Апробация

Размер шрифта:   13
Апробация

Дизайнер обложки Мария Ренёва

© Владимир Майоров, 2024

© Мария Ренёва, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-0494-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Сны

22.02.04

Ветер волочился откуда-то с северо-юга, что изысканно мешало Борматрешу Отшибу окончательно определиться. Он только что, впервые за последний миллиард лет, вспомнил своё имя. Электрические импульсы шаловливо щекотали мозги, зловредными птичками перескакивая с ветки на ветку. Получался эзотерический узор, иголками проникающий в покинутый череп. Отшиб осознал, что является кумачовым лозунгом, но никак не мог разгадать шифр. Отодвинув глаз на неприличное расстояние, он впитал клинопись всеми фибрами души, на которых несжигаемыми буквами отпечаталось: «Главноенепотерятьсебя!» Борматреш восторженно оглянулся и обнаружил беспечно валяющиеся на его жизненном пути запчасти. Опасаясь, что их затопчет рутина, Отшиб, разминая манипуляторы, стал поспешно водружать беглые члены на предписанные конвенцией места. И вдруг трагически вздрогнул. Это глумливый нос, беспечно прилепившийся к пятке, неотразимо уловил запах приплясывающего от удовольствия Смерча. Пугающая информация не значила ничего, как ничего не значит муравей, пробирающийся по Листу Мёбиуса. Самым разумным было бы натянуть тетиву и заставить свои остатки плестись со скоростью света по разбитой радуге. Никому не удавалось вырваться из пленительных объятий Смерча. Потому честолюбивый Борматреш решил попытаться, чтобы выиграть лавровый венок вечного чемпиона. Вложив всего себя в инфракрасный импульс, Отшиб неотвратимо расширялся вне всех Вселенных, пока не различил праздно шатающегося, установленного как-то по глупости Сушёного Пингвина, который своим остро отточенным титановым крылом указывал в Светлое Будущее. Не оборачиваясь, великий путешественник нащупал зазевавшееся ласточкино гнездо и извлёк из него каурого скакуна в спелых яблоках. «Жаль, что не в грушах, – ляпнула транзитная мыслишка, – они порезвее». Борматреш пристегнулся ремнём безопасности, скакун взревел и понёсся наобум, выбирая единственно верное направление. Бронзовые копыта разрывали упрямую суть Смерча, ошмётки разлетались на многие парсеки и взрывались сверхновыми звёздами. Когда Отшиб различил над собой неуверенную линию горизонта, что, несомненно, давало строго дозированную надежду на спасение, Смерч вновь сделал ход краплёной картой. Расстроенные отростки, протянувшиеся вослед бессовестным беглецам, прошли очередную реинкарнацию и бросились в детерминированную погоню. Порождённые насмешливым Смерчем прожорливые змеи, набросились на лакомого скакуна и через пару внегалактических секунд оставили лишь сиротливо оскалившийся лошадиный череп. Но Борматреш был не просто лыком шит, но со сверхпрочной углеродной нитью. Сноровисто спеленав распадающуюся плоть патентованным катализатором, химик-самоучка подсыпал в необразованную массу генномодифицированные ингредиенты, которые скоропостижно синтезировали самодвижущийся экипаж. Будучи неуверен в правильном взаимном расположении верха и низа, Отшиб нарастил положенное количество колёсных пар на крыше и по бокам, издевательски свистнул, намотал неотвязчивых змей на жестяные колёсные барабаны и нахально умчался ко всем четырём сторонам постепенно густеющего горизонта.

Двадцать второе февраля…

…Автандил открыл глаза и долго смотрел на краску, отслаивающуюся от потолка пожухлыми виноградными листьями. Затем повернул голову… Нормальная стена, как и вчера, безо всяких там безобразных ласточкиных гнёзд. Осторожно выдвинул ноги из-под одеяла, готовый при первых признаках опасности юркнуть обратно. Пригнувшись, мягко ступая, прокрался к сортиру, прислушался, приоткрыл дверь и, задержав дыхание, заглянул в щёлку. Ни лошадиного скелета, ни прожорливых змей видно не было.

– Прячутся, стервы…

Произнёс и застыл, будто пробуя на вкус выплюнутую фразу. Потом почесал пальцами правой ноги лодыжку левой и вздохнул:

– Приснится же такое, блин…

Надо признаться, Автандил, как любой нормальный человек, использовал одну из общепринятых идиом, которые мы и впредь будем, с целью благонравия, обозначать распространённым ныне звукосочетанием «блин».

Однако же, следовало торопиться. Дурной сон не мог быть оправданием опоздания к месту службы.

Надо сказать, Автандил немного лукавил. Его опоздание, вернее всего, никто и не заметил бы, разве что случайно забредший утренний покупатель. Хозяин давно уж не заезжал сюда – его раздражал своенравный продавец, в особенности, как представлялось Хозяину, чрезмерные запросы Автандила. Но точка приносила самые высокие доходы, и потому, волей-неволей, приходилось терпеть.

За ночь атлантический циклон высыпал месячный запас снега. Дворники в оранжевых душегрейках перекликивались на незнакомом языке, то ли таджикском, то ли татарском, тщетно стараясь освободить тротуары. По снежной целине протянулись цепочки глубоких следов. Деревья, как эквилибристы, удерживали на тонких чёрных ветвях высокие белые полоски снега. Весь мир был чёрно-белым, будто огромная широкоформатная гравюра.

Автандил сделал несколько шагов и почувствовал неприятный холодок в ботинках. Снег. Теперь весь день придётся мучиться с мокрыми ногами. Он уж подумывал – не воротиться ли за сухими носками, как увидел непонятное. У перекрёстка толпились прохожие и глазели на недавно установленный напротив музыкального музея новенький светофор. Приглядевшись, Автандил так и замер с разинутым ртом. На месте исчезнувшего источника регулирующего света будто флюгер маячила скукожившаяся фигурка пингвина с вытянутым крылом. Крыло указывало во двор, куда энергичной цепочкой заворачивали автомобили, надеявшиеся обмануть безнадёжную утреннюю пробку. «Сушёный пингвин», – заметил всезнающий суфлёрчик в мозгу.

Автандил, как зачарованный, последовал в указанном птичьим крылом направлении и неведомыми проходными дворами вышел к метро. Очнулся на эскалаторе, эскалатор был длинный, что давало время успокоиться и слегка поразмыслить. Навязчивый ночной кошмар неожиданным мимолётным штришком материализовался в окружающем мире. Это, по-видимому, означало, что кто-то намеревается сойти с ума – либо Автандил, либо сам окружающий мир. Как человеку рационального мышления, ему против своей воли пришлось принять первую гипотезу.

Каждое утро Автандил пересекал половину города с севера на юг. За полчаса он просмотрел новенький «Спорт-Экспресс» и немного успокоился. На остановках наблюдал, как на противоположном краю платформы пассажиры штурмовали переполненные, катящие к центру поезда, и мелко радовался, что сам следует в противоположном направлении.

Надо сказать, в жизни ему чаще везло, чем наоборот. Правда, сам Автандил был убеждён, что везёт людям целеустремлённым, твёрдо знающим, чего они хотят добиться. Нынешнее своё положение Автандил полагал вынужденным и временным. В данный отрезок бытия он формировал материальную основу будущего существования: надёжный источник доходов, квартира, хорошая машина. Этап накопления близился к завершению. Стабильный бизнес он выстрадал и уже сейчас мог бы стать его собственником – Хозяин намекал, что будет не против, если Автандил захочет выкупить точку. Дом с будущей квартирой строился неподалёку, в Бутово. А машину приобретать пока не имело смысла – на метро из центра ездить и дешевле, и проще. Вот когда он переселится в Бутово…

Когда Автандил выбрался из подземного города под солнечный свет, привычный плеск мыслей оборвался мерзким скрежетом резины об асфальт. На перекрёсток вылетел нелепый экипаж, чем-то напоминающий жука. Исполняя безумный поворот, экипаж угрожающе накренился, полтора мгновения балансировал на двух колёсах и, наконец, опрокинулся набок. Казалось, неуправляемая масса сметёт ошалевших зевак, сгрудившихся на автобусной остановке. Автандил с ужасом вцепился в плечи замершего перед ним индивида. Тут над площадью раздался торжествующий вопль. Из окошка, располагавшегося в данный момент наверху, высунулась кудлатая голова, которая размахивала оранжевым шейным платком.

