В твоей коже
Иллюстратор Людмила Angel
© Людмила Angel, 2024
© Крис Вормвуд, 2024
© Людмила Angel, иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-0543-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
«Если ты закроешь глаза, мы упадём в пропасть, если ты только закроешь глаза и представишь на миг, что реальности не существует!»
Алрой
– Док, я бы хотел, чтобы это всё закончилось, но с каждым днём становится всё только хуже, понимаешь, он давит на меня, заставляет делать странные жестокие вещи, я бы не хотел уходить из Миддл тауна, но Зак снова нашёл эти знаки, будь они неладны, он считает, что безликие уже в городе, и, пока мы спокойно тут живем, доедая остатки провизии, они медленно пожирают нас. Я не знаю, верить ему или нет, все эти знаки, кто их рисует? Кому надо предупреждать нас? В общем, Док, мы через пару дней выдвигаемся в Мэллоу-сити, и это, наверное, последняя наша встреча, как бы грустно мне ни было…
– Алрой, твоё решение меня несколько беспокоит, – Док сдвинул очки на нос и посмотрел на меня исподлобья своими выцветшими почти белыми глазами, – Я не уверен, что вам стоит покидать город. Ваше путешествие – опасное предприятие, а Зак неуравновешенный молодой человек!
– Но мы друзья, Док, он спас мне жизнь, помните? Там на пустоши, когда безликие намеревались сожрать меня и надеть мою кожу, как чёртов резиновый костюм, он спас меня, хотя в детстве мы не очень-то ладили, он подкидывал мне мёртвых животных, зная, как я боюсь их, но сейчас… сейчас всё изменилось, если бы не Зак… Моя кожа была бы на ком-то из безликих, и мы бы сейчас не разговаривали с вами, в общем, я решил, мы должны идти!
– Так это ты решил или всё-таки Зак?
Я замешкался на секунду, нервно теребя в руках кусок пожелтевшей бумаги со списком необходимых продуктов.
– Мы! Да, точно, мы, так решили!
– Хорошо, как скажешь, но я все равно волнуюсь за тебя, твоё здоровье и приступы астмы, я дам тебе кое-что из своих запасов, мальчик мой, – он открыл верхний ящик стола, заваленного какими-то бумагами и травами, и вынул пузырёк с таблетками, – Они спасают от боли и облегчают дыхание, если у тебя не будет возможности достать ингалятор, это поможет тебе не задохнуться и продержаться несколько часов.
– Спасибо, Док, ты должен знать, хоть ты и старик, ты был мне единственным другом в этой дыре, ну, кроме Зака, конечно же, я буду по тебе скучать.
– Ох, сомневаюсь я, Алрой Блейк, что он тебе друг, очень сомневаюсь. Ступай, и никому не говори про таблетки, потому что лекарства заканчиваются, а люди продолжают болеть, они никогда не поймут меня и мою доброту к тебе!
Я нагнулся и через стол обнял щуплое тело дока, в котором почти не осталось ничего, кроме костей. Два года мы жили рядом в соседних домах, и каждую ночь я прислушивался к звукам, боясь, что безликие, однажды, заберутся в дом к Доку и обглодают его. И, хотя было запрещено выходить из домов по ночам на крики о помощи, я бы не бросил дока, каждую бессонную ночь, обдумывая, как буду перебарывать свой страх, когда услышу его хриплый сдавленный зов.
И вот теперь я был вынужден покинуть его, чтобы отправиться в неприятное путешествие до большого города или чёрт знает ещё куда, в котором, как был уверен Зак, было наше спасение, знаки вели его, по крайней мере он так думал. Не могу сказать, что я верю ему, но я стараюсь. Его одержимость спасителем, рисующим все эти знаки, которым он так упорно следует, иногда достигает апогея. В обычной жизни мы бы никогда не стали такими близкими друзьями, я ненавидел Зака в детстве, ненавидел его и в подростковом возрасте, он вёл себя просто отвратительно, словно весь мир был создан, чтобы подчиняться и развлекать его. Но с тех пор, как появились безликие,
Зак внезапно стал очень важным для меня человеком, без которого я бы не выжил, я повторяю себе это каждый день.
Однажды, я шёл в город от неохраняемой границы с остатками разворованных складов до второго пропускного пункта, обнесенного высоким забором, через пустошь, и потерял сознание от голода или теплового удара, очнулся я поздно ночью, когда половина луны ярко освещала заросшую ковылем равнину. Моё сердце подпрыгнуло до самого горла, я был здесь совсем один, без возможности скрыться хоть в каком-то доме, на хорошо просматриваемом пространстве. Я приподнял голову и посмотрел по сторонам, тёмные фигуры неподвижно стояли вокруг меня чуть поодаль, они знали, где я, и моя смерть стала лишь вопросом времени. Лишённые глаз, обтянутые человеческой кожей, от убитых и съеденных ими же людей, никогда прежде я не видел безликих так близко. У меня не было плана, я хотел просто подняться и бежать, сломя голову, сквозь всю эту траву, бросив рюкзак с провизией там же. Однако, я знал, если безликие нашли тебя – тебе крышка. В мгновение ока их собирались сотни и тысячи, и кричать было бесполезно, снимут кожу живьем, сожрут вместе с костями, останется только лужа крови в лучшем случае, а чаще так вообще ничего. Раз, и нет тебя! А потом один из них наденет твою кожу, и станет похож издалека на неуклюжего человека, за это время мы уже научились отличать их от людей по безвольно болтающимся конечностям и странным движениям тела, или нам так казалось.
Я чувствовал, как страх подкашивает ноги, я просто не мог заставить себя встать. Но в один момент эти самые ноги сами понесли меня сквозь пустошь. За спиной раздались вопли безликих, они ринулись тёмной массой вслед, клокоча и пощёлкивая, учуяв живую плоть. Я точно знал, шансов у меня почти не было, в открытом поле, в темноте, они бы настигли меня. Но, внезапно, чьи-то руки выхватили меня из этого ада и перекинули через сиденье мотоцикла. Это был Зак, он раскатисто хохотал, отстреливаясь, словно это была чертова игра, а не гонка на выживание. Возник, откуда ни возьмись посреди пустоши, и спас меня. Я зажмурился, трава хлестала по лицу, а я лишь молился, чтобы она не забилась в колеса. Наверное, в какой-то момент я отключился, потому что пришёл в себя только утром. Я лежал на кровати с холодным компрессом на голове, и не мог осознать то, что Зак, которого я всегда ненавидел так же яростно, как и боялся, спас меня. Чёрта-с два, спас меня, уложив, по меньшей мере, с дюжину безликих, рискуя собственной жизнью!
И с тех пор мы живём в одном доме, который он основательно укрепил и снабдил ловушками. По ночам он редко спит, в основном смотрит в щели заколоченных досками окон, жуя еле тлеющую сигарету. И его присутствие успокаивает меня, я знаю, что Зак убьёт каждую тварь, что посмеет шагнуть на его территорию, наверное, убил бы и меня, если бы я полез без спроса. Иногда ему становится скучно, и он выходит из дома по ночам, берет свой мотоцикл и едет к пустоши, откуда позже доносятся выстрелы и его истерический смех, кажется, отстрел безликих забавляет его до сих пор. Я не знаю, зачем я с ним рядом? Он жесток, он груб, он сумасшедший, он верит в какие-то дурацкие знаки, он часто неоправданно рискует, и он же, чёрт возьми, потащит нас в этот проклятый Меллоу-сити. Но, да простит меня Док, я бы не выжил без него…
Зак
Глория… Я снова видел её во сне. Я не различил лица; в голове стоял только её пронзительный крик. Как в ту ночь, когда безликие окружили её на поле и их тёмные силуэты бежали к ней из высокой травы. А я стоял, скованный волной ужаса, когда «Дизерт» заклинил. Глория тщетно отстреливалась из револьвера, но толку от этой пукалки против чудовищ? Тогда мы просто хотели повеселиться – приманить безликих, чтобы вдоволь пострелять. Мы уже делали так раньше. Просто игра, вносящая в наши почти остывшие отношения немного страсти. Но всё пошло не так, как мы планировали – они высосали её изнутри, как мякоть из консервированного персика, вместе с мясом, потрохами и костями. Вы слышали, как хрустят кости? Этот звук трудно забыть.
Я почти свыкся с этой потерей за последние несколько месяцев. Но сегодня мне показалось, что я видел безликого в коже Глории, это снова пробудило во мне череду ненужных воспоминаний. Я всегда узнаю её даже мертвой. Но эти пустые глаза, залитые кровью, внушают не самые приятные ощущения. Может быть, поэтому я поддался волне сентиментализма и спас этого слюнтяя Алроя? Я просто не надеюсь стереть из памяти весь прошедший кошмар?
Я закурил и сплюнул под ноги. Что за дерьмо я несу?! Прямо как Док! Самоанализ мы оставим бабам и Алрою. В наше неспокойное время нужно уметь выживать. В этом есть некий мазохистский кайф, в этой вечной игре со смертью. Я налил себе ещё отборного бурбона. В апокалипсисе однозначно есть плюс – много халявного бухла на полках магазинов. Поскольку, большая часть жителей города погибла или бежала, доступ к продовольствию был всегда открыт для меня.
Сегодня опять видел эти кровавые знаки на стенах (схематические изображения дверей, выглядят так словно их рисовала парализованная обезьяна). В воздухе витают слухи об убежище. Нужно двинуться на запад по пятому шоссе в сторону Меллоу-сити.
– Выступаем рано утром пока светло, – сказал я, любовно пиная своего напарника в бок ногой.
Он спал в гостиной на полу, диван я оставил себе, а остальные комнаты закрыл в целях конспирации. Чем меньше света горит в домах, тем меньше вероятности, что твари решат вломиться сюда.
Алрой недовольно промычал.
– Просыпайся, – повторил я. – Нужно собрать вещи.
Я достал свой походный рюкзак и принялся складывать всё необходимое для неблизкой дороги: мачете, патроны, тушёнку и другую нехитрую еду, спички, немного керосина для газовой горелки. Пошутил, что придётся сожрать Алроя, если тушёнка неожиданно кончится. Он оказался не в восторге от моей шутки, впрочем, его никто не спрашивал.
