Рациональное общество. Том 5

Аннотация. Статья направлена на решение общей для научного сообщества задачи системного обобщения достигнутых результатов в научном познании живой природы, человека и общества с целью создания базы знаний, необходимых для выработки общественно прогрессивной парадигмы развития и соответствующих моделей экономики. Она дополняет предыдущие исследования автора в этом плане, используя эволюционно-системный подход и современные понятия ноогенеза, ноосферогенеза и ноосферы. Как выяснилось в ходе исследований, современные ученые используют в основном традиционные, в сущности, неадекватные методы и подходы, и избегают больших обобщений ввиду их трудоемкости. Автор посвятил решению поставленной задачи многие годы (дополнительно к основной рабочей деятельности). Исследовательский интерес был обусловлен и сохраняется согласованностью профессиональной подготовки автора с системными исследованиями получившими стремительное развитие в 70-е годы, – в теоретической биологии, в научном познании человека и общества, и особенно в исследованиях антропосоциогенеза. За истекший период появилось и множество исследований на основе концепций «информационного общества», ноосферогенеза и «экономики знаний», что позволило расширить базу знаний согласно поставленной задаче. Но выявлено и главное препятствие для её окончательного решения в научном сообществе, обусловленное проникновением рыночных отношений во все информационное производство и даже в социальную память. Это затрудняет и отчасти блокирует распространение и использование знаний для мышления научных структур, составляющих современную активную ноосферу общества.

Введение

Современный период развития экономической науки характерен не только поиском наилучшей организации процессов достижения поставленных целей в развитии страны, но и переосмыслением самой экономики, прошлых и существующих моделей, базовых парадигм. Это обусловлено как известными политическими процессами, так и недопустимыми потерями, но главным образом, необходимостью ускоренного достижения необходимого могущества и общей защищенности в окружающем мире, становящемся все более сложным и опасным ввиду сохранения агрессивности стран Запада и особенно Америки. Соответствующие общемировые «вызовы» направлены не только к российскому научно-философскому сообществу, к его разуму – не обретшему еще объективно необходимого общественно адекватного ноосферного состояния (см. ниже), но и к ученым многих других стран.

Известные автору публикации в данном плане показывают недостаточную еще методологическую адекватность исследований всей исторической глубине и общественной сложности процессов, определивших развитие комплекса общественной жизнедеятельности названного экономикой. Данной работой автор, дополняет свои предыдущие исследования с общей задачей системно-исторического соединения (интеграции) знаний и положительного опыта с целью формирования научной базы для профессиональной разработки рациональной парадигмы общественно прогрессивного развития.

Ввиду исторической и научной емкости исследований продолжается использование эволюционно-системного подхода, – позволяющего, кроме прочего, понятийно сжимать историко-научные сведения. Но, в рамках статьи остается возможным все же представить лишь основные (видимые таковыми в авторском поиске) источники знаний и привести лишь малую часть наиболее важных мыслей из научного наследия, сделать краткий очерк основных, на взгляд автора, сведений с целью решения поставленной задачи.

В предыдущих публикациях автор уже обращал внимание на информационную сущность процессов общественного развития и необходимость информационно целесообразной, ноосферно-рациональной их организации. Здесь предлагается развернутый от истоков социогенеза системный взгляд на информационное развитие общества, историческую и объективно необходимую его организованность, – с привлечением авторитетной выборки соответствующих научных источников из великого научно-философского наследия.

В плане решения поставленной задачи и особой актуальности ее, на взгляд автора, – для всего научно-философского сообщества, многие исторические источники знаний обретают такую же актуальность, что уже ставит перед современным государством важнейшую задачу общественно адекватной и целесообразной (по целям и задачам развития) систематизации и целерациональной организации научных знаний в социальной памяти. В данной статье приведены в основном дополнительные источники к указанным в предыдущих публикациях, связанные с эволюционными основаниями общественного развития и его информационной сущностью, с ноосферогенезом. Ввиду большой научно-исторической емкости базы знаний надо рекомендовать предварительное ознакомление с основными из них в указанном ниже списке, что поможет расширить и углубить мышление, перевести его на системный уровень, позволяющий сжимать и системно (структурно-функционально) интегрировать исторические процессы и социальные преобразования, – например, [1—6; 8—14; 19—21; 27—33; 35—40; 42—50; 53—61; 63; 65—67; 70—75; 77]. Они позволяют также понять научную необходимость и общественную значимость системного переосмысления совокупной общественной деятельности названной экономикой, – посредством эволюционно-системного и исторически-системного подходов, и необходимость коллективного решения этой задачи.

Знакомясь с книгой Л. Р. Грэхэма о достижениях советских наук [24], автор увидел (еще в 90-е годы) назидательную для всех исследователей методологическую мысль из Древней Греции, – связанную с исследованиями происхождения жизни и высказанную А. И. Опариным (с. 93): «Таким образом, делает заключение Опарин, основным методологическим руководством для избежания возможных опасностей в вопросе трактовки проблемы «целесообразности» является мысль, «высказанная еще Гераклитом Эфесским, а затем вошедшая в сочинения Аристотеля: «Только тогда можно понять сущность вещей, когда знаешь их происхождение и развитие» (указана ссылка на работу Опарина). Эта мысль явилась главным методологическим правилом для автора во всех исследованиях, определила и данную статью.

Последствия войн 20 века поставили всемирную цель мирного сосуществования, – благодаря не только материально-техническому и энергетическому могуществу СССР, но и могуществу общественного разума, не рыночной, а общественно целесообразной, рациональной организации комплексной жизнедеятельности общества как метаорганизма оснащенного техникой (с информационно-функциональными подсистемами). В то же время опыт СССР и контрреволюционный переход в 90-е годы к рыночной модели развития показывают не только значение ноосферогенеза (как информационно-научного развития общественного сознания), но и определяющее действие общественно неадекватного развития комплекса политического управления, информационно-функционального обособления его, – по традициям государственной власти [1; 2; 5; 23; 26; 28; 51; 57; 59; 61; 73].

В плане ноосферогенеза здесь надо обратить внимание на особо важное научно-философское направление, названное органицизмом, которое развивалось не только на Западе, но и в дореволюционной России [20; 36; 54; 57; 70]. Однако, как в Советском Союзе, так и в современной России, – по известным причинам, оно остается пока вне поля зрения социальных теоретиков. В то же время еще в 70-е годы, на основе развернувшихся системных исследований было хорошо видно, что органицизм требовал развития на системном уровне познания живой природы, человека и общества (это и направило автора на сложный и долгий исследовательский путь).

Здесь уже нет необходимости объяснять именно информационное становление и развитие общественного комплекса деятельностей названного «экономикой». Основные средства его были и остаются информационными. Более того, все общественное развитие всегда было и остается возможным лишь посредством развития мыслительной, интеллектуальной деятельности на основе разума человека, то есть, согласно научному самопознанию, благодаря первичным информационным средствам (язык, вербальные и прочие связи, письменность и т. д.) и информационному развитию общества. Например, В. Г. Кнорринг во введении к своей монографии [33] отмечает:

«Сам по себе информационный обмен между людьми, по меньшей мере, столь же древен, как и само человечество. Довольно рано появились специальные средства коммуникации – с помощью барабанного боя, дымовых сигналов и т. д., а затем и способы хранения информации – различные формы письменности. библиотеки, создававшиеся еще в античном мире; книгопечатание, изобретенное на излете средневековья; почта, а позже электрический телеграф, телефон, звукозапись, даже радио – всё это долго не осознавалось как единая сфера деятельности…» (автор не отметил, однако, знаки ценности продуктов для обмена и прочие информационные средства будущей экономики).

Кнорринг говорит также о хорошо понятной теперь триаде нашего мира – вещество, энергия, информация, – определившей развитие человечества, указывает на отечественных и зарубежных ученых, развивавших науку об информации (информатику и пр.) [52], раскрывает зарождение информационной сферы общества и достаточно подробно рассматривает информационное развитие в научно-техническом направлении. Эти сведения, дополнительно к прочей научно-исторической литературе, показывают важное для переосмысления «экономики» превалирование научно-технической направленности информационного развития. Научное самопознание общества началось, как известно, лишь со средних веков [5; 20; 36; 39; 43; 61; 64; 70].

Общественно целевая организация информационного развития в СССР понималась и осуществлялась как развитие на базе марксизма-ленинизма, и была направлена, по известным теперь особенностям политического управления, главным образом на материально-энергетическое и техническое развитие [22]. Научно-информационная деятельность в плане самопознания всегда осуществлялась под контролем и управляющими воздействиями политической власти, в основном консервативного характера, и под сильным влиянием экономической реальности. Тем не менее, определенные научные достижения в этом плане произошли и образовали ценную информационно-техническую базу для общественно полезного мышления, – посредством эффективной информационной техники [18].

В мышлении об экономическом развитии надо, несомненно, учитывать происхождение и развитие мышления, определившего реальную экономику, то есть индивидуальные и общественные знания, активируемые ведущими мыслителями и политической властью. Особо важное значение имело, как теперь становится хорошо понятным, информационное развитие сфер общественного сознания, обозначенных культурой, социально-гуманитарной наукой и политикой, – определяющих функционирование государства как комплекса управления общественным воспроизводством и развитием. Изучая ведущие в 20 веке экономические теории [19; 21; 73], надо хорошо понимать и учитывать, что разработаны они были при существенном недостатке выверенных (научно и практически) знаниях о человеке и обществе, о всеобщих законах и закономерностях антропосоциогенеза, при ограниченном и искаженном (относительно них) сознании мыслителей, при определяющем воздействии (информационном давлении) социально-экономической и политической реальности.

Современная активация (с подачи западных ученых) и широкое уже использование понятий «информационное общество», «общество (экономика) знаний» (см. «Стратегию инф. общества в РФ») видятся научно не адекватными великому российскому опыту и насущным задачам развития. Думается, хорошо понятно, что человеческое общество является информационным, обществом знаний, – как социальных «информатов», от своих начал, – поскольку оно организовалось и успешно развивалось именно на основе информационных взаимодействий, информационной генерации целевых информатов и их использования в развитии. То есть великий опыт показывает, что ведущее значение имеет не столько техническая информатизация общества, сколько организация общественно целевой, полифункциональной ноосферы, её наполнения все более ценными для общественного прогресса знаниями. Опыт развития интернета и прочих IT-технологий наглядно показывает интенсификацию не только общественно полезных процессов, но и вредных, вплоть до криминальных и террористических.

Великий опыт СССР убеждает в высокой эффективности общественно целевой организации и функционирования ноосферы. Она реально существовала в тот период как социалистическая организация научной, культурной и прочей информационной деятельности. Понятия ноогенеза, ноосферогенеза и ноосферы, выдвинутые Пьером Тейяр де Шарденом и дополненные, научно развитые В. И. Вернадским, Н. Н. Моисеевым и другими учеными [8; 63; 68] не обрели пока научно-политическую силу. Но их значение в научном самопознании и общественно целесообразной, рациональной организации не только материально-энергетической и технической деятельности (экономики), но и всех направлений информационной деятельности (научной, культурной и пр.) видится уже общественно важным. Поэтому читателю предлагается соответствующая, – по результатам поиска, выборка научной литературы для изучения, прежде всего, информационно-системного (начального) развития общества и политэкономически детерминированного развития в последующем, под воздействием ноосферогенеза и основной его составляющей – политогенеза.

Надо сказать, что современный период общественного мышления и самопознания, – в отличие от периода политически довлеющей, но единой, объединительной для всех граждан идеологии СССР, – обеспечившей стремительное достижение паритетного могущества с ведущей страной мира, характерен научно недисциплинированной свободой мышления и его раздробленностью (не только в политическом плане, но и в мировоззренческом, по свободно выбираемым интересам в информационном пространстве ложно понимаемой свободы). Можно сказать, в современном общественном сознании имеет место информационный хаос, простирающийся от средневековой мистики до цифровой фантастики на уровне космизма. Таким образом, российское общество и, судя по мировым тенденциям, все человечество нуждается в единой научной идеологии мирного сосуществования и сотрудничества. Почему научной? Думается, и на этот вопрос ответит предлагаемая статья (и прочие) и, главным образом, привлеченная научная литература.

Надо сказать, что системное обобщение достигнутого научного самопознания, – за многие века, является непривлекательной задачей для многих ученых, устремленных в основной своей массе к затратной оптимизации своего карьерного роста. Автор взялся за этот труд в начале 90-х годов, под действием известных социально-политических и экономических процессов, научных трудов А. Богданова, отечественных и зарубежных системных исследований. Надо сразу отметить, что ввиду системно-формализованного сжатия социальных процессов во времени и пространстве, и других процедур при системных исследованиях существенно облегчается (упрощается) мышление о сущности (помнится ещё Е. Дюринг говорил об «экономии мышления» при «системном подходе», – в спорах с Ф. Энгельсом, – см. «Анти-Дюринг» и пр.). Таким образом, погружение в научно-философское наследие с целями системных исследований явилось для автора не столько трудным сколько увлекательным, устремляющим к познанию системных закономерностей антропосоциогенеза и прочих общемировых общественных процессов.

Ознакомление с исследованиями о происхождении и развитии общественной ноосферы предлагается начать здесь с предварительного чтения научной литературы по антропосоциогенезу. Это будет способствовать пониманию становления и начального развития её, как общественного сознания и разума человеческого метаорганизма – живой организации высшего эволюционного уровня. Авторские системные исследования антропосоциогенеза и последующего общественного развития (на базе развития наук), общественного сознания и мышления вызывают научную необходимость переосмысления понятий ноосферы и ноосферогенеза. Об этой необходимости говорят и некоторые рассуждения А. Д. Урсула [68], приведенные Н. Н. Моисеевым [46, -2, с. 80]:

«Упомянутые основоположники этой концепции не случайно на первый план выдвигали в понятии и концепции ноосферы на приоритетное место разум. И если, Тейяр де Шарден говорит о необходимости появления ноосферы, признавая в истории эру ноогенеза, то соответственно этому он выделяет новую земную оболочку, новый „мыслящий пласт“, который, зародившись в конце третичного периода, разворачивается с тех пор над миром растений и животных – вне биосферы и над ней (ссылка на [64]). Однако ноосфера, по Тейяру де Шардену, – это „гармонизированная общность сознаний, эквивалентная своего рода сверхсознанию“ …, (аналогично у Э. Леруа – это единая „мысль-действие“). <…> Вот почему становление „гармонизированной общности сознаний“, ориентированных на выживание цивилизации, – это, вероятно, один из существенных признаков достижения ноосферного состояния человечества, которое имеет отношение к тому, что далее будет рассматриваться как ноосферный интеллект».

В разделе «Учение о ноосфере» Моисеев отмечает также: «С термином „ноосфера“ не все просто: однозначное толкование его отсутствует. Широко распространено наиболее простое его толкование – сфера Разума. Так принято называть часть биосферы, которая оказывается под влиянием человека и преобразуется им. Подобная трактовка позволяет говорить, например, о ноосфере времен древних греков, о ноосфере в эпоху средневековья, что и делают некоторые авторы, например, Л. Н. Гумилев. И переход биосферы в ноосферу, по их мнению, означает всего лишь постепенное „освоение“ человеком биосферы. <…> Значит, ноосфера – это такое состояние биосферы, когда ее развитие происходит целенаправленно, когда Разум имеет возможность направлять развитие биосферы в интересах Человека, его будущего».

