Желанная герцогиня

Глава первая

Темница Адмана, столицы Нармада

456 ход от Четвертого Исхода (за половину хода1 до появления Анастасии Павловны в этом мире)

– Тварь!

Глухой удар, последовавший за возгласом, заставил мужчину, висящего на цепях, хрипло рассмеяться. Боялся ли он того, что с ним собирались делать? Нисколько.

Он знал, что с ним не станут церемониться. Не будут торговаться с его королевством за жизнь посла, пусть и очень ценного. За такие знания убивают. Чем, собственно, в темнице и занимались последние пять вех2.

Пленник жалел лишь о том, что не успел сбежать. Что был так ловко обведен вокруг пальца, что даже не успел отправить вестника отцу. И сейчас, находясь в кандалах, блокирующих магию, мог лишь плевать в лицо королю Нармада, который явно наслаждался пытками и вместе с тем был зол, потому что ничего не смог вызнать у узника. Ни один из его методов не сработал, и язык посла не развязался.

Мужчина не боялся умереть и не жалел о том, что не сможет продолжить свой род, не жалел о том, что принесет в свою семью горе, как и том, что заставит свою невесту оплакивать его.

Он жалел лишь о том, что не сумел передать весть о планах короля Нармада, рассказать о том, к чему тот готовится и что желает совершить!

Но чего он не ожидал, так это следующего приказа, заставившего мужчину пожалеть, что его жизнь не оборвалась вехой раньше…

– Принесите радрак!

– Мрази!.. – едва слышно просипел заключенный, сжимая кулаки. – Будьте вы прокляты!

Процедура казни для пленного прошла как в тумане.

Он не мог вспомнить, в какой точно момент на шею был надет артефакт, и когда спали его кандалы. Он не мог противиться воле чудовищной магии, заключенной в радраке.

Под злорадный смех короля Нармада, который упивался болью пленника, изможденный мужчина совершал хаотичный оборот.

Его тело менялось стремительно – почти двадцать обращений одно за другим за короткий период, от громадного медведя до черного ворона, пока в итоге не обрело вид исхудалой плешивой собаки.

И это не было бы столь страшно и неприятно в прежней жизни. Посол давно контролировал свой дар и неоднократно прибегал к его различным формам. И даже делал это в почти такие же короткие промежутки времени. Однако сейчас он был слишком измучен, чтобы защитить свой разум.

Все это время сознание приговоренного менялось так же стремительно, как и его тело. Каждый новый образ рвал сознание, уподобляя его тому существу, в которое мужчина превращался.

Он был медведем, желающим разорвать на куски чужаков, смердящих кровью и тухлятиной. Был вороном, который мечтал выклевать глаза и вырвать язык врагам. И непременно улететь ввысь, к облакам, прочь из этого дрянного, пропахшего болью и смертью места.

Человеческое «я» приговоренного уступало каждому следующему зверю или птице. Животный разум заглушал человеческий, не давая ни мыслить, ни анализировать, ни хоть как-то попытаться сохранить себя.

Он уже не мог понять, ни кто он, ни что он. Руки ли у него? Лапы? Или, может, крылья? Что он и кто?

Человек боролся, боролся отчаянно, пытаясь сохранить крохи своего разума. Сохранить память о себе, о своих родных и о том, кем он является на самом деле.

– Я – Виктран Амадео Аригальерский, – иступленно шептал пленник.

А палачам слышалось лишь утробное рычание.

– Я – Виктран Амадео… Виктран… Вик…

– Открыть замки! Все прочь! – отдал приказ король, видя, что посол, ставший собакой, юлой крутится на месте, а из его пасти на каменный пол капает кровавая слюна. – Вон отсюда!

Последний крик Нармадского короля отпечатался в сознании Виктрана вспышкой боли. Сильной, тягучей, выматывающей.

Только инстинкты зверя спасли несчастного от действия радрака, который был готов засчитать попытку вырваться из подземелья за нападение на людей. Инстинкты, которым человеческому разуму пришлось уступить, полностью отдав власть и контроль над телом и сознанием.

Пес мгновенно опустился на брюхо, сжал лапами морду и протяжно заскулил. Выл до тех пор, пока магическая удавка на шее не прекратила свое страшное действие.

Только после этого пес, пошатываясь, иногда падая, но неизменно поднимаясь, побрел прочь. Его обоняние обострилось, пес уверенно выбирал нужные коридоры, двери, огибал людей по широкой дуге, пусть и не осознавая, но чувствуя, что никто ему не поможет, ни один двуногий не сможет к нему ни приблизиться, ни дать возможность утолить жажду.

Наконец он сумел выбраться не только из подвала, но и из дворца на воздух, залег в парке, зарывшись в опавшую листву, и уснул.

В следующий раз человеческое «я» проснулось в Виктране уже в облике ворона, который методично выклевывал глаза рыбине, неясно откуда взявшейся. Во всяком случае, вокруг не было видно ни водоема, ни жилища людей, чтобы эту рыбину своровать.

Зато был лес, слегка припорошенный снегом, грязь вперемешку с пожухлыми, прелыми и чуть подмерзшими листьями, запах сырости и холода, неотвратимо надвигающегося. Зима готовилась укрыть все пушистым покрывалом из снега, будто извиняясь за трескучий мороз, который следовал за ней по пятам.

Впрочем, если ворон смог утащить рыбу, ему вполне хватило бы мозгов, улететь подальше.

Мужчина позволил инстинктам взять верх, расслабился, отдавая контроль над телом, и наблюдал за собой словно со стороны, при этом пытаясь воссоздать логическую цепочку всего, что с ним происходило не только со времени попадания в темницу, но и после побега из дворца.

Виктран раз за разом прокручивал в голове вехи, которые еще помнил сам, настойчиво вспоминал лица родных и близких, зная, что именно они, эти образы, станут якорем для его сознания. Они и долг, который он должен исполнить.

Вот нежные руки его матушки, всегда пахнувшие медом и молоком, ее лучистые добрые глаза, которые смотрели словно в самую душу, заглядывали в самые потайные уголки, и никакая тайна не могла от нее скрыться. Пусть это было детским, наивным представлением, и, будучи взрослым, Виктран давно научился не доставлять лишних волнений матери, но он точно знал, что Ее светлость всегда поймет, если с ним что-то случится, и никакая, даже самая правдоподобная ложь не поможет успокоить ее сердце.

От ее открытой улыбки всегда теплело в груди. Матушка… Образ аргерцогини встал перед мужчиной будто наяву. Даже ворон встрепенулся, качнул головой, но в итоге продолжил клевать рыбью голову.

Отец… Именно он воспитал в нем мужчину. Именно он научил, что семья превыше всего. Что мужчина должен быть защитником и даже перед лицом опасности не имеет права пасовать и подставлять людей, чьи жизни зависят от него.

Виктран мог гордиться собой. Он сумел защитить своих людей. Неидеально, увы. Все произошло стремительно, в последний момент, и выбираться из Нармада его людям пришлось под видом помощников и родственников купцов из Куафара, да еще при сопровождении охраны из местных. Так что их путь будет лежать в Куафар, и только там они смогут затеряться и получить поддержку восточных друзей, направить вестника королю и его советнику.

Сам вот только уйти не успел. Поплатился за самоуверенность. Убежденность в том, что о его даре и направленности знают только близкие, сыграло с ним плохую шутку. Смертельную. От радрака избавиться он не сможет. Нет такой силы, которая бы освободила его от артефакта. Может, когда-то в древности существовала, но сейчас ее нет…

Артефакт словно только и ждал того, когда человек вспомнит о нем, и сжался плотным кольцом вокруг шеи, причинив боль ворону и заставив того забить крыльями, подавившись потрохами…

Но то ли радрак еще не наполнился магией до краев, то ли в Виктране пока было гораздо больше сил для сопротивления, но неожиданно артефакт ослабил хватку.

Ворон недовольно каркнул, прочищая горло. Недоверчиво осмотревшись вокруг, все же вернулся к рыбине.

Виктран усиленно гнал прочь мысли о смерти, намеренно вспоминая бал, на котором впервые кружил свою невесту в танце. Юную, нежную, невероятно красивую…

Ворон недовольно клацнул клювом, вновь отвлекаясь от пищи, и нахохлился. Птице не нравилось терять концентрацию, не нравилась череда видений, всплывающих перед его глазами, не нравилась удавка на шее. Но как бы он ни противился признавать это, главенство было отдано человеческому разуму. Однако человек почему-то не торопился забирать полный контроль.

Виктран мысленно усмехнулся. Когда-то давно, еще будучи ребенком, его пугал собственный дар и то, как раскалывалось его сознание, будто бы делилось на несколько частей, хотя всегда это был он один. Каким бы животным или птицей ни становился, разум был единым. Проблема возникала с инстинктами, которых в животном начале всегда больше. И чего лгать – они были сильнее. Буквально сбивали с ног и заставляли подчиняться звериным рефлексам.

Виктран расслабился, позволяя ворону продолжить трапезу. К удивлению мужчины, он не чувствовал себя изможденным. Наоборот, раны, полученные в темнице, затянулись, и, судя по его ощущениям, давно.

Конечно, мужчина понимал, что провел в беспамятстве длительное время, пока его телом руководила магия. Гораздо больше, чем следовало и чем когда-то происходило на тренировках или в походах. Чудо, что он вообще вернул разум, а не отдался полностью во власть инстинктам.

Виктран размышлял и, несмотря на жжение радрака, заставлял себя вспомнить все, что происходило после темницы, сосчитать все вехи во всех обликах, которые он принимал.

Выводы оказались неутешительными. Вехиман3. Он провел в беспамятстве вехиман.

Что ж, он все еще в Нармаде, но уже не в столице.

С одной стороны, это хорошо, так как вдали от людского присутствия он смог не просто прийти в себя, но и излечиться. С другой стороны – плохо, потому что ему придется вновь держать путь в столицу. И пусть как человек он уже бесполезен, ведь принять человеческий облик не только чревато мгновенной убийственной реакцией радрака, но и попросту может быть невозможным, а значит, рисковать не стоит. Однако для своего королевства Виктран сделает все, что в его силах.

Знания о том, что творится в северном королевстве, и чей именно путь пытается повторить король Нармада, должны передать его люди своему правителю, когда сумеют достичь безопасной территории. А что касается остального…

У Виктрана имелись задачи, которые он должен был выполнить в качестве посла союзного государства. И самым главным в переговорах с королем Нармада стоял вопрос о продаже лошадей. Невыполнимый пункт.

Удивительная Нармадская порода, которой не было равных. Гражские толкачи.

Нармадцы предлагали брать в аренду своих коней, причем вместе с конюхами, но на разведение были категорически не согласны. Да и цены заломили такие, что Виктрану пришлось улыбаться и заверять, что предложение более чем щедрое, но он всего лишь посол и такие контракты заключать не уполномочен. Что это возможно только после согласования с его королем.

Обе стороны понимали, что озвученные условия невыгодны для королевства Амриарн.

Виктран недовольно взмахнул крыльями, на мгновение забирая полный контроль над телом, отчего ворон в его сознании гневно каркнул. Слишком хорошо помнил лица и короля, и его советников, когда те озвучивали пункты договора, по которому они согласятся передать своих коней Амриарну сроком на два хода. Тогда он еще удивился такому малому сроку, теперь же понимал, с чем это связано. Слишком отчетливо понимал… Как и то, что не сможет навредить ни местному королю, ни кому-то из его приспешников и союзников.

Проклятый радрак не даст.

Но ничего… Гражских толкачей его королевство получит… И самых лучших!

Как раз в это время должна проходить Большая Ярмарка Лошадей. На которую съедутся лучшие заводчики этой породы, выставят лучших своих коней и кобыл.

О, Виктрану будет, из чего выбрать.

Мужчина продумывал план до мелочей, просчитывал каждый нюанс того, что собирался совершить. Мысленно вспоминал все закоулки площади и центрального парка, выстраивал пути отхода.

В его сознании разворачивалась карта, на которую он мысленно ставил пометки, словно бы делал зарубки, что и где сто́ит проверить лично еще раз.

Его уверенность в том, что задуманное получится, крепла. Эти лошади необходимы его королевству, тем более, когда мир стоит на пороге новой войны.

Конечно, Виктран понимал, что наступательные действия король Нармада не решится совершить в ближайшее время. Вероятно, ему еще потребуется ход-два на подготовку. Но в том, что война будет, уже не сомневался.

Его величество Дамрук поспешил с наказанием для посла, ставшего неугодным свидетелем. Погорячился, слишком ошалел от своего всевластия. Ему точно не следовало прибегать к радраку. Ему стоило убить посла сразу. Без лишнего издевательства.

Виктран взмыл в небо, не дав ворону доклевать рыбину, чем тот остался недоволен. Но птица, по сути, была сыта и просто ковырялась в останках.

Несмотря на то, что Виктран был ограничен действием артефакта и точно знал, что тот преподнесет ему еще не один неприятный сюрприз, он был полон решимости доставить Нармаду столько проблем, сколько сможет.

Виктран еще не сдался. У него есть ход. Один ход, прежде чем артефакт убьет его.

Глава вторая

Столица шумела, гудела, все больше людей съезжалось на ярмарку. И в этом были как плюсы, так и минусы.

Виктран находился здесь уже вехим4. Он знал, что ему будет сложно, но имел несколько определенных целей. И лошади, те самые Гражские толкачи – всего лишь одна из них.

Чуть ли не самым важным было сорвать королю Нармада подготовку к страшному ритуалу, который должен стать лишь первым в череде кровавых событий. И Виктран знал, как это сделать. Хватило бы и тех знаний, которыми он обладал до того, как попался. А уж после того, что узнал, целенаправленно проникнув во дворец, и подавно.

Мужчина выяснил не только то, что нужно искать и как выглядят ритуальные артефакты, но и где их спрятал Его величество. Виктран слишком хорошо знал, что их пропажа не только нанесет ощутимую брешь в казне Нармада, но и потребует от короля пару ходов на их замену. А для посла сейчас не было ничего важнее, чем выиграть как можно больше времени для своего королевства.

Пусть Виктран теперь имел гораздо меньше возможностей, а проклятый радрак часто выбивал из него человеческий разум, заставляя раз за разом проживать все заново и восстанавливать свое сознание по крупицам, но образы родителей и невесты грели сердце и продолжали быть тем маяком, который необходим для реабилитации человеческого «я».

Но благодаря тому же радраку больше ничего не могло ему навредить. Ни одна магическая защита не была для него препятствием, а ловушки и вовсе не реагировали на него, будто он не был ни живым, ни мертвым.

Когда Виктран обнаружил это свойство, он ликовал. Пусть недолго, но ликовал. Хотел того король Нармада или нет, но он сослужил своему пленнику отличную службу.

Да, никто не мог ему помочь, даже косвенно, потому что тогда бы погиб. Поэтому Виктрану приходилось сильно стараться, чтобы его не заметили простые люди и не испытали жалости к птице, собаке, коту, в которых он превращался для проникновения во дворец или в поиске пропитания.

Но именно эффект наличия на шее радрака давал ему гораздо больше, чем он смел мечтать. Полная нейтрализация любого магического или физического воздействия. Конечно, помимо прочего был и существенный недостаток. Откат, который мог наступить как сразу при проникновении на запретную территорию, так и после того, как Виктран выбирался в королевский парк – свое временное убежище.

Веха был в самом разгаре, и Виктран отдыхал.

Вчера он успел выбрать нужных лошадей, успел избрать путь, по которому уведет толкачей, и даже потренировался перевоплощаться в жеребца. При этом чуть было не попался одному из конюхов, который замешкался, увидев вороного красавца, явно сбежавшего из стойла.

