносто восемь пользователей – почти норма для утра понедельника. По вечерам и в выходные активность, по понятным причинам, гораздо выше. Мне повезло, что я могу работать из дома и сама устанавливать график, а не сидеть на рабочем месте строго с девяти до пяти. По такому расписанию я определенно не скучаю. Я часто работаю допоздна – мне нравится бодрствовать, когда город спит.

Я пообщалась с несколькими постоянными участниками группы, спросила, как они провели выходные. Дженис (КРОШКАДЖЕН) опять поругалась со своенравной дочерью-подростком, но сумела удержаться от соблазна съесть все шоколадные конфеты из коробки «Кволити Стрит» (съела только восемь, и ее даже не тошнило). Гэри (СПАСИТЕПЛЗ) сообщил, что, несмотря на благие намерения, ушел в запой, – но что еще остается, если он ждет бесплатной консультации у психолога уже полтора года? Я написала, что дожидалась своего психотерапевта Диану целый год, и не то чтобы она оказалась самым приятным на свете человеком, но после нашего общения хуже мне точно не становится. Дженис посоветовала ему найти частного консультанта за пятьдесят фунтов в час, на что Гэри ответил, что сейчас трудные времена и такие расходы ему не потянуть. Дженис предположила, что за неделю он, вероятно, тратит не меньше на пиво и водку, а польза от этого весьма сомнительна. После этого они обычно начинают спорить об опасностях подобного самолечения и переключаются на преимущества и недостатки Национальной службы здравоохранения. В этот раз, наверное, опять начнут. Будут ходить по кругу, как обычно. Я уже собиралась отключиться, когда на экране появилось окошко закрытого чата.

КОШАТНИЦА29. Есть тут кто-нибудь?

Я навела курсор на фото профиля, увидела пушистую белую кошку и невольно улыбнулась. Проверила данные: женщина, 29 лет, живет в Глазго.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Здравствуйте! ☺

КОШАТНИЦА29. Я не уверена, что поступаю правильно. Я здесь впервые… Мне просто нужно с кем-то поговорить… ☹

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Эй, все нормально. Я Мередит.

КОШАТНИЦА29. Здравствуйте, Мередит. Я Селеста.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Здравствуйте, Селеста. Вижу, вы из Глазго? Всегда приятно встретить земляка.

КОШАТНИЦА29. Вы тоже отсюда? Ого, похоже, я разговариваю с реальным человеком. А где именно вы живете?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ага, я действительно существую. ☺ Живу в Ист-Энде.

КОШАТНИЦА29. А я недавно переехала в новую квартиру в центре города. Рядом со Школой искусств.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Серьезно? Я тоже когда-то жила в тех краях. Отличное было время!

КОШАТНИЦА29. Я живу на Сандерсон-стрит.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Не может быть! Я как раз там жила. Дом 48. Квартира № 1.

КОШАТНИЦА29. Мередит, вы не поверите. Я живу в квартире № 4.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Надо же! Подумать только, как раз над моей!

КОШАТНИЦА29. Именно! Когда вы там жили?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я съехала около пяти лет назад. Решилась купить свое жилье. Вам там нравится?

КОШАТНИЦА29. Мне нравится район. Хотя квартирка крошечная. Очень тесно, даже для одной.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Да уж! Я помню. Кстати, а эта милая кошка на фото профиля не ваша?

КОШАТНИЦА29. Это мамина кошка, Люси. Здесь, к сожалению, не разрешают держать животных. ☹

ФАНАТКАПАЗЛОВ. А у меня есть кот, Фред.

КОШАТНИЦА29. Вы счастливица! Поставьте его фото на аватарку, я хоть посмотрю! ☺

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Обязательно! Он этого заслуживает.

КОШАТНИЦА29. Рада нашему знакомству, Мередит. А что вас сюда привело?

Мои пальцы быстро бегают по клавиатуре, выдавая дежурный ответ.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Хочется дружбы и поддержки. У меня есть некоторые психологические проблемы.

КОШАТНИЦА29. Надеюсь, я не лезу не в свое дело?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Нет, что вы. ☺

КОШАТНИЦА29. ☺ И как здесь все устроено?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ну, есть разные каналы для разных видов проблем. Депрессия, зависимость, ПТСР[4] – все, что угодно. Их мониторят и модерируют волонтеры. Еще много страниц с рекомендациями, со ссылками на профессиональные ресурсы и телефоны доверия. Еще можно общаться с людьми в частном порядке, индивидуально или в группах. Как мы сейчас.

КОШАТНИЦА29. Слишком сложно, честно говоря.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Да нормально, не волнуйтесь. Я не обещаю помочь, но точно могу выслушать, если вы захотите о чем-то поговорить.

Я представила, как она смотрит на экран, размышляя, стоит ли довериться незнакомому человеку. Пытается решить, лучше или хуже она себя почувствует, если поделится тем, что занимает ее мысли или вызывает кошмары. На этот вопрос я не могу ответить. Прошло почти два года, а я все еще полностью не открылась ни Дженис, ни Гэри.

КОШАТНИЦА29. Вообще-то я бы хотела немного поболтать о кошках, если вы не против.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. По-моему, отличная тема. ☺

В итоге мы проболтали целую вечность, причем не только о нашей общей любви к кошкам, но и о Лайзе, которая все еще живет в квартире № 2 и сушит трусы на подоконнике. Мне казалось, что Лайза усвоила урок после того, как году, кажется, в 2002-м порывом ветра ее черные кружевные стринги сдуло прямо под колеса автобуса, о чем я и написала Селесте. Та ответила, что Лайза, вероятно, больше не носит кружевные стринги, и отправила мне несколько смеющихся смайликов, а я расхохоталась.

Тут я вспомнила, что скоро придет Сэди – вечером она предупредила меня, что заедет, после того как заберет Джеймса из школы. Перед выходом из чата я написала Селесте, что мне было очень приятно с ней поболтать, – и это была чистая правда, а не обычное проявление вежливости.

Сэди появилась в нашем классе в середине первого года средней школы[5] – на голову выше всех мальчишек, дерзкая, под стать своей прическе: светлые, почти белые волосы коротко острижены, уши открыты. Другие наши девчонки презрительно косились на нее из-под своей перманентной завивки, а мне она напомнила моделей из маминого каталога «Фриманс». У меня самой не было ни упругих локонов, ни крутой стрижки: мама отказывалась тратить деньги на такую ерунду. Волосы у меня оставались длинными и прямыми, того же скучного цвета, что и всегда.

На уроке английского мистер Брукс посадил Сэди со мной, и после быстрого допроса (да, я смотрела «Твин Пикс», определенно предпочитаю «Домой и в путь» «Соседям», из группы New Kids on the Block больше всего люблю Донни, но Джордан тоже ничего) мы стали подругами.

– Ты прошла тест, – призналась она мне несколько лет спустя.

– А ты мой провалила, но я тебя пожалела, – невозмутимо отреагировала я.

– Мы как соль и перец. Абсолютно разные, но идем в паре.

Она навещает меня всегда, когда есть возможность, иногда вместе с детьми. Джеймс и Матильда проводят время поочередно с Сэди и ее бывшим мужем Стивом, гитаристом трибьют-группы Led Zeppelin, который бросил ее ради поклонницы через полгода после рождения Матильды. Характера Сэди не занимать. Когда в субботу за завтраком Стив сообщил о своем уходе, она лишь спросила: «У тебя правда есть поклонница?» А когда он смылся с потрепанным чемоданом, Сэди отправилась в гараж и выкрасила в розовый его дорогущую электрогитару. Сделала с ней селфи, показав средний палец на случай, если он не уловит интонацию, и отправила ему с подписью: «Будет напоминать тебе о дочери. Это цвет стен ее комнаты».

С тех пор прошел почти год, и теперь все в целом мирно, насколько возможно после измены и ухода из семьи. Поклонница Стива исчезла через несколько недель, и он побежал просить у Сэди прощения, но та уже сменила замки. Он попытался спеть ей через дверь серенаду, а она врубила Red Hot Chili Peppers и прокричала: «Джон Фрушанте – теперь он гитарист!»

Сэди только раз в месяц проводит выходные без детей и старается втиснуть в эти дни как можно больше. Однажды она заглянула ко мне между третьим и четвертым свиданиями (вопрос с завтраком, вторым завтраком, обедом и ужином был уже решен). «У меня очень мало времени, – сказала она в ответ на мои поднятые брови, – так что перестань меня осуждать, поставь чайник, и я расскажу тебе про Ларри, который до сих пор живет с мамой».

Я вовсе не осуждаю Сэди. Конечно, каждый человек как-то оценивает других, и я не исключение. Но меня даже восхищает ее личная жизнь. Я так давно не была на свидании, лет сто уже. «Надо тебе скачать приложение, – как-то посоветовала мне Сэди, – просто ради хохмы. Вдруг ты кого-то встретишь, и он вдохновит тебя рвануть из дома, проломив дверь. Я приеду и увижу только дыру в форме твоего тела».

Я неловко рассмеялась. Мы обе знаем: для того чтобы выйти, мне потребуется нечто большее.

Оставаться дома три дня, не говоря уже о трех годах, Сэди бы даже в голову не пришло, так что первый месяц она никак не могла поверить в происходящее. Пока однажды вечером не застала меня прячущейся под кухонным столом. В тот момент она наконец поняла, что все всерьез.

Сейчас Сэди ничуть не легче принять тот факт, что моя жизнь меня устраивает или, по крайней мере, что я чувствую себя лучше, чем в тот период, когда пряталась под столом. Жить «на троечку» не самый плохой вариант. Думаю, она все понимает, но время от времени заводит свою любимую песню.

– А как же люди? – спрашивает она.

– Какие люди?

– Разные! Те, которых встречаешь, когда выходишь из дома. Случайные люди, с которыми твоя жизнь становится интереснее.

– Моя жизнь никогда не становилась интереснее благодаря случайным людям.

– Помнишь вечер, когда мы встретили парня, который гадал нам по руке?

– Он сказал, что ты станешь шеф-поваром.

– Все еще возможно!

– Ну, не думаю, что у меня будет шестеро детей.

– Кто знает.

– Я знаю.

– Ладно, значит, он был никудышным предсказателем. Но разве ты не скучаешь по таким вечерам? По встречам с невероятными, увлеченными людьми?

– Сэди, половину из них я даже не помню. И они не были настолько уж невероятными.

Ее лицо мрачнеет, и мне становится не по себе. Люди – это только часть истории. Мы с Сэди всегда развлекали себя сами: ходили по барам, смеялись, танцевали, строили планы на жизнь.

– Разве ты не скучаешь по общению «глаза-в-глаза»?

Она говорит это тихо, словно боится, что я запла́чу.

– Я сейчас с тобой именно так и общаюсь, – мягко отвечаю я.

– Да, но тебя, наверное, уже тошнит от моих глаз.

– Конечно нет. У тебя красивые глаза. Меняют цвет в зависимости от твоего настроения.

Она корчит рожу и высовывает язык.

– А сейчас красивые?

Я улыбаюсь своей смешной подруге, которая готова ради меня на все.

Сэди так просто не сдается:

– А свежий воздух?

– У меня постоянно открыты окна, и я часто высовываю голову из задней двери, чтобы глотнуть чистейшего воздуха Глазго.

– Мередит, не издевайся.

– И не думаю.

Так продолжается до тех пор, пока одной из нас не надоедает и мы не переключаемся на другие темы.

– Не могу видеть тебя такой, – сказала она мне в канун прошлого Рождества, когда мы уже обменялись подарками, взорвали хлопушки и крепко обнялись.

Она собиралась забрать Джеймса и Матильду от Стива и пойти домой готовиться к завтрашнему семейному обеду.

Я сделала шаг назад и вздохнула:

– Какой?

– Такой… Ты совсем одна.

– Я не одна, Сэди. У меня есть Фред. – Всегда готовый прийти на помощь, мой кот громко мяукнул из кухни. – Я не страдаю от одиночества и не чувствую себя несчастной. Такое бывало, но сейчас все точно не так.

– Никто не должен быть один в Рождество, – заявила она сердитым тоном, за которым обычно прятала более сложные эмоции.

– У меня есть Фред, – повторила я. – Посмотрю «В джазе только девушки» и начну собирать новый пазл. Мне уже не терпится.

– Ох уж эти твои пазлы! – Ее голос звучал уже не так сердито.

Она легонько ткнула меня в плечо, прежде чем закрыть за собой дверь. Я постояла, касаясь ладонью дверной рамы. Иногда, когда она уходит, кажется, что из дома высосали все живое.

Сегодня у Джеймса насморк, у Матильды лезет новый зуб, а у Сэди похмелье.

– Мы ненадолго, – уверила она, пока они разбрасывали шапки, пальто и ботинки по всему коридору. Фред не очень любит детей, поэтому он спрятался под кроватью.

– Чем занималась? Ты какая-то измотанная. – Мы дружим всю жизнь, так что я могу позволить себе подобное замечание. – А вообще-то… – я вглядываюсь ей в лицо, – выглядишь потрясающе. Глаза аж сияют.

– Я кое-кого встретила, – прошептала она, не в силах сдержать улыбку. Бросила на меня взгляд, означающий, что разговор не для детских ушей.

Пока она высыпа́ла на пол в гостиной мешок с игрушками и разворачивала печенье каждому из отпрысков, я заварила чай и наполнила любимую винтажную тарелку – одно из моих лучших приобретений на интернет-аукционе – лакомствами для взрослых.

– Я ничего не могу есть, – пожаловалась Сэди между глотками чая. – Правда, выглядит очень аппетитно, разве что кусочек. – Она откусила брауни с арахисовым маслом. – Мер, вкус просто сказочный.

– Да ладно, расскажи лучше про своего «кое-кого».

– Колин.

Клянусь, когда она произнесла его имя, ее щеки вспыхнули, а глаза засверкали.