Я скептически наблюдал за тем, как он бережно складывает одежду по пакетикам и тщательно трамбует на дно рюкзака. Среди всего хлама я заметил старый пленочный фотоаппарат.
– Зачем тебе это дерьмо? – спросил я.
– Он дорог мне, как память, – ответил он, прижимая к груди свою реликвию.
– Я не успел допечатать все фотографии до того, как всё рухнуло.
– Это лишний груз, который будет мешать тебе в пути. Ты мог бы взять с собой лишнюю еду, – с этими словами, я отобрал у него фотоаппарат и с силой бросил об пол.
Ломать предметы – это тоже некий сакральный кайф. Алрой молча смотрел на осколки линз и пластикового корпуса, и торчащую плёнку, которая теперь безнадежно засвечена. Я наслаждался нотками его немого отчаянья. Я смотрел на его длинные волосы и тощую фигуру, придумывая, каким ещё крючком я могу поддеть эту никчёмную душонку. Он взял со стены сувенирную катану, своё бесполезное, но всё же пафосное оружие. Словно голубой самурай из японских мультиков.
– Постой! Как ты планируешь выживать с такими длиннющими волосами? Если тебя за них схватит безликий или ты тупо зацепишься за дерево и упадёшь? Ты же тупой. – Я уже взял из его рук катану и намотал эти полутораметровые патлы на руку.
Он поднял на меня свои влажные рыбьи глаза. Его трясло от страха, меня же скорее от злости.
– Зак, у тебя же тоже длинные волосы? – прошептал он слабо.
Я рассмеялся, касаясь своей чёрной шевелюры:
– Это волосы, как у мужика. А у тебя – как у пидора! – с этими словами я взмахнул катаной, отрезая его тёмные слипшиеся локоны.
В этот момент на его глазах выступили крупные, словно капли дождя, слёзы. А волосы падали на пол мёртвыми змеями. Алрой ощупал свои неровные пряди, и слёзы брызнули ещё сильнее. Сейчас мне казалось, что я даже чувствую запах этих слёз, солёный, словно кровь.
Когда мы выехали, было около четырёх утра. Кровавое зарево уже подсветило чёрные выжженные силуэты домов и водонапорную вышку. «Харлей» рассекал утренний полумрак. Тощие руки Алроя держались за мой плащ сзади, от этого соседства по спине проступали нервные мурашки. Меня почти физически тошнило от прикосновений других людей. Да и в моей старой тусовке считалось, мягко говоря, постыдным ездить на мотоцикле с другим мужиком. Ну что поделаешь, таковы условия нашего нового мира, обязующего смиряться даже с такими внутренними установками? Глаза тварей зияли из тёмных углов, словно провожая нас в этот нелегкий и опасный путь. Я сделал прощальный крюк по пустынным улицам. Город детства провожал меня глазницами заколоченных окон.
Мы выехали в поля, когда-то я любил кататься здесь, наслаждаясь запахом свежескошенного сена и коровьего дерьма, ныне тут царили совсем иные миазмы, о происхождении которых мне даже не хотелось думать.
2
Зак
Мы неслись по пустынному шоссе, глядя как пробуждается мир. Отступают твари, прячутся в тёмные зловонные углы, куда не проникает дневной свет. Ветер бъёт в лицо, принося всё новые и новые запахи. Мне кажется, что я уже чувствую океан, до которого целые сутки пути… или это просто вонь разложения?
Так мы проехали весь день, созерцая однотипные поля и небольшие городки, похожие на наш, как однояйцевые близнецы. У меня затекла задница и задеревенел позвоночник. Нужно было найти подходящий дом для ночлега. Сейчас полным-полно заброшек, но нужно позаботиться о том, чтобы не наткнуться на тварей.
Можно было попытаться найти выживших и остановиться на ночлег, но в наше время, живых стоит бояться даже больше, чем тех, кто никогда не жил. Все дичают и срываются с катушек, наконец-то почувствовав свободу. Всё это лихо закрученное дерьмо заставляет окружающих осознать, что человек – это просто животное, живущее своими первородными инстинктами – самосохранением и размножением. Эх, люди, в отличие от тех же волков, мы не заботимся о выживании вида, думая лишь о собственной… ха-ха… шкуре.
Я вынужден заботиться об Алрое, до тех пор, пока он совсем не станет обузой. Нельзя же отправляться в такое опасное путешествие одному.
Пока что всё шло гладко; сквозь рёв мотора я не слышал причитаний моего спутника. Пару раз мы останавливались отлить и попить воды. Под действием адреналина есть не хотелось совершенно, это было мне на руку, нужно экономить продукты.
Когда день начал клониться к закату, я взглянул на датчик бензина: всё было плохо. Чертовски плохо – топлива хватит только, чтобы дотянуть до ближайшей фермы. Я молился всем выдуманным богам, чтобы на пути попался брошенный автомобиль. Что-что, а уж сливать бензин при помощи садового шланга, я научился ещё средней школе. Улица вообще дала мне неплохие навыки выживания: я умел вскрывать автомобили, грабить продуктовые автоматы, открывать замки и неплохо стрелять.
Небо заволакивала алая пелена, день умирал. Возвращалось чувство опасности. Алрой начал заметно нервничать, спиной я чувствовал дрожь его тщедушного тела. Это волнение передавалось и мне. Когда уже почти стемнело, впереди я увидел огни. Мы подъехали к дому, настороженно озираясь по сторонам: во дворе было тихо, в окнах горел свет. Я закурил и отпил немного из фляги с виски, понимая, что весь день провёл «насухую», полностью погрузившись в дорогу и свои мысли.
– Что будешь делать? – спросил Алрой.
Кажется, это вообще были первые слова, произнесённые им за день. Я уже успел отвыкнуть от звука его голоса.
– Постучимся и попросимся на ночлег, если откажут, займём дом сами.
Сейчас я хотел просто оценить обстановку.
Обойдя дом, я заглянул в подсвеченное окно. Как же нецелесообразно жечь электричество в такие ночи и тратить энергию генераторов! Я видел чьи-то силуэты, в тайне успев понадеяться, что это будут живые люди. Лишь когда глаза привыкли к яркости, мне открылась вся картина: счастливая семья из отца, матери и двух сыновей, поглощающих семейный ужин, на деле оказались компашкой безликих, присосавшихся к трупу. На них была надета кожа несчастных вместе с обрывками их одежды. Человеческая оболочка нелепо свисала и топорщилась в самых неожиданных местах, поскольку строение тела безликого весьма отличалось от человеческого. Их очертания больше напоминало мне каких-то человекоподобных насекомых с вытянутыми головами. Это походило на расплавленных в печи Кена и Барби, с которых стекает пластмасса. Я никогда так близко не разглядывал этих тварей, даже то, что осталось от Глории. Сейчас у меня был этот шанс познакомиться с ними поближе, осторожно заглянуть в их пустые окровавленные глаза через окно. Эта картина отвращала и смешила меня одновременно, учитывая включённый телевизор, напевающий какую-то весёлую мелодию из 50-х. Вот вам и счастливая семейка из рекламы хлопьев.
Алрой подошёл к окну следом за мной. Он застыл в ужасе, открывая рот в немом крике. Я стукнул его локтём по рёбрам. Только не хватало бы, чтобы он закричал, привлекая внимание. Но он отошёл в сторону, держась за стену. По звукам я догадался, что его тошнит. Пора бы уже перестать быть таким слабонервным!
Я мог бы смотреть вечно на этот комичный кошмар. Эта пародия на счастливую семью отражала всё моё отношение к приличным людям с их мнимым благополучием. Я знал, что каждый из этих святош просто надевал маску нормальности, чтобы скрыть ту отвратительную тварь, что сидела в них с самого начала.
Рука невольно потянулась к пистолету. Щелкнул предохранитель. Раздался выстрел, оглашая округу громом смерти. Мне было плевать, что меня могут услышать другие твари. Вдребезги разлетелись стёкла, затем голова «счастливой мамаши». Остальные твари, наконец-то оторвались от трапезы, чтобы ринуться сквозь разбитое окно на меня и Алроя. Они бежали на нас, а я целился чётко между прорезей глаз, глядя как расцветают цветы чёрно-красной крови, брызги мозгов.
Покончив с «казнью», я приложился к фляге. Приятный жар опалил гортань. Алрой стоял, прислонившись к стене. Его трясло от страха и отвращения. Кажется, в остывшей ночной тишине я слышал, как стучат его зубы.
– Нас ведь могли убить, – выдавил он, наконец.
– Ну что, – ответил я, отворяя дверь дома. – Я думаю, здесь есть, чем поживиться.
Наконец-то поужинав хозяйскими запасами из кладовки, мы отправились наверх. Пришлось предусмотрительно забаррикадировать дверь на чердак, дабы нас не обнаружили новые твари. «Спасибо тебе, сукин сын небесный, за ещё один день существования!», – думал я, забываясь неспокойным сном на пыльном матрасе. Завтра утром, я обязательно дотащусь до Порта Ангелов, чтобы хорошенько оторваться в этом земном Аду.
А ночью снова этот такой знакомый кошмар… Я снова сижу и смотрю сквозь узкую щель в пустоту, ожидая чьи-то шаги. Проснувшись среди ночи, я сделал большой глоток виски, чтобы прогнать это наваждение от которого снова неприятно запульсировал шрам на шее.
3
Алрой
Метаморфозы – самое страшное, что происходит с нами, когда мы попадаем в ужасные ситуации, после которых никто не останется прежним. Я каждый день повторяю себе, что я должен остаться собой и выжить, но это становится всё сложнее и сложнее. Изменившийся мир меняет и меня, и я лечу в эту бездну, поддавшись искушению стать хуже.
Треск огня успокаивает, но здесь по-прежнему довольно промозгло и пахнет плесенью. Зак развел костер прямо посреди чердака, на куске железной обивки. Он сидит перед своим рюкзаком и поедает банку тушенки, смачно причмокивая и обсасывая грязные пальцы, словно ничего не произошло. Иногда мне кажется, что ему по нраву, что мы провалились в этот бесконечный ад. Наконец-то Заки-Зак может делать то, что всегда хотел – стрелять из ствола, бить людей, разорять дома и играть в дурацкую игру «выживет сильнейший».
