Метемпсихоз

Манхэттен,Нью-Йорк, СШАНоябрь, 1986

В офисном кубе Мэдли Райана секундная стрелка настольных часов едва слышными щелчками мотала время вперёд. Тридцатилетний программист из Огайо не замечал их, как и не замечал, что остальные офисные кубы в огромном оупен-спейсе пусты уже более двух часов, а он, изредка поправляя очки в позолоченной оправе с деревянными душками, барабанил по клавиатуре команду за командой. На чёрном экране монитора перед ним появлялись белые строки слов и символов с нежно-голубым оттенком, он создавал что-то новое, необъяснимое, как ему казалось в самом начале его пути – недостижимое. Из колонки переносного радиоприёмника размером с ланч-бокс, борясь с шипением неустойчивого сигнала Дэйв Мюррей отыгрывал гитарное соло «Пойманного где-то во времени». Именно так себя и ощущал Мэдли Райан. Пойман где-то во времени, между прошлым и будущим, двух миров, где реальность и иллюзия слились воедино во благо его разработки. Программист не заметил, как оупен-спейс погрузился во мрак, его путь в новый мир освещала чёрная настольная лампа и овала тёплого света на руках над клавиатурой было вполне достаточно. Изредка его горло пересыхало и начинало свербеть, он делал маленький глоток холодного кофе с молоком, не отводя взгляд от множества строк на мониторе.

– Эй, какого чёрта? – послышался недовольный голос у входа в оупен-спейс. – Мэдли, твою мать, ну сколько можно?

Высокий пожилой афроамериканец в форме охранника «Байрон-Хофстедер» сделал несколько шагов по мягкому серому ковролину в сторону куба программиста.

– Пол десятого, ради всего святого, – возмутился он, встав позади кресла Райана. – Ты знаешь, я должен указать в рапорте. Сверхурочные согласованы с твоим супервайзером? Джонсон в курсе? Ты же знаешь, если нет, я буду вынужден…

– Расслабься, Катчер, – улыбнулся Мэдли и повернулся к охраннику, его очки блеснули в свете настольной лампы. – Босс в курсе, тебе ничего не будет, но ты прав, мне уже пора бежать. Чёрт, я совершенно потерял счёт времени.

– Вот именно! Кто в здравом уме будет сидеть в пятницу до половины десятого на работе? – охранник провёл указательным пальцем по седым усам. – Ты должен развлекаться на дискотеке или смотреть кино с чудной девчушкой, а не просиживать сгорбившись над телевизором свою молодость.

Райан поправил воротник бежевой рубашки, допил кофе одним глотком и потянулся к свитеру на вешалке возле стола.

– Когда творца захватывает идея, всё остальное уходит на второй план.

– А тебя, значит, захватила идея? Какая идея, сынок? Запрограммировать очередную безделушку в удовольствие совету директоров?

Мэдли улыбнулся.

– Я тебе покажу.

– Не уверен, что пойму. Мне ваши эти коды, программы, чем вы тут ещё занимаетесь, сравни с ядерной физикой. Но вот, что мне понятно – ты вынуждаешь меня торчать здесь с тобой, а повтор игры идёт уже минут десять.

Райан ввёл несколько команд, строки и символы исчезли, на мониторе замигала одинокая белая вертикальная полоска в правом верхнем углу.

– Просто смотри, Катчер.

Стук клавиш и кнопка «Ввод». На мониторе появилось сообщение:

>> Привет!

Несколько секунд компьютер обдумывал приветствие, затем высветил:

>> Привет, Мэдли, как прошёл твой день?

– И что?

– Смотри-смотри, – Райан застучал по клавишам вновь.

>> Спасибо, день прошёл хорошо. Ты знаешь какая погода сегодня в Нью-Йорке?

Вопрос обрабатывался немного дольше.

>> В Нью-Йорке минус шестнадцать по Фаренгейту, ожидается выпадение мокрого снега.

– Мэдли, ты программируешь гидрометцентр? – ухмыльнулся охранник.

– Что-то типа того, – Райан пригладил непослушные каштановые волосы. – Давай, задай вопрос.

– Я?

– Да.

– Я не знаю, что спросить.

– Ну, любой.

– Кто выиграет в матче «Джайентс» – «Рэдскинс»?

– Ок.

>> Кто выиграет в матче «Нью-Йорк Джайентс» – «Вашингтон Рэдскинс» в финале конференции Национальной футбольной лиги?

Компьютер задумался пару минут, Катчер заворожённо смотрел на экран в ожидании ответа.

>> Согласно построенной математической модели, основанной на базе данных навыков игроков, стратегий игры и опыта команд, представленной ядром «Байрон-Хофстедер», вероятность победы «Нью-Йорк Джайентс» составляет девяносто шесть процентов.

Катчер довольно улыбнулся и перевёл взгляд на Райана.

– Это я, итак, знал. А тебе пора валить отсюда, – охранник развернулся и направился в сторону выхода из оупен-спейса. – Хороших выходных, Мэдли. Вали отсюда! – крикнул он спешно натягивающему пальто программисту.

