Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства

От автора

Украинское гетманство1… Для российского читателя это словосочетание мало что значит. В лучшем случае на память приходит Богдан Хмельницкий и может быть еще «Запорожцы, пишущие письмо турецкому султану» Ильи Репина. Из далекого школьного курса смутно вспомнится – да, были такие, украинские казаки. Они боролись с поляками, а потом присоединились к России. И гетманы у них были – в основном изменники… Кому они изменяли и зачем – ответ на эти вопросы вы уже вряд ли найдете в своей памяти.

Ну и какая же у них, казаков, скажете вы, могла быть повседневная жизнь? Разве что походная. Да и сколько их было – этой политической элиты? Несколько человек?

Теперь, после того как вы напрягли память и погрузились в терзающие душу сомнения, расслабьтесь и забудьте все, что вы знали. Про войны казаков, гетманов-изменников и особенно – про запорожцев. Я предлагаю вам совершить путешествие в неведомый вам мир украинской политической элиты Нового времени. В мир людей, управлявших огромным краем на протяжении двух с половиной веков. Людей, боровшихся с униатами и католиками, с самим папским престолом – не только оружием, но пером и богословским спором. Людей, создавших собственную оригинальную административную и судебную системы, яркую и колоритную культуру украинского барокко, с собственными капеллами, театрами, научными диспутами, школами и академиями. Людей, живших на пограничье христианского и мусульманского миров, привыкших давать отпор врагу и умевших постоять за себя. Они впитали многое от востока, с которым имели постоянный контакт. Еще больше – от Европы, с ее университетами и барокко. И этот причудливый симбиоз породил общество, в котором верили в Бога, свободу и удачу.

Введение

Элита украинского гетманства: кто это?

Когда мы стараемся представить себе повседневную жизнь казацкой элиты Украинского гетманства, ее досуг и традиции, нам нужно, прежде всего, разобраться в том, что это были за люди и что это было за общество.

Собственно Украинское гетманство возникло в 1649 году, в результате победоносного восстания украинского народа под руководством Богдана Хмельницкого. Возникло как государственное образование, стремившееся получить автономию от Речи Посполитой, не желавшей удовлетворить главные требования украинской элиты: сохранение православной веры, казацкой свободы и права самим управлять своим краем.

Добившись свободы в тяжелом военном противостоянии с мощной польской военной машиной, Украинское гетманство оказалось в тяжелейшей геополитической ситуации, зажатое между тремя мощнейшими политическими образованиями: Речью Посполитой, Оттоманской империей и Российским государством. В выборе дальнейшего политического союза украинская элита руководствовалась поиском того, кто обеспечит наибольшую автономию и сохранение тех ценностей, которые казались им самыми дорогими. По логике выбор пал на православного царя, который, как многие верили, должен был защищать своих единоверцев. Еще почти сто пятьдесят лет Украинское гетманство оставалось автономным образованием в рамках Российского государства, а затем – Российской империи, пока Екатерина II не ликвидировала все его привилегии. Но так далеко вперед мы забегать не будем, а остановимся на тех временах, когда украинская элита и возглавляемое ею общество достигли наибольшего расцвета – т.е. на XVII веке.

Ограничив, таким образом, временные рамки нашего повествования, мы должны еще оговорить территориальные границы. А они у Украинского гетманства не были постоянны, часто меняясь. Изначально (при Богдане Хмельницком) оно охватывало почти всю центральную Украину (от Шаргорода и Любара до Гадяча и Глухова). Затем под влиянием внешних и внутренних факторов гетманство делилось, уменьшалось и, в конечном счете, к 80-м годам XVII века представляло собой лишь Левобережную Украину и правобережный Киев с небольшой полоской соседней территории (и далее по левому берегу – от Стародуба на севере до Кременчука на юге).

Вот именно о повседневной жизни этого общества, их традициях, сохраненных и преумноженных в жестоком столкновении с врагами, и досуге мы и будем вести речь. Хотя, говорить об Украинском гетманстве (которое само по себе прошло долгий путь более чем векового развития), не затрагивая его предтечей, истоков и основополагающих фундаментов, – тоже не получится.

Кто был элитой Украинского гетманства – политической, культурной? Прежде всего, казачество. Но вот тут мы приходим к очень зыбкому контексту. Дело в том, что казачество в России в лучшем случае представляется чем-то вроде славных сподвижников Стеньки Разина (настаивающих, чтобы он бросил в Волгу персидскую княжну) или казаков атамана Матвея Платова (требующих от обескураженных парижан «быстро-быстро» еду и водку)2. В худшем случае – перед нами предстают сомнительные типажи современных ряженных, по какому-то недоразумению называющих себя казаками и вешающими на себя значки, напоминающие боевые награды наших славных предков3. Не надо также путать элиту Украинского гетманства с вольным запорожским казачеством, жившим по совершенно иным законам. По поводу последнего автор данных строк написала много нелицеприятного, за что меня справедливо и не очень критиковали некоторые коллеги. Скажу лишь, что Запорожье было удивительным, ярким, противоречивым и совершенно уникальным явлением. Его суть гениально, глубоко и ярко, на мой взгляд, смог передать Илья Репин, на своем бессмертном полотне4. Но речь в нашей книге пойдет не о запорожцах.

Казачество Украинского гетманства, так называемое реестровое или городовое, было совершенно иным явлением. Во времена Речи Посполитой это были регулярные военные, получавшие от государства за свою службу денежное вознаграждение, очень серьезные налоговые льготы и обладавшие судебным иммунитетом5.

Начало формирования новой украинской элиты, которой было суждено стать главной политической силой общества на протяжении нескольких столетий, создать собственную государственную систему и собственную культуру, как ни парадоксально, было заложено литовцами и поляками. Именно они своими реформами превратили первых вольных казаков в политическую элиту.

Первые попытки привлечь на службу вольных запорожских казаков были сделаны еще при литовских князьях. Король Сигизмунд II в 1568 г. издал указ, призывавший казаков вернуться в замки и пойти на службу за денежное вознаграждение. В результате собралось примерно 300 казаков, которые прослужили с 1568 по 1576 гг., получая жалование деньгами и сукном и подчиняясь «старшему и судье всех низовых казаков». Уже грамоты Сигизмунда II (1572 г.) высвобождали реестровых из-под судебной юрисдикции панов и давали налоговые привилегии как минимум старшине6.

Новый этап формирования реестровых регулярных казаков начался при польском короле Стефане Батории, который, готовясь к войне с Московским государством, сформировал первый казацкий украинский полк. Командиром стал украинский шляхтич Иван Оришевский, которого впервые стали именовать гетманом. При нем была также создана должность писаря, который собственно и вел «реестр», т.е. список казаков, включенных в отряд и получавших жалование (отсюда и название – реестровые). Стефан Баторий (по происхождению венгр) пошел дальше в своей реформе, заложив основы новой политической элиты украинского общества и, сам того не догадываясь, подложив бомбу замедленного действия под основы Речи Посполитой (королем которой он являлся). По его указу казакам дали первые официально признанные государством «вольности»: они не подлежали никакому суду, кроме суда своего гетмана, а также были освобождены от уплаты любых налогов7. Таким образом, реестровые оказывались в исключительно выгодном экономическом и социальном положении. Но в том-то и дело, что им этого было мало, и они начали добиваться права участия в политической жизни страны.

С момента реформ С. Батория на службе у Речи Посполитой постоянно имелись реестровые казаки. Хотя в начальном периоде число собственно реестровых казаков было незначительно, но с одной стороны, на «казацкие вольности» начали претендовать все те, кто причислял себя к казакам, а с другой – реестровые сами стали бороться за расширение числа реестра.

Казацкая вольность – это сладкая свобода, за которую упрямо и бесстрашно будут сражаться многие поколения украинцев (прямо как их главные оппоненты – польская шляхта, снова и снова поднимавшаяся против тисков Российской империи)8. И вот тут очень важно понимать, что реестровое казачество Украины конца XVI–начала XVII века, то самое, что привело его к победным сражениям Богдана Хмельницкого, сплошь состояло из шляхты (по крайней мере – если мы говорим о старши́не9 и гетманах). «Старшие» реестровых казаков Я. Бадовский, И. Оришевский, практически все руководители ранних казацких восстаний, начиная от Г. Косинского и С. Наливайко, выдающиеся гетманы Украины Петр Сагайдачный, Богдан Хмельницкий и далее до конца существования гетманства вплоть за редким исключением10 – все были шляхтой. А те, кто не был, считал себя ей равными.

Лучше понять менталитет украинской элита конца XVI в. позволяет тот факт, что она своими корнями и традициями происходила из Великого княжества Литовского, соединившего в себе древнерусское наследие и западную культуру. Свободы и вольности, господствовавшие в этом государстве более двухсот лет и закрепленные Литовским статутом (сводом законов, который действовал на Левобережье вплоть до ликвидации Украинского гетманства в 1781 г., а на Правобережье – вплоть до 1830-х гг.) определяли положение мужчин и женщин Украины. Шляхта и мещане – основная социальная база казацкой старши́ны – были категориями, обладавшими значительными правами, имевшими возможность отстаивать свою правоту в судебном порядке. Хотя объединение с Польшей и создание Речи Посполитой лишило этих прав украинское крестьянство (которое было вольным согласно первых двух Статутов), оно одновременно дало право шляхте избирать короля. А, как известно, менталитет свободного человека, имеющего возможность распоряжаться своей судьбой и управлять своей страной, формировавшийся поколениями на протяжении нескольких столетий, – это очень серьезный фактор.

Мы имеем в виду, прежде всего, традицию активного участия в жизни страны. По условиям Литовского статута 1529 и 1566 гг. вся шляхта должна была участвовать в сеймиках, сеймах и в выборах шляхетских судов. К тому же, вся шляхта была юридически равна («заровно всихъ въ томъ почытаючы отъ вельможного и до навбожшого шляхтича»). И до определенного момента именно такие панибратские отношения доминировали в Украине между шляхтой и магнатами (примером служат отношения М. Хмельницкого, отца Богдана, с православным магнатом Я. Даниловичем). С 1573 г. вся шляхта Речи Посполитой, независимо от вероисповедания, потенциально могла участвовать в избрании короля. Это не могло не создавать сознания собственной значимости и независимости.

Но не менее достойно ощущали себя и горожане, пользовавшиеся привилегиями Магдебургского права. Широкое распространение православных братств, активно влиявших на политическую и религиозную жизнь (вплоть до избрания митрополита и архимандрита), занимавшихся культурой и образованием, свидетельствует о независимом и уважаемом положении украинского мещанства, из числа которого тоже выйдет немало знаменитых казацких старшин (Золоторенки, Сомки и т.д.).