Сейвешней ночью он проникнет во дворец и украдет так необходимые королю Нармада артефакты, а затем отправится на королевскую конюшню, куда лишь на одну ночь определяли победителей. Удивительное правило, которое сыграло на руку Виктрану.

Завтра днем должно состояться награждение заводчиков, где король лично осмотрит лучших, а там и заключит договор на поставку коней ко двору и в армию.

Виктран понимал и риск, и то, что все может сорваться. В одиночку провернуть подобное сложно. Без нормальной подготовки, без магической силы, которая сейчас вся направлена на сохранение его разума. Но он не отчаивался. Он молился Священной Паре, прося богов послать ему удачу и их милость. А может, и требовал, потому что радрак – не то, что он заслужил за сведения о страшной тайне, о возможной скорой гибели множества людей…

Был ли Виктран зол? Был. Хотел ли отомстить? Страстно.

Понимал ли, что ограничен в возможностях? Ясное дело… И, тем не менее, верил, что Священная Пара не оставит его. Что боги так же, как и он, не желают гибели своих детей. А значит, ночью удача непременно будет на его стороне.

Что случится после, Виктран предпочитал не думать. Он доставит коней и артефакты в свою страну. Чего бы ему это ни стоило. Сделает.

Ворон, в образе которого сейчас находился Виктран, раскрыл глаза и тут же закрыл их снова, вжимая голову в плечи. В парке было морозно, а еще ему мешал этот суетливый человек, который никак не желал наконец уснуть.

Наконец мужчина смог отрешиться от всех мыслей и уйти в мир сновидений, в котором он снова и снова кружил невесту в танце, а она смеялась, доверчиво прижимаясь к нему. Красивая, юная, нежная…

Ее высочество Арандиана Айверрская, если Священная Пара будет благосклонна, не станет оплакивать его слишком долго, сможет составить кому-то пару и быть счастливой женой.

Если кто-то думал, что с наступлением ночи во дворце становится тихо, то окажись он на месте Виктрана, трижды бы проклял того, кто так считает.

Виктран мысленно ругал не вовремя приехавших послов из Тарусы. Слуги сбивались с ног, пытаясь одновременно и не потревожить покой королевской семьи, и в то же время угодить важным гостям. О том, что Дамрук ждал этих послов, Виктран знал наверняка. Те должны были привезти Его величеству не только благую весть, но и очередной артефакт.

Он знал, что сейчас проходила аудиенция. Поздняя, не по протоколу, но она проходила. И отчаянно жалел, что не сумел пробраться в тот зал, чтобы подслушать, о чем же доложат королю тарусы… Вместо этого ему приходилось вжиматься в статую, чтобы не быть замеченным.

Виктран думал над тем, стоит ли менять свои планы, нужно ли отложить на еще одну ночь кражу артефактов. И пришел к мысли, что приезд послов и ему на руку.

После получения очередного важного трофея и заверений в дружбе от Тарусы, Дамрук станет благодушным и, по сути, сам приведет его в сокровищницу. А уж он постарается и остаться неприметным, и заполучить себе не только новый артефакт, но и все остальные. Нужно всего лишь подождать. А это Виктран умел.

Правда, ласка, в облике которой он сейчас находился, была нетерпеливой и слишком игривой. Но очень осторожной. И пока осторожность перевешивала в животном желание пошалить.

Мужчина выжидал, прислушивался к разговорам слуг, ждал момента, когда ему следовало бежать с насиженного места в сторону сокровищницы, чтобы войти в свиту короля Нармада. И тот не будет знать, что с ним, несмотря на наличие охранных заклинаний, пройдет лишнее существо. Магия посчитает Виктрана членом свиты. А значит, отката за проникновение в сокровищницу Виктран не получит.

Что немаловажно, ведь ему придется покидать помещение без Дамрука, да еще и с чужим имуществом, а значит, тогда и откат будет гораздо сильнее.

Но Виктран все продумал и даже облюбовал место, где сумеет переждать мощь наказания радрака.

– Дайра, бегом! Их светлости идут!

– Его величество изволил лично…

Что Дамрук изволил лично, Виктран не дослушал. Он и так понял, что король уже направился в сокровищницу. А потому стрелой вылетел из-за статуи и ветром помчался по коридорам, ловко обходя препятствия. И успел в последний момент.

И совсем не так, как рассчитывал…

Виктран знал, что ему нельзя никого касаться. Если сам прикоснется – артефакт накажет его, если соприкосновение произойдет по вине другого – тот умрет.

А ему удалось прошмыгнуть под длинный плащ короля, который волочился по полу. И если тот решит подтянуть свою накидку, морфа обнаружат.

Ни один из вариантов не подходил Виктрану. Его не должны увидеть и его не должны касаться, потому что в случае с королем умрет именно Виктран, а не Дамрук. Ведь именно волей короля активирован радрак. Иначе мужчина давно воспользовался бы этим обстоятельством и очистил свой мир от этой мрази, желающей повторить «подвиги» Рохана!

Кто ж знал, что у того все-таки были прямые наследники! Отлично сумевшие не только спрятаться, но и дорваться до власти, ничем себя не скомпрометировав!

Столько лет успешно водить за нос не только свое королевство, но и весь мир!

Горечь бушующими волнами разливалась по телу.

Никто ничего не понял! Никто!

Ласка оскалилась, а Виктран осознал, что чуть было не ослабил контроль из-за своей злости. Вовремя успел притушить инстинкты зверька.

– Ждите здесь! – приказал охране Дамрук, оказавшись у двери в сокровищницу.

Виктран же притаился в складках плаща, сначала решив вжаться в пол. Однако когда понял, что тяжелый ларец король желает лично занести в помещение, юркнул чуть ли не вплотную к ногам Его величества. Потому что тот для удобства обмотал металлическую ручку ларца свободным краем плаща… Обдумать этот момент мужчина не успел.

Виктран сильно рисковал. Пока его спасал окрас и привычка Дамрука всегда ходить в высоких черных сапогах. Даже если тот был во дворце, даже если королю нужно было всего лишь отправиться в соседнюю комнату…

Виктран помолился Священной Паре, и, кажется, та услышала его… Потому что в момент, когда отворились двери сокровищницы, и Его величество обратился к магии, та не обнаружила ласку. Ничего не случилось: ни магического колебания, ни звукового оповещения…

Морф вошел в сокровищницу вместе с королем и в момент, когда они оба полностью пересекли границу, метнулся тенью за один из сундуков, понимая, что его везение не вечно.

Увы, сразу король не ушел. Наоборот, двери сокровищницы закрылись, а Дамрук остался в огромном зале. Виктран нутром чуял, что ему не понравится то, что сделает Его величество. И не ошибся…

Магия струилась по телу короля, черные всполохи исходили из его рук и тенью ложились прямо на ларец, который от воздействия пусть медленно, но начал разрушаться. И все бы ничего, но Дамрук установил ларец рядом с теми самыми артефактами, которые Виктран собирался выкрасть. Мужчина переживал о том, что эта новая ценность может оказаться неучтенным фактором в его плане и обладать неожиданными свойствами.

Виктран знал, что внутри ларца один из важных артефактов, но даже не мог предположить, что конкретно лежит внутри. Что там такое, если король, во-первых, обезопасил себя магической защитой, а во-вторых, решил разрушить оболочку, в которой находилось сокровище?

– Легенда. Миф… – самодовольно выдохнул Дамрук. – Я грезил тобой с детства, и вот ты в моих руках.

Справедливости ради стоило отметить, что в руках у короля ничего не было. Да и сомневался Виктран, что Дамрук рискнет взять в голые ладони огромный бриллиант примерно с два куриных яйца, переливающийся всеми цветами радуги. И пусть в сокровищнице было довольно темно, драгоценность так ярко сияла, что освещала собой другие сокровища в о́круге5 трех-четырех шинов6…

Это позволило Виктрану рассмотреть артефакт… Рассмотреть и чуть не утратить разум. Дамрук прав. Это легенда. Миф…

– Слеза Священной Пары… Ты моя!

Ласка тихо зашипела, и будь Его величество не так занят любованием, наверняка бы услышал морфа. Виктран же постарался успокоиться. Он раз за разом напоминал себе о том, зачем он здесь, о том, что сейчас нельзя ничем себя выдать. Он не имел на это права. Никакого.

И пусть перед ним одна из сказок, вдруг ставшая явью, еще и попавшая в руки подонка, Виктран должен быть осторожен.

По преданию Слеза Священной Пары – это отнюдь не настоящие слезы, которые слились воедино в огромный бриллиант. Свое название этот камень получил потому, что приносил владельцу неприятности (его всегда пытались отнять, украсть, ради него убивали) и, как итог – горькие слезы.

В драгоценности была заключена огромная энергия – энергия Священной Пары. Бриллиант был уникален, таких в мире больше не существовало. Но самым главным являлось свойство Слезы приумножать богатства владельца. Во всяком случае, так рассказывал когда-то Тирхан, а Виктран запомнил.

К сожалению, информации об остальных свойствах старый учитель не нашел. В сказках было много о величии драгоценности, о горестях, которые приносила Слеза своему владельцу перед тем, как сменить хозяина, но вот какими конкретно качествами обладал артефакт, увы, никто не знал. Как и то, чем мог обладать хозяин бриллианта до того, как с ним расстаться.

Точнее, морф думал, что никто не знал. Оказывается, одна живая душа не только знала, но и сумела отыскать Слезу и завладеть ею…

Интересно, послы из Тарусы знали, что именно привезли Дамруку?

– Ты по праву займешь центральное место в моей короне, – тем временем произнес Его величество.

Виктран скривился. Его и до того раздражало самолюбование короля Нармада. Тот даже наедине с собой вел себя так, словно перед ним были зрители, которые воспевали его ум, красоту и находчивость.

– Весь мир будет у моих ног. Весь!

Виктран впервые испытал страх. Страх от мысли, что именно так и случится. Если ему не удастся помешать Дамруку. Если его подчиненные все же не доберутся до своего королевства и не предупредят отца и короля.

Но даже если и предупредят, что сможет сделать армия, практически обделенная магией? Особенно, если учесть, что Дамрук сумел собрать вокруг себя одаренных в таком количестве, что ни одной стране не снилось. Как он их находил? Как убеждал служить себе?

Ласка прижала лапки к груди. Если бы Виктран позволил, давно бы юркнула за один из бархатных тюков, потому что, наконец, и она ощутила влияние бриллианта, его магию. Магия Слезы была чудовищна…

– Я – красавец! – громко объявил Дамрук, выпячивая свою грудь.

И Виктран с ужасом понял, что бриллиант усиливал чувства окружающих. Возводил их в абсолют.

– Отец не смог! Зато смог я! Я лучше! Я достоин! Все сдохнут! Весь мир подчинится мне!

Король Нармада расхохотался, его хохот в замкнутом помещении эхом отлетал от стен и возвращался с утроенной силой.

Морф все-таки не выдержал. Упустил контроль и позволил ласке свернуться клубком, спрятавшись за тот самый тюк. Он ощущал эмоции короля как свои собственные, он вдруг начал думать в том же направлении. Что да, Дамрук – красавец, что он действительно завоюет весь мир… Хуже того, Виктран вдруг начал этого желать! Потому что только он, только Дамрук был этого достоин!

О! Он бы служил Его величеству. Сделал бы все, чтобы тот всегда сиял в ореоле своей славы! Чтобы умывался кровью врагов и…

Радрак на шее ласки сжался с такой силой, что у Виктрана вышибло воздух из легких. И мужчина сам не знал, каким чудом ему удалось не то что ни звука не издать, но даже не завыть от боли!

Именно радрак привел его в чувство, именно он помог ему избавиться от чудовищной мощи Слезы Священной Пары. А ведь Дамрук так и не взял ее в руки! Что будет, когда король напрямую станет контактировать с ней? Окружающие сойдут с ума от любви к Его величеству?

Виктрана передернуло от мерзости. Он так живо и ярко это представил, что его затошнило.

Боги! Как вы могли допустить такое? Зачем создали эту страшную драгоценность?!

– Мир падет к моим ногам! Скоро, совсем скоро! – Его величество в очередной раз выпятил грудь, стряхнул несуществующие пылинки с плаща, картинно вздохнул и накрыл артефакт тканью. – Рохан бы гордился своим потомком!

Только после этого король наконец покинул сокровищницу.

Виктран выжидал, его сердце билось часто-часто, лапки ласки подрагивали от пережитого ужаса и боли. Пережидая действие двух чудовищных артефактов, мужчина лихорадочно размышлял над тем, как вытащить Слезу Священной Пары из сокровищницы.

Касаться ее было нельзя. Виктран не мог дать четкого ответа, почему, только интуиция буквально колоколом звенела – трогать этот артефакт нельзя ни зубами, ни лапами.

Но как-то же его держать надо! Да еще так, чтобы он не соприкасался с другими артефактами! Шкатулка Виктрану не подходила. Через то маленькое окошко под самым потолком сокровищницы ему попросту будет не вытащить ее. К тому же выходить нужно будет сразу со всем скарбом. Если часть останется внутри, а он сам окажется снаружи, запоют заклинания.

Изначально он планировал воспользоваться тканью, в которую хотел завернуть все артефакты, благо те, в основном, не были массивными. Внешне обычные драгоценные камни, лишь иногда слишком крупные для минерального кристалла.

Но и оставлять Дамруку Слезу нельзя!

Ласка заметалась по сокровищнице, подыскивая подходящие варианты, запищала, завертелась, не находя ничего, что могло бы облегчить ношу ворону и при этом не дать соприкоснуться другим артефактам со Слезой.

Ткань тут была, но только плотный бархат. Если обмотать им драгоценность в несколько слоев, ноша получится излишне объемной.

Виктран поразмышлял и наконец нашел решение. Не нравилось оно ему. Не нравилось, но выбора другого просто не было.

Стрелой пустился по сундукам, выискивая те самые артефакты и собирая в кучку рядом со Слезой. Потом расстелил ткань, куда осторожно вытряхнул из шкатулки Слезу. Именно ее он и спрятал в узелок. А с остальным…

Больно выворачивало суставы, выкручивало сознание, которое все норовило ускользнуть, уступая место разуму птицы. Виктран боролся, выгибался дугой, каркал, но не сдавал позиций.

И вот вокруг сложенных кучкой артефактов ходил ворон, ходил и приценивался к блестящим, словно нагретых солнцем камням.

Виктран начал с меньшего – ловко подцепил клювом, подкинул в воздухе и отправил в горло. Думать в этот момент не получалось. Радрак сжался на шее с такой силой… Виктран всерьез думал, что умрет не от проклятого артефакта, а буквально подавится.

Обошлось.

Но каждый раз, как только в клюв птицы попадал новый драгоценный камень, радрак сжимался, скручивал внутренности, протестовал, будто ревнивец, сопротивляясь близости с другими артефактами.

Мужчина потерял счет времени. Перед ним оставалось всего три артефакта, когда сознание человека начало проигрывать птичьему разуму. Ворону хотелось избавиться от рези в желудке, а еще улететь отсюда. И он даже взмахнул крыльями, поднялся на пару метров над полом, каркнул так звонко и громко, что если бы сокровищница не была так сильно напичкана заклинаниями, не пропускающими ни звука, стража на дверях непременно бы его услышала.

Мужчине едва удалось взять контроль над птицей и заставить проглотить оставшиеся артефакты. Проглотить – и тут же кулем упасть, хрипя и катаясь по полу от боли, которая прошила каждую клеточку тела. Обламывать когти до крови и ждать смерти.