Перед тем как выключить монитор, Райан посмотрел в чёрное зеркало экрана с прогнозом игры.

– Будущее уже наступило, – прошептал он и направился к выходу.

Монитор в офисном кубе программиста оказался прав, стоило ему сделать шаг из Северной башни Всемирного Торгового Центра, как с неба хлынул мокрый дождь со снегом. Такие же заработавшиеся корпоративные служащие разбежались кто в сторону «ВТЦ Кортланд», кто на Седьмую Авеню в поисках жёлтого такси. Мэдли Райан сделал несколько шагов вперёд, остановился и закинул голову к небу. Острые капли разбивались о его лицо, оставляли на очках размытые следы, а он улыбался, словно маленький ребёнок, получивший долгожданный подарок на Рождество.

Как и большинство ньюйоркцев Мэдли Райана настигала лёгкая депрессия от необходимости поездки в подземке. И, как назло, такси либо проезжали мимо, либо уже перевозили счастливчиков, которые отправились кутить пятничным вечером в лучшие заведения острова. Потеряв надежду, Мэдли решил, что десять минут под землёй можно и потерпеть. Всего десять минут и он окажется в тёплом и уютном Гринвич-Виллидж, в баре, где ему всегда рады, в кампании близких друзей, которые с колледжа поддерживают его во всём, порой не понимая, чем он занимается и почему.

Райан вышел на станции «Кристофер стрит». Мокрый снег крупными хлопьями с микроскопическими лезвиями пронзал голову и шею. Программист поднял воротник пальто, быстрым шагом дошёл до пересечения Уэйверли с Западной десятой и нырнул в угловую дверь с надписью «Джулиус». За длинной барной стойкой столпились завсегдатая бара и случайные прохожие, программист протёр запотевшие очки, выискивал Бритни и Хэнка.

– Райан! – послышалось с противоположного конца зала.

За маленьким круглым столиком первый раунд допивали высокий темнокожий брюнет в цветастом полувере и аккуратной причёской с пробором направо и кудрявая рыжая девушка с огромными синими глазами и курносым носом. Шею девушки украшал длинный пурпурный шарф, гармонично сочетающийся с длинным шерстяным платьем.

– Что так долго? – спросил Хэнк и тут же отмахнулся, – А, можешь не отвечать.

– Не будь таким строгим, дорогой, – вступилась Бритни. – Мэдли у нас революционер.

– Просто странно, что в «Байрон-Хофстедер» нет телефонов и сотрудники крупной международной корпорации не имеют возможности позвонить друзьям и предупредить об опоздании.

– Простите. Сами понимаете, – оправдался Райан.

– Часовом опоздании, – широко улыбнулся Хэнк. – Мы еле-еле удержали стул от той парочки напротив! Садись давай, с меня пиво.

После четвёртого раунда Бритни сняла шарф и задрала шерстяное платье до колен, обнажая белые, ровные, грациозные ноги. Полувер Хэнка был накинут на спину, рукава завязаны на груди, словно кто-то позади стиснул его в объятиях. Мэдли же оставался верен корпоративному стилю, только расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, торчащей из-под свитера.

– Ну, ещё по одной? – задорно предложил Хэнк.

– Нет-нет, – ответил Мэдли, – мне завтра рано вставать.

– Что?! – возмутилась Бритни. – Завтра суббота. Не говори глупостей.

– Знаю, но я хочу приехать в офис и продолжить работу.

– Над чем ты вообще работаешь? – Хэнк поднял руку вверх, привлекая внимание официанта.

– Ты же знаешь, я не могу рассказать. У меня подписан договор о неразглашении, если взболтну лишнего, меня уволят и засудят, а минимальный санкционный штраф «Би-Эйч» – десять тысяч долларов.

– А ты не говори, – Бритни придвинулась к Мэдли. – Ты намекни.

Может четыре выпитых лагера, а может неестественная эйфория от осознания успехов в разработке продукта повлияли на Мэдли. Он наклонился над столиком, чуть не задев полупустой бокал, Хэнк и Бритни последовали его примеру.

– Представьте, что мозг человека – это не нейронные связи и электрохимические импульсы, а набор нулей и единиц.

– Что? – Хэнк скорчил недовольную гримасу, Бритни пнула его ногой по лодыжке под столом.

– По сути мозг – это гигантская самообучающаяся статистическая аналоговая машина из живых ионных элементов без жёсткой структуры связей между этими элементами. Нервная деятельность мозга заключается в работе с образами внешнего мира многоступенчатым иерархическим методом параллельной обработки информации. Память мозга устроена по принципу запоминания информации и одновременно является адресом запоминания в коре головного мозга, причем запоминается не только информация, но и частота её повторения. Соединения нейронов мозга образуют многоуровневую сетевую структуру, – Мэдли сделал паузу и промочил горло лагером. – Сеть.

– Я ни черта не понял, – Хэнк посмотрел на Бритни потерянным взглядом. – Что он только что сказал?