– Познакомились две недели назад в интернете. У нас было три свидания. Никогда раньше никого похожего не встречала. – Она потянулась через стол и взяла меня за руку. – Я так счастлива, Мер.

После двух чашек чая я узнала, что Колину сорок два, он столяр, разведен, детей нет, но он ничего не имеет против встреч с матерью-одиночкой («В отличие от большинства идиотов, которые мне попадаются», – добавила она). Он высокий, щедрый, веселый, не лишен самоиронии, и ему абсолютно плевать на футбол. В общем, идеальный мужчина по меркам Сэди.

– Он совершенно не похож на Стива, – заключила она. – Мер, мне кажется, я правда могу в него влюбиться. Представляешь?

Мне передалось ее радостное возбуждение, я улыбнулась. И тут же осознала, что сама лишена этой части спектра человеческих эмоций. Когда я думаю о Гэвине, то вспоминаю, что была в отношениях, но не помню, что при этом чувствовала. Как будто кто-то просто мне об этом рассказал. Моя жизнь разделена на «до» и «после», и «до» мне по-прежнему недоступно.

В кухню вбежала Матильда, по ее лицу был размазан шоколад. Она бросилась ко мне и спрятала голову у меня в коленях.

– О боже, ты вся в шоколаде! – Сэди вскочила. – Сейчас возьму салфетки. Тилли, иди сюда, маленькая негодница.

– Сэди, все в порядке. – Я взъерошила кудряшки, которые щекотали мне подбородок. Уже давно никто не подходил ко мне настолько близко.

Я приобняла извивающуюся Матильду, с наслаждением вдыхая ее сливочный аромат. Я знала, что уже через минуту она переключится на что-нибудь другое. Пока Сэди рылась в куче сумок, оставленных в коридоре, я любовалась крошечными ножками Матильды, обтянутыми полосатыми колготками, ее испачканными в шоколаде пальчиками. Я щекотала ее круглый животик, и она хихикала. Я тоже засмеялась, а она подняла на меня лукавый взгляд.

– Покажи-ка мне свои зубки, – сказала я, и она широко открыла рот, запрокинув голову, чтобы я могла получше рассмотреть.

– Ух ты! Сколько у тебя больших зубов!

Она восторженно закивала, не закрывая рта. Голубые глаза не отрывались от моих, и она оставалась на удивление неподвижной до тех пор, пока Сэди не вернулась в комнату.

– Ой, посмотрите-ка на эту парочку! – воскликнула Сэди, тут же подхватила Матильду на руки и унесла в гостиную, а я поняла, что для меня все закончилось.

Мне внезапно стало холодно без теплого тельца рядом. Я спрятала ладони в рукава свитера и скрестила руки на животе, пытаясь найти в себе тепло, которого никогда ни от кого не получала, и сидела так до прихода Сэди, замерзшая и понурая, с неприятным комком в горле.

Час спустя, когда мои гости простились, я обошла дом, подметая крошки, стирая с поверхностей следы шоколада и возвращая вещи на их законные места. Я знаю, Сэди трудно расслабиться, когда она здесь с детьми. Думаю, она считает, что беспорядок, который они устраивают, меня раздражает, но это не так. «У тебя безупречно чистый дом!» – всегда говорит она. Иногда это звучит как обвинение.

Это правда, но как иначе? В доме только я и уникальный рыжий кот, невероятный чистюля, который вылизывается несколько раз в день. Мытье одной тарелки и одной вилки не занимает много времени. Чтобы заполнить корзину для белья, мне требуется больше чем два-три дня. Мусора у меня очень мало. И вообще, я во всем люблю порядок. Бардак меня бы очень напрягал.

Другое дело беспорядок, устроенный детьми. Он напоминает мне о том, что в моей жизни есть люди, которым не все равно. Люди, которые будут приходить ко мне в дом, пока я в нем живу, и будут оставлять после себя следы. Убирая за ними, я могу вообразить, каково это – быть матерью. Когда от тебя зависят чистота, тепло, счастье и безопасность маленьких человечков. Мне больно думать об этом слишком часто.

Я убирала посуду с кухонного стола и вспоминала, как Сэди лежала, свернувшись калачиком, на диване и с улыбкой смотрела в телефон. Читала сообщения, от которых в самом начале отношений всегда екает сердце. Я не знаю, будет ли мое сердце снова так екать.

Убирая совок и щетку в шкафчик под раковиной, я заметила желтый поильник Матильды в большом цветочном горшке в углу кухни. Интересно, почему она решила спрятать его именно сюда? Сначала я хотела оставить все как есть, чтобы в следующий раз Матильда нашла его на том же месте, но потом унесла находку в гостиную и поставила на стеллаж с книгами. Хочу поглядывать на нее вечерами, когда собираю пазл или читаю книгу. В комнате бутылочка выглядела чужеродным, но в то же время абсолютно уместным предметом.

День 1222

Четверг, 22 ноября 2018

Том снова был у меня в гостях: та же широкая улыбка и тот же дафлкот.

– Прошу прощения, Мередит, – сказал он, садясь на диван, – я забыл вашу книгу.

Мое сердце сжалось. Если бы не книга, я бы вообще отменила сегодняшнюю встречу. Том мне нравится, но вчера я работала допоздна, и сейчас была совершенно не настроена общаться.

– Ничего страшного, не переживайте, – произнесла я деревянным голосом. – Заварю чай.

Пока закипал чайник, я смотрела на свое отражение в дверце духовки. Интересно, такой вариант зеркала старит? Я понятия не имею, но сегодня на моем лице явно были видны следы, которых я раньше не замечала. Через несколько месяцев мне исполнится сорок. Единственный мужчина в моей жизни сидел сейчас здесь, потому что он заводит дружбу с незнакомыми людьми, пока не найдет нормальную работу.

Я налила чай, положила на тарелку печенье и поплелась обратно в гостиную, где увидела Фреда, который лежал на коленях у Тома, поджав лапы и громко мурлыча. Очевидно, он был очень рад гостю.

– Разве он не любит, когда ему чешут живот? – с улыбкой поинтересовался Том.

Я поставила поднос на столик. Фред бросил взгляд в мою сторону, а затем снова переключил внимание на своего нового друга.

Иуда, подумала я.

– Как прошла неделя, Мередит?

Я пожала плечами:

– Как обычно.

Том потянулся за чаем, и Фред спрыгнул на пол. Описал восьмерку вокруг моих ног, и я наклонилась погладить его в знак прощения за этот мелкий адюльтер.

– А давайте соберем пазл? – вдруг предложил Том. – Я с детства этим не занимался и не помню, как у меня получалось, но сейчас хочу попробовать. Как вам идея?

Я вдруг подумала, что вообще-то ничего не имею против. Я закончила «Поцелуй», но еще не приступила к мозаичному орнаменту. И пазл как минимум сможет отвлечь Тома от его дурацких вопросов.

– Хотите выбрать? – Я кивнула на коробки, лежащие на нижних полках стеллажа.

Он быстро, наобум, вытащил одну – Санта-Мария дель Фьоре великолепный собор Флоренции, тысяча элементов.

– Это сложно, – предупредила я. – Много деталей.

– Люблю сложные задачи. К тому же у меня в команде профессионал.

Я переставила поднос с чаем на пол и высыпала содержимое коробки на столик.

– Всегда начинайте с рамки, – посоветовала я. – Но прежде разберем по цветам. Так будет намного проще.

Несколько минут мы возились в тишине, сортируя крошечные фрагменты флорентийской достопримечательности. Он отбирал светлые детали, я – темные.

– Его строили более ста тридцати лет, – поделилась я своими знаниями. – Огромный купол был задуман изначально, но потребовалось время, чтобы понять, как его возводить, поэтому собор много лет стоял открытым.

– Надо же! Вид сверху, наверное, потрясающий.

– Теперь собираем рамку, – сказала я, а сама представила, как поднимаюсь по сотням узких ступенек на вершину собора.

Какой крошечной я бы казалась на фоне флорентийского горизонта и какое сильное чувство испытала, добравшись наконец до вершины! Как тогда, в детстве, на огромных американских горках в парке Камелот. Мы болтали голыми ногами на самом верху, и Фи нравилось показывать, кого она видит на земле, хохоча над тем, какие все малюсенькие. А мне хотелось смотреть только на небо.

Мы потеряли счет времени, и Том остался дольше чем на час.

– Простите, Мередит. У вас, наверное, есть дела.

– Все нормально. Когда строишь собор, время летит незаметно.

Я взглянула на нашу работу: рамка собрана, и сверху начинает вырисовываться облачное небо.

Он громко рассмеялся – непривычный звук в моем тихом доме.

– Мередит, с тобой весело.

Я сделала вид, что вожусь с подносом, стараясь спрятать неловкость.

– Мне никто никогда раньше этого не говорил.

– Люди порой не замечают очевидного. В отличие от меня – это одно из моих лучших качеств. – Он подмигнул мне. – Еще раз прошу прощения за книгу. Хочешь, могу завтра сунуть ее под дверь, когда буду проезжать мимо.

Я на мгновение задумалась.

– Не стоит беспокоиться. Просто принеси на следующей неделе.

День 1225

Воскресенье, 25 ноября 2018

Меня часто спрашивают, не тянется ли время слишком медленно. Клянусь, нет. По моим представлениям, не медленнее, чем у других. Иногда дни, недели и месяцы утекают как песок сквозь пальцы. В сутках у меня столько же часов, сколько у всех, но нет мужа или детей, которые бы их отнимали. Чтобы добраться до работы, я трачу около трех минут в день, а не три часа, как некоторые. Но все равно бывает, что к концу недели у меня не вычищены деревянные жалюзи в гостиной, с ногтей на ногах не стерт облупившийся лак, не разобрана стопка почты, растущая на подоконнике. Всегда есть дела, до которых не доходят руки, например, обновить силиконовые швы в ванной или разложить одежду по сезонам. Уединенная жизнь с редкими гостями не обязательно добавляет продуктивности. Иногда я даже душ принять не успеваю.

Воскресенье – самый трудный день, но я изо всех сил стараюсь заполнить пустоту. Беру свежие газеты, разделяю на страницы и раскладываю на кухонном столе. Пеку булочки и наполняю чайник, хотя в доме одна только я. Полдюжины булочек, тарелки, ножи, салфетки – вот и подобие стола для семейного завтрака. Тянусь за разворотом со спортивными новостями и за глянцевым приложением. Передвигаю масленку и оставляю крошки в малиновом варенье. Из приглушенного радио доносятся болтовня и смех. Интересно, что сегодня делает Фи, думает ли она обо мне? Может быть, она, Лукас и мама вместе едят булочки и пьют чай. Или у них, как положено, воскресный обед в пабе. Я не хочу составить им компанию, но хочу, чтобы Фи была здесь, со мной. По крайней мере, прежняя Фи. Та, с которой я большую часть жизни делила спальню, а иногда и кровать. Которую вела к алтарю, с которой чувствовала себя защищенной – до определенного момента. Мне так хочется увидеть сестру, что больно в груди. Но потом я вспоминаю, почему ее нет рядом, и булочка во рту превращается в камень.

– Почему у нас нет ни одной фотографии, где мы совсем маленькие? – спросила я Фиону.

– Есть, – ответила она.

– Правда?

– У мамы в шкафу есть коробка со старыми снимками. Полароидными. На одном из них мы с тобой в ванне. Ты там такая толстушка!

– Хочу посмотреть. – Я проигнорировала обидное замечание.

Мне было четырнадцать, у меня только что начались первые серьезные отношения с парнем, и, проводя много времени с его семьей, я стала присматриваться к своей собственной. Оказывается, болтать за завтраком – нормально. Нормально говорить правду, даже если она задевает. Нормально, когда есть семейные фотографии.

У мамы Джейми фотографии были повсюду: на камине, на дверце холодильника, в альбомах – разложенные с любовью и извлекаемые при каждом удобном случае, чтобы повеселиться или подразнить детей. На стене вдоль лестницы она устроила целую галерею, аккуратно развесив фотографии (семейные портреты, фото с выпускных и свадеб) в подходящих серебристых рамках. Всякий раз, поднимаясь или спускаясь по лестнице, она что-то там поправляла. Больше всего меня восхищали профессиональные портреты. Мне никогда не приходило в голову, что можно платить кому-то, чтобы тебя сфотографировали в твоей лучшей одежде, с уложенными волосами на фоне стены в пастельных тонах. Фотография малыша Джейми, сидящего у отца на коленях, рядом с мамой и старшей сестрой, дала мне возможность увидеть совершенно другую семью. Их лица сияли от радости. Никаких пустых глаз. Никакой затаенной обиды.

Я долго не могла порвать с Джейми (хотя уже следовало), потому что общение с его семьей приносило мне огромную радость. Когда мы наконец расстались, я скучала по его маме больше, чем по нему. По дороге в уличное кафе, где я подрабатывала, я порой делала крюк, чтобы пройти мимо их дома. Даже когда шторы в гостиной были задернуты, я чувствовала исходящее оттуда тепло. Как же мне его не хватало!

– Расскажи мне про фотографии, – потребовала я, выключая телевизор.

Сидящая на диване Фиона раздраженно вздохнула, но повернулась ко мне, скрестив на груди руки.

– Зачем тебе? Это обычные старые снимки.

Она явно притворялась равнодушной. Ей льстило, что она знает что-то, чего не знаю я. Тогда у нас еще почти не было секретов друг от друга. Мы всегда жили в одной комнате. Я знала, что в пятницу она надевает свой лучший лифчик (фиолетовый, с кружевом). Знала, что иногда она плачет, лежа в постели, когда думает, что я сплю.

Я пожала плечами, решив поиграть в ту же игру.

– Неважно. Пойду посмотрю сама.

Сестра вскочила с дивана:

– Я покажу.

