Мы ждём Андерсена
Одуванчик и Асфальт
Дождь лил и лил. Вторые сутки. Не переставая. И это радовало Асфальт, мокрый, блестящий, новенький. В дождь автомобили ехали медленнее, и он мог более точно подсчитывать те, которые имели честь быть окрашеными в благородный цвет имени его, в цвет "мокрого асфальта". Одна,вторая,третья… Асфальт распирало от гордости, он был очень доволен собой и считал себя успешным и респектабельным. А как иначе? Посреди центра города, в окружении огромных сияющих зеркальными окнами зданий, шикарных и величественных ему нужно было непременно соответствовать. Дождь лил и лил, машины скользили и скользили. Асфальт считал их, блестел и соответствовал. Зажглись апельсины фонарей, монпансье реклам, и все это разноцветное великолепие отразилось на Асфальте. Тогда он перестал считать автомобили, сбившись со счета, и вдарился в самолюбование, ловя бесконечый свет летящих фар, переливающихся реклам и уверенных в себе, немигающих фонарей. Утро разбудило Асфальт яркими лучами взошедшего солнца, засверкавшего на нем, еще мокром и черном. Он не любил Солнце, оно придавало ему серый цвет, лишало лоска и делало мягче. Это его жутко раздражало. То что он раздражался, раздражало его еще больше, потому как в такие моменты он терял статус "непоколебимого и непробиваемого". А надо было держать марку. Асфальт сурово взглянул на небо, в тайне лелея мечту увидеть там набегающую на смеющееся Солнце дождевую тучку. Не было тучек. Даже облаков не было. Ни одного. Зато Солнце веселилось во всю. Отражалось в стеклах, заглядывая в важные, презентабельные офисы, прыгало по Асфальту, подбрасывая и забирая остатки луж, ласкало проклюнувшуюся острую травку на влажных газонах, нежно разворачивало робкие, любопытные листочки на редких здесь деревьях. Оно было везде! Настырное, неистовое весеннее Солнце!!!
И как ни старался Асфальт игнорировать его, он не мог. Но вид делал.
Непоколебимый и непробиваемый. И мечтал о Дожде. Солнце светило нещадно уже несколько дней и все-таки сделало свое дело – Асфальт стал мягче. Он даже заметил, что рядом с ним, помимо автомобилей и громадин-зданий существуют газоны с нежно-зеленой травой, деревья с раскрывшимися ладошками листьев, которые ловили солнечные подарки и восторженно апплодировали легкому весеннему ветерку. Асфальт лениво замечал,что это все не раздражает, а удивляет его, даже делает сентиментальным и чувствительным. Но он никак не мог оказать сопротивление своему новому настроению, никак не мог заставить себя соответствовать. Солнце!!! Солнце знало свое дело. Ласковое утром, жаркое днем, очаровательно-фееричное вечером. "Что со мной?"– размышлял Асфальт, приходя в себя от ежеутреннего душа, которым обдавали его городские поливальные машины, и становясь на часок черным и блестящим. Но размышления его заходили в тупик. Он просто не успевал найти ответ на свой вопрос, слишком быстро и настойчиво заключало его ласковое, веселое Солнце в свои объятья. И он почти сдался. Почти. Ночью пошел дождь. Невероятный, неудержимый, буйный. Под оркестр грозы он исполнял свой неистовый, бешеный танец до самого утра, хмурого и уставшего. Асфальт воспрял духом и вернулся в состояние самодостаточности и самовлюбленности.Он больше не замечал деревьев, травы и клялся , что больше не поддастся ни на ласки,ни на тепло, ни на объятья. Ни за что!!! Он снова считал серые машины и благоговел перед застывшими в своей заносчивости и респектабельности небоскребами.
Хитрое Солнце выглянуло из-за туч с целью разведки, и легонько тронув Асфальт, засверкало на нем. Асфальт не дрогнул. Солнышко выжидательно спряталось. Сделало еще одну попытку, еще и еще. От его игривых набегов Асфальт стал высыхать. Но он помнил о своей клятве и ничего не замечал. И тогда Солнце, прогнавшее наконец последнюю тучу, всепоглощающее, залившее весь мирок,где жил Асфальт, Солнце, которое видит всё-всё на Земле, нашло
слабое место у своего сурового визави. Это была обычная, совсем еще незаметная трещинка на Асфальте, о которой он даже не подозревал.
