Королевство Крови и Огня

Глава 1

Холод. Первое, что я почувствовала, придя в себя – пробирающий до костей холод. Он окутывал меня, словно ледяной саван, вгрызался в кожу тысячей игл. Я лежала на жестком каменном полу, и все мое существо будто онемело, погрузилось в оцепенение.

С трудом приподняв тяжелые веки, я обвела мутным взглядом свою темницу. Узкая камера, освещенная лишь тусклым мерцанием одинокого факела. Шершавые стены, покрытые плесенью и потеками влаги. И железные решетки – холодные, неумолимые, отделяющие меня от внешнего мира. Не было нужды в оковах и цепях – сама камера стала моей тюрьмой, гораздо более страшной и безысходной.

Я судорожно вздохнула, и затхлый воздух подземелья обжег легкие. Горло драло, будто наждаком, каждый вдох причинял почти физическую боль. Тьма, окружавшая меня, казалась всепоглощающей, густой, почти осязаемой. Она давила на виски, лишала возможности дышать и думать, словно непроглядный морок, накрывший сознание тяжелым пологом.

В голове метались обрывки воспоминаний, картины недавних событий. Вот Николас, искаженный тьмой, теряющий себя, превращающийся в монстра. Вот его крик, полный невыразимой муки и отчаяния, эхом разносится под сводами зала. Вот черная магия рвет его тело и душу, неумолимая и безжалостная. А потом – бесконечная пустота и триумфальный смех лорда Фэйрфакса, злорадный и безумный, словно в насмешку над развернувшейся трагедией.

Вопросы без ответов роились в воспаленном мозгу, терзали измученное сердце. Как такое могло случиться? За что судьба нанесла нам столь жестокий, беспощадный удар? Все рухнуло, разбилось на миллион острых осколков, вонзившихся в самую душу.

Из груди рвался крик – бессильный, отчаянный. Хотелось кататься по полу, царапать лицо, рвать волосы в приступе безумного горя. Но я лишь лежала, съежившись в комок, и беззвучно шептала его имя, словно молитву, словно заклинание, способное вернуть любимого из пучины безумия.

Холод каменных плит постепенно просачивался под кожу, будто стремясь добраться до самого сердца и заморозить остатки надежды. Но я не могла, не хотела сдаваться. Пусть сейчас мой мир разрушен, пусть будущее кажется беспросветным – я найду способ все исправить. Отыщу путь к Николасу сквозь тьму, верну его, вырву из лап безумия, чего бы мне это ни стоило. Моя любовь, моя вера в него – вот единственный огонь, все еще тлеющий в охваченной мраком душе.

С трудом приняв сидячее положение, я прижалась лбом к холодным прутьям решетки. Прикрыла воспаленные глаза, пытаясь унять лихорадочный стук сердца. Мне нужно быть сильной. Нужно сохранять ясность ума и искать выход, пока безумие не поглотило и меня саму.

Скрежет отпираемого засова вырвал меня из горьких раздумий. Железная решетка распахнулась с оглушительным лязгом. В проеме возникла знакомая фигура – широкоплечая, затянутая в черную кожу. Острый подбородок, властные губы, стальные глаза…

Деймон собственной персоной. Старший сын лорда Фэйрфакса, безжалостный и опасный иссар.

– Вот мы и свиделись вновь, Адель, – протянул он, неспешно входя в камеру. – Рад, что заключение еще не сломило твою волю. Ты нам нужна… бодрой.

Я невольно попятилась, вжимаясь спиной в холодную стену. Сырые камни неприятно давили на позвоночник, но отступать было некуда.

– Что тебе нужно, Деймон? – процедила я сквозь зубы. – Зачем ты здесь?

Иссар расхохотался – зло и надменно. Неспешно обошел камеру по кругу, словно примеряясь. Его шаги отдавались гулким эхом, бередя и без того натянутые нервы.

– Разве не понятно? – ухмыльнулся он, останавливаясь вплотную ко мне. – Пришел навестить нашу почетную гостью. Проверить, как ты тут… Но сильно не привыкай, завтра мы доставим тебя в цитадель.

Деймон хищно облизнулся и подался вперед, нависая всем телом. Черные волосы, стянутые в хвост на затылке, скользнули по плечам. Тонкие губы кривились в жестокой усмешке, а пальцы в кожаных перчатках небрежно поглаживали рукоять меча на поясе.

Последнее слово он произнес с особым смаком, растягивая гласные. У меня похолодело внутри от недоброго предчувствия. Теперь наши лица разделяли считанные дюймы. Я чувствовала его дыхание на своей коже – горячее и тяжелое.

– Что вы задумали? – прошептала я пересохшими губами. – Зачем я вам?

– Твой дар акайры слишком ценен, чтобы дать ему зачахнуть, – почти ласково произнес Деймон, касаясь кончиками пальцев моей щеки. – Иссарам нужна твоя сила. И мы ее получим, хочешь ты того или нет.

В его прикосновении не было и намека на нежность – лишь расчет и угроза. Я невольно вздрогнула, мечтая отшатнуться, но стена за спиной не пускала.

– Значит, это большая ложь, что таких, как я, уничтожают?

– Как видишь, вас осталось слишком мало, чтобы убивать. Вы ведь очень ценный ресурс. При должной обработке акайры способны на многое, – промурлыкал Деймон. – Ваша сила может стать величайшим оружием в руках иссаров. Залогом нашего превосходства и господства.

– Я не понимаю, – выдавила я похолодевшими губами. – Что значит "обработка"? Что вы собираетесь со мной сделать?

Деймон хищно ухмыльнулся. В черных глазах вспыхнуло предвкушение пополам с безумием.

– Мы выжмем из тебя все соки, Адель. Высосем твою силу до капли. И когда ты уже не сможешь сопротивляться, превратим в послушную куклу. В инструмент исполнения нашей воли.

Меня затошнило от густой мерзости, сочащейся в каждом слове Деймона. Картины будущих истязаний вспыхивали перед мысленным взором, погружая в липкий кошмар наяву.

– Вам… вам это не удастся, – прохрипела я, давясь подступающей к горлу желчью. – Я не стану безвольной марионеткой. Лучше сдохну, чем предам себя!

Мой голос сочился дрожью и отчаянием. Но в нем все же звенела решимость – хрупкая, неистовая. Последняя надежда обреченной.

Деймон застыл, сверля меня немигающим взглядом. А потом вдруг расхохотался – яростно, безудержно. Запрокинул голову, упиваясь моментом.

– Вот это настрой! Люблю, когда девчонки строят из себя героинь. Это придает остроты… процессу укрощения.

Резким движением он впечатал меня лопатками в стену, вышибая дух. Грубые пальцы до синяков впились в плечи, удерживая на месте.

– Ты еще взвоешь, акайра, – прорычал Деймон в лицо. – Будешь умолять о пощаде, захлебываясь слезами. Но знай: чем сильнее твое сопротивление, тем слаще будет наша победа.

– Никогда, – просипела я, силясь вырваться из стальной хватки. – Никогда, слышишь! Я не покорюсь вам!

Деймон оскалился в улыбке и заломил мою руку, практически выворачивая сустав. От прошившей плечо боли из глаз брызнули слезы.

– Это мы еще посмотрим, девочка. Клянусь, ты познаешь все оттенки подчинения. И возопишь, прося добавки.

С этими словами он оттолкнул меня прочь. Я с трудом устояла на ногах, хватая ртом воздух. В груди горело огнем, в голове мутилось от боли и ярости.

– Приятных снов, Адель, – бросил Деймон. – Советую хорошенько выспаться. Ведь завтра начнется самое интересное.

– Деймон, постой! – окликнула я его в спину. Голос дрогнул и сорвался, и я мысленно обругала себя за эту слабость. – Прошу, скажи… что стало с Ником? После того, как он… обратился. Ты ведь знаешь?

Деймон застыл на пороге, будто громом пораженный. Плечи его закаменели, на шее вздулись желваки. А когда он обернулся, то глаза полыхали такой яростью, что я невольно сжалась.

– Не смей. Произносить. Его имя, – процедил Деймон, чеканя каждое слово. Губы побелели от гнева, на скулах заходили желваки. – Этот слабак недостоин даже упоминания. Он предал наш род, нашу суть. Из-за тебя, тварь.

Он вновь сделал шаг ко мне, и я невольно вжалась в стену, выставляя перед собой раскрытые ладони.

Но иссар лишь скривился в брезгливой усмешке. Процедил сквозь зубы:

– Хочешь знать, что случилось с милым Ником? Он теперь среди худших из худших – нейзери, полуживых тварей инфериума. Там ему самое место.

У меня потемнело перед глазами. Николас, мой Николас – среди чудовищ? Раненый, ослабленный, с неуправляемой тьмой внутри? Это хуже любой смерти!

– И вы… вы просто смирились с этим? – выдохнула я. Слезы текли по щекам, капали с подбородка, но я даже не пыталась их утереть. – Позволили ему стать чудовищем? Своему брату, своей крови?!

Деймон вновь преодолел разделяющее нас расстояние. Его лицо исказилось, губы побелели от бешенства. А в следующий миг мою шею стиснули стальные пальцы.

– Не смей, – прохрипел он, встряхивая меня как тряпичную куклу. – Не смей винить нас, тварь. Не смей перекладывать ответственность.

Он наклонился так близко, что я увидела, как в расширенных зрачках плескалось безумие вперемешку с первобытной яростью.

– Это ты, выродок. Ты сломала его. Ник был сильным, он бы справился со своей тьмой. Обуздал бы ее, принял. Но ты… Ты и твоя мерзкая пустота… Ты ослабила его. Заставила струсить перед истинной сутью!

С рыком Деймон впечатал меня в стену, не разжимая хватки. Из груди вырвался сдавленный хрип, легкие будто сдавило раскаленными обручами. Перед глазами заплясали темные пятна, колени подогнулись.

Но Деймона это не остановило. Он продолжал меня душить, выплевывая слова вместе с брызгами слюны:

– Думаешь, твоя помощь пошла бы ему на пользу? Глупышка! Ничего подобного! Ты сделала бы его еще большим изгоем. Посмешищем в глазах других иссаров. Магом, неспособным усмирить собственную искру.

Он сильнее стиснул пальцы, почти пережимая гортань. Хрип вырвался из последних сил, в глазах начало темнеть от удушья.

– Такая участь хуже смерти для иссара. Ты обрекла бы его на вечное презрение. На жизнь вне круга, вне морали и понятий. Ты погубила бы его, тупая сука!

Дикая смесь страха и гнева плеснула в груди, затмевая рассудок. Внутри что-то надломилось, хрустнуло, словно проржавевшая пружина.

Я с яростным воплем призвала свою магию. Обжигающим потоком хлынула она по венам, вскипела под кожей раскаленной лавой. Я мысленно потянулась к Деймону, обвивая его сущность сияющими нитями.

Кожа на ладонях покалывала, будто я держала в руках сгустки раскаленного света. Лицо опалило жаром, а во рту появился привкус крови и пепла – словно я глотала чужую скверну, очищая ее.

Сквозь пелену боли и тошноты я почувствовала, как тьма иссара поддается, нехотя перетекает в меня. По лицу Деймона пробежала судорога, глаза на миг потеряли фокус. Он застыл и, кажется, издал вдох удивления. На краткий миг его напряженное лицо разгладилось, и на нем промелькнуло что-то странное, похожее на мгновение покоя.

Но уже в следующий момент Деймон тоже издал яростный рык и ударил меня о каменную кладку, прерывая мою отчаянную попытку. Он с силой приложил меня затылком о стену, вышибая дух. Цветные пятна заплясали перед глазами, в ушах зазвенело.

– Ах ты дрянь! – прорычал старший Фэйрфакс, с отвращением отбрасывая меня прочь. – Думаешь, это сойдет тебе с рук? Думаешь, я такой же слабак, как мой братец?

Тьма вокруг него взвыла смерчем, затопила камеру удушливым маревом. На губах Деймона пузырилась черная желчь, кожа будто плавилась, обнажая нечто жуткое, нечеловеческое.

– Посмотрим, – прошептала разбитыми губами. – Тебе меня не сломать, Деймон. Чтобы ты ни делал, чтобы ни грозил – я не сдамся. Ради Ника, ради себя самой.

На миг в глазах Деймона вспыхнуло что-то странное. Не то невольное удивление, не то мрачное удовлетворение. Но мгновение спустя это выражение исчезло без следа.

– Дура, – бросил он с презрением и, круто развернувшись, вышел вон.

Когда шаги его стихли в отдалении, я без сил сползла на холодный пол. Сердце бешено колотилось, грудь разрывало от частого дыхания. Руки тряслись так, что пришлось зажать их коленями. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять бешеный стук сердца.

От долгого сидения на холодном полу ломило спину, а в ушибленном затылке пульсировала тупая боль. Но это казалось такой мелочью по сравнению с грузом, давящим на плечи.

Завтра. Все решится завтра, в цитадели иссаров. Мне нужно быть готовой – телом, разумом, духом. Продумать каждый шаг, каждое слово. Нельзя дать слабину, нельзя позволить страху и отчаянию взять верх.

Стиснув зубы, я поднялась на ноги. Завтра решится моя судьба. А сегодня нужно набраться сил и смелости. Нужно продумать план и по возможности избежать ловушек.

И, что самое главное, не терять надежду.

Пока я жива – я буду бороться. Ради Ника, ради нас обоих. Чего бы мне это ни стоило.

Глава 2

Утро в темнице началось с лязга отпираемой двери и грубых окриков. Двое иссаров в длинных черных плащах с глубокими капюшонами ворвались в камеру и рывком подняли меня с холодного каменного пола. Один из них откинул капюшон, явив молодое, но безжалостное лицо. Его глаза – цепкие, пронзительные – были при этом совершенно пусты, будто подернуты мутной пеленой. Ни искры тепла или сочувствия, лишь холодное безразличие палача.

Второй страж так и остался с надвинутым на лицо капюшоном, но даже скрытый в тени, он излучал ауру подавляющей силы и едва сдерживаемой агрессии. Когда иссар рывком поставил меня на ноги, я невольно поежилась. От этих людей веяло опасностью, леденящей душу.

– Шевелись, – прорычал тот, что с открытым лицом, толкая меня в спину.

Меня вывели в сырой полутемный коридор, а затем вверх по узкой винтовой лестнице. Двое конвоиров шагали по бокам, зажимая меня меж собой стальными тисками. Я кожей чувствовала их настороженные взгляды, готовые пресечь малейшую попытку к бегству.

Некогда роскошное бархатное платье, ставшее за ночь в темнице грязной рванью, не спасало от пробирающего до костей холода. Ноги заплетались от долгого сидения в тесной камере, мышцы затекли и ныли. Холодный воздух обжигал легкие, от затхлого запаха плесени к горлу подкатывала тошнота.

Когда мы поднялись в верхние ярусы замка, в нос ударил сладковатый аромат благовоний и раскаленного воска. Сквозь высокие витражные окна лился тусклый утренний свет, после мрака темницы резавший глаза. Я невольно зажмурилась, пытаясь унять боль под веками.

Иссары провели меня анфиладой пышных залов и галерей, украшенных гобеленами и увенчанных хрустальными люстрами. Прежде это великолепие восхищало, но сейчас казалось издевательски фальшивым. Будто сам замок глумился над моей бедой.

На каждом шагу я чувствовала на себе пристальные взгляды и слышала за спиной возбужденный шепот. Студенты всех курсов и факультетов высыпали из аудиторий, провожая нашу процессию глазами. Многие были облачены в траурные одежды! Лицемеры! А ведь когда погиб профессор Уиллоуби – всем было плевать.

Кто-то таращился на меня с любопытством и плохо скрываемым страхом, кто-то кривил губы в брезгливой усмешке. Презрение и ужас, вот что я теперь внушала. Никому и в голову не приходило усомниться в моей виновности.