Мы прокрались наверх. Не знаю, чего мы боялись, ведь мама играла в бинго и должна была вернуться лишь через несколько часов. И все же ее присутствие чувствовалось – в скрипе ступенек на лестнице, в дребезжании окон. Ее не было, но одновременно она была повсюду.

Я не заходила в ее спальню уже несколько месяцев. Там пахло лаком для ногтей и табаком, зеркало туалетного столика было покрыто пылью. Я отвернулась – ощущения были странные. В этой комнате я никогда не чувствовала себя желанной гостьей. Когда я писалась в постель или мне снились кошмары, я шла не сюда, а к Фионе.

– Давай быстрей. – Сестра нетерпеливо потянула меня к шкафу. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки, и вытащила старую обувную коробку.

Я рассчитывала внимательно рассмотреть содержимое, но у Фионы были другие планы. Она сняла крышку и перевернула коробку, разбросав по полу бумажки и фотографии.

– Зачем ты это сделала? – закричала я, опускаясь на колени, чтобы все собрать.

Фиона рассмеялась.

– Вот, смотри. – Она сунула фотографию прямо мне под нос. – Толстушка в ванне.

Я выхватила снимок и увидела на нем двух маленьких девочек в нашей ванной комнате цвета авокадо, какой она была в восьмидесятых. Я в ванне, мои пухлые ручки и круглый животик блестят от воды. Взгляд устремлен не на того, кто снимает, а на сестру, и я смеюсь. Фиона стоит напротив с поднятыми руками, изображая фотографа. Я была низенькой и толстенькой, она – рослой и худой. В моей памяти возникла картина: мы вдвоем сидим перед электрическим камином, завернутые в теплые полотенца, и пьем что-то сладкое из кружек. Потом Фиона роняет полотенце и, пританцовывая на месте, требует: «Посчитай мои ребра! Посчитай мои ребра!

Я не могла вспомнить, ко мне она обращалась или к кому-то другому. Очевидно, сами приготовить себе горячий шоколад мы еще не могли. Должно быть, кто-то согрел полотенца и завернул нас в них, превратив в подобие буррито. Но тут у меня полный провал в памяти.

Мне не захотелось выяснять у Фионы про горячий приторный напиток и электрический камин. Вместо этого я спросила:

– Ты помнишь, как это снимали?

– Нет.

Фиона явно скучала, перебирая косметику на мамином туалетном столике. Она выкрутила до конца тюбик красной помады и медленно провела ею по губам, пристально глядя на себя в зеркало.

Я отложила фотографию в сторону, решив забрать ее себе. Невозможно было представить, чтобы мама когда-нибудь стала просматривать эти напоминания о прошлом, не говоря уже о том, чтобы заметить пропажу. Я почувствовала, как запылали щеки: я разозлилась. Фотографии нельзя запихивать в старую обувную коробку и прятать в глубине шкафа. Их следует расставлять в рамках на каминной полке, крепить на дверцу холодильника или раскладывать по альбомам, которые всегда под рукой. Интересно, зачем она вообще их хранит? Сама фотографировала? Я не помнила, чтобы она уговаривала нас пошире улыбнуться или нараспев давала команду: «Скажите “сыр!”» Не помнила, чтобы мы дружно склонялись над полароидными снимками, наблюдая, как проявляются очертания наших лиц и тел. Вообще не могла вспомнить, чтобы мы делали что-то такое, что стоило бы увековечить как знаменательное событие. Или просто как самый обычный день со всеми его приятными мелочами, которые, в конце концов, и имеют значение.

Я снова вернулась к фотографиям. Там было много черно-белых снимков незнакомых людей. Имена и даты, оставленные на обороте некоторых из них тонким витиеватым почерком, уже начали выцветать. Мое внимание привлекла красивая женщина в свадебном платье под руку с высоким сияющим мужчиной. На обороте были только цифры – 1948. Я быстро подсчитала. Мама родилась в 1957 году.

– Кажется, я нашла наших бабушку и дедушку.

Фиона перестала прихорашиваться и опустилась рядом со мной на колени. От нее пахло маминым «Шалимаром». Я ненавидела этот запах: меня от него тошнило.

– Ее звали Мария. – Фиона провела по изображению невесты пальцем.

– Правда? Откуда ты знаешь?

Меня злило, что Фиона знает то, чего не знаю я. Она знала о фотографиях, знала, как звали нашу бабушку. Что еще ей было известно?

– Я однажды слышала, как мама о ней говорит, – сказала она и пожала плечами. – Может, мне это приснилось.

Я хотела было рассердиться на нее за то, что она, в отличие от меня, не воспринимает это всерьез, но не смогла. Я и сама мало что могла вспомнить, а редкие воспоминания казались очень смутными. Я понятия не имела, что было реальностью, а что нет.

– Ты помнишь, как мы пили что-то горячее и сидели перед электрокамином, завернутые в полотенца?

Фиона посмотрела на меня со странным выражением лица.

– Да. Да, помню. Кажется, горячий шоколад. – Что-то в ее взгляде, слегка расфокусированном, убедило меня, что она не врет.

Я улыбнулась:

– Вспомнилось только что.

– Мы всегда так делали после ванны. Сидели у камина, в тепле. Вообще-то все было не так уж плохо.

Я ничего не сказала, ведь я этого не помнила. Но разрешила себе понежиться в воспоминаниях сестры, представляя, как заботливые руки вытаскивают нас из ванны, притягивают ближе, укутывают, наливают горячую воду в чашку с шоколадным порошком и размешивают, включают камин. Я закрыла глаза и попыталась вызвать в памяти образ мамы, но вспомнила лишь костлявую коленку сестры у себя на бедре, ее длинные пальцы ног, дергающиеся рядом с моими короткими пальчиками, когда мы грели ступни у каминной решетки.

В течение следующих нескольких недель, когда мама играла в бинго или была в пабе с тетей Линдой, я пробиралась в ее спальню и рассматривала фотографии из коробки. Наших с Фионой снимков было совсем немного, мы всегда вместе, не считая двух фото мамы с новорожденным младенцем: видимо, одно с сестрой, другое со мной. На одном снимке она стоит в незнакомом саду перед розовым кустом. Лица ребенка не разглядеть, видна только крошечная ножка, торчащая из складок одеяла. Мама в туфлях на высоком каблуке и в больших солнечных очках, худая, с сигаретой в руке. Улыбается краешком губ.

На другой фотографии она сидит на коричневом диване, откинувшись на оранжевые подушки. На этот раз лицо ребенка, красное и сморщенное, видно отчетливо. Мама смотрит в сторону, лицо бледное, волосы взлохмачены. Она выглядит уставшей. Не думаю, что в тот момент она хотела, чтобы ее фотографировали.

Я не знала, кто из младенцев – я, а кто – Фиона. Мы родились с разницей всего в полтора года, так что мама не успела сильно измениться. Я решила, что довольная, улыбающаяся и с сигаретой она держит Фиону, а бледная и уставшая – меня. Мама всегда говорила, что я трудный ребенок, так что вполне логично, что красное сморщенное лицо принадлежало мне.

Однажды вечером я снова пробралась в мамину комнату, пока Фиона смотрела хит-парад. Открыв дверцу шкафа, я сразу поняла: что-то изменилось. Вещи лежали иначе, тут явно навели порядок. И коробка исчезла. К счастью, фотографию, где мы с Фионой в ванной, я успела спрятать под свой матрас. Оставила себе маленький кусочек нашего детства. Маленький кусочек счастья.

День 1227

Вторник, 27 ноября 2018

На моей входной двери висит табличка с надписью «Я НИЧЕГО НЕ ПОКУПАЮ».

– Но ты же покупаешь с доставкой? – удивилась Сэди, впервые ее увидев.

Я не удостоила ее ответом.

– Слишком категорично, – пробормотала она, когда я отошла подальше.

Ненавижу дверной звонок. Каждый раз, когда он раздается, я вспоминаю, что существует мир, частью которого я не являюсь. Сэди знает, что нельзя приходить без предупреждения, и она не звонит в звонок. Она громко и долго стучит в дверь костяшками пальцев, так что я сразу понимаю, кто это.

В большинстве случаев мое категоричное объявление работает. Но время от времени в дверь звонят, даже когда я не жду доставки, которая требует подписи или не помещается в ящик для посылок. И, придя в себя от неожиданности, я не могу игнорировать звонок, потому что это может оказаться кто-то, кто мне небезразличен. Ну, или когда-то был небезразличен.

Сегодня не тот случай. Правда, и не попытка продать мне двойные стеклопакеты. Это мальчишка с большой щелью между зубами, в руке у него болтается большое ведро. Кажется смутно знакомым.

– Здравствуйте! – радостно поприветствовал меня он. – Я живу через дорогу. Можно я помою вашу машину за пять фунтов?

Я сфокусировалась на его веснушчатом лице, вытесняя из поля зрения уличный фон.

– Что ж, спасибо за предложение… Но у меня нет машины.

Его зеленые глаза расширились:

– У вас нет машины?

– Нет.

Я прислонилась к дверному косяку.

– Вы шутите? – Он огляделся по сторонам, будто пытаясь обнаружить спрятанный автомобиль и уличить меня во лжи.

– Нет.

– Ничего себе. И как вы добираетесь? Типа на работу и все такое.

– Я работаю дома.

– Правда?

– Ты же слышал про интернет?

– Ну да, конечно. Но мама отключает вайфай, когда мы с братом слишком долго сидим за компом.

Он засмеялся. И в этот момент я увидела в его счастливом веснушчатом лице что-то такое, от чего сразу захотелось рассказать ему всю правду – что я уже несколько лет вообще нигде не бываю и все мои прогулки ограничиваются пределами этого дома. Но я не решилась, потому что тогда он навсегда запомнит меня как ненормальную тетку из дома напротив, которая никуда не ходит. Лучше пусть этот мальчуган думает, что я каждое утро иду на станцию и жду на платформе электричку, как все нормальные люди. Что я и делала раньше, совершенно об этом не задумываясь.

– Так ты живешь через дорогу?

– Ага. – Он махнул рукой в сторону дома с вишневым деревом на участке.

– Мне очень нравится ваше дерево, – сказала я ему. – Такое красивое. Когда оно цветет, я понимаю, что пришла весна. Иногда сижу в гостиной и просто смотрю на него.

– Вы серьезно? – Он поморщился.

– Конечно. То есть… когда не работаю и ничем не занята. Ну а ты почему моешь машины? Копишь на что-то?

– На следующей неделе у мамы день рождения. Хочу купить ей ожерелье. С сердечком и маленьким голубым камнем. Она его видела в интернете.

У меня перед глазами возникла картинка: тонкое изящное украшение на шее женщины, обнимающей своих сыновей.

– Звучит красиво. Твоей маме будет очень приятно.

Он пожал плечами:

– Оно дорогое, так что придется вымыть много машин. Я лучше пойду. До свидания.

– Можешь звать меня Мередит.

– Прикольное имя.

Я засмеялась:

– Думаешь? А тебя как зовут?

– Джейкоб Аластер Монтгомери. – Он выпятил грудь. – Мне десять лет.

– Хорошо, Джейкоб Аластер Монтгомери. Слушай, у меня нет машины, но как насчет того, чтобы помыть снаружи мою дверь и порожек?

– Хм… Хорошо.

– Давай ведро, я налью тебе воды. Идет?

– Идет.

Я оставила его наедине с теплой водой, моющим средством и губкой. Сама села у окна и взяла в руки книгу, но взгляд все время возвращался к вишне во дворе Джейкоба. Она уже скинула листву, но пройдет совсем немного времени, наступит весна, и вишня снова зацветет. Я всегда поражаюсь, как так получается: сегодня дерево голое, а на следующий день уже покрыто бело-розовой шапкой.

Десять минут спустя он позвонил в звонок. Я не торопясь осмотрела дверь и присела, чтобы взглянуть на порожек.

– Отличная работа, Джейкоб. Ты молодец.

– Я еще эту штуку почистил. – Он показал на ящик для посылок. – На нем были птичьи какашки.

– Что ж, спасибо тебе большое. Я и не знала, что у меня на двери столько грязи. Повезло, что ты зашел.

Я достала из заднего кармана джинсов пятифунтовую купюру и протянула ему.

– Спасибо. – Он посмотрел на меня с довольным видом. – Мои первые пять фунтов.

– Ты с моего дома начал?

– Нет, сначала звонил к соседям, но они не открыли.

– Может, их не было дома? Или звонок не услышали?

– Может быть. А может, просто не захотели.

– Хочешь, я помою твое ведро, пока ты не ушел?

– Спасибо, Мередит.

День 1229

Четверг, 29 ноября 2018

Том вернул мне книгу Эмили Дикинсон в целости и сохранности, и мы вновь принялись за наш флорентийский проект, одновременно ведя приятную беседу о достоинствах Сильвии Плат и Теда Хьюза. В этот четверг все складывалось прекрасно, пока Том вдруг все не испортил.

– Мередит, а где твой отец?

Я уставилась в кружку с чаем:

– Понятия не имею. Он ушел, когда мне было пять лет, и с тех пор я его не видела.

– Ох, прости.

– Все нормально. Я его почти не помню.

Если Тому и стало не по себе, он этого не показал.

– Наверное, это тяжело – не иметь поддержки семьи.

Я пожала плечами:

– Справляюсь.

Том посмотрел на меня, и я вновь подняла на него глаза.

– Может, выпьем еще чаю? – предложил он.

– Давай. – Я привставала, но он жестом остановил меня.

– Позволь я сам, для разнообразия. Немного молока, без сахара, верно?

Я закусила губу и кивнула. Мне уже очень давно никто не готовил чай. Откинулась на спинку дивана и прислушалась, как Том хлопочет на кухне. Непривычные для меня звуки, но я знала, что все в порядке, что он просто ищет чайные пакетики и сахар. А вот то, как он роется в моих мыслях, меня напрягало.

