Канифоль

Глава 1

– Черт, черт, черт, – я нервно проверила время на часах телефона. Да, все верно, до начала осталось минут двадцать, а я еще в трех кварталах от места проведения прослушивания в самый престижный оркестр в этом округе. Во всем городе было множество луж. Не обращая внимания на промокшую обувь, я бежала по жидким зеркалам, неминуемо опаздывая на прослушивание. Сегодня в Лоренцо выдался на удивление солнечный день, хотя наш город называют «Городом дождей», а его жителей, следовательно, дети дождя. Только меня не совсем можно причислить к детям этого города. Приезжая, которая решила попытать счастье в далекой стороне от собственного дома. Купить счастливый билет в будущее, если можно, так сказать. Вот она моя характеристика. Наверное, я навсегда останусь здесь чужой. Еще один квартал, и я на месте. До начала прослушивания считанные минуты, а мне еще так далеко. Выжимаю из своих ног все что возможно, они уже ноют. Ничего выдержу, и не такое бывало. Вот наконец и это здание. Влетаю точно вихрь. Представляю, какой у меня вид: растрепанные волосы, слегка покрасневшие щеки, от прилива крови из-за быстрой ходьбы, сбившиеся дыхание, растерянный, испуганный взгляд.

– Прослушивание еще не началось? Женщина в возрасте, скорее всего вахтерша, скептически осмотрела меня с ног до головы. Похоже она совсем не понимала, каким это ветром меня сюда занесло, но я точно знала, что мне сюда. Спустив очки на нос и медленно открыла какую-то толстую, затрепанную тетрадь. Она наслюнявила свой палец, старая привычка, которая сохранилась только у пожилых людей прошлого века, перелистнула пару страниц и снова подняла на меня полные презрения глаза. Мое сердце упало куда-то в пятки, а что если я все-таки перепутала и прослушивание в другом здании? А может в другой день? Множество вопросов кружились в моей голове, словно рой пчел, который невозможно уже было остановить.

– Повторите, куда Вам? – я сфокусировала свой взгляд на женщине, секунду обдумывая, что именно она у меня спрашивает.

– Прослушивание, в симфонический оркестр. Это же здесь? – я нервно поправила лямку чехла от скрипки.

– А, прослушивание в оркестр? Так бы сразу и говорили! А то прослушивание, прослушивание, мало ли сколько происходит прослушиваний! Вам на третий этаж, девушка, – кивнув, в знак благодарности, я отправилась на третий этаж.

– Идет Карл Эндлер, следующая Мэри Крейн, – объявили по громкоговорителю. В сером коридоре было душно до невозможности. Я слегка ослабила шарф на шее. Не полегчало. Сидя в коридоре, в моей голове возникал лишь один вопрос: «Зачем я здесь?». Но ответ приходил незамедлительно: «Это все ради тебя и твоей семьи». Уже около трех часов сидя здесь надежда на то, что я пройду в оркестр таяла прямо на глазах. Хотелось встать и уйти, забыть все это как страшный сон и больше об этом не думать.

– Мэри Крейн просим зайти в аудиторию. Готовится Джон Винс, – подхватив папки, что лежали у меня на коленях, я направилась к кабинету. Ноги стали ватными, а руки слегка дрожали. В шаге от двери на секунду остановилась. Я боялась, что может ждать меня там. А что если у меня не получится? Что если я провалюсь? Что тогда? Глубокий вдох и медленный выдох. Ты готовилась к этому годами, все должно получится, нужно просто поверить в себя. Сказать легче, чем сделать. Я положила ладонь на ручку двери. Легкое дуновение ветерка принесло с собой запах мужского одеколона. Настолько родной, что сложно спутать с другим. Он был мне знаком до оскомины и как когда-то давно вскружил мне голову. Осмотревшись по сторонам в пустом коридоре, понимала, идея, что он может быть здесь из области фантастики и, наверное, у меня галлюцинация. Но еще раз глубоко вздохнула и, как и когда-то давно, аромат влился в мое тело с чувством уверенности. Даже спустя столько лет его действие на меня не изменилось. Теперь я стала более уверена в своих действиях. Повернув ручку, вошла в аудиторию, оставив все страхи позади. Солнце, ослепляя, било прямо в глаза. Панорамные окна позади комиссии, открывали прекрасный вид на мир по ту сторону стекла. Могучее, зеленое раскидистое дерево от порывов ветра било своими ветками в окна, напоминая ритм из «Болеро» Равеля, птицы, что сидели на ветках беззаботно щебетали между собой, перескакивая с ветки на ветку. В этом ярком потоке солнечного света, я с трудом нашла стол с жюри, которые отбирали людей для работы в оркестр. Первое испытание – показ своих виртуозных способностей – я прошла с блеском. Сто баллов из ста возможных. Теперь осталась только бумажная проверка, и, кажется, что волноваться не о чем. Но таких как я «стобальников» было предостаточно. Подойдя к столу, я села перед ними.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил один из мужчин. Ему было слегка за пятьдесят. Некогда черные густые волосы тронула легкая седина, на затылке была видна лысина, руки, с длинными, ухоженными ногтями, какие не встретишь у современной молодежи, паутинки морщин, что тянулись вокруг глаз, говорящие о том, как раньше человек много улыбался в своей жизни. Он был приятен взору, но голос казался слегка грубоватым и жестковатым.

– Мэри Крейн, скрипка, – отчеканила я. Голос никогда не выдавал моего волнения и сейчас он тоже не подвел.

– Учились у Брауна? – смотря на меня поверх своих очков, спросил мужчина. Я кивнула. Нет смысла распространяться, фамилия преподавателя говорит сама за себя, – У меня вопросов нет, а у вас коллеги? Я обвела взглядом оставшуюся комиссию, ожидая вопросов. Парень, лет тридцати, это был дирижер, взял мое резюме, пробежался по нему глазами и посмотрел на меня.

– У меня не каких, – он закрыл папку и протянул её мне. Поднялся со стула, я в точности повторила его движение, – Поздравляю вы приняты. Ждите всю информацию на стенде, – он протянул руку для рукопожатия, улыбаясь мне во все свои тридцать два. Я неуверенно её пожала. Ноги подкашивались, сердце ушло в пятки. Промямлив слова благодарности, я поспешила покинуть кабинет. Как только я оказалась за дверями кабинета, осознала, в каком на самом деле была напряжении. Мои руки дрожали мелкой дрожью, а ноги стали ватными. Я осела на близ стоящий стул. Я прошла. Меня пробирало на смех. Со стороны, наверное, казалась сумасшедшей, но сейчас меня это не волновало. Я прошла в самый престижный оркестр округа, и моя мечта исполнилась. На следующий день, погода стояла паршивая, целый день не прекращался дождь, который лил как из ведра. Поймав такси, я отправилась в здание, где происходил отбор. Как и обещал дирижёр, на стенде были вывешены график репетиций и списки прошедших. Найдя свою фамилию в списках, где я значилась концертмейстером группы первых скрипок, мое сердце наполнилось счастьем. Моя мечта исполнилась. И снова этот запах одеколона, словно из далекого забытого прошлого. Но это было невозможно. Я осмотрелась по сторонам, пробираясь сквозь толпу тех, кто прошёл, пыталась найти обладателя этого аромата. Но все было тщетно. Его нигде не было. Не могло было быть. Хотя? И тут у меня закралась мысль, о которой я даже боялась подумать, но повинуясь секундному порыву, растолкала локтями толпу и снова пробралась к спискам. Найдя группу «Виолончель», я замерла. Все звуки вокруг словно отключили, меня толкали, оттаскивая от стенда, но в эту секунду мир перестал для меня существовать. Мне на секунду показалось что я перестала дышать. Толпа уже давно оттеснила меня от стенда и начинала потихоньку расходиться. А я все также и стояла как вкопанная. Люди начинали знакомиться друг с другом, обговаривать детали репетиций, но только я все также стояла на месте. Когда толпа полностью разошлась, немного пришла в себя и снова подошла к стенду.

– Этого не может быть, – прошептала я, прикрывая рот рукой от испуга. Первым номером в группе «Виолончель» значилась его фамилия, фамилия того, кто когда-то давно превращал мое сердце в трепетную птичку, пойманную сильными, но нежными руками. Я не верила, что мы ещё хоть когда-либо с ним встретимся.

Надеялась встретиться? Да.

Хотела ли? Нет.

Слишком многое было пережито много лет назад, и я пыталась стереть его из своей памяти, из своей жизни слишком долгое время. И тут я вижу его фамилию в списке прошедших. Да, у судьбы еще то чувство юмора. Нет, то, что он прошёл не было для меня каким-то там сюрпризом, я всегда восхищалась, как он играет, и он должен был пройти именно в этот оркестр, самый престижный в стране, но не думала, что мы будем там вместе. Представив примерную рассадку людей, поняла, что мы будем сидеть напротив друг друга. Выругавшись про себя, я до сих пор не верила, что судьба сможет сыграть со мной такую злую шутку. Но вот скажите, за какие грехи мне это досталось? Сейчас погода за окном в точности передавало мое настроение. Выйдя на улицу под проливной дождь, я направилась в сторону моего дома, даже не удосужившись открыть зонт. Мне было на столько плевать. Радостный день того, что я прошла в этот оркестр, что исполнила свою мечту, омрачилась всего лишь одной единственной фамилией. Его фамилией. Я даже уехала за много сотен миль от него, но все равно наши пути пересеклись здесь. Я шла по мокрым улицам города. Настроение было хуже некуда. Я уже изрядно промокла и меня начинало трясти от холода, но я не замечала этого и все также упорно шла пешком. Плевать, что заболею. Сейчас мне хотелось просто исчезнуть. До дома я добралась только ближе к вечеру. Даже не раздеваясь, просто рухнула на диван и забылась глубоким сном.

