Краковский колдун

Размер шрифта:   13
Краковский колдун

Под редакцией Петровой Элеоноры Борисовны

Рис.0 Краковский колдун

© Раиса Стаценко, 2024

© Малышева Галина Леонидовна (ИД СеЖеГа), 2024

Вместо предисловия

Коротко, но информационно-объёмно выстраиваются сюжеты в книге «Краковский колдун».

Лауреат Пушкинской премии, член Союза журналистов Крыма, Раиса Стаценко в очередной раз покоряет нас своей дальновидностью, талантом и умением анализировать.

Её документально записанные истории помогают понять и вывести из сложных ситуаций, в которые забрасывает людей судьба.

Философская проза жизни героев книги наводит нас на размышления. Характеры людей переносятся на характер страны и в целом на мир.

Уверена, что работы нашего автора-современника достойно и уверенно найдут своего благодарного читателя.

Наталья Гук

Председатель Союза журналистов Крыма

(в составе Союза журналистов России)

Рис.1 Краковский колдун

Краков.

Ягеллонский замок

Краковский колдун

Глава 1

Краков

В этот тихий, тёплый по-весеннему вечер Валентина не дождалась мужа со службы. Шёл победный май 1945-го. Беременная Валентина по вызову своего мужа Якова приехала в освобождённый 16 января 1945 года город Краков. Её изумлению не было предела. В сравнении с растерзанной Россией, дотла сожжёнными деревнями, с разбомблёнными и разграбленными городами, с голодными глазами обнищавших людей уцелевший Краков, сверкающий нарядными витринами магазинов, чистых старинных улиц и парков, уцелевших памятников, прилично одетых спокойных прохожих, сытых. Всё резало глаз.

А ведь древний польский город уцелел благодаря двум людям. Первый – это маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, который запретил использовать тяжёлую артиллерию при штурме. Второй – Алексей Николаевич Ботян, позывной Алёша, который со своей группой и польскими товарищами захватили в плен инженера-картографа Зигмунда Огарека, служившего в тыловом подразделении вермахта. При нём нашли карты минирования мостов, плотины, а также сведения о местонахождении складов с взрывчаткой. Город подлежал затоплению. 10 января 1945 года эти сведения подтвердились. Группа Ботяна перехватила машину гитлеровцев-штабистов. В портфеле обер-лейтенанта Франца Шлигеля обнаружили документ о минировании культурных памятников Кракова, значимых административных зданий, плотины и мостов. Группа Алёши в ночь на 18 января организовала взрыв Ягеллонского замка в городке Новы-Сонч Краковского уезда, где хранились основные запасы взрывчатки. При подрыве замка были уничтожены около 400 фашистов. А уже 19 января передовые части 1-го Украинского фронта маршала Конева входят в Краков без применения артиллерии, мощным броском прорывая оборону врага.

Мужа Якова командование оставило в Кракове, в комендатуре. Из его письма Валентина поняла – это надолго. Яков писал, что здесь ей будет спокойнее родить с её непростой беременностью. Он же рядом. Командование выделило им огромный дом с мебелью. Врачи приличные. И ему будет спокойнее, если они будут вместе.

Валентине действительно всё очень понравилось. Сама родом из маленького украинского села Теплоключенка, она с восторгом восхищалась всему этому великолепию, этой мирной и спокойной жизни.

Дорогу перенесла хорошо. Первая беременность, конечно же, тревожила её. Слабая активность, замирание плода на седьмом месяце не давали покоя и уверенности обоим супругам. Вся надежда была на здоровый организм молодой женщины. Валя очень надеялась доносить ребенка. Ведь всё складывалось так хорошо. Красная Армия гнала фашистов уже на территории врага, в самом логове – Берлине. Уже подписана немцами капитуляция. Уже поднят флаг над рейхстагом.

В освобождённых городах Советская Армия оставляла надёжный тыл, потому что очень часто в тылу оставались небольшие немецкие формирования, банды предателей и бандеровцев – пособников фашистов. Предстояло много работы по очистке освобождённых территорий. Войск НКВД не хватало. Мобилизовывались командиры и бойцы из регулярных войск.

Вот так и попал майор Грищенко Яков Тимофеевич в освобождённый Краков. Из полевых командиров он был прикреплён помощником коменданта города в только что организованную комендатуру. Тут и сумел вызвать на место службы свою жену. Валентина была в восторге от огромного дома. Высокие потолки, стрельчатые окна, красивая старинная мебель, пушистые ковры. Бывшие хозяева бежали вместе с немцами на запад. Оставалась престарелая мать хозяев – пани Анна. Но она сама ушла жить из дома во флигель, уютный домик в саду. Пани Анна очень радушно встретила беременную Валентину. Показывала дом, хозпостройки, погреба, ухоженный сад и цветник. Было видно, что делает это она с удовольствием. Нет, совсем не как к врагу она отнеслась к супругам. Валентина быстро сдружилась с пани Анной. Где по-русски, где по-польски, но они очень хорошо понимали друг друга. Пани Анна вызвала знакомого врача для Вали, и он стал ежедневно её навещать. Сухонькая, небольшого роста, пани Анна вся ушла в заботы о Вале. Ходила с ней на рынок за продуктами, показывала, где лучше и дешевле купить хорошие и свежие продукты. Стала советовать, где купить качественную обувь, одежду, женское бельё. Ведь Валя скоро родит и ей надо прилично одеваться. Даже уговорила Валентину сходить в парикмахерскую и сделать причёску.

Валентина жила простой сельской жизнью. В их доме было чисто и уютно. Но такой роскоши, конечно же, Валя не видела. Да и одевались у них в селе по-простому. Валя познакомилась с Яковом в 1940 году. Её Яков, воспитанник детского дома города Минска, в 1940 году окончил Ленинградский мукомольный институт. Он приехал к ним расширять зернотоки и мукомольное производство. А Валентина, окончив всего четыре класса местной церковно-приходской школы, тем не менее поступила на поварские курсы и с отличием их закончила. В свои двадцать лет она уже работала поваром в единственной столовой села. Там они и познакомились. Их роман длился недолго. Красавец, высокий, стройный молодой человек с правильными чертами, с большими голубыми глазами, блондин, сразу покорил сердце девушки. Яков, конечно же, отличался от местных парней. Вежливый, аккуратно одетый, с правильно поставленной речью, он сразу же обращал на себя внимание. А Валюша, простая селянская девушка с украинским говором, но в тоже время яркая, красивая народной украинской красотой, тоже не оставила равнодушным Якова. Чёрная, смоляная коса, уложенная короной на гордо поднятой головке, брови вразлёт, глаза тёмно-карие, почти чёрные, притягивали к себе. Яркие, сочные, красиво очерченные девичьи губы манили взгляды молодых парней, обещая всю сладость дразняще-малинового вкуса. Но строгость и неприступность девичьего взгляда не сулили лёгкого знакомства. Её все знали, как порядочную, скромную девушку из хорошей семьи. Весёлая, озорная, способная на выдумки и всяческие проделки с подругами, Валя с ребятами вела себя очень и очень осмотрительно. Мама и старшие сёстры привили ей все приличия поведения и осторожность с противоположным полом. Но Яков был совсем другой, из незнакомого ей мира. Спокойный, уверенный в себе, не наглый молодой человек, он как-то по-родственному бережно вёл себя рядом с Валей. В ответ она влюбилась в Якова, доверяя ему как брату, как отцу, ясно осознавая, что он не причинит ей зла. А Яков и не собирался ничем обидеть эту весёлую и красивую девушку, с ярко выраженным характером, независимую и гордую.

Его родителей из небольшого белорусского села возле города Минска повесили белогвардейцы, когда Якову шёл шестой год. Его и сестрёнку Олесю четырёх лет спрятали сердобольные соседи. После восстановления советской власти детей отдали в детский дом города Минска. Их не разлучили, и маленький Яша очень заботился о младшей сестрёнке. Учился очень хорошо. И после окончания средней школы в детском доме получил направление в Ленинградский мукомольный институт. И, конечно же, будучи студентом, подрабатывал. Стипендия была ну совсем никудышная. Её на питание-то не хватало. Рано повзрослел, зная, что нужно рассчитывать только на себя. А ещё нужно помогать сестрёнке. Олеся тоже выпустилась из детского дома и пошла по стопам брата. А где молоденькой девочке подрабатывать? Вот Яша и тянул добровольно эту ношу. И вспыхнувшее чувство любви к Валентине у Якова сразу обрело характер бережного, сильного по отношению к слабому. Всё горе, тоска по родителям, по домашнему теплу вылилось в желание создать свою семью. Заботиться, любить и быть любимым, нужным.

Родители отнеслись к желанию Вали выйти замуж за Якова как-то настороженно, особенно мама. Валя не могла понять, почему мама, самая любимая и понимающая, не хотела даже и слышать о Якове. Её упорство не ясно было и всем остальным членам семьи. Даже отец был на стороне Якова. Молодой, образованный, серьёзный, спокойный. Да и горя хлебнул – значит будет ценить заботу жены, беречь семью.

Тем не менее мама объяснить ничего не могла. Но всячески старалась разубедить Валентину.

– Ну зачем тебе какой-то приблуда? Чужой ведь. Что ему взбредёт в голову, кто его знает? Ещё увезёт тебя куда-нибудь и бросит там. Что, у нас в селе хлопцев мало? Вон сколько женихов под окнами ходит. Только позови. Мы всех знаем и нас все знают. Валя, дочка, крепко подумай. Ведь недаром говорят – замуж не напасть, как бы замужем не пропасть.

Валя с удивлением отвечала:

– Мама, что с тобой? Неужели ты веришь, что Яша может меня обидеть? Ведь он с детства лишён дома, родителей, всего. Он хочет семью. И потом – неужели я выйду за нелюбимого? Если бы мне кто-то и понравился из местных, ты бы первая узнала. Но видит Бог, я полюбила Яшу и выйду за него. Не хотите меня благословить, значит мы и без вашего благословения распишемся.

– Доченька, я ведь о тебе беспокоюсь. Ну вот не лежит у меня душа к твоему Якову. Одумайся, пока не поздно. Чует моё сердце – нельзя тебе за него идти.

Но несмотря на увещевания мамы, Валя дала своё согласие Якову. Свадьба была скромной. Собрались только свои родственники. Конечно же, родители благословили Валю и Якова, но мама на свадьбе сидела с заплаканными глазами.

Глава 2

Панночка

Но всё-таки роды оказались преждевременными. Утром восемнадцатого мая у Вали начались схватки. Пани Анна быстро привела доктора, пана Вацлава. Он и принял роды. Девочка родилась в семь с половиной месяцев, с весом в полтора килограмма, ростом 22 сантиметра. Такие дети редко выживают. Доктор очень обеспокоился весом и состоянием девочки. Пан Вацлав недовольно кряхтел и что-то бормотал. Валя ничего не могла понять, только по виду доктора явно было видно, что дело плохо. Сосать грудь девочка, конечно же, не могла. Красный, сморщенный комочек не был похож на ребенка. Доктор подробно объяснил, как надо сцеживать молоко и кормить девочку с медицинской пипетки. А также ей надо постоянное тепло в тридцать шесть и шесть градусов. Ведь она должна была ещё полтора месяца находиться в лоне матери. Состояние Валентины было ужасно. Она осознавала, что может потерять свою девочку в любую минуту. Её нервы были на пределе. Слёзы лились сами по себе.

– Пресвятая Богородица, что я буду с ней делать? Что мне скажет Яша? – сомнения терзали Валю.

После ухода доктора к ней на кровать присела пани Анна.

– Цюрка, дочка, не бойся, мы спасем нашу панночку. Только надо быстро идти ко мне, в мое мешканье.