– Глядите-ка, ведут Адель Рилиек! Ту самую, что прикончила целую вереницу любовников!

– Еще бы, сначала бедняга профессор Уиллоуби, потом красавчик Кристиан, а под конец и наш золотой мальчик Николас!

– И ведь главное, прикидывалась такой скромницей. А сама тихой сапой изводила лучших мужчин академии!

– Ставлю десять золотых, ее прилюдно повесят в столице. А может, даже колесуют – для острастки прочим ведьмам.

Обрывки разговоров накатывали со всех сторон удушливой волной, выбивая почву из-под ног. Горло сжимали спазмы тошноты пополам с истерическим смехом. Это безумие, какой-то дикий фарс! Неужели иссары и вправду скормили всем байку о том, что я извела Николаса и еще двоих?

Ник ведь обратился в нейзери у меня на глазах, поглощенный собственной тьмой. Но похоже, здесь об этом никто даже не подозревал. Зато охотно смаковали небылицы о моей кровожадности и коварстве.

Я с трудом удерживалась от слез. Предательство жгло каленым железом, горечь разочарования душила. Те, кого я привыкла считать друзьями, с готовностью поверили в самую чудовищную ложь. И теперь упивались моим падением, бросая в спину камни презрения.

Гомон голосов внезапно стих, будто отрезанный ножом. Я подняла глаза и увидела в конце галереи две до боли знакомые фигуры – Амелию и Селесту, закутанных в черные траурные платья. Плотные вуали скрывали их лица, но я сразу их узнала. Предательниц, оболгавших меня на допросе, чтобы выслужиться перед Фэйрфаксами.

Амелия, увидев меня, вдруг сорвалась с места. С диким криком она подлетела ко мне и вцепилась ногтями в лицо, царапая щеки. Вуаль слетела, явив покрасневшие от слез глаза, в которых плескались боль и неподдельная ярость.

– Ты, подлая тварь! – визжала Амелия, хлеща меня по щекам. – Как ты посмела отнять его у меня? Забрать Ника, любовь всей моей жизни! Лучше бы ты сдохла, мразь!

Стражники кое-как оттащили от меня обезумевшую девушку. Я стояла, пошатываясь, чувствуя на разодранной щеке теплую кровь. Иссары, что вели меня, ощутимо напряглись. Их пальцы крепче стиснули мои локти, а взгляды забегали по сторонам, высматривая новую угрозу.

– Прости ее, она вне себя от горя, – произнес за спиной до тошноты сочувственный голос.

Я обернулась и встретилась взглядом с васильковыми глазами Селесты. Траурная вуаль оттеняла фарфоровую бледность ее кожи. Бывшая подруга смотрела на меня с нарочитой печалью, чуть склонив головку набок. На точеном личике застыло скорбное выражение, но в глубине зрачков плясало злое веселье.

Меня пронзило недоумение пополам с обидой. За что, ну за что Селеста так меня ненавидит? Ведь мы почти не общались до того, как я сблизилась с Ником и его компанией. Я никогда не переходила ей дорогу, не задевала ни словом, ни делом. Почему же сейчас в ее глазах столько злорадства и неприкрытой враждебности?

Будто подслушав мои мысли, Селеста вдруг скривила губы в презрительной усмешке. Процедила еле слышно, так, чтобы уловила только я:

– Ты получишь по заслугам, Адель. Так всегда бывает с теми, кто встает на пути истинного предназначения. Кто мнит себя умнее древних законов бытия.

Она выделила голосом "истинное предназначение", и меня прошиб озноб. В этих словах было что-то зловещее, мистическое. Будто Селеста говорила не о законах академии или королевства, а о чем-то неизмеримо более великом и первобытном.

– О чем ты? – пролепетала я пересохшими губами. – Какое предназначение? Я ничего не понимаю…

Васильковые глаза Селесты полыхнули нехорошим огнем. На миг мне почудилось в них что-то темное, древнее, совсем не человеческое. Но миг спустя наваждение исчезло, и она вновь стала прежней – скорбной подругой с постной миной.

– Неважно, – отрезала Селеста. И ее голос раздался в моей голове. – "Ты свой выбор сделала. Теперь пожинай плоды. И да, время на исходе, твое поражение близко".

Я отшатнулась, а она уже начала картинно причитать:

– Адель, милая, за что же ты так с нами? Мы ведь любили тебя, верили… А ты предала наше доверие. Жестоко обманула, прикинувшись невинной овечкой. Теперь из-за тебя погиб цвет нашей академии! И бедный Николас…

С этими словами она отвернулась и что-то зашептала на ухо всхлипывающей Амелии. А я осталась стоять, оглушенная и растерянная. В душу закралось нехорошее предчувствие, что я невольно оказалась вовлечена в какую-то древнюю игру. Марионеткой в руках тех, чьи мотивы и цели пока не в силах постичь.

Конвоиры вновь рванули меня за руки, принуждая идти вперед. Я покорно плелась, низко опустив голову. Изо всех сил старалась не смотреть на перешептывающихся студентов, не слышать их ядовитых смешков.

Казалось, даже стены вокруг источают неприязнь и желчь. Портреты давно почивших магистров глядели со стен надменно и осуждающе. Витражные блики ложились на пол пугающе-алыми пятнами, словно потеки крови.

Нервы были натянуты до предела. Каждый шорох, каждая тень заставляли внутренне сжиматься. Я чувствовала, как атмосфера вокруг накаляется и сгущается, будто перед грозой. Воздух словно наполнился разрядами тока, от которых волосы вставали дыбом.

Иссары тоже ощутили неладное. Они заозирались по сторонам, на ходу нашептывая охранные заклинания. Пальцы их то и дело касались рукоятей мечей, а шаги становились все быстрее и тверже.

Что-то приближалось. Что-то ужасное и неотвратимое надвигалось на нас из призрачных теней. Я знала это с пугающей ясностью. Чуяла всеми фибрами души, каждой истерзанной нервной клеткой.

Конец галереи уже замаячил впереди, когда вдруг воздух помутнел и задрожал, словно от невыносимого жара. Пространство пошло рябью, на миг размывая очертания предметов. Люстры над головой угрожающе закачались, разбрасывая по стенам пляшущие тени.

И в следующий миг прямо перед нами разверзлась непроглядная тьма. Гулкая, осязаемая, излучающая мертвящий холод. Она поглощала свет, крала дыхание, вымораживала сами кости. Ее чернильная глубина, казалось, простиралась в самое сердце бездны.

Толпа студиозусов отхлынула назад, сдавленно вскрикивая от ужаса. Воцарилась гробовая тишина, в которой грохот моего пульса казался оглушительным.

А затем тьма хлынула жадным потоком, словно прорвавшая плотину вода. Во все стороны полетели сгустки живой, неправильной материи. Они шевелились, извивались, тянулись к застывшим в шоке людям.

Из мутных всплесков поднялась гротескная фигура. Чудовищное создание. Его конечности подергивались и корчились, сочились черным гноем. Пасть, полная острых клыков, разверзлась в беззвучном крике.

Существо, сгустившееся из первородного мрака, шагнуло в коридор. Огромное, массивное, облаченное в истлевшие черные лохмотья. Его тело беспрестанно менялось, перетекало, словно было соткано из дыма и теней. Руки с громадными кривыми когтями, способными пропороть насквозь, хищно подрагивали.

И там, в самом сердце этой тьмы, вспыхнули два багровых огня. Немигающие, пылающие, исполненные неизбывной ярости и голода. Чудовищные глаза, не ведающие ни тепла, ни милосердия.

Это был не просто монстр, вырвавшийся из недр Инфериума. То был сгусток самой скверны, квинтэссенция запредельного кошмара. Исчадие, рожденное самой Тьмой – голодное, безумное, не ведающее преград.

Иссары отшатнулись, выхватив клинки. Полыхнула сталь, взвизгнули боевые заклятья. Со стен сорвались портреты, рамы разлетелись в щепу. Витражи брызнули разноцветными осколками, усеяв пол сверкающей крошкой.

На долю секунды все застыли, будто парализованные ужасом. А потом тварь издала утробный рев и ринулась вперед. Когти со свистом рассекли воздух, и голова ближайшего ко мне иссара отлетела с плеч, как срубленная топором. Кровь брызнула фонтаном, окропляя стены и пол.

В галерее словно прорвало плотину. Студенты с воплями ужаса бросились врассыпную, сметая все на своем пути. Профессора выхватили артефакты, на ходу выкрикивая защитные заклинания. Иссары с ревом набросились на монстра, рубя и колотя его клинками.

Но чудовище будто не замечало нанесенных ран. Мечи застревали в чешуйчатой броне или просто вязли в склизкой, вечно перетекающей плоти. Заклятия профессоров отскакивали от твари, рассыпаясь снопами искр.

А существо меж тем крушило и терзало, упиваясь кровью и криками боли. Когти взлетали и опадали, превращая людские тела в рваные лоскуты. Зубы с хрустом впивались в кости, дробя и перемалывая.

В какой-то миг мне показалось, что багровые глаза твари уставились прямо на меня. В их глубине промелькнуло нечто странное, почти осмысленное. То ли узнавание, то ли мрачное удовлетворение хищника, настигшего цель.

И я похолодела. Поняла с кристальной ясностью – эта бойня, это чудовищное побоище затеяно именно ради меня. Тварь из бездны пришла по мою душу, дабы утащить на самое дно преисподней. В свое царство вечной тьмы, где нет ни надежды, ни спасения.

Ноги будто приросли к полу, а горло сдавил ледяной спазм ужаса. Но я усилием воли заставила себя сделать шаг. Улучив момент, когда монстр отвлекся на атакующих его иссаров, я стрелой бросилась прочь. Лавируя между визжащими студентами и грудами обломков, петляя как загнанный заяц.

Кто-то вцепился мне в рукав, потянул назад. Я рванулась из последних сил, послышался треск ткани. Ветхий рукав оторвался по шву, и я кубарем полетела вперед, распластавшись на чьей-то спине.

Удар о пол выбил воздух из легких. В висках стучало, в ушах звенело от чудовищного рева твари. Но медлить было нельзя. Пересилив боль, я вскочила на четвереньки и быстро поползла вдоль стены, царапая ладони и колени о каменное крошево.

Проскочив мимо застывшего в ступоре профессора, поднялась на ноги и со всех ног помчалась по бесконечным переходам. Страх гнал меня вперед, не позволяя перевести дух. Позади слышался грохот, крики и лязг мечей – монстр прорывался сквозь заслон, сминая любое сопротивление.

Краем сознания я отметила, что ноги сами несли меня знакомым путем – в старое крыло замка, туда, где располагался кабинет Корвуса. Место, где я когда-то проводила долгие часы в компании загадочного профессора, склоняясь над древними картами и фолиантами…

В глубине души теплилась безумная надежда, что Корвус все еще там. Что он выслушает меня, поверит, поможет разобраться в этом кошмаре. Ведь он единственный, кто всегда понимал меня как никто другой. Кто видел истинную суть, скрытую за масками и слухами.

Я цеплялась за эту мысль, как утопающий за соломинку. Корвус – моя последняя надежда, мой шанс на спасение. Он не может предать, не может отвернуться, как Селеста и остальные. Иначе… иначе мое сердце просто не выдержит.

Вот и знакомая дверь – массивная, надежная. Я едва не вышибаю ее с разбегу, влетаю внутрь… И застываю на пороге, потрясенная увиденным.

Кабинет, который я помнила уютным, чуть захламленным, но живым – был полностью разорен. Нет, скорее заброшен, превращен в склеп. Словно десятилетия никто сюда не наведывался.

Мебель была перевернута, обивка кресел висела клочьями. Книги валялись вперемешку с осколками витражей и покрывались огромным слоем пыли и паутины. А сам Корвус… исчез. Будто и не было никогда.

Глава 3

Я сползла на пол, обхватив колени руками. Плечи сотрясались от рыданий, из груди рвались сиплые, судорожные всхлипы. Слезы струились по щекам, капали с подбородка, оставляя мокрые пятна на истрепанном платье.

Боль, разочарование, страх – все эти чувства смешались в душе, выворачивая ее наизнанку. Последняя надежда, последний якорь, удерживающий от падения в бездну – и тот оказался иллюзией. Корвус исчез. Быть может, его вообще никогда не существовало. Как и нашей дружбы, понимания, всех тех часов, что мы провели вместе.

От этой мысли горло сдавило спазмом. Я закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Не может быть… Не хочу верить, что все было обманом, игрой воображения! Корвус был настоящим, живым. И наша связь, наше единение душ – это не мираж!

Обвела затуманенным взглядом кабинет, ставший руинами, и горькая усмешка исказила губы. Ну конечно. Кого я обманываю? Вот он – неопровержимый приговор реальности. Пыль, прах, забвение. Вот все, что осталось от моих грез.

На стенах белели выцветшие пятна – там, где раньше висели звездные карты. Гобелены и портьеры свисали лохмотьями, рассыпаясь в труху от малейшего прикосновения. Толстый слой пыли покрывал подоконники и пол, кое-где сбиваясь в мерзкие комки.

А в углу… Я икнула, не веря глазам. В углу стояли два кресла – те самые, с потертой бархатной обивкой, в которых мы когда-то сиживали с Корвусом, попивая травяной чай. Ведя неспешные задушевные беседы, смеясь и споря до хрипоты.

Только теперь обивка кресел вытерлась до основания, являя взору проплешины облезлого поролона. На одном из сидений белел окаменевший птичий помет. А вокруг валялись обрывки книжных страниц и осколки битого стекла.

От этого зрелища у меня внутри что-то надломилось. Как… как такое возможно? Еще вчера здесь кипела жизнь. А сегодня – запустение и прах! Словно минули столетия, в один миг поглотив все, что было мне дорого.

Я невольно расчихалась от пыли, взметнувшейся от моего вторжения. В нос ударил затхлый запах плесени и старых книг. А под ним – едва уловимый аромат полыни и меда. Запах самого Корвуса…

Сердце зашлось в приступе острой, невыносимой тоски. Слезы хлынули с новой силой, застилая взор соленой пеленой. Комок отчаяния подкатил к горлу, грозя задушить. Господи, за что? Почему все так? Куда подевалось тепло, уют, сама жизнь? Почему от кабинета, ставшего почти домом, остались лишь безжизненные руины?

Неужели Корвуса никогда и не было? Неужели я все это время лелеяла лишь морок, плод моего воспаленного сознания? Неужели безумие, что терзает меня сейчас – и есть истинный удел?

От этих мыслей во рту стало горько, а к горлу подступила тошнота. Меня затрясло, будто в лихорадке. Кожа покрылась ледяным потом, а все тело свела судорога.

Нет… Нет, не хочу в это верить! Не могу принять, что все было напрасно. Что Корвус – не более чем иллюзия, самообман. Наши беседы, наше взаимопонимание, то чувство абсолютного доверия и защищенности рядом с ним – разве может такое быть ложью?

Я впилась ногтями в ладони, пытаясь болью вернуть себя в реальность. Кожу обожгло, на миг перекрывая душевную муку, но видение не развеялось. Пыльный, разоренный кабинет никуда не исчез. Да и резь в исцарапанных руках ощущалась донельзя явственно.

Значит, все это – не морок, не фантазия моего искалеченного рассудка. Корвус и в самом деле был. А его уход, его необъяснимое исчезновение – жестокая правда, от которой никуда не деться. Как и моя боль, мое одиночество, беспомощность перед потусторонней угрозой.

От черных мыслей голова закружилась, а темнота перед глазами сгустилась. Я тонула, захлебывалась в беспросветном омуте ужаса и безнадеги. Ощущала себя букашкой, бьющейся в стеклянной банке – жалкой, обреченной. Тщетно царапающей прозрачную преграду в бессильных попытках вырваться.

