Измена. Видимость семьи

Возвращение в ад

Я так боялась, что не успею на самолёт, что даже предупреждать о внезапном возращении не стала. С азартом гончей рванула с награждения на кулинарном конкурсе в номер за багажом. Уже в такси купила билет на самолёт, и каким-то чудом успела проскочить регистрацию на последней минуте! Я рвалась скорее вернуться к мужу, чтобы отпраздновать с ним победу и у меня всё получилось!

Как я была рада, когда смогла вырваться из командировки пораньше! Едва не подпрыгивая от предвкушения встречи, я вошла в наш дом. Моё лицо светилось радостью, когда я оказалась в просторной светлой прихожей. Долго гадать, вернулся ли муж с корпоратива, не пришлось, потому что прямо посреди прихожей лежал его пиджак.

Значит, напился в дым и раздевался по дороге в спальню. Ну и пусть! Егор сегодня отмечал самую крупную сделку, за всю историю фирмы. Ему сегодня можно всё! Я скинула лодочки и оставила чемодан у дверей. Подняла красивый итальянский пиджак, купленный нами в небольшом магазинчике и идеально севший на спортивную фигуру Егора.

Вдохнула родной запах и двинулась в гостиную. И даже, увидев на полу галстук, только ещё больше разулыбалась. В этом весь Егор. Что бы не происходило, спать будет в супружеской кровати. Верный, до одури. Честный и принципиальный даже в мелочах. Только такой мог стать моим мужем, с которым как за каменной стеной, даже если вокруг пожар.

Разбросанные вещи вели за собой. Напоминали, что в нашей спальне идёт ремонт, чтобы объединить её с будущей детской, и мы временно ночуем в гостевой. Сначала в моих руках оказались пиджак и галстук. Потом рубашка, снятая со спинки кресла. Брюки, валявшиеся возле дивана. И, наконец, боксеры со смешным рисунком с сердечками, лежащие на обеденном столе, на котором мы занимались любовью в день моего отъезда.

Дверь в гостевую спальню была приоткрыта. Я бросила свою сумочку на кресло у выхода из столовой. Туда же положила одежду Егора. Начала расстёгивать пуговки блузки. Потом бесшумно приоткрыла дверь. С улыбкой скользнула взглядом к кровати. Даже в тусклом свете, проникающем из коридора, там было на что посмотреть!

Обнажённый Егор спал на животе лицом в сторону окна. Скомкав одеяло, он словно давал мне налюбоваться своим спортивным телом. Одну ногу полностью выпрямил, а вторую согнул в колене. Мощная рука с татуировкой на плече «правда навсегда» прижимала одеяло. Захотелось прикоснуться ладонями к мощной спине, скользнуть ниже, а потом…

Внезапно я заметила движение над сбившимся пододеяльником, и из-под руки Егора вынырнула женская головка. Это было так нереально, что я застыла на пороге и тупо рассматривала, как блондинка с длинными прямыми волосами соскользнула с постели. Лёгким движением она накинула на своё безупречное обнажённое тело мой шёлковый халат и двинулась навстречу идеально отрепетированной для подиума походкой.

Я вскрикнула и попятилась. Егор спал как убитый и даже не пошевелился. Блондинка рванулась ко мне. Из спальни мы выскочили почти одновременно. Я пыталась застегнуть трясущимися руками блузку, а она, ловко завязывая пояс на моём халате. Пока я рылась трясущимися руками в ворохе одежды Егора в поисках своей сумочки, она молчала. С любопытством смотрела на моё тихое безумие.

А когда я, дёрнув за длинный ремешок и выудила клатч наружу, из-под одежды вылетел надорванный серебристый квадратик фольги с загнутым уголком. Именно так он обычно заворачивал салфетки, визитки и даже официальные документы, если нервничал или отвлекался. И в этот момент я по-настоящему поверила, что Егор мне изменил.

Надорванный квадратик шмякнулся прямо на лежащий сверху пиджак, зияя своим вскрытым нутром. Презерватива в нём не было. Я с ужасом отдёрнула от него руку. Сводная сестра мужа подошла почти вплотную. Алика скрестила руки на груди и спокойно произнесла, – ты должна была когда-то узнать, Даша. У нас с Егором любовь.

И во мне что-то сломалось. Я провалилась в чёрное, беспросветное отчаянье. Мой мир был разрушен до основания.

Доброе утро

Как я добралась до маминой квартиры, почти не помню. Перед глазами вспышками появлялись картинки возвращения домой. Боксеры мужа на обеденном столе. Обнажённый Егор в постели с Аликой. Она в моём халате идущая навстречу. Брендовый женский плащ в прихожей. Как я не заметила его когда входила? Порванная упаковка презерватива. Чемодан. Такси. Испуганное лицо мамы.

А потом темнота. Не та, что снаружи обступает тебя в подземных пещерах. А та, которая пропитывает насквозь. Затапливает сердце и лёгкие, не даёт вздохнуть. Погружает сознание в чёрную липкую субстанцию безнадёжности между сном и явью. В место, из которого невозможно вырваться и приходится тонуть заживо в беспросветном отчаянье.

Как. Он. Мог? Самый честный человек! Самый надёжный! Принципиальный даже в мелочах. Человек, отец которого изменял жене так нагло, что было непонятно, чья семья основная. Мужчина, который поклялся не повторять его ошибок и беспрекословно выполнявший обещание. Если мы куда-то выходили вдвоём, он был рядом. И ни разу не повернул голову в сторону чужих прелестей. Ни. Одного. Раза.

Когда свекровь повторно вышла замуж, у неё появилась падчерица. Алика всегда была влюблена в Егора. Вешалась на него при каждом удобном случае. А когда расцвела и стала работать моделью на показах мод и позировать для глянцевых журналов, усилила натиск. Даже на нашей свадьбе была в голом платье, которого словно вовсе и не было.

Но мой муж всегда относился к ней ровно. Никогда не выделял. Не оказывал лишних знаков внимания. Выполнял только необходимые между воспитанными людьми ритуалы. Открывал дверь, выводил из машины, отодвигал стул. Никаких поцелуйчиков, объятий, перемигиваний. Всё очень официально и бесполо, что ли. Как мне всегда казалось. Казалось!

Тут же перед глазами вставало выныривающее из-под одеяла накрытого рукой Егора стройное идеальное, голое тело Алики. Муж всегда беспокойно спал. Но как бы ни ворочался в постели, всегда накрывал меня одеялом и придавливал сверху рукой. Оказывается, не только меня.

И теперь я лежала не шелохнувшись, под тяжестью предательства и даже заплакать не могла. Понимание того, что Егор спал с Аликой, полностью разрушило мой привычный мир. От любви, уважения и мечты о ребёнке именно от этого мужчины остались только острые, жалящие осколки. Это не было болью. Это было концом.

В моём отчаянье к утру не осталось ничего. Только комната, в которой я выросла, свет из окна, и я сама, хоть и значительно повзрослевшая за прошедшую ночь. Егор всегда шутил, что с таким надёжным мужем как он, можно и состариться девочкой до старости. Ведь он сбережёт ото всех превратностей судьбы, закроет своей крепкой грудью. Не сберёг.

Очнулась я только когда телефон дзынькнул входящим сообщением. Автоматически взяла его в руки и обмерла. В мессенджере появились несколько входящих одно за другим.

– Доброе утро!

– Целую тебя в ушко, мой самый сладкий кондитер.

– Прилетай скорее, у меня для тебя новости.

Все входящие были от Егора. Они напоминали приветы из прошлой жизни. Именно такие сообщения мы писали друг другу по утрам. И раньше они воспринимались, как радостные вести, а сегодня, как плевок в лицо. Особенно сердечки и смайлики с поцелуйчиками, которыми заканчивалось каждое предложение.

Я перечитала сообщения. Повертела телефон в руках, и с внезапно навалившейся усталостью ответила.

– Я подаю на развод. Вещи заберу, когда будет время.

После чего поставила пользователя «Егор=муж» на беззвучный режим и переименовала в «Морозов Егор». Вот это честно. Остальное – ложь.

Побольше работы

Что бы не происходило в жизни, я усвоила всего три правила, которые помогали мне выжить в любой ситуации. Первое гласило «Не оправдывайся». Если что-то произошло и тебя обвиняют, нет смысла объяснять свою позицию. Во-первых, человек останется при своём мнении. А, во-вторых, если я начинала что-то лепетать в своё оправдание, отчим всегда говорил: «Значит, виновата».

Второе правило гласило «Не проси». Это было унизительно на всех этапах: и когда просила, и когда отказывали. Но и это было лучше того, когда давали, а потом годами попрекали презентом. Куклу, подаренную мне на Новый год в возрасте 6 лет, мне вспоминали прямо до развода в 10.

Из этого я вывела третье правило «Что бы ни произошло – иди работать». Из-за сложной обстановки в семье мне пришлось рано понять, что на свои хотелки я должна находить деньги сама. С 12 лет я начала подрабатывать, а с 16 уже полностью себя обеспечивала. Это дало уверенность, что со всем в своей жизни я смогу справиться сама.

Работа помогала оплачивать счета и наполняла жизнь смыслом. Я и с мужем познакомилась на работе. Егор был приглашённым спикером в сфере нанотехнологических инноваций. А я работала на фудкорте. Он сразу обратил на меня внимание. Представился. Узнал график работы и больше не отпускал.

И вот теперь мне надо было снова погрузиться в работу, чтобы выгрузиться из жизни. Я поехала в кондитерский цех своего наставника и пахала, не поднимая головы, до вечера. Маме сказала, что ушла от Егора. Она охнула, но расспрашивать не стала, зная мой характер.

Владелец производства вызвал меня к себе после обеда. Кольцов был когда-то моим преподавателем в кулинарном техникуме. Потом стал настоящим наставником в конкурсах. Ну и на работу позвал, когда стал предпринимателем. Мы знали друг друга, как облупленные. Он начал, не отрываясь от разложенных на столу документов, без долгих прелюдий.

– Привет, Даш. Видел новый табель работы. Ты решила убиться на производстве по какой-то причине или ошиблась, заполняя график?

– Добрый день, Игорь. У меня сложная ситуация. Я ушла от Егора. Теперь и время надо куда-то девать и деньги где-то брать на жизнь.

Кольцов поднял взгляд от бумаг. Снял очки в тонкой модной оправе и кивнул на ближайший стул.

– Ты же только сегодня ночью прилетела из Екатеринбурга. Что могло случиться за несколько часов?

Говорить не хотелось. На душе было гадко, но Игорь стал мне почти отцом. Помогал такое количество раз, что всего не упомнишь. И научил всему. Из-за него я стала кондитером по-настоящему. Поэтому сказала честно.

– Я ушла из дома. Подаю на развод.

Кольцов повертел дужку очков, отложил их в сторону. Почему-то без них он не выглядел трогательнее или беззащитнее. У Игоря был обратный эффект. Без очков он смотрелся как человек, приготовившийся к драке.

– Так может, ещё помиритесь? У вас хорошая пара. Всякое в жизни бывает. В пылу ссоры можно много лишнего друг другу наговорить. Он тебя обидел?

– Он мне изменил.

– Ну, Даш, это ерунда! – Игорь снова водрузил очки на нос и стал мягким интеллигентом. – Мало ли что люди болтают. Морозов мог сотворить что угодно, но изменить? Глупости! Он бы сначала развёлся. А разве с такой красавицей, как ты, можно развестись? Он умный мужик. Он тебя выбрал навсегда, смирись.

– Он мне изменил. Я застала их в нашей постели. Я не прощу.

– Даже так.

– Да.

– Тогда будем использовать все шансы этой жизни. Ты там собиралась рожать, поэтому я не предлагал. А сейчас свободна, поэтому можешь проявить себя на Всероссийском конкурсе. У тебя есть шанс выступить с эксклюзивной программой десертов. Требования я вышлю, взнос оплачу. Сам не прохожу по возрасту, но тебя подготовлю. Что скажешь?

– Отличная мысль! Подавай заявку.

Ты мне изменил

После работы я задержалась, чтобы обсудить варианты конкурсного десерта. Кольцов уже забыл, что привело меня на конкурсный путь. Как одержимый гений он уже видел рецепты и способы, варианты и технологические карты. Сел на любимого конька и тащил меня невзирая на усталость и переживания. Он был настолько увлечён, что и на ночь бы остался в цеху, если бы его не утащила на концерт жена. Она меня недолюбливала, но сейчас я ей была благодарна.

Когда Кольцов умчался на ходу фонтанируя идеями, я, обессилев, рухнула на стул в раздевалке. Отдышалась, как после марафонского бега и переоделась из форменного кондитерского костюма. Волосы, собранные в хвост, распускать не стала. Егору так не нравилось, но теперь это больше не имело значения. Подхватила сумку и, простившись с охранником, вышла на тёмную улицу.

Не успела я сделать и 10 шагов, как от лавочки у входа отделилась огромная тень. Я и пикнуть не успела, как меня схватил Морозов.

– Ну, наконец-то! Думал, что тебя волки сожрали! Дашка, как же ты меня напугала!

– Егор, отпусти!

– Ты знаешь, что кто-то с твоего телефона отправил мне сообщение, что ты подаёшь на развод? Думал, что тебя твой Игорёша соблазнил. Хотел ему морду бить, а его жена уволокла.