Она завернула маленький комочек непонятно кого в большой пуховый платок и убежала в свой домик.

Обессиленная, заплаканная Валентина поплелась за ней, не соображая, зачем им надо уходить из дома в маленький садовый домик пани Анны. Тридцать-сорок метров ей дались с большим трудом. Держась за стволы деревьев, росших вдоль аллеи, она, наконец, вошла в небольшую прихожую домика. Пройдя дальше в комнату, Валентина обомлела – на кровати девочки не было:

– О, Пресвятая Богородица, пани Анна, что Вы с ней сделали? Где мой ребёнок?

– Матка бозка, вцуско добже, Валентина, панночка здесь, – и показала на большую печь.

– Вот здесь наша панночка будет жить и ты тут, – показала на кровать пани Анна.

Наконец-то, Валя увидела открытую дверцу большой старой духовки. Девочка, завёрнутая в байковую пелёнку, спокойно спала на небольшой подушке в этой самой духовке. Рядом стояла пани Анна с термометром в руках:

– Вот видишь, тридцать шесть и семь – это добже. Теперь тебе надо попить и поесть, – протянула кружку чая со сливками и кусок хлеба, намазанный мармеладом.

– Пей, ешь, потом будем кормить панночку.

Вот таким старым надёжным способом спасали наши матери и бабушки недоношенных детей. И только благодаря стараниям и заботам старой полячки пани Анны, выжила эта маленькая девочка.

Яков был постоянно на работе и только поздно ночью возвращался домой. Валентина слышала знакомый шум машины ещё в начале улицы. Муж тоже очень переживал за малютку, но вида не показывал. Старался немножко растормошить, разговорить жену.

– Ничего, дорогая, всё переборем. На наше счастье у нас есть пани Анна. Никогда её не забудем. Это она жизнь подарила нашей девочке.

Проходили дни, Валентина с Яковом никак не могли выбрать девочке имя. Но после долгих раздумий всё-таки решили назвать Светланой. На улице бушевала весна, с её запахами цветущих деревьев, распустившихся жёлтых нарциссов и гроздей сирени. Дни были солнечными, светлыми. Вот и Светлана. Наконец-то прошёл этот долгий, страшный месяц, когда на счету каждый день. Когда сердце матери боится всего, любого шороха, шума, всего, что может нарушить этот маленький мирок около старой духовки. Теперь можно взять девочку на руки, выкупать, перепеленать, не боясь браться за маленькие ручки и ножки. Девочка быстро набирала вес. Валентина уже приучала её к груди. Наконец можно было выдохнуть. Весь этот жуткий месяц пани Анна не отходила от ребенка. Сама поддерживала в печке слабый огонь, следя за температурой в духовке. Сама кормила её из пипетки. Сама пеленала и смазывала слабенькое морщинистое тельце постным маслом.

Глава 3

Арест

Валентина наконец-то оправилась от стресса. Потихоньку принялась за домашние хлопоты. Уже можно приготовить ужин мужу, сходить на рынок. Валя любила удивлять чем-то новым мужа. То сделает небольшую перестановку, то шторы поменяет или выбелит стены, а ажурный тюль так отбелит и подсинит синькой с уксусом, а затем накрахмалит, что страшно подойти к окнам, боясь чем-то нарушить эту узорно-прозрачную красоту. А то рецептом нового блюда удивит мужа. А уж рецептов в её памяти хранилось великое множество. Это у неё наследственное.

Валя могла уверенно положиться на пани Анну – девочка росла и крепла с каждым днём. Ведь пани Анна не отходила от Светланы ни на шаг. Она выносила ребенка дважды в день подышать тёплым ароматом летнего дня. Вечером вдвоём с Валентиной обязательное купание ребенка. На щёчках девочки появился лёгкий румянец. Белокурые волнистые прядки обрамляли детское личико, придавая ангельский лик. Голубые глаза девочки улыбались навстречу пани Анне. Та была на седьмом небе от счастья. Видимо, так наболело сердце этой пожилой женщины, так переполнилось горем за своих родных и близких, что всё внимание, вся щедрость нерастраченной души пролились благотворным дождём на маленькую панночку Светлану.

У Валентины было свободное время, и она взялась за свой и мужа гардероб. И тут пани Анна оказалась просто необходима. Ведь надо было знать, где купить хороший отрез ткани на приличное платье или мужу на костюм. А где ещё и пошить – пани Анна знала всё. И вот уже трудно узнать в простой селяночке ухоженную, красивую, модно одетую пани Валентину. Даже за мелкими покупками Валя подбирала к платью туфли и сумочку. Её мир казался таким надёжным, обустроенным и впереди виделось только прекрасное.

Со службы Яков не вернулся. Всю ночь Валентина просидела во флигеле пани Анны, прислушиваясь к любому шуму, но машина мужа так и не приехала. Измученная бессонницей и воспоминаниями, едва дождавшись рассвета, Валя разбудила пани Анну.

– Что мне делать? Яша не вернулся. Я пойду в комендатуру, узнаю – ждать сил нет. Пани Анна, я Светочку возьму с собой?

– Валя, цюрка, иди одна. Ты же не знаешь, как долго будешь, а панночку измучаешь. Думай добже. Лучше выпей кофе с молоком, тебе нужны силы. Иди и за нас не переживай. Как что узнаешь – иди сюда, я тоже волнуюсь. Садись, садись, без кофе не отпущу.

Валя быстро на ходу выпила кофе и выбежала в утреннюю прохладу. Комендатура была не близко. Больше часа ушло на дорогу. Часовой не хотел её пропускать. Валя расплакалась, тыча ему свои документы:

– Смотри, вот мои документы, мой муж работает здесь, вон и машина стоит, которая его возит. Где он? Он не пришёл вчера с работы.

– Ждите, гражданочка, сейчас узнаю у дежурного. Начальства ещё нет.

Минуты казались вечностью. Валя топталась около двери. Наконец-то часовой вышел и сказал:

– Заходите, я Вас пущу. Вы там на стуле посидите. Придёт начальство, Вам всё объяснят.

Валя кивнула. Часовой провёл её по длинному коридору и усадил возле двойных деревянных дверей, оббитых коричневым дерматином. Сколько прошло времени Валя не понимала. Это ожидание пугало её. Наконец она услышала, как подъехал автомобиль. Через минуту послышались твёрдые, уверенные шаги. Видно, часовой доложил о ней, потому что подполковник молча пригласил её в открытую дверь. Она вошла.

– Присядьте, гражданка, Грищенко Валентина Александровна.

– Что с моим мужем, где он? Он не вернулся вчера домой. Он жив?

– Ваш муж Грищенко Яков Тимофеевич задержан до выяснения обстоятельств. Пока больше сказать ничего не могу. Идите домой, у Вас же маленький ребёнок.

Валя смотрела на подполковника и не могла сообразить:

– Как арестован? Кем арестован? Он всю войну прошёл, ранен был, контужен. Его комиссовали. Моя семья вылечила его, поставила на ноги за месяц, и он ушёл опять воевать. За что его можно арестовать? Вы что делаете? Вы чем тут занимаетесь? Я буду писать товарищу Коневу, надо будет самому Сталину напишу. Вы тогда и меня арестуйте, я ведь не буду сидеть.

Что ещё кричала Валентина в этом большом просторном кабинете, она и вспомнить не могла и вдруг просто поняла, что потеряла голос. Молча хватала воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Слёзы катились по её лицу, она их не замечала.

– Всё, всё, успокойтесь, вот попейте воды, – подполковник налил ей воды из графина, вышел из-за стола и подошёл к ней.

– Попейте, успокойтесь. Поймите, пришёл сигнал, мы должны разобраться.

Валентина выпила воды:

– Я знаю, как Вы разберётесь. Суд тройки – и приговор приведён в исполнение. Его уже может и в живых нет. Я сама два года была в трудармии. Насмотрелась. Знаю, чем доносы кончаются. Что, тридцать седьмой год продолжается?

– Ну что Вы такое говорите. Идите к ребёнку, придёте через три-четыре дня, может что-то будет ясно. Сейчас идёт расследование. Пока нет никаких данных.

– А мне дадут свидание?

– Нет, никакого свидания до окончания дела, – холодно заявил подполковник.

– Скажите, а передачу можно передать? Я ему поесть принесу, смену белья и папирос, можно?

– Да, можно. Давайте завтра приходите к десяти ноль-ноль. Зайдёте ко мне, я дам распоряжение. До свидания, много дел.

Валентина встала, ноги её не слушались. Сказалось волнение от услышанного.

Глава 4

Контузия

Господи, за что? Её Яша с первого дня на войне, ранение осколочное, даже не могли всё вытащить, так и ходит с фашистским железом внутри, контузия такая тяжёлая. Врачи ничего не смогли сделать. Лучше бы дома оставался, так нет же. Сельский доктор Иван Трофимович вылечил, можно сказать, шарлатанским методом. Валя всё помнит в мельчайших подробностях. Якова после тяжёлого ранения и контузии отправили домой. Через два месяца надо было пройти перекомиссию – и всё, он бы остался дома. Яша ничего не слышал, ни на что не реагировал. Он сидел в кресле-каталке и смотрел прямо перед собой в одну точку. Внятно говорить тоже не мог. Мычал что-то нечленораздельное. Спал часто с открытыми глазами. Зрачки были пустые, в них не было жизни.

И Валя по совету родителей пригласила хорошо знакомого, всеми уважаемого в селе доктора Ивана Трофимовича. В первый осмотр доктор ничего не сказал. Затем стал приходить чаще и наблюдать за Яковом. Через неделю после этих наблюдений попросил внимательно его послушать. Все уселись за большим семейным столом.

– Вот что я могу вам предложить. У Якова особых каких-то повреждений головного мозга нет. У него просто блок стоит на том, что он увидел и пережил. Это страх. Страх за товарищей, которые гибли у него на глазах. Это взрывы и кровь. Это страх, когда человек ничего не может сделать против той силы, того влияния и той безнадёжности. Ну куда было ему деваться от слепой бомбёжки? Всё вокруг горело, люди разрывались на куски, кровь текла рекой. Тут редкая психика выдержит. И вот когда он сам, вероятно, после попадания бомбы или снаряда взлетел, или отшвырнуло взрывной волной, да ещё получил многочисленное осколочное ранение, в это время мозг не захотел это всё видеть, слышать. Мозг просто заблокировал, остановил для него войну. Вот и всё. Теперь ему надо создать тепличные условия, где будет спокойно и комфортно. Что особенно ему нравится? Вы заметили, где он особенно хорошо себя чувствует? – Иван Трофимович строго обвёл всех взглядом поверх больших очков.

– На прогулке, я его вожу на озеро. Вот когда хорошая погода, солнышко, я вижу, у него даже взгляд другой. Он смотрит не в одну точку, как обычно. Смотрит на воду, на деревья, на пролетающих птиц. Его взгляд бродит вокруг. Его глаза живут.

Валя продолжала:

– Больше нигде он такой не бывает. Пьёт, ест, как неживой. Он-то и ест еле-еле. Видно, что глотать ему или трудно, или неохота. Маленькие кусочки, маленькие глоточки.

– Молодец, Валюша. Теперь надо дождаться солнечной погоды. Сообщите мне заранее, когда будете везти его к озеру. И мне надо Ваше согласие. Поймите, или мы пытаемся что-то делать, или нет. Или вы мне разрешаете и ни о чём не спрашиваете заранее, или пусть остаётся овощем. Другого варианта нет.

Ивана Трофимовича все в селе любили и доверяли. Уже тридцать лет доктор лечил селян, так что ни у кого не возникло сомнения.

– Мы согласны, – всё Валино семейство было единогласно.

– Вот и ладненько, вот и чудненько.

Доктор ещё раз напомнил:

– Как только соберётесь везти Якова к озеру, сразу за мной.

