Танец осени

Размер шрифта:   13
Танец осени

Глава 1

– Итак, на чем мы остановились? – пожелтевшие страницы зашелестели, водопадом перелистываясь, выбрасывая в воздух еле зримые пылинки. – Ах да! Записывай: аметист – камень фиолетового цвета, несет мудрость и стабильность в отношения…

Гусиное перо заскрежетало по пергаменту.

– Ба, а зачем записывать?

– А что, ты запомнишь все сама? – женщина пробежалась серыми, но всегда, по обыкновению, счастливыми глазами по старым страницам.

– Нет, но, почему бы не перейти к практике? – под пристальным взором, девочка сняла с головы остроконечную, изогнутую шляпу с искусственными, синими розами, нервно переминая фетровые края. – Ну просто я уже просто пять лет учусь всему этому, – она указала на фолиант. – а к призывам божеств и духов мы так и не перешли!

Бабушка статно выпрямилась, вновь всмотревшись в страницы с рунической вязью. Худая рука прошлась по деревянным бусам, отдающим можжевельником. Она знала, это не несет ничего хорошего. Бабушка всегда потягивала их, раздумывая над ответом.

– Моя дорогая, какие призывы? – она наконец обернулась к девочке. – Ты прекрасно знаешь правила…

– Да, ничего такого до совершеннолетия, потому что это большая ответственность и все остальное, но я не имею ввиду именно призывы! – она вскочила со стула, вновь надев шляпку, взмахнув руками, оживляя солнечный воздух. – Я говорю о настоящей магии! Знаешь, – туфельки прошлись по ковру. – когда ты чувствуешь, что в твоих руках настоящая сила и ты ей управляешь и лечишь людей, помогаешь человечеству, лесу, деревьям, меняешь природные условия, – она вскружилась и синий подол платья вмиг поднялся, воспарив нескончаемой лентой, разгоняя потоки застоявшегося воздуха. – ты способен на все и люди это знают! – бабушка спокойно, выдержанно выслушала, взглянув на нее. – Разве не здорово? Ты знаешь это чувство, позволь и мне его понять.

– Кейспер, помни, – женщина лишь покачала головой. – у тебя нет еще и дара. Ты молода, куда спешить? Всего десять лет жизни, а ты уже ожидаешь от себя таких результатов.

Собеседница лишь скрестила ручки.

– Может я просто амбициозна?

– Может и так, но спешить тебе не стоит. Все-таки, лечить людей и помогать лесу – дело ответственное. Ты еще молода для такой ответственности.

– Лично я так не считаю.

– Вот как, – бабушка замолчала, повернулась спиной, укутанной зеленым платком, придвинула стул и больше не проронила ни слова.

– Ну и хорошо, – она схватила шляпку, туфельки простучали по полу, дверь закрылась.

Лестница, пропитавшая воздух смолянистым запахом, отчеканив дробь бегущих ножек, соскочила. Кухня, камин, табуретка, со стуком пошатнувшаяся от вскочившего на нее с ногами веса. Уткнувшись в колени, девочка сидела за столом, вслушиваясь в потрескивание бревен за чернеющей решеткой горящего камина. У раковины, вытерев последний глиняный стакан и уложив его в шкафы, стояла женщина, завязавшая волосы в короткий, всегда смешно топорщащийся хвостик. Она медленно подошла к девочке у стола, сняв черную шляпку, с мягким шорохом положив ее на стол.

– Снова не сошлись мнениями?

– Она считает, что я слишком маленькая для магии, – послышался тиший ответ.

– Ну, моя мама всегда была не из простых людей, – собеседница отошла к столешницам, вкладывая в шкафы, сверкающие янтарем, банки с чем-то жидким. – Ну, я имею ввиду, в буквальном смысле.

Кейсп подняла голову, повернувшись к матери.

– Я знаю, но не до такой же степени? Я родовая ведьма, но должна довольствоваться изучением камушков! Она хоть знает, что меня ждет? На что я рассчитываю? Знает мое предназначение? Еще девять лет сидеть за изучением камней, – и уложив голову на колени, она всмотрелась в прожилки деревянного стола. – А как камни закончатся, что, возьмемся за листики? Вот, – она ткнула пальцем в стол. – узри, эти мелкие листочки принадлежат березе, а вот ее древесина. Что дальше? Ах, точно! Дуб! Тебе же никогда не выпадал шанс узреть его? – кулаки яростно ударили деревянную поверхность. Повернувшись к матери, заправляющей каштановый локон за ухо, вытирая столеш6ицу, Кейсп наконец крикнула:

– Такими темпами я буду самой неспособной даже среди братьев и сестер! Этого не может быть.

Мать лишь вздохнула, повесив полотенце на ручку печи.

– Пойми, – теплая рука легла на плечо. – бабушка просто хочет сделать все по правилам и традициям. Она их чит, – стул отодвинулся, и женщина присела рядом. – Я понимаю, иногда она может перегибать палку…

– Не никогда, – буркнула Кейсп.

– Но ведь и нельзя сказать, что она не любит тебя, наоборот, она стремится защитить от последствий. Просто ей уже доводилось видеть, что происходит, когда настоящая магия попадает в руки неготового человека.

Девочка подняла взгляд, всмотревшись в доброе, сияющее лицо матери. Иногда ей казалось, что оно действительно светилось от счастья или от печали, даже когда мама была грустна, она все равно будто сияла, только каким-то серебряным светом. Она всегда готова была поддержать ее в начинаниях и была легка на подъем. Однажды они даже всей семьей ходили собирать грибы по осени. Жаль только теперь папы с ними нет. Любые темы, касающиеся его, осуждались в доме и, пожалуй, это была единственная тема, запрещенная в этих деревянных, бревенчатых стенах. Но мама все равно выдержала этот период. Иногда, Кейспер сравнивала ее с высоким и стройным каштаном. Что бы не случилось: град, дождь, буря или ветер, это тонкое, но сильное дерево всегда выстаивало, сбрасывая колючие, но гладкие внутри плоды, на земь и только осенью отпуская в вольный полет большие, желтоватые листья, отдыхая и успокаиваясь к зиме. А летом, из крупных почек вытягивались тонкие стебли с розовато-белыми, хрупкими цветочками, подставленными под теплые лучи солнца и ласковый ветер.

Любой может ранить каштан, но не каждый его срубит, а дерево тем временем залечивало раны, заливая их темноватой смолой, все выше и шире расстилая ветви кроны. Но и дерево без ухода долго не протянет. Это служило причиной, почему Кейсп, Тот и Амбри всячески помогали матери содержать хозяйство, дом и домашний очаг. Окутанный теплом согретой печи и запахом тягучего осеннего меда, напоминающего запах полевых трав прогретых солнцем, деревянный дом, посреди леса, жил и из его трубы всегда валил голубоватый дымок, а жители деревушки, что расположилась недалеко, пускали мифы и байки о небольшой семье, некогда выселенной из деревни и о передающимся по наследству доме, что стал «избушкой на курьих ножках» для местных сельчан.

– Да, я поняла, спасибо, – и девочка потянулась к маме, уткнувшись ей в плечо. – Но иногда мне кажется, что бабушка не понимает по какому пути меня вести.

– Что правда, то правда! – послышался задорный голосок и тихое хихиканье.

Девочка тут же выпрямилась, всмотревшись в камин.

– Подслушивать не хорошо, Каспер!

– Ну а что же мне еще делать? – из трещащих бревен вытянулась ниточка дыма, рассеивался все больше и больше, пока из дымка не вырисовалось небольшое лицо со вздернутым носом, а за ним и фигурка, облаченная в, перепачканную сажей, рубаху и большеватые брюки, перетянутые пояском. Мальчишка, лет восьми, радостно хихикая, туманом вился у костра камина. Наконец зависнув у кованной ограды, он присел на нее, задумавшись. – Да-а-а. Я долго думал над этим, – голосом мудрого философа заговорил мальчик.

– Делать тебе больше нечего, – оборвала его мама, встав со стула и взяв полено, подложила его в очаг, подталкивая кочергой дымящиеся деревяшки. Окончив, она отошла в сторону, доставая с полок продукты. – лучше бы рагу сготовил.

Каспер исчез на мгновение. Но туманные ручки схватились за брусочки, просачиваясь через щели и он вновь образовался с погрустневшей миной. Скрестив руки, мальчишка отвернулся.

– Вот и разговаривай с вами. А ведь когда-то этот дом принадлежал мне, и все боялись его. Я был бы прекрасным призраком, – гордо воскликнул он, осев на ковре у камина, подперев щеку рукой, разглядывая витиеватые узоры ворса.

– Но ты же трубочист, – укоризненно произнесла Кейспер, покачиваясь на табуретке.

– Ну и что? – не сумев усидеть на месте, он хотел подлететь к ней, но что-то ему не давало, и трубочист снова принялся беспокойно навёрстывать круги у очага. – Ты вот, ведьма, а дара не имеешь, – рассуждал он вслух.

– Каспер, – пробубнила девочка, не обращая на него внимание.

– Да что уж там, у тебя и дара-то, небось, нет. Да, Сильвия рассуждала об этом с Тотом… Когда это там было… Вчера? Позавчера?

– Слушай, – кулачки вновь ударили по столу. Кейспер поднялась из-за стола, яростно направившись к витающему дымку, недовольно наблюдая за его метаниями. – не тебе судить чего у меня есть и чего нет. Да и вообще, – Каспер замер, довольно ухмыльнувшись, глядя на нее. – я еще обучаюсь…

– Не осо-обо, как вижу, – пропел собеседник, улегшись в воздухе, пытаясь оттереть сажу и копоть с рук.

– Хорошо, – уперев руки в бока она указала на него. – Что ты такого сделал, из-за чего я должна тебя слушать?

Дым тут же метнулся, сбив очертания фигурки и лица и оказался за плечом, обжигая нос запахом гари.

– А я здесь уже це-елый век! – мальчишка, закинув перепачканные ручки за голову, выплыл из-за спины. – Не представляешь какая скука сидеть в одиночестве. Но у меня было время научится человеческой мудрости и стать умнее. Ах, если бы мне было сейчас лет так… двадцать, вы бы не считали меня таким глупым.

– Все верно, – послышалось с кухни. Мама развернулась в сторону камина, разрезая морковь. – и сейчас ты бы не беседовал с нами, а занимался отчетами, сидя в офисе.

– Фу, скука! – он вновь метнулся в сторону камина, разлегшись на бревнышках, укрываясь языками пламени. – Нет, тут мне интереснее. Я слушаю вас, собираю истории, секреты…

– Подсушиваю, – дополнила мама.

Каспер отмахнулся.

– Ну и это тоже.

Кейсп подошла ближе к огню, пока ее лицо опасно не зажгло от тепла.

– Тот говорил с бабушкой?

Трубочист закивал и вскинул руки.

– Да еще как! – повернувшись в ее сторону, он подпер щеку рукой. – Иногда, мне кажется, они забывают, что я тут есть. Ага! – и мальчишка плюхнулся на полено, подняв столб искр, от которых отшатнулась девочка, но вскоре вновь полезла ближе к камину. – Да, особенно когда я прячусь в бревнах. Так интересно слушать!

– Ну? – прошептала она. – что они говорили?

– А тебе зачем знать?

– Ты что! Это же про мои способности!

– Ну и что? – и он повернулся к ней спиной.

– Эй! – девочка тряхнула теплую решетку из черных вензелей. – А ну рассказывай!

– Ничего я тебе не расскажу.

Кейсп шлепнулась на ковер, со злобой глядя на пляшущий костер, от которого уже болели глаза. Она потрогала горячее лицо, раздумывая. «Ну и что теперь делать? – слышались мысли. – Как что? Уговорить. Зачем уговаривать, если можно взять силой? Опять ты со своей силой! Нужно брать мирно. Иначе это уже какой-то разбой. А давайте просто оставим его, вдруг потом сам расскажет? Хорошая идея. Нет, нам нужно сейчас. А ты чего сидишь? Давай, предлагай идеи! Ну, пойдемте грибы в лесу поищем? С ним кашу не сваришь, я же тебе говорю, силой надо! Друзья, давайте так…» Вмиг, она вскочила, подошла к кухонному столу, надела шляпку с синими розочками и подбежала к камину.

– Ну я тогда пошла!

– И куда это ты? – приведение поднялось, недоверчиво взглянув на отходящую девочку, поправляющую остроконечную, изогнутую шляпку.

– Как куда? В лес, за хвоей, такой запах будет!

– Не надо! – прошипел призрак, вытянув ладошку из камина. Тут же осознав свою слабость, он скуксился в уголке очага. – Ты же знаешь, как я не люблю ее.

Девочка села у огня.

– Тогда рассказывай.

Каспер исподлобья взглянул на нее и наконец лег на бревна, болтая ногами.

– Ладно, но там нет ничего такого. Просто, вечером Сильвия сказала, что в ближайшую неделю у тебя раскроются способности. Она уверена! – заговорчески зашептал мальчишка. – И, может быть, она будет тебя обучать как ими пользоваться.

– А что за дар?

Он лишь пожал плечами.

– Она не знает? Ладно, но все равно спасибо, – она поднялась с колен, выскочила в кухню, одевая плащ. – Мам, я гулять!

– Мы же договаривались! – яростно выкрикнул Каспер, метнувшись из очага.

– Да я не за хвоей! – воскликнула девочка, схватив торбу и закрыв дверь.

Хранитель очага лишь недовольно проводил ее взглядом через мокрое от дождя стекло окна и встряхивая клубья золы, спрятался в камине.

Прохладный ветер трепал льняную торбу. Под темными туфельками шуршала огненно-рыжая листва. Лента сырого, но еще прогретого солнцем ветра, вилась, словно листа в диком танце, гоняясь за собственным хвостом, вздымая маленькие опавшие листья, золотые иголки хвои и золотистую пыль протопанных дорог. Верхушки еще зеленых гигантов-хвой стояли неподвижно, сливаясь с окружением пятнистой, тонкой корой, напоминающей папирусный лист. Вороны, клацая коготками, перемещались по оголенным веткам, вытягивая шеи, всматриваясь черными-глазами бусинками в нового гостя леса. Белки, словно рыжие блуждающие огоньки, сбрасывая кору и хвою веток перескакивали с дерева на дерево, теряясь в желтых пятнах и клубьях листвы. Дятел размеренно стучал по сухому дереву, отбивая ритм леса. Сорока, спрыгнув с ветки со стрекотом сбивая последние листы, перелетала вглубь рощ.

– Добрый день! – Кейсп успела только приподнять изогнутую шляпку.

Птица, приветственно квакнув, скрылась. Но девочка не остановилась, она шла дальше, ее вел лес, указывая вечными ветками елей, в сторону поляны, сияющей после прошедшего дождя.

