Жемчужина для шейха. Ты будешь моей

Пролог

Обхожу ее и останавливаюсь у окна с видом на мои владения, которые едва ли возможно объять взглядом. Достаю паспорт девчонки и кручу в руке, специально разглядывая его так, будто это какая-то диковинка, и жду ее реакции. Она смотрит на меня и боится сделать шаг, но глаз с моей руки не сводит.

– Что вы собираетесь делать?

– А как ты думаешь? – спрашиваю с легкой ухмылкой и уверенностью. – Это, кажется, твое, верно?

– Мое, – робко бормочет она. – Верните его, пожалуйста. Вы не имеете права забирать мой документ.

– Что ты сказала? Я вправе делать с тобой все, что захочу. Ты моя собственность, моя рабыня, служанка – как угодно. Но обхожусь с тобой мягко и ласково, позволь заметить. Хочешь более грубого отношения? Я могу это устроить. Посмотрим, как тебе понравится такое.

– Не надо грубее, прошу… – скулит девчонка.

– Тогда исполни мое желание. Ты же понимаешь, что я могу хоть сейчас взять тебя силой и насладиться тобой любым, самым изощренным способом. И наслажусь, будь уверена. – Подхожу к ней и провожу тыльной стороной ладони по ее щеке, шее и ниже, задевая пальцем сосок на ее полной груди. – Такая сладкая, яркая, нежная.

– Пожалуйста… – с дрожью и придыханием тянет она, отворачиваясь и зажмуривая глаза.

– Тебе всего лишь нужно сказать мне то, что я хочу услышать, сказать «да». Ты в одном шаге от пропасти. И лишь тебе решать, полетишь ты или сорвешься вниз… Жемчужная Ольга, – говорю, зачитывая ее фамилию и имя из паспорта.

Она распахивает глаза и набирает в легкие воздух:

– Верните! Вы не можете!..

Протягивает руку, чтобы выхватить у меня документ, но я отступаю на несколько шагов назад.

– В жизни ты куда красивее, моя драгоценность. И сходства у тебя очевидные с фамилией. Бархатная кожа, приятнее лучших, самых дорогих шелков, пухлые, сочные губки, которые так и хочется осыпать ласками, скользя среди волн твоих светлых, как солнце, волос. Скажи мне «да», и ты ощутишь на себе все то, чем я способен тебя одарить, моя милая.

– Никогда! Я не отдамся такому, как вы! – дерзко проговаривает она, сострив глазки.

Смотрю на нее и понимаю, что она меня не слушает, хотя слышит. У нее перед глазами только моя рука с книжечкой в картонной обложке; она дорожит ею, этой мелочью, куда больше, чем следовало.

– Я понял, – продолжаю, – тебя останавливает надежда. Тогда я лишу тебя ее!

Озадаченный взгляд девчонки сменяется ужасом, когда я складываю пополам ее документ и намереваюсь разорвать надвое.

– Нет! Пожалуйста, не надо, – вдруг срывается она на мольбу и складывает перед собой ладони. Затем, видя, что я не собираюсь отступать от своего решения, падает на колени и жалобно просит: – Я сделаю все, что вы хотите, только не нужно этого делать. Как же я потом…

– Ты знаешь, что мне нужно. Отдайся мне! Я хочу, чтобы ты согласилась и позволила мне овладеть тобой.

– Нет! – снова выкрикивает она окрепшим голосом и поднимается на ноги.

Думала, ее это выступление сработает, разжалобит меня?

– Юная наивная девочка. Ты так ничего и не поняла, – говорю и у нее на глазах разрываю ее паспорт на две части, складываю еще раз и снова рву, затем бросаю перед нет на пол, разметая кусочки по комнате. Разворачиваюсь и иду прочь.

– Нет, что вы наделали?! Но… что вы за человек?! – кричит она мне в спину.

– Ты зря сомневаешься в том, что я способен сделать с тобой все, что захочу, – резко развернувшись и схватив ее лицо ладонью, рычу ей в губы. – А еще ты должна понять одну вещь: если я так решил, то ты будешь моей! Разница лишь в том, будешь ли ты сопротивляться или станешь покладистой, мягкой кошечкой, выполняющей все, что тебе скажут.

Глава 1

Мансур

– Вы простите мне, что я снова спрашиваю об этом. Вы уже давали все распоряжения. Но мне хотелось бы уточнить, зная, как трепетно ваш отец относится к подобным вещам, уверены ли вы, что не нужно ничего традиционного привнести во всю эту атмосферу?

Смотрю на помощника, точнее, для меня он помощник, если можно так выразиться, но здесь он управляющий банкетом, скажем так. Я выбрал его не только потому, что у него ресторан, который мне нравится, но и за некоторые приятные для меня бонусы. Не знаю, что он увидел в моем взгляде, но заметно испугался не угодить мне. Помнит, как я на свой прошлый день рождения, ровно год назад, отреагировал на его подобный вопрос.

– Расслабься, лишние морщины тебе не к лицу.

– Значит, все в порядке? – с надеждой интересуется он.

– Сейчас посмотрим.

Я пришел отдохнуть и развлечься, а не проводить ревизию и контролировать все, тем не менее я прохожу по палубе новенькой яхты и оглядываю все приготовления. Вывеска, воздушные шары разных цветов привязаны к перекладинам, несколько передвижных столов в тени навесов, на которых стоят ведерки со льдом и шампанским, всякие закуски. Насчитываю по разные стороны судна около шести молодых парней в фартуках и с бабочками на шее – обслуживающий персонал. Немного хмурюсь, хотя осознаю это не сразу, а только по очередному вопросу семенящего за мной Павла:

– Если хотите, мы можем мигом заменить их на самых стройных, красивых, с белоснежной кожей и длинными волосами девушек, как вы любите. Простите, что эту деталь я не учел сразу.

– Конечно, меняй немедленно! А с этими сам можешь потом развлечься, – слышу ломаный русский от Самада Азима Абади, моего товарища и компаньона, которого мне отец назначил в качестве правой руки. Оборачиваюсь и вижу его с еще двумя моими самыми близкими друзьями. Они широко улыбаются и разводят для объятий руки. – Мансур, брат, ты приехал!

– Как же он пропустит свой тридцать третий день рождения, – улыбается идущий рядом с Самадом Адиб. – Возраст Христа. Ему великим суждено быть весь его век!

Они подходят и обнимают меня, а Руслан, до этого не проронивший еще ни слова, хлопает меня по плечу, как, кажется, заведено здесь, в России, и призывает показать мне все, что они здесь приготовили. Но перед этим бросает строгий взгляд на Павла – и тот, откланявшись, дает всем мальчуганам в бабочках собраться и покинуть яхту.

– Без вас, братья, этому дню не быть счастливым! – говорю я. – Но вот насчет девочек ты подметил точно. День-то какой солнечный. Хочется видеть прекрасное вокруг себя, наслаждаться им в полной мере. Вы как считаете?

– Обижаешь, Мансур! Конечно, конечно ты прав! Я тебя полностью поддерживаю, – смеется Руслан, пока остальные, спрятав руки в рукава, молча следуют рядом с нами. – Как же не поддержать такое, ведь что за праздник без девочек. Вот сейчас твой бегунок решит вопрос, привезет молодых, стройных красавиц, с белоснежной кожей, аппетитных, и тогда мы отчалим от берега. Выйдем в море и насладимся всеми прелестями этой роскоши. Проходи, дорогой, я тебе здесь все покажу.

Мы заходим в специально обустроенную каюту, всю блистающую шелками, пуфами, расшитыми в нашем стиле. Точнее, в стиле, к которому привык мой отец. Чувствую, что он приложил свою руку и здесь. И хоть мы решили с ним, что я, будучи только наполовину арабских кровей, все же отчасти и русский, как моя мама, оттого и хочу этот день провести здесь и так, как сам того пожелаю. И лишь потом, по возвращении в Тунис, отпраздную с отцом, если он пожелает. Но его упрямство так просто не побороть.