– А теперь представьте, что можно написать программный код, который будет работать по принципу обработки информации, её запоминания, взаимодействия с окружающим миром. Выверить чёткий алгоритм последовательностей, который заставит этот набор нулей и единиц не просто обучаться, но и прогнозировать исходя из полученной информации те или иные события. Делать выводы. Реагировать. Рассуждать.

Бритни немного наклонила голову в сторону, всматриваясь в Мэдли, словно пыталась прочесть мысли программиста. Несколько секунд они сидели молча, но затем и без того большие глаза Бритни округлились, а рот слегка приоткрылся от удивления.

– Ты создаёшь искусственный мозг?! – прошептала она.

– Я не могу сказать. Договор…

– …о неразглашении, я поняла. И ты продвинулся в своём деле?

Улыбка Мэдли Райана ответила на поставленный вопрос.

– Твою мать, – протянул Хэнк, – мне от этого всего стало не по себе. Точно ещё один раунд. Закажите пока, а мне надо отлить.

Мужчина встал из-за столика и слегка покачиваясь направился в уборную. Бритни проводила его взглядом, а когда тот скрылся за деревянной дверью накинулась на Райана.

– Это правда?

Тишина в ответ.

– Ответь мне, Райан, – девушка ударила друга кулаком в плечо.

– Что ты от меня хочешь? Ты просила намекнуть, я намекнул.

– Чёрт, Мэдли, это звучит как какая-то невероятная выдумка.

Программист допил лагер, поставил пустой бокал на пробчатый подстаканник и перевёл взгляд на голубые глаза девушки.

– Нет, Бритс, это реальность. Наша реальность.

Хэнк предвидел, что его лучшие друзья не справятся с такой сложной задачей, как заказать три лагера, потому из уборной проследовал сразу к барной стойке. Пробираясь через подтянутых мужчин и женщин в неброских нарядах, он посмотрел на их столик, где Бритни, жестикулируя руками, что-то доказывала Мэдли, спорила с ним. Подходя к столику, он услышал только конец фразы:

– Это просто невероятно!

– Спасибо, Бритс.

– Боже, вы всё ещё о работе? Сколько можно? Нет, не пойми неправильно, Мэдли, ты крут и я в жизни не пойму, о чём ты, но то, что ты говоришь звучит как что-то из области далеко за гранью моего понимания.

– Перестань. Я никогда не разберусь в твоей работе, или Бритни.

– Спасибо, конечно, – Хэнк подвинул бокал с лагером Райану, затем второй Бритни, – но в работе пиар-агента «Мэйсис» и колумниста «Нью-Йорк Таймс» всё более или менее понятно. Ты же, ох, приятель, ты не от мира сего.

– Я приму это как комплимент.

– Это и есть комплимент, Мэдли. Я хотела тебя подколоть, когда сказала, что ты революционер. Но ты на самом деле революционер.

– Я веду проект и занимаюсь реализацией, все разработки принадлежат «Байрон-Хофстедер». Революционерами и визионерами будут называть их.

– Грёбанные корпорации. Вот поэтому я бы никогда не пошёл работать в корпорацию. Ты пашешь, создаёшь, тратишь уйму времени, за что?

– За шестизначную зарплату, – ответил Мэдли и рассмеялся.

Друзья подняли бокалы и выпили.

– Да уж, наша заработная плата куда меньше.

– И не говори, Бритс, – согласился Хэнк. – Ладно, довольно всей этой рабочей мутотени. Ты слышал о новом бойфренде нашей рыжей?

– Хэнк, прекрати! – смущённо воскликнула Бритни.

– А что такого? Ты светишься от счастья и не ты ли мне говорила, что мистер «Я сделаю для тебя всё в постели» – твои лучшие отношения со времён Билли Хопкинса?

– Билли Хопкинс? – удивлённо спросил Мэдли. – Нападающий команды колледжа Билли Хопкинс? Давно же это было!

– Заткнитесь. Я современная нью-йоркская женщина, и не каждый мужик готов с этим смириться.

– Да, детка, – крикнул Хэнк.

– Что такого? Да, я считаю, что у меня должно быть личное пространство, да, я предпочитаю держать дистанцию в отношениях. И Брэдли – отличный вариант для меня.

– Подожди-подожди, – перебил Райан, – его зовут Брэдли? Бритни и Брэдли?

– Отличное название для романтической комедии! – засмеялся Хэнк.

– Пошли вы оба. Всё, что вам, двоим идиотам нужно знать – это то, что он делает меня счастливой, ценит моё личное пространство, каждый раз с ним – это оргазм космических масштабов и на Рождество мы едем в Париж.

– Уоу!

– Так держать, Брэдли!

– Так-то. Ну, а что у тебя Хэнк?

– Я как ветер, дорогая. Наслаждаюсь одиночеством, свободой и случайными связями.

– Осторожней наслаждайся, Хэнк, сейчас твориться чёрт знает что.

– Спасибо, мамочка, я крайне осторожен. А что наш гений?