Однако системные, информационно-функциональные исследования древних общин, их становления и развития, развития материальных деятельностей к состоянию, именуемому с некоторых пор «экономикой», позволяют не согласиться с уважаемым Н. Н. Моисеевым и представить иное, информационно-системное понимание ноосферы, которое видится научно продуктивным для общественно целесообразных преобразований экономики и общественного прогресса. Как следует из современного множества исследований антропосоциогенеза, биосфера не преобразовалась, а эволюционно дополнилась, на базе ноогенеза ветви homo sapiens, стремительным развитием индивидуального и множественного (коллективного) разума, посредством информационно-деятельного единения гоминидов и образования множеств информационных контуров развития (с положительными и отрицательными обратными связями): мышление и целеполагание – деятельность – восприятие результатов – развитие мышления. То есть биосфера Земли дополнилась ноосферой, – от частичных образований, исторически быстро расширенных общественным развитием и международными взаимодействиями до мирового масштаба. При этом в каждом обществе, национальная ноосфера устанавливалась адекватно естественным закономерностям, характеристикам природной среды и индивидов. В действительности указанная Тейяр де Шарденом гармонизированная общность сознаний устанавливалась лишь в семейно-родовой части общин и в общих культовых и прочих обрядах, – укрепляющих функциональную целостность, а высший разум и интеллект, – как разум функционирующий в единичном и групповом сознании (с оперативной и долговременной памятью) обеспечивал не только выживание, но еще и развитие, – посредством прямого и рефлексивного, супервизорного управления со стороны так называемого вождества, как первичного (догосударственного) органа управления общественным воспроизводством и развитием.

Для адекватного понимания определяющего действия ноосферогенеза на становление и развитие так называемых «экономических» отношений и «экономики» как общественного комплекса специализированных процессов необходимо хотя бы предельно кратко рассмотреть всеобщие процессы и закономерности становления и развития общественных формаций как социально-человеческих метаорганизмов. Авторские и многие другие исследования антропосоциогенеза приводят к мысли о необходимости научного, системного развития общей теории культуры посредством системных представлений о ноосферогенезе. В этом плане особо полезной видится работа выдающегося исследователя своего времени Э. С. Маркаряна [45, -2], – которая, несмотря на критику им западного функционального подхода, научно усиливается этим подходом (предваряющим системный), – в частности, работой Б. Малиновского [43].

Э. С. Маркарян отмечает, например, в предисловии: «Культура – явление весьма своеобразное. Она чрезвычайно сложна, многолика и проникает буквально во все поры общественной жизни. Культура как бы разлита по всему телу социального организма. Именно поэтому формирование общей теории культуры сопряжено с немалыми трудностями. … следует отметить, что общие представления о культуре как определенном общественном феномене сложились давно, но они в большинстве случаев носили и продолжают носить главным образом фрагментарный характер. Эти представления еще далеки от требований, предъявляемых к систематически разработанной теории со своими достаточно определенными предметом, принципами, понятийным аппаратом. Первые шаги к созданию единой культурологической теории как системы знаний об особом классе явлений стали предприниматься лишь в последние десятилетия».

То есть ноосферогенез необходимо связать с общим информационным развитием социального метаорганизма, начиная с возникновения и развития вербальных информационных связей ещё в предобщественном, стайном периоде, – см. [7], работы совр. психологов [3] и прочие. Необходимо связать и с современной концепцией «информационного общества» [62; 77], – возникшей уже при хорошо видимом общественном (в частности экономическом) сильнодействии информационной деятельности, – которая как раз и направляет научную мысль к общественным истокам, когда становление и развитие всей общественной жизнедеятельности определялось именно информационным развитием, как первоисточником и комплексным процессным средством системного (структурно-функционального) единения и развития социально-человеческих метаорганизмов.

1. Естественные и социальные основания формирования общественных деятельностей определивших первичную «социальную экономику»

Человеческие существа, составившие первичные семейные общины были подготовлены к общественному единению и развитию предыдущей эволюцией, стайным развитием с начальным формированием вербального и прочего информационного взаимодействия, и целевого единения (по естественной жизни). Теперь, на основе достижений естественных и социально-гуманитарных наук (уже ко второй половине 20 века) становится хорошо понятной естественно-функциональная и информационная база формирования первичных обществ. Соответственно эволюции высших организмов, предсоциальные гоминиды имели всеобщие для них функциональные комплексы, представленные теоретической биологией понятиями гомеостаза, адаптации, управления и программируемого развития [15].

Эта функциональная основа и свойства информационного взаимодействия, сближения и единения гоминидов обеспечили первичное формирование, сохранение и прогрессивное развитие общественных организмов, и основные направления развития деятельностей. Предварительные системные исследования антропосоциогенеза выполнялись автором от начала 90-х годов и опубликованы в виде статей [15], поэтому здесь надо дополнить их (с некоторыми повторами) кратким рассмотрением процессов формирования первичной социальной ноосферы как сферы разума метаорганизма.

Многие научные сведения в этом плане дают отечественные этнографические и исторические исследования [7; 9; 12; 13; 58], особенно исследования великого наследия Аристотеля (находившегося в пространстве реальных процессов первичного развития экономики в Древней Греции) [6; 25]. Первобытный этап зарождения и развития ноосферы рассматривал также Пьер Тейяр де Шарден, связывая его с возникновением и развитием коллективного мышления, – на основе коллективных деятельностей и их осмысления, запоминания, анализа и творческого развития. Указанные выше общие системные закономерности существования и развития организма человека определили, таким образом, и направления ноосферогенеза. Рассмотрим их в общих чертах.

Необходимость вещественно-энергетического сохранения жизни организма человека, его внутреннего и внешнего движения, обеспечения адаптации и гомеостаза, прочих функций (назначенных генетически) обусловила (вслед за предыдущей эволюцией и стайными формами жизни) определенные семейно-общинные деятельности в избранной природной среде жизнедеятельности. Соответственно развитию мышления индивидов (через развитие индивидуальных и коллективных форм жизнедеятельности) возникали, сохранялись (в индивидуальной и коллективной памяти) определенные общинно стабилизирующие правила (нормы) осуществления деятельностей и общего поведения. Большое значение в этом плане, то есть в обеспечении жизнедеятельной (функциональной) устойчивости человеческих общин имели, конечно, процессы адаптации к изменениям окружающей среды, к воздействиям соседних общин и всего окружающего мира. Особо важными для сохранения и прогрессивного развития ранних общин и последующих обществ, как показывают многочисленные уже этнографические и исторические исследования, являлись процессы развития и становления лидеров, – по всем видам и направлениям в совокупной жизнедеятельности. Соответствующим образом выделялись и лидеры в общем управлении развитием общин и последующих более сложных обществ. Эта, особо важная составляющая ноосферогенеза раскрыта, например, в этнографических исследованиях О. Ю. Артемовой [7].

Многие мысли П. Тейяр де Шардена (изложенные, к сожалению, кратко и сложным языком) видятся важными и для современного научного мышления, – например, в главах: «Мысль» и «Сверхжизнь», в разделах «Развертывание ноосферы», «Организация научных исследований» и других. Он заключает, например, [64, с. 222]:

«Мыслящей субстанции – разумную организацию. Если у человечества есть будущее, то оно может быть представлено лишь в виде какого-то гармонического примирения свободы с планированием и объединением в целостность. Распределение ресурсов земного шара. Регулирование устремления к свободным пространствам. Оптимальное использование сил, высвобожденных машиной. Физиология наций и рас. Геоэкономика, геополитика, геодемография. Организация научных исследований, перерастающая в рациональную организацию Земли».

Особенно важным для современности видится заключительный подраздел «Соединение науки и веры». Автор начинает его так:

«По видимости, современный мир возник из антирелигиозного движения. Человеку достаточно самого себя. Разум взамен религиозного верования. Наше поколение и два предшествующих только и слышали, что о конфликте между религиозной верой и наукой. До такой степени, что однажды казалось – вторая должна решительно заменить первую. Но по мере продолжения напряженности становится очевидным, что конфликт должен разрешиться в совершенно иной форме равновесия – не путем устранения, не путем сохранения двойственности, а путем синтеза». И далее: «В своих истолкованиях затем мы можем научно рассматривать почти бесконечное усовершенствование человеческого организма и человеческого общества. Но как только речь заходит о практической материализации наших мечтаний, мы констатируем, что проблема остается нерешенной или даже неразрешима, если только не допустим частично путем сверхрациональной интуиции конвергентности мира, к которому мы принадлежим. Вера в единство. <…> Вера в безмерно притягательный центр личности. В общем как только выходя за пределы низшей и предварительной стадии аналитических исследований наука переходит к синтезу, – синтезу, который, естественно, завершается реализацией какого-то высшего состояния человека, тотчас же она вынуждена предвосхищать будущее и целое и делать ставку на них и тем самым, выходя за пределы самой себя, она начинает делать выбор и заниматься поклонением.

Значит, Ренан и мыслители XIX века не ошибались, когда говорили о религии науки».

А в финальном разделе (Финал) автор восклицает: « … мы вступили в совершенно новую область эволюции. В самом деле, если изучение прошлого и позволяет нам сделать некоторую оценку ресурсов, которыми обладает организованная материя в рассеянном состоянии, то мы еще не имеем никакого понятия о возможной величине «ноосферной» мощности». Надо сразу заметить, что эту величину показал СССР.

Наиболее важные сведения о научном понимании культуры и религии, – особо важные для осознания ноосферогенеза, дает А. В. Савка [57, с.11]:

«Культура, – пишет Н. А. Бердяев, – родилась из культа. Истоки ее сакральны. <…> Культура – благородного происхождения. Ей передался иерархический характер культа. Культура имеет религиозные основы. Это нужно считать установленным с самой позитивно-научной точки зрения. <…> Отнюдь не религиозный писатель Горький считал, что Бог есть комплекс идей, которые будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм. Таким образом, мы обращаемся к расширительному определению религии, принятому в современной социологии и общественной психологии: религия в этих науках употребляется для обозначения «любой системы взглядов и действий, которой придерживается какая-либо группа людей и которая служит индивиду схемой ориентации и объектом поклонения». Первым, кто предложил такой подход к религии, был один из основоположников философии позитивизма – Огюст Конт (1798—1857). Он хотел превратить свое атеистическое учение о всесилии идей в некую «научную», «истинную» религию, которая должна была стать новым фактором сплочения общества. «Идеи», – писал Конт, – управляют и переворачивают мир… весь социальный механизм покоится на мнениях». Значение религии для объединения отдельных человеческих «атомов» в живой организм подлинно культурного общества понимали и великий скептик Вольтер, и революционный фанатик Робеспьер, и многие выдающиеся мыслители и политики, отнюдь не симпатизировавшие клерикалам и даже сомневавшиеся в существовании Бога (понимал, как отмечено выше и Тейяр де Шарден, – А.В.). Но лишь с развитием новых «позитивных» и экспериментальных наук, в частности социологии, общественной психологии, психоанализа, были заложены прочные основы понимания религии как важнейшего стабилизирующего фактора человеческой истории вообще».

Теперь, на кратко отмеченных основаниях (см. также доп. литературу) надо понимать и значение всех информационных (в сущности) составляющих ноосферогенеза. В нем можно выделить, таким образом, стадии мифологической культуры, религиозной культуры и научной культуры, а также существенное воздействие на него и, соответственно, на экономическое развитие так называемого политогенеза, – развития иерархически высших, политически выделенных слоев ноосферы. Излагая историю развития «философии хозяйства», А. В. Савка раскрывает, в сущности, траектории ноосферогенеза, определившиеся не только общими закономерностями, но и развитием соответствующих национальных культур, общественных сознаний.

2. О цивилизационных, системных переходах в ноосферогенезе, общественном сознании и экономическом развитии

Среди выдающихся исследователей экономического развития человечества здесь надо выделить венгерского, по происхождению, ученого Карла Поланьи. В 1944 г. он представил хорошо известную теперь российским экономистам работу «Великая трансформация» [51]. В ней, кроме прочего, – по сведениям Н. Розинской в Предисловии [51, – 2], он «приходит к целому ряду парадоксальных с общепринятой точки зрения выводов. Главный из них состоит в том, что рыночная система, вопреки сложившемуся мнению, не является продуктом естественного развития, а целенаправленно была создана государством. В качестве доказательства он приводит… историко-экономические аргументы».

Позже Поланьи опубликовал ряд статей как результатов поиска свободы от довлеющих на человека необходимостей рынка и государства, – как отмечает Н. Розинская: «На конкретном историческом материале Поланьи пытается продемонстрировать истинность следующих утверждений: рыночные институты не развиваются сами по себе, естественным путем, а являются продуктом целенаправленной деятельности власти (государства или местной администрации); наличие сильной зависимости экономических институтов от социальных и политических; существование в истории трех форм интеграции общества – взаимность (реципрокность), перераспределение (редистрибуция) и рыночный обмен. Среди положений, которые Поланьи отстаивает в своих работах, одним из наиболее важных является подчеркивание им различий между торговлей и рынком».

Здесь представляется возможным сделать лишь следующие принципиальные замечания по основной цели К. Поланьи (поиск основ социально-экономической свободы человека) и истории экономического развития, полезные для современного осознания возможных и целесообразных путей российского социально-экономического, политического и научного (ноосферного) развития. Вспоминая краткий вывод Ленина о свободе и системно представляя общество в качестве общего дома, сверххозяйства (можно системно сжато проследить развитие его от натурального) и как метаорганизм, можно сказать, что каждый человек – гражданин общества должен направлять свою жизнедеятельность и стремиться к наибольшей её продуктивности для наибольшего роста комплексного общественного могущества, обеспечивающего наиболее благоприятную, защищенную жизнедеятельность всех граждан. Человек общества (как гражданин с определенными конституционными правами и обязанностями) должен понимать (после воспитания и общего образования, обретя качества гражданина), что общество достигает необходимого могущества в окружающем мире, уровня производства обеспечивающего организменно необходимое потребление граждан и жизненный комфорт, защиту от вредных воздействий и прочие составляющие благоприятной жизни лишь посредством соответствующего общественно целевого нормативного труда всех граждан. Свободное индивидуальное развитие должно обеспечиваться государством вне и сверх нормативного труда, как семейное и творческое развитие. Соответственно способностям граждан оно должно направляться государством (правовым образом) на достижение общественных целей, в том числе целей всестороннего общественно полезного развития гражданских способностей и качеств. То есть гражданские свободы должны быть общественно целесообразными и полезными, лишь в этом их понимании и обеспечении они становятся благом, – как для общества, так и для граждан, поскольку возвышают как общество так и граждан во взаимозависимой жизнедеятельности. Великий опыт достижений СССР в согласовании индивидуальных и общественных целей жизнедеятельности, в обеспечении гражданских свобод (и нивелировании антиобщественных, преступных «свободных» деятельностей) видится особо ценным в современный период поисков лучшей парадигмы развития, то есть требует научно-системного обобщения и использования как в государственной деятельности, так и в общем образовании молодых поколений.

Итоговые рассуждения К. Поланьи о свободе представлены в главе «Свобода в сложном обществе» [51, – 2]. Знакомство Поланьи с определенными достижениями антропологов и этнографов позволило, думается, сделать ему (дополнительно к предыдущим, опиравшимся на таковые же знания) следующие выводы:

«И если мы не хотим, чтобы индустриализм совершенно уничтожил homo sapiens, мы должны подчинить его требованиям человеческой природы. Рыночное общество заслуживает критики не потому, что оно основывалось на экономике – последняя представляет собой в известном смысле необходимый фундамент любого общества, – а за то, что в основе его экономики лежал принцип эгоизма. Подобная организация экономической жизни является совершенно неестественной и необычной – в строгом эмпирическом смысле чего-то исключительного и идеального. Мыслители XIX в. исходили из предположения, что в своей экономической деятельности человек, как правило, следует тому, что они называли экономической целесообразностью, и что любой его поступок, противоречащий этому принципу, есть результат внешнего вмешательства. <…> Врожденный порок общества XIX в. состоял не в том, что оно являлось индустриальным, а в том, что оно было рыночным. Индустриальная цивилизация будет по-прежнему существовать и тогда, когда утопический эксперимент саморегулирующегося рынка уже успеет превратиться не более чем в ужасное воспоминание. <…> Рыночная система – это мнимое царство свободы – состоит из своевольных винтиков, действия которых, однако, подчинены столь же строгим правилам, как законы геометрии. В обществе, образующем единый организм, истина эта становится вполне очевидной, а иллюзия свободы исчезает. Именно на этом уровне проблема свободы и должна найти свое решение».