– Мои родители погибли. Автокатастрофа. – Он сказал это сразу, когда вернулся в комнату.

В руках он держал две кружки, которыми уже лет сто никто не пользовался: на одной блеклый цветочный узор, на другой надпись: «Глазго намного лучше». Ну конечно, откуда ему знать, что я всегда пью из одной и той же кружки.

Он протянул мне ту, что с надписью.

– Это давняя история. Мне было всего десять. Я переехал к бабушке с дедушкой. Добрейшие люди, но, понятное дело, пожилые… Еще и старой закалки. В подростковом возрасте мне было непросто. Ни братьев, ни сестер, только бабушка с дедушкой. Я чувствовал себя довольно одиноко.

– Том, мне очень жаль.

– Не знаю, стоило ли все это рассказывать. Ты не возражаешь?

– Нисколько, – ответила я абсолютно искренне.

Мы сидели в тишине, пили чай. Откровение Тома казалось неожиданным, но точно не лишним. Я уже засомневалась, что сегодня мы еще вернемся к Санта-Мария дель Фьоре.

– У нас с сестрой так было не всегда, – сказала я наконец. Оказывается, произнести эти слова не так уж сложно, и мне даже удалось немного расслабить плечи. – Фи… Когда-то мы были неразлучны. Жили в одной комнате, пока я не съехала. Но теперь… ну, они сами по себе. А я сама по себе.

– Они?

Я опустила глаза и дернула за нитку, торчавшую из джинсов. Я уже пожалела, что начала этот разговор, потому что мне нечем было его продолжить. Только неловкость, тревога и тоска. Решила ограничиться фактами:

– Они живут недалеко. Фи и ее муж Лукас. В пригороде. А мама в том же доме, в котором мы выросли, на другой стороне парка. Она никогда оттуда не уедет.

– И вы не общаетесь? Совсем?

Я помотала головой.

– А ты когда-нибудь пыталась найти отца?

– Я думала об этом. Не уверена, что он захочет меня видеть. Если бы хотел… уже нашел бы, правда?

– Может, он пытался.

Я нахмурилась:

– Это несложно. Мать никогда не переезжала. И в наши дни в интернете можно найти кого угодно.

– Это точно. Но ты же наверняка слышала эти удивительные истории? О разлученных при рождении братьях и сестрах, которые десятилетиями, ни о чем не догадываясь, живут чуть ли не на соседних улицах.

Я накручивала волосы на палец, пока он не начал неметь.

– Мне кажется, лучше жить с воображаемым отцом, чем рисковать, что он сильно меня разочарует.

Или я разочарую его, добавил мой внутренний голос.

– И каким ты его себе представляешь?

– Хорошим человеком. Но, возможно, это попытка выдать желаемое за действительное. Фи считала иначе. По крайней мере, делала вид. Она всегда говорила, что он нам не нужен. Что нам и без него хорошо. Оказалось, это все полная чушь.

– У каждого из нас разные воспоминания о прошлом.

– Думаю, будь он плохим, я бы знала, – попыталась оправдаться я. – Я была маленькой, но… Плохое ведь всегда остается в памяти, правда? Ничего такого, связанного с ним, я не помню.

– Если захочешь найти отца… я мог бы помочь.

Я силилась вообразить наше воссоединение, но мне не за что было зацепиться. Любые варианты казались неестественными, даже сценарий «встреча с незнакомцем».

– Я подумаю, – пообещала я и посмотрела на часы. Мне не хотелось обижать этого милого, доброго, терпеливого человека, но я устала. Хотелось сидеть с Фредом на коленях, смотреть телевизор и чтобы больше в моем доме никого не было.

– Что у тебя на обед? – спросил он, и это была такая очевидная смена темы, что я не смогла удержаться от смеха.

Он тоже засмеялся и потянулся за своим пальто:

– Я просто понял, что ужасно голоден. И заметил твою впечатляющую коллекцию кулинарных книг. Уверен, рыбными палочками ты не ограничиваешься.

– Спагетти путтанеска. Мое любимое блюдо. Анчоусы, оливки, каперсы, помидоры, чеснок и много пармезана. Я всегда хотела поехать в Италию на кулинарные курсы. Поучиться у мастеров.

– Может, когда-нибудь и поедешь. Увидишь воочию наш собор.

Я не стала рассказывать ему, что однажды уже собиралась это сделать. В начале наших отношений мы с Гэвином обсуждали поездку в Тоскану. Тогда я верила, что моя жизнь станет нормальной – не идеальной, конечно, не идеальной, но нормальной.

Прежде чем уйти, Том еще пару минут поиграл с Фредом в коридоре, гладил его, пока тот не начал мурлыкать как сумасшедший.

– Подожди. – Я прошла на кухню, порылась в морозилке и нашла то, что искала.

– Соус путтанеска. – Немного смущаясь, я протянула ему небольшую пластиковую коробочку, но на его лице расцвела абсолютно естественная улыбка.

– Спасибо, Мередит! Теперь у меня есть ужин. Ты гений.

Я улыбнулась в ответ и задумалась о том, что всякий раз, когда я жарю лук, или кипячу воду в большой кастрюле, или ощущаю в сите тяжесть сваренных макарон, я представляю большие руки отца, которые что-то нарезают, помешивают и отгоняют меня от плиты. Я хочу поделиться этим воспоминанием с Томом, рассказать ему, что, когда я с шумом всасываю спагетти, мне снова пять лет, вокруг рта у меня размазан томатный соус и я счастлива от того, что слышу папин смех. Но я промолчала, ведь я не знаю, что это: единственное воспоминание об отце или просто мечта.

Было очень тихо. Я даже не слышала дыхания Фионы. Видела только холмик под одеялом, легкий изгиб ее бедра, копну торчащих волос. Я всегда завидовала ее волосам. От природы соломенного цвета, летом они светлели, и она становилась солнечной блондинкой. Мои волосы были темно-русыми и все время казались сальными.

– Как лошадиное дерьмо, – сказала однажды Фиона, и я полностью с ней согласилась.

Дотянуться до волос сестры я не могла, иначе погладила бы их, просто чтобы она пошевелилась. Мне приходилось засыпать до прихода мамы, потому что притворяться я не умела. Слишком старалась и, по словам Фионы, выглядела так, будто у меня запор. Я попробовала считать овец, но сбилась, и мне пришлось начать сначала.

Дойдя до тридцати трех, я услышала скрип на лестнице. Шаги становились все громче, так что счет можно было прекращать.

Сначала я увидела руки, ее бледные пальцы, схватившиеся за край двери с наружной стороны. Цвет ногтей отличался от того, что был еще вечером, – должно быть, она перекрасила их после того, как отправила нас наверх. В тусклом свете спальни ярко-розовый казался алым.

– Ты почему не спишь?

Она погрозила мне пальцем и вошла. Я кинула взгляд на неподвижное тело Фионы.

– Ты должна спать. – Мама опустилась на колени между двумя узкими кроватями. – Маленьким девочкам нужно высыпаться.

Я не знала, что сказать – вот Фиона бы точно что-то ответила, – и просто улыбнулась.

Мама посмотрела на меня, сжав губы в тонкую линию. Затем тоже улыбнулась.

– Давай-ка мы тебя укроем.

Я лежала смирно, наблюдая, как она разглаживает одеяло тонкими пальцами с розовыми ногтями.

– Тебе надо уснуть, куколка. Завтра в школу. Как ты будешь учиться, если заснешь за партой? Ты же хочешь получать хорошие оценки, правда? Добиться чего-то в жизни?

– Наверное.

– Наверное? – Она приподняла брови. – На догадках ты далеко не уедешь, куколка. Целеустремленность и упорный труд, вот что тебе нужно. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Я пожала плечами:

– Я об этом как-то не думала. Мне нравится писать истории.

– Писать истории? – Она засмеялась. – Это не настоящая работа.

– А кем ты хотела стать в детстве?

– Подними голову. – Она не смотрела на меня, взбивая подушку, но что-то будто мелькнуло в ее глазах. – Мередит, я хочу тебе кое-что сказать. В твоем возрасте я о многом мечтала. Усердно училась в школе. Но я встретила твоего отца, родилась Фиона. Потом ты. Не повторяй моих ошибок. Не позволяй детям становиться на твоем пути, пока не станешь достаточно взрослой, чтобы осуществить свои мечты.

– Хорошо. Я… наверное, теперь я смогу заснуть. – Я завидовала Фионе, которая, вероятно, мечтала о всяких замечательных вещах, а сейчас они ей снились.

Мать смотрела на меня несколько секунд, затем встала и вышла из комнаты.

День 1231

Суббота, 1 декабря 2018

Мы с Селестой болтаем в чате почти каждый день: иногда по несколько минут, иногда дольше. Она работает парикмахером в модном салоне в центре города и развлекает меня историями о женщинах, которые делятся с ней своими семейными проблемами, а еще об одной местной знаменитости, которая всегда расстраивается, если посетители ее не узнают. Селеста чувствует себя немного психотерапевтом, когда, всего лишь спросив клиентку о ее планах на отпуск, уже через час узнает, что та спит со своим соседом.

Я рассказала ей о проекте для нового магазина элитной мебели, над которым работаю. Вчера я засиделась допоздна, пытаясь написать пятьсот слов о кушетке и еще четыреста о бархатных абажурах, что гораздо труднее, чем кажется. Селеста призналась, что немного завидует мне, потому что я сама себе начальник. Я об этом никогда особо не задумывалась, но мне приятно посмотреть на себя ее глазами, хотя ей известна только часть истории. Никто на форуме не знает о масштабе моей изоляции. Они в курсе, что я веду довольно уединенную жизнь, но я так и не смогла раскрыть всю правду. Чем больше я общаюсь с Селестой, тем больше мне хочется ей во всем признаться и тем труднее на это решиться. Наша зарождающаяся дружба не похожа ни на какие другие отношения в моей жизни, потому что в ней полностью отсутствуют жалость и обязательства. Сэди – моя лучшая подруга, но я знаю, что она чувствует себя виноватой, если у нее нет времени меня навестить или если к концу дня не остается сил, чтобы написать больше пары сообщений. И каким бы милым ни был Том, это часть его работы – каждую неделю в одно и то же время сидеть на моем диване.

Я знаю, что в какой-то момент придется все рассказать Селесте, но пока стараюсь об этом не думать. А вот она подобных трудностей не испытывает.

КОШАТНИЦА29. Мередит, меня изнасиловали. Господи, я смогла. Ты первый человек, кому я рассказала.

У меня пересохло во рту.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. О господи. Когда?

КОШАТНИЦА29. Пару недель назад.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ох, Селеста. Как ты? Прости, это такой глупый вопрос…

КОШАТНИЦА29. Нормально. Могло быть гораздо хуже, мне удалось от него убежать.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ты не обращалась в полицию?

КОШАТНИЦА29. Нет. Я никому не говорила. Только тебе.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Ты очень смелая, Селеста.

КОШАТНИЦА29. А мне кажется, нет. Я чувствую себя потерянной. Все время об этом думаю. И постоянно плачу.

У меня к горлу подступил ком, и я сглотнула.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. То, что ты чувствуешь, естественно. Мне очень жаль, что с тобой такое случилось, правда. Что ты собираешься делать? Сообщишь об этом?

КОШАТНИЦА29. Понятия не имею. Мне просто надо было с кем-то поделиться. Это уже огромный шаг. Спасибо, что выслушала, Мередит. Что ты рядом.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я всегда рядом, Селеста. Это правда. Мне хотелось бы тебе помочь. Я могу что-нибудь сделать?

КОШАТНИЦА29. Честно говоря, от нашего общения мне становится намного легче. Так что, наверное, просто продолжай быть собой. ☺

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я постараюсь. ☺

КОШАТНИЦА29. Мне надо идти. Сейчас привезут кое-что из мебели.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Не кушетку? А то я знаю, где можно купить…

КОШАТНИЦА29. ☺☺☺ До сих пор не могу поверить, что ты жила этажом ниже. Мне кажется, это судьба.

Я вышла из Сети, налила себе чашку чая и устроилась с Фредом на диване, не переставая думать о Селесте, о том, насколько она смелее меня.

Я хорошо себе ее представляю, ведь я знаю каждый дюйм ее квартиры. Интересно, кровать у нее тоже стоит у окна, как и у меня? Помнится, я любила читать, лежа пасмурным утром под одеялом, и слушать, как дождь барабанит по стеклу. Надеюсь, окно ее спальни закрывается плотнее, чем мое. Когда дождь был очень сильным, в том месте, где стекло соприкасается с деревянной рамой, появлялась крошечная струйка.

Несмотря на все недостатки, ту квартиру я любила. Я прожила в ней четырнадцать лет, пусть и не совсем по своей воле. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы накопить на собственное жилье – дом, который в тот день мы с Фи смотрели последним после череды разочарований.

– Здесь такой затхлый запах, – фыркнула Фи, когда мы вошли внутрь. – Дверь вот-вот развалится.

Я виновато улыбнулась риелтору и пробормотала:

– Это почти даром. Надо все посмотреть.

– Да ты глянь на эту стену. Тут, наверное, двенадцать слоев обоев.

Я пропустила ее реплику мимо ушей и начала открывать двери.

– В гостиной сделали диванчик прямо на подоконнике!

Она закатила глаза:

– Настоящий старушечий дом!

Я присела на уютный диван в оконной нише и почувствовала, как солнце греет спину. Мне не нужно было больше ничего искать. Я была дома.

Фиона ошиблась. В коридоре оказалось не двенадцать слоев обоев, а всего четыре, но мне и их хватило. Понадобилось десять воскресений, чтобы как следует очистить стены и покрасить их в голубой цвет, который при ином освещении становился лавандовым.