Внезапный грохот за спиной вырвал меня из пучины самобичевания. Дверь с треском распахнулась, едва не слетев с петель. А из коридора повеяло ледяным холодом и смрадом разложения. В проеме клубилась чернильная темнота, в которой угадывалось шевеление чудовищных, иномирных форм.

И сквозь эту темень, сквозь лязг когтей и плеск слизи отчетливо пробивалось утробное, голодное рычание. Рык хищника, почуявшего загнанную дичь.

Тварь! Порождение инфернальных глубин! Она почти настигла меня!

Липкий, животный ужас на миг парализовал тело и мысли. Я застыла, как кролик перед удавом. Сердце замерло, дыхание перехватило.

Но страх вдруг стегнул не хуже плети, придал сил. Я вскочила на подгибающиеся ноги, озираясь в безумной надежде на спасение. Бежать! Нужно бежать отсюда, скрыться от неминуемой погибели! Найти укрытие, лазейку – хоть что-нибудь!

Но куда? Помещение, казалось, сомкнулось вокруг. Кабинет-ловушка, кабинет-тупик. Здесь нет потайных ходов, нет ниш или укромных закутков. Лишь пыль, руины и обломки былого.

Оцепенение, сковавшее тело, вдруг спало. Подстегиваемая инстинктом самосохранения, я заметалась вдоль стен, сбивая и опрокидывая все на своем пути. Почти не видя, почти не соображая. Лишь бы найти выход, лишь бы вырваться из западни!

Паника затопила разум алой пеленой. Крик клокотал в груди, распирая ребра. Но вырывался лишь сиплым надсадным хрипом – казалось, гортань сдавило стальной удавкой.

Взгляд заполошно шарил по углам, выискивая хоть что-то, способное послужить оружием. Да, тварь наверняка сильнее. Но я не могу, не имею права подыхать без боя! Шанс ничтожен, но встретить исчадие безоружной, покорной овцой на заклании – выше моих сил!

И тут рука наткнулась на прохладный металл. Подсвечник! Тяжелый, добротный – в самый раз, чтоб проломить башку мерзкой гадине!

Стиснув находку, будто священный Грааль, я развернулась к двери. В груди бухало, виски взмокли от холодной испарины. Страх никуда не делся, но теперь к нему примешивалось и другое. Бешеная решимость идти до конца – живой или мертвой.

И тут монстр шагнул в кабинет. Заслонил собой весь проем, втянулся в комнату, будто жуткий слизняк в раковину. Кроваво-алые глаза уставились прямо на меня, прожигая взглядом до костей, до самого нутра. В их глубине плясали багровые сполохи – голодные, безумные.

Тварь щелкнула жвалами, поводя бугристой мордой по сторонам. Вязкая, чавкающая слизь капала с клацающих челюстей. А из глотки рвалось низкое утробное ворчание, от которого кровь стыла в жилах.

Я стиснула зубы, вцепившись в подсвечник. Пальцы сводило от напряжения. Взмокшие ладони скользили по гладкому металлу. Но я знала – другого выхода нет. Или я, или монстр. Третьего не дано.

Казалось, сама вечность сжалась в тугую пружину, когда тварь двинулась вперед. Слизь чавкала, плоть колыхалась. Тошнотворный смрад забивал ноздри.Ближе. Еще ближе. Лапы с чудовищными когтями подрагивали, примериваясь к броску. Пасть распахнулась, являя частокол игольчатых зубов.

Страх комом застрял в горле. Сердце зашлось в бешеном ритме. А язык присох к небу.

Сейчас. Через миг тварь прыгнет. Вопьется клыками. Рванет, потрошя и раздирая плоть. Обагрит ядовитую слюну моей кровью.

И все будет кончено.

Но внезапно за спиной монстра что-то зашевелилось. Стремительно, почти неуловимо для глаза. Тьма всколыхнулась, взбурлила – и выплюнула из себя высокую фигуру в черном плаще.

Деймон! Старший Фейрфакс собственной персоной! Бледный до синевы, со спутанными иссиня-черными волосами и мутным от боли взглядом. По виску струилась кровь, а из распоротого бока торчали обломки ребер. Дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытых губ.

Но в руке он сжимал клинок. Длинный двуручный меч с резной рукоятью в виде волчьей пасти. Черное лезвие, целиком испещренное алыми рунами, мерцало зловещим блеском.

– Прочь… от нее…, – прохрипел Деймон. Голос звучал неестественно, булькающе – будто в горле стояла кровь. – Она… моя… добыча!

И с этими словами иссар, зарычав не хуже твари, ринулся в бой.

Завязалась яростная схватка – клыки и когти против клинка, тьма против тьмы. Деймон с ревом обрушивал на тварь удары меча, тот со свистом рассекал плоть, брызжа черной кровью.

Но исчадие ада было невероятно живучим. Раны затягивались на глазах, обрубленные конечности отрастали вновь. Монстр ревел и лязгал зубами, щелкая ими в сантиметре от лица Деймона.

А потом зацепил-таки. Когти чиркнули по скуле, распарывая кожу до кости. Кровь из раны хлынула фонтаном.

Деймон взвыл и пошатнулся. А тварь, будто почуяв слабину, усилила напор. Отбросила мечника к стене, нависла сверху, занося чудовищную лапу для последнего удара…

– НЕТ! – истошный крик сорвался с моих губ прежде, чем я осознала.

Не думая, не размышляя, я сорвалась с места. В два прыжка преодолела разделяющее нас расстояние и с разбегу запрыгнула монстру на спину. Пальцы судорожно вцепились в загривок, сжались в замок.

И в тот же миг меня будто затянуло в непроглядную тьму. Мрак окутал со всех сторон, густой и осязаемый. Я словно погрузилась в чернильное море, вязкое и холодное. Легкие сдавило, во рту появился привкус горечи и пепла.

Но подо мной вдруг отчетливо проступили очертания – твердые, почти каменные. Стальные мышцы перекатывались под ладонями, жесткие и напряженные. А волосы… Я ощутила под пальцами длинные пряди, липкие от крови, но удивительно мягкие, живые.

И крылья, сложенные за спиной, с острыми, будто бритва, перьями. Они полоснули по коже, разрезая ладонь, но боль лишь отрезвила, придала сил.

В этом странном мороке монстр вдруг показался мне… человечным. Будто за уродливой личиной скрывалось что-то знакомое, почти родное. Искаженное, изломанное, но все же узнаваемое.

Но в следующий миг наваждение рассеялось. Видение схлынуло, вышвырнув меня обратно в жестокую явь. А там меня встретил утробный рев и бешеный взбрык монстра, пытающегося сбросить с себя незваную наездницу.

Я вцепилась в чешуйчатую холку мертвой хваткой. Мышцы на руках вздулись от напряжения. В глазах потемнело от боли и усилий. Но я знала – отпустить сейчас означало верную смерть.

Воспользовавшись моментом, Деймон прыгнул вперед. Черный клинок, окутанный пульсирующим багровым сиянием, со свистом рассек воздух. Рунические письмена на лезвии вспыхнули ослепительной белизной, и меч, словно разящая молния, вонзился чудовищу в грудь.

Вспышка света озарила кабинет. Яркая, неистовая, она затмила собой даже пляшущее в глазах твари инфернальное пламя. А клинок, окруженный сиянием, погружался все глубже, увязая в склизкой, дымящейся плоти.

Монстр взревел. Черная кровь брызнула из раны, расплескалась во все стороны густой, вонючей жижей. Но рунический меч, закаленный заклятьями иссара, упрямо прожигал себе путь, прорубаясь сквозь потоки склизкой темноты.

Тварь содрогнулась всем телом. Чешуйчатый загривок пошел волнами, словно под кожей ворочались гигантские черви. Ноги монстра подкосились, и он рухнул на колени, сотрясая пол. А в последующее мгновение меня откинуло в сторону, а монстр провалился в разверзшийся портал. Растворился в непроглядном мраке, будто его и не было. Лишь лужа черной крови на полу напоминала о схватке. Да еще запах – густой, тошнотворный, забивающийся в ноздри.

Тяжело дыша, я привалилась к стене. Ноги подкашивались, мышцы дрожали. Все произошедшее казалось каким-то диким, невозможным сном.

Деймон рухнул на колени рядом. Меч со звоном упал на пол, выскользнув из ослабевших пальцев. Иссар тяжело дышал, из раны на ребрах текла кровь. По телу его пробегала крупная дрожь. Взгляд, еще недавно горевший безумием битвы, постепенно прояснялся.

– Какого… демона… ты вытворяла? – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Жить надоело, девчонка?

Он смерил меня долгим, нечитаемым выражением лица. А потом его губы дрогнули, будто в попытке усмехнуться, но вместо этого Деймон зашелся в приступе жестокого кашля. На ладонь, которой он утер рот, плеснула кровь – уже человеческая, алая.

– Я… Я просто не могла поступить иначе, – слова сорвались с губ прежде, чем я успела их обдумать. – Ник… Он никогда не простил бы мне, если бы я струсила. Если бы просто стояла и смотрела, как его брата убивают.

Деймон хрипло расхохотался, запрокинув голову. Смех его больше походил на карканье и вскоре перешел в судорожный кашель. На губах иссара выступила кровавая пена.

– А мне кажется, ты просто хотела сделать меня своим должником.

Голос его сочился язвительным сарказмом.

– Думаешь, твой "подвиг" что-то изменит? Думаешь, я теперь брошусь к твоим ногам, рассыпаясь в благодарностях?

– Ошибаешься, – прошипел иссар, наклоняясь к самому лицу. – Я ничего тебе не должен, лживая дрянь. Ты сделала то, что выгодно тебе самой.

Он окинул меня презрительным взглядом поднялся и пошатываясь, двинулся к выходу. Но на пороге вдруг обернулся. Смерил меня долгим, странным взором – уже без прежней злости. В глазах его промелькнуло что-то похожее на уважение.

– И все же… Ты молодец, девочка, – глухо произнес он. – Безрассудная, безмозглая, но смелая.

Деймон криво усмехнулся, будто собственные слова причиняли ему боль.

– Только учти – одной смелости мало. Не в этой игре.

Глава 4

Небо, затянутое серой пеленой, нависало над головой подобно своду гигантской пещеры. Того и гляди прольется ледяной дождь, окатит с ног до головы, вымочит до нитки. Промозглый ветер бросал в лицо горсти колких капель, забирался под одежду, продувая насквозь. Я съежилась в седле, пытаясь спрятаться от непогоды, сильнее закуталась в плащ, но это мало помогало. Холод пробирался под кожу, просачивался в кости, вгрызался в самое сердце ознобом и тоской.

Копыта лошадей месили грязь разбитого тракта, что вел прочь от академии Хаоса. Впереди мерно покачивалась широкая спина Деймона. Он восседал на могучем черном жеребце, прямой и гордый, но было видно, что любое движение дается ему нелегко. Из-под плаща на боку Старшего Фейрфакса проступало и ширилось темное пятно. Похоже, рана вновь открылась, и повязка пропитывалась кровью.

Я дернулась в седле, инстинктивно пытаясь приблизиться к Деймону, помочь ему, но грубая веревка лишь сильнее впилась в запястья. Мои руки были прочно связаны. Другой конец этой унизительной привязи тянулся к скакуну Деймона, накрепко соединяя наших лошадей. Даже если бы безумная мысль о побеге закралась мне в голову, далеко ускакать бы все равно не удалось.

Вокруг темной массой двигались всадники в черных плащах – иссары, воины-маги. Их было не меньше десятка – мрачные безмолвные фигуры, скрывающие лица под капюшонами. Я чувствовала на себе их пронзительные взгляды, от которых бросало в дрожь. Взгляды, полные подозрения и затаенной угрозы.

Но было в иссарах и нечто большее, то, что я ощущала своей сутью акайры. Исходящая от них магия, темная и удушливая, словно липкий туман окутывала процессию. Она давила на виски, вызывала дурноту и мерзкий привкус железа во рту.

Каждый всплеск этой силы, каждый ее толчок отзывался внутри неприятным холодком. Словно неведомые щупальца шарили под кожей, проникали в мысли, стремились подчинить и сломить.

Никогда прежде я не испытывала ничего подобного. Темные искусства иссаров, о которых ходили лишь смутные слухи, теперь предстали во всей красе. Гнетущие, душераздирающие, полные боли и отчаяния.

Я невольно подняла связанные руки и коснулась шеи в том месте, где раньше висел защитный амулет. Подарок родителей, оберегавший от голода моей пустоты. Как же мне его сейчас не хватало!

Но амулет остался в парке, потерянный. Теперь я могла рассчитывать лишь на себя. На стойкость своего измученного разума, на крепость своей пошатнувшейся веры. И то и другое с каждым часом истончалось, грозя вот-вот развеяться без следа.

Глубоко вздохнув, я постаралась закрыться от скверны, выставить незримый щит. Без толку – морок просачивался в сознание, туманил разум. Голова сделалась тяжелой, все вокруг будто подернулось серой пеленой.

Проклятье акайры, желание поглощать тьму, сейчас будто обернулся против меня самой. Обнажило то, что, возможно, лучше бы не чувствовать и не знать. Ту бездну, что таилась в душах иссаров, ждала момента прорваться наружу всепоглощающей чернотой.

Среди моего внутреннего хаоса и разрушений Деймон выглядел неестественно спокойным и собранным. Холодным, расчетливым – истинный сын своего отца, могущественного лорда Фэйрфакса. Он даже не оглянулся напоследок, покидая стены академии. Хотя я точно знала, что лорд Эрнан Фэйрфакс остался там – разбираться с последствиями, успокаивать студиозусов, латать бреши в защите.

Интересно, о чем они говорили с Деймоном перед отъездом? Наверняка старший Фэйрфакс желал сыну скорейшего выздоровления. И, конечно же, вбивал в его голову очередную порцию наставлений. О долге перед Орденом, о чести семьи, о священном предназначении иссаров.

Пустое. Можно подумать, Деймон нуждается в подобных напутствиях. Он и сам кого хочешь облает и построит. Весь в отца – такой же гордый, несгибаемый. Истинный Повелитель, не терпящий ни малейшего неповиновения.

Однако даже у таких, как он, бывают слабости. Главное их найти.

Я перевела взгляд на широкую спину иссара, обтянутую черным плащом. На его растрепанные смоляные волосы, на гордо расправленные плечи. Сын лорда Фейрфакса был бледен как смерть, губы его кривились от боли. Порез на щеке отливал багрянцем, резко контрастируя с белой до синевы кожей.

Рана явно причиняла ему страдания. Но Деймон и бровью не повел. Железная воля и упрямая злость двигали им, заставляли упорно гнать коня вперед. Стиснув зубы, превозмогая боль, он упрямо смотрел перед собой, не желая показать и тени слабости.

Как будто в зеркало, мелькнула мысль. Разве не в том же положении и я сама сейчас следую за ним? Гордо расправив плечи, вздернув подбородок, стараясь ничем не выдать страх и неуверенность?

– Эй, Фейрфакс! – окликнула я, разрывая гнетущую тишину. – Долго нам еще тащиться по этой дороге? Почему нельзя воспользоваться порталом?

Деймон обернулся и смерил меня мрачным взглядом. На миг в стальных глазах вспыхнула злость, но тут же погасла, сменившись усталостью.

– Мы едем кружным путем, – бросил он хмуро. – Так безопаснее…

– Ах да, я и забыла! Великие иссары боятся открыть порталы где попало, ведь это может призвать очередную жуткую тварь. Мы же не хотим, чтобы их драгоценные шкуры пострадали?

Деймон дернулся как от пощечины и резко осадил коня. В один миг он оказался рядом, нависая надо мной грозной тенью.

– А ну закрой пасть, дрянь! – прошипел он в лицо. В потемневших глазах плескалась такая ярость, что я невольно сжалась. – Думаешь, мне в радость тащиться по разбитой дороге, когда бок горит огнем? О, я бы с превеликим удовольствием отправил тебя в Исхаррат порталом, да хоть на край света, лишь бы не видеть мерзкую рожу!