Вообще, Литовский статут – свод законов, по которому жило украинское общество с XVI до конца XVIII вв. (а Правобережье – и до трети XIX в.) представлял собой удивительный пример демократических свобод раннего Нового времени. Например, глава государства давал клятву сохранять жителей «при свободах и вольностях христианских, в которых они жили, КАК ЛЮДИ СВОБОДНЫЕ (подчеркнуто Т. Т.), свободно издавна избирая себе панов… по примеру и образу свободных христианских государств»11.

Реестровое казачество с самого своего создания тоже обладало свободой выбора своих старших, включая гетмана и старшин. Судилось по собственным законам и, будучи военной и политической элитой, не считала себя ниже кого-либо.

Именно это свободолюбие жителей Великого княжества Литовского породил кровавый конфликт с польской шляхтой, не желавшей видеть в них себе ровню. Именно поэтому все больше украинской шляхты уходило в казачество, видя в этой новой силе возможность отстаивать свои интересы.

Эта тесная связь украинской шляхты с казачеством (прежде всего – с реестровым) породило четкое представление о рыцарском характере казацкой службы. Это было отголоском европейской традиции, согласно которой дворянин – это рыцарь на службе у своего суверена. Именно такое рыцарское мнение о себе имела шляхта Речи Посполитой, прежде всего польская.

Надо отметить, что именно тесная связь украинской элиты с европейской традицией (мы это многократно будем видеть на примере образования, досуга, быта и т.д.) отличало ее от российского казачества. Уже в 1632 г. во время конвокационного сейма для избрания короля казаки подали письмо, в котором, ссылаясь на «службы свои рыцерские», просили, чтобы их считали равными членами Речи Посполитой и «не обделяли в избрании короля». Есть там и примечательное пожелание: «Чтобы мы были наделены вольностями, людям рыцарским надлежащими»12. Подписали это письмо Лаврентий Пашковский, Герасим Копц, Дорош Кушкович, Теодор Пых13. По крайней мере двое из подписавшихся – принадлежали к шляхетскому сословию.

Казацкая элита прошла много этапов. В конце XVI–начале XVII вв. это была православная шляхта Речи Посполитой, которая, столкнувшись с репрессиями со стороны поляков, отстаивала свою религию и идентичность под именем казаков. По мере нарастания борьбы и ожесточения сторон старши́на отказывалась от своего шляхетства, считая звание казака более важным, значимым.

Таким образом, когда восстание под руководством Богдана Хмельницкого завершилось победой и созданием Украинского гетманства, казацкая старши́на представляла собой своеобразный сплав профессиональных военных и шляхты Великого княжества Литовского. Общество, в котором умели и любили сохранять традиции. Даже если за это приходилось биться. Но также это было общество образованных людей, сумевших даже в богословских спорах дать отпор лучшим представителям католической церкви.

Очень скоро, практически сразу после побед Б. Хмельницкого и изгнания из Украины польской шляхты, старшины (т.е. офицерские чины) начали выполнять не только военные, но и административные функции, в скором времени заменив собой всю исполнительную и судебную власть украинского общества – ибо вся старая, польская, просто перестала существовать.

Может показаться, что речь идет о какой-то очень ограниченной группе людей. На самом деле это не так. Начнем с того, что и в Великом княжестве Литовском, и в Речи Посполитой шляхта была очень многочисленной частью общества, т.к. к ней относились и весьма ограниченные в средствах люди («мелкопоместные», «худородные»), но при этом ничуть не менее свободолюбивые14. Отсюда столь активное проникновение шляхты в ряды казаков.

Что касается казацкой старши́ны, то если к внешней политике и управлением страной в Украинском гетманстве была допущена ограниченная часть элиты нового общества, а высшим влиянием и властью пользовался только очень узкий слой старши́ны, то совершенно другое дело – местное управление. Если учесть, что по реестру 1649 г. в Украинском гетманстве имелось шестнадцать полков, в среднем разделенных по 15 сотен, соответственно 240 сотников, а также писари, бунчужные, обозные, судьи и т.д. Набирается несколько тысяч старши́ны, которая за последующие годы почувствовала вкус долгожданной «воли».

Роль старши́ны возрастала по мере того, как генеральная рада (т.е. с участием представителей от всех полков) теряла свое реальное значение, а власть все больше переходила к старшинской раде. Эти съезды генеральной старшины, полковников, сотников, значного товарищества проходили дважды в год – на Рождество и Пасху. На этих старши́нских радах обсуждались важнейшие дела внутренней и внешней политики, разбирались тяжбы и т. д.

К середине 80-х годов XVII в. старшина все меньше исполняла собственно военные функции. Но зато служба в «Войске Запорожском» (т.е. в государственной структуре) открывала возможности отличной карьеры в юридической, судебной, налоговой или административной системах. Сотни амбициозных молодых людей приезжали с Правобережной Украины на Левый берег, чтобы попытать свое счастье в Украинском гетманстве. А если к этому добавить возможности церковной карьеры, которая, как мы увидим ниже, была самым тесным образом связана с украинским казачеством, – то становится понятно, что перед нами консолидированная элита, объединенная образованием, традициями, родственными связями.

Достаточно расхожим является мнение о «полонизированности» украинской элиты. Под этим часто ошибочно понимается то европейское влияние культуры Ренессанса и барокко, которое нередко проникало на Украину именно через Польшу, польскую шляхту или иезуитские колледжи. Когда мы будем говорить о культуре и образовании Украинского гетманства, мы, разумеется, будем видеть многое из того, что приближало его к Европе. Классическое образование, основанное на принципе семи искусств, увлеченность античными идеалами, понимание барокко, прежде всего как гуманизм, обращенный к человеку, и многое другое. Но даже барокко было своим, украинским, с заметными отличиями от западного, с собственными характерными чертами и дополнениями. К тому же, сильнейшее влияние православной традиции в ее классическом виде, с элементами христианской демократии (включая участие мирян в выборе высших иерархов церкви и настоятелей монастырей), а также традиции военного общества придавали украинскому обществу необыкновенный колорит и своеобразие.

Заимствовав многое с Запада, казацкая элита не шла путем простого копирования. Даже в мелких деталях и привычках они отличались от соседней польской шляхты.

Отличительной чертой была хозяйственность и зажиточность. Старши́на умела и любила заниматься хозяйством15. И успешно торговала, равно как и украинские купцы – и в Гданьске, и в Риге, и в Силезии, и в Крыму.

На Левобережье было развито производство пепла, смольчага, поташа (он производился для пороха), скипидара, гонта16, клепок (для изготовления бочек), досок17. Ниже мы увидим современные (для своего времени) водяные мельницы старши́ны, которые не только мололи зерно, но также пилили дрова, валяли сукно и пр. Производство зерновых было на таком уровне, что в обиход даже вошла Батуринская мера ржи18. Помимо сельского хозяйства и развивалась и железнорудная промышленность, в частности рудни – металлургические предприятия, в которых добывали железо. Имелось множество гут (стеклянных заводов), ну и, конечно, процветали исконные промыслы – бортное пчеловодство и винокурение.

Казацкая старши́на часто брала деньги под проценты или под залог у родных, близких друзей и свояков19. При этом не чуждалась обычных в мире бизнеса способов вернуть свои деньги: например, подпоить и вынудить подписать купчую, в противном случае угрожая отнять силой20. В самых редких случаях использовали даже методы, распространенные в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой – совершали наезды на хутора своих родственников, отбирая имущество или врываясь в здания21.

Несмотря на такие спорные черты, характерные для большинства элит, для украинской было очень важно сознание собственного достоинства и осознание своей идентичности. Представление об «отчизне нашей малороссийской», как об обособленном автономном образовании, было широко распространено в нарративе того времени22. Не меньшее отражение в украинской литературе XVII в. нашла и идея «общего блага» («bonum publicum»), как принципа, которому должна подчиняться деятельность правителей23. Между прочим, на Западе эти идеи получили распространение только в Новое время.

Задумывалась украинская элита и о своем происхождении. Существовало довольно много теорий. Одни выводили себя от хазар («от хазарских каганов»)24, другие придумывали еще более витиеватые теории: «Роксоляне, русь или славяне от вандалов [происходят]. А прежде от Афета, сына Ноева початок свой ведуд»25. Помимо библейских времен возникновения своего народа, вспоминали и Александра Македонского.

Зато в украинском обществе были достаточно четкие представления о человеческих добродетелях, за которые должна последовать Божественная награда. Надо отметить, что не все достоинства, ценившиеся там, соответствовали библейским идеалам. Так у И. Гизеля фигурируют вера, надежда, любовь, молитва, милостыня, воздержание, кротость, благость и одновременно мудрость, правда, бодрость и мужество. А за это полагается победа, слава, сила, честь, богатство, счастье, тишина, похвала, держава, благолепие, долгоденствие и веселие26. Такая удивительная смесь христианских заповедей с рыцарскими идеалами.

Гордость и достоинство наряду с умением постоять за собственные идеалы в свою очередь сочетались у украинской элиты с романтизмом, свойственным казачеству – людей, поэтизировавших удачу, мечтателей и ценителей красоты. Казаки любили смотреть на чистые воды Днепра, изумрудную зелень дубрав, вишневых садов. Видели красоту полета птиц в небесах и бега коней по степи27. Одному из самих славных представителей украинской старши́ны, Ивану Богуну, посвящены такие романтические строки: «Отвага льва, хитрость змеи, осторожность лиса и легкомыслие ветра заключались в каждой его жиле. Свобода, степь, война были его стихией и ничем другим он не занимался. Военный гений и женский каприз породили этого казака, которому не было равных»28.

Ну и, конечно, знаменитый украинский юмор, столь ярко переданный Гоголем, был очень характерен уже для украинского общества. Замечательный пример веселой шутки приводит итальянец А. Вимина, бывший на приеме у Б. Хмельницкого: «за столом и при выпивке нет недостатка в веселости и остроумных выходках» и описывает один случай. «Как то раз мой слуга усердно восхвалял перед казаками величие и чудеса города Венеции, и его жадно слушали. Наговорившись вдоволь о положении, фабриках и богатствах города и описавши обширность его, рассказчик прибавил, что улицы в городе так широки, что самим горожанам случается заблудиться в них29. “Ну нет! – возразил один казак, этим ты не хвались со своей Венецией. Я тебе скажу, что то же самое со мной бывает в этой тесной хате: когда посижу немного за этим столом, то уже не попаду в двери, чтобы вернуться домой”»30.