Дни стояли ясные, тёплые, и Валентина решила не затягивать. На следующий день сразу послала за доктором. Сама же с отцом пересадила Якова с кровати на коляску и потихоньку покатила мужа на солнечную сторону озера. Видно было по лицу Якова, что прогулка ему нравится. Его глаза оживились. Он как бы впитывал в себя жизненную силу свежего тёплого ветерка, лёгкую, мелкую рябь синего озера, полёта ласточки над водой. Некоторое блаженство и умиротворение блуждало по лицу Якова, веки медленно опустились, и он задремал.

Валентина вздрогнула, заслышав подкрадывающиеся тихие шаги. Ну да, это же доктор. Но почему он идёт к ним с полным ведром? Что, на озере воды мало? Но Иван Трофимович молча приложил палец к губам:

– Тихо.

Валентина замерла на месте. Доктор с полным ведром подошёл сзади к Якову и резко вылил всё ведро ему на голову. Валя обомлела, но в следующую секунду уже слышала дикий крик мужа.

– А-а-а-а-а-а, что, что, где, где они? Я где? – Яков соскочил с кресла и суматошно крича, бегал по песчаному берегу, а Иван Трофимович спокойно стоял и улыбался.

– Ну вот, Валентина, и всё. Выздоровел твой муж.

Яков, между тем, подбежал к Вале, схватил её за плечи, начал трясти и громко кричать:

– Валя, ты меня слышишь?

– Да, Яша, я тебя слышу. А ты меня слышишь?

– Да, и я тебя слышу. Валя, а почему я мокрый? Я же не купался. Или купался?

– Всё хорошо, родной, немножко искупался, пошли домой, сушиться будем.

Обнявшись, две фигуры медленно брели в сторону Валиного дома. А Иван Трофимович уселся в инвалидное кресло Якова и, блаженно улыбаясь, спокойно достал из фамильного серебряного портсигара папиросу, медленно размял и подкурил. Пустое ведро валялось рядом.

Простая народная мудрость и тут оправдалась вполне: «клин клином вышибают». В этом случае неожиданно вылитое ведро ледяной воды на уснувшего, расслабленного Якова оказало действие разорвавшегося снаряда.

Недолго радовалась Валентина выздоровлению Якова – уже через два дня, вполне оправившись от шока, Яков ушёл в военкомат. А ещё через двое суток Валя провожала его на фронт.

Обидно очень, до ужаса. Несправедливость ареста мужа очень шокировала Валентину. Не враги, не фашисты, нет, свои, свои арестовали. Но разве ж так можно? Валя шла домой, еле передвигая чугунные, непослушные ноги. Всю дорогу от комендатуры до дома плакала. Что, что теперь будет с Яшей, с ними? Она ничего не понимала.

Глава 5

Краковский колдун

Переступив порог маленького домика пани Анны, Валя обессиленно рухнула на кровать. Тело её как будто умерло. Она ничего не чувствовала. Детский плач дочери привёл её в чувство.

– Матка бозка, цюрка, ты совсем неживая. Нельзя так, давай попей, поешь, целый день голодная. Ты хочешь и панночку оставить без молока? Ты её убить хочешь? Ты же мама, понимаешь? Так что забудь за себя, забудь за мужа. Сейчас думай только о своей цюрке, – так ворча на Валентину, пани Анна собрала быстро поесть. Чуть ли не силой, но привела её в чувство.

– Вот и добже, допивай чай с молоком, и тихо, и не плачь. Рассказывай, что там узнала, – слушала и качала головой.

– Вот беда, да это беда, это плохо, совсем плохо. Валя, цюрка, не плачь. Я думаю есть один способ. Что же, если они, ваши командиры нечестные, то и мы будем нечестные. Так, тебе надо идти вот по этому адресу, я тебе расскажу. Там постучишь, тебе откроют. Ничего не говори. Вообще молчи. Только слушай и запоминай. Что скажет, то и будешь делать. Всё, собирайся, иди. А то может поздно будет. Надо быстро. Возьми, вот это отдашь ему. И не смотри, и не считай, сколько здесь. Просто отдай. Запомни, постучишь и молчи. Только слушай, – пани Анна сунула Вале в руки небольшой пакет и объяснила куда идти.

Валя, судорожно давясь, допила тёплый, сладкий чай, накинула на себя лёгкое пальто и выскочила в ночь. Нужный дом она нашла быстро. Это оказалось не очень далеко. Постучалась в тяжёлую, деревянную, резную дверь, перевела дыхание. Сердце бешено колотилось. Она ничего не понимала, кто и как может помочь её Якову. Но в то же время она доверяла пани Анне. Разве пани Анна не доказала ей с мужем своё участие в их жизни? Разве она не спасла им дочку? Дверь резко отворилась. В тёмном проёме стоял седой старик. Его длинные белые волосы спускались и путались в такой же белой бороде. Чёрные глаза даже в темноте буравили Валю каким-то непонятным и немного страшным блеском. Знаком показал на вход, пропустил Валю и закрыл за ней дверь. Пройдя в дом, опять пристально впился взглядом в глаза Валентины. У неё закружилась голова, ноги подкосились и, если бы вовремя старик не посадил её в удобное кожаное кресло, она бы упала.

– Ну что ж, Валентина, ты успела. Это хорошо, что сразу пришла. Слушай внимательно. Знаю о твоей беде. Скажи мне честно: сильно его любишь? Очень его спасти хочешь? Только знай, за все платить придётся. Решай сейчас, может и не стоит стараться.

– Да что же Вы такое говорите? Как можно? Я очень боюсь за него. Я его люблю и готова всё отдать, лишь бы он жив остался. Помогите, если можете, – Валентина грохнулась на колени перед стариком, горько причитая.

– Ну, ну. Не плачь, поверь, тебе слёзы ещё пригодятся. Жаль мне тебя, Валентина. Поперёк судьбы идёшь, трудно тебе будет. Наши желания не всегда приносят плоды. А я что? Я только проводник твоего желания.

Колдун смотрел на Валентину. Боже правый, этой женщине отмеряно столько горя, сколько на десятерых будет много. Перед его глазами проносились картины одна страшнее другой – взрыв дома, огонь, сильнейшее землетрясение, дым или пыль, похороны маленьких детей, тюрьма мужа, измены, измены её супруга. А она не гнётся, любит, всё прощает. Её муж умирает у другой женщины, а хоронит его Валентина с детьми, болезнь и много-много лет паралича. И если он, краковский колдун, не поможет ей сейчас, не будет спасать её мужа, у этой пани всё будет по-другому, по-хорошему. А она валяется у него в ногах и молит за него. Он встряхнул своей седой головой, отвернулся от неё и безразличным глухим голосом стал медленно говорить:

– Придёшь домой, замеси тесто и положи вот этот маленький деревянный кусочек иконки в это тесто. Выкатаешь булку, спечёшь её. Именно эта булка хлеба должна попасть с передачей к твоему мужу. Если она попадёт к нему, то он придёт домой. Если нет, не придёт никогда. Всё, иди, тебе надо спешить. Но знай, Вы уедете отсюда. Вы не будете здесь жить. Ты сильная, не жалеешь себя. А если б хотела, смогла бы помогать людям и лечить их. Ты обладаешь силой. Но нет, не будешь этим заниматься. Глупая, всё своими руками, своим здоровьем. Ладно, иди. У тебя своя дорога. Иди.

Завернув этот маленький кусочек дерева в чистый носовой платок, Валя крепко его зажала в кулачок. Она молча протянула пакет пани Анны и выскочила в открытую дверь. Не помня себя от волнения, от ожидания чуда какого-то, от появившейся маленькой, но всё же надежды Валя мчалась домой.

Пани Анна встретила Валю понимающим взглядом. Каким-то чудесным образом она знала всё.

– Сама, Валя, всё сама должна сделать. Я пошла спать.

Глава 6

Возвращение Якова

С булкой только что испечённого хлеба, с парой пачек папирос, немного сала, кусочком краковской колбасы и сменой белья, Валя к десяти ноль-ноль стояла возле нужного кабинета. Ей повезло. Тот же подполковник позвонил по телефону, утвердительно кивнув, объяснил Вале куда ей идти.

Пройдя по внутреннему двору комендатуры, она подошла к серому торцу здания. Её встретил другой часовой, молча провёл в небольшую комнатушку. Там заставили всё выложить на стол. Перебрали и перещупали бельё. Открыли обе пачки папирос, пересмотрели каждую. Затем просмотрели сало и колбасу. Взяв в руки ещё тёплую буханку хлеба, зачем-то понюхали её, затем дежурный взял в руки нож и несколько раз проткнул булку в разных местах. Кивнул Вале, буркнул:

– Всё нормально, можете идти.

Домой Валентина летела, не помня себя. Словно два крыла выросли у неё за спиной. Ничего не понимая, она всё же на что-то надеялась. Радость от того, что хлеб попадёт к Якову, вселила в неё уверенность. Теперь будет всё хорошо. Яшу не расстреляют.

Пани Анна встретила Валю с тёплой улыбкой:

– Всё будет добже, цюрка.

– Что, что теперь? – Валя от волнения не знала куда себя деть.

– Теперь жди, занимайся маленькой панночкой Светланой. Собой занимайся. Посмотри на себя в зеркало! Почернела как уголь. Выспись хорошенько, на дворе ночь. А сейчас покушай наконец-то и спать, спать, – хлопотала пани Анна приговаривая.

Валентина была в каком-то сильном потрясении от встречи с колдуном, ведуном или ещё с кем-то. Она не могла дать какого-то объяснения себе об этом человеке. Чародей, да и только!

У неё до сих пор кружилась голова. Было ощущение, что кто-то порылся в её мыслях, перебрал и что-то положил не на место. Какая-то неясность, недосказанность, и это мешало и даже раздражало. Валя поймала себя на том, что хочет вернуться в этот загадочный дом к этому благородному старику с пронзительно-жутким взглядом. Пусть доскажет, пусть объяснит, пусть внесёт ясность в её мысли. В ней крепла, обрастала живой тканью какая-то нить, связывающая их обоих. Чувство далёкого забытого родства и в тоже время наставничества, родительской опеки зрело в ней. Она чувствовала доверие к этому благообразному старцу с белоснежными длинными волосами и бородой. Он ей не желает плохого, но предупреждает о какой-то опасности. Валя мучилась этими противоречиями внутри себя.

Она решительно начала расспрашивать пани Анну:

– Кто этот человек, и что Вы о нём знаете? Я не отстану от Вас. Пожалуйста, расскажите о нём, почему-то Вы меня послали к нему, значит, доверяете ему?

– Да, цюрка, мы все в Кракове и не только в Кракове доверяем ему. Мои родители рассказывали, что наш Родмил из древнего княжеского рода Анхальтов. Начало этого рода корнями уходит в Священную Римскую империю. Родители Родмила очень богатые люди, но ничем не примечательные. Родмил их единственный сын. Когда мальчику было десять лет, он исчез. Родители, родственники, знакомые и просто добрые люди искали Родмила, но поиски ничего не дали. И вот когда надежда уже оставила родителей, они случайно заметили, что любимая собака Родмила Птышка всё время куда-то убегает и возвращается грязная, вся в паутине. Решили проследить за ней. На следующий день Птышка отправилась к древним развалинам старого костёла. Отец Родмила Хоцемеж с друзьями шли следом и увидели, как собака бесстрашно спрыгнула в глубокий, еле заметный лаз, но вскоре раздался заливистый радостный лай Птышки. Мужчины лопатами раскопали лаз и обнаружили тоннель, ведущий вниз. Там было темно и сыро. Со старой кладки свода и стен свисала паутина и куски мокрой плесени. Длинные, спутанные и лохматые корни, которые проросли сквозь своды подземелья, очень мешали проходу. В нос ударил спёртый, застоявшийся запах сырости и крысиной мочи. Скользкие камни ступеней, уходившие вниз, были покрыты мокрым мхом. Было ясно, что нога человека здесь не ступала много лет.