Пройдя мимо стволов к свету, она оказалась на ней. Лес слышал, лес слушал ее. Хвоя перешептывалась и подсохшая трава поляны, орошенная росой, ждала ее. Знакомых два пня укрывались лучами, почти высохнув. Она подошла ближе и присев, поискала в торбе мешок, высыпав на маленький пенек овсянку, пахнущую теплой сухой мукой. Она знала, здесь люди лишь гости. Деревья – стражи и хозяева, птицы – вечный дозор и каждый живущий здесь, будь то белка или еж, является не соседом человека и не надоедливым грызуном, а никем иным, как жителем этого забытого пространства, сгубленного человечеством. Но однажды лес восстанет, пробьет асфальт дорог, раскинет кроны над домиками и превратит цивилизацию в руины. А пока, лишь немногие считают рощи и поля, посреди нескончаемого бора, чужим домом. «Что мы делаем, когда приходим к кому-то в гости?», – спрашивала Сильвия, укутываясь в темно-зеленый платок, в цвет хвои. Так напоминал он о ели из-за кисточек на концах, что, словно по дуновению ветра, приводились в движение, непрерывно, беззвучно шурша листвой. «Несем угощение и мед», – тогда отвечала Кейсп, ерзая на табуретке, усердно зарисовывая зеленым карандашом рощу. И по комнате слышался добродушный, тихий смех, напоминающий постукивание деревянной ложки в бочке меда. «Верно, но лесу не нужен мед или сладости, лучше, принеси ему что-нибудь полезное для растений или жильцов его дома». Да. Девочка села на большой пенек, посматривая на горстку пшена. Она никогда больше не забывала принести угощение и с тех пор лес слышал и слушал ее, позволяя познакомится с духами.

А ведь когда-то бабушка была для нее всем. Миром, книгами, она могла слушать ее часами и считала, что ее речи мудрее чем сотни фолиантов. Когда-то. В те времена, когда она не задумывалась о своих способностях, не спорила с Амбри и Тотом, не сбегала в лес, словно только он был ее настоящей семьей. Ветер бережно подул в ее сторону, скатив шляпку на траву, словно поглаживая черные коротковатые волосы.

– Да, – улыбнулась Кейсп, подобрав шляпку складывая ее на торбу. – я знаю, это не причина унывать, просто, прошлого не вернуть. И мне стыдно за себя совсем не в прошлом.

Далеко послышался прерываемый свист. Она подняла взгляд, осматривая колышущееся зеленые ветви елей. В один момент она заметила на них маленькое, светлое тельце. Синичка, быстро повернув голову, всматривалась в нее сверкающими глазками.

– Дашь совет?

Птичка лишь перепрыгнула на новое место, всматриваясь в гостью. Чирикнув, синица спрыгнула с ветки, исчезнув в густоте хвои.

– Видимо нет, – девочка вздохнула, всматриваясь в сухую траву под ногами. – Да, я сама виновата. Так хотела получить дар, что поссорилась с главным человеком, ведущим меня к нему с раннего детства. От этого даже лес отвернулся. Позор.

«Я говорила не следует силой брать. А что предлагаешь? «О, пожалуйста, расскажи мне про дар!», —Верно? Некоторые вообще не учувствовали в размышлении. О чем говорить? Друзья, ваши ссоры сейчас абсолютно бестолковы», – говорили мысли. Иногда ей казалось они сами просыпались и разговаривали тоже сами с собой. Как странно, ведь это ее мысли, и они должны были говорить с ней. Не так разве? Хорошо хоть она их слышать может. А то жили бы сами по себе. Пусть хоть совет дадут. Если не лес и не семья, то кто? «Нам нужно думать. Думать совместно! – слышался голос девушки. Пока ее не прервал грубый бас. – Да что совместно мы надумаем? Чепуху. Пусть каждый сам, а потом поделимся, – на смену ему просочился спокойный шепот – А мне кажется, следует привлечь всех, – в беседу вторгся громогласное, грубое восклицание. – А я то что? Я ничего! Другие че и вон ниче! Я не причастен к вашему клубу мыслителей. У меня в мыслях… Эй, вон, слышите, кто-то идет! – тихий голос вновь остановил водопад выкриков. – Кошмар. Мы поняли, иди уже, не мешай». И действительно, ветки затрещали, выдавая нежданного гостя. Хвоя посыпалась на траву, послышались мелкие шаги. Ветки елей загораживали поляну, не позволяя пройти, а кусты задерживали его. Кейспер вскочила, запихивая шляпу в торбу.

– Тут кто-то есть? – слышалось уже недалеко.

Глава 2

Она схватила торбу, не оглядываясь, сбежав с поляны, скрываясь за деревьями. Руки спешно нащупывали нужный предмет. Тень из-за деревьев наконец вышла на свет. Через проем для глаз она увидела небольшую фигурку, растерянно осматривающую поляну. Фигура держала что-то покачивающееся в руках. Девочка с шорохом накинула черный капюшон длинной мантии, повесив на плечо торбу со шляпой.

Человечек на поляне не напоминал взрослого. Это был мальчишка, лет одиннадцати с полной корзинкой грибов и потрепанным рюкзаком, цвета пыльной дороги.

– Здесь кто-то есть? – вновь взывал он, но Кейсп не ответила.

Бабушка всегда предупреждала что не стоит связываться с посторонними. Она отошла к деревьям, и оглянулась на поляну с новым гостем, удивленно осматривающим горстку пшена на пеньке. В стволах прошло только тихое: «Удачи». Послышался шелест, мокрых листьев под туфелькой и через мгновение, девочка уже рухнула на листву, с треском палок и тревожным шорохом хвои скатываясь с небольшого оврага, непременно угодив в, пылающие мелкой листвой, кусты, стряхнув последние «огоньки» пламени.

В тишине послышался только гневный шепот:

– Предатель! – Кейсп, отряхивая темные волосы от пылающих листочков, медленно поднялась, подобрав черную маску изображающую драконью морду с кучей наростов и шипов. – Не могло же все пройти так гладко, верно?

Но лес молчал, лес не слушал. Словно старый кудесник, он тихо посмеивался над ней, понимая, что она еще не знает, что ее ждет, что ей уготовано. Девочка лишь натянула капюшон, вновь надев маску и отыскав торбу, собираясь возвращаться домой.

– Ты разговариваешь с духами?

Удивленное восклицание заставило ее замереть. И замереть совсем не от страха, как она тогда думала. Нет, единственно что металось в голове это: «Бежать или остаться на месте?»

– У тебя хорошо получается! – позади слышен шорох. Мальчишка скатился с пригорка, побрякивая рюкзаком. – Ты можешь и меня этому обучить? – он обошел темную фигурку, наконец оказавшись перед черной маской и выразил какой-то неясный испуг, больше походящий на смесь удивления, уважения и страха. – Так ты и есть дух.

«Боже! Как по-дурацки мы сейчас выглядим! – слышалось где-то в мыслях. – Нормально, – перебил громкий бас. – Пусть боится. Боятся – значит уважают! – полушепот аккуратно втиснулся в беседу: – Почему бы не воспользоваться положением?»

– Как думаешь? – наконец ответила девочка.

Мальчик помолчал, задумавшись.

– Я еще ни разу их не видел, но сельчане говорят вы действительно тут водитесь.

Кейсп осторожно подтолкнула льняную торбу, спрятав ее под подолом плаща. Она хотела что-то ответить, но мальчишка подскочил на месте. Он быстро взобрался на пригорок, поскальзываясь на рыжих листьях, скрылся, крикнув только: «Сейчас!», – донесенное чуть холодным ветром, несущим золотистые пластинки листочков.

Через некоторое время он вернулся, скинув остатки листьев с пригорка, неся корзину в руках. Остановившись, мальчишка показал горстку грибов, припрошенных крошкой земли и пушистыми кусочками мха. От них стелилась дождливая сырость и пахло прогретой землей.

– Вот, это тебе! – и в его худом, бледном лице было столько радости и добродушия, что девочка просто не могла не улыбнуться, даже скрывая лицо за маской.

А сам мальчишка походил на человека, что живет в лесу. Человека, которого лес принял за своего жильца. Волосы его были кудрявыми и сливались с цветом мокрой земли. Потрепанная рубаха в цвет желтеющей хвои и темные брюки, подпоясанные плетеным из разноцветных лоскутков, ремешком. На нем звенели, привязанные кожаными нитками, безделушки: потертый ключик, мешочек с чем-то шуршащим, амулет в виде солнца и желтым камнем посередине. И все это тихо позвякивало, билось друг об друга при ходьбе, напоминая, что это идет…

– Тел. Меня зовут Телфор.

И когда Кейсп, наконец забрала под плащ горстку влажных и прохладных грибов, он протянул руку, перепачканную сухой землей.

– Я Сильвия, – девочка пожала руку, сложив дары в льняную торбу.

– А знаешь что? Я всегда мечтал научится разговаривать с духами! Ты можешь и меня научить?

– Хочешь разговаривать с лесом?

– Если хочешь, – он встряхнул рюкзак за спиной, потирая лямки. – можем встретится завтра днем на поляне.

– Почему бы и нет.

Рюкзак подскочил вместе с мальчишкой и ремень радостно брякнул безделушками.

– Здорово! Тогда, в полдень?

– Верно. Пусть будет полдень.

– Отлично, – Тел подскочил, завертелся, словно не зная куда идти и наконец вспомнив направление, взмахнул перепачканной рукой. – Завтра увидимся! – и взобравшись на пригорок скрылся.

Пусть он и думал, что встретил духа, Кейсп так же думала о нем и казалось, ему эта роль подходила лучше, хоть он и был лишен мистицизма и был прост как желтеющий одуванчик. И все же, думалось, что это ему стоило обучатся магии. Он напоминал осину, посаженную на участке где-то за деревянным забором. И к ней всегда тянулся легкий ветер рощ и лучи солнца, отдающие запахом прогретых трав. Только хвоя той осины иногда залетала в сосновый бор.

Ему не хватало леса, и сельская жизнь душила. Конечно, он был рад повстречать и духов, и белок, и ежа, зарывающегося в пергамент листьев. Мальчишка ищет новый дом.

Каменная труба посреди непроглядной густоты ветвей ели, по привычному пускала колечки и вензеля голубой дымкой от хвои к небу. Иногда они напоминали изогнувших шею лебедей, иногда напуганную, свирепую кошку, потом перетекали в изображение драконов и крыльев, а потом испарялись, бледнея и уносясь куда-то выше. «Если бы люди умели летать», – слышался все то же хрипловатый голос в мыслях.

Девочка подошла к деревянной двери, сняв маску укладывая ее в рюкзачок и одновременно пытаясь постучать в дверь. Совсем скоро послышались шаги и распахнув дверь, перед ней возникла невысокая девушка. Осмотрев Кейсп, она шустро поправила каштановые волосы, заплетенные в косы и сразу же оглушила ее радостными восклицаниями.

– О, Кейсп! Проходи! Что-то ты сегодня поздновато! – дверь со стуком закрылась. Не успела девочка повесить плащ, как ее уже перехватили, треща обо всем на свете, подтаскивая к столешнице. – Ты только взгляни, что мы сделали! – девушка бросила взгляд на высокого, но по обыкновению недовольного парнишку рядом со столешницей. – Ну то есть, я сделала! Смотри-смотри! – печка щелкнула задвижкой и с новой порцией жара девушка вытащила противень, с усердием поставив ее на столешницу.

По комнате пополз горячий запах яблок в корице и жареных орехов.

– Угадай что это! – в нетерпении, кондитер заложила руки за спину, покачиваясь с пятки на носок. Она напоминала ребенка, желающего побыстрее подарить новогодний подарок, но запрещая себе дарить, пока собеседник не угадает, что же это за подарок.

Кейспер всмотрелась в противень на которой лежала стеклянная тара. Внутри искрилось сладким паром рыжевато-желтая смесь, напоминающая кекс.

– Ну, зная тебя, Амбри, могу предположить, что это… кекс?

Девушка вскинула руку.

– Нет! Не угадала! Это… пирог, и он с тыквой и яблоками! – и девушка горделиво выпрямилась, предвкушая как они соберутся за столом и отрежут по куску. – А у Тота угольки.

Тот выпрямился, смерив ее скучающим взглядом, перемешанным с легкой осенней хандрой. И единственное что ей всегда удавалось распознать в его взгляде, так это скуку от презрения всех вокруг. Следом он театрально прислонил худую руку ко лбу, мысленно призывая богов избавить его от идиотов вокруг. А затем, смиловавшись и сделав скидку на откровенный идиотизм сестры, даже не повернувшись в ее сторону, ответил таким тоном, словно это был совершенно очевидный факт:

– Это была твоя идея.

– Не обращай внимания, – Амбри неловко улыбнулась, поглаживая косички. – он сегодня не в настроении. Впрочем, как и всегда.

Вздохнув как учитель, понявший, что нерадивый двоечник после часа объяснении все равно ничего не понял, Тот уныло направился к печи и (а может ей и показалось) толкнул недовольную девушку. Печка вновь разинула пасть, подобно драконам, выдыхая клубы огненного пара. На столешнице оказалась противень со стеклянной тарой в которой втискивались синабоны.

Камин затрещал и завился дымом.

– Ну-ка, ну-ка, – Каспер дымком выскользнул из камина, направившись в сторону стола, но врезавшись во что-то невидимое. Нахмурившись, он не отступил, рассматривая с дальнего расстояния выпеченные угощения. – Надеюсь в этот раз у Тота все получилось! – хихикнув, сероватый туман взвился и осел у ограды, с интересом поглядывая на дегустацию.

Кейсп попробовала сначала кекс, просто потому что он был значительно безопаснее. Затем взяла скрученное угощение с корицей и, предварительно осмотрев на наличие черных отметил, откусила его. На зубах что-то прохрустело, рассыпаясь в порошок, отдавая горьким деревом. Снова?

Амбри не сиделось на месте. Она вскочила, подошла к девочке, покружилась, перед тем как задать свое:

– Ну как? – словно эти синабоны принадлежали ей.

Девочка помолчала. Она знала, магия и способности Тота нуждаются в доработке. Да что говорить? Они всегда в ней нуждались. Вот только сам брат, возвышаясь худощавым эверестом, никогда бы этого не признал. Она с трудом проглотила, чуть не застрявший в горле кусок и попыталась улыбнуться, не показывая зубов. И лишь только взглянув на брата, чуть сощурившись, кивнула.

В один момент на нее посмотрел небольшой, суженный глаз, обрамленный белыми пятнами чешуек, перемешивавшимися с темно-синими. Кейсп отшатнулась. Казалось, это сон. Она взглянула на пол. Да, там все еще стояли туфельки, застегнутые на ногах и подол темной юбки все так же колыхался.