Виктран уже не был уверен в том, что сможет отсюда выйти живым. Ни он, ни ворон. Наверное, идея была глупой. Не стоило глотать мощные артефакты. Но и другого варианта вытащить их отсюда Виктран найти не смог.

Его сознание затухало, уже не просто привыкшее к боли, а словно ставшее ее частью.

Морф уже не мог отделить себя от нее. Есть боль, есть он – часть ее, есть мгла, которая накрывает, не давая и шанса выбраться.

«Сынок, будь осторожен!»

Виктран словно наяву увидел матушку и услышал ее прощальные слова.

«Возвращайся!» – крик матери ворвался в сознание Виктрана, отбирая его у тьмы и боли. Птица забилась на полу, затрепыхалась с утроенной силой и, наконец, поднялась.

«Вернусь, матушка», – подумал Виктран и сделал первые шаги.

Его покачивало, ворон чуть не завалился набок, и Виктран с ужасом понял, что его крыло вывихнуто. Вывихнуто, но лететь он все равно сможет.

Ворон, пусть и с трудом, но подхватил клювом узелок со Слезой и взлетел. И, увы, тут же опустился обратно. Но Виктран не сдавался. Попытка следовала за попыткой. Каждый раз все выше, все увереннее, пока наконец ворон не достиг того самого окошка.

– Помоги, Священная Пара! – мысленно попросил Виктран и протиснулся через решетку. – Помоги!

Глава третья

Виктран мчался в образе черного скакуна, сметая на своем пути шатры и лавки. И, уводя за собой лошадей, не забывал призывно ржать, при этом рискуя выронить узелок со Слезой.

Он мчался, сам еще не до конца веря в то, что сумел не только выйти живым из сокровищницы, но и не утратить важные артефакты.

Мужчина не сомневался в том, что боги помогали ему.

Да, были сбиты ноги… Да, перед ним выскакивали люди – и падали замертво, потому что причинить ему вред не могли из-за радрака, а их намерения в отношении черного скакуна оборачивались для них смертью.

Жалел ли этих людей Виктран? У него не было на это времени.

Он мчался уже пятую веху. Останавливаясь ненадолго, чтобы дать отдышаться другим лошадям и найти мелкую речку или колодец, чтобы напиться. Из тридцати лошадей, которых он увел из королевских конюшен, осталось двадцать, но мужчина не сомневался, что до границы может потерять кого-то еще по дороге. Отловят, как только окажутся в видимости людей.

За ними точно идет погоня. А в приграничный город зайти все равно придется. Другого пути для него просто нет. Несмотря на то, что в его королевство ведет еще одна дорога, для него она самая небезопасная. Там лучше тракт, там больше людей, больше охраны и постов, через которые пропускают далеко не всех.

В то, что лошадей просто пропустят через ворота – ждать не приходилось. Их отловят… И лишь боги знают, что сотворит с ним самим радрак при нападении большего количества людей.

Каждая чужая смерть била не только по сознанию, но и жаркой волной проходила по телу. И если в угаре погони мужчина старался не обращать на это внимания, то сейчас, когда он откровенно выдохся (все же Виктран не уникальный породистый конь, а морф, который, к тому же, ограничен страшным артефактом на шее), любая дополнительная нагрузка могла стать фатальной. Сейчас он, можно сказать, был лишь наполовину цельным.

Виктран старался не думать о том, что творится у него в желудке. Внутри словно раскалялись угли и с каждым днем все сильнее. Он не был обычным животным, несмотря на то, что морфы перенимали образ полностью.

Когда-то, помнится, он переживал о том, что инстинкты могут взять верх, и вместо того, чтобы обернуться человеком, его зверь решит завести свою звериную семью.

Отец тогда рассмеялся и успокоил, что это невозможно. Несмотря на то, что морф без труда займет лидирующую позицию в любой стае, тяги к размножению не будет. Такова магия. Только со своим видом. А морф, как ни крути – это человек, обладающий уникальным магическим даром. Помимо прочего, он легко может управлять процессами в организме. Естественными потребностями. Такими, например, как опорожнение кишечника.

Когда показалась деревня, последняя на их пути, Виктран вознес молитву Священной Паре.

Оставалось не так много до бескрайних лесов, до заброшенных земель, для которых Его величество так и не назначил управляющего. Слишком убыточными они считались.

Все удивлялись, как еще стояли несчастные Глиняшки, Адузовцы и Муранки, какими внутренними силами и запасами обладали жители этих деревень, раз дома до сих пор не опустели.

То ли упрямство, то ли невозможность договориться с соседним эдором7.

Но для Виктрана эти земли станут спасением. Он понимал это отчетливо. Несмотря на то, что близилась зима, и пропитание на захудалых территориях найти будет не так уж и легко. А ему прежде, чем двинуться в дальний путь к столице, нужно будет восполнить силы. Виктран уже сейчас подошел к тому рубежу, когда действовал на чистом упрямстве, остро ощущая, как магия все чаще отказывается подчиняться, как разум человека с трудом побеждает звериный.

Но когда перед тобой желанная цель, когда она настолько близка, отказаться от нее – значит, предать все, к чему стремился.

Эта деревня казалась вымершей.

Виктрана если и удивило подобное, то не настолько, чтобы начать опасаться. Интуиция молчала, а вот разум подсказывал, что погоня за ним не окончена, и останавливаться на отдых сейчас нельзя. Он сбавил ход, желая хоть немного отдышаться, и уже не несся галопом. Сначала шел рысью, постепенно перешел на шаг. Лошади, следовавшие за ним, также сбавили ход.

И все же люди были…

Они, словно духи, появились внезапно. А может, это слух начал подводить Виктрана. Мужчина уже не был уверен в том, что трезво оценивал окружающую действительность.

Виктран заметил несколько стариков, которые, разинув рот, наблюдали за табуном лошадей, мчавшихся по кривой ухабистой дороге.

Оглушительный свист раздался неожиданно, заставив одного из коней встать на дыбы и недовольно забить копытами.

– Эгей! Постой-ка!

Прямо перед Виктраном, раскинув руки, выскочил подросток. Мальчик не больше восьми ходов от роду с левой рукой, повисшей плетью.

Виктран не успевал ни отскочить, ни хоть как-то избежать контакта.

Увы, ребенок здоровой рукой вцепился в его длинную гриву…

В момент смерти несчастного мальчишки Виктрана словно молнией прошибло. Он встал на дыбы, истошно заржал, отчего кровавая пена, струей стекающая по его морде, разлетелась в стороны…

Лишь чудом он не выронил узелок с артефактом. Это оказалось счастливым обстоятельством, что от боли, прошившей его тело, конь закусил узелок так сильно, что челюсти свело судорогой, и разжать их было не так-то просто.

Смерть мальчика словно бы надвое расколола сознание мужчины и, кажется, его душу. Он больше не соображал, что делает. В его мозгу билась лишь одна мысль – бежать.

Стремительно, на пределе сил он мчался прочь из деревни, мчался так, как никогда в жизни.

Его затухающее сознание затопило божественным гневом. Лишь в те страшные минуты Виктран наконец понял суть проклятого артефакта. Понял и испугался по-настоящему.

Абсолютно невиновных не бывает. Хоть раз в жизни, но оступались все: кто в большей степени, кто в меньшей. Если ты лишь своровал, воздействие будет меньшим… Но если ты убивал, если намеренно подводил к гибели, то получишь все в двойном размере, как только на твоей шее окажется радрак, который обязательно активируется.

Исключение составят разве что младенцы…

Виктран не был святым, по долгу службы приходилось и миловать, и карать.

Последнее случалось не так уж часто. Ради своего королевства идти приходилось на многое, но ему еще везло…

Везло в том, что воспитание он получил благородное, что отец всегда учил его брать ответственность за все свои поступки, продумывать наперед последствия принятых им решений и избегать ненужных жертв. И никогда не поступаться совестью ради гордыни или триумфа над поверженным врагом.

Теперь Виктран точно знал, что это сыграло особую роль в его нынешнем положении. Именно это не дало сойти с ума… не дало утратить себя и позволить радраку убить его.

Однако было кое-что еще… Слишком существенное, то, от чего не отмахнуться, то, что являлось решающим – гибель тех, кто дотрагивался до него или пытался помочь.

Все эти смерти, что происходили из-за действия артефакта, в итоге оказывались на совести осужденного, тем самым усиливая действие радрака.

И если те, кто гнался за ним, сами были далеко не безвинны, а потому и откат по Виктрану хоть и был болезненным, но не смог раздробить его сознание, то смерть ребенка, которого Виктран не сумел уберечь, ударила по нему самым сокрушительным образом.

Он больше не мог вернуть себе власть над телом.

Хуже того, его сознание, его «я» с каждым мгновением погружалось в непроглядную мглу, которая, увы, не дарила ни спокойствия, ни тишины… Тьма жалила, звенела, заставляя тело Виктрана дрожать от боли.

Мужчина больше не различал реальность и иллюзию и плохо соображал, куда мчится и что будет дальше…

Последней связной мыслью, приказом прозвучавшей в воспаленном мозгу, было – унести как можно дальше то, что хранится в узелке. Но вот что именно в нем хранилось, Виктран уже ответа дать не смог.

Мужчина потерял себя. Черное марево, поглотившее его, имело над ним полную власть, в то время как тело существовало словно бы отдельно. Боль стала основной спутницей, а разум, казалось, навсегда покинул его.

Он не помнил себя, не помнил ничего. Лишь какая-то часть его сущности откуда-то издалека все еще пыталась докричаться до утомленного сознания. Зачем-то заставляя запомнить местность, где Виктран долго пролежал конем, не имея сил подняться. Мужчина не осознавал и того, что украденные им кони взялись выхаживать необычного вожака, от которого веяло божественной магией.

И пусть все это выглядело странно, но едва теплящуюся в нем жизнь поддерживали сейчас именно кони. Они таскали для него траву, грели своими боками и терпеливо сторожили… Пока в один момент Виктран не пожелал напиться… А там и продолжить путь.

Иногда в мареве проступали чьи-то лица, но ни кто они, ни что значат для Виктрана, мужчина уже не понимал.

Просто образы людей. Разные. Строгое мужское, доброе женское, нежное – юной прелестницы. Кто они? И кто он?

Для Виктрана время изменило свой ход. Он больше не был способен отличать реальность от иллюзии. Иногда проступающая связь с телом подкидывала ему странные видения: зимний лес, коней, жеребенка, которому мать трепала гриву… Он ощущал во рту привкус прошлогодней мерзлой травы, талой воды и прелых листьев…

Иногда он мерз, но даже это состояние не могло полностью вызволить его из мглы, которая неизменно была на первом месте.

Мужчина смутно понимал, что его время на исходе. Но больше не желал бороться. Ни стремлений, ни ожиданий, ни цели… Ничего. Даже когда его «я» бесцеремонно выдернули криками, диким ржанием и приближающейся погоней…

Его тело ломало, выворачивало, заставляя не только меняться внешне, но и терять последнюю разумную часть себя. Он был зверем, каким – Священная Пара знает…

Он брел, бежал, летел…

Словно вторя ему, сменялись сезоны… Холод сменился первой капелью, затем благоуханием цветов и трелью птиц…

Мужчина жаждал покоя… И покорно ждал, когда его жизнь оборвется… Его почти не стало.

Виктран чувствовал влагу, которая делала тело тяжелым и тянула вниз. Ощущал запах озера, слышал крики…

В какой момент он ощутил магию, морф не понял. Но именно эта магия – чужая, живительная – заставила его почти уснувшее «я» встрепенуться. Прогнать муть перед глазами и услышать голос, совсем не похожий на его, который грозно требовал: «Не смей сдаваться!»

Лишь спустя мгновение морф понял, что это голос кого-то родного, настолько близкого и дорогого, что ослушаться никак нельзя. И неважно, что это какое-то воспоминание, а не прямой приказ мужчины, находящегося рядом. Пусть его не было поблизости, но не выполнить его волю морф не мог. Да вот беда – было поздно.

Когда он осознал себя вороном и отчаянно забил крыльями по воде, стало слишком поздно. Перья намокли, клюв заполнился водой, дышать оказалось нечем…

На краткий миг, который, впрочем, мужчине показался вечностью, все его чувства и мысли словно отрезало, стерло чужой, неведомой рукой. Он больше не ощущал тела, да и себя тоже. Мгла накрыла стремительно. И в этот раз морф был уверен, что в последний. Он не боялся, но легкое сожаление о чем-то, чего вспомнить не мог, пронеслось в его сознании.

Луч яркого зеленого света оказался для морфа неожиданностью. И собственная реакция его тоже удивила. Он всем своим существом устремился к этому свету, постарался вцепиться в луч, ухватиться… Все эмоции, которые, казалось, угасли, вспыхнули с новой силой и затопили его сознание. Он хотел жить. Неважно как, неважно кем: птицей ли, волком или конем, но жить хотел. Ему еще рано умирать. Он должен что-то сделать. Кому-то помочь. Обязан!

Морф сам был ошеломлен оттого, что смог не только открыть глаза и полностью ощутить свое тело, но и вспомнить о том, что на нем артефакт с чудовищными свойствами. А вот отцепиться от света, источником которого оказалась незнакомка, не мог. Ему нужно было еще… Потому что с каждым мгновением тело наполнялось силой, разум больше не болтался в тумане. И пусть он все еще не понял, кем является, это было неважно. Он жив! И будет жить!

В этот момент незнакомка оборвала зеленую нить, и ворон, не сдержавшись, клюнул жадную женщину.

– Ах, ты ж дрянь! – прошипела она.

А морф, оттолкнувшись от ее руки, взлетел. Выше, выше… пока не скрылся от любопытных глаз. Ему нужно было передохнуть. Нужно понять, что делать с украшением на шее, а главное – осознать, кто он такой…

И тело требовало подпитки. А ворон вместо того, чтобы угнездиться на ветке, перевести дух, подумать о еде, вновь взлетел. На этот раз – чтобы вернуться обратно, на озеро, к той женщине, которая могла бы его исцелить.

А в том, что могла – он не сомневался.

Его тянуло к ней так сильно, до мушек перед глазами… И, несмотря на то, что ему сейчас не требовалось прилагать усилий, чтобы взять верх над разумом птицы, он смутно помнил о том, что это необходимо. Ему нужно погасить все нечеловеческие инстинкты, потому что родился он человеком. Но противиться желанию вновь увидеть девушку не мог.

Ворон надеялся, что ему еще удастся коснуться ее… И тут его сознание прострелило застарелой болью, и перед глазами возник образ худого мальчугана, замертво падающего перед ним… Страх удушливой волной поднялся внутри, ворона затрясло на ветке, но разумная часть быстро опомнилась.

Он же коснулся женщины, хуже того – клюнул! Но она жива! И даже больше! Веселится, играет с детворой, коей чересчур много для того, чтобы быть им всем матерью… Да и сама девушка молода для этого, тем более, что у детей слишком большой разброс по возрасту. Гувернантка?

Ворон разглядывал купающуюся незнакомку с жаждой путника, у которого целый вехим во рту ни капли не было. Ему нравилось то, что он видел. Больше того, морф начал мысленно сравнивать эту девушку с другой, чей образ всплыл в голове сам собой. С красивой, хрупкой юной леди в удивительно прекрасном наряде, с сияющими глазами, улыбкой, полной затаенной надежды и радости… Но…

Незнакомка привлекала его гораздо сильнее. Ее плавные движения, ее нежность и бережность по отношению к детям. То, как она сдувала с лица непослушные локоны, которые так и норовили закрыть ей обзор, как смеялась беззаботно, иногда чуть пофыркивая. Но при этом зорко следила за тем, чтобы никто не утоп и не испугался воды. Иногда она журила, хмурилась, и дети чутко улавливали перемену ее настроения, переставая баловаться. А после этого девушка ловко возвращала общий веселый настрой, продолжая учить разномастную детвору плавать… Ни одного крика, ни оплеухи или шлепка. Хотя двое мальчишек точно напрашивались на трепку, когда начали пугать девчонок, ныряя и хватая тех из-под воды за щиколотки. Одну даже чуть притопили… Но девушка была бдительна.