Эту незавершенную главу (судя по предисловию Н. Розинской) итоговой работы Поланьи, как и прочие публикации, надо изучать, конечно, отдельно. Но уже краткое ознакомление и выявление частичной опоры автора на антропологические знания позволяет полезно (для современного мышления о главном) дополнить выводы Поланьи представляемыми здесь и ранее системными обобщениями.

Проблема социальной свободы рассматривается учеными до сих пор [25; 28; 71], что вызвано, конечно, продолжением и усугублением антиобщественных и антигуманных процессов, рождаемых, питаемых и сохраняемых рыночной экономикой. В то же время видится странным, что и К. Поланьи, и современные ученые не пытались развить органицизм Г. Спенсера на базе научных достижений в познании живой природы, человека и общества. В период основных работ К. Поланьи органицизм был в Европе на подъеме, были и некоторые теоретические знания в общей биологии, в познании человека, но с «общей теорией систем» (Л. фон Берталанфи) Поланьи, по всей видимости, не был знаком. В том-то и состоит, очевидно, причина отсутствия внимания ученых—экономистов и социологов второй половины 20 века и современных к органицизму, что физиологические аналогии, на которых развивался органицизм, являются уже явно не научными, а системная методология и соответствующие системные знания видятся учеными пригодными лишь для естествознания, для сложных технических и социотехнических производственных систем общества (но не для общества в целом), или для системного анализа и развития экономики в существующих парадигмах. К тому же привычная для ученых, традиционная методология исследований экономического развития, с использованием взглядов классиков, видится не только научно достойной, авторитетно высокой, но и менее затратной. Тем не менее, некоторые профессиональные шаги в познании общества как такового с использованием системного подхода все же произошли [41; 45] (и др.).

Карл Поланьи, как и большинство других ученых, исследовал экономическое развитие человечества, не анализируя системно «доэкономическое». К тому же он использовал лишь исторические факты и некоторые сведения антропологов, не владел научными знаниями о естественно-системных закономерностях человека и образованных им первичных общин, обществ (этих знаний просто не было в тот период). Тем не менее, он обращает внимание на определенные процессы в древнем обществе, свойственные естественному метаорганизму и делает вывод об основных формах интеграции древнего общества (отмеченных выше). Но, упускает из виду главные, системные основы – общие цели развития и хорошо видимую древними людьми (ввиду хорошей обозримости общества) необходимость общего участия в достижении этих целей, необходимость индивидуального развития для обретения требуемых сил и умений. Хорошо видно, что эти основы сохраняются до сих пор, поскольку любое человеческое общество имеет жизненные основания своего существования и прогрессивного развития в изменяющемся окружающем мире, наполненном не только жизненными ресурсами, но и опасностями (теперь уже и созданными общим техническим развитием человечества).

В предыдущих публикациях автора [15—17] кратко отмечался важнейший всемирный переход обществ от функционально цельного (системного) состояния к функционально раздробленному по целям развития частных хозяйств. Он был обусловлен изобретением информационно-функциональных средств внутреннего, а затем и внешнего обмена продуктов потребления для сохранения и развития общественной жизнедеятельности – «денег». Этот переход, частично раскрытый в его начальных стадиях этнографическими исследованиями, достаточно полно анализируется (на взгляд автора), но лишь в заключительной фазе, мыслителями Древней Греции, – главным образом Аристотелем [26]. Важно то, что это наследие позволяет полезно для современного системного переосмысления экономики осознать ее первичное идейно-функциональное содержание, определившее последующее всемирное ее развитие, особенно в ведущей стране того периода Англии, и формирование принципиальных оснований политической экономии А. Смита [61].

Знакомясь с выдающимся исследованием В. Я. Железнова [26] трудно оторваться от чтения. К сожалению, в узких рамках статьи возможно привести лишь часть цитат из Заключения в указанной книге, – которые видятся актуальными и полезно дополняющими исследования К. Поланьи, авторские и прочие современные исследования, особенно по «эволюционной», «социальной» и «системной» экономике. В. Я. Железнов отмечает, например (с.245):

«Учением о деньгах Аристотель замыкает круг теоретической экономии, относящейся к положительному типу хозяйства, (…), где отношения между главами хозяйств основываются на принципе справедливости, заменявшем Аристотелю методологически гипотезу свободной конкуренции позднейших экономистов. Однако, теория обмена непосредственно приводит и к анализу хозяйственных отношений отрицательного типа, «хрематистики», где все с начала до конца строится на обмене. Здесь руководящим началом и двигателем хозяйственной деятельности является стремление к получению наибольшей выгоды, наживы ради наживы, деньгам ради денег. Не случайно, что, пытаясь анализировать этот «противный природе» уклад хозяйства Аристотель отметил в нем только монопольные формы: монополию кредита (денежное ростовщичество) и монополию торговли.

С основной точки зрения Аристотеля на задачи человеческого хозяйства крайне отрицательное отношение к денежному ростовщичеству не требует дальнейших пояснений. <…> Кредитная монополия, движимая стремлением к беспредельной наживе, правильно представлялась ему злоупотреблением денежными функциями, направлением работы денег на ложный путь, не отвечающий их прямому назначению быть честным посредником в обмене полезностями. Как бы ни был узок и односторонен этот взгляд, в нем было достаточно логической последовательности и согласованности с общим строем намеченной Аристотелем экономической теории. <…> Аристотель вообще не желает углубляться в анализ ненавистного ему капиталистического хозяйства, и как бы он ни относился к отдельным формам хрематистики, исследование их останавливалось у него всегда в самом начале. Тем не менее, мысли высказываемые им об этом отрицательном типе хозяйственных отношений, глубоки и полны интереса. По-видимому, именно наблюдение меновых отношений типа хрематистики привело Аристотеля к признанию самостоятельной проблемы хозяйственной ценности, независимой от каких бы то ни было сторонних соображений. Здесь он, однако, еще колебался, Он не сомневался в одном – и это было самым важным результатом его изучения хрематистики – что капиталистическое хозяйство глубоко отлично по самой своей цели от старого, патриархального экономического строя».

Таким образом, первый эволюционно-исторический переход, функционально раздробивший первично цельное общество, был обусловлен в основном ложным, можно сказать, антиобщественным пониманием денег и свободы индивидуального развития. Вторым переходом общественного сознания, всей материально-энергетической деятельности, как экономики, и ноосферогенеза, – переходом общемирового значения, несомненно, является революционный переход царской России к принципиально новой, общественно прогрессивной парадигме развития предложенной К. Марксом и Ф. Энгельсом. И только в современный период, на основе развития науки о жизни, теоретической биологии и кибернетики, наук об управлении и организациях, законах организации и общей теории систем, становится видно, что этот переход (при всех хорошо известных теперь политэкономических заблуждениях, жизненных и материальных потерях) приблизил, в сущности, новое, социалистическое общество к объективно необходимому системному состоянию, обеспечившему невиданный ранее в мире взлет всестороннего могущества новой страны – Советского Союза.

Весь опыт развития по марксистско-ленинской парадигме, названной коммунизмом (через социализм), которая не осознавалась в качестве системной, – ввиду отсутствия необходимых научных знаний, следует изучать теперь именно в системном плане, посредством современной системно-кибернетической методологии и соответствующих научно-исторических знаний. Здесь следует обратить внимание на организационно-развивающие процессы, обеспечившие не только стремительный техногенез (индустриализацию), но и не менее стремительное развитие ведущих слоев общественного сознания, полезно обобщаемое в современной науке понятиями ноогенеза и ноосферогенеза. Они системно отражают развитие науки как ведущей сферы общества (см. взгляд Маркса на «духовное производство» и науку как производительную силу). В этом плане полезно вспомнить и труднейший путь М. В. Ломоносова по организации науки в России, ознакомиться с взглядами на общественно целесообразное её развитие [10; 39; 44]. Начальные достижения науки в СССР представлены обобщением Л. Р. Грэхэма [24], – американским исследователем Советского Союза. Позже появились научно-философские обобщения и сообщения о достижениях отечественных ученых [22; 33; 35; 44; 52; 56; 66; 72]. В этом, «социалистическом» развитии хорошо видна теперь организованная целостность, – на основе общих целей развития, то есть видна именно ведущая для всего общества научная ноосфера. Таковая же целевая и функциональная целостность была присуща и всему обществу. Однако, ввиду определенной иллюзорности, точнее недостаточному научному разъяснению и просвещению относительно высшей цели общественного развития (иерархически подчиняющей низшие цели как средства), объединяющая коммунистическая идеология стремительно теряла свою силу (чему способствовал и Запад, – вражеской пропагандой и «процветающим» обликом). Теперь, на основе развития научного и научно-исторического самопознания, все большего распространения и освоения системных знаний (уже и в общем образовании), видится необходимым формирование объединяющей идеологии не только на традиционных общинных ценностях, но главным образом на научных, системных знаниях, на системном осознании человека и общества, – то есть формирование научной общественно прогрессивной идеологии, и ускоренное развитие соответствующего просвещения. Авторские системные исследования, выполненные ранее и завершаемые здесь дополнительным системно-историческим взглядом на ноосферогенез и антропосоциогенез позволяют, на взгляд автора, использовать научно достигнутые возможности в относительно быстром (в исторической мере) формировании общенаучной базы для эмерджентного перехода к общественно прогрессивному развитию, – можно сказать, «системно-социалистическому», – на существенно возвышенной научной базе относительно политического перехода начала 20 века.

Заключение

В рамках статьи невозможно даже кратко очертить основные достижения на великом пути философского, религиозного и научного самопознания. О них говорят книги, найденные автором в научно-философском наследии по ходу исследований в направлении решения поставленной задачи. Выше были представлены главные, на взгляд автора, переходы в организации общественного развития. Второй переход, затянувшийся до начала 20 века, был обусловлен накоплением базы эмпирических, научных и прочих знаний, и великими обобщениями опыта всего человечества, выполненными Гегелем, К. Марксом, Ф. Энгельсом и другими мыслителями. Положительный опыт общественного развития на основе принципиально новой парадигмы, представленный Советским Союзом и системно осмысленный в некоторой мере многими учеными и автором, – на базе научных достижений в самопознании, показывает приближение «социалистических основ» этого развития к общесистемным закономерностям живой природы, человека и первичных естественных форм общественной жизни в качестве метаорганизмов. Они были кратко представлены в начале статьи и более подробно в предыдущих публикациях автора [15]. Соответственно, надо акцентировать внимание на необходимости развития научно-философского направления названного «органицизмом», – на основе интеграции прошлых системных исследований, – например, [21; 45; 56; 70]; Ежегодник издательства «Наука» (в СССР) «Системные исследования» и авторских, – то есть развития его на системном уровне исследований.

Обращение автора к интегральным понятиям ноогенеза, ноосферы и ноосферогенеза акцентирует внимание современных исследователей на необходимости достижения высокой, общественно адекватной, целесообразной и рациональной (по общественным целям развития) организации информационного содержания общества, всех процессов функционирования общественного сознания, – называемых нами в совокупности наукой, системами образования, управления и прочими системами, функционирующими посредством информационных связей и продуктов человеко-машинного мышления (достигнутого в результате многовекового ноогенеза).

Обзор научных источников социальной памяти, представленный выше, показывает существенную зависимость развития экономики не только от ноогенеза и определенного им научного ноосферогенеза, – выраженных развитием наук, но и от развития иерархически высшего (сильнодействующего) комплекса управления названного в древней истории государством, – от политогенеза [5; 6; 23; 50; 51; 61; 73]. Обзор в этом плане показывает сильную детерминацию политогенеза традициями властвования и процессами борьбы за власть. Лишь в современный период приходит осознание необходимости научного формирования государственного комплекса и использования в его функционировании высших достижений самопознания, – то есть осознание необходимости информационного обеспечения государства (как системного комплекса управления воспроизводством и развитием общества) со стороны высокоорганизованных научных структур социальной ноосферы (адекватных мыслительных структур общественного сознания, включающих экспертные системы). Появились уже научные работы по теории организации и теории государственного управления, – например [65; 66].

Современные призывы со стороны государства и активных общественных деятелей к единству, справедливости, всесторонней защите (сохранению) и увеличению народных ресурсов страны, и прочим положительным для общественной жизни характеристикам есть, в сущности, призывы к системной организованности совместной жизнедеятельности. Она свойственна всем живым организациям (организмам) нашего мира. Надо понимать, что ввиду необозримости современного общества оно осознается социально необразованными индивидами в качестве пространства для развития по личным целям (интересам). Поэтому всем молодым поколениям необходимо с детских лет прививать знания и устремления к общественно необходимому единству, к обеспечению функциональной целостности общества в разнообразных деятельностях по общим целям развития страны. Общественно необходимая социализация в этом плане рассмотрена, например, С. Д. Бодруновым [11].

Данная статья завершает многолетний авторский поиск и системную интеграцию знаний (исследований), согласно приведенной во введении сверхзадаче. Думается, при современном сетевом IT-обеспечении проектирование перехода страны к функционально целостной организованности метаорганизменного характера [16] может быть научно ускоренным. Однако, поиск источников знаний выявил и блокирующие в этом плане, и даже опасные для общества процессы, обусловленные рыночной экономикой, – процессы тотальной коммерциализации всего информационного производства. Начиная с навязчивой рекламы в СМИ, они проникли уже во все общественное сознание, вплоть до блокирования общественно необходимого научного и прочего мышления, – например, коммерциализацией издательской деятельности, блокированием распространения знаний, доступа к общественно полезным продуктам мышления. Даже в типовом предупреждении Издателей: «Любое использование материалов данной книги полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается» (подч. – А.В.) права Издателя недопустимо завышены «коммерческим интересом», в ущерб обществу. Более того, многими издательствами необоснованно присваивается функционал высшего эксперта по использованию книги в общественном сознании и мышлении. В этом плане вспоминается успешное использование с древних времен принципов взаимопомощи и дарения [7; 12; 13; 38], – начиная, конечно, с материальной сферы, но в последующем и в информационной. В современном обществе их значение трудно переоценить. Хорошо виден и положительный опыт всех развитых стран, России и СССР, особенно в сфере научного производства, – который всё еще требует системного обобщения [18; 24; 33; 39; 44; 46; 52; 54; 60; 72].

В плане организации общественно целесообразного и целерационального мышления видятся особо полезными концепция «глобального мозга» и другие взгляды на коллективное мышление, представленные Б. Б. Славиным [54; 60]. Однако развивая, по сути, идею органицизма (метаорганизма) в интеллектуально-информационном плане, Славин не рассматривает проблемы объективно необходимого перехода общества от финансовой к общецелевой экономике, – рациональной для общества и граждан. Как показывают исследования истории экономики, во всем мировом сообществе произошло, в сущности, глобальное развитие так называемой (при Аристотеле) хрематистики [26], – от примитивного ростовщичества [50] до современных высот финансовой экономики [76, c. 28—36, и др.]. То есть имеет место проблема осознания и преодоления общественно ложного понимания денег и свободы (см. выше). Внутренние деньги, как показывает положительный опыт СССР и отрицательный опыт современной России, не должны быть производительным ресурсом (с системных позиций они видятся средством учета общественной стоимости целевых процессов, – использующих общественные ресурсы).

В плане построения специализированных структур коллективного мышления, думается (по итогам авторских работ), полезна системная аналогия активных структур целесообразно цельного общественного сознания с полноценно и успешно функционирующим человеческим сознанием, добивающимся целей развития человека в различных средах жизнедеятельности. В этом плане видится полезной работа В. А. Лукова [41], в которой он не только развивает социобиологический подход Э. Уилсона, но и рассматривает формирование ноосферы на основе общественно рационального тезауруса в общественном сознании, начиная с образования молодых поколений. Указанные и другие научные работы позволяют видеть, что современная проблема общественно прогрессивной идеологии должна решаться на базе интеграции и систематизации научных достижений в самопознании, чему содействуют представленная и предыдущие работы автора, история ноогенеза – [10; 15—17; 21; 25;.27; 28; 31; 32; 35; 36; 40; 46; 51; 54; 57; 59; 60; 69; 71; 72; 77] и другие источники.