Как мы уже писали, большинство шляхты, принявшей восстание Б. Хмельницкого, – показачилось и влилось в ряды казацкой старши́ны. То же случилось и со многими мещанами. Документы сохранили лишь отрывочные и крайне несистематичные сведения о повседневной жизни элиты Украинского гетманства, ее досуге и традициях. Но материала о быте казацкой части элиты (в отличие от мещан) значительно больше, что и определило выбор нами темы книги. Жизнь украинского духовенства – это совершенно особая история, которая остается за рамками нашего повествования. Даже относительно повседневной жизни старши́н мы знаем очень немного. Только десятилетия изучения этой эпохи, порой совершенно случайные находки и наблюдения позволили автору накопить достаточно материала, чтобы представить его на суд читателю. Хронологически мы стараемся не выходить за рамки XVII века, и уж тем более – первой четверти XVIII в., когда влияние российской имперской культуры, равно как и подражание западным традициям, в корне изменили повседневность казацкой элиты.

Глава 1

Домашний быт украинской старши́ны

В результате побед, одержанных в ходе восстания Б. Хмельницкого, казацкая старши́на получила в свои руки огромные богатства. В домах появляется резная мебель, ковры, дорогие зеркала, роскошные ткани, серебряная посуда. Сначала все это зачастую были военные трофеи. Как писал про Богдана Хмельницкого П. Алеппский, путешествовавший с Антиохским патриархом Макарием по Украине, «у каждого из слуг его есть по нескольку сундуков, наполненных блюдами, чашами, ложками и сокровищами ляхов из серебра и золота»31.

Но постепенно богатство воплощалось в земли и производство, шла активная торговля с Западом и Востоком, сохранялись и развивались под влиянием барокко собственные ремесла – старши́на богатеет, обживается и уже начинает сама заказывать предметы быта согласно своему вкусу. Их дома наполняются предметами удобства и уюта.

Характерной чертой элиты Украинского гетманства была традиция скромности. Гетман не мог сильно отличаться в быту от полковника, а последний – от сотника. В результате, вплоть до начала XVIII века даже гетманские дома сохраняли весьма скромные масштабы. Не отваживалась особо выделяться среди казаков и старши́на, должности которой оставались (пусть иногда и формально) выборными. Существовала опасность бунта казаков, которые могли просто свергнуть зазнавшегося полковника и избрать другого. С другой стороны, многие предметы роскоши и удобства теперь становились общепринятыми, присутствовали не только в гетманском, но и в старшинских домах (о быте рядовых казацких семей мы практически не имеем источников). Нельзя забывать и о том, что многие представители старши́ны происходили из шляхетских семей, в которых сохранялись фамильные сокровища, равно как и традиции дворянских гнезд.

До наших дней дошло очень мало гражданских строений Украинского гетманства. Войны ХХ века нанесли невосполнимый урон старинным старшинским усадьбам и частным коллекциям предметов быта. Невежественные люди разбирали бесхозные руины на строительный материал (впрочем, как и римляне Колизей…). К счастью, сохранившиеся рисунки и описания дают нам довольно подробную картину. К тому же еще в XIX в. в семьях потомков казацкой старшины имелась традиция строить новые дома, воссоздавая облик домов своих предков, тщательно сохраняя былой облик. На сволоке32 дома Галагана так и было написано: «Дом сей водружен для оживления предания о жизни предков в памяти потомков»33.

Как говорили, мой дом – моя крепость34. Это расхожее выражение было очень актуально для жителей Украины, подвергавшейся бесконечным нападениям кочевников, да и «наезды» вооруженных соседей было обычным делом в Великом княжестве Литовском. К тому же Украина с конца XVI века стала ареной освободительных войн и последовавших за ними междоусобиц, иностранных интервенций и пр. Неспокойные времена продолжались на Левобережье вплоть до начала XVIII века, а на Правобережье – до его конца. Поэтому в Украине в гражданской архитектуре было весьма распространено каменное строительство, делавшее дома менее уязвимыми в случае нападения, хотя и гораздо более дорогим. Большинство домов старшины также были «муровани», т.е. каменные («кам’яници»). Кроме того, фамильные усадьбы обычно имели серьезные укрепления, включая рвы и валы.

Каменными были дома Б. Хмельницкого (построенные еще во времена, когда он был скромным сотником), В. Кочубея в Батурине, П. Полуботка в Чернигове, М. Миклашевского в Стародубском уезде, Д. Апостола в Глухове. В большинстве своем дома казацкой старши́ны сохраняли размеры и планировку усадеб старой украинской шляхты среднего класса (или точнее, шляхты Великого княжества Литовского).

Старши́на жила не только в отдельно стоявших усадьбах, но и в городских домах. Например, в Чигирине наряду с обычной жилой застройкой имелись большие дворы казацкой старши́ны и гетманский дворец. Реалии жизни того времени заставляли постоянно думать о безопасности. Даже дома в городах (например, дом Б. Хмельницкого) были обнесены забором с воротами, по замечанию шведского посла, побывавшего в Украинском гетманстве в 1657 г., «как и каждый шляхетный двор в здешнем крае»35.

При строительстве доминировало украинское барокко, но иногда использовали готический или современный западный стиль. Даже если не учитывать частые поездки казацкой элиты в Польшу и Западную Европу, то и в самой Украине (прежде всего – на Правобережье) имелись яркие образцы европейского барокко. Например, теоретиками итальянского Возрождения были разработаны планы «идеальных городов» – Брод, Жовквы, Полонного36. К дому Б. Хмельницкого была пристроена остроконечная башенка, с тремя рядами зубцов, с высокими и острыми окнами. По преданию, она была сооружена по рисунку коринфского митрополита Иосафа, впоследствии убитого в битве под Берестечком. В стиле западного барокко был построен дворец Мазепы в его имении Гончаривка – трехэтажный с мансардой, с треугольным фронтоном, с полуколоннами, керамическими украшениями и каменными с резьбой капителями37.

При строительстве в Украинском гетманстве привлекали помимо украинских – западноевропейских и русских архитекторов. К тому же украинские архитекторы путешествовали по Европе. Например, Иван Зарудный учился в Италии и Польше38. Но все они все равно работали в стили украинского барокко, т.к. стиль определялся вкусом заказчика – частного лица или громады. Заказчик диктовал все: от общей композиции и размеров постройки до элементов декора. Это верно как для частных домов, так и для церквей, соборов, монастырей, городских сооружений.

Национальные традиции, переплетенные с влиянием Центральной Европы, придавали архитектуре украинского барокко особый, неповторимый колорит. Как писал выдающийся искусствовед И. Грабарь, «На Украине создали свое барокко, взяли с Запада все составные формы его, но переработали их на свой лад; получилось нечто новое, не встречающееся в таком виде на Западе, нечто безусловно своеобразное»39.

Снаружи стены обильно покрывали лепными украшениями, которые сосредотачивались на оконных карнизах. Встречались украшения в виде голов лошадей, баранов, львов и орлов, держащих во рту богатый стилизованный цветок из листьев и стеблей40. Например, окна дома Б. Хмельницкого украшали барельефы бегущих коней и пушек. О западном влиянии говорят фасады домов, украшенные великолепными щитами, резьбой, ярко выраженными барокковыми фронтонами, полуколоннами и капителями. Капители соборов Киево-Печерской Лавры и церкви св. Георгия Киево-Выдубицкого монастыря повторяли в упрощенном виде французский декоративный мотив, украшающий ножки мебели. Нельзя не согласиться, что «в своих декорациях мастера достигли удивительных эффектов и очень красивых комбинаций. Все эти декорации полны прелести оттого, что в них много наивности и сердечной простоты»41.

Увлечение итальянским барокко и желание не отстать в пышности отделки требовало от украинских мастеров чем-то возместить отсутствие роскошного разноцветного мрамора.

С этой целью стены и фризы домов иногда украшали керамическими розетками (диаметром 32–35 см), значительно чаще встречающимися на соборах эпохи украинского барокко. Нечто подобное использовали мастера барокко при украшении дворца в Севилье. Керамические глазурованные вставки с рельефными ангелами можно увидеть поверх капителей пилястр на фризе Успенского собора Киево-Печерской Лавры42.

В отделке каменных строений встречались кирпичные полуколонны с каменными резными коринфскими капителями и керамическими профилированными базами. Первоначально их часто красили в яркий красно-рыжий цвет, что очень выделяло их на оштукатуренных и побеленных стенах. Такой прием применялся также при постройке каменных сооружений монастырей и домов Левобережья и Киева во второй половине XVII в. Похожие приемы можно наблюдать и на Западе43.

Крыши обычно делали четырехскатные барочные с двойным заломом – так называемая польская мансарда, которая ведет свое происхождение от французской мансарды44. Покрывали крыши глазурованной черепицей.

Дома при строительстве чаще всего ориентировали на юг, ставя в глубине улицы или усадьбы. Перед домом разбивали сад или хотя бы цветник45.

Традиционным украшением дома был рундук, или по-украински ганок46, занимавший до трети длины фасада. В доме Хмельницкого такое крыльцо было замощено каменными плитами с высеченным узором. Над ним возвышался полукруглый фронтон с барельефом – у Хмельницкого там было изображение медведя, выбирающего мед из улья. Несколько разломанных ульев валялось у него под ногами, а сзади подкрался пасечник и замахнулся на него топором. Над этим многозначительным изображением красовалась надпись: «Что будет, то будет; а будет то, что Бог даст»47. В фамильной усадьбе старшинского рода Галаганов подъездом служил широкий ганок, на столбах с резьбой, крытый соломой48. Видимо, именно на таком ганке новоизбранный гетман Павел Тетеря раздавал подарки старшине и деньги черни49. Другим примером является крыльцо с 12-ю столбами (или толстыми колоннами, на которых перекинуты арки) с полукруглыми фронтонами, обрезанным зигзагами и украшенным волютами50 51. Украинская летняя жара делали ганок удобным местом для публичных церемоний и протокольных встреч. К тому же крыша служила прикрытием и на случай ненастья.

Рундук, или ганок, играл важную роль в доме украинской элиты. Здесь встречали гостей, гетманы и полковники разговаривали с казаками. С рундука гости попадали в обширные сени. Во время приемов в них играла музыка и угощалась свита вельможных панов. Равноправное и уважительное отношение среди украинской элиты было очень важным моментом, поэтому гетманы обязательно обменивались со старши́ной рукопожатием. Сохранилось воспоминание о Б. Хмельницком: «Всем кто входит в его комнату, он пожимает руку и всех просит садиться, если они казаки»52.

Дома утопали в садах. Сажали обычно дубы, лиственные деревья – все то, что могло давать тень благословенную в условиях украинской жары. Б. Хмельницкий очень любил черемуху и возле его дома в Субботове росло несколько этих деревьев53. У Галагана росли липовая аллея, клены, яблони, одиночные дубы, вербы54. У Полуботка вокруг горницы имелся сад, а в саду баня с предбанником55. За двором Б. Хмельницкого был сад и зверинец, тянувшиеся на полторы версты56. В зверинце, в частности водились олени57.