Но, тем не менее, лай Птышки слышался совсем рядом. Хоцемеж с фонарём в руках решительно шагнул в проём под тёмные своды. Толпа мужчин проследовала за ним. Капли затхлой воды стекали редкими струйками с потолка на головы и плечи медленно продвигавшихся людей.

Впереди чуть стало светлее и вскоре вся толпа оказалась в огромном, высоком помещении. Откуда-то сверху проникал свет. Но никто не увидел источника его. Хоцемеж прошёл вперёд и вскоре раздался его тревожно-удивлённый крик:

– Сюда, все сюда, мой мальчик здесь!

Все застыли в изумлении. На охапке свежего лугового сена спокойно спал маленький Родмил. Птышка сидела рядом, радостно повизгивая. Хоцемеж взял спящего ребёнка на руки и понёс к выходу. Остальные в тревожном молчании проследовали за ними. Наконец-то все вышли из этого тёмного подземелья. Солнце сияло вовсю, пели птицы, трещали цикады, с пруда слышалось кваканье лягушек. Так прекрасно было в своём понятном мире. Свежий воздух с жадностью вдыхался полной грудью.

Но вот и дом. Увидев процессию, выскочила мать Родмила, Божена.

– Матка Бозка, что с моим маленьким? Почему он спит? Он живой? Хоцемеж, ну что ты молчишь?

– Успокойся, Божена, Родмил жив, но только спит. Я не стал его будить, он мог испугаться. Пусть проснётся в своей комнате, в своей кровати, это его успокоит. Я не знаю, почему он так крепко спит. Но посмотри сама, наш мальчик не выглядит изнурённым или больным и похудевшим. Да и чистый он, не пойму, ведь там в подземелье мокро и грязно.

Вот так нашёлся Родмил. Говорят, он проспал три дня. Проснувшись, был совершенно здоров. Но что с ним случилось и как он оказался в подземелье никому никогда не рассказывал. Только после этого случая у Родмила появился дар. Он находил пропавшие вещи, помогал людям отыскать пропавших родственников, также мог сказать жив или нет человек, которого ищут, и много чего ещё. С годами дар Родмила становился только сильнее. Любую беду может отвести, если вовремя обратишься, от любой хвори может избавить. Но и у него есть свои законы. Если что-то почувствует, уж и не знаю как, может отказаться помогать. Скажет, что нельзя вмешиваться. Судьба, мол, такая. Таков наш Родмил.

В суматохе, в заботе о дочери прошёл день, потом другой. Валентина вопросительно смотрела на пани Анну, как будто от неё что-то зависело. Но старуха непременно отвечала коротко и строго:

– Жди.

На третий день, позавтракав, Валя пошла гулять с дочкой в сад. Пани Анна и тут постаралась. Каким-то чудесным образом она прикатила детскую коляску. И теперь маленькая Светлана подолгу гуляла и спала на свежем воздухе в приличной, пусть и не новой коляске. Валентина рассказывала маленькой дочери про синие облака, про пролетающих птиц, про распустившиеся цветы и листья, улыбаясь и гукая дочери. Девочка в ответ старалась тоже издать какие-то звуки. Валя пыталась держать себя в руках, но туго натянутая пружина из комка нервов едва удерживала её от срыва. Она молилась истово. Молитвы, которые она знала, были все сказаны. Валентина просила, обращаясь к Богородице как женщина к женщине, как мать к матери.

Внезапно почувствовала спинным мозгом какое-то движение, резко обернулась. По дорожке сада к ней шёл Яша, её Яша. Живой и невредимый, только осунувшийся и какой-то немного чужой. Запах, запах был незнакомый, тревожный. Долго стояли обнявшись, молча, привыкая. Он вдыхал запах своей Вали – такой родной, тёплый, она пахла грудным молоком. Она старалась найти запах своего мужа среди чужих запахов. Они ни о чём не говорили, боясь спугнуть это счастье, удачу, везение, волшебство. Но вот они же вместе, это главное. Медленно шли к дому, вместе катили коляску так же обнявшись, словно боясь потерять друг друга снова.

Уже за столом Валя спросила мужа:

– Что же это было, Яша?

На что Яков спокойно ответил:

– Донос, Валя, это был донос. Сперва допрашивали, всё спрашивали о знакомых. А у меня какие тут знакомые? Но последние три дня вообще не вызывали после твоей передачи. А сегодня в восемь ноль-ноль привели в кабинет, извинились, сказали – ошибка, Вы свободны. Вот с понедельника на службу, как обычно.

– Яша, а ты ел мой хлеб? С передачей я тебе передавала, – спросила Валя.

– Конечно ел, спасибо. Вот что я нашел в твоем хлебе, – и Яков достал из нагрудного кармана маленький кусочек дерева.

– Я понял, ты специально это положила. А что это? Тут можно разглядеть, вроде иконка, да?

– Да, Яша, это иконка. Это она тебя спасла, а больше ничего не спрашивай, договорились? Лучше давай я воды нагрею, помыться тебе надо, а то пропах весь чем-то – прям жуть.

И вроде всё наладилось, и служба снова у Яши, и машина с утра за ним, вечером домой, а какое-то чувство тревоги, ожидание беды не покидало Валентину. В голове звучали слова колдуна: «Не жить тебе здесь. А слёзы тебе ещё пригодятся». И это ожидание не обмануло Валентину…

Глава 7

Бомба

Всё рухнуло в один миг. Провожая Якова утром, Валентина уговорила мужа довезти её до рынка. Яков хоть и спешил, но отказать жене не смог. Он до сих пор смотрел на свою Валентину с обожанием. Восхищался её переменам. А её вкус и умение вести дом каждый раз удивляли его своей неожиданной новизной. Тот маленький мальчик из детского дома уходил в далёкое прошлое, всё меньше тревожа во снах и в воспоминаниях. Машина притормозила, и Валюша бабочкой выпорхнула в яркое утро. Помахав мужу рукой, улыбнулась:

– До вечера, Яша!

– До вечера, моя хорошая. Прошу, много не набирай, тебе же далеко возвращаться. Я машину возьму на выходной и съездишь за продуктами, хорошо?

– Да, конечно, не беспокойся.

Валя с удовольствием заходила в магазины, останавливалась около витрин с манекенами. Особенно её интересовали шляпки с полями. Солнце всё сильней припекало. Она как-то не обратила внимания на глухой шум – то ли взрыв, то ли гул. Едва Валентина повернула на свою улицу, как увидела высокие клубы пыли, висящие высоко в небе. Подхваченные ветром, они медленно плыли, опускаясь вниз.

Господи, это же в стороне её дома. Она бежала, страшась увидеть что-то ужасное. Сердце подкатило под горло от предчувствия большой беды. На месте их большого дома виднелись только неровные остатки стен. Крышу разнесло по всей улице. Разорванные куски деревянных перекрытий, обломки узорной черепицы, выбитые окна. Валентина зашлась в истошном крике, она споткнулась о что-то острое и упала. Сумка с продуктами выпала. Паника овладела ею. Вокруг разлилась липкая темнота, и в ней на Валю смотрели огромные глаза Родмила:

– Я же сказал, не жить Вам здесь!

Чернота сомкнулась, затем рассеялась. Из оцепенения Валю вывел свой собственный истошный крик:

– Светочка, доченька, пани Анна, где Вы, где? Господи, Светочка, где Вы?

Из клубов пыли вынырнула худенькая фигурка пани Анны.

– Матка бозка, не кричи, мы живы, мы тут, в моём мешканье.

Валентина смотрела на неё сумасшедшими глазами:

– Как, Вы же у нас дома были? Господи, слава Богу, Вы живы. Где Светочка?

– Пошли, пошли, всё добже, пошли к дочке. Пошли скорее, она там одна.

С порога Валя увидела свою девочку. Ребёнок плакал. Мать схватила дитя.

– Всё, всё, тихо, моя девочка, мама рядом. Вы живы, всё хорошо.

– Она взрыва испугалась. Мы ушли гулять в конец сада, когда бомба бухнула. Чудом остались живы. Валя, вам надо уезжать. Это лесные люди охотятся за твоим мужем и за вами. Видно, он с командирами красными ловит лесных людей, вот они и мстят. Плохо, цюрка, очень плохо.

– А как же Вы, пани Анна? Тут одна останетесь? Мы Вас с собой возьмём.

– Валя, цюрка, меня тут никто не тронет. Мой сын был большой начальник. В этом доме выросло не одно поколение Вольдемаров. Нас тут все знают. Никто не осмелится подойти к моему маленькому домику. А Красные Советы? Тут многие их не любят. И твоего мужа. За меня не бойся. Я никуда не поеду. Здесь могилы Вольдемаров. Мне только здесь лежать. Я с сыном не уехала. Так что, Валя, вам надо быстрей уезжать. Вам здесь не дадут жить, охота за вами пошла.

Видно, не только пани Анна это поняла. Приехал Яков с начальством на двух машинах. Ещё одна машина с солдатами и собаками. Осмотрели всё вокруг. Из их разговоров Валя поняла, что в дом взрывчатку заложили основательно, в нескольких местах. От такого огромного, крепкого здания осталась груда камней. Ничего из вещей не удалось спасти. Выгорело всё дотла. Начальство велело собираться – здесь им нельзя оставаться. Наскоро собрала Валя ребёнка. На пани Анну было страшно смотреть. У неё забирали её новую семью, к которой она так привыкла. Забирали маленькую панночку, её свет в окне. Пани Анна дрожащими руками собирала нехитрые детские вещички, понимая, что больше никогда не увидит своего ангелочка, которого она вырвала у смерти, выпарила в духовке как клушка цыпленка. Матка бозка, ей остаётся только умереть. Сколько же ещё судеб покалечит эта проклятая война? Для чего ей жить? Для своих родных, сына с невесткой и внуком – она уже мертва. Пани Анна получала от них весточки через верных людей и знала, что все они живы и здоровы. Уехали они в Америку и сюда не вернутся. Никому не нужна стала.

Горестно качая головой пани Анна подошла к Вале.

– Матка бозка, моя цюрка, береги маленькую панночку, никому не доверяй, сама смотри, пообещай мне. Узнаю, прокляну. У нас, у полячек, есть дар всё видеть, если ты это ещё не поняла.

– Добже, добже, пани Анна! Целую Ваши ручки, берегите себя. Всё поняла и за всё Вас благодарю. Мы с Яшей никогда Вас не забудем. И Светочке расскажем о Вас, как подрастёт. Пусть знает, кто ей жизнь подарил!

Две женщины обнялись, причитая и плача, во дворе сигналила машина. Надо было ехать. Куда?

Глава 8

Львов

А потом был Львов. Яков со своей служебной собакой Гердой и Валентина со Светланкой выезжают в конце июля одна тысяча девятьсот сорок пятого года по новому месту службы. Работа у Якова та же. Отлавливать засевших в лесах бандеровцев, отслеживать их места передвижения в области и в самом Львове.

