Поплавок

Размер шрифта:   13
Поплавок

Часть 1.

Половицы протяжно заскрипели под ногами детей. Ребята бегом занимали свои места, выстраиваясь в отрепетированный ряд. Наконец все построились и с блестящими от волнения глазами вглядывались в зрителей, то и дело, косясь на классного руководителя в ожидании команды к началу. Зазвучал первый звонкий голос.

В шеренге стоял весь класс, десять нарядных, светлых, смущенных ребят. Они поочередно, старательно и, по-детски с выражением, декламировали каждый свой отрывок стихотворения. Все долго готовились к этому моменту и не раз репетировали. Когда же очередь дошла до маленького Юры, то он от волнения растерялся. Провисла пауза, а его щеки вспыхнули ярким румянцем. Кто-то из рядом стоящих шепнул ему текст, и он, как и учили, с чувством, с выражением и уже без запинок, прочитал свою часть. Продолжили следующие ребята, а Юра от воодушевления и радости от того, что уже отстрелялся, начал даже было подпрыгивать, но соседний мальчик его тихонько одернул.

Небольшой зал сельской школы, в обычное время служивший ребятам столовой, был полностью заполнен зрителями. Взрослые с умилением и нежностью наблюдали за своим детьми. На лице Ольги Петровны, Юриной мамы, волнение за сына сменила улыбка. Она едва сдерживала смех, наблюдая, как её Юрка порывается пуститься вскачь от переполняющих его эмоций. Ему уже не хотелось стоять на сцене, хотелось, чтобы этот концерт, к которому он уже потерял всякий интерес, поскорее закончился, и он мог кинуться к маме.

Юра был самым младшим в классе. Классы в сельских школах редко удается сформировать только их ровесников. Часто бывает, что в них учатся дети чуть постарше или помладше. Как только Юре исполнилось 6 лет, он сразу же был зачислен в первый класс.

Добродушный, доверчивый и немного медлительный Юрка часто становился объектом шуток старших товарищей, но на них не обижался. В его мире все люди были хорошими, а плохими они если и становились, то лишь изредка и на очень короткое время, когда его задирали. Сам он детям никогда не докучал и никого не дразнил. Он имел не по годам развитое чувство сопереживания к окружающим.

Однажды, еще в дошкольные времена, когда Юре было года четыре, он вместе с другими малышами ходил в организованный у нас в деревне импровизированный детский садик. Пока взрослые трудились в полях, ребятню в своем доме собирала заботливая и, очень любящая детей, Маня. Тучная пожилая женщина была одинока, имела проблемы с ногами и какую-то группу инвалидности. Отличалась большим сердцем и способностью не проводить различия между детьми, все дети для нее были своими. В деревне Маню очень любили, уважали её опыт и без опаски доверяли ей на весь день своих чад.

Получилось так, что по время тихого часа один из малышей во сне наделал в штаны и когда все проснулись, запах в комнате стоял соответствующий. Маня, что есть сил, утешала горько плакавшего от обиды и бессилия малыша, параллельно сдерживая нападки других детей. Последние демонстративно затыкали носы и, фукая, указывали пальцем на беднягу.

Маня вспоминала, что один лишь Юра не участвовал в общей травле. Он тихо сидел на своем месте и копался с игрушками.

На этом школьном празднике Маня сидела в почетных первых рядах и громче всех аплодировала. Все выступающие дети прошли через её детский сад, и она знала их лучше, чем их собственные родители. Некоторые родители сами были Маниными воспитанниками. Для многих она была второй мамой.

Как только договорил последний в шеренге, Юра бросился на шею маме. Он видел ее лишь утром и в конце дня, а так чтобы посреди дня мама пришла к нему в школу — это был поистине редкий, особенный момент. Юру переполняли эмоции, он ликовал, обнимал и целовал маму в щеки.

Далее вступали старшие классы, а после всех ждали праздничные столы, на которых уже были разложены блюдца с печеньем и расставлены чашки для чая.

После завершения театральной программы я внес большой самовар с кипящей водой с улицы, поставил его посреди одного из столов и громко сказал, чтобы никто и не думал к нему приближаться и уж тем более трогать.

— Ребята, давайте кружки, я вам налью чаю, — сказал я.

— Дядя Миша, мне! Мне! — послышалось со всех сторон.

Меня облепили первоклашки и тянули мне свои кружки.