Деймон побелел от бешенства, желваки заходили на скулах. Но это безумие длилось лишь миг. А потом он вдруг как-то разом обмяк, плечи его опустились. Отвернувшись, иссар пробормотал еле слышно:

– Но нельзя. Слишком велик риск, слишком тонка грань между мирами. Одно неверное движение – и все, что почуяло твой зловонный дар, ринется в прореху. Хлынет в наш мир злобным потоком, сметая все на своем пути. Нам всего лишь нужно добраться до безлопастного перехода в трех днях пути.

Деймон сгорбился, словно разом постарев на десяток лет. На бледном лбу проступила испарина, на висках вздулись вены.

– Я видел, на что способны такие, как тот монстр. Уродливые, злобные, неостановимые. Они рвут, терзают, упиваются чужой болью. И, что хуже всего – притягивают к себе подобных. Будто маяки во тьме, вспыхивающие над безжизненным морем. Стоит одному прорваться – и он потянет за собой сотни и тысячи жутких собратьев.

Глаза Деймона затуманились, устремленные куда-то в омут воспоминаний.

– Поэтому мы не можем рисковать. Даже ради скорости, даже ради облегчения пути. Ведь речь идет не об одном монстре, но о целой их орде. Стоит открыть врата – и хлынет такой поток мерзости, что никакая магия не сдержит.

С усилием Деймон тряхнул головой, отгоняя морок. Вперил в меня пылающий взгляд, процедил сквозь зубы:

– Так что терпи, дрянь. Терпи и молись, чтобы нам повезло добраться до Исхаррата без приключений. Иначе клянусь – еще взвоешь о такой спокойной дороге. Под пытками в застенках будешь вспоминать как лучшие деньки своей жизни.

С этими словами иссар дал шпоры коню. Черный жеребец зафыркал и рванулся вперед, натягивая привязь. Моя лошадь невольно последовала за ним, увлекая меня за собой.

День клонился к вечеру, Деймон придержал коня на вершине поросшего чахлой травой холма и обернулся. Окинул процессию хмурым взглядом, словно пересчитывая всадников.

– Привал, – бросил он отрывисто. – Передохнем пару часов и двинемся дальше.

Иссары загалдели, спешиваясь и разминая затекшие ноги. Кто-то принялся разводить костер, кто-то потянулся к притороченным к седлам мехам с вином. Я осталась сидеть, растерянно озираясь по сторонам. Руки затекли от долгой неподвижности, веревки впились в кожу, оставляя саднящие следы.

Внезапно рядом возник Деймон. Спрыгнул с коня, поморщившись от боли, и шагнул ко мне. В руке его сверкнул кинжал.

Я сжалась, но иссар лишь перерезал путы на запястьях и отступил на шаг.

– Слезай, – бросил он. – Поешь чего-нибудь. И руки разомни, а то совсем окоченеют.

С этими словами старший Фейрфакс развернулся и захромал к костру. А я осталась стоять, ошарашенно глядя ему вслед.

Не знаю, что удивило меня больше – то, что Деймон снизошел до моих нужд, или сам факт его хромоты. Стало заметно, как сильно он пострадал. Крови на боку стало больше.

Но хуже всего был этот излом бровей, эта складка, залегшая меж ними. Боль, смешанная с усталостью и затаенной тревогой. Деймона явно снедало какое-то мрачное предчувствие. Словно он ждал беды, готовой вот-вот обрушиться на наши головы.

Я помотала головой, отгоняя непрошенные мысли. Сейчас не время для жалости. Не время задумываться о том, куда и зачем меня везут. Главное – дожить до конца этого изматывающего путешествия. Не сломаться, не потерять последние крохи надежды.

Ведь что бы ни ждало в Исхаррате – я должна быть к этому готова. Морально и физически, всеми фибрами души. Иначе не видать мне победы над собственными страхами и сомнениями. Не говоря уж о коварных планах иссаров, уготованных специально для меня.

Решительно тряхнув волосами, я спешилась и побрела к костру. При виде пляшущих языков пламени желудок жалобно заурчал, напоминая, что я почти сутки не ела. Пора подкрепиться, пусть даже объедками со стола врага.

Иссары уже дрались за место у огня, распаковывали скудную снедь. В котелке булькало что-то подозрительно напоминающее помои, но голод не тетка. Плюхнувшись на траву рядом с ближайшим магом, я протянула миску за своей долей похлебки.

Пока ждала своей очереди, невольно принялась разглядывать сидящих у костра. Взгляд то и дело обращался к Деймону, который хмурился, уставившись в огонь. Языки пламени плясали на его бледном лице причудливыми бликами, делая черты резче и грубее.

Невольно в памяти всплыл образ Ника. Братья были так похожи внешне – те же точеные скулы, волевой подбородок, горделивая осанка.

Но если Деймон напоминал грозовую тучу – мрачный, пугающий в своей дикой ярости, то Ник был подобен урагану, сметающему все на своем пути. Стремительный, неудержимый, несущий хаос и разрушение.

Если взгляд Деймона был подобен штормовому морю – неистовому, опасному в своем гневе, то взгляд Ника полыхал словно неистовое пламя. На его губах всегда играла жесткая усмешка. От него веяло опасностью, сдерживаемой яростью, готовой вот-вот прорваться наружу. Рядом с ним сердце сжималось от нехороших предчувствий и щекочущего нервы предвкушения.

Словно два порождения тьмы, две ипостаси разрушительной силы. Необузданная ярость, закаленная в боях, и безудержная жажда крови, не признающая преград. Ночной кошмар и адская бездна, сошедшиеся в невозможном родстве.

И сейчас, вглядываясь в точеный профиль Деймона, я невольно искала в нем черты Ника. Ту губительную стихию, то всепоглощающее безумие, что снедало младшего брата. Искала – и содрогалась от ужаса…

Мои невеселые мысли прервал толчок в бок. Маг протягивал мне наполненную миску, нетерпеливо кивая. Я торопливо схватила плошку и принялась хлебать обжигающее варево, не разбирая вкуса.

Есть пришлось быстро, обжигая язык. Похлебка была почти несъедобной – склизкая, с комками непонятного мяса и приторным привкусом. Но для моего голодного желудка и это сошло за пир горой.

Покончив с ужином, я отставила миску. Хотелось пить и умыться, смыть с лица дорожную пыль. Но ручей журчал в отдалении, а без сопровождения Деймона я и шагу ступить не могла.

Словно подслушав мои мысли, старший Фэйрфакс нарисовался рядом. Бледный, с лихорадочным румянцем на скулах, он стиснул мой локоть и рывком поднял на ноги.

– Пойдешь со мной, – бросил отрывисто. – Наберешь воды и вымоешься. Пять минут, не больше.

Я кивнула, покорно плетясь за иссаром к ручью. Ноги после долгой езды верхом дрожали и подкашивались. В боку закололо, дыхание сбилось.

Плюхнувшись на колени у самой воды, я припала к прохладной глади. Ополоснула пылающее лицо, с наслаждением умылась. Набрала полные пригоршни, с жадностью глотая живительную влагу.

Деймон стоял чуть поодаль, привалившись плечом к дереву. Даже в полумраке было видно, как он бледен. Бескровные губы, серые тени под глазами, испарина на висках. Рана явно давала о себе знать, высасывая последние силы.

Я покосилась на стискивающую эфес меча руку. Пальцы Деймона слегка подрагивали, а костяшки побелели от напряжения.

Внезапно безумная мысль обожгла разум. Сейчас Деймон слаб и измучен. Один, без своих иссарских прихвостней. Даже на ногах еле держится.

Что если… Если попытаться сбежать? Прямо сейчас, пока он не очухался?

Шанс ничтожен, но лучше умереть, чем покорно позволить увезти себя в Исхаррат! На пытки, на растерзание палачам.

Я затаила дыхание, лихорадочно озираясь. Так, главное – не делать резких движений. Действовать плавно и как бы между прочим. Вроде как просто подползаю ближе к воде…

Сердце бухало так, что, казалось, еще немного – и Деймон услышит. Ладони мгновенно стали липкими от пота. Страх комком встал в горле, мешая дышать.

Так, спокойно. Ну же, Адель, ты сможешь. Давай!

Мысленно призвав на помощь пресветлую деву, я сделала резкий выпад вперед. Рыбкой нырнула в ручей, погрузившись с головой. Холодные струи сомкнулись над макушкой, вымораживая до костей.

Гребу вперед, отчаянно работая руками и ногами. Не думая, не останавливаясь, не оборачиваясь. Только вперед, прочь, подальше отсюда!

За спиной раздался яростный крик Деймона. Плеск воды, грохот тяжелых шагов. Но я уже почти достигла противоположного берега. Еще чуть-чуть, совсем немного…

В следующий миг мощная рука вцепилась мне в волосы. Дернула назад с такой силой, что в глазах потемнело от боли. Легкие горели огнем, в висках стучало от недостатка воздуха.

Меня рывком выдернули из воды, швырнув лицом в жесткий прибрежный ил. Отплевываясь и кашляя, я попыталась вскочить – но тут же снова рухнула на колени.

– Ты что творишь, мразь? – прорычал Деймон. В голосе его клокотала с трудом сдерживаемая ярость. – Думаешь, это игры?

Он пнул меня в бок носком сапога, и я согнулась от резкой боли. А в следующий миг в спину мне уперлось острие меча, холодное и беспощадное.

– Да я тебя сейчас на куски порублю! – прошипел иссар.

Острие сильнее надавило на позвоночник, царапая сквозь ткань платья. Я сжалась, готовясь к худшему.

– Прошу… не надо, – сипло выдавила пересохшими губами. – Я больше не буду. Клянусь.

– Ты жалкая, никчемная дрянь, – процедил Деймон, склоняясь к самому лицу. – Думаешь, этими своими фокусами ты что-то изменишь? Не бывать этому!

Он рывком поднял меня на ноги, выворачивая руку. Толкнул вперед, почти волоком потащил обратно к лагерю. Мокрая одежда липла к телу, волосы облепили лицо сосульками.

– Только попробуй еще раз выкинуть нечто подобное, – прошипел Деймон на ухо. – Я лично переломаю тебе все кости. Ты будешь молить о смерти, но я не стану облегчать твои страдания.

Он втолкнул меня в круг света от костра и швырнул на землю у своих ног. Несколько иссаров обернулись на шум, но тут же отвели глаза. Никому не было дела до избиения пленницы.

– А теперь вставай, – процедил Деймон. – Сядешь у огня и высушишь одежду. А позже мы продолжим путь. И если еще хоть раз…

Он не договорил, но красноречивый взгляд в сторону занесенного меча подействовал лучше всяких слов.

***

Дорога до Исхаррата заняла три дня. Три бесконечных дня, наполненных тряской в седле, скудными трапезами у костра и короткими привалами, когда можно было урвать пару часов беспокойного сна.

Чем ближе мы подъезжали к древней цитадели, тем сильнее сгущалась атмосфера напряжения и тревоги. Иссары становились все молчаливее, их тени на скалах – длиннее и зловещей. А Деймон и вовсе превратился в застывшую маску ледяного презрения. Лишь глаза его отливали тусклым металлическим блеском – единственное живое пятно на окаменевшем лице.

Я тоже с каждой лигой чувствовала, как нарастает внутренний озноб. Нехорошее предчувствие сворачивалось тугим узлом под ложечкой, холодными змеями ползало по спине. Мне чудились шорохи в придорожных кустах, цепкие недобрые взгляды, буравящие между лопаток.

Порой, когда усталость брала свое, а разум затуманивала дремота, мне мерещился оскал бездны по ту сторону яви. Я различала хищные тени, мечущиеся за границей морока, голодное урчание и плеск вязкой слизи. Но стоило тряхнуть головой и часто заморгать – наваждение спадало, оставляя после себя лишь липкий страх и сосущую пустоту под сердцем.

В такие минуты, я до боли стискивала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Лишь бы удержаться на краю, не сорваться в манящую воронку безумия. Не потерять последнюю ниточку, связывающую с реальностью.

А над головой по-прежнему высилось неприветливое небо, затянутое грязно-серыми облаками. Каменистая пустошь расстилалась во все стороны, уходя за горизонт. Ветер завывал в расселинах, бросал в лицо горсти колючего песка.

К исходу третьего дня показались руины древнего святилища – каменный круг, испещренный загадочными письменами. Могучие валуны, источенные временем и ветрами, покрывал тонкий узор серебристо-белых прожилок. Они пульсировали в такт незримому ритму, рождая странное, тревожное ощущение.

Деймон спрыгнул с коня и приблизился к средоточию круга. Там, меж замшелых глыб, вился раскрошенный алтарь, испещренный магическими символами. В неверном свете сумерек они тускло мерцали, словно звездная пыль, осевшая на камне.

– Круг Силы, – бросил он отрывисто. – Древнее святилище, где завеса меж мирами истончена. Отсюда мы сможем открыть стабильный портал к Исхаррату.

Иссар обернулся к воинам, застывшим безмолвными тенями за его спиной.

– Готовьтесь. Сейчас я активирую руны, и у нас будет не более минуты, чтобы пройти. Держитесь вместе и не отставайте, иначе потеряетесь в потоках.

Он шагнул в центр круга и воздел руки над головой. Губы зашевелились, произнося невнятные слова на неизвестном языке. Вязь на камнях замерцала, налилась призрачным светом. По граниту валунов побежали всполохи, воздух задрожал и пошел рябью, словно над костром.

А потом прямо в сердце круга разверзлась тьма. Не та липкая, чудовищная чернота, что клубилась в разломе над академией. А спокойная глубокая темнота, мерно колышущаяся, подобно полотну ночного неба.

Деймон шагнул в портал первым. Я на миг оцепенела, глядя в загадочный мрак, но тут же взяла себя в руки. За предводителем, теснясь и подгоняя коней, хлынули иссары. Когда моя лошадь невольно шарахнулась от зева портала, я стиснула поводья и направила ее вслед за скакуном Деймона.

В тот миг, когда копыта коснулись струящейся тьмы, тело скрутило, дыхание перехватило. В лицо плеснуло потоками ледяного ветра вперемешку с колкой снежной крупой. А в следующий миг копыта коня застучали по каменистой тропе, петляющей меж острых скал.

Мы вывалились на уступ горного кряжа, нависающего над бескрайней равниной. Внизу, насколько хватало глаз, простиралось море клубящегося тумана. Его сизые клочья то взмывали к небу, то стелились по земле, укрывая долину призрачным покрывалом.

А в самом сердце туманной пелены угадывались очертания циклопической твердыни. Исполинские стены, увенчанные зубчатыми башнями. Острые шпили, пронзающие небеса. Хищный, угрожающий силуэт, вырастающий из скрытых мглой недр.

Исхаррат. Цитадель Темных. Мрачный оплот иссаров.

Вот мы и прибыли.

Глава 5

Стены Исхаррата, размытые, словно нарисованные дрожащим маревом, постепенно обретали четкость и объем. Громада цитадели вздымалась над пустошью, заслоняя полнеба. Древние стены, увенчанные зубчатыми башнями, уходили, казалось, в самую высь. А над центральным донжоном реяло черное знамя с гербом Ордена – алым солнцем, пронзенным двумя скрещенными мечами.

Чем ближе мы подъезжали, тем мрачнее и неприступнее казались стены. В стыках между камнями клубился туман, по периметру вышагивали стражи в развевающихся черных плащах. Прямо перед нами, заслоняя полнеба, высилась исполинская черная стена. Гладкие камни поблескивали от влаги, кое-где оплетенные плющом и лишайником. От этого зрелища веяло затхлой древностью и подавляющей темной энергией.

