Солнечное сплетение. Размышления бегущей женщины

Все вокруг дышало весенней сыростью. Мысль прогуляться на сон грядущий раздражала. Алина озябла, но не подавала вида. Олег не любил, когда она показывала свое недовольство его идеями, и она шифровалась как могла. Из-за угла вышло трое. Они что-то сказали Олегу, она не расслышала, но внутри все напряглось. Его дернули за куртку. «Что за ерунда?» – подумала Алина и отступила на скользкий после дождя газон. Двое держали мужа за руки, третий бил. Никто не обращал на нее внимания. Тогда Алина подошла ближе и пнула одного под колено, тот припал на него, можно бить в нос. Ну вот, оппонентов уже двое. Самый активный начал отходить назад, и Олег потянулся за ним. Тот, что держал руку мужа, ослабил хватку. Зря ты, парень, удивился. Женщина уже шла на абордаж. Пострадал кадык и нос. «Повторяешься, подруга… А, впрочем, эффективно и ладно», – утешила она себя. По ходу мероприятия пострадавшие плавно рассосались в темной сырости, а Олег все еще пытался ударить вертлявого. Тот огрызался некультурными словами, отступал, но исчезать совсем из их мирной семейной жизни не хотел. «Экий ты… неугомонный…» – проворчала Алина, пока делала подсечку. Тот замахал руками как споткнувшаяся курица, но не упал и сердито ушел за угол.

Дома благоверный самоутвердился страстным сексом, забыв про потрепанный организм. Мужская самооценка требовала возвращения на пьедестал. После какое-то время, молча, лежал, вглядываясь в потолок.

– Не знал, что ты умеешь драться. Столько лет живем…

– А ты думал, девочке в школе дают прозвище «Медведь» за красивые карие глаза?

– Сколько мы уже женаты? Семнадцать? Девятнадцать?

– Двадцать шесть.

– Как долго… Я хотел сказать, летит время… Нам с тобой скоро на двоих соточка.

– Да… Лет через пять, – Алина невольно поежилась от этой мысли.

– Что ж не убежала?

– Друзей в беде не бросаем, – усмехнулась она.

Наутро Олег выглядел как Винни Пух после улья. Опухшее лицо переливалось всеми цветами радуги. В мрачном настроении он поплелся к маме. Она, конечно, сделает ему больничный, и, конечно, позвонит, чтобы узнать, куда смотрела жена. Почему-то ты снова в чем-то виновата. Женщина отмахнулась от назойливых тягостных мыслей и засобиралась на работу. Русые волосы никак не собирались в пучок. Чистые пряди пушились и выскальзывали из суетливых пальцев. Стрелки получались то неровные, то неодинаковые, да еще и тушь в глаз попала. Глаз заслезился, покраснел, стрелка размазалась окончательно. Утро какое-то дурацкое! «Наплевать! Пойду так!» – твердо сказала себе Алина и снова принялась исправлять макияж. Ей с детства мечталось, чтобы глаза были не карие, а зеленые, вычитала в старом французском романе, но природа есть природа и никаким макияжем ее не изменишь. Толчея в транспорте, отдавленные пальцы, перегар попутчика… Промозглый ветер задирал полы плаща и мешал шагать через лужи. Кажется, что тепло не настанет никогда. Настроение все хуже и хуже. Да уж, утро не задалось.

В отделении уже раздавали завтрак, опоздала.

– Алина, ну где тебя носит?! – закричала на все отделение Нелька, – Я, что должна за тебя вторую смену отрабатывать?

Нелька меленькая хрупкая татарка. В свои тридцать два она уже четыре раза была замужем и, как она сама шутила, каждый раз удачно.

– Ой, не начинай! – огрызнулась Алина, – Глушко тебе переработку подпишет.

Нелька фыркнула и гордо пошла переодеваться.

– А смену сдавать?! – возмутилась Алина.

– Ой, иду уже.

Напарница спесиво повернула в ее сторону. Хитро улизнуть не удалось.

День тянулся и тянулся. Казалось, он никогда не кончится. Главврач Павел Андреевич несколько раз одернул ее, но Алина никак не могла войти в рабочий ритм. Может, не выспалась? Может, давление? А может, просто погода портится? Да, скорее всего, погода. Небо серое, в мутной дымке, давящее. Завтра в ночь. Если пойдет дождь, в приемной нужно будет мыть через каждые полчаса, натопчут. Вокруг что-то происходило, но Алина видела перед собой только синие и зеленые квадраты пола. И мысли, как и небо, серые, мутные, тяжелые…

– Аля, – позвала ее медсестра.

– А?

– Тебе на пост звонила какая-то женщина, просила заехать. У нее там что-то с давлением.

– Фира Муратовна? – насторожилась она.

– Не знаю. Неля отвечала.

– Ох уж эта Неля. Никогда толком не запомнит, не передаст, – проворчала про себя Алина.

Надо ехать. Вдруг что-то серьезное. Связь в поселке Фиры Муратовны ловила плохо, но надежда все-таки есть. Она набрала номер. Долгие гудки тревожно откликались внутри.

– Але… – послышался тихий голос.

– Алло, Фира Муратовна? Ну, слава Богу! Как вы? Вы мне звонили?

– Да, Алечка, еще утром. Ты, наверное, не слышала…

– Замоталась совсем. Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Так, скриплю по-стариковски. Наверное, погода… Можешь мне продукты привезти сегодня? Слабость какая-то, боюсь до магазина не дойду.

– Лежите, лежите! Я приеду. Сейчас только смену отработаю и сразу к вам. Не волнуйтесь.

Положив телефон в карман, Алина замерла, задумалась. Смена кончается только через три часа. Если закончить дела раньше, может дежурная медсестра отпустит потихоньку? А если экстренный по скорой? Влетит, как пить дать. А если сменщицу попросить пораньше прийти? Не-а, Ирина не придет, у нее двое малышей, не сможет. Ладно, обратно на попутке доберусь. Алина снова принялась выписывать шваброй замысловатые фигуры вокруг ножек мебели и, словно танцуя, обходить пациентов.

Фира Муратовна долго стояла с Алиной на стареньком деревянном крылечке. Ее седые волосы трепало легким ветром. Она куталась в разноцветную кофту, но настойчиво утверждала, что не мерзнет. Вокруг крыльца сквозь опавшую прошлогоднюю листву уже проклюнулись нарциссы. Пожилая женщина беспокойно поглядывала на запущенный сад. Ей давно хотелось навести в нем порядок, но здоровье не позволяло. Алина в который раз обещала помочь, но Фира Муратовна вежливо отказывалась, не желая никого обременять. Ее сыновья жили своей взрослой жизнью и, хотя часто навещали, она их тоже ни о чем не просила.