Ни жеманства, ни кокетства, ни притворства или желания покрасоваться перед сопровождающими мужчинами…

Она была естественной. Какой-то не такой… Не как та, что мерещилась отдаленным эхом в голове. Та была другая. Красивая, но… холодная? А эта… Точно не из его окружения, слишком непосредственна и открыта. Ниже по положению…

И почему-то эта мысль отозвалась горечью и болью в мужчине. А теперь он не сомневался, что являлся, несомненно, мужчиной, человеком, одаренным магией метаморфизма, а самое главное – неподходящим для этой незнакомки. Их союз стал бы мезальянсом. И отец бы точно этого не одобрил. А вот матушка…

Додумать эту мысль он не успел. Прекрасная дева вышла из воды и прошла за пышные кусты, на которых развесили ткань на манер ширмы, чтобы сменить одежду. И он, как безусый мальчишка, не смог отказать себе в том, чтобы перелететь поближе и бессовестно подглядеть за незнакомкой!

Увы, свои планы осуществить он не смог. Его вновь мотнуло на ветке, да так сильно, что морф кулем начал падать. Тело воспротивилось, попыталось взмахнуть крыльями, вот только его «я» вновь утянуло во мглу…

Сознание вернулось рывком, а с ним и контроль над телом. Виктран с удивлением отметил, что больше не являлся птицей. Волком стоял перед костром и не мог отвести взгляда от незнакомки.

– Хуже, Ваша светлость… – вздох смутно знакомого старика едва долетел до сознания морфа.

– Это осужденный, – припечатал рядом стоящий стражник, расслабляясь.

Запах страха морф ни с чем бы не перепутал. Его появление напугало всех. Но он отмахнулся от всего лишнего, продолжая наблюдать за девушкой… Ее светлость… Аристократка? Не сходится… Так, как она вела себя на озере, леди могли себе позволить только в своем доме, за закрытыми дверями, а не на виду у прислуги.

Пока Виктран наблюдал за девушкой и ее окружением, люди успокоились, детей отправили в шатры, а незнакомка со стариком вернулись к костру.

Волк не пытался приблизиться. Стоял, думал, слушал… Слух у него был острым, позволял не упустить ничего из разговора… Жадно ловить каждое слово истории, которая была ему хорошо знакома, а вместе с тем улавливать новые образы своего прошлого…

Его сознание словно раздвоилось: морф чутко следил за обстановкой в реальности и в то же время был перенесен в собственное прошлое, в котором звучал тихий голос.

«Радрак – мерзость, к которой прибегать не стоит никогда». Тон был поучающим, а потому морф решил, что это кто-то из его учителей. Наверняка они у него были, раз он уверен в том, что является аристократом.

«Проси смерти, умоляй о ней или убей себя сам! Но не позволь надеть на себя радрак! Никому не под силу его снять. Даже тому, кто надел артефакт на шею осужденного! Помни об этом и моли!»

Голос оборвался, заставив волка зажмуриться от неожиданности. Если на нем артефакт, то он или не послушал учителя, или был слишком горд для того, чтобы просить… В самом-то деле, не мог же он забыть о таком!

Чувства нахлынули волной, откуда-то взялись обреченность, ужас и мерзость. Они затопили его существо, заставляя заскулить… Не сразу морф понял, что эти чувства принадлежали ему в прошлом.

Волк оборвал скулеж, заметив интерес леди, но тут же смущенно отвел взгляд, когда его живот выдал такую руладу, что впору было от стыда провалиться сквозь землю. Чем занимался волк, раз не раздобыл пропитание, пока его человеческое сознание блуждало во мгле? Виктран задался было этим вопросом, но тут же подскочил на лапы. Потому что наконец понял, кто перед ним!

Ее светлость герцогиня Анастейзи Дарремская, в девичестве герцогиня Моррисон, и лэдор8 Тирхан Вальский!

От этой мысли в груди стало жарко. Волк зажмурился, надеясь, что вспомнит, кем является сам, но не смог! И от разочарования зарычал.

Почему память подкинула ему истории сироты, которая досталась в жены мерзавцу, и старого королевского учителя, а о том, кто он – молчит?!

Собственные терзания заглушили все. Опомнился мужчина лишь тогда, когда понял, что герцогиня вывалила для него из котелка кашу с хлебом в соседних кустах.

То, что для него – не сомневался. А вот тем, что она это сделала после рассказа старого учителя – восхитился. Ненадолго. То ли она храбра, то ли глупа и совершенно не дорожит собственной жизнью. Впрочем, учитывая, кто ее муж, вряд ли она рада такому существованию…

Но сведенный очередной судорогой желудок больше думать не позволил. Хуже того: его разум противился принятию помощи, а тело уже действовало – жадно поглощало подношение. Морф злился и мысленно распекал себя. Разве он не может самостоятельно добыть дичь? Так какого?! Но контроль над телом, увы, принадлежал не ему.

Но больше всего возмутило его другое. Слизав последние крохи каши, волк обошел территорию, спугнул мелких хищников и направился к герцогскому шатру. Минуя стражников, прокрался на пузе…

Аромат молока и младенца на миг вышибли из морфа все остальные запахи и звуки. «Детеныш. Маленький. Защищать».

И прежде, чем Виктран сумел взять верх над телом и как-то воспротивиться произволу звериной сущности, уже оказался в шатре… Прямо у корзины с младенцем.

Значит, герцогиня все же смогла подарить герцогству наследника. Тогда почему она так далеко от дома? Почему подвергает себя и сына опасности?

Виктран и раньше мечтал Радану голову открутить, а теперь и вовсе едва сдерживался от того, чтобы не зарычать и не отправиться на его поиски.

Откуда-то он точно знал, что в таком состоянии может это сделать. Раньше не мог. И никто бы не смог без серьезных последствий для королевства.

Но чувство опасности, которое заставляло его шерсть становиться дыбом, не позволило своевольничать. Он улегся у корзины, повел носом, оценивая обстановку, количество спящих людей… И звучно чихнул, ощутив аромат снотворных трав и чего-то еще, очень знакомого, отчего его загривок вновь встопорщился. Волк лежал настороженно, все его чувства обострились до предела. В какой момент он оказался на лапах, морф не вспомнил бы, но ни первую, ни шестую крысу – не упустил. И только после того, как понял, что это лишь первая краткая волна, прыгнул к герцогине – будить.

Оставаться в шатре – однозначно умереть.

Глава четвертая

Виктран наблюдал за всем как бы со стороны. Его телом управлял зверь, но он слышал и жадно слушал все, о чем говорила герцогиня со своими подчиненными. И буквально по крупицам собирал сведения об этой странной поездке… Но еще больше морфа интриговала сама женщина. Зверя в нем она давно покорила, и мужчина не мог понять, в чем конкретно дело. То ли в ее магии, которой он почему-то не мог дать толковой классификации. Вроде дар жизни, но какой-то необычный. То ли в чем-то еще… Возможно, в аромате женщины, который нравился им обоим: звериной половине и человеческой.

Отношение герцогини к слугам, ее поведение, то, как она обращалась со своими людьми, да и не только с ними… Словно они были ее семьей… Одной большой семьей… Это подкупало и в то же время настораживало. Почему она так за всех радеет? Зачем ей эти сироты? Почему украдкой кривится, когда к ней обращаются, упоминая титул? В том ли причина, что воспитывалась она при дяде, который не мог дать ей должного образования, ухода и благ, приличествующих статусу? Просто не привыкла? И за пять ходов замужества не смогла привыкнуть?

Иногда, следуя за каретой в ипостаси ворона, он рассуждал о том, что именно Священная Пара направила его к женщине, чтобы оберегать ее в нелегкой дороге. Может, боги сжалились над ним, и потеря памяти – всего лишь способ защиты для его разума? А вот так, постепенно, он не только вспомнит, кем является, но и поможет той, что обладала редким даром.

Морфу так и не удалось вспомнить ничего, что относилось к его прошлой жизни, точнее, к его личности. Память порой подбрасывала видения, в которых фигурировал Тирхан и многие другие люди, что только убеждало морфа в том, что в своей человеческой жизни он был знаком с лэдором.

Иногда в его голове звучали голоса, чаще это происходило, когда он пытался вспомнить какой-либо термин… Например, связанный с ментальной магией… Морф не мог сказать, откуда брались эти сведения, однако был уверен, что они истинны.

Он уже не удивлялся тому, что знал о землях, дарованных леди Его величеством. Знал, что они гиблые. И сомневался в том, что ей под силу их поднять. Сама бы выжила…

Они находились в Придорожье, когда герцогиня почти поругалась со своим учителем.

Морфу не нравилось происходящее. А зверя и вовсе бесило, что на леди, так вкусно пахнущую, настолько добрую и «правильную», шла охота. Еще больше злило, что женщина этого не понимала и упрямо стояла на своем.

Виктран же был солидарен с лэдором Вальским. Герцогиня обязана была завершить свое путешествие и выдать нападавших королю!

Но леди имела на это свое мнение, и морфу оставалось лишь гадать, погибнет она в пути, или ее и дальше будет оберегать Священная Пара.

Пока же Виктран уверился, что божественная длань буквально освещала путь леди Анастейзи и маленького Илиаса.

– И я уверена в том, что королевская семья обладает активным ментальным даром. Мало того – если не у самого короля, то у принцессы было время, чтобы не только дать подходящие установки Арлису, но и снабдить его всем необходимым.

Безапелляционный тон герцогини вынудил ворона отвлечься от своих мыслей и пристально вглядеться в ее собеседника. Морф и сам не понял, какая сила подняла его с места и заставила напасть на лэдора.

И клюнуть. Явно для того, чтобы тот не смел открывать великую тайну. А то, что тайна великая – не сомневался. Однако почему, ответить даже себе не мог.

Но это оказалась ерундой. Потому что ворон вдруг понял вещь, на которую никто не обратил внимания!

Он клюнул лэдора! Клюнул – и радрак не убил Тирхана! А ведь раньше он тащил Арлиса из горящей палатки, когда тот напал на герцогиню и тоже не причинил ему вреда!

Виктран мысленно ругал себя. Потому что тогда не придал этому значения! Почему так вышло? Почему он не причиняет вреда, хотя должен? И артефакт, вне всяких сомнений, не утратил своих свойств! В том ли дело, что в такие моменты им управляет животное начало? А может, и не совсем оно?!

Что же с ним происходит? Почему грозный артефакт пасует перед герцогиней и ее окружением?

– Но поверьте, если бы пропал кто-то, очень важный для короны, главный пес королевства по герцогствам не разъезжал бы…

– Кар! – возмущенно воскликнул морф, до конца сам не понимая, что его возмутило.

То ли прозвище аргерцога, то ли тот факт, что Виктран все-таки потерялся, и его должны искать.

Эта уверенность ничем, кроме интуиции и веры, подкреплена не была. Но его бы точно искали!

Но возмущение только сильнее разгорелось, когда Тирхан пояснил герцогине, откуда взялось такое отвратительное прозвище. Виктран вдруг словно бы наяву услышал голос аргерцога Аригальерского:

«Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Что бы ни случилось, помни это…»

Тот же голос, что когда-то уже звучал у него в голове и рассказывал о радраке!

Так кем же ему приходится аргерцог, раз учил его, давал наставления и обещал помощь? Товарищем, руководителем, близким другом, а может, родней?

Виктран пытался вспомнить, а были ли дети у Его светлости, женат ли тот, однако вместо этого заработал сильную мигрень и провалился в черное марево. Его полностью отрезало от реальности, погрузив в непроглядную тьму.

Морф еще успел подумать о том, что он где-то ошибся, и чего-то делать не стоило, прежде чем потонуть в очередной порции боли, которая, несомненно, исходила от радрака.

Следующее пробуждение морфа произошло благодаря силе источника Священной Росы. Она словно притянула его человеческое «я», но на этом не остановилась.

Он с удивлением понял, что стоит позади обнаженной герцогини в каком-то белом мареве и водит руками по ее спине. Руками! Не лапами или крыльями! Но сам при этом тело не контролировал. Это был он и одновременно не он!

Потому что совершенно не знал, ни как здесь оказался, ни, тем более, почему вернул свою человеческую форму! Им управлял источник.

Единственное, что сделал именно он, и от чего Виктран просто не смог отказаться – вдохнул аромат женщины, стоящей перед ним. В нем было что-то такое родное, теплое и невероятно притягательное, что удержаться просто не вышло. Он жадно втянул ее аромат, явно щекоча кожу герцогини, и уверился в том, что оказался идиотом. А вот отец был прав.

И неважно, что вспомнить, кем был его отец, Виктран не смог. Он вдруг отчетливо осознал, что его когда-то отговаривали от помолвки. И даже приводили аргумент, что в случае их семьи все решает запах.

«Его ни с чем не перепутаешь, – доносился до разума морфа далекий голос из прошлого. – Он будет частью тебя. Словно бы продолжением. Самым сладким, самым желанным…»

Да. Аромат этой женщины оказался именно таким. Это Виктрана и напугало, и обрадовало. Пусть он и не помнил ту леди, которой дал обещание и с которой связал себя пусть и не брачными, но узами, его не красило ни его поведение, ни мысли.

А думать о том, чтобы жениться на другой – он теперь точно уже не мог. Все было гораздо хуже. За этим ароматом он последует, как собака. И будет всю жизнь ловить любые оттенки, любые изменения в запахе. Как сейчас, когда женщина сначала испугалась, а после расслабилась и буквально растаяла от его осторожной, хоть и нагловатой ласки.

Ее аромат раскрывался множеством ноток, которые приятными мурашками отзывались в его теле.

И был еще один аромат… Илиаса, который пах своей матерью и легкой горчинкой, которая приятно щекотала нос. Виктран практически положил голову на плечо женщины, чтобы уловить сильнее запах ребенка, и замер от голоса, набатом прозвучавшего в голове: «Ты можешь стать его отцом и мужем для нее».

Именно в этот момент Виктран принял для себя решение – не отступать ни от женщины, ни от ребенка. И пусть она замужем, и пусть Илиас – не его плоть и кровь, голос в голове был прав – он мог бы стать им и опорой, и защитой, и любящим мужем, и заботливым отцом.

Может, и станет…

Вот только как быть сейчас? Как объяснить герцогине, кто он такой и почему следует за ней? Почему оказался в этом белом мареве, да еще так нахально касался ее? Ни своего имени, ни своего титула он не помнил. Как ее позвать? Как начать знакомство? Что сказать?

Откуда-то Виктран был уверен, что подобная робость и растерянность ему несвойственна.

Однако у источника на Виктрана были свои планы…

Сам он не успел ничего сказать. Полностью утратив контроль над телом, остался лишь молчаливым наблюдателем. Требование передать ему Илиаса, произнесенное хриплым голосом, прозвучало словно откуда-то издалека. Затем, воспользовавшись замешательством женщины, Виктран забрал ребенка из рук матери.

Как описать тот миг, когда Илиас оказался в его руках? Он будто держал не ребенка, а сгусток чистейшей энергии жизни. Да и сам в этот момент уже вряд ли был человеком. Откровенно говоря, он давно утратил понимание происходящего. Кто именно руководил его телом? Вряд ли постоянно это была звериная сущность. Почему сейчас так важно было пробыть в источнике дольше герцогини, которую Священная Роса бережно перенесла на берег, плотно укутав белыми кольцами божественной силы?