Конечно же, Валентина уже всё понимает. Спокойной жизни у них не будет. Она старается быть верной и нужной своему мужу. Наладить быт и уют, создать небольшой мирок, где Яков может отдохнуть, побыть с семьёй. Её так учили родители. Семья – это главное. Вселяются они в военное общежитие. Валентина после Кракова всего боится, оглядывается, всё время ждёт чего-то плохого. Да и сам город бурлит какой-то чужой, многоликой разноголосицей. Разные люди, разные языки. Несмотря на массовые расстрелы евреев, погромы и издевательства над людьми фашистским режимом, много львовян недовольны советским режимом. Тут играет роль то, что коренное население Львова состояло из евреев и поляков в большинстве и, конечно, украинцев из западных областей Украины. Когда проходило уничтожение, геноцид еврейского народа, поляки довольно спокойно это воспринимали. С их стороны шло обогащение, мародёрство за счёт гибнущих евреев. В пустующих домах, квартирах богатых евреев оставались золото, раритетные вещи, такие как старинная мебель, музыкальные инструменты. После взятия Львова Красной Армией поляки стали массово уезжать в Польшу. Администрация и военные не разрешали вывозить с собой ценности. Во Львов хлынул поток русских и украинских военных с семьями на административную работу, в инфраструктуру города, производство. Также заселялись раненые бойцы Красной Армии, которые возвращались с фронта. Они вызывали семьи к себе и занимали пустующие квартиры. Администрация выдавала ордера на квартиры, не рассматривая этот вопрос, а попросту торгуя этими ордерами. Старинная мебель, музыкальные инструменты и другие раритетные вещи – всё свозилось на военные склады. Шёл откровенный делёж. Преступные элементы, всяческие отбросы, хлынувшие во Львов, не остались в стороне.

Рис.2 Краковский колдун

Львов.

Панорама города

Главным местом во Львове являлся Краковский рынок. Там можно было купить или выменять абсолютно всё. Мыло, продукты, вещи, мебель, даже оружие. Целые кварталы занимал рынок. Каждая улица выставляла определённый товар. Время тяжёлое, голодное, опасное. Спекуляция расцветала пышным цветом. Грабежи, воровство, вооружённый бандитизм, всё это было во Львове.

Рис.3 Краковский колдун

Ашхабад.

Последствия землетрясения 1948 г.

Валентина с мужем, видя такую обстановку, отказываются от хорошей просторной квартиры в центре города. Им намного спокойнее в военном общежитии. Валя просит мужа под любым предлогом перевестись в любой другой регион. И вскоре Якову представляется такая возможность. В связи с успешным проведением опасной операции по поимке бандитской группы и ранением, его премируют отпуском на сорок пять суток. Вся семья выезжает на родину Валентины в Пржевальский район, село Теплоключенка. После окончания отпуска Яков получает новое назначение в Туркестанский военный округ, город Ашхабад.

Глава 9

Ашхабадское землетрясение

Столица Туркмении – Ашхабад – стал для Валентины открытием, другим миром, другой планетой. Небольшой центр, застроенный двух- и трёхэтажными зданиями, новый выстроенный театр, железнодорожный вокзал, телеграф – всё это и составляло центр города. Уютный парк в несколько аллей со скамеечками, вот и всё озеленение. Чуть отходя от центра, начинался старый город. Он состоял из глинобитных саманных небольших домишек с плоскими крышами и высокими дувалами (заборами). Сосед не видит соседа. Узкие улочки, пыльные малочисленные деревья во дворах, жара, мухи.

По приезду Якову дают просторный одноэтажный дом недалеко от центра. Чисто выбеленные стены, крашеные полы, застеклённая веранда и ухоженный дворик с виноградником указывают на то, что здесь проживали русские. Валя тут же начинает наводить естественный ей уют. Выменянные на продукты во Львове занавески, тюль, покрывала и небольшой коврик преображают эту пару комнат. Скоро появляется большой платяной шкаф, кожаный диван и резной буфет. И вот уже Яшины сослуживцы с удовольствием заходят к ним на Валины пироги и украинский борщ с чесночными пампушками. Валентина чувствует себя в безопасности. В городе спокойно, местное население дружелюбно. Появляются друзья. Это семьи таких же военнослужащих с жёнами и детьми.

По просьбе Валентины Яков не берёт овчарку Герду на службу, и собака с большим удовольствием становится няней, подругой и защитницей маленькой Светланы. Они играют в цветнике, а в жару спят вместе в прохладной детской. Даже на рынок Валентина ходит с дочерью и Гердой. Её помощь неоценима. Ведь девочка нет-нет, да и норовит куда-то отбежать, на что-то посмотреть, но Герда строго возвращает Светлану к матери. В этой семье у неё очень ответственная должность. Но всё же только Яков остаётся для Герды хозяином. С ним собака строга, внимательна, чётко выполняет его команды. Никто и ничто не может её отвлечь, когда хозяин с ней разговаривает или отдаёт какие-либо команды. В это время даже шерсть на холке жёстко торчит вверх. Но стоит Якову потрепать Герду по шее, поглаживая и приговаривая:

– Ну всё, Герда, всё, мы дома. Свободна, гулять.

И Герда моментально переключается на Светлану. В доме мир, уют и спокойствие. Валентина счастлива. Именно здесь, в этом древнем, старом городишке на краю земли она спокойна. Яков вовремя приходит с работы, выходные проводит с семьёй, ни в каких погонях и облавах не участвует. Просто штабная работа. Можно не думать о плохом. Валентина часто вспоминает Краковского колдуна, даже мысленно спорит с ним. «Ишь что предлагал! Отказаться от Якова. Ничего, всё горе осталось там, в далёком Кракове, боль, слёзы, всё там, надо жить и радоваться».

Тёплый осенний вечер пятого октября одна тысяча девятьсот сорок восьмого года выдался каким-то особенно тихим. Воздух не шевелился, стоял какой-то сухой плотной стеной. Листья деревьев поникли и обвисли. Гладиолусы и георгины с флоксами, заботливо политые Валей, удручённо опустили свои соцветия.

– Что же это такое? Вроде осень, а дышать нечем. Такое состояние, вроде воздуха не хватает. Может на улице ляжем, Яша? – Валя вопросительно смотрела на мужа.

– Нет, комары и мухи не дадут выспаться, лучше дома. Искупаемся прохладной водичкой и ляжем. В комнатах хотя бы этой живности нет, – Яков спокойно смотрел на жену.

– Ты только посмотри на Герду, места себе не может найти, мечется по дому, то на улицу, то во двор. Побегает и опять домой, что ей надо? Тоже дышать нечем.

– Мы и её искупаем, она и успокоится, – Яков подошёл к жене.

– Давай уже ужинать, что ты на ужин приготовила? Чем ты побалуешь меня сегодня? – обнял Валентину сзади, поцеловал в открытую шею.

– А где мой маленький человечек? Дочура, почему к папке не идёшь?

Маленькая Светлана залезла к Якову на колени, что-то щебеча. Вдруг с разных сторон донёсся протяжный вой собак. Стало как-то жутко. Валя испуганно смотрела на мужа. Потом оба уставились на Герду. Собака зло поскуливала. Шерсть вздыбилась. Яков позвал:

– Герда, ко мне, – собака подбежала, вопросительно смотря в глаза.

– Что с тобой, Герда? Что случилось?

обака метнулась к двери и вернулась обратно.

На улице собаки вторили друг другу.

– Наверное, жарко – сейчас пойдём купаться.

После молчаливого ужина искупали в большом тазу девочку и одели ей лёгкую ночную рубашку, обшитую красивыми кружевами. Яков взял Светланку на руки и начал напевать колыбельную, которая больше походила на мурлыканье. Светланка очень быстро уснула на руках у отца, и он спокойно уложил её в детскую кроватку. Герду тоже искупали. Фырча и встряхивая шерстью, Герда забежала в детскую комнату и легла на пол у кроватки. Купание немного освежило Валю и Якова. Даже стало дышать легче.

– Ну вот видишь, уже хорошо, а под утро всё равно будет попрохладней, вот и выспимся.

Окна в доме были открыты. Сквозь москитную сетку были видны огромные звёзды.

– Какая-то луна сегодня неприветливая, – отметила Валентина. –  Хмурая, даже какая-то злая, – она прижалась к плечу мужа. В его объятиях ей было уютно и спокойно.

Валя видела себя как бы со стороны. Она, ещё совсем юная, идёт по красивому, зелёному полю. Дышится так привольно, легко. Воздух, словно хрустальный, наполняет её лёгкие, и она, будто воздушный шарик, плывёт над цветущим полем, над журчащим ручьём, над берёзовой рощей. Высоко в небе среди пушистых облаков Валя видит улыбающееся лицо Родмила, он смотрит на неё участливо, с какой-то заботой и как-то особенно, по-доброму говорит:

– Дыши, Валентина, дыши. Отдыхай, силы тебе понадобятся. Не бойся, всё будет хорошо. Я помогу.

– У меня и так всё хорошо, чем ты можешь мне помочь?

Валя почувствовала во сне как Яков её тормошит.

– Что, Яша? Что случилось? Ведь ещё ночь.

– Вставай, Валя, вставай быстро. Что-то неладное с нашей Гердой. Я в детскую.

Валентина в ночной рубашке вбежала вслед за мужем. Светланы в кроватке не было. Из прихожей доносилось детское хлюпанье и ворчание Герды. Яков с Валей включили свет в прихожей и обомлели. Герда, вцепясь зубами в детскую рубашонку, тащила по полу ребёнка к выходу. Светланка проснулась и начала плакать. Яков строго крикнул:

– Фу, Герда, нельзя, – и попытался взять дочь на руки.

Но Герда, обнажив клыки, зарычала. В её глазах не было повиновения. Она строго смотрела на хозяина и продолжала тащить девочку к выходу.

– Постой, Яша, не кричи. Лучше помоги Герде. Выходи на улицу и бери Свету там. Кажется, Герда хочет вынести ребёнка на улицу. Я только документы возьму – и к вам.

Валя метнулась к шкафу, быстро взяла паспорта, машинально схватила одеяло и выскочила во двор. Яков успокаивал Светлану, качая её на руках. Герда послушно сидела рядом.

– Ну и что это такое? Зачем она выгнала нас из дома? – Валя непонимающе смотрела на мужа. И тут они опять услышали вой собак, разносившийся по всей округе. Герда тоже начала подвывать и поскуливать. Лай и вой нарастали. Собаки вторили друг другу, словно соревнуясь кто протяжнее взвоет. Страх неизвестности сковал Валю так сильно, что она не сразу услышала какой-то глухой гул, нарастающий, скрежещущий. Земля ушла из-под ног, она упала. Ещё мгновенный толчок огромной силы не дал подняться. Треск балок и глухой грохот кирпичей, шум падающей черепицы, всё длилось не более двух минут. И тишина. И звон в ушах. Сквозь этот ужас и подступающую тошноту Валя услышала голос мужа.

– Валя, Валя, где ты? Я не вижу где ты.

Валентина открыла глаза и ничего не увидела. В чёрной темноте не было звёзд, не было луны. Какая-то плотная серо-чёрная пелена залепила глаза, нос, рот.

– Я тут, тут, Яша, где вы?

– Дай руку, ползи к нам, мы тут, рот не открывай сильно, это пыль. Дом рухнул. Валя, это землетрясение, дай руку. Но всё, всё. Накрывайся со Светланкой одеялом, легче дышать будет. Не бойтесь, я рядом. Ну вот мы вместе. Герда, ко мне.

Валя устроилась с ребёнком под одеялом, прижала спящую дочь к себе.

– Яша, что будет? Мы умрём? Да?

– Ну, ну, не говори глупостей. Как мы умрём, если мы вместе? Спасибо Герде, она нас спасла. А теперь мы не умрём. Глупенькая, дальше земли падать некуда. Сидите, а я поползу, надо что-то вроде палатки сделать. У нас во дворе вроде бельё висело. Да, забыл совсем. Валя, нам надо добраться до топчана. Мы все под него залезем, а бока тряпками я закрою, вот и переждём. Может ещё толчки будут, кто знает. Надо убежище сделать. Сидите.

Яков уполз в темноту. Валя тихонечко что-то бормотала, успокаивая дочку. Светланка просыпалась и начинала хныкать, но всё же, наконец, уснула. Яков нащупал Валю.