– Отши-и-и-б!!! – разнеслось из безумного экипажа. Вместо того, чтобы потерпеть катастрофу у автобусной будки, он выплюнул облако вонючего дыма и умчался на боку куда-то вдаль.

Все закашлялись.

– Вы видели! Вы что-нибудь видели? – Автандил изо всех сил тряс несчастного, на свою беду оказавшегося перед ним.

– Молодой человек, вы делаете мне больно…

  •                                      * * *

Пальцы Автандила ошалело разжались. Из-под невероятно пушистых, несомненно, приклеенных ресниц, на него смотрели огромные, тронутые лазурью глаза.

– Отпустите меня!

Только тут он сообразил, что всё еще держит белокурое чудо за плечи.

– Вы ничего не видели?

– Как же, не видела! Какой-то псих чуть не опрокинулся у автобусной остановки. Там же столько людей стояло!

– Разве он не перевернулся на бок?

– Как бы он тогда на боку уехал? – возразила девушка, мягко высвободилась из его объятий и нырнула в толпу.

Автандил хотел было броситься за ней, наверное, чтобы убедиться, правда ли, что ресницы приклеенные, но люди вокруг вдруг как-то быстро задвигались туда-сюда, размывая след незнакомки. Он стоял посреди тротуара, его безжалостно толкали со всех сторон, будто броуновскую частицу. Наконец, кто-то больно наступил ему на ногу, что и привело зачарованного в чувство. Автандил протиснулся к границе тротуара, глянул в даль улицы и вспомнил. Экипаж сразу показался ему странным, потому что из него, будто ежиные иголки, торчали во все стороны маленькие колёса.

Автандил вздохнул и направился к рынку.

– Ветер волочился откуда-то с северо-юга… – еле слышно бормотал он.

  •                                      * * *

На точке отпустило. Здесь всё было родное, сооружённое собственными руками. Стеллажи до потолка уставлены коробками с фильмами. Картотека с крупными заголовками: Боевики, Фантастика, Мелодрама, Эротика, Спорт, … Постоянные покупатели знали, что за многоточием притаились диски, не выставленные на стеллажах и не внесённые в картотеку. Те, что в буквальном смысле скрывались в коробке под прилавком. Именно они приносили основной доход.

Автандил помнил в лицо всех, кто хоть раз покупал у него фильмы. Если в его владения забредал незнакомец, мастер с первого взгляда оценивал потенциального покупателя. Если покупатель представлялся перспективным, Автандил принимался за жертву всерьёз. Он сыпал фамилиями режиссёров, актёров, сценаристов, художников, композиторов. Быстро определял, что может заинтересовать собеседника – классика или авангард, комедия или ужастик. Через несколько минут беседы посетитель осознавал, что всю жизнь мечтал иметь в домашней фильмотеке именно этот фильм. Редко кто уходил без покупки, а если такое случалось, Автандил считал это профессиональной неудачей. Его выручка в два-три раза превышала доход на других точках. Как-то Автандил выпросил отпуск – хотел съездить на родину, в Закарпатье. Хозяин отпустил его подозрительно легко. Потом Автандил понял, что Хозяин хотел заменить его другим человеком. Если бы продажи остались на прежнем уровне или, пусть даже, немного снизились… Но эксперимент провалился – месяц точка работала в убыток. Выгоднее было бы просто закрыть её на время. Как только Автандил понял это, моментально выторговал себе повышение зарплаты.

Нынешнее утро было абсолютно мёртвым – ни одного посетителя, пусть случайного, за три часа. Вдруг дверь звякнула колокольчиком, и во владения Автандила ступил некто кудлатый, расхлёстанный, одетый явно не по сезону – в потрёпанные джинсы с дырами на заднице и коленках, а также заслуженную, даже неприлично заношенную куртку. Хиппи, наверное – разочарованно решил Автандил. Эта публика интересовалась обычно дешёвыми низкопробными поделками, которые Автандил и заказывал-то с неохотой, так – пусть уж валяется несколько в коробке.

Засунув по локоть руки в карманы, хиппи нагло рассматривал стеллажи, отбивая пяткой какой-то пошлый ритм. Посетитель чем-то раздражал Автандила. Раздражение было непрофессионально и потому противно. Потенциальный Покупатель – он как священная корова. Он не должен вызывать отрицательных эмоций у Продавца. Окрутить. Заинтересовать и продать – пусть это будет хоть сам Бен Ладен. Потом можно позвонить куда надо, но это потом! Теперь же Автандилу более всего хотелось пинком под зад выставить хама вон.

– Вас интересует что-нибудь? – сделал над собой неимоверное усилие Автандил.

Хиппи уставился на него, будто и не подозревал, что в магазинчиках бывают продавцы.

– Может, я смогу что-то посоветовать? – Автандил старался выглядеть изысканно-учтивым.

– Вы! – воскликнул вдруг хиппи, направив на продавца грязный указательный палец.

Автандил осторожно отступил назад. Посетитель явно был психом, возможно, сбежавшим из лечебницы. Пожалуй, стоило вызвать охрану. И тут хиппи произнёс три слова – название нового фильма, который лишь вчера получил пальмовую ветвь. Знать об этом могли лишь культурные люди, которые всерьёз интересовались кино.

Кудлатый, вероятно почувствовав растерянность собеседника, усмехнулся, но как-то странно, одной стороной лица:

– Вы понимаете, о чём я?

– Конечно, – Автандил, наконец, взял себя в руки. – К нам этот фильм ещё не поступал, возможно, на следующей неделе, но это будет стоить дорого.

– Дешёвый сыр малосъедобен, – пробормотал странный посетитель, выудил из глубины кармана клочок бумаги, расправил его, быстро записал что-то огрызком карандаша и протянул Автандилу.

– Позвоните, – повернулся и исчез. Только парящий звук колокольчика свидетельствовал, что чудак не растворился в воздухе, а покинул магазинчик как и положено материальному объекту – через дверь.

– Определённо, я его где-то видел… Но где? – Автандил развернул бумажку. На измятом тетрадном листке печатными буквами было выведено:

«Борматреш Отшиб…»

4.04.04

Завентил Облом окинул пейзаж обводящим взглядом, что позволяло ему заглядывать за барханы и не раз спасало жизнь. Затем он послюнявил палец, поднял его и измерил скорость ветра с неизъяснимой точностью. Умудрённый естествоиспытатель извлёк из полученного числа квадратный корень, а то, что осталось на дне, возвёл в сто шестьдесят седьмую степень. Полученный ответ не умещался в голове, потому Облом выбросил все цифры, кроме последней, случайно зацепившейся за обшлаг рукава рубашки. Но уловка, которую он с успехом применял во времена Карибско-Южноафриканского кризиса, на этот раз оказалась бессильна. Пришлось положиться на интуицию, где болтались лишь самые ценные вещи – трубка и пачка заморского табака. Приложив манипуляторы к земле, он ощутил всепроникающий гул, который убийственными нитями заструился по сочленениям механизма. Завентил успел отпустить рычаги, прежде чем металл заискрился и рассыпался в бессмысленный прах. Облом выудил из памяти серебряную иглу, вонзил её в кучу пепла и ещё раз поблагодарил интуицию, схоронившую иголку в кисете. Он никогда не доверял этим новомодным комбайнам и подозревал, что Подземка тоже недолюбливает их. Пройдя семьдесят два шага по ветру и семьдесят три против, Облом засунул руку в песок. Расчёт оказался верен и отозвался резкой болью в безымянном пальце. Это Подземка возвращала потревожившую её иголку, тем самым заключая ничейное перемирие. Спрятав бесценный прибор в подвернувшемся стоге сена, Завентил начал лихорадочно копать траншею. Спасательная операция преступно затягивалась. Где-то там, в Древней Индии, потерпел незапланированную аварию воздушный корабль. Измученные скрутившимся в спираль временем, смелые пионеры брели по сельскохозяйственным трущобам, и мальчишки метали в них резиновые мобильные телефоны. Песок заструился, превращаясь в воду, и ринулся вниз потоками грозового ливня. Завентил понял, что уловка захлопнулась, и он угодил в закоулок, ведущий в недра преисподней, идиллический район вожделенных сельскохозяйственных трущоб. Облом скатился по верхней плоскости шарообразного здания, стянутого изнутри по всем двенадцати диагоналям углепластиковыми канатами, приземлился в услужливо подставленный Подземкой стожок сена и ощутил пятой точкой чувствительный укол. Подземка захохотала, обнажая своё ничем не прикрытое чувство юмора.