Он прижал меня сильнее и поцеловал в макушку. Я старалась вырваться на свободу. Получалось плохо.

– Отпусти, Егор. Это я отправила сообщение.

– Да? Решила проверить как отреагирует муж на неожиданную дичь? Я провалил испытание. У тебя 800 звонков и столько же сообщений. Когда узнал, что ты уже прилетела, рванул сюда, караулил Кольцова для серьёзного разговора.

– Отпусти меня! Сейчас же! Морозов!

Обращение по фамилии Егора отрезвило. Он разжал руки, и я отскочила на безопасное расстояние.

– Даш, ты как-то неадекватно себя ведёшь. Случилось что-то или ПМС накрыл? У тебя же только что были месячные, с чего такие выкрутасы?

– С того, что мы разводимся!

Егор скрестил руки на груди и устало покачал головой.

– Если это какая-то проверка, давай её заканчивать. Я упахался, как конь. Надо сказать, что я тебя люблю? Люблю. Такая глупая проверка чувств не может стать основанием для развода.

– А измена может? – вырвалось у меня в звенящей тишине улицы.

Егор огляделся по сторонам. Никакой скрытой камеры и группы поддержки не увидел. Снова оглядел меня с ног до головы.

– И с кем ты мне изменила? С Кольцовым? Но он же не ездил на конкурс? С членом команды? С представителем принимающей стороны? С кем?

Теперь руки на груди скрестила я. Меня било крупной дрожью от ярости. Как же так? Как мы дошли до этих разборок?

– Морозов, прекращая ломать комедию! Это ты мне изменил!

– Я? Тебе? Изменил? – Егор расхохотался. – Тебе фотку с танцем прислали с корпоратива? Так это даже не женщина! Это Тёмыч переодетый в платье! Присмотрись внимательно! Это конкурс такой был. Давай я тебе видео покажу!

Он полез в карман пиджака. Того самого, который я поднимала ночью на пороге нашего дома. И меня накрыло отчаянье.

– Не надо мне ничего показывать! Ни танцев, ни Тёмыча! Ты мне сегодня ночью уже сам всё показал!

– В смысле? – нахмурился Егор.

– Трусы свисли!

– Да ты толком можешь сказать, что произошло? Без частушек на улице!

– Могу, Морозов. Я теперь всё могу! Вот тебе спокойно. Я прилетела сегодня ночью и застала тебя и Алику голыми в нашей постели.

– Че-го-о-о?

– Что слышал!

– Это какое-то недоразумение, Даш.

– Это правда, Егор. Я видела вас в объятиях собственными глазами. – У меня разом закончились все силы.

– И ты что? Решила, что я тебе изменил?

– Морозов, это не я так решила! Это. Ты! Мне! Изменил!

– Не пори горячку.

– Не делай из меня дуру! Ещё начни утверждать, что в постели были не вы, а ваши полные физические двойники. Не надо мне внушать то, чего не было! И твою татуировку «правда навсегда» я видела вполне чётко! Отойди в сторону, дай мне пройти!

Морозов перегородил мне путь, уперев руки в бока.

– Только один вопрос, Даша, и я тебя отпущу.

– Валяй.

– И ты серьёзно решила, что я тебе изменил?

– Да, Морозов. Только формулировка другая. Это не я так решила, а ты мне изменил! Анекдот, про то, как муж застаёт жену с любовником, а та утверждает, что просто лежала с голым мужиком в постели, я знаю. Его вывод «и снова эта проклятая неизвестность!» мне не подходит! Я не собираюсь жить с человеком, который меня предал. Ни одного дня!

Я обошла Егора по дуге и, стараясь не переходить на бег, прошагала к остановке трамвая. И пока я добиралась домой, боялась всего двух вещей. 1 – что Егор за мной пойдёт. 2 – что он за мной не пойдёт. Случилось последнее.

Две новости

Следующий месяц я измывалась над собой по полной. Работала каждый день без единого выходного. Задерживалась на разработку конкурсного десерта. А дома снова становилась к плите и до поздней ночи отрабатывала приёмы кулинарного мастерства.

С бывшим мужем, как я уже начала называть гора, у меня не было ни единой встречи. Он должен был ехать в командировку, но о её сроках мне не было известно. Сначала я озиралась, выходя на улицу утром и после работы, а потом осмелела и перестала реагировать на резко затормозивший рядом со мной автомобиль, или толкнувшего в автобусе мужика.

Всё было как я и планировала. Я начала падать от усталости, а не от душевных терзаний, хотя чувствовала себя выпотрошенной рыбиной с торчащими во все стороны рёбрами и трепещущем где-то в глубине влажным страдающим сердцем.

А ещё я видела сны. В них я была с Егором в постели, он ласкал меня, гладил, целовал и заполнял до искр в глазах. Позы были разными, но всегда, ровно перед тем, как я успевала получить удовольствие, приходила Алика. Она брала Егора за руку и смеясь, уводила прочь. Я просыпалась в холодном поту и слезах.

Надежда на то, что физическое перенапряжение поможет не чувствовать боль от предательства, не оправдалась. Я уже готова была пересмотреть график работы и сделать его более щадящим, когда свалилась в обморок прямо на работе. Девчонки вокруг загомонили и, не слушая мои оправдания, притащили в цех Кольцова.

Тот выругался сквозь зубы и сначала вынес меня на руках в свой кабинет. А потом, договорившись со знакомым доктором, отвёз на своей машине в частную клинику. Я пробовала спорить и сопротивляться, но как была в кондитерской форме, так и отправилась на обследование. Терапевт что-то уколола от низкого давления и отправила на анализы.

Кровь надо было сдавать исключительно натощак, поэтому меня хотели пригласить в лабораторию утром. А когда я призналась, что ещё ничего не ела, взяли всё и сразу, обругав за нарушение режима питания. Мне было уже всё равно. Я пообещала вовремя есть и попросила вручить результаты Кольцову. Самой на следующий день ехать в эту часть города мне было не по пути.

Мама, увидев меня дома раньше времени, запричитала, как старушка. Носилась со сладким чаем, бутербродами, варила суп и взбивала миксером творог. Мне не нравилось всё. Еда была пресной. Чай слишком насыщенным. Но чтобы не тревожить маму я всё пила, ела и снова пила. Потом, видимо от переедания, меня стошнило. Но маме я в этом не призналась. Потому что она начала бы продуктовое издевательство по второму кругу.

На следующее утро у меня был щадящий график работы и завтрак на рабочем месте. Кольцов позаботился и об обеде. А на ужин пригласил меня в кафе недалеко от моего дома. Я пробовала отбрыкаться, но с моим начальником спорить не получалось. Поэтому я предупредила маму и поехала после работы на встречу с Кольцовым.

Игорь сидел в дальнем углу. Его было хорошо видно от входа. Он прекрасно выглядел в дорогом костюме. В свои 35 Кольцов был привлекательным мужчиной. В него не раз влюблялись ученицы и сотрудницы. Но то, что было между нами, даже дружбой нельзя было назвать. Это было чистой воды наставничество.

Он видел во мне перспективного кондитера для достижения новых вершин. Относился по-доброму, но немного отстранённо. Так же как и я. Но сегодня, в Лице Игоря было что-то запредельное. Что-то похожее было во взгляде Егора, когда он признавался мне в любви и звал замуж. Поэтому я напряглась, когда Кольцов, едва я устроилась напротив него, придвинул ко мне два сложенных листка и произнёс хриплым голосом, – открой сама.

Первый был упакован в красивый прозрачный конверт. Я достала плотную бумагу. На листе благородными перьевыми росчерками с вензелями было написано, что я получила приглашение на закрытый международный конкурс кондитеров. Это было наше общее достижение! Столик был крохотный и Игорь, сжав мои руки своими, тряс их с радостью тренера, чей ученик вышел в финал.

– Даша, это космос! Это настоящий прорыв. Я тебе говорил, что у тебя золотые ручки, но сегодня я их готов расцеловать!

Кольцов так на самом деле поднял и поцеловал мои ладони, словно они были чем-то волшебным.

– Игорь, не надо меня смущать. Мастерству учишь меня ты, но, так и знай, твои руки я целовать не буду!

– И не надо! Потому что все конкурсы мира мы выиграем твоими руками!

Мы рассмеялись, и Кольцов двинул по столу второй листок в мою сторону. Обычную белую бумагу из принтера, обрезанную посередине. На внутренней стороне была напечатана таблица. В шапке – мои данные Морозова Дарья Александровна, 22 года, адрес. А потом какие-то колонки цифр.

– Я ничего не поняла. Что такое ХГ? Почему МЕ? 200 000 это хорошо? Ты мне что-то можешь объяснить?

Во взгляде Кольцова снова появилось что-то пронзительное. Мне казалось, что он, совершенно несентиментальный человек, готов был расплакаться.

– Да, я могу. – Игорь снова взял мои руки в свои. Это не было интимным. Это было дружески. – Это самый важный анализ в твоей жизни. Сейчас я тебя скажу, что он означает, а ты, когда придёшь в себя, поделишься этой информацией с миром.

– Со всем миром? – Мне было неловко от его тона и оттого, что я не понимала, что происходит. Но и волшебство момента я чувствовала кожей.

– Даша, слова, которые я тебе скажу сейчас, я мечтал услышать всю жизнь. – Он посмотрел мне прямо в душу. – Ты ждёшь ребёнка.

Мне казалось, что во время беременности я буду чувствовать, что во мне зарождается жизнь с самой первой секунды. Но мой последний секс с Егором был почти 2 месяца назад, а я ничего особенного не чувствовала. Просто жила себе, и всё.

– Даша, ты меня понимаешь? Ты беременна. У тебя будет малыш. Ты станешь мамой. Понимаешь?

От нереальности происходящего я, глядя, как заворожённая на Игоря, отрицательно помотала головой. Как же так? Ведь мы с Егором так хотели ребёнка. Так ждали моей беременности, так о ней мечтали. А что делать теперь, когда я осталась одна? Когда Егор меня предал.

– Тебе сейчас надо прийти в себя. Осознать эту радость. – Голос Игоря дрогнул. – Ты знаешь, как я сейчас за тебя рад. Мы с Аллой не можем иметь детей. А ты уже в обморок падаешь от переработок, поэтому мы решили тебе немного помочь материально. Ты приходи в себя тихонько. И не бойся. Если что – поможем встать тебе на ноги. Ребёнок, это главное сейчас.

Он положил на стол поверх листка с анализами несколько крупных купюр, поцеловал меня в лоб и тихонько ушёл. Я видела, как у Кольцова наворачивались на глаза слёзы. Знала, что он бесплоден и мечтал о ребёнке. Поэтому проводила взглядом его поспешное бегство на летнюю террасу с благодарностью.

Как бы ни было тяжело Кольцову, он мне и с обследованием помог, и про беременность рассказал. А когда сам о ней узнал, договорился с Аллой, которая его ко всем ревнует, чтобы выделить мне денег на адаптацию. Это было так ценно, так по-человечески!

Я сидела с глазами, которые щипало от слёз. Сжимала дрожащими руками анализ с какими-то бешеными тысячами каких-то непонятных букв и деньги, которые оставил Кольцов и улыбалась. Как дура. Обалдевшая от новостей дура!

Чтобы не расплакаться я начала часто моргать и подняла взгляд выше. Лучше бы я этого не делала! Прямо передо мной стоял разъярённый Егор. Те, кто его плохо знает, решили бы, что он совершенно спокоен. Но по сжатым в нитку губам, бледным щекам и взгляду, которым можно убить, я безошибочно поняла, что он в ярости.

Я тебя отпускаю

Муж выглядел опасно и впечатляюще. Он всегда приковывал взгляды. Один из самых молодых восходящих звёзд нанотехнологической промышленности. И при этом привлекательный внешне, эрудированный, с невероятной харизмой. И сейчас я видела в нём идеал мужской красоты и надёжности. А ещё, предательства.

Стало невыносимо больно! Словно миллионы крохотных лезвий шинковали моё сердце на тончайшие лоскутки.

Но одновременно с этим я помнила о беременности. Глядя перед собой, я словно погружалась внутрь себя. Слышала, как там пел наш нерождённый пока ребёнок. Играло волшебство зарождающейся жизни. Словно оно было важнее всего остального. Важнее меня, Егора, обстоятельств.

Во мне яркой звёздочкой вспыхнула надежда. Как путеводная нить к счастью. Не задумываясь о последствиях, я протянула Егору зажатые в руках листы анализов и банкнот. Выдохнула, словно выпуская на волю бабочку.

– Я беременна, Егор.

Мне казалось, что он смягчится, услышав новость. Что мы протянем друг другу руки. Что я смогу простить предательство, увидев его тепло. Постепенно перешагну через боль обиды. Но Егор отшатнулся, как от удара боксёра-тяжеловеса. Сжал кулаки и опустил голову.

– Ты беременна.

Он спрятал руки в карманы. Ссутулился и пожал плечами. Потом закусил нижнюю губу и снова заговорил. Теперь тихо.

– Я думал, что никогда тебя не отпущу. Что буду бороться до конца. Но ты ждёшь ребёнка.

– Да. – Я не понимала, что его так расстроило. Ведь мы мечтали о малыше! Ждали его! Готовились. Даже перестроили второй этаж. Но сейчас радости на лице мужа не было.