В гостиной, где поблекшие грязные стены когда-то были кремовыми, я поступила наоборот: выбрала обои с ярким рисунком – абстрактные завитки синих оттенков и изящные медно-красные фигуры, напоминающие то ли цветы, то ли загадочных существ из глубин океана. Не то чтобы они мне очень понравились, но ничего подобного я точно раньше не видела, и этого было достаточно. В поклейке обоев я не сильна, и, к счастью, первая стена, за которую я взялась, позже почти вся оказалась закрыта стеллажом с книгами. К тому моменту, как я добралась до второй стены, я уже неплохо справлялась. Обои я клеила по вечерам, после работы, пока руки окончательно не уставали.

Когда комната заполнилась книгами, я почувствовала себя невероятно везучей. Обрезала с подушек на диване-подоконнике торчащие нитки, а выцветшие места прикрыла пушистым пледом.

Предыдущие хозяева оставили старый кухонный стол на шатких ножках и две скамейки, что стало серьезным подспорьем для моего бюджета и означало, что можно сразу купить диван. Я смогла позволить себе только самый простой вариант, но добавила к нему бархатные подушки, а рядом поставила большую корзину с мягкими покрывалами, чтобы было чем укрываться в холодные вечера.

Я не слишком задумывалась о цветах и стилях, а просто доверилась интуиции. В итоге у меня получился дом с гармоничным сочетанием света и тени, пространства и защищенности.

Идеальный дом с неидеально поклеенными обоями и столом на шатких ножках.

Джеймсу был всего год, когда я переехала. Он высвободился из рук Сэди и пополз вверх по скрипучей лестнице. Мы смеялись, глядя на его быстрые маленькие ножки.

– Он просто неуправляемый, – воскликнула Сэди. – Я с ним совсем замучилась.

Я показала ей верхний этаж: просторную спальню, подготовленную для покраски в пыльно-розовый цвет; ванную – еще с лимонно-зеленой плиткой, которую придется терпеть до воскрешения моего банковского счета; крошечную вторую спальню, ставшую временным складом пустых банок из-под краски и кусков обоев.

– Идеальный размер для детской. – Сэди слегка подтолкнула меня локтем и оттащила Джеймса подальше от валявшегося на полу малярного валика.

Я скорчила гримасу. Мы с Гэвином встречались уже несколько месяцев, и он казался мне хорошим парнем, но мы не думали ни о женитьбе, ни о детях. Наше знакомство произошло самым традиционным способом: в баре, во время спонтанной пятничной вечеринки после работы. Я планировала остаться только на бокал вина, но решила, что лучше согреться теплом непринужденной улыбки симпатичного парня, чем возвращаться домой – к корзине грязного белья и одинокой тарелке еды из микроволновки. Мы несколько часов проболтали о теориях заговора, криминальных документалках и об ужасных историях про интернет-знакомства, и с тех пор встречались дважды в неделю.

Сэди была права – комната идеально подходила для детской.

– Или для кабинета, – заметила я.

– Мередит, мне нужно больше подруг с детьми. Все женщины, которых я встречаю на детских площадках, слишком серьезные и правильные. Их дети едят только органическую пищу, и они никогда, никогда не смотрят телевизор. По крайней мере, так они говорят. Понятное дело, врут.

– С ними, похоже, весело, – засмеялась я. – Но не думаю, что уже готова завести ребенка.

– Тебе почти тридцать пять. Может, стоит поторопиться?

Я пощекотала Джеймса под подбородком, он захихикал.

– Пойдем. Покажу тебе гостиную.

Час спустя я сидела на диванчике у окна и наблюдала, как Сэди усаживает своего крошечного сына в автокресло. Она что-то ему сказала, он посмотрел в мою сторону и помахал ручкой. Сэди просияла, гордясь его новым достижением. Я энергично помахала в ответ. Они уехали, а я еще некоторое время сидела и думала о своих будущих детях. В отличие от многих, я никогда не составляла заранее список имен и не пыталась представить себе, какими они будут. Сознавая, что время неумолимо, я по-прежнему не была в себе уверена.

Я считала, что еще успею.

А теперь все изменилось. Хотя кажется, только вчера мы с Сэди стояли в комнате, которая могла стать детской, и прикидывали, куда поставить кроватку.

Иногда, когда я лежу в постели совсем одна, мне очень хочется ощутить чье-то прикосновение. Но это не жажда мужского тела, а острое желание почувствовать рядом ребенка, спящего у меня на руке. Согревающего мою грудь легким дыханием. Придающего смысл мой жизни. Ребенка, который помог бы мне продолжать жить.

Мы с Гэвином наблюдали за парадом из окна его квартиры: сверху открывался вид на украшенные перьями шляпы, огромные маски, саксофоны и барабаны. Улица превратилась в море танцующих, хлопающих и ликующих людей.

– Давай-ка. – Он держал мою джинсовую куртку, ожидая, что я просуну руки в рукава. – Пойдем, присоединимся к веселью.

– Никогда не видела Глазго таким, – заметила я, когда мы влились в поток на Байрес-роуд.

Несмотря на толпу, я чувствовала себя в безопасности, ведь Гэвин одной рукой обнимал меня за плечи. Он был высок, и я едва доставала ему до подмышки. Наши ноги – мои в синих конверсах и его в потертых кожаных ботинках на шнурках – синхронно шагали по тротуару. Гэвин был крепким, удобным и надежным, как его ботинки.

До нашей любимой части района – мощеной улочки с кафе и барами – мы добирались в три раза дольше, чем обычно. Разглядывали торговые прилавки, и я даже не заметила, как Гэвин купил мне браслет, украшенный маленькими лунными камешками и серебряными звездочками. Я надела его и почувствовала, как он холодит кожу на запястье.

– Мне нравится. – Я поцеловала его в щеку и подумала, не пришло ли время сказать, что и он мне нравится – даже больше, чем браслет.

За те полгода, что мы встречались, ни один из нас не произнес ни слова о любви. Иногда, после секса или когда мы прогуливались в сумерках по Ботаническому саду, держась за руки, я начинала чувствовать, будто должна сказать или сделать что-то, соответствующее серьезности момента. Тогда я отворачивалась, или шла ставить чайник, или вспоминала какой-нибудь курьезный случай на работе.

– Может, выпьем чего-нибудь? – предложила я на этот раз.

– Мы вовремя. – Гэвин подтолкнул меня к крошечному пустому столику в углу бара. – Я принесу пиво.

В кармане куртки завибрировал телефон.

«Вы где? Мы к вам присоединимся!»

Пальцы зависли над клавиатурой. Один за другим я нерешительно печатала ответы и тут же их стирала.

– Все нормально? – Гэвин сел рядом и протянул мне бутылку пива.

Я с благодарностью сделала глоток:

– Да, это Фи. Они с Лукасом хотят к нам присоединиться.

– Круто. А где они?

Я сделала еще глоток, избегая его взгляда.

– Вообще-то, я не очень хочу с ними встречаться, – призналась я.

– Слушай, а что не так с Лукасом?

В тот раз мне не хотелось их знакомить, но Лукас шел в комплекте с Фи, а она прямо-таки загорелась идеей двойного свидания. «Больше никогда», – сказала я тогда Гэвину, с наслаждением вдыхая прохладный вечерний воздух после двух часов в переполненном ресторане, в течение которых мне пришлось натянуто улыбаться и делать вид, что шутки Лукаса кажутся мне смешными. «Ох, какие мы нежные!» – повторял он, и Фи тут же вставляла: «Она всегда была такая!»

– Ну, он немного странный, – только и смогла промямлить я.

– Но сестра у тебя классная.

– Да, она такая. Мне неудобно, но…

– Эй. – Он взял меня за руку и сжал ее. – Не надо.

Я пожала плечами и сделала еще глоток пива.

– Я со своим братом больше года не разговаривал.

– Да, но он в Гонконге. Это другое. Вы вообще были близки?

Он покачал головой:

– Не особо. Хотя общаемся мы нормально. Не то чтобы у нас был серьезный разлад или что-то такое.

– Вот, в этом и разница. Мы с Фи действительно близки. Если я не отвечу на ее сообщение, она будет волноваться.

– Мередит, тебе тридцать пять, – мягко произнес он.

Первое, о чем я подумала, – как красиво он произнес мое имя, почти пропел.

– Я знаю. Но это не мешает ей волноваться.

В итоге я выключила телефон, и мы продолжали болтать и выпивать. Наши ноги соприкасались под столом.

– Я хотел бы тебе помочь, – неожиданно сказал он.

– С чем? – удивилась я.

– С твоими семейными делами. Я вижу, тебя это тяготит. Просто хочу, чтобы ты знала… что я рядом. Всегда.

В тот момент я вдруг осмелела. Может быть, из-за пива. Или из-за его карих глаз, которых он с меня не сводил, даже когда я опускала взгляд на собственные пальцы, которыми то обдирала пивную подставку, то теребила браслет.

– Помнишь, я рассказывала об отце? Он ушел, когда я была совсем маленькой.

– Конечно.

Он потянулся через стол и взял меня за руку, как и положено хорошему парню.

Я ощутила тепло его кожи. И поняла, что он точно мне подходит.

– Мать всегда говорила, что он ушел из-за меня. Я спросила ее, что я такого сделала, а она ответила, что ничего. Сказала, он просто ушел, потому что меня было недостаточно, чтобы заставить его остаться.

– Черт. Серьезно?

Я кивнула.

– Не помню, сколько мне было лет, когда она сказала это впервые. Я даже не помню, где и когда. Но это было. И не один раз. Я и сейчас слышу, как она это говорит.

Он потер макушку:

– Жесть… Извини.

Тут он наконец отвел глаза, и я испугалась, что все испортила. Что уже потеряла его, потому что даже то немногое, что я наговорила, оказалось для него чересчур. Но он снова посмотрел на меня и еще крепче сжал мою руку:

– Мне очень жаль, что твоя мама так сказала, Мередит.

– Ее голос… это уже даже не ее голос, но он всегда у меня в голове. Напоминает мне, что я недостаточно хороша. Я пытаюсь заглушить его, но не могу.

– Но ты же знаешь, что это неправда? Ты хороша, даже больше, чем просто хороша. Жаль, ты не видишь себя моими глазами.

Я перегнулась через стол и поцеловала его.

Рано утром, когда мы, держась за руки, возвращались домой сквозь кучи карнавального мусора, обмениваясь улыбками с другими запоздавшими гуляками, я чуть было не призналась ему в любви.

День 1240

Понедельник, 10 декабря 2018

КОШАТНИЦА29. Мередит, я, наверное, пойду в полицию.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Хорошо… Это ведь правильно, да? Как ты себя чувствуешь?

КОШАТНИЦА29. Я понимаю, с тех пор прошло уже несколько недель, но я просто чувствую, что нужно это сделать. Он, наверное, где-то ходит, выслеживает других женщин… Если я могу как-то помочь его остановить, значит, должна.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я очень горжусь тобой. Правда.

КОШАТНИЦА29. Спасибо, Мередит. Я написала заявление, чтобы отнести в участок. Знаю, что там мне придется снова это пережить, но я хотела как-то все прояснить в своей голове. Можно попросить тебя об одолжении? Ты не посмотришь текст? Хочу убедиться, что там все понятно, не слишком путано.

Я согласилась, потому что как я могла не согласиться? Дала ей свой адрес электронной почты, и через минуту услышала, что пришло сообщение. Я сразу открыла его, и сердце у меня заколотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.

Она шла домой из бара. Сначала в компании друзей, но последние несколько минут одна. До входной двери оставалось совсем немного, когда он возник сзади и зажал ей рот рукой – на нем были плотные перчатки, и она не могла нормально дышать. Она будто остолбенела. Он потащил ее в переулок рядом с магазином и начал щупать, сжимать грудь и тереть между ног. Наконец в ней что-то сработало, и она стала сопротивляться, толкнула его со всей силы. Он тут же ударил ее по лицу, снова зажал рот. Другую руку просунул ей под джинсы. Время как будто остановилось. Потом она услышала шум машины, голоса стали громче, он толкнул ее на землю и убежал. Она почувствовала во рту влагу и поняла, что у нее идет кровь из носа. Какое-то время она лежала на земле, потом поднялась и побежала домой – на самом деле она не помнит, как добралась. Все. Это все, что она может сказать. У него, кажется, темные волосы и глаза, широкие плечи и большие руки, хотя этого, вероятно, недостаточно, чтобы опознать его, да? Но она готова попробовать. Она не знает, что еще добавить, и надеется, что не слишком много взвалила на человека, которого едва знает, но она очень, очень мне признательна.

Я не сознавала, что плачу, пока Фред не запрыгнул ко мне на колени и не начал тереться носом о бедро. Весь остаток дня картины произошедшего с Селестой не шли у меня из головы. Я видела, как она отшатывается от его пощечины. Как лежит на земле с лицом, вымазанным в крови. Как бежит домой, стремясь быстрее оказаться в безопасном месте. Лежа в своей постели, с плотно закрытыми глазами, я чувствовала себя там, рядом с ней. И вот уже она – это я. Мое дыхание прорывается сквозь его перчатку. Он сжимает мою грудь, его холодная, грубая рука щупает мое тело. У меня во рту моя кровь. Это я, я, я…

День 1243

Четверг, 13 декабря 2018

Надо отдать ему должное – Том Макдермотт наблюдателен.

– Ты все время дергаешь себя за рукава, – сказал он мне за имбирным пивом (которое купил он) и песочным печеньем (которое испекла я).

Действительно, я натянула на ладонь рукав свитера, так что отрицать не было смысла. Я пожала плечами:

– Дурацкая привычка.

Том засмеялся:

– Я могу придумать и похуже. Например, грызть ногти на ногах.

Я тоже невольно рассмеялась:

– Фу.

