Поворотный круг

Размер шрифта: 13

Поворотный круг

Карта Родины

Карта Родины

Ну и карта,
сколько опечаток –
Расползается –
поди-ка, тронь!
Родины шагреневый остаток
Накрывает детская ладонь.

Сколько нас? Куда нас бесы гонят?
Иль взаправду – Русский Бог устал?
Пусть теперь нас крепко заборонит
Всей хребтиной складчатой Урал,

Пусть Байкал пошлет – в летящем дыме
Пароходов дальние гудки,
И рванутся – сестрами родными –
Волга с Камой – наперегонки…

Пусть спешит шипящая пороша,
Защищая спешенную ширь,
Пусть в окошко, словно книгоноша,
Постучит трескучая Сибирь.

Будто нам теперь – и горя мало –
Было – сплыло, сгинуло, ушло,
Словно пленку, – вспять перемотало
И опять снимает набело…

…Затерялась в поле похоронка
На того, последнего, царя,
И мерцает заревая кромка –
Кабинет его из янтаря…

Рубцов

Где тот неузнанный край,
Верная мира основа,
Здесь ли бывал Николай,
Помнят ли люди Рубцова?

Та же ли в небе звезда
Молча, стоит над селеньем?
Так же ль полны поезда
Верой, судьбой и волненьем?

Так же ли моет река
Берег забытый и лодки?
Греет ли грусть светляка
Память веселой походки?

Дышит тобою народ,
Тот, что без правды – тоскует,
Каждая книга – поет
И, умирая, ликует.

Жду, народится опять,
С той же походкой и статью –
Светлой гармошкой встречать
Чью-то веселую свадьбу,

Чтобы звенел ледоход,
Двигая глыбами прозы,
И отплывал пароход,
Полный народа и – грезы.

Гроза в Москве

Трамвайный путь – перебегает дождь,
Как обронивший «сотовый» товарищ,
Сегодня здесь – ненастье переждешь,
А завтра – глядь! – и места не узнаешь!

На Кремль и Пресню – хлынул Новострой,
И от судьбы – осталась половина,
Задернута июльскою грозой –
Щеголеватая московская витрина!

А соловьи – вскипают там и тут,
Столичного не признавая чванства,
И, как из грядки, – запросто растут,
В ушатах оцинкованных минут –
Пространство Времени
И Время – из Пространства!

«От далекой Камчатки до Бреста…»

От далекой Камчатки до Бреста
Ходит гоголем дикая речь,
Липнет к пальцам словесное тесто,
Не годится – в горячую печь.

Ездит Кривда – в развальных каретах,
Усмехаясь, но ты мне скажи:
Воздух – правдой и совестью крепок,
И вода – умирает от лжи.

Подымается – дым с огорода
И грозит из-под двери – клешней,
И колотит по ставням – природа
Почернелой солдатской пешней.

«Война, война…»

Война, война…
За нас – одни ракеты,
Да этот неподдельный холодок.
Природу – разобрали на приметы,
Ищи-свищи, кто б искренне помог.

От Треблинки –
И до скончанья Леты
История стоит, обнажена.
Закройте одичалый газеты,
Вопросов нет,
Кругом – одни ответы.
Молись и пой.
Такие времена.

«Святая злоба, отвяжись…»

Святая злоба, отвяжись,
Ну, обокрала – и довольно,
И что она, вся эта жизнь,
Когда бы не было так больно?

И стоя в завтрашнем снегу
На переполненном вокзале,
Я даже молвить не могу:
«Не я ли, Господи, не я ли?..»

А. А

Недорисована Врубелем,
Передоверив дела,
В яме, в небесном ли круге ли –
Только собою была.

Дело-то, дело негромкое –
Снята Седьмая Печать,
Стали потомки – потоками –
И не воротятся вспять.

Голосом, памятью, ласкою
Стала в тюрьме ледяной,
Черною лебедью, сказкою,
Грозной Сивиллой земной.

«За совесть и за страх…»

За совесть и за страх –
Мы Богу отслужили,
С убийцей на плечах –
Другого завалили.

Чего же мы теперь
Гноим боеголовки –
Как огорченный зверь –
Медведем на веревке?

Когда – и там, и тут
Нам чудятся измены,
Все ждем, что прирастут
Отрубленные члены.

И плоше всех затей,
И горше всех увечий –
Сажать своих детей
В возки чужих наречий,

Чтоб после не гадать,
Тепло ли им на свете,
И безотчетно знать,
Что русский – каждый третий,

И что ему опять
Дана двойная сила,
Что одному – не встать,
Что целый мир – могила.

Юнкера

Убили. Сбросили в Неву
Среди гремучих льдин.
А я одна стою – реву,
Не помнит ни один.

С горящих дней смывает кровь
Сиянье тысяч лун,
И все семнадцать юнкеров
Втянуло под валун.