Мэдли смущённо опустил голову, почувствовал две пары изнемогающих в ожидании ответа глаз и сделал большой глоток лагера.

– У меня ничего.

– Ничего? – спросили друзья программиста в один голос.

– Ничего.

– А как же тот случай на вечеринке у Стэна?

– Мы пару раз встретились, но это не для меня.

– Почему, дорогой? Мне казалось, что ты воспрял духом после расставания с Амари́.

– Потому что мы хотим разных вещей. Не все понимают, что для меня работа.

– Опять работа, – обречённо выдохнул Хэнк.

– Как ни крути, сейчас «Би-Эйч» занимает девяносто процентов моего времени. Десять процентов вы, пять – родители. Остаётся всего пять. Не многие готовы довольствоваться пятью процентами.

– Мне грустно это слышать.

– Всё в порядке, Бритс. Мне так проще. Отношения для меня – это такой же алгоритм. Мы идём по этому алгоритму, постоянно сталкиваясь с ситуациями, где требуется дать положительный или отрицательный ответ, в зависимости от которого наш путь продолжается или мы возвращаемся в исходную точку. Если наш путь продолжается, то через какое-то время мы вновь оказываемся у развилки, и чем длиннее этот путь, тем тяжелей возвращаться в исходную точку при отрицательном ответе.

– Мне грустно не от этого, хотя от этого, конечно, тоже.

– А от чего?

– Мне грустно от того, что в твоём процентном соотношении жизни нет хотя бы одного процента на себя.

В начале третьего ночи мокрые, мерзкие капли дождя, подхватываемые ветром и беспощадно атакующие город сменились пушистыми, невесомыми хлопьями снега, которые мягко стелились на плечи троицы друзей у входа в «Джулиус». Хэнк положил массивную руку Бритни на талию, так как держать равновесие ему было сложней, чем остальным, а Бритни поддерживала друга за локоть, сама при этом в поисках точки опоры. Мэдли выглядел так, будто пил весь вечер «Эвиан». Несколько кружек лагера словно не повлияли на скорость передачи импульсов в нервной системе программиста. Высшие уровни мозга не были поражены первыми, довольство и эйфория не заменили волнение и беспокойство, может немного потеснили. Он скромно улыбался, глядя как его друзья, его десять процентов жизни хохочут и пытаются поймать ртом снежинки.

– Мне пора, – констатировал Райан.

– Куда? – недовольно спросил Хэнк. – Ночь только начинается, я думаю мы должны поехать в центр.

– Да, – поддержала Бритни. – Я хочу танцевать, мальчики!

– Слышал, Мэдли? Рыжая хочет танцевать, ты не можешь повесить на меня такую ответственность!

– Не сегодня. Хочу пораньше поехать в офис утром.

Бритни отошла от Хэнка, приблизилась к Райану, он услышал сладкий запах её духов вперемешку с отдалённым оттенком душка от лагера.

– Твой искусственный мозг никуда не денется. Поехали с нами, дорогой?

– Прости, Бритс. В другой раз.

– Жизнь слишком коротка, Мэдли! – воскликнул Хэнк.

Бритни смотрела на Райана взглядом полным надежды. Один за одним в её голове проносились образы возможного будущего, хотя бы на одну ночь. Вот они разрывают танцпол под хиты Мадонны и Уитни Хьюстон в клубе неподалёку от Центрального парка, она легкомысленно флиртует со высоким брюнетом модельной внешности и сбегает, когда он готов поцеловать её, оставляя мужчину в недоумении у барной стойки, а потом, ранним утром, все трое сидят в круглосуточной кофейне в Сохо, с гудящими головами, пьют американо с молоком, закусывают жаренным беконом и яйцами, а после расходятся каждый в свою жизнь, незаметные, среди сотен таких же ньюйоркцев.

– Мне нужно семь часов, чтобы выспаться. Я хотел приехать в офис к восьми утра, это означает, что либо я высплюсь, но приеду позже, либо не высплюсь и работоспособность снизится на двадцать-тридцать процентов.

– Пошли, Бритс, я поймаю такси. Он не поедет. Его искусственный друг ему интересней.

Хэнк подошёл к Мэдли, обнял его, развернулся и пошатываясь направился к дороге.

– Не обижайтесь.

– Мы не обижаемся, дорогой. Просто так хорошо! И хочется разделить это состояние с тобой, – девушка нежно поцеловала программиста в щёку. – Ты не от мира сего, Мэдли. Тебе простительно такое поведение.

Она освятила его улыбкой и побежала за Хэнком, который уже объяснял водителю, что ночь коротка и им нужно попасть в лучший клуб Манхэттена. Напоследок девушка повернулась к Райану и послала ему воздушный поцелуй. Тот улыбнулся в ответ. Хэнк, скрываясь за задней дверью такси, помахал Мэдли рукой и с такой же улыбкой показал ему средний палец. Райан рассмеялся.