– Вообще-то для этого требуется особая гибкость. Неплохой навык, тебе не кажется?

Я отправила в рот оставшийся кусочек печенья и почувствовала на языке сливочный крем и варенье. Мои старания не пропали даром, и в этот раз печенье вышло идеально рассыпчатым.

Мы болтали о том о сем: о независимости Шотландии, о любимых телевизионных передачах, о том, почему у кого-то возникает желание грызть ногти на ногах. У его друга скоро свадьба, Том – шафер и волнуется по поводу своей речи. Я предложила ему потренироваться со мной, уверив, что буду абсолютно объективна и сообщу, если какая-то шутка окажется несмешной.

– Как ты относишься к браку, Мередит?

– Я не знаю, каким должен быть брак. – Я подобрала под себя ноги, устраиваясь на диване поудобнее. – В детстве я почти не видела других семей. Думаю, ближе всего к нормальной паре были родители Сэди. В смысле они развелись, как только Сэди поступила в колледж. Но это ведь тоже нормально, правда? Ждать, пока дети вырастут, и потом каждый идет своей дорогой?

Вообще-то, развод Боба и Сильвии стал для Сэди шоком, но все произошло очень быстро. После объяснения Боб в течение двадцати четырех часов переехал в квартиру в соседнем пригороде, а Сильвия перекрасила спальню в лиловый цвет. Как будто они несколько лет это планировали.

– Рискую показаться циничным, но думаю, мои родители успели умереть до возможного развала их брака. А бабушка и дедушка… они всегда производили впечатление счастливой пары. За год до смерти отпраздновали золотую свадьбу.

– Пятьдесят лет… вот это да. Думаю, мне уже не хватит жизни, чтобы столько прожить в браке.

Том рассмеялся:

– Мне тоже. Хотя… я должен кое в чем признаться.

– Ты соврал про свой возраст?

– Нет. Я ни про что не врал. Просто я женат.

Я уставилась на него в изумлении:

– Ты женат?

Мой взгляд автоматически устремился на его левую руку.

– Я не ношу кольцо, хотя раньше носил. Мы расстались полгода назад.

– Как ее зовут?

– Лора.

– Красивое имя. Она хороший человек?

Он потер переносицу. Я заметила, что он делает так время от времени. Думаю, это эмоциональная реакция. Независимо от того, хорошая Лора или нет, мысли о ней заставляют его нервничать.

– Она очень хороший человек.

Я молчала, чувствуя, что мы вот-вот перейдем черту, вдоль которой топчемся уже несколько недель. Мне пришлось напомнить себе, что Том хочет быть мне другом, поскольку свой лимит на дружбу я почти исчерпала. Я тоже хочу стать ему другом, хотя прекрасно понимаю, что люди, исполняющие эту роль, в его жизни, вероятно, уже есть.

– Мы женаты три года. И до этого были вместе пять лет. Поэтому после свадьбы с ребенком решили не тянуть.

Я представила себе Тома с уткнувшимся ему в грудь малышом, лицо сияет от гордости. Он был бы отличным отцом.

– Все получилось очень быстро, в медовый месяц. Мы были так счастливы! Потом пришли на первое УЗИ, а сердцебиения не было.

– Том, мне очень жаль.

– Как только нам разрешили, мы попытались снова. Забеременели быстро. И вновь потеряли ребенка. На этот раз гораздо позже. – Он понизил голос и уставился в пол. – Лора все-таки родила. Маленького мальчика. Кристофера.

– Том, ты не обязан мне все это рассказывать, – прошептала я. Мне казалось, будто я залезла в его личный дневник.

– За два года мы потеряли четырех детей.

Я не знала, что сказать. Положила руку ему на колено, хотя и не была уверена, что это правильный жест. Но Том накрыл мою руку своей, и какое-то время мы просто сидели так и молчали.

– Ничего тяжелее я в жизни не испытывал. Но всегда считал, что мы с Лорой справимся. То, что не убивает, делает нас сильнее, верно?

– Да, так говорят.

– Она прошла кучу обследований, но врачи так и не смогли ничего понять. Казалось, вообще никаких причин не было. Поэтому мы решили попробовать еще раз. На самом деле это Лора решила, я уже хотел остановиться. Мне было невыносимо видеть, как она переживает потерю очередного ребенка.

Во мне вдруг затеплилась надежда, что у этой истории будет счастливый финал, хотя я понимала, что это невозможно. Будь так, Том сейчас гулял бы в парке, прижимая к груди ребенка и обнимая жену, а не сидел на моем диване со слезами на глазах.

– Мы обустроили детскую. На чердаке уже стояла коляска. Тетя Лоры передала нам целую коробку вязаной детской одежды. Все было готово, нам просто нужно было немного удачи.

– Хочешь чаю? Или чего-нибудь покрепче? Кажется, на кухне есть немного бренди.

Он помотал головой.

– Однажды я пришел с работы, а ее не было. Оставила мне записку. Сказала, что не может больше на меня смотреть. Что, когда смотрит, видит только четырех мертвых младенцев.

Мне стало тяжело дышать:

– Это ужасно.

– Да, так и есть. С тех пор я с ней почти не разговаривал. Она живет в Манчестере с сестрой. Но она не плохой человек. Она просто не смогла справиться с моим горем вдобавок к своему собственному.

– А ты смог бы справиться с ее горем?

– Не знаю. Но я был готов попробовать.

Я сжала его колено, потом убрала руку.

– Я заварю чай и поищу бренди. Скоро вернусь.

– Хорошо, Мередит.

Пока закипал чайник, я все время всхлипывала и натягивала на ладони рукава свитера. Ткань обтянула плечи так туго, что мне стало почти больно.

День 1244

Пятница, 14 декабря 2018

У Дианы длинные рыжие волосы, собранные на макушке в аккуратный пучок; иногда его удерживает воткнутый посередине карандаш. Еще у нее молочно-белая кожа и отвратительный интернет. Она живет на другом конце города – хотя, когда мы общаемся, а ее экран зависает намертво, начинает казаться, что на другом конце света. Это наш третий видеозвонок, и у меня по-прежнему серьезные сомнения, но я ждала год и обещала Сэди попробовать, так что теперь мы пытаемся меня «починить».

Диана уже знает обо мне гораздо больше, чем я собиралась ей рассказать. Я надеялась обойтись кратким описанием своего прошлого и нынешнего состояния, но у нее есть цель, и для ее достижения она намерена выяснить все подробности.

– Мередит, думаю, вам стоит попробовать техники осознанности, – заявила она.

– Хорошо. – Я согласилась, поскольку выбора все равно нет. К тому же мне хотелось побыстрее закончить со всем этим и вернуться к выпечке. Сегодня я готовлю несладкие булочки с маслинами, сыром фета и вялеными помидорами.

– Я дам вам два упражнения, и мне бы хотелось, чтобы вы делали их каждый день. Вам может показаться, что одно из них работает лучше, чем другое, – это абсолютно нормально. Поначалу вы будете чувствовать себя немного глупо, но это тоже норма, просто смиритесь и продолжайте. Эти техники помогают сосредоточиться на текущем моменте, уменьшить чувство тревоги или паники.

– Понятно.

– Первое, что вам нужно делать, это зевать и потягиваться каждый час по десять секунд.

– А если мне не захочется зевать?

Диана засмеялась:

– Я знала, что вы спросите. Просто попробуйте! В любом случае это часто вызывает настоящую зевоту. Давайте я покажу.

Она широко раскрыла рот и произнесла «а-а-ах», растягивая звук. Затем подняла руки высоко над головой. Она делала все очень медленно, и это на самом деле завораживало.

– Вы, наверное, хотите знать, какой в этом смысл? – спросила Диана, закончив демонстрацию.

Я промолчала, но она попала в точку.

– Идея в том, что зевок прерывает ваши мысли и чувства. Переносит в настоящее. Когда будете потягиваться, старайтесь заметить любое напряжение в теле. Если заметите, можете сказать себе: «Расслабься» или даже: «Привет».

– Привет?

– Важно просто замечать, без всяких оценок. Потратьте на это еще двадцать секунд и снова займитесь тем, чем занимались, – готовили, читали, ели, собирали пазл.

– Ладно.

– Второе упражнение называется «изюмная медитация».

Я не смогла удержаться от смеха:

– Я люблю изюм.

Она улыбнулась:

– Что ж, это хорошо. Тут тоже все просто. Вы берете изюминку и стараетесь съесть ее осознанно. Я бы посоветовала сесть где-нибудь в тихом месте, чтобы ничто не отвлекало. Положите изюминку в рот и жуйте очень медленно. Постарайтесь задействовать все органы чувств – обоняние, осязание, вкус. Не спешите проглатывать, подержите ее во рту. После того как проглотите, улыбнитесь.

– Улыбнуться?

– Доверьтесь мне, Мередит.

Иногда на меня что-то находит. Нет, не так. Иногда я оказываюсь во власти чего-то.

Все начинается в горле: холодные тиски на шее сжимаются все крепче, и я не могу перевести дыхание. Когда становится совсем плохо, возникает чувство, что я задыхаюсь.

Затем давление смещается вниз, к груди. Сердце стучит так, будто пытается пробить дыру в грудной клетке.

Через несколько секунд я покрываюсь потом. Мне так жарко, что хочется сорвать с себя одежду. Я бы так и сделала, если бы не онемевшие руки. Голова кружится. Физические ощущения знакомы, и память подсказывает, что они не будут длиться вечно, но мне все равно кажется, что на этот раз умру. Ни о чем другом я думать не могу. Сердце все колотится, я отчаянно пытаюсь восстановить дыхание. Потом вижу звездочки – как в детстве, когда я закрывала глаза и прижимала ладони к векам. Дрожь в ногах усиливается, и вот я уже не могу стоять. Падаю на мягкую поверхность.

«Вот и все – сейчас ты умрешь, – звучит в моей голове. Голос не мой – возможно, это голос матери. – И умрешь ты в полном одиночестве».

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я прихожу в себя, – тридцать секунд, полчаса, час. Когда способность двигаться возвращается, я доползаю до кровати и долго-долго сплю.

Я действительно не понимаю, как Диана и ее изюминки помогут мне со всем этим справиться.

– Как я выгляжу? – Она влетела в гостиную.

Фиона бросила на нее беглый взгляд и снова уставилась в экран телевизора.

– Сногсшибательно, – сухо сказала она.

– Мередит? Красивая у тебя мама?

– Конечно. Мне нравится твое платье.

– Это старье?

Она провела по бокам руками, покрутила бедрами и надула губы, будто я была мужчиной, которого она пытается соблазнить. Я неловко заерзала на полу.

– Куда ты идешь? – спросила Фиона, хотя ей было все равно.

Я ждала, что мама скажет ей не лезть не в свое дело, но у нее было слишком хорошее настроение.

– В паб с тетей Линдой, а потом как получится. Куда ночь заведет.

Она с важным видом прошла через комнату и стала рассматривать свое отражение в зеркале над камином, словно собиралась пройти по красной дорожке с голливудским красавчиком, а не тащиться по Дьюк-стрит с тетей Линдой, которая вовсе не приходилась нам тетей и вообще родственницей, но всегда была рядом и иногда тайком от мамы подкидывала мне фунт-другой.

Мамина левая нога находилась в нескольких дюймах от моего плеча: под коленом, куда не добралась бритва, виднелись короткие волоски. Кожа была бледной до синевы. Я подняла глаза, увидела, как она взбивает волосы, а затем роется в сумочке в поисках сигарет. Серебристая сумка отлично сочеталась с туфлями.

Нарядилась она явно не для тети Линды.

По правде говоря, это платье я терпеть не могла. Словно сшитое из тонкого пластика, оно туго обтягивало мамино худощавое тело. Я представила себе, как выпирающие кости разрывают ткань.

Она накрасила губы, но не своей обычной ярко-красной или розовой помадой. Новый телесный оттенок был ей не к лицу. Но она казалась довольной результатом и напоследок еще раз взбила волосы.

– Не ждите меня! – бросила она через плечо, выходя из комнаты.

– Хорошо повеселиться! – пожелала я ей.

– Постараюсь, куколка, постараюсь!

– Ты ее ненавидишь? – спросила Фиона, как только за мамой в ее пластиковом платье захлопнулась дверь.

– Фиона! – Я повернулась к ней в возмущении, но ее взгляд был по-прежнему прикован к экрану телевизора, а губы плотно сжаты.

– Что? Не строй из себя невинность, Мередит. Мы обе знаем, что она сука. И она-то точно нас ненавидит.

– Ты правда так думаешь? – Слова сестры вызвали у меня скорее любопытство, чем негодование.

Фиона пожала плечами.

– В сердце этой женщины нет никакой любви, – произнесла она уверенно и спокойно.

– Конечно, она нас любит. Разве это не происходит автоматически, когда у тебя рождается ребенок?

Я была слишком мала, чтобы знать что-то о родах, но видела женщин, воркующих над своими младенцами в парке, и смотрела достаточно взрослых передач, рассказывающих о материнстве как о волшебном преображении.

– Может быть, меня она немного любила вначале, – сказала Фиона. – Когда появилась ты, ее жизнь стала настоящим дерьмом.

Я смотрела на нее в недоумении, пока она не отвела взгляд.

– Я шучу! Господи, Мередит, не реви. Она говорила, что я ее порвала, когда рождалась, и что она никогда меня не простит. Она думала, из-за меня ей конец.

– Она рассказывала тебе что-нибудь о том, как родилась я?

– Нет. Но я это помню.

– Врешь. Тебе и двух лет не было. В этом возрасте никто ничего не запоминает.

– А я запомнила. Она не успела в больницу и выкинула тебя прямо на кухонный пол. Крови было море. Ты орала несколько дней.

– Я тебе не верю. – Я страшно разозлилась на нее за такое ужасное описание моего рождения.