– Ты забеременела сразу после нашего расставания. Даже развода не дождалась. И судя по антуражу, он не собирается на тебе жениться и принимать малыша. – Егор кивнул на листки в моих руках с горькой усмешкой. – Но это твой выбор.

– Егор, о чём ты говоришь?

– О том, что ты уехала во время месячных. Больше мы с тобой не спали. Решила отомстить за измену изменой? Выбрала Кольцова? Не ожидал от тебя такого. Но ты поступила как поступила. И мне понятно, почему он не признал ребёнка. Да и мне не с руки. Теперь не ты будешь подавать на развод, а я. Потому что жить с неверной женой я не собираюсь. Я отпускаю тебя Даша, на все четыре стороны. Живите как хотите. Я в этом участвовать не буду. Прощай.

Егор медленно, словно в кинофильме, расправил плечи. На его лице появилась горькая улыбка. Он резко крутанулся на каблуках и широкими тягучими шагами пошёл к выходу. У меня закончилось сразу всё: воздух, надежда, желание жить. Я прижала к груди руки с зажатыми в них бумажками. Меня трясло, как в лихорадке.

У меня из-под ног ушла опора. Мир накренился. Казалось, что светильники медленно сползали по потолку, а я по сиденью кресла. Чтобы сохранить равновесие я упёрлась кулаками с зажатыми бумажками о столешницу, когда на моё предплечье легла красивая женская ладонь с идеальным маникюром и дорогими украшениями.

– С тобой покончено, – пропела мне прямо в ухо Алика, – Егор с потаскухами дел не имеет! Слишком порядочен. И, мой тебе совет, избавляйся от ребёнка. Без прицепа у тебя будет больше шансов захомутать мужика. Прощай!

– Да иди ты!

– Главное, что ты уже пошла!

Алика рассмеялась и, состроив ехидную улыбку и бросилась вслед за Егором. Последнее, что я видела до того, как потеряла сознание, была подиумная походка сводной сестры мужа.

А кто ему сказал?

Домой я приползла абсолютно без сил. Ключи доставать не стала и набрала номер квартиры на домофоне. Мама открыла почти моментально, словно ждала меня у дверей. В красивом платье, с макияжем, как будто готовилась к приёму гостей. В доме пахло фирменным пирогом с капустой и борщом, который мы с Егором оба обожали до трясучки.

Увидев мою бледную физиономию, мама всполошилась, охнула, а потом умчалась на кухню и вернулась со стаканом и салфетками. Усадила, как в детстве, на диван с ногами. Налила воды, растёрла руки влажным полотенцем. Предложила еду, но я категорически отказалась, мотая головой.

Мама не сдавалась. Она налила бульон от борща в супницу и заставила пить. Это было моё любимое блюдо. И Егора. Только он любил погуще, а я пожиже. Иногда мама выливала мне бульон в кружку, а мужу накладывала овощи с мясом. Жидкости добавляла совсем немного.

Мы говорили, что ели борщ, но, по факту, у каждого из нас было своё блюдо. Это было, как читать «Мастера и Маргариту» частями. У каждого получается своя книга. У одного про Москву, а у другого про Ершалаим, а название одинаковое. Мы так с Егором и жили. Каждый про своё, а вместе было хорошо. Стало так обидно, что захотелось плакать.

– Даш, ты чего? Стряслось-то что?

Мама придвинула к дивану стул и поправила сползший плед.

– Тут такое дело, мам. Я жду ребёнка.

– Так это чудесно! Вот и повод помириться с Егором. Малышу и папа, и мама нужны.

– Ничего. Без отца как-то вырастим.

Она многозначительно посмотрела на меня. Убрала чёлку за ухо и кинулась в атаку.

– Даш, ну зачем без отца? Ну, сорвался мужик по пьяни. Ну, отмечал большой контракт. Перепутал спальни. С кем не бывает? А ребёнок – совсем другое дело. Да и мужики становятся ответственнее после появления первенца. Давай, не дури.

В голове забрезжила смутная догадка, но она никак не могла оформиться в здравую мысль.

– Дай мне прийти в себя, мам. Потом решу, что делать.

– Да что тут решать? Как ваша встреча-то прошла?

– Плохо, мам. Он сказал, что подаст на развод. Считает, что ребёнок от Игоря. И что неверная жена ему не нужна.

Передавая маме кружку из-под бульона, я встретилась с ней взглядом, и она внезапно вздрогнула.

– Погоди-ка. А откуда ты знаешь, что в кафе был Егор? Я же говорила, что встречаюсь с Игорем. А? Мам? Давай-ка начистоту.

Мама заёрзала на стуле. Начала подниматься, чтобы унести посуду, но я успела схватить её за руку. Она опустилась обратно на стул, склонила голову и начала мять в руках скомканную салфетку.

– Ну, вы такая хорошая пара с Егором. Понимаешь…

– Ты ему сказала, где я буду? Мам? Ты?

Она вскинула на меня обиженный взгляд.

– Разумеется, я! Он из командировки вернулся, ему где тебя вылавливать? Не по кустам же вокруг цеха?

Мне стало обидно.

– Мам, ну кто тебя просил?

– Ты – точно не просила! Ты не умеешь! Ты же упрямая! – Мама мотнула головой в сторону окна, и непослушная чёлка снова сползла на лицо. – Ты, Даша, просто невыносимая! И ничего никому доказывать не будешь! Егор, как отец, должен знать, что ты носишь его ребёнка!

– Он мне изменил! Он таскается везде со своей любовницей! Даже на встречу с ней пришёл! Чего ты хочешь от меня?

– Чтобы ты ему объяснила, что ребёнок его! Надо – делайте тест на отцовство, но семью разрушать я не позволю!

У меня в голове щёлкнул тумблер. И я начала очень спокойно. Как киллер перед выстрелом.

– А вот сейчас, мам, послушай меня внимательно. Понимаю, что ты хотела как лучше. Но, может быть оттого, что Егор увидел что-то лишнее после встречи с Игорем, он и сделал выводы о моей неверности. Этого уже не изменить. Но если, – звенящим голосом я старалась выделить каждое слово, – ты ещё раз влезешь в мои с ним отношения, если только позвонишь, напишешь, намекнёшь Егору, что ребёнок от него, ты меня больше не увидишь! Съеду в ту же секунду! Ты меня поняла?

Мама охнула, прижала руки к груди и приподняла острые плечики, словно защищаясь.

– У него своя жизнь, у меня своя! Сам изменил и теперь шлюхой называет! А потом что? Приволочёт любовницу третьей в нашу спальню? Запомни, никаких контактов с Егором Морозовым! Ни одного звонка! Мам, ты меня поняла?

Она умоляюще посмотрела мне в глаза. Но не увидев и капли мягкости, кивнула. Вот и ладно.

– Не надо унижаться, мам. Вырастим сами. Выжили же после развода с отчимом, хотя он каждую минуту напоминал, что кормит нас. Ты меня одна вырастила, а вдвоём уж мы точно справимся. Без Морозова.

Ну, когда уже?

Живот рос, как на дрожжах. Уже через 6 месяцев я напоминала себе дирижабль. Спала, ела, ходила на работу и с работы пешком. Решила, что буду работать до самых родов. Игорь перевёл меня на декор, и я вертела розочки, облака и прочие украшения на заказные торты. На ногах практически не стояла.

Игорь уговаривал, упрашивал, приводил доводы. Даже однажды притащил в цех жену. Алла искренне старалась уговорить меня себя поберечь. Но я не чувствовала в этом необходимости. Она даже денег пробовала сунуть. Но и тут я сказала, что мне хватает. Получалось откладывать. Да и вещи для новорождённого мне поотдавали девчонки с работы.

Постепенно я готовилась к конкурсу. Он состоял из нескольких этапов и должен был завершиться за месяц до предполагаемого времени родов. Два этапа я успешно прошла, а сроки третьего организаторы начали сдвигать. Теперь было понятно, что я полечу в Москву на финальный тур прямо перед родами.

Днём у меня всё было чудесно. Я работала и занималась своими делами. Переклеила обои в комнате. Когда об этом узнал мой гинеколог, был потрясён. Взял с меня клятвенное обещание ни при каких условиях не становиться на табуретку, лестницу или стол. Пришлось маме мыть плафоны в моей комнате самой. В общем, я успешно занимала себя всё время бодрствования. А ночью начиналась параллельная жизнь.

Мне снилась маленькая девочка. С большими, как у меня глазами. И такими же синими, только не моими. Её радужка была не просто тёмно-голубой. Она была махровой. Казалось, что от зрачка расходятся синие лучики, словно от солнышка. Такие же махровые глаза были у Егора, который держал девчушку на руках.

Каждую ночь он с ней играл, гулял, кормил. Заплетал волосы в смешные косички. И всё время со мной разговаривал про девочку. То смеялся, над тем, как наша кроха собирает ракушки на морском берегу с белоснежным песком. То привлекал меня к их шалостям и играм. То просто прижимал к своему плечу сидя на диване и держа спящую дочку на руках.

Утром я чувствовала, что выпала из сказки прямо лицом на асфальт. Сначала даже плакала. Но потом начала воспринимать эти сны, как ещё одну жизнь, никак не связанную с реальной. Просто красивые картинки. А что главный актёр похож на реального человека, так это простое совпадение. Неприятное.

Это я тоже поняла, однажды утром. Что моя любовь к Егору никуда не делась. Просто она сейчас росла в моём животе. Пробовала его на прочность, испытывала моё терпение. И она связывала нас накрепко, как прочный корабельный канат на всю жизнь. Этого теперь было не изменить.

Но и выдавать нашу связь было нельзя. Потому, что в соединяющем нас тросе была неприятная красная нить предательства. Она сплеталась с основой любви, отравляла чувства, даже во сне. Грозила разрушить что-то важное. Что? Я и сама понять не могла. Но тревожилась.

Так прошла тёплая осень. Следом за ней растворилась первой капелью снежная зима. Но и лужи быстро высохли под лучами уже летнего солнышка. Сначала Кольцов уговаривал меня уйти в декрет. Но я не видела в этом никакого смысла. Я справлялась с работой и хотела скопить побольше на время, когда родится малыш.

А потом время замерло. Прошла 38-я неделя беременности. Её сменила 39-я, а потом и 40-я. Малыш в животе и не собирался появляться на свет. Гинеколог говорил, что признаков старения плаценты не видит, но рекомендовал лечь в роддом.

Я не хотела ничего делать. Была уверена, что всё решится в своё время. Чувствовала себя хорошо. И сны стали такими яркими, такими сладкими. Как будто любовь стала сильнее, окрепла, выросла внутри меня. Как будто она готовилась к появлению. И ей нельзя было мешать.

Когда беременность перевалила на 43 неделю Игорь отменил мою заявку на конкурс. Он привёз меня домой с работы и устроил семейный совет. Кольцов уговаривал и запугивал маму, а уже она меня. Они ничего не могли сделать. Я оставалась спокойной как слон и непреклонной, как скала. Просто ждала.

Ночью на 44-ой неделе беременности мне приснился недовольный Егор. Дочка капризничала, а он очень спокойно объяснял, что так делать не надо. В чём у них была проблема я не знала. Но в конце разговора он строго сказал, – иди к маме, Вероника! И будь умницей, слушайся!

Утром я родила прелестную девочку с синими махровыми глазами. А через неделю, случайно открыв новостную ленту на телефоне, узнала, что бизнесмен Егор Морозов покинул страну, приняв решение расширять бизнес за её пределы. С рождением дочери он меня не поздравил. На фотографии в аэропорту стоял рядом с Аликой.

И снова не вовремя

Спустя три годя меня беспокоило совершенно другое. Сжимая в руках приглашение на открытие собственного кулинарного производства, я не верила глазам! Мать-одиночка с ребёнком на руках, без имени и начального капитала стала известным кондитером и теперь готовилась захватывать рынок города. Неужели это я? Неужели у меня появился шанс встать на ноги?

От нахлынувших эмоций я повернула голову к окну. По дорожке в сторону центрального входа шёл мужчина, ужасно похожий со спины на бывшего. Вот гад!Даже тут мог испортить настроение! Он всегда мне мерещился, в переломные моменты. То, под окнами роддома, то среди зрителей российских кулинарных конкурсов. И это заставляло биться моё сердце сильнее, выводило из себя до дрожи в коленях. Всегда, но не сегодня.

Я смогла освободиться от тебя, Егор Морозов! Ты больше не имеешь надо мной власти. Тем более, что такой успешный бизнесмен не будет посещать промышленные окраины, где я арендовала место для кондитерского цеха. У тебя совсем другой масштаб. Твой офис в центре города-миллионника. Твои бизнесы по всему миру. Но через год я заработаю денег и забуду о тебе окончательно. Только Никины глаза всегда будут напоминать о том, что ты был в моей жизни. У меня через 3 дня начнётся новая успешная жизнь.

– Не нравится макет? Можно заказать другой. Но я бы тебе рекомендовал отправить в печать этот. Три дня до открытия, лучше не рисковать.

По моему лицу поползла искренняя улыбка благодарности.

– Спасибо, Игорь. Оставлю этот вариант.

Интересный мужчина под 40 с седеющими висками облегчённо улыбнулся в ответ. Зная моё упрямство и стремление к перфекционизму, он был готов к схватке не на жизнь, а на смерть, даже из-за размера шрифта на глянцевой бумаге. Он столько всего пережил вместе со мной. Стал профессиональным наставником и опорой, когда муж меня бросил. В Игоря можно было бы влюбиться. Наверное.