Беру со столика сочную виноградину и кладу в рот.

– Сегодняшний день обещает быть долгим, верно?

– Это уже как ты захочешь, брат. Он твой. Как и вся эта яхта в твоем распоряжении. Я лишь взял на себя смелость отдать некоторые распоряжения по организации, чтобы ты ни о чем не волновался.

– Спасибо тебе. – Кладу ладонь ему на плечо. – Я ценю это. Признаться, я ехал сюда не в лучшем расположении духа. Но с тобой, дружище, мы сегодня зажжем звезды! Вернемся же к остальным, не то они без нас начнут веселье. А я, знаешь ли, не хочу ничего пропустить.

Несколькими днями ранее

Оля

– Ну вот тут, смотри. – Катя подсовывает мне телефон по столику между салфетками и чашкой кофе. – Тут требуются официантки. Причем сразу две, как раз как рам нужно. Сможем вместе работать.

– Да не, – кручу головой. – Я не смогу так. Не мое это. Я вообще не представляю себя в сфере обслуживания.

– Да перестань ты. Я уже как-то в одной забегаловке работала. Это то же самое. И ничего сложного: подходишь, улыбаешься, тебе говорят, чего бы им хотелось, записываешь, снова улыбаешься и идешь на кухню передавать заказ – все!

– Кать, а если ко мне приставать начнут? Бывает же, что клиенты…

– Гости, – поправляет она меня. – В таких заведениях их принято называть гостями.

– Да без разницы мне! Он меня как-то назовет или тронет, а я в ступор впаду или ляпну чего-нибудь. И меня за это выгонят.

Подруга откидывается на стуле, улыбается и оглядывается по сторонам. Затем наклоняется ко мне и шепчет:

– Я тебя прикрою. А если хорошие чаевые оставят, особенно если какой-нибудь богатенький Буратино, то там и не зазорно подыграть ему, – подмигивает она, – если ты понимаешь, о чем я.

– Ты совсем дура или прикидываешься? – отрезаю я. – Не собираюсь я никому подыгрывать! Давай другой вариант найдем. Я не знаю. Что-то полегче.

– Да это простые деньги. И никому ничего не должен. Отработала день, получила чаевые и, если не понравилось, ушла хоть на следующий день.

Складываю руки на груди и дую губы. Мне совсем все это не нравится. И как можно вот так легко ко всему этому относиться? Ладно она, у нее парней, наверное, было больше, чем у меня юбок. Хоть она мне особо и не хвасталась своими успехами. Видно по повадкам и такому простому отношению к таким… сложным для меня вещам. Куда мне до нее.

От этих мыслей даже неловко как-то становится. А боковым зрением замечаю приближающуюся к нашему столику мужскую фигуру. Какой-то долговязый мужик подходит к нам, кладет свою пятерню с длинными пальцами на спинку моего стула и наклоняется, хитро улыбаясь.

– Тебе чего? – сразу грубит Катя. – Не видишь, мы разговариваем? И не знакомимся… со всякими тут.

– Дамы, вы простите меня великодушно, – еще шире лыбится он, – и позвольте присесть на минутку.

– С чего бы это?! – возмущаюсь уже я.

– Я тут нечаянно подслушал ваш разговор, – все так же приторно щебечет он и умащивает свою задницу на мой стул, нагло вытесняя меня на соседний, как так и надо. – Вы не подумайте, я не маньяк какой-нибудь. Просто, по воле случая, конечно же, так вышло, что я ищу красивых и ловких девушек, с подвешенным язычком и способных адаптироваться под обстановку. – Он на секунду замолкает и, наверное, заметив замешательство на наших с Катей лицах, добавляет: – Ой, я что-то все слишком усложнил. В общем и целом, у моего хорошего друга открылась гостиница, в которую я ищу обслуживающий персонал. За стойку регистрации, чтобы встречать гостей и определять их в номера; консьержек для уборки номеров и разноса обедов и прочее.

– И почему вы решили, что нам это может быть интересно? – покачивая головой, как болванчик, спрашивает Катя.

– Вот вам, – говорит мужчина, глядя на меня и даже не обратив внимания на вопрос, – хорошо подойдет наша вакансия горничной, например, ведь вы, милая, как я понимаю, не любите общаться с людьми. Будете менять постельное белье, полотенца и прочее, когда гость покинет номер. Вам даже встречаться с ними лично не придется. А вам, дорогая, будет к лицу место на ресепшне.

– А сколько платить… этот ваш друг будет?

– Катька!

– Ну что? Нужно же узнать все получше, перед тем как соглашаться. Все как ты меня и учила, да?

– Я смотрю, вы заинтересовались предложением, – потирает ладошки этот мужик. – Вас Катенька зовут, правильно? Так вот, Катенька, зарплаты у нас будут хорошие, приятные. Сами понимаете, мы только открываемся, потому и пытаемся максимально заинтересовать наших потенциальных работниц.

– Работниц? – повторяю я слово. – А мужчин вы не приглашаете?

– Приглашаем, конечно же. Но на другие вакансии. Вы же понимаете, что вероятность привлечь гостей милой улыбкой и красивыми глазками, как вот у вас, гораздо проще. Вот я бы, только увидев вас, уже захотел бы остаться в вашей гостинице.

– Вы нам зубы не заговаривайте! – бурчу я. – А если нам не понравится? На каких условиях работа?

Мужчина даже не задумался перед ответом:

– Вы в любой момент можете уйти, в конце рабочего дня, конечно же. С первого дня мы никого официально не оформляем. Мы прекрасно понимаем, что девочкам нужно освоиться, почувствовать, их ли это место и все такое. И пока вы не решили все окончательно, я оставлю вам свою визитку и откланяюсь. А вы позвоните мне, как надумаете, хорошо?

Он достает из кармана на вид дорогую визитку с тисненным логотипом, именем и номером телефона и всовывает мне в руку.

– Мы позвоним, – улыбается Катя и стреляет в него глазками.

– Может быть, позвоним! – поправляю ее я и откладываю визитку на край стола со своей стороны.

– Вы подумайте хорошенько, конечно. Только имейте в виду, что, если не поторопитесь, на ваше место, а место очень хорошее, могут попасть другие желающие, – хитро говорит он и быстро выходит из кафешки. А мы остаемся с подругой вдвоем и хлопаем друг на друга ресницами.

– Ну, что думаешь?

– Я даже не знаю… Мало ли, что это за мужик. Вдруг он не тот, за кого себя выдает.

– Олька, ну ты как обычно! Прекращай параноить. Это же просо работа. Ты думаешь, как еще им сотрудников набрать?

– Объявление в газете написать, например!

– Это прошлый век, ты чего? Да и он же сказал, что они только открываются. А может, они и подали в газету, но кто их сейчас читает вообще? В интернете могли разве что опубликовать вакансии.

– Вот и посмотри в интернете. – Беру визитку и зачитываю читаю имя: – Наумов Павел Валерьевич, пропиши. Посмотри, кто он такой. Странно, что не написано название гостиницы.

– Да и ничего на такого человека гугл не знает.

– Вот! Я же говорю, подозрительно все это.

– Слушай, Оль, он же сказал, что если не понравится, можно просто уйти. Так все сейчас делают. В общем, ты как хочешь, а я позвоню и съезжу туда.

– Ну ты и сучка! – возмущаюсь я. – Оставишь меня? Мы же договорились вместе работу искать!

– Так а как я могу вместе с тобой искать, если ты всего боишься? Тебе что ни предложи, все тебе страшно. Вот, вот прямо на голову тебе падает классный вариант заработать за лето, а ты носом крутишь. Он даже вакансию под твою застенчивость подобрал, – ёрничает Катя и строит пальцами кавычки в воздухе.

