Дневник пустоты

Emi Yagi

KUSHIN TECHO

© Emi Yagi 2020All rights reserved

© Тора С., перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Примечание

Японское название романа – «Кусин тэтё» – отсылает к «Боси тэтё», названию буклета о материнстве, выпущенного Министерством здравоохранения, труда и благосостояния Японии. В буклет заносятся сведения о самочувствии беременной женщины, план посещения врачей и вакцинации младенцев и тому подобное. Буквально название буклета переводится как «дневник матери и ребенка», а в названии книги – «дневник внутренней пустоты». (Здесь и далее – прим. пер.)

Пятая неделя

Ранним вечером овощи выглядели свежими и яркими, даже листья салата казались сочнее, чем ночью. Среди покупателей тоже царило оживление, все выбирали продукты, предвкушая домашний ужин.

Я точно пришла в тот же супермаркет? Не видно ни подсохших сашими, ни подтекающих упаковок с курицей. Нет и людей с недовольным видом, разглядывающих готовые гарниры за полцены. Безупречно чистый белый пол блестел под лампами, а если прислушаться, можно было различить в фоновой музыке голос, повторяющий название магазина, – мелодия как нельзя лучше подходила веселой суете вокруг. Я встала в самую короткую очередь у кассы позади согбенного старичка, макушка которого не доставала мне даже до плеч. Хотя упитанностью он не отличался, в корзинке, слишком тяжелой для его слабых рук, лежала большая упаковка свинины из префектуры Кагосима, – видимо, планировался семейный ужин с сябу-сябу[1].

Пока я шла домой с увесистым пакетом, небо все еще было светлым и ярким. Когда я открыла металлическую дверь и ступила в темноту квартиры, у меня немного закружилась голова. Я скинула туфли и опустилась на пол прихожей. Лежа у двери, я все думала: «Какая это роскошь!» В разгар лета, когда жара уже успела порядком надоесть, я могу позволить себе отдохнуть на прохладном деревянном полу. Подняв голову, я увидела, как лучи вечернего солнца заливают дальнюю часть комнаты, и это наполнило меня тихой радостью.

Беременность – это истинная роскошь и истинное одиночество.

Я забеременела четыре дня назад.

– А чашки так и стоят? – пробормотал начальник отдела, как только вернулся к своему столу. В тяжелом вечернем воздухе теперь плыл запах сигарет.

– Давно они там? Ну да, после обеда клиент приходил, – это он произнес чуть громче.

Однако, как бы громко он ни говорил, сколько бы ни высчитывал время, чашки и блюдца не могли отправиться в раковину самостоятельно.

Никто из сотрудников не поднял головы. Они просто не допускали и мысли, что слова начальника адресованы им. Я последовала их примеру и опустила взгляд. Смотрела в одну точку на мониторе. Смотрела так пристально, что через пару секунд белый экран будто пошел трещинами. Я занята. Очень занята. Потому что у меня действительно много работы. Мне поручили сделать финансовый отчет за первое полугодие, и близился срок сдачи. Я занята работой, как и любой другой сотрудник.

На таблицу с отчетом легла тень.

– Чашки… – Он словно к ним и обращался. Звучало странно.

Плотно сжимая губы, чтобы не вдохнуть сигаретный запах, я несколько раз нажала пробел.

– Сибата.

Начальник стоял у меня за спиной. Я почти видела исходящий от него дым.

– Сибата, вы еще не убрали кофейные чашки из переговорной.

Хм, так и есть.

К тому времени, когда я встала, начальник вернулся к своему столу позади меня. Он поправлял на кресле купленную в Интернете подушку для спины.

Больше никто от компьютера не оторвался. Конечно, до грязных чашек им не было дела. Вряд ли кто-то вообще задумывается, что чашки в офисе нужно мыть. В коридоре я подняла и поставила на место ведро для мусора и пошла в зал переговоров на том же этаже.

Гордое звание переговорной носил угол, где стояли небольшой стол и несколько стульев. На перегородке, отделявшей этот угол от другой части офиса, виднелись куски клейкой ленты. Не знаю, откуда они взялись и для каких целей нужны, но обрывки клейкой ленты были на всех перегородках, кое-где липкой стороной вверх. Этажом ниже находилась приемная, но ей разрешалось пользоваться только руководителям.

В тот день я не то чтобы хотела устроить бунт, скорее провела небольшой эксперимент. Вдруг кто-то другой – например, сотрудник, присутствовавший на встрече с клиентом, – догадался бы вымыть чашки? Я надеялась, что хоть один человек подумает: «Ох, затянулся наш разговор… Надо бы убрать со стола. Сибата готовила нам кофе, теперь моя очередь».

Мне было любопытно, как поступят остальные, если никто не бросится наводить порядок. И, хотя сама в совещании с клиентом участия не принимала, я и впрямь собиралась безропотно вымыть чашки, – пока не увидела в одной из них окурок, который часами лежал в остатках недопитого кофе и распространял вокруг отвратительный запах.

– Извините, – окликнула я начальника своего отдела, как раз проходившего мимо. Должно быть, он направлялся в комнату отдыха, поскольку нес кружку и чайный пакетик. Он в последнее время пристрастился к чаю из дудника. – Не могли бы вы сегодня убрать со стола вместо меня?

Начальник опешил от неожиданности.

– Я сама не справлюсь.

– Что вдруг с вами случилось?

– Я беременна. От запаха кофе меня сильно тошнит. И от табачного дыма тоже. Кстати, в нашем здании вообще курить запрещено.

Вот так я и забеременела.

В отделе кадров меня спросили, когда ребенок появится на свет, и я ответила первое, что пришло на ум, – в середине мая. Значит, я на пятой неделе беременности. Сообщила работодателю даже раньше, чем нужно.

Мне сказали, что рабочая нагрузка во время беременности должна определяться с учетом моего физического состояния, поэтому я сначала посоветовалась с начальником отдела. А он посоветовался с вышестоящим руководителем. Тот, само собой, растерялся. Я была единственной женщиной в отделе. До того как я устроилась в эту фирму, на полставки работали еще две женщины, но одна уволилась, чтобы ухаживать за пожилыми родителями, а другая ушла сразу после замужества.