– Кейсп, все в порядке? – слышалось где-то отдаленно.

Она вновь подняла взгляд. Перед ней в темных брюках и коричневом рубахе стояла знакомая, вытянутая фигура. Из горла одежды вытягивалась длинная, синяя шея, переливающаяся в зеленоватый цвет. Завершалась она небольшой головой с хохолком из трех перышек и острым клювом. Клюв открылся и заговорил знакомым голосом, а широкие крылья недовольно уперлись в бока:

– Да что с ней сегодня?

К собеседнику повернулась птичья голова сестры, обрамлённая бело-голубыми перьями

– А угадай! – она ткнула в него черно-голубым крылом. – Ей уже скоро плохо будет от твоей выпечки! Я говорила тебе – делай вручную, – она растопырила перья с черными линиями. – Нет! Я же всемогущ! Я гоняю стадо туч!

– Так это я виноват? – маленькая голова на длинной шее повернулась в ее сторону, открыв клюв, предупредительно зашипев и щелкнув. Позади на метр, если не больше, волочился длинный хвост из сотен тонких перьев с глазками. – Это была твоя идея. «Давай испечем что-нибудь, порадуем маму, она ведь скоро уезжает!» Ты меня затолкала сюда, пригрозив что Кейсп будет голодной, – тонкие перья воинственно поднимались, распушались, вставали в ряд, подробно армии солдатиков с глазами вместо лиц. Они выстроились в длинный, широкий веер, загораживая путь и столешницу, собирая на себе весь свет комнаты. – Вместо всего этого, – огромная птица медленно надвигалась на голубую сойку, воинственно выставившую яркий хохолок. – я мог бы заниматься более важными делами, а теперь, когда я постарался, ты еще называешь меня идиотом?

– Не переворачивай слова, Тот. И не строй из себя жертву, ты выл от скуки и хотел чем-нибудь заняться!

– Не может быть, – только прошептала девочка, но ее никто не услышал в шуме ссоры. Тогда, она медленно положила синабон с серой, от золы и копоти, серединой и осторожно сдвигаясь, к лестнице, скрылась за углом.

Туфельки аккуратно прошлись по ступеням. На втором этаже бабушка, покачиваясь в кресле, в своей комнате, спала с вязаньем в руках. Девочка шустро забежала к себе и закрыла дверь. Маленькая комнатка, окутанная шерстяной темнотой. На деревянном полу кровать со сползающим кремовым одеялом. У окна, за которым виднелись деревья, окрасившиеся в цвета тыкв, стоял столик с книжками и свитками. У стены размещались деревянные шкафы с одеждой и полками, и ящиками. Чуть подальше полки с книгами и маленькая палатка из стульев и темно-зеленого покрывала. Внутри висели гирлянды, потухшие в заботливой уберегающей темноте.

Кейсп прошла к шкафам и с шорохом открыв, достала свечку на подставке, серебряную ручку которой образовала змея. Чиркнув спичкой, девочка подпалила бежевую свечу и закрыв дверцу шкафа, установила подсвечник на столе, разбираясь в свитках. Все бумаги уложились в полки и ящики на свои места и Кейсп рухнула на деревянный стул, рассматривая потолок. Нужно будет принести в комнату торбу, показать всем грибы и тоже что-нибудь с ними сделать. Она вспомнила Тела и его добродушное выражение лица. Почему они не виделись раньше? Даже смешно, она знает почти всех в деревне, как же могла упустить его из виду? И птицы на кухне. Странное дело. Да, его нужно записать! И через мгновение, она выскочила из комнаты.

Бабушка всегда открывала дверь в своей комнате, чтобы слышать Тота, Амбри и прийти, когда нужна помощь, то есть, когда можно будет еще что-нибудь изменить до глобальной ссоры. Так и сейчас, сняв туфельки, чтобы не стучать по полу, девочка шустро проскочила в комнатку и убедившись, что бабушка продолжает спать, медленно открыла ящик одного из шкафов. Внутри валялись тканевые мешки с пчелиным воском, связки суженых трав для окуривания, спички и коробки, маятники и редко находились руны на аметистовых камнях. Из ящика тянулся запах елки с примесью сушеной лаванды. Да, именно так и пахла ее книжка, объемная, с кожаной обложкой и потрепанными страницами. Бабушка всегда хранила ее там. Кейсп медленно закрыла шуршащий и стукнувший деревянный ящик и замерев, поняв, что все в порядке, выскользнула из комнаты, забежав с свою, затянув туда туфельки и прикрыв дверь.

На пожилом лице медленно расцвела легкая улыбка, подобная улыбке учителя, понявшего, насколько старания и время вложенные в ученика были не напрасны. И в такие моменты казалось, даже бусы из можжевельника сияли в темноте и пахли смолянистее чем обычно. Бабушка приоткрыла глаза, взглянув на чуть не закрытый ящик, проблема которого всегда оставалась в тугом закрытии до конца. И вновь качнувшись на, прошуршавшей соломой, кресле, она прикрыла глаза, продолжая вслушиваться в стук посуды и поругивания брата и сестры на кухне. Но вскоре эти звуки утихли. Послышался деревянный стук закрывшейся двери и шорох залетевших на порог листьев.

Перо усердно скребло бумагу, разбрызгивая чернила, вычерчивая острые буквы. Птицы. У меня дома птицы в рубахах. Птицы в платьях. Они же птицы! Может я что-то наколдовала? Ну да, Тота я всегда хотела превратить в курицу, но не в буквальном же смысле! Хотя, не далеко ушло. Может не только я вижу птиц? Или это выпечка брата? Что он туда напихал?

С низу послышался оглушительный восклик Амбри: «Мама!», – и можно было не сомневаться, она кинулась на порог, стаскивая с нее накидку. Да, нужно тоже спуститься! Кейсп тут же закрыла чернильницу, отложила перо и застегнув туфельки, сбежала по лестнице. Действительно, Амбри кружилась вокруг мамы треща, размахивая коричневыми косичками и путаясь в темно-зеленом платье, перетянутым корсетом в цвет дубовой коры. Тот, скрестив руки, высокой веткой возвышался у столешницы, рассматривая костер у диванов. Все как обычно. Ну и хорошо, больше она никогда не попробует выпечку Тота!

– Да, да! – девушка подскочила к столешнице и схватила кекс, протянув его «гостье». – Я сделала кекс, а Тот отравил Кейспер!

Слушатель лишь протяжно вздохнул.

– Никого я не травил.

Но беспокойство на лице мамы не исчезло. Разуваясь, она только и спрашивала:

– Что значит отравил?

– Значит, – вторгся паренек. – моя сестра любит придумывать небылицы.

– Ничего я не придумываю, – Амбри подскочила к столешнице, указав на синабон с серединой, из которой высыпался пепел. – У него опять угли! А Кейсп потом еще минуту шептала о сойках и павлинах, пошатываясь!

Мать, отложив обувку, взглянула на синабон и тут же взглянула на сына.

– Тот!

Парнишка только медленно поднял руки, уставши от неразберихи вокруг, закрывая глаза. В общей суете Кейсп просочилась к порогу, перехватив торбу, выкладывая горсть грибов, протягивая их столпившимся.

– Вот и ответ, почему ей было плохо, – ответил наконец Тот, выходя на кухню.

– Нет, – девочка положила подарки на столешницу, взглянув на него. – Не от этого. Просто нужно заняться работой! – посмотрев на то, как сестра скачет вокруг матери, кивающей ее рассказам, девочка решила подняться наверх.

Еще час, посвященный записям и мыслям, и мозг уже вскипал от переизбытка информации, бешено выпуская пар из трубы, как несущийся по рельсам паровоз. Птицы и одежда, одежда и птицы, перья и лица, пирог, порох, прах, зола и кекс из тыквы. О чем ты думаешь! Ты хоть представляешь, насколько ты скучна сверстникам, сидя только за этими свитками и книжкой, Кейсп! «Она права, – слышался голос. – мы действительно скучны для остальных. Ну что с этим поделаешь? Я согласен! Пойдемте повеселимся! Подышим воздухом! Мы совсем недавно вышли из леса, о чем ты? Нет, он прав, нам нужно прогуляться. Вот-вот! Слышите? Кто-то идет?», – как они определяют приближение кого-то? И тишина. Конечно, никто не даст мне ответа. Стук в дверь.

Из-за двери послышалось пофыркивание. Девочка развернулась на стуле.

– Продолжаем сходить сума?

– Зачем сходить сума? – мама. Это всего лишь она.

Только она стучится три раза. Тот и Амбри врываются сразу. Бабушка всегда бросает в дверь всего лишь один требовательный стук. А папа… Обычно он собирался сразу входить, но всегда вспоминал что нужно постучать и вскоре щелчок ручки закрывшейся двери, даже до стука, стал его особенностью, отпечатывающейся на древесине.

Да, ему не всегда нравилась медленная сельская жизнь и мамино дело – пасека. Она неизмеримо гордилась ей, и папа даже создал для нее еще один домик в самом селе, чтобы продавать янтарный мед с двух сезонов. Даже семейное дело, передающееся по наследству, не должно было пропадать. У него «всегда все шло в ход», как он любил выражаться. «Ничто не должно стоять без дела!», – громогласно заявлял он, просматривая гнездовые рамки в своем смешном сероватом защитном костюме. И все могло бы быть замечательно, если бы новая семья не переехала в поселок. Кому понадобилась эта, забытая богом, деревушка! Да, глупое чувство. Он полюбил прекрасную девушку с двумя сыновьями и дочуркой. Чем ему не понравились мы? «Тебе следует быть чуточку взрослее, Кейспер», – какое милое пожелание на прощальный конец. Многое ли это изменило? Это изменило все. Общение со сверстниками, времяпровождение, отношения с семьей. Теперь она училась, не играла с Каспером в прятки и больше не боялась леса, считая его своим домом. Здесь изменилось многое и многие. Все перевернулось: Амбри ссорилась с Тотом, бабушка все чаще звала Кейсп учится бестолковым вещам, не выходя в лес, не соединяясь с ним, не танцуя со звуком, теперь она вязала. А мама реже посещала пасеку и наняла в тот домик продавца. Более они не делали вощину, лишь закупали нужное под конец зимы и снова гнали мед. Как ей хотелось вернуть все назад, в дни, когда она не думала о прошлом и не сожалела о произошедшем, не сумев ничего сделать. Но теперь поздно, отец с новой семьей уехал из села. Теперь им пройдётся самостоятельно справляться. Ничего, у них все получится.

– Послушай, – слышалось из-за двери. В тишине послышалось фырканье. Кейсп вновь взглянула на дверь, всмотревшись в нее и в один момент заметила, как из-за нее медленно пробиралась пушистая, крепкая мордочка с носом.

– Подожди, – она вскочила со стула, распахнув дверь. Перед ней возвышалась массивная лошадиная морда в мамином льняном платье.

Бежевые копыта деликатно постучали друг об друга.

– Кейсп, – голубые глаза медленно поднялись из-под оборки пушистых ресниц. – все хорошо?

Хлоп.

Бледные пальцы проплелись сквозь темнеющие нити волос.

– Это сон!

– Послушай, – деревянная доска сотряслась от стука. – если что-то не так, это нельзя оставлять без внимания!

– Минуту! – задвижка щелкнула. Ручка окна дернулась, чуть не вывалив девочку на улицу. Прохладный ветер ворвался в комнатку, раскидывая шуршащие листья по полу. Она резко подняла голову, откинув волосы, всей грудью вдыхая воздух с осенней улицы. – Уже лучше, – защелка вновь щелкнула. – Да мам!

Женщина с сомнением на лице, аккуратно заправила темную прядь хвостика.

– Ты, наверное, знаешь, я уеду на ярмарку всего на два дня. Ребята решили приготовить что-то вечером и было бы не плохо, если бы ты заглянула на рынок…

– Хорошо, – она отошла в сторону, выискав в шкафу карандаш и кусок бумаги, ожидая.

– Но про список лучше спросить их.

Тогда она кивнула, подхватила торбу, запихнув туда листочек с карандашом и кинулась к лестнице, лишь взмахнула рукой.

– Я скоро!

Тот и Амбри как ни в чем ни бывало убирались на кухне. Парнишка жаловался на потерю своей рабочей тетради, которую не нашли даже предки. Вот ему повезло. Он мог устанавливать связь с мертвыми, общаться с духами и он безгранично гордился своим даром, ну, по крайней мере он создавал такое впечатление. Теперь никто не знает как часто во сне он проваливается в мир духов и как часто снятся ему кошмары, навеянные существами оттуда. Появляются ли еще ссадины от ненужной встречи, как часто сущности и «черти», как их называют в церкви, претворялись ему близкими?

Девушка же, укрывая обеденный стол яркой праздничной скатертью, шуточно предлагала ему поискать предметы маятником. Убедиться, что тетрадь дома и ее брат-потеряшка не забыл ее где-то еще. Да, если бы у Кейсп была такая способность она бы пользовалась ей постоянно. Амбри повезло больше. Ей были доступны и руны, и маятники, и карты. Она могла знать будущее, прошлое и творить настоящее, искать незримое и слышать неслышимое. Но у всего есть минусы. Если неверно прочтет руну, карту или маятник, будущее покарает. Если не ее, так человека, которому гадала. Так, еще когда ей было десять, она нагадала что две мамины сковородки находятся совсем не дома. Через час бабушка, загоревшись идеей из газеты, навела ревизию на кухне и две сковороды оказались совсем не дома. Тогда они около часа искали их сначала по дому, а затем, после признания Амбри, вышли на улицу. Сковородки они нашли в мусорке за домом.

Кейсп потом спрашивала, почему она не изменила судьбу отца. «Не все в мире подвержено изменениям. Есть вещи, которые я не в силу изменить». Этот урок она усвоила надолго. Уход его из семьи было чем-то важным. Без этого они бы не жили здесь и сейчас. Эта мысль грела, как потрескивающий костерок камина в гостиной. Да, без прошлого не было бы настоящего.

– Так, – девушка, закинув за спину две косы, с усердием выписывала ингредиенты на листке. – почти все, – она вновь перечитала написанное и обернувшись, крикнула: – Тот, нам нужно еще что-то?

Брат смерил ее недовольным взглядом и соизволив отвлечься от вытирания посуды, выдернул из ее рук листок, осмотрев. После осмотра, он вновь впихнул ей в руки лист.

– Нет. Сегодня у тебя получилось запомнить все что нужно.

– Грубиян, – Амбри вновь осмотрела листок, силясь понять, что начиркала, но вскоре отдала его девочке. – Да! Это все что нужно, но поспеши! Вернись к ужину! Или… или раньше. Нам нужно сготовить на стол!