Мне ничего не остается, как согласиться попробовать.

– Ладно. Но только попробуем и посмотрим. Пообещай, что, если вдруг хоть что-нибудь пойдет не так, то мы сразу уйдем!

– Хорошо, хорошо, конечно! – поднимает ладошки подруга и быстро выхватывает у меня из рук визитку. Набирает номер и прикладывает телефон к уху.

Я смотрю на ее игривое выражение лица, и меня почему-то начинает трясти. А после реакции подруги на первые слова с той стороны линии меня вообще передергивает.

– А как вы узнали, что это я? – спрашивает она в телефон. – Вы так были уверены, что я вам прямо сразу буду звонить?.. Да ладно! Не может быть. А если бы это не я была, вот неловко бы получилось.

– Катька, клади трубку, – шепчу я, совсем испугавшись. – Это подстава какая-то!

Но подруга только отмахнулась от меня и отвернулась.

– Да, – говорит, – мы еще здесь. Прямо сейчас? – Бросает на меня взгляд и снова отворачивается. – Да, хорошо. Почему бы сразу и не посмотреть, – жмет плечами. – На Рейндж-ровере? Хорошо, ждем. До встречи. – И кладет трубку.

– Ты вообще офигела?! Я не поеду с ним никуда! – воплю я и понимаю, что на меня тут же оборачиваются с десяток других посетителей кафешки. Добавляю тише: – Ты не видишь, что это какая-то ерунда? Как он мог тебя сразу узнать, если он налево и направо всем визитки раздает? Ему должны звонить разные люди каждые пять минут. Значит, ему никто не звонит.

– Угомонись. Посмотрим и, если не понравится, поедем домой.

Подруга кладет несколько купюр в папочку с чеком, поднимается, прихорашивается, берет меня за руку и выволакивает на улицу, где к нам через полминуты подъезжает черный джип. Из него вылезает тот самый Павел, открывает двери и учтиво приглашает сесть в салон. Сцепив зубы, я все же запрыгиваю в машину следом за Катькой и изо всех сил стараюсь не вздрогнуть, когда дверь за нами гулко захлопывается. Прижимаю сумочку к груди и зажмуриваюсь, пытаясь хоть немного расслабиться. Но не получается.

И когда машина трогается с места, только Катя сидит довольная, стреляет глазками по сторонам и беззаботно накручивает волосы себе на палец. А меня пробирает очередной озноб от очень нехорошего предчувствия, что нас только что хорошенько обманули, а мы сидим в машине у совсем незнакомого нам мужика и едем неизвестно куда.

Глава 2

Мы проехали почти весь город и заехали в не очень приятный район, в котором чаще всего, как я слышала по новостям, происходят всякие ограбления, пьяные драки и даже изнасилования. Я сюда никогда бы не зашла. А теперь оказываюсь прямо в центре этого мрачного уголка города. С опаской выглядываю по окнам и вжимаюсь головой в плечи.

– Катька, – шепчу и ловлю ее руку, крепко сжимая пальцы, – нехорошо все это.

– А где, вы говорите, находится гостиница вашего друга? – спрашивает Катя у этого мужика за рулем.

Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом в зеркале заднего вида. Совсем не таким, каким он смотрел на нас в кафе, и даже когда усаживал в машину. Теперь он пропитан чем-то суровым, даже злым, наверное. Я зачем-то тянусь к ручке открытия двери, как слышу щелчок, за которым все двери замыкаются. И у меня желудок проваливается куда-то вниз, просто обрывается.

– Вы что это делаете? – слышу свой голос как сквозь воду.

– Везу вас на работу, как мы и договорились. – И смотрит холодно в зеркало. – Уже почти приехали.

– Здесь? В этом месте не может быть престижной гостиницы. Я точно знаю, – не выдерживает уже тоже напрягшаяся Катя.

– Ты не всего знаешь, юная леди.

– Я не помню, чтобы мы на ты переходили, так что попрошу…

– Не в праве ты чего-либо просить, – вдруг бросает он, и мы с подругой одновременно переглядываемся и глотаем по огромному комку.

– Остановите машину и выпустите нас, немедленно! Я кому говорю! – повышает голос Катя, когда видит, что мужик не реагирует. – Живо, не то я в полицию позвоню, и вам здорово влетит!

– Пасть закрой и сиди молча! – рычит он и сворачивает между домами из красного кирпича. Тормозит около железной двери и сигналит.

Не успеваю я достать из сумочки телефон, как из дома высыпают двое здоровяков в черных футболках и один щуплый паренек в пиджачке, брюках и остроконечных туфлях. Ураганом открывают двери о обдает меня зловонным дыханием:

– Пойдешь со мной. А это пока побудет у меня, чтоб глупостей не наделала.

– Вы не можете! – кричит Катя, пытаясь сопротивляться, когда и ее силой выволакивают из машины. – Да вы хоть знаете, кто мой папа? Он вас на куски порвет, гады! Я все ему расскажу!

– Замолчи, умоляю, – скулю я срывающимся голосом, упрашивая подругу не злить этих людей. Мне страшно, до жути страшно представить, что они могут с нами сделать сейчас. Никто ведь не знает, где мы и с кем. Мы никого не предупредили, никому ничего не сказали. Нас просто украли среди бела дня. И мы по собственной воле сели в машину, почти улыбаясь.

– Умничка, Оля. Ты же у нас Оля, верно? – спрашивает длиннопалый. – Мне нравятся смышленые бабы, только здесь тебе это не пригодится. Здесь я решаю, когда тебе думать, а когда делать; когда есть или спать; говорить или молчать. Ведите ее в смотровую, а я пока разберусь с их документами.

– В смотровую? Эй, какую еще смотровую? Вы совсем одурели? Отпустите!

Я смотрю на подругу, как она дергается, и сама пытаюсь высвободиться: наступаю на ногу этому, который ведет меня за локоть. Он кричит, но толку никакого это не дает. Он только еще больше злится и заряжает мне пощечину наотмашь, от которой я плашмя падаю на пол.

А длиннопалый, вижу сквозь накатившие слезы, скалится, как ненормальный, и потирает подбородок.

– Бойкая курочка попалась. Но ты это, сильно ей мордашку не порть. Она ею еще будет нам денежку приносить, – командует он. И амбал, ударивший меня, снова тянет меня за локоть, поднимает и волочет по коридору, затаскивает в большую холодную комнату, в которой только несколько стульев, белая ширма, как в больнице, и пустой стол под заклеенным изнутри темными обоями окном.

– Жди здесь, – кричит мужик, толкает меня на пол и уходит. Следом сюда же буквально бросают Катю и с грохотом, отчего я аж подпрыгиваю и зажмуриваюсь, захлопывают дверь.

Только теперь я замечаю за ширмой койку и передвижной столик с блестящими инструментами, как в операционной или в кабинете гинеколога. И вздрагиваю, будто меня током ударили. А по спине пробегает холодок.

– Ты так и будешь молчать? – Оборачиваюсь к Кате. – Я тебе говорила, что все это слишком подозрительно и просто. Почему ты меня не послушала? Ты меня никогда не слушаешь!

– По-твоему, это я во всем виновата?! Ты чего, подруга, совсем забылась? Ты мышь серая, никогда никуда не лезешь, всех боишься, от всего дергаешься и в угол забиваешься. Только я тебя толкаю, тяну за собой. Да если бы не я, то ты бы и…

– Вот именно! Если бы не ты, то я бы не оказалась в такой ситуации!

– Ты? А на меня тебе начхать? Или ты думаешь, мне здесь нравится и я именно этого хотела?

– Ах ты ж стерва!