Двадцать третье февраля…

Сон отлетел, будто сдутый утренним ветром. Автандил поёжился, ощущая прохладное дыхание пространства, встал и подошёл к окну. Молодое апельсиновое солнце насквозь прожигало душу. Где-то там, на просторах Древней Индии страдали неспасённые жертвы крушения воздушного самолёта. Четвёртое апреля навсегда останется чёрной меткой в его памяти…

За окошком неспешно парил невесомый февральский снег.

Автандил остервенело помотал головой. Наваждение не истончилось. Снег по-прежнему летел вверх, гонимый прихотливыми воздушными потоками. Ни апрельских ручьёв, ни ранней зелёной травы, ни птичьего гомона… Так посмотришь на улицу – и не скажешь, что уже апрель на дворе…

Бедняга сжал голову ладонями:

– Стоп! Спокойно! Главное – понять, где ты! Где сон, а где не сон. Где явь, а где наваждение.

Он опустился на кровать, опёрся рукой о подушку – и вскрикнул от острой боли. На ладони быстро наливалась бусинка крови. Слизнув её, Автандил стал осторожно ощупывать подушку, вновь укололся, но все-таки выудил оттуда иголку со вдетой в ушко длинной белой ниткой. Ну конечно, с облегчением вспомнил пострадавший, я же сам вдел её, чтобы легче было потом искать в стогу сена… Господи! Вразуми неразумного!

Он вскочил, бросился в коридор, достал плоскогубцы, ухватил ими иголку, огляделся.

– А-а-а-ах!

Метнулся к окну и остервенело надавил иголкой о подоконник.

– Кряк! – хрустнула иголка и переломилась. Автандил схватил обломок и попробовал на зуб – углеродистая сталь, вне всяких сомнений. И на вкус, и на запах…

Логика, которой Автандил доверял более всего, подсказывала: существует лишь одна реальность. Тот, кто ощущает себя сразу в двух – несомненно, шизофреник.

Ставить себе такой диагноз – всё равно, что выступать против себя в суде. Буду сопротивляться до последнего. Думаешь, трусливо выброшу белый флаг? Фиг-на! Настоящая, кондовая реальность не выдаст! Он подошёл к окну, с опаской покосился на обломки иглы – должно же и для неё найтись рациональное объяснение – и цепко ухватился глазами за картинку утреннего города. На первый взгляд, за стеклом всё было в порядке. Двадцать третье февраля. Вчера было двадцать второе – это Автандил, вроде бы, помнил точно. Значит, сегодня должно быть двадцать третье. Эту же дату окаймлял чёрный пластмассовый квадратик на календаре. Двадцать третье февраля, как и было сказано. Правда, в какое-то мгновение ему показалось, что над городом разрастается отвратительное шарообразное здание. Но здание заколыхалось, очертания размылись и оформились в шальное, ползущее куда-то облако. Вот так и жизнь – размышлял Автандил, ожидая лифт, блуждающий между этажами, – выращиваешь её, строишь, пестуешь, но вдруг потянет ветром, иголка из подушки вылезет, вынырнет сушёный пингвин на перекрёстке и – рыдай над осколками…

Лифт раскрылся, будто шкатулка с сокровищами. Правда, из сокровищ наличествовало лишь одно – сладковатый тошнотворный запах. Опять Петя с бомжом связался, – проворчал про себя Автандил.

Петя, точнее, Пётр Алексеевич, в прошлом был преуспевающим оператором на телевидении. Потом он не вписался в очередной жизненный вираж. То ли с режиссёром не поладил, то ли канал закрыли, но запил, потерял квалификацию, подрабатывал где-то по случаю и неожиданно воспылал любовью к бомжам. Подбирал бедолагу на улице, приводил к себе, отмывал, кормил, оставлял на ночь. Когда бомж плескался в ванной, аромат расплывался через вентиляцию по всем девяти этажам. Самый густой собирался в квартире, где обитал Автандил, аккурат под Петиной. В такие часы он открывал все форточки и уходил побродить по Тверским, поразмышлять о жизни. К тому же, эти прогулки помогали не потерять квалификацию, полученную на заочном философском факультете Университета.

Втянув аромат пару раз, Автандил решил, что с него довольно, затаил дыхание, зажал пальцами нос, дождался первого этажа, медленно выдохнул, и вдохнул, только выйдя во двор. Но и здесь не надо было быть псиной, чтобы взять свежий бомжовый след. На улице решительно повернул к музею. Светофора у перекрёстка не было, не было и сушёного пингвина. Зато на ступеньках сидели Пётр с новым знакомцем и наслаждались пивом, по очереди потягивая из бутылки.

– Не простудитесь? – подойдя, участливо поинтересовался Автандил.

– Не-е-е, – протянул бомж. – Мы картонки подложили. Толстые… Хочешь? – и протянул полуполную бутылку.

– Да я уж принял с утра, – соврал Автандил.

– Ну-у-у, – с уважением кивнул бомж, отхлебнул и передал бутылку Петру.

Разговор завязался. Автандил решился задать главный вопрос.

– Тут, вроде, птица на столбе торчала, вроде пингвина?

– Торчала, – согласно кивнул бомж, – только сушёная.

– И где же она? – оживился Автандил, почувствовал, как почва под ногами обретает устойчивость.

– Как где? Улетела.

– Что ты человеку голову морочишь, – Петя, наконец, ввязался в дискуссию. – Что ты можешь помнить? Ты же вчера в стельку был, – и, подняв голову к соседу, пожаловался: – Он мне, гад, всю квартиру облевал.

– А пингвин-то? Крутился? – с дрожью в голосе прошептал Автандил, вновь ощущая лёгкое покачивание асфальта.

– Что ж ему ещё делать-то?

– Девался-то куда? – Автандил сорвался на крик.

Петя аж испугался, уставился на соседа и прошептал:

– Пацаны из пятого дома уволокли. Ночью спилили и уволокли.

– Ну и слава Богу, – выдохнул Автандил и заспешил к метро.

  •                                      * * *

Из-за утренних событий он опять задержался, потому решил пройти проходными дворами, «пингвиньим путём» – вчера он неожиданно быстро оказался у метро. Нырнул во двор, свернул направо, в арку, налево… Стоп! Вчера здесь была ещё одна арка, в неё легковушки протискивались, а теперь – облупленная дверь подъезда с почтовыми ящиками… Может быть, дальше? Тут щель какая-то, «Мерседес» даже на боку не пролезет… Неужели, двором ошибся? Не может быть! Посмотреть соседний?.. Глянул на часы. Да… Ведёт же эта дорожка куда-то… Автандил направился к проходу между домами. Мусора нет, значит, не тупик…

Дорожка напоминала глухое ущелье. Глянул вверх и увидел узенькую полоску неба. Такие высокие дома? Ему казалось, здесь сплошь двух- да трёхэтажки… Коридор сузился, так что плечами Автандил шкрябал по тёмному кирпичу. А потом он остановился, потому что щель закончилась глухой стенкой, а вниз уходили высокие, поросшие мохом ступени.

«Бред, бред», – стучало в мозгу, а ноги сами стали отсчитывать: одна, две, три… Лестница погружалась во тьму. Стоит ли идти дальше? Наверняка, там запертая дверь в подвал. А ноги сами отсчитывали: тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять… Глубоковато для подвала. «Закоулок, ведущий в недра преисподней…» Откуда это? Автандил шикнул на свою рациональную половину, та скукожилась в уголке, и зашагал дальше. Сводчатый потолок опустился, так что пришлось пригнуть голову. Закончится когда-нибудь эта чёртова лестница? Ход резко свернул вправо, и впереди проявилось светлое оконце. По мере спуска оконце росло и превратилось в око пещеры. Автандил стоял перед крутым, поросшим сочной травой спуском, за ним поднималась отвесная скальная стена, а внизу простиралась равнина с клубящимися рощами и яркими пятнышками крыш, напоминающих разбегающихся божьих коровок. Вот вспорхнут сейчас и улетят за высокие горы, за бурные реки. «…Закоулок, ведущий в недра преисподней, идиллический район сельскохозяйственных трущоб…»

А что такое «сельскохозяйственные трущобы»?..

  •                                      * * *

Автандил дремал в поезде метро, спешащем к станции «Пражская».

Мир под землёй… – шевелилось в дремлющем сознании, – где-то слышал об этом…

  •                                      * * *

Он не рискнул спуститься в долину. И так уж опаздывал больше, чем на полтора часа. Неприятности теперь могли проистекать от администрации рынка. Во время рабочего дня все точки должны быть открыты. Полчаса, сорок минут – обычно прощалось, но полтора…

Выбравшись во двор, Автандил обнаружил, что обшарпанная дверь подъезда, перекрывавшего дорогу, исчезла, и арка, которую он безуспешно искал, вывела его к метро.