Кейсп накинула плащ и вышла на улицу. В торбе так и бултыхалась маска. Она вытянула ее оттуда, осмотрев. Сколько ей уже лет, а выглядит так, словно и не старела. Когда-то они делали ее с бабушкой, и она рассказывала, что вскоре эта маска пригодится. С помощью нее люди скрывали себя от прохожих в лесных рощах. И у каждого маска была своей. У кого-то это была птица, у кого-то бабочка, кто-то выбирал рысь. Времена меняются и Кейсп внесла свою лепту в их создание. Это будет первая с изображением дракона. Когда-нибудь и ее маска будет лежать в архиве бабушки и у нее будет имя хозяина. Когда-то и она будет рассказывать свою историю.

Бережно одев ее на лицо, девочка накинула, шуршащий теплой кожей, капюшон и поспешила по протоптанной тропе в деревушку. Лес редел, ели становились все мельче и светлее, трава желтела и вытаптывалась. Скоро свет лучей, выбравшись из пелены неба, уже виднелся среди стволов. Тогда девочка свернула плащ с маской и побежала, выйдя на поляну. Золотистая трава колосилась как грива сотни игреневых лошадей и мелкие листки и сухие иглы неслись на поляну с ветром, искрясь словно перья жар-птицы. На поляне, чуть сбоку пожилой пастух с зеленоватой кожей, изрытой морщинами и на удивление хлюпкими клыками на нижней челюсти, приветственно взмахнул ей рукой.

– Здравствуйте, Лурбук! – ответила она, всмотревшись в картинку, которую видела много раз.

Посередине поляны, привязанные к деревянному столбику, возились, бегали, жевали траву и взлетали, удерживаемые веревкой, браштераны. В детстве она очень любила играть и скакать на этих добрых существах, большое напоминающих помесь овцы с драконом. Имея крылья и поедая все, что ни увидят, они стали любимчиками жителей деревни. С них они собирали шерсть, с их помощью ловили мышей и грызунов, бабочек и пауков и всякую надоедливую тварь, что шла на прекрасный корм этим милым существам с массивными, бараньими рогами, изогнутыми клювами и глазами-бусинками на пол мордочки. Цокая копытцами, они в огромной кучке толпились бело-серыми пятнами издавая рокочущее, мурлыкающе и переливающееся то ли рычание, то ли мяуканье звуки.

Но, не став задерживаться, она поспешила спуститься с холма, откуда виднелась сама деревня. Кейсп шустро пробежала по пыльным, земляным улицам, мимо толпы ребят играющих с черной кошкой. Они не позволяли хищнице догнать спешащую с цыплятами, курицу. Грядки и домики стелились друг за другом. На свежей земле мотыгой пропалывали грядки старушки. Она прошла мимо аллеи, наполненной разнообразными лавками со спящими колокольчиками у дверей. Дальше шел рынок, где лавки продавцов, в несколько рядов, заключались в круг, делясь по половинам.

Здесь всегда царил шум: шуршали льняные мешки, сыпался на пол картофель, кричали торговцы, лаяла собака в поисках мослов у мясной лавки. Тут всегда кипела жизнь и не было дня, когда площадь была пуста. Сверившись со списком, Кейсп прошла к овощной лавке, ожидая небольшой очереди, выискивая монетки. Общий шум здесь всегда был, но ей показалось что она слышала что-то новое, незнакомое и это было правдой.

– О боже! – теперь она расслышала эти слова четче. Послышался цокот копыт, свойственный только одному известному ей человеку. – Кейсп, это что, ты?

Она наконец обернулась и увидела именно то, что ожидала увидеть. Это была невысокая девочка с рыжими недлинными волосами, заплетенными в косу, перекинутую через плечо. Казалось, локоны в этой косичке превращались в еще несколько таких же маленьких косичек, вступающих в плетение. На некоторых из них были нанизаны деревянные и металлические бусины со своим собственным орнаментом, словно каждая из них пыталась передать свою уникальную историю. Девочка одернула голубоватую рубашку, подергав шнуровку у горла и стукнув копытом от тела небольшой лани, с цокотом подскочила к Кейсп.

– Привет Вейн.

Глава 3

Монеты звякнули о деревянную стойку.

– Спасибо, – Кейсп стянула морковь, уложив ее в торбу.

– Да, да! – Вейн веселым олененком проскакала у продавщицы, смерившей ее недовольным взглядом, отчего девочка, еще выше поднимая тонкие копытца, отчеканила новую дробь по мощенной площади, радостно повиливая коротким хвостиком. – Сейчас так цены возросли! Морковь стоит уже три медных!

– Все верно, – собеседница подошла к новой лавке, сверившись со списком, указав на кусок мяса. – Можно килограмм.

Кейсп вновь всмотрелась в список, вычеркнув мясо.

– Да, цены кусаются как драконья пасть.

– Да ну, – перед ней возникла довольное лицо. – ну что ты какая хмурая? – Вейн отскочила, пробежавшись кругом, но поняв, что атаки не произойдет, вернулась на место.

– Просто веду подсчеты.

– О, Кейсп! Тебе тогда надо было родиться обычным человеком, а не…

– Всего хорошего, мы уходим! – лист метнулся в торбу. Схватив Вейн за локоть, она поспешила от лавки.

– Эй! – девочка лишь только обернулась, взглянув на высокого продавца с недоумеваем провожающего их взглядом. – Не могу поверить, что тебе не понравился продавец.

– Боже! – она наконец отпустила локоть, обернувшись к девочке-лани, встерся руками, прошипев: – Не-е-ет!

Короткие ушки медленно опустились. Вейн отогнулась назад, предупредительно цокнув, сделав несколько шагов. После некоторой тишины она наконец чуть наклонилась в сторону собеседницы.

– Могу предположить, что я сделала что-то не так?

Кейсп только вздохнула.

– Спокойно!

– Это ты мне или себе?

– Давай, – они наконец тронулись в путь, выходя с ярмарки. – расскажи, что он делает? – ведьма указала в сторону сероватого мальчишки-кота на площади.

– Он? Ну… газеты раздает.

«Падение цен! Драконы мирно спят или уже вымерли? Какого количество людей, проживающих в Вуйфраме и отдаленных городах! Все это в утренней газете! Свежие газеты «Тени дракона»!»

– Нет! – Кейсп выбежала перед девочкой. – Он рассказывает о количестве людей в Вуйфраме! Знаешь какая тут храниться проблема?

– Нет?

– Уменьшение количества совершенно обычных людей в городах!

– Да! – она яро закивала, размахивая длинными ушами. – Это всем известно!

– И именно поэтому тебе не следует говорить об этом.

– Да просто знаешь, – Вейн поправила ремни сумок на спине. – мне вот все равно кто ты и как выглядишь. Считаю и всем должно быть все равно, – они медленно свернули в одну из оттененных улочек между лавок. – Потому, какая разница, человек ты или ведьма?

– Коситься будут. Нас же давно выгнали.

– Ну и что?

– Мне не нравиться, когда на меня косятся. Еще выследят, потом заявятся и сожгут нас всех!

– О нет! – Вейн выбежала перед ней, продолжая путь спиной вперед. – Сожгут? Как так? Не смеши меня! – она отмахнулась, повернувшись лицом вперед, поворачивая за угол. – Инквизиции не существует уже… век, если не два! Да и какая разница как на тебя смотрят? Мне вот наоборот нравится, когда все смотрят на это, – и она обернулась, указав на небольшое тело с пятнышками на спине. Вейн вновь направилась по невиданным тропкам мимо домов, вскинув руку. – Это называется индивидуальность!

Кейсп медленно направилась за ней.

– Лучше бы ее не существовало.

– Знаешь, – продолжала Вейн, слух которой славился особой остротой. – тебе нужно избавиться от своих убеждений. О! – и подскочив она шустро обернулась к собеседнице. – Я знаю! Если люди здесь бояться исчезновения людей, нам нужно заселить деревушку тварями! – и заметив испуг на лице подружки, девочка задумалась. – Ну на несколько дней, чтобы, когда эти дни и ночи прошли, люди поняли, что, если в их немногочисленной обители находятся крохотные остатки кентавров, людей-котов, ведьм, эльфов, орков и вампиров, в этом нет ничего страшного! По сравнению с тем днями. Нужно рассказать всем! – и она перешла на галоп.

Кейсп бросилась за ней, ловя лишь только отрывки рассуждений:

– Бежим! Ко мне, там… скорее! Нужно поспешить… Кардо… Возможно, хотя… неважно! Он будет согласен!

За бегом, бесконечные стены из камней и дерева исчезли, сменившись шуршащей сухой травой, корнями, словно темные змеи, мирно прячущиеся в подземные норы. Листва сбилась в один неясный, но теплый цвет, как краски на палитре искусного художника. Вороны разлетались, черными мазками взмывая к голубым небесам. В лицо летел легкий прохладный ветер, пропитанный запахом сырой листвы, поддающейся перегною.

Через некоторое время они наконец прибежали и Кейсп чуть не рухнула, врезавшись в тело Вейн.

– Мы здесь, – девочка обернулась, перекинув через плечо перестукивающуюся бусинками косу. – Помнишь это место?

Перед ними стелилась невысокая темная выкованная ограда из изгибающихся прутьев. В солнечных лучах поблескивали позолоченные шпили узоров. Вейн отогнула чуть скрипнувшую калитку, пройдя по дорожке из плит, засыпанной листвой. Мимо выстраивались небольшие квадратные площадки, огороженные уникальной и неповторимой изгородью. Где-то она напоминала вензеля, окрашенные голубоватой краской, словно волны моря. В другом месте ограда стояла как выросшие из сухой травы штыри темного цвета и частокол пересекался лишь одной поперечной, соединяющей их. У кого-то вход был открыт, словно приглашая присоединиться к трапезе или зайти в гости, где-то боязливо прикрыт калиткой. Иногда встречались деревянные столики и скамейки, но они были редки. У каждого камня росли свои пестрые огоньки увядающих цветов, недавно политых быстрым дождем. И покрытые зелеными вкраплениями мха, омытые зимой, пригретые летним солнцем, окутанные зеленью весны и накрытые желтым покрывалом осени, стояли квадратные, полукруглые камни с изображениями, словами, предметами и угощениями. Каждый раз всматриваясь в фарфоровые, керамические, высеченные на камне или мраморе лица, задумываешься эти люди гостеприимны? Что они предпочитают на завтрак? Какое у них дело и есть ли оно вообще? Чем они занимаются? Может этот молодой мужчина был ремесленником, чьи глиняные горшки и деревянные статуи каждый год обогревало солнце на витринах. А эта старушка любила готовить и каждый праздник пекла отменные пироги, угощая ими знакомых. Этот мальчик любил стругать игрушки из брусочков древесины и каждый раз топя печь, пачкался в золе. А кем они были? Вот близнецы. Может они являлись оборотнями и каждое явление полной луны снимали волчьи шкуры и бежали из леса домой, желая хотя бы в полнолуние забыть о волчьей жизни. А этому парнишке суждено было провести всю начинавшуюся жизнь эльфом. Вот этот человек сошел бы за кентавра. Половины портретов здесь никогда не раскроют своего нутра и только редкие не боялись демонстрировать недостатки. Мальчик с волчьими ушами, девочка-кошка, Кейвы и Сертаны здесь были редки, вырисовываясь мордочками ящериц и игуан. Как они относились к недовольству, если отличались от толпы? Но на этот вопрос они уже не ответят. Этот каменный лес, из срубленных пеньков вековых деревьев с изображениями людей, продолжался до бесконечности, далеко вдаль, где невиден конец золотистой ограды. Где невиден конец несметным полчищам сероватых камней и перетекающих друг в друга оград.

Гости вошли в долину, принадлежащую кому-то иному, никак не человеку. Там, справа желтели пушистые лиственницы, чьи мягкие иголки овивали тонкие ветки как нескончаемая сияющая гирлянда. За лиственницами стоял небольшой домик из древесины и бревен. Рядышком пристроилась большая картонка с рисунками ярких гробиков, которые ясно кричали о детишках, приложивших к работе ручки. Баннер кричал о скидке на мемориальные камни, искусственные цветы, гравировку плит и еще целый список услуг похоронного бюро, которым являлся этот двухэтажный дом.

Вейн весело поскакала по плитам, налегла на деревянную дверцу домика и, с силой толкнув, оказалась в обширной комнатке с деревянными, бревенчатыми стенами.

– Заходи! – она махнула рукой Кейсп, которая медленно просочилась в помещение.

Дверь захлопнулась и комнату огласил звон. К колоколу у двери была прикреплена черепушка скелета, тело которого болталось за головой вовремя громкого позванивая. Он оповестил о приходе гостей. По краям комнаты стояло неисчислимое количество гробов: лакированные, обработанные, из можжевельника и дуба, с одеялом и без, с оборками, железными вставками на краях, надписями. За ними громоздились деревянные вытянутые изваяния. Одни, витиеватые, походили на знаки верования Сертан, другие, напоминающие несколько звезд, принадлежали эльфам, иные неясные рисунки, силуэты и знаки посвящались менее распространенным верованиям. На стенах крепились целые композиции из искусственных ветвей и цветов, а рядышком под каждым крепились баснословные цены.

–Тридцать серебряных за композицию? – Кейсп возмущённо указала в сторону нежных, свисающих со стены лилий в окружении роз и папоротников. – За такую цену можно… козу купить!

Вейн обернулась, проходя к подъему на второй этаж и лишь пожала плечами.

– Цены растут, – и весело двинулась в сторону подъема, скрытого за стойкой напротив входной двери.

Кейсп поспешила за ней. Подъем представлял собой горку, на которую Вейн взбиралась скачками, звонко цокая по необработанному дереву. Взобравшись на второй этаж, она решилась подождать подружку, вечно соскальзывающую с подъема.

– А впрочем, – продолжала девочка, подергивая косу с бусинками. – ты, конечно, права, что это довольно дорого, но ты бы знала сколько сейчас стоит этот пластик и цветы из него. Тем более это ручная работа! Мы с Кардо тоже помогали.

– Не может быть, – выдохнула Кейсп, наконец взобравшись наверх.

– Может-может! – и цокнув копытами, девочка метнулась в одну из комнат, следом в другую, потом еще в одну. Потом она осторожно приоткрыла комнату.

Там аккуратно, словно куколке, маленькой девочке помогал одевать платьице мальчик с темными, растрепанными волосами. Он все скакал вокруг нее, цокая тонкими копытцами пятнистого, небольшого тела жеребенка с коротким хвостом.

– Давай, Марька! – мальчик все пытался просунуть ручку в маленькое отверстие платьица.

Марька же, потопав ножками о пол вскинула головку, посмотрев на брата, пролепетала:

– Смотли какое класивое.

