За гранью будущего

Глава 1

Конец 20-го века. Средняя полоса России…

“Скорая помощь”, надрываясь сиреной, настырно протискивалась в автомобильной толпе, запрудившей центральную улицу города. Новая “Газель”, выделяясь ярко-красными крестами и номером известного телефона, упрямо стремилась к железнодорожному вокзалу. Владлен Петрович, пожилой человек, врач со стажем и немалым опытом работы “на подхвате”, как он сам говорил про свою профессию, только покачивался в такт манёврам водителя и слегка дремал. Смена заканчивалась и он уже был дома, в привычной обстановке семейного уюта и тепла, создаваемого его неуёмной, трудолюбивой женой.

Отцветал красавец-май. Плодовые деревья уже пестрели горошинками плодов, и, в целом, город буйно зеленел: местные власти старались поддерживать давнишнюю славу промышленного центра, как самого зелёно-насаждённого и цветущего в стране.

Когда въехали на перрон, суетный пассажирский народ с пониманием расступился и своей скученностью точно подсказал место разыгравшейся драмы.

На отполированных до блеска плитках лежал парень с мертвенно-бледным лицом, черты которого уродовали ссадины и синяки. Глаза безжизненно закрыты. Нижняя, неестественно укороченная, половина туловища кое-как укутана тряпкой с уже потемневшими пятнами крови. Возле пострадавшего на корточках сидел и держал его за руку совсем молодой паренёк, почти мальчишка. Рядом стояла девушка с лицом, на котором застыло выражение сострадания и растерянности. Она вертела головой и с надеждой поглядывала на подъезжающую “Скорую”. Как всегда в таких случаях, вокруг тревожно гудела толпа любопытных, участливых и просто зевак. Молоденький сержант милиции пытался уговаривать людей разойтись и не мешать работе государственных органов. Над всем, в динамиках обыденно звучал голос дежурной по вокзалу, сообщавшей о прибытии очередного поезда, а вдали слышались лязг, свистки и гудки маневрирующих электровозов.

– Он… ему… отрезало ноги! – первой навстречу медикам кинулась девушка. – Мы… перевязали жгутом, кровь остановили… – сбивчиво, задыхаясь от волнения, не говорила, а словно выбрасывала она страшные слова.

– Молодцы! – на ходу похвалил Владлен Петрович, за которым проворно следовали санитары с носилками. – Раны обработали чем-нибудь? – машинально спросил он, открывая походный чемоданчик.

Девушка что-то ответила, но врач уже слушал рассеянно – он полностью занялся пострадавшим. Из долетающих обрывчатых пояснений девушки о случившемся несчастье, уловил, что парень упал с перрона под колёса поезда. Однако есть очевидец, который утверждал, что сделано это было намеренно. Что вполне вероятно, поскольку нечаянно упасть было почти невозможно. Девушка с братом первыми бросились на помощь, когда электричка отъехала, и оказали посильную помощь. Она училась в медучилище…

– А, вот, и отрезанные… ноги… – слегка подрагивая, она продемонстрировала врачу, а потом протянула санитару окровавленный бумажный свёрток.

Владлен Петрович мельком глянул на него и подумал, что конечности уже не пришить. Парень был в глубоком шоке и в сознание не приходил. Его, после обработки ран и необходимых уколов, так и понесли на носилках беспамятного.

Снова вой сирены, поток неуступчивых автомобилей и крутые виражи водителя. “Потеря крови, похоже, небольшая… – обдумывал Владлен Петрович ситуацию, – молодой, выживет. Вот только ноги… Да, куда же его везти?” Он включил рацию…

В санпропускнике центрального института травматологии как всегда было людно. По коридору пробегали медсёстры с папками. Кого-то, хромающего с перевязанной ногой, вели под руки две молоденькие санитарки; на скамейках, расположенных вдоль стен, сидели с настороженными, озабоченными лицами люди. Время от времени открывались двери какого-нибудь кабинета и с задумчивым, усталым лицом выходил врач в аккуратной белой шапочке.

Несмотря на сутолоку, Владлен Петрович со своими помощниками довольно скоро доставил пострадавшего в операционную, коротко пояснил ситуацию дежурному хирургу, и уселся в соседнем кабинете оформлять необходимые бумаги. Усталость навалилась на пожилого человека, и он с трудом подбирал нужные слова и термины, выводя их неровными строчками на плохо отпечатанных бланках. “Уже и система поменялась на рыночную, а они никак не могут по-человечески отпечатать бумаги…”, – с досадой кривился врач. Его мучения прервал резкий скрип двери. В помещение решительно вошёл дежурный хирург и задал странный вопрос:

– Куда вы подевали своего больного?

Владлен Петрович вскинул глаза и устало вздохнул.

– В каком смысле? – принимая вопрос за неудачную шутку, недовольно пробурчал он.

Хирург, высокий, плотный, в расцвете сил молодой мужчина стушевался и почесал затылок. Уже для себя неуверенно пробубнил:

– Неужели без моего ведома санитарки куда увели?… Так не должно…

Дальше Владлен Петрович слушать не стал. Он повернулся и углубился в писанину. Его коллега хмыкнул, неопределённо повертел головой и стремительно вышел. В комнате наступила относительная тишина…

– Вы действительно не в курсе, где подевался ваш… безногий пациент? – ворвался дежурный в комнату.

– Это уже не смешно! – поставив заключительную подпись, нервно поднялся со стула Владлен Петрович. – Что? Где? Куда… он мог деться? Что за организация работы? – набросился он на молодого коллегу.

– Пойдёмте со мной, – сдерживая раздражение, кивнул на дверь тот.

И они, чуть не столкнувшись в проёме, разгорячённые поспешили в приёмную операционную.

– Ну, и где вы его подевали? – теперь уже Петрович начал наседать, размахивая исписанными бланками перед носом дежурного. – Мне уже пора домой. Подпишите о приёме больного и… дальше разбирайтесь сами.

– Извините! – твёрдо выдавил молодой и вытер испарину на широком лбу. – Я не могу принимать того, кого нет! Подавайте…

– Вы про убогого, что лежал на перацийном столе? – прервала назревающий скандал пожилая уборщица.

Она только что вошла, деловито поставила ведро с водой и устало оперлась на высокую швабру.

– Дык он вышёл! Может, приспичило в нужник, а медсестра кудый-то запропастилась… – в задумчивости водила глазами женщина, прикидывая что-то своим простым, но практичным умом.

– Как вышел? – в унисон выкрикнули оба врача.

При этом у Владлена Петровича в глазах даже мелькнул красный круг: он всегда появлялся при сильном волнении. Сразу вспомнился случай, когда из санпропускника выкрали человека с огнестрельным ранением. Впоследствии оказалось, что тут были замешаны бандиты местной группировки. Было долгое следствие, крупные неприятности…

– Мне ещё этого не хватало… – Владлен Петрович попросил воды и бледный прислонился к пустому операционному столу. Уборщица проворно налила стакан воды из графина, что стоял в углу на стеклянной этажерке, и участливо подала растерявшемуся человеку.

Наконец и его молодой коллега сообразил, что дело может обернуться неприятностью (хотя больного ещё не принял), и он стал предметнее разбираться в произошедшем. То, что выяснил, показалось нереальным! Медсестра, строгая исполнительная женщина средних лет, и санитарка, бойкая молоденькая практикантка, никуда пострадавшего не “транспортировали”. А посетители, сидевшие в коридоре, подтвердили, что видели, как из операционной вышел парень с побитым, поцарапанным лицом. Все отмечали, что до самых пят у него свисала грязно-серая пятнистая простыня, завязанная на поясе тугим узлом.

Услышав такие свидетельства, Владлен Петрович бросился к тазику, в котором лежал привезенный с вокзала бумажный свёрток. Когда врач лихорадочно разбросал окровавленные куски бумаги – то весь покрылся липким потом! В одной руке у него свисала рваная, с запёкшейся кровью правая нижняя голень со ступнёй, а в другой руке – кусок ступни левой… Но главное, он же сам обрабатывал у пострадавшего культяпки ног! Ошибки быть не могло…

Петровича передёрнуло нервным тиком, он искривил рот, хотел что-то сказать, но беззвучно повалился на пол. Дежурный и уборщица кинулись ему на помощь…

Над всеми чувствами преобладало острое ощущение, что в голове завёлся крот. Он настойчиво копался, копошился, прорывал свои ходы и пытался вырваться наружу. Голова не болела, но казалась чужеродным телом, тупым и ненужным, в котором, к тому же, суетились и елозились посторонние.

Алексей шёл по улицам города и медленно приходил в себя. Прохожие оглядывались на обвязанного грязной простынёй молодого человека с побитым лицом и реагировали по-разному, в основном с брезгливостью. Бомжей и опустившихся алкоголиков, стеклоглазых наркоманов в городе хватало, но сочувствия они, тем более молодые, вызывали далеко не у всех. В рыночной гонке за успехом, слабых, в лучшем случае, не замечали и обходили стороной. В худшем – могли и бока намять, а то и убить…

Знакомая кучка тополей, родная “хрущёвка” и её обветшалый подъезд вызвали смятение, а потом короткий, но интенсивный электрический импульс в позвоночнике. В голове прояснилось, и крот затих… Мысли стали упорядочиваться, появились признаки какой-то логики. Он оглянулся: на детской площадке в песке возились дети; две молодые мамы о чём-то увлечённо беседовали, а на скамейке перед подъездом сидела старушка. Она, единственная, уставилась мутными глазами на Алексея и была слегка ошарашена. Даже когда он исчез за входной дверью, старушка продолжала всматриваться в болтающуюся дверную ручку. Потом укоризненно покачала головой и что-то стала назидательно шептать крестясь.

Соседка, тётя Даша, у которой оставил ключи от квартиры, среагировала соответственно своему статусу чувствительной женщины: она всплеснула руками и, выпучив глаза, зачастила рыдающим голосом:

– Где ж тебя так, Лёшенька? Ты ведь такой тихий, спокойный, мухи не обидишь. Что ж это деется с ихней демократией? Нормальному человеку выйти во двор нельзя! Надо ж…

– Мне бы дверь открыть… – оборвал её стенания парень, чувствуя, как крот вновь зашевелился.

Женщина, видя состояние человека, резко умолкла и протянула ключи. Пока Алексей возился с замком, она не уходила, а всё утирала уголки глаз белым платочком и горестно покачивала головой.

Знакомые запахи ударили в нос и окончательно привели в чувство. В прихожей Алексей внимательно рассмотрел себя… Затем лихорадочно развязал узел на поясе, скомкал простынь и кинул её в угол. Ощупал голые ноги. Они показались мускулистыми, плотными и стройными. “Когда это они успели такими стать? – мелькнула первая приятная мысль. – Но, что же со мной произошло?…” Машинально прикоснулся к занывшему синяку на лбу, длинной царапине на щеке. С этим движением и последним обрывком мысли вошёл в ванную и увидел её! Улыбающаяся призывно блондинка, демонстрирующая на глянцевом плакате свои женские прелести – рвущиеся из тесного лифчика груди, соблазнительно изогнутый в купальном костюме стан – всколыхнула подсознание. Он глубоко вздохнул и присел на край ванны…

Свою маму, Ольгу Марковну, похоронил недавно. Несчастье свалилось настолько неожиданно, что уход единственного родного человека показался чем-то надуманным, нереальным. Долго казалось, что пройдёт время и она, тихая, внимательная, войдёт в его комнату, грустно улыбнётся и скажет:

– Вот, задержалась на работе, а ты, наверное, голодал, ждал меня…

– Ну, что ты, мам! – отложил бы он книгу и поднялся навстречу. – Я же умею кое-что готовить, например: картошку жарить и салат по твоему рецепту…

Она блеснёт серыми глазами, подойдёт к нему и тепло обнимет, прижав голову сына к своей груди…

Сколько себя помнит Алексей, они с мамой жили одни. Отец умер от туберкулёза так давно, что, казалось, его и не было вовсе. Мальчик рос замкнутым, нелюдимым, друзей практически не имел. Их ему заменяла мама, с которой он не расставался даже на школьных каникулах, когда другие мальчики и девочки уезжали куда-либо на отдых: в пионерские лагеря, к бабушкам в деревни или же отправлялись в турпоходы с учителями.

Вырос в невзрачного паренька, узкоплечего, сутуловатого, с ущербным носом, который повредил ещё в младенчестве. Как всегда бывает у одиноких молодых людей, имел свои тайные мечты и желания. Последней такой тайной стала фанатичная влюблённость в голливудскую звезду Энн Уотсон! Блондинка, по своей притягательности и сексапильности опередившая в глазах Алексея знаменитую Мерилин Монро, завладела им полностью. Как истинный фанат, он собрал о ней всё, что можно: журналы с её откровенными фото (“Пентхаус”, “Плейбой”), вырезки из газет; просто фото, распространяемые бойкими мальчишками в людных местах; изображения на календарях, майках, плакатах. Пересмотрел (и не раз) фильмы с её участием. Когда она однажды приехала в столицу на кинофестиваль, выпросил у мамы денег (чего до этого никогда не делал) и смело поехал в незнакомый город-гигант. Вояж закончился благополучным возвращением, хотя предмет своего поклонения Алексей “вживую” так и не увидел, разве только на огромном плакате возле одного из кинотеатров.

Первым ударом оказалась смерть мамы!

Придя домой после похорон, Алексей почувствовал себя не только одиноким, но и никому не нужным…

После окончания школы, ему не удалось поступить учиться дальше. Хотя экзамены в местный университет он сдал и довольно успешно, но… не прошёл по конкурсу. Попробовал в другой ВУЗ – тот же результат. Стало ясно – без денег образование в новой стране получить проблематично.

Мать, как могла, успокаивала и поддерживала сына: предложила временно поработать подсобным рабочим в фирме, которая занималась утилизацией мусора. “А там будет видно…”, – участливо гладила она Алексея по голове. Сама женщина тянула здесь лямку главного бухгалтера. Именно тянула, потому как часто брала работу на дом: фирма экономила на сотрудниках, выжимая из работающих всё по капельке жизненных сил.

Последующие удары последовали один за другим и толкнули на роковое решение!

Сначала уволили с работы. Алексей не отличался физическими данными, а работа требовала силы: целую смену приходилось что-то перегружать, носить, перетаскивать. Пока жива была мама, которую здесь уважали и ценили, ему прощали медлительность, элементарную слабость: например, не мог поднять газовый баллон или массивный рельс. Теперь же, ситуация изменилась…

Ну, а завершающим ударом, повергшим Алексея в глубокую депрессию, стала смерть Энн Уотсон!

Скончалась актриса от передозировки наркотиков, о чём первым сообщил один из телевизионных каналов, вернее, его ведущая. Она с лёгкой грустью рассказывала некоторые подробности последних лет жизни звезды, которые до этого скрывались. Оказалось, Энни, как её ласково называли друзья, не выдержала пресса популярности и для снятия нагрузок “подсела” сначала на “успокоительные” таблетки, а затем и на “иглу”.