– Да я тебя сейчас…

Она вцепляется мне в волосы и дергает на себя, что я снова падаю на пол – хоть и тяну ее за собой – и больно ударяюсь коленками. Она хочет уже ударить меня, как дверь рядом с нами снова открывается. Входят двое мужчин, вместе с длиннопалым, который держит под мышкой ноутбук, и одна грузная женщина в белом медицинском халате. Мы обе замираем в том же положении: Катя – с занесенной над моим лицом рукой, а я – держа ее за волосы.

Главный разнимает нас, как детей, разводит в стороны и проходит посредине к столу. Усаживается, раскрывает компьютер, складывает перед грудью кончики пальцев и смотрит на меня, на Катю и в монитор поочередно. Второй мужик становится позади нас, перегораживая собой дверь.

– Итак, Вильнева Екатерина и Жемчужная Ольга, – тянет он на выдохе, а мне это кажется, будто судья приговор озвучивает, четко давая нам понять, что с этого момента наша жизнь окончена. Нормальная жизнь, по крайней мере.

Он снова называет меня по имени, как и несколько минут назад, и до меня только сейчас доходит, что я его ему не называла. Никто не называл! Да, у него сейчас наши паспорта, но тогда, чуть раньше, он не слышал, как меня зовут. А в кафе он только с Катей познакомился.

Я аж холодею, понимая, что этот человек не просто какой-нибудь сутенер, кем он, я почти уверена, и является, а мы, судя по сложившейся обстановке, теперь его работницы, но и настоящий маньяк, отбитый на всю голову. Он следил за нами, выбирал и решил получить именно нас!

И в эту секунду женщина, зайдя за ширму к столику с инструментами, надевает голубые перчатки и громко щелкает латексом на запястьях, выбивает облачко талька и закашливается. И мы с Катей крутим головами то на длиннопалого, то на нее и обратно.

– Что итак? – почти шепотом спрашивает подруга?

– Начнем!

***

– Что? Мой папа с тебя шкуру живьем сдерет, ты понял? Козлина!

– Угомонись, сука, никто тебя не станет даже искать. – Он поворачивает компьютер к нам монитором и показывает. – Я все о тебе знаю. У тебя только мать осталась, и та тебя не особо жалует. А ты, – тычет на меня пальцем, – вообще круглая сиротка. Так что прекращайте ломать комедию.

– Чего тебе от меня надо, хлыщ? – повторяет она, вскакивая на ноги. – Ну узнал ты о нас что-то, но не все!

И пока мужик улыбается, не торопясь отвечать, грузная женщина сбоку рокочет:

– Вот ты, самая дерзкая и непонятливая, будешь следующей, а сперва посмотришь. Гляди, болтать и вопросов меньше задавать будешь. А пока раздевайтесь. Полностью. Осмотрим вас.

Я хлопаю глазами, кажется, попадая в полнейший шок, открываю и закрываю рот, но произнести ничего не могу.

– Давай, малышка, – обращается она ко мне. – Ты первая. Раздевайся скорее и иди сюда. Мне некогда с вами тут сюсюкаться.

– Я? – наконец выдавливаю из себя звук. – Не нужно ничего со мной делать, пожалуйста.

– Деточка, если тебе кажется, что этот дядя грубый, то ты ошибаешься. Больнее всего могу сделать только я. И не заставляй меня нервничать. А то у меня руки начинают тогда дрожать, – злорадно посмеивается женщина.

– Но я не хочу, – скулю я, обращаясь больше сама к себе.

– Поднимайся сама, спускай все свои шмотки и иди вставай на кушетку, или Антон тебе поможет! – гаркает тётка. – Да, Антоша?

Тот прочищает горло, как бы говоря, что он готов, конечно, «помочь мне взять себя в руки». Ясно, что выбора нет. Приходится повиноваться. Начинаю расстегивать верхние пуговицы блузки, и Катя ловит меня за руку:

– Ты чего делаешь? Не слушай ты этих козлов, – шепчет она и поглядывает на длиннопалого.

А тот дает отмашку Антону, только пальцем поведя, и этот здоровяк хватает Катю одной рукой за волосы, а другой с нормального такого замаха бьет ей под дых, что бедняжка выплевывает весь воздух из легких и падает на пол, скрючившись.

Я только и успеваю взвизгнуть, но прикрываю ладошкой рот, чтобы не начать орать со страху во всю глотку. А из глаз просто как из крана плещут слезы.

И с первым шагом этого вышибалы в мою сторону я выставляю руки перед ним, отступаю на шаг, глотаю вязкую слюну и насколько могу быстро раздеваюсь. Снимаю блузку, стаскиваю юбку, роняя ее на пол. Перешагиваю ее и обнимаю себя руками.

– Умничка, но и белье тоже снимай, – велит женщина, глядя на меня с полным безразличием. В отличие от мужика за столом.

Отвожу взгляд куда-то в растресканную штукатурку на стене и расстегиваю лифчик. Снимаю его и обхватываю груди рукой, чтобы хоть немного прикрыться. Зажмуриваюсь на секунду, когда взглядом натыкаюсь на постанывающую подругу чуть сбоку, и стягиваю с себя трусы. Отправляю их туда же, на пол к юбке.

– Вот. Хорошая девочка. А теперь топай сюда.

– Стоп, – подает голос длиннопалый и поднимается из-за стола. Медленно идет ко мне, пронизывая меня своим кровожадным, сумасшедшим взглядом. – Так-так. А ну, ручки убери. Дай на тебя посмотреть.

Отворачиваюсь и невольно кривлюсь от отвращения, опускаю руки и чувствую себя не то что без одежды, а будто вообще без кожи и внутренностей сразу. Что за уроды! Как они спокойно спят ночами, вытворяя такое с девушками?

И ощущаю холодную, жесткую руку на своей правой груди. Вздрагиваю, даже, кажется, подпрыгиваю на месте и инстинктивно отмахиваюсь от этих прикосновений. Но тут же получаю наотмашь сильную пощечину и с трудом удерживаюсь на ногах. Распахиваю глаза от внезапной отрезвляющей боли и уставляюсь взглядом на этого мужика. Не знаю, что сказать, но из груди рвется что-то вроде «если уж и трогать кому, раз мы оказались в таком положении, то пусть это делает та женщина; она хоть в перчатках, а не этими вот грязными ручищами». Но не могу и звука издать, кроме шумного «ах».

– Еще раз так сделаешь, и я тебя отправлю на помойку, бомжей обслуживать, поняла меня? – с язвительной улыбкой, но холодно и совершенно безмятежно говорит он.

Глупо киваю, убираю руки за спину, закрываю глаза, глотая слезы. И ощущаю, как он нагло и бесцеремонно трогает, сжимает мои груди обеими руками, сдавливает пальцами соски и что-то бормочет себе под нос.

– Хорошая? – интересуется женщина. А я просто начинаю всхлипывать и трястись на месте.

– Шикарная. А попка какая у нее, ух. Я бы сам ее отодрал, – веселится он и шлепает меня по ягодице. Становится сзади, приседает, слышу по дыханию, и, слегка расталкивая руками мои бедра, заставляет меня раздвинуть ноги. – Да, и тут все красивенько, аккуратненько. Хорошая курочка. Давай, Люба, посмотри, что там у нее внутри, затем вторую посмотрим и будем закругляться. Нужно еще несколько девочек сегодня подыскать.

Хоть там он меня не лапал. Я б вообще сознание потеряла, начни он еще ко мне там свои руки тянуть, козлина!

Сопротивляться, как я поняла, нет абсолютно никакого смысла. Если и начну, то что я им сделаю, всем троим? Только хуже будет, и правда. Потому я послушно подхожу к кушетке, залезаю на нее так, как велит женщина в перчатках, и терплю. Блин, как же тяжело все это пришлось терпеть! Холодный металл, грубые, неприятные прикосновения. Но все закончилось очень скоро.

– Эта еще девочка, – говорит моя мучительница. И все у нее прямо-таки прекрасно.