– Вижу, вижу! – пыхтя, он присел, наконец просунув ручку сестры в рукав. – Вот! – и мальчишка указал на бордовое льняное платьице.

Отец, стоя рядом, стукнул мощным копытом тяжеловоза и кивнул, наклонился к девочке. Он взял ее на руки, выходя из комнаты

– Ну все, теперь можно гулять.

Дверь открылась и Вейн выскочила к ним.

– Гулять собираетесь?

Отец только кивнул с серьезным видом спускаясь на первый этаж.

– Кардо, погуляй с Марькой, ко мне клиенты пришли.

Вейн выскочила за ними, уперевшись в балюстраду из деревянных столбиков.

– Нет, это мы пришли! – она отошла от столбиков и сбросив тяжелые сумки с продуктами, перескочила столбы рухнув тонкими копытцами на спуск.

– Сколько раз говорил тебя этого не делать? – проворчал папа, отпуская Марьку на пол.

– Ну пап! – девочка-лань перегнулась через крепкую руку. – Не пойдешь с нами?

– Они будут убираться у дома, так и погуляют, а мне нужно кремацию оформить, – и вытащив из-под стойки блокнот, он вычеркнул Скотрейн. – Придется вести в Вуйфрам. Это дополнительные траты на перевозку.

Вейн вытянулась, привстав, упираясь копытами в стойку, стараясь увидеть имя покойника.

– А кого не стало-то? – прошептала она.

– Вейн, – мужчина отмахнулся, указав на дверь. – идите, вещи в инвентаре.

Кардо приоткрыл входную дверь для младшей сестры.

– Я думал их мама даст! – выкрикнул он.

Вейн только фыркнула, спустившись на пол. Она взмахнула рукой, проходя к двери.

– Пойдем, Кейсп, сейчас все расскажем!

Ветер шептал еле слышимые послания, поднимая синиц с веток желтеющих, пушистых, но осыпающихся лиственниц. Где-то вдалеке алыми плодами блистал на лучах боярышник. Шурша ветками и стуча листвой деревья передавали друг другу, от листьев к корням, единственную новость. Они шептали и птицы слушая разговор. Синицы слетали с веток, чирикая, унося новости глубоко в лесные рощи, в поля, к ветрам всех сторон света и трепетный шепот несся во все концы. Со взволнованным шорохом листьев, шепот кружился в бессмертном вальсе, поднимая дорожную пыль, осыпая ее песчинками золота. Ветер танцевал по длинным улицам и аллеям шепча, напевая, стуча и отбивая ритм вальса в каждую дверь, неся новую, как осенний мир, новость: «Самайн идет», «Осень стучит в двери!», «На пороге», «Он уже здесь!»

И каждый встречал его приход по-своему. К каждому, стуча прохладной рукой звонкого сквозняка, приходил он, словно давний дух родственника. Кто-то открывает дверь шире, позволяя ему пройти к праздничному столу, освещенному группками свечек. А кто-то с громом захлопывает дверь перед самым его носом, заставляя духа ютится у окон, поглядывая на домик из-за прохладного стекла.

– Ты не понимаешь! – Вейн скакала у братца, скребущего тропки граблей. – Это очень важно! Тебе не придется больше одевать мантию, когда идешь на рынок!

– А мне и так не придется, – веерная грабля проскрежетала по плитам, шурша свежей листвой. – Ты на рынок ходишь и весело повиливаешь хвостиком.

Девочка надулась, взмахнув руками.

– Не правда!

– Правда, – и рука всунула ей граблю. – Займись делом.

– Сам занимайся – она отпустила граблю, не долго балансирующую на прутиках и вмиг обрушившуюся на чей-то монумент.

Марька, неловко топая на своих двоих, подошла к ограде, подтягивая граблю. Она отбросила ее в сторону, рассматривая мемориальный камень. Холодные, но блестящие вязью серебристых прожилок, рамки его были аккуратно выточены, словно деревянная рама картин неизвестного художника. Перевесившись через железную ограду, девочка всмотрелась в выточенные витиеватые буквы.

– Пекалла? – она с недоумением взглянула на, угрюмо скребущего дорожки, Кардо.

Смягчившись, брат проронил улыбку, незаметно кивнув.

– Пекалла, верно, – и продолжил с непроницаемым выражением лица скрести груды листьев, собирая кучку.

Вейн, обдумав, наконец возразила:

– Ну хорошо, это будет важным для жителей Преки! – но собеседник не поднял головы. – Это будет важно для тех людей-котов, кентавров и всех остальных, кто скрывается среди однообразной толпы. Лурбук пасет овец только потому, что когда-то его предки убедили дать селянам возможность оркам пасти браштеранов, и они победили миф о том, что их род сожрет все до одной, – копыта простучали по плитам, и она выстроилась прямо перед усердным работником, собиравшим листья в льняные пакеты. – Это все ничего?

Марька подождала, указав на мраморный камень, пролепетав:

– А кто она?

Кардо замер, повернувшись к младшей сестре

– Она пекарь, Марьк, – завязав мешок, он поднял сестру, усадив на небольшое, пятнистое лошадиное тело. А когда маленькая наездница крепко ухватилась за темную рубашку, мальчик подхватил мешок и граблю и направился в сторону инвентаря. Уложив мешок рядом, он отошел к новому месту, засоренному ярким всплеском листьев.

– Может, не стоит тратить время? – спросила Кейсп.

О, нет! Эти слова всегда воздействовали на Вейн как активатор в химической реакции, заставляя мысли в голове не завертеться быстрее, а вспыхнуть огнем. Она подскочила на копытцах, каждый из которых пытался раздробить каменные плиты. Она разъяренным быком встала перед братом. Замечательно!

Марька, растерянно глядя на противостояние, попыталась разрядить обстановку:

– А мы пойдем к ней в гости? К пекалю?

– Нет, она живет далеко, – худая рука медленно потянулась к сестре, удерживая ее на спине. Расставив копыта, Кардо молчал.

Марька, словно почуяв запах разогретого пороха, предусмотрительно перекинула ножки, скатившись со спины брата, неловко топая к Кейсп.

– Тебе плевать? – рука направилась в сторону грабли, но Кардо быстро убрал ее с пути, не дав выбить из рук. – О, все выучил? – в холодном воздухе отдался стук надвигающейся фигурки. – А правила общества выучить ты забыл.

– Вейн, успокойся. Ты борешься за глупые и несущественные вещи, – прутья веера клацнули. Мальчик развернулся, поспешно обходя сестру, но холодная рука схватила запястье.

– Тебя не волнует общество, а как насчет ее? – и девочка указала на Марьку, бродящую у монументика под руку с Кейсп. Маленькая девочка показывала на надписи. «Пледставляешь, это пекаль! – и Кейсп уверенно кивала ей. – Она живет далеко. Но когда-нибудь я обязательно навещу ее. Ласкажу о своих иглушках, о цветочках, котолые папа создает. Хочешь ласскажу как он их делает?» – Представь, – продолжала Вейн. – она подрастет, пойдет в школу, а дети будут смеяться над ней только потому, что она из такой семьи. О! А если узнают… – в холодном воздухе прошелся шепот. – «Девочка из детского дома!» – она отошла от брата, отпустив руку. – Ты этого будущего для нее хочешь?

Потерев запястье, отложив граблю на ближайшую ограду, Кардо только покачал головой.

– Не делай за меня выводов. Если хочешь изменений – иди к Графии. Я здесь не помощник и единственно что могу сделать – это проследить за выполнением плана. Это все, – и подхватив инструмент, он вновь подошел к дорожкам, сгребая в кучки, горящие пламенем листья.

Вейн растерянно взглянула на Кейсп. Она расхаживала у захоронения с Марькой за ручку. Кейсп только пожала плечами. Высвободив руку из хватки Марьки, она присела на корточки, помахав ей ручкой, обещая еще увидится и поднявшись, взмахнула Вейн рукой.

– Мне нужно идти! Не волнуйся, давай увидимся через день, я поговорю с Грушей! – и выбежала по многовековым тропкам. Скрипнула стонущая решетка. Кейсп исчезла.

Промозглым шепотом алый боярышник рассуждал, предупреждал, делал выводы где-то вдалеке, над новыми могилами. Рассказывал о жизни и, в еле уловимых рассказах, напоминал каким был зеленым, неловким, молодым и как обошлась с ним жизнь, окрасив багровым цветом воспоминания, полные стыда и самобичевания. Ветер срывал сухие листики слез, опадающие на плиты. И слышались бубнения Кардо, стукнувшего граблей по земле: «Ну что такое?»

Ветер грубо толкнул ее, бусинки косы тоскливо звякнули, и Вейн всем весом обрушилась на спину брата, обхватив его в крепких объятиях. Мальчик лишь только повернул голову с искренним сожалением глядя на нее, прижав ее ручки.

– Ну что на тебя нашло?

Она молча взглянула на него, задумавшись.

– Что-то странное.

– Лебята! – Марька, совсем позабыв о сбежавшей подружке, пытаясь поспеть за бегущими вперед ножками, размахивая ручками с топотом прибежала к ним, обнимая высокие копытца. – Я с вами! – и она задрала к ним маленькое, смешное, но аккуратн6ое личико, радостно улыбаясь.

– Ну конечно с нами, – улыбнулась Вейн, посадив ее к себе на пятнистую спину.

И Марька обхватила одной ручкой голубую рубашку Вейн, а другой дотянулась до серой рубахи Кардо, пока мальчик не придвинулся ближе. Тогда она вновь радостно взглянула на них.

– Теперь мы обнимаемся вместе!

И боярышник, утерев слезы и заглушив всхлипы, замолчал, вдыхая прохладный воздух мира, который покинули солнечные лучи. И ничего он больше не сказал, созерцая их воссоединение и восстановление здравого разума над бедными, изрезанными мыслями. И глубже вздохнув, он только протянул к ней иссушенные пожилые руки. «Будь осторожнее».

– Да! Мы долго все это готовили, все-таки ты уезжаешь на ярмарку! – Амбри подняла глиняную кружку, сияющую в теплом свете, шероховатым печеным боком. – Может еще что-нибудь в дорогу соберешь?

– Конечно, – мама, улыбнувшись, подняла свой бокал.

Тот, делая вид что совсем не причастен к этому безумному празднованию, лениво поднял кружку. Кейсп, выпрямившись за столом, легонько клацнула по кружке матери. Амбри яростно, с вызовом ударила кружку Тота. Он стукнул по маминому бокалу, и комната наполнилась громом, наполненным треском костра, который восторженно раздувал Каспер. У камина ютилась тарелка с кексом из тыквы и пенящейся кружкой сидра, а дымок трубочиста разлетался по помещению с радостными возгласами.

Как заезжено. И так каждый раз. Кейсп подперла щеку рукой, расправив юбку темно-синего платья, рассматривая поднимающиеся пузырьки сидра, словно золотые монетки.

– Не понимаю только, зачем ты создала столько шума, – Тот меланхолично поглядывая в стакан, водил пальцем по кромке. – Мама уезжает каждые три месяца.

– Ну как, – Амбри выпрямилась, взмахнув руками. – это же событие! Весь мед, что мы гнали и все соты что вырезали, наконец продадутся! Именно эти ярмарки позволяют получать больше чем обычно.

– И зачем столько шума?

Бокалы звякнули. Девушка встала из-за стола, уперевшись руками в древесину.

– Тот, – яростно шепнула она.

– Ребята, – мама примирительно подняла руки. – давайте вы не будете портить праздник. И бабушку будить.

– Да, – Амбри выпрямилась, взмахнув в сторону брата. – только пора бы прекратить задавать глупые вопросы Тот. Верно?

– Просто поинтересовался, – он вальяжно развалился на стуле. – а уже называют глупым. Неправильно это вешать ярлыки. Ну, хотя бы не так быстро. Я же не назвал тебя горе-пророком, когда ты не смогла найти мою книгу.

– Я хотя бы пыталась что-то сделать. Прекрати менять тему. Ты начал спор, так закончи его, – она вновь села за стол. – Тот помешал мне выразить тост, так что дам ему возможность выразить свои пожелания.

Вздохнув, брат медленно поднялся, вознеся бокал над столом.

– Мои пожелания. Хотел бы пожелать, чтобы наше дело давало плоды и не разочаровало так скоро. Хотя бы, прожило еще год.

Ногти проскрежетали по глине, обламываясь.

– Чтобы эту зиму мы прожили в достатке и без жалоб на недостаток средств. Чтобы жизнь становилась ярче и насыщеннее. Радовала нас и никакие воспоминания о прошлом не лишали, так недостающей, уверенности в себе. Прошлое не решает наших дел в настоящем. В особенности, мужчины прошлого.

– Закрой рот!

Грохот, всплеск, звон. Кейсп с интересом наблюдала за происходящим. Что-то выходящее из шаблонов. Шоу идет не по плану или же так и должно быть?

– Амбри, – мама наконец поднялась из-за стола, с недопониманием глядя на дочь.

Нет. Все-таки не по плану. Тяжело дыша, девушка отбросила кружку в сторону. Тот резким движением отер глаза, стряхивая с руки сладкую жидкость сидра. Весь мокрый он пылал и грудь из-под рубахи вздымалась. Глаза бегали по лицу сестры, а губы шевелились не в состоянии сказать слов. Пора. Кейсп согнулась, нырнув под стол, схватив торбу и выползая, слышала первые отголоски расходящейся ярости. Девочка аккуратно толкнула бесшумную дверь и скрылась в потемках.

Глава 4

Черные клыки елей пожирали растущую луну. Желтые огоньки окон дома становились все меньше, скрываясь за массивными телами елей. Лиственницы, сосны слились в одно темное море, шуршащее как волны в шторм. Они, словно капли изумрудных волн, набрасывали листья порывами ветра.

И лес шумел, лес предупреждал и окутывал защитным, промозглым ветром, выдувая все что затаилось в темных уголках души. И не принимал он существо в мантии, чья маска освещалась редким лунным ликом. Порывы усиливались, раздувая кожаную накидку, выискивая что-то знакомое за ней, запрещая идти дальше. Сухие листья, то оседая, то разлетаясь в стороны стайкой воробьев, пугливо перелетали под бушующими волнами бескрайнего океана. И деревья кронами тянулись все выше, зеркальной, пленкой закрывая небосвод. Деревья позволяли редким песчинкам света нестись по стволам, борясь за свое место, но погибая во тьме листвы.