Я невольно поежилась, чувствуя, как по спине бегут ледяные струйки пота. Близость Исхаррата будто давила, вдавливала в землю, не давала вздохнуть полной грудью. Какая аура, какая концентрированная мощь! Неудивительно, что иссары выбрали это место своей цитаделью.

Деймон, не тратя времени на созерцание, махнул рукой в сторону высокой арки ворот:

– Открывай! Лорд дознаватель Деймон Фэйрфакс с пленницей.

Тяжелые створки медленно поползли в стороны, явив темный, зияющий проход. Иссар, не мешкая, направил жеребца внутрь, увлекая за собой и мою кобылу. И вот мы уже оказались во внутреннем дворе – просторном, мощеном базальтовыми плитами, тонущем в зловещих тенях от шпилей башен.

Деймон спешился и грубо стащил меня с седла. Сжал локоть до боли, дернул в сторону, будто строптивую козу. Я охнула и попыталась вырваться, но тщетно. Проклятый иссар был слишком силен.

– Добро пожаловать в Исхаррат, Адель Рилиек, – процедил он, скаля зубы в недоброй усмешке. – Поверь, такого приема ты еще нигде не видела.

Деймон целеустремленно вел меня через анфиладу мрачных коридоров, освещенных лишь редкими факелами. Где-то капала вода, гулко отдаваясь под сводами. Пахло сыростью, затхлостью и чем-то неуловимо зловещим.

Внезапно впереди послышался мерный топот множества ног. Из-за поворота, чеканя шаг, вывернул отряд иссарских солдат. Все как на подбор – рослые, плечистые, закованные в черные кирасы с рунами. Их лица скрывали маски, но я чувствовала исходящую от них ауру подавляющей силы и свирепости.

Солдаты промаршировали мимо, не удостоив нас и взглядом. Лишь гулкое эхо их шагов еще долго металось под потолком, леденя душу. Было в этом зрелище что-то противоестественное, будто сама человечность покинула стены Исхаррата, уступив место бездушным марионеткам войны.

Деймон усмехнулся, заметив мою гримасу отвращения:

– Впечатляет, не правда ли? Цвет иссарской армии, гордость лорда Фэйрфакса. Эти ребята кого угодно заставят пожалеть, что родился на свет.

Меня передернуло. Похоже, новобранцев здесь превращают в живое орудие – безжалостное, не ведающее ни страха, ни сомнений. Из всего делают оружие, даже из самих людей…

Словно в подтверждение этой мысли, мы вышли во внутренний двор, служивший, похоже, плацем. У дальней стены двое иссаров остервенело молотили тяжелыми мечами по деревянным манекенам. Щепки так и летели во все стороны от каждого удара, но воины будто не замечали усталости, раз за разом обрушивая клинки на условного противника. В их движениях сквозила неутолимая жажда убийства.

Чуть поодаль, возле массивной наковальни, трудился коренастый кузнец. Искры фонтаном взлетали из-под молота, осыпая кожаный фартук. Должно быть, он изготавливал или правил оружие – уж больно угрожающе сверкала сталь в свете горна.

А на дальнем конце плаца, огороженном невысокой стеной, тренировались самые юные воспитанники Исхаррата. Мальчишки лет шести-семи неуклюже, но с упорством взрослых бойцов пытались совладать с деревянными мечами, которые казались огромными в их маленьких ручонках. Наставник, коренастый иссар со шрамом через всю щеку, раздавал затрещины и грозные окрики направо и налево. "Левая нога вперед, салага! Держи осанку, кому сказал! Ну что ты копошишься, как сонная муха?!"

Мальчишки, кусая губы и сдерживая слезы, послушно вставали в позицию и продолжали избивать друг друга под уничижительные комментарии своего мучителя.

В центре площадки, под палящим солнцем, сшибались дети постарше, лет десяти-двенадцати. Они уже более умело обращались с оружием, явно подражая старшим товарищам. Потные лица, искаженные яростью и лихорадочным азартом, сверкающие недетской озлобленностью глаза. Удар, подсечка, обманный выпад, контратака! Никакой пощады противнику, никакого послабления себе.

Один из мальчишек пропустил удар в живот, согнулся пополам, хватая ртом воздух. Но тут же выпрямился и с удвоенным ожесточением набросился на обидчика. Второй пропустил обманный маневр и растянулся на песке, из рассеченной брови хлестала кровь. Но он даже не стал утираться – вскочил, рыча от ненависти, вновь кинулся в бой.

"Бей сильнее!" – надрывался их наставник. "Представь, что перед тобой враг! Почувствуй, как твой клинок пронзает его плоть!".

Я смотрела на муштрующихся детей, и меня трясло от гнева пополам с отчаянием. Хотелось кричать, бить кулаками в каменные стены, вцепиться Деймону в глотку. Лишь бы прекратить этот кошмар, вырвать хоть кого-то из жерновов безжалостной машины.

– Кто они? – хрипло выдавила я, мотнув головой в сторону плаца. – Откуда вы берете этих несчастных?

Иссар кривовато ухмыльнулся, будто моя боль доставляла ему извращенное удовольствие.

– А ты как думаешь? Не знатные лорды же своих отпрысков сюда отдают. Это всё дети простолюдинов – крестьян там, ремесленников, мелких торговцев. Человеческое отребье, низы общества.

У меня брови на лоб полезли от такой откровенной жестокости.

– И родители просто так отдают вам своих детей? Зная, что их ждет?

Деймон рассмеялся – зло и надтреснуто.

– Просто? Ха! Да некоторые еще и приплачивают, лишь бы пристроить лишний рот. Голод – он пострашнее кнута будет. Когда жрать нечего, тут уж не до сантиментов.

Меня замутило. Вот оно, истинное лицо этого мира – жестокое, беспощадное, равнодушное к страданиям слабых. Мира, где детьми торгуют как скотом, обрекая на муки во имя куска хлеба.

Но Деймон, похоже, еще не закончил терзать мою душу.

– К тому же, ты удивишься – но многие из этих голодранцев сами мечтают отдать сыновей в Исхаррат. Видят в этом шанс на лучшую долю, возможность вырваться из нищеты. Дескать, хоть иссаром станет, хоть человеком. Не то что подыхать за сохой или гнить в рудниках.

Он стиснул мое плечо, впился взглядом в побелевшее лицо.

– Вот она, великая мечта чернорабочего люда. Сплавить детишек в цитадель смерти – и почивать на лаврах, мол, родительский долг выполнен. Долбанные недоумки.

Горькая желчь подступила к горлу. Глядя на плац, на ожесточенно избивающих друг друга мальчишек, я вдруг со всей ясностью осознала – никто не придет им на выручку. Никто не спасет, не защитит. Ибо даже отцы и матери предали их, предпочтя иллюзию "лучшей доли".

И от этой страшной мысли стало вдруг так холодно, так пусто внутри. Будто сама надежда покинула сердце, оставив лишь звенящую пустоту.

А Деймон, словно подслушав мои мысли, наклонился к самому уху и прошептал с издевкой:

– Так что не спеши винить во всем нас, иссаров. В каждом обществе свои чудовища – и рождает их само это общество. Мы лишь даем им имя и указываем путь.

После чего резко развернулся и зашагал прочь. А я, спотыкаясь, побрела следом – оглушенная, раздавленная безысходностью открывшейся истины.

И даже моя решимость пошатнулась. Закралось сомнение – а есть ли вообще смысл бороться? Если сами люди столь слепы и жестоки? Если мир построен на крови и костях невинных?

Право слово, никогда еще я не чувствовала себя настолько беспомощной и одинокой. Будто вся тьма мироздания разом навалилась на плечи, грозя раздавить окончательно.

***

Мы с Деймоном остановились перед тяжелыми дверями, украшенными барельефами в виде переплетенных змеиных тел. Створки были так огромны, что казалось, способны выдержать удар тарана. От их темной металлической поверхности веяло холодом и неприступностью.

Прежде чем толкнуть дверь, я повернулась к Деймону. Голос дрогнул, когда я спросила:

– Деймон, ответь честно… Ник ведь не знал всей правды об иссарах и акайрах? Того, что мы способны усмирять тьму?

Иссар застыл, будто громом пораженный. В стальных глазах промелькнуло нечто странное, почти уязвимое. Но миг спустя его лицо вновь стало непроницаемой маской.

– Нет, – отрезал он. – Николасу рассказывали лишь то, что полагается знать послушнику. Сокровенные тайны Ордена доступны только прошедшим полное обучение. Он был… не готов.

В последних словах прозвучала горечь пополам с сожалением. Я сглотнула, борясь с желанием утешить, сказать что-то ободряющее. Но Деймон уже отвернулся и рывком распахнул двери.

Мы вошли в просторный зал, освещенный дюжинами свечей в кованых канделябрах. Пламя металось и трепетало на сквозняке, рождая причудливую пляску теней на стенах. Пахло воском, старой бумагой и чем-то еще, неуловимо древним и тревожным.

В дальнем конце зала стоял длинный стол красного дерева, за которым восседали пятеро мужчин. Их черные одежды сливались с полумраком, и казалось, будто лица парят в воздухе сами по себе. Бледные, точеные, со следами жестоких битв и лишений.

Во главе стола располагался иссар, чье присутствие ощущалось особенно сильно. Его можно было принять за статую, высеченную из мрамора – неподвижный, властный, угрожающе-совершенный. Черты лица словно вырубленные топором – тяжелые надбровные дуги, крупный с горбинкой нос, квадратный подбородок. На вид ему было лет пятьдесят, но возраст лишь придавал облику монументальности.

Пока я робко переминалась с ноги на ногу, иссар впился в меня немигающим взглядом из-под кустистых бровей. В черных как ночь глазах полыхнуло нечто холодное и расчетливое.

– Подойди, дитя, – велел он. Голос его, низкий и густой, словно стелился под сводами зала. – Я лорд-командующий Эйрик Норрен, правая рука лорда Фэйрфакса. Мое слово здесь – закон. Обращайся ко мне "милорд".

Я сделала несколько неуверенных шагов вперед. Колени предательски дрожали. Казалось, пронзительные взгляды иссаров буравят насквозь, проникают под кожу, вытаскивая на свет все тайны.

– Итак, назови свое имя, дитя, – почти ласково произнес Эйрик. Но в обманчивой мягкости тона таился стальной надлом.

– А-адель, – выдавила я. – Адель Рилеек.

Вперед подался сухощавый иссар с пергаментно-бледным лицом. Его прозрачные глаза оттенка льда прожигали меня рентгеновским взглядом.

– Что ж, Адель Рилеек, поведай нам свою историю. Кто ты и откуда? Как очутилась в академии, да еще и под покровительством самого Ника Фэйрфакса?

Я судорожно сглотнула. Ладони мгновенно стали липкими от пота. Лгать было нельзя – иссары мигом почуют фальшь. Но и всю правду открывать я не спешила.

– Я… я родом из нижнего Риввера, – начала тихо, опустив глаза. – Из самых трущоб, где побираются нищие и ютятся отбросы общества. Родителей своих я не знала – они погибли, когда я была совсем крохой. Меня вырастила и воспитала вдова по имени Агата – женщина с добрым сердцем, но пустым кошельком.

Я перевела дыхание, собираясь с духом. Воспоминания о детстве в зловонных переулках до сих пор причиняли боль. Стыд и унижение – вот что преследовало меня все эти годы.

– Агата делала что могла, но нам едва хватало на жалкие крохи.

– И когда же ты осознала свою акайрскую суть? – с прищуром спросил Эйрик. – Когда поняла, что наделена прожорливой пустотой, способной поглощать чужую искру?

Я опустила взгляд, комкая в пальцах край измятого платья. На миг прикрыла глаза, воскрешая в памяти те тревожные, пугающие ощущения.

– Сколько себя помню, я всегда знала, что не такая как все, – тихо призналась я. – Что во мне нет привычного огня, способности к магии. Вместо нее внутри словно разверзлась бездонная бездна, вечно голодная и ненасытная.

Я сглотнула, борясь с подступившей к горлу тошнотой.

– Но осознать, кто я на самом деле, что за монстр во мне таится… Нет, милорд, этого я не понимала. Даже не догадывалась об истинной природе своей пустоты.

– Вот как? – бледный иссар недоверчиво хмыкнул. – И что же, эта пустота совсем тебя не тревожила? Не проявлялась никак?

– В том то и дело, что нет, – покачала я головой. – Все это время у меня был амулет, сдерживающий голод. Наследие погибших родителей, их последний дар и защита.

Дрожащими пальцами я коснулась опустевшей ямки между ключиц. Там, где раньше покоился камушек на потертой бечевке.

– Думаю, именно амулет все эти годы подавлял мою акайрскую суть. Не позволял пустоте разрастись и поглотить все вокруг. С ним я казалась обычной, ничем не примечательной замарашкой.

По рядам иссаров вновь пронесся гул – удивленный и скептический. Они обменивались быстрыми взглядами, в которых читалось сомнение напополам с алчным интересом.

– Любопытно, – протянул Эйрик, постукивая пальцами по столешнице. – Очень любопытно. И что же случилось с этим чудо-амулетом? Почему перестал действовать?

Я сжалась, будто от удара. В памяти вспыхнула картина – лицо Ника, искаженное страстью, его пальцы, лихорадочно шарящие по моему телу. В ту ночь между нами вспыхнуло неодолимое, всепоглощающее притяжение. Жажда слиться воедино, раствориться друг в друге.

Сама не знаю как, но в порыве безумного желания я сорвала с шеи амулет. Отшвырнула прочь этот оберег, единственное, что сдерживало голод моей пустоты. Хотела ощутить Ника целиком, без барьеров, впитать в себя его суть, его тьму.

– Он… он пропал, – почти беззвучно выдохнула я. – Потерялся во время схватки с Ником, когда тот утратил контроль. Наверное, сорвал в приступе безумия, а я и не заметила…

– Вот оно что! – хищно оскалился шрамированный иссар. – Значит, амулет твой канул в небытие, а пустота вырвалась на волю. И ты, такая тихая и безобидная, вдруг превратилась в жадное до силы чудовище?

Злая насмешка в его голосе обожгла словно оплеуха. Я до крови прикусила губу.

– Я не превращалась в чудовище, я лишь забрала темноту… вы же сами знаете…

– Довольно! – рыкнул Эйрик, резко поднимаясь из-за стола. – Хватит жалких оправданий! Думаешь, нас проймет твоя ложь.

Лорд-командующий в два шага преодолел разделяющее нас пространство. Нависнув надо мной грозной тенью, впился немигающим взглядом мне в лицо. В черных глазах плясало инфернальное пламя.

– Ты – акайра, – процедил он, чеканя каждое слово. – Темная, извращенная, противная природе тварь. Угроза всему сущему. И никакие амулеты, никакие жалкие увертки этого не изменят.

– Нет! – отчаянно замотала я головой. – Я не такая! Не демонизируйте меня! Я… я просто запутавшаяся девушка, жертва обстоятельств! И как оказалось, это вы извратили суть таких, как я, сделав изгоями. Чудовища – вы, это из-за вас Николас пал, если бы меня пустили к нему в час отчаянья и ярости, я бы смогла его спасти.

Эйрик резко выпрямился, словно от удара, и в этот миг его сила хлынула во все стороны, затапливая зал удушливым маревом. Черные всполохи заплясали на стенах, туша трепещущее пламя свечей. Воздух сделался вязким, почти осязаемым.

У меня перехватило дыхание. Зов этого могущества, его сокрушающая злая воля обрушились на меня, словно девятый вал. Грозя смять, растоптать, разметать прахом.

Что-то внутри дрогнуло, очнулось. Моя пустота, моя ненасытная пустота заворочалась, потянулась навстречу чужому могуществу. Желая слиться с ним, поглотить, насытиться.

Меня скрутило в приступе дикой боли. Тело будто рвало на части, раздирало между двумя полюсами. Звериный голод акайры рвался на волю, побуждая вцепиться Эйрику в глотку, выпить досуха. Но моя человеческая суть еще трепыхалась, сопротивлялась из последних сил.