Я попросила дозволения не задерживаться на работе, пока самочувствие не улучшится, и, к моему удивлению, никто не стал возражать. О том, что могли говорить у меня за спиной, я предпочла не задумываться. Мой рабочий день немного сократился, и я приходила домой на два-три часа раньше обычного. На руку мне сыграла и короткая память руководителей – они почти не помнили, как проходила беременность у их жен.

Мой рабочий график беспокоил всех гораздо меньше другой проблемы: как теперь быть с кофе? Кто будет готовить его для посетителей и убирать со стола? Что делать, если закончится молоко? Меня даже попросили написать подробную инструкцию. В мое отсутствие коллеги устроили совещание, и в результате ответственным за кофе назначили молодого сотрудника, пришедшего в компанию в позапрошлом году.

– Не так уж и сложно! – резюмировал он, когда я показала, как сделать кофе.

– Поэтому он и называется быстрорастворимым, – ответила я.

Седьмая неделя

Сначала я решила, что все спешат на какое-то крупное мероприятие. Или, возможно, возвращаются в офисы после деловых встреч. Я понятия не имела, что большинство людей едет домой так рано, а электрички вечерами переполнены. Впрочем, далеко не каждый, кто сегодня имел возможность рано уйти с работы, выглядел довольным. Я же страшно удивилась тому, что так много людей покидает офисы в пять часов вечера, причем каждый день.

В основном электричками в это время пользовались мужчины и женщины намного старше меня. А еще юные девушки, которые стояли в переполненном вагоне, придерживая пышные юбки и глядя в экраны своих смартфонов. Накрашены они были гораздо ярче женщин, с которыми я раньше ездила поздними электричками. Однако у этих девушек тональный крем безупречно лежал на коже, а персиковые румяна на щеках сияли, словно только нанесенные пушистой кистью.

Многие женщины в летах, напротив, не пользовались косметикой. Чаще всего они носили кофточки. Не рубашки, не блузки и не трикотаж; единственное подходящее для этого предмета название – кофточки. Предпочтение отдавалось по большей части черным или белым, но, оглядевшись, я обнаружила и кофточки пастельных цветов: бледно-розовые, желтые и фиолетовые, – а сочетать их, похоже, следовало с брюками в тон и удобной обувью. Пока я глазела, женщина в светло-зеленом костюме вытащила термос, невозмутимо налила в чашку холодного чая и выпила. В термосе еще постукивали кубики льда.

Выйдя из поезда, я заскочила в супермаркет перед станцией. Я взяла мясо и овощи, сверяясь с рецептами, которые нашла в Интернете по дороге из офиса. Если приходить в магазин пораньше, то есть из чего выбирать. Фермерские овощи и сезонную рыбу я без колебаний отправила в свою корзину. Стоя в очереди у кассы, я выглянула на улицу: вокруг киоска с такояки[2] толпились старшеклассники, покачивая спортивными сумками с названиями своих школ. Они старательно дули на такояки, все настолько загорелые, что их трудно отличить друг от друга.

Оплатив покупки, я вернулась в свою квартиру, – часы показывали только половину седьмого. Когда вышла на балкон, я услышала фортепиано: кто-то, репетируя, повторял одну и ту же музыкальную фразу снова и снова. Я сняла вещи с сушилки, сложила их в шкаф, пропылесосила комнату и отправилась на кухню. Основным блюдом были назначены куриные бедра с вареными овощами. Оставив их кипеть под крышкой, я приготовила мисо-суп и небольшие закуски. В мисо добавила осенних баклажанов, а закуски сделала из зеленых овощей и тикува[3]. Теперь я могла больше времени уделить готовке, и питание стало более здоровым, что для беременной женщины важно. Моей коже это явно пошло на пользу, и я немного прибавила в весе. Вчера во время обеденного перерыва мужчина, сидевший напротив меня, спросил:

– Как себя чувствуешь? Тошнит по утрам?

– Да, но не сильно.

– Это хорошо. Я смотрю, ты перестала есть бэнто[4] из магазина. Во время беременности нужно соблюдать осторожность, верно?

С прошлой недели я стала на работе обедать бэнто, приготовленными дома.

Когда я закончила ужинать, на улице наконец стемнело и ночной ветерок проникал через москитную сетку в балконной двери и ласкал мои босые ноги. Я встала, чтобы закрыть шторы, и тут же решила принять ванну.

Теперь, имея много свободного времени, я могу не наскоро мыться под душем, а понежиться в горячей воде. Иногда использую соли для ванн, которые когда-то получала в качестве подарков и с тех пор хранила в шкафчике. Возможно, мне только кажется, но дорогие соли для ванн хорошо снимают усталость. Думаю, они бы пришлись весьма кстати в напряженные рабочие дни, когда я добредала до дома только ночью и так уставала, что не было сил даже говорить. Жаль, но в таком состоянии про соль для ванны даже не вспоминаешь.

На этот раз я взяла соль Мертвого моря, и моя ванна превратилась в его крошечную бухту. На упаковке написано, что соль стимулирует потовые железы и выводит из кожи загрязнения. Я легла в горячую воду, и мне показалось, будто мое тело стало легче. Лежа в Мертвом море в беззащитной наготе, я вспомнила дюгоня[5], которого однажды видела в океанариуме. Видела всего раз в жизни, но навсегда запомнила, как он медленно покачивался в воде зеленого аквариума с таким невинным видом, будто сам никогда не замышлял ничего предосудительного и не оказывался вовлеченным в чужие коварные планы. Дюгонь выглядел большим добряком.

Может, так действовала соль, но, когда я сушила волосы феном, в ванной мне стало жарко. С улицы доносились голоса проходящих мимо студентов. Я поставила в центр комнаты вентилятор, который собиралась на днях убрать до следующего лета, и села на маленький диван. Музыку не включала.

Мне всегда нравилась музыка. Я ее слушаю в смартфоне по дороге от дома до станции или когда жду – человека или поезд. Летом езжу на музыкальные фестивали. Однако я так и не привыкла слушать музыку в одиночестве. Пока невидимый артист старательно выводит ноты, я не знаю, куда и с каким выражением лица смотреть. Еще большее замешательство я испытываю, когда играет группа. А как, интересно, поступают люди, которые любят музыку? Они слушают молча с закрытыми глазами или качают головой и притопывают в такт, глядя в пространство перед собой? Мне уже больше тридцати лет, но я впервые начала понимать, как мало знаю.