– Ох, я так и знал! Да! Какая умничка, что сохранила себя, – радуется и ржет, как гиена, этот длиннопалый. – Я за тебя хорошенько выручу. Пойдешь на какое-нибудь разовое элитное мероприятие или к дорогому, самому дорогому клиенту. Они любят нетронутых девочек. И платить за таких любят хорошие денежки.

– Раздевайте вторую. Хватит ей кряхтеть там. А ты вставай, одевайся и подожди пока с Антошей.

А для меня все как в каком-то тумане. Страх и ужас как-то сменились стойким ощущением, будто меня уже изнасиловали и выбросили. Это меня, кажется, и ожидает. И я совсем никак не могу этого остановить. Вот и безвольно, как марионетка, поднимаюсь, собираю свои вещи, кое-как натягиваю их на себя и, обхватив себя руками, становлюсь с пустым взглядом около стеночки. Просто жду. Не знаю чего. Очередного кошмара, которого со мной захочет сделать этот сутенер и его дебильная компашка.

Я будто бы выпадаю из реальности и почти ничего не слышу, не вижу, что происходит в комнате дальше. Только спустя какое-то время слышу вердикт, что Катя «уже использованная». Ей так же велят подниматься, но не слышно, чтобы приказывали одеваться.

И это самое страшное. Потому что дальше этот мужик говорит:

– Антон, отведи нашу красавицу, наше сокровище, в комнату к остальным. Только аккуратно с ней, понял? А там… Пусть осваивается. Скажи, чтоб ее там девчонки ввели в курс дела, как положено. А я пока сниму пробу товара. И только потом ей провести инструктаж и отправить… Да куда-нибудь, лишь бы бабки приносила. А пока что я поиграюсь немножко. – Он ухмыляется, глядя на все еще обнаженную Катю, и потирает себя в причинном месте рукой.

– Ясно. Мне выйти?

– Конечно, Люба, выйти! Не будешь же ты мне тут свечку держать. Ну что за вопрос?

– Вы не можете! – вдруг просыпаюсь я и подаю голос. – Так же нельзя!

– Мне все можно, – слышу сквозь ехидный смех уже через закрывающуюся за мной дверь, когда Антон, вышибала этот, утаскивает меня за локоть по коридору куда-то в темноту.

И вот тут, кажется, у меня окончательно сдают нервы от всего этого ужаса, насилия и жестокости. И я просто теряю сознание, проваливаясь в блаженное и лишенное каких-либо чувств беспамятство.

***

Жалко, что ненадолго.

Прихожу в себя на мягком, хотя холодном кожаном диване. Отлипаю от него щекой и медленно открываю глаза по мере того, как ко мне возвращается рассудок и силы.

– Очнулась, – слышу рядом женский голос. Кажется, женский. Звучит как из трубы.

– Эй, ты как? – спрашивает другая девушка.

– Вроде нормально, – еле шевелю языком. Вспоминаю, что произошло и спохватываюсь, резко вскакивая на ноги.

– Тише, тише. Все нормально, – успокаивает меня какая-то брюнетка, касаясь моего плеча. А я отпрыгиваю от нее, как ужаленная.

Стараюсь взять себя в руки и осматриваюсь вокруг все еще затуманенным взглядом. Комната, погруженная в полумрак из-за все так же заклеенных окон, на которых решетки стоят изнутри так, что даже не добраться до тех обоев, чтобы отодрать их и впустить сюда солнечный свет. Только ощущение такое, что уже и не день, а вечер. Может, из-за усталости, стресса. Еще три девчонки рядом. И все красивые как на подбор: пухлые губы, ресницы длинные, точеные скулы, фигурки как у пчелок – грудь вперед, попа назад. Только цвет волос отличается. Рыжая, блондинка и настоящая брюнетка, с таким сильным черным цветом. Хотя кто знает, скорее всего, крашеная. Есть еще некоторые, но кто-то из них спит, с головой накрывшись одеялом, а кто-то отвернулся и молча пялится в стену, не обращая внимания на все происходящее.

– Сколько я?..

– Недолго. Часа четыре-пять.

– Что? И это недолго?

– Ты спала, – поясняет рыжая девушка. – Мы не хотели тебя будить. Мы здесь, знаешь, все на одних условиях. В одной лодке плывем, как сказал бы… Ай, не важно.

– Не спала я… – бормочу и нахожу глазами сидящую в самом углу комнаты, на полу, свою подругу. Она обхватывает прижатые к груди колени и смотрит в одну точку перед собой немигающим взглядом. Даже не плачет. Но на щеках остались такие разводы черные – тушь потекла, – говорящие, что ей крепко досталось.

Подхожу к ней и на секунду останавливаюсь, слыша совет одной из девчонок:

– Ты бы не… трогала ее пока.

– Катюш… – Присаживаюсь перед подругой на корточки. Хочу погладить ее по волосам, протягиваю руку и застываю в сантиметре. И только касаюсь, как она бросает на меня взгляд разъяренных, полных ненависти, злости и безысходности глаз и кричит:

– Убери свои руки! Это ты во всем виновата!

– Я? Но я…

– Да, ты! Если бы ты постоянно не тряслась из-за любой ерунды, мне бы не пришлось бросаться на все подряд, только бы доказать тебе… что-то. Но ты же у нас, как оказалось, хорошенькая, ценная. Тебя не трогают. Не тр… – Ее голос срывается в плачь, а плечи начинают вздрахивать.

Осторожно приближаюсь и обнимаю ее, прижимаю к себе и глажу по голове.

– Ну все, все. Мы справимся. Выберемся отсюда и забудем все это как страшный сон.

И это говорю я, та самая трусиха, которая даже тени своей боится? И как я смогу нам помочь, если я вообще не представляю, что можно сделать и что нас ожидает. Хотя о втором, глядя на разукрашенных девчонок, долго догадываться не приходится.

Катя постепенно успокаивается и даже, кажется, засыпает. Я аккуратно поднимаюсь и спрашиваю у девчонок:

– Что тот козел имел в виду, говоря, чтобы меня ввели в курс дела? Что-то намечается?

Блонди вздыхает:

– Мы знаем только, что некоторых из нас отобрали… Сама знаешь, по каким критериям, иначе не сидела бы здесь, с нами. Ну и когда подвернется какой-нибудь богатенький клиент, который хорошо заплатит, ну, за…

– Ага…

– Или массовое мероприятие какое-нибудь, – подхватывает другая. Пока только некоторым, – кивает назад, – не повезло пойти «поработать».

Понимаю теперь, почему они в таком подавленном состоянии. После такого вообще жить не захочется. Ужас! Что за изверги? Ублюдки! Как можно вот так обращаться с людьми?!

– А вы не пытались сбежать? – задаю, наверное, самый правильный вопрос за весь этот день.

Девчонки хлопают глазами, переглядываются, и черненькая говорит:

– Нас не оставляют без присмотра. Самих никуда не отпускают. Ну, как говорили другие, раньше.

– Ты здесь давно? —кривлюсь от какой-то неловкости, спрашивая это.

– Скажем так, успела несколько человек встретить и провести. Даже не знаю, куда их потом девают после «работы», но сюда не возвращают. Ну, не всех. Да и вряд ли у них всего одна комната, да? А сбежать не получится. Девочки говорили, что их из рук в руки передают, а потом амбалы этого Паши забирают и везут обратно. Это вот, – тоже кивает назад, они рассказывали.

– Поняла.

Поняла, что мы оказались в полнейшей заднице, из которой выход только один. Самый неприятный. Но не видать им свеженького мяса! Я так просто не дамся. Не знаю, что буду делать, но пошли они, козлы.

За дверью слышатся приближающиеся шаги. Моя решимость вмиг куда-то улетучивается, будто и не было. А сердце начинает гулко колотиться в ребра. Что? Кто? Чего им нужно?