Док прав, он псих, но я уверен, что Зак не прирежет меня. Хотя, однажды, я проснулся от тупых ударов в живот. Вдребезги пьяный Зак пинал меня, выкрикивая какие-то нечленораздельные ругательства. Я не успел ничего сообразить, как он схватил меня за шиворот и поволок в коридор, в одной руке у него было оружие. И вот тогда я понял, что моя смерть наступит здесь и сейчас от рук этого пьяного в стельку выродка, дышащего на меня помоечным смрадом. Он отбросил меня к стене и направил дуло прямо в лоб, и в эту же секунду его лицо осунулось. Он нахмурил брови, внимательно рассматривая меня.
– Это ты сделал? – Зак ткнул пистолетом мне в лоб.
– Сделал что? – я пытался унять дрожь, но тело не слушалось меня.
– Ты нарисовал знак на своей тупой башке?! – заорал он и тут же согнулся в приступе пьяного кашля.
– Я ничего не рисовал, я спал! Если ты так шутишь, то это не смешно! Убери от меня свою чертову пушку!
Зак сполз на пол по противоположной стене, бросив «дизерт» рядом со мной. Я бы мог дотянуться до него, схватить и прикончить этого придурка, который только что зачем-то хотел убить или напугать меня, я бы мог…
– Это ключ, – выдохнул Зак.
– Что?
– Знак, нарисованный на твоём лбу, это ключ, он означает ключ. Наверное, я не просто так подобрал тебя там на пустоши, он направил меня, а я-то думал, что я сентиментальный болван!
– Ты только что чуть не убил меня!
– И что с того? – хмыкнул Зак, вынимая сигареты из кармана, – Ты прожил даже дольше, чем мог бы любой подобный тебе. Посмотри на себя! Ходишь с этой катаной, волосятки свои в хвостик собираешь, герой гейского комикса, не иначе, да тебя сожрали бы там в поле, если бы не я! Ты хоть одного безликого уложил? Ты хоть знаешь, как они хрипят и извиваются, когда им всаживаешь пулю прямо в голову? Хотя, откуда тебе знать-то? Ты ж всегда прячешься за моей спиной!
– Что значит и что с того? Зачем ты тогда спасал меня от них, чтобы потом прикончить самому? – я испугаться собственной смелости, но слова вырывались бесконтрольно.
Зак махнул рукой и прикурил сигарету.
– Знаешь, Алрой, ты мне никогда не нравился! Еще там в старшей школе, когда я впахивал на ферме отца, как проклятый, ты ходил в этих своих беленьких чистеньких футболочках, фотографируя дурацких птиц и девчонок, ты и сам походил на бабу. Весь такой из пличной семьи, папаша твой, бывший священник, пытался всех учить, как любить Бога. Друзья твои тоже тошнотворные были. Больше всего на свете я мечтал увидеть, как ты рыдаешь! Что, принцесса, нравились тебе мои подарочки?
– Мёртвые голуби и крысы в школьном рюкзаке?
– Они самые, приятель, они самые!
Он как-то странно ухмыльнулся, а затем пристально посмотрел на меня покрасневшими от алкоголя глазами.
– Так ты видел его? – заговорил он чуть тише.
– Кого?
– Спасителя, придурок! Того, кто нарисовал на твоей физиономии знак ключа!
– Я спал, Зак, и ничего не видел.
– Чёрт, а ты еще тупее, чем я думал, пропустил такой момент! Вот бы узнать, кто он? Я мечтаю встретиться с ним, этот парень ведет меня с самого начала ада, он толковый малый, не то, что ты!
– Вероятно, твой толковый парень счел, что я важный человек, раз нарисовал на мне то, что в состоянии прочесть и понять только ты?
– Ох, как бы мне не хотелось соглашаться с тобой, но, видимо, ты часть какого-то ключа, или ты знаешь что-то, что поможет нам. Спаситель не стал бы просто так метить тебя. А так жаль, я бы с удовольствием вынес тебе мозги! Такое настроение зря потрачено!
Я молча недоуменно посмотрел на него. Зак был сама серьезность ровно минуту, а потом хрипло расхохотался.
– Да, не ссы ты! Я пошутил, пошутил… хотя… может и нет…
С тех пор Зак уверен, что я некий ключ к разгадке того, как появились безликие или, как уничтожить их, но проблема в том, что я ничего не знаю. Зря этот его спаситель выбрал меня, и кто он вообще такой? Иногда мне кажется, что Зак сам нарисовал тогда на лбу этот символ, что он просто был так пьян, что не соображал, что делает, в любом случае это, вероятно, спасло мне жизнь, но не остановило его агонию. Иногда я чувствую, насколько сильно он ненавидит меня, и эта ненависть материальна. Ненужные оскорбления, жестокость, грубость. Я был тем самым сынком из благополучной семьи, которого такие, как он, презирают. И мы жили, как враги, только я был слишком труслив, чтобы что-то делать в ответ на его выходки, как и сейчас. Всё, что я могу – это беззвучно рыдать, когда он отрезает мне волосы, разбивает и ломает мои вещи, отнимает у меня еду и воду…
Метаморфозы – это то, что зарождается внутри нас, в глубине нас, и изначально их эффект не заметен, но чем больше проходит времени, тем сильнее изменения, и… некоторые из них необратимы…
Когда безликие сожрали мою семью на моих же глазах, я схватил сувенирную катану и отсёк одному из них голову, кровь и какая-то чёрная жижа брызнули на стены, на мою одежду, залили всё вокруг. Это был наш сосед мистер Том Дикинс… Безликий пришел в его коже к нам… Вспышка отчаянной ярости, высосавшая все силы, заставила меня усомниться, в том, что я знаю себя… Я уже никогда не буду прежним…
Огонь погас, оставив после себя только красные угли, излучающие струящийся тусклый свет. Зак доел тушёнку, запив своим отвратительным пойлом, и лёг спать, подложив под голову рюкзак. Он предлагал мне тоже перекусить перед сном, но после той картины, когда безликие дружной семейкой в коже убитых ими людей поглощали труп, рвотные позывы до сих пор подкатывали к горлу, и я отказался.
Зак был настоящей скотиной, натворившей кучу бед, прежде чем пришли они, но в глубине души у меня теплилась надежда, что этот образ вонючего реднека – лишь защитная оболочка. В прежнем мире он был никому не нужен, а в новом Зак способен вершить судьбы и, по его мнению, исход самого противостояния неизвестным тварям.
4
Зак
С чего началось это дерьмо в моей жизни? Вероятно, с тех пор как я родился в семье фермеров близ Миддл-тауна. С раннего детства я батрачил с утра до ночи, стирая руки до мозолей, крутил хвосты коровам и резал кур.
Мне было лет двенадцать, когда наша ферма разорилась, и дом забрали за долги. Мы переехали в трейлер на окраине города. Отец всё время пил и жил на пособие. Мать где-то пропадала со своими дружками. Её часто видели в баре и близ мотеля. Я был предоставлен сам себе. Из школы меня выперли в десятом классе – разбил головой одного парня писсуар. А дальше только улица. Какая типичная биография любого маргинала, хоть кино снимай. Очередной белый отброс с Юга отчаянно борется за жизнь.
Отец пил, мать где-то шлялась. Я жил в своей «комнате», отделённой картонной перегородкой, слушал хэви-метал, курил марихуану, играл в гаражной группе на бас-гитаре, соблазнял тёлок, разводил их на деньги. Жизнь шла своим чередом до моего двадцатипятилетия. Однажды мать куда-то запропастилась. Она и раньше могла пропасть на неделю или две, но к тому моменту её не было уже несколько месяцев. В день её пропажи отец почему-то содрал всё напольное покрытие в трейлере, тогда я думал, что он искал её заначку амфетамина.
Он перешёл с алкоголя на наркотики и стал очень раздражительным. Мы стали всё чаще ругаться. Из-за того, что я занимаю слишком много места, ворую его пиво из холодильника, не могу устроиться на работу, чтобы содержать нас, ведь он уже немолод.
Однажды поздно вечером я пришёл домой от очередной подружки и понял, что отец перевернул весь трейлер вверх дном, снова искал деньги или наркоту. Он выскочил на меня с горящими глазами.
– Ты сучий выблядок! – кричал он, брызгая зловонной слюной. – Где мои двадцать баксов?!
– Пошёл нахер! – ответил я, – Что ты с хатой сделал, гандон старый?!
Но отец не унимался:
– Вор! Мой сын вор! Родного отца обокрал, ублюдок неблагодарный! – он продолжал метаться по дому, вырывая из головы редкие грязные волосы.
– Я не брал твои деньги! – орал я, хотя не помнил наверняка, всякое со мной случалось порой.
Тогда он схватил меня за горло, его руки всё ещё были сильны. Железный капкан сдавил мне шею, я чувствовал, как кровь стучит в голове, как темнеет в глазах. Собравшись с силой, я взял первый попавшийся предмет, это была моя бас-гитара «Фендер», тяжёлая штука. Она и обрушилась со всей силы на голову моего бати. Он отпустил руки и обмяк, зажимая рукой рану на голове, но я уже не мог остановиться. Корпус гитары оказался крепче человеческого черепа. Отец валялся на полу, истекая кровью, а я всё ещё продолжал бить, пока его лицо не превратилось в кровавую отбивную.
Я остановился перевести дух. Тут меня затошнило, ни то от выпитого, ни то от резкого запаха крови и прочего дерьма, вытекшего из его головы. Я выбежал во двор, и меня долго тошнило желчью под старой ивой. Когда приступ рвоты прошёл, я посмотрел на небо и увидел звёзды, я так редко на них смотрел раньше. «Вот теперь я свободен», – пронеслось у меня в голове. Какая же мелочь – жизнь моего отца по сравнению с вечностью. Кому-то становится жалко, когда один муравей убивает другого? Вот и Вселенной на нас наплевать. У волков же так всегда, когда вожак становится старым и дряхлым, его место занимает новый молодой самец, так и у нас, у двуногих тварей – смена поколений и естественный отбор.
Я вернулся в трейлер. Всё остальное помнится мне довольно смутно. Это просто некий набор слайдов, как паковал его в мусорные мешки, как копал яму во дворе. Главное было управиться до рассвета, дальше я что-нибудь придумаю, потом перезахороню его понадёжнее, когда будет время.