Давно пора уйти, но прощание, как всегда, затянулось. То одно вспомнится, то другое. Вдруг пошутят, засмеются, как две девчонки и снова завяжется разговор. Пошел дождь, и выходить в промозглую темноту не хотелось тем больше, чем дольше они стояли. Еще и зонт забыла, как на грех. Но разойтись все же пришлось, а то ведь не то, что на автобусе и на попутке потом не уедешь. Алина вышла из поселка на трассу и стала голосовать. Дождь отвратительно затекал за воротник, оставляя на спине колючую дорожку холода. Машины одна за другой мерно катились мимо. «И ведь ни один гад не остановится», – тоскливо подумала Аля. Сапоги уже давно представляли собой две чашки с холодной водой, в которых болели пальцы. От колес плавно разбегались волны в лужах. Конечно, кто захочет подсаживать к себе в машину мокрого насквозь пассажира? Салон потом сушить и чистить. Алина понимала проезжающих мимо водителей и даже немного жалела их, но себя она жалела больше. Раздражение постепенно нарастало. Наконец-то одна из машин повернула в ее сторону. Алина радостно вспыхнула, но водитель только объехал лужу. Женщина горестно поникла как усталый воробей. Раздался резкий гудок. Она вздрогнула от неожиданности и зло обернулась. Из приоткрытого окна махнула рука. Алина удивилась, замешкалась, но потом собралась и села в теплый салон. Водитель, не глядя на пассажирку, вывернул руль. Поехали. Руки дрожали. Водитель прибавил тепла. Она оценила внимание и благодарно посмотрела на мужчину, тот краем глаза наблюдал за странной промокшей пассажиркой, но делал вид, что смотрит только на дорогу.

– Куда подвезти?

Аля задумалась. Домой? Олег злой как тысяча чертей. С работы задержалась, ужин не приготовила, а еще… «Всегда есть что-то еще…» – подумала она. К Лене? А если дочери нет дома? Гуляет с друзьями где-нибудь. Ладно, к Олегу, так к Олегу, не сожрет же. Алина назвала адрес. Водитель стал озираться на знаки, и стало понятно, что им не по пути. В душу закралась легкая неловкость, но мокрые ноги настаивали не поддаваться.

– Что так поздно за городом? – спросил мужчина.

– Ездила к подруге. Она на даче живет. Скучно ей одной, навещала, – Алина говорила сбивчиво, хрипло, не понимая, что не обязательно рассказывать все подробности.

– Ночь почти.

– Давление у нее. Пока фельдшера дождались…

– Давление?

– У пожилых такое бывает, – улыбнулась Аля.

– Сколько ей?

– Семьдесят два.

– Семьдесят два и подруга? – удивился водитель.

–Я вам тоже не девочка! – рассмеялась Алина дрожащим голосом, – Подруги разные бывают.

У мужчины было доброе усталое лицо. С ним почему-то было спокойно и надежно. Тело оттаивало и мысли, вслед за ним, начали упорядочиваться.

– Я Аля, – зачем-то представилась и протянула она руку.

– Игорь Витальевич, – пожал тот в ответ кончики ее пальцев. Руки мягкие, теплые, не рабочие, без мозолей и трещин. Алина заметила это про себя, но спросить о профессии не решилась. Лицо показалось ей знакомым, но вспомнить откуда не получалось. Усилия, которые она прилагала, только отдаляли ее от истины, и Алина решила бросить безнадежную затею. Но, как водится, лишь женщина расслабилась, и ответ всплыл из глубины памяти. Не может быть! Это Мохов. Лет двадцать назад все девчонки института бредили о нем. Фильмы с ним в главной роли крутили на всех каналах. Какие, однако, у судьбы сюрпризы! По ее глазам Игорь понял, что его наконец-то узнали. Это польстило и расстроило одновременно. Теперь придется надевать дежурное лицо и говорить дежурные фразы. А Алина отвернулась и задумалась. Что же теперь ей сказать? Ой, это вы! Я видела все ваши фильмы! Чушь непролазная. Видела и что? Да и не все. Нелепо, глупо, банально. Каждый день люди видят начисто отмытый пол в отделении. Видят, но никто не восклицает при встрече: «Ой, это вы!». От своих размышлений Алина начала давиться смехом. На недоумение Игоря Витальевича она закусила в улыбке губы и покачала головой:

– Не обращайте внимания, я сама могу и разозлить себя, и рассмешить.

Мохов ничего на это не ответил.

– Я закурю? – через какое-то время спросил он.

– Да, пожалуйста.

Он приоткрыл окно и стал выпускать в него струйки дыма:

– Не дует?

– Нет, нет, – Алина чувствовала себя неловко из-за своего глупого смеха, но никак не могла придумать, о чем поговорить. Очень хотелось сгладить впечатление, отвлечься.

Машина плавно покачивалась, мотор мерно гудел, все навевало дрему, но Алина крепилась, стараясь не заснуть. Этого еще не хватало. Они помолчали еще немного. Машина повернула под арку. Вот он родимый, знакомый двор, знакомый дом. Пора прощаться.

– Спасибо вам, – Аля протянула влажные деньги.

– Не надо, – сказал Мохов холодно. Она ласково посмотрела ему в глаза и виновато улыбнулась:

– Я не над вами смеялась. Я над собой… Глупо так вышло.

Его глаза потеплели, но лицо осталось строгим и печальным.

Дома Олег угрюмо молчал. О, это надолго. Будет теперь игнорировать, пока не затеешь с ним покаянный секс. Но на секс не было ни сил, ни настроения. Горячая ванна, вот что манит и зовет. В ней хотелось лежать до бесконечности и слушать, как капает вода с белья на сушилке. Если не до бесконечности, то хотя бы до того момента, когда заснет муж. Засыпая, Алина думала о том, высохнет ли ее плащ до завтра и что подумал Мохов про ее дурь.