Утро не принесло облегчение. Дрожа от холода, долго соображала, где я и что произошло. Солнце спряталось за тяжёлыми серыми тучами и даже не собиралось выходить.

– Я бы сейчас с удовольствием также спряталась, – промямлила я. Встав с дивана, поняла, что он был безнадежно испорчен. От мокрой одежды остались разводы полностью повторяющие изгибы моего тела. Все также не переодевшись, отправилась в ванну. Посмотрев в зеркало, с трудом узнала в девушке в отражении себя. От вчерашней счастливой «меня» не осталось и следа: тушь размазалась, превратившись в чёрные круги под глазами; тот блеск, который когда-то был в моих глазах потух, они выцвели и из ясно голубых превратились в серые, пасмурные. Я услышала звук уведомления на телефоне. Пришла смс-ка с напоминанием, что сегодня вечером будет репетиция оркестра. Я снова посмотрела на себя. Сняв наконец мокрую одежду и, кинув её в корзину для белья, встала под горячие струи душа. Я пыталась смыть все то, что произошло со мной вчера, буквально оттирала с себя весь вчерашний день, но вот только можно смыть все плохое с наружи, но кто смоет то, что находится внутри? Душ не смог облегчить мои мысли, пройдя в кухню, я заварила себе чёрный крепкий кофе и попыталась заставить съесть себя хотя бы что-нибудь, но каждый кусок вставал поперёк горла. Ничего не хотелось делать, хотелось просто исчезнуть, провалится сквозь землю. Неужели я позволю разрушить ему свою жизнь, как когда-то давно? Неужели позволю ему снова взять над собой контроль? Неужели позволю снова разбить себе сердце? Нет. Больше никогда, я не позволю ему портить свою жизнь. Допив остывший кофе, пошла собираться. Пересмотрев все свои наряды решила, что не буду особо наряжаться, это же все-таки не праздник там какой-то, а простая репетиция. Достав чёрные брюки, в тон пиджак и белую блузку, отправилась причесываться. Собрала волосы в пучок, а выбившиеся пряди накрутила, сделав лёгкий макияж, осталась довольна своей работой. От пережитой ночи и прошлого дня не осталось и следа. Правда глаза, они до сих пор оставались грустными и, даже улыбнувшись, они не улыбнулись со мной вместе. Не думаю, что кто-нибудь заметит. Обычно, люди слепы к таким вещам. Достав из аптечки таблетку от простуды, разжевала её на ходу, даже не запив. Одевшись, и прихватив зонтик, я решила, что до места репетиции можно прогуляться пешком, тем более это находилось в паре кварталов от дома. Идя по улицам города, я наблюдала за прохожими. Рядом со мной люди куда-то спешили, мне же спешить было некуда и можно было позволить себе маленькую прогулку. На одно мгновенье, я почувствовала себя словно в огромном живом муравейнике. Наконец дойдя до места репетиции и посмотрев на часы, увидела, что до начала репетиции ещё час. Хмыкнув, я решила, что смогу позаниматься перед оркестром. На входе сидел охранник, но он даже не взглянул в мою сторону, словно привык к таким постояльцам.

– Третий этаж, направо, – сказал мне в след охранник. Я обернулась.

– Простите, что? -Зал для репетиции третий этаж, направо, – снова повторил охранник скучающим тоном.

– Скажете, а кто-то ещё приходил? -Нет, – отрезал охранник и развернув газету, начал её с интересом читать. Меня насторожило поведение охранника, но не придав этому должного значения, я отправилась в зал. Зал находился в старинном здании, в котором ещё и располагалась музыкальная школа. Так как сейчас каникулы, детей с их неугомонными родителями не было, и кабинеты были совершенно пусты. Идя по коридорам, я представляла себе, как в учебное время здесь кипит жизнь, порой мне не хватало этого. Из разных кабинетов доносится музыка на все лады, кто-то сидит в классе и рисует очередной свой шедевр, кто-то учит биографию великого композитора. Мне всегда нравилась та атмосфера, которая царит в музыкальных школах. Я закрыла глаза и на секунду представила, словно сейчас учебный год. Вот я слышу смех ребят, которые проносятся рядом со мной, голос, который поёт какой-то романс, звуки виолончели. Стоп, виолончели? Резко распахиваю глаза. Звук явно исходит из-за двери зала, где будет проходить репетиция. Кто это может быть? Охранник же сказал, что никого нет. Может звук доносится из какого-нибудь кабинета? Я осматриваюсь. Кабинеты находятся слишком далеко от зала, чтобы так отчетливо слышать звуки занятий. Пока не открою дверь этого зала, никогда не узнаю правду. Открываю дверь и вхожу. Огромный просторный зал на несколько сотен человек. Удивляюсь, какой «лакомый» кусочек мы смогли отхватить, репетируя в таком зале, прямо на сцене. Виолончелист сидит ко мне спиной, словно, не замечая моего присутствия. Мелодия кажется мне знакомой, словно из далекого прошлого. В такт напевая её про себя, я прошла к стульям и решила разложить скрипку. Интересно, если начну ему подыгрывать, я помешаю ему? Взяв скрипку в руки, тихо-тихо начала играть с ним его мелодию. Пальцы до сих пор её помнят. Прикрыв глаза, я представила, как моя скрипка и его виолончель слились воедино. Только под конец я поняла, что играю одна, и, остановившись, резко открыла глаза. Лучше бы они оставались закрытыми. Неужели можно было сделать ещё хуже, чем уже есть? Это был он, тот кто когда-то давно разбил мое сердце на острые осколки.

– Привет, прости, я не заметил тебя. Ты очень здорово играешь. А откуда знаешь это произведение, оно же вроде виолончельное? У меня чуть не вырвалось ругательство. Он что не помнит меня?

– Поигрывала для себя когда-то давно, ещё в школе.

– Ясно. Я кстати, Джордан. Концертмейстер виолончелей, – он подошёл ко мне и протянул руку для рукопожатия. В его глазах читалось любопытство, ему и вправду было интересно узнать кто я. Вопрос на засыпку: он притворяется, чтобы разыграть меня или нет? Его всегда выдавали глаза, и сейчас было ясно. Он не притворяется.

– Меня зовут Мэри, я концертмейстер первых скрипок, – я не могла поверить, что он на самом деле не помнит меня, даже хотя бы тот маленький факт, что мы учились вместе, не говоря уже о чём-то большем.

– Мэри, – на распев произнёс он, смакуя каждую букву, – Очень красивое имя, – его глаза слегка погрустнели, – Прости, я пойду ещё разыграюсь. Хочешь можем снова сыграть дуэтом?

Он попытался улыбнуться, улыбка вышла натянутой и грустной. Я всегда могла почти безошибочно угадать его настроение, и сейчас он был не просто грустен, а ещё и чем-то озабочен. Он развернулся и отправился к одиноко стоящему стулу на краю сцены. Наконец, я смогла рассмотреть его. Волосы, когда-то бывшие жгуче чёрными и густыми, превратились в темно русые и тонкие, его широкие плечи были ссутулены, словно на них лежал груз проблем всего мира. И вообще у меня сложилось впечатление, что он слегка, как будто бы «высушился».

– Что же произошло за эти года с тобой, Джордан? – подумала я.

– Ты что-то сказала, Мэри? – он повернулся ко мне. Неужели я произнесла это в слух?

– Нет, тебе показалось. Что, сыграем дуэтом? – я взяла скрипку и встала рядом с ним. Он улыбнулся, на этот раз искренне. И я почувствовала аромат его одеколона. Он не поменял его, даже спустя столько лет. Когда-то давно именно я подарила ему этот одеколон, и неужели он все-таки помнит? Он начал играть, а я подхватила, как раньше. Мне показалось, что сейчас мы снова молоды, что у нас ещё вся жизнь впереди и мы снова в друг друга влюблены, словно не было всех этих многих лет, что сейчас лежали между нами словно пропасть. Мы играли и не замечали ничего вокруг. Только когда мы закончили, то услышали аплодисменты и повернувшись на их звук, увидели почти весь оркестр, который стоял в дверях и слушал вас. В том числе там стоял и дирижёр.

– Приятно видеть, когда концертмейстеры групп настолько чувствуют друг друга, – невзначай бросил дирижёр, идя за партиями. Он просто попал в яблочко. Но об этом знала только я. Вся репетиция прошла без происшествий. Я познакомилась с новыми людьми и получала удовольствие от той музыки, которую мы играли. Всю репетицию с моего лица не сходила улыбка и я не раз ловила косые взгляды от Джордана, но мы намеренно делали вид, что не замечаете этого. Иногда замечала, что Джордан на несколько секунд становится растерянным и потерянным, и тогда он уводил взгляд куда-то в сторону и концентрировался на какой-то одной точке, словно вспоминая что-то. И так повторялась неоднократно. Ужасное чувство тревоги сковало мое и без того раненное сердце. Когда репетиция закончилась, был уже глубокий вечер. Собирая скрипку, почувствовала прикосновение к своей руке. Обернувшись, увидела Джордана.