Боже! Какая бы была у него реакция!!! Трещина!!! На непоколебимом, непробиваемом нем!!! Страшно подумать, какая бы была реакция…Солнце задумалось и....стало греть, и, греть и, греть эту преступную трещинку в своих солнечных размышлениях.
Что-то тревожно стало Асфальту. Некомфортно как-то. Что-то даже незаздоровилось. Это его раздражало, он терпеть не мог ничего непонятного. А он действительно не мог понять, что с ним происходило. Но марку нужно было держать. Соответствовать. К ночи Асфальту полегчало, он снова смотрел на фонари, рекламу и мельком на звезды. Слушал, как шуршат автомобили по нему, сухому и еще теплому от солнечных поцелуев. И он засыпал, засыпал, засыпал под это шур-шур-шур.
Утро было неописуемо ужасным. В трещинке, так и не замеченной Асфальтом до этого кошмарного момента, появился зеленый росток! На его твердом, нерушимом, гладком покрытии – трещина! В трещине что-то, чего не должно быть!!! Он разваливается! Он теряет презентабельность! Может хоть какой-нибудь автомобиль задавит этого, преступно проникшего диверсанта, это наглое создание, тянущееся к Солнцу изо всех сил. Нет, вряд ли…вряд ли…Слишком близко к тротуару оно находится…Да если даже его и раздавят, трещина-то останется. Она разрастается с каждой минутой! ОООО!!!! Я погибаю,я разрушаюсь!!! Такого приступа паники у него еще никогда не было. Никогда! Он даже думать забыл о соответствии статусу "непоколебимого и непробиваемого", он был в отчаянии.
Ночью Асфальт не успокоили ни привычная картинка из мелькания разноцветных огней, ни серые машны, цвета имени его, ни неожиданный дождь…А под утро ему приснился страшный сон. Он увидел себя потрекавшимся, заросшим травой, презираемым заносчивыми снобами-небоскребами…
Но пробуждение оказалось ещё страшнее. Чей-то звонкий, восторженный голосок беспрерывно повторял:"Ах,здравствуйте! Ах,здравствуйте! Здравствуйте!" "Сон продолжается", – подумал Асфальт, сначала прислушиваясь к голоску, а потом увидев на месте ростка ярко-желтое создание на ножке-трубочке, которое поворачивало свою золотистую головку во все стороны и кланялось без остановки. И Асфальт не выдержал. Он сказал. Нет, даже закричал:" Замолчи!!!Замолчи!!!" Созданье взрогнуло и поклонилось:" Здравствуйте! Рад Вам, дорогой сосед!". Асфальт покинули остатки самообладания и достоинства. Он был в ярости! "Сосед????!!! СОСЕД???!!! Это я – сосед??? Это моя территория! Это вообще – Я!!! Ты вторгся, ты вырос прямо на мне!!!" Одуванчик, а это был именно он, закачался от такой грозной тирады, потянулся к Солнцу, которое что-то успокаивающе зашептало ему и снова поклонился Асфальту. " Все мы тут соседи, все мы живем на Земле. Рад Вам". У Асфальта пропал дар речи.Он ничего не смог возразить малышу и предпочел замкнуться.
Всю ночь Асфальт пребывал в смешанных чувствах, то впадал в состояние гнева и несогласия со словами Одуванчика, то находил в них долю истины, а то и не долю, а истину. Он ни на минуту не заснул, совершенно не заметив, что пошел дождь и сделал его блестящим и черным. Позже, прогнав тучи, взошло Солнце. И маленький Одуванчик, пробившийся сквозь трещинку в непоколебимом Асфальте, беспрестанно радовался и благодарил светило, которое сияло и улыбалось своему крошечному земному воплощению.