– Тихонько вставай, держи меня за руку. Вставай вместе с одеялом. Я придержу дочку. Пойдём, здесь близко, не бойся. Я проверил, кирпичей и досок нет, здесь же только виноградник, и вот чуток сюда, топчан здесь. Полезай, Валя, и ложись с дочкой на одеяло, а я бока топчана укрою, чтоб пыль меньше лезла, а то дышать трудно.

Он помог Вале залезть под деревянный топчан, на котором они иногда спали летом. Тут действительно было легче дышать.

– Боже ж мой, да что же это такое? – шептала Валя, боясь разбудить дочь. – Яша, когда кончатся наши мучения? Чем мы прогневили Бога?

– Молчи, глупая моя, успокойся. Причём тут мы. Весь город накрыло. Ты что, ещё не поняла? Города нет. Ты лучше спасибо скажи своему Богу и Герду не забудь. Мы живы. А сколько сейчас лежат под завалами, живые или мёртвые? А ну возьми себя в руки. Ты жена офицера. Я сейчас уйду, не бойся. Мы с Гердой, может, сможем кому-то помочь. Может, кого-то найдём. Да и вам воды надо найти. Пыль не скоро осядет. Город весь из глиняных домов. Сутки может висеть. Так что без паники.

– Яша, а почему тишина такая? Никто не кричит, не зовёт на помощь? Они все умерли, да? Яша, Яша, а вдруг ещё трясти будет, я боюсь не уходи, – просила Валентина.

– Ну, что ты как ребёнок, Валя. Я далеко не пойду, соседей погляжу, может, дети где. Не бойся, вы же на земле, даже если труханёт, с вами ничего не будет. Всё, что могло упасть, уже упало. Я быстро, пробегусь, воды найду и приду.

Яков тихонечко свистнул:

– Герда, пошли.

Земля опять задрожала и заколыхалась. И опять этот страшный гул. Секунд тридцать-сорок всё трясло, земля выскакивала из-под лежащих под топчаном Якова и Валентины. Яков дотянулся до жены и ладонью закрыл ей рот.

– Тихо, Валя, не кричи, тихо, ты напугаешь дочку. Моя родная, я тут, мы в безопасности. Поверь, топчан лёгкий, я его удержу, тут несколько досок всего. Я убираю руку, а ты не кричишь. Ну, что ты, не плачь. Мы с тобой войну одолели, бандеровцев пережили. А что, какое-то землетрясение не переживём? Пани Анна нас спасла в Кракове, здесь Герда спасает, видишь, судьба нас хранит, – Яков подвинулся к Вале и обнял её.

– Ну всё, не плачь. Ты моя любимая, всё скоро кончится. Не будет же трясти вечно. Плохо, что кто-то не успел выбраться из-под завалов, после этих толчков точно уже не помочь.

– Я за Свету испугалась, Яша, она же такая ещё маленькая. Ей-то за что?

– Глупенькая, мы живы, и дочка жива. Подумай, сколько детей сегодня погибло. Валя, ну ты же взрослая, опомнись. Давай, девочка моя, мобилизуйся. Это землетрясение, это стихия. Я честно подумал, что началась атомная война. Да, будет много жертв, конечно, очень жаль. И мы могли погибнуть. Но это один город, сёла. Страна наша большая, справимся. Всё, Валя, я пошёл, и слушать мой приказ: не паниковать.

Только посапывающий ребёнок заставлял Валентину держать себя в руках. Мозг не хотел осознавать происходящего. Она отказывалась верить, неужели все вокруг погибли? Они одни остались? Выживут ли они? Что, весь город мёртвый? Гнать, гнать от себя все эти мысли. Сейчас придёт Яша, всё объяснит, расскажет, что делать дальше. Он всё знает, они не погибнут. Наверное.

Время перестало существовать. Казалось, прошла вечность. Валя понимала, что должно быть утро, но вокруг было темно. Клубы пыли рухнувших домов поднялись вверх, не давая проникнуть наступившему дню. Наконец-то, пришёл Яков с Гердой.

– Вот, я вам принёс воды и немного печенья. Ребята поделились. Попей, Валя. Возьми Светланке пару яблок, наощупь нашёл.

– Что там, Яша? Что, всё плохо?

– Плохо – не то слово. Но живые есть. Некоторые люди спали во дворах, на топчанах. Вот они и остались. Есть раненые. Мы там команду собрали – человек сорок. Обходим, откапываем голыми руками. Там женщины, дети. Так что я к вам ненадолго. Валя, там паника, надо мобилизовать их. А то бегают, кричат, как стадо. Родная, терпи, тебе не привыкать. Ты же сама фронт прошла. Всё видела. Не расклеивайся, прошу тебя. Я вам обязательно поесть принесу. Надо до центра дойти. Там магазины, разгребём, людей накормим. Улицы все завалены – пройти трудно. Мне бы до штаба добраться, но это нереально. Пыль сядет – видно будет, потом и разберёмся. Помощь обязательно придёт. Я уверен, в Москве уже знают. Всё, Валюша, родная, береги Светочку.

Светланка проснулась, начала хныкать. Ребёнок не понял происходящего.

– Мама, мама, а где наш дом? Где папа? Где Гела? – букву «р» девочка ещё не выговаривала.

– Всё хорошо, моя родная. Вот, попей водички, папа тебе ещё печенья принёс и яблочки, вкусные, сладкие. Нам надо ещё здесь побыть. Домой нельзя, Светочка, там плохо. И на улице тоже плохо. А наш папа придёт и отведёт нас в другой, хороший дом. А пока мы тут полежим, я тебе сказочки буду рассказывать. А ты слушай и печеньки кушай.

Яков пришёл часа через три. Он с Гердой заполз к ним под топчан.

– Всё хорошо, девчонки мои. Насколько может быть хорошо. Сейчас мы завяжем лицо тряпками, чтобы меньше пылью дышать, пыли ещё очень много. Валя, Свету укутай одеялом. Я её сам возьму. Иди за мной, я нашёл дом, он в центре.

– Яша, я боюсь, а если он тоже обвалится. Откуда ты знаешь, может, ещё трясти будет?

– Валя, это на время. Там есть всё – вода, вещи, мебель. Вы там посидите, а я во дворе оборудую что-то вроде палатки. Сколько ты ещё сможешь пролежать с ребёнком под топчаном? Тут и сесть нельзя. А ребёнок? Ей походить, побегать надо. Не бойся, мы туда людей уже отвели. Всем вместе нам будет легче. Мы обязательно найдём выход, как-то продержимся. Пойдёмте, родные мои, я беру Свету, а ты держись за поводок Герды. Дай мне мою Светульку. Доча, иди к своему папке, не бойся, моя кроха, всё хорошо, мы с тобой.

Светланка, завёрнутая в одеяло, притихла. Девочка ничего не понимала – зачем они тут, что, вообще, это? Детский ум не мог воспринимать эту трагедию. Для ребёнка мать с отцом, собака Герда, были её миром. Они были с ней рядом. Папа крепко держал её на руках, мама шла рядом, Герда чихала и повизгивала.

Яков хорошо ориентировался в жёлто-серой пелене пыли. Темнота отступала, наступал день. Взвесь земли и пыли закрывала солнце, но не могла полностью поглотить свет. Валя послушно держалась за поводок Герды. Собака тащила её за собой. И Вале оставалось только что передвигать ноги. Минут через двадцать они добрались до уцелевшего здания. Господи, как хорошо, когда можно вдохнуть полной грудью. В больших комнатах было прохладно и довольно чисто. Светочка выскользнула из одеяла и встала на ножки.

– Мама, папа, это наш дом, да?

– Да, доча, пока это наш дом. Вот залезь на диванчик, я сейчас вам поесть принесу и попить.

Валя огляделась и поняла – это большое здание театра. В углу на столе и на полу лежали кипами театральные афиши, небольшие плакаты с объявлениями о лекциях, каких-то конференциях. Служебные диваны, стулья, шкафы. На плотно закрытых окнах висели тёмно-малиновые бархатные портьеры. Это и уберегло комнату от проникновения пыли. Валя выглянула в большой, просторный коридор. Из других комнат слышались голоса, раздавались стоны. Валя схватила Свету на руки и вошла в соседнюю комнату. Боже мой, как страшно, люди лежали на полу. Окровавленные головы, руки, ноги, животы. Здоровые пытались оказать им хоть какую-то помощь. Рвали на бинты театральные костюмы. В вёдрах стояла вода. Мочили тряпки, обтирали раны, перевязывали. Лекарств не было. Как бы Валя не испугалась, но всё же что-то в ней щёлкнуло, и она спокойно посмотрела Светлане в глаза:

– Видишь, доча, здесь больница. Людей надо лечить, а ты должна маме помогать. Вот садись сюда на подоконник, на одеялко и смотри красивые картинки, – Валя подвинула дочке стопку разноцветных афиш и журналов. – А мама будет лечить, хорошо? Папа сейчас придёт, и мы покормим всех людей и сами покушаем. Хорошо, доча?

Светланка покорно кивнула. Валя на фронте видела всё это. Она быстро успела организовать испуганных, заплаканных женщин.

– Хорошие мои, в раны сильно не лезть, у нас нет обеззараживающих средств. Немного обтираем и туго перевязываем, чтобы остановить кровотечение. Я надеюсь, наши мужчины найдут врачей, как-то разберут от завалов больницы и аптеки, будут лекарства. Мой муж военный, он сообразит. Так что делаем, что можем.

И вот за два-три часа Валя с женщинами обошла все комнаты. На их счастье водопровод не пострадал и в кранах была вода. И действительно, Яков с мужчинами принесли лекарства и бинты. С ними пришли и выжившие врачи. Пыль на улице постепенно оседала. Воздух стал чище. На коротком совещании было решено разбить госпиталь на улице, под деревьями. Возможно, будут ещё толчки, в здании оставаться опасно. В дело пошёл огромный театральный занавес. Его набросили на ветки деревьев, получился большой шатёр. Вынесли столы, их составляли по два вместе. Получались операционные столы. Врачи приступили к операциям. К площади подходили выжившие. Они вели, несли раненых. К медикам присоединились студенты. Их оказалось немало. Молодёжь гуляла в эту злополучную ночь на площади, по аллеям парка. Влюблённые сидели на лавочках и поэтому остались живы. Вдруг все услышали гул, но он слышался в небе. Закинув головы вверх, люди увидели военные вертолёты.

– Ура, товарищи, о нас знают, помощь идёт!

Вертолёты облетали город, покружили над площадью, немного отвернули в сторону. Сверху начали падать чёрные точки. Увеличиваясь в размерах, глухо падали, поднимая пыль. Это были тюки с продуктами, медикаментами, одеялами.

– Ну слава Богу, о нас знают, нас не бросят.

В толпе пронёсся вздох облегчения. Везде слышались стоны раненых. Ведь их вытаскивали из-под обломков, у многих были разорванные раны. Мужчины начали стаскивать тюки к вновь образовавшемуся лагерю. Разбирая, передавали врачам лекарства, женщинам – еду и одеяла. Теперь не пропадём. К вечеру того же дня на вертолётах прилетели медики из Баку и близлежащего городка Мары. Из Москвы прибыли более ста квалифицированных медиков. Самолётами доставили кровь, более семисот литров. Электричества нет. Включали фары уцелевших машин и под ними вели операции. Местные врачи валились от усталости, засыпали тут же на месте, под деревьями. Их заменяли вновь прибывшие врачи.

