Сказка – о – моли?!

© Анастасие Лоевская, 2024

ISBN 978-5-4496-8486-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Из всех молиных семейств, которые проживали в доме Кугелей, в Большом арбатском переулке1, семейство бе Моллей, жившее в пианино, считалось самым уважаемым и почтенным. И тому было множество оснований. Во-первых, оно было самым древним – пианино, носившее гордое наименование «антиквариат» и золотые буквы на крышке, было сделано в конце позапрошлого века, а это значит, что предки бе Моллей поселились там больше стапятидесяти лет назад. Во-вторых, никто другой не мог похвалиться тем, что питается такой же изысканнейшей и редчайшей пищей – фетром, изготовленным еще до революции. В-третьих, все бе Молли были тонкими знатоками и ценителями музыки, ибо рождались и умирали буквально в самом ее сосредоточии.  Вооот.

Семья Мольских, поселившаяся среди шляп, считала, что они ничем не уступают семье из пианино. Нынешний глава семейства со своей супругой и детьми занимал старинную шляпку довоенных времен. А его родной брат – редкую по красоте и вкусу привозную польскую. Бабочки из обоих семейств часто вступали в браки между собой, и никого не приглашали на балы в пианино чаще, чем Мольских. Однако ни то, ни другое семейство не могло забыть о тонкой, неуловимой разнице, которая существовала между ними. И хотя бе Молли ни словом, ни делом не напоминали о ней, Мольские постоянно ощущали, что они лишь вторые.

Впрочем, семейству почтенных Моллеров, обитавших в пальто, эти тонкости были недоступны. Моллеры честно трудились, поедая простое грубое сукно и выращивая свое многочисленное потомство. Их жилище не было столь долговечным и изысканным, и звуки музыки почти не долетали туда, приглушенные двумя дверями и просторным коридором. «Знай, бабочка, свой шесток», – любил говорить старый Моллер, и, каждый раз, встретив кого-нибудь из бе Моллей или Мольских, склонялся в глубоком почтительном поклоне.

Неизвестно, как относилась к бе Моллям семья Молескиных, которая занимала второй ящик комода, где хранилось все для рукоделия. Во всяком случае, к самим Молескиным относились весьма настороженно. Как всякая богема, члены этого семейства были взбалмошены и непредсказуемы. Они жили среди лоскутов и ниток всех цветов радуги, а их пища представляла собой причудливую смесь из дешевых и дорогих, ординарных и экзотических материй. Шепотом говорили, что они злоупотребляют нитками из конопли, но это были лишь слухи.

И уж совсем никто ни в грош не ставил Моляшкиных и Молишкиных. «И не говорите мне о них, – как-то раз сказала жена молодого Ремоля бе Молля, не так давно сменившая фамилию и переехавшая в пианино. – Как можно так жить! Я удавилась бы, если б родилась в валенке или в носке!» Стоит ли говорить, что никогда ни один из членов этих семей не был зван на бал. Мольские и бе Молли (а иногда и кто-нибудь из Моллеров или Молескиных) радостно предвкушали очередной праздник. Молодые же бабочки Моляшкины вздыхали, услышав музыку, и прекрасные звуки будили в них мечты, которым (они знали это слишком хорошо) не суждено было сбыться никогда.

А балы, которые примерно раз в неделю устраивали бе Молли, действительно были великолепны. Старики угощались фетром столетней выдержки и спорили о тончайших оттенках вкуса. Молодежь же порхала среди гудящих струн под звуки вальса, польки или джаза.

Как хорош был принц Ламоль! Он танцевал лучше всех в зале, и никто не мог сравниться с ним в смелости и широте полета.

А его невеста Молетта! Она была похожа на сказочную фею в своем серебристом платье, которое искрилось и мерцало в лучах света, пробивавшихся через открытую крышку пианино.

– Милый Ламоль, это похоже на сказку, на сон! – лепетала счастливая Молетта, танцуя в объятиях принца.

– Нет, моя дорогая, это вы похожи на сон, на сказку! Таких как вы не бывает! – отвечал ей влюбленный принц.

А музыка лилась, лучи света трепетали как струны под рукой пианиста, и все были абсолютно счастливы. Даже Моляшкины и Молишкины, ибо, как известно, и простой моли дозволяется слушать звуки королевского пианино.

О чудный прекрасный мир! Возможно ли, чтобы когда-нибудь ему настал конец!? Возможно ли даже помыслить об этом!?

И тем не менее, однажды это случилось.

Великаны, которые по странной случайности разделяли с молью дом, постоянно напоминали о своем существовании. Они топали, издавали громоподобные звуки (некоторые из ученых бе Моллей предполагали, что таким образом великаны общаются друг с другом), двигали мебель. Бе Молли, как впрочем и другие семейства, давно привыкли к ним, как к шуму дождя или ветра за окном. И никто (за исключением Моляшкиных и Молишкиных) не придавал великанам особого значения. Ни один великан никогда не покушался на святая святых – старинное пианино. (Другое дело – старые носки, но об этом мы расскажем позже.) Тем более ужасным для бе Моллей стал тот день, когда они проснулись от того, что в их укромные, уютные покои под клавишами хлынул свет. Передняя деревянная панель пианино, всегда защищавшая бе Моллей от внешнего мира, эта гигантская, величественная стена пропала!