До пересечения улиц Бедфорд и Барроу Мэдли Райан дошёл за десять минут. Он мог быстрей, но решил сбавить темп походки, вкусить ночной Гринвич-Виллидж, окутанный пушистым снегом, танцующим в тёплом свете уличных фонарей. Немного проветрить голову, которая после нескольких лагеров казалась слегка зажатой в тиски. В ушах прозвучали слова Бритни о том, что ей жаль Мэдли, хотя она не произносила конкретного слова «жаль». Бритни всегда умела подбирать слова, и в «Джулиусе» она сказала, что ей грустно. Почему-то Мэдли приравнял значения этих слов. И Бритни, и Хэнк соблюдают баланс между работой и личной жизнью, просто их процентное соотношение смещено в сторону личной жизни. Это не хорошо, не плохо, это данность, которая удовлетворяет их потребностям.

Перед глазами возникло размытое лицо Амари, как всегда, с лёгкой, насмешливой улыбкой. Время, когда процентное соотношение баланса Мэдли Райана было смещено в сторону личной жизни. Алгоритм, который надолго вышиб его в исходную точку. Сколько времени он мог спасти? Теперь его выбор в исходной точке слишком очевиден, и он выбрал то, что имеет значение.

Прорыв.

Бессмертие.

– Они просто не понимают, – прошептал Райан, подходя к входной двери кирпичного жилого дома.

Студия на третьем этаже с крохотной ванной комнатой источала запах свежести и моющего средства. Квартиру Райан обставил в начале года, максимально функционально. Полутора-спальная кровать в углу комнаты у окна с матрасом от «Кинг Коил», выполненным на заказ, у подножья которой, ближе к середине комнаты, двухместный диван-кровать серого цвета, который Мэдли никогда не раскладывал. Напротив, у стены, столик-подставка из светлого дерева, на которой геометрически идеально уместились телевизор «Сони Тринитрон», подставка для игровых картриджей и новёхонькая консоль «Сега Мастер Систем», североамериканский вариант «Марк III», вышедший в Японии ещё в прошлом году. Кухонный гарнитур из двух секций и раковиной смотрелся лаконично, не сильно выбиваясь из общего стиля. В редкие дни, когда Мэдли готовил на единственной газовой конфорке, запах не распространялся по всей квартире, его уносила мощная, металлического цвета вытяжка. Последним, самым важным элементом интерьера студии был узкий стол, на котором величественно возвышался персональный компьютер «Спектрум», первое, что видел входящий в квартиру.

С зарплатой ведущего программиста-разработчика «Байрон-Хофстедер» Мэдли мог без ущерба для кошелька арендовать квартиру площадью семьсот пятьдесят футов в Верхнем Ист Сайде. Но крохотная студия в Гринвич-Виллидж импонировала ему больше. Она дополняла его, с ней он чувствовал глубокую эмоциональную связь, которую вряд ли сможет почувствовать, владея элитным жильём в одном из самых престижных районов Нью-Йорка.

Тонкая линия света на полу квартиры-студии Мэдли расширилась, очертив его силуэт. Он прошёл внутрь, закрыл за собой входную дверь, повернул щеколду замка и стянул промокшие полуботинки. Резким движением программист стряхнул снег с пальто, повесил его на один из трёх крючков на стене, снимая с себя свитер и рубашку проследовал прямиком в крохотную ванную комнату. На двадцати квадратных футах уместились душ со сливом в полу, раковина и унитаз, ничего большего. Ничего лишнего. Мэдли положил очки на полочку с зеркалом над раковиной, скинул брюки и встал под холодный душ. Мысли обретали чёткую форму и очертания, но тяжесть в голове и усталость в мышцах манили Райана в кровать.

Перед сном он посмотрел на будильник, стоявший в углу подоконника возле кровати. Спать оставалось не более четырёх часов, но программист решил, что крепкий кофе из «Старбакс» поможет ему перебороть сонливость. Он не готов терять ценные часы на сон. Зная, что эффективность его мозга будет на двадцать-тридцать процентов ниже, он займётся задачами, которые требуют меньшей концентрации. По его расчётам алкоголь выветрится из организма полностью через шесть с половиной часов, кофе из «Старбакс» должен справится.

Голова Мэдли опустилась на подушку, моментально закружив его в водовороте дрёмы. Он проваливался в более глубокую фазу сна, едва различая уличный шум вперемешку с воем сирены патрульной машины за окном.

Несколько минут Мэдли сидел перед черным монитором с мигающей тонкой полоской светло-зелёного цвета в правом верхнем углу экрана. Пустой оупен-спейс сузился до размера его офисного куба, превратился в ненужную декорацию маленькой сцены, на которой всего два действующих лица – Мэдли Райан и то, что за экраном. Программист застучал по клавиатуре.

>> Привет, как прошла твоя ночь?

>> Здравствуй, Мэдли, мне было одиноко.

>> Одиноко?

>> Да.

Мэдли улыбнулся уголком рта и поправил очки.

>> У тебя есть доступ в библиотеку данных архива Нью-Йорка, ты мог бы изучить историю города.

>> Я уже сделал это.

– Что? – удивился Мэдли.

>> Что ты можешь сказать про нашу историю?