Кружка Юры полностью затерялась где-то в глубине детских рук. Он был небольшого роста и не мог соревноваться с другими ребятам за первенство в получении чая. Я видел его русую головку, мелькавшую где-то внизу среди прочих ребят.

— Так, ребята, все сядьте на места! Это же кипяток, прольете! Всем хватит!

Родители начали разводить ребят по местам. Передо мной остался один Юра с протянутой мне кружкой.

— Юра, иди к маме, садись на место. И тебе налью, не переживай.

Юра смотрел мне в глаза и что-то сбивчиво объяснял.

— Садись, садись Юра — уговаривал я его.

В итоге и он последним занял свое место.

В нашей деревне все звали Юру поплавком. Такое прозвище ему дали сами ребята за его причудливое обыкновение: во время купания в реке он поджимал ноги к животу, обхватывал их одной рукой, другой зажимал нос и переворачивался вниз головой так, что лишь его красные плавки торчали над водой. Он подолгу, что есть сил, задерживал дыхание и так держался на поверхности воды, походя на поплавок.

Юра рос без отца и Ольга Петровна, всячески поддерживала наше общение. Мои дети уже выросли, разъехались и каждый жил собственной жизнью. Поплавок в некоторой мере занял их место, заполнил образовавшуюся пустоту. Я питал к нему самые нежные отеческие чувства и в даже ощущал некоторую ответственность за его воспитание.

Я работал в школе заведующим по хозяйственным вопросам, а так же преподавал ребятам основы труда. Техническая сторона организации этого небольшого концерта и последующего чаепития по большей части ложилась на мои плечи. По завершению праздника мне предстояло все прибрать и вернуть на свои места.

Люди начали расходиться, все приветливо махали мне рукой, благодарили. Подошли попрощаться и Ольга Петровна с Юркой.

Юра подбежал ко мне и обхватил меня за ноги.

— Дядя Миша, дядя Миша, спасибо вам большое!

— Да не за что Юра, тебе спасибо! Как ты хорошо стих прочитал, не забыл тест! Я бы всё забыл, будучи на твоем месте! Долго учил?

— Нет, быстро выучил, это было легко! — широко улыбаясь, ответил Юра.

— В среду у нас урок труда, не забудь. Мы будем учиться делать из дерева красивые и полезные в быту вещи!

— Я помню, дядя Миша, обязательно буду, скорее бы среда!

— Хороших выходных Ольга Петровна! Юра, до встречи!

— и вам хороших выходных! И вам, дядя Миша! — радостно махал мне рукой Юра.

Я напомнил о нашем уроке скорее для проформы: Юра никогда не пропускал занятия. Однако в среду на уроке нам встретиться было не суждено.

Часть 2.

Деревню наполняли тревожные железные удары. Кто-то изо всех сил бил по подвешенному к дереву пустому газовому баллону, оповещая об опасности.

Выйдя из дома, все сразу же стало понятно — над деревней вздымался темный столб дыма. Пожар.

Народ в растерянности суетливо высыпал на улицу.

Берите ведра! Нужна вода! — Доносилось со всех сторон.

Я схватил ведро и помчался на край деревни, откуда поднимался дым. Быстро стало понятно, что горит сеновал, а это дело практически безнадежное, в котором главное, чтобы все остались целы. Ко мне навстречу бросились ребята, — Дядя Миша, Поплавок внутри, отказался выходить!

Я не раздумывая бросился внутрь. Сеновал представлял собой вместительный ангар метров 15 в высоту и метров 50 в длину. Он был на половину, почти под крышу, заполненный снопами сена. Огонь охватил один из углов здания с внешней стороны и уже подбирался к крыше. Я поднырнул под большими железными двустворчатыми амбарными воротами и оказался внутри. Дым плотным облаком скапливался под самой крышей, огня внутри не было видно.

— Юра! — прокричал я изо всех сил, — Ты здесь?

— Дядя Миша это вы? Я здесь! — послышалось откуда-то сверху.

— Юра, сейчас же спускайся! — прокричал ему в ответ.

Юра не ответил. Я судорожно искал его глазами, но никак не мог найти. Я решил не терять больше времени и начал карабкаться по снопам вверх.

— Юра, здесь очень опасно, быстро вниз!

Тут я услышал шорох и, взглянув вверх, увидел Юру. Маленький человечек старательно взбирался по снопам и уже залез практически под самую крышу. Он держал в руках детскую пластмассовую лейку, которая, судя по тому, как аккуратно он с ней обращался, была наполнена водой.