Опыт новой России и других стран приводит, однако, и к констатации того, что современному обществу все еще нужны, к глубокому сожалению, человеческие жертвы, большие потери для ускорения совершенствования, основой которого, несомненно, должна являться общественно целесообразная ноосфера. Представленные и прочие исследования ученых показывают ведущее, определяющее значение информационного развития страны во внутреннем социально-природном плане и внешнем, во взаимодействиях с мировым сообществом. Соответственно, всё информационное производство требует общественно целевой организованности в качестве человеко-машинной, эффективной и целерациональной ноосферы общества как социотехнического метаорганизма.

Литература

1. 1991 год: Взгляд на события 30 лет спустя // Социологические исследования. 2021. №8. С. 3—81.

2. Абрамсон И. Г., Линке П., Офицеров В. А., Славин Б. Ф. (ред.). Социалистический идеал и реальный социализм: Ленин, Троцкий, Сталин. М.: URSS, 2011. 613 c.

3. Александров И. О. Формирование структуры индивидуального знания. М.: Институт психологии РАН, 2006. 560 с.

4. Андрианов В. Д. Эволюция основных концепций регулирования экономики от теории меркантилизма до теории саморегуляции. М.: Экономика, 2008. 326 с.

5. Анри Мишель. Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2008. 536 с.

6. Аристотель. Политика / Аристотель; пер. с греческого С. А. Жебелева, Т. А. Миллер. Москва: Изд-во АСТ, 2018. 320 с.

7. Артемова О. Ю. Личность и социальные нормы в раннепервобытной общине (по австралийским этнографическим данным). М.: Наука, 1987. 200 с.

8. Байдаров Е. У. и др. Ноосферный проект социоприродной эволюции: поиск алгоритмов устойчивости. Коллективная монография / Отв. ред. проф. Д. Е. Муза. – Донецк: ДонНТУ, Технопарк ДонНТУ УНИТЕХ, 2014. 288 с.

9. Белик А. А. Культурная (социальная) антропология. Учебное пособие. М.:РГГУ, 2009. 613 с.

10. Богданов А.: 1) Падение великого фетишизма. Вера и наука. М.: Издание С. Дороватовского и А. Чарушникова, 1910. 347 с.; 2) Наука об общественном сознании. Книгоиздательство писателей в Москве. 1914. 221 с.

11. Бодрунов С. Д. Социализация: тернистый путь к ноономике / Материалы международного научного семинара ИНИР им. С. Ю. Витте «Социализация экономики: человек как продукт и как активный субъект исторического процесса» // Экономическое возрождение России. 2020. №4. С. 5—12.

12. Бромлей Ю. В. (ред.) История первобытного общества. Том 2. Эпоха первобытной родовой общины. М.: Наука, 1986. 574 с.

13. Бутовская М. Л., Файнберг Л. А. У истоков человеческого общества (Поведенческие аспекты эволюции человека). М.: Наука, 1993. 256 с.

14. Валлерстайн И. Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2008. 176 с.

15. Васильев А. И.: 1) Единый системный комплекс живых организаций // «Академия Тринитаризма», М., Эл №77—6567, публ.16905, 22.10.2011; 2) К осознанию системности антропосоциогенеза // Там же. Эл №77—6567, публ.26275, 04.04.2020; 3) Так вы за теорию или за науку? К осознанию научного самопознания // Там же. Эл №77—6567, публ.28411, 01.04.2023. URL: http://www.trinitas.ru/rus/doc/avtr/01/0972-00.htm

16. Васильев А. И. Современные метаэкономические взгляды ставят важнейшую цивилизационную задачу // Философия хозяйства. 2023. №2. С. 105—120.

17. Васильев А. И. Об экономическом развитии в системно-историческом обзоре / А. И. Васильев. – Текст: электронный // Теоретическая экономика. – 2023 – №4. – С.31—47. URL: http://www.theoreticaleconomy.ru (Дата публикации: 30.04.2023)

18. Венда В. Ф. Системы гибридного интеллекта: Эволюция, психология, информатика. М.: Машиностроение, 1990. 448 с.

19. Воейков М. И.: 1) Политическая экономия: очерки и этюды. СПб.: Алетейя, 2014. 310 с.; 2) Экономика Победы: уроки истории и современность (К 75-летию Победы СССР в Великой Отечественной войне) / Сб. ст., отв. ред. М. И. Воейков. М.: Институт экономики РАН, 2020. 158 c.

20. Вормс Рене. Общественный организм. Пер. с фр., под ред. и с предисловием А. С. Трачевского. Изд. 2-е. М.: Либроком, 2012. 249 с.

21. Галушка А. С., Ниязметов А. К., Окулов М. О. Кристалл роста. К русскому экономическому чуду. М., 2021. 360 с.

22. Глушков В. М. Макроэкономические модели и принципы построения ОГАС. М.: Статистика, 1975. 161 с.

23. Гринин Л. Е. Государство и исторический процесс: Политический срез исторического процесса. М.: Либроком, 2009. 264 с.

24. Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. Историко-публицистическое издание. Пер. с англ. М. Д. Ахундова и В. Н. Игнатьева. М.: Политиздат, 1991. 480 с.

25. Дорога к свободе. Критический марксизм о теории социального освобождения. Под ред. Б. Ф. Славина. URSS. 2013. 688 с.

26. Железнов В. Я. Экономическое мировоззрение древних греков. Изд. 2-е. М.: Либроком, 2012. 257 с.

27. Идеология: социальная теория и практика. Монография. / Под ред. А. В. Жукоцкой. М.: ООО «Социальный проект», 2017. 208 с.

28. Идеология и наука. Дискуссии советских ученых середины XX века. Коллективная монография / Отв. ред. А. А. Касьян. М.: Прогресс-Традиция, 2008. 288 с.

29. Кальной И. И. 1917—2017: Россия в поисках будущего. Коллективная монография / Отв. ред. И. И. Кальной. Симферополь: Ариал, 2018. 436 с.

30. Канарш Г. Ю. Современный капитализм: факторы трансформации // Знание. Понимание. Умение. 2021. №1. С. 83—97.

31. Карачаровский В. В., Шкаратан О. И. Разные цели одного общества // Социологические исследования. 2019. №1. С. 5—17.

32. Карл Баллод. Государство будущего. Перевод со 2-го перераб. издания А. и И. Рубиных. Издание Всероссийского Центрального Союза Потребительных Обществ. Москва, 1920. 192 с.

33. Кнорринг В. Г. История и методология науки и техники. Информационная сфера человеческой деятельности с древнейших времен до начала XVI века. Учебное пособие. СПб: Изд-во Политехнического ун-та, 2013. 352 с.

34. Колганов А. И. Советское планирование: что и почему актуально в XXI в. // Экономическая наука современной России. 2021. №4 (95). С. 127—132.

35. Кононов И. Ф. Социология в СССР (конец 1920-х – 1980-е гг.): смена конвенций и экзегеза ленинского теоретического наследия // Социологические исследования. 2020. №5. С. 90—101.

36. Конт Огюст. Дух позитивной философии. Слово о положительном мышлении. Пер. с фр. И. А. Шапиро. Ростов-на-Дону: Феникс, 2003. 256 с.

37. Концепция «общества знания» в современной социальной теории: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. социологии и социал. психологии; Отв. ред. Д. В. Ефременко. М., 2010. 234 c.

38. Кропоткин П. А.: 1) Взаимопомощь как фактор эволюции. М.: Самообразование, 2007. 240 с.; 2) Этика: Избранные труды. М.: Политиздат, 1991. 496 с.

39. Лейбниц Готфрид. Труды по философии науки. М.: Либроком, 2010. 178 с.

40. Либерализм и социализм. Запад и Россия. К 200-летию со дня рождения А. И. Герцена / Сб. ст. под ред. М. И. Воейкова. М.: Ленанд, 2013. 338 c.

41. Луков Вал. А. Биосоциология молодежи: теоретико-методологические основания. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2013. 430 с.

42. Майнцер Клаус. Сложносистемное мышление. Материя, разум, человечество. Новый синтез. Пер. с англ. Берков А. В. Под ред. и с предисл. Г. Г. Малинецкого. М.: Либроком, 2009. 464 с.

43. Малиновский Б. Научная теория культуры / Бронислав Малиновский; Пер. с англ. И. В. Утехина; сост. и вступ. ст. А. К. Байбурина. 2-е изд. М.: ОГИ, 2005. 184 с.

44. Мамчур Е. А., Овчинников Н. Ф., Огурцов А. П. Отечественная философия науки. М.: РОССПЭН, 1997.

45. Маркарян Э. С.: 1) Вопросы системного исследования общества. М.; Знание, 1972; 2) Теория культуры и современная наука: (логико-методол. анализ). М.: Мысль, 1983. 284 с.

46. Моисеев Н. Н.: 1) Социализм и информатика. М.: Политиздат, 1988. 285 с.; 2) Человек и ноосфера. М.: Молодая гвардия. 1990. 351 с.

47. Олейников Ю. В. К истории становления современной мировоззренческой парадигмы // Знание. Понимаие. Умение. 2021. №1. С. 114—124. DOI: 10.17805/zpu.2021.1.8

48. Осипов Ю. М. (Гл. ред.) Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. 2002. №4. 304 с.

49. Осипов Ю. М. Опыт философии хозяйства. Хозяйство как феномен культуры и самоорганизующаяся система. М.: Изд-во МГУ, 1990. 382 с.

50. Пасынков А. Феномен ростовщичества: от Вавилона до глобальной финансовой системы. История, экономика, антропология. СПб.: Диля, 2014. 448 с.

51. Поланьи К.: 1) Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. Пер. с англ. А. А. Васильева, С. Е. Федорова и А. П. Шурбелева. Под общ. ред. С. Е. Федорова. СПб.: Алетейя, 2002. 320 с.; 2) Избранные работы. М.: Территория будущего, 2010. 199 с.

52. Поспелов Д. А., Фет Я. И. (ред.) Очерки истории информатики в России. Новосибирск: Научно-издательский центр ОИГГМ СО РАН, 1998. 663 с.

53. Прангишвили И. В. Системный подход и общесистемные закономерности. М.: СИНТЕГ, 2000. 528 с.

54. Рождение коллективного разума: О новых законах сетевого социума и сетевой экономики и об их влиянии на поведение человека. Великая трансформация третьего тысячелетия / Под ред. Б. Б. Славина. М.: ЛЕНАНД, 2014. 288 с.

55. Российское системное перестроение как стратегическая неизбежность: неоэкономика, неоиндустриализация, неодирижизм. Сборник тезисов выступлений участников Международной научной конференции. Под ред. Ю. М. Осипова, С. С. Нипа, Т. С. Сухиной. М.: Экономический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, 2016. 160 с.

56. Рыжов Б. Н. История психологической мысли. Пути и закономерности: Учебное пособие для высших учебных заведений / Отв. ред. Е. С. Романова. М.: Военное издательство. 2004.

57. Савка А. В. Основы философии хозяйства: Учебное пособие. М.: ИКЦ «Академкнига», 2010. 480 с.

58. Салинз М. Экономика каменного века. Пер. с англ. О. Ю. Артёмовой, Ю. А. Огородновой, Л. М. Огороднова. М.: ОГИ, 1999. 296 с.

59. Седлачек Т. Экономика добра и зла. В поисках смысла экономики «от Гильгамеша до Уолстрит». М.: Ад Маргинем Пресс, 2016.

60. Славин Б. Б. Эпоха коллективного разума: О роли информации в обществе и о коммуникационной природе человека. URSS. 2019. 318 с. (и др.) URL: www.elibrary.ru

61. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов / Пер. с англ., науч. ред. П. Н. Клюкин. М.: Эксмо, 2016. 1056 c.

62. Соловьёв А. В. Культура информационного общества. Учебное пособие. Рязань: Рязанский государственный университет имени С. А. Есенина, 2013. 276 с.

63. Субетто А. И., Махатма Шанти, Лукоянов В. В. Историческое призвание науки, культуры, искусства и образования в XXI веке – ноосферная революция в мировоззрении, ценностях и разуме человека и преобразование основ его бытия на Земле // «Академия Тринитаризма», М., Эл №77—6567, публ.28491, 02.06.2023.

64. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Наука, 1987. 242 с.

65. Теория государственного управления. Челябинск: ЧелГУ, 2008. 297 с.

66. Теория организации: Учебник для вузов / Минобразования РФ; под общ. ред. В. Г. Алиева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ЗАО «Изд-во «Экономика», 2003. 431 с.

67. Туган-Барановский М. И. Очерки из новейшей истории политической экономии. СПб: Издание журнала «Мир Божий», 1903. 464 с.

68. Урсул А. Д. Феномен ноосферы: Глобальная эволюция и ноосферогенез. М.: ЛЕНАНД. 2015. 336 с.

69. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время. Том 1. Экономика СССР в конце 30-х годов – 1987 год. Монография. Новосиб. гос. техн. ун-т. Новосибирск, 2008. 516 с.

70. Хвостов В. М. Социология. Исторический очерк учений об обществе. Изд. 2-е. М.: Либроком, 2011. 354 с.

71. Черныш М. Ф. Концептуальные основы социальной политики: Достоинство, справедливость, равенство // Социологический журнал. 2020. Том 26. №1. С. 8—30.

72. Шереги Ф. Э., Стриханов М. Н. Наука в России: социологический анализ. М.: ЦСП, 2006. 456 с.

73. Шумпетер Й. А. Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса. История становления науки экономики: Квинтэссенция теорий основных экономических школ конца XIX – начала ХХ в. Пер. с англ. Изд. 2. URSS. 2023. 312 c.

74. Экономическая система современной России: пути и цели развития. Монография / под ред. А. А. Пороховского. М.: Экономический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, 2015. 896 с.

75. Экономическая социология: Теория и история / под ред. Ю. В. Веселова, А. Л. Кашина. СПб: Нестор-История, 2012. 759 с.

76. Экономическая теория на пороге XXI века: Финансовая экономика / Под ред. Ю. М. Осипова, В. Г. Белолипецкого, Е. С. Зотовой. М.: Юристъ, 2001. 704 с.

77. Юнь О. М. Планирование: уроки истории и перспективы. М.: РГНФ, 2014. 654 с.

Введение. Общие сведения

Фраза Н. Винера, приведенная в эпиграфе (запомнилась автору из учебного пособия 80-х годов по машинописи, среди других цитат, – первоисточник пока не найден), указывает на особое, невидимое ранее (до исследований Н. Винера) средство достижения жизненных целей и плодотворной жизни, но не указывает на то, что обеспечивает это в действительности. «Обладать информацией» – это неточное выражение в принципе, поскольку человек и общество всегда обладали информацией, – в формах образов реальности, в формах знаний. Суть видится в том, что надо не «обладать» и не просто «информацией», а подчинять жизнедеятельность «адекватной информации», – адекватной целям, ведущим к плодотворной, успешной и благоприятной для человека и общества жизни. Системные взгляды на жизнедеятельность естественных организмов, человека и общественных формаций, во всей их эволюции и многовековой истории показывают полное соответствие реальности именно такого отношения человека и общества к информации. В современном интернет-поиске наиболее близких цитат Н. Винера мы находим лишь такие (из книги «Кибернетика и общество»): «Чтобы жить эффективно, надо жить с адекватной информацией». «Жить действенно – значит жить, располагая корректной информацией». Он говорил о человеке, а не об обществе в целом, но и в этом плане сразу же возникают вопросы – эффективно для кого, чего, каковы критерии, адекватной чему? Возникают вопросы и ко второму высказыванию (вероятно, неточен и перевод с англ. языка, с учетом контекста).

Здесь надо заметить, что Н. Винер, будучи математиком приближенным к технике не углублялся в проблемы использования информации обществом для своего совершенствования, и видел общественный прогресс в технологическом прогрессе его сфер, в развитии соответствующих наук. Тем не менее, многие его высказывания, особенно в современном издании сборника работ «Кибернетика и общество», видятся полезными при системном рассмотрении общества в целом, как социотехнической организации (см. ниже и работы Н. Винера, цитаты в интернете).