Я стиснула виски похолодевшими пальцами. Зажмурилась до рези в глазах, борясь с искушением, со жгучим стремлением впитать чужую силу. Грудь распирало, колени подгибались. Из горла рвался не то стон, не то хрип.

Краем сознания уловила, как Норрен брезгливо скривился. С явным трудом подавил всплеск ауры, отозвал разлитую мощь.

– Вот видите, господа, – процедил он. – Чудовище внутри уже пробудилось. Жаждет, тянет поводья. Того и гляди сорвется с цепи, учинит кровавую баню.

Его губы исказила безжалостная усмешка.

– Только покаяние и смирение перед своей природой дадут ей шанс на искупление. Шанс обрести цель и смысл своего проклятого существования.

Он сделал шаг ко мне, нависая всем своим грозным величием.

– Ты можешь стать нашим величайшим оружием, акайра. Кошмаром для врагов Ордена, погибелью для скверных демонов. Каждая капля поглощенной тобой мерзости станет служить благому делу.

Его слова обрушились на меня, будто удары молота. Я содрогнулась всем телом, чувствуя, как от лица отхлынула кровь.

– Ты рождена, чтобы уничтожать зло, – неумолимо продолжал Эйрик. – Всю свою жизнь ты будешь вбирать в себя чужую скверну, служа очищающим пламенем для человечества. И это искупит твою порочную суть.

Он склонился ко мне, обдавая жарким дыханием. В черных глазах плескалось зло.

– Прими свою истинную природу, акайра. Прими и смирись. Только так ты обретешь прощение за то, чем являешься. За ту мерзость, что несешь в себе.

Меня затрясло. Внутренности скрутило болезненным спазмом. Гордость, отчаянное желание оставаться человеком вопили, молили не поддаваться. Не становиться тем чудовищем, которое хочет сотворить из меня Орден.

Но в то же время проклятая пустота внутри отзывалась на его слова. Ликовала, предвкушая безграничную власть и насыщение. Нашептывала, что в служении злу против зла есть своя извращенная логика.

Терзаемая противоречиями, я стиснула голову руками. По щекам безудержно текли слезы. Я чувствовала, что схожу с ума, мечусь между долгом и желанием, между человечностью и демонической сутью.

Но даже в этом безумии, в этой агонии раздирающих душу метаний, в сознании билась одна-единственная мысль. Ник. Я должна спасти его. Вырвать из лап тьмы, не дать забыть, кто он есть на самом деле. Это стремление, эта неистовая решимость стала якорем, за который я отчаянно цеплялась, чтобы не утонуть в беспросветном мраке.

Образ Ника, настоящего Ника, каким он был до всего этого кошмара – вот что удерживало меня на краю. Не позволяло окончательно слететь с катушек, поддаться искушению принять свою темную природу. Я должна сражаться. Должна бороться из последних сил – ради него, ради нас обоих.

Эйрик что-то говорил, но слова его долетали будто сквозь толщу воды. Реальность дробилась, плыла перед глазами. Но мысль о Нике, отчаянная надежда, была единственным светом во тьме, единственной соломинкой спасения.

И я поклялась себе, что не сдамся. Вырвусь отсюда, чего бы мне это ни стоило. Найду его и верну к свету. Вопреки Ордену, вопреки целому миру – мы будем вместе. Такие, какими и должны быть – живые, настоящие, любящие.

– Довольно слов, – донесся будто издалека голос Эйрика. – Уводи ее. Пусть до утра поразмыслит над своим предназначением. А там посмотрим, хватит ли твари рассудка покориться неизбежному.

Дальше все поглотила мутная пелена. Меня куда-то вели, тащили, швырнули на жесткий пол. Лязгнул засов, по стенам заметались всполохи факелов.

Но это уже не имело значения. Здесь, в кромешной тьме каменного мешка, рядом со мной был мой свет. Путеводная звезда, за которой я готова была идти до конца.

Имя ей было Ник. И ради него я выдержу что угодно.

Глава 6

Я очнулась от звука отодвигаемого засова. Дверь камеры с лязгом распахнулась, впуская внутрь слепящий свет факелов. На пороге стоял Деймон, хмурый и молчаливый. За его спиной маячили двое иссаров в черных доспехах.

– Вставай, – бросил он. – Лорд-командующий желает тебя видеть.

Я с трудом поднялась на ноги, чувствуя, как затекшие мышцы пронзает боль. Сколько часов я провела в этой душной тесной камере? Сознание путалось, мысли разбегались, не давая сосредоточиться.

Деймон окинул меня цепким взглядом, будто оценивая, насколько я готова следовать приказам. Видимо, то, что он увидел, его удовлетворило. Он кивнул своим спутникам:

– Выведите ее. И смотрите в оба, чтобы не выкинула какой фокус. Эта акайра хитра как лиса.

Стражи грубо схватили меня за локти и поволокли прочь из камеры, через анфиладу мрачных коридоров.

Мы вышли во внутренний двор, залитый тусклым утренним светом. Небо затянули серые облака, моросил мелкий дождь. В центре двора на помосте стоял массивный каменный алтарь, испещренный странными письменами. Вокруг толпились иссары в черных мантиях, их лица скрывали глубокие капюшоны.

Меня подвели к помосту и грубо швырнули на колени. Холодный мрамор больно впился в ноги, но я даже не поморщилась. Все мое внимание было приковано к фигуре в центре – Эйрику Норрену собственной персоной.

Лорд-командующий возвышался надо мной словно исполинская статуя, черный плащ струился по плечам подобно крыльям ворона. В руках он сжимал длинный обоюдоострый меч с рунной гравировкой на клинке.

– Адель Рилеек, – разнесся под сводами его зычный голос. – Ты предстала перед судом Ордена. Мы призываем тебя отринуть свою прежнюю жизнь и принять истинное предназначение. Предназначение акайры, поглощающей скверну этого мира.

Он сделал знак, и двое иссаров рывком поставили меня на ноги. Эйрик шагнул вперед, занося меч над моей головой.

– Отвечай, Адель из рода Рилеек. Отрекаешься ли ты от своей человеческой сути? Признаешь ли свою истинную демоническую природу? Клянешься ли служить Ордену, очищая этот мир от зла?

Голова шла кругом. Слова древней клятвы, произносимые зычным голосом, казалось, проникали под кожу, сковывали разум и волю. Я чувствовала, как моя тьма внутри трепещет от предвкушения, жаждет вырваться на волю, поглотить, испить досуха…

Но я не могла. Не могла предать себя, Ника, ту любовь и надежду, что всегда жила в моем сердце. Я зажмурилась, до боли стиснула зубы. И четко, раздельно произнесла:

– Нет. Я не отрекаюсь от того, кто я есть. Не стану слепым орудием в ваших руках. Моя сила – не проклятие, но дар. И я буду использовать его так, как велит мне сердце.

Повисла звенящая тишина. А потом по рядам иссаров пронесся гул – злой, разочарованный. Лицо Эйрика окаменело, в глазах вспыхнул нехороший огонек.

– Что ж, – процедил он. – Ты сделала свой выбор, акайра. Но это не значит, что мы отпустим тебя. О нет, ты будешь нам служить – хочешь ты того или нет.

Он взмахнул рукой, отдавая безмолвный приказ. И прежде чем я успела сообразить, что происходит, двое дюжих иссаров скрутили меня и поволокли к алтарю. Они без церемоний швырнули меня на холодный камень, придавили за плечи, не давая шевельнуться.

– Не надо! – сдавленно вскрикнула я, понимая, что сейчас произойдет что-то непоправимое. – Прошу, не делайте этого!

Но Эйрик уже склонился надо мной, занося меч. В его глазах плясало безумное пламя, губы кривились в жестокой усмешке.

– Ты отказалась принять дар добровольно. Что ж, мы вольем его в тебя силой. Направим твою тьму в нужное русло, сделаем послушной нашей воле.

Острие меча, сверкнув, легло мне на лоб. Эйрик забормотал слова на неизвестном гортанном наречии, и мне показалось, будто сами стены вокруг содрогнулись. Алтарь подо мной завибрировал, по телу побежали ледяные мурашки.

А потом боль. Дикая, невыносимая, раздирающая на части. Казалось, в мою плоть вонзились тысячи раскаленных игл, прожигая до самых костей. Я закричала, забилась в железной хватке иссаров, но не могла освободиться, не могла даже пошевелиться…

В этот миг сознание померкло, ускользая в спасительную темноту. А когда я вновь открыла глаза, мир вокруг изменился.

Он стал четче, ярче, будто с глаз сдернули пелену. Я видела мельчайшие трещинки на стенах, жилки на руках держащих меня иссаров, зловещий блеск в глазах Эйрика. Слышала стук множества сердец, шорох мантий, шелест падающих капель.

Моя тьма ликовала. Я ощущала ее почти физически – голодную, жаждущую, стремящуюся насытиться. Она тянулась к силе иссаров, вибрировала подобно натянутой тетиве, готовая сорваться в любой миг.

Кровь стучала в висках, тело будто пронзали разряды тока. Каждая клеточка звенела от переполняющей энергии, грозящей вот-вот выплеснуться наружу разрушительной волной.

Эйрик склонился ко мне, заглядывая в глаза. В черных провалах зрачков плясали алые всполохи. Голос его прозвучал вкрадчиво и властно:

– Ну что, акайра? Теперь ты готова внять нашей воле? Готова принять свое истинное "я"?

В этот миг что-то во мне сломалось. Последние крохи самоконтроля разлетелись вдребезги под напором всепоглощающего голода. Моя сила, получив свободу, ринулась вперед, жадно тянясь к источнику могущества.

Я впилась взглядом в Эйрика, чувствуя, как губы расползаются в жуткой улыбке. Моя тьма коснулась его ауры, пробуя, изучая, предвкушая… А затем вцепилась, начала высасывать, опустошать с неумолимостью разверзшейся бездны.

Эйрик вскрикнул. Его лицо исказилось, будто в муке, по лбу побежали капли пота. Он пытался сопротивляться, призывал свою магию раз за разом, но все было тщетно.

Я упивалась его силой, его агонией. Чувствовала, как вместе с даром утекает и сама его жизнь, как истончается и меркнет искра в груди. Еще чуть-чуть – и от могучего лорда-командующего останется лишь бездыханная оболочка…

Но внезапно мощный удар обрушился мне на затылок. Сознание померкло, хватка пустоты ослабла. Краем угасающего взора я увидела побелевшего Деймона. В его глазах плескались ужас и решимость.

– Прости, Адель, – выдохнул он. – Но я не могу позволить тебе убить его. Даже ради тебя самой.

Холодное осознание обрушилось, подобно камнепаду. Похоже, я проиграла. Орден все-таки получит свое чудовищное оружие, сломает меня, превратит в послушную марионетку.

И мир погрузился во тьму. Я падала, падала в беспросветную бездну, утратив последнюю надежду на спасение.

***

Не знаю, сколько времени прошло в душной, липкой темноте каменного мешка. Часы, дни – здесь, в недрах Исхаррата, время утратило всякий смысл. Мерно капала вода, по стенам плясали зловещие тени факелов, и только боль, тупая, ноющая боль в закоченевшем теле напоминала, что я еще жива.

Меня скудно кормили, и поили. Словно я была не человеком даже, а животным, жалкой тварью, не стоящей внимания. Впрочем, для иссаров я, верно, такой и была. Акайра, демоново отродье, подлежащее либо уничтожению, либо подчинению.

Порой в затуманенное сознание прорывались обрывки реальности. Злобный оскал Эйрика, боль от стальной хватки стражей, едкий, удушливый запах лириума, которым пропитались стены темницы. Приглушенный лязг засовов, шорох чьих-то шагов за дверью. Гадкий, булькающий смех и обрывки фраз: "Ну что, дрянь, покаялась? Готова служить Ордену, как велено?". Или: "Смотри-ка, никак сдохла, упрямая сука! Туда ей и дорога".

Я тряслась на ледяном полу, обхватив себя руками, и тихо подвывала. Мутило от голода и вони, тело сводило судорогами, в висках стучала кровь. Перед глазами все плыло, реальность путалась с беспамятством, явь – с бредом. Хотелось куда-то бежать, кричать, молить о пощаде. Вот только кого? Тех, кто желал мне лишь зла?

Порой, в особенно мрачные мгновения, меня охватывало малодушное желание – просто забыться, провалиться в спасительную тьму небытия. И не чувствовать больше ничего – ни боли, ни страха, ни всепоглощающего голода моей темной сути. Сдаться, принять неизбежное, умолять тюремщиков о пощаде… Но каждый раз я отгоняла эти мысли, запрещала себе даже думать о капитуляции.

Ради Ника, ради нашей любви я обязана держаться. Обязана выстоять и верить, что это испытание – не навсегда. Что рано или поздно боги смилостивятся надо мной. А значит – вперед, через боль, через кровь, через страх. К свету, к надежде. К нему.

Сколько я так провалялась, цепляясь за остатки себя, за хрупкую надежду – не знаю. Но однажды дверь камеры с лязгом распахнулась, впуская ослепительный дневной свет и ворох знакомых запахов – стали, крови и пота. На пороге стоял Эйрик собственной персоной, а за ним маячили два головореза-стража.

– Ну здравствуй, Адель, – почти ласково произнес лорд-командующий, склонив голову набок. – Надеюсь, ты славно провела время и подумала над нашим разговором?

Я молчала, лишь исподлобья глядела на своего мучителя. Губы потрескались от жажды, язык распух и еле ворочался. Какие уж тут ответы…

Но Эйрика, похоже, они и не интересовали.

– Вижу, в одиночестве ты стала сговорчивей, – оскалился он, и от этой улыбки мороз продрал по коже. – Что ж, настало время проверить твою покорность. Помнишь наш уговор? Стать оружием Ордена, верно служить нашему делу. Отринуть свое я, покаяться в грехе существования.

Он шагнул ко мне, нависая всей своей пугающей мощью. Глянул так, что захотелось вжаться в стену, испариться, провалиться сквозь землю.

– Ты готова, акайра? Готова принести клятву верности и начать свой путь искупления? Или, может… продолжим твое перевоспитание?

Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. Я сглотнула вязкую слюну, попыталась приподняться на дрожащих руках.

Служить Ордену? Быть покорным клинком в руках тех, кто ненавидит и презирает всю мою суть? Кто видит во мне лишь источник силы, орудие разрушения? О, как все во мне противится этому! Кричит, возмущается, желает плюнуть в лицо мучителям: "Подавитесь, ублюдки! Не дождетесь!"

Но разум, холодный расчетливый разум, нашептывает: "Притворись. Смири гордость, изобрази послушание. Пусть считают тебя сломленной – тем слаще будет расплата. Лишь так ты сможешь обрести подобие свободы. И, быть может, отыскать путь к спасению…"

Я медленно, через силу подняла голову. Взглянула в ледяные глаза Эйрика – и едва слышно прошептала:

– Я… я сделаю, как вы велите, милорд. Принесу любые клятвы, склонюсь перед волей Ордена. Только прошу… не запирайте меня вновь. Я больше не вынесу…

Лорд-командующий хмыкнул, сверля меня пронзительным взором. Долго, мучительно долго вглядывался, будто выискивая малейшие проблески лжи. Но я и не думала лукавить – в тот миг и впрямь готова была на все, лишь бы не возвращаться в беспросветный мрак подземелья.

Наконец Эйрик дернул щекой и процедил:

– Хорошо. Верю, что одиночество и голод прочистили твой разум. Но учти, дрянь – моего расположения еще нужно заслужить. Оступишься, дашь повод усомниться в верности – пощады не жди.

Он обернулся к своим головорезам и бросил:

– Поднимите ее. Дайте воды и хлеба, чтоб не издохла, пока будет приносить священные обеты. А после – прямиком в тренировочный зал. Посмотрим, на что годится наше новое оружие.