Асфальт поразила такая откровенная несдержанность, такая бесстыдная эмоциональность, но он решил не уподобляться, не опускаться и не вмешиваться. Он даже дал себе слово не слушать этих восторженных речей вовсе. А Одуванчик продолжал радоваться жизни. За несколько дней своего существования он узнал о ней больше, чем многие, гораздо дольше живущие на Земле. Он умел смотреть и видеть, слушать и слышать. Он запоминал и пересказывал вслух все, что ему удавалось узнать: и неуловимые рассказы Ветра, слетевшего с горных вершин, промчавшегося над зелеными, волнующимися кронами лесных деревьев, которые хранят древние сказки и легенды о волшебных существах и событиях. Он перепевал убаюкивающие песни Дождя о ручьях, которые стремятся к рекам, текущим в изумрудно-синие моря и океан, в котором скрываются миллионы чудес. Переводил чириканье воробьев о всех городских событиях и секретах переулков, тупичков и окраин, озвучивал короткие, стремительные ролики из зеркал мчащихся машин о бесконечных магистралях и проселочных дорогах, о невиданных городах и деревеньках, восторженно пересказывал веселую болтовню детских ботинок про игрушки, маму и мечту. Он воспевал бесконечные сказки Солнца о далеких странах, о раскаленных песках пустынь с караванами верблюдов, о сверкающих снегах полюсов, надежно охраняющих тайну вечности и расшифровывал загадочные перешептывания Звезд и Луны о бесконечности вселенной, рождении и гибели небесных светил, о далеких живых планетах и их обитателях, так непохожих и так похожих на жителей Земли.
Маленький золотоголовый Одуванчик просто не мог держать это в себе. И он проливался, делился этой потрясающей вселенской историей с тем, кто был рядом, с мрачно молчавшим Асфальтом, который неожиданно для себя слушал рассказы цветка с огромным интересом, все больше и больше привязываясь к своему неожиданному соседу. Он даже переживал, что тому, вмещающему в себя целый мир, станет тесно в малюсенькой трещинке. И он впервые обратился к Солнцу за помощью. Ему захотелось стать мягче в месте этой трещинки. И Солнце согласно кивало и старалось вовсю....
Так проходили день за днем. Ночью Асфальт не спал, он стерег сон своего маленького друга,боясь, что кто-нибудь неосторожный или намеренный погубит малыша. Он был готов, при малейшей угрозе жизни Одуванчика треснуть и провалиться под ногами злодея. Он знал точно, что у него это получится. Асфальт впервые перестал бояться трещин, непрезентабельного вида и мнения окружающих. Он просто жил.
Но наступило утро, когда Асфальт не увидел на прежнем месте золотистой головки. Вместо нее на ножке-трубочке качался пушистый, полупрозрачный шар. От волнения трещина разошлась еще больше, но Асфальт не заметил этого, он позвал тихо и испуганно:" Эй,эй, дружок, что с тобой?" Серебристый шарик неожиданно осторожно поклонился ему :"Доброе утро! Доброе утро, мой замечательный сосед! Мой дорогой друг! Ничего, ничего не случилось, ровным счетом. Я просто постарел… Век Одуванчиков недолог. Пришло мое время. Я рад, что дождался утра и тебя, чтобы попрощаться. Ветер любезно согласился дать мне отсрочку". Асфальт трещал, ломался изнутри:"Ты покидаешь меня? Ты умираешь?" "Нет, нет, не думай так. Я просто разлетаюсь. Мне просто пора!" " Останься еще ненадолго. Еще на день!"– Асфальт понял, что плачет, но он не стеснялся этого. "Не могу, мой друг. Ветер зовет, Земля зовет! Но я утешу тебя. Я вернусь. Скоро! И, может быть не один. Я вижу, что места здесь стало больше. Спасибо тебе! И Солнцу!" Ветер, который слушал этот прощальный разговор, не мог больше сдержаться, иначе бы он просто не сумел выполнить свою миссию. Он подул резко и решительно. Серебристый шар разлетелся крошечными парашютиками в разные стороны. Они летели, гонимые Ветром и согреваемые мягкими лучами печального Солнца. Асфальт слышал, как пролетая над ним эти белые невесомые звездочки шепчут ему слова утешения и обещания встречи.
Всегда веселое Солнце с разлету забежало за тучу, которая немедленно пролилась его слезами – крупными каплями солнечного дождя. Асфальт подумал, что если бы у него было сердце, оно бы остановилось. Выглянуло проплакавшееся Солнце, заблестело в лужах. Дождик замер в тучках, Ветер пролетел над Асфальтом. Все они верили, что Одуванчик вернется.
И Асфальт начал ждать....
Новая жизнь Матильды
Старая духовка вздыхала. Даже для неё в кухне было жарковато. Через открытые окна лился теплый июньский воздух. Хозяйка только что вынула из духовки пирожки и оставила дверцу открытой, чтоб она остыла. Чайник, стоящий на столе напротив неё, печально выпустил облачко пара и сообщил ей:
"Матильда, знаешь, что хозяева купили новую духовку? И её сегодня привезут. Они сказали что ты стала плохо печь. Я слышал, как об этом говорили на террасе за чаем". Имя Матильда дала духовке хозяйская дочка – девочка с двумя тоненькими косичками. Она всегда благодарила духовку за вкусные пирожки, ватрушки и разные другие блюда, которые духовка выпекала и запекала для хозяев. Надо сказать, что она всегда очень старалась.