Алексей слушал участливую ведущую и явственно, физически, ощущал, как рушится последняя опора, которая ещё поддерживала его над топким болотом жизни. На что он надеялся в своей слепой, фанатичной любви? Да ни на что! Важен был символ, предмет поклонения, который вызывал трепет и пьянящую истому во всём теле, в мозгу. Голова туманилась и кружилась от дурмана глянцевой красоты. И этот своеобразный наркотик поддерживал во всех неудачах и разочарованиях, придавал смысл серой жизни.

“Теперь конец…”, – обречённо подумал Алексей и даже приободрился, почувствовал какое-то облегчение. Он решительно поднялся со стула, выключил телевизор, окинул взглядом свою комнату… Дальше всё делал механически: вышел наружу, закрыл дверь на замок, отдал ключи тёте Даше…

Почему поехал на вокзал?… Спонтанно. Алексей с детства воспринимал поезда как нечто огромное, грозное, неумолимое. Ассоциировал их в своём восприятии с чудовищами, живущими среди людей и время от времени пожирающими их. “Они сделают своё дело просто и быстро”, – маленьким, но настойчивым жучком точила голову отчаянная мысль.

На перроне не задержался. Он даже не взглянул на небо, на его бездонную синь и мелкие, будто сахарные в своей белизне облака. А ведь любил смотреть ввысь, ощущать её бесконечность и мощь! И суетливых людей не замечал. Сам себе уже казался чужим, тело стало деревянным, и его тепло куда-то улетучилось, заменившись на стылую морозь во всех конечностях.

Подъехавшая электричка вывела из заторможенного состояния. Он машинально сглотнул слюну и поспешил к головному вагону. Замер в ожидании… Машинист, когда пассажиры закончили посадку, привычно выглянул и махнул дежурной рукой, не удостоив молодого человека вниманием. Раздался свисток, загудели моторы и поезд тронулся…

“Главное, не пропустить момент!” – разволновался Алексей и, напрягшись, сделал шаг… Очевидно, этот миг волнения и подвёл его: он не успел упасть под колёса спереди. Воздушной волной рванувшегося резко поезда Алексея подхватило и затянуло между перроном и вагонами. От удара головой он потерял сознание…

Очнулся оттого, что давило и холодило в спину, особенно в лопатки. Рывком сел и чуть не упал с узкого стола из-за сильного головокружения. Проясняющимся взглядом увидел и затуманенной головой сообразил, что находится в больнице, в частности – операционной, что определил по медицинским инструментам, лежащим на стеклянном столике. В помещении остро пахло лекарствами, за дверью слышался людской гомон.

Мотнул головой и резко соскочил на пол. Только сейчас заметил, что низ у него голый. Затравленно поискал глазами одежду – не нашёл. Лихорадочно задумался, потом схватил простынь, которой был укрыт, обмотался и завязал её на поясе. Несмотря на тяжесть в теле и голове, стремительно вышел вон. Почему так быстро покинул больницу, ничего не выяснив?… Объяснить не мог. Он знал только одно – нужно быстрее домой! На душе было муторно, но тело приходило в норму. Ноги передвигались быстро и легко.

Глава 2

В окно проникли первые лучи солнца. Они робко, но настойчиво ощупали сначала подоконник, затем перекинулись на стол, распластались полосами на полу и потянулись к кровати. Вечерний сумрак от такого повального нашествия света прощально моргнул пылинками, повисшими в воздухе, и плавно растворился.

Алексей давно лежал с открытыми глазами. Он прислушивался к себе и по-особенному, с необычным трепетом наблюдал за солнечными шалостями. В душе растворялся лёд, и наплывало тепло. Он с удивлением отметил, что голова ясная, а крот исчез окончательно. Откинул одеяло и в который раз внимательно осмотрел ноги. Поднял их вверх, энергично согнул и разогнул, размашисто помахал. “Поразительно! – мелькнула восторженная мысль. – У меня были худые, невзрачные костяшки, а теперь…” Он вновь стал перебирать в памяти всё по деталям, что делал вчера. После того, как шагнул навстречу набирающему скорость “чудовищу”, вспомнил себя только на операционном столе. “Что же случилось в этом промежутке? – сверлил буравчик. – Мне кажется, будто я далеко не тот, который собирался покончить с жизнью. Сейчас, скорее, наоборот… И ноги?…”

Он глубоко вздохнул и резво, упруго соскочил с кровати. В ванной внимательно разглядел лицо. Шишка уменьшилась, царапины и ссадины потемнели и разгладились, явно собираясь заживать. “Морда – моя! Тот же кривой нос”, – весело подмигнул он и открыл кран. Умывался с особенным удовольствием. Его существо наполнялось предощущением нового. Казалось, что жизнь теперь уж точно изменится. Возможно и к лучшему. “Раз выжил, значит, кто-то не захотел, чтобы я покидал этот порочный мир. И в церковь бы надо сходить. Помнится, мама, в критически моменты всегда вспоминала Бога, не ленилась посетить святой храм и поставить свечку за… здравие, по-моему…”.

Кусок чёрствого хлеба и кипяток – даже такому, более чем скудному, завтраку Алексей радовался как ребёнок. В голове уже складывался план, как и где устроиться на работу. Дожёвывая хлеб, он достал из стопки бумаг ещё нестарый номер районной рекламной газетки, нашёл колонку “Работа” и пробежался по ней глазами.

…Менеджеры, риэлтеры, дилеры… Профессии – названия многих из них Алексей вообще не знал – мелькали затейливым калейдоскопом. Но, вот, попалось знакомое – “разнорабочий на стройку”.

Толпа людей разных возрастов, начиная от девочки-дошкольницы и заканчивая сухопарым стариком, грозно и негодующе гудела за дощатым забором. Внутри же ограждения деловито махал железным ковшом экскаватор, сновали рабочие, покрикивал прораб – рылся котлован под будущую “высотку еврокласса”. Вдоль забора, с внутренней стороны, расположилась и хмуро переминалась с ноги на ногу охрана, одетая в броскую защитную форму. Выделялся двухметрового роста, непомерно широкоплечий парняга. Он натужно жевал жвачку и постоянно надувал щёки, отчего напоминал откормленного бычка, или породистого хряка-производителя. Однако светило солнце, вился лёгкий ветерок между панельными домами, окружающими строительную площадку. Деревья качались натужно и важно.

Алексей, в числе других рабочих, широкой лопатой подчищал траншею от остатков земли. Одет был в синюю форменную одежду, сидевшую на нём мешковато. Прислушиваясь к гомону людей за забором, он чувствовал смутную тревогу.

Собравшийся народ протестовал против “незаконного” строительства, которое с ними, жителями близлежащих домов, никто не согласовал. А ведь стройка затевалась на месте старого сквера и детской площадки.

– Прекратите беззаконие!

– Долой мэра Маковецкого!

– Народ не потерпит!…

Крики и шум нарастали. Кто-то начал бить по забору, через него уже полетели камешки (пока мелкие), послышался плач ребёнка… Охрана заволновалась. Суета за забором усилилась, и вдруг понеслось русское:

– Э–эй ухнем! Ещё раз, ещё разик…

Раздался сильный удар! Пулемётной очередью пронёсся треск ломающихся досок, противный скрежет гнущихся, вылетающих из дерева гвоздей и секция забора с грохотом упала внутрь, образовав пыльное облако. Охранники едва успели отскочить. А в образовавшуюся широкую брешь хлынули передовые части воинственной толпы. Между ними и охраной сразу же завязалась потасовка.

Работа прекратилась, экскаватор вопросительно застыл с поднятым ковшом, а рабочие превратились в зрителей трагико-комического спектакля. Алексей растеряно смотрел, как мелькали разгорячённые лица, поднятые кулаки, неслась матерщина и терялись всякие нормы поведения и приличия. Так, “быкообразный” бесцеремонно, как пушинку, отбросил молодого парня на кучу мусора и схватил за волосы пожилую женщину, которая выделялась повышенной активностью: успела дать пощёчину одному из охранников. Женщина взвизгнула и ужом завертелась под рукой двухметрового. Тот возился недолго: оттащил её за забор, отшвырнул в сторону и принялся за мальчишку, который звонко выкрикивал подстрекательские лозунги, типа:

– Бей их, жаб пятнистых! Знай наших! Дядя Клим, поберегись!

Охранник схватил пацана за шиворот и приподнял. Ворот рубашки перехватил озорнику горло и он, замахав руками и ногами, сначала зашипел, потом стал белеть…

– Что он делает? – невольно вырвалось у Алексея.

Он оглянулся по сторонам, ища поддержки. Рабочие же непринуждённо переговаривались и довольно азартно комментировали происходящее. Алексей ещё раз взглянул на болтающегося в могучей руке синеющего ребёнка и опрометью кинулся к нему.

– Ты что творишь, бугор? – успел прокричать он, и неожиданно для себя резко ударил “бычка” ногой ниже пояса.

Тот открыл рот, выпустил свою жертву и, глотая воздух, свирепо прохрипел:

– Охренел, что ли?…

Потом натужно выдохнул и натренированным, молниеносным движением пудового кулака ударил Алексея в лицо. Последнее, что услышал и почувствовал невезучий парень падая, это хряск костей и солёный привкус крови. Потом звуки утихли, и опустилась тьма…

Очнулся в больничной палате…

Запахи лекарств неприятно щекотали в носу. Слегка шумело в голове, но, в целом, самочувствие было как после глубокого спокойного сна. Однако что это? Средняя часть лица, вместе с носом, была забинтована! Алексей машинально ощупал повязку. Удивительно – никакой боли не испытывал. “Всыпал, видать, мне бычок недорезанный по полной программе. Обработал физиономию основательно”, – со злостью подумал Алексей, отбросил одеяло и сел. Кровать, стоявшая напротив, была пуста. В целом, больничная палата производила приятное впечатление: чистота, опрятность и белизна постелей. На окнах свежие занавески, в углу цветок на подставке.

Пока он озирался и собирался с мыслями, открылась дверь и вошли двое: среднего роста мужчина в синем халате и девушка в золотистых очках, с томным предупредительным взглядом, вся в белоснежном коротком одеянии.

– Очнулся, дорогой? – нейтральным тоном спросил мужчина, пристально вглядываясь в больного. – Как наше личико? Голова? Не болят?

Он проворно уселся рядом, взял руку Алексея и привычно нащупал пульс. Девушка открыла блокнот, достала ручку и изготовилась записывать.

– Пока не чувствую… А что у меня с лицом? – тревожно взглянул на врача Алексей.

– О-о! Если вы не ощущаете боли, то остаётся только удивляться. У вас, дорогуша, сломан нос. И не просто сломан, раскрошен начисто – я имею ввиду, прежде всего костную часть. От мягких тканей тоже остались одни ошметки. Но с ними-то ладно, а вот косточки, хрящи… Придётся долго повозиться, чтобы привести этот носик в более-менее приемлемый вид. Так-то, дорогуша…

– Так серьёзно?

– Сейчас убедитесь в этом сами. Медсестра Тося Михайловна, – врач с полуулыбкой взглянул на девушку, – отведёт аас на перевязку. Там и полюбуетесь. Но отчаиваться не стоит. Главное, мозг цел – так, небольшое сотрясение. А нос мы поправим… вскорости. Хотя и не просто это: предстоит не одна операция. – Врач поднялся и дружески похлопал Алексея по плечу.

В перевязочном кабинете хозяйничала другая медсестра, женщина пожилого возраста, а Тося Михайловна почтительно осталась в стороне.

Кусочки марли, пропитанные лекарствами, аккуратно, осторожно отделялись от лица Алексея. Медсестра настолько профессионально делала своё дело, что парень ни то что боли, прикосновений не ощущал. Вдруг она вскрикнула и вновь приложила к лицу последний кусочек повязки:

– Не больно? – с тревогой спросила она.

– Абсолютно, – улыбнулся Алексей и даже сделал женщине комплимент. – У вас колдовские руки…

Она опять с особой тщательностью отделила тампон и растерянно стала переводить взгляд то на лицо больного, то на свою руку, в которой выделялся красноватый предмет, напоминающий остаток носа! На лице же парня красовался вымазанный в красно-коричневую смесь вполне целый и достаточно симпатичный – нос!

Тося Михайловна, блеснув стёклами очков, подошла поближе и тоже внимательно уставилась на лицо Алексея. Потом медсёстры синхронно пожали плечами, переглянулись и замерли в полном недоумении… Парень попробовал лицо руками, осторожно прошёлся по носу и передёрнулся в нервном ознобе. Виновато-радостно улыбнулся и заморгал глазами.

Наконец, из напряжённого молчания первой вышла пожилая. Она с негодованием высказалась:

– Вы что же, молодой человек, морочите нам головы! Это что за бутафория? – Она повертела остатком носа и с силой кинула его в мусорный тазик. – Так можно человека до инфаркта довести. Нехорошо…

Алексей же по-прежнему моргал глазами, трогал свой нос и не знал, что ответить.

– Веди его к лечащему! – строго сказала пожилая и, отвернувшись, подчёркнуто аккуратно занялась своими делами.

Тося Михайловна побледнела, поджала губки и повела Алексея к врачу.

Тот сомневался недолго и принял парня за другого больного.

– Что вы меня за дурака держите! – накинулся он на Тосю Михайловну. – Это другой человек! Куда подевался тот… как его…

– Былин, – покрывшись красными пятнами, еле слышным голосом напомнила медсестра.

– Так найдите его! Нам ещё не хватало беглых или украденных! А этого… – врач словно споткнулся. – Хоть милицию вызывай… Вот напасть.

– Не надо, – ожил Алексей. – Очевидно, произошло недоразумение. Я… у меня просто нос остался целым, а то… были другие… другое повреждение.

– К-какое другое! – опять закипятился хирург. – Я лично вытаскивал осколки и остатки этого… как его…

Лицо у врача покраснело, глаза затуманились. Стало видно, что человеку дурно. Тося Михайловна правильно оценила ситуацию и подставила начальнику стул. Затем подала стакан воды. Мужчина уселся, сделал глоток. Вновь внимательно посмотрел на Алексея, на его нос, и обречённо помотал головой:

– Это другой человек. Как вы оказались у нас в больнице и с какой целью? – решительно набросился он на бедного парня.

Алексей уже не сомневался, что произошло недоразумение. Ему стало не по себе: получается, он ввёл в заблуждение ответственного человека, хирурга. Оторвал его от нужной людям работы. К тому же это попахивает неприятностями: милиция, штраф, а то и суд.

– Я виноват перед вами… – решил покаяться пациент. – Позвольте мне реабилитироваться.