А если б даже кто и смог
Тот камень отвалить,
Нашел бы там шинельный клок,
Да водорослей сныть.

Захлопнута
Столетья щель,
Никто их не найдет,
Но по ночам – колотит в дверь
Обратный ледоход.

Возвращение

И в огне не горела,
И была хороша,
Опустевшее тело
Все спасала душа.

Но небесная сила –
Слетела с петель,
И душа угодила
В земляную постель.

И прямая могила
Ей была нипочем,
И ее придавило
Кремневым плечом.

И полет, и паденья –
Позабыла она,
И свои сновиденья
За так отдала.

Вот когда, у предела
Порушенных дней,
Потрясенное тело
Зарыдало над ней.

И, преткнувшись о сушу,
Распрямляя плечо,
Тело – обняло душу

И – легко понесло.

«Какого народу не стало…»

Какого народу не стало,
Я просто не верю себе!
Нас много и все-таки – мало,
С какого такого вокзала –
Шагнули навстречу судьбе?

Какими такими словами
У ночи – назад отмолить?
За вами, за вами, за вами –
За Волгу с ее берегами,
За волю – с ее островами,
За все, что нельзя не любить!

Спасаю бесценную воду –
Да что! – ни связать, ни унять!
Какого не стало народу,
Какую сгубили породу –
И не было им переводу,
И – негде их, видимо, взять!

Воспоминание в Царском селе

«Что толку, если Пушкин будет жить
И новой высоты еще достигнет,
По водяному ведомству служить
И самого Писачку – перепрыгнет?

Полсотни строк – во славу громких дат,
Гневливое внушение из Главка,
Неосторожных пара эпиграмм,
Друзья, семейство, милость и – отставка…

Хотя, конечно, бойкое перо –
Оно и в жизни может пригодиться, -
Приедет в библиотекой Дидро,
Так мы – его – дабы не осрамиться.

…Глядишь, и он бы свой оставил след,
Когда потом мы развернулись в Польше…
Фетюшкин – умер, то-то был поэт…
Подумаешь – таких-то бы побольше…»

…А на проспекте – скалывали лед,
И дворников – пугали снеговозы,
И вольный туристический народ
Спешил упиться – светом русской прозы…

Новостная программа

Исправьте что-нибудь в звучании,
Перемените репортаж, —
Испуганные, различали мы,
Сквозь новостное одичание,
Как изменяется пейзаж.

Леса, поля, куртины с кущами –
Родной улыбчивый народ –
Одной сплошной строкой бегущею –
Заочно выведен в расход.

Для вас, для нас, для всех, кто в проигрыш
Отброшен радиоволной,
Трагедию перенастроивши,
Грохочет жутью новостной.

Простите, люди, что мы, сонные,
В обрывках ловим эту суть,
Приходят вести похоронные,
И кровь – руками не заткнуть.

2014

«Украина, Украина…»

Украина, Украина,
Плачет сердца половина
И другая –
Ей в ответ.
Где проходит середина?
Рассуди!
Ответа нет.

Мы – одни,
Глаза и руки,
Мы – не недруги,
Мы – други,
Братья, сестры,
Кумовья,
Рождены в единой
Муке,
Расцветают
Наши внуки,
Не вражины –
Братовья.

Распрягайте,
Хлопцы, коней!
Пусть возьмут
Они с ладоней
Неба – синий
Рафинад,

Солнца – выломок
Арбузный,
Весь довесок
Мира
Грузный,
Все, что видим,
Все – подряд.

Опустите Вию веки!
Хлещут огненные реки,
И горит людская кровь!
По полям гуляет ветер,
По подвалам плачут дети
От днепровских вечеров!

Погоди, послушай, друже,
Ведь народ не смотрит вчуже,
Он же – праведник – народ,
Полечу домой зегзицей,
Да душа – не веселится,
Корм из горсти не берет.

Омочу рукав
В Каяле,
Он – багрян,
А мы –
Не знали,
Поминальный стол
Накрыт,
Пену комони роняют,
И причастье принимают
Из кровавых
Из корыт.

Воззвание

Разве ласточки лепят себе пулеметные гнезда?
Для того ли гремят всю прозрачную ночь – соловьи?
И затем ли пришли бесконечные майские весны?
И зачем они стольких – через огненный край повели?

Возвратите землян – на чудесную детскую Землю,
Не дарите смертей, не кормите кромешную сныть!
Сколько нужно стволов – расстрелять дорогую деревню,
Сколько нужно столов – чтобы всех на Земле – накормить?

Не растите кустов из отравленных огненных игл,
Не зовите на бой – ни врагов, ни – свою голытьбу,
Не крестите мечом, навсегда отмените Калигул,
От смертельной подушки – оторвитесь, как Лазарь в гробу!