***
Какое-то время моя жизнь была раем. Тусовки в трейлере, без всякого гундёжа над ухом. Больше личного пространства. Вот теперь я ощутил себя по-настоящему взрослым, а не вечным подростком. Отца никто не искал. Всё было хорошо… до тех пор, пока соседский лабрадор не раскопал яму на моей лужайке. Он притащил хозяину обглоданную берцовую кость моего бати. Та ещё приколюха… если бы это происходило не со мной.
И началось: приехали копы, начали копать, нашли брызги крови на стенах. Выкопали отца, зачем-то продолжили рыть дальше и нашли второй труп (как не сложно догадаться – моей матери). Я сразу понял, что это отец её убил и грамотно замёл следы.
Мне сложно описать, что со мной было, я практически не помню, что говорил на допросах. Отрицать что-то здесь было бессмысленно. Слишком уж много улик против меня. Я так и не и не раскаялся. Разумеется, и убийство матери списали на меня, хоть и у них не было весомых улик. Затем суд, и по закону штата мне присудили все прелести электрического стула. И вот я в модном оранжевом комбинезоне, закованный в наручники прибыл в тюрьму для особо опасных преступников в ожидании исполнения своего приговора.
Блок смертников. В клетках мечутся загнанные крысы, ещё вчера считавшие себя волками. Во мне гремела ярость, я бился головой о решётки и стены своей одиночной камеры. Мне хотелось разломать всё вокруг. Этот мир был несправедлив ко мне с самого рождения. У меня не было выбора, у меня не было иного пути. Почему же всё теперь должно кончиться именно так? Эта система нас травит. Мы не имеем возможности выбиться в люди, стать достойными членами общества или просто познать на себе божью милость. Священник на исповеди что-то втирал мне просто это, но я послал его на хуй. Мне не хотелось слушать этот лицемерный бред.
– Иисус умер за наши грехи, сын мой.
– Но не за мои! – кричал я в ярости. – Когда в него забивали гвозди, я ещё не родился.
Он ничего не ответил, а я продолжал:
– Какого хрена вся библия про евреев? Я что еврей, чтобы жить по их законам?! Я белый англосаксонец, мать вашу!
Здесь он тоже не нашёл ответ. Ни у кого нет ответа на мои вопросы к мирозданию. Например, почему именно я?
5
Алрой
Пыльные солнечные лучи, проникающие сквозь маленькое разбитое окошко, разбудили меня. Я приподнялся и огляделся. Зака не было, вероятно, он уже спустился вниз. Разминая затекшую руку, я нехотя пошел за ним.
С кухни доносился шум, играла какая-то совершенно ужасная музыка непонятных годов из хрипящего радио. Я заглянул туда, пританцовывая на месте с зажженной сигаретой в зубах, Зак что-то готовил на плите, совершенно не обращая внимания на источавшие отвратительный запах тела безликих, и недоеденный ими труп, который он просто скинул на пол.
– Что ты делаешь?
Зак подпрыгнул на месте.
– Твою ж мать! Нельзя вот так подкрадываться к людям, я бы мог тебя застрелить случайно, ей-Богу!
– Извини, я не хотел напугать тебя, – я всегда стараюсь лишний раз не злить его, потому что его поведение непредсказуемо.
Он жестом показал мне, чтобы я сел за стол. Но мне не очень хотелось есть на этой кухне среди трупов и смрада.
– У чуваков холодильник просто завален едой, они неплохо жили, пока их самих не съели, – он отпустил язвительный смешок, – Надо же, какая ирония!
Зак поставил сковороду посреди стола и глотнул из фляги.
– Что это?
– Жирная свинина – лучшая еда для мужиков, или ты что, салатик хочешь?
– Было бы неплохо.
– Ешь, что дают и заткнись, у нас не так много времени, вокруг ни души, надо уже двигаться дальше.
Я посмотрел на обгоревшие куски мяса, повар из Зака был так себе. Но, видимо, его это не сильно волновало, он уплетал всё с аппетитом, главное, чтобы было пойло, которым можно хоть бензин запивать.
Я нехотя еле затолкал в себя один не самый обуглившийся кусок, стараясь не смотреть на обстановку вокруг. Зак хмыкнул, его веселил тот факт, что меня мутит ото всего.
– Возьмем с собой часть их еды, всё мы всё равно не унесем, нам надо выживать, а этим ребятам как-то уже по боку.
– Это была целая семья…
– Ага, и безликие весьма забавно скопировали их поведение. Сдается мне, не такие уж они и безмозглые твари, они учатся, находят новые способы обманывать нас. Люди же просто наотрез отказываются понимать, что забаррикадировавшись в своих домах с провизией, они лишь оттягивают неизбежное, безликие всё равно проникнут в любой город, любой дом и сожрут каждого. Пока мы не поймем, откуда они взялись, мы не будем знать, как уничтожить их полностью!
– Док говорит, их создали сами люди!
– Этот старикан много чего рассказывал, я бы на твоем месте не сильно-то ему верил, – он подкурил новую сигарету, дожевав очередной кусок.
– Почему это?
– Он знает, что дать тебе от поноса, и какие травы нужно попить, когда болит печень, но он понятия не имеет, кто эти твари. А знает это только спаситель, и мы тоже будем знать! – Зак кинул недокуренную сигарету прямо на пол, – Собирай своё барахло, мы выдвигаемся!
Когда-то я мечтал поехать на море, но никогда бы не подумал, что попаду к нему при таких обстоятельствах. Каждый день я стараюсь напоминать себе, кто я, чтобы не сойти с ума. Я смотрю на Зака, и вижу, как он наслаждается жизнью, каждым прожитым днем в этом аду, он в своей стихии. И ему плевать на то, что абсолютно все люди могут погибнуть, и он сам тоже, но, кажется, он совсем не боится смерти…
***
Мы мчим мимо заброшенных фермерских полей, мимо осиротевших мельниц и полуразрушенных домов, объезжая брошенные на шоссе машины. Кто-то уже никогда не доберётся до пункта назначения, кого-то обглодали на полпути.
Я прижимаюсь к спине Зака, потому что он водит, как псих. В такие моменты я зажмуриваю глаза и стараюсь представлять, что я у себя дома, и что мама вот-вот позовёт меня с кухни скорее есть уже остывший завтрак, потому что я снова проспал.
Я ненавидел школу, потому что там был Зак, который ненавидел меня, превращая каждый день моего существования в испытание. Он возникал в самые неподходящие моменты и всё портил, если не сказать хуже.
Я хотел предложить встречаться Хане. У нее были просто потрясающие глаза, и она всегда подсматривала за мной, а я так боялся сделать первый шаг, что моему единственному приятелю Нику пришлось силой заставить меня признаться ей в том, что она мне нравилась. И вот, стою я рядом с ее шкафчиком со стопкой книг и тетрадей, нервно прижимаю их к груди. Я знал,
Хана сейчас выйдет из кабинета и направится сюда. Я прокручивал этот диалог в голове десятки раз снова и снова, аж ладони вспотели. Хана появляется из-за двери, она смеётся, она очень красива, или же я видел её такой тогда. Я собираю всю волю в кулак, и пытаюсь поздороваться с ней, и в этот момент в мой открытый рот льётся протухшая бычья кровь. Заки-Зак и его фермерские шутки, он облил меня кровью, не поленившись притащить целую бутылку в школу. Меня начинает тошнить. Все смеются, Хана смеётся, я уничтожен морально…
Один ужасный исход выкинул Зака из моей жизни на очень длительное время. Однажды, он подрался с моим другом Ником. Зак просто бил его головой об писсуар до тех пор, пока кровь не залила всё вокруг. Ник впоследствии частично потерял зрение, он стал почти инвалидом из-за этого выродка, и Зак был исключен. Я вздохнул с облечением, теперь школа перестала быть адом для меня.
Ты можешь ненавидеть свою жизнь или любить ее, но когда мир становится таким, единственное, что необходимо тебе – это выживать. Я плохо с этим справляюсь, но у меня есть свой собственный псих, и пока он считает меня ключом ко всему творящемуся вокруг, этот зверь не посмеет меня убить!
6
Алрой
Солёный ветер предвещал, что мы уже недалеко от портового города Эмптимор. Когда-то он был крупным портом, принимавшим множество торговых судов. А теперь превратился в закрытую зону для любителей развлечений и дешёвого пойла.
На границе охрана осмотрела нас и спросила цель прибытия. Зак ответил, что мы ищем, где поиграть в покер и пару доступных женщин. Бритоголовый охранник в военной форме ухмыльнулся.
– За этим сюда и собирается всякий сброд со всех уцелевших городков, добро пожаловать, джентльмены!
На самом же деле мы продолжали собирать пазл, части которого спаситель оставлял в разных местах. Зак любил и доступных женщин, и выпивку, но этот город разврата был на его карте именно по той причине.
Когда мы оказались на улицах Эмптимора, солнце уже садилось, окрашивая серые здания с заколоченными окнами в более оптимистичные оранжевые тона. Мы ехали вдоль оживленной набережной, где в бирюзовой воде плескались кучи мусора. Проплывая сквозь грязные пластиковые бутылки, остатки сетей и упаковки, старые рыбацкие лодки медленно причаливали к берегам с уловом. Я не так представлял себе море, оно всегда мне снилось прозрачно-голубым и чистым. Возможно, дальше от города волны не прибивали к причалам столько мусора.
Зак решил, что мы остановимся в самом дешевом мотеле, благо валютой здесь, как и почти везде, служила провизия, которой у нас было пока достаточно.
В отличие от Миддл-тауна люди не перемещались в Эмптиморе перебежками от дома к дому, они спокойно расхаживали по улицам, общались, смеялись и галдели. Их совсем не пугал тот факт, что шум может привлечь безликих к границе.
Город разврата манил погрузиться в него полностью, отведать похлёбки из местной тухлой рыбы, попытать счастья в блэкджеке и покере, а так же зацепить парочку сговорчивых девиц. Ночью он не вымирал, теплясь остатками жизни в заколоченных домах, вероятно, он весь светился и гомонил сотнями и тысячами голосов разных людей. Жизнь в самом низшем ее проявлении здесь била ключом круглые сутки.