Божественная сила… Священная Пара! Неужели это они? Неужели именно они сейчас в нем и руководят его телом? Но почему? Почему помогают, раз на его шее радрак? Он же наказан, может, не по справедливости, но наказан. Обречен на смерть. Однако его спасли и даже подарили встречу с женщиной, способной затмить для него весь свет. А Виктран был уверен, что артефакт никуда не делся, что над ним все еще висит эта угроза…

– Всему свое время, – отчетливо услышал Виктран два голоса, звучавших в унисон: мужской и женский. – Учись заново. Однажды они тебя спасут.

И снова тьма накрыла Виктрана, пусть лишь на краткое мгновение, и боль была только вспышкой. Но после этого ни человеческого тела у Виктрана, ни присутствия внутри него Священной Пары, ни белого марева источника больше не было.

Но откуда-то Виктран был уверен, что с женщиной все хорошо, и скоро она очнется. А вот он попробовал перевоплотиться обратно в человека и не смог!

Он стоял на берегу в виде волка рядом с Илиасом, который мирно спал. Виктрану не оставалось ничего, как лечь, обернувшись вокруг ребенка, чтобы не дать ему замерзнуть.

С некоторым удивлением он заметил, что одежда ребенка прямо по воздуху летит к ним с островка, на котором герцогиня ее оставила.

Священная Роса заботилась об их здоровье. А Виктран четко понял – больше его прикосновения не причинят им вред. Именно этим двоим и тем, кого леди Анастейзи посчитает для себя родными. Не формально, на бумаге, или по праву крови, а именно внутренне…

***

«Учись заново».

Эти слова Священной Пары постоянно звучали в голове Виктрана. Он повторял их каждый раз, когда не мог взять в толк, откуда эта герцогиня взялась. Право слово, она вела себя не как аристократка. Но и крестьянкой ее назвать было нельзя. Женщина совершенно не вписывалась в его представления. И тот факт, что он совершенно не помнил себя, ничем не мешал. Он просто знал, что все должно быть не так, и мог уверенно сказать, где именно «не так». Это было как дыхание: легко и непринужденно.

То, что леди благородных кровей – никакого сомнения не вызывало, но вот должного образования она точно не получила. Образование для того статуса, который имела.

И пусть герцогиня Моррисон была сиротой, и то золото, которое королевство выделяло на ее содержание опекуну, вряд ли было использовано по назначению в полной мере. Но, тем не менее, уж ей-то должно было быть известно, что рамки правил в отношениях госпожи и слуги – незыблемы. Она же обращалась со всеми, как с ровней, не оглядываясь на статус.

Удивляло Виктрана это лишь потому, что юные аристократки, даже обнищавшие, никогда подобным не заморачивались. Наоборот, чаще ставили себя выше других, отыгрываясь на тех, кто ниже по положению. Виктран точно знал, что в своем прошлом высмеивал тех, кто кичился статусом, и сам оценивал окружающих его людей по труду, заслугам и деяниям. Но почему так же относилась к слугам та, у которой за спиной не было защиты? Та, что не имела силы противостоять предрассудкам и высокомерию общества? У этой женщины не было того, кто позволил бы ей такое поведение. Она не имела мужчины, который бы заткнул злые языки и позволил ей просто быть собой, без последствий, без осуждения высшего света. Ведь ее муж – яркий противоположный тому пример, для него все, кто ниже его по рождению – не люди. Какими бы выдающимися не были их заслуги перед королевством или герцогством Дарремским.

Леди Анастейзи совершенно не боялась ни слухов, ни осуждения.

И, вместе с тем, некоторые ее знания ставили в тупик…

К примеру, стекло, за которое так уцепилась герцогиня… Откуда-то Виктран знал и даже был уверен, что вся информация по нему строго конфиденциальна. Ввоз данного товара в промышленном масштабе обсуждался на самом высоком уровне, и к однозначному решению по этому поводу еще не пришли. То, что эдор Рафт привез стекло, не являлось нарушением, все же объем был минимальным. Но то, что леди Анастейзи стребовала себе…

Как она с ним торговалась! Как зазывала в свое герцогство Моррисон и какими терминами сыпала!.. И что самое странное – ее понимали! Виктран не знал большей части этих терминов, а она умело оперировала ими, явно разбираясь в той технологии, секрет которой их королевству еще не открыли! И откроют ли?

С морфа семь потов сошло, когда он понял, каким опасным может быть открытое использование ею подобной информации! Если этот эдор сдаст герцогиню, как человека, сведущего в вопросе изготовления стекла, за ее жизнь и медяка никто не даст.

А потом морф успокоился. Женщину чаще всего никто не воспринимает всерьез… И, скорее, не поздоровится ее мужу. Ведь больше ниоткуда леди узнать такие вещи не может. А Радана Дарремского не жаль.

Вороном Виктран следовал за женщиной. Жадно слушал все, что она говорила своим слугам, и с еще большей жадностью подглядывал за теми моментами, когда герцогиня оказывалась наедине с сыном. Он сам не мог ответить себе, что его привлекает больше всего в таких моментах. То ли нежности, которые срывались с уст герцогини, то ли ее счастливое лицо, когда она это делала… Но завораживало!

«Учись заново», – морф повторял себе эти слова, давясь невысказанным возмущением каждый раз, когда герцогиня вела себя странно.

Ее походы на рынок просто сводили его с ума. Откуда юная леди могла знать, сколько продовольствия потребуется? Откуда так ловко считала и прикидывала (а женщина часто бормотала вслух, и ему не составляло труда различить шепот), что именно нужно будет высадить в первую очередь? Откуда знала, какие заготовки стоит сделать на зиму? Аристократка?

Морф с ужасом подумал, что опекун использовал девочку в качестве рабской силы. Иначе откуда у нее такая уверенность в том, какие овощи являются неприхотливыми и будут расти даже в самых северных землях?

Нет, вместе с тем Виктран знал, что леди обучались домоводству, это были обязательные знания для хозяйки поместья. Однако обычно все ограничивалось кладовыми, которые нужно заполнить, правильным хранением скарба и провизии, умением вести подсчеты и руководить слугами, которые должны выполнять всю грязную работу. А тут… Анастейзи точно знала, что такое ручной труд! Знала не понаслышке!

А еще ее отношение к сиротам… Казалось бы, леди сама сирота. И должна позволять им многое, жалея детей, что оказались выброшенными на улицу и были вынуждены буквально выгрызать себе кусок хлеба. Но нет. Герцогиня отчетливо понимала, кто перед ней. Ее не смущал их возраст, откуда-то она знала, что эти дети – маленькая стая волчат…

И вот этого понять Виктран не мог. Откуда подобное знание жизни? Ему, повидавшему весь мир, отлично были знакомы взгляды этих детей, ловкость их маленьких рук и страх перед будущим. Пусть этого страха с каждым днем становилось меньше, но на самом деле дети никогда не избавятся от него.

И тот факт, что герцогиня отослала предавшую ребят девочку в столицу в качестве одной из сопровождающих любовницу мужа (а разговоры об этом среди ребят не утихали, и прекращались лишь при леди), вызывал восхищение. Не каждая женщина способна на жесткость и жестокость. Даже если это и необходимо.

Она точно знала, что этим детям, несомненно, нужна ласка, но еще больше – твердая рука.

Морф смотрел, анализировал разговоры Тирхана и герцогини, нагло грелся у люльки с маленьким Илиасом и много думал. Чему он должен учиться? Почему должен забыть все то, что подсовывало его прошлое?

А ведь было многое! И самым странным из вереницы видений были кони, которые леди отобрала у своего же управляющего. Морф был уверен, что именно эти кони когда-то согревали его… А значит, он пришел из ее герцогства. Только что же он делал в тех гиблых хиреющих местах?

Увы, пока морф мог только гадать. И быть благодарным тому, что Священная Пара не оставила его, подарив встречу с той, которая вернула его к жизни. Он знал наверняка, что умирал, и даже умер, а леди, сама того не сознавая, выдернула его из лап смерти и с каждым днем наделяла его все большей силой. Герцогиня расплескивала магическую энергию неосознанно, как и ее сын, а морф собирал и впитывал. Тоже, к слову, бессознательно.

А уж после купания в источнике он окреп настолько, что переход в новые формы не выкачивал из него всю собранную энергию, как это было в первый вехим подле герцогини. Казалось, будто источник усыпил радрак.

Вопросов у морфа было много. Особенно к тем моментам, когда его телом управляла божественная воля напополам со зверем. Нет, Виктрану позволили «вспоминать», что же происходило в такие моменты, когда его «я» оказывалось во тьме. Только это все равно ничего не объясняло.

Ни то, почему и кто пытается убить герцогиню, ни то, откуда в королевстве такой сильный маг-менталист… Утраченный дар!

Что бы по этому поводу ни думала сама герцогиня, но Ее высочество не обладала ментальным даром. Она, как и вся прямая ветвь королевской семьи была дуалом – обладательницей двух видов активной магии, что являлось строжайшим секретом.

Чаще всего первым активным даром становился дар эмпатии, а вот второй уже был менее сильным и всегда – одним из следующих трех видов: очарования, воина или творца. Ментального дара в данном списке и близко не было за всю история правления королевской семьи. Так что Виктран точно мог сказать, что Ее высочество – эмпат и творец.

Морф больше не удивлялся своим знаниям. Просто принимал как данность. Как и то, что о своих знаниях нужно молчать. Всегда молчать.

В этом Виктран был уверен так же, как и в том, что и сама герцогиня была обладательницей совсем не дара жизни! Явно не в том представлении, в каком ей пытался дать информацию лэдор Вальский. Тирхан заблуждался. И вряд ли намеренно.

Что изумляло морфа, так это то, что он и сам не мог классифицировать ее магию, хотя почему-то верил, что обладал куда большими знаниями на этот счет. Но дал себе обещание, что непременно выяснит, почему герцогиня может влиять на радрак.

Ворон летел впереди кареты, и до границ новых земель герцогини оставалось совсем немного, когда он почувствовал ЭТО.

Зов такой мощной силы, что ворон застыл в воздухе и тут же кулем упал с высоты. Но в последний момент все же смог снова расправить крылья взлететь.

Чья-то тоска смешалась с радостью и огромной волной навалилась на него. Великой радостью. Затем сменилась счастьем и ликованием.

Морф понял, что герцогиню ждали. Кто бы это ни был, но эти земли ждали именно ее. Ждали неистово. А теперь звали, желая ускорить тот момент, когда же она наконец окажется здесь. И все бы ничего, но вот сами земли… Кто сказал, что они оскудевшие, непригодные для жизни?

Тело контролировал ворон, а сам Виктран лишь жадно разглядывал территорию с высоты птичьего полета. Эти земли были прекрасны! Они пропитались божественной энергией так, что хоть крылом черпай!

Как он оказался на дереве, которое считалось сказкой, ответить себе не мог. Но веточку волшебного цветка оторвал и полетел к карете.

В этот момент морф напрочь забыл о том, что вряд ли герцогине ведома и сказка, и свойства этих уникальных цветов. Так же, как и не вспомнил, что женщина замужем. Какие мужья, если есть он? Лучший – с какой стороны не погляди!

Забыл и о том, что сейчас он – морф, неспособный вернуть человеческое обличье.

Позже, уже после того, как леди Анастейзи посмеялась над его предложением, а Тирхан восторженно поведал ей историю о дереве Жакрад и тоже присоединился к смеху над ним, а заодно и допросу о том, откуда ему все это известно, раздраженный ворон вылетел из кареты. И вдруг осознал, что поддался той неведомой силе, что скрутила его, подарила крылья не хуже птичьих, заставляющих парить именно душу… Она словно бы подталкивала его к определенным действиям – оставить свой след, показать, что хозяйка этих земель в надежных крыльях. Его крыльях!

***

Время рядом с герцогиней для морфа летело стремительно. Он уже не старался узнать ни о своем прошлом, ни о том, почему был наказан. Чувствовал, что время еще не пришло, и сейчас ему не следует напрягаться. Не следует, потому что можно спугнуть шанс снова стать человеком и вернуть утраченную жизнь. На это сходу намекнул ему дух Священных Земель. Легендарной Колыбели…

И надо же! Она оказалась в их королевстве, считай, на самом отшибе, но принадлежала королевству! Больше того, сама земля отчаянно защищала себя!

А уж как дух требовал привести к нему герцогиню в первую веху их пребывания на территории поместья! Она, дескать, все решиться никак не может! И радрак – морф готов был поклясться в этом – вторил требованиям духа!

Это было странным, непонятным. И ослушаться морф не мог, не он тогда контролировал свое тело и разум. Но в тот раз его человеческую часть насильно во тьму не отправили… Позволили наблюдать.

И впоследствии, в течение всех этих вехиманов, Виктран больше не оказывался во тьме. Ни единого раза, что не могло его не радовать.

Морф поначалу еще удивлялся, а после – просто жадно впитывал новую информацию, новые открытия, которыми щедро сыпала Хозяйка Сказочных Земель, имеющая доступ к Памяти Предков…

Да, он жадно собирал слухи, ревностно относился ко всему, что от него пыталась скрыть Анастейзи, явно не доверяя ему до конца, часто подслушивал приватные разговоры герцогини с ее близкими. Иногда за это был даже порот Хранителем. Дух в гневе был страшнее лютого зверя. И мстил так, что спустя вехим морф больше не делал попыток узнать что-то вопреки воле самой герцогини.

Виктрану даже вспоминать подобное было стыдно. К тому же он был уверен, что когда-то в прошлой жизни схожее чувство уже испытывал. И порот лозиной был за дело… Смутно морф догадывался, что за кем-то подглядывал, и его отцу это очень не понравилось. Да так сильно, что забывшего напрочь о своей личности Виктрана бросало в жар от одной только мысли об этом. И будь он сейчас человеком, от таких воспоминаний точно покраснели бы уши и щеки.

Морфу некогда было скучать. Каждая новая веха несла в себе чарующие открытия, неуемную энергию, которой герцогиня заражала окружающих, и теплоту… Его сердце, словно когда-то скованное льдом, теперь оттаивало.

Больше всего морф любил находиться с маленьким Илиасом. Малыш резво хватал волка за все выступающие части тела и очень любил трогать его зубы. Морф всегда чутко следил, чтобы во время таких игр ребенок не поранился.

И что еще смущало морфа и вместе с тем дарило надежду – это касания ребенка к радраку. Тот его щупал без всякого страха, казалось даже, что Илиаса артефакт очень привлекает.

А однажды, в ту самую веху, когда Анастейзи объявила о приезде мужа, Илиас сумел ослабить артефакт на его шее! Для того, чтобы снять, просто силенок бы не хватило, но именно это обстоятельство окончательно уверило морфа в том, что Илиас сможет когда-нибудь снять с него радрак. Не случайно, как вышло тогда с ослаблением ошейника, а осознанно…

Новость о том, что к ним едет Радан Дарремский, привела его в ярость.

Анастейзи была одновременно и прекрасной, завораживающей, и удивительно рациональной. Невероятно сильной внутренне, и в то же время хрупкой и нежной внешне.

Как она управлялась хозяйством! Как руководила людьми, с какой нежностью и благодарностью принимала заботу о себе со стороны как простых слуг, так и воспитанников. А уж их вечерние посиделки!..

Виктран иной раз глазам своим не верил. Разве легко добиться такого отношения от вчерашних волчат, которые никому, даже себе не верили? А вот гляди, приручила…

Аромат герцогини кружил ему голову, и иногда морф позволял себе мечты о большем.