Плодовые деревья тоже были очень популярны в садах старши́ны. Например, у Д. Апостола имелся вишневый сад58. Помимо вишни, выращивали сливы59 и многое другое. Благодатный климат Украины способствовал земледелию. П. Алеппский писал: «Мы ехали среди бесчисленных садов, где были несчетные тысячи ореховых и шелковичных деревьев и множество виноградных лоз»60. Встречались виноградные сады и арбузные огороды с грядками61. В Киево-Печерской Лавре имелись абрикосовые сады. Еще в первой половине XVII в. при киевском митрополите П. Могиле на деревьях в Лавре стали разводить шелковичных червей и получали очень хороший шелк62.

В садах можно было наслаждаться пением соловьев и других птиц, что было, безусловно, приятным отдохновением в тревожной жизни старши́ны.

К концу XVII в. у старшин появляются и парки. Примером может служить парк Кочубеев под Батурином, занимавший площадь почти в 13 га. Поляны украшали кусты форзиции, барбариса, сирени, спиреи, черемухи, вечнозеленого самшита, казацкого можжевельника. Дубовые рощи сочетались в парке с различными видами клена, ясенем, вязами, тополями и каштанами63. Именно дубовая аллея Кочубеев соединялась с парком Мазепы, и, согласно преданию, сохранившемуся в Батурине, в дупле одного из столетних дубов знаменитый гетман обменивался любовными посланиями с юной Мотрей Кочубей (в народе эта аллея и сейчас именуется «аллеей кохання»).

Для удовольствия хозяев в русле речки был устроен пруд, в который запустили рыбу, вокруг высадили сирень, а рядом устроили беседку, ступеньки от которой вели к маленькой пристани с лодочками. По воде плавали лебеди. В жаркие летние дни гости Василя и Любови Кочубей любили отдыхать в этом райском уголке64. Кроме того, в парке у Кочубея стоял шатер – для отдыха в жару и уединения65. Можно вспомнить, что у современника Кочубея, французского короля Людовика XIV, было очень модно устанавливать в парке турецкие шатры. Скорее всего, такая традиция имелась и у старши́ны, тем более, что восточные шатры для походов у них были, а в украинский зной отдохнуть на восточных коврах в прохладе шатра – одно удовольствие. Внешний облик шатров мы можем представить из сохранившихся описаний пяти шатров, принадлежавших И. Самойловичу. Например: зеленый «подложен кумачем красным», расшитый разными цветами, украшенный тесьмой и веревками, зеленым хлопчатобумажным полом66.

Имение гетмана И. Мазепы Гончаривка достигало 9 гектар. В нем имелся великолепный фруктовый сад, следы которого (развесистую грушу) можно наблюдать даже сейчас, несмотря на все трагедии и опустошения этого места.

О том, что жизнь была непростая и дом должен был служить надежной защитой, напоминали двери на железных петлях с замками, украшенными завитками. Встречались и двери «снецарской (швейцарской – Т. Т.) роботы», с замками67.

Окна в домах делали в дубовых рамах. Они были с окончиной68, оправленной в олово или дерево. Слюда или стекло вставлялись в железную сетку (в виде четырехугольников, многогранников или кругов). На окнах были ставни с крюками и железными завертками69. Окна в домах делали маленькими, равно как и двери – низкими, – все это для сохранения тепла.

Традиционно главную светлицу украинского дома украшал сволок. Со времен Киевской Руси сволоку придавалось мифическое значение, с ним было связано много разных поверий (например, что если сволок упадет – кто-то умрет). Тут можно вспомнить, что в «Слово о полку Игореве» князь Святослав видел зловещий сон, что в его тереме нет сволока.

В Украине бытовал обычай записывать на сволоке время построения дома, имя хозяина, девиз, любимый текст из Библии или серьезное событие на память потомкам70. Надписи делали и на дверных косяках – например, у Хмельницкого в Субботове было написано: «Бог нам прибежище и сила». Чаще всего на сволоках был вырезан крест. Изготавливали сволок чаще всего из дуба – распространенного и самого надежного строительного материала на Украине. Но у Галагана был липовый сволок.

Сволоки бывали причиной и вовсе не мифических несчастий. В сочетании с низкими косяками, высоким дверным порогом, они представляли серьезную опасность. Гетман Многогрешный однажды так ударился о косяк двери, что чуть не ушибся насмерть71.

В домах встречалась различная планировка. Например, в доме П. Полуботка было пять «палат». Гетманские дома (например, в Чигирине) обычно разделялись на хозяйскую и служебную половины. В первой были светлица – спальня гетмана со смежными комнатами, во второй – канцелярские помещения72. Деление на две части (левой и правой) было в большинстве домов украинской знати73. Такая планировка была связана с тем, что дома старши́ны выполняли и личную, и служебную функции. Например, полковые дела разбирались в домах полковников. Что касается судов, то только криминальные дела решались в ратуше совместно с магистратскими урядниками, а остальные – рассматривались прямо в домах судей (генеральных и полковых)74.

Главной комнатой богатого дома была светлица, или зала. По площади они могли достигать 70 м². Часто центральная комната являлась одновременно и спальней хозяина. Например, у Б. Хмельницкого в Чигирине кровать стояла в той же комнате, где он принимал гостей75. Когда И. Выговский встречал польского посланника К. Перететковича в Чигирине «в его комнате», там находилась и кровать («и, севши на кровать, он заплакал»)76. По воспоминаниям Орлика, Мазепа имел привычку лежать в постели, когда слушал чтение писем77.

Украшением залы служили штукатурные лепнины, многоцветные росписи и печки большого размера. Помимо голландских, имелось и собственное украинское производство изразцов – с рельефным орнаментом или одноцветной окраской (чаще всего – зеленой). Встречался белый кафель с цветной майоликой. У Полуботка в доме были и кафельные, и глазурованные печи. В генеральной канцелярии в Глухове имелась печь с разноцветным кафелем78. Известно, что изразцы вручную расписывали мастера. Встречались изразцы с растениями и животными. Например, на кафеле у Б. Хмельницкого были изображены конные казаки, а также геометрический и цветочный орнамент79. В Чигирине при раскопках был обнаружен кафель с вензелями гетмана Ивана Выговского80. В имении И. Мазепы в Гончаривке печи украшал кафель с изображением герба Мазепы. Можно также вспомнить печь с гербом рода Галаганов81.

На Украине изготавливали не только кафель, но и другие строительные материалы, а также элементы отделки. Так, в Батурине изготавливали кирпич, изразцы, черепицу, оконное стекло. Работали цеха или артели маляров, плотников, резцов, фортификаторов, архитекторов, печников, маляров82.

Полы в домах были вымощены кирпичом. Иногда в сенях пол покрывали досками. У Мазепы в Гончаривке полы были из фигурного терракота и глазурной керамики голубого, зеленого и красного цветов.

На стенах комнат висели портреты, ковры, оружие, зеркала. Обязательным предметом были иконы – иногда целые иконостасы, часто в золоченых серебряных окладах, с лампадами и золочеными киотами, а также с рушниками83. Самыми распространенными были иконы с изображением Спаса, Богородицы, св. Николая84. Образа ссыльная старши́на брала с собой даже в Сибирь85.

Нередко в красном углу висел и крест, представлявший собой настоящее произведение искусств: крест деревянный резной, «в слюде вправлен золотом, да на том же кресте с обе стороны в оправе 26 камушков алмазных, 57 камушков искор яхонтовых красных, да 20 зерен мелкого жемчугу»86. Известно, что И. Мазепа, когда клялся Орлику в чистоте своих помыслов, использовал имевшийся в доме «крест с животворящим деревом»87. Кочубеи – Василий и Любовь, перед написанием доноса на Мазепу тоже целовали «благословящий крест», принесенный из дома88. В других случаях гетманы и старши́на клялись, «взирая на образ Спасов перекрестя лице свое»89.

В столовой гетманского дома в Глухове стены были обиты синим сукном90. У Полуботка стены в одной комнате по окошко были обиты васильковым сукном, в другой – зеленым91. В доме Галагана стены были выполнены из тщательно выструганных широких липовых брусьев, плотно сбитых между собой92.

Чаще всего для тепла и уюта на стены вешали ковры. Например, у П. Полуботка висели ковры «черкасской работы»93. У И. Самойловича были килимы волосские94. В приданное его дочери входило «десять килимов турских, десять средних ковров не самоотборных, ковер здешнего дела»95.

Изготовление ковров было широко распространено и в самой Украине. В XVI в. килимы изготовляли на Волыни. В XVII в. существовали фабрики килимов в Бродах и Сохачеве. Может быть, именно о них говорится в описи Самойловича: ковер литовского дела96.

В Приднепровье наиболее популярной была техника двухсторонних, безворсовых ковров, части которых изготовлялись раздельно, а затем объединялись общей основой. Самыми распространенными на таких коврах были цветочные или геометрические орнаменты. У Полуботка в имении имелись две мастерские, в которых изготовляли ковры97, поэтому в сундуках его дома встречаем два ковра, «начатых делать»98. Часто килимы использовали для перевозки дорогих материй, «в которых сукна и материи увиваются»99.

Сохранившиеся до наших дней килимы М. Галагана, И. Мазепы, П. Полуботка и др. дают яркое представление о коврах той эпохи. Обычно доминантой в их рисунке становились деревья жизни, «райское дерево», украшенные листьями, цветами, птицами. В килиме переплетались разноцветные нити: черная, бело-серая, песчано-золотистая, изумрудная, сине-голубая100. Так, в склепе Д. Апостола находился килим «на желтом фоне изображены крупные цветы, розовой и белой краски»101.

Помимо местных ковров, в домах старшины часто встречались великолепные восточные ковры, назначение которым было различное. Так килимы часто клали на столы. Например, круглый стол с ящиками в доме П. Полуботка украшал пестрый ковер (прямо как на известном портрете Черниговского полковника В. Дунина-Борковского, который изображен стоящим возле стола, покрытого роскошным восточным килимом)102. Другой восточный килим изображен на портрете епископа Дмитрия Ростовского (Туптало), происходившего из казацкого рода. В вещах И. Мазепы имелся «ковер турецкой столовой бархатной золотной, подложен тафтою полосатою»103. В начале ХХ века еще сохранялся килим Павла Полуботка с его родовым гербом104. В частной коллекции в США до сих пор имеется килим с гербом И. Мазепы105.

Помимо ковров важным предметом, создававшим домашний уют, было белье с ручной вышивкой. Речь идет как о постельных принадлежностях, так и о полотенцах, скатертях, рушниках, платках и пр. Среди предметов обихода встречаем занавески, скатерти, наволочки, простыни (шитые шелком), рушники, платки106. Эти предметы составляли первую необходимость – о чем свидетельствует то, что их брали в ссылку в Сибирь107.