Девчонки даже не шелохнулись, только глаза подняли на открывающуюся после звука отъезжающей задвижки дверь. В комнату один из тех мужиков, которых я заметила в фойе, когда нас тащили на осмотр, ввозит тележку, как в отелях, на которой в несколько ярусов уложена разная еда.

– Ешьте и быстро спать. Завтра каждой из вас найдется работенка.

– Я хочу в туалет. И умыться нужно, – пищит рыжая.

Мужик смеряет нас всех строгим взглядом, хмыкает.

– Идем со мной. Остальным ничего не надо больше?

Вопрос, конечно же, был риторическим, потому что сразу после него он вывел девчонку за локоть из комнаты и с силой захлопнул дверь.

Мы поели. Как бы ни было противно принимать подачки от своих поработителей, от этих моральных уродов, но питаться нужно. Не умирать же с голоду. Да и кому от этого протеста станет лучше? Катя только не притронулась к ужину. Но мне удалось ей подсунуть несколько ломтиков сыра и несколько оливок.

Странно. Держат нас в таком гнилом месте, а кормят отборно. Ну деньги у них явно хорошие водятся, это уж точно.

После перекуса я немного успокоилась и решила попробовать уснуть. Толку дергаться и нервничать, убеждала я себя. Может, завтра представится какая-нибудь возможность убежать или хотя бы побольше разузнать, с чем и с кем мы столкнулись.

***

– Поднимайся давай! – слышу будто издалека грубый мужской голос, а следом меня прямо выдергивают из сна, за волосы, и тянут к выходу.

– Эй, ай! Отпусти, козлина! Я тебе не скот какой-нибудь. Я сама ходить умею.

– Закрой пасть и перебирай ногами. Тебя босс хочет видеть.

– Ладно! Только волосы отпусти. Больно.

Он слегка ослабляет хватку, и мы идем по тому же коридору и, как мне сперва показалось, в ту же комнату, где нас вчера осматривали. Но эту дверь мы проходим, и передо мной открывают следующую, с табличкой, написанного на которой я не успеваю разобрать. Заводят внутрь, и я понимаю, это кабинет того самого босса. На меня голодными глазами смотрит длиннопалый и облизывается.

– А ты даже с утра выглядишь аппетитно. Настоящая красотка. – Переводит взгляд на своего вышибалу и рычит: – Ты все еще здесь? Молодец, проваливай!

Тот отмахивается, бухтит что-то и быстро ретируется, заперев за собой дверь.

Длиннопалый подходит ко мне поступью хищного зверя и оглядывает со всех сторон с ног до головы.

– Юбчонка, смотрю, немножко помялась, но это нестрашно. Гардероб у нас хороший, подберем тебе наряд по размеру. Но это позже. Сначала мне нужно кое-что о тебе узнать.

Сглатываю вязкую слюну и снова начинаю трястись. А еще больше меня бросает в дрожь, когда он говорит следующее:

– Утром, знаешь ли, мне всегда хочется ласки и нежности. Ну такой я человек. А ты, раз уж новенькая, в этом мне поможешь. Заодно покажешь, что умеешь, чтобы я знал, какую цену за тебя выставлять.

Я только открываю рот, чтобы возразить, сама еще не понимая, что именно и как, а просто создавшуюся неконтролируемую бурю из головы выгнать, но не успеваю и воздуха хапнуть.

– Э не! Не вздумай даже. Ты же понимаешь, что я твой хозяин и могу делать с тобой все, что хочу. Не будешь меня слушаться – ты просто исчезнешь без следа. Только не сразу, – глупо хихикает он, – а сначала доставишь удовольствие всем. Сначала мне, а потом и остальным, кто захочет развлечься. И ты все будешь чувствовать. А потом уже «сотрем» тебя, если тебе угодно так это назвать. Хотя я могу и называть все своими именами, если хочешь.

Медленно, почти незаметно кручу головой, глядя на этого полнейшего маньяка налившимися слезами глазами.

– Я не слышу. – Он подходит еще ближе и подставляет руку к своему уху. – Мне нужен ответ. Откуда мне знать, может, ты как раз и хочешь всего того, что я описал, а я тут тебя защитить пытаюсь зачем-то.

– Защитить? – переспрашиваю и закрываю глаза, смахивая с ресниц слезы. Они густо стекают по щекам, и я ощущаю соленый вкус.

– Да, курочка моя. Все ведь просто: либо ты слушаешься и делаешь все, что я приказываю, либо… Либо, – скалится он. – Выбор за тобой. И я хочу услышать ответ прямо сейчас. Я не люблю ждать. Особенно с утра, – цедит он последние слова сквозь зубы и тянется рукой к своей мотне.

Ужас, ужас. УЖАС! Лучше бы меня просто убили вчера, чем сейчас все это выносить. Я не могу. Не могу ни одного, ни другого сделать. Почему все так? За что мне все это? Я никому ничего плохого не сделала… Пожалуйста, кто-нибудь…

Пытаюсь выключить мозг и хотя бы так спастись от всего происходящего.

– Ладно… – неслышно двигаю губами.

– Что? Громче!

– Ладно!

– Вот и умничка, – радуется этот ублюдок и расстегивает на себе штаны, вываливая передо мной свой орган. – А теперь опустись на колени и сделай так, чтобы я стонал от удовольствия. От этого многое может зависеть. Как минимум мое отношение к тебе. Вдруг ты станешь моей любимицей?

Как бы я ни пыталась противиться себе, мне приходится выполнить его указание и опуститься перед ним на пол. Но меня спасает стук в дверь позади.

– Я занят! – кричит мужик.

– Это важно, Павел Валерьевич.

– Важно здесь у меня! – нервничает он, но прячет все обратно в штаны и идет открывать. – Что такое?

– В ресторан звонил наш… ваш шейх, – слышу сзади разговор, не оборачиваясь. – У него завтра большой праздник. Нужно все как в прошлом году, только круче, – говорит тот.

– Ясно. Уведи эту обратно, к остальным, – монотонно говорит длиннопалый, прицокивая на меня языком, и уходит.

Меня, конечно же, снова хватают за локти и тащат в ту же комнату. В которой приходится сидеть целый день. Но это куда лучше, чем альтернатива, от которой меня, хоть и, кажется, временно, но спас тот телефонный звонок от какого-то там шейха. Арабского, что ли? Я бы сейчас даже засмеялась, не будь все так печально.

К обеду следующего дня, через часа два после завтрака и всех утренних «ритуалов», которые каждой из нас любезно позволили провести поочередно, под пристальным надзором, в комнату заходит длиннопалый и останавливается в двери. Смотрит оценивающе на всех нас, как на безумных фанатов рокера на его концерте, и чешет подбородок. Затем говорит:

– Итак, девчули. Планы меняются.

– Планы? Какие планы? – перешептываются девчонки.

Он смотрит на ту, которая громче всего спросила, хмурится и говорит:

– Мы сейчас поедем с вами на одно очень важное и прибыльное мероприятие. Вы будете не просто девочками для развлечения, которых должны были доставить после полудня, а сперва потрудитесь в роли обслуги: когда прикажут, поднесете шампанское, закуски, себя и что угодно. Будете мило улыбаться, крутить бедрами и сиськами, сосать с огромной радостью и удовольствием, если вам об этом даже краем глаза намекнут. В общем и целом, делать все, абсолютно все, что от вас потребуется.

– Но…

– Рот закрой и слушай, что папочка говорит! Итак, курочки мои, у вас пятнадцать минут на все про все, затем выезжаем. И попробуйте только заартачиться и подвести меня – убью! Усекли? Усекли, я спрашиваю?!

Перед тем как уйти и прислать сюда нескольких мужиков, чтобы все проконтролировали, он сказал, что поедут все, кроме какой-то Илоны, Риты и моей Кати. Якобы им там делать уже нечего и для них найдется другая работа.

