Жизнь по тревоге…

Одинокий маяк…

Одинокий маяк

Разукрасил оранжевым небо,

И, скользнув по земле,

В лес ушел полосой этот свет.

Я под небом таким

Сколь живу, только помню, что не был

Чувство в сердце храню,

Что меня до сих пор в мире нет.

Растревожилась даль,

Оголились небесные пряди.

Облака, словно пух,

Поплыли парусами на юг.

А маяк, как рукой

Мягким светом перину погладит

И посадит ручей,

Как змею змеелов на свой крюк.

Я взгляну в небеса

И не силясь, нащупаю метку,

Что когда то давно

Нацарапал небрежной рукой. Вам не спрятать огонь.

Маяка, в эту мрачную клетку,

Ведь у тех, кто горит,

Цвет души по судьбе золотой.

День свободного ветра в крыльях.

День свободного ветра в крыльях:

Ветер листья с ветвей сорвет,

Листья падают от бессилья

И уходят в немой полет.

И нельзя тут играть сначала,

Мне на осень настроя нет.

Воронье уже прокричало,

И расстроило флажолет.

И под жалостный звук гитары-

Не затянешь, не пропоешь-

Свитерок одеваю старый

И потрепанный жизнью клёш.

Я иду по листве осенней,

По шуршащему сентябрю.

Я в одном нахожу спасенье, Я с листвою в ветрах парю.

День свободного ветра в крыльях:

Ветер листья с ветвей сорвет,

Листья падают от бессилья

И уходят в немой полет.

День не склонен улыбаться…

День не склонен улыбаться, На ладонь ложу везение.

Остаётся издеваться,

Над своим стихотворением.

Остаётся только прыгнуть

От бессилия и сознания,

Берегов твоих достигнуть

И в пути найти признания.

Девять месяцев в утробе-Откровение, откровение.

Я на свет явилось в робе,

Я твоё стихотворение.

Я не вышло, может, стилем,

И строкою я неловко.

Я рождалось от бессилия,

Как на память гравировка.

Я ударилось о стену,

Поперхнулось ударением.

Разошлись слова по венам: Я твоё стихотворение.

Я с тобой теперь повсюду-Это много или мало?

Жизнь пройдёт, и не забуду, Чтоб её начать сначала.

Я с тобою с беспредела,

Как иное измерение.

Я всегда мечтать умело,

Я твоё стихотворение.

Пусть не дороги объятья,

Ну кому нужны мучения? Беспонятье, беспонятье

Я твоё стихотворение.

Я уйду сегодня в вечность, Очень тусклой, мрачной тенью. Бесконечность, бесконечность Моему стихотворению.

День не склонен улыбаться, На ладонь ложу везение.

Остаётся издеваться,

Над своим стихотворением.

26.10.19.

На юбилей скромного служителя Мельпомены…

Набат гугнивый, спор червей:

Кому точить им честь?!

И в этот скромный юбилей

Ты знаешь, кто ты есть,

В каких заученных словах

Нет фальши и тепла.

И звоном где-то в куполах

Ты вновь горишь дотла.

Ты знаешь, что есть чересчур

И привкус ото лжи.

Когда одет ты от кутюр-

В тебя летят ножи.

Когда ты в рубище идёшь-

Сияют сотни лиц.

И в спину шепчу: « Пропадёшь!»-

Театры двух столиц.

Но ты не тянешь на звезду,

И в лаврах нет нужды,

Не любишь быструю езду,

И культа нет еды.

Такой надёжный, зло берёт!

Уж что и говорить!

Актёр кино от злости мрёт, Вмиг прекратив творить.

А ты плюёшь через плечо Не суеверий для.

В душе тепло, не горячо, Её не точит тля.

В душе твоей вишнёвый сад, Крылечко, мошкара.

Да, жизнь –дешёвый маскарад:

Салют…набис…ура…

Набат гугнивый, спор червей Кому точить им честь?!

И в этот скромный юбилей,

Ты знаешь, кто ты есть.

22.11.19.

Куда глядят бойницы окон…

Куда глядят бойницы окон,

Безлюдной кирхи Удерванген?

В промёрзшем небе, словно ангел

Поправил ветер облак локон…

Взмахнул крылом и юркнул низом,

Прошёл сквозь арку, влево, к морю.

Вернулся с солью, нежным бризом

Дождём опять затараторил.

Зашёл на чай ко мне под крышу, Уселся в кресло, смёл надежды.

Напился, фыркнул, в окна вышел

И стал сильней ещё, чем прежде.

Стою в подножье старой кирхи, Какой-то маленький, но смелый.

Промокший насквозь до штафирки, Всегда идущий за пределы…

Всегда, как водится, свободный,

Как вольный ветер за окном,

Неся в душе порыв природный,

В дожде февральском ледяном.

Куда глядят бойницы окон

Безлюдной кирхи Удерванген?

В промёрзшем небе, словно ангел,

Поправил ветер облак локон…

Гросс Кришцанене…

По старым заповеданным местам,

Где вороньё, справляя новоселье,

Облюбовало старенький костёл

Живёт оно теперь и тут и там,

В местах, где опустели кельи

Хожу и слышу: «Здравствуй новосёл».