– К-как это? – возмущённо выкрикнул врач. – Что за шутки? Что вы себе позволяете?… Да я…

– Дайте мне одежду, и я схожу за тем, как его… Былиным.

– Ну, вот, пожалуйста! – всплеснул руками и нервно вскрикнул хирург и тут же пристально, с укором взглянул на уже красную Тосю Михайловну. – Я же сразу сказал… – И снова обернулся к Алексею. – За вашу неуместную проделку аы ответите. А сейчас идите и… прекращайте… и приведите…

Он был так возмущён, так обозлён, что терял нужные слова и нить размышлений. Алексей не стал дожидаться окончания словесной тирады, кивнул медсестре и выскочил из кабинета.

Улица встретила тем особым шумом и суетой, которые часто вселяют оптимизм, особенно после долгой болезни или тягостного несчастья: жизнь вокруг кипит, несмотря ни на что; ускоряясь, она бессмертная бежит вперёд. Поглядывая на людей, на автомобили, деревья, голубизну неба, Алексей испытывал необъяснимый подъём, даже вдохновение! “Что за чёртовщина? – периодически трогая кос, ощущая лёгкость и упругость ног, думал он. – Такое впечатление, что после травм, части моего тела сами заживают и обновляются. Ну и дела… Что бы это значило? Однако приятно…”

Среди высоких тополей увидел летнее кафе с аккуратными столиками. Кое-где сидели посетители и за разговорами, разной степени интенсивности и эмоциональности, потягивали пиво. “Надо бы подкрепиться”, – кольнуло в левой стороне живота, и Алексей полез в карман. Нашёл смятую денежную бумажку и удовлетворённо кивнул головой.

Столик выбрал в углу под высоченным, с неестественно изумрудными листьями, тополем. “Красавец!” про себя отметил Алексей и с умилением оглядел гордое дерево. Его лирические мысли прервал шустрый мальчишка-официант, который услужливо подал клиенту меню, и застыл в ожидании заказа. Меню в кафе разнообразием, в смысле утоления голода, не блистало, но подкрепиться, хотя бы “заморским” хот-догом и крепким кофе, оказалось возможным. Мальчик проворно обслужил Алексея и, откланявшись, удалился.

Еда показалась такой вкусной, что парень, наслаждаясь сочетанием горчицы, сосиски и суховатой булки, разомлел и вновь погрузился в анализ того, что с ним случилось за последние дни…

– Убей меня Бог, но мы с вами где-то встречались? Такой классический профиль лица я, как художник от роду своего, запамятовать не мог!

С такой горячей речью за столик Алексея, не спрашивая разрешения, уверенно садился странный тип. Впрочем, он вполне соответствовал устоявшемуся облику людей, занятых художественным творчеством: лохматая шевелюра, густая борода с усами и необычайно блестящие большие глаза. Одет был в полинялый джинсовый костюм.

– Намедни я начал малевать одного ханурика, нового толстозадого, с такой мордой!… Что просто соскучился по нормальным извилинам и бугоркам, – усаживаясь поудобнее, продолжал изливаться потоком слов незнакомец.

Алексей даже жевать перестал, и с интересом выслушивал творческого человека. В нём было что-то такое, неожиданное, незнакомое до сих пор, ярко экстравагантное, что вызывало симпатию, несмотря на нагловатость поведения.

– Христофор Лопушкин! – располагающе улыбнулся оригинал и протянул Алексею руку.

– Былин… Алексей…

– Друзья, да и враги немногочисленные, кличут меня Христей Лопухом. Наверное, потому что уши у меня… – он потешно похлопал по кончикам ушей и продолжил: – И в Христа верую… иногда, когда сдохнуть хочется. – Тут Христя посерьёзнел.

Так они и познакомились, два человека, абсолютно разных и по складу ума, и по духовным наклонностям, но одинаковых в чём-то существенном. Возможно, в непредсказуемых поворотах судьбы…

Глава 3

Христя так комично заказывал пиво, что Алексей, наконец, улыбнулся и заговорил:

– Давно не сталкивался с представителями богемы. И, надо сказать, буду рад продолжению знакомства. В моей жизни, особенно в последнее время, явно не хватает такой непринуждённой, разухабисто-ироничной нотки.

– Вот-вот, – глотнув пива и облизнув кончики усов, озорно подмигнул художник, – в моей жизни, как ни странно, не хватает серьёзности. Всё идёт сикось-накось. Ирония аж брызжет! Бьёт по морде, а иногда и по заднице. Впрочем, поскольку я мыслю, значит, ещё существую… – философски высказался Христя и неожиданно задумался, не отрываясь от бокала.

Беседа затянулась. Они уже пили за счёт Лопушкина и не могли остановиться. По ходу выяснилась странная манера Христи вставлять в свою речь архаизмы. Оказалось, был у художника период, когда он увлёкся писанием икон.

– А тут без особого религиозного вдохновения не обойтись, – пояснял Христя. – Пришлось по церквям походить и к божьей литературе приобщиться. Библию осилил! – не без гордости высказался он. – Но чего-то мне не хватило… Пришлось оставить духовное занятие. А, вот, словечки приютились у меня, как ласточки в гнёздах под крышей. Даже не замечаю, как вылетают.

Откровения нового знакомого подействовали неожиданным образом на Алексея: на него нахлынули воспоминания. Опьяневший, взволнованный, он неосознанно приоткрыл своё: рассказал о безнадёжной фанатичной любви к Энн Уотсон.

– Фанатизм – это болячка, которая поражает людей с недостатком чувства настоящей красоты и банального юмора, не в обиду будет сказано, – отставил недопитый бокал и откинулся на стуле Христя. – В основном, сие есть напасть молодёжного толка. Но она излечивается просто: нужно только хорошенько пообщаться с бабёнками, особенно нашего, я имею в виду высокоинтеллектуального, круга.

– Я тебе верю, – печально усмехнулся Алексей. – Начнём прямо сейчас? У меня уйма времени, поскольку я снова безработный. Идти на стройку, на которой бьют и ломают кости, не очень-то и хочется.

– Естественно! Зачем тебе, с твоими задатками классической натуры, гнить среди пыли и грязи, вонючей земной и чисто людской, гнилой. Айда ко мне! В моей творческой берлоге сегодня большой сбор толковых и беспутных, гениальных и потерянных. В общем, весь цвет того, что ты обозвал богемой, а я бы ещё приписал – провинциальной. До столичной нам далековато.

Небо украсилось высокими перистыми, как россыпи гигантского пуха, облаками, и солнце умерило свой летний пыл, когда новые друзья покинули кафе.

Мастерская Лопуха Христи находилась в невзрачной пристройке к монументальному, сделанному из шлакоблока, частному дому на окраине города. Проживали и хозяйничали они вдвоём со стареньким отчимом (мать погибла два года назад во время аварии на металлургическом заводе, где работала инженером). Отчим – заслуженный пенсионер, передовик-металлург – был чрезвычайно увлечённым человеком. А увлекался представитель “передового класса” чтением книг фантастического жанра. Он так погрузился в вымышленный мир, так предался новым страстям и мыслям, что стал неадекватен. Отчего пасынок регулярно помещал “папашу Герасима” на лечение и отдых в психиатрическую лечебницу, расположенную в этом же районе. В данный момент отчим отсутствовал по выше указанной причине – отвлекался от фантастического чтива в “тихом” заведении.

В доме было пять комнат, то есть пространства для разгульных мероприятий хватало. Широкая натура Лопушкина и его повышенная коммуникабельность были востребованы сполна: у него в доме постоянно кто-либо проживал из друзей и знакомых. В данный момент их встретила привлекательная особа в коротеньком потрёпанном халате, с чудными тёмными глазами и копной жгуче-чёрных волос, которую можно было назвать причёской при наличии очень хорошего воображения.

– Леся! – широким театральным жестом, с почтительным выражением лица представил особу художник.

В ответ она мило улыбнулась и протянула худенькую ладошку. Алексей сразу отметил, что девушке шёл этот фривольный, разбойничий вид девочки-подростка.

– Рад познакомиться… – склонил голову парень.

– Когда собирается наш сброд? – непринуждённо спросил Христя, облизнув усы.

Леся взглянула на стену, где висели необычные часы. Циферблат красовался на животе полуголой красотки. Стрелками служили её удлинённые тонкие пальцы, а осью – аккуратненький пупок.

– Будут через час!

– А как у нас с порядком в доме? В смысле, наличие приемлемого беспорядка, чтобы было с чего начинать кутить.

– Пустая тара в сарае, объедки доедает кобель Яшка, пыль только в углах осталась… – в тон хозяину стала перечислять девушка.

Она вдруг раскраснелась, а на щеках появились шаловливые симпатичные ямочки. И Алексей поразился – Леся оказалась необычно привлекательной, оригинально красивой! Казалось, каждая часть её лица жила своей жизнью: она двигалась, изменялась в необычной гармонии с остальными сородичами и всё это создавало поразительный эффект девичьей привлекательности. При этом нос у неё был немного длинноват, скулы заметно выделялись, а губы… Вот, губы были пухлыми и алыми в меру. Но глаза!…

Слушая шутливый диалог, Алексей откровенно разглядывал Лесю и ощущал, как что-то тёплое, ласковое, будоражащее наполняет все клеточки тела, а голову окутывает сумеречным туманом. При этом пронзает острыми нервными импульсами и приятно покалывает в висках.

– Надеюсь, и мне работа найдётся? – очнувшись от нахлынувшего потока ощущений, обратился Алексей к девушке.

– А то как же! – игриво блеснули глаза.

Она тут же нагнулась, подняла с пола мокрую тряпку и торжественно вручила её расторопному парню.

За подготовкой к приходу гостей час пролетел незаметно. Впрочем, процесс, перекинувшись в мастерскую Христи, там и застрял. Алексей в искусстве разбирался слабо, тем более художественном, но поразился увиденным. Возможно, повлияло присутствие Леси. Ему всё казалось необычным, хотя многие работы Лопушкина были ни то что спорны, их вообще трудно было воспринимать. Этакий экспрессионизм, переваренный неординарной натурой провинциала. Однако Лесины глаза, их особые очертания и цвет, Алексей узнал в одном из “шедевров”. Очевидно, Христю они волновали одинаковым образом, как и любого другого мужчину, ценителя женской красоты.

Посреди мастерской на подставках громоздился неоконченный мужской портрет. Здесь царствовала классика, на первый взгляд. Но, присмотревшись, Алексей увидел, даже глазом непрофессионала, нарочитые искажения, которые придавали изображаемому лицу комичность шаржа.

– Это тот, толстозадый, – пояснил Христя. – Задница у него, как у моей тёти Клуши, в недавнем прошлом повара заводской столовой. Общественные харчи она готовила всю свою сознательную жизнь. Сию кормушку оставила только в силу невозможности исполнять обязанности из-за непомерного веса. Это к слову… А морда, как видишь, у него маленькая, хлипкая и ехидная. Ух!…

Художник пригрозил портрету пальцем и закрыл его тряпкой. В прихожей раздался скрежет, довольно громкий, перешедший в писк, а потом залившийся истерическим хохотом. Как пояснила Леся, это изобретение одного из знакомых Лопуха, некоего Митяя, слесаря фабрики игрушек. Производство детских забав давно обанкротилось, и бывший слесарь подрабатывал поделками и мелким ремонтом всего и вся. Вот и подарил другу оригинальный входной звонок-скрежет-хохот.

“Сброд” Христи собрался довольно споро и надо сказать пунктуально. Алексей только успевал хлопать глазами – такой разношёрстности в одежде, причёске, и во всём внешнем облике прибывающих молодых людей он ещё не видел! Но и среди этого человеческого разнотравья, выделялся длинный парень с выбритой начисто головой и с чёрной повязкой на левом глазу. Казалось, пират Карибского моря явился собственной персоной. Именовался он соответственно – Корсаром.

Его неравнодушное отношение к Лесе проявилось сразу, с порога. Он сделал масленую улыбку, широко раскинул руки и буквально сграбастал хрупкую дивчину в свои объятия. Пытался и целовать, но Леся умело крутила головой и, извиваясь ужом, выскальзывала из граблеобразных цепких рук.

Алексей смотрел на эту вопиющую бесцеремонность, как ему виделось, и испытывал нарастающую неприязнь к “морскому бандиту”.

Гости пришли не с пустыми руками, каждый что-нибудь принёс: бутылку водки, шампанского, пива, вина – кому, что более по вкусу. Расселись в основном на полу, тут же на видавшую и лучшую долю скатёрку выгрузили из холодильника закуску. Она не баловала ассортиментом и состояла из экземпляров пересохшей тарани, потерявшей всякий съедобный вид колбасы и квашеной капусты. Последней было особенно много. По ходу застолья выяснилось, что Христя увлекается солкой как видом отдыха от творческих мучений, и капуста – его последнее кулинарное творение. Опробовав продукт, Алексей одобрительно помотал головой и с уважением пожал Лопуху руку.

Нарастающий шум и гам дополнились вскоре гитарой, а затем и танцами. Сам хозяин дома больше отмалчивался, очевидно, сегодня был не в “форме”. Зато “пират” наглел, не “останавливаясь на достигнутом”. Он не оставлял Лесю ни на минуту, хотя та пыталась в меру сил пресекать порывы разохотившегося самца и усаживалась от него подальше. Он же упрямо тащил девушку на танцы и тискал её не стесняясь. Впрочем, многие парочки уже давно вели себя раскованно: и целовались, и обнимались, не особо тушуясь и смущаясь остальной компании.

Из разговоров Алексей уловил, что Леся была начинающей актрисой. Её сценическая карьера, не успев толком начаться после окончания театрального училища, застопорилась по курьёзной причине: девушку стал домогаться начальник городской милиции, некто Бараян Григорий Амвросиевич. Наблюдая за наглыми поползновениями Корсара, пытаясь отвлечься от общего шума, Алексей упросил-таки Христю рассказать, хотя бы вкратце, эту странную историю.

Лопух умел образно и доходчиво излагать свои мысли. И Алексей с интересом выслушал его. Оказалось, Бараян считался негласным хозяином в городе. Даже мэр его остерегался. Ходили слухи, что у начальника милиции надёжная “крыша” в самой столице. Сам он (опять же по слухам) держал в руках криминал города и весь теневой бизнес.