В данном очерке (эссе) автор предпринимает попытку приоткрыть читателям то неведомое еще для многих, что движет человеком в общественных условиях жизни, – от древних времен до современности, а для читателей уже достаточно образованных в этом плане и интересующихся вопросами «почему?» и «каким образом, каким путем?», – в общественном развитии, раскрыть исторически сложившиеся и сущностные основы информационных процессов, как средств движений и деятельностей в обществе. Эта предварительная часть необходима для достижения главной цели – показать на основе богатого научно-исторического материала основы движения человеческого общества к современному информационному и прочему могуществу, и судьбоносное значение как самой информации (знаний) в общественном сознании, так и общественно рациональной организации всего информационного производства. В этом плане представляется актуальным и важным анализ современной концепции «информационного общества» и российской стратегии развития такого общества на 2017—2030 гг., – по Указу Президента (этим анализом планируется завершить данный очерк).

Думается, заинтересованному вхождению в рассматриваемую тематику поможет популярная и полезная, – в том числе для современных писателей, книга «из СССР» [1]. Она способствует пониманию значения информации в обыденной и производственной деятельности человека, в нормативной и творческой деятельности всего общества, а следовательно и в публицистической, писательской деятельности. Уже своим появлением в общественном сознании она показывает, кроме прочего, общественное значение, в тот период, самого издательства «Молодая гвардия», – как ведущего Производителя информации, направленной на формирование общественно полезного сознания молодых поколений. Деятельность его обеспечивала и формирование полезных целей в молодых поколениях, общественно полезное их саморазвитие, то есть образование общественно ценных деятельных Единиц для всего общественного производства.

Указанная книга с первых строк раскрывает значение информации в живой природе. Благодаря этой невидимой субстанции обеспечивается не только жизнь, ее сохранение и благоприятное развитие, но и генетическое воспроизводство ее в прежних формах и в том же качестве (с возможной мутацией). Сразу можно заметить, что в этом видится эволюционный системный образец организации общества как живой в своем базисе формации (эволюционно высшей живой организации). Читатель этой книги настраивается, таким образом, на понимание того, что и в обществе, от самих начал его формирования происходили информационные процессы аналогичные естественной живой природе.

Из опыта живой природы и мысленного моделирования первых взаимодействий гоминидов можно предложить такую дефиницию: информация в обществе – это немеханическое средство взаимодействия живых объектов и машин. Благодаря научному познанию информационных процессов, информационные принципы взаимодействия живых объектов (людей) были перенесены и в электронные машины (различные устройства), в человеко-машинные системы и комплексы. Вникая в физику информационных взаимодействий (которые, в отличие от механических, могут осуществляться на предельно большом расстоянии) мы видим, что эти взаимодействия осуществляются только посредством генерации так называемых сигналов, линии связи (транслирующей сигналы) и приемников сигналов, которые преобразуют (декодируют) сигналы во внутренние процессы объектов.

Теперь полезно, думается, ознакомиться и с достаточно полным (для данного очерка) определением в «Новой философской энциклопедии» (НФЭ) [3]:

«В общенаучном (нематематическом) плане информацию обычно связывают с получением новых сведений об объекте, явлении или событии. Считают, что сообщение ценно для получателя тогда, когда оно изменяет его предыдущие знания об объектах и их взаимоотношениях с другими объектами. Поэтому важнейшей составной частью теории информации в ее нематематической интерпретации является изучение информационных взаимодействий. Информационные взаимодействия можно рассматривать (Н. А. Кузнецов) как взаимодействия трех классов систем: 1) искусственных (технических) – от простейших регуляторов до глобальных компьютерных сетей; 2) естественных (живых) – от генов до социальных сообществ; 3) смешанных, напр., взаимодействие искусственного органа и живого организма или системы „человек – машина“. Исследования информационных взаимодействий предполагают широкое использование лингвистических и семантических подходов и процедур (поскольку участники информационного взаимодействия должны обладать согласованной информацией об используемых кодах, языках и их семантиках), а также аксиологических, когнитологических и психологических подходов и методов к большому количеству факторов, обусловливающих информационные взаимодействия между людьми (В. 3. Коган). Концепция информационного взаимодействия представляет значительный интерес для гносеологии и социальной философии, педагогики, политологии и социологии, так как позволяет понять закономерности развития многих природных и социальных процессов».

Как в живой природе, так и в человеческом обществе основная, действующая информация возникла и получила стремительное развитие на основе звуковых колебаний и их комбинаций, производимых живыми существами, в том числе человеком. Эти комбинации как последовательности звуков отображали окружающую реальность, ее предметы и процессы, и запоминались в сознании человека. Устанавливались и закреплялись так называемые теперь слова, речь и правила речи. Через некоторое время установилась и письменность. Все эти процессы формирования основных информационных средств в древнем обществе, завершившихся в основном текстами на различных носителях, изучены и представлены современными науками, лингвистикой и прочими. Теперь, как показывают проблемы общественного развития перед учеными и писателями стоят задачи определения и производства общественно прогрессивных текстов, что вызывает соответствующие сложные задачи организации адекватной деятельности указанных и прочих производителей текстов, – как основных форм информации действующей в развитии жизнедеятельности человека и общество.

Современное развитие сознания человека, с детских лет, осуществляется таким же образом, как и у древнего человека, но уже предельно ускоренно, с быстрым переходом к речи и текстам. Тексты формируют в сознании образы, произведенные (составленные) писателем, – близкие к реальности и иные, которые остаются в памяти читателя (слушателя) в том или ином составе. При восприятии других образов внешней реальности (из текстов или/и реальной жизни) в сознании действуют ассоциативные процессы, осуществляющие избирательное восприятие и запоминание образов, ассоциативно близких предыдущим в жизни и жизненным целям человека в текущий период.

Здесь надо пояснить важные понятия цели и цельности (см. словарь психологии [2, С. 809] и филос. словари): «Цель – осознанный образ предвосхищаемого результата (состояния человека по результату действия, деятельности, – А.В.), определяющий целостность и направленность поведения». «Цельность (целостность) – интегральная функциональная характеристика целого, характеризующая единство целей и средств их достижения, обеспеченная повторяемостью, соподчиненностью, соразмерностью и уравновешенностью структурных элементов целого». То есть образ цели связывается со средствами ее достижения (из опыта, или непроверенных знаний). В то же время из великого опыта хорошо известно, что во многих случаях тексты (как информационные формы) способствуют, или непосредственно формируют и жизненные цели человека.

Здесь надо вспомнить (а молодым читателям узнать) политические задачи для писателей СССР, относительно формирования человека «коммунистического будущего», и задуматься о формировании сознания современного человека. Если в СССР ориентиры (задачи производителей информации) были общественно полезными, то в современный период они, к сожалению, определяются преимущественно рынком, – на что спрос, на то и ориентиры. Приходится констатировать, что рынок проник и в общественное сознание, в мышление общества о самом себе (о самости), о своей организованности и развитии, что препятствует, – как показывает современный рыночный хаос литературной продукции, прогрессивному развитию общества, – которое возможно лишь при адекватном развитии человека (через развитие его сознания).

Множественное значение сознания человека в развитии общества, – как в положительных, так и отрицательных направлениях, убедительно подтверждается всем историческим опытом, литературными и научными его обобщениями. Вспоминаются в этом плане «Фауст» И. Гёте, и его слова: «Нет ничего страшнее деятельного невежества». Вспоминается и великолепная литературная серия «Жизнь замечательных людей» в СССР и многие другие примеры. Особенно важны в этом плане и примеры новейшей истории: агрессивные для России и всего Мира информационные преобразования (перерождения) многих государств, развитие во всем мире криминальных и террористических структур, но в то же время и развитие общественно благоприятных, креативных и патриотических сообществ в России и многих других странах, информационно-функциональное единение народов в движении к общим целям. То есть великий исторический опыт показывает, что общество может совершенствоваться и достигать высокого уровня жизни и могущества в окружающем мире лишь посредством адекватной, целесообразной организованности процессов производства, распространения (трансляции) и использования информационной продукции в образовании молодых поколений и текущей жизнедеятельности. Попытаемся далее раскрыть и пояснить, утвердить этот тезис с привлечением соответствующей научной литературы (хотя он и подтверждается в значительной мере великим опытом СССР). Но прежде надо сделать краткое пояснение, с позиций автора, по отношению к такому распространенному понятию как знание.

Заглянем для начала в НФЭ. В соответствующей статье рассматривается развитие понятий знания в истории философии. Но надо тут же заметить, что рассматриваются понятия, возникшие и получившие распространение и использование вплоть до современности в те периоды когда понятий информации и сознания человека вовсе не существовало. Тем не менее, понятие знания было существенно развито, как отмечает НФЭ, еще Аристотелем:

«От Аристотеля ведет начало целый ряд представлений о знании, в том числе о знании как умении. Знать нечто (ремесло, язык, обряд) означает уметь практиковать, пользоваться, воспроизводить его. Знание рассматривается как схема деятельности и общения, как функция всякой человеческой активности (функционализм)».

Надо тут же заметить, что знание это понятие, относящееся к памяти, то есть сознанию («собранию знаний») человека. Соответственно, умение – это реализация человеком запомненной программы действий основанной на знаниях. «Схема деятельности и общения» – память алгоритмов и программ, подпрограмм действий и поведения в окружающей среде, во взаимодействии при общении (вспомним правила этики и пр.). Когда человек что-то «узнает», – из текстов, или из речи других, при общении, он (его сознание) сразу же сопоставляет языковый образ, отражающий ту или иную часть реальности, с имеющимися уже знаниями и, если он ассоциативно близок им или близок актуальным целям жизнедеятельности, то запоминается как новое знание, или идентифицируется как уже имеющееся (я это уже знаю, – говорим мы). Мы говорим: знания получают, сохраняют, распространяют, а в действительности имеют место информационные продукты, выраженные текстами на том или ином языке, или графически, на тех или иных «носителях» (носителях информации, как уже принято говорить).

НФЭ отмечает также: «Уже Аристотель фактически признавал многообразие типов знания (эпистеме, докса, пистис, техне, эмпейриа и т. п.). Не только обыденное суждение, эмпирическое протокольное предложение или научная теория, но и философская проблема, математическая аксиома, нравственная норма, художественный образ, религиозный символ имеют познавательное содержание. Все они характеризуют исторически конкретные формы человеческой деятельности, общения и сознания, связанные с адаптацией, ориентацией и самореализацией во внешнем и внутреннем мире».

Можно сделать такой вывод: слово-термин знание удобное для речи и текстов отражает информационные формы, возникшие и развитые в обществе, от его начал, на основе физиологических и прочих свойств человека, его сознания. Знания, как специфические формы информации в обществе и в общественной жизни человека (вспомним «Маугли») отражают (в согласованных с природой, физиологией и нейропсихологией человека информационных формах) всю окружающую реальность, в том числе научную, писательскую и прочую деятельность, и продукты познания (отражения) этой реальности в человеческом, а затем (через письменность и прочие средства) и в общественном сознании.

Содержательному (сущностному) определению знания способствует системная аналогия общественного сознания и человеческого. Человек запоминает и использует в своем развитии (пополняя сознание) только те знания, которые ассоциативно и прочим образом связываются с теми, которые приближают (обеспечивают) достижение им жизненных целей. В этом информационном развитии он обнаруживает и вредные знания, то есть информацию о средствах, которые препятствуют достижению тех или иных целей, или наносят вред, ущерб. Таким образом, возникают и накапливаются знания о «вредном» в жизни, в достижении целей. Возникают в сознании и неопределенные, не выверенные опытом знания, то есть отложенные задачи их проверки на пригодность в жизнедеятельности, на эффективность в достижении тех или иных целей. Теперь, с позиции этой системной аналогии, хорошо видна вся обширность и сложность распределения знаний в обществе по полезности, вредности и пустой значимости (нейтральности). И видна объективная необходимость, – с позиции высшего разума общества, жизненной мудрости (что в любом обществе еще отсутствует в необходимом содержании), выверять и перепроверять (по новым целям) все знания по общественной ценности и эффективности в достижении текущих и стратегических целей. Возникает, таким образом, – как и у человека, задача организации специализированных экспертных систем, соответствующих всему «целевому древу» общества (см. ниже).

Остановимся далее на кратком рассмотрении истории открытия этой невидимой и непонимаемой многими людьми до сих пор, информационной субстанции нашего мира. С современных научных позиций видится удивительным, что «открытие» информации (которая видилась ранее божественной волей и духовными силами) началось лишь с середины 20 века, благодаря К. Шеннону (см. ниже), Н. Винеру и другим ученым [4]. Думается, вряд ли кто-то из ученых интересовался ранее истинным источником движений и управления движениями в живой природе и в человеке, тем более что в мире господствовали именно божественные взгляды, а в научном сообществе и энергетические (на основе изучения тепловой и прочих видов энергии в физике).

Поскольку Винер был математиком и физиком, то его дальнейшие исследования получили техническую направленность, то есть относились к использованию информации в технике, в управлении техническими устройствами, машинами и в машинном (автоматическом) управлении различными объектами. На основе этимологии слов, связанных с управлением в жизни общества, он ввел для обозначения своего нового научного направления (новой науки) термин кибернетика. В аннотации к соответствующей книге [5], изданной им вслед за первой, говорится:

«В своей классической работе „Кибернетика и общество“ Норберт Винер утверждает, что управление любой системой – будь то живой организм, техническое устройство или общественная формация – подчиняется одним и тем же универсальным законам».

Думается, у многих активных ученых сразу же появлялось желание выяснить эти «универсальные законы» на основе современных для них научных и практических, исторических знаний. Появляется оно, возможно, и у читателя данного очерка. Однако не будем спешить. Прежде всего, надо еще раз отметить, что Н. Винер был математиком и физиком, и общественная жизнь, ее организация, процессы управления в ней (связанные с государством), судя по публикациям, не интересовали его в научном плане. Тем не менее, он вскрывал все же общие закономерности «живых организаций», соответственно и общества, – например, такой фразой [5]:

«Информацией мы называем сведения, которыми мы обмениваемся с внешним миром в процессе приспосабливания к последнему и улавливания того воздействия, какое оказывает на внешний мир наше приспосабливание. Процесс получения и использования информации есть фактически процесс нашего приспосабливания к контингенциям внешней среды и процесс нашей жизнедеятельности в этой среде».

В действительности информация (заключенная в сообщении, сигнале) имеет для человека и общества то или иное функциональное содержание, – она может активировать те или иные действия, останавливать, перенаправлять их, предупреждать о последствиях тех или иных действий. В человеческом обществе информация реализовалась и стала действовать (функционировать), – как отмечалось выше, на основе физиологии звукоизвлечения, слуха и зрения (рецепции), распознавания звуковых и визуальных сигналов, знаков, их последовательностей как сообщений. Разные народы (этносы), жившие обособленно, выработали свои языки речи и письменности, – как полноценные множества сигналов и знаков, которые физиологически появились, развились и использовались первично с целями установления и расширения, развития взаимодействий между людьми, и лишь позже для обозначения и отражения в социальной памяти (познания человеческим и общественным сознанием) предметов, объектов и процессов окружающего мира, в том числе самого человека и общества (см. Язык, Язык науки и пр. в НФЭ).

По поводу термина кибернетика Н. Винер заметил в указанной выше книге, что «…совершенно случайно выяснил, кстати, что данный термин ранее употреблял Андре Ампер применительно к политической науке, а в другом контексте он был введен одним польским ученым; оба этих употребления термина „кибернетика“ относятся к первой половине XIX века⁶». В сноске указывается: «Ампер в сочинении „Опыт о философии наук“ (1834—1843) определял кибернетику (cybernetique) как науку об управлении государством, призванную обеспечить гражданам различные блага; „польский ученый“ – педагог и философ Б. Трентовский, автор сочинения „Отношение философии к кибернетике, или Искусство управления государством“ (1843)».