Несколько дней Алина еще вспоминала свою поездку на дачу к Фире Муратовне. Порывалась рассказать о странной встрече то Лиле, лучшей подруге с детства, то Лене, они с дочерью часто делились секретами, но так и не решилась. Может Фире Муратовне рассказать? Нет, не стоит. А что, собственно, случилось? Сказали друг другу две-три фразы с незнакомым мужчиной, с которым они больше никогда не встретятся и только. Нечего тут рассказывать. Совершенно нечего рассказывать. Олег постепенно выздоравливал и его настроение улучшалось. Дочь стала звонить чаще обычного. С одной стороны это радует, а с другой возникло ощущение, что она что-то хочет сказать, но никак не решается. «А вдруг беременна? – екнуло у Алины где-то под ложечкой, – Нет. Нет, нет, не может быть». Лена жила отдельно на съемной квартире. Она давно была сама себе хозяйкой и не отчитывалась перед родителями. Только иногда прибегала занять денег, заплатить за институт. Несмотря на то, что училась заочно и работала, денег ей катастрофически не хватало. «Нет, не может быть, – снова подумала Алина и тут же рассмеялась над собой, – Почему же не может быть?! Дело житейское, простое. Девочка совсем взрослая». Лучше позвонить самой и все узнать, сразу, без предисловий.

Лена смущенно мялась, часто дыша в трубку, отнекивалась и убеждала, что все хорошо, но мама отступить не может. Минут через пятнадцать девушка сдалась:

– Мам, у меня новый парень.

– И что?

– И все.

– Леночка, и из-за этого ты столько времени терзала маме сердце?

Мамин шутливый тон немного успокоил ее, но она еще сомневалась:

– Он тебе не понравится.

– Пришли фотку.

Алина каким-то неведомым образом с одного взгляда на человека могла определить ждать от него неприятностей или нет. Жаль, что этот мистический дар работал только относительно других. Если дело касалось ее самой, то дар также мистически приглушался или вовсе пропадал. Дочь вздохнула и согласилась. Спорить с мамой бесполезно. Когда дело касалось ее ребенка, Алина шла к своей цели как танк. На фото оказался приятный долговязый мальчик. Для Алины он, конечно, был мальчик, а в профиле написано двадцать шесть лет. Как хорошо, что есть соцсети. Достаточно узнать имя и вся жизнь человека как на ладони. Мама пролистала все его посты, прошерстила всех его друзей и успокоилась. Как говорится: «В порочащих связях не замечен». А Лене говорить о своей разведке совсем не обязательно. На следующий день Алина позвонила дочери, и, задав несколько отвлеченных вопросов про ее новые отношения, твердо сказала:

– Хорошо, приводи знакомиться.

– Мама, а ты не слишком торопишься? Он подумает, я ему руки выкручиваю, в ЗАГС тащу, – возмутилась дочь.

– А ты объясни все как есть. У тебя строгая мама. Можешь сказать, что я параноик. В общем, вали все на меня. Не бойся, не съем я твоего… как его там? Васю! Приводи.

– Когда?

– Хоть сегодня. Я борща наварила. Давай.

Вечером раздался робкий звонок в дверь. Вася сконфуженно ввалился в прихожую. Он тоскливо озирался, не зная, куда поставить тяжелую сумку. Лена вытащила ручку сумки из его неразгибающихся пальцев и поставила на пол. Внутри брякнули какие-то жестянки. У Лены замерло сердце. А вдруг что-то разбилось? Вася не обратил на звук никакого внимания, и она немного успокоилась.

– Долго вы еще будете там топтаться как неродные? – улыбнулась Алина. Какой милый нерешительный мальчик, так по-хорошему смущается. Вася повесил куртку и вошел в кухню. Хозяйка без лишних разговоров поставила перед ним тарелку.

– Спасибо, – пробасил он.

– На здоровье, – снова улыбнулась Алина. Определенно мальчик нравится ей все больше и больше.

– А Вася художник, – ни с того, ни с сего сказала Лена.

– Граффити? – флегматично спросила Алина.

– Откуда вы знаете? – Вася испуганно посмотрел на Лену, но та была удивлена, как и он.

– Ты художник. На рукаве засохшая краска, – Вася быстро осмотрел рукава и обнаружил пятно, – но не мазок кистью. Пятно от распылителя. В сумке жестянки. Не думаю, что пиво.

Парень покраснел. Лена умоляюще посмотрела на мать.

– Прийти к потенциальной теще затарившись пивом… это слишком! – уже не стесняясь, хохотала Алина.

– Вы прям Шерлок Холмс! – засмеялся Вася вместе с ней.

– Я пробила тебя по соцсетям, Вася!

Смех снял гнетущее напряжение, и все почувствовали себя комфортнее. Борщ остывал, чайник закипал, пора ужинать.

Когда дети уходили, а Вася за один вечер стал для Алины одним целым с Леной, она легонько потрепала парня по плечу и чмокнула дочь в нос.

– Все нормально, – прошептала она Лене на ухо, – не переживай.

Глаза дочери счастливо заискрились, и она поспешила за своим Васей. Алина еще какое-то время смотрела в окно как они весело идут, как смеются, шлепают друг друга, держатся за руки. На выходе со двора, под старым ясенем, Вася притянул Лену к себе и поцеловал. Почки на ветках еще не до конца распустились и обрамляли молодых людей зеленоватой дымкой. Они оглянулись на окна дома, чтобы понять, не смотрит ли мама, но видимо ничего не заметили. Алине стало и радостно, и грустно одновременно. Под толстым слоем надуманного оптимизма что-то сжалось и заныло где-то в темноте души. Вдруг вся ее жизнь показалась серой, монотонной и захотелось плакать. Да что там плакать, захотелось взвыть, да так чтоб весь квартал вздрогнул, весь город. Захотелось, чтобы все почувствовали, как ей плохо, одиноко. Но она только шмыгнула носом и начала мыть посуду.

Нет любви в твоей жизни. Что поделать, если нет? И где ее взять? Не выйдешь же на улицу, не подойдешь к первому встречному и не скажешь: «У вас любви не найдется немножечко? А давайте любить друг друга». Глупо же, абсурд. А Олег? А что Олег? Жизнь с ним напоминает механизм. Все движения и слова отточены до автоматизма. Они словно две шестеренки крутятся параллельно. Вроде бы в одной связке, а не соприкасаются, и крутятся в разные стороны. Вот и сегодня Олег не придет ночевать. Сказал, что работает допоздна и заночует у мамы. Так удобнее и к работе ближе. Алина никогда не проверяла. Даже если врет, то зачем его ловить? Чтобы он, заметая следы, наврал еще больше? Не стоит. Пусть он думает, что жена ничего не замечает, не чувствует. Доверия нет уже давно, хотя это уже и неважно. Даже лучше, что его сегодня нет. Не нужно притворяться, быть милой. Аля свернулась калачиком под одеялом, всхлипнула пару раз и заснула.