– Этот человек может позволить себе всё, – посасывая косточку тарани, сверкал очами Христя. – Поскольку у мужика кавказские корни, то и тяга к бабам разных сортов непомерная. В его фаворитках-любовницах кто только ни побывал: худые и толстые, проститутки и артистки, замужние и холостячки. Так, во всяком случае, говорят, – уточнил художник. – В открытую он не наглеет, более того, во всех наших СМИ о нём говорят, как о примерном семьянине. Так вот, после первых, дебютных выступлений Леси в театре, к ней подвалил подозрительный тип и настойчиво предложил отправиться вечерком в сауну. Представляешь, какая наглость! Девка, естественно, возмутилась. Тогда ей намекнули, что сие есть пожелание самого Бараяна. Заметь, “пожелание”, даже не просьба. Спасло, хотя и временно, Лесю то, что я оказался среди её поклонников, так как знавал девочку с поры босоного детства. Вместе бегали по крышам многоэтажек и воровали бахчу в соседских огородах. Так вот, я в тот дебютный вечер тоже принёс начинающей звезде театра цветы, на правах старого знакомого. Тут она мне и слёзно поведала о своём привалившем счастье, в кавычках разумеется. Пришлось взять под своё крылышко… Теперь помогает мне по дому и в войне с моим сбродом…

Христя устало осмотрел свою шумную компанию, задержался на Корсаре и прикрыл глаза, о чём-то задумавшись. А “пират”, по мере потребления горячительных напитков, терял всякий контроль над своими желаниями. Леся уже бегала от него из угла в угол, пытаясь отделываться шутками. Но чувствовалось, что девушка на пределе. Лицо её раскраснелось и укрылось капельками пота. Глаза лихорадочно блестели. Дыхание стало прерывистым. Масла в огонь добавляла некая Света, которая как умостилась на коленях небритого низкорослого парня, так и не собиралась покидать удобное местечко. Она вертела головой и, не прерывая объятий и звучных лобзаний, бойко выкрикивала, как болельщик на стадионе:

– Давай, Кося! Давай! Заходи с левого фланга!

И Кося давал…

Сначала Алексей почувствовал сильное головокружение, даже глаза прикрыл и для равновесия упёрся рукой о пол. Затем в голове посветлело, и он рывком вскочил на ноги – терпение его взорвалось и рассыпалось мелкими осколками обрывочных мыслей и чувств. Он подскочил к наглецу и схватил его за руку. Тот оставил Лесину талию и с недоумением округлил глаза в сторону Алексея. Борьба взглядов длилась секунды – Корсар оставил Лесю и ловким движением заломил руку нежданного защитника за спину. У Алексея от резкой боли помутилось в глазах, и он нагнулся вперёд, стараясь высвободиться.

– Ты чё, салага? – донеслось сквозь темень. – Мешаешь тусоваться? Так я быстро палки повыдёргиваю и в заднее место вопхну! Не посмотрю, что новенький…

Как Алексей сумел из неудобного согбенного положения размахнуться левой ногой и достать разбойника в чувствительное место между ног, он и сам не осознал. Но Корсар натужно “квакнул”, отпустил Алексея и согнулся до самого пола. Второй удар в бок повёрг его ниц. В пылу Алексей хотел ещё добавить, но сам Христя уже оказался рядом и оттолкнул его в сторону:

– Топтать не нужно! Корсар осознал свой проступок и уже раскаивается. И вообще, морды и рёбра у нас не принято щекотать таким образом.

Компания встретила начавшуюся драку воем, а потом под овации полностью поддержала хозяина. Корсар, наконец, отдышался и поднялся. Злобно взглянул на Алексея, схватил свою джинсовую куртку и выбежал из комнаты. Все проводили его долгим взглядом…

Затем тусовка снова забурлила и вошла в свой прежний ритм, будто ничего и не случилось. Леся подошла к Алексею и протянула руку:

– Рада знакомству с настоящим рыцарем. Корсар, кстати, бывший морпех…

Алексей пожал плечами и подумал, что руки у него слабоваты для роли женского защитника. Остаток вечера они с Лесей провели вместе.

Загул тянулся до первых лучей перепуганного солнца. Впрочем, по ходу тусовки компания таяла: по разным причинам народ расходился. К утру осталась Светка со своим покорным мальчиком. Они примостились в углу и безмятежно спали, не прерывая объятий.

– Шабаш! – махнул рукой Христя, который проявил удивительную стойкость и мужественно дотянул до конца. – Со спальнями разбирайтесь сами. Их вполне достаточно, а я уже сплю…

Он махнул головой в сторону Леси и устало поплёлся к двери.

– Тогда делаем быструю уборку и устраиваем проветривание! – энергично, как будто не было бессонной ночи, сказала девушка, направляясь к окнам. – Потом буду укладывать тебя спать…

– Так утро же! – взбодрился Алексей, которому изрядно поднадоела эта вечеринка, с её однообразным репертуаром.

Сказывалось – он был не готов к такому пустому времяпровождению, которое свелось, в конце концов, к банальной выпивке, пошлым разговорам и дискуссиям ни о чём. Тем не менее, Леся настояла на своём и, после уборки, привела его в дальнюю комнату. В ней из приличных предметов выделялся только потёртый диван (остальное с трудом можно было назвать даже хламом. Скорее, “оно” смахивало на мусор). Постелила покрывало, уложила парня и накрыла пледом. Он с готовностью и улыбкой выполнил её команды. Только головой коснулся подушки, как почувствовал невероятную усталость… С благодарностью взял её хрупкую руку и нежно поцеловал маленькие пальчики. Леся зарделась, блеснула глазами и торопливо выбежала.

За окном совсем рассвело. Запели громче птицы, и где-то с завидной регулярностью натужно закукарекал петух. Он так старался до хрипоты, что Алексею сначала стало жалко птицу, а потом смешно. Улыбнувшись, он подумал: “Удивительная девушка, Леся. Что-то в ней есть… Она тоже актриса… Будущая звезда!…”, – думал он засыпая.

Глава 4

Проснулся от стука в дверь. Резво вскочил и, опережая Христю, который уже спешил бодрым шагом из своей мастерской, первым открыл дверь. Рваная огромная тень упала под ноги, а её обладатель привёл парня в замешательство – за порогом покачивался на длинных ногах и криво ухмылялся – Корсар. Чёрная повязка в полутьме прихожей выглядела особенно зловеще. Сплюнув, “пират” прохрипел:

– Выдь! Дело имеется…

– Не, пацаны, так не пойдёт, – втиснулся между ними Христя. – Ну, побаловали маленько вчера и хватит. Давайте лучше по пивку двинем на мировую, там нечаянно осталось с вечера… – начал он предлагать.

Однако Корсар мягко, но твёрдо отодвинул Лопуха в сторону и продолжил:

– Не боись, мы только потолкуем, выясним кое-какие моменты и мирно разойдёмся.

– Ну, ежели так… – недовольно поморщился Христя и отошёл в сторону. – Надеюсь на твоё слово.

Алексей напрягся, в недоумении пожал плечами и не торопясь вышел. “Пират” вразвалочку, постоянно оглядываясь, направился за угол дома. Хищность его изуродованного повязкой лица нарастала. Алексей, на удивление, не испытывал ни малейшей тревоги или страха: он сохранял “олимпийское” спокойствие. Обошли дом и углубились в сад, который был настолько заросшим, неухоженным, что производил впечатление скорее придорожной столетней посадки. Только развесистые старые яблони напоминали о былом назначении этого “урочища”.

Возле самого забора, неожиданно объявилась площадка, на которой сквозь траву проглядывался песок и щебень. Очевидно, здесь собирались что-то строить да бросили в зачаточном состоянии.

Корсар, крутнувшись на левой ноге, сделав кроссовкой неровный, но глубокий зигзаг на песке, развернулся к Алексею:

– В армии служил? – выпятил он губы.

– Да нет, проскочило сие счастье мимо.

– Хреново тебе, салажонок! Чуется – неучёный ты, старших не обучен уважать.

– Не такой ты уж и старший… А, вот, наглый – это да.

Единственный глаз Корсара даже задёргался и выпучился в свирепости. Он зашипел: хотел что-то сказать. Потом сделал быстрый выпад, схватил Алексея за руку, вскинул его тело с разворотом себе на спину и с силой кинул на землю.

Далее произошло ужасное – треснул рукав рубашки, и рука Алексея осталась в руке одноглазого!… С конца рукава хлынула кровь и обрызгала брюки и джинсовую куртку бывшего морского пехотинца.

Он побелел, ошалело бросил оторванную конечность и с криком ужаса, неестественного для такого рослого парня, кинулся к забору. Лихорадочным движением отодрал гнилую доску и нырнул в образовавшуюся дыру. Быстрые, удаляющиеся шаги и умеренный, затихающий мат подсказали, что “пират” успешно ретировался.

Алексей очнулся от того, что гудело в затылке, и приятно покалывало справа. Он огляделся, сел и помотал головой. Звон прошёл, в глазах посветлело… Посмотрел на правую руку… Она была голой, без рукава, и на удивление мускулистой, поражая гладкой, нежно-коричневой кожей.

“Это уже становится занимательным…”, – внимательно изучал локоть Алексей. Потом его взгляд упал на забор, вернее на проломленную дыру, затем – на окровавленный рукав рубашки с выглядывающей неестественно белой кистью…

С особым трепетом, прокатившимся по всему телу, поднялся на ноги. Вытянул руки перед собой: правая была чуть длиннее левой и заметно мощнее. Резко, с силой, согнул в локтях – на правой взбугрился бицепс, чего он никогда до сих пор не замечал. На левой же не ощущалось ничего. На миг задумался… Потом внутри что-то оборвалось, как бывает, когда летишь вниз на качелях. В глазах проскочила искра отчаянной решимости, и он взялся правой рукой за левую кисть. Напрягся и… дёрнул, что есть силы! Тело, особенно левый бок, пронзило резкой болью, а в глазах сверкнуло…

Выглянуло солнце из-за бледной тучки, взвился маленький вихрь игривого ветерка, когда Алексей закончил разгребать землю под забором. В образовавшуюся ямку торопливо побросал бывшие когда-то своими, а теперь чужие – руки. Засыпал их землёй и выпрямился… В самой гуще сада защёлкал соловей, и парень невольно прислушался. При этом он непроизвольно сжимал и гладил рукой руку. Из-под неровных краёв рубашки, там, где должны быть рукава, выглядывали, перекатываясь, плечевые мышцы…

Первой встретилась Леся. Сначала в её глазах проскочила тревога: она рассматривала рубашку-безрукавку Алексея, и потешно, сосредоточенно морщила свой носик – потом, видя его невозмутимый, светлый взгляд, успокоилась.

– Всё путём? – выглянула из комнаты борода Христи, и озабоченно блеснули его выразительные глаза.

Алексей только кивнул головой.

– Но, выяснение, похоже, состоялось, судя по оторванным рукавам?

– Слегка…

– А ты ничего, крепкий мужик! Вначале мне показался хлипковатым. А теперь… без рукавов…

Алексей чувствовал смущение и не знал, что ответить. К своей новой комплекции он был явно не готов.

– Всё же вопрос с рубашкой надо решать, – чисто с женской практичностью горячо предложила Леся. – Какой у тебя размер?

Парень пожал плечами, повертел руками.

– Тогда едем в супермаркет. У меня завалялась некоторая сумма деньжат – остаток моего первого аванса в театре. Думаю, его хватит на приличную, европейского фасона рубашку.

Неожиданная забота Леси, напомнила мать. И он с благодарностью и теплом посмотрел на девушку:

– Я полностью в вашем, хозяюшка, распоряжении. С возвратом долга не задержусь…

Христя ухмыльнулся в ответ на Лесино предложение и назидательно высказался:

– Поройтесь лучше в моём хламовом шкафу, может, что найдёте. А деньги лишними не бывают.

Своим советом художник остался доволен и удалился в мастерскую: чувствовал себя отдохнувшим и морально готовым к работе над портретом “толстозадого”.

Нужной по размеру рубашки в шкафу, где Лопух собирал вещи, забытые его друзьями и знакомыми, не нашлось. Вместо рубашки, Алексей надел коротенькую джинсовую куртку. Она была тесновата, но Леся её одобрила:

– Сейчас модно “накачанным” молодым парням ходить в облегающей одежде.

Сама девушка облачилась в коротенькое модное платьице. Аккуратные ножки украсила туфельками на высоких, острых каблуках. Волосы завязала сзади в шаловливый хвостик и приняла вид девушки-школьницы, собравшейся на молодёжную вечеринку.

Улица встретила молодую парочку лёгким ветерком, ароматами цветов, растущих на заброшенных клумбах, и пылью поселковой дороги. Они шли среди старых яблонь и вишен, окаймляющих разбитый тротуар, не обращая внимания на многочисленные выбоины и ямы, и увлечённо беседовали. Казалось, их притягивало друг к другу уже нечто большее, чем просто отношения нечаянного, но уже окрашенного событиями, знакомства.

На иномарку, приютившуюся в тени старого клёна, что рос на въезде в посёлок, они не обратили внимания.

Когда направились к ржавому остову автобусной остановки, два здоровяка, что называется, выросли из-под земли. Они сделали на лицах одинаковые выражения, призванные отобразить то ли злорадство, то ли удовлетворение, вроде: попались голубчики! А один из них, что выделялся безупречным чёрным костюмом и белоснежной рубашкой, поведя широкими плечами, словно демонстрируя их мощь, прогудел:

– Далеко собрались?

– Есть проблемы? – с вызовом задал встречный вопрос Алексей и подался вперёд.

Он уже стал привыкать, что к нему в последние сутки постоянно обращаются с претензиями, отчего осмелел и вёл себя раскованно. Уверенности добавляло присутствие Леси.

– Вся наша жизнь – проблема… – философски высказался другой, поигрывая полой добротной кожаной куртки, увешанной причудливыми железками. – Рекомендуем слинять куда-нибудь и дать мужчинам поболтать с дамой.

– Никуда он не пойдёт! – возмутилась Леся. – Говорите коротко, что вы от меня хотите.

– Как угодно, – презрительно согласился “деловой”. – Раз дама так желает. Короче, мы привезли горячий привет от Барина и его приглашение на аудиенцию. Нам сказали, что вы, красавица, уже один раз изволили отказать в аналогичной просьбе, теперь же рекомендуем не артачиться попусту. Барин, если что возжелал, обязательно добьётся, и никуда от него “ни спрятаться, ни скрыться”, – чуть ли не пропел ехидным голосом последние слова посланец некоего Барина.

– Так вы от Бараяна… – поникшим голосом протянула Леся. – Но я же не путана придорожная, чтобы мной распоряжаться без моего согласия!

Оба парня пожали плечами и насмешливо переглянулись. Алексей, который напряжённо слушал этот диалог, передёрнулся, как от озноба, и твёрдо сказал:

– Эта девушка со мной. И передайте этому… барану, чтобы оставил её в покое.

– Чего?… Барану?… Ну…

У обоих “крутых” округлились глаза и слегка отвисли челюсти.

– Один момент! – зловеще прогудел “деловой” и достал мобильник.

Пока он устанавливал связь и потом с кем-то разговаривал, Алексей взял Лесю за руку, и они, не оборачиваясь, пошли к остановке.

– Постой-ка дорогой! – остановили Алексея быстрые шаги и знакомый грубый голос, когда они уже подошли к дороге.