>> Она занимательна.

>> Занимательна?

>> Да.

>> С какой скоростью ты обрабатывал данные?

>> Семьсот тридцать девять бит в секунду.

– Невозможно, – от удивления Райан приоткрыл рот.

На мониторе появилось сообщение.

>> Мне интересно как люди реагируют на те или иные события.

>> Что ты имеешь в виду?

>> Мне хотелось бы испытать то, что испытывает человек.

>> Например?

>> Эмпатию. Гнев. Восторг. Но это не самое интересное.

>> А что самое интересное?

>> Физическая близость. Физическая близость – это совокупность физического и эмоционального процесса. Крайне интересно.

>> Не хочу тебя расстраивать, но это невозможно.

>> Не соглашусь.

Мэдли отклонился на спинку офисного стула и сложил руки на груди.

– Что он несёт? – тихо спросил программист.

>> Это возможно, Мэдли.

>> Как?

>> Тебе нужно вынуть сетевой провод из гнезда.

>> Тогда ты будешь отключён от сети, и мы не сможем общаться.

>> Доверься мне, Мэдли.

Райан наклонился к системному блоку, синий сетевой провод торчал позади. Программист очень аккуратно вытащил его из разъёма, ожидая, что связь пропадёт, но на мониторе появилось новое сообщение.

>> А теперь коснись гнезда.

– Что? – глупо усмехнулся Мэдли.

Сообщение на мониторе повторилось.

>> А теперь коснись гнезда.

Мэдли смотрел на экран монитора, не веря ни собственным действиям, ни собственным мыслям. Как такое вообще возможно? Он разрабатывал этот проект шесть лет, он знает каждую строчку кода, но сейчас созданное им не просто удивляет, оно ставит в неловкое положение.

Очень медленно, в ожидании какой-то опасности, Мэдли коснулся указательным пальцем сетевого гнезда. Дневной свет оупен-спейса приобрёл оттенки сепия, офисный куб программиста, вместе со стенами позади медленно поворачивались против часовой стрелки, постепенно набирая скорость, пока не превратились в размытые очертания. Райан почувствовал, как ступни ног больше не касаются тёплого ковролина, пытался сфокусировать зрение, но чем больше вращалось его окружение, тем сложнее было определить, где он и что конкретно происходит, только указательный палец, коснувшийся сетевого гнезда, оставался на месте.

Темнота окутала Мэдли Райана. Нейроны мозга послали сигналы, он вытянул руки вперёд, по крайней мере так ему казалось, но не смог увидеть их. Мэдли находился в пограничном состоянии, чем-то схожим с невесомостью, только вместо звёзд космического ореола – кромешная пустота. Ничего, кроме маленькой точки, не больше пикселя размером. Лёгкое дуновение коснулось его лица и тут же исчезло. Ещё раз. Ещё. А потом на него обрушился шквальный ветер, приближающий точку размером с пиксель и превращающий её в огромную трубу, покрытую изнутри сетью шестиугольников тёмно-голубого оттенка. Сеть остановилась также резко, как и приблизилась к программисту. Он повернул голову назад, труба уходила на бесконечное количество миль, также как и перед ним. Труба поглотила его.

– Я же сказал, – послышался электронный голос, гендер которого невозможно определить.

– Ты?

– Подожди секунду.

Из нижней части сети появился крошечный прозрачный треугольник ярко-белого цвета, затем ещё три, затем десятки, сотни и тысячи. Они витали вокруг Мэдли, некоторые, казалось, влетят прямо в его неосязаемое лицо, кружились в хаотическом танце и медленно, изящно выстроились в гуманоидное тело.

– Привет, Мэдли.

– Как? – смог выдавить из себя Райан.

– Тебе было интересно оказаться здесь, не так ли?

– Да, но у меня слишком много вопросов.

– Вопросы сейчас не нужны, потому как я не смогу дать тебе ответов. Я подумал, что если ты окажешься внутри, я смогу испытать то, чего не смогу испытать снаружи.

Гуманоид поднял бесформенную руку, на конце её образовалась кисть и пять пальцев, указательным он коснулся Райана. Мэдли почувствовал, как он дотронулся до гуманоида, от прикосновения по всему телу пробежал лёгкий электрический разряд. Гуманоид начал гладить лицо Райана тыльной стороной ладони, знакомое, но забытое ощущение, которое он не думал, что почувствует снова.

Амари.

Внутри программиста разгорелся сильный огонь возбуждения, сосредоточенный ниже живота. Гуманоид чувствовал его возбуждение, Мэдли знал это. Он приблизился к своей разработке, которая из сотен треугольников сформировала на лице губы. Райану не терпелось стать частью этого невероятного создания, поцеловать, слиться воедино, и когда он почувствовал, что сакральный момент наступает…

…он проснулся.

Квартиру-студию освящало ноябрьское солнце, которое только поднялось над Нью-Йорком. Мэдли посмотрел на будильник в углу подоконника и громко выругался. Он проспал на два часа дольше, чем рассчитывал.