Несколько минут мы сидели в тишине. Она смотрела телевизор, а я просто пялилась в экран, не следя за происходящим.

– Она нас любит, – упрямо повторила я.

Фиона вздохнула:

– Да какая разница. Как только мы вырастем, мы уедем. Я найду работу или встану на биржу труда. Мы сможем получить жилье как бездомные. Скажем, что она выгнала нас, а потом сбежала.

Я и не подозревала, как сильно мне этого хочется. Внутри все сжалось от страха и волнения. И надежды.

– И я могу уехать с тобой?

– Конечно, дурочка, как я тебя брошу? Мы же команда.

– Когда? Когда мы сможем это сделать?

– Когда мне исполнится шестнадцать.

– Еще целая вечность, – буркнула я. Возбуждение постепенно сдувалось.

– Наберись терпения, – твердо сказала Фиона.

– Ты обещаешь? Обещаешь, что у нас будет собственное жилье?

– Обещаю.

Я никогда не видела свою сестру такой серьезной, поэтому мне ничего не оставалось, как поверить ей.

День 1245

Суббота, 15 декабря 2018

КОШАТНИЦА29. Я получила ответ из полиции.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. И?

КОШАТНИЦА29. Довольно короткий, на самом деле. У них ведь очень мало информации, правда? Случайный человек, которого я даже толком не разглядела, никаких свидетелей. Они сказали, что изучат дело и будут держать меня в курсе.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Как ты? Думаю о тебе все время.

КОШАТНИЦА29. Лучше, кажется.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я рада. Знаю, что уже это говорила, но ты очень смелая.

КОШАТНИЦА29. Спасибо, Мередит. Как твоя вчерашняя терапия?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Неплохо. Получила домашнее задание: притворно зевать и есть изюм.

КОШАТНИЦА29. Звучит интригующе! Думаю, в любом случае стоит попробовать.

ФАНАТКАПАЗЛОВ. Наверное… ☺

КОШАТНИЦА29. Чувствую себя подростком, приглашающим девочку на свидание, но, может, обменяемся телефонами?

ФАНАТКАПАЗЛОВ. ☺ Конечно.

Я напечатала свой номер, внимательно проверила и нажала кнопку «Отправить». Через несколько минут после выхода из чата на мой телефон пришло сообщение:

«Привет, Мередит! Это твоя новая подруга Селеста».

Я улыбнулась. У меня есть новая подруга, Селеста. И тут я совершила неожиданный поступок:

«Привет, новая подруга Селеста! Не хочешь заехать ко мне на чашечку кофе/чая с пирожными? Завтра? Мередит».

Я перечитала текст несколько раз, палец завис над маленькой стрелкой, готовый отправить приглашение. Вновь перечитала написанное, а затем стерла. Положила телефон на стол и отправилась на поиски Фреда. Он лежал у меня на кровати, свернувшись таким плотным клубком, что я не сразу поняла, где его голова. Я присела на корточки и пристально на него уставилась. Решила: если проснется, отправлю сообщение.

Он не проснулся, но я напомнила себе, что кошки – существа своенравные, так что явно не стоит позволять Фреду принимать за меня решения. В голове всплыла одна из любимых аффирмаций Дианы – «Выбирай веру, а не страх», – и я восприняла это как знак спуститься вниз и закончить начатое.

«Привет, новая подруга Селеста! Не хочешь заехать ко мне на чашечку кофе/чая с пирожными? Завтра? Мер».

Я нажала на стрелку раньше, чем успела себя остановить. Испугаться я тоже не успела, потому что она сразу же ответила:

«С УДОВОЛЬСТВИЕМ. Пиши адрес, и я приеду. Договорились».

День 1246

Воскресенье, 16 декабря 2018

Я встала рано, чтобы успеть сделать все воскресные дела до прихода Селесты. Поменяла лоток для Фреда – все это время он пристально наблюдал за мной с кухонного подоконника, – затем подмела и помыла пол, основательно почистила ванную (как ни странно, я полюбила лимонно-зеленую плитку) и сменила постельное белье. Потом открыла все окна в доме, наслаждаясь холодным воздухом. Раз я уже вспотела, то решила потренироваться сразу, не откладывая на вечер. Пробежала вверх-вниз по лестнице пятьдесят раз, правда, на семь секунд медленнее личного рекорда: за девять минут двадцать три секунды.

Плюхнулась на пол, дождалась, пока пульс придет в норму, а потом сделала несколько растяжек. Ко мне присоединился Фред: вытянул лапы и стал кататься рядом по ковру.

Но даже после всей этой активной деятельности мне все еще было тревожно. У меня не было опыта знакомств через интернет, но подготовка к встрече с Селестой немного напоминала то, как я себе это представляла. Помню, как Сэди встретилась с парнем, с которым два месяца общалась в Сети. «Мне кажется, я даже немного влюбилась в него», – делилась она накануне свидания, и в этот момент у нее разве что сердечки из глаз не сыпались, как в старом мультфильме. По ее подсчетам, они потратили больше двухсот часов на то, чтобы узнать друг друга, обмениваясь сообщениями и болтая вечерами по телефону, когда дети уже спали. «Это примерно пятьдесят свиданий с несколькими ночевками», – сказала она, подмигивая.

Но когда Сэди и Джейсон (или Джастин, или Джулиан, что-то в этом роде) наконец увидели друг друга, стало понятно, что хеппи-энда у мультфильма не будет.

– Ничего! – голосила она, уронив голову на мой кухонный стол. Она рыдала так, будто кто-то умер.

– Совсем ничего? Ни малейшего трепета?

– Абсолютно. Это было похоже на свидание с соседом моей бабушки. – Она начала рыться в сумке. – Мне надо покурить. Ты не возражаешь?

Я посмотрела на нее неодобрительно, но широко открыла заднюю дверь:

– На меня не дыми. А что не так с соседом твоей бабушки?

– Вообще ничего. – Она вцепилась в дверной косяк и драматично выдохнула дым в вечерний полумрак, как героиня мыльной оперы на грани давно назревшего нервного срыва. – Нет, он, конечно, милый. Вполне нормальный парень. Но мне не нужен милый или вполне нормальный, Мер. Я хочу бабочек. Я думала, что нашла. Но, как только он заговорил, все бабочки сдохли. Или улетели, или что там еще.

Теперь я стояла на том самом месте, где в тот день слушала Сэди. Я медленно приоткрыла заднюю дверь, пока не почувствовала на лице свежий воздух. Селеста будет здесь через два часа, и я не хочу оказаться соседом ее бабушки. Не хочу быть просто нормальной. Я хочу быть потрясающей, потому что она этого заслуживает.

Она будет здесь через два часа, а я еще не готова. Я приняла душ, но снова хожу в халате, и влажные волосы холодят спину. Что надеть на встречу с человеком, с которым в течение нескольких недель общаешься почти ежедневно, но которого не узна́ешь, встретив на улице? Я знаю о ней все и не знаю ничего.

Просмотрев содержимое гардероба, я исключила свой обычный вариант – легинсы и свитер, – слишком повседневно. В легинсах и свитере нет ничего особенного. Но чересчур наряжаться я тоже не хотела, чтобы не выглядеть как старушка, надевшая лучшее праздничное платье. Я не покупаю много одежды – какой смысл? – а два года назад Сэди отнесла три сумки с моими старыми вещами и неприятными воспоминаниями в благотворительный магазин. На вешалке под объемной вязаной кофтой я нашла джинсовую рубашку, которая валялась у меня уже целую вечность, но я никогда ее не надевала, хотя и не могла заставить себя с ней расстаться. Легинсы и джинсовая рубашка – это все, что я могу предложить Селесте. Может быть, если все пройдет хорошо (если ее не отпугнут пазлы) и она снова придет меня навестить, я закажу что-нибудь новенькое. Например, одно из тех симпатичных расклешенных платьев с большим воротником.

До прихода Селесты оставался всего час, а мне еще нужно было высушить и выпрямить волосы. Я встала на колени перед высоким зеркалом и вгляделась в свою бледную кожу и усталые глаза. Витамин Д я принимаю регулярно, но это не то же самое, что ощущать на щеках солнечный свет. Селесте двадцать девять, и она не затворница. Пережив ужасное, она не прячется. Уверена, кожа у нее сияет.

Внутри у меня будто что-то царапалось, пока я возилась с выпрямителем для волос. Я намеренно не смотрела себе в глаза, но уже знала. Знала, что собираюсь сделать.

Так и не закончив с волосами, я спустилась вниз и написала Селесте сообщение.

«Селеста, прости, пожалуйста! Я неважно себя чувствую. Мы можем перенести встречу?»

На экране мгновенно появились три маленькие точки – знак того, что она пишет ответ. Я почувствовала, как изнутри поднимается тошнота. Поделом мне за то, что вру.

«Ох, Мер, мне очень жаль! Вообще не беспокойся! Конечно, мы можем перенести. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится ххх».

Я хотела написать ей, какая она добрая и как мне жаль, но меня слишком переполняло чувство вины, чтобы продолжать диалог. Я выключила телефон и прилегла на диван. Через несколько секунд Фред свернулся в клубочек возле моей руки. Он смотрел пристально, и я осторожно потрогала его за нос. Меня по-прежнему тошнило. Я натянула покрывало на нас обоих и стала ждать, когда закончится день.

День 1255

Вторник, 25 декабря 2018

Сегодня Рождество, и я сделала все, что положено. Возможно, даже больше. Отправила открытки, чтобы напомнить нескольким людям, что я еще жива. (У меня есть маленькая, но особенная коллекция открыток, адресованных мне. Главные среди них – самодельная открытка от Джеймса с изображением ангела на верхушке елки, украшенной мишурой, причем Джеймс утверждает, что ангел – это я, и огромная открытка от Сэди с надписью «Тому, которого люблю, на Рождество», которую она считает смешной.) Я заказала настоящую елку и украсила ее разноцветными гирляндами и большой блестящей звездой. Мне нравится еловый запах, правда, Фред постоянно трогает иголки лапой, так что нижние ветки за несколько дней сильно поредели. Все эти запахи – хвои, свечи с ароматом ладана и мирры, глинтвейна – подвергают мое обоняние праздничной перегрузке.

Глинтвейн я сварила в большой медной кастрюле. Осторожно помешивая горячий напиток, я потягивала его из кружки, пока заворачивала подарки. Их было так мало, что можно запросто управиться за час. Но я растянула это занятие на целую ночь. Вооружилась крафтовой бумагой (ее можно перерабатывать, а блестящую и глянцевую – нет), а чтобы разбавить скучноватый вид, перевязала коробочки красно-белым шнуром и аккуратно написала фломастером имя каждого получателя. Закончив с упаковкой, я посмотрела «Чудо на 34-й улице» (обе версии), «Полярный экспресс» и «Эту замечательную жизнь». В качестве закусок к фильмам я выбрала горячий шоколад со взбитыми сливками, зефир, имбирное печенье и шоколадные трюфели с карамелью и морской солью. Имбирное печенье я испекла сама, а трюфели в шикарной жестяной коробке купила на модном сайте. Такие трюфели каждый должен попробовать хотя бы раз в жизни. Еще я приготовила пряный рождественский пудинг, но не потому, что он мне так уж нравится, а потому, что это праздничное блюдо, на приготовление которого уходит около двух часов. Так что субботнее утро я провела с пользой. В моей жизни нет церковных служб, школьных мероприятий, открытых катков и оживленных супермаркетов, поэтому мне нужно чем-то заполнять время. Вот сейчас мне есть чем заняться. Сэди прислала кучу фотографий с рождественского спектакля Джеймса, где он исполнял роль верблюда и выглядел не слишком счастливым. По телефону я уверила его, что он отлично справился, потому что верблюды обычно всегда недовольны, а роль мудрого волхва вообще скучна и никому не интересна. К тому же большинство мудрецов вовсе не так мудры, как им кажется. Он хихикнул, потом телефон схватила Матильда, поднесла его к своему сопящему носу и пропела мне «Джингл Бэллз».

Том заезжал вчера – без предупреждения, но я даже не рассердилась, ведь на нем была шапка Санты с колокольчиком. «Я просто навещаю дорогих мне людей!» – объяснил он свой неожиданный визит. Он остался на пудинг, съел большой кусок и заверил, что ничего вкуснее в жизни не пробовал. Я купила ему подарок – мягкий шарф в традиционную шотландскую клетку, завернула и спрятала у телевизора. Просто на случай, если он мне что-нибудь подарит.

Что он и сделал, и мне было очень приятно, хотя и неловко – он вручил мне подарок в гостиной, и пришлось доставать его шарф и объяснять, почему тот не лежит под елкой. Но Том лишь рассмеялся и сознался, что тоже не знал, подарю ли я ему что-нибудь. Этот рождественский этикет вообще странная вещь, заметил он. Я не спросила, купил ли он подарки всем своим одиноким подопечным. Не так уж мне это и интересно.

Проснувшись, я сразу развернула свои подарки, потому что в рождественское утро так принято и это помогает отличить праздник от обычного вторника. Подарок Тома – дневник с плотными кремовыми страницами и гладкой кожаной обложкой насыщенного коричневого цвета, с моими инициалами, вытисненными на лицевой стороне, – мне очень понравился!

Сэди приехала прямо с ночной смены в больнице – у меня как раз испеклись шоколадные круассаны. На ней были серьги в виде рождественских елок, а стетоскоп обмотан мишурой. Она вручила мне огромный флакон духов, какими я пользовалась в двадцать лет, и я сразу обильно ими надушилась. Остаток дня я чувствовала себя так, словно собираюсь на свидание в спальне у Сэди. Приятно отдохнуть от надоевшего запаха ладана и мирры. Мы с удовольствием повспоминали старые времена – куда ходили и с кем встречались, – пока Сэди не пришло время уезжать: ей нужно было забрать детей от Стива.