– Открой конверт. Это мой подарок тебе к открытию. Давай попробуем пройти этот путь до самого конца. До вершин международного кулинарного Олимпа.

Я замерла от радостного предчувствия. Хорошая бумага. Марки на английском. Аккуратно разорвала край и мне в ладонь выпал плотный прямоугольник с красивым золотистым тиснением. Я почти перестала дышать. Трясущимися руками развернула лист и мир засиял! Приглашение на финал международного конкурса кондитеров! Дарья Морозова, дата, подпись и уведомление об оплате огромного взноса участника. И всё это благодаря моему кулинарному гуру!

Это то, о чём я и мечтать не могла в режиме строжайшей экономии. Вереща от радости, я кинулась Игорю на шею. Он подхватил меня за талию и закружил. Нас переполняла ни с чем не сравнимая радость. От избытка чувств я звонко чмокнула наставника в щёку. А когда, пытаясь унять лихорадочное возбуждение, он поставил меня на пол, услышала щелчок входной двери.

Я повернула голову на звук шагов, и воздух застыл у меня в лёгких. Сердце сбилось с ритма. На пороге с непробиваемым выражением холодной ярости на лице, стоял мой бывший. И я знала, чем заканчиваются такие взгляды. Он начал первым, словно жаля словами.

– Прошу прощения, что прерываю ваши нежности. Я пришёл в официальный офис для делового разговора. Жаль, что я ошибся и тут дом свиданий.

Игорь разжал объятия и начал поворачиваться к Морозову. Я оцепенела и не могла сдвинуться с места. Язык прилип к нёбу от ужаса, что сейчас они сцепятся и подерутся. Они оба всегда занимались спортом и были в хорошей форме. Но каким-то шестым чувством я понимала, что из схватки в моём кабинете победителем выйдет Морозов.

Дело было не в возрасте или подготовке. В глазах Егора была ненависть. Такая сильная, словно мы были семьёй, и он застал меня под чужим мужиком. В нём клокотала ярость. Мы разъехались 4 года назад, но эмоции захлестнули его так, словно этих лет не было! И я ничего не могла этому противопоставить. Я обречённо ждала катастрофы.

Мужчины рванулись друг к другу, но за секунду до того, как они столкнулись, дверь распахнулась. Мелькнула кудрявая головка, и ногу Игоря обвила тонкая детская ручка.

– Кьюбнитька! Кьюбнитька! Мама купиля кьюбнитьку!

Егор ещё двигался по инерции вперёд, а Игорь стараясь предотвратить катастрофу, резко сел на корточки. Обнял Вероничку и крутанул её в сторону. Закрыл собой, подставив под ярость Морозова беззащитную спину.

– Больно зе! – пискнула дочка откуда-то снизу, но Кольцов её не отпустил.

Егор, затормозив в последнюю секунду, возвышался над ними, как ураган. Он тяжело дышал. Сжал руки в кулаки и сверлил меня яростным взглядом. Пронзал насквозь. Терзал безжалостно, и я понимала, что не выдержу его напора ни секунды.

– Морозов, зачем ты пришёл?

– У меня к тебе предложение. Деловое.

Он тряхнул головой и разжал пальцы. Сделал несколько вдохов и расправил плечи. А потом скрестил руки на груди и сделал вид, что совершенно успокоился. Как бы ни так! Я-то точно знала, что это только иллюзия! Видимость покоя. Тишина перед бурей.

– Игорь, уведи, пожалуйста, Вероничку к бабушке. Мы с Егором поговорим, и я её заберу.

От моих слов Егора повело, как от удара. Но на ногах он стоял крепко. Он молча следил за тем, как встал Игорь. Привычным жестом подхватил на руки Веронику, которая размахивала силиконовой формой в виде клубничного букета. Он собирался выяснять отношения, но я настойчиво подталкивала Кольцова к двери, и тот вышел, не устраивая скандала.

Мой офис – мои правила. И злость тоже моя.

– Чуть ребёнка не напугал! Что тебе надо, Морозов? – прошипела не сдерживаясь я.

– Сделать твою жизнь немного богаче. – Егор улыбнулся одними губами. Глазами продолжал снимать с меня стружку.

– Как интересно.

– Что, даже присесть не предложишь? Боишься, что испорчу стул?

– Ты имеешь ввиду, испачкаешь? Ладно, прости. Не хотела говорить гадости. Просто испугалась за дочку. Садись.

На лице Егора промелькнуло удивление.

– И ты меня прости. Не хотел пугать детей.

– Я уже давно не ребёнок! – выпалила я, усаживаясь во главу стола.

– Я заметил, – усмехнулся Егор и сел напротив. От него невозможно было оторвать взгляд. Он и раньше был привлекательным, а теперь сильнее заматерел. Стал сногсшибательным. Острые скулы, пронзительные голубые, почти синие глаза. Прямой нос и стильная стрижка. Мускулистое, но не перекаченное тело.

Но главным был взгляд. К интеллекту и силе, на которые когда-то клюнула я, добавилось ощущение власти. Словно он мог повелевать людьми. На секунду я почувствовала, что стала безвольной куклой под его взглядом. Скажи он броситься с подоконника – я бы так и сделала. Благо, хоть этаж первый. Даже ущипнула коленку под столом, чтобы прийти в себя. Резко выдохнула.

– Чего ты хочешь, Морозов? Развода?

– С этим мы уже опоздали, Дарья. Но вопрос, действительно, касается нашего семейного положения. Моя команда работала много лет, чтобы выйти на международный рынок. Мы нашли партнёров в Объединенных Арабских Эмиратах. Им нравится наше производство высоких технологий. Они готовы вложиться и стать инвесторами проекта.

– Но? В чём же «но»?

Егор вздохнул и потёр руками лицо, словно умываясь.

– Арабы придерживаются классических семейных ценностей. Они готовы вкладывать деньги. Они настаивают на знакомстве наших семей. Пригласили в Объединенные Арабские Эмираты погостить. После знакомства моей семьи и семей совладельцев инвестиционного фонда, будет решён вопрос о договоре.

– А при чём тут я?

Взгляд Егора потемнел. Теперь стала заметна наметившаяся складка между бровями, словно напоминавшая о бессонных ночах. С Аликой?

– Ты моя жена.

– Езжай с Аликой.

– При чём тут Алика? Она мне не жена! – резко ответил Егор, – арабы знают, что у меня есть официальная супруга и дочь. Их интересует встреча с вами! Никто другой не подойдёт!

– Понятно.

– Тебе эта сделка тоже выгодна, Дарья. Если ты нормально отыграешь роль жены, но арабы не подпишут договор, я оплачу тебе аренду этого цеха на год. Если сделка выгорит, добавлю столько же. Сможешь купить себе оборудование и не думать об оплате помещения.

– А что с Вероникой?

– Арабы думают, что она моя дочь. Ей придётся ехать с нами.

У меня внутри стало горячо. Сердце словно зашлось от негодования и ускорилось, как лошадь на финише. Значит, он кувыркался в постели с Аликой, а когда ему понадобилось, я должна создавать видимость семьи и Вероничку в это втянуть? Заставить называть Егора папой?

– Да ты не переживай, у нас будут разные номера и поездка займёт не больше недели. С перелётами и прочим – максимум 10 дней. Поулыбаешься мне немного. Отдохнёшь от открытия цеха. И денег ещё за это получишь, соглашайся, Даша!

У него появился тягучий, манящий взгляд, как раньше. И это его «Даша» из прежней жизни, и искренняя улыбка, подталкивали протянуть руку, сказать «да». Но морщинка на лбу от бессонных ночей с Аликой была против. Я собрала всю свою злость в кулак и ответила, – нет. Я не торгую ни своими улыбками, ни дочерью.

– Даш, да подожди ты! Всё не так страшно! Подумай! Всего 10 дней и у тебя куча денег! Не надо выбивать скидку на печи, не надо снимать дыру под производство на окраине города!

Он говорил дельные, правильные вещи. И именно это делало их обидными. Они ранили в самое сердце. Значит узнавал, как я две недели наскребала на оборудование? Значит не нравится помещение, которое я смогла себе позволить? А что нравится? Алика?

От этой мысли у меня перехватило дыхание. К горлу подкатили спазмы, и голова начала кружиться. Я схватила со стола бутылочку с водой, которую всегда носила для Вероники, и сделав несколько жадных глотков, осушила её до дна. А потом заговорила, чётко выговаривая слова.

– Мы не продаёмся, Морозов. Ни я, ни дочь. Ни в розницу, ни оптом. Ни за большие деньги, ни за баснословные суммы. Мой ответ – нет. Разговор окончен.

Его улыбка растаяла, мгновенно сменившись поджатыми губами.

– Это окончательное решение или мы можем поторговаться?

– Окончательное.

Мои слова не произвели на него никакого впечатления. Егор даже с места не сдвинулся. Глядел на меня слегка прищурив свои нереально синие глаза. Разглядывал. Приценивался. Мне стало невыносимо обидно. Да что он себе позволяет? Согласна, я не его полёта, но и уважение надо иметь! Захотелось ударить его побольнее.

Вспомнив, что Егор ненавидит, когда стоят у него за спиной, вышла из-за стола и замерла почти вплотную к его стулу сзади. Морозов вскочил на ноги почти мгновенно, резко развернув стул. Шагнул ко мне, встав почти вплотную. Навис сверху и процедил сквозь зубы, – я всегда добиваюсь своего. Жаль, что ты не согласилась на этот вариант.

Он развернулся на каблуках своих дорогих туфель и обманчиво мягкой походкой рассвирепевшего хищника ушёл из цеха. А я стояла с мокрыми ладонями и смотрела ему вслед.

А спорим?

Всё было готово к открытию цеха. Оформлена входная группа, подготовлена презентация и дегустационные наборы для потенциальных клиентов. Разложены флаеры и корпоративные пакеты. А главное, мы успели сделать все десерты, на которые подписали договора. Утром они должны были отправиться к первым заказчикам. Проверив всё несколько раз, я вышла на улицу.

Город уже не был таким раскалённым как днём, и я решила пройтись пешком до банка. Ноги гудели от бесконечной беготни, спина отламывалась, но душа пела. Завтра мы разрежем ленточку и покажем представителям кафе и детских центров, наши десерты. Заключим договора, начнём работать на полную мощность!

Медленно цокая каблуками по асфальту, я не замечала ничего вокруг. Думала о будущем. Погружённая в свои мысли дошла до отделения банка. Ночью в нём работал только зал с банкоматами. Они-то мне и были нужны, чтобы снять деньги на живые цветы, которые доставят утром. Аванс я внесла ещё неделю назад, а окончательный расчёт уговорила сделать по факту.

На ступеньках оступилась, испугавшись внезапно взвывшей сирены за моей спиной. По дороге промчалась пожарная машина. Одна, вторая, ещё пара. Они пронеслись мимо с бешеной скоростью. От предчувствия неприятностей я поёжилась, как от внезапного ледяного дуновения ветра. Глупости всё это! Просто от нервов и недосыпа.

Решительно вошла в комнату с банкоматами. Достала карточку, с сожалением взглянув на севший телефон. Пока соображала сколько надо снять денег, в комнату вбежали двое подростков. Один кинулся к соседнему банкомату, а второй что-то судорожно печатал в телефоне.

– Да я тебе говорю, что опять учения. Как на прошлой неделе на Новостройке. Щас ещё скорую с полицией пригонят.

– Сань, да какие учения? Четыре машины! На учения гоняют две, ну максимум 3.

– Спорим?

– Нафиг надо?

– Да, Никит, я те говорю – учения. Если б горело, мне б уже мамаша позвонила. Им в родительский чат сразу всякую хрень скидывают.

– Ты в интернете поищи. Я пока кину денег на телефон, а ты новости глянь.

– А я чем занимаюсь? Но пока нигде ничего. Ни в новостях, ни в группах.

За окном пролетела скорая с мигалками, а за ней 2 полицейские машины. Раздался громкий рингтон и тот, к которого называли саней, выматерившись, принял звонок.

– Да, мам… С Никитой… В банкомате… Нет, в промзону не пойдём… А где?… На бывшей ткацкой?… А сильно горит?… А откуда знаешь?… Ну, ладно, пока, скоро вернусь… Да обещаю я тебе, чё ты как с маленьким? Скоро!

Положив отключив вызов, он повернулся к другу.

– Административка горит в Промзоне. Мамке в чат скинули фотки. Там прям полыхает и дым из окон. Уже оцепление поставили.

Больше я ничего не слышала. Выскочила на улицу. Не чувствуя ног, кинулась к Промзоне. Сердце бешено стучало в груди, а в голове билась мысль «горим-горим-горим». Мимо меня проносились пожарные машины, кареты скорой помощи, полицейские автомобили с мигалками. Их сирена эхом отзывалась внутри меня, била, как железный язык колокола, многократно усиливая тревогу.

Воздуха не хватало. Он вонял гарью и отчаяньем. И чем ближе я была к кондитерскому цеху, устроенному в бывшем административном здании ткацкой фабрики, тем отчётливее понимала, что горит именно он. С каждым шагом во мне становилось всё меньше и меньше надежды на чудо.