Однако Виктран знал, что где-то далеко его ждут родители. Теперь он мог точно сказать, что голоса и небольшие обрывки из памяти, не открывающие ему толком лиц и имен, но щедро одаривающие чувствами, которые те к нему испытывали, относятся именно к его матери и отцу.

Когда-то ему придется объясниться с ними и, наверное, с его невестой, если таковая имеется. Однозначного ответа на этот вопрос, сколько бы он внутренне к себе ни обращался, не получал. Только смутный образ кого-то настолько далекого и холодного, что Виктран малодушно решил, что помолвки ни с кем не случилось, и он все же прислушался к словам отца об особенном для морфа аромате. А значит, перед герцогиней он чист и может предложить себя в качестве защиты, опоры, любящего мужчины, отца ее детей…

И вот теперь приезд герцога отодвигал те самые смелые мечты! Да, морф знал, что леди к мужу не питала ничего, кроме неприязни. Знал, что у Радана есть любовница, от которой тот напрочь терял связь с реальностью, но…

Они были венчаны перед ликами Священной Пары! Муж и жена… И третьему точно нет места в их отношениях! Вернее, четвертому, если учесть Сарвенду, которая, как выяснил морф позже, оказалась в тягости.

Осенние вехи неслись с немыслимой скоростью. Казалось бы, только вчера герцогиня узнала неприятную весть, а сегодня морф был первым, кто узрел всадника, гнавшего свою лошадь так, словно в кармане у Радана лежала запасная…

Не мешкая, он обратился в ворона и с помощью духа перенесся под окна спальни герцогини и забил тревогу.

Глава пятая

Анастейзи

– Живучая тварь! – послышался яростный шепот, который, впрочем, был всеми услышан.

Отчетливо. Мой цветущий вид явно не обрадовал Радана.

– Я тоже рада видеть вас, муж мой, – моя улыбка была широкой, словно бы говорящей: да, я такая, чем и горжусь.

– Ты и твоя паршивая магия… Мои люди!

Лицо герцог утратил напрочь. Оно исказилось лютой злобой, которая совершенно отшибла ему мозги.

В противном случае он бы поостерегся чего-то требовать, тем более в таком тоне.

– Немедленно, слышишь, немедленно доставь всех сюда и только посмей не расположить их с комфортом! Сарвенде нужны лучшие покои! Поняла?

– Не сомневаюсь, что ей предоставят их в доме эдора Ойдохи, – любезно ответила ему и тут же отдала приказ Аррияшу: – Капитан, сопроводите Его светлость в его покои. Севрим, отправьте слуг подготовить купальню.

И, сделав шаг к мужу, встала почти вплотную и нейтральным тоном сообщила:

– От вас попахивает, муж мой.

Дело было не только в запахе пота (его и лошадином). Один морф, похоже, вспомнил, что он птица, и в прямом смысле нагадил, простите, на голову Радану. И это явно было сделано с тем расчетом, что магия радрака не могла подобное счесть за угрозу, иначе Его светлость еще по дороге сюда попросту разорвал бы волк.

– Приведите себя в порядок. В противном случае к сыну я вас не допущу.

– Как ты смеешь?!

– И позволь напомнить: ты находишься на моей земле, вокруг мои люди. Забудь о своих замашках палача. Иначе я вспомню о том, что моя «паршивая» магия может сделать не только с твоим филеем и шеей, но и со всем телом. Ты же не хочешь лишиться, допустим, ног?

Герцог открыл рот, явно желая разразиться бранью, но вдруг замер, глядя за мою спину. Потом обвел холл глазами и, наконец, сообразил, что он тут один. А за мной – люди, недобро глядящие на герцога и готовые по первому моему приказу сделать все, чего я пожелаю.

Счет явно был не в его пользу.

Рот захлопнулся. По лицу мужа прошла судорога, руки сжались в кулаки.

– Я – твой муж! – заявил с таким видом, словно не он минуту назад требовал всего лучшего для любовницы.

– Ваша светлость, пройдемте со мной.

Учитель был сама любезность, а стоящие за ним слуги, оба мужского пола, выражали готовность услужить. Учитывая, что Тирхан был аристократического рода, гадости муж говорить не стал. Только зыркнул так, будто именно он победитель, и с царственным видом пошел за Тирханом.

Вообще, нужно обладать либо определенным мужеством, либо полным отсутствием мозгов (пока непонятно, что преобладает в моем муже), чтобы, простите, не обосраться, сообразив, что находишься в стане врага, и продолжить вести себя так, словно окружающие тебе должны.

Впрочем, полагаю, дело в статусе, данном ему при рождении. Он до самой своей смерти будет считать, что все ему обязаны и должны. А сам разве что королю должен, и то по великим праздникам.

Но это все лирика. Куда больше меня волновал тот факт, что этот гад прошел по моим землям, не встретив никаких препятствий, и мой же дух не сообщил мне об этом заранее!

– Дарго, действуйте по плану, – приказала я старшему из слуг, – раннее появление Его светлости ничего не меняет.

– Да, Ваша светлость, – мужчина поклонился.

А я усмехнулась, уловив в его взгляде лукавые огоньки… Ох, и веселье ждет Радана! Впереди коня с моих земель побежит!

– Ваша светлость, как быть с тем, что требовал Его светлость? На границе ожидают его люди. Нужно ли нам их встретить? И… – Люси замолчала, явно не решившись при всех заговорить о беременной Сарвенде.

Какой у нее там срок, кстати?..

По всему выходило, что пятый месяц шел. Непонятно, как допустили эту поездку. Да и в целом – почему их обоих отпустили из-под надзора королевских советников?

И где сами королевские поверенные? Находятся ли они в свите? Если да, то мне будет сложно уйти от щекотливых вопросов по поводу того, что мой муж прошел на мои земли, а гостям дорогим во входе отказано… Ох…

– Подготовьте Леди, – решила я. – Сама поеду и на месте решу, что делать с незваными гостями.

– Ваша светлость!

Люси явно собиралась со мной и хотела возразить, что ехать верхом до границы не лучшая идея, да еще без поддержки в ее лице. Однако, поймав мой взгляд, только вздохнула и поклонилась.

– Будет исполнено.

На самом деле переживать было не о чем. Во-первых, Аррияш и солдаты будут меня сопровождать. Во-вторых, у меня есть магия. В-третьих, со мной дух и морф.

И последнее, но самое главное – я на своей земле. Никто и ничего мне сделать не сможет. Физически – точно нет, да и магически тоже. А вот вынести мозг своими причитаниями и требованиями – вполне.

К тому моменту, как мою Леди (так я назвала честно сворованную морфом и ставшую собственностью моего герцогства лошадку) подвели к крыльцу, я успела не только переодеться, но и проверить Интену с сыном.

Илюшка крепко спал, подруга же была настроена решительно и воинственно. Без моего присутствия герцог к сыну не подойдет.

Отдав последние указания и погладив умную лошадиную морду, села верхом.

В своих людях я не сомневалась: герцог очень быстро поймет и то, как ему «рады», и то, каково его место здесь на самом деле.

– Вперед, девочка, – натянув поводья, произнесла я.

Ехать до границы было меньше получаса. На моей лошадке и того быстрее, но я ее не гнала. Мне нужно было подумать и пообщаться со своим духом, который пытался объясниться картинками. Из того, что он успел мне показать, я поняла следующее: дух не смог остановить герцога. И в дальнейшем тоже не сможет.

Людей, которые его сопровождали, граница не пустила. Магия не позволила. А вот сам Радан, являющийся моим мужем по всем местным законам, да и божественным тоже, воспринимался землей как моя неотъемлемая часть.

И с этим, увы, ничего не поделать. А если учесть, что у нас еще сын общий, одаренный такой же магией, как у меня, то можно сказать, что у герцога Дарремского двойная подстраховка и двойная связь.

Чтоб его!

Я думала, это худшая новость. Какое там! Дух своими картинками показал мне, что его иллюзии не действуют на герцога! Он видит ровно то же, что видим мы с сыном. И так будет до тех пор, пока эта скотина не навредит мне. Физически. И все бы ничего, заставить Радана ударить меня особых усилий не требует (Илюшку, если что, дух прикроет). Но этот гад ведь поедет обратно! Не отпускать его нельзя, прибить его тоже нельзя! Иначе плакали мои три года спокойной жизни…

Сюда же коршунами слетятся все, кому не лень! И совсем не с целью уговорить герцогиню родить еще парочку наследников герцогу Дарремскому…

И теперь появился главный вопрос – как завязать узлом язык муженьку?

Я размышляла об этом, пока скакала к границе. Размышляла и не находила никакого ответа. А тут еще дух снова знаками показал, что Радан, даже если очень захочет, навредить мне не сможет. Потому как дух не позволит, земля не позволит. Вот только и не вышвырнет герцога отсюда, будет ждать его перевоспитания. Так как венчаны мы в храме. Муж и жена мы… И никуда нам друг от друга до самой смерти не деться.

Надо ли говорить, в каком настроении я смотрела на вытянувшихся по струнке солдат? Которые встречали меня побитыми собаками, потому что хорошо понимали – пропустили того, кого пропускать не следовало. И неважно, что герцог был моим мужем. Хозяйка земель – я. И они знали о моем приказе. Знали и не исполнили. И мне плевать, что они королевские стражники. Кормлю их сейчас именно я.

Но мой взгляд – это цветочки, ягодки впереди. В хвост и в гриву чихвостить их будет Аррияш. А мне сейчас предстояло разобраться совершенно с иным.

– Да как вы смеете меня не пропускать?! – визг Сарвенды резанул по ушам, заставляя меня вынырнуть из своих дум и общения с духом.

Любовница мужа высунулась из окна кареты и не видеть меня точно не могла. Однако тона не сбавила.

– Его светлость ожидает меня! Немедленно открывайте ворота! Немедленно! Мне плохо!

И да, ворота действительно были заперты… Получалось, что ворота отворились перед скачущим впереди Раданом, а вот перед остальными захлопнулись.

Но опять же, по существу граница моих земель начиналась намного раньше… Аккурат после земель Ойдохи. То есть выходило, что ступить на мои земли они смогли благодаря тому, что рядом был муженек? Что охранники, слуги, Сарвенда опять же – все эти люди не прошли только потому, что они разделились? И если бы Радан так не торопился, то вошли бы все?

Мелькнувшая перед глазами картинка от духа это подтвердила и заставила меня заскрипеть зубами. Вот тебе и хваленая защита Колыбели! Вот тебе и Хозяйка Земель!

– Кар! – морф вторил моему возмущению.

Он кружил над каретой рыжеволосой дряни, которая и не думала угомониться. Надо ли говорить, что ее прическа была попорчена натуральным удобрением?

Пора морфа переименовывать в почетные производители удобрения!

Ох, и визг же поднялся! Словно поросенка резали… Зато нахалка скрылась в карете. А я наконец-то отдала приказ:

– Отворить ворота!

План созрел. Теперь я точно знала, чем возьму мужа за яйца.

Я спокойно шагнула вперед, не позволив никому из непрошеных гостей и шагу сделать в направлении отворившихся ворот. Отчасти этому способствовали солдаты во главе с Аррияшем, выставившие копья. Отчасти – моя магия, которая бурлила во мне так, что покалывали кончики пальцев.

– Слуги Его светлости, – громко произнесла я, – встаньте справа. Все. Свита Радана остается на месте.

Я смотрела на людей, на недовольно поджатые губы мужчин, которые глядели на меня с нескрываемым презрением, смотрела и, благодаря памяти Стейзи, узнавала прихлебателей муженька. Дружки, шестерки, имеющие пусть и невысокий статус, но и не крестьяне.

Открыто перечить мне, особенно, учитывая, что Радана рядом не было, они не могли. Или им хватило ума понять, что сейчас этого делать не стоило.

Так-то в замке Радана и без его присутствия Стейзи прилетало с их стороны (насмешки, иной раз и тычки). Один из них, красующийся сейчас на рыжем коне, лощеный, с тонкими, почти бесцветными усиками под носом, как-то и под юбку попытался залезть, зажав обмирающую от страха девчонку в коридоре. Был он при этом в сильном подпитии.

Стейзи тот вечер запомнила надолго. Страх и ужас от пережитого до сих пор жил в этом теле. Но я не Стейзи и бояться таких выродков не намерена.

Вот и сейчас он смотрел на меня, чуть ли не облизывая взглядом, и явно думал о том, что может со мной сделать с попустительства герцога (ребенок же уже получен, жену можно и с другом разделить). Слово «похоть» было написано на его лбу огромными буквами. И это не являлось секретом ни для меня, ни для кого-то другого.

– Это все слуги Его светлости герцога Дарремского? – обведя взглядом людей, распределившихся на две части, спросила я.

Как-то маловато было слуг на такую кавалькаду мужиков и карет. Я насчитала двадцать семь человек, из которых семь мужиков явно были грумами да возничими. Остальные – женщины, причем большей частью совсем молоденькие… У половины взгляды затравленные, на руках синяки, и горбятся так, будто ноша их настолько тяжела, что к земле тянет.

А лакеи? Куда девались-то?

И где же камердинер муженька? Неужели он себя к господам причислил?

И точно, стоит у кареты Сарвенды, переговаривается с ней через окошко.

– Ваша светлость, не все еще прибыли. Они должны приехать позже, с вещами Их светлости, – поймав мой взгляд, скривившись и цедя слова сквозь зубы, неохотно ответил камердинер. – Его светлость приказал, чтобы их пропустили. И нас. Долго нам еще стоять здесь? Я должен помочь Его светлости!

Вот же надменный сукин сын.

– На колени, – четко произнесла я.

– Я? – фальцетом выдал этот петух, хватая ртом воздух, будто бы задыхался. – Да как вы… Его светлость…

Аррияш договорить нахалу не дал. Мгновение – и пара солдат уже скрутила наглеца и насильно поставила на колени передо мной. Точнее, перед моей лошадью. Примерно в метре. Желание наступить на подлеца было огромным, но я его сдержала. Мне нужно было, чтобы слуги поняли очень важную вещь: на этих землях хозяйка – я. Мое слово – закон.

Погладила Леди по шее, чтобы не волновалась. Но вообще, моя лошадка была умна. Не сказать, что характер шелковый, иной раз так свое недовольство выказывала, что отмываться в две пары рук приходилось. Знатно она меня месяц назад в навоз опрокинула… Видите ли, долго я к ней не приходила, не расчесывала красавицу, да по полюшку не гоняла, чтобы кровь не застаивалась…

Однако при этом Леди умела чувствовать момент и всадника. Несмотря на то, что перед ней были чужаки, она не пыталась никого затоптать, не взбрыкивала, стояла спокойно, ожидая моих команд, изредка пофыркивая да переступая с ноги на ногу…

– Десять плетей – и вон с моих земель, – глядя на верещащего мужика, отдала я приказ.

Жестоко? Увы, но нет. Моя б воля, я бы его за то, что служанок насиловал, за одно место бы вздернула. Без всяких сожалений.

С чего решила, что насиловал? Так по воспоминаниям Стейзи и по тому, как нервничала Люси, все было понятно.

Три самые молоденькие служанки улыбок сдержать не смогли. А одна и вовсе смотрела на меня с такой благодарностью, будто я ей дом построила.

Боялась ли я того, что все решат, что я не лучше мужа, что все решаю с помощью кнута? Нет. Для того, чтобы понять разницу, у этих слуг будет время. И я была уверена в том, что эти люди останутся со мной, а муженек поедет домой без сопровождения.