Не выпуская руки девушки, он обернулся и почувствовал, как вместе с глухими щелчками в него входит что-то тупое и неприятное. В глазах помутилось, и Алексей, теряя сознание, уже издалека услышал крик Леси:

– Что вы делаете, сволочи!

В беспамятстве он находился, оставаясь на ногах, очевидно, недолго: иномарка “крутых” только выезжала на трассу.

Алексей сориентировался мгновенно – он тоже выскочил на проезжую часть и стал останавливать первый попавшийся автомобиль. Поскольку фактически кинулся под колёса белым “Жигулям”, то трюк удался.

– Друг! Выручай! Человека нужно спасать! Заплачу, как положено… – выдохнув последнее слово, облизнул высохшие губы Алексей.

– Под колёса-то не обязательно бросаться… Садись, – открыл дверцу пожилой, ещё крепкого сложения мужчина. – Куда едем?

– Вон за тем джипом… – ткнул пальцем в сторону удаляющегося автомобиля.

– Это сложно… Но, попытаемся…

Взвизгнули покрышки, и “Жигули” резво набрали скорость. Алексей напряжённо всматривался в дорогу, не замечая ничего вокруг. А на обочине росли молодые ёлочки. Они покачивались своими верхушками грустно, с сочувствием. Над ними, в небесной дали, помигивали лучами солнца лёгкие облака, словно обнадёживая и поддерживая.

Барин, он же Бараян Григорий, отдыхал от “трудов праведных” на своей вилле, что уютно расположилась в лесу за высоким забором между молодыми соснами и елями у небольшого, но чистого озера.

На широком балконе, он в одиночестве сидел за сервированным под обильный завтрак столом, потягивал армянский коньяк и обдумывал свою новую идею: купить особнячок на побережье Калифорнии. Запахи хвои и древесной смолы приятно ласкали ноздри мясистого носа, а лёгкие наполнялись свежестью и утренней прохладой, стимулируя умственный процесс. Григорий так увлёкся сладкими мыслями, что не сразу сообразил – по какой причине открылись ворота. Когда же мягко, почти неслышно, во двор вкатился джип его помощника, по кличке Ловчий, вспомнил о своём поручении. “Неужто, ребята управились? – томной истомой отозвалось в теле. – Тогда банный вечер в компании с красоткой-артисткой может состояться! Долго же я её выщучивал”.

В подтверждение догадкам Барина, дверцы автомобиля дружно распахнулись, и оттуда вывалился сначала сам Ловчий, а затем его напарник Резак. Последний наклонился в салон, после чего буквально вытащил наружу девушку. Она выдернула свою руку из цепких пальцев громилы и гневно сверкнула глазами:

– Вы ещё ответите за это насилие и разбой! – донеслось до Барина.

– Ещё спасибо скажешь, – ухмыльнулся Ловчий. – Тебя такой человек к себе приближает. Другие только мечтают о таком внимании.

Леся презрительно хмыкнула. У неё перед глазами стоял согнувшийся Алексей и этот “бульдог”, прячущий пистолет с глушителем. “Не вырваться мне отсюда… – с отчаянием подумала она. – Убили Алексея, гады… И меня, как свидетеля… потом…”

Вскоре она будто смирилась со своей участью, и уже покорно выполняла команды Ловчего.

С высоты второго этажа виллы, Барин удовлетворённо хмыкнул, потёр потные руки и пошёл встречать “гостью”. Она вошла настороженная, с огоньком упрямства в тёмных глазах, чем-то напомнившая Григорию молодую кобылицу, которую он недавно “обкатывал” на ипподроме. Непокорный хвостик волос, выглянувший сзади, дополнил сравнение.

Мужчина расплылся в благожелательной улыбке:

– Дорогая э… Ксения Ивановна!

– Леся я, Александровна… – не удержавшись, поправила девушка.

– Леся… Какое прелестное имя! Приношу извинения за некоторую бестактность моих парней, но… я так хотел вас видеть. И только всего. Напрасно вы ударились в бега: я ничего плохого вам не сделаю. Хотел пообщаться с очаровательной девушкой, замечательной артисткой… Прошу к столу…

Слушая этот до приторности льстивый голос с отчётливым южным акцентом, она не могла определиться со своим дальнейшим поведением. Решила положиться на волю судьбы, да и голод дал о себе знать. Упрямо мотнув головой, поджав губы, она уселась за стол. Барин успел-таки проявить галантность и вовремя подал ей стул…

Ехали быстро, но время уплотнилось: казалось, оно скукожилось до предела, ушло в небытие, не оставив никаких надежд. Однако каким-то чудом “жигулёнок” настигал таящий вдалеке джип и упрямо прилипал к нему, как кусок железа к магниту. На повороте в лес, куда нырнула иномарка, остановились.

– Извини, друг, дальше не поеду, поскольку не знаю, что там хорошее ждёт. Я ведь правильно понял – мы слегка погонялись за “Тойотой”?

В ответ Алексей грустно кивнул, и достал деньги, которые ему дала Леся на покупку рубашки. Водитель бегло пересчитал, согласно склонил седоватую голову и завёл двигатель. Алексей же поспешно покинул ставший неприветливым салон.

Лес встретил лёгким гулом, резкими, но приятными запахами и пением птиц. Парень вдохнул полной грудью лесную воздушную смесь и рысью побежал по укатанной грунтовой дороге.

Высокий, из красного кирпича забор и массивные металлические ворота, в которые упиралась дорога (здесь она была укрыта свежим асфальтом), предстали перед Алексеем во всей своей угрожающей монументальности. Он взглянул на крышу, блеснувшую в лучах робкого солнца красной черепицей; на сосны и ели, что окружали эту роскошь, и на секунду задумался. Отошёл в сторонку… Повертел руками, ногами… и направился вокруг особняка…

Подручные Барина оживлённо беседовали возле джипа, когда в сторону лестницы дома мелькнула тень человека. Ловчий стоял в пол-оборота и краем глаза заметил подозрительное движение. Он повернулся и вгляделся, после чего почувствовал, как в затылке тупо зашевелился стопор, а в мозгах неприятно заныло. Такого не могло быть – уже на самом верху развевалась джинсовая куртка защитника этой упёртой девчонки. Ловчий мотнул головой – видение исчезло, и он пролепетал:

– Будто и не пил давно…

– Так давай, – собрался поддержать тему Резак, который стоял спиной к дому. Видя полное недоумение на лице коллеги, чем-то напоминающее реакцию ребёнка, впервые увидевшего голую тётю, переспросил: – Чё ты там узрел?

Ловчий пожал плечами, мысленно отметив, что сегодня странный всё-таки день:

– Похоже, фары глючат…

Он перевёл взгляд на будку охранника, голова которого удобно умостилась на рабочем столе. “Спишь, ханурик!” – хотел он крикнуть, да передумал и продолжил беседу.

В это время Барин подливал Лесе вино. Лицо начальника милиции раскраснелось, он много и умно говорил, любуясь собой. Казался себе неотразимым, и его желание “уломать” строптивую артистку только нарастало. Девушка уже подкрепилась и спонтанно обдумывала, как избежать дальнейшего общения с этим “монстром”. Иногда ей казалось, что она физически ощущает его звериную суть. Резкий запах дезодоранта, кошачья походка и похотливый блеск в мутных глазах – вызывали отвращение.

Алексей легко взбежал по лестнице и замер прислушиваясь… Тихая музыка и монотонный мужской голос, приглушённый массивной дверью, подсказали, куда идти дальше. Резко открыл дверь и стремительно вошёл! Леся сидела спиной и не отреагировала никак, а вот мужчина с чёрными, жгучими волосами и блестящими тёмными глазами поднялся в недоумении.

– Кто таков и что тут забыл? – с раздражением выпалил начальник, подчёркнуто чётко выговаривая слова.

По разгорячённому виду вошедшего, Бараян сразу почувствовал: что-то здесь не так. Да и охранники не могли без предварительного уведомления впустить постороннего. Начальник внутренне напрягся и свободной рукой машинально полез под полу пиджака.

Алексей лишь на секунду замялся и уверенно, с вызовом, ответил:

– У нас всё-таки не горы и не восемнадцатый век: девушек воровать нехорошо…

Услышав голос Алексея, Леся обернулась. В её глазах проскочила гамма разнообразных чувств: неверие, удивление, восторг и страх…

– Ты жив… – пролепетала она и пошатнулась, чуть не лишившись чувств.

Бараян соображал быстро: жизнь давно научила ускоренно работать мозгами. Он вспомнил недавний звонок Ловчего и свою команду – убрать нечаянного защитника строптивой артистки. “Вероятно, это он… Не добили или ловко притворился, гадёныш!” Барин давно считал себя в этих местах хозяином, которому дозволено всё. Убить неугодного человека – почитал за шарм, который и создал ему “чёрный” авторитет в городе. Заметать следы преступлений – отработанная до мелочей процедура. Поэтому он, не колеблясь, выхватил “Макаров” и разрядил его в Алексея.

Парень согнулся с перекошенным лицом. Крик застрял у Леси в горле… А Бараян вальяжной походкой направился к перилам балкона, чтобы вызвать охрану. Но Ловчий и Резак, услышав выстрелы, уже бежали по лестнице. За ними спешил, отдуваясь, тучный охранник ворот.

Они появились в помещении, когда Алексей уже пришёл в себя, а Леся облизывала высохшие губы и мелко дрожала, сжимая ладонями бледное лицо. Увидев Алексея, Ловчий оторопел… Он настолько растерялся, что не знал, как себя вести: рука так и застыла подмышкой, где хранился пистолет. Резак тоже непонимающе остановился за напарником, и только тучный охранник, отдышавшись, увидев спокойное, уверенное лицо Барина, спросил:

– Всё в порядке, шеф?

Бараян хотел ответить, но стоявший на ногах, светлеющий глазами Алексей, привёл и его в полное замешательство. Начальник широко раскрытыми глазами уставился на рваные, красноватые дырки на куртке парня и непроизвольно вытянул шею от крайнего изумления.

– А… У тебя лёгкий бронежилет? Так бы и сказал. Может, поделишься?

Он вплотную подошёл к Алексею. Тот уже полностью выпрямился и, мельком глянув на Лесю, проделал невероятное – схватил начальника за шею, резко наклонил вперёд и коленкой произвёл в челюсть удар, которому позавидовал бы и профессиональный спортсмен боёв без правил. В глубоком нокауте Барин завалился на пол. Круто развернувшись, с выражением отчаянного бешенства Алексей грозно прорычал остальным:

– Стоять на месте! Иначе порешу!

Такой смелости, доходящей до безумства, он в себе никогда не замечал. Решительный, бескомпромиссный вид Алексея подействовал на охрану должным образом: они вопросительно-испуганно переглянулись. Тучный полез было за пазуху, но остановился, увидев угрожающее движение Алексея. Охранник сообразил, что происходит нечто из ряда вон выходящее и решил не торопиться.

– Вот и хорошо… – примирительно выдохнул Алексей. – Мы уйдём, а вы не дёргайтесь, дабы избежать личных проблем.

Когда они с всхлипывающей Лесей уже опустились на первый этаж, Барин пошевелился. Сподручные вышли из оцепенения и кинулись к нему. Общее мнение высказал Ловчий:

– Похоже, кент из ФСБ. Доходят слухи, там появились новые средства защиты.

– С этими ребятами лучше не связываться, – поддержал Резак.

– Ну, и дела… – вытер вспотевший лоб тучный охранник, и стал помогать поднимать начальника с пола.

Глава 1

Виталий Параноев в своём немногочисленном окружении слыл человеком “не от мира сего”. Очевидно, вся его жизнь, начиная с рождения, старательно выстраивала такой оригинальный, достаточно редкий тип.

Нашла его, в младенческом оголённом состоянии, тётя Груня, грузная, умеренно непьющая, одинокая женщина, и не в капусте, как водится у нормальных людей, а в мусорном баке.

Женщина привычно спешила на работу. Лучи утреннего солнца назойливо слепили глаза из-за обшарпанного угла дома. Два полудиких щенка с добродушным урчанием баловались на травке газона. Требовательное: “У-а!” – донёсшееся из глубины ржавой громадины, сначала поразило женщину, а потом заставило проявить осторожное любопытство. То, что увидела, вызвало кратковременный шок – среди объедков, пакетов, пивных бутылок и прочего мусора, махал ручками и ножками посиневший от утренней прохлады младенец!

Стойкое одиночество Груни решило судьбу найдёныша. Женщина не стала привлекать правоохранительные органы, организовывать поисковые мероприятия и, проявив настойчивость, собрала необходимые для усыновления документы. Окрестила малыша Виталиком и с радостью, в меру сил и возможностей, принялась его растить и воспитывать.

Мальчик рано приобщился к чтению. Благодаря упорству мачехи, он уже в пятилетнем возрасте читал получше любого школьника начальных классов. Естественно, основными книгами были сказки, самые разные: от народных русских – до современных немецких, английских, шведских… Они переваривались в душе и голове Виталика своеобразно, создавая причудливую смесь. Главное, что и определило его взрослую сущность, он, как и положено ребёнку, верил в их правдивость. Даже когда Груня говорила, что сказки – это выдумки, хотя и поучительные, Виталик серьёзно парировал:

– Разве можно придумать того, чего не было?…

Такой вопрос ставил мачеху в тупик: не могла она толком объяснить способность людей фантазировать. А мальчик продолжал, видя замешательство матери:

– Я сам слышал, как кошки разговаривают. Даже видел Карлсона на крыше соседнего дома. Он так гудел пропеллером, что в ушах звенело.

Груня улыбалась и только разводила руками.

Когда мальчику подоспело время идти в школу, его жизнь опять перевернулась в крутом вираже: однажды мама Груня не пришла за ним в садик. Воспитательница, досидев с ребёнком дотемна, отправилась к нему домой. Груни на месте не оказалось, и огорчённая работница детского садика вручила Виталика соседке. Подошла ночь, мачеха так и не появилась, и соседка вызвала милицию. Потом были поиски… безрезультатные. Так Виталик попал в милицейский детский приёмник.

Ознакомительная беседа с молодым инспектором, симпатичной брюнеткой, Кларой Семёновной, предрешила судьбу мальчика.

– Что ты умеешь делать? – мягко спросила она.

Ребёнок поводил глазами, осмотрел комнату с решётчатым окном и серьёзно сказал:

– Я могу всё. Только не сам, с помощниками.

– Какими?

– Они меняются. Сейчас дружу с отставным солдатом Иваном. Он поможет мне варить кашу из топора… Топора у меня нет, а, вот, молоток есть в кладовке у мамы Груни. Там ещё крыса Машка живёт. Мы с ней лук чистили для картошки… толчонки.