На перекрёстке я остановилась, упёрлась в колени руками, чтобы унять боль в груди и хоть немного отдышаться. Из-за поворота были видно зарево пожара. Сюда долетали удушливый запах жжёной пластмассы и лохмотья пепла. В конце концов я немного успокоила дыхание, выпрямилась и сделала шаг за угол.

Горело всё.

Пожар

Бывшее административное здание полыхало всеми четырьмя этажами. Из окон, словно из пустых мёртвых глазниц валил чёрный удушливый дым. За ним факелом в ночное небо бил фонтан огня. Там когда-то находился склад готовой продукции, а теперь бушевало адское пламя.

Послышались взрывы, и стоящие за лентой оцепления качнулись живой волной назад. Но спустя несколько секунд снова вернулись к неизвестно откуда взявшимся турникетам. Толпа зевак в халатах, шортах и тапочках размахивала руками, тыкала в горящее небо руками и не расходилась.

Пройдя несколько метров я села прямо на обочину и замерла, обхватив руками ноги. Мне казалось, что моя жизнь закончилась, и теперь я смотрела на неё со стороны. Видела как подъезжали и отъезжали машины. Кого-то увезли на скорой. И как один за другим горели корпуса.

Пламя перекидывалось с одного здания на другое. Зеваки снимали на телефоны себя на фоне огня, горящую фабрику. А корпуса продолжали полыхать. С треском, грохотом, взрывами. А ещё с клубами масляного, въедливого дыма, пропитывающего насквозь. Одежду, тело, душу.

Ночь подошла к концу. Чёрное небо стало серым. Из-за гари и копоти обычным оно не стало. Так и висело свинцовой тучей горя и отчаянья, припечатывая к земле. Не давало не то, что встать, даже пошевелиться. В голове было совершенно пусто. Безрадостно и обречённо.

– Вот ты где! – раздалось над моей головой.

Меня грубо схватили за ворот рубашки и дёрнули вверх. Ткань затрещала, а затёкшие ноги не удержали веса, и я начала падать. Но державший не ослабил хватку. С удвоенной силой он поволок меня прямо по асфальту. Я пыталась рассмотреть его, но ворот впивался в горло, и единственным желанием было глубоко вдохнуть.

Меня втолкнули в салон машины. Я с шумом хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться. Рядом на сиденье шмякнулась гориллоподобная туша, занявшая всё сиденье и впечатавшая меня в дверь. Он схватил меня за шею сзади так, что пальцы его громадной пятерни сомкнулись у меня под челюстью. Меня сковал животный ужас. А незнакомец, наклонившись к самому лицу своим безобразным рылом, рявкнул, – это всё из-за тебя, тварь! Это ты сожгла Промзону! – Он сильно тряханул мою голову, словно надеялся, что из неё высыпятся застрявшие монетки. – Пикнешь – урою! Поняла?

Ни кивнуть, ни сказать у меня из-за сжатых на шее пальцев не получалось. Поэтому я несколько раз моргнула. Он подождал. Я заморгала ещё сильнее, и чудовище с силой оттолкнуло меня. Я больно ударилась головой о стекло, но даже звука не издала от липкого страха, пропитавшего меня насквозь.

– То-то же! Пикнешь – урою!

Машина рванула с места и понеслась по улицам. Я тряслась всем телом. У меня клацали зубы, тряслись руки и подпрыгивали колени, которые я пыталась прижать трясущимися ладонями. Мне казалось, что я дико замёрзла, хотя не чувствовала холода пока сидела ночью на земле. А вот теперь, словно оказалась внутри снежного сугроба.

Нас мотало из стороны в сторону. Водитель метался по полосам движения перестраиваясь, как сумасшедший. Ему сигналили, но он не сбавлял скорости. Свернув с проспекта мы долго петляли по дворам и остановились возле обшарпанного здания, за старым забором из бетонных плит. Вокруг стояли автобусы и автомобили разной степени укомплектованности.

Резко развернувшись, машина затормозила возле ржавых железных ступенек. Похититель грузно вывалился из авто. Обойдя автомобиль сзади, он резко распахнул мою дверь. Я начала вываливаться наружу, а он, снова схватил меня за шиворот и поволок в здание. Больно ударившись коленом я смогла встать на ноги.

Теперь похититель стремительно тащил меня по коридору. Я едва успевала переставлять негнущиеся ноги, чудом не падая с каблуков. Дойдя до конца, похожий на орка мужик распахнул дверь слева и с размаху, словно копьё, метнул меня в кабинет. Я распласталась на полу.

Слушай сюда!

– Приволок идиотку! – рявкнул громила.

Я встала на разбитые колени. Поскользнулась на крови, но удержав равновесие, смогла подняться. Кабинет был обставлен просто. Стол, стулья, принтер, ноутбук. Почти так же выглядел мой, сгоревший до тла, офис. Только хозяин в нём был другой.

Он сидел, уперев локти в стол, со сжатыми кулаками и уничтожал меня взглядом. Тяжёлым, ядовитым, удушающим. Не мигая сжирал меня одним своим присутствием. Я физически чувствовала, что жизнь из меня вытекает с каждой каплей льющейся из разбитого колена крови.

Он молча кивнул в сторону стула, и меня, так же за шиворот, на него шмякнули. Я вцепилась в столешницу. Громила уселся напротив, и я могла его рассмотреть. Огромная туша, лысая голова. Уродливое лицо со старым шрамом со лба на щёку и огромные, торчащие в стороны уши с острыми кончиками. Глаза разярённого быка с красными прожилками.

От него веяло злостью, но выбирая между хозяином кабинета и похитителем, я бы предпочла последнего. В нём оставалось хоть что-то человеческой. А вот в незнакомце во главе стола был только яд. Казалось, что сначала он выжег всё человеческое в нём, а теперь вырывался сквозь тёмные глазницы наружу. Он начал без предисловий.

– Ты нам должна.

Мне казалось, что я попала в фильм про банду и я попала к главалю. Это было настолько нереально, что хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Но, как только я шевельнулась, дикая боль в колене убедила меня, что всё происходит в реальности. В страшной, ужасающей реальности.

– Пожар начался в твоём цеху. Сгорели 12 производственных и 7 складских корпусов. Ты должна столько, сколько не выплатишь и за всю жизнь. Даже если тебя разобрать и продать на органы полностью, это не покроет и сотой доли убытков.

– Но при чём здесь я?

– Ты поставила оборудование с нарушением норм. Из-за этого начался пожар.

– Но я же только арендатор! Все вопросы к владельцу здания.

Громила напротив издал непонятный звук. Что-то среднее между смешком и хрюканьем. Теперь он выглядел испуганно. Вжал уродливую голову в плечи так, что шея полностью исчезла, втянувшись в туловище. Казалось, что даже его огромные уши сиротливо прижались к лысому черепу.

– Это ошибка, Морозова. Потому, что владелец фабрики, со всеми её потрохами – я.

– Но Виктор Сергеевич…

– Ширма. Убытки понёс я, и ты за это заплатишь!

Это было сказано таким спокойным голосом, что меня начало колотить нервной дрожью.

– Но у меня нет денег! Я потратила всё до копейки, чтобы оснастить цех!

– Найдёшь. Вот сумма долга. Продавай всё, что у тебя есть и начинай гасить.

Он резко двинул по столу листок. И с чиркающим звуком передо мной оказалась сумма с кучей нолей.

– Но это же сотни миллионов!

– Я не монстр. Всё с тебя взыскивать не буду. Но то, что было в твоём корпусе, будь любезна, верни.

Он придвинул ко мне следующий листок, но и на нём была сумма, которую выплатить, даже продав квартиру и дачный домик за городом, было нереально. А больше у нас с мамой ничего не было.

– Я не виновата! Я пойду в полицию!

– Только попробуй, обрубил главный, – если ты появишься на пороге любого отделения или вызовешь наряд, я узнаю в ту же секунду, и удвою сумму.

– Я ничего платить не буду!

Во мне поднялась волна злости.

– Будешь. Гоблин, объясни ей популярно.

Мне снова стало страшно. Показалось, что сейчас он опрокинет на меня стол или ударит, не вставая со стула. Я вжалась в спинку стула. Но вместо удара получила развёрнутое на весь экран телефона изображение. На фотографии мама сидела на нашей кухне, прижимая к себе Вероничку.

Один твой неверный шаг

Кровь застыла у меня в жилах. Я не могла вдохнуть или пошевелиться от охватившего меня ужаса. Пялилась на испуганное лицо мамы, надорванный ворот домашнего халата, на растрёпанные кудри дочери, задравшуюся по спине футболку пижамки с розовыми слониками, я поняла, что сделаю всё, что они скажут. Совсем всё. Только бы Вероничка была жива и здорова.

– Вижу, что поняла. Значит мотнись сейчас к родственникам и трахарям, собирай деньги. Домой не приходи. Там пока наши ребятки с твоей матерью. И если ты будешь благоразумной, то ни с ней, ни с козявкой, ничего не случится. – Он резко хлопнул по столу, и я вздрогнула. Сделал паузу, которая сказала мне о последствиях больше, чем весь предыдущий разговор. – Вот и хорошо. Делай, что я скажу, и все будут живы и здоровы. В противном случае…

Он не закончил фразу. Повернулся к Гоблину. Тот резво вскочил на ноги и подскочил ко мне.

– Не калечь пока. Мордашка смазливая. Я подумаю.

Теперь к леденящему страху за дочку добавилось отвращение. Меня чуть не вывернуло от омерзения. Я поднялась на ноги и пошла к выходу. У дверей меня нагнал окрик.

– Я наблюдаю за тобой, Морозова. Один твой неверный шаг.

И он снова хлопнул по столу. Я вздрогнула, резко распахнула дверь и выскочила в коридор. Ноги ужасно болели, но я торопилась скорее покинуть это страшное место. Гоблин топал за мной не отставая. На три моих шага выходил один его.

Толкнула входную дверь и чуть не вывалилась на железную площадку. Теперь Гоблин успел поймать меня за шиворот, чтобы спасти от падения. Отпустил, когда вернула равновесие. Спустился со мной по лестнице и кивнул головой к старым ржавым воротам. Открыл одну створку и снова мотнул головой.

– До свиданья, – сказала я автоматически.

Громила снова издал непонятный булькающий звук и громко хлопнул воротами. Створка отскочила и снова начала закрываться. Когда она почти полностью закрылась рявкнул, – не дёргайся, останешься жива.

Щурясь от солнца, я осмотрелась. Было жарко, но меня бил озноб. Я кинулась наперерез к проезжавшей мимо машине и уговорила водителя меня подвезти. Благо, что наличка за недоставленные цветы осталась в сумочке через плечо. Парень всю дорогу смотрел на меня озабочено. Предлагал доставить в больницу или в полицию, а я мотала головой и старалась не реветь. Он сдался.

– А куда конкретно вам в Сити?

– К Башне.

– Ого, – присвистнул водитель. А вас там ждут?

– А вот это мы сейчас и посмотрим.

Вы в списке приглашённых

Водитель ещё раз предложил мне довезти до ближайшей полиции. Но я не хотела рисковать. Моей целью стало увидеть Егора. Странно, но в безвыходной ситуации я больше ни о ком не вспомнила. Надеялась на Морозова, как на мессию и понимала, что прорваться к нему надо любой ценой. А потом? Потом случится чудо.

Поблагодарив водителя, который и денег не взял, и оставил свой телефон для связи, я вошла в Башню. Пересекла огромный стеклянный холл и остановилась у стены с вращающимися прозрачными дверями. Они напоминали вертушки в супермаркетах, но было видно, что здесь они совершенно другие.

С правой стороны от барабана, в котором были закреплены стеклянные створки, стояла вызывная панель. Те, у кого были пропуска, прижимали их к специальному, выделенному красным, прямоугольнику и проходили внутрь. Такие, как я, нажимали кнопку вызова и говорили кому-то невидимому о причине посещения.

Людей было немного, но мне не хотелось, чтобы кто-то знал к кому я пришла. Поэтому я выбрала самую дальнюю из дверей, и когда подошла моя очередь, нажала кнопку.

– Дарья Владимировна Морозова к Егору Александровичу Морозову.

– Секундочку.

В холле продолжалась обычная суета. Кто-то приходил, кто-то уходил. Но вокруг меня словно образовался вакуум. Те, кто слышал мой голос развернулись с любопытными лицами. Открыто меня рассматривали. Даже видеокамеры, казалось, вытянули свои штативы словно шеи, в мою сторону.

Я поёжилась от неожиданного внимания. А потом вспомнила зачем пришла и выпрямила плечи. Даже если меня сейчас заставят раздеться и пройти досмотр, я это сделаю. Если не будут пускать, не сойду с места. Буду стоять в створках вертушки, пока они не сообщат о моём визите Морозову. Буду уговаривать, упрашивать, угрожать, но своего добьюсь.

– Проходите.

Это было произнесено так спокойно, что я решила, что меня разыгрывают.

– Повторите, пожалуйста.

– Проходите в вертушку, я снял блокировку двери. Вы в списке приглашённых.

Не веря своим ушам, я зашла в цилиндр. Механизм мелодично заурчал и плавно провернул створку двери. Сначала я оказалась в изолированной камере между двумя створками и внешней стенкой цилиндра, а потом вышла во внутреннюю часть холла. Ко мне тут же подошёл мужчина в тёмном костюме.

– Я провожу вас к Егору Александровичу.