– Уф, ты напугал меня, – сказала я, улыбнувшись. Джордан стоял, смешно переминаясь с ноги на ногу и потупив взгляд, пытался подобрать слова.

– Ты далеко отсюда живёшь? – почесав затылок, спросил он.

– Нет, в паре кварталах.

– Уже вечер, и все такое… Можно ли тебя проводить?

– Конечно! – смеясь ответила я.

– Тогда, я мигом, – он указал на ещё разобранную виолончель и что-то напевая себе под нос, по- моему это был концерт Бетховена для виолончели, который он играл на выпуске из колледжа, отправился к своему стулу. Еле сдерживая улыбку, я продолжила собирать скрипку. Распрощавшись с ребятами, мы вышли на улицу. Сейчас на самом деле было достаточно темно, из-за того, что некоторые фонари не сработали, а света от неоновых вывесок магазинов хватало, разве только на пару квадратных метров вокруг. Одной было бы идти страшно. Я украдкой наблюдала за Джорданом. Сейчас в свете фонарей, он снова был собой, только немного вырос и возмужал, возраст шел ему к лицу. Он всегда производил хорошее впечатление, но сейчас от него веяло спокойствием и уверенностью.

– Джордан, расскажи о себе, – попросила я. На самом деле в этой просьбе не было особого смысла, ведь я знала его, но вот он об этом даже не догадывался.

– Да что рассказывать? Виолончелист, учился в консерватории, закончил и решил попробовать пробиться в этот оркестр. Как видишь, получилось. А ты? Расскажи о себе.

– Но что?

– Ты местная?

– Да, – ложь. Наглая открытая ложь. Но не думаю, что ему стоит знать правду, по крайней мере пока. Он повернул голову и выжидающе смотрел на меня, требуя продолжения.

– Мне нечего рассказывать, – заламывая пальцы, продолжала я, – Училась, иногда подрабатывала в маленьких музыкальных группах, но потом решила, что нужно серьёзно заняться карьерой и подала документы в оркестр. В итоге прошла, – подул холодный ветер и инстинктивно, я сложила руки на груди, чтобы согреться. Джордан молча снял с себя куртку и накинул её мне на плечи, забрав из рук скрипку.

– Не хочу, чтобы ты замёрзла, – он улыбнулся. На мои глаза чуть не навернулись слезы. Сколько раз в прошлом он вот так давал тебе куртку, даже не спрашивая, а просто интуитивно чувствуя, что тебе холодно? Бесчисленное количество раз. И каждый раз благодарность переполняло твоё сердце, как и сейчас. Я глубоко вдохнула. В его куртке было тепло и уютно, как и когда-то давно, жаль, что он не помнит того, что помню я.

– Спасибо, – прошептала я, боясь, что голос может выдать мои эмоции. Пройдя ещё пару домов, вы остановились строго напротив твоего. – Мы пришли, – развернувшись к Джордану лицом, я начала снимать с себя его куртку. -Нет, оставь себе, потом как-нибудь отдашь.

– Но ты же в одной рубашке, – попыталась возразить я. -Ничего, мне тут рядом, я.… мне… мне нужно идти, – он протянул мне скрипку, неловко обнял и скрылся в темноте вечера. А я так и осталась стоять на пороге своего дома, смотря ему вслед и глупо улыбаясь.

Глава 2

Эриссон, 1998 год.

Я лежала на кровати, смешно болтая ногами в воздухе и перелистывая очередную страницу модного журнала «Vogue». Фоном играла 40 симфония Моцарта, и мне казалось, что я абсолютно счастлива. После пар мы частенько зависали с Джорданом в его доме, пока его родители были на работе. Нет, они были не против, а даже наоборот рады и сами частенько звали меня в гости, аргументируя это все тем, что будут рады видеть такую как я в своей семье. Но мы с Джорданом всегда пропускали последнее замечание мимо ушей. Подходила кульминация первой части, и читая статью, я одновременно начала размахивать руками в такт музыки, представляя себя дирижёром. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я перевернулась на спину и посмотрела в дверной проем. Там стоял Джордан, оперевшись одним плечом на косяк двери, и глупо при этом улыбаясь. Солнце светило в распахнутые окна его комнаты и падало прямо на него, подсвечивая лицо и подчеркивая россыпь веснушек на его носу. Глаза, яркого зеленого цвета светились, словно два прекрасных изумруда. Чёрные жгучие волосы ниспадали на глаза, и привычным движением он зачесал их назад.

– Ты в курсе, что тебе пора подстричься? – встав с кровати и подойдя к нему, произнесла я, потрепав его по голове. Ему всегда нравилось, когда я пыталась сделать из его волос косичку, закусывая при этом нижнюю губу и сетуя на то, что они у него слишком короткие и все выбиваются. В такие моменты он был счастлив.

– Знаю, – прошептал он, притягивая меня за талию и целуя в нос, – А ещё я знаю, что должен отдать тебе вот это, – Он достал из-за спины мою любимую плитку шоколада, которую было практически невозможно достать в магазинах. Мои глаза сразу загорелись.

– Джордан, большое спасибо, – я чмокнула его в щеку. Разорвав обёртку и поломав шоколадку пополам, протянула одну половину ему. Пройдя к магнитофону, заново включила 40 Симфонию и в такт музыке начала слегка покачиваться. Горячие ладони легли ко мне на плечи, и я утонула в объятьях Джордана.

– Я люблю тебя, Мэри, – прошептал он, зарываясь носом в мои длинные волосы.

Прикрыв глаза, на моем лице появилась блаженная улыбка. Все-таки любовь – это прекрасное чувство, а быть любимой – это словно улететь в далекий космос, где знаешь каждую галактику, каждую звезду по имени, но не перестаёшь удивляться красоте, которая находится вокруг тебя. Когда твой любимый стоит рядом, ты понимаешь, что мир крутиться не вокруг солнца, а вокруг него, и что на Земле тебя держит вовсе не закон тяготения, а он. И представить даже на секунду мир без него, как сердце сразу сжимает невидимый кулак и становиться невыносимо больно, что твой любимый может исчезнуть. Просто взять и испариться. И ты больше не сможешь услышать его заразительный смех, что звучит словно колокольчик, не сможешь увидеть его улыбку, которая светит ярче солнца, не сможешь больше взять его за руку, такую тёплую и мягкую, что от его прикосновений по твоему телу разбегаются множество мурашек. Говорят, если вы не можете представить мир без какого-то человека, значит этот человек на самом деле для вас очень дорог.

– Я люблю тебя, Джордан, – прошептала я.

Счастье – это две руки, которые обнимают тебя и поддерживают, когда плохо, а не ваши: сдал экзамен, устроился на престижную работу. Мелкое счастье – оно призрачно, сегодня ты на коне, а завтра свалился с вершины. Счастье должно быть возвышенным и вечным, иначе это просто очередной успех.

Так продолжались месяца. Вы не чаяли друг в друге души, и были абсолютно счастливы. Вы радовались достижениями друг друга, подбадривали в сложных ситуациях, вы всегда знали какие слова нужно подобрать, чтобы облегчить боль или справиться с трудностью. Но все же, иногда, чаще в последние недели, я чувствовала, как тревога сжимает мое сердце. И было не важно, иду ли я рядом с Джорданом или одна, проснулась или только засыпаю, но мое сердце чувствовало что-то не то, но я все списывала на банальное переутомление и не обращала внимания, а стоило бы.

Это произошло накануне летних каникул. Вы сидели с Джорданом в летнем парке, рядом играли уличные музыканты, дул лёгкий тёплый ветерок над вами было безоблачное небо. Я лежала на коленках любимого, пока он играл с моими волосами, и пыталась выучить билеты по экзамену, который был уже через неделю. Последнее время чувство холодности между нами словно становилось осязаемым. Джордан начал по-другому прикасаться ко мне, по-другому реагировать на ваши с ним общие шутки, он чаще говорил, что занят и мои визиты в его дом почти сходили на нет. Я все эти странности в его поведении списывала на подготовку к сессии, которая намечалась не простая, но холодок, словно змея, опутывал моё сердце ещё больше. Движения Джордана замедлились и вовсе исчезли.

– Мэри, – он глубоко вдохнул и замолчал. Я села на скамейке и посмотрела на него. Его взгляд был опущен, – Знаешь, давно уже надо было тебе сказать и все объяснить…

– Объяснить, что?

Мои глаза испуганно забегали по его лицу, пытаясь угадать, о чем будет разговор. Но все было тщетно, на нем словно была нарочито холодная маска, в которой я не могла прочесть его эмоций и намерений.

– Прошу не перебивай меня. Наверно, ты заметила некую холодность с моей стороны. Я думаю, что нет больше смысла тянуть, да и мне надоело притворяться. Хм, – один уголок его губ приподнялся в полуулыбке, – Я могу даже предположить, что ты строила теории, почему я так холодно стал относится к тебе. Ты конечно же, списала все на предстоящие экзамены и стресс. Мэри, – он посмотрел на меня. Его глаза ничего не выражали, а я уже несколько минут пыталась проглотить тот ком, что мешал мне нормально дышать, – В этом и есть твоя ошибка. Ты слишком хорошо относишься к людям и придумываешь им оправдания, когда они не нужны. И знаешь, первые месяцы это было забавно. Но потом… Знаешь, нет больше смысла тянуть. Ты мне больше не интересна. Ты просто была как… как игрушка. Мне нравилось играть с тобой…

– Но почему? – мой голос был холоден, но внутри все бурлило и вот-вот намеревалось вылиться наружу.