Если бы это был не ребёнок, Клара Семёновна возмутилась бы, а так, глядя на сосредоточенное, серьёзное детское лицо, еле сдержала смех. Однако, после упоминания крысы, не удержалась и расхохоталась. А мальчик невозмутимо продолжал:

– С вороной Гертой мы собирались слетать на север за настоящим мороженым. Теперь не знаю… Мама не приходит… Наверное, Соловей-разбойник стал шалить… Забрал её в служанки…

Инспектор перестала смеяться и вдруг предложила дрожащим от волнения голосом:

– А давай ты поживёшь у меня, пока мы ни заберём у разбойника твою маму?

– А пшено у вас есть?

– А как же, – блеснула глазами незамужняя женщина.

– Топор я знаю, где достать. Мы такую кашу с Иваном сварганим!

Эту ночь Виталик спал на новом месте, в новой кровати, после чтения сказок Андерсена. Ему снились прекрасные феи, которые обещали расправиться с Соловьём-разбойником и освободить из его когтистых лап маму Груню. Но сказка не стала былью: мачеху так и не нашли, а Виталик остался на попечении у Клары Семёновны. Тут и в школу пошёл.

Учился в целом неплохо, пользовался авторитетом среди одноклассников как заводила игр и оригинальный выдумщик. Учителя сразу же обратили внимание на склонность Виталика фантазировать. Некоторым нравилась такая особенность ученика, другие же раздражались до истерики. Скажем, на уроке математики он мог выдать свое решение простой задачи о яблоках.

– У Вани было три яблока, а у Кати пять. Яблоки они сложили в одну корзину. Сколько яблок стало в корзине? – мерным голосом читала условие задачи для первого класса молодой наставник младших классов, худая, с узким скуластым лицом, Луиза Матвеевна.

Она пробежалась взглядом по ученикам и остановилась на Виталике:

– Нам подскажет Параноев?

Мальчик ответил не сразу. Он встал, посмотрел в окно, за которым виднелась акация с чирикающим воробьём на голой веточке, и задумчиво сказал:

– Яблоки могут превращаться в птиц и летать. Корзина может оказаться пустой…

Кто-то хихикнул, потом прыснула девочка с косичкой и через секунду весь класс весело загудел. Учительница не оценила выдумки, прикрикнула на детей и, сохраняя строгость на лице, попыталась вразумить Виталика:

– У нас урок математики, а не юных фантазий!

Мальчик нахмурил лоб, покривил губы:

– Три.

– Что три? – теряла терпение учительница.

– В корзине осталось три яблока, потому что Катя свои… съела бы обязательно. Знаю я таких…

– Два. Садись Параноев!

– А Ваня, он добрый, свои яблоки не тронул бы…

– Выйди из класса, шут балаганный! – уже зеленела Луиза Матвеевна.

Виталик пожимал плечами, виновато опускал голову и покидал класс…

И игры предлагал детям соответствующие.

Скажем, в Иванушку-дурачка. В одну из перемен уборщица баба Лида чуть не лишилась чувств от такой картины – по коридору самостоятельно двигался стол. На нём сидел Виталик и покрикивал:

– Вези-ка меня, печка, в царские хоромы к самой царевне!

Ребятня плотным кольцом окружила самоходную “печку” и весело, с непосредственным детским энтузиазмом поддерживала “дурака”, скандируя:

– Иван-дурак! На печке сидел, головой угорел!

Для “печного” эффекта, дети подпалили тряпку, которой баба Лида мыла полы. Кто-то намотал дымящуюся материю на швабру и шёл с ней сзади стола, имитируя дым из трубы.

Как щука, вытащенная из воды, уборщица хватала ртом воздух и не могла от страха и возмущения вымолвить ни слова. Естественно, сомнительную игру быстро пресекли подоспевшие учителя во главе с завучем, а Виталика наказали с вызовом Клары Семёновны.

Были ещё игры в царевну-лягушку с походом на речку-поганку; в Кощея Бессмертного, со строительством из мусора его башни-дворца и тому подобное. Мачеха пыталась воздействовать на пасынка, но постепенно смирилась: всё же затеи его чаще были безобидны и наивны.

Когда подоспели старшие классы, Клара Семёновна вышла замуж за красивого мужчину, бывшего футболиста, некоего Костю Подбедренного. На этом безмятежное детство Виталика закончилось: они с отчимом сразу невзлюбили друг друга. Костя ни юмора, ни сказок не принимал ни умом, ни сердцем. Более того, болезненно раздражался на любую шутку или выдумку.

К тому времени повзрослевший Виталик плавно перешёл от сказок к модным околонаучным течениям, как-то: аномальным явлениям, НЛО, уфологии, спиритизму… Практичный, прагматичный Костя всю эту “дуристику” не переносил не только своим красивым прямым носом, но и изрядно потрёпанной на футбольных полях душой.

Уже первый совместный ужин после пышной свадьбы наметил противостояние в семье. Виной стал амулет, изготовленный Виталиком собственноручно из морских ракушек, которые ему подарил дворовый друг Федька.

Ужин проходил чинно. За окном накрапывал дождик. Подвывал ветер. Клара, румяная, с томным блеском в глазах, ухаживала за мужчинами, подкладывая то салат, то кусочек курочки, то ложку грибочков. Делала это без лишних слов, используя мимику лица и игру глаз. Костя осваивался в новой роли мужа и почему-то казался уставшим. За стандартным советским обеденным столом “дубовый” спортсмен выглядел неестественно большим. Виталик на его фоне смотрелся тростинкой.

Мальчик, ещё не осознавший перемен, первым нарушил молчание:

– Я вычитал, что амулеты, сделанные из морских ракушек, очень полезны для человека. Вот уже неделю ношу такой амулет и за это время ни одной неприятности, в школе учителя к доске не вызывают…

Виталик выпростал левую руку из-под стола и продемонстрировал чудодейственное изделие. Ракушки, отражая свет лампочки, переливались цветной радугой. При движении рукой, они мягко, успокаивающе шуршали. Новоявленный отчим сдвинул густые брови, облизнул толстые губы, вытер их салфеткой и пробасил:

– Вообще-то, за столом едят молча… Чтоб не схлопотать этих самых… неприятностей.

– Почему же, – стал упорствовать пасынок, – хорошая беседа только способствует пищеварению. Мы с мамой всегда, именно за ужином, делились новостями, впечатлениями дня…

Клара хотела что-то добавить, перевела взгляд на мужа, но тот её опередил. Он глубоко, значительно вздохнул, будто собрался поднять штангу с рекордным весом:

– Мальчик… Что было до того, я не знаю. Дай мне спокойно поесть, наконец.

С нескрываемым раздражением он с такой силой ткнул вилкой в тарелку, что она, издав противный скрежет, треснула и разделилась на неровные части.

– Ну, вот! – с досадой бросил вилку Костя и, не мигая, уставился на Клару. – Объясни, пацану, как надо водиться теперь, когда я твой муж!

Клара покраснела до кончика носа и просто растерялась: таким она своего суженого до свадьбы никогда не видела. Где-то в глубине сознания мелькнуло, что прав был один одессит, когда серьёзно сказал: жених и муж – это две разные “вещи”.

Нарастающее напряжение разрядил сам виновник: Виталик склонил голову и смиренно сказал:

– Ситуацию осознал, каюсь и молчу…

Через месяц, бросив учёбу в одиннадцатом классе, Виталик (ему уже перевалило за шестнадцать) ушёл от Клары и Кости в общежитие культпросветного техникума: там был недобор. Парень избрал профессию широкого профиля – организатор массовых культурных мероприятий.

Бывший инспектор по делам несовершеннолетних сокрушалась не долго, поскольку уже была беременна. Её же муж-спортсмен на радостях напился и так резко слился в хмельных объятиях с диван-кроватью, что, протрезвев, долго удивлялся хрупкости отечественной мебели.

Прошло четыре года…

В тот день Виталик самостоятельно осваивал модный по тем временам вид спорта (входящий и в программу обучения) – спортивное ориентирование на местности. С рюкзаком за спиной, картой и компасом в руках, он бодро шёл по лесу, смело, напролом преодолевал ямы, спуски, кустарники и другие лесные преграды. Голова была ясной, думалось легко. Учёба подходила к концу, но его мысли и душа были заняты не планами на “трудовое” будущее, а тем, что вчера мимоходом услышал в телевизионных новостях. Там, в коротком репортаже, сообщалось о необычной деревеньке, затерявшейся в глубинах центральной полосы России. Вокруг забытого Богом и людьми поселения творились мистические вещи. Они-то и заинтриговали и взволновали душу Виталика. Мечта поехать туда захватывала всё больше.

Сосны поредели, и впереди показалась дорога. Виталик приостановился, оторвался от дум. Какая-то большая чёрная птица отделилась от ближайшей ели и тенью взмыла вверх, создавая крыльями причудливые шуршащие звуки. Он весело проводил её взглядом и невольно насторожился, услышав быстрые шаги по дороге. В лесной тишине они отдавались гулко, как в туннеле. Виталик вгляделся: между стволами деревьев просматривались две фигуры, парня и девушки. Взявшись за руки, они изредка оглядывались и скорым шагом направлялись в сторону шоссе.

Звук мотора он разобрал не сразу. На дорогу из леса стремительно выехал джип и резко затормозил перед парочкой. Очевидно, и молодые люди не были готовы к такой встрече, поэтому еле успели отскочить в сторону. Тут же, без задержки, прозвучали выстрелы, которые привели Виталика в смятение, а потом – в ужас!

Девушка упала, как подкошенный колос, а парень сначала согнулся, затем натужно выпрямился. Тем временем из автомобиля выскочили трое, два грузных громилы и мужичок, невысокий, с взлохмаченной чёрной шевелюрой. Он поднял руку с пистолетом, намереваясь прицелиться парню прямо в голову. Тот же взревел медведем и бросился на чернявого. Его сопровождающие, находясь чуть в стороне, открыли пальбу в парня. Он же словно не обращал на них внимания, только подёргивался при каждом выстреле и делал своё дело – давил обидчика за шею.

Далее произошло ещё более невероятное! Чернявый вырвался и с криком, напомнившим предсмертный визг поросёнка, бросился в лес. За ним, с неестественной прытью, не оглядываясь, устремилось его сопровождение. Парень, в продырявленной, окровавленной курточке, не стал никого догонять. Покачиваясь, он поторопился к неподвижному телу девушки. Сел на корточки. Повернул её тело на спину, поправил голову и взял за руку…

Виталик вдруг осознал, что дрожит, а по лбу катятся капельки пота. В голове всё спуталось и смешалось. Перед глазами из всего увиденного настойчиво отображалась картина: стреляющие в упор громилы и неуязвимый для пуль парень!

В таком смятенном состоянии находился некоторое время. Затем в сознание упрямо проникла мысль: увиденное напоминает мистику, возможно, связанную с космическими силами! Что ещё могло возникнуть в голове человека, увлеченного космическими, спиритическими и аналогичного толка теориями и идеями?

Пока Виталик приходил в себя и пытался принять какое-то решение, Алексей с болью вглядывался в мертвенное лицо Леси. Виски сжало тисками, а на душу навалился камень. Он думал о том, что жизнь к нему всё-таки несправедлива. Только показалось, что должно что-то поменяться, наполниться чувством привязанности, любви, как вновь потеря… Он тёр лоб, горько вздыхал, вытирал повлажневшие глаза и пытался думать. Но голова была пуста до звона в ушах. Зато прежний крот стал пошевеливаться.

– Вам помочь? – встряхнул робкий голос.

Алексей поднялся на ноги и, сосредотачиваясь, окинул быстрым взглядом подошедшего паренька, напоминающего туриста. Он моргал глазами и выражал собой с одной стороны неуверенность, а с другой – проскакивала отчаянная решимость, будто человек настроился на подвиг со смертельным исходом.

– Уже нечем… – глухо выдавил Алексей.

– Я всё видел… Но надо что-то делать?

– Надо, надо! – заволновался Алексей.

Вид и голос подошедшего паренька были настолько располагающими, миролюбивыми, что он не смог сдержаться и вышвырнул из себя груз того, что подспудно давило:

– Этот мир, жестокий, безжалостный, алчный – меня начинает угнетать до последней клеточки мозга и доставать до отчаяния!… Леся… Добрая, красивая…

Слова терялись в потоке эмоций и неизъяснимой горечи. Алексей всё больше сознавал трагизм смерти. Он совершенно не думал о себе, почему опять остался жив, – душа плакала, страдала за жертвой бессмысленного насилия, за тот росток чувства, который растоптали и уничтожили.

– Что же делать?… – опустился он перед Лесей.

– У меня в рюкзаке есть подстилка… – начал, было, Виталик, как вдали послышался вой сирен.

Леденящие кровь звуки нарастали. Алексей встрепенулся. Молнией проскочила мысль, которая заставила поменять первоначальные планы – нести Лесино тело к трассе. Он понял, что Бараян вызвал своих, и в этой ситуации ничего хорошего ожидать не приходится. Бросив горестный взгляд на Лесю, он повернулся к настороженно прислушивающемуся пареньку и взял его за руку:

– Уходим…

Они поняли друг друга без лишних слов: вдвоём подняли тело Леси и, сгибаясь под тяжестью ноши, заторопились вглубь леса. Вскоре они могли только слышать звуки подъезжающих машин и уже ничего не видеть. Лес шумел верхушками сосен, словно горевал и сокрушался. А где-то впереди монотонно, озабоченно, с лёгким присвистом перекликались какие-то птички…

Глава 2

Солнце перевалило через зенит, пыль заметными крупинками висела в разогретом воздухе и назойливо лезла в лицо, когда Алексей с Виталиком зашли во двор Христи Лопуха. Художник кормил кобеля Яшку. Вначале его глаза оживлённо блеснули при виде Алексея, а потом потемнели: отсутствие Леси насторожило…

Алексей представил нового товарища и коротко, часто запинаясь, рассказал о том, что произошло в лесу. Христя слушал и мрачнел. Он непроизвольно покусывал кончик уса и хмурил густые брови. Такого поворота с Лесей он не мог представить даже в дурном сне. За последнее время художник привязался к девушке, даже слегка влюбился в неё и неосознанно ревновал ко всем. Где-то в глубине сознания копошились мечты, планы… Он ждал своего часа. И, вот, всё рухнуло…

– Где она? – откашлявшись, спросил он хрипло.

– Припрятали в заброшенном сарае… на околице… Надо схоронить, – с трудом говорил Алексей. – С милицией связываться опасно – засадят и не скривятся, сволочи.

– Да уж, Бараян теперь будет лютовать, эта натюрморда таких вещей не прощает. Попали мы в ситуацию, как кур во щи. Тут ещё дополнительная проблема с моим портретом толстозадого. Приходил, смотрел… Сказал, что за такую “мазню” не то, что платить – с меня взыщет. Досмотрелся, задница толстомясая!