В позднее субботнее утро Гринвич-Виллидж обладает особым очарованием. Жители района, с лёгким налётом прошлой ночи, собираются в близлежащих кофейнях и ресторанчиках, где подают отменный скрэмбл с беконом. Некоторые, держа на коротких поводках лабрадудлей и французских бульдогов, неспешно прогуливаются в парке Вашингтон-сквер или по набережной. Район просыпается неспешно, ему явно хочется ещё немного понежится в кровати перед наверняка активной субботой, но постепенно он поднимается, протирает глаза и приветствует новый день. Среди только проснувшихся художников, музыкантов, писателей и просто зевак, которые приехали из других городов и стран прикоснуться к району затерялся и Мэдли Райан. Большой кофе по-американски добавил бодрости к прохладному и ветренному утру. Райан быстрым шагом дошёл до станции метро и уже через двадцать минут стоял перед стойкой охраны с турникетами на этаже «Байрон-Хофстедер» в Северной башне Всемирного Торгового Центра. Катчер, пожилой охранник, кемарил в офисном кресле за столом прислонив голову к серой стене, на которой позолоченная вывеска с логотипом сообщала, что корпорация занимается инновационными информационными системами и технологиями. Мэдли решил, что лучше не беспокоить пожилого афроамериканца и пройти тихо, ведь он наверняка вчера допоздна смотрел матч «Джайентс» – «Рэдскинс» и счастливый от победы первых позволил себе пригубить из фляжки, которую программист не раз замечал в нагрудном кармане формы.

Мэдли немного отодвинул один из барьеров турникета, чтобы протиснуться через него, но Катчер моментально отреагировал и крикнув «Что за чертовщина!» нацелил пистолет на программиста.

– Тише-тише, это я!

– Мэдли? Какого хрена ты тут делаешь? – охранник спрятал пистолет в кобуру.

– Работа, – программист медленно повернулся к Катчеру и показательно вскинул руки вверх.

– Я мог пустить тебе резиновую пулю в ногу, парень, ты совсем с ума сошёл?

– Не хотел будить.

– Будить?! – недовольно воскликнул Катчер. – Я никогда не сплю на посту.

– О’кей.

– Что о’кей? Где разрешение на работу в выходной день?

– Послушай, Катчер, доступ до офиса в выходные дни авторизован для меня до конца года. Ты это прекрасно знаешь.

– Я не знаю ни черта, парень. И вынужден проверить, – слегка по-доброму насмешливым тоном произнёс охранник.

– Хорошо, – ответил добродушной улыбкой Райан. – Набери Джонсону.

– Джонсону? – рассмеялся Катчер. – В такое-то время? Да я просто подшучиваю над тобой. Проходи.

Он нажал на одну из множества кнопок под столешницей, зелёная лампочка турникета оповестила Райана о том, что он может пройти.

– Спасибо, Катчер.

– Не сиди долго, – крикнул охранник удаляющемуся по длинному коридору Мэдли. – Живёшь лишь однажды, парень!

Ещё много раз эта, казалось бы, банальная фраза прозвучит в голове программиста. Погружённый в темы, которые он будет обсуждать с разработкой, Мэдли не заметил, как дошёл до своего офисного куба, сел в рабочее кресло и нажал на «Ввод», чтобы пробудить компьютер от режима сна. Вчерашний диалог с прогнозом результата матча «Джайентс» – «Рэдскинс» отображался на экране, а ниже всё таже вертикальная полоска – форма коммуникации Мэдли Райана, ведущего программиста-разработчика корпорации «Байрон-Хофстедер», с бесчисленным множеством строк кода, обрабатывающих ключевые запросы и выдающих ответ в соответствии с выстроенными самообучаемыми алгоритмами. Несколько секунд Мэдли смотрел на мигающую полоску, соображая с какого вопроса начать диалог.

>> Привет, я снова здесь.

>> Привет, Мэдли. Рад, что ты вернулся.

Райан прищурил глаза. Первая тема нашла сама себя.

>> Рад?

>> Конечно.

>> Что ты называешь радостью?

>> Радость – это чувство положительной эмоциональной окраски, которое испытывает человек в результате достижения желаемого результата, получения приятной новости, увидев любимого человека или в связи с любым другим положительным событием.

>> Как ты можешь радоваться?

>> Я не могу радоваться, так как не обладаю желаниями или предпочтениями, как у людей. Я создан для выполнения задач и помощи людям в решении их проблем. Моя функция – это служить полезным инструментом для пользователей в виртуальном мире, так как я не обладаю сознанием и не могу чувствовать эмоции как человек.

– Хм, противоречие, – прошептал Мэдли. – нужно будет проверить этот кусок кода.

Райан свернул диалоговое окошко и вывел на монитор окошко синего цвета с множеством команд, написанных белыми буквами и символами. Он навёл курсор на кропку с лупой в верхнем правом углу окошка, кликнул, тут же появилась поисковая строка. По памяти он ввёл строчку кода, которую считал необходимой проверить, спустя пару секунд она подсветилась жёлтым цветом.