  •                                      * * *

Проснулся от резкого толчка – поезд неосторожно затормозил на остановке. А быть может, толчок происходил изнутри, потому что Автандил вспомнил. Конечно же! Обручев и его «Плутония»! Мир под землёй! Не вереница затхлых пещер, а простор, охраняемый лёгкой дымкой, свежий воздух и немеркнущий мягкий свет. Самая фантастичная фантастика, он и представить не мог, что когда-нибудь увидит это. Чего стоит вся наука с её эхолотами и сейсмографами, если проморгала под собственным носом такой мир?! Наверное, рациональный Автандил мог бы обнаружить множество несуразностей, но голос диктора оборвал цепочку размышлений: «Пражская». Следующая станция – «Улица Академика Янгеля».

  •                                      * * *

Всю дорогу он ощущал какое-то неудобство, беспокойство какое-то. И только выйдя из метро, сообразил – кажется, за ним кто-то следит. Вспомнив, как положено действовать героям шпионских фильмов, Автандил остановился у стенда с «Московским комсомольцем» и постарался незаметно посмотреть назад. Ничего определённого. Возможно, какая-то фигура мелькнула в толпе, возможно, кто-то резко отвернулся… Слишком мало материала, чтобы сшить костюм. Дойдя до газетного киоска, Автандил вновь задержался, вглядываясь в стеклянную витрину. Но преследователь (или преследователи?) был начеку и не выдал себя ни единым штришком.

  •                                      * * *

К счастью, его подстраховал Арам.

– Я сказал, что ты уехал за товаром, – сообщил тот, выйдя из своего закутка. Арам был сыном армянских беженцев из Баку. Тогда ему было пять лет, и он, слава Богу, не помнил всего творившегося там ужаса. Только кошмарные сны, изредка посещавшие его, да картинки узкой улочки, обжигающей бесконечной полуденной белизной. Он торговал брюками в соседней секции, и Автандил много помог ему советами. Искусством продавать брюки Автандил овладел в совершенстве, поскольку пять лет обучения в Университете зарабатывал на жизнь, торгуя этим товаром на маленьком рынке, что ютился на площади Гагарина. Он полагал: раз уж взялся за какое дело – должен стать в нём мастером. Потом начали строительство третьего кольца, те торговые ряды сломали, и Автандил, помыкавшись некоторое время, нашёл себя в бескрайнем море видеопродукции. Но как он торговал брюками! Это была песня! Впрочем, фильмами он торговал не хуже.

Поблагодарил Арама, открыл магазинчик и уселся, поставив на колени ноутбук. Надо было посмотреть два новых фильма. Он продавал только товар, который изучил досконально.

Джордж Клуни почти разбил сердце простоватой блондинки из Техаса, когда нити фильма были прерваны мелодичным напевом колокольчика. Автандил сразу отметил, что колокольчик звенит как-то особенно мягко. Дверь отворилась, Автандилу казалось, что открывается она медленно-медленно, как в кино, и на пороге появилось чудо – вчерашняя Белоснежка с приклеенными ресницами, потому что настоящих таких не бывает.

– Здравствуйте! – голос посетительницы был чуть хрипловатым, но это придавало речи незнакомки какое-то особое очарование, – А я боялась, что Ваш магазинчик сегодня уже не откроется.

– Как?.. – Автандил захлебнулся чувствами и глотал ртом воздух, словно рыба, угодившая в сети.

– Вчера… Вы были такой странный. Все вокруг обыкновенные, а Вы – странный. Мне стало интересно, и я пошла за Вами. Боялась, что Вы заметите… Боялась к Вам подойти. Ну что я скажу? Вы такой серьёзный, такой сосредоточенный. А сегодня – решилась. Вы не сердитесь на меня?

– Нет, что Вы! Это здорово! А сегодня? Сегодня Вы тоже шли за мной?

– Зачем? – она вскинула неправдоподобные ресницы. – Я же не забыла, где Ваш магазинчик, – посетительница восхищённо оглядела стеллажи. – И Вы видели все эти фильмы?

– Конечно. Я же должен знать, что продаю.

– Как интересно! А я никогда не была в кино. В нашем клубе кино давно перестали крутить. Говорят, нерентабельно. А здесь и телевизора нет…

– Хотите посмотреть? – Автандил показал на компьютер. – Это, конечно, не кинотеатр…

– Нет, нет! – почему-то испугалась незнакомка. – Мне на лекции надо.

– Тогда… Может быть, мы вечером встретимся?

– Вы становитесь скучным, как другие, – погрустнела студентка.

– Нет… Я только… Хотите, покажу Вам страну, которую никто не видел? – неожиданно для себя брякнул Автандил.

– Вы обманываете меня? – огромные глаза доверчиво распахнулись.

– Разве Вас можно обмануть? Когда у Вас заканчиваются занятия?

– В шесть.

– Я буду Вас ждать. Скажите, где?

– На «Спортивной». У первого вагона, что к центру. В половине седьмого.

Девушка взмахнула ресницами и растаяла, будто дуновение ветра. И даже колокольчик не заметил её ухода.

  •                                      * * *

В пять Автандил опустил железный занавес перед секцией. Это было чересчур рано и могло обернуться неприятностями.

– К этой идёшь, к Беляночке? Что сегодня заходила? – беспардонно поинтересовался Арам.

– К ней… – Автандил немного помялся, он не любил просить, – Если будут спрашивать, почему закрыто, соври что-нибудь. Ты это умеешь. Ну, бывай.

– Конечно! Я так совру – пальчики оближешь! Все рыдать будут. Завидую! – бросил вослед убегавшему Автандилу.

  •                                      * * *

Он хотел купить цветы, но раздумал. Вспомнил, как Белоснежка – так про себя называл он новую знакомую – погрустнела, когда он предложил встретиться. «Вы становитесь скучным, как все»… Потому просто засунул руки в карманы и спустился в метро. Он пришёл на двадцать минут раньше, но Белоснежка уже ждала его.

– Заболела англичанка, и не было последней пары, – у бедняжки был такой вид, будто она оправдывается. – Просто я не люблю, чтобы меня ждали, – пояснила она.

В поезде было полно народу. Она стояла рядом, уткнувшись носом в лацкан его куртки. Пару раз подняла глаза, а потом фыркнула:

– У Вас такое лицо…

Автандил положительно не знал, что делать со своим лицом.

Поезд глотал километр за километром, а он чувствовал себя дурак-дураком.

Раньше у Автандила никогда не возникало проблем с девушками. Ни дома, в Закарпатье, ни здесь, когда учился на заочном в Университете. Чернявый, быстрый, за словом в карман не лез, легко знакомился, и с ним было просто. Девушкам это нравилось, а он следил, чтобы отношения не заходили чересчур далеко. Он строил жизнь по плану. Специальность, потом собственный дом, а потом уж семья. Расставаться с девушками тоже удавалось без рыданий и упрёков.

Но в этот раз случилось что-то непонятное. Раньше он болтал бы всю дорогу без умолку, и к «Охотному ряду» девушка уже смотрела бы на него влюблёнными глазами. А теперь… Он не знал, что сказать, и у него было такое лицо.

Во взаимном молчании выбрались на Тверскую.

Автандил пытался вспомнить арку, через которую утром просочился к метро. Проблема была в том, что рядом с метро арок вообще не было, ни одной. Тогда он решил зайти с другой стороны. Так, как шёл утром. Здесь тоже были некие заковыки. Оба раза он выходил дворами прямо к метро, не переходя ни одной улицы. А ведь по пути, если следовать законам Евклидовой геометрии, неминуемо должен был пересечься с Третьей Тверской-Ямской.

Но не пересекался.

Утром он просто не обратил внимания на эту несуразицу – и так было от чего свихнуться. Вот и сейчас, особо не раздумывая, спешил к тому месту, где должен был начинаться «Странный путь». Спутница едва поспевала за ним.

– Почему мы бежим? – поинтересовалась она.

– Не знаю, – честно ответил Автандил.

Он замедлил шаг. Собственно, зачем так спешить? Не сбежит ведь арка за эти несколько минут. Хотя, в глубине души, в последнем он не был уверен.

Арка была на месте, но дорогу к ней перекрывали три автомобиля, один из них – пожарный. Вокруг суетилось множество народу. Перед самой аркой была вырыта огромная ямища.