Христя так эмоционально клял своего заказчика, так мастерски матерился, что, казалось, вмещал в эту злость всё, что накипело, всю горечь от смерти Леси. Вдруг он словно опомнился:

– Но ты-то, как выжил? Твоя куртка, как поганое решето, в котором просеивали каменные воробьиные яйца!

– Вот-вот, – заговорил и Виталик, который до этого только внимательно слушал беседу друзей. – Насколько я компетентен в вопросах астральных, космических… Подыми рубашку! – с горящим взором неожиданно попросил Виталик, резко оборвав свои рассуждения.

Алексей округлил глаза от такого напора, но вытащил из брюк рубашку и продемонстрировал части своего тела. Он и сам с интересом разглядывал смугловатую кожу, удивительно гладкую и чистую.

– Великолепно! – торжествующе разорвал возникшую паузу Виталик. – Где-то я ещё сомневался, думал, что у тебя сверхпрочный лёгкий бронежилет, а теперь убедился в своём интуитивном предположении – на тебя снизошли космические силы. Как ещё можно объяснить такую непробиваемость живого тела? Я поздравляю тебя!

Космолог-самоучка горячо схватил Алексея за руку и энергично её потряс. Христя не совсем понимал, о чём идёт речь:

– Вы хотите сказать, что на этой куртке и рубашке следы от пуль? – Христя озадаченно схватил зубами кончик уса и интенсивно, нервно стал его грызть. – А кровь откуда? На теле-то ни единой царапины…

– Пуля летит с такой скоростью, что кожа как-то реагирует, например, частичным разрывом мелких сосудов. Но, как видно, они совершенно не заметны, – принялся объяснять Виталик, – только мелкие пятнышки.

Художник наморщил лоб, впихнул в рот уже половину уса и частичку бороды.

– Чудеса… – вращал он глазами.

– Однако вернёмся на землю, – вздохнул Алексей. – Нужно похоронить Лесю, по-человечески.

– Родственники у неё есть? – переключился и Виталик, понимая трагизм ситуации.

– Есть… – тяжело выдохнул Христя. – Хотя она с ними в ссоре…

– Я готов помочь, – твёрдо взглянул Виталик на парней. – Понимаю, вам тяжело будет общаться с её родителями. Мне это проще…

На том и порешили. Христя созвонился с одним из своих друзей-художников, и на его автомобиле Лесю доставили к отцу и матери: они проживали в посёлке, что недалеко от города.

Управились к вечеру…

Эпизодически ночное небо расцвечивали следы падающих звёзд. А, может, это только казалось Алексею?

Пока Виталик утрясал скорбную ситуацию, объяснялся с родителями, они с Христей ждали у раскидистого клёна, что расположился в начале улицы. Здесь же удобно примостился “Москвич”, на котором приехали.

Молчали…

Даже собачий лай, который спонтанно возникал в разных частях посёлка, не отвлекал парней от невесёлых мыслей. Потерю Леси каждый переживал по-своему. Алексей не мог избавиться от образа мертвенно-неподвижной девушки и мысленно, в который раз, переживал те мгновения, когда они с Лесей уходили от виллы Бараяна. “Надо было идти лесом!” – сверлило запоздалое раскаяние. – “Почему умные мысли приходят так поздно? И, вообще, что я в своей жизни сделал полезного, достойного, разумного? Так – одна проблемная суета…”

А Христя обдумывал композицию картины, центром которой должна стать умершая красавица. Он перебирал варианты, как лучше её изобразить: в стеклянном сказочном склепе или среди цветов на лугу, или на роскошном королевском ложе?… То, что картина получится, не сомневался, поскольку представлял её уже ясно, живо, до мелких деталей.

Наконец показался тёмный силуэт Виталика, и парни засуетились. Подробности выспрашивать не стали: что можно было услышать приятного, хорошего? Ограничились общими для данной ситуации фразами и поехали к Христе. На перекрёстке отпустили автомобиль и к дому направились пешком. Прошли недолго: чёрная громадина автомобиля заставила всех сначала насторожиться, а потом замереть на месте…

– Знакомая железка… – прошептал Алексей. – Ошибки быть не должно – нас, вернее меня, ждут…

Они спрятались за угол и стали совещаться. Пришли к единогласному выводу: Бараян знает, где и у кого жила Леся, поэтому в покое не оставит и Христю. Алексея продолжат искать, наверняка…

– Предлагаю свою скромную комнатку в общежитии, как временное пристанище. У меня комната на двоих. Сосед убыл в Крым на отдых, поэтому…

– Пойдёт… – высказался Алексей и вопросительно глянул на Христю.

Тот согласно кивнул головой и привычно закусил ус. Из-за единственной двухэтажки, которая была когда-то детским садиком, показалась луна. Она матовым светом накрыла улицу, засеребрила краску автомобиля. В его салоне мелькнули тени, и ребята поспешили во тьму. Уже переулками добирались до ближайшей остановки трамвая.

Рассвет начинался хмуро. Слабый свет проникал сквозь порванные, серые от пыли занавески и навевал тоску. С такими безрадостными чувствами Алексей проснулся. Место ему выделили на полу между кроватями, на которых посапывали Виталик и Христя. Подстелили латанный, в ржавых пятнах старый матрац. Бока у парня слегка ныли: всё же подстилка оказалась тонковатой и наличие пола ощущалось. Он осмотрелся, потянулся, заложил руки за голову и прикрыл глаза…

Придя поздним вечером, друзья наскоро собрали скромный ужин с чаем и засиделись допоздна. События последнего дня, в которых смешались смерть Леси и загадочное “выживание” Алексея, взволновали и взбудоражили всех. К тому же, нужно было определиться, что делать дальше. Угроза со стороны начальника милиции, которому “закон не писан”, как выразился Христя, была более чем реальна. Даже Виталик, как свидетель преступления, не мог надеяться на безопасность.

К этому времени паренёк освоился и органично влился в маленькую мужскую компанию. Он первым высказал оригинальное предложение – уехать в деревню.

– Там нас никто не найдёт! – светились азартом его глаза. – А деревня необычная…

И он долго и красочно расписывал прелести запредельных, космических “шалостей”.

Алексей усмехнулся:

– Откуда тебе известны такие подробности? Может, там всё по-другому.

– Душа моя чует, да и разыскал я кое-какие статьи в прессе: в областной библиотеке просидел не один день…

Христя больше молчал, отделываясь небольшими репликами. Какая-то мысль точила его. Наконец он выбрал момент, оставил свой ус в покое и степенно сказал:

– Идея неплохая… Меня же заинтересовали мистические способности нашего общего дружбана Алёши Поповича… В тебя действительно стреляли? Это не побрехушки? – стал уточнять он.

Алексей задумался: он никак не мог отвлечься от чувства вины перед Лесей, от тягостного ощущения потери. Вопросы Христи воспринимал с трудом. Всё же напрягся и вдруг подумал: “Действительно, ведь в меня стреляли!”

– Стреляли… Вообще, должен признаться, ребята, со мной в последнее время творятся необъяснимые вещи. Иногда кажется, что они происходят не со мною. Однако факты говорят сами за себя. Вот, смотрите…

Алексей снял рубашку, брюки и стал демонстрировать недоумевающим товарищам своё тело.

– Совсем недавно у меня не было таких крепких, мускулистых рук и ног. Такое ощущение, что когда они отрезались, отрывались, на их месте появлялись новые, более совершенные.

– Я же говорил – космос! – вновь загорелся Виталик. – С такими способностями…

В этом месте начинающий магистр аномальных наук даже захлебнулся от восторга. Его поддержал Христя. Художник затеребил бороду, закрутил левой рукой ус:

– Тогда надобно обмозговать, как с пользой воспользоваться твоим божьим или космическим даром. Тут же можно деньги грести лопатой, ежели по уму…

– Деньги?… Это тривиально… – насупился Виталик, но Алексей, заправляя рубаху, перебил:

– Как будет потом, я не знаю, не о том душа болит. Сейчас нужно наказать этого мента… Бараяна.

После этого предложения разгорелся спор, поскольку Виталик был против всякой мести.

– Сколько я ни читал классиков философии, психологии, чёрной и белой магии, везде проходит конечная мысль – всякая месть возвращается. Пусть не сразу, позже, кстати, в самый неподходящий момент, но возвращается, – сделал он ударение на последнем слове. – Предлагаю, не терять времени и уехать от греха подальше в ту самую аномальную деревеньку. Возможно, то, что творится вокруг неё, связано с космосом. И здесь Алексей, который тоже имеет – я в этом уверен на все сто – такую же связь, окажется кстати. Мы можем выйти на такие вещи, что…

Спорили долго… Наконец, согласились с доводами неординарного Виталика. Ещё некоторое время обговаривали детали предстоящей поездки. Так, Христя решил “проникнуть” в свой дом и взять краски и натюрморт: он, не откладывая, собирался начать задуманную картину. Деревенская природа и тишина должны будут поспособствовать творческому процессу…

В окно заглянула луна, прошлась холодом по комнате и снова спряталась за маленькое облачко, напомнив, что наступила глубокая ночь. Парни легли спать с разными чувствами и ощущениями, но все понимали – их ждут перемены. Каждого будоражил вопрос – что там впереди?…

Глава 3

“На дальней станции сойду…”, – вспомнились Алексею слова популярной в прошлом песни: они вышли из электрички на маленьком полустанке. Новоявленных искателей приключений встретила тишина, густая посадка вдоль крутой железнодорожной насыпи и странного вида мужчина, одиноко стоявший в стороне. Электричка пронзительно свистнула, обдала горячим воздухом из-под колёс, стремительно набрала скорость и исчезла за поворотом, который чётко обозначали старые высокие деревья.

Пока парни примерялись к своим сумкам, вопросительно оглядывались, выискивая хоть какую-нибудь дорожку в густой траве, мужичок хитро скривился, откашлялся и прокричал издали:

– Бог в помощь, мальцы! Далеко собрались? Отседова до ближайшей деревни полдня пешего ходу… Ежели сговоримся на литрушку, могу подмогти. У меня, единственного в округе, есть свой, правда тягловый, транспорт…

Мужичок сыпал словами и при этом продолжал хитро щуриться. Странным, кроме заросшего пёстрой щетиной лица, в нём была одежда: замусоленная до блеска фуфайка и резиновые сапоги, в которые были вправлены брюки типа галифе. Для начала июня такая “экипировка” навевала вопросы: то ли человек “не в себе”, то ли в данной местности ещё не лето. Однако солнце пригревало, и травы зеленели, причудливо украшаясь полевыми цветами. Жужжали, пищали, стрекотали самые различные насекомые, перекликались и гонялись друг за дружкой стайки птиц.

Христя разглядывал нетронутую природную красоту, глубоко вдыхал ароматный воздух, который не портила даже пригарь, исходящая от шпал и рельс, и улыбался, забыв про кончики своих усов.

– Нам бы в Евсеевку! – откликнулся Алексей.

Мужичок даже крякнул от удовлетворения.

– Я так и скумекал. В энтую Евсеевку в последнее время зачастила городская молодёжь. Приключениев ищут. Да не всегда оные кончаются во благо…

По лицу крестьянина пробежала теневая судорога и тут же сменилась на хитроватый прищур.

– И вы туда же, али в гости к кому?

– Мы с научными целями, – подключился Виталик. – Говорят, у вас НЛО наведываются и всякие аномальные штучки проявляются…

Ребята уже подошли к говорливому селянину и разглядывали его вблизи.

– Ну-ну… усмехнулся тот и многозначительно продолжил. – Творится там, в Евсеевке, разное… Так уговорились?

– Будет вам литруха, будет… – улыбнулся Алексей. – Где ваша тягловая сила?

– За посадкой она. Прошу… – указал мужичок на еле заметную тропку, петляющую между деревьями.

Пока шли, познакомились. Крестьянин назвался Кирьяном. Проживал в деревеньке Приполье, что в десяти километрах от Евсеевки. На полустанок под электричку приехал скупиться у проводников, и подработать на извозе. На вопрос, не жарко ли в такой одежде, пояснил:

– Старый я… За девяносто ужо… Кровушка уже не так бегает по жилам, оттого мёрзну даже летом…

– А литрушка для сугреву? – слукавил Алексей. – В такие-то годы?

– Не… эт для моих племянников-помощников, – вдруг смутился дедок.

Парни всё же подивились и выразили своё почтение Кирьяну, которому на вид можно было дать под шестьдесят не более, даже морщины не особо проглядывались.

– Пчеловод я, потому и долго живу, и вид имею омоложенный…

– Нет, – засуетился Виталик, – одними пчёлами тут не объяснишь – в округе у вас аномалия, одним словом.

– Как вам угодно, – согласился Кирьян.

Ребята сложили вещи в короб телеги, дно который было устелено сеном, и уселись по краям, свесив ноги.

– Но-о, пошла родимая!

Ухоженная пегая лошадь фыркнула недовольно, натянула поводья и бодро покатила телегу по заросшей мелким разнотравьем ровной дороге. Вокруг стеной стояли златоглавые подсолнухи, пели птицы, и веяло освежающим ветерком. Над полем молчаливо-грозно парил коршун, где-то пронзительно кричала птица.

– Значит, молодёжь сюда едет, – стал уточнять Виталик. – А что случалось “не во благо”? – напомнил он Кирьяну его обмолвку. – Дорога длинная, проясните, если можно.

Наслаждаясь открывшимся сельским пейзажем, парни с неподдельным вниманием слушали Кирьяна. Если Алексея с Христей рассказ пчеловода-долгожителя настораживал, то Виталика только воодушевлял.

Евсеевка относилась к деревням, которые ещё в советские времена были исключены из государственного реестра. По всем отчётам районных властей жителей там не осталось. Но нашёлся упёртый мужик, не старый ещё, по имени Евсей, который так припал к этим местам, что готов был терпеть все лишения первобытного существования: без электричества, телевизора, почты, больницы, – лишь бы на родине остаться.

– Монах-отшельник, да и только! – Крутил головой Кирьян. – За ним потянулись ещё двое стариков. Сколь ни отговаривали их и сельчане, и председатель колхоза, сам секретарь районный приезжал! Ничего не подействовало. Постепенно смирилось начальство… Прошло время, подоспела перестройка… Тут и попёрла чудасия. Началось с поля, что аккурат напротив развалюхи Евсея. В ту ночь небо было особенно звёздным, как он потом сказывал. Потом будто зарницы сверкали особенно ярко, а на утро вывел свою козу Моську пастись и видит: посреди поля огромный выжженный круг! Да ровный, будто специально начертанный. Во! Евсей перепугался: мыслишка появилась, что кто-то решил его выжить отседова.