– Что это?! Что такое! – слышались растерянные возгласы.

– Что происходит?

– Катастрофа!

– Мы погибнем?

И перекрывая весь этот невнятный робкий хор прогремел голос главы рода – Симоля бе Молля:

– Кто посмел?!!

Отважный принц Ламоль с небольшим отрядом храбрецов прокрался к обнажившемуся краю мира и посмотрел вверх – в бездну. Через минуту он с сумасшедшей скоростью несся обратно, крича на ходу:

– Спасайтесь! Уходите отсюда все! Скорее!

Даже под густым слоем пудры было видно, как он побледнел. Началась паника. Все многочисленное семейство бе Моллей хватало вещи, детей, и пыталось выбраться наружу – прочь из любимого и совсем недавно такого надежного дома.

– Я никуда не пойду! – бушевал Симоль бе Молль. – Это дом моих предков! Я не дам разрушить его этим дикарям, этим отвратительным великанам!

– Отец, вы ничего не сможете сделать. Прошу вас, идемте с нами! Нам нужна ваша помощь, – увещевал его принц Ламоль.

Но старик продолжал упорствовать, тогда Ламоль и его братья подхватили старика под лапки и повлекли его к запасному выходу под клавишами пианино. Внезапная мысль обожгла Ламоля.

– Где Молетта?! – крикнул он.

Но никто не мог ему ответить. Оставив отца на попечение братьев, он ринулся обратно.

Стены их дома трещали, потолок ходил ходуном. Великаны громыхали где-то совсем рядом. Под ля бемолем второй октавы он наконец-то нашел ее. Молетта забилась так глубоко под клавишу как могла, слезы ужаса текли по ее лицу.

– Ламоль! – воскликнула она, увидев принца.

– Дорогая моя, вы живы! Какое счастье!

В этот миг кто-то из великанов сорвал потолок.

Полуослепшие и наполовину оглохшие, они прижались друг к другу.

– Что нам делать? Что делать? – все повторяла несчастная Молетта.

– Послушайте меня. Возьмите меня за лапку, и как только я скажу – летите изо всех сил. Это наш единственный шанс. Эти великаны не очень-то проворные.

Великаны тем временем начали крушить клавиши. Они поднимали и выдирали их прочь, одну за другой.

– Готовьтесь, – прошептал принц Молетте. – Сейчас… Летим!

И Молетта оттолкнулась от пола и отчаянно замахала крыльями, не выпуская лапки Ламоля из своей. Она увидела только огромные отростки, которые отходили от чего-то похожего на исполинский ствол, обтянутый тканью, а потом что-то невероятное, сверкающее, как колоссальный сапфир.

«О боги, неужели это глаз», – подумала Молетта, едва не теряя сознание от ужаса.

– О…И..Е…Э…О…О, – загромыхал великан. Огромный ствол с отростками поднялся, чтобы расплющить ее и Ламоля – но мимо. Они были живы и улетали прочь! Великан промахнулся!

Запыхавшиеся, все в слезах, они наши укрытие под диваном. Долгое время Молетта не могла ни о чем говорить. Она заламывала лапки и издавала такие душераздирающие стоны, что если бы под диваном были камни, они вполне могли бы расплакаться. Принц Ламоль ходил вперед-назад, как тигр в клетке. Глубокая складка перерезала его лоб, мысли, одна мрачней другой, терзали его сердце. Где его отец с братьями, где его родичи и друзья, чем прокормить его народ и, самое главное, где они теперь будут жить? Несколько раз он порывался покинуть укрытие и отправиться на поиски уцелевших бе Моллей, но Молетта слезами, лапками и разумными доводами удерживала его.

– Вы идете на верную гибель! Подумайте, о друг мой, что станется со мной, если вы не вернетесь?!

И лишь когда великаны наконец-то ушли, а в комнате воцарилась благословенная темнота, Молетта отпустила своего жениха.

– Летите, мой принц, исполните свой долг. И помните, что бы ни случилось, я люблю вас больше всех на свете…

Когда принц исчез в ночи, она шепотом добавила:

– и что на всем белом свете у меня больше никого не осталось…

Принц Ламоль летал так много часов, что его крылышки двигались с трудом. Он звал своих родичей так долго, что охрип. В молчании отчаянья он долетел до рамы картины и сел на нее, чтобы передохнуть. И тут принц услышал тихие голоса, переговаривающиеся за холстом.

– Может, мы могли бы жить здесь?

– Ах, оставьте, разве вы не знаете, что мы не можем есть хлопок и полиэстр? К тому же здесь все отравлено краской.