— Юра, у нас нет времени ничего тушить! Ну-ка вниз!

— Дядя Миша, я сейчас все сделаю….

Я увидел, как он, уже, будучи на самом верху, пытается подобраться к углу сеновала, чтобы полить его из своей игрушечной лейки. Языки пламени начали робко проникали внутрь ангара через вентиляционные отверстия под самой крышей. Это было чудо, что ни одна искра еще не попала на сено внутри. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Я яростными прыжками продолжал взбираться вверх.

— Дядя Миша тут огонь…. — было проговорил Юра как я схватил его в охапку и начал быстро съезжать по снопам вниз.

Внизу уже суетились люди. Пока одни вытаскивали ближайшие снопы на улицу через приоткрытые ворота, другие бегали с ведрами.

— Мужики, я сейчас отведу Поплавка подальше и прибегу. Он, похоже, наглотался дыма.

— Тут всё, хана. Можешь не торопиться…. — Угрюмо послышалось в ответ.

Сеновал сгорел дотла. Каким-то чудом никто не пострадал, а приехавшим пожарным оставалось лишь следить за тем, чтобы разлетающийся во все стороны тлеющий шифер не устроил новых пожаров.

Часть 3.

В школьном классе собрали ребят, которые играли рядом с сеновалом, и их родителей. От школы, присутствовала директор, она же классный руководитель, Маня и я. Директор школы начала свою полную драматизма речь с того, что нет на селе более важного и общественно значимого места, чем сеновал. Ведь это общее имущество, это запас корма и пропитание домашних животных зимой, что поджег сеновала — это вопиющее, безответственное, кошмарное деяние, которому не может быть найдено никаких оправданий. На детей речь производила сильное впечатление. Они были испуганы и сидели молча полупив взгляд. Директор говорила долго, страстно, нравоучительно. Наконец она обратилась к детям:

— Ребята, мы уже говорили с некоторыми из вас по отдельности. Пришло время обсудить произошедшее всем вместе. Кто-нибудь, расскажите, как все произошло?

Дети молчали, никто не решался взять слово.

— Витя, ты, как старший в классе, как уже взрослый человек, как мужчина, расскажи, что случилось.

Витя, крупный розовощекий мальчик, лет восьми, уже мужчина, как выразилась директор, робко встал со стула и дрожащими от волнения голосом произнес:

— Мы просто играли…и…это….

— Витя, говори начистоту.

— Мы хотели лишь попробовать, как горит бумага… Витя опять замолчал.

В классе слышалось шарканье обуви по бревенчатому полу: кто-то из родителей не мог сдержать волнения.

Так. И кто поджег бумагу?

Витя замялся. Все ребята и родители смотрели на него, не отводя глаз.

Я знал, что скажет Витя. Знала это и директор школы, и некоторые из родителей. Совет школы сошелся на мысли, что важно собрать всех и проговорить все очно, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений, никаких недомолвок и обид. Чтобы дети и взрослые услышали и обсудили это все вместе.

— Поплавок поджег бумагу. — Быстро проговорил Витя, затем быстро сел и отвернулся в сторону.

— Не мог Поплавок это сделать! — вскочила со своего места Маня, — я знаю его с пеленок как большинство из вас, и я вам скажу, что такого человека как Юра еще поискать нужно! Пусть он маленький, вы не смотрите на это! Это большой души человек, это умный человек! Не мог он! Витя, скажи правду, кто поджёг, кто-то из старших? Кто вам спички дал?

— Мария Осиповна, присядьте. Не волнуйтесь так, — спокойным тоном сказала директор.

— Юра, — обратилась директор к Поплавку, правду говорит Витя? Ты поджег сеновал?

— Юра, как и остальные ребята, сидел уставившись в пол.

— Юрочка, если не виноват так и скажи! Не нужно брать на себя то, в чем не виноват, я знаю, ты можешь так сделать, я знаю твое сердце! Ты так не раз уже делал! Сейчас не нужно так делать! Нужно не благородство, нужна правда! — не унималась Маня.

Среди родителей поднялся шум. Некоторые начали выражать недовольство и раздражённо шикать на Маню, чтобы она успокоилась и дала ответить Юре.