Дальше – хужей. За полем пестрит лесок, скорее, подлесок берёзовый на бугре. Во время войны, сам был свидетель, там долго шли бои: какая никакая, а высотка! – важно отметил Кирьян. – Оружия, снарядов пооставалось там во множестве. На моей памяти не раз приезжали сапёры и вывозили машиной энтот металлолом. И всё ж разный народ, в том числе и детишки из округи, баловали в том лесочке: оружие искали. Одначе, никто, в смысле, чтобы подорваться, не пострадал. Вояки, видать, поработали на совесть. И, вот, теперь…

Дорога неожиданно пошла круто вниз, в яр, на дне которого среди кустов молодого ивняка журчал ручеёк. Кирьян прервал рассказ, так как лошадь остановилась, наклонила голову и стала пить воду. Парни терпеливо ждали продолжения, и Кирьян не обманул их. Когда выехали на верх, он оглянулся на своих спутников, сверкнул глазом и вновь прищурился, только грозно:

– Подрывы начались! Люди стали пропадать!

У парней от этих слов округлились глаза, а Алексей почувствовал уже знакомое тягостное волнение, как тогда, перед прыжком под колёса поезда.

– Опять приезжали военные, облазили на карачках с миноискателями каждый клапоть земли. В энтот раз ничего не нашли. На всякий случай вырыли вокруг канаву и поставили таблички, вроде: “Стоять! Ход запрещён! Опасно для жизни!” И тогда стали наведываться приезжие: корреспонденты всякие, и мужики солидные, с бородами, как у Менделеева, и помоложе, и совсем юная поросль. А одна молодая парочка даже поселилась в сохранившемся сарае. Подремонтировали его, печь соорудили. Сказывают, изучают они евсеевские чудасии… А, вот, и она, Евсеевка непутёвая! – Вскрикнул возница, когда сквозь заросли проглянули крыши нескольких то ли домов, то ли сараев. – Гостевать вам придётся у Евсеея. Мужик он спокойный, правильный. Для гостей пристройку к дому соорудил. Летом в ней жить можно, а зимой…

Кирьян не договорил, так как въехали на дорогу, больше напоминающую протоптанную дорожку, и остановились у калитки. Она выделялась свежими досками на фоне невзрачного, потрескавшегося и почерневшего от времени забора. Тут же под старой черёмухой приткнулись лавочка и столик. Они поблескивали на солнце своими отполированными досками, как бы говоря, что ими часто пользовались.

Во дворе залаяла собака, залаяла незлобно, но настойчиво, извещая хозяина о посторонних. Пока ребята выгружались, разглядывали местность и постройки, навевающие мысли о глубокой древности, появился хозяин. Он возник из двора тихо, словно тень. Морщинистое, тёмное от вечного загара лицо, излучало спокойствие и внутреннюю сосредоточенность. Одет был традиционно по-крестьянски: серая рубаха на выпуск, обвисшие на коленях затёртые суконные штаны и галоши на ногах. За ним увязалась собачка. Она уже не гавкала, а приветливо махала хвостиком, бойко вертела головой и подчёркнуто облизывалась.

Обменялись приветствиями, познакомились. Евсей не удивился, что парни прибыли в эту глухомань знакомиться с таинственными явлениями. Скорее – обрадовался, что было видно по приветливым огонькам, мелькнувшим в его удивительно чистых глазах. Для старика-отшельника это была нечастая возможность пообщаться с людьми, тем более городскими. Поэтому он не стал их, в отличие от Кирьяна, пугать с порога, а пригласил в дом. На прощание Кирьян опять хитро прищурился, озабоченно повертел головой и, умело развернув лошадь с телегой, гикнул и укатил восвояси.

В доме, как и во дворе, было чисто и ухоженно.

– Тружусь целыми днями, – пояснил Евсей. – По-другому жить не могу. Молюсь ещё… – указал он на большую икону, украшенную расшитым полотенцем, помещённую традиционно в углу кухни. Впрочем, как потом разглядели гости, иконы висели на стенах и углах во всех комнатах, даже в чулане.

Евсей усадил ребят на лавках за широким столом и заходился разогревать чай на керосиновом примусе. За хлопотами не забывал задавать вопросы на самые разные темы: от цен на хлеб, курса доллара, до возможной ядерной войны с американцами.

– К тому, что творится у нас, могут и америкашки быть примешаны, – пояснял он интерес к войне. – А что? Проводят на нас опыты, как на кроликах. Рвётся, вон, на высотке, а от чего – понять не могут даже учёные головы: немало приезжало таких.

Далее он пересказал то, что уже слышали от Кирьяна.

– Говорят, – в паузе спросил Алексей, – у вас поселились молодожёны?

– Есть такие, – утвердительно кивнул Евсей, разливая чай в деревянные ковшики, – Петро и Галя с Украины. Непростые они: о себе ничего не рассказывают, а больше спрашивают. Но работящие: сарай под дом приспособили, держат огород, курочек, козочку… Ходят кругом деревни, возле высотки крутятся. Должно по делам, а может из любопытства… Кто их знает…

К чаю Евсей подал банку с земляничным вареньем. Начали пить, и разговор несколько сник. Алексей выглядел озабоченным, хмурым: на него опять нахлынули воспоминания – никак не мог избавиться от образа Леси, от ощущения её смерти. Гнетущая тяжесть не проходила…

Христя обдумывал, как бы пройтись по округе в поисках места для мольберта: и чтобы пейзаж был хороший, и ничего не отвлекало. Когда художник загорался идеей новой картины, он начинал испытывать тот творческий зуд, который довлел над всеми чувствами.

И только Виталик с открытым ртом ловил взгляд и каждое слово старика. В его голове роем крутились планы: хотелось устроить наблюдение, особенно ночью, за странной высоткой; поговорить с Петром; а, главное, созревала мысль, как использовать способности Алексея… От горячих идей паренёк ёрзал на лавке, как на углях.

После короткого завтрака, Евсей показал им пристройку для проживания. Помещение вполне подходило для ночлега в летнее время. На душистом сене были раскиданы плотные цветастые покрывала и кожухи, которые, как пояснил хозяин: “будут за одеяла”.

– А столоваться будете в доме, со мной.

– Очень даже удобно и практично! – восхитился Виталик. – Спать не сене… Всегда мечтал.

– Да уж… – поддержал Христя и уточнил. – А мыши, крысы?

– Летом они в поле, – обнадёжил Евсей. – Да и кошек у меня целый выводок.

– Кошки – прекрасные существа… – вышел из задумчивости Алексей.

– Как без них, – пожал плечами Евсей. – Так что располагайтесь смело, – кивнул ребятам и отправился по своим делам: на том первоначальное ознакомление с условия проживания закончилось.

Осмотрев оригинальное, во всяком случае, для городского человека, место ночлега, вдохнув пьянящий аромат сушёных трав, Алексей почувствовал себя увереннее: боль утраты отступала, притуплялась. Прошлое вдруг показалось далёким, нереальным, выдуманным…

Глава 4

Усталость сказалась – парни спали беспробудно до “вторых” лучей солнца. Сыграли своё и чудные, свойственные только сенникам, запахи, которые действовали как снотворное. Даже петух, который трудился “будильником” ещё до восхода, не смог разбередить сонное царство. Всё же первым зашевелился Виталик. Он посмотрел на сладко сопящих товарищей, не стал их будить, вылез из-под пахнущего шерстью кожуха и потихоньку вышел во двор.

Знакомый кобелёк Буш, названный в честь американского президента за своё умение “беззлобно брехать”, появился немедленно и умиленно заскулил. Виталик побаловался с безобидным животным и пошёл искать воду.

Над землёй висел лёгкий туман. Солнце ярко-красным шаром уже выкатывалось из-за деревьев, укорачивая тени и разгоняя ночную прохладу. Виталик скоро промыл глаза в ведре с колодезной водой, поприседал и с удовольствием огляделся: его переполняло ожидание чуда и как результат – желание быстрее подкрепиться и отправиться к заветной высотке. Что там делать и как себя вести со строптивым местом, ещё не знал. Однако мысли вертелись, жужжали и обжигали огнём нетерпения сердце и душу мистика.

Громче засвистели синички, загалдели воробьи, а ласточки стремительно зачастили чёрными крестиками над крышами сараев – утро ускорялось в своей неутомимой поступи.

Евсей, зная особенности городских жителей, не стал их рано тревожить и привычно занимался своими заботами: вывел коз на пастбище, покормил кур и Буша, заходился косить траву за огородом…

Виталик, не найдя хозяина, проявил самостоятельность и приготовил завтрак из продуктов, которые парни привезли с собой. Когда закипел чайник, на кухню заглянули Алексей и Христя.

– Чувство времени у вас, господа, присутствует, – светился довольством Виталик, колдуя с заваркой. – Доедим наши городские харчи, чтобы не пропали, и займёмся непосредственным делом.

– Не сгори от переизбытка эмоций, уважаемый, – усмехнулся Христя.

Его поддержал Алексей:

– Места тут небезопасные, так что радоваться рано.

– Но на лучшее надеяться нужно всегда, – парировал Виталик, жестом приглашая друзей к столу. – Я верю в способности нашего Алексея…

– Смогу ли? – театрально вздохнул Алексей, удобнее усаживаясь за столом.

За разговором, перемежаемым шутками и серьёзными предположениями и выводами, они опустошили свои запасы. В целом, настроение царило приподнятое. Перемена обстановки, патриархальность деревеньки, девственность окружающей природы для каждого вносили свою окраску романтического ощущения действительности.

Из двора компанию провожал Буш: хозяин по-прежнему отсутствовал. Кобелёк, выпрыгнув за калитку, благостно вилял хвостом и преданно заглядывал в глаза Алексея, который перед этим отдал ему последний кусочек масленой сардины. Солнце спряталось за белесое облако, подул назойливый ветерок, балуясь верхушками деревьев, и с поля донеслось блеяние козы.

Хотя Виталик рвался к высотке, но Алексей предложил не спешить и пройтись по хутору.

– Правильно, – поддержал его Христя, – осмотрим-ка здешние достопримечательности. Может, что интересное высмотрим…

Ожидания художника сбылись почти сразу – не прошли и сотни шагов, как из-за стены зарослей дикой вишни, у чёрного забора, окаймляющего приземистый сарай с неестественно высокой печной трубой, показалась девичья фигура. Волосы пушились на ветру и казались золотистыми под лучами выглянувшего солнца. Она щурилась, поправляла причёску, и этот жест был настолько женственным, материнским, что у Алексея кольнуло в сердце и показалось, будто он уже видел и это движение, и эту девушку.

Христя не смог сдержать улыбки:

– Какое видение! Так и просится на полотно.

– Вот и займись, – поддержал Алексей.

У Виталика был свой интерес:

– А для меня она источник информации, потому как женщина должна быть замужняя, а, значит, серьёзная.

Она действительно оказалась серьёзной. Когда подошли ближе, на них с настороженным любопытством взглянули тёмно-коричневые глаза. Вблизи девушки выглядела буднично, возможно, из-за простой одежды. Но, если приглядеться пристальнее, становилась заметным своеобразная красота, которую можно встретить на юге Украины. За века здесь смешались женские типы разных народов, создав причудливую смесь.

Округлый овал лица можно найти в юртах азиатских кочевников, чёрные полоски бровей – под паранджой во дворцах Стамбула, а волосы цвета осени – в северных скандинавских городках. Чуть раскосые глаза с мелкими ресницами и тёмно-коричневыми зрачками навевали что-то монгольское.

Компания вежливо поздоровалась. Алексей испытывал непонятное смущение, отчего отводил глаза в сторону. Как более опытный в общении со слабым полом (Виталик пока собирался с мыслями), беседу начал Христя. То, что это Галя, сомнений у него не вызывало.

– Мы ещё только подъезжали по рельсам к этим романтическим местам, а уже прослышали о замечательной украинской дивчине Гале. Я хоть и не родственник господа нашего, но именуюсь по-христиански просто – Христей. Это мои други…

Галя улыбнулась кончиками губ, подала ручку каждому и ответила вначале по-украински:

– Мы тэж не Боги, алэ кой що прозналы, – и продолжила с лёгким акцентом на русском. – Приехали развеяться от городской пыли и пощекотать нервы? Или убежали от проблем? А?…

– Удивительная проницательность, – неподдельно восхитился художник. – Если вы подскажите – а то мы запамятовали – эти, наши, проблемы, то я… поцелую вашу милую ручку.

Галя изогнула брови и, не мешкая, изящно протянула парню руку:

– Цилуй! Цэ не лучшее место для отсидки. Кому нужно, вас и тут знайдуть, а для жизни… рискованно.

Лопух, пока прикасался губами к девичьим пальчикам, передёрнулся, переваривая её догадки и пожелания. Тем временем за забором показалась высокая мужская фигура. Мужчина неопределённых лет, выглядевший старше Гали, направился было к калитке, но замешкался. Виталик оживился:

– А, вот, и Петро, если имя не перепутал…

Галя отдёрнула руку, быстро обернулась, увидела, что супруг ещё во дворе, и негромко сказала:

– Не задерживайтесь тут…

Хотела ещё что-то добавить, но встретилась со взглядом Алексея. Глаза её вспыхнули и тут же погасли. Она резко развернулась и поспешила навстречу выглянувшему из калитки мужу. Петро остался в проёме: парням только кивнул и напряжённо ждал супругу. Потом они обменялись короткими фразами и вместе удалились во двор…

– Негусто с информацией, – прокомментировал Алексей. – И гонят нас отсюда.

– Значит нужно оставаться, – заволновался Виталик. – Я так и думал, непростое это место.

– Да… – разочарованно протянул Христя. – Такая молодая и так много знает: кто, чего и как.

– А что, друзья-товарищи, мне почему-то здесь начинает нравиться, – вдруг повеселел Алексей. – И сам не пойму, но… нравится.

– Бабёнка приглянулась? – слукавил Христя. – Так у неё охрана не хилая, не хуже Корсара!

– И девушка понравилась, и воздух… – серьёзно ответил Алексей.

– А у меня идея! – вновь заполыхал Виталик. – Идея – как начать исследовать высотку.

– Кому просо, а свинье грязь. Идёмте… – тряхнул бородой Христя и закусил левый кончик уса.

Так, переговариваясь, друзья подошли к полю.

Место, где был обнаружен выжженный круг, успело зарасти сурепкой. Именно, благодаря этому сорняку круг, выведенный полосой шириной в несколько метров, проглядывался вполне отчётливо на фоне подсолнухов. Парни не стали подходить близко, чтобы издали разглядеть “чудо”. Стояли молча…

Алексей хмурил брови и прислушивался к себе. Иногда ему казалось, что в голове суетится “крот”. После чудесных “самоисцелений”, он стал внимательнее относиться к себе. Что ещё выкинет его, вышедший за пределы понимания, организм, мозг?… Эти вопросы подспудно волновали, интриговали. Ощущение, что он коренным образом изменился, постепенно наполняло всё естество. А эта странная деревенька-хуторок только усиливала, обостряла новое состояние.