Надо заметить, что в этой сноске и даже в современной литературе смешиваются понятия общества и государства. Государство – это комплекс управления обществом, его развитием. Оно, по функциональному назначению, не нуждается во внешнем управлении, даже со стороны народа (разве что в процессах «выборных» обновлений и по «аварийным случаям», в допустимых рамках демократии). Поэтому кибернетика является наукой об управлении вообще и, несомненно, об управлении обществом, главным образом со стороны государства и отчасти, по установленным нормам демократии – со стороны народа, достаточно образованных граждан, обладающих адекватными знаниями.

Таким образом, видится необходимым предложить читателю ознакомиться с общественно важной темой кибернетики применительно именно к обществу, поскольку, как отмечалось выше, Винер и его последователи развивали кибернетику, которая называется теперь «технической», а государства руководствовались иными знаниями. То есть развитие общественной кибернетики все еще требует значительных научных усилий, – прежде всего, в преодолении политических традиций в управлении общественным развитием. Однако, даже при положительном движении в этом направлении надо, кроме изучения истории кибернетических идей А.-М. Ампера [6; 7], изучить и осознать сущность информационных процессов, движущих человеком и обществом. Начальные размышления автора в этом плане, в том числе о движении общества в целом, названного «экономикой» (от рассуждений Аристотеля) были изложены в брошюрах (около 20 лет назад), – под псевдонимом, взятым под влиянием тектологии А. Богданова (Малиновского), – общенаучное и общественное значение которой раскрыл А. Л. Тахтаджян, выдающийся ученый-биолог конца 20 века [8—10].

Рассмотрим далее общую информационную организованность процессов движения человека. Как известно, в качестве генераторов сигналов выступают естественные голосовые органы и части тела, – для производства так называемых жестов (с древних времен), затем производство письменных знаков и текстов, а теперь еще и электронных сообщений. Линии связи хорошо понятны, а в качестве приемников используются органы и системы рецепции человека (см. физиологию). Здесь надо заметить, что ввиду популяризации термина информация, он понимается и используется часто ошибочно. По линиям связи передаются так называемые сигналы. Совокупность сигналов, отображающих (посредством кодирования), к примеру, слово и текст мы называем сообщением. То есть мы передаем и получаем не информацию (мн. числа нет), а сообщения. Слово информация может употребляться, на взгляд автора, лишь в словосочетаниях – ценная инф., много (немного) инф., важная инф., – подчеркивая значение сообщения для получателя. Общенаучная сущность информации, как математического понятия, связанного с количественным отображением меры неопределенности приоткрывается определением теории информации в НФЭ (часть его была приведена выше):

«ИНФОРМАЦИИ ТЕОРИЯ – специальная научная дисциплина, обычно представляемая как раздел кибернетики, анализирующая математические аспекты процессов сбора, передачи, обработки и хранения информации. Главная особенность теории информации состоит в широком использовании методов теории вероятностей и математической статистики, поскольку процесс извлечения информации связывают с уменьшением неопределенности наших сведений об объекте. Теорию информации часто используют как синоним теории передачи информации, изучающей оптимальные или близкие к оптимальным методы передачи информации по каналам связи. Возникновение теории передачи информации связывают с именем К. Шеннона, который в 1948 предложил

решение задачи нахождения оптимальной скорости передачи информации (пропускной способности канала), при которой вероятность ошибки при передаче информации будет

сколь угодно мала. Шеннон ввел понятие количества информации, выражающее сложность строения объекта через понятие энтропии. Существуют и другие формальные методы определения количества информации – алгоритмический, комбинаторный, подход, основанный на теории формальных логических систем и пр., которые не предполагают наличия априорной вероятностной меры на множестве сигналов.

Многочисленные попытки рассматривать информацию как инвариантную по отношению к видам человеческой деятельности форму представления идеального объекта (знание, художественный образ, естественный или искусственный языки и т. п.) и использовать понятия, принципы и формальный аппарат теории информации в широком культурном, языковом или науковедческом контекстах (А. Моль, В. В. Налимов, Ю. А Шрейдер и др.) не привели к сколько-нибудь значительным успехам. Не удалось, в частности, построить строгую семантическую теорию информации, а также формализовать концепции, базирующиеся на понятии «ценность» информации. Однако эти работы существенно расширили теоретико-познавательное значение теории информации».

То есть словосочетание «передача информации» используется лишь в случаях заведомо известной меры неопределенности, которую раскроет передаваемое сообщение.

Можно сделать и такой общий вывод, применительно к живым объектам. Информационные взаимодействия объектов устанавливают отношения между ними в последующем движении, которые можно распределить по трем категориям – сближающие их (в совместном движении), отталкивающие (разъединяющие ранее сближенные) и нейтральные. То есть информацию можно определить в этом плане как меру неопределенности в отношениях объектов и в развитии дальнейшего их взаимодействия, что является важным для социологических и прочих исследований процессов общественного развития.

Здесь, в связи с возросшей популярностью этого термина, надо обратить внимание на то, что информация это не какая-либо физическая субстанция нашего мира, а общенаучное (в основном математическое), системное понятие, введенное для исследования процессов организации / дезорганизации (см. идеи А. Богданова и научную литературу). Информацию часто путают с физическими воздействиями на мышление и сознание человека. Психологические воздействия связаны обычно с целевой передачей человеку определенных сообщений (знаний), как «ценной информации» о том или ином объекте, о тех или иных процессах. Термин информация часто используется и для обобщенного отражения «рабочих знаний», сведений, – как когнитивных средств человека, цифровых данных, – функционирующих (действующих) в тех или иных комбинациях, в системах деятельности и разнообразных процессах, процессах достижения целей (см. закл. часть очерка). Думается, на уровне общего образования достаточно знать, что сущность информации состоит в том, что она обеспечивает взаимодействия и односторонние действия без физических контактов, – в отличие от физических и химических взаимодействий, в больших множествах объектов, процессов и систем различной природы. Это средство образования и устойчивого сохранения, развития связей между элементами, объектами и системами, с образованием систем и более сложных, многосвязных систем. То есть это всеобщее средство организации сложных объектов и систем. В их анализе информационные связи и отдельные элементы, части, как и сами системы, принято называть функциональными (см. теорию функциональных систем П. К. Анохина и др. ученых). Функциональные системы человека изучаются, исследуются и лечатся в медицине. Исследования общества и его развития посредством формального (абстрактного) выделения и анализа функциональных связей и систем принято называть структурно-функциональным и системным анализом (прим. с середины 20 века, – Т. Парсонс, Р. Мертон; в СССР – П. К. Анохин, М. И. Сетров, Э. С. Маркарян, В. Г. Афанасьев и мн. др.).

Полезные статьи об информационных связях функционально-общественного значения, как коммуникаций дает «Новая философская энциклопедия» [3]. Вот начальные абзацы двух статей:

«КОММУНИКАЦИЯ в науке – совокупность видов профессионального общения в научном сообществе, один из главных механизмов взаимодействия исследователей и экспертизы полученных результатов; необходимое условие развития науки. Уже в Средние века были предприняты усилия по процедурному оформлению процесса научной коммуникации. В десятках европейских университетов трактат или критические заметки, подготовленные одним из схоластов, переписывались и отправлялись всем заинтересованным в дискуссии коллегам. Тем самым были заложены основы системы оперативной связи, согласованных действий и самоорганизации научных сообществ.

Массированное изучение научной коммуникации социологами, психологами, специалистами по информатике в кон. 1950-х – нач. 1960-х гг. было связано с поиском возможности интенсифицировать исследовательскую деятельность, справиться с «информационным взрывом». При этом коммуникационную интерпретацию получили практически все информационные процессы, происходящие в современной науке, начиная с массива дисциплинарных публикаций и важнейших информационных собраний (конференции, симпозиумы, конгрессы) и функционирования мощных систем научно-технической информации и кончая личными контактами ученых по поводу частных эпизодов исследовательской деятельности. Уже в этот период изучения научной коммуникации были получены серьезные результаты, во многом определившие основные направления исследования науки и практики ее организации во 2-й пол. 20 в».

«КОММУНИКАЦИЯ МАССОВАЯ – один из видов коммуникации (наряду с межличностной и публичной), состоящий в распространении информации в широком пространственно-временном диапазоне в расчете на массовую аудиторию. Коммуникатором в системе массовой коммуникации в большинстве случаев выступают социальные институты, собирательно именуемые средствами массовой информации (СМИ: редакции газет и журналов, издательства, телевизионные и радиовещательные компании, рекламные агентства, фирмы «паблик рилейшнз» и т. д.), персонал которых занят поиском, сбором, созданием, переработкой и распространением информации. Процесс создания информации носит достаточно централизованный характер, исходящие информационные потоки локализованы по своему источнику, информация распространяется систематически и целенаправленно.

Информационные продукты, распространяемые по каналам массовой коммуникации, разнообразны по содержанию и форме, создаются с целью осведомления, просвещения, развлечения аудитории, внедрения в массовое сознание тех или иных установок, ценностей, норм, побуждения людей к совершению определенных действий и поступков».

Продолжим, однако, рассматривать основы организации движения человека. Всеобщей характеристикой организации движения является целесообразность. То есть движение организуется целевым образом, посредством процессов целеполагания и адекватного выбора средств осуществления движения к цели (см. цели и средства в филос. словарях). Из научной литературы о физиологии и психологии человека известно, что с детских лет в сознании формируются и закрепляются так называемые автоматизмы, как простейшие программы (служащие в дальнейшем развитии подпрограммами) действий по текущим, друг за другом целеполаганиям и целям. Мозг человека, отличающийся мышлением, можно сказать, мудро организован эволюцией, он постоянно вырабатывает образы реальности, в том числе самоощущения, – в качестве целей – предвидимых состояний. Без этого, без изменений он «сигналит о скуке». А поскольку высшей целью человека в отношении самости (эго в психике) является наиболее благоприятное состояние в постоянно изменяющихся условиях окружающей среды, то мозг и сознание постоянно вырабатывают образы-цели наилучших (предвидимых) состояний (такие движения относятся и ко всеобщим процессам в живой природе и обществе, названным в науке адаптацией).

Любое движение человека в окружающей среде является, в сущности, системным. Оно осуществляется посредством действия обратных связей, как правило, визуальных, слуховых и тактильных, – соответственно системам восприятия и рецепции человека. Думается, каждый образованный читатель может с интересом проанализировать в этом плане свои разнообразные целевые движения. Как отмечалось выше, многие из них привычны с детства, как автоматизмы, поэтому не замечается достаточно сложная их организованность (которая быстро выявляется и осознается при тех или иных заболеваниях).

Сложно организованные движения человека в пространстве, во взаимодействиях с инструментарием, машинами и сотрудниками, руководителями принято называть деятельностью, а соответствующие системы их организации – системой деятельности. Все они характерны использованием знаний и информационными взаимодействиями. Думается, образованным читателям будет интересно проанализировать, – в сфере своих компетенций, и их особенности, значение целеустремленности, целевой сплоченности сотрудников и прочих факторов.

Теперь можно приступить и к предварительному рассмотрению информационных процессов человека и общества в их историческом развитии, раскрывая их значение и ценность в достижении целей. При этом будем руководствоваться, кроме прочего, методологическим принципом, установленным Аристотелем, или Гераклитом (по разным источникам, – это не столь важно) – «только тогда можно понять сущность вещей, когда знаешь их происхождение и развитие» (этот способ познания называют иногда «генетическим»). Однако для познания особо сложных объектов и процессов, каковыми являются человек и общество, их процессы движения, теперь существует и так называемый «системный подход», который на основе понятия системы и закономерностей ее формирования, системного движения позволяет упростить и углубить мышление посредством структурно-функциональной формализации реальных объектов и процессов, составляющих их сущность (см. сборник [8]).

1. Краткий очерк информационного развития человеческого общества

1.1. Осуществление исторического перехода от естественной организации жизнедеятельности общества к искусственной – рыночно-капиталистической

Здесь видится важным показать возникновение и развитие информационных средств человека и общества вплоть до современности, и отметить важные процессы, аспекты всего исторического развития, с отсылками к соответствующей литературе.

Древние люди не ведали, конечно, что движет живыми существами естественной природы и ими сами, что определяет жизнь сообщества, те или иные явления в окружающем мире и неожиданные события в их жизни, в жизни сообщества. С тех пор и начались так называемые теперь мифологические и религиозные объяснения жизни вообще и жизни человека, человеческого сообщества. В этом плане надо сразу же рекомендовать читателю ознакомиться с небольшой выборкой научно-исторической литературы, которая объясняет начальное развитие человека и общества, и подготавливает, таким образом, читателя к пониманию и осознанию «информации» как таковой и ее значения в жизни человека и общества с древних времен [11—21].

Рассмотрим для начала размышлений об информации в обществе несколько фраз из указанной выше книги Н. Винера «Кибернетика и общество» (название русского издания). В гл. 1 он отмечает:

«Исходный посыл данной книги состоит в том, что понимание общества возможно исключительно посредством изучения сообщений и используемых для их передачи средств связи; в будущем развитию этих сообщений и средств связи, коммуникации между человеком и машиной, между машиной и человеком и между машиной и машиной суждено играть все возрастающую роль».

То есть теперь можно сказать, что понимание возможно исключительно через познание и понимание информационного содержания и информационной организованности общества. Винер пишет:

«Информацией мы называем сведения, которыми мы обмениваемся с внешним миром в

процессе приспосабливания к последнему и улавливания того воздействия, какое оказывает на внешний мир наше приспосабливание. Процесс получения и использования информации есть фактически процесс нашего приспосабливания к контингенциям внешней среды и процесс нашей жизнедеятельности в этой среде. Потребности и сложность современной жизни предъявляют ныне гораздо более строгие требования, нежели когда-либо раньше, к этому процессу обмена информацией; наша пресса, наши музеи, научные лаборатории, университеты, библиотеки и учебники должны удовлетворять названным потребностям – иначе они не выполнят своего назначения. Жить действенно – значит жить, располагая корректной информацией. Таким образом, коммуникация и управление являются характеристиками самой сущности человеческого существования, пускай формально они относятся к общественной жизни человека».

Многостороннее значение информации в обществе было замечено Винером более полувека назад как ученым. В современном обществе ее значение, возросшее многократно понятно уже большинству граждан, но в специфических ее формах – в формах «знаний» (запоминаемых в сознании и оперативно перерабатываемых им, в этом плане уместна аналогия с компьютером, который оперирует специфическими знаками и «словами»).

В то же время познание сущности процессов движения, как человека, так и общества в целом, – как сложной живой формации (видимой «сверху»), возможно в достаточной мере лишь на информационном уровне, то есть на уровне действия соответствующих «носителей информации» (о них ниже).

«В каждом случае о фактическом воздействии на внешний мир, а не просто о предполагаемом воздействии, извещается центральный регулирующий аппарат. Этот комплекс поведения обычно игнорируется средним человеком; в частности, он не играет заметной роли в житейском анализе социальных процессов; однако мы вправе изучать как физическое реагирование индивида, так и органическое реагирование самого общества. Я не хочу сказать, будто социологи не подозревают о существовании и сложной природе коммуникации в обществе, но до последнего времени они проявляли склонность не замечать, до какой степени коммуникация является цементом, скрепляющим структуру общества (жирный курсив – А.В.)».

Винер имел ввиду, очевидно, не только информационную связь, но и взаимодействие субъектов (см. значение термина коммуникация в совр. словаре). Но все равно напрашивается возражение. «Цементом» является не коммуникация, а сама информация, действующая (словно цемент) посредством коммуникации. И действующая таким образом лишь в том случае, когда она является ассоциативно положительной для информационно взаимодействующих (коммуницирующих) субъектов. В этом плане надо обратиться к нейро-механизмам (процессам) мозговой деятельности человека, реализующим ассоциативный отбор и накопление, ассоциативно-логическое соединение информационных продуктов воспринимаемых из внешней среды. Ассоциативные процессы мозга устанавливают отношения индивида к предметам окружающей среды, в том числе к родственным субъектам, – неопределенное (предварительное), положительное (притягательное) или отрицательное (отталкивающее). Положительные отношения и последующие взаимодействия субъектов способствуют раскрытию других положительных ассоциаций. Таким путем и возникали в истории общественного развития прочно скрепляющие отношения между субъектами, которые принято называть дружескими, а самих субъектов – друзьями. Формирование положительных для общества ассоциаций и соответствующих знаний индивидов, – служащих базой целеполагания в общественной жизнедеятельности, важным фактором чего являлись и нравственные свойства индивидов, показано во многих этнографических и антропологических исследованиях [21—23]. Таким информационно-естественным путем формировались, сохранялись и развивались первые семейные, общинные и общественные формации. Дальнейшее развитие естественных информационных взаимодействий в обществе представлено в многочисленной научной литературе [24—34].