Я выключила весь свет, кроме настенной лампы, и легла на диван, положив голову на подлокотник. Попробовала спеть, словно пытаясь записать мелодию на потолке. Голос был хриплым и звучал тоньше обычного. Я решила, что это к лучшему. Заинтересованная своим наблюдением, я продолжила петь. Потом взглянула на часы и поняла, что еще пару недель назад я бы в это время только садилась ужинать.

А сейчас впереди ждал целый вечер.

Восьмая неделя

Уже примерно неделю я между ужином и ванной делаю растяжку. Коллега из другого отдела вдруг подошла к моему столу и вручила мне копии журнальных страниц с упражнениями на растяжку для беременных – мол, надо заботиться о здоровье. По тонким бровям и неестественно развевающейся одежде у женщины, которая демонстрировала упражнения, я поняла, что журнал довольно старый. Фотография врача, объяснявшего технику, была почему-то размытой. Все же я решила попробовать, поскольку свободным временем располагала. Выяснилось, что эта гимнастика отлично помогает размять затекшие плечи, и я продолжаю ею заниматься.

Вместе с распечатками коллега еще дала мне чай. Точнее, по ее словам, травяной отвар с фолиевой кислотой, который рекомендовал ей знакомый учитель гимнастики. Чай имел до странного яркий желто-зеленый цвет и слегка пах серой, но оказался на удивление вкусным. Сегодня я пью его холодным. Чай приятно заполняет мой живот, в котором пустота.

За исключением той женщины, коллеги с моего этажа и сотрудницы отдела кадров, никто мной особенно не интересовался. Потом на совещании отдела управления производством в конце месяца начальник объявил о моей беременности и сообщил, что весной я возьму отпуск, поэтому с начала января нужно будет перераспределить мои обязанности между другими сотрудниками. С тех пор коллеги считают своим долгом справляться о моем самочувствии. Каждый раз, когда я останавливаюсь в коридоре или встаю со своего места, кто-то спрашивает меня: «Все нормально?» Но и только. Я ни разу не слышала никаких «Поздравляем!» или «Будет мальчик или девочка?». Наверное, потому что я не замужем.

Так или иначе, в небольшой компании по производству картонных тубусов новости распространяются быстро, и о моей беременности почти все уже знали. Иногда, стоя в лифте или у копировального аппарата, я чувствую, как кто-то смотрит на мой живот. На днях, когда я вошла в комнату отдыха, чтобы купить напиток в автомате, там все резко замолчали. Никто не мог найти тему для продолжения беседы, и повисла неуютная тишина. Я в таких случаях начинаю мягко поглаживать свой пустой живот. В конце концов, многое зависит от того, как ты себя ведешь.

Пообщаться со мной был не прочь только Хигасинакано. После совещания он подошел ко мне с вопросом:

– Ты уже выбрала имя?

Я ответила, что еще не знаю пол ребенка, и Хигасинакано понимающе кивнул, затем загнул несколько пальцев, словно что-то подсчитывая, снова пару раз кивнул и ушел. С каждым кивком с его головы сыпались какие-то белые пушинки. Видимо, перхоть.

С этого дня Хигасинакано, сидевший за соседним столом, справлялся о моем здоровье много раз в день. Если я надевала жакет, он тут же спрашивал, не замерзла ли я, а когда один раз кашлянула, предложил сходить в больницу. Однажды начальник указал ему на ошибку, допущенную в документе, после чего Хигасинакано долго стучал по клавиатуре – я решила, что он торопится исправить недочет. Однако позже он шепотом позвал меня и вручил листок бумаги. Вверху значилось: «Какие продукты следует больше есть во время беременности и каких лучше избегать». Рядом с «хидзики»[6] было крупно написано: «Можно не чаще двух раз в неделю».

От Хигасинакано всегда пахнет клеем. Кажется, таким, которым я пользовалась в школе. Запах не отталкивающий, но и приятным тоже не назовешь. Просто запах клея. Однако за целый год я ни разу не видела, чтобы Хигасинакано что-то склеивал.

Десятая неделя

В выходной я пошла в ресторанчик недалеко от станции Хибия, чтобы встретиться с двумя подругами. Мы с ними вместе работали в фирме, в которую я устроилась сразу после университета.

Из-за тонкой перегородки тянуло сигаретным дымом и доносились голоса мужчин примерно того же возраста, что и мой отец. Нам пришлось слушать их воспоминания о школьных днях и временах, когда лопнул экономический пузырь, а еще про недавно начатый ими бизнес, связанный с платными парковками. Мы же, перекрикивая соседей, пытались поговорить про здоровье и красоту. Момои жаловалась, что стала плохо себя чувствовать после менструации, поэтому начала принимать лекарство на китайских травах.

– Вот и я тоже, на днях с мужем ходила…

Юкино всегда говорит «вот и я тоже», когда резко меняет тему. Я жевала осьминога. Он был очень холодным. Наверное, его замораживали.

– Ему на работе дали билеты в музей, где выставлены аквариумы, вот мы и пошли. Там очень красиво. Но я подслушала разговор одной парочки: парень обещал девушке, что будет рядом, даже если на нее ополчится весь мир. Представляете? Кто вообще в такое поверит?

– Да уж, бывают любители приукрасить, – согласилась с ней Момои, выбирая себе напиток.

Она поднесла меню к самому носу – наверное, плохо видела в полутемном зале. Несколько прядей жестких волос упали ей на лицо. По-моему, она стала коротко стричься с тех пор, как родила первого ребенка.

– Да, но меня удивило не это.

– А что?

– Он хочет, чтобы его девушка воевала с целым миром. Такое ведь не часто случается, верно? Да и победить весь мир не выйдет. Если он действительно ее любит, зачем желает такой участи? Это же ненормально, – сказала Юкино, отхлебывая из своего бокала. Из-под шарика мороженого, украшавшего ее коктейль, шли пузырьки. Виски с содовой и мороженым? Даже не знала, что такой напиток существует. Я хотела подтвердить свою догадку, но меню как раз листала, нахмурив брови, Момои.

Юкино всегда быстро принимала решения и ни на кого не оглядывалась. Она первой из нас сменила работу, первой вышла замуж. Когда мы втроем поехали на горячий источник, я заметила, что даже без макияжа у Юкино будто бы подводка на веках. На мой вопрос она ответила – это татуаж. Пока она рассказывала, насколько больно делать татуировку, мы с Момои тоже почти испытывали боль.