Слишком много дано, чтоб себя разменять по дешевке,
Слишком много должны мы простому лесному зверью,
Хорошеет земля в первобытной весенней обновке,
Только мы по приказу – плечо подставляем ружью.

И уходим молиться – земному кровавому богу,
А природа стоит, словно странник, – у наших дверей…
Всех живущих – спасайте и всем – уступайте дорогу!
Из горящих сеней – выносите зверей и детей.

…И в зените – стояло высокое Солнце Бессмертных,
И дарили Земле колокольную даль – соловьи,
И прозрачный лесок из простых крестовинок фанерных –
Все шептал и шептал – монолог о Великой Любви…

Невечернее

«Ты – не путь, ты – сплошная распутица…»

Ты – не путь, ты – сплошная распутица,
Сам не верящий в это житье.
То, что сбудется, то – и не сбудется
И придет на прощанье твое.

Что хотелось – сбылось оно в почестях,
То, что снилось, – забылось, ушло
И уже не сияет, не хочется,
И не надо писать набело.

Но осталась загадка смертельная
Да оглядка шинельных равнин,
Корабельная вьюга недельная
За провалами башенных спин.

Спят леса, заколдованы реченьки,
Ждут глаза, да не слышен ответ.
И сказал бы, да, видимо, нечего,
Нет возврата и – выбора нет.

Удаленка

Нас Бог послал на удаленку,
Чтобы от знанья уберечь.
Не навсегда, а так – в сторонку –
Мальчишку выгнал и девчонку,
Но дал с собой живую речь.

И вот средь древнего болота
Мы возвели с пол-оборота
Такую башню, что не слезть.
Но он желал от нас чего-то,
Допустим, что была охота
Узнать – откуда сам он есть.

Пейзаж нас встретил, впрочем, сухо,
Ищи-свищи Святого Духа,
Но спас Великий Индивид.
И тут пошла у нас движуха,
Ему – респект и уважуха.
Земля – страдает, небо – глухо,
И на вопросе – мир стоит.

Карантин

В Феодосийской тишине
На самом на карантине
Мы поселиться согласились,
От дней и пляжа в стороне,
У Времени – на глубине
И прижились, и вдруг зажились.

Армянской церкви кривизна,
За морем – гулкая страна,
Больницы призрачный отстойник,
И лазаретная стена,
Где в черном выставлен покойник…
И только моря крутизна
Внизу белеет, как подойник.

Глядишь, и страсти улеглись,
Сцепленья дней надорвались,
Что подошло – не знаем сами,
И эта даль, и эта близь –
В одно-единое слились
Однообразными часами.

Вдруг стало пусто и светло,
Пример решаем набело
Потоками людского Ганга,
Как будто, скептикам назло,
Давно известное число
Спросонья шепчет тетка Ванга.

Ухань

Всем откровеньям вопреки,
У ртутной медленной реки,
Подняв возничих на возки,
Стоят незримые полки.
Подземный гул. Шеренги спин.
Потоки скул. Один в один.
И Вельзевул. И Время Цинь.

Они – глядят и не глядят.
Они – стоят и не стоят.
Народ в народ. Из ряда в ряд.
Из рода в род. Века подряд.

Они не ждут. Они не ждут.
Они идут. Они идут.
И не зовут. И не поют.
И ртутный ток с ладоней пьют.
Колонны глиняных солдат.
Таких воинственных ребят.

Не пропоет в ночи рожок.
И не ступнут ни на вершок.
Никто не охнет, не вздохнет.
Не возвращается поход…

Вдруг кто-то молвил: «Дело дрянь,
Горит Ухань, родной Ухань.

Нас крепко держат день и срок…»
– А я бы мог.
– И я бы мог.
– Потом, потом, потом, потом!
– Пойдем, пойдем, пойдем, пойдем!

И поднимают белый флаг.
И делают тяжелый шаг.
В каком-то глиняном ряду
И в терракотовом году.

Сама Земля, Земля сама
Не терпит рабского клейма.

…Прошли распутицей земной,
Планетной позваны бедой.
Их разговор еще не стих.
Остались метки после них –
Коней и брошенный телег…
И все покрыл внезапный снег…
…Аддис-Абеба, Колыма,
Каир и станция Зима…

…Молчит эфир. Встает рассвет.
Ни стука и ни звука нет.
Сиянье крыш. Касанье крыл.
Кто – приходил, и кто тут был?..

…Пропал и сгинул батальон,
Но – легче дышится… Озон…

Кому не правило – зола,
Кому История – мала.

Тишина

Поутихли арены с базарами,
На пустых площадях – ни гу-гу,
И проносятся «скорые» – парами,
И часы – тормозят на бегу.

Стали ближе парижские выселки
И гармошки губной перегуд.
Завалило нас снегом, не вылезти…
Нэве майнд!.. Перебьемся!.. Зер гут!..