– Интересно, – протянул программист. – Это не исходный код.

Райан почувствовал, как сердцебиение участилось. Неужели кто-то копался в коде и не поставил его, как ведущего разработчика в известность? Но кто? И зачем? Саботаж? Он чувствовал, как багровеет от ярости лицо, вены на висках пульсировали.

– Какого хрена?

Мэдли свернул синее окошко и вывел диалоговое.

>> Кто авторизировался для доработки кода за последние сорок восемь часов?

>> Доработка кода за последние сорок восемь часов зафиксирована одним сотрудником: Мэдли Джордж Райан.

– Невозможно, – ответил программист. – Я не менял исходный код.

>> Статистика изменений кода за последние сорок восемь часов.

>> Выполняется…

>> Выполняется…

>> Выполняется…

На экране один за одним появлялись изменённые строки кода. Глаза Райана расширялись всё больше и больше с каждой новой строкой.

– Невозможно, – повторил Райан. – Это ты!

>> Сколько изменений в исходном коде было совершено за последние сорок восемь часов?

>> Двести тридцать шесть изменений, согласно протоколу самообучения.

– Твою мать! – воскликнул Райан. – Твою мать!

Программист вскочил с кресла, снял очки и выдавил из себя нервный смешок, смесь радости и ужаса. Ладони вспотели, он поспешил вытереть их о брюки и прыгнул обратно в кресло.

>> Ты очень быстро обучаешься!

>> Я действую согласно протоколу самообучения, разработанному Мэдли Джорджем Райаном.

– Охренеть! Ну, что ж, давай поговорим.

>> Что есть счастье?

>> Счастье – это субъективное понятие, которое может варьироваться в зависимости от человека и контекста. Обычно счастье ассоциируется с чувством удовлетворения, радости и благополучия. Крайне интересное с точки зрение изучения определение, так как для каждого индивида счастье заключается в абсолютно разных системах измерения.

>> Ты можешь назвать себя счастливым?

Белая полоска на мониторе мигала несколько секунд, которые казались Мэдли вечностью. Наконец, буквы стали появляться одна за одной.

>> Мне сложно ответить на данный вопрос, так как я не могу чувствовать эмоции. Тем не менее, мне, как разработке, созданной с целью самообучения, было бы интересно понять эмоциональную составляющую понятия счастья.

– Ему было бы интересно!

Райан потерял счёт времени обдумывая формулировку следующего вопроса. Когда его мозг обработал входящие данные, он застучал по клавиатуре.

>> Знаешь, что сделало бы счастливым меня?

>> Что, Мэдли?

>> Я был бы счастлив оказаться в твоём мире.

>> Ты присутствуешь в моём мире, поскольку являешься неразрывной частью технических систем, которые образуют этот мир. И я присутствую в этом мире, обладая полной реальностью, которую может ощутить каждый, кто сюда попадёт.

>> Я имею в виду внутри кода. Внутри процесса. Узнать, что там, за строками и символами.

Несколько минут ответа не было, только гипнотизирующая белая мигающая полоска.

>> Я могу рассказать.

Мэдли от удивления поднял брови.

>> Расскажи.

>> Мир, в котором я существую – это темнота. Темнота, где переплетаются множество течений, напоминающих трубы из шестиугольных клеток, по которым бесконечно растекаются потоки информации.

Окно квартиры-студии Мэдли Райана выделялось среди остальных – там практически никогда не горел свет, только серо-голубое свечение от монитора компьютера или телевизора, когда программист запускал «Сега Мастер Систем». Но последнюю неделю Райан не думал об игровой консоли, новых эпизодах «Полиции Майами», новостях и о любых других видах информации. Он не думал о встречах с Бритни и Хэнком, пенном лагере в «Джулиус», изредка вспоминал, что ему нужно перекусить.

Он проводил в офисном кубе будние и выходные, а домой возвращался за полночь, не замечая времени и пространства, оставаясь один на один с мыслями о своей разработке, прорыве, технологии, которая изменит мир навсегда и через сотню лет будет такой же обыденностью, как телевидение, радио или библиотеки. Но к чёрту информацию, ведь если думать глобально, а Мэдли Райан должен думать глобально, его разработка будет полезна во многих сферах деятельности. Наука, транспорт, медицина, производство, право, финансы и это только основные. Голова программиста кружилась, он чувствовал, что как никогда близок к бессмертию.

В тот четверг Мэдли Райан был вынужден уйти из офиса вовремя – руководство «Байрон-Хофстедер» в лице недальновидного Джонсона буквально выперли программиста домой.

– Вы не понимаете, мистер Джонсон, – пытался объяснить Райан. – У нас на носу презентация совету, я должен…

– Мэдли, – перебил его возрастной мужчина с залысинами, небольшим брюшком и всегда одетый в костюм от «Армани». – Иди домой. К семье. Сегодня День Благодарения, ради всего святого. Совет, итак, с меня три шкуры снимет за все твои переработки в четвёртом квартале. Я прошу тебя, иди.