Нам даже не дали возможности попрощаться или что-нибудь возразить. Всем скопом загнали в большую душевую, заставили быстро мыться, еще раз, и бриться во всех местах. Затем велели привести себя в приличный вид. Одежды нам никакой не дали, кроме купальников и каких-то пляжных тряпок или набедренных повязок. Выгнали чуть ли не пинками на улицу, рассадили по машинам и повезли куда-то. И еще через несколько минут привезли к побережью моря, где на волнах покачивалась громадная, как дом, белая яхта.

Глава 3

Мансур

– Слушай, брат, – окликает меня Адиб, лежа на шезлонге и закинув ногу на ногу, глядя в совершенно чистое, абсолютно безоблачное голубое небо, – нечасто удается вот так отдохнуть. Со всеми этими перелетами, встречами, контрактами.

– Ты не в ту степь пошел, – смеюсь я. – Давай не будем о работе. О чем угодно, но только не о делах хочется сегодня говорить.

– Да он намекает этим, что чего-то не хватает, – подает голос Руслан слева от меня.

Я вообще думал, он уснул. Расслабился, накрыл лицо полотенцем и не подает признаков присутствия уже вот минут десять, пригретый добрым солнышком. Знал бы он, какая это привилегия, когда тебя не ошпаривает, как на моей полуродине, а нежно ласкает этим светом и теплом.

– О чем ты?

– А ты не понимаешь? Эй, официант, – щелкает он пальцами в воздухе, – шампанского, холодненького. Что? Он забыл выйти на смену сегодня? Вот же досада, – сам себе отвечает и разводит руками, все так же не открывая лица, прикрытого полотенцем. Но я знаю, что в его словах есть как и веселья, так и немалая частичка негодования, потому говорю:

– Если хочешь, брат, я тебе сам подам бокал. А Павел скоро приедет. Поручение он ведь получил.

– А ты ему веришь? Кто он вообще такой? Я видел его и в прошедшем году.

Самад все еще не расслабился и стоит у фальшборта и смотрит на мелкие волны разбивающиеся о борта судна, внизу.

– У него свой… гарем, если это можно назвать как бы нашим языком. А еще он владелец неплохого ресторана, в котором я иногда обедаю. Верю ли я ему? Нет. Все, кому я верю, сейчас здесь, со мной. А что насчет всех остальных, я убежден, ради денег, которые я плачу, они сделают все, что от них потребуется. Иначе для чего бы все это стало нужным?

– Это все замечательно, Мансур, но я и правда хочу шампанского. Кто-нибудь подаст мне уже шампанское? – говорит он чуть громче и с явным недовольством, но точно направленным не кому бы то ни было из нас.

– Одну секунду, – вдруг слышится писклявый голос Павла, а за ним и топот множества ног. Нет, не мужских. Легких таких, мягких поступей, которые только лишь вибрацией по палубе отдаются не то ощущением, не то тихим звучанием.

– Ваше шампанское, мой господин, – льется нежный девичий голосок, на который мы все оборачиваемся, натянув солнцезащитные очки на лоб.

И правда, к Руслану подошла светловолосая девушка на босых ножках, прелестнейшее создание. Она одета в один лишь купальный костюм – причем в очень откровенный, от созерцания которого у меня кровь загорелась, а сердце с куда большей радостью стало гонять его по венам – и набедренный полупрозрачный платок. Он тоже засмотрелся на нее и не сразу взял преподнесенный напиток из протянутой девушкой руки.

– Ты посмотри только, какая прелесть! – не сдерживаюсь я от комментария и ловлю на себе взгляд печальных глаз этой девицы, брошенный словно копье. Дерзкая штучка!

– Прошу прощения за задержку. Надеюсь, я не слишком много неудобств вам доставил.

С трудом отрываю взгляд от блондинки и перевожу его на Павла, кланяющегося мне и криво усмехающегося – он всем видом показывает, как виноват и как ему жаль.

– Ты и дальше будешь отвлекать мое внимание от этих красавиц? – спрашиваю я, нахмурившись на него.

– Понял, – смекает он, – меня здесь нет и не было. Желаю приятного дня, – щебечет он и пятится назад. Спускается по трапу, отдает швартовы, поймав взгляд капитана судна в окошке, которого я сегодня не видел и не собираюсь видеть до самого конца нашего маленького круиза в открытое море, садится в машину и уносится прочь.

А наши взгляды остаются радовать пять безумно красивых девушек. Длинноногих, стройных – как здесь говорят? – как березы, утонченных, белокожих, со сверкающими глазками.

– И мне принеси, радость моя, – улыбается Адиб. – Ой, хороших девушек нам твой друг прислал. Нравятся они мне! – добавляет он, обращаясь как бы ко мне, но все его внимание приковано к той самой блондинке. Как и мое.

Он берет из ее руки бокал, специально касаясь ее запястья. Ловит его второй и утягивает девушку к себе на колени. Смеется, что-то нашептывая ей на ухо.

А я только на эту всю картину и смотрю, совсем позабыв, что остальные девушки, пускай и очень привлекательные, все такие из себя, как привыкли говорить русские, стоят скромно в стороне и лишь улыбаются, если на них взглянуть.

Самад наконец-то оживает и с широченной на все лицо улыбкой подходит к группке девушек, переминающихся с ноги на ногу, и шлепает одну из них, рыжеволосую, по попе, отчего та подпрыгивает на месте и заливается звонким смехом.

– Какая, ух! Неси мне шампанское! Все несите нам выпить, и будете с нами пить и праздновать день рождения нашего шейха! – кричит он радостно и подгоняет девчонок к столикам. И они неуклюже, но торопливо бегут за бутылками. – Брось бокалы, неси так!

Руслан тем временем, как я понял, обернувшись, решил поддержать настроение Самада и включил музыку. Что-то зажигательное, из русского репертуара. Но это никому не мешает, а только разжигает веселье.

– Танцуйте, танцуйте для нас свой самый лучший танец! – велит Самад и сам пускается в пляс, на ходу тряся бутылку шампанского и взрывая ее пеной. Он закрывает горлышко пальцем и разбрызгивает напиток по полуобнаженным телам этих красавиц и начинает что-то напевать на арабском, но слов его из-за музыки и движений почти не разобрать.

Хлопаю в ладоши и поднимаюсь с шезлонга, подхватывая эту волну веселья, вместе с остальными. Адиб тоже вскакивает и тянет за руку к нам эту блондинку, чтобы она танцевала с ним, для него. Он явно заинтересовался ею. Но не она. Ее настроение совсем не такое, как у прочих девушек. Она сопротивляется, что-то говорит, опустив лицо, и вырывает руку из цепких пальцев моего друга.

– Эй, красавица, – пока еще с улыбкой, но с уже заметным недовольством говорит он ей. – Ты что это так себя ведешь? А ну живо иди ко мне.

Веселье девочек немного гаснет, когда они замечают происходящее. Но они продолжают танцевать и улыбаться, когда ловят на себе взгляды Самада и Руслана. Вскоре в ход идет вторая, третья бутылка шампанского. Его мужчины распивают прямо из горла, обнимая и угощая каждый свою девчонку, которую выбрал себе для сегодняшнего дня и стремительно желающего перейти в вечер.

– А вы, извините, Мансур, если не ошибаюсь, – обращается ко мне одна из свободных девочек с густыми черными волосами, танцующая для всех и не для кого, – почему не присоединяетесь к нам?

Искоса гляжу на нее и снова возвращаюсь глазами к перепалке Адиба с блондинкой. Она все никак не сдается ему и явно нервирует его. И он решает силой заставить ее пойти с ним: забрасывает девушку к себе на плечо и несет к нам. Та брыкается, как молодая лань, бьет его ногами и руками по спине и наконец вырывается, спрыгивает на палубу и пытается убежать. Но Адиб ловит ее за волосы, тянет назад и, только девушка поворачивается к нему лицом, липко бьет ее ладонью по щеке.