– Но у вас-то с мужем все хорошо. Как долго вы женаты? – произнесла Момои, а затем, похоже, устав разглядывать меню, подозвала официанта и попросила еще пива.

– Лет семь-восемь. Уж не знаю, все ли у нас хорошо. Но детей у нас нет, а двум взрослым проще договориться.

– У твоего мужа ведь свой бизнес? Кажется, я видела его в одном интервью в Интернете.

– Да, и дела у него идут неплохо. Но отношения бизнес, конечно, не улучшает. Ну вот, как раз муж звонит. Извините, я отвечу. В последнее время он названивает по поводу и без.

Юкино схватила телефон и ушла. Мы с Момои тоже вытащили свои смартфоны.

– Ох, я совсем забыла, что завтра обещала детям устроить пикник с их друзьями, – проговорила Момои. – Как теперь быть с едой? Готовыми бэнто отделаться не смогу, так что зайду в супермаркет по дороге домой…

– Давненько я не слышала слова «пикник». Непросто его организовать, наверное.

– Завтра там будут и другие мамы, поэтому все не так страшно. А вот готовить обед в день спортивных соревнований в детском саду – врагу не пожелаешь.

Когда Юкино вернулась, все засобирались домой. Момои допила только что принесенное пиво и просила счет. Мы вышли на улицу. Люди гуляли, разглядывая витрины; студенты весело болтали, сбившись в небольшие стайки. Юкино и Момои решили идти пешком до станции Юракутё, а я – ехать на метро от Хибии. Мы попрощались, и только принявшись искать проездной в сумке, я увидела сувениры из поездки к родителям на Обон[7], которые планировала подарить подругам. В субботу после девяти часов в метро было безлюдно.

Когда я вышла из вагона, мне показалось, будто чего-то не хватает, но дело было не в пустом желудке, поэтому мое внимание привлек все еще открытый книжный магазин перед станцией. У входа в журнальной секции стояла женщина примерно моего возраста, увлеченная чтением. Судя по названию журнала, мы с ней в одинаковом положении. Время от времени она перевешивала бледно-розовую сумочку с одной руки на другую. И каждый раз позвякивало и раскачивалось что-то прикрепленное к ручке. «Точно», – подумала я, достала телефон, поискала адрес в Интернете и покинула книжный магазин.

Брелок с надписью «Я жду ребенка» удалось сразу получить у работника станции.

– Поздравляю. Вот, пожалуйста.

– Могу попросить еще один? Если это вас не затруднит…

Я хотела прикрепить брелок и к сумке, с которой обычно хожу на работу, и к рюкзаку – его я ношу, когда нужно взять с собой много вещей. Впервые я повесила что-то на сумку, с тех пор как бабушка купила мне в святилище Юсима-Тэммангу талисман для вступительных экзаменов.

Одиннадцатая неделя

Первым заметил брелок Хигасинакано. Стоило мне зайти в офис в понедельник, как Хигасинакано, уже сидевший за своим столом, прекратил трясти ногой и посмотрел на меня.

– Наконец-то почувствовала себя беременной, а?

Я неопределенно кивнула.

– Мне почему-то кажется, что у тебя будет мальчик, Сибата.

Я собиралась ответить что-то вроде «Правда?», но тут у Хигасинакано зазвонил рабочий телефон. Я не поняла, что произошло, но Хигасинакано много раз произнес в трубку извинения. Он почти каждый день перед кем-то извиняется.

Благодаря брелоку мне стали уступать место в транспорте. Я стараюсь отказываться, поскольку хорошо себя чувствую, но, когда человек встает со словами «Пожалуйста, садитесь», я все же соглашаюсь. Иногда мне хочется задрать блузку и показать живот – вот, мол, смотрите, обо мне заботиться не нужно, – но я сдерживаюсь, потому что этим лишь поставлю всех в неловкое положение.

Тринадцатая неделя

Я почувствовала, что у меня пошла кровь. Ну вот. Теперь понятно, почему утром так мерзли руки и ноги. Я чуть не надела сегодня белые брюки – и мысленно похвалила себя за то, что в итоге выбрала черную юбку. Я запустила руку в косметичку, лежащую в сумке, огляделась и торопливо сунула руку в карман. У меня ведь не должно их быть.

Я быстро прошагала по пустому коридору и, услышав голоса из женского туалета, остановилась перед дверью. В это время сотрудницы, которые не успели дома собраться как следует, наносят макияж. Особенно много таких по понедельникам и пятницам. Раньше мне было все равно, но сегодня обстоятельства особые. В здешних туалетах не установлена система «Отохимэ[8]». Значит, все услышат, как я вскрываю упаковку. Мне хотелось избежать сплетен о возможном выкидыше. А может, беременные женщины тоже пользуются прокладками? Надо было изучить этот вопрос.

Пока я размышляла, что-то снова выпало из глубины моего живота. Теплое и скользкое. Наверное, так вываливаются потроха у разделанной курицы. Вспоминая куриные потроха, которые ела на прошлой неделе, я пошла к лифту.

Думаю, для человека с кровотечением я держалась достойно. Туалетами на первом этаже, который арендовало туристическое агентство, пользовались не только сотрудники, но и клиенты, поэтому там я не привлеку ничье внимание.

Я вышла из кабинки, слушая рекламу поездки на Гавайи. Не спеша вымыла руки теплой водой. Горячая вода и подогреваемые сиденья унитазов (кроме сезона летней жары) почти компенсируют отсутствие «Отохимэ». Закончив мытье рук, я достала из косметички обезболивающее и проглотила таблетку. Мне всегда приходилось принимать лекарства в первый день менструации, но, вероятно, во время беременности их рекомендуют избегать. Поэтому я не могла выпить обезболивающее на глазах у Хигасинакано.

«Восьмидневная поездка по трем городам: Риму, Флоренции и Венеции – всего от ста девяноста тысяч иен! Дополнительную информацию вы можете получить у наших сотрудников или прочесть в буклете!»

Почему сейчас, чувствуя себя отяжелевшей и вялой, я вынуждена слушать самую раздражающую рекламу в мире? Я надела на шею шнурок с удостоверением сотрудника. Пока я возвращалась к своему столу, живот скручивало так, будто меня выворачивало наизнанку, а руки и ноги настолько замерзли, что тоже начали болеть.