– Нам бы пройти, – сказал Автандил человеку в брезентовой робе, преградившему путь.

– Вы же видите, – и он кивнул в сторону ямищи.

– А мы вдоль стенки, по краешку.

– Куда по краешку? Горячую воду прорвало. Видите, под аркой асфальт дымит. Провалитесь в кипяток – и привет родителям.

Трое рабочих просовывали в ямину толстую гибкую трубу.

– И долго вы тут ещё?..

– Сейчас воду откачивать будем. К утру, наверно, закончим.

– Как же нам во двор-то попасть?

– С другой стороны попробуйте, – пожал плечами эмчеэсовец.

Они обошли квартал, но ни арок, ни проходных парадных не обнаружили.

– Не расстраивайтесь, – успокаивала Автандила спутница, – Завтра снова попробуем.

– Не верите, – с горечью ответил Автандил.

– Ну что Вы, верю! Вы так натурально расстроились.

– Тогда пошли! – Автандил бегом потащил Белоснежку к Музыкальному Музею.

На ступенях по-прежнему сидел Петя, только бомж, кажется, был другим.

– Видите столб? На нём вчера стоял сушёный пингвин и вращался. Петя, я правду говорю?

Петя поглядел на них прозрачными глазами и грустно молвил:

– Пиво кончилось.

Автандил достал из кармана пару кюпюр:

– Купи, угощаю.

– Я отдам, – замотал головой честный сосед.

– Конечно, отдашь. Только скажи сначала, что здесь вчера было.

– О-о-о! Здесь тако-о-о-е было! – затянул Пётр, вероятно, собираясь отработать тридцатку на полную катушку.

– Короче говори.

– Хорошо. Короче, – Петя приосанился. – Тут птица торчала. Только неживая. Но поворачивалась… Как флюгер, – и Пётр попытался изобразить сушёного пингвина. – Только его ночью пацаны из пятого дома спёрли.

– Занятные у тебя друзья, – шепнула спутница.

– Это не друзья, это сосед, – уточнил Автандил и, подхватив девушку под руку, увлёк прочь от музея.

– Куда мы теперь побежим? – рассмеялась она.

– Не побежим, а поедем. Ты ведь сто лет в кино не была.

– Не сто, а только девятнадцать, – уточнила спутница.

  •                                      * * *

– Хорошее кино, – вздохнула Белоснежка, когда они вышли из киноцентра.

– Хорошее, но старое, – согласился Автандил.

– Хорошее старым не бывает, – возразила девушка.

Некоторое время шли молча. Погода стояла не февральская. При полном безветрии планировали большие пушистые снежинки, а тротуар, который не успевали убирать, поскрипывал лёгким морозцем.

Наконец Автандил решился:

– Позвольте узнать, как Вас зовут?

– Жаль, – вздохнула спутница, – Я надеялась, Вы не спросите. Пока не знаешь имени, всё так необычно, странно… А потом становится очень просто и скучно.

– У нас просто не будет, – пообещал Автандил.

– Вы вправду так думаете? – девушка неожиданно остро взглянула на него. – Тогда, может быть, признаетесь, как Вас зовут?

– Почему не признаться. Автандил.

– Шутите.

– Да нет, правда. Меня так родители назвали.

– А что это означает, не сказали?

– Сказали. Когда вырастешь взрослым – сам поймёшь.

– Так Вы ещё очень молодой?

– Наоборот, Очень старый.

– Ну, уж, и старый!

– Нет, правда, я два института закончил.

– А работаете продавцом.

– Это временно. На жильё зарабатываю.

Прошли Садовым до Смоленской и свернули не Плющиху.

– Вот и наше общежитие, – вздохнула Белоснежка.

Помолчали. Девушка коснулась ладонью его груди.

– Идите уж. А то жена сердиться будет.

– У меня нет жены.

– Всё равно, идите. Вам завтра рано на работу.

– Погодите! Когда мы встретимся? Я же обещал показать удивительное место. Я не обманываю.

– Завтра вечерние занятия. Только в восемь заканчиваются.

– Отлично! Буду ждать в восемь пятнадцать. Надеюсь, к тому времени арку уже заасфальтируют.

– Посмотрим, – Белоснежка махнула рукой и побежала к подъезду.

14.03.04

Комарин Лóпух подкинул костру немного корма: полбифштекса и вяленую форель из неприкосновенного запаса. В благодарность, небо озарил фонтан фиолетовых искр, которые отразились на глади озера и застыли в небе новым звёздным узором. Краткая вспышка полыхнула длинной лентой на вершине соседнего бархана. Это марсианская змея послала ловцу недвусмысленный привет. Комарин уже неделю блуждал по пескам, то теряя, то вновь находя запутанный след, отмеченный игриво потерянными змеёй серебряными перьями. Лóпух проверил самонаводящийся ядерный прицел – изобретение Борматреша Отшиба, единственный способ уберечься от страстных объятий стягивающихся змеиных колец. Комарин подсел поближе к огню и развернул письмо на жёлтом пергаменте с рисунками чёрной тушью. После долгих скитаний по красным пескам в древних иероглифах начинал флуоресцировать неясный смысл, который никак не удавалось уловить. В этой экспедиции Лóпух надеялся использовать ископаемый капкан, который ему помог отремонтировать закадычный друг.

Завентил Облом раскуривал трубку, придерживая локтем рулевое колесо, не позволяющее плоту сбиться с курса. Воздухоплаватель внимательно оглядывал коварные пески в поисках следов Комарина. Беспечный змеелов не раз впадал в смертельный транс, и только своевременное появление Завентила-скитальца позволяло ему продлить свою жизнь ещё на некоторое время.

Двадцать четвёртое февраля…

Ощутив на щеке жгучее прикосновение красного пятнышка ядерного прицела, Автандил, будто ненароком, скатился на пол и юркнул под кровать. А потом уже проснулся.

Под кроватью было тесно и очень пыльно. К тому же, он и тут не чувствовал себя в безопасности. Ведь для ядерного прицела стены не являются препятствием. Сейчас как шарахнут – дом в клочья. Петькиных бомжей жалко – они-то ни в чём не виноваты…

Засвербило в носу. Автандил чихнул. Потом чихнул ещё раз. Поток быстрого воздуха несколько проветрил мозги и вернул пробудившегося на порог реальности. Выдвинул из-под кровати голову и огляделся. Быть может, почудилось? Или сон глупый приснился?

Сон был точно. Но вот глупый ли? Перед глазами вновь возникла чарующая картина – шелестящие, лениво перетекающие друг в друга змеиные кольца, напоминающие неохватные трубы газопровода, покрытые серебристыми перьями…

Автандил тряхнул головой, и видение исчезло. Он снова находился в привычном мире. За привычным окном потягивался привычный просыпающийся город. Где-то в этих каменных джунглях тлеет костёр Комарина Лóпуха. Где-то на берегу пруда… Его надо обязательно найти.

Стоп! Автандил затаил дыхание и сосчитал до десяти. Осознать болезнь – значит наполовину победить её. Правда, остаётся ещё вторая половина, но о ней лучше не думать. Цепляться за реальность, пока ещё можно отличить то, что есть, от того, чего никогда не будет. Прошёл в ванную, плеснул в лицо холодной водой, посмотрел в зеркало.

А ведь, правда, есть в этом лице нечто марсианское…

Лифт был занят, и Автандил спустился по лестнице. По пути заглянул в почтовый ящик – вдруг есть что-нибудь для хозяев квартиры. Было письмо, но не для хозяев. На конверте стояло его имя. Пожав плечами, Автандил вскрыл конверт и достал листок странной – желтоватой и очень плотной бумаги. Весь он был испещрён рисунками, нанесёнными чёрной тушью. Удивлённо повертев в руках послание, Автандил вернул его в конверт и положил в карман. То ли ещё будет – пронеслось в мозгах.

Хотя, некоторые рисунки показались ему знакомыми…

Решил проверить, удалось ли откачать воду из промоины? Никаких машин рядом с аркой не наблюдалось, на земле чернел прямоугольник свежего асфальта, а длинная трещина, что явилась на стене, была заклеена полосками бумаги с печатями.