Для производства полотна использовали лен и коноплю. Главным украшением белья служили вышивки. Так на скатертях встречаются вышивки с изображением орлов, уток, цветов, деревьев, ветвей108.

Дорогие материалы для вышивки привозили из-за границы. Из Гданьска – золотую нить, из Греции – вареный шелк и шелк-сырец, хлопчатобумажные красные и белые нити, шелк также поставлялся из Персии и Китая. Для золотошвейного дела использовалось позолоченное серебро. Вышивали на тонком полотне: немецком (швабском), голландском, польском (гданьском).

Постельные принадлежности служили особым предметом гордости. Они являлись дорогим подарком, ценной частью приданного, предметом гордости. Например, княгиня А. Дольская прислала гетману И. Мазепе (с которым у нее, видимо, был роман) дорогую «постель»109. Среди вещей старши́ны мы встречаем «подушки камчатые, одеяло красное камчатое, подложен мех песцовый, одеяло холодное полосатое парчи турецкой, одеяло атласное травчатое, кругом с каймою голубой, все подбито киндяком зеленым, одеяло камчатое красное, опушено голубой канвой»110. Бывали одеяла на соболях, песцовые, покрытые атласом и аксамитом. У Мазепы имелись «2 одеяла пластинчетых соболих, у одного верх отласной вышит серебром турецкой работы, у другова верх золотной»111. В описях встречаются комплекты наволочек и простыней, шитые золотом и серебром. Особняком, разумеется, стояли перины112.

Яркими были и занавеси: златоглавная красная, белая златоглавная113. Их вешали как на окна, так и на двери, чтобы сохранить тепло в помещениях. «Занавес атлабасный золотой, по красной земле травы золотные ж… кругом по шву голунец золотой, подложен атласом соломенного цвету», «завес атласный красный, по том атласу нашиваны травы блесками серебряными, подложен объяром двуличной, кругом кружево немецкое плетеное золото с серебром»114. У Полуботка на межкомнатных дверях были «завести суконные красные»115. У Кочубея дверь в спальню была завешана ковром116. На портрете гетмана М. Ханенко мы видим парчовый занавес, отделанный бахромой и кистями117.

К концу XVII века помимо восточных вещей, в обиходе старшины все больше появляются европейские предметы. У Полуботка встречаем стенные часы, картину китайской работы «шита по белому атласу шолком розным», зеркало стенное в золоченой раме, ящик китайский118. У Самойловича имелось зеркало в черной раме (длиной аршин)119.

Разнообразными были и светильники. Например, у Полуботка в сенях висел большой стеклянный фонарь120. В церквях часто вместо люстры использовали оленьи рога со множеством разветвлений: концы их обрабатывали и туда вставляли свечи121. В другой церкви (в монастыре) мы видим серебряную люстру и подсвечники122.

Недалеко от крыльца обычно находился нужник, крытый гонтом123. В ганках располагались голубятни. У Б. Хмельницкого имелось огромное число голубей, которые сидели на крыше124. Голуби использовались для почтовых целей и были столь же необходимой вещью, как интернет в наши дни.

Другой традиционной чертой украинского богатого дома были «льохи», т.е. углубленные в землю сводчатые подвалы, служившие для хранения продуктов, а в случае опасности – местом, где прятались обитатели дома125. «Льохи» Батурина были воспеты в бессмертном трагическом произведении Т. Шевченко о разорении гетманской резиденции (именно в «льохах» задохнулись во время пожара многие жители города). Для пожарного дела в хозяйстве имелись бочки на колесах и крючья.

Важнейшим элементом домов и усадеб были колодцы. «Криници» (т.е. колодцы) имели в украинской традиции сакральный характер, с ними связано много преданий и легенд. Известно, что в Субботове недалеко от замка Хмельницкого имелись три колодца, из которых казаки поили лошадей. Согласно преданию, изначально колодцев было два, но когда Богдан Хмельницкий приказал напоить коней, воды не хватило, и поэтому он распорядился выкопать третий колодец126. Обычно колодцы были дубовые, с колесами и железными цепями.

Еще с начала XVII в. все украинские города имели рукотворные водоемы. Это были перегороженные речки с мельницами на греблях. Возникавшие пруды делали поселение менее уязвимым с военной точки зрения, т.к. в случае осады горожан было труднее отрезать от питьевой воды. К тому же пруды имели и эстетическое значение127.

В богатых имениях старшины строили собственные церкви – например, у Хмельницкого, Мазепы, Кочубея и др. Были там и отдельные постройки «для гостей»128. Рядом с домом размещались конюшни – постройка совершенно необходимая для того времени. Встречались рубленные конюшни с большими воротами, со стойлами по обеим сторонам и дубовой скрыней для овса129. В других случаях конюшни были вымощены тесом. В них имелись коморка для амуниции, амбары для рыдванов и карет. Тут же находились кузни (со станками для ковки лошадей), пекарни, ледники, погреба130.

Возле гетманских домов были «куріння»131 для охраны. Возле остальных старшинских домов были различные хозяйственные постройки – гумно с овином, хлебный сарай и амбар, баня, винницы и прочее. Еще дальше размещали производственные сооружения: ригу, мельницы и пр.132

Необыкновенная предприимчивость и хозяйственность были характерной чертой украинской элиты, которая отличала ее от польской шляхты. Одни только мельницы чего стоили! П. Алеппский писал о них: «Приспособления, употребляемые ими для вращения мельниц, изумительны, ибо мы видели мельницу, которая приводилась в движение горстью воды». Но прямым использованием мельниц старшины не довольствовались. Тот же Алеппский сообщал: «По дороге мы проезжали через большую реку, на которой в каждой преграде сделан шлюз для собирания рыбы и для мельниц, так что мы приходили в изумление 133. Использование мельничных запруд для разведения рыбы было, видимо, частым явлением. Например, в Глухове, в имении Д. Апостола «в мельничьем озере всякая рыба» водилась, а на реке Снове у него для рыбной ловли было шесть озер134. Имелись и специальные садки при амбарах – для содержания рыбы135. В озерах водились и лебеди136. Мельницы имели и другие дополнительные возможности – так при них бывали «котлы медные для валенья сукна»137. Такой комбинированный подход к бизнесу проявлялся и в других видах: например, у старшины были винокурни, при которых откармливались свиньи138.

Дома украинской элиты, равно как и помещения генеральной канцелярии, судов и других официальных мест были неплохо обставлены всевозможной мебелью. Самой распространенной были лавки (дубовые) и скамьи (сосновые). Лавки покрывались сукном (например, зеленым, голубым) или украшались пестрыми килимами139. Часто использовали лавы-кресла, боковые стенки которых и заплечья украшали плоской резьбой и росписью с мотивами цветов140. Более изысканной мебелью служили стулья с высокими резными спинками и низкими ножками. Часто стулья обивали красной или черной кожей, а также бархатом (к примеру, стулья, обитые красным сукном или пестрой кожей141).

Столы бывали весьма искусной работы. В описях мы видим столы липовые – длинные и круглые; стол круглый с ящиком; стол липовый на львиных лапах. Встречались и образцы гораздо более сложные – например, стол дубовый столярный складной на ножках, столы, крашенные разной краской из Робской волости. Во время обедов столы покрывали скатертями142. Имелась практика изготовления мебели в украинских монастырях143. Вероятно, местными были такие предметы, как «столик сосновый для посуды». А вот более изысканные образцы мебели могли быть и привозными: шкаф (аналог буфета), представляющий собой длинный стол с тремя ящиками до самого пола144. Попадаются и другие интересные образцы: «резной шкаф и поставец и стол, ноги резные»145, зеленая шкатулка, обитая белым железом, в ней 7 ящиков для хранения драгоценностей146. Все эти предметы имели утилитарное назначение, но одновременно украшали повседневную жизнь.

Кровати в домах старшины встречаются простые, например: липовая столярной работы147. Но бывали и западного стиля, с пологом (весьма распространенные в Польше): кровать резная с верхом на позолоченных столбах148. У Хмельницкого была кровать с «дамасским пологом»149, т.е. скорее всего восточного происхождения, что не удивительно, если учесть его союз с турецким султаном и крымским ханом.

Деньги на Украине обычно хранили в скрынях (род сундука), в которых складывали мешки. Например, в Киеве в погребе среди имущества Переяславского полковника Т. Цецуры была скрыня с ефимками и золотыми150. Другим способом хранения были бочки или бочонки. Так в Белой Церкви было конфисковано имущества И. Мазепы «17 бочонков ефимков и 11 бочонков серебряных рублей»151.

Если мебель не отличалась особенной изысканностью и роскошью, то посуда поражала богатством. Особенно было распространено столовое серебро и изысканное стекло.

Причем эти предметы роскоши в основном изготавливались в Украинском гетманстве и лишь частично импортировались из польских и немецких городов. Так в украинских областях сохранилась традиция производства стекла, уходившая корнями в Киевскую Русь и утраченная в Московской Руси после монгольского нашествия. В основном стекло производилось в гутах, представлявших собой сарай с печью. В Черниговщине и Киевщине таких производств насчитывалось более двух сотен. В них изготавливали как простую посуду, так и более утонченную – бутылки шаровидные, цилиндрические и четырехугольные, рюмки и бокалы, штофы, кувшины, жбаны, графины и крынки. Делали также сложны фигурные сосуды в виде бочонков или тыкв, медведей, коней, баранов.

Пить в Украине любили, поэтому видов стекольной продукции, предназначенной для этой процедуры, было множество: чарки, стопки, шкалики, рюмки и пивные кружки. Изготовляли также стеклянные сахарницы, чайницы, вазочки и чернильницы. Многие изделия были украшены волнистой изогнутой лентой, наложенной сверху в горячем состоянии. Такой вид отделки украинского стекла подтверждал его преемственность традициям Киевской Руси. Но украшали стеклянные изделия также лепкой и росписью. Причем мотивы росписи – пестрой и веселой, заимствовали из народного искусства.

В собрании Исторического музея в Москве хранится четырехугольный штоф из светло-фиолетового стекла с изображением хлопца в казацких шароварах и скрипача – сделанный в Украинском гетманстве. «Черкасское» стекло было очень популярно в Москве и в большом количестве туда экспортировалось, успешно конкурируя с московскими и петербургскими заводами даже в XVIII в. Экспортировалось оно также в Польшу, Ригу, Валахию, Турцию, Священную Римскую империю. Большое значение имел опыт украинских стеклоделов и для основанного во второй половине XVII в. в Москве производства.