Но к сожалению, Матильда была очень стара. И в последнее время у неё не хватало сил на то, чтобы сделать пирожкам золотистую корочку.
А иногда она рассеянно давала подгореть им снизу.
Матильда знала, что хозяйка сердится на неё. Много раз, вынимая пирожки из духовки, она раздосадованно восклицала : " Ну что с тобой делать! Снова не пропекла!!! " Или :" Опять подожгла мне пироги".
Матильда чувствовала себя виноватой, но ничего не могла поделать, как ни старалась. За окном раздались голоса и шум. Привезли новую духовку. Занавески на окне заколыхались и зашептали
– Привезли, привезли.
Матильда печально вздохнула. В кухню вбежала девочка. Сейчас косичек у неё не было, тёмные блестящие волосы падали на плечи. Она присела рядом с духовкой, погладила её по тёплому боку и сказала :
– Не беспокойся, милая Матильда, я не дам тебя увезти.
У Чайника из – под крышки скатились две капли – он растрогался и всплакнул.
В подставке для столовых приборов звякнуло, ложки и вилки хотели зазвоноплодировать девочке, но потом постеснялись. Занавески, казалось, шевелил ветерок, но на самом деле они махали Матильде. Все в кухне любили духовку за её тепло . И девочку тоже любили, она всегда была добра и бережна ко всему что её окружало.
На пороге появились двое крепких мужчин.
– Так что, хозяйка, старую духовку мы увозим?
– Да, да , – раздалось откуда- то из глубины дома.
Девочка поднялась с пола, встала спиной к Матильде и развела руки в стороны, защищая её. Рабочие смотрели на неё с недоумением.
– Хозяйка, – крикнул один из них.
В кухню стремительно вошла молодая женщина. Она взглянула на девочку, которая была настроена весьма решительно, и подняла одну бровь.
– Что случилось, дорогая?
Девочка молчала, опустив подбородок к груди.
Женщина перевела взгляд на рабочих и вежливо попросила их ненадолго выйти, присела на стул и притянула к себе девочку.
Та что – то горячо зашептала ей на ухо.
Занавески замерли и не колыхались, чайник перестал лить слезы, ложки боялись звякнуть. У Матильды стало жарко внутри, как будто кто- то вновь зажёг в ней огонь.
Женщина выслушала девочку, ещё крепче прижала её к себе и позвала грузчиков. Перед тем как они забрали Матильду из кухни, девочка успела ей шепнуть
– Ничего не бойся.
Духовку унесли. В кухне стало пусто и тихо.
Через некоторое время, чайник хотел сказать речь, но не успел, так как в кухню внесли новую духовку. Она была современная, новенькая и блестящая. И очень гордилась этим.
За окном послышался звук отъезжающего фургончика.
Занавески взлетели в воздухе
– Матильда осталась, Матильда осталась в саду!!! Её не увезли!!!
Чайник фыркнул от радости, ложки и вилки перестали стесняться и зазвоноплодировали.
Новая духовка подумала :
– Фи. Чего они так радуются. Этой старой рухляди место на свалке, – но вслух ничего не сказала, она считала ниже своего достоинства разговаривать с устаревшими, как ей казалось, обитателями кухни. Вот в магазине, где она жила последнее время, да, было с кем и о чëм поговорить. О современных технологиях, например.
Наступил вечер, занавескам не было видно, что происходит в саду. Чайник мучила бессонница и он попытался завязать беседу с новой духовкой, но не услышал в ответ ни слова.
Погода с утра была отличная. Жара немного спала, но солнце светило во всю. Занавески с удивлением смотрели на происходящее в саду и рассказывали об этом обитателям кухни.
Матильду разместили под старой высокой яблоней, на неё поставили необыкновенной, как уверяли занавески, красоты горшочки с цветами. А занавески-то уж точно разбирались в прекрасном, об этом знали все на кухне.
Дальше происходило вот что. Дверцу духовки раскрыли и опустили прямо до самой земли, и получилась небольшая ступенька. По бокам ступеньки девочка насыпала земли, а на землю уложила разные красивые камни. На саму ступеньку положила зелёный коврик.