Но она продолжала путь. Пригнув голову и натянув капюшон тканей, девочка упрямо ступала по мягкой и сырой земле, вымочившей туфельки. Мимо двух пней и мимо знакомых дорог, переходя в сосновый бор, она наконец подняла взгляд, укрываясь рукой от ветра. Да, темный вход зиял дырой, безмятежно разинув пасть, не обращая внимания на временную непогоду. Сорвавшись с места, девочка рванулась в сторону прохода, ворвавшись в тишину спокойной темноты. Позади осталась буря, окаймленная неровной каменной аркой прохладных сводов. И сквозняк просачивался в коридор, но бурю не впускал. Прекрасное создание – природа. Ветер и вой, выискивая беглянку, проходили мимо пещеры.

Откинув капюшон и сняв маску, она аккуратно уложила ее в торбу и поднявшись с каменного пола, слегка взмахнула рукой, прощаясь с неистовым ветром. Укутавшись в ткани, Кейсп поспешила пройти вглубь туннеля. Слышался тихий, знакомый и размеренный стук капель. Дальше, глубоко в туннеле, сквозняк провожал ее, то покорно выползая по полу, то, распахнув крылья, парируя на свежих потоках ветра, все больше и больше наполняясь влагой. Сотней крупинок, миллиардом песчинок воды, растворившейся в потеплевшем воздухе.

Шуршали складки плаща. Совсем скоро сумрак тоннеля перешел в сияющий пурпурный оттенок на стенах. Туфельки отбили стук по полу, эхом разнесшийся под каменными арками. Она оказалась все в том же проходе, чуть более широком. Каменный, грубый потолок, сглаживая неровности, освещало фиолетовое сияние. Оно перетекало на стены, словно краска, стелилось по полу, взбегало по камням, отдалялось и звало за собой, скрываясь в оттененных углах и вспыхивая вновь.

Десятки вырастающих из гористых стен кристаллов, овитых мхом, освещали горные стены, сияя словно свечки. И на них, еле зримые, сидели помигивающие искры. На маленьких голубых грибах с тонкой ножкой, на гладкой, но ребристой поверхности кристаллов, в пушистом и влажном мхе лежали, сидели, общались, позваниваем бубенчика, пикси. Экосистема, образовавшаяся многие и многие годы назад, когда все ели леса были лишь размером с кустарник, а сосны не превышали ростом рябины, когда лес только зарождался и восставал, а о Преке еще не знала ни одна пергаментная бумага и ни одно перо, пещера существовала. Мхи и кристаллы, чье сияние освещало влажные стены, росли и восстанавливались здесь. В обители подземного царства. И никто еще не посмел нарушить целостности этого многоступенчатого и сложного, но простого на вид, механизма. Никто. И местный дух леса хранил это место основательно, заваливая ветками, листвой. Никогда. Даже бабушка Сильвия, когда вела ее сюда, познавая стихию камня, никогда не тревожила сияющих кудесниц, перелетающих с места на место. Никогда не тронула ни кристалла. «Природа создавала их десятками лет, охраняла от бурь и непогоды, растила свое творение веками, застенчиво скрывала от чужих глаз. Не нам его ломать», – всегда говорила она.

Да, место вечных воспоминаний. И коридор с кристаллами тянулся все дальше и дальше, углубляясь, пока не вывел в проход с аркой, высеченной в грубой стене. И оттуда веяло сыростью. И тянулась бесконечная, длинная лестница со знакомыми перилами и сырыми мельтешащими ступеньками. Эхом отдавался вой ветра, предупреждающем о бурях в расщелинах высокого потолка. По длинному тоннелю спускалась спираль лестницы и слышались тихие, призрачные всплески волн. Слышен стук, срывавшихся с потолка капель. В воздухе вилась туманом влажность, оседающая на горле песчинками капель.

Аккуратно пройдя к первой ступени, чувствуя скольжение под ногами, девочка ухватилась за широкие, каменные перила, скользящие под рукой. Кейсп подскочила, устроившись на перилах и сложив руки на ткань темной юбки, нагнувшись вперед, оттолкнулась. Послышался скрип и ветер охватил ее, трепля волосы и осаживая на лицо крупицы влаги. Повороты косили в сторону, желая сорвать с перил и вновь уносили вдаль, наполняющуюся все более слышимым всплеском волн. Когда-то бабушка говорила не ходить сюда, не спускаться по лестнице. Но запреты всегда разбиваются в дребезги. Как она удивилась, когда пыталась спуститься по лестнице в первый раз и как хорошо, что тогда она соскользнула и рухнула в ледяные воды озера. Лестница вилась все дальше и дальше, и ей не было конца. Но теперь все иначе. Тут она нашла себе укромный уголок.

Внизу уже виднелась колышущаяся поверхность воды, подсвеченная вырезом в стене, откуда пробивался лунный свет, освещающий высокие ледяные айсберги. Кейсп спрыгнула с перил и поскользнувшись на ступенях, рухнула на пролет ниже. Прохладная вода, окружавшая ее и ступени лестниц, уходящие под воду, отдавала ледяным паром, морозившим кожу. В один момент девочка поняла, что забыла изучить чары из бабушкиной книги, которую тайком читала, пока она не видела.

– Значит придется мерзнуть, – она стянула платье, оставшись в длинной сорочке. Запихнув вещи в торбу, она размахнулась и швырнула ее в сторону каменистого берега на другой стороне. Девочка нырнула в ледяную воду, окутавшую, словно в айсберг. Руки мгновенно покрылись мурашками и побелели. Вынырнув, почувствовав прохладный ветер со стороны ледяных глыб, она поспешила доплыть до берега. В луже, набирающейся из стекающей с ткани воды, она подошла к озеру.

– Кайла, Клер! Я вернулась! – голос эхом отбился от стен. Кейсп опустила ладошку в воду. Возвращайтесь.

Капли отбивали стук по ровной, почти не колышимой поверхности изумрудного озера. Чистейшая вода скрывала темнеющие камни в известковой пыли, накрывшей их, словно одеялом. Кап. Кап. Кап. Дробь капель смолкала, и вой ветра в вышине, и шуршащая зацветшая лестница создавали собственную мелодию. Неповторимую, незримую, но чувствующуюся в прохладном, но гостеприимном воздухе.

На дне что-то мелькнуло. И снова. Кейсп засуетилась, всматриваясь в глубину. Нет, ей не показалось. В далеке завиднелись силуэты. Вода пошла буграми, волнуясь, колышась, словно поле ржи. Закрутились мелкие водовороты образуя волны, лижущие каменный берег. Исчезли. Всплеск и волна озерной воды обрушилась на голову девочки, накрыв лицо черной шторкой волос. Открыв темнеющий занавес, она успела заметить, как тонкое тело вынырнуло из-под толщи воды и с новым всплеском рухнуло в воду, облив ее сорочку. За телом еще долго пытался поспеть длинный, темный змеиный хвост, усеянный перепончатыми крыльями и изрезанный острыми плавниками.

Несмотря на устрашающее представление, девочка вновь нагнулась к озеру, выжимая волосы.

– Девочки, вам меня уже не впечатлить.

И под водой вновь появились два силуэта подплывающих все ближе и ближе. К когда они наконец подплыли так близко, что от них до гостьи оставалась лишь стеклянная пленка поверхности, одна из бледных фигур приветственно улыбнулась, взмахнув перепончатой, когтистой рукой. Другая девушка, похожая на свою подружку, протянула руку через жидкое стекло озерной воды, отдав Кейсп ожерелье, сверкающее в сероватой руке. Девочка аккуратно приняла украшение с ледяным камешком со дна и тут же нырнула в разбившуюся осколками воду.

Пузырьки медленно поднимались к поверхности, слышался скрежет. Она взглянула на руки, покрывшиеся перепонками и когтями и обернувшись, за спиной увидела длинные, перепончатые крылья. Они раскрылись, улавливая потоки течений в холодной воде. Позади вместо ног вился длинный змеиный хвост с парами, медленно машущими крыльев. И в носу щекотала прохлада озерной воды.

– Не могу поверить, что ты здесь! – на нее на летела одна из девушек.

Девочка взглянула в ее глаза, но вместо них увидела две жемчужины, переливающиеся перламутром.

– А я рада что вы не поменялись.

Девушка позади только подплыла к ним, ловя крыльями потоки незримых волн.

– Да что с нами могло случится? Мы же давно мертвы.

Вторая смерила ее гневным взглядом, оскалившись всей пастью, утыканной сотней зубов, напоминая удильщика.

– Кайл, этот факт является правдой, но необязательно об этом упоминать из раза в раз.

– Пойдемте, – Кейсп потянула Клер за руку. – мы же здесь не для ссор.

– Верно, – Кайла медленно взмахнула крыльями, повела хвостом и согнув крылья, помчалась с девочкой к самому дну.

Всюду здесь обитали подобные существа. Сирены наполняли дно, расчесывали самодельными гребнями из сталактитов, бирюзовые, болотные, голубоватые волосы, вьющиеся в воде волнами. Некоторые обустраивали кучки что-то невнятно обсуждая, недобро поглядывая в сторону чужака, заплывшего на их территорию. Молодые девушки и девочки гонялись друг за другом, прячась за глыбами и расщелинами. Они заплывали в тоннели пещер, сияющих от проросших кристаллов. Некоторые женщины чинно устраивались на глыбах в одиночестве, созидая происходящее и особое внимание уделяя Клер и Кайле, которые вели под руку давнюю подружку. Заметив волнения и перешептывания в толпах, они поспешили заплыть в тоннели пещер, пронзенных бесцветными кристалликами. В тесноватом и узком тоннеле пылью и туманом вздымалась известковая пыль и крошка.

– Ну, расскажи, расскажи что-нибудь! – Клер, медленно ведя хвостом под ленивое взмахивание крыльев, ползла по тоннелю первая, прокладывая путь, не сворачивая в разветвления, где слышался девчачий смех и шорох пузырей.

– А нужно что-то рассказать? Ну могу сообщить что я сбежала из домика в разгар поломавшегося праздника.

– В этом нет ничего интересного. Ты всегда так делаешь.

– Всегда, – дополнила Кайла. – когда твоя мама уезжает на ярмарку.

– Хорошо, тогда из новостей… Скоро Самайн!

– А это еще что?

В один момент впереди забрезжил свет и змеиный хвост Клер исчез. На смену тоннелю явилось дно, покрытое землей, размытой глиной и песком. Косяки сероватых рыб, поблескивая серебром в лунном свете, бросились в россыпную. Луна сияла, выбрасывая лоскутья серебристой ткани лучей в прозрачную воду. Недалеко слышалось течение. Это было то самое озеро. Озеро, недалеко в лесу, на поляне. Никто никогда не ловил здесь рыбу. Никто и не подходил к зеркальному пруду. Поверхность его никогда не исходила волнами и никогда не покрывалась рябью. Все обходили стеклянное озеро большим кругом, а потом и вовсе прекратили ходить в лес. Когда-то молодых парней и мужиков здесь вылавливали, как люди сетями вылавливают косяки. Они исчезали один за другим, а затем исчезать стали и девы, что ушли к озеру искать мужей. Говорят, здесь обитали кикиморы, что затаскивали людей под воду, но сирены считали унизительным такое название для себя. Когда-то обратились они к местному жрецу с просьбой дать им возможность хоть чуть-чуть взглянуть на мир снаружи, не в воде, ибо заперты они были в ущельях и озерах. Смилостивившись, дал он им возможность выходить из вод, приобретя ноги. Кто-то бежал в деревни, исполняя месть, а кто-то ушел в города, ужившись в окружении людей. От них пошли русалки в городах. Но в деревнях люди переживали горе, прячась по ночам в домах от утопленниц. Девы скрывались в лесу и выходили в деревню к сумеркам.

И поняв какую ошибку допустил, жрец изловил всех сирен, что попались, возвратил им хвосты и кинул в озеро, накрыв его поверхность стеклом. Ничто и никто теперь не мог вырваться из-под стеклянной поверхности, отражающей небосвод и пронизывающей воду шорохом соснового бора где-то наверху.

– Да, – Кейсп, шевельнув хвостом, улеглась на глинистое дно. Мелкие водоросли щекотали, покрывшуюся чешуей, спину. – праздник, посвященный урожаю. Собираем тыквы, пшено, хлеб печем, играет оркестр на бревне и стогах, а костер вспыхивает к темному небу, и мы прыгаем через него в оранжевых, горчичных, красных и коричневых платьях.

Клер и Кайла медленно уселись рядом, внимательно слушая, перебирая темно-синие и голубоватые волосы. Они всегда любили послушать что-нибудь интересное. А от мира им доставалось немного. Только безделушки, которые они стягивали со всякого, кто заглянет в пещеру в один единственный день. И много еще колдунов и жрецов приходило к ним. Один из них подарил сиренам украшение, которое околдовал, желая, чтобы они никогда не остались одни. Говорят, он любил одну из них.

– Не представляете, наверное, это прозвучит глупо, но я время от времени вижу животных вместо сестры, брата и мамы, – она только смотрела на луну где-то там, вдалеке, плавающую среди песчинок звездного песка.

Песок всполошился.

– Правда? – Клер поднялась, подползя к ней. – А во мне ты что-нибудь видишь?

Девочка повернулась к ней, всматриваясь в бледное, но красивое лицо. Как обычно она это делает. Но ничего. Она обернулась к Кайле, все еще лежащей на дне. Ничего.

– Ну что?

– Я не могу ничего увидеть, – промямлила Кейсп с видом ученика не сделавшего задание.

– Как? – вздохнула собеседница, осматривая руки и поправляя волосы, взвившиеся волнами. – Я что, настолько не красива?

– Нет, – грубо заметила Кайла, повернувшись к ним. – то, что она ничего не увидела не значит, что она не хочет говорить результатов.

– А что же это значит?

– Это значит, что она ничего не увидела, – она только развела руками. – Понятно?

Клер развернулась к девочке.

– Как?

Собеседница только пожала плечами, но за нее ответила Кайла:

– Об косяк, – и чуть помолчав, скрестив руки, наконец заговорила. – Не додумалась?

Клер задумалась.

– Это связано с тем фактом, о котором ты не любишь говорить.

В водной тишине прошелся вздох и взмахнув крыльями, сирена легла на спину, тяжелым камнем падая все ниже на дно. Она заслонила рукой глаза, взвыв.

– Ну почему все так?

– Спроси у последователей культа, – ответила Кайла, ковыряясь когтем в глине.

Оторвав руки от лица, Клер взвилась спиралью, устремившись к поверхности и в один миг врезавшись в незримую преграду. Сирена отплыла, вновь пытаясь пробиться наружу, все водя по стеклу когтистой рукой в поисках трещины. Но оно осталось цело и нетронуто. Кейсп с сочувствием наблюдала за метаниями маленького силуэта где-то в вышине, словно, фигурка пыталась слиться в растущей луне, нырнуть в ее прорубь и исчезнуть, но у нее никак не выходило.

– Знаешь, мне вас жаль, – вновь устроившись на дне рядом с Кайлой, она все следила за тщетными попытками.