Помимо стеклянного ремесла на Украине было также распространено золочение. При этом изготавливали как предметы церковной утвари, так и столовое серебро. В церковной утвари использовали серебряные с золочением оклады икон, евангелий. Встречались дарохранительницы в виде моделей храмов.

Серебряная посуда тоже была весьма разнообразна. Прежде всего, это были кубки (с крышками и без), кружки (большие и малые), стаканы, чарки (для меда и для вина). Встречались складные стаканы (складные бочками). Из серебра делали солонки, блюда, тарелки, ковши и чашки («солонка с кровлею на трех ножках, золоченая местами с чернью»152). Мы видим у старшины подсвечники (шанданы), например, «шандан с щипцами, с порсуною, с древком незолоченым, на древке балка золоченая»153 или «шандан серебряный местами золоченый»154.

Стаканы выполняли также с золоченьем – не говоря уже о кубках, которые были настоящим произведением ювелирного искусства. Например, в вещах П. Полуботка встречаем кубки: «кубок большой, внизу мужик сидит на бочке, золочен местами» или «два кубка с кровлями, вызолочены в середине и снаружи, по краям внизу под ними мужики»155. «Достакан чеканный с кровлей, на достакане и на кровле персоны человечьи, около персон подпись латинскими словами» – серебряный с золоченьем156. Или в приданом дочери гетмана Самойловича: «стопка серебряная с крышкой, пугарь (стакан) золоченый с цветами, чарка золоченая с бирюзой и цветами»157.

Посуду делали и каменную, например чашка яшмовая. Часто встречаются предметы сервировки: серебряные кораблики (род соусника)158, «журавль золочен местами, стоит на одной ноге, около ноги змея серебряная золоченая, в другой ноге яблоко»159.

Сохранившиеся до наших дней серебряные с позолотой, гравировкой и чернением ложки украинской работы поражают воображение. У многих имеются витиеватые ручки, соперничающие с польскими аналогами160. Встречаются и серебряные ножи с чернением, ножи и вилки с черепахой в серебряной оправе161.

Существует мнение, что серебряную посуду использовали исключительно по праздникам, а в обычное время хранили в коморах, «погребцах» и даже в церковных подвалах в опечатанных сундуках162. Скорее всего, это было правдой только для отдельных особо скупых старшин. Источники дают слишком много примеров использования столового серебра старшиной, духовенством и другими представителями украинской элиты. Например, на приеме в Киево-Печерской Лавре все на столе (ложки, тарелки, кубки) было серебряным163.

К тому же, как мы увидим ниже, серебро нередко брали в дорогу. Другое дело, что, вероятно, старшина считала столовое серебро хорошим вложением «на черный день», своего рода инвестициями, часть которых надлежало держать в укромном месте – на случай войны или опалы.

Столовые приборы были к концу XVII века уже не отдельными предметами, а наборами, выполненными одним мастером. Например, у П. Шереметевой (Самойлович) в приданом были 12 полумисок, 24 тарелки, 20 ложек, 24 стакана и солонка – серебряные, с золочением – одного мастера и 24 ложки другого164. У П. Полуботка имелось «стаканов малых золоченых две дюжины»165. Встречаем набор чарок у Черниговского епископа Лазаря Барановича (черниговской работы)166. У Самойловича «12 ложек золоченых местами, стебельцы витые», «6 ложек, в середине золочены сплошь, с лица золочены местами, стебельцы короткие гладкие, на середине незолоченые, на концах на стебельцах личины медвежьи»167. У Мазепы имелась «шкатула оклеена кожею, в ней 2 дюжины ложек и ножей и вилок, пара ножей больших серебреные, да ложка большая столовая»168.

Серебро становится предметом обихода широких слоев элиты. Например, в приданом некой Прасковьи Товстолес, вдовы среднестатистического старши́ны (значкового товарища Черниговского полка), встречаем «коновка (высокая кружка) серебреная позолоченная в полгарца, ковш серебряный, рострухан (большая чаша) серебряный позолоченный с крышкой; шесть кубков серебряных с крышками +4 с позолотой, чарка серебреная позолоченная с лебедем; три душника серебряных; три дюжины серебряных ложок»169.

При этом цены на серебряную посуду были достаточно высокими. Например, в начале XVIII в. серебряные 6 ложек и 6 чарок стоили 13 рублей, золоченый кубок 55 рублей (для сравнения конь 5–35 руб., мех соболя – 10 руб.)170. Несмотря на это в домах украинской элиты встречалось помимо местных много работ немецких мастеров из Гданьска. На гданьских кружках в реалистической манере изображались многофигурные композиции, с деталями одежды и причесок171. Под стать им было и украинское серебро с позолотой. В описях соседствуют «серебро в ложках и чарках аштурской (испанской?) работы» наряду с серебром «подлым (т.е. простым – Т. Т.) стародубской работы172.

Старшина не только покупала, но и заказывала мастерам изделия. До наших дней дошел ковш сотника С. Бутовича в виде челна (№ 265) с гербом хозяина на ручке. Киевский мастер И. Равич выполнил кружку с гербом И. Мазепы (№ 24) – в форме, похожей на немецкую, но с изображением родной природы – цапли, голубя и белки.

Вообще, серебряные изделия часто украшали гербами – например, сохранились именные вещи И. Мазепы, митрополита Т. Щербацкого, генерального судьи И. Черныша, генерального хорунжия М. Ханенко с гербами их владельцев. Геральдические эмблемы украшались позолотой173. Сохранилась и серебряная чарка с гербом Богдана Хмельницкого, но скорее всего она была выполнена по заказу кого-то из старшин в конце XVII в. в память о великом гетмане174.

Еще в 50-х годах XVII в. П. Алеппский при описании «походного приема» Б. Хмельницкого отмечал: «He было ни серебряных блюд и кубков, ни серебряных ложек, ни иного подобного… они всем этим пренебрегают, находясь в походе; когда же бывают дома, на родине, тогда иное дело»175. Но уже в 80-е годы в быту старшины появляется множество предметов роскоши, предназначенных специально для походов. У старшины имелись даже серебряные рукомойники176. У гетмана И. Самойловича имелось 18 шкатулок, окованных железом, в них «склянцы, верхи золоченые, шурупы оловяные» от 4 до 24177. В одной из его таких шкатулок имелось 12 склянок, в том числе с водкой178. У дочери Самойловича был погребец серебряный в нем семь сулеек (плоская склянка) местами золоченых179. У П. Полуботка встречаем 19 «погребцов», обитых кожей или железом, в которых хранились «скляницы хрустальные»180. У Гвинтовки среди вещей, взятых в Сибирь, был «ложечник сафьянной шит золотом»181.

Простой бунчуковский товарищ182 Григорий Фридрикевич (хотя и пасынок И. Мазепы) в дорогу взял крест с мощами, ладовницу (патронаж), оправленную серебром, и молитвенник, а также черную и красную шкатулку с документами, складное зеркало, три хрустальные рюмки, пару ножей, ручники, серветки (салфетки – Т. Т.)… «пуздерко з четырьмя пляшками хрусталтными с серебряной чаркой», а также «постель» (видимо, перину) и шесть подушек. Фридрикевич умер в дороге, благодаря чему осталась эта уникальная опись. На руке покойного был перстень с печатью и обручальное кольцо183.

Походы гетманов вообще обставлялись с настоящей роскошью. Польская анонимная газета донесла до нас весьма примечательное описание похода И. Мазепы: «Облик ясновельможного пана гетмана, шатры, серебряная посуда – во всем могут равняться королевским»184.

Даже сосланные в Сибирь жены старшины взяли с собой ножик и вилку с янтарным черенком, вилки, оправленные серебром, щетки185 и гребень слоновой кости186.

В быту помимо серебряной посуды использовали, разумеется, и керамическую: миски, тарелки, куманцы (род фляжки), штофы187. Из редких предметов роскоши можно отметить тарелки из молочно-белого стекла с растительным орнаментом из Турции или Крыма, имевшиеся во дворце И. Мазепы в Гончаривке188, три фарфоровые чашки у И. Самойловича189 (фарфор, разумеется, тогда был только китайский).

Обилие посуды подразумевало обилие еды и выпивки.

В погребах украинской элиты мы встречаем: бочонок мускатного рейнского, бочонок секты (немецкое игристое вино)190, коричную и монгольскую водки191. Хорошим и полезным считалось венгерское вино192. Разумеется, присутствовало в повседневном рационе пиво, которое производили в собственных броварнях (его хранили во льду), квас и что более удивительно – анис193. К специфическим казацким напиткам, распространенным в Украине, следует отнести варенуху, горилку и медовуху.

Варенуху знаток запорожской старины Д. Яворницкий описывал так: «Смесь водки, меда, сушеных фруктов, преимущественно изюма, винограда, груш, яблок, сваренных вместе с имбирем и другими в этом роде пряностями». Сухофрукты и специальный набор трав заливали самогонкой и ставили в теплую печь. Там варенуха настаивается десять дней, и в результате получался вязковатый сладкий напиток, чем-то похожий на узвар, только весьма коварный при неосторожном употреблении. Готовили на Украине и всевозможные наливки: в источниках упоминаются сливовая, вишневая, персиковая, анисовая, грушевая, с полынью194.

Богдан Хмельницкий, видимо, предпочитал другим напиткам водку: на одном приеме он пил ее из небольшой серебряной чарки195, а на другом – из серебряного кубка196.

Иван Самойлович посылал В. В. Голицыну свое любимое катнарское вино. Гетман явно был гурманом, ибо советовал: «А советую оное после пути в погребе с четыре недели подержати в целости, после которого времяни объявитца в нем вкуси цвет»197. Совет выдает знатока, каковым, скорее всего, был и Голицын, так как ему не требовалось разъяснить, что вино в погребе должно было лежать плашмя… Производили это вино в Молдавии.

Украина была одной из первых европейских стран, где получило большое распространение кофе. Разумеется, попало оно туда с Востока. Сохранилось замечательное известие, что антиохский патриарх Макарий подарил Б. Хмельницкому «сосуд с кофейными бобами, т.е. с кофе, так как он любитель его»198. Не меньше кофе любил и другой гетман – Иван Выговский. Брацлавский полковник М. Зеленский писал ему: «что ваша милость любителство имешь в кафье, две оке199 вскоре посылаем»200. Можно тут вспомнить, что в Вене есть стойкое убеждение, что именно украинским казакам столица Австрии обязана своими знаменитыми кофейнями. Точнее – некому Юрию Кульчицкому, православному украинскому шляхтичу, казаковавшему, попавшему в турецкий плен и после освобождения осевшему в Вене. Во время осады города турками, Кульчицкий смог выполнить опасную миссию, за что получил право взять любую добычу из захваченного турецкого обоза. Кульчицкий предпочел 300 мешков кофе и сумел пристрастить жителей Вены к этому замечательному напитку, за что благодарные потомки и установили ему там памятник. В России, как известно, своими обычными силовыми методами приучал русскую знать к кофе Петр I.