Кроме информационных связей и первично развитого сознания, которые были образованы еще в семейном и стайном развитии гоминидов, человек внес в общество и фундаментальные законы сохранения, воспроизводства и развития жизни, как индивидуальной, так и коллективной (стайной и общинной). Это законы, установленные биологами-теоретиками середины 20 века и обозначенные такими категориями как гомеостаз, адаптация, управление и геномное, программируемое развитие [35]. Соответственно им, кроме прочих факторов внешней среды и окружающего мира, и происходило сохранение и развитие первых общин, общественных формаций. Поэтому первичное развитие человеческого общества назвали естественным. Оно описано уже большим множеством литературных сочинений и научных исследований (особенно в 19—20 веках, при стремительном развитии наук). Но системный подход к исследованию характерных его особенностей, в сравнении с поздними, – экономически развитыми обществами, показывает, что в тот ранний период имело место формирование и развитие, в сущности, метаорганизма (в работах социологов средних веков его называли сверхорганизмом), – поскольку имели место, прежде всего, функциональная целостность и общие цели развития, которые устанавливали и укрепляли эту целостность. То есть те естественные общественные формации являлись, в сущности, живыми системами высшего эволюционного уровня.

На кратко представленном эволюционном фоне видится теперь хорошо понятным исторический перелом организованности в общественных формациях, связанный с возникновением и стремительным развитием товарно-денежных и рыночных отношений.

В Древней Греции он начался еще до рассуждений Аристотеля о хозяйственной деятельности, о деятельности «согласной природе» и «противной» ей, в том числе о так называемой в том обществе хрематистике, – как искусстве достижения денежного богатства (см. ниже). С современных позиций, на базе научно-исторических знаний, можно сделать вывод, что общественный перелом как раз и был обусловлен, и быстро осуществился во всех обществах того периода именно под каталитическим действием (через положительные обратные связи) способов обогащения посредством денежных знаков и рынка, который быстро стал международным. Последующее после этого исторического перелома общественное развитие (передовых в этом плане стран) можно называть уже «рыночным» (термин капитализм появился много позже).

История возникновения и развития денег (сменившая историю натурального обмена) очень интересна (см. историю экономики), но в ней надо видеть главное. Человечество изобрело, в сущности, искусственное информационное средство для обеспечения общественного распределения и потребления продуктов производства частных хозяйств. Но оно, словно демиург, явилось одновременно и средством распределения специализированных производств по всему геопространству общества (разделения труда по Эмилю Дюркгейму) [34], и средством накопления в каждом домашнем хозяйстве, у каждого человека «искусственного потенциала потребления» (ИПП), – который был назван (по реальным его возможностям) богатством. Таким путем в обществах образовались так называемые рынки и множества положительных обратных связей по всем специализированным производствам (в т. ч. производствам различных услуг, процессов), функционирующим через рынок. Эти всеобщие процессы и вызвали бурное общественное развитие передовых в этом отношении стран, с известным переходом его в так называемое капиталистическое развитие (которое остается в своей сущности рыночным).

Теперь мы видим, что деньги проявили во всей истории человечества свою информационную сверхсилу не только в положительном для общества направлении (в техно-физическом и информационном развитии), но и в отрицательном, антигуманном и антиобщественном направлениях. Как видно, отрицательная сторона была и остается обусловленной безграничным накоплением денежных богатств (на что обращал внимание еще Аристотель), жесткой конкуренцией в этом плане и жесткими процессами перераспределения богатств. То есть рыночный принцип общественного развития, характерный отрицательными воздействиями на все общество, требовал существенного его изменения, или замены иным. Под давлением социальных напряженностей и страданий появились, как известно, социалистические идеи и различные учения о социализме [36] (см. также НФЭ).

Указанная научная задача вызвала глубокие исследования не только Маркса, но и других ученых. Здесь видится целесообразным обратить внимание на исследования известного теперь и в России, – среди экономистов-теоретиков, Карла Поланьи [37]. Он выявил главную особенность рыночного развития – образование экономики, как выделившейся на базе общественных ресурсов системы, преследующей свои внутренние цели, то есть цели обогащения собственников средств производства и прочих ресурсов, – причем, как средств неограниченного обогащения (Аристотель как раз и концентрировал внимание на этой неограниченности, особенно в отношении так называемой им «хрематистики», и призывал к разумному среднему уровню и щедрости). В Предисловии к указанному изданию основных работ К. Поланьи отмечается:

«…желание найти варианты возможного развития человечества, отличные от капитализма и социализма советского образца, подводят его к необходимости изучения экономических дисциплин. И первым результатом этой работы была „Великая трансформация“, опубликованная в 1944 году. В этой работе К. Поланьи приходит к целому ряду парадоксальных с общепринятой точки зрения выводов. Главный из них состоит в том, что рыночная система, вопреки сложившемуся мнению, не является продуктом естественного развития, а целенаправленно была создана государством. В качестве доказательства он приводит следующие историко-экономические аргументы» (далее приводятся его выводы по историческому развитию рынков и их особенностей, – А.В.). Автор предисловия отмечает:

«Концепция Поланьи, несомненно, демонстрирует его приверженность идеям социализма, но не государственного, а корпоративного. Он предлагал разделить все материальные потребности на три группы благ: блага, необходимые для персонального потребления (еда, одежда, домашняя утварь, дома и др.), затем блага, необходимые для городского потребления (улицы, строения, автобусы, парки и т.д.), и третья группа – блага, необходимые для существования всего общества (самолеты, радиовещание, почта и др.). Первые две группы товаров должны были бы производиться локальными и региональными компаниями, и только третья группа товаров – крупными компаниями национального или интернационального уровня. Такое устройство экономики позволило бы, по мнению Поланьи, в индустриальном обществе вновь встроить экономику в общество, что способствовало бы укреплению связей между членами общества на основе кооперации и солидарности». Эти мысли Поланьи будут важны в заключительной части данного очерка. Здесь видится полезным привести и обобщающие выводы Поланьи в отношении самой экономики. В главе «Место экономики в обществе» и приложении к ней он отмечает:

«Мы должны избавиться от стереотипа, что экономика является тем полем деятельности, где бытие обязательно определяет сознание. Если воспользоваться метафорой, элементы экономики были первоначально погружены в определенные сферы, которые сами по себе не носили экономический характер. И ни цели, и ни средства их функционирования не были первично материальными. Кристаллизация концепции экономики явилась делом времени и истории. Но ни время, ни история не обеспечили нас теми концептуальными инструментами, которые требуются для того, чтобы проникнуть в лабиринт социальных взаимоотношений, в которые встроена экономика. Это та самая задача, которую мы здесь назовем институциональным анализом. <…>

Наш главный интерес, связанный с изучением общей экономической истории, – это вопрос о месте экономической системы в обществе. В этой связи возникают несколько важных вопросов. И если только значение термина «экономический» применяется в отношении этих вопросов не нейтрально, то мы находимся перед опасностью преждевременно судить о них. На вопрос о месте экономических институтов в обществе ответом может быть то, что такие институты имеют отдельное и явно выраженное существование, как это бывает при рыночной системе, или, наоборот, что они, как правило, погружены в другие, неэкономические институты, или что-то среднее между этими двумя суждениями. <…> Рыночное определение слова «экономический» может привести к тому, что вся экономическая деятельность рассматривается в качестве (с целями, – А.В.) бартера и обмена. <…> Если термин «экономический» создан для того, чтобы обозначать «приносящий доход», то тогда, по определению, экономические институты работают с целью получения доходов. Вопрос, касающийся фактических мотивов, получает ответ заранее, или, скорее, он не возникает.

Еще один вопрос относится к возможным законам развития в отношении экономических институтов. Есть ли что-нибудь в характере законов, что касается экономического прогресса? Если так, то насколько глубоко это касается возрастающей экономической

рациональности, в смысле эффективности? Как далеко это зашло в деле совершенствования экономических институтов по отношению к неэкономическим институтам в обществе при конкретных технологических условиях? Трудный вопрос, к ответу на который простого подхода быть не может.

Суммирую. Проблема анализа экономической системы в обществе влечет за собой ряд важных вопросов, таких как выделенность или встроенность этих институтов; фактические психологические мотивы, из-за которых индивидуумы участвуют в работе этих институтов. Важнейшие вопросы такого порядка подвергаются опасности быть предварительно решенными, если только термин «экономический» не используется просто для обозначения «предоставления материальных средств для удовлетворения потребностей».

Эти мысли К. Поланьи также будут важны в заключительной части очерка. Поланьи искал «третий путь» общественного развития, освобождающий человека от диктата рынка, – заставляющего быть рыночно устремленным человеком, и от диктата государства, – рыночного или социалистического. Надо заметить, что научной теории социализма, признанной западными учеными, в тот период не было (нет ее, по сведениям автора, до сих пор), а советский социализм воспринимался как государственно диктаторский (что обусловливал и сталинский режим того периода). К тому же не было, на взгляд автора, и общего понимания объективной необходимости так называемого служения каждого человека общественному могуществу в окружающем мире и, соответственно, общему благополучию. При всеобщем господстве рыночно-капиталистической парадигмы развития господствовал и индивидуализм.

1.2. Возникновение и развитие социоцентристских (социалистических и прочих) идей

В развитии философского познания общественной реальности, на основе повсеместного рыночного развития и социалистических идей (см. социализм в НФЭ), к середине 20 века сложились два направления, названные антропоцентризмом и социоцентризмом. НФЭ отмечает, например:

«В социальном познании антропоцентризм противоположен социоцентризму, или социологизму. В концепциях антропоцентристского направления подчеркивается самостоятельность индивида как субъекта свободного выбора и ответственного поступка. В политике принцип антропоцентризма реализован в либерализме, признающем приоритет интересов личности перед интересами любых сообществ и неотчуждаемость ее естественных прав. Методологически антропоцентризм противостоит натуралистическому детерминизму и историцизму, означая приоритет целеполагающей человеческой деятельности перед социальными структурами и „законами исторической необходимости“. Антропоцентристской установке чуждо масштабное социальное проектирование и жесткие социальные технологии …, подчиняющие интересы личности логике проекта и превращающие человека в „винтик“ государственной машины. Антропоцентризм содержит в себе требование соразмерности социальных преобразований человеку и очерчивает пределы вмешательства власти в человеческую повседневность».

Здесь необходимо сразу же заметить политическую детерминированность предпоследней фразы и возразить с позиции современных системных знаний. Во-первых, не «винтик», конечно, а «структурно-функциональная Единица», назначенная выполнять определенные функции, во-вторых, не «жесткие социальные технологии, превращающие человека…», а общественно (экономически) необходимые, и не превращающие человека, а требующие от человека быть адекватно образованным и умелым, – это в любой системе деятельности, в любой экономике (см. – Фромм Э. Иметь или быть?). Далее НФЭ отмечает:

«Отход К. Маркса от антропоцентризма, заявленного в «Экономическо-философских рукописях 844 г.» и «Манифесте коммунистической партии» («свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех»), отчетливо виден в его концепции формационного развития общества как естественно-исторического процесса, в рамках которого человек представляет собой «личный элемент производительных сил». Русские марксисты, напр., Г. В. Плеханов, явно тяготели к социоцентризму в решении вопроса о роли личности в истории. В классической социологии основная позиция антропоцентризма отчетливо выражена Г. Спенсером, полагавшим, что «каждое социальное явление должно иметь своим источником известные свойства индивидов», а потому «тип общества определяется природой составляющих его единиц». Развернутую социологическую интерпретацию антропоцентризм обрел в «понимающей социологии» М. Вебера. <…> В поствеберовской социологии антропоцентризм противостоит структурному функционализму, сторонники которого акцентируют внимание на

детерминирующем воздействии социальных структур».

Надо заметить, что дилемма антропоцентризма (либерализма) и социоцентризма возникла и сохраняется ввиду постоянной взаимозависимости развития человека и общества. В то же время любая реальная экономика постоянно требует адекватного развития человека, то есть изначально ограничивает свободу человека в саморазвитии. Автор статьи НФЭ недостаточно полно и, думается, ошибочно трактует приведенную фразу Маркса. Он имел ввиду, очевидно, свободу от капиталистической эксплуатации, являющуюся условием таковой же свободы всех (надо изучать контекст). Но, думается, и Маркс во многих местах своих сочинений неоправданно сокращал свои фразы и, как отмечают критики, допускал терминологическую вольность [38]. Но, здесь более важным видится то, что пониманию и разрешению указанной дилеммы служит так называемый «системный подход», системный анализ общества как такового, развившийся вслед за структурно-функциональным анализом в социологии [8; 39—44]. И, прежде всего, рассмотрение высших целей общества, как живой социотехнической формации в окружающем мире, и целей человека, как «живой организации (системы)», существующей в общественных условиях, с общественной защитой и общественным обеспечением. Системно рассматривая всё общественное развитие, особенно начальное, хорошо видно, что развитие человека, его жизненно-целевая свобода, должны быть объективно подчинены высшим целям общества. Это всеобщий закон живых систем. Человеческое общество, ввиду автономности его деятельных Единиц, является, конечно, наиболее живучей организацией высшего эволюционного уровня. Но, достижение наиболее высоких характеристик по отношению к окружающему миру и собственным Единицам оно может обеспечить лишь при системной организованности в жизнедеятельности по этим целям. Это подтверждает вся живая природа (живые системы) и великий опыт общественного развития, особенно опыт социализма СССР (при всех изъянах политической детерминации развития), показавший всему миру значение системной целостности народов и системной эффективности в достижении высших целей (при всех указанных и прочих изъянах) [45—48].

Таким образом, в отношении социалистических идей далекого прошлого надо понимать, что они возникали и развивались на основе исторических обобщений опыта, особенно опыта коллективной жизнедеятельности по общим целям и на основе научно-практического познания человека, организма как такового (даже Энгельс отмечал в своей «Диалектике природы», что недоставало научных знаний по общей биологии, о человеке). Поэтому основное развитие познания общества и социалистических идей сложилось на основе так называемого органицизма в философии, – который перешел позже и в социологию Огюста Конта. Развитие социологии в этом направлении представлено выдающимся научным трудом Рене Вормса [53]. А ввиду того, что организм представляет собою, в сущности, «живую систему» (см. общую биологию) [36], то органицизм явился, по сути, предтечей современного системного подхода и системных исследований человека и общества, в их жизнедеятельном единстве. Многие результаты уже выполненных исследований показывают снятие им и проблемной дилеммы антропоцентризма и социоцентризма, либерализма и социоцентризма (социализма) в экономической теории. Думается, социоцентризм ввиду научной адекватности этого термина сущностному содержанию общественных процессов, всей жизнедеятельности, – названной экономической (в древности, по отношению к древнему «хозяйству»), должен стать основным актуальным понятием в социально-гуманитарной науке, оставив социализм и коммунизм в истории политизированного познания общества.

2. Вопросы системного исследования информационного общества

Системный подход в изучении общественной информации, созидаемой народным информационным производством, творчеством позволяет анализировать не только фундаментальные вопросы экономики как таковой, которые ставил К. Поланьи и другие ведущие экономисты, но и научно продуктивные системные аналогии между человеком и обществом, – в отличие от аналогий Н. Винера (человека – машина). Для понимания этих возможностей и их оснований, а также многих процессов действия информации в человеческой и общественной деятельности полезно сделать краткий экскурс в историю возникновения и развития системных взглядов и исследований.