А мне люди нужны. Желательно благодарные! Обязанные. Много людей. Земли обширны, за ними нужно ухаживать не только с помощью магии… Корыстна ли я? Очень. Однако и взамен дам не меньше. Защиту. Дом. Безопасность и возможность жить, не боясь каждого чиха. Много ли это? Немало.

А вот из свиты мужа я никого не допущу на свою землю. Потому что их всех давно пора вздернуть на какой-нибудь осине. Вздернуть за причинное место, чтобы, не дай боги, эти мрази не размножались. Никого, кроме этих слуг и… Сарвенды.

К слову, а личная служанка Сарвенды (вообще, их как минимум трое быть должно) чего из кареты не выходит?

– Остановитесь! Его светлость не простит!..

Удивилась ли я, услышав визжащий голос любовницы мужа?

Нет. Как и тому, что та поспешно, лупя собственную служанку за нерасторопность (хотя вины на ней не было, из них двоих именно рыжуха была неповоротливой) вылезла из кареты. За ней показалась и девочка – та, что продала меня за «лучшую долю». И ей-ей, видимо, хлебнула уже достаточно, потому что озиралась затравленным взглядом, в котором надежды не было. И уголька ее не тлело…

Будет у тебя альтернатива, ребенок. Ты останешься здесь, и я сделаю все, чтобы другие дети смогли тебя принять обратно. Хватит в твоей жизни плохого. Как завещал великий Макаренко, дети – это наша старость, наш мир и история.

– Мне напомнить о том, кто перед вами? – проигнорировав вопль рыжей, спросила я, обведя взглядом присутствующих.

– Нет, Ваша светлость, – нестройным хором раздалось в ответ.

Я видела, как сжимают кулаки прихлебатели мужа, видела, как пара из них подалась вперед. Но они тут же замерли, потому что солдаты недвусмысленно дали понять: еще шаг – и место камердинера займут они.

Видела, как падают на колени слуги, низко склоняя голову, признавая мое право и не желая быть наказанными. Даже те, что считались личными служанками Сарвенды.

Даже ей пришлось изобразить поклон. Ничего, скоро поймет, что так, как было в замке Радана, здесь не будет.

– Капитан, исполнить приказ после того, как мы покинем ворота. Десять плетей и пешком до границы герцогства Моррисон. Проследите, – натянув поводья, я развернулась и добавила, рукой указав на стоящих справа. – Пропустите этих слуг Его светлости и дочь эдорнета9 Сандриана Эфдоха со служанками. Остальным вход запрещен. Ожидайте Его светлость за пределами моих земель.

Сила хлынула из моих ладоней сухим ветром, сильным порывом откинувшим свиту на три шага назад и совсем не коснувшимся тех, кому было позволено войти.

Почему я потребовала отлупить камердинера после своего ухода? Все просто – я пожалела девочку. Хватит ей смотреть на жестокость.

Более тратить время на этих тварей в людском обличии я не собиралась. Слушать, что они там вопят – тоже. В моей голове складывались кусочки плана. Плана, в котором герцога Дарремского объявят сумасшедшим. Иного выбора не было.

***

Я с наслаждением потянулась и погладила волка по холке. Морф не отходил от меня ни на шаг. Ни когда я размещала Сарвенду в доме старосты, ни когда отдавала приказы по поводу слуг.

Хотелось, конечно, поселить рыжеволосую дрянь на самую окраину да в самый ветхий дом, но…

Во-первых, за лето мы привели деревеньку в порядок, и всем подлатали крыши и стены. Так что ветхих домов уже не было. А те, что имели особенно жалкий вид и не подлежали ремонту – давно снесли.

Во-вторых, согласно моему плану этого делать не стоило. Если я начну издеваться над Сарвендой, она еще сильнее будет хвататься за Радана. Мне же нужно, чтобы любовница и сама поверила в то, что ее полюбовничек спятил. Поэтому я определила ее в единственный дом, в котором было почти так же шикарно, как в том, что я выбрала и отстроила для себя. Дом старосты. Моя совесть перед беременной женщиной будет чиста, что немаловажно для моей силы. Издевательств над незащищенными слоями моего, скажем так, населения, она не терпит ни в каком виде.

Приняла на свою землю, под свое крыло – значит, будь добра быть справедливой и защищать. Во всяком случае, до тех пор, пока тебе гадость сделать не попытаются.

Для Колыбели и духа-Хранителя Сарвенда – это женщина, ожидающая ребенка, будущая мать. И Священной Земле глубоко наплевать, что над беременной Стейзи эта рыжеволосая дрянь издевалась.

Здесь и сейчас у меня нет морального права на зеркальное поведение. Здесь и сейчас я – сильнее, а значит, не имею права глумиться над слабым. Даже если этот слабый заслужил. Пока не родит – трогать нельзя.

Изумительный момент… Вот родит – тогда воспитывай и применяй любые методы. А пока в ее чреве зреет новая жизнь – не смей. Это мне дух пояснил.

В-третьих, необходимость контроля за Сарвендой. Именно староста Адузовцов был тем человеком, который сможет не только выдержать истерики этой особы, но и в нужный момент поставить на место ее окружение.

Особых иллюзий по поводу ее слуг я не питала. Понятно, что присмотрим, понятно, что лишнего не позволим. Но контроль, еще раз контроль и ежовые рукавицы. И молниеносное донесение мне.

Севрим меня не подведет. Его семья меня не подведет. Вопрос, конечно, в молодежи, которая может на блеск драгоценностей повестись. Но… Это их испытание, которое они или пройдут с честью, или нет. Никого держать насильно я не стану. А там… Боги рассудят.

– Хозяйка, вестник прилетел! – Важик, племянник Севрима, ворвался в дом, держа в руках голубя.

Наткнувшись на мрачный взгляд старосты, стушевался и чуть было не выпустил птицу из рук.

– Севрим, – тихо сказала я, – забери послание.

Голубятня была расположена неподалеку от дома Севрима.

Вообще, она была задумана для быстрого общения между моими подчиненными и старостами всех деревень, а не для междугородних сообщений. Но учитывая то, что уже несколько месяцев я находилась в Адузовцах, лэдор Геварский отправлял птиц именно сюда.

Пока они возились с голубем, отцепляя от его лапы бумажку, я присела в кресло. Мы находились в просторном кабинете хозяина, строительство и меблировку которого я контролировала лично.

Пока я находилась здесь, почетное хозяйское место за длинным письменным столом принадлежало мне. Остальные же расположились передо мной: кто сидел на стульях с высокими спинками, кто просто стоял, а морф привычно улегся у меня в ногах…

Вообще, дом старосты стало не узнать. С момента моего появления в Колыбели его не только подлатали. Если по-честному, отгрохали настоящие хоромы. Не просто покосившаяся лачуга, а добротный, крепкий, просторный двухэтажный дом…

Мне с поклоном подали бумажку, а я вздохнула.

Сейчас опять все вытаращатся на меня, словно впервые увидят, как я сорву магическую печать с послания. И прочту гораздо больше, чем мог вместить этот несчастный клочок бумаги.

В любом случае, кроме меня это послание никто не увидит, а вот всполохи магии – да.

Потому и стоит племянничек Севрима у входа с открытым ртом, не делая попытки уйти, да и сам Севрим застыл, жадно следя за моими руками.

Любят они глядеть на магию… Очень любят. Не будем лишать их этого удовольствия.

Уже привычным движением я вскрыла магическую печать. В разные стороны от моей кисти полилась магия: лучики зеленого цвета, которые словно обняли что-то невидимое, окутавшее листочек. Бумажка поднялась в воздух на уровень моего лица и застыла в этом положении. А затем начала увеличиваться на глазах, став свитком, не особо длинным, однако…

– Ох! – восторженно выдал юнец.

– Молчи, – жарко шепнул Севрим, не отводя от меня взгляда. – Хозяюшке мешаешь.

А я вчиталась в сообщение лэдора Геварского.

И нахмурилась.

– Рррры… – осторожно куснув край моей юбки, выдал морф. – Рры?

Он явно спрашивал: что там?

Я перечитала письмо второй раз. Честно сказать, радоваться было нечему.

Да, сейчас королевских посланников на моих землях не было… И не потому, что они не захотели приехать. Совсем не поэтому.

А потому, что этот придурок, по недоразумению являющийся моим мужем, свалил сам! Прихватил свою подстилку, самых преданных ему людей и помчался навстречу новым приключениям в моем лице.

Как это вышло – вопрос второй. Но вышло же, черт побери!

И теперь лэдор Геварский спешно готовится к встрече королевских посланников, которые вот-вот прибудут в Придорожье, и постарается обеспечить им комфорт, чтобы максимально сгладить неудобства длительного пути.

Посланники остановятся в городе, чтобы не только передохнуть и дать отдых лошадям, но и для сбора информации обо мне, для того, чтобы получить от лэдора Геварского оценку моим действиям…

Ох-хо-хонюшки хо-хо…

И вот вопрос: зачем это Радану? Для чего он так рисковал и собой, и Сарвендой, и тем, что могло прилететь ему от короля за нарушение высочайшей воли?

Лэдор имел предположение. Вот только он его не расписал (явно торопился), а лишь обозначил одно строчкой: Святая Ночь.

Ни я, ни Стейзи о таком не слышали! Но, кажется, у меня существовало некоторое предположение, о чем могла идти речь… И если я была права, то мне это совершенно не нравилось!

Глава шестая

Так уж вышло, что до самого вечера я не возвращалась в свой дом и практически ни с кем из своего близкого окружения не общалась (исключение составили лишь Интена и Люси, которые привезли мне мою деточку для кормления под строгим взором духа).

Получилось так в связи со скорым появлением высокопоставленных особ, размещением слуг, приехавших с Раданом, и муштровкой духа, которому не нравился Радан. Дух бесился оттого, что сила его признает.

Я была благодарна лэдору Геварскому: он дал в вестнике хоть и краткие, но достаточно емкие характеристики на тех трех королевских представителей, что вскоре должны были приехать сюда.

До их слуг мне пока было до лампочки. К сожалению, а может, и к счастью, крестного Илюши в списке приезжающих не оказалось.

Чуть позже мой друг напишет подробнее о цели визита этих трех гостей. Едут ли они по мою душу или только из-за Радана, который нарушил приказ Его величества? Если второе – возможно, мне удастся обойтись малой кровью.

Но к моменту их появления здесь я должна успеть привести свой план в действие – Радан для всех станет безумцем. Конечно, мне еще стоило обсудить этот момент с Тирханом, потому что местные законы отличались от тех, что я привыкла придерживаться в той, другой жизни. Тут к безумцам было иное отношение, специальных учреждений для них не существовало. И как конкретно будут обстоять дела с главой рода, которого признают безумным (а Радан был именно им для рода Дарремских), мне еще предстояло выяснить.

Но допустить, чтобы этот щегол открыл рот и всем запел о плодородии и процветании моих земель, я допустить не могла. Не сейчас.

Еще днем я написала записку Тирхану по поводу Святой Ночи и получила ответ, что подробно он расскажет об этом вечером, но сходу вспомнить про нее пока не может.

Учителю приходилось следовать по пятам за неугомонным Раданом и исполнять роль дуэньи во время его общения с истеричкой Сарвендой.

Я не стала мешать их общению. Да и в будущем ограничивать его не собиралась. Подслушивать – подслушивала. Спасибо моей магии и этому волшебному месту. Но полезной информации от их контакта сегодня я не получила. Сарвенда устроила такой скандал, что муженек пробыл с ней не больше двадцати минут и пробкой вылетел из дома старосты.

В поисках меня, конечно же, потому что его приказы – в частности, доставить любовницу в мой дом – не исполнялись. Так ему и отвечали: мол, не положено, Ваша светлость. Ее светлость отдала такой приказ, а ослушаться меня они никак не могут.

Слуги твердо стояли на своем. И знать не знали, куда я подевалась.

И не только я… Но тут уже умело учитель справлялся, перенаправляя энергию Радана в другое русло и попутно вешая тому лапшу на уши и по поводу его камердинера, и по поводу тех, кто его сопровождал.

Основная же работа будет на мне. Это мне предстоит выстоять бурю и сказать муженьку, что никого из его людей тут нет и не будет. И Сарвенда останется там, где есть…

Пока Радану хватало ума никого не бить и даже не замахиваться. А вот сквернословил он так, будто его не в благородной семье воспитывали, а на псарне.

Я очень сильно устала за эту бесконечную ночь, перешедшую в день, а затем и в вечер. Отличились буквально все. Как в хорошем смысле, так и в плохом.

Драки между малолетней дурочкой и ее прежними друзьями-сиротами избежать не удалось.

Это случилось после обеда, когда я наскоро перекусила и покормила сына. А потом передала его Интене с Люси и вышла на задний двор. И застала там воистину отвратительную картину.

Почему отвратительную? Да потому, что трое на одного – это мерзко. Нет, чувства своих подопечных я легко могла понять. Им было обидно, они были в гневе из-за поступка своей сестры (ведь именно таковой Дурсу все и считали). Но нападать втроем на одного – это подло и мерзко!

Тем более, когда эти трое пусть и одного возраста с Дурсой, но мальчишки!

Досталось от меня всем.

Дурсе – за то, что вышла на двор, когда ей приказали не покидать дома старосты. Тем более что в туалет по земному деревенскому манеру тут вел длинный предбанник, и по улице оставалось пробежать каких-то три метра.

Мальчишкам – и за тумаки в адрес Дурсы, и за испорченную одежду.

Последнее, к слову, коснулось всех. Эти четверо умудрились так в земле изгваздаться и так сильно порвать друг на друге вещи, что рубашки, штаны и платье держались на них буквально на соплях.

Нам, конечно, еще предстоял разговор. Не только с этими четырьмя, а со всеми воспитанниками. Подобное поощрять я не собиралась. Пусть и знала, что чем сильнее подерешься с бывшим другом, тем крепче в будущем может быть дружба.

Сколько раз я так сама выясняла отношения? Не счесть… Вот только тогда была я и мои кулаки (а заодно зубы и ноги), а не толпа на одного. М-да…

Сейчас же меня ждало нечто более фееричное. Ужин за одним столом с благоневерным. И как он пройдет, одной Священной Паре известно.

Я настраивалась на него все то время, что приводила себя в порядок: мылась, переодевалась, кормила Илюшку…

Думала, думала и… пока ни к чему конкретному прийти не смогла.

– Анастейзи, девочка…

Я посмотрела на Тирхана и поняла, что ему надо дать передышку от Радана. Всего день прошел, а он уже выжат, словно лимон.

У нас было всего десять минут перед тем, как нужно будет спуститься вниз на ужин. Мы собрались в моих покоях, чтобы поделиться мыслями.

– Я всякого на веку повидал, но сейчас хочу сказать, что если бы лично не проверял твоего мужа на предмет магического вмешательства, был бы уверен, что он под длительным приворотом. Он безумен, помешан на этой женщине и своих желаниях так, что…

Я широко улыбнулась, чем заставила учителя замолчать и удивленно на меня посмотреть.

– Вот это мы и докажем, Тирхан. Что мой муж – безумен. А что с этим знанием будет делать король, меня уже не касается.

– Да ничего он не сделает! Его светлость не утратит свой титул и мужем твоим останется! И рожать от него тебя и дальше заставлять будут. Только опекуна ему приставят из числа королевских ближников! – в сердцах воскликнул учитель.

– Послушайте последние новости, – спокойно произнесла я и потянула Тирхана на софу.

Пусть посидит, пусть успокоится. Вон как близко к сердцу все приминает.

Интена качала Илюшку и переглядывалась с Люси. Но обе ловили каждое мое слово.

Я поделилась всем, что успел написать в вестнике лэдор Геварский, а также рассказала о тех сведениях, что поведал дух касаемо моего мужа. И обозначила свой план.