– Ты просто была одной из ступеней к моему идеалу, к моей настоящей любви. Ты просто была моим опытом.

– У тебя есть другая?

– Да.

– Ты любишь её?

– Да, – на выдохе произнёс он.

– Сколько? – шепча, спросила я.

– Уже как пару недель.

Я почувствовала, словно в меня выпустили всю обойму, и я неминуемо падаю в бездну, туда откуда нет возврата. Сфокусировав слегка мутный взгляд, увидела, что лицо Джордана сейчас ничего не выражает. Интересно, а что видит он на моем лице?

– Знаешь, я рада, что теперь ты счастлив. Правда рада, – взяв тетради, я встала со скамейки и направилась по направлению к дому. Не было ничего. Сейчас внутри меня была лишь огромная пустота, которая росла с каждой минутой.

– Мэри! – он окликнул меня и повернувшись, я просто не узнавала его

– Да?

– Мы же останемся друзьями?

– Конечно, – выдавив из себя улыбку, повернулась на пятках и направилась домой.

Я не помнила, как добралась домой, помню только то, что уже была глубокая ночь, на вопросы мамы где я была, просто прошла по лестнице на второй этаж, зашла в свою комнату и рухнула на кровать. Слез не было. Была пустота. Знаете, это чувство, когда внутри вас словно чего-то не хватает? Словно у вас оторвали листочек на ветке, и как бы вы не пытались скрыть эту пустоту, вы все равно будете ощущать, что там пустота, что там не хватает этого листочка. И вам ничего не сможет помочь, если только придёт зима и лишит вас всех листков, оставит голой перед другими деревьями и всем окружающим миром. Вот сейчас, я точно также потеряла смысл своей жизни, теперь мне осталось только существовать. Дождь барабанил по крыше вашего дома, а я лежала и думала: «За что? Почему я?» и словно набатом в моей голове звучали его слова, нет слово, которое уничтожило меня полностью:

«– Ты любишь её?

– Да.»

Обычное слово, состоящее всего лишь из двух букв. Но почему же так больно, что просто хочется выть. Родители не трогали меня, словно понимали моё состояние, но иногда я слышала их шепот за дверью. Сейчас я поступала эгоистично по отношению к ним, они переживают за меня, а я даже не удосужилась выйти к ним.

Так прошло три дня. Я не выходила из своей комнаты, забросила занятия по скрипке, и просто лежала на кровати, уставившись в одну точку. Все фотографии нас с Джордано были разорваны ещё в первые дни. Все, что только могло напомнить мне о нем, было выброшено. Жаль нельзя выкинуть воспоминания, что так настойчиво мне мерещатся.

– Это надо прекращать, – шептал папа, стоя у моей двери, – Ты знаешь, что произошло?

– Нет, с тех пор как она вернулась, она не промолвила ни слова.

– Интересно, а чем она питается? Святым духом?

– Я не знаю. Давай не будем давить на неё, когда она будет готова, она сама все нам…

– Нет! – повысив голос, прошипел отец, – У неё через четыре дня выпускной экзамен, от которого зависит её жизнь! Нужно уже что-то делать.

– Ты хочешь, чтобы я пошла к ней? – я подошла к двери и открыла её.

Родители замерли в недоумении. Папа хотел было что-то сказать, но я жестом остановила его. Будь у меня сейчас хоть какие-то эмоции, мне бы непременно было стыдно.

– Во-первых, я слышала, о чем вы говорили, нет смысла что-то придумывать. Во-вторых, я не пойду на экзамен. И в-третьих, чтобы ты, мама, не ломала голову, мы расстались с Джорданом. Все? Вопросов больше нет? Могу я уйти к себе в комнату? – указывая позади себя, спросила я.

Не получив ответа, я уже начала закрывать дверь, как добавила:

– И да, я питаюсь святым духом, знаете очень удобно, – развернувшись, прошла в глубь комнаты и рухнула на кровать. Когда внутри тебя много боли, ты хочешь причинить ее и другим людям, но зачастую, ты делаешь это неосознанно. Также поступила и я. Дверь резко распахнулась, стукнувшись о стенку, и в мою комнату вошёл отец.

– Что ты сказала?! Не пойдёшь на экзамен?! Это твоё будущее и ты не смеешь…

– Не смею что? – я села на кровати и пустыми глазами посмотрела на отца, – И это не мое будущее, а твоё. Это ты решил сделать из меня гения музыканта. А ты спросил, что хочу я? – на последнем вопросе мой голос слегка дрогнул.

– Значит так, да?! То есть это я тебя заставляю? Хорошо, а чего хочешь ты? – холодно спросил отец, сложа руки на груди.

– Я счастливой хочу быть, – прошептала я, потупив взгляд и разглядывая напольный ковёр.

Послышались тяжелые шаги и хлопок двери. Я вздрогнула, словно от пощечины, но глаза так и не подняла. Я понимала, что ранила папу, что то, что я сказала, было не правдой. И в этот момент вся боль захлестнула меня с головой. Из моих глаз ручьём полились слезы, а от сдерживаемых всхлипов сводило живот. Я прикрыла рот рукой, чтобы не проронить ни звука. Дверь спальни тихо отворилась, рядом со мной под тяжестью веса прогнулась кровать, и я почувствовала прикосновение рук матери. Уткнувшись ей в плечо, я безутешно плакала. Эмоции захватили с головой, унося в подобие водоворота из которого есть риск не вернуться.

– Тише, девочка моя, – мама тихо что-то шептала и поглаживала меня по волосам в знак утешения, – Все будет хорошо, ты ещё будешь самой счастливой, девочка моя.

– Мам, я так виновата перед вами, – мое тело снова сотрясли рыдания, – Я такого наговорила отцу…

Мама взяла мое лицо в свои ладони. Подушечками пальцев стерла мои слезы.

– Скажи мне, ты вправду считаешь, что это папа делает из тебя великого музыканта? – я отрицательно замотала головой, – Скажи, ты сейчас готова пожертвовать всем своим музыкальным опытом ради любви?

Я задумалась. Смогла ли я пожертвовать всем ради личного счастья с.… ним? Здесь был вопрос даже не жертвы, а приоритетов. Что считаешь важнее: любовь или музыку? Кто-то скажет, что эти две вещи вполне совместимы, но поверьте, они совместимы только в том случае, если человек является зрителем, который только воспринимает эту музыку. Исполнителю же очень сложно совместить эти две настолько близкие вещи, это словно два магнита с одинаковыми полюсами, как не крути, все равно соединить не получится. Слезы высохли. Я приняла своё решение.

– Нет ничего важнее моей семьи, то есть тебя и папы, и скрипки, – мой голос был твёрд и непоколебим. Наконец, я поняла, чему буду следовать всю свою оставшуюся жизнь.

– Но…

– Нет мам, никаких, но. Отныне и навеки у меня на первом месте скрипка и вы с отцом, – я тронула мать за руку и заглянула ей в глаза. В них отражались те эмоции, которые бушевали внутри неё. Переживание, боль, испуг. Не такого вывода она ожидала от меня. Но это моя жизнь и только мне решать, как ею распоряжаться.

– Дашь мне минуту, я приведу себя в порядок и выйду к вам, – я попыталась улыбнуться. Вышла лишь жалкая гримаса. Немного потеряно мама улыбнулась мне в ответ и, кивнув, покинула мою комнату.

Я встала с кровати и подошла к зеркалу. Оттуда на меня смотрела совершенно другая девушка. Грязные маслянистые волосы, зачёсанные в хвост, бледный, почти мертвецкий безжизненный цвет лица, глаза, что когда-то были цвета ясного летнего неба с внутренним огнём внутри, превратились в пустые бездонные серые блюдца, в которых не было даже и намёка на жизнь, скулы, которые когда-то подчеркивали красоту моего лица, из-за впалых щёк слишком очертились и превратились словно в опасные острые бритвы, коими наивные девочки-подростки режут вены. Сейчас в отражении была не я, это был лишь бледный призрак моего прошлого. Или настоящего? Я не знала. Но единственное, что я поняла, так это то, что нужно измениться. Измениться внешне и внутренне.

Я открыла ящик комода и достала оттуда ножницы. Во мне не было уверенности в действиях, но руки, словно холодный механизм, сами все делали за меня. Стянув резинку и слегка руками взбив волосы, взяла в руки прядь волос и ножницы. Когда-то давно все завидовали моим длинным волосам, которые доходили до пояса. Пряди между лезвий ножниц. Всего лишь одно движение, один щелчок и мои волосы летят вниз, на пол. Не было ничего, ни сожаления, ни облегчения. За этой прядью последовала следующая, потом следующая и так пока из зеркала на меня не посмотрел абсолютно новый человек. Он давал новый шанс. Нет. Я давала себе новый шанс на новую, более счастливую жизнь, где будут только мои родные и скрипка.

Умывшись, я спустилась к родителям, как и обещала. Первым на меня взглянул отец, замерев со стаканом в руке, так и не донеся его до рта. За взглядом отца проследила и мама, она также удивилась, но виду не подала.

– Мы как раз тебя ждём, – сказала мама, вставая из-за стола, чтобы выставить ужин на стол.

Я спустилась с лестницы и подошла к отцу, обнимая его сзади.