Мы подъехали к мотелю или тому месту, что считалось им. Это было довольно большое здание бывшего театра со всей помпезностью колонн и огромных барочных арок. Зак пристегнул мотоцикл цепью к решетчатому забору, и толкнул меня в спину, чтобы я шёл вперед.
– Пошевеливайся, чего встал, как вкопанный?
Вблизи здание уже не казалось таким прекрасным, оно медленно разрушалось от морского ветра и отсутствия должного ухода. Облицовка сыпалась кусками, обнажая серый бетон и металлический каркас. Нас встретил улыбчивый тип с пожелтевшими зубами в каком-то дурацком замызганном камзоле и жабо, явно не из этого века, казалось, он готов обнять и расцеловать нас.
– Господа, добро пожаловать в наш чудесный мотель! Правила простые: внутри не стреляем, ничего не поджигаем и следим за своими вещами. Мы всегда вам рады, но оплата вперёд!
Зак всучил ему увесистый пакет.
– Что это? – тип принялся изучать его содержимое.
– Свинина в уксусе, свежая! А так же соль, перец и розмарин. Надеюсь, этого хватит, чтобы мы смогли отдохнуть тут пару ночей?
Тип улыбнулся еще шире, оказалось, что дальше у него просто не было зубов.
– К вашим услугам, господа, мотель «Дрим»! – Он жестом пригласил нас внутрь.
Сразу за массивными дверьми открывался вид на огромную мраморную лестницу, ведущую на второй этаж. На окнах висели пыльные, бордовые, бархатные занавески, изъеденные молью и пропахшие дымом. Куча мёртвых мотыльков и мух валялись там же. По дороге наш гид, представившийся, как Гэрри, рассказывал, что у них тут живут целыми семьями, а я всё удивлялся тому, каким ужасным было это сочетание – некогда возвышенная культурная постройка с остатками фресок и росписью, бархатные шторы и множество разваливающихся кроватей, стоявших неровными рядами везде, где только можно было их воткнуть. Пару раз я видел людей, просто лежавших на полу на матрасах, набитых сеном.
Город веселья был не очень-то весел внутри. Кое-где люди жгли огонь прямо в каких-то тазах и бочках, готовя на нем еду и греясь, поэтому абсолютно всё здесь пропахло гарью и покрылось копотью.
Гэрри показал нам наши места на втором этаже, рядом с лестницей. С них было хорошо видно, кто поднимается по ней, и, раскланявшись, он свалил прочь. На стене висел пожелтевший лист со сводом нехитрых правил, а так же схема города с красными метками борделей и баров. Зак отодрал ее от стены и сунул себе в карман, предварительно сделав вид, что изучает сам план, а не красные метки.
Я лёг на кровать и посмотрел в потолок, представлявший собой свод, разрисованный звёздами и ночными облаками. Часть росписи успела облупиться, но он до сих пор смотрелся впечатляюще. Я никогда не был в театре, в нашем городке был всего один, но в каком-то скромном неприметном здании. Мне всегда казалось, что это очень скучно, и я предпочитал кино. Перевёрнутый с ног на голову мир заставил меня поехать на море и очутиться в театре, где актерами были мы сами и тот типа Гэрри в грязном жабо.
– Я пойду в город, пропущу пару стаканчиков, узнаю, как и что тут, может, поищу послание. Ты тоже можешь валить куда хочешь, вещи свои я тебе всё равно не доверю, так что сторожить тут нечего, смотри только, чтобы тебя не грохнули. В игры не ввязывайся, на подозрительные лодки не садись.
– Я пока останусь.
– Как знаешь, но если надумаешь свалить, возвращайся хотя бы к утру, может, мы не будем задерживаться в Эмптиморе, если я найду то, что нам надо, – с этими словами он кинул мне кусок хлеба и луковицу.
Зак огляделся по сторонам и заговорил чуть тише:
– Посмотри на них, – кивнул он головой в сторону какой-то молодой семьи с грудным младенцем, – Это полный отрыв башки – заводить детей в такое время, малой не продержится и пары месяцев, но желание размножаться сильнее смерти.
– Они, наверное, любят его и друг друга.
Зак плюнул на пол:
– Ты серьёзно? В любой момент их могут убить, они уязвимы с такой ношей, я уже не говорю про то, что безликие обожают лакомиться детенышами, но нет, надо играть в семью, у них даже дома нет, ночуют в каком-то бомжатнике вместе с преступниками и любителями дешевых шлюх, а всё туда же!
– Тебе не понять!
– Естественно, я вообще не понимаю никакую тупость, только ты на это способен!
Он поднялся, посмотрел еще раз на эту семью и покачал головой.
– Запомни, Алрой, выживает сильнейший, кто сильнее, тот и прав, тут нет других правил, либо ты, либо тебя!
К моему облегчению, Зак, наконец-то, пошел вниз, продолжая причитать себе под нос. Я проводил его взглядом и снова уставился в потолок. У нас в городе говорили, что Зак убил своих родителей, просто размозжил им головы и закопал в саду. Когда его семья потеряла ферму, они переехали, и жили где-то на окраине в трейлере. Я не знаю, правда это или нет, но я уверен, что он был способен на такое. После того, какой мой друг Ник поправился и вышел из больницы, он отказался общаться со мной, сказав, что этот ублюдок покалечил его из-за меня, потому что я был его другом. Я понятия не имею, почему Зак так ненавидел именно меня, почему он ненавидел всех, кто был, так или иначе, знаком со мной? Но, когда его преследования прекратились, я почувствовал свободу и непередаваемую радость, даже оставшись без единственного друга. Позже я поступил в колледж, и мы никогда больше не виделись с Ником. Интересно, жив ли он сейчас? Не сожрали ли его, ведь с плохим зрением у него так мало шансов. Эта мысль заставила меня поёжиться. Скорее всего Ник уже давно был мёртв.
Однажды ночью, когда я приехал на каникулы к родителям, я услышал, как на улице кричат люди, и почувствовал запах огня, где-то рядом, видимо, вспыхнул пожар. Я выглянул в окно и увидел десятки человек, бегущих по дороге, и, затем, заметил нечто, что напугало меня почти до бесчувствия. Это были ОНИ! Позже мы назовём их безликими за отсутствие определённого вида и способность мимикрировать под людей, натягивая их кожу. Но в ту ночь они предстали предо мной в своём истинном ужасающем обличии. Безликие прыгали на людей, издавая какой-то клокочущий звук, и в секунду от тех оставалась только кожа на асфальте. Они высасывали всех, как какие-то чёртовы гигантские пауки, умеющие растворять другое насекомое изнутри. Я стоял, завороженный этим ужасающим зрелищем, не в силах сдвинуться с места.
Раздался хруст черепицы, по карнизу пробежалась скрюченная тень, они добрались и до моего дома… Безликий заглянул в моё окно, забравшись на карниз.
Я прижался к стене, сердце молотилось просто бешено, дыхание сбивалось. И тут я услышал голоса родителей, мама говорила отцу, что надо взять ружье и проверить, что за крики на улице и что за шум? Я должен был предупредить их, чтобы они не смели спускаться вниз, я должен был закричать, но безликий прильнул к окну, высматривая свежее мясо. Я был всего в паре дюймов от него, нас разделяла лишь оконная рама и стекло. Слышал, как родители идут вниз, но не мог пошевелиться, он бы кинулся в окно и, разбив его, убил бы меня первым. Я поддался панике и прилип к этой чёртовой стене!
И только когда снизу донеслись отчаянные вопли матери, безликий ринулся к крыльцу, и я наконец-то смог побежать в холл. Но было уже слишком поздно. Они убили их! Нахлынувшая на меня внезапная ярость заставила схватить катану и отрубить безликому голову, а затем и второму. Это случилось за пару секунд, как вспышка молнии. Я мог бы прибежать раньше, я мог бы спасти их, но я оказался слишком труслив. А теперь я стоял посреди своего дома, в луже крови собственных родителей, с ошмётками их кожи в ногах, и чувствовал, как всё самое светлое умирает во мне. В ту ночь эти твари убили не только моих родных, они убили часть меня…
7
Зак
На город опускался вечер, обрисовывая облупившиеся фасады домов золотисто-кровавым светом. Вопреки моим предположениям, народа на улицах только прибавилось. Слишком много подозрительных личностей, да что скрывать – я и сам крайне подозрителен в своём кожаном плаще и лётных очках. Боковым зрением, я следил за серыми тенями, стараясь держать руку поближе к пистолету.
Впереди в вечернем полумраке светилась вывеска бара «Райские кущи». Интересно, откуда у них электричество? Бензогенератор или, может быть, ветряные мельницы? Впрочем, это не самый важный вопрос. Моя фляга опустела и трубы горят – вот что волновало меня на данный момент. Толкнув тяжёлую дверь, я шагнул в душный полумрак бара. Всё происходящее внутри напоминало некий футуристический салун Дикого Запада. Несколько крепкого вида ребят играли на бильярде, мутные типы ютились по углам, отсвечивая огоньками сигарет, полуголые женщины курсировали от столика к столику – шлюхи или официантки, кто их разберёт?
Никто не обратил на меня особого внимания, чему я был несказанно рад. За барной стойкой стоял мрачного вида мужик в широкополой шляпе. К нему-то я и направился первым делом.
– Виски без льда? – спросил он, поднимая на меня свои тёмные глаза.
Я усмехнулся:
– Как ты угадал?
– Я двадцать лет работаю барменом, и вряд ли кто-то знает людей лучше меня.
Я полез в карман, по старой привычке ища там деньги.
– Чем принимаете оплату? – спросил я, чувствуя себя абсолютным дебилом.
Бармен поправил шляпу:
– Ныне в ходу совсем другие ценности, нежели в прежнем мире.
Я полез во внутренний карман своего плаща, там у меня было много разного барахла. Например, неделю назад, я снял с трупа настоящие часы «Ролекс». В прежнем мире они стоили несколько тысяч баксов, здесь же я решил сторговаться за четверть галлона виски и стейк. Бармен, на моё счастье, согласился на этот обмен.
Я пил, почти не пьянея, растворяясь в этой атмосфере тёмного бара, словно сливаясь с мелодией Джонни Кэша из старого музыкального автомата.