Юра молчал. Он хмуро смотрел себе под ноги, взгляд его время от времени перемещался по полу, и, казалось, он над чем-то усиленно думал. Что в этот момент происходило душе шестилетнего мальчика, было сложно представить. Но вот губы его задрожали:

— Да, я поджег бумажку! Но сеновал загорелся случайно, я не хотел его поджигать! — прокричал Юра.

Сразу после этого он закрыл лицо руками. Нервы мальчугана больше не могли выносить напряжения, и он расплакался навзрыд.

В классе снова поднялся шум, послышалась мужская брань. Ольга Петровна вскочила с места и рванулась к Юре. Она, села рядом, крепко прижала его к себе, уткнув его лицо себе в грудь, и повернулась спиной к собравшимся, заслоняя его от осуждающих взглядов.

— Значит, все играли и все поджигали! Нечего все на малыша сваливать! Это мог быть любой из ребят! Кто спички им дал? Взрослые виноваты! — полным сердобольного сочувствия голосом кричала Маня.

— Товарищи! Прошу внимания! — попытался я взять слово.

Родители гудели, в классе стоял гомон.

— Тишина! — поставленным громким голосом сказала директор, — Михаил Максимович, прошу вас.

Товарищи, — продолжил я, — Вы знаете, что сгорело как общее, так и частное имущество. Сгорели, в том числе, и мои заготовки. Я в такой же ситуации, как и вы! Я ваc прекрасно понимаю. Это, безусловно, тяжелый удар для всех нас, но я убежден, что вопрос с сеном на зиму мы решим, и новый сеновал, так или иначе, устроим. Такое уже случалось и ранее. Вы же помните, как пару лет назад мы помогали тушить пожар соседям? Вспомните, там были виноваты вовсе не дети! Вспомните, как с нашей помощью они быстро отстроились? Как бы не было тяжело сейчас это все пройдет и гнев и досада забудется, но едва ли забудутся человеческие обиды! Давайте задумаемся и над этим! Никуда мы друг от друга не денемся, никуда от нас не денутся наши дети. Им всю жизнь еще идти вместе! В этом я полностью согласен с Марией Осиповной: мы не имеем права возлагать всю вину на одного человека, на одну семью!

Кто-то недовольно бормотал что-то себе под нос, кто-то качал головой из стороны в сторону. Стало понятно, что нам предстоит серьезное обсуждение.

— Предлагаю более не мучать и отпустить детей, — продолжил я, — нам же вместе обсудить, как так получилось, что дети без присмотра играли возле сеновала, еще и со спичками, и что нужно сделать, чтобы этого в будущем не повторилось. Сначала собравшимся кругом, а затем вынести на совет всех односельчан.

Товарищи, если нет возражений, то так и поступим. Детей отпускаем, взрослых же прошу остаться, — подытожила директор.

Дети ушли. Оставшиеся взрослые местами на повышенных тонах, но в целом по делу обсудили случившееся и как нам всем жить дальше.

Последующие дни разговоры в деревне были только о пожаре. Некоторые вполушутку стали звать Юру Поплавком — поджигателем, что поначалу его очень задевало. Время шло, и жизнь в деревне постепенно вернулась в свое привычное, размеренное русло.

Заключение.

С того момента прошло уже много лет. Юра вырос в самостоятельного, рассудительного человека, на которого всегда можно положиться, но что еще более важно, не утратил своей врождённой честности и благородства. На таких людях во многом держатся сельские общины, это соль нашей земли. Его два мальчугана часто забегают ко мне, и мы вместе строгаем деревянные игрушки или я помогаю им наладить парус на кораблик или просто пьем чай и разговариваем. Юра с супругой весь день в работе, а мне в старости только в радость быть полезным, да пообщаться с молодежью.

В мыслях я часто возвращаюсь в тот заполненный людьми, душный и полный нервного напряжения школьный класс. Вспоминаю людей, их речи, нашу любимую Маню, которой, к сожалению, уже нет с нами, и, конечно, того маленького мальчика Юру, который в условиях колоссального давления остался верен себе и, выбирая из вариантов, принял единственно верное решение. Решение, которое, по моему глубочайшему убеждению, во многом определило его жизненный путь, то, кем он является сейчас. Это решение приняла шестилетняя кроха.

Я очень ценю нашу дружбу и благодарен судьбе, которая свела меня с этим человеком. При случае, я привожу его в пример подрастающему поколению, и если случается так, что Юра при этом присутствует, он неизменно одергивает меня, говоря “ да полно вам, Михаил Максимович, обо мне, да о былом”.

2023

Продолжить чтение