Солнечные лучи пробивались сквозь шторы. Зайчики слепили глаза даже через сомкнутые веки. Такое теплое приятное утро. Алина потянулась на кровати, позвоночник мягко хрустнул, и нега залила все тело. Даже то, что необходимо идти на работу не могло уменьшить радости от пробуждения. Она поправила ночнушку и зашлепала босыми ногами на кухню. Через пару минут молоко закипело, и Алина заварила в нем растворимый кофе. Тетя Галя, соседка по площадке, говорила, что так заваривать приторно, но каждый пьет кофе как любит. Зачем портить водой? После зарядки и душа Аля еще больше радовалась новому дню и шагала по улице почти вприпрыжку. Хотелось всем объяснить, как хорошо ей сегодня живется. Вчерашняя грусть развеялась сама собой, и теперь казалось мелкой, незначительной по сравненью с сегодняшней радостью. Алина улыбалась своим мыслям и, замечая недоумевающие взгляды прохожих, веселилась еще больше.

В отделении терпко пахло пшенной кашей со сливочным маслом. Больные вяло приводили себя в порядок, им-то спешить некуда. На пересменке что-то говорили о прошедшем дежурстве, но Алина не вникала. Как чудесно, когда у тебя внутри все хорошо! Вот они родимые: швабра и ведро. От нелепых мыслей она хмыкнула себе под нос и вошла в первую палату по коридору. На угловой кровати лежал новенький. Он лежал спиной к двери и натужно кашлял. Соседи по палате хмурились, но терпели. Видимо за ночь он им порядком надоел. Новенький осознавал всю тяжесть своего преступления, но был не в силах прекратить их мучения. Кашель не унимался. Алина начала уборку с тумбочек. Другие санитарки заставляли больных самих прибирать, приучали, так сказать, к дисциплине. Она же никогда не ворчала на больных за беспорядок, а спокойно расставляла все по местам. Особенно сегодня. Все забавляло ее, даже увядший огрызок напоминал старый клоунский башмак.

Новенький обернулся, заслышав шорох в своих вещах. Выглядел он помято: отекшее лицо, красные от бессонницы глаза, взъерошенные светлые волосы. Алина несколько секунд смотрела на него сидя на корточках возле его тумбочки, а он смотрел на нее. Нет, это уже слишком! Ей захотелось расхохотаться, но так как это было неуместно, Алина сдержалась. Перед ней лежал Мохов. Он тоже узнал ее, вначале слегка удивился, колюче окинул взглядом, после чего отвернулся. Глаза Алины искрились весельем. Она чувствовала, как это самое веселье распирает ее изнутри, просачивается через кожу, как светятся ее глаза. Неприязнь окружающих не могла заглушить этот поток. Аля пожала плечами и продолжила работу.

За обедом женская часть коллектива шумно обсуждала новый сериал и возмущалась по поводу мужской части человечества. Алина молча пила чай и не слушала. Она сидела, опершись на локти, и смотрела в одну точку. Как глупо они тогда встретились с Моховым. Что же она тогда ему сказала? Теперь и не вспомнить. Наверняка ерунду.

– Самойлова, в шестую палату, – окликнул ее Паша, – Там температура у…

Глушко мельком глянул на историю:

– У Мохова. Надо помочь переодеться в сухое. Поступил ночью по скорой. Жена уехала за вещами. Подсуетись короче.

Мокрая ткань крепко липла к горячему телу. Мохов кашлял и не мог остановиться, виновато смотрел на Алину, злился от беспомощности, но подчинялся. В дверь неуверенно постучали.

– Можно? – в проем заглянула женская головка, – Я к Мохову. Вещи привезла.

– Заходите, заходите, – улыбнулась Аля. Вот кто теперь будет его переодевать. Как славно! Женщина вошла, неся впереди полные пакеты. Потом начала суетиться вокруг мужа, говорить скороговоркой обо всех своих приключениях по дороге домой и обратно. Так говорят супруги, когда не знают что сказать и заполняют эфир ничего не значащей информацией. Игорь слушал, иногда поглядывая на Алю. Ему было неловко, что частная жизнь семьи раскрывается на глазах у постороннего человека. Когда она уловила на себе один из его взглядов, то спокойно собрала влажную одежду в стопку и ушла.

– Паш, а что у Мохова из шестой? – спросила Алина в коридоре у Глушко.

– Не Паша, а Павел Андреевич, – ответил он шепотом, наклоняясь к ее уху.

– Ой, ой, ой! Как контрольную по химии списывать, так одноклассник, друг детства. А тут Павел Андреевич! – пошутила Аля.

– Алина, мы на работе, – сконфузился он, – И хватит мне уже про ту контрольную…

– Ладно, – примирительно сказала она, – Так что с ним?

– Банальная пневмония. Не волнуйся, поправится твой Мохов. Никуда не денется.

– А что ж его в общую? Я думала, его в VIP положат.

– Милая моя, он сам так захотел.

– Гордый значит, – нахмурилась Алина.

– Я не проверял. Нет у нас таких анализов. Захотел в общую, положили в общую. Теперь, наверное, жалеет, – вздохнул Глушко.

– Так давай переведем, – предложила она.

– Поздно, Самойлова, поздно. Теперь занято. Будет лечиться в общей несмотря на то, что артист. Давай работать.

– Да, – Алина вздохнула и взяла с каталки биксы, – работа не волк и, к сожалению, в лес не убежит.

Вечером, выходя из отделения, Алина заметила жену Мохова. Та одиноко стояла у забора.

– Вы что, целый день здесь?! – удивилась Аля.

– Нет, я уезжала, потом опять приехала.

– Вы не волнуйтесь так, все с вашим мужем будет хорошо. Он скоро поправится.

Алина направилась к воротам, женщина пошла с ней.

– Меня зовут Вера, а вас? – скромно сказала она.

– А меня Аля.

– Вы на машине?

– Ага, на метро.

Обе улыбнулись. Вера шла рядом и не знала, как начать разговор. Над тротуаром нависли тяжелые от сырости ветви деревьев и норовили обломиться под собственной тяжестью. Алина поглядывала на новую знакомую, ожидая, когда та переборет стеснение. Нельзя же идти рядом с незнакомым человеком и просто молчать. Чувствуя ее неловкость, но не желая быть навязчивой, Алина терпеливо ждала начала беседы. «Нет, необходимо включать обаяние, не то совсем раскиснет», – наконец решила она.