Прохожим недолюбленный пейзаж, Не оттого ли он от туда тащит,

Восполнив свой квартирный антураж?

Я охраняю вороньё, как страж

Чтоб завтра было место и ночлег,

А он глаза на нас свои таращит.

Не верь прохожий в эти чудеса.

Кирпич не станет прежнею добычей.

Воспеть в века, мне нужно написать

Про этот русский, воровской обычай.

А кирха спит, желая устоять,

Как прежде, не мечтая воссиять.

Бранденбургские ворота…

Я вижу свет в конце тоннеля.

Как дышит томно Бранденбург.

В потёртой серенькой шинели,

Качаясь, выйдет металлург.

Там что-то явственно маячит, Я вижу чёрный экипаж.

И две согбенных, старых клячи Устало тянут долгий стаж.

Там в дымке пепельного света,

Старухой дряхлою судьба,

Во что-то рыхлое одета Тоннеля вечная раба…

Идёт, меня не замечая,

Зонтом качая в унисон,

И незаметно выключает

Машин пронзающий клаксон.

И стихли звуки, всё умолкло, Исчезло всё, тоннеля нет.

У металлурга выпал молот,

И я увидел снова свет.

Хайнрихсвальде . . .

Звучит, как музыка Вивальди:

Избушка Славска, Хайнрихсвальде.

Не слыша ветра перемен,

Вторую сотню лет без смен.

На вздыбленном, древесном теле

Как у старухи, еле-еле,

Видна паскудная печаль,

В подножье стылом кирпича.

Там шпалы рельсами укрыты,

И смысл томный, пошлый, скрытый.

Стоит немецкая тоска

И загнивающей доска.

20 :20 на часах…

По моим часам не светит,

Жизнь пройти и не споткнуться.

Повстречаю -в сердце метит, Лучше б было разминуться.

Лучше б было не калечить,

Или так пройти, как «здрасьте».

И прощай, до скорой встречи!

Черный кот, как ты, к напасти.

А январь всегда на первом,

Месяц ясный, как в исламе. Перебором, голым нервом,

И салам твой в попаламе.

И сказать тебе, как в воду «Извините, обознались».

Вновь порхнуть, как на свободу. Вот и весь психоанализ.

Вот и вся тебе посуда,

Суд судьбы, сужденье веры.

Знал итог конца Иуда,

Серебро любя без меры.

По моим часам не светит

Жизнь пройти и не споткнуться

Повстречаю – в сердце метит, Лучше б было разминуться.

Стану крыльями зари…

Стану крыльями зари,

На край моря улечу. Говорящий -говори,

Я лучами прошепчу.

На край света отпусти

На всего один лишь век.

Слышишь, Господи? -Прости!

Я ведь только человек.

Как заложник мелочей, С краю зарева небес.

Есть ворота-нет ключей

В скважину лучом залез.

Светом радужки коснись, День грядущий подари.

Луноликая, проснись!

Стал я крыльями зари.

И теперь- не как вчера-

Занят выбором двери.

Я с луною до утра,

Вечер, вспыхнувший с зари.

Песнь разведёнки

Не тупятся стрелы Амура,

Грудь славится слепостью глаз.

Девчонки, какая ж я дурра

Влюбляюсь за год третий раз.

Разбитые вдребезги нервы, Забытый душевный покой.

Как в песне про тех, кто не первый, Поверьте, девчонки, второй.

А третий всегда, как последний, Ведь третий же сорт, чай, не брак. Девчонки, влюбилась намедни,

И тот оказался мудак.

А в детстве, вы помните бабы:

Принц в сказке на белом коне

Убиться готов ради жабы

И жить на чужой стороне.

А я же как вроде принцесса?

Мудак мне, скажите, зачем? ”

Я ночью на кухне, от стресса,

В трусах с холодильника ем.

Старинные призраки басен,

Затёртые лики в веках.

«Будь мужем моим!»-«Я согласен!»

И жизнь проживи в мудаках.

Статистика формулы строит,

На десять девчонок ребя-я-ят…?

Не девять, не верьте, не стоит,

А семеро- впредь, говорят.

Гуляет теперь разведёнка,

Теряя душевный покой.

Найти бы отца для ребёнка.

Был первый, знать, будет второй.

Ещё б не страдала фигура:

Года улетают на раз.

Не тупятся стрелы Амура,

Грудь славится слепостью глаз.

За суетою будних дней…

За суетою будних дней,

Застряв в томление нудном в пробке,

Ты вновь забыл про юбилей, Ища себя в стальной коробке.

И день пройдёт, оставив след,

Какой-то искренней печали.

Теперь мы только от сует

Друг друга больше не встречаем.

Друг другу впредь не позвоним,

Не пожелаем «Добрый вечер!»

Ведь в памяти мы не храним

Слова любви, вчерашней встречи.

Обид не счесть и не сложить.