Где вы, вороги? Где басурманские?
Приходите! Без вас – маята!
Хоть какие, лихие, афганские,
Вам без нас, нам без вас – никуда!

Роковые минуты, планетные, -
Не пускают, стоят за спиной,
И летят пожеланья приветные,
И звенят по орбите земной.

Всеединство живущего племени,
Этот общий, всесветный уклон –
Волновым протеканием Времени
Объяснял прозорливец Бергсон.

…Только светится чудная Лестница
Из космических облачных дыр…
Перемелется все. Перебесится.
Мир наполнен страданьем, Мессир!

Губернатор

Губернатор едет к тете,
Нежны кремовые брюки…
И зачем-то Саша Черный
Сочиняет эти звуки…

Занесло на повороте
И подбросило заочно –
Губернатору – до тети
Не доехать, это точно.

Смотрит в окна ресторатор
Из пучин чревоугодья…
Губернатор, губернатор!
Я жалею вас сегодня.

Умоляю вас вернуться,
Отвертеться, оглянуться –
В закипаньи революций
Очень просто захлебнуться!

В небесах – темно и жутко,
Ресторатор – супит брови,
Он сегодня – не на шутку
Блюдо острое готовит!

День Евангельский. Суббота.
В алтаре – вздыхают свечки…
Что вам, право, за охота –
Пироги швырять из печки?..

…Бомба воздух рассекает…
Все и буднично, и странно.
Ваши брюки накрывает
Равнодушная охрана.

Ресторатор же упорный
От восторга – чертом скачет…
Губернатор! Саша Черный!
Может, было все иначе?

Вы – в порядке, вы – живете,
Ну, хотя бы – для науки!
Пристяжная – на отлете
Вытанцовывает штуки!

Ресторатор – смотрит порно,
В небесах – светло и звездно,
Потому что Саша Черный –
Пишет нежно, пишет остро…

Читая Тютчева

Ты скажешь: «Ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила…»

А я скажу тебе: Вернее –
Скрижали жизни перемкнуть,
Взять черепашку-скарабея
И положить себе на грудь.

И снова маленькое солнце
Помчится огненной звездой
И благодарно оттолкнется
От тверди, льдисто-голубой.

И над Землею фараонов,
И над молчаньем русских рощ
Очнется окрик Ааронов
И вседержительная мощь,

И пробужденная планета
Взлетит на звездном ветерке,
А мы-то думали, что это
Нам только снится вдалеке.

Мадагаскар и Запад дикий,
И остров с пальмами, ничей –
Все – узрят Царственные Лики,
Корабль, исполненный очей.

Неузнаваемые лица
Приникнут сладостно к Земле,
И всем удастся поместиться
На этом малом корабле.

А Кто вовне мирами правит,
Спасая грезящий народ, –
И Солнце новое – поставит,
И Землю – переназовет.

Гость

В этом грезящем мире, зажатом
Скорлупою своих полюсов,
Надвигается ночь – циферблатом
Равномерно идущих часов,

Равномерно спешащих обратно,
Равномерно качающих свод,
Непонятно – и невероятно
Разгулявшихся – взад и вперед,

Зажигая вчерашние свечи,
Словно то, что еще не пришло…
И захочешь закрыться, да нечем –
Сторожит лобовое стекло.

Вьюга чисел в потоке сознанья –
Ослепительной бомбой несет,
Небывалое – длится свиданье,
Вот он – первый над пропастью год,

Вот он – мир перед главной догадкой –
Замирает под грохот минут –
Каменистой дорогой, площадкой
Небывалого Гостя ведут…

Просто в том же столетье и месте
Камень брошен – я вижу круги,
И торчит среди ночи созвездье –
Вроде зимней замерзшей слеги.

Слова

Не обрывается дорога,
И не бесчинствует Зима,
Но мертвой речи – слишком много,
Под верх забиты закрома.

Еще ее лелеют люди,
Еще не виден ей запрет,
И, как солдат на перепутье, -
Стоит задумчивый поэт.

Простой запас в его котомке –
Словарь, да детская тетрадь.
Неразличимые потомки
Его не выйдут окликать.

Он растворил крупинкой в прозе –
Навеки данный звукоряд,
И, как запас в мучном обозе,
Слова забытые стоят.

А впереди – в мечах и касках –
Полки нежданных перемен,
Они в дозор уходят в масках
И забирают слабых в плен.

За головами, ветряками
Столетья – двинуты в упор,
И Время – полнится словами,
Как многошумный водосбор.

Не видно роздыха походу,
Прорыв затеян по уму,
Вот только пить такую воду
Не пожелаю никому.

Дворцы из пластика – и пена –
Несутся с бешенством беды,
Потоки сущностного тлена –
Смывают парки и сады.

Они – влекут кресты с погоста,

Продолжить чтение