– Сибата, ты себя хорошо чувствуешь? Выглядишь болезненно. У меня есть «Бафферин» и «Локсонин». А, тебе их лучше не принимать, наверное.

Хигасинакано стал рыться в ящиках. Я заметила у него на рукаве рубашки коричневое пятно, похожее на огромную родинку.

– Все хорошо, не беспокойтесь, – ответила я, стискивая косметичку в кулаке.

Живот все еще болел, даже когда я вернулась домой. Я решила принять ванну погорячее и, пока набиралась вода, я подсчитала расходы за прошлый месяц. Раньше я пользовалась специальным приложением для телефона, но в него сложно вносить, например, снятие денег с кредитной карты, поэтому пришлось самостоятельно сделать таблицу на компьютере.

Выяснилось, что за месяц я потратила чуть больше, чем планировала. Я не ездила в дальние поездки, не покупала одежду, а с тех пор как забеременела, обеды себе готовила сама… Я просмотрела свои записи – довольно много ушло на медицинские расходы.

А, теперь вспомнила. Мне же приходило извещение об оплате годовой медицинской страховки. Ее, по словам мамы, оформлять надо как можно раньше, чтобы сэкономить, поэтому я решилась незадолго до тридцатилетия. К счастью, серьезными заболеваниями я не страдаю и веду здоровый образ жизни, даже если меня никто к этому не принуждает.

Потом я нашла еще одну трату. В колонке «хобби и развлечения». Так и знала. Я же ездила на музыкальный фестиваль под открытым небом. Собирались вместе с Момои, но у ее младшего ребенка накануне поднялась температура, так что я осталась одна. Отменить бронь двухместной палатки не получилось, и, хотя Момои предложила оплатить половину, я слышала, как громко рядом с ней плачет ребенок, поэтому отказалась. На фестивале в итоге было весело.

Что ж, программу страхования уже не изменить, а фестивали проводятся нечасто, – на сей раз можно махнуть на расходы рукой. Однако скоро предстояло оплачивать аренду квартиры. У меня есть сбережения, поэтому сейчас беспокоиться не о чем, но я, забеременев, перестала работать сверхурочно, и рано или поздно придется урезать расходы. На отпуск по уходу за ребенком тоже нужно откладывать деньги.

Я покосилась на папку, все еще лежавшую на краю книжной полки. Несколько месяцев назад мама прислала мне коробку, в которой я обнаружила нож для чистки авокадо из недавно полюбившегося ей магазина, рис, яблоки и папку. В ней лежали распечатки о недвижимости в Токио и схемах кредитования. Подумав, что распечатки оказались в коробке случайно, я уже хотела их выбросить, когда заметила на папке большой стикер. На нем был расчет ежемесячного взноса за однокомнатную квартиру и приписка отцовским почерком: «Мы будем немного помогать. Подумай». У отца иероглифы получались вытянутые и узкие, похожие на рыбок. Я оторвала взгляд от папки. Окна задребезжали – по дороге у дома, видимо, проехал грузовик.

Я закрыла ноутбук и решила сделать растяжку. Поскольку требовалось вставать на четвереньки, упражнения я делала на килиме[9], а не на голом полу. Килим кирпичного цвета. Купила его в Турции. Я ездила туда шесть лет назад, когда увольнялась с прежнего места работы и хотела использовать накопившийся оплачиваемый отпуск. В эту квартиру я переехала примерно в то же время – значит, здесь я почти каждый день ем и делаю макияж на протяжении целых шести лет. Много дней и ночей. Большинство из них я уже не помнила: пар от горячей еды, тушь для ресниц, которая мне нравилась, – все куда-то тихо исчезло.

Закончив растяжку, я легла на спину. Чудилось, что вещи вокруг обрели более четкие очертания. Маленький диван, который я привезла из родительского дома; низкий столик, за которым ужинаю; ваза на подоконнике и стоящие в ней космеи. Их силуэты казались очерченными темными тенями. Давно знакомые предметы словно смотрели на меня осуждающе. Я поводила пальцем по узорам на килиме, затем встала и снова открыла ноутбук.

В заявке на открытие инвестиционного счета есть вопрос о цели инвестиций. Я проглядела все варианты ответа и выбрала «Расходы на образование детей», и как раз в эту секунду зазвучала мелодия – сигнал о том, что ванна уже наполнилась. Мелодия называется «Мой дом на горном перевале».

Четырнадцатая неделя

Обуваясь в прихожей, я мысленно сокрушалась, что не встала хотя бы на десять минут раньше. Наконец завязала шнурки на кедах. Хорошо, что кеды сейчас в моде. Иначе я бы еще шесть месяцев не продержалась.

Однако только обуви недостаточно. В стеклянной двери на лестничной площадке отразилась обычная женщина в кедах. И никакого округлившегося живота.

– Сибата, тебе нельзя перенапрягаться.

Хигасинакано возник у меня за спиной, когда я ставила на место передвинутые для совещания столы.

– Ничего, я пока справляюсь.

– Какой у тебя срок?

– Около трех месяцев. О, раз уж вы здесь, подвиньте стол сюда, пожалуйста.

– Этот?

– Нет, соседний.

– Сейчас, сейчас.

Коллеги, которые должны были мне помогать, похоже, решили, что дальше я сама разберусь, или вспомнили про обеденный перерыв – так или иначе, все вернулись за свои компьютеры. Я раздраженно щелкнула языком, но так, чтобы Хигасинакано не услышал.

Ясное небо за окном переговорной казалось бесконечным, а на деревьях гинкго уже начали появляться золотистые сережки. Около полудня по коридорам туда-сюда сновали люди с кошельками в руках. Перед зданием появился передвижной магазин бэнто, у него выстроилась очередь. Я там давно ничего не покупала – с тех пор как забеременела.

– Сибата! – снова окликнул меня Хигасинакано, когда я принялась расставлять стулья. – Слушай, тебе нужно поберечь себя. Двигать мебель может и кто-нибудь другой. Сейчас все, конечно, убежали на обед, и тем не менее… Скоро ведь у тебя и живот будет видно…

Хигасинакано неловко провел рукой по своему животу, а потом ушел. Я посмотрела на свое отражение в оконном стекле и снова щелкнула языком.