– Где он так простудился?

– Игорь плавает, увлекся моржеванием и вот… – обрадовалась помощи Вера.

– Моржи вроде не простужаются… – искренне озадачилась Алина.

– Даже не знаю. Кашлял немного, а ночью поднялась температура. Еле уговорили в больницу лечь. Хорошо, его дядя приехал, он, кстати, врач. Почти заставил. Вы же знаете, как мужчины ненавидят больницы. А вы давно здесь работаете?

– Два года почти. Со старой работы ушла, а новую не нашла сразу. Здесь мой одноклассник работает, Паша Глушко. Он ваш лечащий врач. Говорит, поработай у нас, пока найдешь что-нибудь подходящее. А потом прикипела. Коллектив хороший, график два через два… Зарплата, правда, маленькая, но мне хватает. А вы? Чем занимаетесь?

– Я домохозяйка, – грустно сказала Вера, – Раньше работала редактором, потом в декрет ушла. Игорь хотел, чтобы его дома ждали, чтобы уют, тепло, а там второго родила. В общем, так все и осталось. Муж хорошо зарабатывал, нужды в работе не было.

Женщины немного помолчали, погрузившись в воспоминания.

– А как вы познакомились? – неожиданно для себя спросила Алина.

– У нас тогда газетенка одна печаталась, такая, знаете ли, из разряда желтой прессы. Они статью про Игоря написали неудобоваримую, и он пришел разбираться.

– Разобрался?

– Да. Сначала я думала, он меня не заметил, а он провожать пошел и… закрутилось.

Вера мечтательно посмотрела вдаль и задумалась. Ее золотистые волосы, окрашенные по последней моде, аккуратно уложены, а из-под ворота элегантного бежевого полупальто выбивался легкий белый шарф. Алина рассматривала ее наряд с легкой завистью. Совсем недавно и сама она одевалась в лучших магазинах, ни в чем себе не отказывала, но полоса жизни изменила цвет и теперь все это в прошлом. Женщины дошли до метро, попрощались. «Какой сегодня добрый день», – подумала Алина, перебирая в памяти события, – Вера только грустная».

Олега снова не было дома. Видимо, это уже вошло у него в привычку. То, что он приходил понятно по вороху грязного белья в спальне и беспорядку на кухне, но почему опять ушел? Алина набрала его номер, но ответа не последовало. Хорошо, нет, так нет. Она налила себе холодный вчерашний суп и присела на табурет. Табурет покачивался на неровных ножках, старый, еще от родителей остался. За окном взволнованно подрагивали ветки. Ветер теребил редкие едва распустившиеся листочки. Над крышей соседнего дома висели грязные облака. Надо бы отдохнуть. Аля лениво поплелась в спальню. Усталость медленно и неотвратимо накатывала с каждым шагом. Перед тем как окончательно провалиться в сон она заметила, что подушка пахнет странно. У нее был чужеродный непонятный запах. «Опять эфиром надышалась», – подумала она засыпая.

– Аль, у Мохова из шестой опять температура. Ты посиди с ним, когда закончишь.

– Хорошо, Паш. А вообще он как?

– Гордый. Помощи не просит. Ни на что не жалуется. Потерпи его, – Глушко дружелюбно приобнял ее за плечи.

– Устал? – участливо спросила она.

– Как собака, – вздохнул врач.

– Пойди, поспи пока тихо.

Паша обреченно махнул рукой и, ссутулившись, медленно пошел по коридору. Его высокая худощавая фигура плавно исчезла в полумраке коридора. Ночная смена как лотерея, то тихо, то экстренных везут как не в себя. А свои тяжелые? Их куда девать? Разорваться что ли? Жалко Пашку. У него трое пацанов дома, с ночной смены придешь все равно не выспишься. Да и сама не лучше, задумала завтра варенье закрывать. Кому это надо? Все давно можно в магазине купить. Мамино воспитание. Не пашешь в доме как крепостная, значит плохая хозяйка. А там, глядишь, и жена плохая, и как женщина так себе. До развода рукой подать. Мама, мама… А может, не такая уж плохая идея? Не надо будет быть всегда на высоте, всегда быть безупречной. Ты что Мери Поппинс, леди Совершенство?!

Увлеченная своими мыслями о несправедливости женской доли Алина вошла в палату. Все дружно храпели кроме одного. Мохов лежал на трех подушках пытаясь сохранять мало-мальски вертикальное положение, дышал тяжело. Губы потрескались от сухости. Стакан на тумбочке давно пустой. Игорь Витальевич окинул Алину блуждающим взглядом и отвернулся. «Разве он гордый? – подумала она с непонятно откуда-то взявшейся нежностью, – Просто устал». Алина принесла новый стакан с трубочкой и осторожно, не говоря ни слова, повернула лицо Мохова к себе. Он пил жадно, благодарно. Трещинки на губах разгладились. Взгляд стал немного осмысленнее.

– Я посижу тут с вами, отдыхайте, —прошептала Аля.

– Не надо. Идите, – прохрипел он в ответ.

–Я не уйду.

Алина положила свою ладонь поверх его. Мохов слегка вздрогнул от прикосновения и странно посмотрел на нее, словно увидел что-то новое.

– Отдыхайте, – сказала женщина еще тише.

Она поправила настольную лампу и взяла с тумбочки его недочитанную книгу с закладкой. Это была «Почему мы существуем? Величайшая из когда-либо рассказанных историй» Лоуренса Краусса. Странный выбор, когда у тебя температура под сорок, но Алина открыла ее на заложенном месте и начала тихо читать вслух.

– Что вы делаете? Зачем? – перебил ее Игорь Витальевич.

– Я буду читать. Вы заснете. А когда проснетесь, все будет значительно лучше, – Алина была невозмутима.

– Я не засну. Не утруждайтесь.

– Заснете, заснете, – улыбнулась она, – еще как заснете.

– Прошу вас… уйдите, – его глаза сердито блеснули в полутьме. Игорь крепко сжал ее пальцы.

– Не уйду, – настойчиво повторила Алина, – Поверьте, у меня чарующий голос. Засыпают абсолютно все, от стариков до младенцев. Потерпите меня немного.

– Я не хочу… – закашлялся Мохов, – уйдите.