– Я сама могу дойти, если скажете куда.

Мужчина оглядел меня цепким взглядом и ответил очень мягко.

– Таковы правила.

Вокруг было несколько человек в таких же тёмных костюмах. Они, вроде бы и не смотрели в мою сторону, но я чувствовала их внимание. А ещё, сразу поняла, что стоящий передо мной – главный. Хотя у него и бейджа не было. Но по манере держаться, по выправке и уверенности, я точно понимала, этому перечить не надо. Молча кивнула и он повёл.

Мы ехали на лифте, переходили в другой рукав здания, и снова поднимались, и так несколько раз. Я сбилась со счёта поворотов и выходов. И всё это по карточкам и кодам! Куда я попала? Знала, что Егор стал крутым бизнесменом, но чтоб настолько?

Вокруг было всё на высшем уровне. Мебель, дизайн, сотрудники. Их можно было снимать для журналов об успешном успехе в будущем. Настолько фантастичным они выглядели. И я бесконечно чувствовала свою неуместность здесь в простой летней юбке ниже колен и не брендовой рубашке. Простушка на званном приёме, да и только.

Начала сжиматься, а потом вспомнила фотографию Веронички у мамы на руках. И меня словно кипятком обдало. Я сюда не на собеседование пришла! А значит надо держать голову высоко и договариваться. С бывшим мужем. О жизни его дочери. Плевать!

Я решительно затопала каблуками. Сопровождающий уловил смену настроения, метнул на меня настороженный взгляд, но комментировать не стал. Молча распахнул передо мной дверь в приёмную, приложив карточку к гладкой панели без опознавательных символов.

Навстречу нам вскочила секретарша. Такая ж стильная, как всё вокруг. Её что, построили сразу вместе со зданием?

– Дарья Владимировна, Егор Александрович примет вас через две минуты. Могу предложить вам на выбор чай, кофе. – Она запнулась. Потом её взгляд скользнул по моему растрёпанному виду, измятой юбке. – Гигиеническую комнату с набором косметических средств.

– Воздержусь. – Рявкнула я грубее, чем следовало. Просто это предложение меня действительно задело.

– Как вам удобно. – Секретарша отступила на шаг, шурша подолом офисного платья и оставляя за собой шлейф дорогого парфюма.

А мне удобно сбежать отсюда сверкая пятками, но за моей спиной дочь! Слёзы подступили к горлу, но я не сдалась. Вздёрнула подбородок и сжала кулаки. Поймала на себе одобрительный взгляд сопровождающего. Но и ему ответила наглым взглядом. Не нуждаюсь ни в чьём одобрении! Ни в чьём! Я сюда не красоваться пришла!

Други правила

Сопровождающий улыбнулся, словно бегло читал меня словно открытую книгу. Да и плевать! Я повернула голову ровно в тот момент, когда у секретарши мелодично запиликали часы. Она провела по ним рукой и затараторила, метнувшись к столу.

– Да, Егор Александрович, Дарья Владимировна ожидает. Да. Да. Да, Пётр Петрович. Приглашаю.

Она метнулась к огромной двери, словно вырезанной из единого куска металла. Но мой сопровождающий её опередил. Приложил карточку. Когда дверь скользнула вбок, словно не была ни к чему прикреплена, встал так, чтобы в кабинет я вошла первой. Всё это было непонятно, но тут же вылетело из головы под тяжёлым взглядом Егора.

Он сидел за столом, напоминающим пульт управления космического корабля. Прямо в столешнице что-то мигало, словно в её поверхности располагался огромный планшет. Егор нетерпеливо смахнул изображение, и оно слилось цветом с серебром остальной мебели. Они переглянулись с сопровождающим, и тот бесшумно вышел.

– Здравствуй, Егор, – заговорила я первой. Морозов нахмурился словно я вела себя не так, как он предполагал.

– Здравствуй, Дарья. Не ожидал тебя увидеть.

– Ожидал. Я была в списке посетителей.

Я взяла стул и поставила его к столу Егора, а не предназначенному для посетителей. Села. И тут же поняла, что совершила ошибку. Теперь я оказалась ниже. А он и так давил мощью, статусом, властью. Смотрел на меня свысока.

– Ты была в нём со дня нашей свадьбы. Список не менялся много лет. Ты не заходила в последние 4 года. Зачем пришла сейчас?

– Хочу уточнить детали твоего предложения.

Егор откинулся в кресле, скрестил руки на груди.

– Семидневная поездка в ОАЭ втроём: я, ты и… ребёнок. В статусе семьи. С перелётами и временем на адаптацию около 10-12 дней. У вас отдельные помещения для проживания. От вашей стороны улыбки, отыгрыш роли жены и дочери. От меня перелёты, питание, развлечение, гардероб, какие-то подарки по необходимости, но тут не зарывайтесь. Оплата в размере годовой аренды твоего цеха перед поездкой. После заключения договора с партнёрами, премия в том же размере.

– Тебя устроит, если я поеду одна?

– Нет! – Лицо Егора стало злым. – Здесь нельзя быть немного семьёй! С арабами или всё, или ничего.

– Тогда ничего не получится.

– Ребёнок знает, кто его отец?

– Нет!

– Тогда проблемы быть не должно. Я консультировался с психологом. Дети хорошо адаптируются. Если твоя… дочь будет неделю называть меня папой, ты сможешь объяснить, что это было недоразумение. Если потребуются занятия с психологом, я оплачу.

– Не в этом дело. Веронику украли и держат в заложниках.

Словно не веря своим ушам Егор подался вперёд.

– Что ты сказала?

– Мою дочь похитили. Если ты дашь первую часть денег я постараюсь её выкупить…

– Ты сдурела! – взревел Егор, – ты это серьёзно говоришь?

– Да, Егор. Я постараюсь…

– Помолчи! Надо же! И мне приходится решать проблемы ребёнка, из-за которого… – Морозов был не просто зол, он был в бешенстве. – Отвечай быстро. Ты вернёшься на место жены и поможешь получить контракт с арабами?

– Да!

Взамен ты хочешь вернуть девчонку?

– Да!

На лице Егора появилась злая усмешка.

– Ребёнка, которого ты нагуляла в браке и родила через 11 месяцев после нашего последнего секса?

Сердце сжалось от боли! Ника – дочь Егора, но ему проще обвинить меня, чем признаться, что сам спал со сводной сестрой. И я не буду оправдываться.

– Это моя дочь, и я люблю её больше собственной жизни!

Егор поджал губы. У меня перехватило дыхание от страха. Я слишком хорошо знала это выражение лица. Ему было больно, но и он бил без жалости. На поражение. Пленных не брал.

– Тогда у меня новые условия, Даша. Тебе придётся не играть роль жены, а быть ею во всех смыслах! В поездке, дома и в постели! Я говорю – ты делаешь. Первый отказ – и твоя дочь возвращается к кредиторам! Согласна?

Сердце тяжело бухнуло о рёбра, болезненно сжимаясь от отчаянья. Горло свело спазмом. Я не такая! Но на кону стояла жизнь дочери. И выбора у меня не осталось.

– Согласна.

– Не слышу.

– Согласна!

– Вот с этого и надо было начинать!

Только бы с ней всё было хорошо!

Егор позвал моего сопровождающего и отправил нас в переговорную. Потом я пересказывала всё, что знала под видеозапись. Описывала последовательность действий в обратном направлении. Пересказывала свой диалог с похитителями. Отдала листочки с цифрами долга.

Люди приходили и уходили. Я словно оцепенела. Делала, что скажут. Переоделась в одежду из ближайшего масс маркета с бирками. Потом у меня брали мазки из ссадин на коленях и локтях. Принесли ноутбук и просили показать на мутных видео кадрах, снятых с другой стороны улицы, тех, кто держал Вероничку в заложниках.

Это было практически невозможно, но я справилась! Гоблина выдали выдающиеся габариты. А главного, который назвал Вероничку козявкой и назначил сумму долга, по одежде. Остальные, попадавшие в объектив камеры, были одеты, как работяги в футболки и джинсы, а он единственный был в приличном.

Всё это время со мной был мужчина, который сопровождал меня от самого входа. По тому, как к нему обращались, Пётр Петрович не был рядовым охранником. Он то и дело отдавал распоряжения, контролировал входящих и… меня! В какой-то момент он, поднял глаза от бесконечно дзинькающего смсками телефона, сказал, – ваши слова подтверждаются.

Я чуть не подпрыгнула до потолка. Вскочила на ноги и уперев руки в стол почти заорала на Петра Петровича.

– Вы что, мне не верили? Вы всё это время проверяли правдивость моих слов? Вы не занимались Вероничкой?

Он ничего не ответил. Посмотрел так, что у меня разом закончился весь запал. Я плюхнулась обратно в кресло и извинилась.

– Ничего страшного. Ваша реакция естественна, – сказал он. Но по удовлетворённому кивку я поняла, что извинения спасли ситуацию. – Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы помочь вам. И вашей дочери.

Он не обвинял. Но сказал так, что я съёжилась от его ясного представления, кто я такая. И от кого у меня, а не у нас с Егором, дочка.

Я съёжилась и обхватила руками плечи. Он вышел без предупреждения, получив очередную смс. И я осталась одна.

Минуты тянулись, как часы. Я не впадала в отчаянье, я была в нём каждую секунду! Вдох – где сейчас Вероника? Выыыыыыыыдох – только бы с ней всё было в порядке! И так по кругу. Никаких новостей. Никаких посетителей.

В суперсовременном офисе со светлой дизайнерской мебелью я чувствовала себя, как в тёмной одиночной камере смертника. Моя дочь была в руках бандитов. Ей угрожала опасность, и только это имело значение.

Странно, но я не вспоминала про заказы и назначенную на сегодняшний день презентацию. Только про дочь. Про дочь и маму. И всё. Совсем всё. И каждая минута, проведённая без них, превращала меня в кусок льда.

Когда в моём сердце почти не осталось надежды, в переговорную вошёл Егор. Отстранённый и властный. Он не собирался договариваться. Только диктовать.

– Нину Викторовну вместе с девочкой везут сюда. С ними пока всё в порядке.

Я вскинулась, не понимая, что может произойти, а Егор продолжил, – девочка ничего не поняла. Она была с бабушкой и не сильно испугалась. Нина Викторовна очень грамотно себя вела.

– Слава Богу!

Егор дёрнул головой и продолжил.

– Теперь тебе надо повести себя так же грамотно. Без эмоций, чтобы не испугать девочку. Делай вид, что всё нормально. Простое недоразумение. Ты меня поняла? Поплачешь потом.

Из груди вырвался рваный вздох.

– Спокойно, Даша. Я делаю свою работу, а ты свою. Тебе пора вернуться в качестве моей жены. Вот прямо сейчас и начнём.

– Но…

– Прямо сейчас! Ты говоришь Нине Викторовне, что мы помирились. Будем жить вместе. Девочке сообщаешь, что я её отец. Отсюда без прелюдий едем сразу домой. Живём вместе, притираемся. Учимся изображать семью.

– Но ведь мне надо забрать вещи, документы, позвонить Игорю, поставщикам.

– А вот с этого момента очень внимательно, Даша! – оборвал меня Егор. – Больше никакого Игоря! Ни по какому поводу! Никогда. Никаких встреч, звонков, свиданий. У тебя в телефоне будет только телефон Нины Викторовны.

– Но мне надо решить вопросы с поставщиками и заказчиками!

– Вопросы бизнеса я беру на себя. Уже взял. Ими уже занимаются. Неужели ты думаешь, что до 4 вечера они бы ждали?

Я ахнула! Уже так поздно?

– Даша, часть вещей Нина Викторовна уложила с собой. Всё, что понадобится кроме этого, заберём или купим позже. Но! Если только ты будешь вести себя, как надо! – припечатал Егор.

У меня по спине прокатилась ледяная волна. Таким циничным и опасным я Морозова никогда не видела. Когда он стал таким? И надо ли было довериться именно ему?

Мне стало страшно. Он смотрел на меня, а я не могла отвести взгляда от его махровых глаз. Теперь они не согревали, как когда-то, а заманивали в ловушку. Расчётливо и бездушно. Накалывали меня на булавку как насекомое.

Но впасть в отчаянье я не успела. Дверь распахнулась и в комнату кудрявым вихрем ворвалась Вероничка.

Я вас забираю!

Пока дочка оббегала стол, я ловила признаки её настроения. Расстроена? Обижена? Испугана? В ужасе? Но видела только подрагивание кудряшек и колыхание жёлтенького платьица в рюшечках, делающего её похожей на цыплёнка.

А когда Вероничка повернулась лицом, у меня с души упала глыба переживаний. Она улыбалась! Без синяков и ссадин, здоровенькая и даже радостная! Я подхватила её на руки и стиснула в объятиях так, что дочка пискнула.

– Остоёзьно зе!

И я разрыдалась без единого звука, чтобы не испугать Вероничку. Ослабила хватку, дав ей немного пространства, а сама роняла крупные, как дождинки слёзы на её голову. Жива! Здорова! Со мной!

Мысли метались, как сумасшедшие зайцы. Прошлое, будущее, настоящее, всё смешалось в моей голове в единый клубок. Я дышала с таким упоением, словно с моего горла сорвали удавку и воздух сам ворвался в лёгкие. Даже голова закружилась от счастья.