– Прости, за то, что я тебе наговорила. Ты был прав. Нельзя убивать карьеру из-за какого-то парня, да и вообще. Главное это музыка.

– Мэри, но друзья и парень – это неплохо, – отец посмотрел на мать, – Это даже очень хорошо, и не нужно забывать про свою личную жизнь и…

– Нет, – я обошла папин стул и встала прямо перед ним, – Я выбрала свои приоритеты. И главное среди них это учеба, специальность и вы. И через четыре дня я отправлюсь на выпускной экзамен.

Глава 3

Наше время.

За окном стояла глубокая ночь. Одинокий ночник на столе освещал маленький пяточек вокруг себя. Я сидела на стуле, обхватив руками колени. На мне все ещё была накинута его куртка. Воспоминания захлестнули меня с головой. Взяв в руки фотоальбом, в котором были собраны те немногие фотографии, что я смогла восстановить и склеить после расставания с Джорданом, машинально перелистывала страницы, иногда, останавливаясь. Слишком больно, спустя столько времени снова все вспомнить. Я считала, что смогла похоронить все свои чувства очень глубоко в себе, но как оказалось этого недостаточно. Тогда давно, я дала себе клятву, что больше никогда не познаю этого чувства. Любви. Семь лет, семь чертовых лет я справлялась, и все поражались, как мне удавалось играть настолько проникновенную музыку, не чувствуя ничего в реальной жизни. Я и сама не знала. Просто мне казалось, что каждое произведение словно рассказывает обо мне и просто доверяла своим пальцам, которые играли за меня мою мелодию. Потом я сдала экзамен и уехала. Уехала в другой город, за много-много миль. Но это не помогло.

Я снова перелистнула страницу альбома.

С фотографии на меня смотрели мы с Джорданом. В моих руках была сладкая вата, глаза светились счастьем, а Джордан улыбался мне со снимка. Я помню, когда была сделана эта фотография. Это была ярмарка в день нашего расставания. Что-то упало на фотографию. Это оказалась слеза. Дотронувшись до щеки, я почувствовала влажную дорожку.

Снова перелистнула страницу.

А это наш первый Новый Год вдвоём. Тогда мои родители пригласили Джордана к нам в гости, а мне не сказали. Перед самым наступлением нового года, они ушли к какой-то подруге, а через минуту на пороге появился Джордан. Мы вместе украсили елку и приготовили праздничный ужин. Конечно же не обошлось без смеха, драки едой и генеральной уборки, но это того стоило.

Я положила альбом на стол и выдохнула. Провела рукой по волосам. Сейчас они были чуть ниже плеч, я так и не смогла отрастить прежнюю длину. Встав из-за стола, достала фужер и бутылку красного вина. Кто-то говорил мне, что пить в одиночестве – это первая стадия алкоголизма. Плевать. Наполнив бокал, снова лицом повернулась к столу, на котором одиноко горел ночник и были разбросаны фотографии. Перед моими глазами возникали обрывки старых воспоминаний, которые я сожгла много лет назад, но они, словно феникс, возродились вновь. Мне казалось, я схожу с ума. Я снова слышала его смех, смех Джордана, чистый, словно колокольчик, потом его перебивал мой смех, все это соединялось воедино и превращалось в незамысловатую симфонию наших голосов. Перед моими глазами плясали наши тени, тени прошлого.

– Хватит! – я запустила стакан прямо в эти тени.

Послышался треск стекла, и на стене расцвело огромное бардовое пятно. Но я все равно все ещё слышала наш смех.

– Прошу, хватит! – я обхватила голову руками и осела на пол.

Из моих глаз хлынули слезы. Сегодня, этим вечером, я была одна, лишь одинокий ночник и стук стрелки часов были моими спутниками.

Прошло пару дней с последней репетиции. Я успокоилась, а как же иначе? Мне до чертиков было интересно узнать, почему Джордан не вспомнил меня, и я решила, что снова стану его лучшим другом, как поступила когда-то давно. Узнаю его заново, ведь прошло много лет, и он изменился. Я взяла скрипку в руки и закрывала дверь своего дома, как кто-то окликнул меня по имени. Подпрыгнув от неожиданности, повернулась в сторону звука. Это был Джордан.

– Привет. Прости, я снова тебя напугал.

– Привет, – я помахала рукой и начала спускаться с крыльца. Мое сознание буквально вопило в панике, – А.… что ты здесь делаешь?

– Я решил сыграть в удачу, знаешь такую игру?

Я подошла к нему и, поравнявшись, мы отправились на репетицию. Я прищурила один глаз и посмотрела на Джордана выжидающе.

– Я рассчитал примерное время того, сколько тебе идти от дома до места репетиции, потом прибавил ещё и…

– Почему ты решил, что я выйду именно в это время? – улыбаясь, спросила я.

– Не знаю, – растерянно ответил Джордан, – Просто знал и все. А если честно…просто захотел снова увидеть тебя, – прошептал он.

– Что? – не услышав, что в конце сказал Джордан, переспросила я.

– Да так, ничего. Говорю, погода сегодня классная. Посмотри! – Джордан указал на какое-то здание, – Знаешь, что это? – слегка задрав подбородок спросил он.

– Нет, – искренне ответила я.

– Это дом в котором жил Шекспир, когда писал одну из глав «Ромео и Джульетта». А это? – он указал на здание, мимо которого мы сейчас проходили. Я отрицательно помотала головой, еле сдерживая улыбку, – Это… «Дом-музей имени…»

Я проследила за его взглядом и увидела на доме вывеску.

– Эй, там же вывеска! Так не честно! – я слегка пихнула его в бок, смеясь.

Вдруг Джордан резко остановился. Я остановилась рядом.

– Что-то случилось? – спросила я обеспокоено.

– Знаешь, у меня есть идея, – он взял тебя за руки, смотря прямо в глаза, – Давай прогуляемся? Что с нами будет если мы пропустим одну репетицию?

– Я даже не знаю…

– Скажи, ты доверяешь мне? – мы смотрели друг другу в глаза. Джордан ожидал от меня хоть какого-то ответа.

– Да, – на выдохе произнесла я.

– Отлично, подожди секунду, – он достал телефон из кармана джинс и отошёл чуть в сторону.

Я не слышала разговора, лишь небольшие его отрывки:

– Привет, нас не будет. Меня и Мэри

<…>

– Да брось, всего одна репетиция

<…>

– Пожалуйста!

<…>

– Спасибо старик, я у тебя в долгу!

Джордан скинул звонок и снова подошёл ко мне, сияя как электрическая лампочка.

– Идём, – он взял меня за руку и потянул куда-то в сторону.

Мы долго плутали по улицам, все также держась за руки, пока не остановились напротив какого-то из домов, – Подожди секунду, – он забрал из моих рук скрипку и отворив дверь дома, скрылся в нем.

Я стояла и рассматривала его дом снаружи. Он был похож на мой, как и сотни других домов, и ещё пару дней назад я даже не обратила бы внимание, но сейчас этот дом словно преобразился для меня. Он уже не был похож на сотни других одинаковых домов, он был особенный. Из раздумий меня вывел хлопок закрывающийся двери. Я перевела ещё слегка мутный взгляд на Джордана. Белую рубашку он переодел на более легкий свитер, в руках он держал кофту, а за спиной висел рюкзак, который на первый взгляд казался набитый до отвала.

– Накинь, а то на тебе совсем легкая кофточка, – Джордан протянул её мне, ожидая пока я надену её на себя. Сказать, что я была тронута и удивлена одновременно, это не сказать ничего.

– Спасибо тебе. Эм, а мы что собираемся в кругосветное путешествие? – слегка косясь на рюкзак, спросила я.

– Нет, но приготовься вечером упасть без сил, – он расплылся в улыбке, словно маленький хитрый лис, – Идём? – он протянул мне руку, кивнув, я приняла её.

В этот момент он резко рванул вперёд, а мне только и оставалось, что бежать за ним. Он все также быстро бегал, как и раньше. Я видела, как на нас оборачиваются прохожие. Некоторые смотрели с осуждением, некоторые улыбались в ответ. Не выпуская моей руки и не переходя на шаг, Джордан обернулся в мою сторону. На его лице играла мальчишеская улыбка, и я поняла, что мне абсолютно плевать на мнение окружающих, я просто буду наслаждаться сегодняшним днём и дурачится, словно мне снова семнадцать. В течение дня мне показалось, что мы обошли буквально весь город. Мы успели полежать на свежескошенной траве, разложив плед, все время общались обо всем на свете и в то же время не о чем. Даже успели искупаться в фонтане и полностью промокнуть.

Мы направлялись в сторону наших домов. Уже вечерело и солнце бесстрастно садилось за горизонт. Мы шли по мосту и остановились, чтобы посмотреть на закат. Смотря на последние лучи уходящего солнца, я думала о дне, прокручивая каждый момент, проведённый сегодня с Джорданом. Он так и не вспомнил меня, и меня раздирало любопытство.

– О чем думаешь? – спросил Джордан, повернувшись ко мне лицом.

– Да, так, не о чем, – не могу же я ему сказать правду? А вот раньше между нами не было секретов. «Но и того Джордана больше нет», – кольнуло сознание ужасная мысль.

– Ты выглядишь очень печальной.

– Нет, Джордан, с чего ты взял? – я посмотрела на него.

Его изумрудный взгляд смотрел прямо мне в душу, и я понимала, что мне не скрыться. Он всегда чувствовал моё настроение буквально на уровне инстинктов, и если кого-то я и могла обмануть за дежурной улыбкой, что у меня все в порядке, то только не его.