Алина подала ему воды и снова принялась за чтение. Больной бессильно откинулся на подушки и замолчал. Спорить не позволял кашель, уйти не было сил. Через пятнадцать минут Игорь мирно спал. Голос, как всегда, сработал. Когда Алина читала вслух, всегда излучала вокруг блаженное умиротворение. И совсем неважно было, что именно она читает. Голос был размеренный, спокойный. Она слегка прихлебывала на вдохе и приподнимала брови на труднопроизносимых словах. Несмотря на то, что она читала с выражением, эмоциональной окраской, во время ее чтения действительно все засыпали. «Чарующий голос» – старая шутка, еще из тех времен, когда Леночке был годик и у нее болело ушко. Она засыпала на груди у мамы, когда та читала ей Мопассана.

Алина посидела еще несколько минут, вглядываясь в расслабленное лицо Игоря, и осторожно попыталась вытащить свои пальцы из-под его ладони. Мохов, рефлекторно, не просыпаясь, сжал их. Женщина посидела еще немного. Нужно подождать пока он заснет поглубже и тогда он ее отпустит. Но даже спустя час его пальцы так и не разжались. Что же ему там снится?

Книга соскользнула с колен Али. Светает. Она открыла заспанные глаза и посмотрела на часы. Надо бежать. Столько дел еще! Мохов спал. Тогда она легонько потрогала ему щеку на предмет температуры, он во сне улыбнулся и отпустил ее пальцы. Жар спал. Алина вышла в коридор. На посту никого не было. Сестра спит в процедурке. Надо подготовить смену к сдаче и идти домой. Неожиданно в кармане завибрировал телефон. Алина вздрогнула, чертыхнулась и ответила.

– Алиночка! Солнышко мое! Я не могу прийти. У меня у младшего краснуха! – Иринин голос умоляюще дрожал, – Подмени меня, пожалуйста.

Вот тебе и «раз»! Вот тебе и «два» … Что же делать?

– Хорошо, Ириш, я подменю, – смиренно ответила Алина и положила трубку, чтобы не выслушивать бурю благодарности от коллеги. Надо позвонить Олегу, сказать, что осталась на работе. А с другой стороны, еще рано, он спит. Лучше SMS и не придется выслушивать речь о своем тупом альтруизме. В последнее время все их семейные разговоры вращались исключительно вокруг ее недостатков. А недостатков обнаруживалось все больше. Удивительно, ты не меняешься, а недостатки растут как снежный ком.

Второе дежурство прошло, как говорят, в штатном режиме. Перед выходными выписали как можно больше больных и в отделении стало поспокойнее. Алина уже переоделась и надевала плащ, когда ее окликнул Паша:

– Хорошо, что ты не ушла.

– На третье дежурство не останусь! – перебила она его.

– Нет, нет, – засмеялся Глушко, – я не за этим.

– А зачем?

– Зайди в шестую. Мохов тебя зовет.

– Меня? Странно.

Алина перебрала все свои действия за время рабочего дня и не найдя никаких промахов вошла в палату.

– Вы хотели меня видеть? – спросила она у Игоря Витальевича. В палате он лежал один, остальных всех выписали.

– Да, Алина, – он немного помолчал, собираясь с мыслями, – Я хотел поговорить с вами.

Женщина одернула платье и присела на краешек стула у его кровати.

– Я вчера был груб с вами. Простите.

– Хорошо.

– Вы можете дать мне ваш номер телефона?

– Зачем? – изумилась она.

– Моя жена хочет с вами поговорить, но никак не получается с вами встретиться.

– Хорошо… – Алина записала свой номер на листке из блокнота и протянула Мохову.

– Когда вам будет удобно?

– Мне? Хоть, когда…

Совсем растерявшись, Алина встала, зацепила ногой ножку стула, тот противно скрипнул. От своей неловкости она смутилась еще больше и вышла. Что это значит? Чего тут смущаться? Не себе же номер попросил, жене! Но, несмотря на это, Алина весь вечер не находила себе места. Тело гудело от усталости, но сон не шел. Она положила телефон под подушку и стала ждать звонка, но в тот вечер никто не позвонил. Не позвонили и на следующий день. Неловкость прошла и теперь казалась больше забавной, чем постыдной. Значит все не так уж и важно. Не нужно больше мучить себя догадками.

Алина позвонила Лиле, и они отправились гулять. Гулять означало сидеть в их любимой кафешке, трескать фастфуд и обсуждать очередного Лилькиного ухажера. Когда очередь дошла до пирожных, Лиля спросила:

– Ты так ешь… Не боишься растолстеть?

– Нет, – Аля усмехнулась, вытирая салфеткой крем с подбородка, – Я вкалываю как лошадь ломовая и на работе, и дома. Никакого кайфа. Можно я хоть здесь оторвусь?

– Можно, – засмеялась в ответ подруга, – Еще с носа вытри.

– Да и было бы для кого фигуру беречь.

– А как же принц?! – Лиля игриво повела плечами.

– Лиля, какие принцы в сорок пять?! Тут даже на престарелого шута не рассчитываешь, а ты – принц… Скажешь тоже.

– Ладно, тебе грех жаловаться. У тебя фигура, словно ты из спортзала не вылазишь. Тебе больше тридцати в жизни никто не даст. Не то, что я.

– Курить брось, сразу кожа лучше станет, – вздохнула Аля. Комплименты подруги не цепляли.

– Тогда растолстею я, – Лиля ожидала ответный реверанс, но Алина не захотела потешить ее тщеславие, она задумалась, глядя в окно. Кафе было в полуподвальном помещении и в окно можно было видеть, как мимо пробегают чьи-то ноги. Алина с Лилей рассматривали туфли проходящих женщин и шутливо спорили, кому они могли бы принадлежать.

– Смотри, смотри! Вот это башмачки! – вдруг воскликнула Лиля, проследив за взглядом Алины. За соседними столиками люди обернулись на нее.

– Тише ты! – прошипела на нее подруга, – Не позорь мою седую голову!

– Не седую, а крашеную.

– Все равно! – Алина подняла глаза и на входе увидела хозяйку впечатливших их туфель. Ею оказалась Вера Мохова. Она приветственно махнула Алине рукой, на что та удивленно и неуверенно ответила.

– Как хорошо, что вы не пошли в другое место. Здравствуйте. – Вера изящно присела за их столик, – Мне ваш муж сказал, вы с подругой обычно ходите сюда. Ах, да… Я позвонила вам, а вы, оказывается, телефон дома забыли. Олег любезно объяснил мне как вас найти.