Сердце забилось так сильно, что перехватило дыхание. Сглотнул комок, невесть откуда взявшийся в горле, и шагнул в полутьму. Арки с противоположной стороны двора опять не было, как и вчера утром. Он побежал, задыхаясь, завернул за угол, остановился. Тот самый коридор меж домами. Крадучись, прошёл по нему. Вот они – тупик и лестница. Никуда не делись. Спускаться одному почему-то было жутко. Да и незачем. Он повернулся и снова побежал. «…Вечером… Вечером…» – стучало кровью в мозгу. Очнулся лишь, вдохнув дымок спешащих автомобилей. Оглянулся… И с чего это он так перепугался? Ничего странного вокруг не наблюдалось. Ну и ладно. По крайней мере, сегодня не опоздаю на работу.

  •                                      * * *

Арам уже поджидал его.

– Я тут такого нарассказал, услышишь – не поверишь.

– А хорошо бы поверить, – возразил Автандил, – Меня ведь спрашивать будут.

– Ты женишься! – азартно сообщил Арам, – Невеста – красавица. Отец – миллионер из Саудовской Аравии. Обещал купить тебе весь этот рынок – ну, свадебный подарок молодым, понимаешь?

– Ты свихнулся? – обалдело прошептал Автандил. – Какая Саудовская Аравия! Она же беленькая как невыпавший снег.

– А разве я сказал, что чёрненькая? Тебя что, будущий тесть не устраивает? Нефтяные скважины не устраивают? Я тут мучился, такого тестя подыскал, а он не доволен!

– Доволен я! – вскричал неожиданный жених, – Вот только у твоего магната все дочери черноволосые, а… – он запнулся и только сейчас сообразил, что Белоснежка так и не назвала своего имени.

– Ты меня за кого держишь! – возмутился Арам. – Думаешь, Арам – трепач? Думаешь, я тебе мозги пудрю? Смотри! Да? – и сунул Автандилу свёрнутый в трубочку глянцевый журнал.

Автандил развернул и замер, не успев произнести и полслова. С большой фотографии улыбалась его Белоснежка, только странно одетая – в чёрной мантии и плоской квадратной шапочке с кисточкой.

– Похожа? Да? – Арам был удовлетворён произведённым эффектом.

– Откуда у тебя это? – растерянно спросил Автандил.

– Парень один оставил, забыл, наверное. Я смотрю – мордашка знакомая…

– Что за парень? – сорвался на крик Автандил.

– Странный какой-то. Длинноволосый такой, джинсы рваные. Я бы такого в гости не позвал. Зашёл, носом повертел и это оставил.

Автандил снова посмотрел на журнал. Только сейчас он сообразил, что строчки вьются непонятной арабской вязью.

– Что здесь написано? – спросил он, – Ты понимаешь?

– На соседней линии Колька работает, чемоданами торгует. Он в Инязе учится, арабский знает. Я к нему зашёл. Только глянул – сразу всё рассказал. Тут написано, что третья дочка нефтяного магната Абу-Аттаха получает диплом об окончании Ливерпульского университета. Так что напрасно на Арама ругался. Арам всегда правду говорит.

– Спасибо! – вздохнул Автандил, аккуратно свернул журнал и положил в карман куртки.

– Ну, и как там у тебя? О`кей?

Автандил пожал плечами.

– Ты того… Лавочку старому другу выкупишь? Ну, когда… – улыбнулся и многозначительно показал пальцем на потолок.

  •                                      * * *

Белоснежка опаздывала. Часы уже показывали без пятнадцати девять… девять… девять пятнадцать… Появилась она лишь в половине десятого. Бежала по залу от противоположного входа. Коснулась рукой его куртки. Прошептала, задыхаясь:

– Я опоздала… Ты сердишься? Прости…

Разве можно было на неё сердиться?

Вдруг девушка как-то сразу посерьёзнела, смотрела на Автандила, не мигая, широко раскрытыми глазами.

– Я плохая. Я нарочно опоздала. Хотела узнать, долго ли ты будешь ждать меня. Но вот, не выдержала, испугалась, что уйдёшь…

– Меня пришлось бы выводить из метро с милицией, – пошутил Автандил.

– Вы, правда, не сердитесь?

– Не буду сердиться, если и дальше будешь говорить мне «ты»… И если скажешь, как тебя зовут.

– Разве это что-то изменит?

Автандил не нашёлся, что ответить.

Подошедший поезд зашипел, распахивая двери.

– Так мы едем? – поинтересовалась Белоснежка.

  •                                      * * *

Отражаясь от мёртвых тоннельных сводов, грохот переполнял вагон, наверное, чтобы помешать пассажирам разговаривать. Нет места хуже для беседы, чем поезд метро. Потому приходилось стоять очень близко, и Автандил понял, что готов проводить с ней дни напролёт в переполненном вагоне.

– Раньше я думала, что мужчина должен быть гордый, – прокричала она ему на ухо, всё равно, что произнесла шёпотом, неслышно для окружающих.

– Я тоже так думал, – прокричал он в ответ.

– Если бы ты был гордый, ты давно должен был уйти.

– Должен был.

– Почему же не ушёл?

– Я передумал. Если любишь, гордым быть вредно.

– Я тоже передумала. Оказывается, приятно, когда знаешь, что тебя будут ждать, – потёрлась носом о его шарф и улыбнулась.

Автандил готов был улететь на другую планету от блаженства.

– «Охотный Ряд», следующая остановка «Лубянка», – просипел безжалостный громкоговоритель.

Выйдя из вагона, они столкнулись со спешащим на поезд очень высоким и очень худым человеком. Одним глазом он вперился в Белоснежку, в то время как второй безмятежно взирал куда-то в бесконечность.

– Не ходите туда, – молвил он голосом, полным межпланетного холода и рванулся, успев-таки протиснуться в захлопывающиеся двери.

  •                                      * * *

Увидев незагороженную арку, Белоснежка остановилась:

– Мы, правда, хотим идти туда? – и посмотрела на спутника.

– Конечно, я же обещал.

– Давай, не пойдём. Ну что там может быть? Обшарпанный подъезд, мемориальная доска, махонький музей… Ты мне просто расскажешь – и я поверю. Я тебе всегда-всегда верить буду. Или пойдём туда, к ступенькам, где твои друзья. Пусть они расскажут – они же всё знают.

– Ты чего, испугалась? Мало ли что какой-то псих ляпнул. Он же не мог знать, куда мы идём. Там совсем не страшно и очень интересно.

Белоснежка колебалась.

– Нет, правда, такого ты в жизни не видела. Если вру – придумай мне наказание. Например, можешь меня поцеловать.

– Так мы идём в подворотню целоваться? – улыбнулась девушка.

Автандил смутился, и от этого смущения смутился ещё больше. Никогда раньше не испытывал такого при встречах с девушками, ну а поцелуй вообще считал атрибутом первого дня знакомства.

– Пошли! – дёрнула его за рукав. – И правда, что может случиться, если ты со мной.

Вот и уводящая во тьму лестница. Белоснежка остановилась.

– Странное место, – прошептала она, оглядываясь.

– Не бойся. Я пойду первым, а ты держись за мою руку.

Спускались медленно, в полном молчании, и только прерывистое дыхание нарушало тишину. Когда впереди забрезжил свет, Автандил сообразил, как произвести на подружку наибольшее впечатление.

– Закрой глаза. И не открывай, пока не скажу.

Белоснежка ещё сильнее сжала его руку.

– А теперь – смотри! – выкрикнул Автандил, когда они, наконец, ступили в подземный мир.

Белоснежка раскрыла глаза и пошатнулась. Автандил придержал её за плечи и привлёк к себе. Девушка ошалело уставилась на открывшуюся перед ними будто на холсте долину: сочно-зелёные луга, клубящиеся рощи, карминовые крыши домиков.

– Это настоящее? – прошептала она.

– Не знаю, – так же тихо ответил он.

– А может, мы под кайфом?

– Я, точно, под кайфом. От тебя.

– Тогда бежим! – ухватила за руку, и они понеслись, нет, полетели вниз, как летают во сне, чуть касаясь подошвами земли.

Вот и первые деревья, будто гиганты-часовые, охраняющие долину. Земля приблизилась, слегка ударила по ногам, и они упали в благодатную тень. Белоснежка лежала на спине, раскинув руки, и упрямый солнечный зайчик щекотал ей нос.

– Жарко! – вздохнула она, быстро стянула с себя зимнюю одежду и уселась, прислонившись спиной к тёплой, будто пройденной резцом, коре гигантского дерева.

– Нет, точно, мы под кайфом.

– С чего бы? – возразил Автандил. – Мы ведь ничего не нюхали, не курили, не кололись.

– Почём ты знаешь? Вдруг там, в подвале, ну, куда мы забрались, воздух такой. И сидим мы в темноте на промёрзлых кирпичах, и замёрзнем, чего доброго.