Приняв ванну, я почитала в Интернете о том, как протекает беременность. Помимо сайтов с комментариями врачей и блогов для беременных я нашла приложение «Дневник здоровья матери и ребенка». Хотя оно создано, чтобы следить за самочувствием и питанием беременных женщин, в нем обнаружились разные дополнительные материалы с подробными описаниями хода беременности и состояния плода. Установив его, я выяснила, что приложение разработано производителем подгузников, поэтому реклама лотереи, в которой тридцать участников могли выиграть годовой запас подгузников, была слегка навязчивой. Зато мне понравился лаконичный дизайн и симпатичные картинки с изображением младенца.

Об изменениях в организме беременных и развитии плода рассказывалось по неделям. Судя по подсчетам, у меня шла четырнадцатая. Если верить приложению, я уже миновала период сильной утренней тошноты и период с высокой вероятностью выкидыша. Гора упала с плеч.

Дальше я выяснила, что живот у меня начал постепенно расти где-то с двенадцатой недели. Примерно в это же время многие начинают набирать вес, поскольку утреннее недомогание проходит, а аппетит улучшается. Плод на четырнадцатой неделе вырастает до девяти сантиметров от макушки до ягодиц и весит чуть больше сорока граммов. Кроме того, говорилось, что «на этой неделе плод размером уже с большую сливу». Как я поняла, в этом приложении каждую неделю размеры плода сравнивают с фруктами. Тринадцатая неделя – «слива», пятнадцатая неделя – «грейпфрут».

Как и сказал Хигасинакано, мой живот скоро должен начать расти. Затем я узнала, что для актрис, играющих беременных в театре и кино, существуют специальные накладки, но в свободной продаже их, видимо, нет. На всякий случай я поискала на разных торговых площадках – безрезультатно. Впрочем, даже если бы накладки нашлись, я бы, вероятно, не смогла их использовать в ближайшее время, потому что все они имитируют большой живот в конце беременности.

Отказавшись от идеи купить накладку, я взяла стопку полотенец для рук и несколько носков, встала перед большим зеркалом и попробовала разместить их под одеждой. Это оказалось не так просто. Живот должен получиться небольшой и выглядеть естественно. Полотенца не годились. Они слишком тонкие, а в свернутом виде слишком объемные. Кроме того, полотенца все время норовили выпасть и плохо держали форму. Носками же вообще не создать нужный объем.

Колготки подошли лучше, чем я ожидала, и на удивление легко складывались как надо. Однако объема они тоже не давали, поэтому, вероятно, мне нужны были толстые зимние колготки, хотя бы по восемьдесят ден. Они лежали в коробке с зимней одеждой на верхней полке шкафа, и я уже хотела ее достать, когда взглянула на часы. Уже за полночь. На меня вдруг навалилась усталость, поэтому я решила попробовать еще раз утром, когда буду одеваться, но не успела, и пошла на работу, так ничего и не подложив.

Стоя в вагоне, настолько переполненном, что впору бояться за свою жизнь, я размышляла. Об ученицах средних и старших классов, которые рожают в школьных туалетах, потому что не могут сказать о беременности родителям или учителям. Вот им хотя бы не приходится мастерить накладки на живот. На самом деле, в электричке наверняка ехали женщины, даже не подозревающие, что беременны.

Есть у проблемы и другая сторона, подумала я. Например, Хигасинакано уделял беременной коллеге больше времени и внимания, чем родители своим дочерям-старшеклассницам. Если бы Хигасинакано женился и завел собственных детей, то и вокруг меня бы так не суетился, однако на скорую свадьбу надеяться явно не стоило. Я понимала: нужно скорее найти способ увеличить живот, иначе мой самозваный друг забьет тревогу и будет отправлять меня к врачу.

В обед Хигасинакано положил на стол бэнто, завернутый в яркий платок. Пластиковая коробка выглядела так, будто предназначалась для ребенка. Содержимое, впрочем, было все тем же: рисовый шарик в липких водорослях нори, блинчик с начинкой из жареной курицы, который наверняка замораживали, и зеленый, похожий на комок грязи гарнир, так для меня и оставшийся неопознанным. Не знаю, сам ли он готовил себе обед, но, наблюдая, как Хигасинакано, издавая булькающие звуки, поглощает свои онигири странной формы, я чувствовала злость из-за того, что вынуждена на это смотреть.

В тот день я отлучилась из офиса по делам, а когда вернулась, на моем столе стояла большая коробка. В накладной курьерской доставки отправителем значился магазин фруктов и сладостей. Сняв крышку, я увидела ряды блестящих баночек розового, оранжевого и лаймового цвета, внутри которых мирно покачивались в желе крупные кусочки персиков, хассаку[10] и других фруктов. К подарку прилагалась записка: «Пожалуйста, угощайтесь, друзья».

Клиенты нередко присылают нам подарки. И все эти подарки неизменно оказываются на моем столе. Некоторые из сотрудников поглядывали на меня. Будто чего-то ждали. Ну конечно. Ждали, что я подойду к столу каждого из них и раздам желе с ложечками, приговаривая: «Спасибо вам за работу. Вот, угощайтесь». Я посмотрела на часы, закрыла коробку и отнесла ее в комнату отдыха.

Там первым делом нужно было убрать тряпку, лежащую между раковиной и сушилкой для посуды. Я не знаю, откуда она берется, но она всегда занимает место и ужасно пахнет. Сегодня, судя по запаху, тряпкой вытирали пролитое молоко. Я подцепила ее кончиком ногтя и отбросила в сторону, затем опустила на столешницу коробку и начала разбирать. Картонные углы оказались прочнее, чем ожидалось. Попытавшись разорвать картон, я чуть не сломала все ногти, поэтому решила воспользоваться резаком, который носила в кармане. Резак – инструмент прогресса. Вместе с картоном я мысленно кромсала на кусочки всех коллег из своего отдела.

Затем я сняла оберточную бумагу и ленточку. Глядя на бумагу с красивым узором из фруктов, я в очередной раз задавалась вопросом, выбрасывать ее или нет. Когда все же решила отправить бумагу вместе с ленточкой на переработку, поскольку другого применения им не найти, я вдруг кое-что обнаружила. Бак для бумаги заполнен. Нет, он не просто полный, его содержимое уже вываливается в соседний бак для несжигаемого мусора, а ящик для батареек из-за этого и вовсе опрокинут. Я убедилась, что никто не смотрит, и попробовала засунуть оберточную бумагу в щель мусорного бака. Однако, стоило мне его тронуть, как сошла бумажная лавина, устелив весь пол листовками и распечатками.