Временами трясёт. На мелкую дрожь земли уже никто не обращает внимания. Всё прибывают и прибывают военные, Яков с ними. Организовывают патрули. Городская тюрьма разрушена частично, пострадали только здания администрации. Арестантов спасло то, что бараки деревянные и практически среди них нет жертв. Никто никуда не бежит – бежать некуда. Но в это время там отбывали срок члены двух больших бандгрупп. В ближайшем разрушенном отделении милиции они находят оружие, пулемёт. Переодевшись в милицейскую форму, отправляются грабить магазины. Начинают с винных отделов гастрономов. Пока по городу разъезжают патрули на грузовиках с продуктами и раздают населению хлеб, воду, еду, уголовники нападают на банк, используя пулемёты и автоматы. В городе слышна стрельба. Налёт удалось отбить. Бой длился более двух часов. На одной из улиц военный патруль, возглавляемый полковником Красной Армии, останавливает группу подозрительных лиц. На требование полковника показать документы, человек в милицейской форме стреляет в упор. Так гибнет сын генерала Петрова, командующего Туркестанским военным округом. Моментально поступает приказ – расстреливать мародёров на месте.

На следующий день силами военных и местных жителей начинается крупномасштабная операция по откапыванию погибших и захоронению их в общих могилах. Коренное население – туркмены, не отдают своих покойных и самостоятельно хоронят их в своих дворах. В городе стоит удушающий трупный запах. Невозможно дышать. Идёт сортировка людей. В первую волну отправляют тяжело раненых. За день удаётся эвакуировать с местного аэродрома ДОСААФ по воздуху тысячу триста человек, а перед этим четыреста семьдесят. На следующие сутки ещё две тысячи человек. Многие умирают, не дождавшись отправки. Продолжают прибывать медики, уже более тысячи человек. Организовывается обеззараживание и обработка возможных очагов инфекции. Продолжается разборка руин, где всё ещё находят выживших. Трупов так много и запах так ужасен, что по расчищенным улицам невозможно пройти. Машины с военными не успевают вывозить к месту захоронения мёртвых. Люди под завалами кричат и стонут. Многие спасённые сходят с ума, когда узнают, что все родные погибли. Военные прибывают и сразу включаются в спасательную операцию. Уже налажена железная дорога. Эвакуация идёт и по ней, и воздушным транспортом. На пятый день трупный запах исчезает. Летят вертолёты и самолёты. Над городом в небе стоит незатихающий гул. Вся страна присылает продукты, одежду, медикаменты, кровь. Патрули ездят по городу и обеспечивают население всем, в чём нуждаются люди. Идёт беспрецедентная помощь.

Много чего скрыл Яков от жены, щадя её психику. В ночь с пятого на шестое октября одна тысяча девятьсот сорок восьмого года в один час четырнадцать минут и одну секунду началось то, что ашхабадцы приняли за атомную третью мировую войну. Очаг землетрясения был расположен прямо под городом на глубине восемнадцати километров. Пострадал не только город, но и огромное число населённых пунктов. В Ашхабадском районе – восемьдесят девять сёл, Геок-Тепинском – пятьдесят пять, а также землетрясение ощущалось в Иране. Даже в Москве сейсмологи видели скачок амплитуды движения пластов. В предгорье Ашхабада был расположен курорт и детский лагерь с названием Фируза. Две горы сошлись, никто не выжил. Два мальчика в ту ночь убежали из детского лагеря. Это были единственные выжившие. Сила землетрясения по шкале Рихтера девять-десять баллов. Яков не рассказывал жене, как раненые мужчины при свете разведённого костра голыми руками вытаскивали изуродованные тела своих детей и жён. Он не рассказывал, как сошедшие с ума люди бегали по улицам, крича и вырывая себе волосы. На аэродроме израненный, истекающий кровью москвич Юрий Дроздов во тьме, на ощупь дополз до пассажирского самолёта ИЛ-12 и через бортовую радиостанцию послал в эфир весть о бедствии. Сигнал приняли связисты Свердловского аэропорта. Спустя два часа Москва знала уже о случившемся. Яков не рассказал, что было определено шесть общих мест захоронения. На рытье могил работали тысяча двести военных и техника. Только за один день собрано пять тысяч триста трупов. Из них три тысячи неопознанных. Те военные, которые откапывали распухшие трупы, пили спирт и не пьянели. Притуплялось сознание – иначе нельзя было работать. Собирать фрагменты тел детей и женщин было невозможно. А ещё додумались мешочки с ванилью закладывать в лицевые маски, чтобы не чувствовать трупный запах. Это был сплошной непрекращающийся кошмар. Город разрушен на сто процентов. Общее число погибших колебалось от тридцати семи до ста шестидесяти тысяч человек. Но это приблизительно. Рапортуют в Москву о двадцати пяти тысячах погибших. С начала второго дня идёт эвакуация раненых. Вся дорога забита транспортом с тяжело ранеными. Многие умирают в колонне, их сгружают в похоронные машины и отвозят в братские могилы. Тысячи детских трупов, тысячи фрагментов тел. По оценке генерала Петрова, такое разрушение могло возникнуть в результате непрерывного бомбометания 500 бомбардировщиков в течение полугода. Якова с семьёй эвакуируют военным бортом в Москву.

Глава 10

Москва

По прилёту в столицу их посадили в служебную машину и привезли в подмосковный военный городок, поселили в гостиницу. Наконец-то можно выкупаться. В номере две комнаты, ванна с душем, чистое бельё.

– Боже, как мы всё это выдержали, Яша?

– Родная, постарайся не думать об этом. Потом, всё потом. Сегодня мы моемся, отъедаемся и спим. Спим на кроватях. Всё остальное потом. Я думаю, Светланку выкупаем первую, да доча?

Девочка после перелёта очень вялая, не разговаривает. Она лежит на кровати с Гердой. Собака облизывает её ручки и ножки, словно старается успокоить.

– Да, стресс наша девочка получила, никому не пожелаешь. Надеюсь, что всё забудет, ведь она ещё такая маленькая. Как думаешь, Валя?

– Я молюсь об этом, Яша. Давай Светланку, я воду приготовила.

Так прошёл вечер. Валя с Яшей сдвинули две кровати и расположились все там. Герда лежала на полу. Все крепко спали после горячего ужина, который им доставили прямо в номер. На следующее утро Яков после завтрака ушёл в штаб военного городка, узнать новости, сколько им ждать нового назначения. Валентина стирала в ванне грязные, пропахнувшие пылью, потом, противным трупным запахом вещи. Господи, ведь они выскочили из дома в чём были. Яков в майке и кальсонах, Валя в ночной рубашке, а Светочка в разорванной ночной рубашонке. Герда, когда тащила спящего ребёнка по полу, зубами разорвала её ночную рубашку. Там, в театральных комнатах они что-то нашли среди костюмов. Пятеро суток не было возможности ни помыться, ни переодеться. И вот теперь они получили новую чистую военную форму. Вале тоже выдали гимнастёрку, форменную юбку, мягкие сапожки. Яков сказал, что они получат деньги, обещали приличную сумму. Так что они всё купят и себе, и Светочке. А потом ещё и после назначения подъёмные выдадут. Всё наладится. Из ванной Валя услышала звонкий голос дочери.

– Папа, папа пришёл.

Ну слава Богу, дочка ожила, заговорила. Страх не отпускал Валентину. Весь перелёт и вчерашний день Света молчала.

– Ой, как хорошо, Яша, ты уже пришёл, сейчас чай будем пить. Тут плитка есть и чайник. Я вскипятила, только заварки не найду.

– Всё, всё купил, здесь отличный военторг. А вот моей малышке шоколадка, печенье и ещё много-много вкуснятины.

Яков выложил свёртки на стол и подхватил девочку на руки. Они кружились по комнате. Светланка визжала. Наконец-то они сели пить чай. Пока муж играл с дочерью, Валя нарезала докторской колбасы и сыра. Заварила настоящий индийский чай. Они были счастливы. Они вместе. И неважно куда пошлют Яшу, они поедут туда все вместе. Герда сидела рядом со Светланой и ела колбасу, которую ей подавала девочка. Вся семья в сборе.

– Ну что ты узнал, какие новости? – Валя вопросительно смотрела на мужа.

– Всё хорошо, деньги получил, вон на тумбочке, можешь сходить в военторг, там очень хорошие вещи, есть и детские. А я со Светланкой погуляю. Тут сразу парк хороший начинается, и Герду надо выгулять. А магазин я тебе покажу, он рядом.

– Яша, я спросила, что дальше будет? Мы куда поедем?

– Не знаю, Валя, надо подождать. В один день не решится. Здесь штаб этой части, а назначение в Москве. Как вызовут туда, так и узнаю. Я думаю, три-четыре дня у меня есть. Займись гардеробом. Да, забыл. Я завтра сам схожу и куплю чемодан, ты не бери – тяжело нести будет. А сейчас мы идём гулять. Свежий воздух нужен нашей маленькой принцессе. Да, Светланка? И Герда хочет побегать, она же с утра не гуляла, терпит. Пойдёмте, мои хорошие девочки.

Действительно, военторг не обманул ожидания Валентины. В магазине была и женская, и мужская, и детская одежда в хорошем ассортименте. Конечно, Москва рядом и обеспечение московское. Валя даже растерялась, не зная с чего начать. Симпатичная, полненькая продавщица лет так сорока пяти сразу обратила на Валю внимание.

– У нас новенькие появились, я Вас раньше не видела. Откуда Вы к нам?

– Мы ненадолго, муж ждёт назначения. Нас в гостинице поселили. А прилетели мы из Ашхабада после страшного землетрясения. Чудом остались живы, ничего из вещей нет. У нас ребёнок, девочка. В перешитой гимнастёрке бегает. Покажите сначала нам детские вещи на четыре-пять лет.

– Ой, да родненькие Вы мои. Господи, да как же так, с ребёнком? Уж вы натерпелись. Простите, ничего не слышала про такое, ей Богу не знала. Да я сейчас тебе, миленькая моя, всё покажу, наберём твоей дочурке всё самое хорошее.

Она ловко начала доставать с полок, из-под прилавка, из подсобки детские вещи для девочки.

– Вот смотри, это трусики, это маечки, вот платьишки. А глянь какие вязаные костюмчики, ведь осень, у нас уже прохладно. А вот пальтишки, шапки. Выбирай пока, а я тебе обувь принесу. Ой, ты моя сердечная, настрадались вы, мои хорошие. Детские ботиночки, смотри, сапожки, туфельки.

У Валентины разбежались глаза, она стала внимательно выбирать вещи Светлане. Сегодня нужно купить девочке всё, что необходимо.

– Вот подсчитайте, пожалуйста, и заверните всё в пакеты. Верите мне – даже сумки нет. Завтра муж придёт за чемоданом. Или вместе придём и себе что-то прикупим.

– Конечно, конечно, я вам всё соберу. У меня сетки есть, пары хватит. Донесёте нормально. И, конечно же, приходите к нам завтра. Скажите, как у вас вообще дела? Может, чем помочь надо? Я побегаю по соседкам, и денег если надо соберём. Давайте постельное бельё справим, ведь поедете по назначению, а постели нет. Да хоть пару одеял, пару подушек, да простыни с пододеяльниками. Чай, не обеднеем. Не стесняйтесь, вы же как после пожара, а всё не накупишь.

– Спасибо огромное, не беспокойтесь. Нам денег дали, потихоньку всё справим. Поедем налегке, а дальше, Бог даст, не пропадём. Я уже в четвёртую командировку поеду с мужем, так что привыкла. Спасибо ещё раз за заботу. До завтра, увидимся.

– Хорошо, не прощаемся, до завтра.