– Перебесится.

– Нет, я о другом, – она оттолкнула с шеи черную прядь, тянущуюся в сторону меняющихся течений. – Мне жаль, что у вас отняли настоящую жизнь. Вы многое потеряли за эти годы. Шутить с бессмертием было плохой идеей.

– Ну, стоит радоваться, что мы тут не одни, хотя бы не умрем от одиночества, – сирена покрутила темную прядку, не отрывая взгляда от черного силуэта у поверхности, напоминающего одинокую, отбившуюся от стаи рыбу. – Хотя в нашем случае это звучит как шутка. Что же, надо было уходить в города, когда была возможность. Набаловались жрецы.

– Но ничего этого не было бы, если бы вас не приносили в жертвы.

– А что предлагаешь? Прошлого не вернуть, – устав следить за бессмысленными движениями силуэта, Кайла улеглась на дне, закрыв глаза.

– Нет, – девочка только медленно покачала головой, подобрав хвост, опустив на него голову. – не изменить, ты права, но можно попытаться влиять на последствия. И я могу это сделать, – она тут же всплыла со дна. – Да и я это сделаю! Я буду готовить элексир. Я хочу растворить это, – и она устремила руку в сторону не колышимой поверхности. – И займусь этим прямо сейчас! Вернусь к вам потом! Всего хорошего!

– Бывай, – ответила собеседница, не открыв глаз.

И взмахнув хвостом, девочка понеслась по дну, срывая мелкие водоросли. Она свернула в тесный тоннель, нырнув в первый проход и понеслась все глубже и глубже. Отколовшиеся бледные кристаллы, мшистое покрытие с каменных стенок, все попадало ей в руки! Она остановилась, задумываясь, нужен ли ей кусок сталактита. Придя к выводу, что лишним он не будет, Кейсп подплыла ближе, пытаясь ухватится за скользящую, словно стеклянную поверхность. Но ничего не выходило. Отколотых нигде не нашлось, и он продолжала свои попытки.

«Сильвия бы этого не одобрила, – слышался довольно веселый голос в мыслях. – Как думаешь, нас ищут дома? Я думаю, они не плохо всполошились там. Не пора ли возвращаться?»

– Сейчас, – пропыхтела девочка, изо всех сил стараясь подручными средствами отколоть кусок.

– Я, конечно, помог если бы мог, – послышался стрекот, отдающийся эхом по узкому тоннелю. Из сумрака в перламутровое сияние кристаллов выплыла длинноватая серая мордочка. Повертев головой, осмотрев местность, существо встрепенулось, оплыв удивленную гостью. – На что ты так смотришь? – существо говорило, но не открывало рта.

Да. Это конец. Сначала голоса, потом люди-животные, теперь дельфин в пресной, ледяной воде. Замечательно! Кейсп, ты не замечаешь, как перестаешь удивляться невозможным вещам, которые происходят вокруг тебя? Нет, вопреки твоим мыслям, не все, да что не все, никто не видел еще лошадь в платье, корсете, стучащуюся в дверь комнаты. Прекрати приравнивать это к обычным вещам! А что, если вскоре ты будешь рассказывать об этом как о обычных вещах? «О, не представляешь, сегодня я спекла тыквенный кекс с голубой сойкой, нам помешал павлин, но мы его прогнали, а потом еще и лошадь угостили нашей выпечкой!»

Она закрыла уши руками, зажмурилась.

– Я ничего не слышала, – выговорила она медленно, пытаясь вслушиваться в свой голос. – Я ничего особенного не видела. Ничего не произошло. Тебе показалось. Просто слишком долго здесь. Правда, пора вылезать из воды.

– В коем веке ты меня послушала!

Она открыла глаза и отшатнулась, врезавшись спиной в каменную стену тоннеля. Длинная мордочка дельфина, улыбаясь, внимательно осмотрела ее, поворачивая голову.

– Откуда ты взялся? – крикнула она, попытавшись схватить существо, но оно шустро выскользнуло, извернувшись и отплыло в другую строну, похихикивая.

– Ладно, ладно. Отставим игры, Скучная. Тебе пора возвращаться домой, и я рад, что ты со мной согласна. Ну так что, вперед! – рокоча, дельфин метнулся в сторону выхода из тоннеля, скрывшись за поворотом.

– А ну стой! – девочка бросилась за ним, нагнав в узком тоннеле.

Существо только повернуло к ней голову.

– Уже догнала?

– Рассказывай…

– Меня зовут Мѝтас!

– Мита̀с?

– Мѝтас, глупая! – дельфин вырвался из тоннеля, проносясь мимо играющих сирен. Он вскружил у одиноких женщин на камнях, пронесся над группками сплетниц, возвращаясь к входу в тоннель.

– Кто ты?

– Я? – и пещерное озерцо зазвенело от смеха. – Я тот, чей голос давно не слышался в твоих мыслях!

И действительно, она слышала разные голоса, но его она слышала слишком редко. Дельфин подплыл, взглянув на поверхность, еле озаряемую тонкими лучами лунного света.

– Представляешь, уже час ночи! А ты все еще не дома. «Вот родители испугаются-то!» – заметив недопонимание на лице собеседницы, он не отплыл. – Прекрати удивляться, ты меня смущаешь, – и он довольно закрыл небольшие глазки. – Хорошо, давай по порядку, – он проплыл сбоку. – Я здесь чтобы помочь. Но я могу только направить тебя, как действовать решаешь уже ты.

Чуть оправившись от удивления, девочка наконец взглянула на него.

– И как же ты мне поможешь?

– Все просто! – дельфин оказавшись перед ней. – Я пришел напомнить тебе: в мире, даже такие проблемы как застекленное озеро, не всегда решаются так, как мы предполагали. Ты не думаешь, что тебе стоило быть менее серьезной?

Кейсп замолчала. «Тебе следует быть чуточку взрослее, Кейспер», – не этого ли она добивалась? Взрослее, серьезнее, ответственнее. Вела счета стоимости покупок, складывала их на полку у камина каждый раз и следила за братом и сестрой, словно превратившихся в маленьких детей. Да, странный спутник все знал о ней и где-то был прав. Она сама иногда задумывалась над тем, чтобы поменять отношение к поручениям и жизни, но пока не выходило.

– Подумай над этим.

– Подожди, – она только медленно повернула голову, но дельфин исчез.

За спиной слышался шепот. Две девочки, не отрывая от нее жемчужных глаз, помахивали перепончатыми крыльями. Они, склонившись друг к другу шептались и шепот их слышался, уносясь пугливой рыбкой вперед. «С кем она разговаривает?», – продолжали они шептать. Крылья поднялись, поймав волны и подогнувшись, Кейсп проскользила на потоке, проплывая мимо них в другую сторону озера. Там кончалась винтовая лестница, уходящая в ледяные воды, а перила оканчивались головой мудрой змеи. На дне стоял каменный алтарь с безделушками. Девочка аккуратно сняла украшение с шеи, уложила на алтарь и заслышав скрежет, поспешила взмахнуть врастающими крыльями. Исчезающий хвост медленно двигался, приближая ее поверхности.

Действительно, у сирен есть способность видеть в темноте воды. Она долго думала над этим и только сейчас заметила, как вода озера спешно темнеет, словно небо, покрывающееся сумерками. В один миг она почувствовала ноги и вздохнула в последний раз, вытянув руку и пробив поверхность. На каменном островке все так же ютился рюкзачок. Кейсп поплыла в его сторону, вылезая из воды. Она выжала сорочку, отряхивая темные волосы. Рука начертила в воздухе знак. Ткань заколыхалась, прилипая к ногам от теплого ветра. Поток разлетелся по пещерке, колыша озерную воду. Теплый ветер жарой обдал ледяные стены, как бывает только в середине лета в горных полях, усеянных цветами. Когда в колышимой траве слишся голос земли и теплое, родное дыхание мира, неспешное и ленивое. Когда бежишь по, залитым бликами аллеям, скрываясь от палящего солнца и запах прогретой дорожной пыли бьет в нос горячим песком. Цветение яблони за заборами пропитывает воздух запахом сухой листвы и золотящейся под лучами, благоухающей кожуры.

– Поспевай, Кейсп! – из-под обуви летит пыль.

– Тот, отдай лестницу!

– Еще чего!

И они несутся под сеткой крон, сворачивая за поворотом забора, притаившись в засаде. И тогда она наконец догоняет их, присаживаясь, хватаясь за бок и дыханием раскидывая пыль дороги в разные стороны.

– Я не успеваю! – прошептала она, но брат положил большую, теплую руку ей на голову, пригибая девочку.

– Тише, Галка! – и внимательно всмотревшись в щели деревянного забора, он выдохнул. – На счет три. Раз…

– Три! – ловко выхватив стремянку, Амбри кинулась бежать.

– Ах, ты! – и схватив Кейсп, он метнулся за поворот.

А Амбри, похихикивая, уже лезла по, пошатывающейся лестнице. Приставив ее к забору, она срывала все яблоки, до которых только могла дотянуться, поспешно кидая озорной взгляд на брата, бегущего в ее сторону. Потом Тот, шипя о разоблачении, хватался за лестницу, влезая на нее, пытаясь поймать Амбри, кидающую ему в голову яблоки. Кейсп лезла следом, пока лестница не пошатнулась и Амбри, успев швырнуть последнее яблоко, с треском ветвей не валилась за забор, плюхнувшись на горячую землю тут же получая свалившимися яблоками по голове.

Тогда по обычаю, из маленького домика выходила старушка и не разглядев силуэт пронзительно кричала на хватающуюся за ветки трещащего дерева фигурку, что взбиралась все выше. И по аллеям мчался знакомы старушки крик:

– То-о-от!

Кейсп собирала с пола все яблоки, горящие словно угли, кидая их в подол юбки. Лестница с глухим стуком валилась на пол, взметая пыль и тогда Тот подхватывал девочку, перекидывая через плечо и дождавшись Амбри, кричал хватать лестницу. Под чертыханье старушки и радостный смех бата и сестры, они мчались и бежали по аллее обратно, в дом, а Кейсп держала яблоки в подоле, ухватившись за кулек двумя ручками.

– Классная шарлотка будет! – задыхаясь кричала Амбри, сворачивая во дворы.

– Классные подзатыльники будут! – отвечал ей Тот и вот они уже бежали по улице, а Кейсп ловила странные взгляды прохожих, сильнее прижав к себе кулек.

Ветер утих. Сухие локоны вновь рассыпались у шеи, и сорочка медленно колыхалась в тихом сквозняке. Кейсп сложила ингредиенты в рюкзак, надела платье, всматриваясь вдаль, за каменной аркой. Там, среди айсбергов сияла луна. Клер говорила, что года-то тот жрец создал с помощью магии лабиринт и накрыл его рукотворным небом, отражающим настоящее, чтобы не было ощущения, словно лабиринт накрыт землей. Он создал это место, приютив потерянные души и всяких существ. Но создал это он для могущественного существа, чей покой хотел сохранить в веках. Говорят, к нему пройдет лишь тот, чьи помыслы будут чисты, тот, кто будет нуждаться в помощи этого создания.

Медленно прошуршали туфельки. Девочка встала перед лестницей, начертила знак и погрузилась в сияние. Перед ней открывался тоннель, слышался стук капель и витал скользкий сквозняк. Она обернулась. Позади серой лентой уходила винтовая лестница.

– Пора домой.

Она давно не позволяла себе мечтать. «Ну так сделай это прямо сейчас!», – шептал Митас. Она взглянула на свои руки, проходя в тоннель.

– Хорошо, но как бы здорово было бы, если я могла переносить себя прямо до дома, на длинные расстояния, – она немного задумалась. Нет, дельфину бы это не понравилось. Как-то приземленно. Оторвись от земли, от настоящего. – Как хорошо бы было, если бы старые Амбри и Тот вернулись.

Она вслушалась, надеясь на чудо, но ничего. Из вечной тишины и стука капель она вышла в сияющие коридоры. Над ухом прозвенела пикси.

– Ну ничего, – и натянув капюшон, девочка прошла в тоннель.

Ветер уже не трепал листву. Растущая луна сияла, звезды сверкали как жемчужины, подброшенные кудесником в небо. Уже виднелись погаснувшие окошки родного дома. Труба все так же мирно пускала задумчивые вензеля. Дверь чуть прошуршала, тут же закрывшись. Костер трещал, освещая гостиную. Сбросив торбу, Кейсп подошла ближе, увидев Каспера, сидящего на перегородке. Он еле видным в темноте дымком тоскливо болтал ножками и водил пальцем по узорчатому ковру. Заслышав шаги, он поднял голову, вскочив с места.

– Ты вернулась! – и взвился вокруг девочки. – И хорошо, что ушла! Тут такой скандал произошел! – он скукожился, вжал шею в плечи и закрыв уши, взвился, воя.

– Что-то страшное? – Кейсп присела на ковер, греясь.

– Ну, – трубочист присел рядышком. – крики, разборки… Амбри тарелку разбила. Эх, Тот ее довел. Потом он убирался. Мама не захотела наблюдать этого и ушла с кухни еще до звона тарелки.

– Значит я всегда ухожу вовремя.

– У тебя чутье!

– Да, я надеюсь оно не подведет меня, когда я буду готовить элексир. Я договорилась растворить стекло озера.

Каспер вздохнул, закрыв рот ручками, поматывая головой.

– Не может быть!

– Может. Мне еще столько тебе нужно рассказать!

Послышался шорох, скрип двери, шаги по лестнице.

Глава 5

– Эй, слышишь, – Каспер взмыл с ковра. – кто-то идет.

И действительно, силуэт в темноте коридора спустился с лестницы и отмерив несколько шагов, вырос в кухне темнеющей горой. Она всмотрелась в темноту и увидела Тота. Лицо его очевидно боролось с бушующими масками. Безразличие перетягивало пустую маску в свою сторону, вина и раскаяние, ухватившись друг за друга, тянули на себя. В середине потасовки к себе пыталась привлечь внимание забота, но пока лидерство одерживала гордыня. Она вытаскивала маску за собой, волоча всех остальных, уцепившихся за нее, словно за желанный трофей.

– Ты наконец вернулась.

Тишина окутала его слова, создавая зловещую атмосферу потрескивающим костром. Каспер, ужаснувшись, пугливо сгинул в очаг, взъерошив угли. Девочка хотела что-то ответить, но не находила что. Да и зачем? Она действительно уже не раз сбегает именно в нужный момент. Может, он мне завидует? Тот всегда попадает в самый центр разборок. Жаль его, конечно.

– Тебя до сих пор удивляет что я ухожу вовремя?

В воздухе прошуршал глубокий вдох, призывающий к спокойствию.

– Спокойнее, – послышался незнакомый, но довольно самоуверенный голос.