С этими словами лорд-командующий круто развернулся и вышел вон, взмахнув черным плащом. А меня вздернули на ноги грубые руки стражей и поволокли следом – навстречу неизвестности, где не было места ни надежде, ни мечтам.

Была лишь покорность. И тлеющий в глубине души огонек, имя которому – любовь.

Глава 7

Когда мы вышли во внутренний двор, солнечный свет резанул по глазам, точно лезвие. Я зажмурилась, судорожно хватая ртом воздух. После спертой вони подземелья даже тяжелые, пропитанные потом и металлом запахи казались благословением. Над головой с криками носились стрижи, трепал спутанные волосы свежий ветерок. И небо, о, небо – далекое, прозрачно-голубое, в рваных облаках! Никогда прежде я не знала, что даже мимолетный взгляд на него может дарить такое острое, щемящее счастье.

Но вскоре стражи затолкали меня в какое-то длинное, гулкое помещение и швырнули на скамью. Откуда-то им на смену явился молоденький послушник с кувшином и краюхой черствого хлеба. Дрожащими руками я вцепилась в еду, рвала зубами жесткую корку, давясь и обливаясь слезами. Хлеб царапал гортань, вода отдавала ржавчиной, но мне было все равно – я глотала, не чуя вкуса, остервенело, точно бездомный пес.

А служка смотрел на меня с брезгливой жалостью и приговаривал:

– Ишь, оголодала, бедолага. Ничего, скоро тебя откормят, как следует. Иссарам нужна сильная и злая акайра, а не ободранная кошка. Главное – не серди лорда Эйрика, слушайся, и все будет…

Я не дослушала – доела огрызок, допила воду и обессиленно привалилась к стене. Желудок скрутило, по телу разливалась противная слабость. Хотелось упасть, уснуть и не просыпаться вечность. Но покой мне только снился.

Двери в другом конце залы распахнулись – и на пороге возник высокий мужчина в черном. Резкие хищные черты, жесткий прищур, пепельные виски и пронзительные синие глаза, от которых по спине побежал озноб. Страж-капитан собственной персоной. Рейгар Дэйр.

– Поднимайся, – бросил он, не тратя времени на приветствия. – Пойдешь за мной. Будем тренировать твою силу.

Я сглотнула вязкую слюну. Тренировать силу? О, Пресветлая, лучше бы снова в темницу. Лучше бы голод и холод, чем это. Только не…

Но Рейгар уже развернулся и широким шагом направился прочь. А мне ничего не оставалось, кроме как плестись следом на подгибающихся ногах. Страх смешивался с покорностью, и я сама себе казалась агнцем, которого ведут на заклание.

Мы вошли в обширный круглый зал с высокими стрельчатыми окнами и сводчатым потолком. На стенах чадили факелы, под ногами поскрипывал песок. А в центре, закованные в цепи, стояли трое. Двое мужчин и женщина – грязные, изможденные, в драных лохмотьях арестантских роб. Лица мужчин заросли щетиной, в глазах застыли ужас и обреченность.

Желудок вновь скрутило, к горлу подступила тошнота. Я лихорадочно заозиралась, ища путь к бегству. Прочь, прочь отсюда! Я не могу, не хочу, не буду…

Но Рейгар стиснул мое плечо и процедил:

– Вот твоя первая тренировка, акайра. Эти трое – преступники, приговоренные к смерти. Дезертир, вор и ведьма. Такие же выродки, как ты.

Страж-капитан подтолкнул меня вперед и рявкнул:

– Прикончи их. Высоси досуха, выпей их души. Таков приказ Ордена. Таков твой путь искупления.

"Нет!" – хотелось закричать мне. Нет, я не стану, не буду убивать безоружных, беззащитных! Даже если они и впрямь злодеи, я не палач, не…

Но тут женщина подняла на меня глаза – и в зеленых, как весенняя листва радужках, за пеленой ужаса, мелькнуло вдруг узнавание. И надежда.

– Ты… – просипела она. – Ты ведь акайра, да? Говорят, вы можете… забирать тьму. Облегчать чужие страдания.

Несчастная дернулась в своих оковах и взмолилась:

– Прошу, помоги нам! Я не хочу умирать вот так, во тьме и страхе. Мы… мы все грешны, но… можешь ли ты даровать нам покой? Принять нашу боль, забрать проклятую искру? Молю, смилуйся!

Я застыла, оглушенная этими словами. Облегчить страдания, усмирить тьму, подарить надежду проклятым душам.

Но разве не этого хотят и иссары? Разве не этому учат – поглощать чужие жизни, обращая их на пользу Ордену? Какая разница, что движет мной – милосердие или жажда власти? Итог един – я стану убийцей. Палачом.

Зажмурившись, я стиснула кулаки. Из последних сил пыталась сдержать рвущуюся наружу силу. По щекам вновь потекли слезы. Я разрывалась между стремлением помочь и ужасом перед тем, что придется совершить.

– Ну же, акайра! – рявкнул Рейгар. – Действуй! Прояви хваленое милосердие к падшим. Смой с них грехи и боль. Или тебе нужно особое приглашение?

О, как хотелось огрызнуться, послать его к демонам! Но вместо этого я глубоко вздохнула и шагнула к женщине. К той, что молила о пощаде и избавлении.

"Прости", – беззвучно шепнула я, глядя в ее огромные, полные мольбы глаза. И призвала силу.

Не знаю, что двигало мной в тот миг. Отчаяние? Жалость? Или извращенное чувство долга? Знаю лишь, что когда моя тьма отозвалась на зов, хлынула вовне черным потоком – все вдруг стало кристально ясно. Так просто и правильно.

Я ощутила, как сила проникает в несчастную, сливается с ее аурой. Касается самой сердцевины – крохотного огонька, вместилища магии и жизни. И начинает гасить его, впитывать по капле.

Женщина вздрогнула, судорожно выдохнула. Но в помертвевших глазах не было боли – лишь облегчение и покой.

С каждым глотком ее искры, я чувствовала, как она угасает. Все медленней бьется сердце, все реже становится дыхание. Женщина умирала – но не мучительно и страшно. А словно погружаясь в глубокий, целительный сон. Уходила тихо и мирно, и тьма смывала с души скверну грехов и страданий.

А когда последняя капля ее жизни влилась в мою пустоту, тело пленницы обмякло в цепях. На бледном лице застыла слабая, почти умиротворенная улыбка. Будто смерть и впрямь стала для нее избавлением.

Содрогнувшись всем телом, я отшатнулась. По щекам текли слезы, горло сдавил спазм. О, Пресветлая, что я наделала?! Убила, истребила, поглотила чужую жизнь! Даже если несчастная сама молила об этом – разве я вправе? Разве это не чудовищно?!

Но времени на терзания не было. Мужчины таращились на меня с животным ужасом, сыпали проклятьями и молили о пощаде. В их душах не чувствовалось раскаяния – лишь животный страх и неприкрытая ненависть.

Однако стоило моей силе коснуться их – как я ощутила, насколько порочны и изъедены тьмой эти люди. Убийцы, насильники, разбойники – упивавшиеся злодеяниями, купавшиеся в чужой боли. И теперь, пред ликом неминуемой кары, в их сердцах бушевала лишь бессильная, отчаянная ярость.

Но моя пустота, распробовав вкус легкой добычи, уже неудержимо рвалась к новой. Словно голодный зверь, учуявший кровь, она обрушилась на пленников черной волной, выпивая жадно, остервенело. Мужчины корчились в своих оковах, хрипели и извивались в мученической агонии, пока я, упиваясь, высасывала из них силу и саму жизнь.

Это было страшно. Мерзко. Я ненавидела себя за каждый миг их страданий, за каждую каплю похищенного света. Боль пронзала тело раскаленными иглами, крики резали барабанные перепонки. Но я не могла остановиться – голод был сильнее. Жажда власти и могущества затмевала все.

Когда все кончилось, я стояла на дрожащих ногах, хватая ртом воздух. А передо мной безжизненно висели три тела – иссушенные, обескровленные. С остекленевшими глазами и искаженными мукой лицами.

Меня затрясло. Из груди рвались хрипы вперемешку со всхлипами. Чужие искры, каждая из которых была чьей-то жизнью, пульсировали внутри мутным, ядовитым сгустком. Я глотала эту силу и ужасалась самой себе.

И в то же время… Впервые за долгие дни мне стало легче дышать. Раны затягивались, силы возвращались в измученное тело. Клокочущий внутри голод утихал, насытившись живительной энергией.

Проклятая, порочная, я все же ощущала покой. Облегчение. Будто свершила нечто правильное и неизбежное.

"Монстр, – билось в висках. – Исчадие тьмы. Как ты могла, как посмела?.."

Рейгар подошел ко мне вплотную, заглянул в глаза. На его губах змеилась холодная ухмылка.

– Что, акайра? Каково это вершить чужие судьбы? Нести в мир погибель и избавление?

Он сжал мое плечо стальными пальцами и процедил:

– Привыкай. Отныне это твоя суть, твое предназначение. С каждым днем ты будешь становиться сильнее, безжалостней. Идеальное оружие в руках Ордена.

"Нет! – хотелось закричать мне. – Я не чудовище, не бездушная машина для убийств! Я всего лишь запутавшаяся девчонка, которая хочет спасти любимого!"

Но я молчала. Лишь сверлила Рейгара немигающим взглядом, полным жгучей, первобытной ненависти.

Он усмехнулся и подтолкнул меня к выходу. Ноги двигались словно сами собой, разум заволокло мутной пеленой. Все, о чем я могла думать – это новая сила, струящаяся по венам. И лицо Ника, маячившее на краю сознания.

Ника, ради которого я готова забыть себя. Отринуть все человеческое, предать душу вечному проклятию. Лишь бы вырвать его из лап тьмы. Лишь бы знать, что он жив.

Пусть даже если после придется исторгнуть собственное сердце. Пусть даже если спасать будет уже некого и нечего.

Я стану чудовищем. Я обращу свою боль в оружие.

И да поможет мне Бездна.

Глава 8

Меня привели в небольшую келью в одной из башен цитадели. Неширокая кровать, стол, сундук для вещей – вот и вся обстановка. После темницы это почти роскошь, но мне сейчас не до того. Я все еще не могла отделаться от образов казненных мной людей. От чувства вины, раздирающего душу.

Служка принесла простое серое платье и помогла умыться и переодеться. Я механически следовала ее указаниям, ощущая себя совершенно разбитой и опустошенной. Когда служка ушла, я без сил опустилась на кровать, уставившись в стену. Мысли путались, на сердце камнем лежало горе и стыд.

Не знаю, сколько я так просидела, когда скрипнула дверь. На пороге стояла худощавая девушка лет семнадцати, в черном платье послушницы, с церемониальным кинжалом на поясе. Короткие темные волосы топорщились неровными прядями, обрамляя узкое бледное лицо. Колкий, цепкий взгляд карих глаз изучал меня.

– Так вот ты какая, – процедила она. – Новенькая. Еще одна "сестрица". Меня зовут Бренна. И я здесь единственная акайра, кроме тебя.

Я молчала, не зная, что сказать. Бренна кривила губы в усмешке, явно наслаждаясь произведенным эффектом:

– Язык проглотила? Ничего, со временем распустишь хвост. Когда поживешь здесь с мое, не то еще вытворять начнешь.

Она склонила голову набок, разглядывая меня так, словно редкую зверушку в клетке. От ее взгляда мороз продирал по коже.

– Ты ведь уже убивала, да? – почти промурлыкала Бренна. – Вижу по глазам. Иначе не была бы здесь. Мы все тут убийцы, сестренка. Такова наша доля.

Меня передернуло. Ее слова били под дых, озвучивая мои самые жуткие мысли.

– Я не хотела, – прошептала я еле слышно. – Те люди… они просили о помощи. Молили избавить их от мук. Я думала, что смогу облегчить им уход…

– Ах, как благородно! – фыркнула Бренна. В ее голосе сквозили яд и едкая насмешка. – Только Ордену плевать на наши порывы. Им нужны послушные палачи, а не святые заступницы. Чем раньше уяснишь это, тем лучше для тебя.

Она мерила шагами келью, равнодушно скользя взглядом по стенам. Потом вновь впилась в меня глазами, будто змея перед броском.

– Знаешь, почему я здесь? Я ведь такая же, как ты. Акайра. Только я не по своей воле, а с рождения. Меня забрали в Орден младенцем. И всю жизнь я лишь тем и занимаюсь, что служу их прихотям. Убиваю по приказу. Забираю чужие искры, глушу свою пустоту. Потому что иначе сдохну или сойду с ума от голода.

Бренна невесело рассмеялась. В ее голосе звучала лишь горечь и застарелая боль.

– Я тоже когда-то бунтовала, – продолжила она, прожигая меня недобрым взглядом. – Хотела сбежать. Искала способ избавиться от этого проклятого дара, стать обычной. Только все без толку. От себя не сбежишь. И знаешь, что самое мерзкое?

Она наклонилась ко мне, обдавая холодом. Глаза ее лихорадочно блестели, губы кривились в жутковатой усмешке.

– В глубине души тебе это даже понравится, – почти нежно прошептала она. – Когда чужая сила вливается в тебя. На миг ощущаешь себя целой, всемогущей. Словно богиня, держащая чью-то жизнь. Поначалу противно, но потом… потом втягиваешься. И сама ищешь, кого бы осушить.

Я зажмурилась, мотая головой. Нет, неправда! Я не стану такой. Не превращусь в жаждущее чужих мук чудовище. Я здесь лишь ради спасения Ника. И даже если придется совершать непоправимое – что ж, видно, такова расплата. Но я не изменюсь. Не потеряю себя.

– Ты ошибаешься, – твердо сказала я, глядя Бренне в глаза. – Я знаю, ради чего терплю все это. У меня есть цель. И я не уподоблюсь тебе. Меня не сломить.

Бренна молчала, будто взвешивая мои слова. Потом растянула губы в снисходительной улыбке. В ее взгляде мелькнуло что-то жуткое. Предвкушение и мрачное торжество.

– Ох, девочка, – почти ласково протянула она. – Мы все так говорили когда-то. Думали, мы особенные. А потом… Впрочем, не буду портить сюрприз. Может, ты и впрямь другая. Тогда молись, чтоб долго не прожила. Здесь выбор невелик – либо станешь безжалостной тварью, либо сдохнешь. Ничего иного не светит.

Она уже разворачивалась к двери, но вдруг остановилась и бросила напоследок:

– И вот еще что. Если будешь покорной, если приглянешься кому из старших иссаров… считай, твое будущее устроено. Взять хоть Деймона – я видела, каким взглядом он тебя провожал. Не упусти свой шанс, если представится.

– Зачем я им? – прошептала я в смятении.

Бренна одарила меня последней змеиной улыбкой.

– А ты подумай. Усмиренная тьма дорогого стоит. Говорят, даже у императора при дворе есть своя ручная акайра. Но это секрет, понимаешь? Мало кто знает, на что мы способны. И что с нами можно вытворять.

Я почувствовала, как у меня внутри все похолодело от этих слов.

Я всегда считала себя неприкасаемой, думала, что ни один маг-мужчина никогда не опустится до того, чтобы прикоснуться ко мне. Но оказывается, несмотря на все их презрение, они не гнушаются использовать акайру для усмирения тьмы, когда им это выгодно.

Но тогда почему же мне не позволили помочь Николасу? Почему эти двойные стандарты? Когда дело касается их собственных интересов, все их принципы отходят на второй план?

Меня охватили противоречивые чувства – отвращение, негодование и горькое разочарование. Я ощущала себя преданной. Мое представление о неприкосновенности акайры оказалось иллюзией. Нами просто цинично пользуются, когда мы им нужны. И это открытие повергло меня в шок и смятение.