– Ерунда! – возмутился Автандил. – Я ведь уже спускался сюда, то есть, к выходу из пещеры, а потом поднялся – и никаких глюков. И потом, не может же нам чудиться одно и то же. Вон, сук над нами. Где он делится?

– Там, – Белоснежка указала рукой, – И необычно, сразу на три ветки.

– Точно! А домик ты видишь?

Она огляделась.

– Вон там. И калитка отворена.

– И я тоже вижу. Значит, это не глюки.

– Откуда я знаю. А вдруг, и ты – плод моего воображения.

– Ах, так! – Автандил разозлился, вскочил на колени. – Помнится, кто-то проиграл мне поцелуй.

Оторвался от её губ, только когда в ушах застучало от недостатка воздуха.

– Это тебе тоже кажется?

– Похоже, что нет, – хрипло ответила она. – Но надо бы ещё раз проверить.

Проверяли долго, даже очень долго. Если бы на небе было солнце, тень уползла бы от них в сторону. Но солнца не было, а тень была, неизвестно откуда. И были неизвестно откуда взявшиеся солнечные зайчики, которые лениво скользили по их рукам, плечам, лицам. Целоваться Белоснежка не умела, но быстро училась. Губы, вначале напряжённые и пугливые, сделались свободными и жадными. Сколько прошло времени? Полчаса или вечность?.. Наконец, она уперлась руками в грудь Автандила и отстранилась.

– Нет, – сказала она, тряся головой и застёгивая кофточку. – Пожалуй, это на самом деле. О таких глюках мне не рассказывали.

– То ли ещё будет, – расхрабрился Автандил.

– Да осилит дорогу идущий, – улыбнулась она, потянулась и поднялась на ноги. – Как думаешь, там нас угостят молоком?

  •                                      * * *

Во дворе хозяйка в белой блузке и расшитой узором юбке вешала бельё.

– Извините, – Белоснежка опередила Автандила. – Нельзя ли у Вас купить молока?

– Почему нельзя, – ответствовала хозяйка. – Присаживайтесь пока.

В тени яблони отдыхал столик и две табуретки.

Через несколько минут перед ними стояли две алюминиевые кружки, кувшин молока и пол буханки белого, рассыпающегося хлеба.

– Уж я с вами не сяду, извиняйте, делов много, – будто спела Хозяюшка.

Сидели молча, не находили, о чём говорить, чтобы случаем не коснуться начавшегося между ними, наверное, очень хрупкого и, точно уж, в словах не нуждающегося.

Наконец, кружки опустели, а от краюхи остался малый кусок.

– Большое спасибо! – молвил Автандил, подымаясь, – Сколько мы Вам должны?

– Да бросьте! Вы же гости! – проходившая мимо Хозяйка аж смутилась.

– Нет, нет! Мы же молоко пили.

– И не думайте! Мало ли как жизнь сложится. Выйдет – и вы нам споможете…

– А озера у вас нет поблизости? – перебила Белоснежка.

– Как же нет. И озеро, и речка. Но в реке ключи, вода студёная, в озере потеплее. Тут недалеко. Щас по дорожке, и вторая отворотка налево. Так вещи здесь оставьте, – добавила она, когда Белоснежка потянулась за лежавшей на лавке курткой, – Чего с ними таскаться. И полотенце возьмите, – сдёрнула высохшее с верёвки. – И к обеду не опаздывайте, – это вослед, когда они вышли за калитку.

Шли, взявшись за руки, овеваемые тёплым ветерком, впечатывая голыми пятками – кто же летом разгуливает в зимних сапогах – пыль в дорогу. Вторая отворотка тоже была натоптана, но шла через сосновый лес, сухие шишки прятались в опавшей хвое, случалось немножко больно и очень смешно. Вышли к озеру. Окаймлённое лесом, оно тянулось куда-то, изгибаясь. За мысом слышались громкие крики и смех.

– Мы туда не пойдём, – сказала Белоснежка.

Тут открылась уютная, отгороженная ольховыми зарослями полянка с небольшим песчаным пляжем.

– Здорово как! – воскликнула девушка, сделала кувырок и уселась на мягкой траве, – Будем купаться!

– У меня плавок нет, – вздохнул Автандил.

– У меня тоже, – и добавила, искоса взглянув на спутника: – Ты что, меня стесняешься?

Пока Автандил раздумывал над ответом, сбросила блузку, чуть помедлив, заявила: – Можешь не смотреть, – скинула остальное и, разбежавшись, бултыхнулась в воду. Отвернувшийся было Автандил не выдержал и краем глаза отметил, как сноп брызг скрыл её ладное загорелое тело.

«Где же она загорала зимой?» – мелькнула левая мысль.

– Что же ты! Иди сюда! – закричала подружка.

Автандил разоблачился рывком и ринулся в воду, да так резво, что волны, наверное, добрались аж до дальних пределов, скрытых за поворотом. Вода и вправду оказалась тёплой. Долго плескались, плавала она классно, Автандил едва поспевал за ней. С противоположного берега открывался чудный вид на озеро. Гладь его тянулась до поворота и, наверное, ещё дальше. Накупавшись, грелись на поляне, он лежал на животе и пытался делать вид, что разглядывает узор ольховых листьев, но глаза предательски скашивали в сторону, где не слишком далеко, но и не чересчур близко устроилась она.

«Да осилит дорогу идущий…» – неужели она знала, что будет потом?

Он не знал.

– Пошли искать речку, – стояла перед ним свежая, босая, в джинсах и кофточке.

– Пошли. Только отвернись.

Она хмыкнула и передёрнула плечами:

– Пожалуйста! Только ведь я тебе сказала: «Можешь не смотреть».

  •                                      * * *

Они шли по тропинке. Белоснежка впереди, и у него кружилась голова от звуков, от запахов, от её близости. Как у неопытного юнца – с издёвкой пронеслось в голове.

Шумную купальню решили обойти по лесной чаще, и вдруг оказались на поляне, до краёв наполненной земляникой.

– Здесь июнь! – восхищённо прошептала спутница.

«Интересно, а зима здесь бывает?» – подумал про себя Автандил.

Ягоды ели горстями, а потом целовались, снова и снова.

– Так мы никогда не доберёмся до речки, – вздохнула она во время короткой передышки.

«А нужна ли нам эта речка?» – мелькнула в голове крамольная мысль. Но Белоснежка повернулась и решительно нырнула в заросли ольшаника.

До речки оказалось дальше, чем они думали. Озеро изгибалось как обожравшийся питон, и в одной из лагун начинался поток, который, выгнув зеркальную спину, прорывался меж скал, а потом разбивался на множество струй, облизывая покрытые мхом валуны. Белоснежка села на тёплый камень и опустила в упругую воду ступни ног.

– Здорово как! – прошептала, запрокинув голову.

Хорошо приходить сюда после рабочего дня, безнадёжной городской слякоти, сдавленного неустройства метро, садиться на тёплый мох, опускать ноги в живую воду, целоваться с Белоснежкой…

Интересно, а бывает здесь ночь?..

И почему здесь никого нет?..

Толпы должны быть. Шикарный вход со вспыхивающей рекламой, утробно воркующие эскалаторы, шеренги касс, туристские бюро, реклама…

Почему лишь узенькая лестница со влажными скользкими стенами? Или за это путешествие придётся слишком много заплатить?

Автандилу стало холодно изнутри.

– Может, пойдём? Поздно уже.

Белоснежка удивлённо посмотрела на него.

– Нас ждут к обеду.

– А я бы осталась здесь, – вздохнула она.

«И всё же сюда приходят», – подумалось на обратном пути. Женщина, встретившая их, ни капельки не удивилась, ничего не спросила. Будто чужаки с тёплой одеждой в нелепой обуви здесь – обычное дело.

– Мы-то уж отобедали, – приветливо встретила Хозяйка. – Присаживайтесь. Только вместо борща у нас сегодня окрошка. Окрошку любите?

– Люблю, – признался Автандил, – но давно не ел. В детстве мама часто готовила.

Окрошка оказалась такой вкусной, что захотелось вылизать тарелку. Но перед Белоснежкой было неудобно.

Она глянула на часы и тихо сказала:

– Я опоздала на метро.

Сначала Автандил не понял, о чём она. Потом сообразил – это здесь ещё день, а наверху… Ого! Наверху уже четверть первого. Куда только время упорхнуло?

– Можно у меня переночевать… – не подумав, брякнул он.

– Уже? Мы ведь только сегодня начали целоваться, – и она очень серьёзно посмотрела на Автандила.