– Олег? А я думаю, что это он мне не звонит? – Алина порылась в сумке, чтобы удостовериться в отсутствии старого гаджета, – Познакомьтесь, пожалуйста, это Лиля. Мы с ней дружим с шестого класса. А это Вера. Ее муж лечится у нас в отделении. Игорь Витальевич говорил, что вы хотели со мной поговорить. Что-то случилось?

Вера слегка откинулась на спинку дивана, элегантно оперлась локтем и улыбнулась. Потом поиграла ремешком сумочки и сказала:

– Мы с Игорем посоветовались и решили предложить вам работу. Нам нужен человек, который будет помогать мне по дому.

– Домработницей?

– В общем да.

– Неожиданно…

Лиля легонько пнула под столом ногу подруги и вмешалась в разговор:

– А платить сколько будете?

– Ну… Как в среднем по Москве…

Видимо Вера еще не особо задумывалась над этим вопросом.

– Я согласна, – выпалила Алина, чтобы хоть как-то перевести разговор на другую тему, – Только можно я пока не буду увольняться? Вдруг мы с вами общего языка не найдем.

Вера с удовольствием согласилась, попрощалась и ушла, цокая каблучками. А Лиля еще долго учила ее жизни. Нельзя так быстро соглашаться. Нельзя быть такой рохлей и бессребреницей. Нельзя кидаться с головой не оговорив условий. Нельзя, нельзя, нельзя… Словно Алина была маленькой неопытной девочкой. Почему окружающие так любят тебя учить? Зачем тебе, зрелой женщине, их советы? Наверное, они тебя учат, потому что ты их слушаешь. Если бы послала пару раз, то и не стали бы. Вот только послать никогда не хватало духу. В конце концов, если ей что-то не понравится, она может просто встать и уйти. Работа начнется только после выписки Игоря Витальевича. Еще сто раз все может измениться.

Дома Алину ждала дочь. У нее свой ключ, чтобы она могла приходить в любое время. Аля слегка удивилась, но ничего не сказала.

– Дядя Никита звонил, – озабоченно выпалила Лена, не дожидаясь вопросов.

– Чего хотел?

– Звал тебя на работу.

Понятно теперь почему она примчалась в родительский дом неожиданно, без звонка. Алина мельком заглянула в телефон, забытый на стуле, проверить пропущенные. Кроме звонка Веры ничего не было. Сегодня день предложений? То не можешь ничего найти, то зовут все сразу.

– Почему тебе, не мне? – Алина повесила плащ в прихожей и прошла на кухню.

– Знал, что откажешь.

– Тогда зачем звонил?

– Чтобы я с тобой поговорила. И, правда, мам, сколько можно за чужими людьми горшки выносить? – Лена села за стол и продолжила чистить картошку, которую оставила, чтобы встретить маму.

– Что-то дядя Никита слишком быстро соскучился, не прошло и трех лет, – презрительно усмехнулась Алина.

– Может, вернешься в компанию? – девушка нервно теребила кожуру, – Нормальные деньги опять начнешь зарабатывать.

– А Колыгина он уже уволил?

– Нет, – Лена сникла.

– О чем тогда говорить?

– Но дядя Никита тебя так любит! Вы же друзья с детства.

– Что-то, когда Колыгина брал на мое место, он про детство не вспоминал. Не вспоминал, как я у его мамы ночами дежурила, памперсы ей меняла. И когда жена от него ушла, как я его из запоя выводила, по врачам таскала, не вспоминал. А теперь соскучился? – Алина сердито подошла к окну и оперлась на подоконник. Цветы надо полить. Замоталась, забыла. Алоэ совсем завял.

– Мам… – напомнила о себе Лена.

– Колыгина взяли только из-за того, что у него вся родня по министерствам. И если бы твоя мама не была перфекционистом и трудоголиком, дядя Никита по миру пошел с протянутой рукой. Сколько раз его партнеры кидали… «Алина, давай. Алина, беги. Алина, сделай что-нибудь» … Но, несмотря на это, он со мной очень легко распрощался. Ему нужен был человек со связями. Теперь он имеет то, что имеет.

Болезненные воспоминания всплыли в памяти, окатили горячей волной. А Алине уже начало казаться, что за прошедшее время многое забылось. Дочь встала, потопталась возле Али и положила голову маме на плечо. Ей хотелось достучаться, найти подходящие доводы, но каждый раз слова проваливались в черную пустоту и исчезали с гулким эхом.

– Мамочка, там же тебя знают. Тебя возьмут без диплома…

Это был крайний козырь, опасный. Мать могла вспылить, и Лена приготовилась к скандалу. Она знала, как мама мечтала получить высшее образование, но жизнь сложилась трудная, и институт пришлось бросить на четвертом курсе. На хорошую должность не брали без этой чертовой бумажки. А работала Алина хорошо, можно сказать фанатично. Не работник, а мечта любого работодателя. Работала больше за идею, чем за деньги. Понимала, что глупо. Понимала, что на шее сидят и едут, но ничего не могла с собой поделать. Наверное, поэтому ее если и брали, то никогда не хотели отпускать. Только на последней работе, лучший друг легко и, до обидного просто заменил ее на какого-то бездаря. И даже то, что Алина проработала его финансовым директором десять лет, не сыграло никакой роли.

– Не могу я, Лена, – мама всхлипнула и глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться, – Сломалось во мне что-то. Вот тут…

Аля положила руку на грудь.

– Уже три года прошло, мам. Может, рискнешь? Попробуешь?

– Нет, моя хорошая. Нет.

Дочь обняла ее грязными после картошки руками. Алина заметила, улыбнулась и сказала:

– Вымой руки, поросенок.

– А может, дядя Никита понял свою ошибку? Может, он жалеет, хочет все исправить, извиниться?

– Скорее всего, его бизнес вот-вот пойдет ко дну, – сказала тихо Алина. Жалость к старому другу вдруг тоже напомнила о себе. Сколько было хорошего… Посиделки родителей, маевки, шашлыки, веселые игры… Сколько всего было! Вот именно было. Было и прошло. Лена хотела еще что-то сказать, но Алина взяла себя в руки и шутливо перебила ее:

– Хорошая моя, когда ты успела стать отпетым манипулятором? Или у тебя это качество врожденное, от отца?

– Ну, мама, – укоризненно пробубнила дочь.