– Ладно, мне пора, – бросила Бренна. – Завтра на рассвете приходи во двор, послушаешь волю лорда-протектора. А после продолжим твою науку. Добро пожаловать в семью, сестрица.

С этим она ушла, оставляя меня наедине с подступающим ужасом. Я упала на жесткую постель, комкая в кулаках одеяло, давясь горькими слезами.

***

Весь бесконечный день я провалялась на жесткой узкой кровати, то проваливаясь в липкую муторную дремоту, то вновь выныривая в безрадостную явь. Солома в тюфяке колола спину даже сквозь тонкое одеяло, а от серого шерстяного платье чесалась кожа. Слова Бренны стучали в висках, не желая уходить, раздирая истерзанную душу своими острыми когтями.

Лишь ближе к вечеру, когда в крохотное окошко под потолком заглянули багряные лучи заката, дверь отворилась с тихим скрипом, впуская Деймона. Он остановился на пороге, окидывая меня внимательным взглядом, будто оценивая состояние. Его иссиня-черные волосы были стянуты в тугой хвост на затылке, открывая породистое бледное лицо с резкими чертами.

– Как ты, Адель? Освоилась на новом месте? – негромко спросил он, и от звука его голоса меня будто прорвало.

Вскочив с постели, путаясь в длинных складках платья, я в бессильной ярости замолотила кулаками по его широкой груди, даже не думая о последствиях.

– Лицемеры! Лживые ханжи! – выкрикивала я срывающимся голосом, не помня себя от гнева. – Значит, мы, акайры, для простого люда хуже демонов, грязные, неприкасаемые. А сами тайком используете нас, когда вам надо усмирить свою тьму? Когда не можете держать в узде свою распроклятую силу?

Слезы душили меня, но я не могла остановиться. Горечь предательства жгла нутро.

– Почему тогда не дали мне помочь Николасу? Ведь он твой брат! Неужели вы пожертвовали им лишь ради того, чтобы ваш грязный секрет не раскрылся? Представляю, что было бы, узнай кто, что акайра прикоснулась к благородному! Слухи бы расползлись по Академии со скоростью лесного пожара!

Деймон стоически сносил мой яростный напор, лишь перехватил мои запястья цепкими пальцами, не давая себя избить. Его красивое лицо оставалось бесстрастным, но в черных глазах плескалось странное выражение. Печаль? Сожаление?

– Выходит, правду сказала Бренна, что даже у императора есть своя ручная акайра, – процедила я, сверля его полным отвращения взглядом. Змеи рыжих волос липли к моим мокрым от слез щекам. – Которая под большим секретом помогает ему совладать с разрушительной магией. Но для прочих мы по-прежнему грязные твари, да? Двуличные ублюдки!

– Адель, – тихо проговорил Деймон, осторожно отпуская мои руки. – Ты не понимаешь…

– Чего не понимаю? – огрызнулась я, часто дыша. – Всей вашей извращенной лжи? О, поверь, теперь я понимаю гораздо больше, чем вы думаете!

Деймон смотрел на меня долгим нечитаемым взглядом, но возражать не стал. Лишь покачал головой, прядь волос выбилась из хвоста, змеясь вдоль точеной скулы.

– Поверь, Адель, в Ордене все не так просто, как кажется. У нас есть свои… сложности, – негромко произнес он. – Но я пришел не спорить. Завтра тебе предстоит непростое решение. Просто знай – я на твоей стороне.

С этим он вышел, аккуратно притворив за собой тяжелую дверь. А я без сил рухнула на жалобно скрипнувшую койку, пряча пылающее лицо в холодных ладонях. Все во мне бунтовало против чудовищного лицемерия и несправедливости, царивших в этом мире. Николас умирал в муках, а я ничем не могла ему помочь – лишь потому, что кучка лживых святош боялась огласки!

Но выхода я не видела, лишь еще сильнее запуталась. Оставалось уповать, что грядущий день хоть что-то прояснит. А пока я могла лишь молиться, чтобы моя вера в свет не угасла, не захлебнулась в этой душной, липкой тьме, что наползала со всех сторон, грозя поглотить с головой.

***

Утром следующего дня меня вновь привели во внутренний двор цитадели. Солнце едва показалось из-за горизонта, окрасив небо в зловещий багровый цвет. Как и вчера, здесь собрались иссары, послушницы и стражи. Все в черном, безмолвные и мрачные, будто вороны.

Я встала рядом с Бренной, опустив глаза и стараясь унять дрожь. Краем глаза заметила Деймона – он стоял чуть поодаль, сложив руки на груди и хмуро наблюдая за происходящим. Интересно, о чем он думает?

Скрипнули ворота, и во двор вышел лорд-протектор в сопровождении стражей. Они тащили кого-то – девушку в богатом, но изодранном платье, со связанными за спиной руками. Она отчаянно сопротивлялась, мотала головой, но была бессильна.

Когда пленницу швырнули на колени посреди двора, и ее лицо оказалось на свету, я вздрогнула. Не веря своим глазам, не желая верить. Это была Амелия. Та самая Амелия, подруга Николаса. Нет, правильнее сказать – невеста. Та, что возненавидела меня с первого взгляда и пыталась не раз унизить и избить. Та, что оболгала меня, и по чьей вине моя жизнь рухнула. Из-за нее мы потеряли все – свободу, доброе имя, самих себя.

Амелия визжала и вырывалась, не желая признавать реальность происходящего. Её некогда идеальные черные волосы были растрепаны, а дорогое платье превратилось в лохмотья.

Иссары и стражи вокруг смотрели на неё кто с презрением, кто со злорадством. Видно было, что спесь и высокомерие Амелии успели многим досадить. И теперь они жаждали увидеть её низвержение.

Вдруг взгляд Амелии заметался по толпе и остановился на одном лице. Ее глаза расширились, в них промелькнули удивление и неверие.

– Деймон? Это… это правда ты? – пролепетала она срывающимся голосом. На миг в ее чертах вспыхнула робкая, отчаянная надежда. – Я не понимаю… За что меня схватили? Почему притащили сюда? Ты же можешь это прекратить, можешь меня освободить!

Она сделала движение к нему, но стражи удержали ее на месте. Амелия бессильно забилась в их руках, не отрывая умоляющего взгляда от Деймона.

– Пожалуйста, поверь мне, я ни в чем не виновата! Это какая-то чудовищная ошибка! Ты ведь знаешь меня, знаешь, что я никогда… Прошу, скажи им! Вели меня отпустить!

Но Деймон был холоден и безучастным, его лицо оставалось непроницаемой маской. Он смотрел на Амелию так, будто видел ее впервые.

Осознание окатило Амелию ледяной волной. Деймон не собирался ей помогать. Не веря, она заглянула ему в глаза, пытаясь отыскать хоть искру тепла, узнавания. Обращаясь к нему, она заговорила тихо и проникновенно, будто пытаясь пробиться сквозь стену его безразличия:

– Неужели ты не помнишь, Деймон? Мы же выросли вместе, ты, я и Николас! Сколько счастливых дней провели втроем, сколько игр и проказ выдумывали! А помнишь, как на мое десятилетие ты подарил мне птичку – сам вырезал из дерева, неумело, но старательно? Я до сих пор храню ее, сберегла как величайшее сокровище!

Слезы покатились по ее щекам, но Амелия не замечала их, не сводя пылающего взгляда с Деймона. Она всей душой цеплялась за прошлое, как за соломинку, отчаянно веря, что сможет пробудить в нем былые чувства.

– Ты всегда защищал меня, был моим рыцарем! Когда я упала с яблони и сломала ногу, ты на руках отнес меня домой. А после сидел у постели, утешал, обещал, что все будет хорошо. Как ты можешь, как смеешь теперь отвернуться, предать нашу дружбу?!

Голос ее сорвался на крик. Амелия рванулась вперед, не обращая внимания на стражей, впилась взглядом в застывшее лицо Деймона.

– Я ведь любила тебя, всю жизнь любила! С самого детства знала, что ты – мой суженый, что нам быть вместе! А потом… потом ты оставил нас, ушел в Орден, даже не попрощавшись. Исчез, будто тебя и не было. Я годами ждала, надеялась, что ты одумаешься, вернешься… Но ты предпочел служение и долг, отрекся от меня!

Плечи Амелии сотрясались от рыданий. Она съежилась, став хрупкой и беззащитной, черные пряди упали на лицо.

– Николас… он был утешением, попыткой забыться. Я убедила себя, что люблю его. Хотела быть счастливой, назло тебе! Но в глубине души всегда помнила – это не то, не так должно быть… И вот теперь ты здесь. Так близко, но уже навсегда недосягаемый. Если в тебе осталось хоть что-то от прежнего Деймона, хоть искра тепла и сочувствия – молю, не дай им убить меня! Спаси, как спасал когда-то!

Мольба Амелии разносилась по двору, горькая и безнадежная. Все взгляды обратились к Деймону, но тот стоял неподвижно, точно каменное изваяние. Лишь желваки ходили на скулах, да в глазах плескалась мука.

Он молчал, мгновения тянулись бесконечно. Наконец, Деймон разлепил побелевшие губы и произнес глухо, почти неслышно:

– Прости. Я не могу. Не в этот раз.

И отвел взгляд, будто не в силах больше видеть страдание на лице Амелии. Та застыла, потрясенная, раздавленная. Из ее груди вырвался полувздох-полувсхлип.

Тишина, воцарившаяся после его слов, была густой и зловещей. Казалось, весь двор затаил дыхание, оглушенный болью и бесповоротностью произошедшего. Даже ветер приутих, будто не смея нарушить всеобщее оцепенение.

Но вот эту звенящую, гнетущую тишину разорвал резкий, хлесткий голос Рейгара:

– Довольно! Ты здесь не для болтовни, а для высшей цели. Твоя жизнь – плата за преданность Империи. Таково решение Его Величества.

Он повернулся ко мне и процедил:

– Перед тобой Адель, предательница и обманщица. Твоя задача – выпить ее душу. Забрать без остатка. Это докажет твою верность Ордену.

Сердце пропустило удар. Они хотят, чтобы я убила Амелию? Ту, которую ещё недавно я ненавидела до дрожи, мечтала уничтожить?

Амелия медленно подняла на меня взгляд. В ее глазах плескались горечь и странная обреченность, но не было ни удивления, ни мольбы о пощаде. Ее губы искривились в горькой усмешке.

– Значит, ты и правда чудовище, – произнесла она глухо, почти равнодушно. – Что ж, месть – дело такое. Надеюсь, ты насладишься ею сполна.

Ее слова хлестнули меня словно пощечиной. Но вместе с болью пришло и странное, горькое прозрение.

Глядя в измученное лицо Амелии, в ее полные слез глаза, я вдруг увидела в ней не заклятого врага, а всего лишь девушку. Такую же отчаявшуюся, сломленную, несчастную. В ее надрывных признаниях, в ее отчаянных попытках достучаться до Деймона я словно видела себя саму. Разве не так же я любила когда-то, без оглядки и страха? Разве не цеплялась за призрачную надежду на счастье, даже когда весь мир был против?

Да, Амелия причинила мне много зла. Но разве она не расплачивается сейчас за все сполна? Ее высокомерие, ее жестокость – быть может, это всего лишь броня, за которой она прячет истерзанное сердце? Способ защититься от боли, от разочарований, от ударов судьбы.

Странное чувство шевельнулось в груди – не жалость даже, а сочувствие. Узнавание. Будто на миг между нами протянулась незримая нить, связавшая два одиноких страдающих сердца.

И я поняла, что не смогу причинить ей боль. Не смогу добавить страданий и унижения к тому, что ей уже довелось пережить. В конце концов, разве моя собственная душа, иссушенная горем и тоской, уже не напоминает выжженную пустыню? Так стоит ли мстить, множить зло и делать еще одного человека таким же опустошенным?

Взгляд против воли метнулся к Деймону. Тот стоял, оцепенев, глядя на Амелию с нечитаемым выражением. А в следующий миг посмотрел прямо на меня. В его глазах отражались боль и смятение. "Ты не обязана это делать, – будто говорил его взгляд. – Ты выше этого. Сильнее".

– Ты колеблешься, акайра? – рявкнул Рейгар, впиваясь в меня пронзительным взглядом. – Забыла, сколько зла тебе причинила эта тварь? Она не достойна жалости! Прими её боль, отомсти за свои страдания. Стань карающей дланью Ордена!

Глубоко вздохнув, я шагнула к ней – скорчившейся и рыдающей. Призвала свою силу, чувствуя, как та курится вокруг чернильными языками пламени.

В глазах Амалии плескался первобытный, животный ужас.

Но в последний момент я застыла, словно налетев на стену. Рука, призывающая силу, бессильно упала.

– Нет, – произнесла я одними губами, глядя в полные ужаса глаза Амелии. И уже громче, обернувшись к застывшему Рейгару, повторила:

– Нет. Я не стану. Убивайте её сами, если хотите. Но моя рука не поднимется на безоружную. Даже на неё.

На миг тишина стала оглушительной. А затем двор взорвался гомоном. Иссары и стражи чуть ли не кричали от возмущения и недоверия. Никто не ожидал, что я посмею перечить Ордену.

Краем глаза я заметила, как дернулся Деймон. В его взгляде промелькнуло странное выражение – смесь изумления, тревоги и… восхищения? Он смотрел на меня так, словно увидел впервые.

Но тут мое внимание вновь приковал разъяренный Рейгар. Он в два шага оказался рядом и наотмашь ударил меня по лицу. В глазах потемнело, во рту разлился привкус крови.

– Ты пожалеешь об этом, – процедил страж. – Ты ещё не постигла, что значит истинная верность. Но ничего. Темница быстро научит тебя послушанию. А с этой, – он мотнул головой в сторону скорчившейся Амелии, – мы разберемся сами.

Крепкие руки вздернули меня на ноги, поволокли прочь со двора.

Последнее, что я увидела краем глаза – как Деймон шагнул вперед, будто желая вступиться. В его лице мелькнула мука, но тут же сменилась бессильной яростью. Он остался стоять, стиснув кулаки и глядя, как меня уводят. Так ничего и не предприняв.

Что ж, по крайней мере, я сохранила человечность. Не уронила себя в его глазах. И в своих собственных. Даже если придется жестоко поплатиться.

Стойте! – вдруг рявкнул Рейгар. В его голосе звучало мрачное торжество. – Бросьте эту высокомерную мерзавку в одну камеру с акайрой. Посмотрим, Адель, как долго продержится твоя бравада, когда запоет голод. Рано или поздно инстинкты возьмут свое. И тогда… тогда тебе придется выбирать – подчиниться или сдохнуть.

Стражи дружно заухмылялись и поволокли Амелию следом за мной. Обессиленная, дезориентированная, она лишь слабо трепыхалась в их жестких руках. На какой-то миг наши взгляды встретились – полные ужаса, недоверия и странной, горькой солидарности.

Глава 9

Стражники грубо втолкнули нас в тесную, промозглую камеру. Последний луч света из коридора скользнул по залитому водой полу и погас, поглощенный спертым мраком подземелья. Дверь за спиной захлопнулась с оглушительным лязгом, отсекая всякую надежду на спасение.

Несколько долгих мгновений мы стояли, привыкая к темноте и стараясь осознать весь ужас своего положения. Две заклятые соперницы, две непримиримые врагини – теперь пленницы поневоле, обреченные делить одну судьбу.

Я украдкой покосилась на Амелию, пытаясь разглядеть ее в полумраке. Даже сейчас, измученная и испуганная, она умудрялась выглядеть на зависть прекрасно. Густые черные волосы, растрепавшиеся, выбившиеся из некогда изысканной прически, волной струились по плечам. Бледное точеное лицо казалось высеченным из мрамора, а огромные глаза сверкали, как два уголька. Некогда роскошное, расшитое жемчугом платье было изодрано в клочья и покрыто грязью, но даже это не могло умалить ее холодной, надменной красоты.