  •                                      * * *

Попрощались, забрали тёплые вещи и отправились домой.

– Мы вернёмся, – закричала Белоснежка, обернувшись, и помахала рукой.

Автандил старался выдерживать верное направление. Жаль, не оставили они никаких меток: камни горкой сложить, палку в землю воткнуть… А тут и смеркаться начало – интересно, по какому времени они живут, по Гринвичу, что ли? – и Край Мира не просматривался. Серость и коричневость клубилась – то ли скалы до неба, то ли облака до земли. Ещё была нелогичность, она потом до Автандила дошла – больно уж высок Край Мира, не столь длинна была лестница, по которой спускались. Но это потом, потом такая мысль в голову пришла, а тогда не до рассуждений было. Белоснежка, почему-то, примолкла, засерьёзнилась, и он размышлял, как выудить подружку из минорного состояния.

Стена, гладкая, без зацепок, явилась вдруг, словно туман в неё сгустился. И никаких пещер. Самое поганое – непонятно, куда идти. Можно – направо, а можно и влево, и выбирать между этими «направо» и «влево» непонятно как. Ясно теперь, почему кретин-осёл меж двумя охапами сена с голоду сдох. А ещё оказалось, что темнеет здесь исключительно быстро. Ну, не так уж, когда лампочку выключают, но сумерек нормальных не случилось. А ночью средь камней, без луны и звёзд, со здоровыми ногами запросто можно распрощаться и больные взамен получить. Наверно, сообразительная спутница тоже это поняла, а может ещё почему, но предложила первая, спокойно сказала:

– Пойдём вниз.

А холодные ли здесь ночи?

Автандилу очень уж не хотелось беспокоить давешнюю хозяйку – и тут им повезло. В редкой рощице наткнулись на груду сухих сучьев, будто кто специально приготовил – знал, что им для ночлега понадобится.

– Всё равно за спичками идти придётся, – вздохнул Автандил.

– У меня есть, – спутница порылась в рюкзачке и достала зажигалку.

– Ты куришь? – поинтересовался Автандил, когда огонь, пока ещё робко, стал переползать с веточки на веточку. Сам он не курил – вредно ведь – и в других не поощрял этой странной привычки.

– Только для поддержания разговора, – пояснила она.

Костёр разгорелся, и новые робинзоны неторопливо подкармливали его свежими сучьями. Они вправду ощущали себя единственными людьми в этой непонятной земле. Будто и не было домиков под красными крышами и весёлых воплей на берегу озера.

– Где ты раньше жила? – поинтересовался Автандил.

– Когда раньше?

– Раньше.

– В деревне. Сначала маленькой, а потом побольше.

– Где? На севере, юге, западе, востоке?

– Недалеко от Пензы. Мама – учительница. Была… Денег не платили, как и всем. Родители учеников помогали, а ещё она на почте работала.

– Как же на почте? А уроки?

– Да вот так. Школа и почта рядом. Так и бегала: туда-сюда. Ей на почте женщина одна помогала, у которой трое маленьких детей. Они зарплату пополам делили. А потом я стала на почте сидеть, когда мама на уроках.

– И сколько тебе было лет?

– Шесть.

– Шесть?

– Я умела читать, считать и была очень гордой, что мне доверили такое серьёзное дело. Зимой люди редко ходили на почту, а летом у мамы уроков не было.

– Вы всё время там жили?

– Нет, потом папа приехал и забрал нас.

– Куда?

– В другое место. Тоже вроде деревни, только большой.

– А кто он у тебя?

– Как, кто?

– Ну, кем работает?

– А ты кем работаешь?

Автандилу стало неловко. И вправду, место работы ещё ничего не говорит о человеке, вернее, не всегда говорит.

– Ну, кто он по специальности, что делает?

– Что-то вроде управляющего… организатора, – Белоснежка замолчала, и ему как-то расхотелось задавать вопросы. Посмотрел вверх, поднялся, отбежал от костра.

– Ух, ты! Иди сюда! Смотри!

Белоснежка подошла, посмотрела на небо.

– Ну и что?

– Как, что! Неужели не видишь? Звёзды!

– Ясной ночью всегда звёзды видны.

– Но мы же под землёй. Там, – он указал пальцем вверх, – звёзд быть не может. Там камень.

Белоснежка, теперь уже внимательно, посмотрела на небо.

– А они есть. Непонятно. Я люблю непонятное. Иначе скучно.

– А я не люблю. Человек слаб, если не может постичь окружающий мир.

– Человек сильный, если только он человек. Ты созвездия знаешь?

– Знаю, – Автандил лихорадочно разыскивал на небе Большую Медведицу, – Здесь все звёзды какие-то незнакомые.

– Звёзды как звёзды… Мне Кассиопея нравится. И Орион… Но Орион летом не видно.

– А Кассиопея где?

Белоснежка пожала плечами. Похоже, её не слишком волновала судьба исчезнувших с неба созвездий.

– У каждой звезды есть планеты, а на них, наверняка, живут люди. Так интересно! А сейчас они, наверное, смотрят на нас.

– Почему люди? А может быть, осьминоги? – возразил Автандил.

– Люди! – Белоснежка упрямо мотнула головой. – Зачем осьминогам быть разумными?

Против такого аргумента возразить было нечего.

Земля была тёплая. Но всё равно его куртку расстелили, а второй – накрылись, на всякий случай, если под утро похолодает. Белоснежка обняла Автандила и моментально уснула, будто вдохнула сонного газа. Автандил боялся пошевелиться, чтобы не потревожить её сон. Рука, на которой устроилась голова Белоснежки, затекла, но Автандил не обращал внимания, он смотрел на небо, и некоторые созвездия уже казались ему знакомыми.

Часть 2. Фантазии

25.02.06

Туман был кислый наощупь…

Вертихвост Зазноб подобрал свежего жука-скарабея и аккуратно засунул в путевой компьютер. На проснувшемся экране нежно засветилась надёжная плазменная ниточка, указывающая путь. Солнечный ветер уверенно путал её направление с севера на юг и обратно. Вертихвост произвёл в уме несложные дифференциальные вычисления и, подумав, выбрал среднее – отправился на восток. Туман заухал от радости, но Зазноб громко шикнул на него – и туман обиженно свернулся листом Мёбиуса. Из болота прокисших облаков вынырнули коньки красных черепичных крыш. Зазноб взобрался на непотопляемый плот, дёрнул поводья… и ощутил вдруг какое-то беспокойство.

Двадцать пятое февраля…

Он проснулся, потому что ощутил какое-то беспокойство. И холод. Холод был странный, потому что шёл не снаружи, а изнутри. И что-то было не так. В полусне он постарался разобраться – что, и нужная мысль крутилась рядом, но никак не удавалось её поймать. Наконец она оформилась, налилась весом, и Автандил понял.

Белоснежки рядом не было…

Он резко сел и огляделся. Никакого тумана. Не было и дурно пахнущих, осклизлых облаков, затопивших долину. А плот?.. Автандил растерянно оглянулся по сторонам. Драгоценный плот, за который он выложил половину отцовского состояния…

Автандил тряхнул головой. Никакого особенного состояния у его отца не было. К тому же… Опять сон, который невозможно отличить от яви?

Хотел позвать Белоснежку, вдохнул во все лёгкие, да и замер – он же так и не узнал её имени!

– О-хо-хо!!! Хо-хо!!! – всплеск в воздушном океане, предназначенный неизвестно кому.

Возможно, она спустилась в рощу, вон в ту рощу, что перед красной крышей, рядом с домом, где они пили молоко. Конечно, она в роще, проснулась и пошла прогуляться, надо немного подождать – и она вернётся, немного подождать…

…А зачем ждать? Пойти вниз, встретить её там, взять за руку…

Он пошёл, побежал… Так же они бежали вчера, бежали вместе, опьянённые зелёной травой, тёплым ветерком, возвратившимся летом.

– О-хо-хо!!! Хо-хо!! Хо!..

В роще Белоснежки не было.

Ну конечно! – Автандил хлопнул себя по лбу. – Она пошла за молоком. Решила устроить ему сюрприз. А хозяйка задержала её разговорами. Или доит корову. А Белоснежка сидит и ждёт. И беспокоится – он проснётся, он будет волноваться… Но к чему же волноваться? Что здесь с ней может случиться?..

Во дворе хозяйка развешивала бельё.

– Доброе утро! К вам не заходила девушка? Та… Мы вчера у вас молоко пили…

Продолжить чтение