– Первый раз в нашей дыре? – голос бармена вывел меня из ступора.
– Да, и у вас тут весьма недурно: девочки, бары. В нашем городке все сидят по своим норам, не высовывая носа.
– Безликие изменили нас всех, но сюда люди приезжают, чтобы почувствовать вкус жизни, будто есть в этом какой-то смысл, – он ухмыльнулся, протирая стакан, – Однако друг мой, я думаю, что это только начало вселенского дерьма. Говорят, в Эмптиморе появилось нечто пострашнее безликих. Так что будь осторожен!
– Проповедники с притчами о конце Света?
– Хех, ими уже никого не удивишь! Кадавры, мы называем их так. Один из них даже как-то заполз к нам в бар, но дело было не в мою смену. Мой сменщик Тод тогда поседел за одну ночь. Рассказывал, что этот тип зашел и сел у стойки, от него несло формалином и мочой за милю, когда Тод попросил его вонючую тушу покинуть бар, тот поднял на него голову. Это, друг мой, был мертвец, сшитый из кусков плоти грубыми нитками, как грёбаный Франкенштейн!
– Мертвецы не ходят, приятель, и уж тем более не заглядывают в бар за выпивкой.
– Ты прав, я бы и сам не поверил, но Тода я знаю много лет, он был в ужасе после той ночи, зубы стучат, рожа бледнее, чем у моей покойной матушки. А после я узнал, что такого же мертвеца видели на краю города. Поверь моему слову, это дерьмо неспроста. Мы отступили от Бога, и теперь нечто проникает в наш мир, чтобы уничтожить нас всех, как надоедливых насекомых. Я верю, что кадавров кто-то создал, возможно, этот псих и безликих впустил к нам, чтобы потом наблюдать со стороны, как мы мечемся в панике, предавая друг друга. Всё это очень походит на дьявольские происки: мёртвая плоть, поднявшаяся из могил и моргов, существа, пожирающие нас и натягивающие нашу кожу. Я бы предпочел нашествие проповедников.
– Очень занимательно, – вздохнул я, наполняя самостоятельно новый бокал, – Ты сам-то их видел?
– Нет, и не горю желанием, я бы не хотел поседеть, как Тод.
– Я не боюсь мертвецов, приятель, живые ублюдки куда страшнее любых сказок, и знаешь что? – Я жестом поманил его, и, перегнувшись через стойку бара, заговорил чуть тише, – Я один из таких!
Истории бармена меня не сильно тронули: в мире, где творилась непонятная чертовщина уже не первый день, города полнились легендами и слухами. Что уж греха таить, я и сам был приверженцем истории Спасителя, который знал ответы на все эти чёртовы вопросы. Я прихлебнул своего виски и осмотрелся по сторонам.
Девки подходили ко мне уже третий раз за полчаса, но я был принципиальным, я никогда не платил проституткам. Выглядели они настолько плохо, что я боялся, что они развалятся на ходу: сначала с них слезет кожа, вылетят зубы и глаза повиснут на ниточках нервов. Да уж, сознание порой рисует мне не самые приятные картины. Мой взгляд все же привлекла одна бледная цыпа с фиолетовыми волосами и растёкшейся косметикой. Я находил в ней какое-то особое очарование тлена. Одетая в розовое платье, словно у викторианской куклы, такой неуместный полудетский наряд в этой помойке. Когда она встала, я заметил, на её ногах разные чулки и тяжёлые армейские ботинки. Редко разглядываю то, во что одеты тёлки, но более нелепой бабы я в жизни не встречал.
– Может быть, выпьешь со мной? – спросил я, кивая на всё ещё полную бутылку.
Она подошла ко мне, шелестя множеством нижних юбок. От неё пахло освежителем воздуха и жжёной резиной. Очень странный парфюм, однако.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Меня зовут Аманда, но все зовут меня Вишнёвый Пирог, – её голос звучал как-то подозрительно наивно для данной обстановки.
Я налил ей стакан виски, конечно, меньше чем себе. Она пила и морщилась, плохо скрывая своё отвращение. Ей просто желала забыться. Я сразу понял, что таким, как она, в новом мире не выжить.
– Меня зовут Зак, я из Миддл-тауна. Решил специально посетить ваш город ради таких горячих цып.
Она слегка улыбнулась своими кривыми зубами.
Внезапно мне на плечо легла чья-то тяжёлая рука. Я был слишком увлечён разговором с тёлкой и не заметил шаги за спиной.
– Эй, Вишнёвый Пирог моя! – надо мной возвышался какой-то громила с татуировкой на лысом черепе.
Я стряхнул его руку и слез с барного табурета. Сейчас он уже не казался таким высоким. Пусть он больше меня, но я зверь и отморозок. Если я чему-то научился в этой жизни, то это взгляд волка. Молча показать проекцию бездны в своих глазах, жажду крови, жажду смерти.
– Какие-то проблемы? – спросил я ровным голосом.
Мой собеседник хотел было сдать назад, но я выхватил пистолет и зарядил ему рукояткой по башке. Он ринулся на меня, зажимая кровоточащую рану, но я успел сделать шаг в сторону, спасая остатки своего вискаря. Рука с кастетом просвистела над ухом. Отскочив, я выстрелил ему в коленку и скрылся. Аманда поспешила за мной. Бедный чувак. 12-й калибр – это тебе не игрушки. Вероятно, останется без ноги. Я не умею драться честно.
– Ты должна быть чертовски хороша в постели, детка, раз уж мне пришлось из-за тебя подраться с тем мудилой, – сказал я, закуривая на ходу.
***
Мы лежали с Амандой на смятых простынях в этом затхлом подобии мотеля. В воздухе витал запах пота и сигарет. Мы не особо-то стеснялись, когда ввалились пьяными на второй этаж, и принялись раздевать друг друга. Я надеялся, что Алрой будет смущен, наблюдая за нашими игрищами, но его не оказалось на месте. Повсюду что-то шуршало и скрипело. Такое чувство, будто весь мотель участвовал в общей групповухе, эдакой оргии во время Чумы.
– Я так не трахался с самой тюрьмы, – выдал я.
Она никак не отреагировала на эту шутку. Кажется, она выпила лишнего и попросту отрубилась в процессе. Ей же лучше, не будет слушать мои пьяные истории. Я дотянулся рукой до выключателя и зажёг ночник. Мертвецки пьяный Вишнёвый Пирожочек спала на животе, уткнувшись лицом в подушку, и уже начала храпеть, как мой покойный отец после бутылки муншайна.
Я подумал, не пойти ли мне на второй заход со спящей девицей, никто не знал, как скоро мне еще перепадет живая женщина, тем более не старая и не сморщенная. Стянув простыню сильнее, чтобы полюбоваться на её пропахшее потом тело, я застыл в изумлении. На пояснице Аманды красовалась татуировка со знаками от Спасителя. Не может быть? Что дешевая шлюха из такого же бара может знать о нём? Я схватил ее за плечи и начал трясти в попытке разбудить!
– Откуда у тебя эта татуировка?! – закричал я, что есть силы.
8
Алрой
Неотвратимость происходящего заставляет нас впадать в отчаяние. Когда ночь спускается с небес, все вокруг меняет свой цвет, открывая в нас самые ужасающие черты.
Я стоял посреди церкви, тяжело дыша, с забрызганным кровью лицом и опущенной катаной. И свет сотен свечей плясал безумными бликами в моих глазах. Где я? Кто я? И почему я не чувствую ничего, кроме жажды?
Память медленно восстанавливалась кусками.
– Бог не оставит нас, он говорит с нами через него! – священник в истрепанной рясе вёл меня через пахнущий гниющим мусором и тиной переулок.
Я пытался вырвать это из угасающей памяти, но меня начинало трясти, словно я вот-вот сейчас потеряю сознание и рухну на холодный пол.
– Мы знали, что всех не спасти, они атаковали каждого, кто выходил на улицу, и тогда мы забаррикадировались в церкви от целого полчища этих тварей, всего лишь с небольшим запасом еды и воды на несколько дней! Мы молились, чтобы Бог услышал нас, но он не отвечал на наши молитвы!
Мы упёрлись в здание церкви с остроконечными пиками и тёмным обрамлением. В темноте сырой ночи она сияла сотнями свечей на ступеньках и внутри. Сладковатый запах ладана в самом сердце города разврата, если и был Бог, то он умер здесь, найдя последнее пристанище в запрятанной среди борделей и баров церкви.
– Все собирают части его посланий, и они приводят их в Эмптимор, но они продолжают их поиски в местах скоплениях распутниц и грешников, забывая, что у города когда-то была душа, до того, как безликие уничтожили почти всех его жителей, и он превратился в то, что мы видим сейчас. Никто не заглядывает в обитель Божью! Но ведь именно здесь Спаситель ждет тех, кто верит в него!
Я поморщился от нахлынувшей тошноты, железный привкус крови на губах, и этот въедливый запах горящего воска. «Неисповедимы пути Господни!» – фраза из глубин подсознания вернула новый кусок памяти на место.
Он пришел ко мне, когда я уже почти уснул. И, сев на край кровати, принялся говорить со мной, хотя я был против. Отец Уолтер – седовласый мужчина с благородной бородой и спокойным взглядом, пытался вернуть мне веру в Бога, но для меня Бог умер вместе с моими родителями, и я не хотел его слушать, и тогда он заговорил о вере многих людей в Спасителя. Я думал, он просто хочет, чтобы я слушал его проповеди, но он пригласил меня в церковь, в их давнишнюю обитель, в которой они когда-то держали оборону против безликих вместе с другими священниками, как чуть ли не в единственном оставшемся оплоте для живых. На его глазах город опустел и почти вымер окончательно, но потом наполнился потоком самых ужасных смертных грехов. Обрастая забором, охраной и проститутками всех мастей. Жизнь продолжается, даже там, где ее не должно было быть. Она сильнее, она настойчивее, но Бог навсегда покинул Эмптимор, оставшись лишь в сердцах нескольких священнослужителей.
Отец Уолтер предложил мне отпущение моих грехов и выслушать одну проповедь вместе с другими желающими в обмен на послание Спасителя, которое он оставил им!