– Нет, Мэри, может что-то случилось? Может я могу чём-то помочь? – в моей голове промелькнула мысль: «Нет, к сожалению, нынешний ты ничем мне не поможешь».

– Нет, Джордан, все в порядке, правда.

– Мэри, – он взял меня за плечи, насильно разворачивая к себе.

Между нами расстояние меньше вытянутой руки. Слишком близко, слишком опасно. Я ощущаю запах его одеколона. И в миг пьянею, и сейчас виноват однозначно не алкоголь. Это он. Это он заставляет моё сердце биться быстрее, он заставляет мои мысли безнадёжно путаться, а здравый смысл отправлять на передышку.

– Скажи, это ведь я, да? Все дело во мне? – мои глаза округлились от удивления.

Его глаза метались по моему лицу и, иногда, невзначай скользили, на редкий миг останавливаясь на моих губах. Где-то я слышала, что если в течение пяти секунд зрительного контакта партнер хотя бы раз посмотрит на губы, то в его чувствах нет смысла сомневаться. Хотя о каких чувствах сейчас можно было говорить?

– Не дай мне потерять тебя снова, – шепчет Джордан.

– Что ты имеешь ввиду? – последняя его фраза звучит в моём сознании, отдаваясь эхом буквально отовсюду:

«Не дай мне потерять тебя снова».

И тут у меня словно что-то щелкнуло.

– Ты помнишь меня, – прищурив взгляд, я вырвала свои плечи из его рук, – Ты все помнишь! А я дура подумала, что с тобой что-то не так. Хотела помочь тебе! А оказывается, ты просто снова решил со мной поиграть, как когда-то давно, да, Джордан?

– Стой, Мэри, дай мне объяснить…

– Нет, не надо. Знаешь, а я уже жалею, что мы снова встретились, – развернувшись, я отправилась назад, домой.

По моим щекам стекали горячие капли. Я слышала, как он звал меня, но я даже не намеривалась оборачиваться. Утерев слезу тыльной стороной ладони, шла все дальше. Хотелось бы мне узнать, что он хотел сказать? Определенно да, но рана слишком глубока, чтобы снова в ней ковыряться. Меня захлёстывала истерика, и я хотела оказаться дома как можно скорее. Почти перейдя на бег, как и когда-то давно, я добралась до дома. Закрыв дверь, спиной скатилась по ней, закрыв рот рукой. Эмоции брали верх, и я не смогла с ними справится. А плечи до сих пор помнят прикосновение его рук…

Глава 4

Эриссон, 1998 год.

Он еще долго провожал её взглядом, удивляясь стойкости и силе. Все слова, что были сказаны в её адрес, все было ложью. Огромной ложью длинною в несколько недель… Впервые плохо ему стало месяц назад. Идя домой с очередного занятия, он почувствовал слабость, взгляд окутывала подступающая со всех сторон темнота, ноги становились ватными, словно из них вытащили все кости. Не понимая, что происходит, Джордан продолжал идти вперед, ведь дом был уже рядом, стоит лишь протянуть руку. Шаг, шаг, еще шаг… Тяжесть в груди, которая не дает спокойно вдохнуть. Зрительный обзор не больше цента. Он готов сдаться в любую секунду. Но вот спасительная дорожка его дома. Взгляд на крыльцо. Там сидит, читая книгу его мама. Милая женщина сорока лет, с прекрасными белокурыми волосами, собранными в высокую прическу, из которой, как всегда, предательски выбилась длинная волнообразная прядь у лица. Джордан всегда гордился своей матерью. Она возглавляла крупную корпорацию, филиалы которой есть по всей Франции. Её изумрудные глаза, которые унаследовал и сам Джордан, могли и подарить легкую зелень, когда сотрудники нуждались в поддержке и понимании, а также опалить ядом, когда кто-то посмел что-то сказать против нее.

– Мама, – еле различимый шепот, который доносит до уха матери ветер. Силы окончательно покидают тело Джордана, и он отдается той тьме, что уже давно завладела его сознанием.

Следующее, что он помнит, так это одинокую Луну из окна его комнаты. Вскочив от испуга, он провел ладонью по лбу. На ладони осталась легкая испарина. Он помнит, помнит, как плохо ему было. Помнит испуганный взгляд матери, перед тем как окончательно отключится. Приняв сидячее положении и спустив ноги, он отлепил майку от груди. Часы на прикроватной тумбочке показывали 12 часов ночи. Значит, он провалялся в отключке около семи часов. Наверное, Мэри волновалась, нужно написать ей, что с ним все в порядке. Шаркая по комнате, он подошел к столу и открыл ноутбук. Да, он был прав, около 20 сообщений от Мэри. От одной мысли, что она переживала за него потеплело на душе. Улыбнувшись мыслям, он открыл общий диалог. Да, он был прав, она спрашивала где он и все ли в порядке. Он уже хотел написать ответ, но посмотрел на время, когда она последний раз была в сети. Почти час назад. Для нее, которая рано ложится спать, даже одиннадцать часов ночи уже много. Он ответит ей завтра, сейчас пусть спит, хоть он и заставил заснуть её в беспокойстве о нем. Джордан закрыл крышку ноутбука, снова погружаясь в темноту ночи. Что сегодня было с ним? И самое главное почему?

Чуткий слух Джордана улавливает приглушенные голоса из гостиной. Значит, родители еще не спят, смотря очередное реалити по телевизору. Выходя из комнаты, он понял, что его догадки оказались верны. Он слышал голоса из «Адской кухни», одно из любимых шоу его родителей.

– Милый, это ты? – мама подняла голову с колен отца, смотря в упор на Джордана.

– Привет, ма, – он проследовал в кухню, чтобы набрать стакан воды.

– Ты нас сегодня очень сильно напугал, – его мама появилась на кухне, облокачиваясь на мраморную столешницу, – С тобой все в порядке?

– Все в порядке, надеюсь, – конец предложение Джордан закончил уже шепотом.

– Милый, можешь рассказать, что случилось?

– Не знаю. Просто в какой-то момент почувствовал себя плохо. Повсюду начала подступать темнота, не представляю, как я дошел, – он взглянул на мать. В её глазах застыл немой ужас, который скрывался за сдержанным выражением лица.

– Джордан, давай сходим проверится, пожалуйста? Это же не первый раз, – его мать была права. Его часто накрывалось чернотой, когда он вставал с дивана или из-за парты, но он так научился с этим мастерски справляться, что перестал замечать свое состояние. Но такое, как сегодня, произошло с ним впервые.

– Хорошо, – он отпил из стакана, – Как он?

Джордан кивнул в сторону гостиной, указывая на отца, который даже не подошел к ним, продолжая смотреть реалити-шоу. Его мама тяжело вздохнула, опустив голову. Вся семья всегда была на матери. Миссис Свенсон всегда была глава этой семьи. Буквально все держалось на ней. И со стороны казалось, что у него образцово-показательная семья, но это далеко было не так.

На следующий день, вместе с матерью, Джордан сидел в кабинете на приеме у невролога. Врач внимательно всматривался в какие-то бумаги с анализами, вертя их в своих руках во все стороны. Телефон парня вибрировал, а на экране высвечивалось имя Мэри. Она отправила ему уже с дюжину сообщений, не меньше, но сейчас его голова была забита совершенно не этим. Они с матерью ждали выводы врача, словно приговора. Наконец, отложив анализы, доктор посмотрел сначала на Джордана, а затем на его маму.

– Я сталкиваюсь с таким впервые в моей практике. Обычно, такое может развиться у пациентов в возрасте пятидесяти лет и старше, но не в таком юном возрасте. Напомните, сколько Вам лет, молодой человек?

– Восемнадцать, сэр.

– Доктор, пожалуйста, скажите, что с ним?

– У него опухоль, – слова повисли в воздухе, словно свинцовые пули, которые летят к своим целям: в сердце матери и в голову самого Джордана, – Пока она не столь значительна, и основания для операции я не вижу. Но нужно пройти наблюдение. А сейчас, миссис Свенсон, не могли бы вы оставить меня на несколько минут с Джорданом наедине?

– Нет, не оставлю. Я хочу услышить каждое ваше слово! Он мой сын! – Джордан спрыгнул с кушетки, на которой сидел все это время и подошел к матери, мягко коснувшись плеча. Мутный, почти невидящий взгляд смотрел на лицо сына. Он прекрасно понимал все эмоции мамы, сам до сих пор не мог переварить новость об опухоли в своем мозгу. Но ему нужно сейчас убедить её, что с ним все в порядке, и что доктор не скажет ничего более страшного, что сказал уже сейчас.

– Мам, пожалуйста, все в порядке. Я думаю, доктор просто задаст пару стандартных вопросов, и я выйду через пару минут.

– Нет, я буду здесь.

– Мам, пожалуйста. Все будет в порядке, – он вложил в последние слова всю уверенность, которая у него оставалась. Только вот кого он пытался успокоить больше: маму или себя?

Миссис Свенсон кивнула, и приобняв сына, вышла из кабинета. Доктор с Джорданом проводили женщину взглядом.

– Итак, что вы хотели мне сказать? – голос парня казался совсем выцвел за эти пару секунд, словно уже заранее сдаваясь.

– Ваша опухоль давит на такие участки мозга, которые отвечают за память и зрение. Именно из-за этого, как вы сами говорили, вы можете кратковременно терять видимость.