Я вдруг вспыхиваю от такого поведения своего друга и рвусь к нему. Но меня за секунду до этого тормозит эта брюнетка и кладет руку мне на плечо:

– Может, вы хотите чего-нибудь другого?

– Отвяжись! – выкрикиваю я, сбрасываю ее руку и направляюсь к той неугомонной парочке.

– Ты представляешь, она отказывается со мной танцевать, забеэль, ах! Я тебя сейчас проучу, покажу, как нужно себя вести. Пред тобой шейх…

– Тише, брат, прошу тебя, – обращаюсь к нему мягко, – не нужно нервничать. У нас такой день сегодня, праздник.

– Но она не уважает…

– Адиб!

– Ай, ладно! Разбирайся с ней сам тогда, а я вон с той красавицей пообщаюсь. Да, милая? Как тебя зовут?

Он быстро переключается на ту брюнетку, которая пыталась со мной заговорить, и быстро уводит ее из виду, обнимая за талию и пряча лицо в ее волосах. А эта же бойкая девушка, с которой не вышло справиться Адибу, сидит передо мной, затравленно смотрит из-под густых ресниц и тяжело дышит, кажется, с трудом пытается не расплакаться, но хочет сохранить лицо и показать, что она выше этого. Всего этого.

Несколько секунд гляжу на нее и оборачиваюсь назад. С палубы с двумя девушками уходит Самад. Руслан же, затащив одну из красавиц под навес, со всем интересом настоящего мужчины исследует губы этой девицы своими, не упуская между тем опыта тактильного наслаждения, скользя по не лишенному соблазнительных изгибов телу пальцами и забираясь ими в самые сокровенные места. В то время как сама девица всем своим видом показывает, что совсем не против такого развлечения.

Вздыхаю и зажимаю пальцами переносицу. Как же быстро меняется настроение у моих товарищей, думаю. С другой стороны, мы здесь лишь для развлечения – самого обычного и лишенного каких-либо рамок и даже приличий. Кто я буду, чтобы запретить друзьям развлекаться и делать то, что они хотят, если за все заплачено!

Оборачиваюсь к сидящей на палубе девчонке, теперь кажущейся еще моложе своих лет, нежели прежде. Теперь она выглядит едва переступившей порог совершеннолетия. Маленькая испуганная девочка.

– Поднимайся и идем со мной, – велю ей, протягивая перед ней руку.

– Нет! – шипит она ядовитой змеей, но в глазах ее читается самый настоящий страх. – Я никуда с вами не пойду!

– Я скажу всего лишь раз, – со всей строгостью, на которую способен, произношу я с суровым лицом, со взглядом, обращенным не на нее, а на морскую гладь. – И если в тебе осталась хоть капля благоразумия, ты выполнишь то, чего я от тебя требую. Ты сейчас дашь мне свою ладонь, поднимешься и пойдешь со мной в каюту.

– Да кем вы себя возомнили? Какой-то там шейх? Я не пойду с вами! Я ни за что не стану вашей подстилкой!

Когда она закончила, я бросаю ей в лицо взгляд, который говорит о моем настрое сам, без лишних слов, и понимаю, что проникаю им в самое сердце этой загнанной овечки. Потому что в следующий миг она меняется в лице, вкладывает свою ладонь мне в руку и, все так же не отводя от меня глаз, поднимается на ноги.

– Умница, – легко улыбаюсь я и второй рукой указываю ей в направлении моей каюты. И только когда девушка скрывается за порогом, я следую за ней и плотно закрываю за собой дверь.

Оля

Не знаю почему, но от взгляда, не от слов, а именно от взгляда этого мужчины у меня по коже мурашки побежали. Как он может столько сказать, не произнеся ни слова? Или это все из-за того, какой властью он обладает? Этот его… не знаю, кто он, который приставал ко мне, тоже замолчал и ушел, стоило этому… шейху, или кто он такой, грозно на него посмотреть. А сейчас я, как послушная овечка, иду куда велено и чувствую спиной эти пронизывающие чернотой глаза.

Захожу в залитую солнцем каюту, обставленную не хуже царских покоев: расшитые и в бахроме ткани на столе и кровати, золотые цвета во всем; на в тарелке столике фрукты и ягоды.

Вздрагиваю, когда за спиной закрывается дверь. И слышу размеренное дыхание мужчины над плечом. Он не такой, как те, другие, но это не значит, что он не хочет развлечься. Иначе зачем бы заставил меня прийти сюда. Он же знает, каких ему девчонок поставляет тот мерзкий тип, что привез нас на эту яхту. Боюсь обернуться и снова увидеть эти глаза.

– Нет! – неожиданно для самой себя, выкрикиваю и подпрыгиваю на месте, ощутив прикосновение к волосам.

– Успокойся и присядь, – говорит он мягко и неторопливо. – Хочешь чего-нибудь выпить?

Отхожу на пару шагов и поворачиваюсь, украдкой скольжу взглядом по белоснежному ковру с высоким ворсом на дощатом полу, нахожу сандалии на ногах мужчины и длинное платье, или как оно называется у этих арабов. Но не осмеливаюсь поднять глаза выше.

– Это чтобы я была более сговорчивой и позволила надо мной надругаться?

– О чем ты?

– Что, слова такого не знаете? Не прикидывайтесь. Мы же прекрасно понимаем, для чего мы здесь, – зачем-то говорю все это, сама не понимаю, как у меня язык поворачивается, хотя должна заткнуться и не произносить и звука.

Мужчина подходит к столику, на несколько шагов ближе ко мне, отрывает с грозди одну виноградину, кладет себе в рот и со слышимым хрустом раскусывает.

– Это ты мне скажи, зачем мы здесь.

– Ч-что? – заикаюсь, не ожидая такого вопроса и вдруг понимаю, что смотрю прямо ему в глаза. И забываю, как дышать.

– Почему ты здесь? – гремит он басом, куда громче, чем говорил до этого, от которого я аж отступаю назад, будто меня толкнули, спотыкаюсь обо что-то и падаю попой на мягкий диван.

– Я не…

– Говори!

– Я… я не знаю! Я, может… Наверное, потому что не согласилась пойти с тем. Я не знаю. Или вы хотите меня использовать.

– Пей, – ровно говорит мужчина и подсовывает мне под нос бокал шампанского, брызги которого сразу ощущаются по всему лицу. Щекотно. – И подумай лучше, почему ты здесь. Не на этом диване, а на моей яхте, в качестве потаскухи. Почему ты среди шлюх?

Я поднимаю глаза на мужчину и остекленело смотрю на него. На его твердый, как скала, взгляд. Почему он так меня назвал? Как он смеет такое говорить? Моргаю и пытаюсь переварить, что он сейчас сказал. Открываю рот, хочу что-то сказать, возразить, но не нахожу слов, и закрываю его. Губы пересохли.

Машинально прикладываю бокал к губам и пью. До дна за несколько больших глотков. Горло дерет от пузырьков газа.

Я не шлюха. Я не шлюха.

– Я не шлюха! – срывается с языка мысль, которая начала разрастаться с каждой секундой после услышанного.

– Это я вижу, – спокойно произносит мужчина и подходит к окну, выглядывает на палубу. – Я вижу, что ты не хочешь выполнять приказов. А я за тебя заплатил. Я могу сегодня делать с тобой все, что захочу. И ты не посмеешь мне отказать.

– Но…

– Будешь говорить, когда я скажу! – рычит он, бросив мне строгий взгляд. Выдерживает паузу и продолжает: – Ты была любезна с моим другом, только ступив на борт судна. Ты села на колени еще одному мужчине и отвечала на его внимание.