Я не очень-то верю в Спасителя, но я знаю, что Зак верит, и я решил пройтись буквально пару кварталов до церкви. Это лучше, чем искать приключения в борделях и за карточными столами.
– Я знаю, что Спаситель был послан нам Богом, именно поэтому он разговаривает на божественном, непонятном многим языке! Он откроет нам тайну, я уверен, что безликие были даны нам в наказание, чтобы смыть слезами и кровью все грехи, и чтобы мы переродились! – он открыл тяжелую дубовую дверь, в лицо ударил запах жжёной бумаги и чего-то еще непонятно-приторного, старинный аромат давно забытого места.
– Жестокий же ваш Бог, получается, он без разбора убивает всех – детей, женщин, животных, праведников!
– Этот мир был обречен, сын мой, но на его руинах возродится новый, прекрасный, светлый, безгрешный…
– Вы правда верите в это?
Он внимательно посмотрел на меня своими уставшими карими глазами.
– Я бы хотел, чтобы это было так.
Внутри было совершенно пусто, деревянные лавки сиротливо выглядывали из тьмы, так и не дождавшись своих прихожан. Обитель Бога выглядела весьма мрачно, утопая в танцующих огнях свечей и отблесках былого убранства.
К нам вышел второй священник в такой же пыльной рясе, представившийся, как Отец Ноэль. Он держал в руках истрепанный экземпляр библии, повидавшей больше пальцев на своих страницах, чем самая грязная проститутка Эптимора на своей груди.
И я приготовился слушать их проповедь, чтобы добыть это послание для Зака, ведь если нас некому спасти, то, может, вера в самого Спасителя заставляет нас жить дальше?
Я сглотнул терпкую и вязкую слюну, в горле всё пересохло, потому что сердце моё замерло тогда в груди, и я не чувствовал его буквально несколько секунд, превратившись в деревянное изваяние.
Я получил удар по затылку, и буквально лишился чувствительности всего тела на какое-то время, беспомощно пав на колени прямо перед Отцом Ноэлем. Однако, сознание не отпускало меня. Тёплые потоки крови потекли по шее сзади, а я не понимал, что произошло, и жив ли я вообще?
– Еще один наивный охотник за посланиями, люблю их! Нет ничего проще, чем заманивать людей Богом, даже самые развратные шлюхи не заставят так потерять бдительность, как обитель Божья, да, сын мой? – это был голос отца Уолтера у меня над ухом, но перед глазами всё плыло, и я слышал его словно сквозь подушку.
– Ты правда думаешь, идиот, что в этом гадюшнике остались священники?
– Да мы убили их первыми! – тот, что представился отцом Ноэлем рассмеялся во весь голос, – Спасибо им за модный прикид, в нём крайне удобно завлекать на исповедь блудниц и таких вот смазливых юношей, что, признаюсь, редкость в этой клоаке! Ценная молодая плоть для утех, продажи на органы и для того, кто создает кадавров! Дружочек, – он пальцами поднял мой подбородок, – У тебя просто на лице написано, что ты жертва, наивный дурак, который напрашивается на неприятности, и вот они мы – неприятности, ты рад нам? – он снова рассмеялся.
– Заканчивай болтать с мясом, я сказал Джеймсу, что к пяти утра он сможет забрать куски для его нового кадавра! У нас есть пара часов на развлечения, не теряй время!
Ноэль схватил меня за горло и поволок к алтарю. Руки и ноги беспомощно болтались, отказываясь слушаться меня, всё тело было словно чужим, но я оставался в сознании.
– Господь говорит, не прелюбодействуй, и мы… – Он с явным усилием закинул меня на алтарь, вытирая руки от моей крови об мою же одежду, – С радостью нарушаем эту заповедь!
Уолтер навис надо мной в ореоле призрачного жёлтого отблеска свечей, пока Ноэль держал и без того онемевшие руки. Его лицо расплылось в довольной улыбке. Если существует что-то более мерзкое в этом мире, то оно должно превзойти образ этого чудовища в рясе служителя Бога.
– Сын мой, у нас для тебя плохие новости, мы не священники, и твои грехи не будут отпущены перед тем, как ты отправишься к создателю! Но есть и хорошая, ты познаешь любовь, как хотел бы того Господь, так что не закрывай глаза, запомни каждое мгновение!
И его пахнущие чесноком и рыбой губы поцеловали меня. Я силился дёрнуться, нахлынувшая волна отвращения заставила меня паниковать. Я знал, что сейчас будет, и неотвратимость происходящего ввергла меня в состояние бессильной агонии. Нет, не может этого быть? Как это могло случиться со мной? Мой взгляд метался по сторонам в попытках найти способ спасения, но я начал проваливаться во тьму, что означало, конец близок, если только я потеряю сознание! Я открывал рот в попытке закричать, но из горла вырвался только сдавленный хрип. Последнее, что я увидел, было довольное лицо Уолтера, который потирал свою бороду. И бездна поглотила меня…
Я бежал по тёмному лабиринту, бесконечно зовя Зака, в надежде, что он ворвётся в это логово переодетых демонов и спасет меня, ведь я тот самый ключ. Я был нужен ему! Но никто не пришел…
Резкая боль заставила меня очнуться. Я лежал уже на полу, в куче разорванной одежды и грязных ряс, воняющих старым потом. Я видел свои пальцы в собственной же крови, они уже сжимались, чувствительность вернулась в них. Ноэль и Уолтер стояли в паре шагов от меня абсолютно голые, с деревянными крестами на шеях, пили какую-то настойку, курили и смеялись, что-то живо обсуждая. Я старался не думать, что с моим телом, и что на самом деле произошло, я был всё еще жив. И эта мысль держала меня.
Бог говорил, что его пути неисповедимы, или так говорили люди, которые верили в него. Но та самая мёртвая часть, что гнила во мне после ночи убийства моих родителей, сейчас токсично неслась с кровотоком по венам, отравляя, перерождая и шепча на ухо молитвы на неизвестных языках. Я здесь!
– Смотри-ка, зашевелился, еще жив, бедняга!
– Ох, на его месте, я был лучше сдох, столько крови потерял!
И они оба расхохотались, словно не было ничего в мире смешнее этого зрелища.
– Я думал, будет весело, а у вас тут какая-то унылая вечеринка! – я сам испугался своего голоса, ровного и спокойного. Я поднялся на ноги, которые едва ли могли удержать меня.
– Хо-хо, ничего себе, какой дерзкий!
– Я бы даже сказал слишком для будущего кадавра – ходячего мертвеца!
– Ничего, в мешке по частям будет уже не до шуточек!
Уолтер ринулся на меня, и внезапно застыл в паре дюймов от моего лица. Его глаза безумно вращались, а рот ловил беспомощно воздух. Я со всей силы рванул рукой вверх, и увидел сквозь распадающегося на две неравные части лжесвященника изумленное лицо второго.
– Что такое, Ноэль? Господь, по всей видимости, покинул эту обитель с последним убитым вами служителем церкви! И теперь демоны заполонили здесь всё! Мне не весело, я требую продолжения!
– Да ты больной больной ублюдок!
Яростный смех вырвался из моего горла, эта боль была мной, превратилась в меня, боль и безумие, что спасало от реальности происходящего.
– Я бы поспорил!
Он хотел зарезать меня, я знаю, на алтаре лежал нож, но для этого ему надо было сделать пару шагов. Интересно, хватило бы меня на этот рывок? Я не знал, но когда Ноэль ринулся к алтарю, фрагмент выпал из моей памяти, и я до сих пор не мог восстановить его. Я вспомнил лишь обмякшее тело, падающее мне в ноги, и брызги его крови на моём лице. Я ли это?
На несколько минут или даже часов я забыл, что случилось, так и стоял с катаной в руке, пришедшей в последнюю позицию после смертельного удара.
Неотвратимость происходящего заставляет нас впадать в отчаяние. Моя ночь обнажила во мне то, что я бы не хотел выпускать наружу. Но если этот мир против меня, то я лишь подчиняюсь его правилам. Выживает сильнейший – говорил Зак, либо ты, либо тебя! И я не уверен, что это была ничья. Кто я? Я бы не хотел быть похожим на Зака, но, видимо, только сволочи, могут вынести всё это!
9
Каждый шаг и каждый вдох, я боль, и всё состоит из боли… Я брёл обратно, совершенно не скрываясь и даже не пытаясь оттереть кровь с лица. И, хотя в этом переулке не было людей, они встретились мне на подходе в мотель. Несколько пьяных идиотов уставились, но ничего не сказали, молча проводив изумленным взглядом. Я чувствовал, что остатки сил стремительно покидают меня, я мог потерять сознание в любой момент. Еле найдя путь к своей кровати в темноте, я застукал Зака, кричащим и что-то требующим от странного вида голой девицы. Решив не вмешиваться, я просто тихо сел на свою кровать и слился с полумраком.
– Откуда у тебя эта татуировка?!
– Набил один парень, что не так? Чего ты орёшь, как потерпевший?
– Кто её сделал? Кто?
– Говорю же, парень один, я тогда накидалась знатно, и он спросил, не хочу ли я тату? Я сказала, что хочу. Он набил эти узоры. В чем проблема?
– Ты не понимаешь разве? Это не хреновы узоры, это послание, и оно, мать его, прямо на тебе! Не могу поверить своим глазам, ты видела его? Как он выглядит?
– Да, кто? – девица была крайне недовольна тем, что её разбудили и заставляли отвечать на какие-то вопросы в агрессивном тоне.
– Спаситель, тупая ты шлюха! Парень, что набил тебе тату, как он выглядел?
– Я не помню, просто парень, мы познакомились в баре, он угостил меня, мы даже не спали! Какое ещё к чёрту послание?
– Что там написано? – мой голос напугал их обоих, но Зак сделал вид, что ожидал услышать его.
– Алрой, какого хрена? Почему на тебе ряса и… почему ты весь в крови? Я сделал вид, что не услышал его вопросов.
– Что означает это послание? – слова отдавались во мне физической болью и тошнотой. Он на секунду задумался:
– Город мёртвых.
– И что же это значит? Ты понимаешь?
– Нет, мать твою, я не понимаю, сами знаки расшифровываются, как «город мёртвых», но что это значит, я понятия не имею, может это только часть послания, не знаю!