Поначалу мое предложение вызвало бурю негодования. Нет, не потому, что жалели подонка Радана, а потому, что это могло повлечь за собой множество ненужных проблем. Вплоть до того, что меня могли заставить неотлучно находиться при муже. А это означало – переезд в герцогство Дарремское. Чего не хотел никто из нас.

Однако когда первая возмущенная реакция прошла, включились мозги, и последовали различные предложения на тему того, какие варианты может нам навязать король, когда его посланники зафиксируют тот факт, что Его светлость тронулся умом.

Как объяснил Тирхан, люди, считающиеся здесь сумасшедшими, делились на три категории: говорящие устами богов, угасшие разумом (частично, полностью, при определенном факторе) и непредсказуемые.

К первым относились дурачки от рождения, вроде юродивых на Руси, к которым относились с жалостью и не обижали, зная, что их устами могут и боги говорить. Не всегда, конечно, но могут. И точка. А потому издеваться над таким себе дороже. Вот накормить – значит, получить благословление.

Ко вторым, как я поняла из слов Тирхана, чаще всего относились те, кто утратил разум вследствие деменции (в любых ее проявлениях) или после травмы. То есть те, кто когда-то был крепок умом, понимал и чтил устои и законы, а после определенного инцидента или в силу возраста впал в такое состояние, при котором перестал отличать реальность от вымысла.

Вот таких сумасшедших тщательно проверяла комиссия из лекарей, и от их вердикта зависела дальнейшая судьба не только несчастного, но и всего рода или семьи.

Если такого человека признавали буйным, агрессивным и совершенно невменяемым даже после всех лекарских манипуляций (особенно, если его сумасшествие было результатом травм или определенного фактора, который являлся катализатором безумия), то его отвозили в один из местных монастырей. На постоянное проживание. А если точнее – доживание.

Гуманизм? Нет. Не слышали.

Если же лекарям удавалось добиться положительных результатов, то больного оставляли на попечение семье, однако лишали права голоса. И принимать решения по любому поводу, вплоть до покупки леденца на палочке, должна была семья больного.

И последняя категория. Непредсказуемые. Я бы к ним отнесла маньяков всех видов и мастей. То есть отклонения у такого человека были. Однако доказать, что он безумный – еще та задачка. К примеру, он – исправный налогоплательщик, отличный купец, управленец, но при этом ему нравится убивать. Людей (про животных молчу, тут, как бы, охота узаконена и процветает). Однако ему достает ума таиться и прятать свои наклонности садиста и убийцы. Конечно, колпак может поехать совсем, и тогда о его деяниях становится известно широкой массе, но…

Кому интересны крестьяне, особливо, если пропадают они по десять-пятнадцать человек в квартал, а налоги платятся, и земли вверенные процветают? Вот начни такой сумасшедший пачками высшее сословие на тот свет отправлять, вот там, конечно, и проверку начнут, и наказание последует незамедлительно…

Из всех этих категорий сумасшествия нам придется доказывать именно второй. Со ссылкой на определенный фактор, который и вызвал помутнение рассудка, заставляя творить различные бесчинства и видеть то, чего на самом деле нет.

По мне так мой муж еще тот маньяк и садист. И у него давно от вседозволенности крыша поехала. Но тут, простите, монархия. Аристократы для всех остальных, кроме короля – те же цари и боги. Так что мои моральные принципы и этика тут не вызовут ни понимания, ни одобрения.

Вообще, я очень ждала второго вестника от лэдора Геварского. Если он подтвердит, что муж обязан в короткие сроки вернуться в свои земли или пред очи короля, то нам, по сути, ничего делать не придется. Спеленать этого придурка и отправить за границу моих земель – так сказать, поспособствовать скорейшему выполнению приказа Его величества.

А то, что муж сможет там рассказать… Он толком тут ничего и не разглядел. Царила осень, которая для Радана была слишком холодной, промозглой и грязной, учитывая то, что он был южанином, и на его территории еще стояло позднее лето. Моих земель он пока не видел, что здесь растет, знать не знает, какой урожай мы получаем – тоже. Впрочем, его это никогда не интересовало.

Моя задача – сделать так, чтобы и впредь не заинтересовало, если мне все же придется ждать королевских посланников, а не выехать им навстречу.

А то, что деревенька не выглядела ветхой… Ну так за лето могла герцогиня хоть одну деревню привести в более-менее нормальный вид? Денег-то мне дали, и провизии какой-никакой, да подарки к крещению сына ценные. Вот пусть думают, что все имеющееся эта дура (то есть я) и вложила в благоустройство деревни, оставив себя зимовать с минимумом.

– Святая Ночь, – напомнила я, глянув на часы.

Времени оставалось мало. Еще пара минут – и пора будет спускаться, а мы еще не все обсудили.

– Что это и, главное, чем мне грозит?

– Прости, Анастейзи, но я не могу ответить тебе на этот вопрос, – вздохнув, покаялся Тирхан. – Я никогда не слышал ничего подобного ранее. Вся информация, имеющаяся у меня, вряд ли отвечает ситуации. Это точно не праздник и не день почитания Священной Пары. Это какое-то сакральное знание, доступное, видимо, только королевской семье…

– Рры! – морф, хранящий молчание всю нашу беседу, оживился и буквально перебил Тирхана своим рычанием.

Да так, что мы едва угомонили волка. Понятно было, что ему откуда-то известно то, что неизвестно нам. Но вот сообщить нам об этом морф ничего не мог. Его рычание никто из нас еще переводить не научился.

– Тогда откуда о ней знает лэдор Геварский? – спросила я, когда морф перестал рычать.

– Полагаю, что твой муж сболтнул лишнего во время своего визита в Придорожье, но детальнее не обозначил. А лэдор Геварский понадеялся на мои или твои знания, девочка. Нужно дождаться второго вестника....

– Значит, сейчас нам необходимо разговорить Радана и молиться, чтобы эта самая Святая Ночь была не сейвеху, а лучше и не в ближайшие вехи. Потому что моя интуиция буквально кричит о том, что Святая Ночь связана с продолжением рода. Уж не знаю, как именно, но…

– Кар!

– Я права?

И когда морф успел ипостась сменить?

– Кар!

– Я знаю вино, от которого Его светлость хмелеет быстрее, – тихо сообщила Люси. – И в багаже леди Сарвенды оно было… Если вы прикажете…

– Умница, девочка, – похвалил Люси Тирхан, – а я добавлю толику магии в вино. Она не навредит, но уберет тревожность и агрессию, вызванную винными парами.

– Я мигом! – воскликнула девушка.

А я мысленно просчитала, сколько времени потребуется Люси для того, чтобы доставить от старосты вино. Примерно двадцать минут. Учитывая, что ужин обычно длится не меньше часа, успеваем.

Вопрос только в том, захочет ли герцог находиться столько времени с нами за одним столом.

И чем его увлечь, чтобы захотел?

Потому что он не зря так мчался ко мне, ох, не зря. И как бы эта Святая Ночь не оказалась сегодня…

– Что ж, пора идти на ужин, – выдохнула я, глядя, как стремительно Люси скрылась за дверью. – Нам нужно продержаться до того момента, как Люси принесет вино, и стараться не злить Его светлость.

– Справишься? – учитель коснулся моей руки и легонько сжал ладонь.

– Сделаю все от себя зависящее, но… Интена, предупреди остальных, что план меняется, и злить герцога нельзя. Сейвеху никак нельзя.

– Предупрежу.

– Что ж… Идемте.

***

Герцог кривился, смотрел неприязненно и хлестал вино. Именно что хлестал, а не пил. И чем больше я смотрела на него, тем сильнее холодело мое сердце от дурного предчувствия. Так обычно надираются перед чем-то крайне неприятным. Чего не хотят делать, а приходится.

И именно так эта скотина надиралась перед тем, как разделить ложе со своей женой. Почти всегда. Единственный раз, когда он был трезв в постели со Стейзи, та вспоминала с невероятным ужасом. Боль, много боли, унижения и понимания, что бежать некуда. Что это ее долг, который она обязана исполнить. И неважно, что после по телу кровоподтеки и синяки, неважно, что после сутки, а то и двое встать с постели сил нет. Жена ведь обязана родить наследника…

На меня волнами накатывала память Стейзи, и я наблюдала за мужем словно сквозь мутную пленку. Слишком ярко вставало прошлое несчастной девочки перед глазами. Ярко, красочно и тошнотворно до головокружения.

Нет, я была уверена в том, что смогу отбиться от поползновений муженька. Однако меня тревожила эта самая Святая Ночь. А что, если это какое-то специфическое магическое время?

Герцог был слишком самоуверен. Несмотря на то, как я его встретила, и то, как здесь сегодня прошел его день. Это совершенно не вязалось, не складывалось в целостную картинку. А значит, моя интуиция права… и у него в рукаве припрятан какой-то туз.

Да и видения, показанные духом, спокойствия не добавляли. Он практически безостановочно крутил в моей голове картинки с младенцами. Разными, не только моего Илюшку… Надо полагать, эта самая Святая Ночь – гарантия зачатия…

Все самое тяжелое на себя взял Тирхан. Он был активным собеседником герцога, именно он отвлекал его от ехидных, а чаще откровенно гадких замечаний в мою сторону. Впрочем, оскорбления сыпались, не переставая. Я терпела, ждала условного сигнала от учителя, когда его магия в совокупности с вином, принесенным Люси, начнет действовать. Радан перестанет себя сдерживать окончательно, и можно будет начать допрос.

Люси принесла вино всего пять минут назад, а мне казалось, что прошла вечность.

Давно были отправлены по спальням воспитанники, вынужденные присутствовать при ужине и наблюдать за тем, как их наставницу унижает ее муж. И неважно, что они не сидели за одним столом с нами (герцог бы устроил скандал и ни за что не стал терпеть подобного, несмотря на то, что официально они уже были не сиротами, а моими воспитанниками). Слышимость в столовой была отличная.

Да, детям было велено молчать и, что бы ни случилось, не вмешиваться. Когда выдержка начала подводить ребят, я сделала условный знак рукой, и тем пришлось подчиниться: встать, поблагодарить за ужин богов и Их светлость, а также испросить позволения покинуть столовою, чтобы готовиться ко сну.

Скот, он же мой муж, пьяно велел катиться им куда подальше, пока он не удавил всех, начиная с мелкой писклявой попрошайки. Так он назвал восьмилетнюю Айкану, самую младшую из моих воспитанниц. И только Священная Пара знала, каких усилий мне стоило удержать маску спокойствия на лице и магию, которая рвалась наказать этого недомужчину.

Все решил кубок, наполненный тем самым вином и магией Тирхана, который Радан осушил одним махом.

– Поняла?

– Что? – я вынырнула из своих мыслей, сообразив, что пропустила очередное обращение мужа к себе.

Вот только на этот раз ему потребовался мой ответ, а вопрос-то я прослушала.

– Ноги лизать будешь, – с явным трудом ворочая языком, выдохнул муж. – Чтобы тут остаться…

– Приказы Его величества не оспариваются. Три ближайших хода я должна провести здесь, – спокойно напомнила мужу.

А сама подумала о том, что местный король не сумеет вытурить меня из герцогства. Нет у него ни такой власти, ни тем более стимула и слов для меня, чтобы я сама отсюда уехала.

– … чтобы сыновей видеть… – Радан словно и не слышал меня, продолжая свою мысль.

Я же опешила от множественного числа.

– А уж я решу, что ты должна будешь сделать. Ноги лизать – маловато… Ублажишь Жарда и тогда…

Что «тогда» – разобрать не удалось.

– Я ему давно обещал…

В столовой подуло ветром, однако я вовремя угомонила свою силу.

Жард… Это тот урод на рыжем скакуне, который сегодня облизывал меня взглядом. Тот самый, что зажимал Стейзи по углам… Мой муж обещал меня другому… Слов нет!..

– Но сначала ты родишь мне второго сына. Через ход родишь, пораньше, – герцог скривился и разбил свой бокал. – Кислятина!

– Мне нельзя рожать, Ваша светлость, еще три хода минимум. Это слова королевского лекаря.

– Ты не умеешь лгать, тварь, – неожиданно трезвым голосом произнес муж. – Ты давно восста-станвоилсь.

А нет, я зря переживала о том, что хмель из благоневерного выветрился. Однако не расслаблялась. Весть о том, что меня сдали как стеклотару и, скорее всего, предположили, что я, благодаря личному живительному дару, восстановилась гораздо быстрее, чем постановил лекарь, не радовала.

С другой стороны, откуда им знать, что в Колыбели я не просто восстановилась, но уже никогда не заболею?

Какое там… Муж у меня и так скотина недалекая, я в его понимании вещь, вот и примчался делать мне второго сына.

Только откуда такая уверенность, что я разделю с ним ложе?

– Твоя паршивая магия залатала все. И еще залатает. Пшли!

Радан резко поднялся, отчего на пол вслед за разбитым бокалом полетели тарелка и столовые приборы. Тирхан обеспокоенно посмотрел на меня, я же едва заметно улыбнулась.

Хочет Его светлость, чтобы я его проводила – прекрасно.

– Идем, муж мой.

Я не улыбалась, поднимаясь, но делала вид, будто полностью покорна.

– Сына родишь. Второго! – бормотал он себе под нос, едва переставляя ноги.

Вообще, если бы не его состояние, представляю, какую бы истерику устроил этот идиот, когда понял, что его придерживает и ведет в покои не слуга, не лэдор Тирхан, а невидимый дух.

Собственно, я бы точно не стала таскать муженька. Наоборот, позволила бы ему свернуть себе шею на лестнице.

Увы, пока я не имела права на несчастный случай, потому что внимание короны мне точно было не нужно. И наплыв следователей – тоже. Поэтому пока терпим и ждем вестника от друзей.

– Завеху10, – оказавшись у себя в спальне, прогнав всех, кроме меня, и едва стоя прямо, заявил муж. – Завеху я сделаю тебе сына! А пока давай, поработай своим ртом!

И демонстративно сдернул не только штаны, но и панталоны…

Я оглядела мужа с ног до головы, заострив внимание на том, что было ниже живота. Мерзость… Неухоженный, волосатый, попахивающий. Откровенно воняющий, чего уж там, раз я в трех шагах от него запах чую. И это далеко не винные пары.

Обезьяна немытая.

Глава седьмая

– Долго мне ждать?

Вопрос мужа прозвучал зло. Я же боролась с отвращением от зрелища немытого тела.

Понятно, что в этом мире двадцать первым веком не пахло, однако аристократы, в отличие от тех же крестьян, о личной гигиене заботились довольно тщательно, благо возможностей у них было больше.

Ладно, денег больше. И на воду, и на ее нагрев, и на платки, и на полотенца, а также на ароматную воду. Пусть и в усеченном, откровенно скудном ассортименте, но она была!

Тот же Тирхан тщательно следил за своим внешним видом (всегда выстиранная, наглаженная одежда), часто умывался и мыл руки, а также носил с собой несколько платков и флакончиков с ароматной водой, которые использовал для протирания шеи и лица, если рядом не имелось возможности умыться. И для интимной гигиены после посещения отхожего места.

Он, конечно, являлся лекарем. Но, по его же словам, подобное было в ходу среди знати всегда, сколько он себя помнил. То есть о гигиене заботиться начали еще до рождения Радана, так что не знать об этом он не мог.

Да тот же Севрим, староста Адузовцов… То ли он сам по себе такой был, то ли у нас с Тирханом нахватался, но я вообще не помню, чтобы от него чем-то воняло. За исключением тех дней, когда он наравне с молодежью в поле помогал или на конюшне ухаживал за своей лошадью.