Она стала смыслом моей жизни. Самым дорогим человеком. Дочка заставляла меня вставать с кровати в минуты отчаянья и возвращаться домой, когда я уходила с головой в работу. Её слёзы рушили мой мир, а улыбка возвращала к жизни в минуты неудач. И я готова была ради неё на всё!

– Мамотька, мамотька! Смотьли, сьто у меня! Кьюбнитька! – верещала дочка, протягивая сложенную из бумаги фигурку.

– Клубничка?

– Кьюбнитька! Кьюбнитька!

Дочь сжимала в дладошках объёмную фигурку. Октаэдр. Словно две пирамидки сложенные основаниями. Мы складывали такие в детстве, только отгибали углы и получался тюльпан. Но Вероничка не любит цветы. Она любит ягоды. Вернее одну из них.

Такая у нас получилась дочка с Морозовым. Мы и имя ей выбрали ещё до того, как поженились. Егор был уверен, что первая у нас будет дочь. Вероничка-клубничка. Вот она и родилась. И теперь на всех её вещах красные ягодки. Даже на это жёлтое платье пришлось прицепить значок с ягодой.

– Ёвная! Она ёвная!

– Ровная, да, она ровная, – отвечала я утирая слёзы.

Вероничка вертела октаэдр в руках, как драгоценный кристалл. Любовалась, демонстрировала нам его совершенно одинаковые грани. Она умела видеть в геометрических фигурах красоту так же, как Егор. Дочка внешне была похожа на меня, а вот внутренне – точно на Морозова.

Она так же замечала закономерности, умела распутать даже сложные переплетения нарисованных лабиринтов и перепутанные ленточки или шнурки. Любовалась красотой геометрических рисунков. Им даже Кандинский нравился одинаково остро. Егору в разные годы разные его полотна, а Вероника потребовала повесить над кроватью репродукцию «Кругов в круге».

Егор незримо присутствовал в жизни дочки. Мне захотелось порадоваться вместе с ним. Пусть он предал меня, пусть причинил много боли. Но сейчас, в этой стерильной переговорной, мы собрались впервые. Вероничкина семья. Мать и отец. Такие простые и такие сложносоставные люди. Ведь если бы Егор не изменил мне с Аликой, мы могли бы жить счастливо.

Мне захотелось поделиться с Егором теплом и радостью прожитых с его дочерью лет. Её талантами и добротой, красотой и наивностью. С улыбкой я подняла на бывшего глаза и вздрогнула от ненависти, в его взгляде. Лютой, неприкрытой, безжалостной.

А ещё от боли. Такой же невыносимой. Словно мы заставляли Егора страдать одним только своим присутствием. Выкручивали ему руки и сдирали кожу. Складывалось впечатление, что это он согласился на невыносимые условия, чтобы спасти ребёнка, а не я. Словно он сейчас шёл по битым стёклам.

Ему было невыносимо сидеть в этой комнате и смотреть на нас. Я почувствовала, что моя боль и страх за Веронику были сравнимы с его ощущениями. Егору было настолько плохо, что это он, а не я, которой предстояло выкупать жизнь собственного ребёнка, готов прекратить пытку любой ценой.

Ещё секунда, и он бы аннулировал нашу договорённость. У меня похолодели руки от предчувствия беды. Но он не успел ничего сделать. В переговорную вошла мама. Он буквально висела на локте Петра Петровича, а увидев Егора кинулась к нему.

– Боже мой! Как хорошо, что вы помирились с Дашенькой! Егор! Ты нас спас! Страшно подумать, что бы с нами сделали!

Морозов едва успел вскочить на ноги, как мама повисла у него на шее с рыданиями. Она причитала и плакала, плакала и причитала. Егор словно очнулся от своей боли, переключился на мамину. Старался успокоить. Говорил, что всё будет хорошо.

– Нина Викторовна, ничего страшного не произошло. Просто недоразумение. Теперь всё наладится. Надо просто немного отдохнуть.

Мама, моментально перестав плакать отстранилась от Морозова, заглядывая ему в глаза.

– Да! Это правильно! Отличная идея! Поезжайте в Эмираты семьёй!

Егор зажмурился, словно ему в лицо плеснули водой. Мама спохватившись затараторила снова.

– Ой, Егор, это был сюрприз, да? Ты сам хотел сказать Даше, что вы едете в Эмираты? Я не хотела мешать, просто так за вас рада, так рада! Вы помирились, это так здорово! Теперь съедетесь, будете жить семьёй. Да и в Эмиратах, говорят, очень хорошо! Вам это очень, очень нужно!

Именно упоминание ОАЭ вернуло Морозова в действительность. На его лице снова появилось непроницаемая маска бизнесмена, для которого нет ничего невозможного. Он, словно стряхнув с себя тяжесть и боль нашего общения уверенно кивнул головой.

– Вы правы, Нина Викторовна. Надо ехать в Эмираты. Спасибо вам за поддержку. – И уже мне, предупреждая взглядом, чтобы не наделала глупостей. – Даша, поехали домой. Я вас забираю.

Ловушка захлопнулась!

Мама смотрела на Егора влюблёнными глазами. Я пробовала с ней перекинуться хоть парой слов наедине, но она никак не могла отойти от шока. Повторяла как заведённая, как она безумно рада, что мы помирились, какая у нас славная семья. Как нам пойдёт совместный отдых.

А потом мама сказала, что Егор спас их с Вероничкой. И я снова поплыла. Вцепилась в дочку и зарылась лицом в её волосы. Она обвила мою шею ручонками и поджала ноги. И уже через несколько минут уснула! Это была её самая лучшая супер способность – моментально засыпать в любой ситуации.

Мама, стараясь не разбудить внучку, поцеловала меня в щёку. Я подняла умоляющий взгляд на Егора, но он отрицательно качнул головой. Мама без возражений дала Петру Петровичу себя увести. Егор, пояснил шёпотом.

– Нам надо самим привыкнуть жить вместе. Нину Викторовну не надо просвещать в тонкости нашего договора. Её пока поддержат в санатории. Если надо, ты сможешь ездить к ней в гости, но жить вместе не получится.

Всё, что он говорил, было правильным. И мамин отъезд в санаторий, и наше совместное проживание до визита в Эмираты. Но всё это приближало момент безвозвратного подчинения Егору. Это ужасно пугало и наполняло душу беспросветной тоской. Поэтому я хотела делать что угодно, лишь бы не оставаться с ним наедине.

У Морозова на этот счёт было другое мнение. Он помог мне подняться на ноги. Протянул руки к ребёнку, чтобы взять самую дорогую для меня ношу. Но я не отдала. Не доверяла Морозову. Не могла положиться на него в отношении девочки, которую он ненавидел и считал причиной нашего расставания. Поэтому несла дочь сама.

Егор открыл нам двери, помог усесться в машину, а потом занял место рядом с водителем, отдав нам заднее сиденье полностью. Я была рада даже этой небольшой передышке. Задержке перед прыжком в пропасть. Перед возвращением в дом, в котором я застала мужа с любовницей, а теперь, должна была исполнять там все его прихоти.

Даже когда Егор открыл передо мной дверь машины, я медлила. Смотрела на знакомые окна, которые так когда-то любила. На лужайку перед крыльцом, где часто ходила босиком и сидела в кресле с чашкой кофе. Крыльцо, с которого убегала волоча за собой чемодан и чудом не сломала себе ноги в ночь внезапного возвращения из командировки.

Душу наполняли противоречивые чувства. Радость и ностальгия по счастливым годам семейной жизни намертво схлестнулись с болью предательства, свидетелем которого я стала в этих стенах.

Егор протянул руку. Выходить не хотелось, но и остаться в машине навечно я бы не могла. Поэтому позволила себя вывести наружу. Проводить в дом.

Я смотрела на знакомую планировку комнат и не узнавала их. Мебель была переставлена и частично заменена. Развёрнута мягкая мебель. В гостиной заменена обивка диванов. Повешены новые шторы. Убраны ковры и кадки с растениями с пола. На стену повешена репродукция Кандинского.

В столовой деревянный гарнитур с резными стульями заменили на стеклянный стол с хромированными ножками. Исчезли этажерки с книгами. На стене появился огромный экран. Комнаты превратились в какие-то филиалы космических кораблей. Стекло, металл, экраны.

Всё это я заметила проходя к лестнице на второй этаж. Мне стало неприятно, что наш уют был так бездушно разрушен. Дом выглядел как разорённое гнездо.

– Я живу в гостевом крыле. Второй этаж оставляю вам. Можете расположиться в спальне и детской, – прошептал Егор.

Он помог мне подняться по лестнице и распахнул дверь в нашу спальню. Шагнув в комнату, я замерла, хватая ртом воздух. Меня накрыло с головой. Я оказалась не готова ни к тому, что в комнате всё останется таким, каким было во время нашей семейной жизни.

Мне захотелось бежать отсюда не разбирая дороги. Спрятаться от воспоминаний, разрывающих душу. Прекратить пытку прошлым и неизвестным будущим. Вырваться из западни.

Я повернулась к выходу и увидела, как закрывается дверь. Щелчок замка оглушительно оповестил о том, что выхода больше нет. Ловушка захлопнулась.

Папа?

Вероника спала рядом со мной, а я не могла сомкнуть глаз. Скользила глазами по до боли знакомой спальне и не могла успокоиться. Воспоминания вгрызались в меня беспощадными иглами. Эти симметричные кресла мы с Егором нашли на выставке в Милане. Эту люстру заказывали через интернет. А прикроватные тумбочки делали на заказ.

Хуже всего было с кроватью. Я прекрасно помнила как мы её выбирали. Цвет, форма, размер, идеальная обивка изголовья – я могла описать её даже с закрытыми глазами. А ещё, упругость матраса и звуки. Шелеста простыней и наших с Егором голосов. Стонов, милых словечек, комплиментов и просьб. Всего того, что было только между нами. Обнажённых тел и душ.

Или не только? С Аликой он тоже тут был? На нашей кровати? Он также её держал в своих руках? Также осыпал поцелуями и комплиментами? Называл сладкой девочкой и снова и снова доводил до оргазма? Ловил каждый стон и поворот головы?

Мне даже дурно стало от этих мыслей. Я постаралась выскользнуть из ручонок Веронички, чтобы подальше убраться от бывшего семейного ложа. Хотела убежать подальше. Да хоть в коридор выйти, только бы перестать жариться на костре воспоминаний о семейном счастье, которое больше никогда не повториться.

Но дочка, словно почувствовав моё смятение, открыла глаза и притянула меня к себе. Звонко чмокнула в щёчку и потёрлась своим носиком пуговкой о мой нос.

– Пунь, – прошептала она.

– Пунь, – ответила я.

И сердце потеплело. Только бы ей было хорошо. Я ловила настроение дочери, ждала, как она будет отходить от похищения. Боялась слёз. Но она рассматривала всё вокруг, не вспоминая о происшествии.

С удовольствием прошлась вдоль огромного панорамного окна. Провела пальчиками по складкам штор, словно по волнам. Обвела пальчиком геометрические фигурки на прикроватном столике. Потом, словно играя в классики, запрыгала по дощечкам наборного паркета. Неловко оступилась и толкнула дверь в детскую. Когда створка распахнулась мы обе не смогли сдержать возгласа восхищения.

Перед нами открылся настоящий сказочный мир. Перестав предохраняться, мы с Егором начали ремонт в соседних к спальне комнатах. В ближайшей запланировали детскую. Согласовали проект, но увидеть окончательный результат я не успела и теперь вместе с дочкой с восхищением рассматривала похожее на лесную опушку помещение.

Вероничка шлёпала ладошкой по разукрашенной стене и приговаривала, – кьюбнитька! Кьюбнитька! Много кьюбнитькоф!

В её глазах было столько радости! Она обводила пальчиком по контуру разрисованных ягод и смеялась.

– Мамотька, мамотька, кьюбнитька!

Потом моя проказница забралась в кроватку, напоминающую домик феи. Сначала распласталась по покрывалу, гладя вышитые листочки на покрывале. А потом, найдя на витых опорах золотистый шнурок с кисточкой, дёрнула его вниз.

Балдахин, сложенный под крышей конструкции кроватки, раскрылся красивыми зелёными лепестками. Домик стал пушистым и искрящимся. Вероничка заверещала от восторга. Она махала руками, словно рисуя снежного ангела. А потом, вскочив на кровать ножками, вцепилась в витой столбик кровати.

– Мой домик! Мой домик!

Дочке очень понравилась детская. Вероничка спустилась на пол и снова побежала вдоль стены. Показывала на ягодки и приговаривала, – моя, моя, моя!

Она юркнула за мою спину и едва успела приложить ладошку к очередной ягодке, как раздалось мужское, – нет, моя! Здесь всё моё.

– И кьюбьнитька? – недоверчиво протянула дочь.

– И клубничка, – ответил Егор.

– Типоделися?

Морозов вопросительно на меня посмотрел. Мне пришлось переводить.

– Ты поделишься?

– Поделюсь, Вероника.

Дочка улыбнулась и протянула к Егору руку.

– Тито?

Морозов снова посмотрел на меня. Я перевела на взрослый.

– Ты кто?

– Хороший вопрос. – Егор обжог меня своим фирменным презрительным взглядом. Но на Вероничке не сорвался. Присел на корточки с наигранным выражением спокойствия на лице. Вздохнул и протянул ей игрушечного зайца. Он подождал, пока дочка возьмёт зайку. Я умоляюще смотрела на Морозова. Надеялась, что он даст нам немного времени, чтобы подготовиться. Но он посмотрел на меня так холодно, что я моментально поняла, что пощады ждать нельзя.