Мне хотелось плакать. Но плакать из-за желе по меньшей мере глупо, поэтому я принялась собирать рассыпанные листы. Тут зашел начальник соседнего отдела – тоже хотел выбросить ненужную бумагу.

– Как здорово, Сибата, что вы держите комнату отдыха в такой чистоте.

Когда он протянул мне свой мусор, я чуть не швырнула в него только что подобранную с пола батарейку. Впрочем, с уборкой мне бы это не помогло, так что я сдержалась.

Через добрых двадцать минут, когда я крепко перевязала стопку бумаги веревкой, меня снова осенило. Чтобы хватило на всех сотрудников в отделе, не хватает трех баночек желе. Первым делом я мысленно вычеркнула из списка себя. А еще Хигасинакано. Потом стала вспоминать: может, кто-то сегодня ушел из офиса на встречу с клиентом? Тут у меня возник другой вопрос: а почему я сама сразу отказалась от угощения?

Я задела рукой что-то мягкое. Чтобы баночки с желе не повредились при перевозке, в коробке лежал материал, не похожий на бумагу или ткань. Он был почему-то теплым на ощупь, и, когда я сжала его в ладони, он послушно смялся, а когда убрала руку, он расправился и принял прежнюю форму. Материал был, как и само желе, трех пастельных цветов: розового, оранжевого и лаймового. Присмотревшись, я увидела в нем мелкие блестки, мягко отражающие тусклый свет офисных ламп. Когда я вынула его из коробки, он медленно расширился, как будто дыша. Я аккуратно сложила его, завернула в носовой платок и направилась в туалет.

Я вернулась к своему столу. В правой руке я держала зеленое желе, а в левой – ложку. Другие баночки я оставила в холодильнике вместе с запиской: «Угощение для всех. Выбирайте то, что нравится». Я сняла пленку с баночки, погрузила ложку в зеркальную поверхность и зачерпнула большой кусок винограда. Когда я сунула желе в рот, несколько человек, наблюдавших за мной, поспешили в комнату отдыха.

А малыш под блузкой у меня в животе улыбался, сверкая трехцветными блестками.

Пятнадцатая неделя

Снова понедельник, да? Холодно сегодня, верно? Я всегда теряюсь, когда мне говорят бессмысленные фразы. В ответ я могу выдать разве что такую же бессмыслицу. Да уж, понедельник. Всего два градуса днем будет.

– Сибата, ты поправилась, – заметила Юкино, с которой мы ходили в кино.

Я хотела ответить, что утренняя тошнота наконец прошла и что всем беременным положено набирать вес, но у меня комок стоял в горле. В конце концов я смогла выдавить только:

– Да, немного.

Почитав материалы в приложении, я начала есть.

Даже раньше, после того как я объявила о беременности и прекратила работать сверхурочно, мое питание стало регулярным и количество съеденного в целом увеличилось. Увидев в приложении слова «второй триместр» и «организм перестроился», я почувствовала облегчение. И продолжила много есть, словно от этого зависела моя жизнь.

Каждый день я съедала полноценный завтрак, обед и ужин. До обеденного перерыва я частенько не могла дотерпеть, поэтому в половине одиннадцатого шла в магазин за пончиками, а днем за работой грызла рисовые крекеры. Хигасинакано, которого беспокоило мое здоровье, приносил мне смесь из орехов и сушеных мальков, но они исчезали мгновенно, – один пакетик уходил просто на то, чтобы собраться с силами и открыть программу для работы. Коллега, отвечающий за упаковочные материалы для кондитерской фабрики, подарил мне несколько упаковок печенья в виде коал, которые я уничтожила в мгновение ока. Я даже не взглянула на умильные мордочки коал, которые так любила рассматривать в детстве, – теперь они стали просто средством утоления голода. Осознав эту перемену в себе, я испугалась.

Вечером после ванны в зеркале отразилась женщина с грушевидной фигурой. Лицо не слишком изменилось, а вот нижняя часть тела стала совсем другой. Я быстро вытерлась и пошла примерять юбки и брюки – они больше не сидели как следует. Бедра будто разбухли. Вид сзади и вовсе вызвал приступ жалости.

Я поспешно вытащила платье. Единственное в моем гардеробе. Это летнее платье я купила, когда мы с Момои вместе ездили на Бали перед ее свадьбой. Яркое платье в пол с цветочным узором носить предполагалось только на курорте, зато оно подошло по размеру. Оно слишком уж подчеркивало мой округлившийся зад, поэтому я повязала тонкий палантин на живот, чтобы он стал чуть полнее. Теперь в зеркале я видела по-настоящему беременную женщину.

Пока сохли волосы, я присмотрела в Интернете несколько платьев, подходящих для работы. Остальные люди переходили на осенние пальто и трикотаж, а я в ожидании заказанной одежды носила под деловым жакетом летнее платье. Облаченная в ярко-розовые тропические цветы, я жила в своем собственном времени года.

Начав ежедневно носить платья, я стала больше походить на беременную. Если я шла по этажу с коробкой образцов, кто-нибудь из другого отдела обязательно вызывался помочь. В лифт меня всегда пропускали первой. В электричке одна пожилая женщина даже сказала, что мой ребенок родится на следующей неделе.

– У меня роды только в мае, – возразила я.

– Нет, уж мне-то виднее. У тебя будет здоровый мальчик, – ответила старушка и вышла из поезда.

В пятницу вечером я, как обычно, зашла в супермаркет, затем дома приготовила ужин. Вареная камбала, ростки фасоли с жареным тофу, мисо-суп с корнем лотоса и зеленым луком, рис. После ужина сделала растяжку. Та же коллега принесла мне другие распечатки с упражнениями. Сказала, что их лучше делать во время второго триместра. Фотография врача, который комментирует технику выполнения, по-прежнему была размытой, а брови модели, похожие на подвесные мостики, напоминали о скоротечности времени, зато поясница после гимнастики болела меньше.

«Лягте на спину, поднимите бедра, убедитесь, что плечи, бедра и колени образуют прямую линию, и досчитайте до десяти».