– Он сел на край, обхватив голову руками и запустив пальцы в свои волосы.
Обычно Зак становился взволнованным, только когда находил послания, словно это стало смыслом его бесцельного праздного существования. Странные знаки и попытка найти в них скрытое предупреждение, карту или, может, целую тайну. Но пока эти послания от загадочного Спасителя ни о чем не рассказали нам. Обычно они содержали весьма скудную информацию с отдельными названиями городов или указания к действиям.
– Я знаю, – отозвалась внезапно протрезвевшая девица. Мы оба вопросительно уставились на нее. – Это место в пойме реки Асмагония, когда-то там был небольшой город рядом с плотиной, но когда пришли безликие, всё вышло из-под контроля, и вода затопила его! Говорят, местные не успели покинуть город, так и утонули в своих домах. «Город мёртвых» – так мы зовем его, это недалеко, но никто из Эмптимора не рискует туда соваться. Город на дне пресного озера, образовавшегося из-за разрушенной плотины, это жутко, ей-Богу!
– Чудесно, малышка, именно то, что доктор прописал, Спаситель ведет нас! Выдвигаемся на рассвете, ты едешь с нами!
– Что? – мы хором с девушкой произнесли это.
– Да, возможно, ты некая карта к тому, что там спрятано, тебе понравится с нами, вот увидишь. Кстати, этот тип, с лицом смазливого педика, – он пальцем указал на меня,
– Это Алрой! Не обращай на него внимания, будет ныть, скулить, рассказывать свои неинтересные истории! Если надоест, скажи мне, и я его быстренько заткну.
– Да, пошёл ты! – Я лёг на кровать, стараясь не слушать, что он там нёс дальше.
– Эй, ты чего такой внезапно дерзкий, не получал давно? И, кстати, придурок, я так и не понял, зачем ты вырядился священником? Но я был не намерен отвечать ему.
– Ты такой странный, – голос девчонки казался немного напуганным, но зато отвлекал его внимание от меня.
– С чего это? – Ну, просто ты не казался мне психом изначально, а теперь… я немного нервничаю. Он внезапно схватил ее за волосы.
– Слушай, цыпа, а главное, запоминай, я огорчаюсь, когда меня называют психом, ясно? А когда я огорчаюсь, я становлюсь чуточку злым! А я не хочу быть злым, Алрой не хочет, чтобы я был злым, и, думаю, тебе это тоже не понравится! Так что, давай, баиньки, а утром наденешь свои кудрявые штанишки и покажешь нам дорогу до города Мёртвых. Я думаю, мы поладим, правда?
Она закивала головой, задрожав от страха или это было похмелье. Зак кого угодно мог ввести в состояние неконтролируемого ужаса, он был непредсказуемым и жестоким. Эта цыпа, на самом деле, понятия не имела во что ввязывалась. Но сейчас мне было плевать и на нее, и на Зака, и даже на завтрашний ранний подъем, я просто пытался уснуть. Голова прилипла к подушке из-за запёкшейся крови, а тело саднило и местами заметно немело. Я просто смотрел во тьму, сосредоточенно вслушиваясь в звуки вокруг. Зак уснул очень быстро, оглашая пространство пьяным храпом. А вот девице не спалось. В тусклом свете Луны, падающем сквозь большие окна, я видел, как блестят ее глаза.
– Эй! – шёпотом позвала она, надеясь, видимо, что я тоже не сплю. Я решил не отзываться, еще не хватало, чтобы Зак проснулся.
– Я вижу, что ты смотришь в потолок, не притворяйся спящим.
– Я не притворяюсь, я просто не хочу с тобой разговаривать, и не хочу будить его – злобным шёпотом ответил я.
– Я просто хотела сказать, что я Аманда.
– Да мне плевать.
– Ты странный…
– У тебя все странные, спи уже!
– Ты был в нашей церкви? Обычно оттуда не возвращаются живыми, что ты сделал с ними?
Моё сердце сжалось в один трепещущийся комок.
– Хотел бы я знать, кажется, я убил их…
– Кажется, убил?
– Кажется… я.
10
Зак
Я проснулся задолго до рассвета от какого-то невнятного предчувствия беды. Меня трясло словно на отходах от амфетамина. С трудом я растолкал Алроя и Аманду. Они не хотели вставать, но я был настойчив. «Чем раньше мы выйдем, тем будет лучше!»
Мой старый, повидавший разное дерьмо, мотоцикл пришлось бросить там же у забора. Втроем было бы крайне неудобно перемещаться на этой груде металлолома. Я с сожалением оглянулся на него, вспоминая, как рассекал по пустоши, отстреливаясь от разных ублюдков. Но пришло время угнать что-то более резвое, однако, найти уцелевшую машину было той еще задачей.
Город мирно спал, когда мы оставили позади мотель «Дрим» со всеми его странными обитателями и желтозубым улыбчивым типом на входе.
Но стоило мне ступить на остатки мостовой, как тишину предрассветного утра разорвала сирена. Это был какой-то невыносимый истошный звук, от которого поднимались кишки. Вспыхнули прожектора. Чёрные тени заметались по улице, ослеплённые светом.
– Что это? – спросила Аманда, прижимаясь ко мне всем телом.
В любое другое время я счёл бы это чертовски эротичным, но сейчас нужно было действовать. Включить все рефлексы своего тела, отключить на время разум. Я дёрнул её за руку, мы побежали по улице, куда-то прочь от мечущихся в панике людей, корчащихся в страшных фигурах, словно это был «Последний день Помпеи».
Вспышки света, всполохи огня и дыма, звуки выстрелов, крики людей, ещё едва отошедших ото сна, рёв тварей – всё смешалось в симфонию апокалипсиса.
– Все к восточной стене! – послышался голос одного из охранников.
– Безликие прорвали укрепления!
– На севере горит склад! Все туда! – звучал в вышине уже другой голос, угасающий в диком гуле.
Мы мало что видели, просто неслись вперёд. В общей панике я столкнулся с каким-то типом.
– Куда прёшь?! – крикнул я, стараясь отстраниться от его зловонной туши.
В ответ я услышал хриплый булькающий смех. В свете пламени мелькнуло его лицо – жёлтая перекроенная маска зловещей улыбки. «Так кадавры вовсе не выдумка!», – думал я, пока пули разносили его череп на куски.
А твари лезли со всех сторон, их чёрные тени скользили по крышам и выползали из всех щелей. Люди с оружием выбегали им навстречу. И снова выстрелы пронзали иссушенные тела, но те кому попали в корпус или конечность, всё так же продолжали двигаться вперёд.
– Стреляйте им в головы! – крикнул я, сам не слыша своего голоса. – Какие же вы тупые все!
Типок, стоявший в паре метров от меня, не последовал моему совету. Когда одна из тварей спрыгнула на него прямо с крыши, дураку осталось просто обречённо кричать. Я почувствовал, как что-то коснулось моей ноги. Посмотрев вниз, я увидел ещё одного кадавра. У него отсутствовала половина тела, обрывки кишок и какой-то требухи волочились за ним. Но вот зубы всё ещё были остры и опасны. Я выстрелил в разинутую пасть, радуясь, что хватка наконец ослабла.
– Мне страшно, – прошептала Аманда, впиваясь в мою левую руку.
Мы прижимались к домам, бежали, прячась под балконами, от скачущих всюду тварей и шальных пуль. Временами ветер доносил до нас искры пламени.
– Скоро всё вспыхнет, нужно уходить, как можно скорее! – прокричал я.
Мы спрятались за уличной баррикадой, здесь валялось несколько выпотрошенных трупов охранников. Аманда снова вяло всхлипнула, пропищав что-то нечленораздельное. Меня же подобные зрелища уже не пугали.
Внезапно впереди я увидел целую толпу тварей; люди пытались отбиться от них ножами и топорами. Не лучшее оружие для этих целей.
– Вот это уже хреново! – сказал я Аманде, заряжая новую обойму.
«Я не умру сегодня, – шептал я словно молитву, – Я не умру»
Я ударил одного живого типа рукояткой пистолета в затылок. Почуяв кровь, твари устремились к нему, мы же бросились наискосок через улицу в образовавшуюся брешь в живой чёрной стене. Я стрелял, почти не целясь, не различая живых и мёртвых устремлённых за мной.
Мы спрятались за колонной здания. На земле валялся бесхозный топор, как раз рядом с отрубленной рукой, белеющей в рассветном полумраке. Я поднял его и вручил в Аманде. Она взяла оружие, морщась от свежей липкой крови на рукоятке.
– Не вздумай бросить это, – прошипел я.
По мере продвижения вперёд, людских трупов становилось всё больше. Они лежали, устремив свои пустые глазницы навстречу восходящему солнцу. Рассвет занимался на крышах домов, твари забивались в тень. Город пылал за нашими спинами. И вот впереди уже показались, словно раскуроченные тараном, ворота. Внезапно всё стихло: вопли, выстрелы и треск огня, только стервятники кричали в вышине жаворонками апокалипсиса.
В лучах кровавого утра я увидел Алроя. Я совсем забыл о нём в этом хаосе, а он спокойно сидел на капоте припаркованного возле стены джипа, с совершенно отрешенным взглядом.
11
Алрой
Всполохи огней и крики пожираемых заживо. Пыль взметывалась едкими облаками в воздух вперемешку с брызгами крови и ошметками чьей-то плоти. Казалось, что ад проник в каждый уголок этого проклятого города. Я видел, как Зак схватил Аманду за руку и прижался к стене, они пробирались вперед, и я должен был следовать за ними. Но в какой-то момент тьма поглотила меня чьими-то цепкими пальцами, я не успел даже вскрикнуть.
Кто-то или что-то потащило меня в открытую дверь одного из зданий. Я инстинктивно пытался нашарить свободной рукой катану. То, что волокло меня, толкнуло в грудь, и я упёрся спиной в стену. Я приготовился дать отпор безликому или любому другому неведомому существу, но в тусклом свете едва пробивающегося утра я увидел эти мерцающие глаза и замер в изумлении.
– Что? Не может быть?
– Не ожидал, что я найду тебя?
– Честно сказать, я вообще не ожидал увидеть тебя живым когда-либо?