Разнообразие еды на столах украинской элиты было обусловлено наличием всевозможной домашней птицы и скота. В хозяйстве на Украине водились утки, гуси, индюшки, куры, коровы, быки, козы, бараны, козы, овцы, свиньи. П. Алеппский писал: «Больше всего нас удивляли различные породы свиней разного цвета и вида. Они бывают черные, белые, красные, рыжие, желтые и синие; также черные с белыми пятнами, синие с красными пятнами, красные с желтыми пятнами, белые с рыжими пятнами, некоторые из них пестрые, а иные полосатые»201. На столах бывали языки коровьи, сыр, ветчина, утки сушеные202, колбасы, мясо свиное соленое и вяленое203.

Не редким деликатесом была дичь – лоси, кабаны, зубры, олени204.

В Украинском гетманстве выращивали гречу, пшеницу, рожь, овес, конопляное и льняное семя, горох, гречу, просо, ячмень, мак. В источниках есть упоминания о «левадах для сеянья овощей». В этих огородах росли капуста, морковь, репа, петрушка, лук, укроп205. Итальянец А. Вимино восхищался украинской спаржей («она не уступает самым высоким веронским сортам»), а также отмечал наличие (хотя и редкое), огородов с артишоками и сельдереем206. Из овощей делали известные заготовки на зиму: «Бураков (свеклы – Т. Т.) кадок девять, капусты шаткованой кадочка небольшая, сеченой капусты кадок четыре белой, огурцов кадок шесть, да боченков с огурцами два»207. Запасали также грибы и ягоды. В подвалах старшины встречаются и сушеные яблоки.

В чистых реках водилась всевозможная рыба. Поэтому на столах и в кладовках старшины мы встречаем белую рыбицу, связки визиги, осетровую и сиговую икру, семгу208, спинки осетровые209, сома210. У Самойловича имелись осетры, стерляди, белужина, семга, угорь, визига, щука, язи211.

Помимо легендарного украинского сала, в XVII в. употребляли сливочное и растительное масла212, встречаем также масло конопляное и уксус213.

Разнообразными были и десерты. Встречаем цытрину (лимоны) в патоке, имбирь в патоке, шафран214. «Заморскими» гостинцами (подарки патриарха Макария) были финики и абрикосы215.

Заморских сладостей и специй в Украине было много. П. Алеппский писал, что купцы привозят «оливковое масло, миндаль, оливки, рис, изюм, смоквы, табак, красный сафьян, шафран, пряности, персидские материи и хлопчатобумажные ткани в большом количестве из турецких земель на расстоянии 40 дней пути. Но все это очень дорого»216.

Дорого-то-дорого, но пряности постоянно встречаются в рационе украинской элиты. Это настолько вошло в привычку, что сыновья Самойловича требовали в Москве «кореня розного, перцу, шафрану, гвоздикового ценомону, цетвару, сахару, кардамону, поварню построить и повара велить дати штобы кушаня варить искусно»217. В доме у Самойловича имелись: мускатный орех, имбирь, изюм, миндаль, каракатица (sic! – Т. Т.), икра, орехи волосские, цитроны в патоке, лимонный сок, ореховое масло218. Лимоны и имбирь в патоке были достаточно распространенным лакомством219. Лимон в патоке стоил пятнадцать фунтов три рубля. Фунт шафрана – семь рублей (как бочонок мускатного рейгского). Для сравнения: десять спинок осетровых – шесть рублей, пара соболей двадцать четыре рубля220.

Даже жены ссыльных старшин взяли с собой «корицы фунт, мешок крухмел… мешечик миндалних ядер, коробочка жестяная з гвоздикою… перец фунта два… инбирю в мешечке фунта з два»221. И в другом месте: «…да в том же коробку пряныя зеля гвоздика, корица, инбирь, мушкатния орехи и шафран» 222. Говоря о пристрастии к пряностям, можно вспомнить, что в середине XVII в. французский инженер Боплан говорил, что жители Украины «едят перец так, как мы горох»223.

Как мы видели, гетманы принимали иностранных послов у себя дома и там же угощали обедом. Незабвенный Гоголь полагал, что собрания старшины проходили в общественных местах: «Раз старшины села собрались в шинок и, как говорится, беседовали по чинам за столом, посередине которого поставлен был, грех сказать чтобы малый, жареный баран»224. Надо отметить, что Гоголь был потомком казацкого полковника Иосифа Гоголя225, и мы не раз будем апеллировать к его творчеству на этих страницах.

Но по описанию современника С. Величко приемы старшины времен И. Мазепы проходили прямо в гетманской «столовой избе»226. Сохранилось много свидетельств, что торжественные события (Рождество, Пасха и т.д.) отмечались в домах полковников, причем даже с присутствием жен227.

Источники донесли до нас мало описаний меню банкетов старшины. Современный анонимный священник отмечал обычай «объедания» на банкетах «що чинят политикове»228. Итальянец А. Вимина отмечал, что «гетманский стол не скуден добрыми и вкусными яствами». На приеме в Киево-Печерской Лавре патриарху Макарию «сначала подали сласти и варенье: варенье из зеленых сладких грецких орехов, цельных, в обвертке, варенье из вишен и иные сорта со многими пряностями… еще подавали хлеб на меду с пряностями и водку». Затем «подавали постные кушанья с шафраном и многими пряностями всякого сорта и вида, печеные из теста в масле блины… Для питья подавали сначала мед, потом пиво, затем отличное красное вино из собственных виноградников». В конце приема принесли черешню, вишню, смородину и крыжовник229. На другом обеде в монастыре «после сладкого и водки подавали царские кушанья, каких мы никогда в жизни не видывали: супы с яйцами, начиненными пряностями и рыбные с миндальным молоком, соусы же все с чистым шафраном, хотя у них он очень дорог, а миндаль еще дороже» (3¹/⁸ фунта – червонец)230.

Глава 2

Женщины в украинском гетманстве

Говоря о повседневной жизни и традициях казацкой элиты, нужно помнить о той важной роли, которую в Украинском гетманстве играли женщины. Их положение отличала свобода, экономическая независимость и серьезные юридические права, которые делали украинских женщин активными членами общества – в религиозной, политической и семейной сферах жизни. Во многом эта свобода шла из западных традиций, частично перенятых из Польши и в чем-то сохранившихся со времен Киевской Руси.

Так или иначе, но история донесла до нас целую галерею замечательных женщин Украины, которые, несмотря на трагические и суровые времена, находили в себе силы и умение играть достойную роль в обществе, а нередко – даже руководить своими мужьями и сыновьями. Южные страсти, которым часто были подвержены даже самые выдающиеся казаки, делали роль женщин еще более заметной, а иногда и ключевой. Но украинские пани, не довольствуясь ролью прелестниц (какими зачастую бывали прекрасные полячки), нередко активно влияли (хотя и посредством своих мужчин) на политическую жизнь Украинского гетманства. И казакам только и оставалось, что вздыхать по примеру гоголевского Солопия Черевика: «Господи боже мой, за что такая напасть на нас грешных! И так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил!»231.

Юридическую основу свободного положения женщины в украинском обществе заложил Литовский статут, который, как известно, стал и главным сводом законов Украинского гетманства. Артикул 39 Статута постановлял, что «княгини, пани, вдовы, княжны, панны, девки шляхтенки и всякого другого сословия женского пола» являются людьми «вольными», т.е. свободными. Никого из них силой замуж выдавать без их согласия нельзя. И наоборот, каждая была вольна «по совету приятелей их» за кого хотят выходить замуж232. Любопытно, что украинское духовенство тоже считало решение о вступлении в брак или в монастырь – делом личным, которое не может совершаться по принуждению233, а главным препятствием к браку полагало насилие (отмечая при этом «Тего тепер не маш»)234. То есть ни отец, ни брат, ни опекун не имел права распоряжаться судьбой женщины, что, разумеется, делало их свободолюбивыми, гордыми и знающими себе цену.

Так П. Алеппский, путешествуя по Украинскому гетманству, отмечал: «Женщины нарядно одеты, заняты своим делом, никто не бросает на них нахальных взглядов»235.

Юридические свободы украинских женщин дополнялись экономическими, что делало их положение уже совсем независимым. В частности, сестры и братья имели равные права при дележе имущества матери (материзны), которое не переходило к мужу, а оставалось собственностью жены вплоть до ее смерти. От имений отца (отчизны) дочери могли получить после его смерти четвертую часть. Выходя замуж девушка могла через суд потребовать от отца выделения ее доли из материзны (если ее мать к тому времени умерла). Это последнее положение было особенно актуально, учитывая, что часты были случаи повторных браков, и в этом случае закон становился орудием в борьбе панн со «злобными мачехами». К тому же, закон вставал на сторону девушки, если она выходила замуж против воли отца – тот все равно обязан был выделить ей долю из имущества покойной матери.

Жены и вдовы казацкой старшины активно отстаивали свои материальные права, добиваясь от генерального суда подтверждения своих владений236. Причем если вдовы отстаивали права на имущество своих покойных мужей не имея других покровителей, то особенно примечательны случаи, когда жены здравствующих мужей приводили в порядок семейные дела, добиваясь соответствующих подтверждений универсалами гетмана237. Бывали случаи, когда именно жены старшин захватывали соседское имущество (или имущество родственников), при этом мужья их играли совершенно пассивную роль238. Правда, справедливости ради надо отметить, что обычно так действовали дочери известных полковников.

Получив права на имущество, украинские женщины распоряжались им самостоятельно. Например, сохранилось письмо Настасьи Маркович, дочери Нежинского полковника Степана Забелы239, к своему «свату», т.е. свекру ее дочери – бывшему Лубенскому полковому есаулу Андрею Петровскому. В письме Настасьи речь шла о неподобающем поведении ее дочери, невестки А. Петровского, в связи с чем она передавала ему право распоряжаться имуществом дочери, включая драгоценности «до зросту детей».

Украинские женщины, наряду с мужчинами, составляли духовные завещания, распоряжаясь в них принадлежавшим им имуществом240.

Бывали случаи, когда жены были значительно состоятельней мужей. Например, жена черниговского полкового судьи В. Томары – (дочь белоусского сотника) Пелагея Болдаковская писала, что тот «женился на ней нищ», и когда «был принят в дом ее материстий» – «не мел у себя больш ничего с пожитков, кроме единого коня и пар нескольких сукон»241.