– А я, Вероника, твой папа.

Мне показалось, что шарахнул гром. Я тоже присела на корточки и обхватила дочку руками, словно стараясь защитить от Егора. Но она не выглядела испуганной. Даже расстроенной или озадаченной не была.

– Папа? – переспросила Вероника.

– Папа, – подтвердил Егор.

Дочка на секунду поджала губы и нахмурилась. А потом снова улыбнулась.

Протянула Морозову ладонь, как для рукопожатия. А от её ответа у нас удивлённо вытянулись лица.

Бе-е-е-едненький!

– Папа, это хоясё, – произнесла задумчиво Вероничка. Она пожала протянутую мужскую ладонь и кинулась Егору на шею, – папаська, папаська, маёзинаикаюсень!

Егор выглядел ошарашенно. Он не ожидал такой бурной реакции. Аккуратно прижал Вероничку к себе, но обнимать сильно не стал. Поднял на меня вопросительный взгляд. Ждал пока я переведу с детского на человеческий. А у меня в душе бурлило адское варево из растерянности, злости и разочарования.

Я совсем не так видела первую встречу Веронички с отцом. Мне представлялась совсем другая история. Он весь в белом и торжественный. Она с идеальной причёской и взрослая. Достаточно взрослая, чтобы понимать значение слова папа. Он достаточно мудрый.

И вот в моих фантазиях он увидел её, самую прекрасную девочку на свете, и сразу всё понял. И что она его дочь, и что он любит её до беспамятства. И моментально бы пожалел о своей измене, потому что Алика, это случка, а дочь – на всю жизнь и на всё сердце.

Но он ничего не понял! Он пришёл устанавливать правила игры! Не посоветовался со мной, не договорился, как это сделать мягче. Просто вошёл и вывалил на Вероничку эту «чудесную» новость. Вот он я, твой отец. И она не понимает, что это за зверь. Да и он не верит, что Ника его дочь. Абзац!

– Маёзинаикаюсень! – повторила Вероника теперь уже нетерпеливо.

– И что это значит? – поинтересовался Егор.

– Вероника просит купить ей мороженое и отвести в парк кататься на карусели. – Я сложила руки на груди и невинным голосом спросила, – ну что? Поведёшь?

– Никуда и никого я не поведу! – отрезал Егор.

Вероничка отстранилась от Морозова. Погладила его своей крохотной ручкой и жалостливо пропела, – бе-е-е-едьненький. Пеньсии неть?

И я начала смеяться, как конь. То ли напряжение дня разом выплеснулось, то ли и правда ситуация была смешной. Егор тоже этого не понимал и сердился. Он аккуратно высвободился из Вероничкиных объятий и выпрямился в полный рост.

– При чём тут пенсия? Чего она хочет?

С трудом мне удалось прекратить смеяться.

– Тут всё просто. Мы как-то были на детской площадке. К Вероничке всё время подбегал мальчик и хвастался. То у него машинка, то ведёрко, то совочек синенький и формочки большие. Вероничке это всё неинтересно было, она дальше камешки по форме подбирала. А потом мальчик прибежал и сказал, что они пойдут с папой в парк на карусели. А вот это Вероничке очень нравится.

– Маёзинаикаюсень! – подтвердила дочка.

– Да-да. Я как раз в магазин убежала. Вероничка тут же попросила пойти в парк с каруселями и мороженым. Мама ответила, что туда только с папами ходят. Ника уточнила, почему нельзя отправиться в это чудесное место с бабушкой. Та и ответила, что пенсии нет. – Теперь у меня перекашивало улыбкой лицо из-за глупого выражения лица Егора. Захотелось его посильнее уесть, и я добавила, – вот она теперь тебя жалеет. Нет пенсии – нет денюшек, нет каруселей и мороженого.

– Бе-е-е-едьненький! – протянула Вероничка в подтверждение моих слов.

У Егора сжались в нитку губы. Он шумно выдохнул и постарался унять гнев.

– Давайте без лирики. Спускайтесь вниз, будем устанавливать правила игры.

Едва сдерживая ярость, Морозов спустился в гостиную. Мы с Вероничкой привели себя в порядок. Не торопились. Давали Егору прийти в себя, успокоиться. Ну и злили его своим мелким неповиновением, если честно. Но бесконечно в спальне прятаться не получилось бы, поэтому спустились на первый этаж.

Гостиную было не узнать! Среди стекла и хрома появился детский замок принцессы, коврик за небольшим заборчиком. На нём множество огромных мягких игрушек. Столик с куклами, наборами парикмахера и косметическими палетками. Я чуть не рассмеялась этой глупой попытке понравиться своему ребёнку. Чужому ребёнку.

Ничего не скажешь, логика тут была железная. Вводные данные: девочка, возраст 3 года, волосы длинные. Получите и распишитесь. Да только это не просто девочка, а Вероничка! Дочка этого сумасшедшего нанотехнологического гения! Ей все эти замки и куклы совершенно неинтересны!

Словно услышав мои мысли, Вероника спокойно прошла мимо всех этих девичьих игрушек. Она забралась с ногами на кресло и потянулась к документам со схемами на столе.

– Ничего не трогай! – окрикнул Вероничку Егор, выходящий из столовой с графином воды и стаканами.

Дочка спрыгнула из кресла и спряталась за меня.

– Разве тут мало игрушек? Почему она не играет с ними? – набросился на меня Морозов.

– Потому что они ей неинтересны.

– Но они хорошие! Лучшие в рейтинге для трёхлетних девочек!

Мне было его не жалко. Хотелось ударить побольнее за все эти годы безразличия к собственному ребёнку. За желание общаться с ней только из-за сделки с арабами.

– Егор, тебе надо понять, что Вероника не просто девочка трёх лет. Она личность со своими потребностями и интересами. Их надо понимать и учитывать, если ты собираешься знакомить нас с партнёрами.

– Можно подумать, ты это понимаешь.

– Конечно понимаю!

– Вот и займи свою дочь!

Я выпрямилась и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Нашу дочь. Эта оговорка может стоить тебе контракта. Тебе порекомендовали сказать Вероничке, что ты её отец? Будь последовательным. Вживайся в образ качественно.

Егор едва сдерживал гнев.

– Даша, займи Веронику так, чтобы мы могли обсудить детали нашего совместного проживания. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Разумеется, если ты в силах это сделать.

– Я в силах, Егор. Только, пожалуйста, не комментируй происходящее.

Взяв Вероничку за руку, я двинулась к домику принцессы. Оглядела его придирчиво. Он был большим и тяжёлым. Для забав дочери совершенно не подходил. Двинулась мимо столика с девичьей ерундой, которую Вероника на дух не выносила. Мягкие игрушки на ковре за забором тоже не подходили. Она не любила просто котиков и мишек.

Я почти отчаялась найти что-то подходящее. Проходила вдоль заборчика и думала, что тут можно использовать. И придумала!

– Вероничка, посмотри, какую красоту папа тебе собрал!

Я кивнула в сторону забора. Дочка секунду помедлила, а потом бросилась к розовым досточкам, вставленным в пазы. Посмотрела на меня с сомнением, а потом спросила, как о самой большой мечте жизни.

– Мозьнё язобъять?

– Можно! – великодушно разрешила я и мстительно прищурилась, – разбирай!

Правила игры. Хрясь

Егор кивнул на роскошный диван, который мы когда-то выбирали почти целый месяц, и я послушно опустилась на его синюю обивку. Под колким взглядом бывшего нынешнего мужа хотелось съёжиться. Сбежать в спальню и забаррикадироваться там до лучших времён. Переждать бурю.

Он никогда так на меня не смотрел. Зло, презрительно, беспощадно. Как это случилось? Как мы дошли до такой нечеловеческой ненависти? В прошлой жизни мы тоже ссорились. Ругались так яростно, словно мечтали друг друга убить за носок на подушке или незакрытый тюбик зубной пасты возле раковины.

Но тогда злость была лёгкой, как костёр из пучка соломы. Вспыхивала моментально, полыхала ярко, заканчивалась быстро. Она ничего не имела общего с тяжёлым чадящим ненавистью огнём злости, горящим сейчас в глазах Егора. Сочащимся ядом презрения и отравляющим даже воздух вокруг нас.

– Даша, давай по порядку. Ваш этаж второй, моё гостевое крыло первого. Ни ты, ни твоя дочка туда не заходите без моего приглашения никогда. Никакие отговорки про укатившийся мячик, захотелось посмотреть или показалось, что я звал. Если я захочу там вас увидеть, позову. Это первое правило.

Что было в его голове? Он что, думает, что мы пришли в этот дом чтобы ему досаждать? Да не мучайся так.

– Егор, ты можешь отвезти нас домой и пригласить только в поездку. Это облегчит твою жизнь. Обезопасит от закатившихся мячиков и детского крика.

Крика твоей дочери, бесчувственный ты болван! Твоей родной дочери, чью первую в её жизни улыбку ты пропустил. А сейчас пропускаешь первую в своей жизни! Не ценишь.

– Я сам решу, что мне делать и когда, Даша. И что тебе делать, тоже. И твоё дело не давать мне советы, а подчиняться. Я сказал – ты сделала. Не нравится – забирай свою девочку и езжай туда, где её ждут люди с видео камеры. Ты этого хочешь?

По спине пополз леденящий душу ужас. Я смотрела на Вероничку, которая разбиралась в устройстве заборчика, а видела фотографию на телефоне Гоблина. Где она сжалась в комочек от страха на маминых руках. И меня захватывал бессильный ужас. Отчаянье, что я не могу защитить дочь в одиночку.

Егор увидел слабину в моём взгляде и надавил сильнее.

– Дать распоряжение, чтобы вас отвезли в квартиру Нины Викторовны? Я это мигом устрою. Дать задание водителю?

Морозов потянулся к телефону, а я рванулась вперёд. Вцепилась в его руку, чтобы остановить движение. Егор замер, а я, поняв, что сама к нему прикоснулась, с шипением отдёрнула ладони. Сложила трясущиеся от страха руки на коленях и выдавила хрипло.

– Не надо. Мы сделаем всё, что ты скажешь.

– Хорошо. Запомни это. Не совершай ошибок и твоей девочке ничего не будет угрожать.

От беспощадного взгляда не было спасения. Я снова окунулась в ужас сегодняшнего утра, а ведь это было только сегодня! Ком в горле стал ощутимым. Перекрыл кислород. Я кивнула, сморгнув набежавшие слёзы. Это не укрылось от Егора.

– И не пытайся меня разжалобить. Я и так слишком великодушно сейчас разруливаю твои проблемы по бизнесу, хотя ничего в кондитерке не понимаю.

– Дай мне позвонить Игорю, он поможет.

– Даже не думай об этом! Никакого Игоря! – рыкнул Егор, – и это второе правило нашего совместного проживания. Вы обе остаётесь здесь до последней минуты действия нашего договора. Никто никуда не выходит. Никому не звонит. Ни с кем не встречается! Ни по какому поводу! Ни для чего! Если я узнаю, что ты кому-то звонила, писала в социальных сетях или выходила из дома – просто выведу твою девочку на улицу. Дальше будешь разбираться сама!

Он был готов разорвать меня на куски. Да за что же? Я же просто предложила помощь, но вызвала только неконтролируемую ярость! Моя душа сжалась от страха.

– Ты меня поняла, Даша?

Егор давил меня своей ненавистью. Даже вперёд подался, нависнув сверху. Я сжалась в комочек и пискнула, – поняла.

– Помни об этом!

Хрясь, грохнулось со стороны детского уголка. Мы с Егором вздрогнули оба. Счастливая Вероника уронила первую секцию забора.

Морозов начал вставать, но затормозив, снова уселся на диван. Устало вздохнул.

– Третье правило – ты сама решаешь все проблемы твоей девочки. Меня к этому не привлекаешь. Если надо купить другие игрушки – скажи моему секретарю. В твоём телефоне будет его номер. По вопросам одежды и других женских прихотей тоже к нему. Только не зарывайся. Я ограничу бюджет.

– Может быть ты дашь мне съездить домой и взять необходимые вещи?

Взгляд Егора снова стал пронзительным.

– Нет. Правило номер три. Ты сидишь дома без связи.

Мне захотелось сжаться в комочек. Поджать ноги на диван, стать маленькой. И поплакать захотелось от этой необоснованной злости бывшего.

Хрясь, словно эхом моего отчаянья отозвалась ещё одна рухнувшая секция заборчика. Значит ещё унижаться перед секретарём, упрашивая купить прокладки определённой фирмы с нужным количеством капелек.

За что ты так со мной, Егор? Что я тебе сделала? От этих мыслей на меня навалилась нечеловеческая усталость. Я захотела сбежать наверх, забрав Вероничку. Закрыться в спальне и выплакаться. Я уже повернулась к Морозову, чтобы сказать об этом, но натолкнулась на бесконечно усталый взгляд.

Только сейчас я заметила чёрные круги под глазами. Увидела, что левый локоть Егор упёр в колено. Эту позу он называл «держусь за стол, но работаю». Это была крайняя степень усталости во время дедлайнов. В моей душе шевельнулось сострадание.