– То есть, я могу все забыть?

– Нет. Точнее, сейчас опухоль настолько мала, что просто неоперабельная. Чтобы от нее избавиться, я знаю, как это сейчас прозвучит, но ей нужно время немного вырасти. Если оперировать сейчас, то можно задеть другие важные участки, тем самым причинив больший вред. Следуя из вашего рассказа, с потерей зрения вы научились справляться. Что касается памяти, это не сто процентов, но вы можете забыть какой-то период.

– В каком смысле? – Вы не забудете все, мы этого не допустим, но опухоль перекроет подачу крови и кислорода к отделу памяти, и вы можете не помнить период вашей жизни от года до трех лет.

– То есть, я могу забыть последние несколько лет своей жизни? – перед его взором всплыло милое лицо Мэри. Вспомнился ее смех, вздернутый озорной носик, который она так нелепо морщит, когда ей приходится делать что-то неприятное, яркие, живые глаза цвета неба в летную грозу. Как он сможет забыть её, ту, которая заставляет его сердце биться чаще, стоит ему заметить её силуэт еще издали, ту, которая несмотря на все учит его видеть в себе только хорошее, ту, которая радуется сладкой вате, словно маленький ребенок, которая каждый раз, когда видит падающую звезду, прикрывает глаза и шепчет одними лишь губами свое самое-самое заветное желание? Как он сможет забыть девушку, которая наполняет каждый его день новым смыслом?

– Да, но может быть, вы когда-то их и вспомните, а может и не забудете вовсе. Я не могу дать никаких гарантий. Ведь мозг еще так мало изучен и каждый случай считается индивидуальным.

– Сколько у меня есть, прежде чем я смогу лечь на стол?

– Пока я не могу сказать точно, нужно узнать, с какой скоростью развивается опухоль. – Не говорите пока маме то, что сказали мне. Я сам скажу ей, когда придет время, хорошо?

– Хорошо. Уважать волю пациента для меня закон.

Джордан кивнул и вышел из кабинета. В голове было совершенно пусто, там не было ни одной мысли. Казалось, его жизнь заканчивается уже сейчас. В коридоре его ждала обеспокоенная мама. Нацепив дежурную улыбку и соврав что-то из дежурного, по типу, все в порядке, доктор просто хотел подробнее узнать про мою специальность, чтобы лучше подобрать лечение. Кажется, та ложь, которую он сказал, немного успокоило маму. Он сказал, что пообещал встретится с Мэри. Мать обняла его на прощание и попросила передать ей привет.

Джордан написал Мэри, извиняясь, что так долго не отвечал и попросил встретится в их парке. Конечно, она сразу согласилась и сказала, что придет после окончания пары. Он улыбнулся. Спрятав телефон в карман джинс, он медленно шел к их любимому парку, где они любили проводить время. Поднялся холодный ветер, пробирающий до костей. Начало мая выдалось слишком холодным. Но сейчас это совершенно не волновало Джордана. Он воспроизводил образ той, которую любит больше жизни, в мельчайших подробностях. Самое страшное оказалось для него забыть её. Не опухоль, не потеря зрения. Забыть, предать забвению ту, которую любит его сердце и душа. Страшно, когда забывают тебя, но с этим со временем можно справиться, но что делать, когда ты забудешь свою радугу, которая вошла после проливного дождя? Что делать с тем, что никак не можешь повлиять на этот исход? Погруженный в мысли, он и не заметил, как дошел до их любимого места в парке. У Мэри всегда было несколько слабостей – это музыка, литература и вода. Она обожала все, что связано с океанами, морями или маленькими водоемами, похожими на тот, который был в их любимом месте. Она могла часа сидеть на одном месте, смотря на водную гладь. Джордану всегда было интересно: «О чем она думает в эти моменты? Что видит её прекрасный взор, смотря на водоем?» Казалось, в эти моменты она уже не здесь, а очень-очень далеко, становясь такой уязвимой. Такая сильная, властная девочка. Его девочка. На глаза Джордана легли теплые ладони.

– Угадай кто? – он пытался запомнить этот миг. От её запястья веяло чем-то сладко-цветочным с нотками муската. Аромат идеально описывал Мэри: на первый взгляд такая нежная и хрупкая, но с железным стержнем внутри. Джордан дотронулся до тонких пальцев возлюбленной, проведя шершавыми пальцами до запястий, продолжая подниматься выше. От его прикосновений руки Мэри покрылись мурашками. Джордан улыбнулся.

– Хм, даже не знаю. Может, Элизабет Стоун?

– Нет, глупышка, – она нежно, задержась чуть дольше, чем следовало, поцеловала его в щеку и обойдя скамейку, села рядом, – Это же я! Как ты мог не узнать?

Улыбка Мэри была ярче, чем солнце, а холодный оттенок глаз теплел с каждой секундой, словно буря, что всегда бушует в ней, успокаивается только рядом с ним. Как он может забыть её?

– Расскажи, как прошел твой день?

– Ой, почти прекрасно, если бы в нем был ты. Но ты не поверишь!.. – её слова терялись где-то в недрах его сознания.

Смотря на её губы, он не понимал ни единого слова, лишь безостановочно смотрел на нее, пытаясь в очередной раз запомнить мелкие детали образа возлюбленной. Каждую её родинку на лице, каждую ямочку от улыбки, каждый лучик маленьких морщинок, что появляются около глаз, когда она улыбается. Он пытался запомнить её жесты. Когда она рассказывает что-то настолько увлечённо, то начинает размахивать руками в разные стороны. А еще смех… Он же как тысяча небесных колокольчиков, которые звучат лишь для него. Когда-то она призналась, что ненавидит свой смех, ведь он не такой утонченный или изысканный, как у многих девчонок. Но как не любить смех, который похож на седьмую прелюдию Шопена, их любимого композитора? Как не любить смех, который дарит радость и легкость в одночасье?

– Я не могла дописаться до тебя целых два дня! С тобой все хорошо? – глаза Мэри смотрели прямо в глаза Джордану, дотрагиваясь до самой души.

– Да, прости, вчера устал и вырубился вечером, не слышал твои сообщения, а ночью, когда проснулся решил не будить тебя, я же знаю, что ты ложишься рано. А сегодня помогал маме, из-за этого не смог ответить на телефон. Прости, – Джордан медленно придвинулся и поцеловал Мэри, вкладывая в поцелуй всю боль и всю радость, что сейчас переполняло его сердце.

Он знал, что нужно сделать, и это было единственным правильным решением.

Лучше она будет ненавидеть его, чем узнает, что он болен.

Глава 5

Наше время.

Как же это сложно, видеть раз за разом любимого человека и не иметь возможности прикоснуться к нему, провести ладонью по однодневной щетине, вдохнуть аромат любимого, кутаясь в его объятия. Боль родилась где-то в глубине грудной клетки, там, где, наверное, находится сердце.

«Не дай потерять тебя снова»

Какое же влияние имеют слова, расставленные в правильном порядке с правильной интонацией. Я научилась справляться с болью, той непрекращающейся, ноющей болью, что всегда сидит во мне. Но что делать тогда, когда источник этой боли находится на расстоянии вытянутой руки? Как справится с новой раной, которая появилась на месте старого шрама?

Стук в дверь. Вибрация от удара передается моему телу.

– Мэри? – зажав рот рукой, делаю короткие вдохи через нос, чтобы не выдать Джордану то, что нас разделяет лишь толщина моей двери, – Ты забыла свои скрипку у меня. Я принес её… – что сказать? Спасибо? Оставь на пороге? Я же прекрасно знаю, что так просто он не уйдет, – Я знаю, ты за дверью и знаю, что сейчас ты плачешь. Но прошу, открой дверь, и я все объясню. А потом, ты можешь гнать и злится на меня сколько угодно.

– Уходи!

– Пожалуйста, Мэри…

– Мне не нужны твои объяснения! Уходи, Джордан!

– Я знаю, что не могу вернуть все те года, чтобы исправить ошибки. Но позволь мне хотя бы объяснить!

– Ты объяснил все семь лет назад! – мое тело снова сотрясло спазм от рыданий. Сколько боли может выдержать человек?!

– Я должен был так поступить! Мэри, прошу, открой эту чертовую дверь!

– Нет! – я все также сидела на пороге, ведя борьбу где-то внутри себя между сердцем и разумом. Сердце готово было простить ему все, но разум не мог этого позволить.

– Хорошо, тогда я останусь здесь, пока ты не выслушаешь меня.

Я почувствовала небольшой удар. Он облокотился на дверь, слегка прислушиваясь. Не о нем я грезила все эти семь лет? Конечно о нем, но рана слишком глубока, чтобы снова в ней ковыряться. Мы сказали все друг-другу семь лет назад, что он хочет сейчас?

– Мэри, прости меня, правда, прости. Если бы я знал, что мы вот так встретимся, наверное, я бы не совершил того, что совершил. Но я всегда любил тебя и люблю до сих пор. Знаю, что ты думаешь, знаю, что сейчас ты вспоминаешь тот день в парке, когда мы с тобой расстались. Но… говоря то, что я тогда сказал, я считал, что так будет правильно. Считал, что поступаю благоразумно. А еще… я знаю, что ты никогда не верила в такие совпадения, так вот… То, что мы с тобой в одном оркестре тоже не случайность. Мэри, это было предначертано нам судьбой! Не ты ли говорила, что если близким людям суждено быть вместе, то они встретятся несмотря не на что? – я услышала шорох за дверью, – Прошу, открой дверь. Дай мне исправить свою самую огромную ошибку за последние семь лет, о который я сожалел каждый день…

– Так почему не исправил её раньше, раз сожалел? Джордан, я научилась жить без тебя, научилась смотреть в лицо любви и говорить, что она мне не нужна. Почему ты считаешь, что один разговор может что-то решить между нами?