Нередко украинские женщины, отстаивая свои материальные интересы, лично обращались в суд. Так, например, поступили монахини Матра и Настасия Закревские, устроившие в Жидичане на свои средства обитель и выгнанные оттуда новым архимандритом-униатом в 1621 г.242 А вдова киевского подкомория Теофила Горностай, защищая собственные права и права своего несовершеннолетнего сына, подала в суд аж на самого киевского митрополита Петра Могилу, известного своим нравом «воеводича», ведя с ним земельную тяжбу (1629 г.)243.

Согласно Литовскому статуту, замуж украинская девушка могла выходить с 13 лет244, а духовенство полагало, что невесте должно быть «не менее 12 лет»245. Так что Великом княжестве Литовском сплошь и рядом встречались случаи ранних браков, причем в самых высших классах. Зафея Слуцкая вышла за Януша Радзивилла в 14 лет, Альжбета Швидлавецкая за Николая Радзивилла в 15, Ганна Сапега за Альбрехта Радзивилла в 15 и т.д.246 Подобная разница в браке встречалась и в более простых слоях украинского общества247. Не стоит удивляться, что у врачей большим спросом пользовались средства «на возбуждение к греху плотскому»248.

Ниже мы поговорим о том, как украинские панны часто проявляли инициативу при выборе мужа и обнаруживали завидную самостоятельность в этом деле, зачастую игнорируя мнение отца.

Но украинские пани и панны были не только своевольными, но и весьма деятельными членами Украинского гетманства. Закон позволял им официально играть заметную роль в обществе: если не участвовать в сеймиках – казацких радах, то становиться членами такой важной в Украине «громадской» организации, как братства249. Братства, возникавшие в городах Украины и Белоруссии, объединяли прихожан определенной церкви. В XVI в. под влиянием начала борьбы за православие и роста интереса к просвещению, деятельность братств начинает расширяться и приобретать новые черты. Постепенно они превращаются в особые церковные союзы по обновлению религиозной жизни, наведению порядка в киевской митрополии и защите православной веры против навязанной поляками. Вступить в братство мог каждый: богатый и бедный, шляхтич, горожанин, духовное лицо и мирянин, местный и иногородний. Но что для нас особенно важно, членами братств могли становиться и женщины.

Уже начиная с середины XVI в. многие украинские женщины были активными членами братств250. История сохранила десятки имен таких женщин. Кроме того, в деятельности братств активно участвовали вдовы умерших членов, заменяя, таким образом, своих мужей251.

Особенное внимание братства уделяли просвещению, стремясь создавать собственные образовательные учреждения в противовес католическим. При братствах открывали школы и типографии, печатали книги. Другим важнейшим направлением деятельности братств была борьба за очищение православной обрядности.

Так как борьба против унии приобрела в Украине политический характер и ключевую роль там играли казаки, то братства, таким образом, часто бывали тесно связаны с важнейшими событиями общества. А учитывая факт финансовой независимости украинских женщин, они могли самостоятельно принимать решение о вступлении в братства и делать при желании крупные пожертвования. Так самому основанию Братского монастыря и школы, из которой впоследствие выросла Киево-Могилянская академия, Украина обязана женщине. В 1615 г. вдова мозырского маршала Гальшка Гулевич даровала на нужды «правоверным и благочестивым христианам» свои земли с усадьбой в Киеве. Там планировалось построить монастырь, гостиницу для духовных странников, а также школу для шляхетских и мещанских детей. Именно на этой земле в конце 1615 г. было создано киевское братство, в которое вступило местное духовенство, мещане и шляхта, а также гетман П. Сагайдачный со всем своим войском. Первым ректором братской школы, которая начала свою работу в 1617 г., стал будущий киевский митрополит Иов Борецкий.

Г. Гулевич и в дальнейшем не переставала заниматься благотворительностью. В 1634 г. она даровала 1000 злотых Луцкому братству252. Интересно, что такая традиция весомых женских начинаний имела продолжение на Украине и в совершенно иные века. Например, в 1873 г. на средства полтавской помещицы Е. Милорадовой-Скоропадской (теткой будущего гетмана) было создано Научное Товарищество им. Т. Шевченко, внесшее неоценимый вклад в развитие украинской культуры и науки.

Спорным остается вопрос, были ли украинские женщины грамотными. Так как специальных учебных заведений для женщин в Гетманщине не было вплоть до середины XVIII века, они могли получать только домашнее образование. Правда у П. Алеппского имеется свидетельство, что знатные панны «получали воспитание» в киевском Печерском Вознесенском монастыре. Он отмечал, что большинство монахинь там из «богатых и старинных» родов. Так же он писал: «Все они умеют читать, знакомы с философией, логикой и занимаются сочинениями»253. И в другом месте: «Мы заметили возбудившую наше изумление прекрасную черту: все они (казаки – Т. Т.), за исключением немногих, даже большинство их жен и дочерей, умеют читать и знают порядок церковных служб и церковные напевы»254. Отметим, что игуменьей именно этого монастыря в дальнейшем была мать гетмана И. Мазепы.

То, что до наших дней практически не дошли личные архивы деятелей Украинского гетманства, не позволяет с уверенностью судить о том, существовал ли когда-либо пласт «личной» корреспонденции украинских женщин этой эпохи. Переписывались ли украинские пани со своими мужьями, как это было принято в Европе? Тут можно вспомнить знаменитую переписку польского короля Яна Казимира со своей женой Марией-Людовикой или Яна Собесского с Марией-Казимирой – правда, обе эти дамы были даже не польками, а француженками…

Известный исследователь старшинской генеалогии XIX в. А. Лазаревский утверждал, что «все тогдашние малорусския женщины» писать не умели, «последние писать научились лишь во второй половине XVIII века»255. В доказательство он приводил письмо знаменитой Любови Кочубей (вдовы казненного Мазепой Василия Кочубея), в котором она поздравляла зятя Ф. Сулиму с рождением дочери. Подпись сделана там тем же писарем, что и все письмо – а значит, сама пани Кочубей была неграмотной256. А. Лазаревский также опубликовал письмо дочери Нежинского полковника Степана Забелы, Настасьи. При этом Лазаревский заявлял, что хотя письмо написано не писарем – «но несомненно, что письмо писано не самою “сватовою”, которая, хотя и была дочерью богача-полковника, но писать не умела»257.

Мнение Лазаревского устойчиво закрепилось в литературе. Например, А. Я. Ефименко также утверждала, что женщины из среды высшей старшины были неграмотны258. Современная украинская исследовательница О. Дзюба тоже пишет, что женщины «більшість жінок того часу якщо й уміли читати, то були неписьменними»259.

С этим выводом тоже не вполне можно согласиться. Но даже если большинство женщин украинской элиты и не умело писать, то некоторые исключения из правил все же встречались. У того же П. Алеппского читаем: «Монахини написали на большом листе молитву отпущения», к которой патриарх приложил свою руку260.

До наших дней дошли собственноручные подписи, сделанные матерью гетмана И. Мазепы Марии Магдалены Мокиевской: на купчей записи («Марія Магдалина Мокіевская игуменія обители Кіевопечерской и Флоровского дѣвичьих рукою власною»)261 и на ее письме отцам киевского Выдубицкого монастыря (Мария Маглена Мазепиная, игуменя Печерская девического и глуховского) 262. Причем в первом случае пани писала по-польски, а во втором – по-старославянски.

Другим, значительно более известным свидетельством переписки с украинской женщиной было существование «любовных» писем Ивана Мазепы, адресованных его возлюбленной Мотре Кочубей. Письма настолько личные, что нет сомнений, что они предназначались для глаз самой девушки, а значит, она, как минимум, умела читать263. К тому же в этих письмах имеется упоминание дорогого подарки Мазепы – «книжечки»264. Такой подарок опять же имел смысл только в том случае, если допустить, что Мотря была достаточно образована, чтобы интересоваться литературой.

Немногие сохранившиеся до наших дней документы позволяют тем не менее утверждать, что в Украинском гетманстве существовала «женская переписка». Ярким примером тут служит письмо Анны Обидовской, адресованное ее матери, Людмиле Кочубей265. Письмо было написано 1 марта 1707 года. В январе 1698 г. Анна, урожденная Кочубей, дочь генерального писаря Василия Кочубея, вышла замуж за Ивана Обидовского, любимого племянника Ивана Мазепы, которого все пророчили в преемники старого гетмана. Венчал их сам Стефан Яворский266, а Филипп Орлик написал в честь этого события знаменитый панегирик «Hippomenes Sarmacki». Но в самом начале Северной войны, в феврале 1701 г. Обидовский при невыясненных обстоятельствах умер.

За заслуги Обидовского на содержание его вдове Анне 20 февраля 1702 г. Петр пожаловал села Крутичполе, Вишневка, Саричиивка, Коравай и Пореводы267. Считалось, что Анна так и оставалась вдовой, причем, когда в 1709 г. начались гонения на мазепинцев, Обидовскую с сыном не минула эта участь, несмотря на то что она была дочерью В.Кочубея, реабилитированного Петром. Анна была лишена принадлежавших ей имений и вплоть до 1711 г. содержалась в Полтаве под следствием. Затем, по решению суда, она была направлена в Глухов, где ей было приказано безвыездно жить.

Из письма Анны матери следует, что после смерти мужа она тяготилась своим положением вдовы. За ней активно ухаживал («старается в приязнь мою») некий молодой пан Красенский («покилка кротне отзивается то устне, то листовне»). Во время ярмарки в Борздне он тайно приехал в Нежин и сделал ей официальное предложение («просил впевную декларацею»).

Так как еще до этого, во время посещения дочери в «ее сельце», Василий Кочубей уже высказал свое согласие на этот брак («пан родич родителским словом мовил Бог благословит»), то теперь Анна просила согласия матери и предлагала устроить официальное сватовство после возвращения из похода гетмана Мазепы и Василия Кочубея.

Все письмо дышит радостными надеждами молодой женщины, которым, скорее всего, не суждено было сбыться. Никаких свидетельств о том, вышла ли Анна Обидовская (Кочубей) замуж второй раз не сохранилось. Да и кто был этот «молодой пан Красенский» – нам тоже точно выяснить не удалось. Правда, в Переяславском полку в бубновской сотне встречаются в середине XVIII в. Иван и Григорий Красники268. По крайней мере, в годы преследований имя нового мужа Анны не упоминается, так что желаемая свадьба, видимо, не состоялась. Скорее всего, помешали этому обострение внешней ситуации (Россия оказалась в критической ситуации в Северной войне), Петр в этих условиях собрался превратить Украинское гетманство в «выжженный край», Мазепа начал переговоры с поляками, а в сентябре Кочубей написал на него свой первый донос. Мы не знаем, какие отношения были у Мазепы с вдовой его племянника, но отношения с семьей Кочубея у него к этому времени резко ухудшились.