Оторвав бедра от холодного пола, я вдруг вспомнила слова той коллеги.

– Возможно, вы еще этого не осознаете, но растить в себе новую жизнь – большое счастье, верно? – Ее лицо светилось гордостью.

Один, два, три, четыре…

Сосчитав до десяти, я пошла на кухню. Достала корни ростков фасоли, которые только что ела на ужин. Положила их обратно в пластиковый контейнер и залила водой. Поставив контейнер на солнечное место, я вернулась к растяжке.

Нарезанные ростки фасоли напомнили мне спину собаки после того, как мама пыталась ее подстричь. Подруга, подарившая щенка, настаивала, что это пудель, но для пуделя он рос подозрительно быстро и в итоге сломал будку во дворе. Мама часто со смехом вспоминает эту историю.

Шестнадцатая неделя

На следующий день после концерта работа дается с трудом. А вчера я вообще ездила в пригород, и после выступления автобусы до вокзала были настолько переполнены, что домой я вернулась очень поздно. Мало того, наутро глаза, уши и сердце все еще горели огнем. Закрывая веки, я видела, как во тьме извиваются полосы бледно-зеленого света, как частицы звука начинают двигаться, и, даже если я пыталась сосредоточиться на работе, меня переносило обратно в это причудливое пространство. Казалось, стоит мне открыть рот, как из горла польется волшебная мелодия. Серый сарафан, купленный в Интернете, превратится под светом офисной лампы в серебряный наряд. Мои фантазии были прерваны грохотом коробки с образцами, внезапно опустившейся на мой стол. Духота и запах кофе окончательно вернули меня в офис на четвертом этаже старого здания.

Отвечая на вопросы менеджера, я вынула из коробки один тубус. Моя фирма ради нового клиента, дизайнерского бюро, взялась за необычный новый проект – изготовление картонных трубок для обоев.

Не могу сказать, что меня саму когда-то интересовали картонные тубусы. После университета я работала в агентстве по подбору временного персонала, оказавшись посредником между людьми, которые хотели найти работу, и компаниями, которые ищут сотрудников, но не хотят платить стабильную зарплату. Даже сейчас я не имею ни малейшего представления, был ли хоть какой-то смысл в моей работе там. Мне просто дали визитки с надписью «Менеджерский отдел», и вскоре мой телефон стал бесконечно звонить, а файлы в компьютере – бесконечно множиться. Я спрашивала работодателей, что им не нравилось в прежних работниках, а соискателей – чем они недовольны на предыдущем месте работы, и заполняла бланки, подставляя другие имена и названия компаний в одни и те же таблицы.

Спустя два года Юкино первой из нас оттуда уволилась, а потом и Момои начала искать новую работу. Я тогда сказала ей:

– Если тебе здесь не нравится, надо уходить. Миллион других фирм предложат условия гораздо лучше.

Жаль, что сама я почему-то еще долго не решалась на увольнение.

Когда мне было лет двадцать пять, я получила статус начальника. До меня вдруг дошло, что почти все, с кем мы вместе устраивались в агентство, уже уволились, и я оказалась самой старшей. Подчиненные, многие почти одного со мной возраста, восхищались моей работой и меня уважали, но начальникам, как выяснилось, не оплачивали сверхурочные. Хотя количество компаний, за которые я отвечала, не уменьшилось, количество встреч и документов только увеличилось, а на мой личный телефон до поздней ночи поступали звонки от начальства и деловых партнеров. Выходных у меня не стало. Частенько не было времени, чтобы поесть. Прекратилась менструация.

Однажды мне позвонили из одной компании-работодателя и пожаловались на то, что от нанятого через наше агентство сотрудника сильно пахнет потом, и попросили провести с ним беседу. Ко мне пришел долговязый мужчина лет сорока, от которого действительно плохо пахло. Мне показалось, что не только потом. Я призвала его регулярно мыться.

Спустя какое-то время снова позвонили из той же компании с повторной жалобой на запах и требованием что-нибудь предпринять как можно скорее. Я опять вызвала в офис того мужчину и рекомендовала ему чаще принимать ванну. Тогда он схватил меня за руку и сказал:

– Ну что, идем в отель? Может, сама меня и помоешь? Думаешь, ты тут вся из себя такая властная, да?

Сцена длилась всего несколько секунд. Но я еще много дней, закрывая глаза, видела его грязные ногти, впившиеся в мою руку. Где-то через полчаса пришло сообщение от той компании-работодателя:

Надо вам, Сибата, принять ванну вместе с ним. Если хотите, я тоже могу к вам присоединиться (^ ^)

Писал мужчина средних лет, который всегда назначал мне деловые встречи поздним вечером. Ничего ему не ответив, я открыла на смартфоне сайт для поиска вакансий и зарегистрировалась.

Во время интервью с консультантом по подбору вакансий я упомянула, что хотела бы работать в более спокойной атмосфере на должности, не связанной с продажами, и мне порекомендовали эту компанию. Тогда я и не знала, что выпуском картонных трубок занимается специальная фирма, и слабо представляла себе работу по управлению таким производством. Интернет-сайт, который я посмотрела перед собеседованием, много лет не обновлялся, текст местами было трудно прочесть, а на странице с заголовком «Лучшие в отрасли! Как делать бесшовные картонные трубки» говорилось, что производство устроено весьма сложно, однако без каких-либо подробностей. Полезной информации я там не нашла.

Тем не менее, поразмыслив, я пришла к выводу, что заботиться о гладкости картонного тубуса гораздо полезнее, чем о запахе чьего-то временного сотрудника. На собеседовании я познакомилась с начальником отдела и руководителем всего филиала.

– Для нас большая честь нанять женщину с университетским образованием, – сказали они. – Раньше у нас было две сотрудницы, но они работали на полставки, а потом и вовсе уволились.

Место досталось мне легко. Когда я оформила все документы, мне наконец объяснили, чем именно я буду заниматься: проверять заявки, поступающие от отдела продаж, создавать спецификации для завода и составлять планы загрузки производственной линии. В первый месяц работа казалась мне раем. Никаких невыполнимых нормативов, ни один заказчик не звонит среди ночи. Если не запланировано встреч с клиентами, можно прийти в офис в кроссовках и с рюкзаком. Скоро зажили все мозоли, натертые за долгие недели беготни на каблуках. Даже в будние дни можно сходить на концерт любимого певца.