Глазами вёрсты в пробках меря,

Нам остаётся только жить-

Не ждя, не помня и не веря…

Ветер. Тучи. Мокрый снег

Ветер. Тучи. Мокрый снег.

Завыванье мёрзлой птицы.

Собирает человек

Сердца битого крупицы.

Шум волны. Начало века.

Вдаль ползущая река,

Как тоска у человека,

М ало -мальски глубока.

Как отыгранные ноты,

Хлопья белые парят.

Сердце вспомнило кого-то И почувствовало взгляд.

Этот кто-то вольной птицей

Заморозит душу мне.

Снег кружится танцовщицей

До мурашек на спине.

А под толщей вод солёных

В сердце битом вновь тоска.

Глаз твоих сине-зелёных

Взгляд чужой издалека.

Парящий, опустись на ноги.

Парящий, опустись на ноги

Сложи уставшие крыла.

Слова разложены на слоги,

А слоги сложат вновь в слова.

И ядом горечи пророков,

Размерят каждому итог.

Кого-то вздёрнут ненароком, Через кого -то пустят ток.

Кому-то выделят колонку,

Тебя поместят в жёлтый дом.

А мне слова свинца в догонку, Придутся в спину чередом.

По суевериям и вере,

Плюём на крест через плечё.

И всё теперь, по крайней мере, Работа мысли на толчок.

По сплетням лжи не чту газеты И не читаю новостей.

Мы всё теперь несём в клозеты,

И нет теперь чертей святей.

Парящий, опустись на ноги, Сложи уставшие крыла.

Слова разложены на слоги,

А слоги сложат вновь в слова.

Человек дождём умытый…

Человек дождём умытый,

Словно мокрая сова.

Полужив, полузабытый

Изо рта полуслова.

Опочила над утёсом

Туча серою тоской.

И дождём пролив раскосым,

В берег врежется морской.

И пойдёт по побережью

Тенью мокрый человек.

Тут подснежник, там подснежник.

Я шепчу, как имярек…

С полуслов, полузабытых,

Как туман, слетает хмарь.

На песках, дождями смытых,

Мелкой россыпью янтарь.

Юркнув влево, плюнет туча

Лейку добрую воды.

Чайки, что-то отчубучат,

Оторвав с песка зады.

Человек дождём умытый,

Словно мокрая сова.

Полужив, полузабытый,

Изо рта полуслова.

Я закрываю.

Я закрываю свои глаза,

Полны надежд и света.

Кто-то шепнул мне и подсказал,

Если не так, то этак…

Будет же как-то, ведь день за днём;

Мы лишь учились слушать,

Ну а сегодня посевы жнём

И исцеляем души.

Грянет рассветом багряный край, Женские слёзы с неба.

Кто-то мне скажет: « Иди давай-

Зрелищ найди и хлеба».

Я, повинуясь, иду, дурак,

Но не свои дороги.

«Всё у тебя не то и ни так»,-

Молвят с Олимпа боги.

Всё говорят: «Открывай глаза, Время пришло родиться!»

Кто-то шепнул мне и доказал, Что мол и так сгодится.

Мой Авалон…

На крутых берегах,

Тянет солнце под склон,

Вечер томно закаты играет.

То ли явь, то ли сон,

Вот он мой Авалон,

Часть забытого, чистого рая.

Я иду не спеша

И трепещет душа,

Воздух лёгкие с силой вбирают.

Оглядевшись вокруг,

Я не чувствую рук,

Чувства нежные грудь мне спирают.

Я увижу сквозь даль,

Поле пастбищ врёмен,

Слыша эхо, протяжное эхо.

Я иду не спеша,

Я не помню имён,

Поражений, ошибок, успехов.

Каждый шаг словно год,

Каждый день-это век,

Тянет стрелку, так нудно и долго.

Я иду по траве,

Не со всем человек,

Озабоченный мутью сверхдолга.

Я забыл про мечты,

Мир, в котором лишь ты,

И усталость крестовых походов

Давит на спину мне,

И в души глубине,

Я не думаю впредь о доходах.

И под небом другим

Не кричит вороньё

И не давят на разум печали.

Тут не надо нести-

Ни моё, ни твоё

Из земных, лживых многоначалий.

На крутых берегах

Тянет солнце под склон,

Вечер томно закаты играет.

То ли явь, то ли сон,

Вот он мой Авалон,

Часть забытого, чистого рая.

Кувырок падений нравов…

Кувырок падений нравов,

В лобной части рябь морщин.

Чай заваренный, на травах

Пьёшь с утра от ста причин.

Пьёшь от стресса и от нервов, От бессонницы и для…

Улучшения, наверно,

В бытность быта бытия.

И не кажется ведь боле,

Что быть что-то не болит.

У меня в коленях боли,

У него уже артрит.

У того в желудке язва, Да ещё ведь и жена.

Кто-то доктору обязан,

Кто -то просто, «старина»

Кто-то сел на урожаи И на грядках поседел.

Я таких, брат уважаю,

Кто -то скажет: «Беспредел!»

Довели пенсионеров

До картофельной гряды.

Мы же все акционеры «РосНефтьГаза» и руды.