Можно сказать, первое системное исследование человеческого общества, всей его жизнедеятельности начали древнегреческие мыслители, в основном Платон и Аристотель (при отсутствии в тот период понятия системы и соответствующей методологии системных исследований). Прежде всего, они ввели понятие категории как слова-термина, отражающего большие множества реальности, – предметы и процессы, их свойства, – ассоциированные по общему характерному значению для человека и общества, и положили тем самым когнитивно-понятийные, онтологические начала как для развития философии, так и различных наук об окружающем мире, человеке и обществе. Например, движение, время, цель и средства (ее достижения), благо, богатство и прочие.

Для целей данного очерка видятся важными рассуждения Аристотеля о деятельностях в обществе, названных в тот период «хозяйственными» (в развитии и укреплении частных и общественных хозяйств). В анализе их полезности или вредности для человека и общества в тот период и появилась категория экономика, – слово отражающее всю совокупную деятельность общества в указанном направлении. Интересное и очень полезное до сих пор исследование (особенно для социологии и экономики, прочих наук) представил в свое время ведущий экономист СССР В. Я. Железнов [54]. Приведенные рассуждения показывают важное значение (центральное место) таких категорий как Цель, Благо (как средство или их совокупность в достижении цели), Богатство (как совокупность благ) и приводят к системному пониманию Ценностей как средств достижения Целей (см. ниже). Приведем здесь наиболее полные в этом плане фразы (с. 157 и далее, с изменением орфографии автора; в скобках указаны греческие слова и ссылки).

«Всё в мире, однако, стремится к предуказанным целям, образующим для каждой вещи ее благо. Так определяются и задачи человеческой деятельности. «Всякое искусство и всякое научное искание, равно как всякая деятельность и намерение, так начинает Аристотель свою Этику, стремятся, повидимому, к некоторому благу; поэтому хорошо определили благо как то, к чему все стремится (…)». Цели, однако, бывают различны, в зависимости от различий в формах человеческой деятельности, и значение их не может быть одинаковым. <…> Если же нашлась бы цель, которой мы желаем ради ее самой, а всех других целей – ради нее (…), то ясно, что она была бы благом и притом высшим (…). Эту цель раскрывает политика, как верховная и наиболее руководящая наука (…), цель которой обнимать цели всех остальных наук. <…> В чем же заключается это высшее благо? В названии его все люди согласны, говорит Аристотель, все говорят, что высшее благо есть блаженство (…), понимая под этим словом хорошую жизнь и деятельность (…). Но в чем должна заключаться такая жизнь, мнения расходятся. Люди малокультурные видят цель жизни и высшее благо ее в простом животном наслаждении, более образованные – в чести, т. е. в сущности в добродетели, потому что они ожидают почтения к себе именно в силу своих хороших качеств. Все это, однако, не составляет еще действительного блага, ибо для него мало даже одной добродетели. И уже совсем далека от истинного блага цель жизни, полагаемая в наживе. Человек, занятый наживой, как бы нарушает установленную природой, нормальную цель человеческой жизни (…). Ибо явно, что богатство не может быть искомым благом (как целью жизни), так как оно только служит для какого-нибудь употребления, как средство ради иных целей (…).

Где же искать истинного высшего блага? Рассматривая отдельные виды благ в различных отраслях человеческой деятельности, находим, что в каждой из них, … благо образует последняя, высшая для каждого из них цель, ради которой предпринимается все остальное, преследуются низшие, подчиненные цели. Ведь цели, ставимые себе людьми, неодинаковы по значению, и существует целый ряд целей, образующих только средства для других, более высоких целей. <…> Вообще мы считаем более совершенной ту цель, к которой стремятся ради нее самой, а не как к средству для чего-либо другого; вполне же совершенной целью мы назовем то, к чему всегда стремятся ради него самого и никогда ради чего-нибудь другого. Высшее благо – самодовлеюще (…), не в смысле самоудовлетворенности отдельного лица, живущего только для себя самого, но как нечто, составляющее конечное благо и семейного, дружеского и государственного союза, к которому оно принадлежит, ибо человек по природе есть существо общественное (…). Иначе говоря, самодовлеющим благом нужно считать такое, которое делает жизнь достойной цели саму в себе, ни в чем не нуждающуюся (…). В таком смысле надо понимать блаженство как цель человеческой жизни и как высшее благо. <…> Но ведь это – пока только формальное определение. Сущность же блаженства, как высшего блага, можно найти, исходя из идеи о назначении человека. Благо человеческой жизни должно соответствовать назначению самого человека. <…> Но высшее благо должно предполагать не просто человеческую деятельность, а деятельность совершенного человека, подобно тому как в специальных родах деятельности высшею целью считается и высшее уменье. Назначением, или делом (…) человека мы полагаем жизнь, заключающуюся в душевной энергии и разумной деятельности, назначение же совершенного человека – в хорошем и прекрасном выполнении этой деятельности, каждое же дело выполняется хорошо тогда, когда оно сообразуется со специальной добродетелью. Значит, если так, то благо человека заключается в душевной деятельности, согласной с добродетелью, а если добродетелей несколько, то с лучшею и совершеннейшей из них. Такая деятельность должна простираться на всю жизнь человека. Как одна ласточка не делает весны, так один день, или недолгое время не дадут человеку настоящего блаженства (счастья – А.В.). <…>

Подобно Платону и Аристотель намечает круг соподчиненных целей человеческой жизни, включая в него, как необходимое условие, хозяйственную деятельность, или лучше сказать, обладание известной мерой хозяйственных благ. Тем самым определенно выясняется его отношение к хозяйству: оно не может составить само по себе цель человеческой жизни, но и обойтись без него невозможно, значит, оно должно входить в круг нормальных человеческих забот и нормальной человеческой деятельности, помогая, а никак не заслоняя собой другие, более высокие жизненные задачи. Поскольку оно необходимо для жизни, оно должно быть поставлено правильно, должно строиться согласно своей природе, т. е. согласно своей собственной цели. Раскрытие этой цели требует создания особой науки о хозяйстве, как отрасли «политики», под которой Аристотель понимал, … науку о всякого рода общественных отношениях. Эта наука должна непосредственно следовать за этикой, как учением о благе и добродетели, обосновывающем верховный смысл человеческого хозяйства. Поэтому у Аристотеля мы находим набросок политической экономии, довольно цельный и законченный, но формально не выделенный еще из трактатов по этике и политике. Вероятно, дальнейшая разработка названных дисциплин привела бы в конце концов и к такому формальному обособлению науки о народном хозяйстве (ссылка на Гранта и пятую книгу Никомаховой этики, – А.В.), но и в том виде, в каком дошли до нас экономические рассуждения Аристотеля, они составляют уже вполне определенный комплекс идей, выясняющих сущность и взаимоотношение хозяйственных явлений при свете основной и руководящей мысли о назначении хозяйства, цели, заложенной в нем согласно его природе. <…>

Уменью разбираться в конкретных жизненных целях соответственно установленной лестнице отдельных жизненных благ Аристотель придает громадное значение. Необходимы и важны для жизни различные блага. … Этот последовательный порядок благ интересен для нас потому, что Аристотель включает в него хозяйственные блага. <…> Что же такое хозяйственное благо? Обсуждая в этике вопрос о благе вообще, Аристотель определяет, как мы видели, богатство, т. е. совокупность хозяйственных благ, как необходимое орудие или средство человеческой жизни. «Богатство полезно и служит иным целям» (…), оно сходно с флейтой, как инструментом …, и с другими орудиями (…), избираемыми нами в качестве средств для какой-либо цели (…); как орудие для жизни, оно сходно с другими, (…). <…> Таким образом, основные признаки хозяйственного блага – полезность и служебный, подчиненный характер. В этом определении Аристотель тверд и последователен, строго выдерживая его как в «Этике», так и в других произведениях, где ему приходится высказываться о сущности богатства. Так, в первой книге «Политики», главное содержание которой заключается в выяснении основных экономических понятий, Аристотель определяет богатство как «совокупность хозяйственных благ, необходимых для жизни и полезных для государственного и домашнего общения (…), причем «истинное, самодовлеющее для благой жизни (т. е. отвечающее своей цели) имущество «не беспредельно» (…), ибо для правильной хозяйственной деятельности, как для всякого искусства, есть предел в той цели, которой оно служит орудием, богатство же есть совокупность орудий для государственной и домашней жизни (…). В Риторике Аристотель помещает богатство среди полезных благ («полезное есть благо – …), говоря о нем, что оно составляет «добродетель имущества» и «производит многое» (…). Судя по контексту, он хочет сказать этим, что богатство служит источником удовлетворения, средством для нормальной жизни (…). Тот же смысл Аристотель вкладывает и в общую характеристику богатства, … быть богатым значит больше пользоваться, чем владеть, ибо богатство есть пользование всем (составляющим имущество), действительное осуществление владения (…). Как средство для более высоких целей, богатство ценится в зависимости от них, так что эти цели служат для него мерилом. Ценится (в нравственном смысле) только то, что необходимо для достижения цели, которой служит богатство, все, что сверх того, недостойно цениться, и оно должно быть просто отбрасываемо как нечто вредное, как избыток материи, препятствующий ей принять присущую ей форму. В Риторике Аристотель устанавливает как общее правило, что «благо есть то, что оказывается не в избытке, чего же имеется больше, чем нужно, то дурно» (…)».

В современный период надо понимать, что «дурно» не только для владельца благ, но особенно для общества в целом. В этом плане надо видеть все общественные потери от так называемого в экономике «перепроизводства», от излишнего, особенно криминального, приобретения природных богатств, от коммерческой внешней торговли. Здесь у многих возникнет, очевидно, и общий вопрос – какой смысл обращаться к Аристотелю при столь высоком развитии современной экономической науки и господстве во всем мире рыночных экономик? Ответить можно, думается, так. Во-первых, высокое развитие науки видится высоким лишь великим множеством теоретических подходов, описаний бывших и существующих парадигм экономического развития. Во-вторых, надо исторически и системно видеть, что рыночно-капиталистические принципы в организации общественного производства и распределения благ установились не по естественным, объективно действующим законам, а по искусственным, по частным целям накопления богатств. Они стремительно развились и сохраняются с этими целями уже по политическим причинам. То есть рыночно-капиталистическую экономику можно считать «незаконно» рожденной, в отношении фундаментальных естественных законов, существующих во взаимосвязанной жизнедеятельности человека и общества.

Политика же остается объективно (хотя и не так явно) в аристотелевском понимании – как искусство (умение) управления общественным развитием, – определяемое, конечно (с аристотелевских времен), научным самопознанием. Но оно все еще задерживается ввиду сложности современного «объекта управления» и, идейно-медийного господства над всеми, в том числе учеными, всеобщей рыночно-капиталистической парадигмы развития. Задерживается и развитие социологии, как высшей науки, – как раз и назначенной обеспечить «политику» необходимыми знаниями (см. идею о ней О. Конта). Обращение к Аристотелю имеет ценность именно в научном плане, поскольку мы знакомимся с истоками социально-экономического мышления высшего уровня, определенного нахождением Аристотеля в «гуще событий» и его высоким интеллектом. Уже по приведенным выше фразам мы видим системное проникновение Аристотеля в сущность процессов целевой жизнедеятельности. Более того, современный системный анализ экономических процессов, судя по авторскому опыту, подтверждает соответствие рассуждений Аристотеля и современной реальности. Это позволяет, с использованием современных знаний и особенно системной методологии, уточнить базовые понятия экономики и проследить историческую детерминацию ее развития. Предыдущие системные исследования автора, эволюционно-системный и системно-исторический подходы позволили вскрыть неестественный (не предписанный эволюцией) переход от функционально цельного развития общества к функционально раздробленному, – по рыночно-капиталистическим целям обогащения. К. Поланьи в своем научно-историческом исследовании «Великой трансформации» (как отмечалось выше) исследовал последствия этого перехода, но не акцентрировал внимание на важном организационном (социально-идейном) переходе, определившем все последующее развитие обществ, с политическим закреплением рыночно-капиталистической парадигмы. В. Я. Железнов, в отличие от Поланьи, приводит решение Аристотеля не включать хрематистику (как искусство, умение увеличивать богатство, ничего не производя) в экономику. Теперь мы видим ее в тот период как мощнейший катализатор указанного перехода к раздробленному развитию общества. Уже в плане-конспекте своего текста Железнов указывает: «Появление… денежного обращения как толчок развитию хрематистики (кап… стремлений).-Беспредельность хоз… цели в хрематистике и разумный предел ее в экономике.-Близость друг к другу обоих способов приобретения – источник заблуждений относительно них».

Но сосредоточим здесь внимание лишь на указанных в заглавии категориях. Приведенные выше соображения Аристотеля (переданные фразами Железнова) позволяют определить категорию ценность в качестве центральной для современной политической экономии (метаэкономии). Аристотель представляет блага как средства достижения целей. Совокупность свойств благ, обеспечивающая достижение конкретной цели, – как действующая субстанция и должна, очевидно, отражаться понятием ценность. Оно включает все положительные свойства конкретных благ, все полезные составляющие в достижении цели субъектом – владельцем (и высших целей всем обществом, на основе всех целевых благ, всех ценностей). В. Богров, кроме прочих пониманий ценности, привел такое: … ценность есть хозяйственное значение благ [55, с.16] (системный анализ возник спустя полувека и рассуждения Аристотеля Богров не приводит). Целевое определение научно ценно потому, что все движения в обществе, – от человека (как и в животном мире) организуются целевым образом (через актуализацию «цели» в управляющем сознании). В этом плане видится актуальным и следующий вывод Богрова (с. 34):

«Таким образом, мы видим, что действительно все действия человека, относящиеся к области хозяйства, находят в идее о ценности наиболее общее объяснение, и поэтому учение о ней способно послужить объединению всех частей экономической теории. „Ценность“ есть философский принцип науки о хозяйстве, на котором должны быть основаны те обобщения, которые освещают частные истины и законы науки с точки зрения высших законов „материи и движения“. Вместе с тем, установление общей точки зрения на всю совокупность хозяйственных процессов выясняет систему, в которой экономическая теория должна вести свое исследование для того, чтобы распределить его в порядке логического развития этой общей философской идеи».

Аристотель называет высшим благом особое состояние человека, характеризуемое им словом блаженство. То есть рассматривает его как самоцель человека и в то же время как средство достижения других, внешних целей, на основе этого состояния. В плане богатства Аристотель много рассуждает о рациональном «среднем» и о щедрости как высшей добродетели [54].

Исходя из целевого распределения и соподчинения благ (начатого Аристотелем) и переносом целевых свойств благ в понятие ценность мы можем более просто анализировать целевое распределение и соподчинение ценностей в системном анализе всего общественного производства и распределения его продукции. При этом создание тех или иных средств достижения целей надо рассматривать как создание «ценностей». Ценность благ как таковая, судя по НФЭ и другим сведениям автора, не анализировалась Аристотелем. В истории развития обменных процессов до появления денег мы видим, что сопоставление благ как средств достижения целей осуществлялось путем практической оценки их целевых свойств, – полезностей для тех или иных целей, и соизмерением посредством общеупотребительных мелких благ. Таким путем и возникло, очевидно, слово «цена», ставшее позже экономическим термином, а от него и «ценность», как совокупность свойств составляющих цену. С появлением и распространением денежных знаков понимание практической ценности предметов хозяйства дополнилось пониманием денежной ценности в рыночном обмене. Думается, это и обусловило известные теперь сложности и запутанность в теоретических обобщениях, связанных с ценностью, стоимостью и ценой [56; 57] Теперь следует, очевидно, выделять ценность вещи в рыночном обмене термином рыночная ценность (нем. – Tauschwert).

Системно-целевое понимание ценности расширяет и углубляет системный экономический (и не только) анализ процессов общественного развития. Нетрудно видеть, что предметные ценности дополняются и ценностями более высокой общественной значимости – функциональными, человеческими, культурными и прочими, и все они образуют комплекс средств, служащих сохранению, воспроизводству и развитию интегрального могущества общества в окружающем мире. Например, психологическое состояние человека часто является определяющим для достижения тех или иных целей и наиболее высокие цели достигаются лишь при определенном состоянии, которое отражают иногда словами особо ценные …