– Им не терпится получить все свои игрушки от Санты и поиграть с ними, – сказала она извиняющимся тоном.

– Ну конечно, – успокоила я ее, но я знаю, что она была бы счастлива, если бы я надела куртку и пошла с ней.

Вместо этого я сунула ей в руки детские подарки – коробку с фигурками диких животных для Джеймса, потому что он хочет стать смотрителем зоопарка, когда вырастет, и огромного единорога для Матильды, от которого, я уверена, она будет в восторге. Поцеловала Сэди в щеку и пожелала ей счастливого Рождества.

Аромат духов держался весь день, еще долго после ухода Сэди. Они намного слаще и тяжелее тех, какими я пользуюсь сейчас, и она это знает. Она подарила мне ностальгию в высоком изящном флаконе.

Я развернула подарок для Фреда – пушистую мышь, набитую кошачьей мятой, с которой он полчаса носился как сумасшедший, а потом вырубился на диване и проспал до самого вечера. Я сидела рядом с ним и ела большую порцию приготовленного в начале недели карри, осторожно держа тарелку на колене. Я не люблю индейку и никогда ее не готовлю, и сегодняшний день – не исключение.

Я обменялась сообщениями с Селестой, которая пожаловалась, что ее отчим так громко храпит на диване, что они с мамой не слышат телевизор. Написала ей, что лежащий рядом Фред делает то же самое. Потом она призналась, что наконец-то рассказала маме и отчиму о случившемся и что мама долго плакала, но они оба очень ее поддерживают.

Свернувшись калачиком рядом с Фредом, я наблюдала, как на экране Джеймс Стюарт ищет смысл жизни. Ела сыр и крекеры, потом доела рождественский пудинг, хотя вовсе не была голодна. Открыла бутылку игристого вина, которую принесла Сэди, и выпила всю слишком быстро. Я подумала о сестре, закрыла глаза, и за пять минут до полуночи меня разбудил телефонный звонок.

Мама. Ее голос звучал глухо. Она спросила меня, что я делала весь день и почему не купила ей подарок. Да, она получила мою открытку. Нет, в этом году она свою не присылала. Пустая трата времени. У нее есть кое-что для меня под елкой – я получу это, когда возьму себя в руки и наберусь смелости к ней приехать. Она сказала, что Фиона и Лукас только что ушли, и у меня внутри все сжалось. Они провели у нее весь день. Лукас резал индейку и съел две порции трайфла. Я пожелала ей счастливого Рождества и повесила трубку, не дожидаясь, пока она договорит. Выключила телефон. Назавтра, в День подарков, у меня случилась паническая атака.

Впервые он появился в нашей жизни унылым воскресным днем, когда привычный затяжной дождь барабанил в окно гостиной, словно настойчивый незваный гость. Мы с мамой смотрели черно-белый фильм, хотя я скорее просто делала вид, что смотрю. Мне хотелось чего-нибудь яркого.

– Привет! – голос Фи разнесся по коридору, и звучал он иначе.

Я не расслышала ее следующих слов, но поняла, что она говорит с кем-то еще. Послышался шум сбрасываемых курток и обуви, приглушенный смех. Я посмотрела на маму, но ее взгляд был прикован к экрану телевизора, где молодая женщина цеплялась со страдальческим видом за руку пожилого невозмутимого мужчины.

Мы редко приводили в дом гостей. Иногда заходила Сэди, но обычно она просто ждала в коридоре, пока я возьму куртку и надену ботинки. Никогда никаких мальчишек. Но сейчас один из них стоял в гостиной – возможно, самый высокий человек, когда-либо появлявшийся у нас в доме. Он нависал над нами, пока Фи не велела ему сесть.

– Это Лукас, – представила она своего спутника.

Я пробормотала приветствие, мама выключила звук у телевизора и оглядела гостя с ног до головы.

– Приятно познакомиться, – сказал Лукас. – Много слышал о вас.

Мама улыбнулась.

– Правда? И что, например?

Долго ждать ответа не пришлось: они с Фионой хорошо подготовились.

– Ну, я знаю, что вы печете отличный рыбный пирог.

Вообще-то рыбный пирог всегда пекла я. Но мама приняла комплимент.

– Кажется, он есть в морозилке, – сказала она. – Не хотите остаться на ужин?

Фиона просияла, и Лукас с энтузиазмом кивнул:

– Да, спасибо, миссис Мэггс. Я с удовольствием.

– Тогда пойду разогрею. – Выходя из комнаты, мама передала Фи пульт.

Мы сидели в тишине, а потом переключили на музыкальный канал.

– Чем занималась? – спросила меня Фи, садясь рядом с Лукасом на диванчик.

Как будто я действительно могла рассказать что-то интересное. Я видела, как она вложила руку ему в ладонь и он крепко сжал ее пальцы.

– Ничем особенным. Испекла финиковый пудинг с карамелью. Можем съесть его после рыбного пирога.

– Здорово. – Она подтолкнула его локтем.

– Хорошая идея, – согласился он.

Я смотрела на его ножищи в грязных белых носках. Рядом с ногами Фи они выглядели огромными.

– Мы теперь настоящая пара, – заявила Фи. – Пока ехали сюда, Лукас попросил меня стать его девушкой.

– Поздравляю, – сказала я и добавила, обращаясь к нему: – Ты смелый парень.

Мы с Фи засмеялись, а он лишь улыбнулся. Причем одними губами, выражение его глаз не изменилось.

Мы смотрели телевизор, пока мама не позвала нас ужинать. Стол был накрыт на четверых, что вызвало странные ощущения. Можно было подумать, это придаст небольшому деревянному прямоугольнику гармонию, но ничего подобного не произошло. Не знаю, в чем было дело: в его росте, непривычном мужском запахе, или в том, как он вытянул мимо меня свою длинную руку, чтобы взять соль, или же это была неловкость, которую я испытала, случайно задев его ногой под столом. Может быть, все это вместе. А может, как позже сказала мама, я просто ревновала.

– Однажды у тебя тоже появится парень, – заметила она, когда за Фи и Лукасом закрылась входная дверь.

– Может быть, – пробормотала я.

Я знала, что сестра просто прощается с ним во дворе, но сердце не переставало колотиться до тех пор, пока она не вернулась в дом.

После этого Лукас стал постоянным гостем на наших воскресных ужинах. Мама разогревала приготовленную мной еду и выдавала ее за свою, а мы с Фи подыгрывали. Я всегда вызывалась накрыть на стол, чтобы поставить соль, перец и томатный соус рядом с тарелкой Лукаса. Ему больше никогда не приходилось тянуться через меня.

День 1257

Четверг, 27 декабря 2018

Оказалось, Том собирал пазлы гораздо лучше, чем мы ожидали, и наша миниатюрная версия Санта-Мария дель Фьоре уже готова почти наполовину.

– Нам стоит поучаствовать в конкурсе, – сказал он. – Я слышал, можно выиграть большие деньги.

Я хихикнула:

– Вот и вариант карьеры. Кем ты хотел стать, когда вырастешь?

– Частным детективом, – произнес он с серьезным видом.

– И в итоге занялся финансами? Или ты был полицейским под прикрытием, расследовал корпоративное мошенничество?

– Да уж, это было бы намного интереснее. Но… нет, к сожалению, просто скучные инвестиции и пенсии. А ты о чем мечтала в детстве?

– О чем-то творческом. Более творческом, чем то, что я делаю сейчас. Мне всегда нравилась идея стать шеф-поваром или репортером. На самом деле я работала в газете – еще до… ну ты понимаешь. Это, конечно, не такая мощная журналистика. Но у меня что-то получалось. Потихоньку.

– Тебе, очевидно, пришлось уйти?

Я кивнула:

– Мой шеф был очень добр. Но трудно делать репортажи для местной газеты, если никуда не ходишь.

Я нашла фрагмент с изображением кирпичной кладки в елочку, который так долго искала, и с ликующим видом вставила его в центр купола. Мы погрузились в уютную тишину, шаг за шагом воссоздавая собор.

– Как тебе собирать пазл в компании со мной – полным новичком?

Я засмеялась:

– Нормально. Но ты же понимаешь, я и другие пазлы собираю, когда тебя здесь нет.

– Ничего другого я и не ожидал.

– Вообще-то я не против, что ты здесь, – неловко призналась я.

– И мне тут нравится.

– Может, я не такая уж одиночка, какой себя считала.

– Нет ничего стыдного в том, чтобы быть одиночкой. Мне кажется, что получать удовольствие от собственной компании, иметь такую внутреннюю силу – этим можно гордиться.

– Возможно. – Я наконец встретилась с ним взглядом. – Хотя обычно я не чувствую себя такой уж сильной.

– Мередит, ты одна из самых сильных людей, кого я знаю.

– Серьезно?

– Конечно. Иначе я бы так не сказал.

– Думаю, мне хотелось бы стать сильнее.

Он посмотрел в окно.

– Там огромный мир, Мередит. И он ждет тебя.

Крошечное объявление Билла я заметила на информационной доске в библиотеке:

Требуется помощник по связям с общественностью.

Опыт работы не обязателен.

Гибкий график.

«Мне нужен был кто-то, кто любит читать», – объяснил он, когда я спросила, почему он повесил объявление именно там. Единственным другим претендентом оказалась женщина, работавшая в той самой библиотеке, но, к счастью, Билл решил, что будет справедливее отдать место кандидату без работы.

Собеседование прошло быстро, потому что рассказывать мне было особо нечего. Пятерка по английскому и опыт работы в колл-центре, правда, за две недели до этого компания закрылась. Билл кивнул, сделал несколько пометок, а потом сказал, что место мое и приступать нужно в понедельник.

До моего появления он со всем справлялся в одиночку и сидел в кабинете размером с половину маминой гостиной. Пришлось втиснуть туда письменный стол для меня и старый пыльный шкаф. Я чихала целыми днями, и у меня обострилась экзема. Договор мы не заключали, он платил мне наличными каждую пятницу и предупредил, что, если дела заглохнут, я останусь без места. Но дел хватало. Мне нравилось превращать самый обычный товар или услугу в интересный пресс-релиз, на который обратили бы внимание местные газеты. Иногда они это делали, а иногда нет. О средствах по уходу за собаками и итальянских ресторанах обычно не рассказывают на первых полосах.

Билл явно занимался еще какой-то деятельностью, о которой я ничего не знала. Я была новичком в мире пиара, но прекрасно понимала, что написание текстов для местных компаний не приносит достаточно средств, чтобы покрывать аренду и мою зарплату, а также расходы Билла на содержание жены, двух детей и большого дома в одном из самых модных пригородов Глазго.

К нему часто приходили какие-то люди, и он уходил с ними, якобы на обед. Однажды, читая газету, я наткнулась на знакомое лицо. Это была женщина, которая несколько дней назад обедала с Биллом. Она оказалась медсестрой в крупной городской больнице и хотела, чтобы весь мир знал, что нехватка персонала и несправедливые условия труда привели к смерти пациента.

После этого я стала внимательнее присматриваться ко всем, кто приходил в офис.

Билл не часто комментировал то, что я делала. Но однажды – к тому времени я проработала у него около полугода – моя заметка о парикмахерской, которая расширила помещение и оборудовала специальную зону для детей клиентов, попала на пятую полосу газеты. Придя на работу, я обнаружила разворот на столе. Конечно, под материалом стояла чужая подпись, но это был мой текст, за исключением пары правок.

– Отлично пишешь, – сказал Билл, не отрывая взгляд от экрана компьютера. – Лучше, чем я.

Я покраснела и пробормотала «спасибо», сознавая, что его оценка дорогого стоит.

– Тебе надо поступить в университет. Или пройти курс журналистики в колледже.

– Я бы с удовольствием. Но не могу себе этого позволить.

– Все ты можешь. Переезжай обратно к матери. Подай заявку на грант или получи студенческий кредит. Продолжай работать тут, когда не будет лекций. Полно людей с доходами меньше, чем у тебя, но они получают высшее образование.

– Спасибо, но меня пока все устраивает.

На следующее утро рядом с моей клавиатурой лежала стопка буклетов разных учебных заведений. Я уставилась на затылок Билла:

– Это что такое?

– Посмотреть не повредит, как считаешь? – сказал он не оборачиваясь.

– Наверное.

Я положила буклеты на пол и даже не взглянула на них, но все же забрала домой.

Я прочитала их все, от корки до корки. Смотрела на фотографии здоровых, улыбающихся юношей и девушек с чистой кожей и белыми зубами. Никто из них не выглядел грустным, усталым или бедным. Я старалась представить себе, каково это – каждый день сидеть в огромной аудитории и слушать лекции о том, что тебе интересно.

Утром, до работы, я выкинула все буклеты в мусорный ящик. Все, кроме одного. Время от времени я листала его, воображая, что смотрю на готическую колокольню Университета Глазго как студентка, а не как посторонний. Занимаюсь в круглом читальном зале, гуляю по галереям со своими друзьями, как ребята с девятнадцатой страницы. Потом я убирала буклет обратно под кровать.

Документы я так никуда и не подала. Продолжала работать на Билла, но однажды утром по дороге в офис у него случился сердечный приступ и он упал замертво на Сошихолл-стрит. Я устроилась в очередной колл-центр и теперь выясняла у людей, довольны ли они своей энергоснабжающей компанией.

День 1269

Вторник, 8 января 2019

Я поняла, что с Селестой что-то не так, еще до того, как она заговорила. Я услышала ее тяжелое дыхание.

– Кажется, я только что его видела, – произнесла она и снова жадно глотнула воздух. – В супермаркете.

– Что? Кого?

– Того, кто на меня напал. Скорее всего. Я не знаю. Почти уверена, что это был он. Он смотрел на меня, Мередит.

– Ох, Селеста. – Я опустилась на диван. – Это, наверное, ужасно.

Она громко шмыгнула носом.