– Может, ты думаешь, мне вымпел преходящий дадут или грамоту за ударный карьерный труд на благо капитализма?

– Опять твои комсомольские шуточки!

Лена поняла, что говорить бесполезно. Раз мама начала шутить, перетянуть ее на свою сторону точно не удастся.

После ужина они еще посидели, поболтали, поворчали на мужчин и разошлись каждая в свою жизнь. Незаметно время их сделало подружками. И, хотя дочь не смела быть с матерью на равных, доверие росло с каждым годом. Как интересно все получается. Ты начинаешь говорить со своим ребенком о своих взрослых проблемах, о личной жизни и дочь неожиданно начинает давать тебе советы, бывает дельные. А ведь когда-то она лежала на твоих коленках и даже помещалась на них. Ничего малышка тогда не понимала, только любила тебя безгранично, и ты была для нее всем миром, целой вселенной. И ты ее любила. Сейчас, конечно, тоже любишь, но уже иначе. Как опору что ли, как товарища. Лена хочет, чтоб у ее мамы решились финансовые проблемы и это приятно, впрочем, и здесь можно разглядеть ее личный, меркантильный, интерес. Ей станет легче платить за образование. Забавно… Нет, решать свои проблемы за счет унижения неприемлемо. Невозможно вернуться на старое, пусть даже хлебное, место, словно побитая собака. Невозможно лицемерно улыбаться и общаться с теми, кто в душе презирает тебя, ни во что не ставит. Может быть, на новой работе будет проще? Вроде милая женщина… Вера…

Когда Алина приехала к Моховым, ее накрыло отвратительное тягостное чувство. Ей словно вытягивало внутренности в тугую звонкую струну. Очень хотелось удрать, сверкая пятками. Зачем только согласилась?! Все вокруг такое чуждое, далекое. Чувствуешь себя неотесанным чурбаном. Алина никогда не задумывалась над социальным расслоением в обществе, но сейчас ощутила его как никогда остро. Люди, к которым она вошла в дом были иные.

– Чай? Кофе? – спросила Вера у Алины.

– Стакан воды, если можно.

Дом Моховых непонятный. Да, именно непонятный. Это ощущение сразу проникло в душу Алины, как только она вошла. Стены тоскливого зеленого цвета. Или освещение такое? В гостиной пустовато, хотя все как у всех: камин, диван, кресла. На каминной полке фигурки. Вроде все очень красиво, но не комфортно. Лестница на второй этаж узковата. А может, просто не на твой вкус? Как-то тоскливо…

Вера шумела кофемолкой на кухне и Алина, не зная куда себя деть в незнакомой обстановке пошла к ней. Вода фильтрованная, безвкусная, но стакан помогает занять руки и помогает сглаживать неловкость. На полу лежал старый ирландский сеттер. Он напоминал кучу волнистой коричневой шерсти. Морда милая, флегматичная. Когда Алина вошла, он не встал, а только понюхал воздух своим шоколадным носом в ее направлении. Видимо запах его устроил, он слегка шевельнул хвостом в знак приветствия и вернулся в исходное положение.

– Не бойтесь, он не укусит. Грэй очень дружелюбный, – сказала Вера.

– Я поняла, – Алина хотела погладить пса, но не знала, как он к этому отнесется.

– Еще водички? – спросила хозяйка, указывая на пустой стакан гостьи.

– Можно, – кивнула та.

– А тебе, Игорь?

– Мне кофе, – Мохов сел рядом с Алиной. Грэй подвинул передние лапы, пропуская хозяина. Его хвост начал приветливо мерно похлопывать об пол, но Игорь Витальевич не обратил на него внимания. Он провел ладонью по столу, как будто хотел разгладить несуществующие складки и задумался, глядя не то Але в глаза, не то сквозь нее. На стуле стало неуютно, и она подумала уйти опять в гостиную от его пристально смотрящих серых глаз, но шататься по чужому дому тоже неудобно.

– Возьми, – Вера через стол протянула мужу чашку, чем вывела его из прострации. Игорь Витальевич привстал и потянулся за кофе. И тут пес, непонятно зачем, ткнулся мордой ему в ноги. Мохов неловко качнулся, и горячий кофе пролился Алине на руку. Она отдернула руку, но все же немного обожглась. Не задумываясь, она молниеносно вылила на место ожога воду из своего стакана. Потом уже спокойно подошла к раковине и подставила кисть под струю холодной воды. Водой забрызгало ей юбку. Лужа растеклась по столу. Начало капать на пол.

– Боже мой, простите! Простите, простите, пожалуйста, – растерянно повторял Мохов.

Вера побежала за аптечкой.

– Не переживайте, я почти не обожглась, – соврала Алина, пытаясь разрядить ситуацию.

– Вам больно? – не унимался тот.

– Ничего, ничего.

– Мне очень жаль… – Мохов взволнованно и виновато смотрел то на руку Али, то на лицо. Его глаза из серых превратились в ярко-голубые.

– Ничего страшного. Единственная кара небесная, которая вас ожидает, терпеть мое присутствие пока одежда не высохнет.

Мохов стиснул зубы и вышел из кухни. Вера принесла целую коробку лекарств и начала в ней копаться. Нехорошо получилось, только пришла устраиваться на работу, как уже испортила о себе впечатление. И почему в его присутствии начинаешь говорить глупости?

– Я вытру? – показала Алина на лужу под ногами.

– Бросьте. Ерунда какая, – отмахнулась Вера, – Вот, держите. Это хорошая мазь. Идемте, я дам вам во что переодеться.

Алина послушно пошла за ней. Когда проходили через гостиную, она заметила, что Игорь Витальевич сосредоточенно смотрит телевизор. Он оперся подбородком на скрещенные пальцы и совершенно не обращал на них внимания.

– Я вашему мужу не нравлюсь. На работу, наверное, не возьмет, – с тревогой сказала Аля.

– Почему вы так решили? – искренне удивилась Вера.

– Он строгий какой-то.

– А, вы об этом, – тихо хихикнула хозяйка, – Он не очень любит новых людей в доме, только и всего. До вас у нас работала очень милая женщина, но и к ней он привыкал около полугода. Сейчас она ушла на пенсию, и мы пригласили вас. Поверьте, это обоюдное решение. Его «строгость» лично к вам не относится. Приходите завтра. Спокойно начинайте работать. И, пожалуйста, не обращайте на него внимания. Обыкновенные мужские капризы. Постепенно он к вам привыкнет и все встанет на свои места.