– Взгляды, Мэри. Ты всегда смотрела на меня по-особенному, я не забыл этого… Пожалуйста, открой дверь, дай снова увидеть тебя. Если после моей истории ты снова возненавидишь меня, я приму это и больше никогда не появлюсь в твоей жизни, даю клятву Шопеном, – на краткий миг, мои губы тронула улыбка. Шопен, ваш любимый композитор… Но стоит ли давать шанс тому, кто когда-то давно разбил мое сердце на миллиарды осколков? Наверное, это был больше риторический вопрос. Конечно, я дам ему шанс, я уже дала его ему тогда, когда в первый раз увидела его фамилию на стенде. Где-то я вычитала, что любовь – это раз за разом погружаться в тот омут, откуда позовут его демоны. Но готова ли я снова спуститься на то дно, в котором была когда-то?

Поворот замка, легкий щелчок. Я открываю и вижу Джордана, человека, который всегда заставлял биться мое сердце чаще, превращая мою душу в пойманную птичку, которую стал оберегать сильный, но нежный человек. Он был первым, кто сказал, что не всегда нужно быть сильной, что слабость – это нормально.

– Хорошо, я выслушаю тебя, но не думай, что это что-то поменяет в моем отношении к тебе.

– Спасибо, Мэри, мне многое и не нужно, – Джордан поднялся со ступенек моего крыльца и потянулся обнять, но я увильнула от его прикосновений. Руки Джордана безвольно рухнули вниз. Ту малость, что я позволяла ему недавно, сейчас ему не дозволена. Он переступил через порог, заходя в мой дом, в ту крепость, что я строила на протяжении многих лет защищаясь от него. Но он взял её штурмом меньше, чем за сутки. Неужели, я снова так просто сдалась ему?

– Твоя скрипка, – он протянул чехол мне. Я перехватила, слегка касаясь его пальцев. Это ток пробежал от руки к сердцу или мне только так кажется?

– Спасибо, – я проследовала в глубь дома, тем самым приглашая его внутрь, – Ты можешь пока расположится на кухне, я скоро подойду.

Сердце бешено билось где-то в горле, не давая нормально вздохнуть. Так, нужно успокоится и спокойно выслушать его сторону истории. Но как же это сложно! Как же сложно быть в дали от человека, которого желает твое сердце. Оставив скрипку в комнате, я проследовала на кухню, но остановилась на пороге. Джордан колдовал у плиты, варя кофе, привычно насвистывая что-то под нос. Мои губы тронула легкая непроизвольная улыбка, вспоминая старые времена, когда он точно также варил кофе для нас двоих. Нет, нельзя позволять волю эмоциям! Соберись Мэри!

– Ты решил сварить кофе? – я подошла к одному из шкафчиков, доставая две кружки.

– Прости, наверное, по привычке. Я помню, как ты любишь пить кофе вечером, – Джордан снял турку с плиты и налил кофе сначала в одну чашку, потом во вторую, – Оно все также помогает уснуть?

– Как не странно, но да. Джордан, – он поднял глаза встречаясь с моим взглядом, – Я просто выслушаю тебя и все. Не думай, что это что-то поменяет.

– Хорошо, – сказал он на выдохе, после небольшой паузы. Джордан всегда делал так, когда соглашался со мной вопреки всему. Я села за стол, пригубив из чашки. То, как варит кофе Джордан не варил никто. От наслаждения я слегка прикрыла глаза.

– Нравится? – я легко кивнула, – Честно, я не знаю, с чего начать, Мэри. Между нами столько произошло. У тебя и у меня есть свои жизни, которые мы выстроили после расставания. Но… ты научила меня верить судьбе, и, если она свела нас, значит так было нужно.

Я жадно впитывала слова Джордана. Казалось, он был все тот же мальчишка, в которого я влюбилась несколько лет назад. Вообще, странная штука время. Казалось, что мы виделись последний раз лишь вчера, мне восемнадцать, я думаю, что будет ждать меня в будущем, а рядом сидит Джордан, нежно перебирая мои волосы, говоря, что у меня все получится. Но это лишь обман, между нами сейчас лежит пропасть длинною в семь лет. После долгого молчания, Джордан продолжил, рассматривая кружку.

– Знай, я никогда не забывал тебя и никогда не менял на другую. Все что я делал, это для того, чтобы ты была счастлива. Знаю, сейчас у тебя в голове мысль «Да неужели», но это правда. Мэри, после встречи с тобой я думал лишь о тебе. О твоем счастье, о твоей жизни. Самое сложное, это было врать тебе смотря в твои глаза, цвета неба. Да, я наврал тебе тогда, семь лет назад, считая, что так будет лучше. У меня после тебя никогда никого не было.

– А как же…?

– Та девушка, про которую я тебе сказал в парке? – я кивнула, – Ложь. Тебя было легче убедить, что у меня кто-то есть нежели сказать правду. Я помню, сколько всего наговорил тебе тогда. Помню твое лицо, словно это было вчера…

– А как же наша первая встреча в репетиционном зале? Ты спрашивал кто я, спрашивал мое имя?

– Да, когда я впервые увидел тебя спустя столько лет, то не сразу узнал. И все мои эмоции были правдой.

– Как мне верить тебе, Джордан?

– Черт, вот мы и подобрались к сути, не правда ли? – я снова кивнула. Обида уже проходила, – Я вынужден был тебя бросить, так как боялся забыть… – голос Джордана сорвался на шепот.

– Что значит забыть?

– То и значит, Мэри. Семь лет тому назад, за две недели до того, как мы расстались я узнал, что у меня опухоль в мозгу, и что я могу забыть все, что произошло со мной в период с года до трех лет, – из моих глаз потекли слезы и я прикрыла рот рукой, – Это означало, что я могу забыть тебя, забыть нас. Тогда я сделал то, что мне казалось правильным. Я бросил тебя, заставил ненавидеть. Точнее, я думал, что ты будешь ненавидеть…

– Но я ненавидела…

– В тот момент, когда я видел, что мои слова вонзаются в твое сердце словно кинжалы, я хотел подойти и обнять тебя, рассказать всю правду. Но рассказав тебе правду, было бы жестоко…

– А бросить меня было не жестоко?! – по моим щекам давно текли слезы, – Я столько лет думала, что в чем-то виновата, что сделала что-то не так! Я уехала, пытаясь стереть из памяти все воспоминания о тебе, а сейчас ты заявляешься ко мне домой и говоришь, что любил меня и сделал все это ради меня?

– Люблю…

– Что?

– Мэри, я люблю тебя до сих пор, всегда любил!

– Где эта любовь? Где она? Где ты был, когда я безвылазно сидела три дня, потому что мне было плохо? Где ты был, когда я переезжала из родного дома лишь бы забыть тебя? Где ты был, когда я снова собирала себя по кусочкам, чтобы быть живой?! Где?! Где?! – я бросила кружку в стену рядом с Джорданом. Она разбилась на миллионы осколков, как и мое сердце когда-то давно, – Прошу, уходи.

Сил не было, хотелось снова исчезнуть, провалится сквозь землю, лишь бы не видеть этот зеленый омут глаз, что снова зовет меня к своим чертям. Еще шаг и я снова упаду в ту пропасть, из которой так долго пыталась выбраться. Опустив голову, я услышала шаги.

– Прости меня, Мэри, я никогда не хотел причинить тебе боль…

– Уходи, – я закрыла руками лицо. Послышались удаляющиеся шаги и громкий хлопок двери. Он отразился эхом в моем сознании. Почему Джордан снова появился в моей жизни? Почему снова заставляет верить ему?

Я подняла голову и посмотрела в сторону двери. Все мое естество взывало к нему. Я снова хотела хоть на минуту оказаться в его сильных объятиях, что всегда укрывали лучше любых крепостей. Поддавшись секундному порыву, я рванула к двери. Распахнув её настежь, я увидела Джордана, что сидел на одной из ступеней крыльца.

– Джордан…, – ветер донес мой шепот до его ушей. Он обернулся в первую секунду не веря, что я сама позвала его. Не прерывая зрительного контакта, я слегка кивнула. Этого оказалось достаточного. Подорвавшись с места, Джордан преодолел расстояние, разделявшее нас, и поцеловал.

Глава 6

Холодный цвет безликой Луны заглядывал ко мне в спальню. Звезды, словно маленькие светлячки, светили с темного небосвода, образовывая только им понятный рисунок. Никогда не видела всех этих созвездий, не понимала их строение, но, смотря в небо, всегда завораживалась тем волшебным светом, что дарил небосклон.

– О чем ты сейчас думаешь?

Джордан нежно поцеловал меня в макушку, вдыхая мой аромат. В его объятиях было тепло и спокойно, словно недостающий кусочек пазла наконец встал на место и теперь картина была законченная и гармоничная. Его рука медленно, проводя лишь кончиками пальцев, опустилась с предплечья до кисти, и взяв мою ладонь в свою, нежно переплел наши пальцы.

– Джордан, расскажи, что с тобой было?