И следующий день прошёл в приятных хлопотах. Валя с мужем и Светланкой, наряженной в обновки, с красивым розовым бантом, вплетённом в белокурые волнистые волосы, пошли гулять. И, конечно же, зашли в магазин. Герда послушно шла рядом с Яковом, который нёс на шее счастливую Светланку. Потихоньку все ужасы отступали. Нет, конечно же, всё пережитое было рядом, в них. Просто удавалось его отодвинуть. Впереди была надежда на лучшее. Вечером Валя перед зеркалом примеряла обновки. Пара платьев, тёплый плащ, нижнее бельё, осенние закрытые туфли и, конечно же, тапочки, тёплые уютные тапочки себе и мужу. Якову выбрали пару сорочек, штатский костюм и туфли. Он редко носил штатское, практически всегда ходил в военной форме. Но Валя настаивала:

– Ну, Яша, а как же праздники, Новый год, дни рождения. Что, опять в кителе, в гимнастёрке? Ну ты же одевался в Кракове, тебе идёт.

Перед уговорами жены Яков всегда сдавался. Валя умела убедить.

– Примерь, Яша, я хоть полюбуюсь. Пожалуйста.

– Валентина, ты красуйся, пожалуйста, перед зеркалом, но меня уволь. Я в магазине померял – хватит. Купили и довольно. Давай ужинать, а может, в столовую сходим, ещё не закрыто. Я понимаю, что не очень вкусно, зато времени больше будет на отдых.

– Ну что ты, Яша, у нас сегодня харчо, я ещё днём приготовила. Сейчас пяток котлет отбивных тебе пожарю, и ужин готов.

– Ну ты даёшь. Когда ты всё успеваешь? Вроде с утра гречка с мясом была. Я думал, всё съели.

– Яша, режь хлеб, ставь тарелки, у меня уже масло нагрелось на котлеты. А отбивные-то с чесночком, у-у-у как вкусно будет. Харчо несу, наливай, вот половник.

Валя пусть даже с неудобствами, на плитке, но всё же старалась приготовить разнообразно и вкусно.

Глава 11

Крыса

На следующий день, после прогулки, Валя уложила Свету спать на большую кровать. Набегалась с Гердой, пусть отдохнёт. Надо ребёнку восстанавливать режим. Яков с Гердой ушёл в штаб. Он тоже маялся. Привыкший к дисциплине, к ежедневной работе, Яков с нетерпением ждал назначения. Валя решила заняться ужином, пока девочка спит. Но вот растяпа, а соли-то нет. Да и хлеба оставалась пара кусочков. И Якову не сказала. Хороша хозяйка. Валя зашла в комнату, где спокойно сопела Светочка.

– Да я мигом, – подумала Валя.

Что тут до магазина: пять минут бегом туда, пять минут обратно. Ну за десять минут дочка не проснётся. Только уснула. Валентина опрометью выскочила из гостиницы и быстро направилась к магазину по аллее парка. Знакомая продавщица подала Вале соль и хлеб.

– Ну как вы? Всё хорошо у вас?

– Да, всё хорошо, спасибо. Муж в штабе, а я бегом к вам, дочь одну оставила.

– Ну беги, беги, моя хорошая.

Валентина шла по аллее. Господи, как же здесь красиво! Белые берёзы с пожелтевшей листвой выглядели царственно. Сосны высоко закинули свои зелёные верхушки. Парк просматривался, давая ощущение простора, осенней прозрачности. Кое-где встречались могучие дубы с ещё зелёной кроной. Валентина с удовольствием вдыхала свежий воздух, наполненный запахом прелой травы и опавших листьев. Как же ей не хватало всего этого великолепия природы в Ашхабаде. Там было очень мало зелени. Несколько аллей с акациями, туей и клёнами. А в старых глиняных домиках, закрытых дувалами, очень редко проглядывались верхушки абрикосовых или яблочных деревьев. Нет-нет виднелись кусты виноградника. Валя ещё раз с восхищением оглянулась вокруг. Вдруг в голове что-то щёлкнуло, как свет включили. Голос, такой знакомый голос Родмила:

– Иди к дочери, ты зачем её оставила одну?

И она бросилась к гостинице. Быстро прошла в прихожую, положила сетку с хлебом и солью. Валентина вошла в комнату и обомлела. Зажав себе рот руками, чтобы не закричать, она с ужасом смотрела на огромную крысу, которая взобралась на тельце Светланки, хищно оскалив огромные зубы. Девочка спокойно спала, раскинув ручки поверх одеяла. Крыса повернула голову в сторону остолбеневшей Валентины и зло уставилась на неё. У Вали мелькнула мысль: голыми руками нельзя скинуть крысу. И она медленно отступила пару шагов назад, не отворачиваясь от хищного взгляда. Рукой позади себя нащупала деревянную швабру и смело пошла вперёд. Крыса спокойно спрыгнула с тельца девочки и полезла под кровать, тяжело волоча длинный хвост. Валя шваброй ткнула в жирную тушу. Крыса развернулась и громко зашипела, обнажив ещё больше свою пасть. Валя от испуга чуть не свалилась с ног. А если она прыгнет на меня? Но страх за дочь взял верх над эмоциями, и она снова ударила эту мерзкую тварь. Крыса неторопливо заползла под кровать и там исчезла. Валя заглянула и увидела огромную дыру между стеной и плинтусом. Светланка спала, тихонько посапывая. Продолжая крепко держать швабру, Валя опустилась на пол у кровати дочери и зажмурила глаза. Слёзы давили, их нельзя было сдержать. Боже мой, она любовалась парком, а эта тварь могла съесть её маленькую кроху. Ведь ребёнок ни за что не смог бы сопротивляться этой огромной крысе. Тут взрослый испугается. Пришлось бы драться, вон как она шипела, готовая броситься на неё. Валя тихо плакала, представляя себе страшные картины. И в этих картинах пришёл к ней опять Краковский колдун, буравя её чёрными зрачками. И опять пророчил ей много горя и много слёз. Валентина мысленно ругалась с колдуном. Неужели это месть за её любовь к Якову? Он же ей прямо сказал, что за всё придётся платить. Сколько платить? Какова цена её любви?

– Глупая, я не могу тебе причинить зло. Ты сама выбрала свою дорогу. Я могу только предупредить и по возможности помочь, но тоже не всегда. У нас свои законы. – Родмил спокойно смотрел на неё.

– Какие законы? У кого это у Вас? Почему нас связывает только плохое?

– А когда у тебя всё хорошо, я тебе не нужен, а всё плохое ты выбрала сама. Ты же первая пришла ко мне за помощью, и ты её получила. И продолжаешь получать мою помощь, неблагодарная! Да Вы все живы благодаря мне, очнись, подумай.

Судьба снова и снова испытывала её. Валя испуганно открыла заплаканные глаза. Перед ней стоял Яша.

– Что, что ты тут сидишь на полу, да ещё со шваброй, Валя? Что случилось? Вставай, пошли в другую комнату, разбудишь Светланку, – он поднял жену на руки и отнёс в другую комнату.

Усадив на кровать, вытащил из сильно зажатой руки швабру и поставил рядом. Между всхлипываниями жены всё-таки понял произошедшее.

– Валя, успокойся, я сейчас пойду к коменданту гостиницы, и мы с ним накидаем отравы в дыру и зальём её бетоном.

– Да, успокоил ты меня, ну очень, – с сарказмом промолвила Валентина.

– Ты бы её видел, эту мерзкую тварь. Она огромная, как поросёнок. Что, она дыру не выроет в другом месте? А может, у неё здесь не один ход, мы же не проверяли.

– Да, ты права. Я сейчас всё осмотрю, а потом уже всё засыпем мышьяком и забетонируем. Ну вот что я тебе скажу, послушай. Больше никаких обедов, ужинов здесь не готовь. Походим в столовую. Ничего, что не вкусно. Зато с дочери не спускай глаз. Ей кашу сваришь. Кисель или молоко вскипятишь – и довольно. Пока здесь не было продуктов – крысы и не лезли. А ты тут развела ресторан. Отбивные, жаркое, харчо. Вот крыса и пришла на запах, а тут живой ребёнок. Всё, я сказал. Только столовая, не умрём. Тем более меня завтра вызывают в Москву. Так что можешь паковать чемодан. А пока от дочери ни на шаг.

Рис.4 Краковский колдун

Пржевальск.

Памятник Н. М. Пржевальскому

Яша всё осмотрел и нашёл ещё одну дыру в ванне. В этот же день он зацементировал обе дыры. И как Герда не учуяла крысу? Видно, крыса чуяла собаку и носа не высовывала. Дождалась, когда никого нет, вот и осмелела.

Глава 12

Пржевальск

Военно-транспортным самолётом Яков с семьёй прибывают на новое место службы – Киргизия, Иссык-Кульский район, город Пржевальск, который находился вблизи восточной оконечности озера Иссык-Куль, примерно в 150 км от киргизско-китайской границы. Городок основан 1 июля 1869 года, как военно-административный центр на караванной дороге из Чуйской долины в Кашгарию. Основанием для постройки города-крепости был наркотрафик из Китая в Россию. 23 марта 1889 года по велению царя Александра III, городок Караколь был переименован в Пржевальск для увековечивания в Средней Азии памяти Николая Михайловича Пржевальского. В своём пятом путешествии Николай Михайлович умер в Караколе от брюшного тифа. Незадолго перед смертью Пржевальский попросил похоронить его на берегу Иссык-Куля, и желание его было выполнено. По указу государя на могиле великого путешественника воздвигли памятник.

Город имел строгую прямоугольную форму. Каждый житель был обязан возле своего дома посадить сад и аллею. В самом центре появился деревянный православный храм, а чуть позже каменная мечеть.

Валя очень тяжело перенесла этот перелёт. Она ещё ничего не сказала Яше, но сама знала – у них будет малыш. В связи с этим переездом у неё были хорошие предчувствия, что беды их закончились. Ведь они будут жить рядом с её родителями. Село Теплоключенка, откуда она была родом, находилось всего в 30 км от Пржевальска. А возле мамы, родных и близких, конечно же, всё будет по-другому. Есть на кого положиться. Да и родители будут счастливы увидеть повзрослевшую внучку. А тут и второй скоро родится. Вот и пусть внучатами порадуются. Всё это время у Вали не было связи с родными. Она очень не хотела расстраивать их своими бедами и трудностями. Теперь всё будет хорошо. Им с Яшей выпал счастливый случай – надо же было получить назначение на Валину родину. Это событие радовало, бодрило, давало надежду на лучшее.

Приехав в военный городок, Валентина хлопотала по обустройству в приподнятом настроении. Они поселились в небольшом домике для семейных офицеров. Просторный зал и две маленькие уютные спаленки вполне устраивали. Им выдали две казённые железные кровати с панцирными сетками, стол и 4 стула, а также небольшой шкаф. Вот и вся мебель. Но Валя нисколько не расстраивалась таким мелочам. На выходные они поедут к её родителям, и она была уверена, что всё необходимое им с Яшей подарят. Так и случилось. Многочисленные родственники радушно встретили Валентину с Яковом и Светланку. Даже уговорили Яшу оставить на недельку-две погостить у них Валю с дочкой. Уж больно все соскучились. Разве одного дня им хватит, чтобы рассказать, поделиться, поплакать и посочувствовать?

Конечно же, мама сразу заметила Валино положение. Она старалась повкуснее покормить её с внучкой, побаловать. Родители держали корову. Сметана и творожок были хорошим подспорьем. Отец так же, как и всегда, возился с пчёлами. Мёд в родительском доме был постоянно. Валя наслаждалась покоем, окружённая заботой. Можно было не переживать за Светланку. Многочисленные родные по очереди таскали её по гостям и баловали, чем могли. Валя её и не видела. Две недели пролетели, как один день. Надо было возвращаться к мужу. Яков обещал приехать за ними на служебной машине. Как и ожидала Валентина, ей собрали настоящее приданое. По приезду Яша был удивлён, обнаружив среди подаренных вещей кроватку-колыбельку.

Продолжить чтение