Она опустила взгляд, обнаружив перед собой животных. Они летали и сидели по обе стороны от брата. Павлин, цокая по полу когтями, на миг вздрогнул, покрутив маленькой головой. Чуть подраспушив хвост он кивнул, изучив Кейсп своим глазком.

– Она и так напугана.

– Верно, – прозвучал аккуратный голос девушки.

Рядом сидела зайчиха. Проведя лапами по морде и поводив ушами, она принюхалась.

– Действуй острожное. Мы же здесь совсем за другим.

– Действуй. Или будешь ждать атаки? – с усмешкой проговорил волк, стоя по другую сторону, внюхиваясь в пол. – Я чую страх.

– Обдумай все как следует.

Послышался вой и озлобленный рык. Высокий, статный орел приземлился на спину волка, хорошенько чиркнув его когтем. Не обращая внимания на ощерившуюся морду, птица продолжила:

– Что будет, если ты поступишь тем или иным образом?

Послышался рокот.

– Вечно ты ищешь достойные пути, – проговорил волк.

Зайчиха обернулась к нему.

– Мы пришли просить прощения, а не запугивать. Так что выжди своей очереди. Если понадобишься, мы непременно тебя позовем.

– Так я быстрее тебе глотку перегрызу, – волк направился в ее сторону.

Орел вспорхнул с его спины. Он, перелетев на стул у кухонного стола и принялся наблюдая издалека.

Павлин, не сумев более молчать, издал грозный стрекот и расправив перья хвоста вытянул шею, пощелкивая клювом. Яркая птица направилась в сторону хищника, пока волк не отпрянул, отойдя к костру. Он поджав хвост что-то рыча.

Зайчиха кивнула павлину, подходящему к ней. Повернув голову в сторону Тота, она наконец дернула лапой.

– Можешь приступать.

– Сейчас не время для препирательств, – выговорил брат.

Зайчиха уверенно кивнула, прыжками следуя за Тотом. Девочка медленно отсела.

– Кейсп, я хотел попросить… – он замолчал.

Волк у костра поднял голову.

– Попросить помилования, – похихикал он, перевернувшись на бок.

– Прощения, – подсказала зайчиха, смерив хищника грозным взглядом.

– Попросить прощения, – выговорил Тот, подергивая края рубахи.

– Прощения? – еле выговорила девочка.

– Да, потому что Амбри запихала тебе в рот мои синабоны! – он только всколыхнул руками теплый воздух, усевшись на пол. – Ну и не только за это. Еще за концерт, который она устроила.

– Да, я понимаю, но тебе не кажется, что стоит сначала попросить прощения перед мамой?

– Мы уже это сделали. Понимаешь, – он наконец повернулся к ней и огонь костра осветил теплым, светом половинку аккуратного лица. Он не был особо крепкого телосложения, но лицо его иногда обретало такой добродушный оттенок, что казалось тепло, которое он излучал, растопило бы даже самое холодное сердце. – этот круг. Ведь каждый ее уезд у нас что-то, да происходит. В наших силах это исправить, и я сделаю первый шаг: я помогу тебе с ярмаркой. Вам нужен сопровождающий и я хочу создать эту ярмарку вместе с тобой.

Она замерла, не сумев даже сделать вдох. Это звучало так…так… Это не он! Или он? Как? Откуда он знает? Она проболталась? Или он их видел? Почему так? С чего вдруг он решил… Это Амбри? Нет, Кейсп, это совсем не его мысли. Да, это сестра ему сказала извиниться и подала идею.

– Кейсп, я не следил за тобой и это не чужие идеи наталкивают меня на верный путь.

– И откуда тогда тебе знать, что я и с кем обсуждала? – она придвинулась ближе, ожидая ответа, но Тот только вытянул руку и прорезал воздух, отогнув пленку, показывая на щелку, которую открыл.

Девочка всмотрелась в бескрайние, темные и синие просторы в которых сияли звезды, тысячами, миллионами искр то погасая, то сияя вновь. Она только восхищенно вздохнула, просовываясь внутрь, рассматривая колышущихся, еле видимых призраков и несуразных существ. Там были черные силуэты стогов сена с выпученными глазами и дикими улыбками, человек с тыквой Самайна вместо головы, полупрозрачные дети, бегущие друг за другом, пожилые люди, взрослые, малыши в колясках и над ними, и под ними сверкало звездами темное небо космоса. В дыхании созвездий всплывали еле зримые драконы, с рычанием пролетая между толпами. Дети лишь помахивали им ручками. В толпах терялись люди-олени, не вынимая из длинной мордочки трубку, всюду спешили Сертане, перелетали на крыльях Кейвы, люди-коты шустро оббегали толпы, прятались среди ног гоблины и гномы, неспеша перемещались орки, статно возвышали эльфы. Там посмеиваясь, группкой пробегали, всегда прекрасные, русалки. Они покручивали голубые волнистые локоны. Здесь все неслось, спешило, бежало и пыталось угнаться за несуществующим временем.

– Ты открываешь новые миры?

– Нет, – Тот встал рядом, не подглядывая за миром. – это что-то вроде чистилища.

Она обернулась, считая, что ослышалась.

– Чистилище?

– Астрал, чистилище, место ожидания, дом для некоторых.

Кейсп замерла, вдумываясь в его слова.

– Они мертвы.

– Мертвы?

Все эти русалки и ребенок в коляске, и все драконы, что описывают в бескрайнем небе круги, взмывая в страстном танце любви. А дети, что играют в салочки, убегая от родителей? Все они уже никогда не вернуться. Всем им где-то поставлены каменные и мраморные монументы. Где-то. Может здесь затерялись те люди, что спят под лиственницами, осыпающих их желтым пушистым покрывалом. Люди, что под покровом, охраняющего их покой, боярышника, осыпающего их рубинами ягод. Все они получили счастливый конец и скорейшее возрождение. Для них, ради них, в их честь горит огонь Самайна в эти черные ночи, когда мотыльки просыпаются в полях, разлетаясь, словно пепел на теплом ветру в шорохе обнимающих колосьев.

Теплая рука легла на плечо.

– Все они возродятся. Рано или поздно. Сначала молодые, потом люди постарше, но все они найдут себе место и всегда усопших будут встречать жители этого мирка.

– Да, – она хотела вновь взглянуть на мирок, но Тот пригородил путь рукой.

– Не стоит, – улыбнулся он. – Ты же не хочешь стать призраком?

– Хорошо, но ты все узнал. Это с его помощью? – и она указала в сторону щелки.

– Я попросил предков присмотреть за тобой, – в один момент он замолчал и взглянул на тикающие над камином настенные часы. – Нам пора спать. Идем.

Он сменился в лице, отшагнул в сторону и обернувшись, замер.

– Завтра пойдем проверять пасеку. Нам нужна будет твоя помощь.

– Я пойду.

– Да, – но чуть замешкал.

Волк поднялся с пола и медленно отошёл от камина, проходя в сторону брата. Орел вспорхнул со стула, перелетев на округлую сферу деревянного столбика лестницы. Зайчиха, проскакала к Тоту.

– Амбри потом уйдет, так что со всем остальным нужно разбираться самостоятельно.

Кейсп задумалась. Она не до конца поняла выражение «со всем остальным». С чем, остальным? Она ни раз ходила с братом на пасеку. Когда-то с ними ходила и мама, а еще давнее, они ходили всей семьей, но ничего «остального», с чем разбираться следовало бы, она не знала. Да, может за последние месяцы, что она не посещала пасеки, там и могло что-то измениться. В любом случае ей хотелось вновь туда вернуться.

– Просто у нее выступление на органе. Будто оно может быть важнее нашего дела, – Тот фыркнул и взмахнул девочке рукой, уходя. – Спокойной ночи.

Павлин встрепенулся, взмахнул крыльями. Он медленно раскрыл и поднял, закрывающий все и вся, хвост. Статно поцокав куриными лапками, птица повернулась то одним боком, то другим. Скоро и павлин, издав зловещее мяуканье, поспешно сложил хвост и трусливо побежал на лестницу, пытаясь поспеть за остальными.

– Вот это да! – послышался восхищенный голос за спиной. Каспер медленно, туманом выполз из-под потрескивающих бревен и тут же отмахнулся. – Да что на него нашло?

– О чем ты? – она все не спускала глаз с того места, где в последний раз видела брата и с которого он так скоро ушел.

Внутри что-то грело, словно туда вложили подожженный, раскаленный уголек, заложили ветками и сложили внутрь дымящийся шалфей. Он разгорался, расходился и костерок дымил, пускал загадочные вензеля, полные неведомого смысла. Дым видлся в самые вершины темных елей леса, составлявший душу.

– Ну как? – дымок образовался перед ней, очерчивая знакомое лицо и фигурку в перепачканной рубахе. – Тебе не кажется, что он как-то мечется? – он улегся на спине, повиснув в воздухе. – Интересно, что у него в голове. Может, это наваждение? Вы же верите в судьбу?

Она не знала, верит ли она или кто-то еще в судьбу и вообще не знала, что такое эта судьба, да и это тоже было не важно, пусть хоть целый мир будет уверять ее в существовании чего-то подобного. Пусть человечество хоть изобретет новое верование, что возможно уже произошло в эту секунду, она все равно не задумается об этом. Не сейчас. Не в это время. Не в эту минуту, наполненную бродящими, укладывающимися и вспыхивающими мыслями, заполнявшими голову абсурдным бредом, не предающимся огласки даже среди мыслей. Они скользили, парили в вышине, общались между собой шепотом, и девочка не могла угнаться за мыслями даже отгородившись от звуков жизни и чьей-то речи, льющейся словно горный ручей, она не смогла понять ни одного слова.

– Кейсп? – туманная ручка попыталась накрыть глаза, которые жглись и слезились. В носу появилась горечь, перекрывающая кислород.

Девочка смахнула дым, рассеяв руку, снова образовавшуюся из дыма.

– Я же просила тебя так не делать.

– Да что с вами сегодня?

– Я как раз думала об этом. Но ты не представляешь. Вместо ответа я нашла лишь, – и она задумалась, как могла бы объяснить, что чувствует. Нет, это не объяснить словами. И она выскочила в середину ковра, застучав туфельками по деревянным полам. Они отдавали древесным запахом, пропитавшим комнату, одежду, мысли!

– Ты чего? – голос призрака доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий, таинственный.

Под ее ногами шептался ковер, словно травы. Скачок, стук, топот. Девочка вскружила по залу и где-то внутри зазвенели стеклышки. Многоцветный ночной мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Она, шумно дыша, выбежала в кухню, облетев столешницы, лишь проведя по ним рукой и бросилась на спинку кресел, слетев оттуда ко всем чертям, рухнув на пол. И Кейсп смотрела. Смотрела на этот яркий и шепчущий мир. Но смотрела не как всегда. Потолок теперь стал полом, а пол потолком и Каспер с недоумением на лице, вился на этом потолке вместе с трещащим очагом. И диван был где-то наверху, и она одна видела этот мир таким, каким он был настоящим. Видела. Что-то стянуло с нее черную шляпу, чьи поля закрывали ясное солнце, светящее для человечества даже ночью, сквозь зеркало луны. Эта вселенная была создана для них, для их возможностей. Вероятность появления человека, этого мира, во всем космосе настолько мала, что она просто не может потратить жизнь, начало своей жизни на пересчеты, мысли о будущем и вечное планирование завтра, которое никогда по-настоящему не наступит. Это время задуматься о настоящем, чем она живет? Кто сказал ей жить таким образом? Перед кем она должна оправдываться? Что есть настоящая жизнь?

– Каспер, – ее шепот привлек дымчатую фигурку, подлетевшую ближе. – мир перевернулся.

– Ну конечно, – развел руками мальчишка. – ты же вверх ногами.

– Нет, – она тут же перевернулась, окончательно скатившись с кресла. – мир не такой.

Призрак улегся на спину, посматривая на ручки.

– Ну это довольно субъективно.

– Мы все не так поняли. Смерть – не значит конец, а конец – не значит смерть. Возрождение не после смерти и смерть не после возрождения. Это два конца…

– Одной кочерги?

– Да что ты все про свою кочергу? – она отмахнулась, развеяв дым вновь восстановившейся фигурки.

– Не зна-аю, – протянут трубочист, все еще пытаясь отскрести сажу с пальцев. – мне кажется у кочерги одна рабочая сторона. Может, конечно, есть гений, который придумает как использовать другой конец…

– Нет! – девочка развернулась, вновь задумавшись. – Это одна линия и Самайн посвящен ей. Смерть и жизнь не разделены. Не соединены, их просто не существует! Нет переходов. Это все, как ты сказал, наваждение. Так и должно быть. Мы не возрождаемся, как и наши мысли, мы плывем по течению реки жизни все время, и после смерти. И осенний праздник, и костер, лишь символизирую вечный круг, возобновляющийся с новым годом и после него. Все что происходит и все что не произошло движет нас, как и смерть. Все это наша жизнь и мы идем по волнам, которые затихают и возвращаются вновь. Именно поэтому Тот так сделал. Он чувствовал новую волну, новые искры от подброшенных в костер трав. Знал, что так нужно. Именно поэтому сейчас стало ясно. Это не возрождение, его придумали люди. Это новые искры, новые клубы дыма, новые волны, новый порыв ветра. Новое движение.

– Ну-у-у, – протянул терпеливый слушатель, успевший за это время осознать, что пальцы от сажи не ототрутся. – я так и не понял при чем здесь кочерга.

По комнатке прошелся звонкий смешок.

– Каспер, здесь и не должно быть кочерги, я говорила про костер, – она медленно подошла к полке у камина и сняла со стойки ворох скопившихся бумажек.

Призрак подлетел к ней, задумавшись.

– Я понял, ты рассказывала о том, что не существует смерти и жизни. Все это один цикл и костер, и что-то еще. Но если так, то что же вообще существует, если из твоих рассуждений нет ни вчера, ни завтра, только по тому, что они символизируют смерть и возрождение солнца? И существует ли вообще что-то?

– Существует, – она бережно перебрала записки с ценами на листках, перечитывая все более выцветшие.

– И это…?

– Настоящее.

Костер затрещал, выбросив к каменной арке искры. Бумаги почернели, скрючившись, словно старые, пожухлые, сухие осенние листки и мгновенно рассыпались, смешавшись с пеплом и золой.

Под боком лежал теплый клубок, одеяло сминалось, укутывало, держа в тепле. За окном солнце пропускало лучи через подмерзшее, покрывающееся инеем стекло. Комнатка покрывалась теплыми пятнами, а на улице безмятежно шумели ели и рыжеватые кусты, короткими, маленькими листиками, словно тысячами монеток. Птицы еще не суетились. Размеренно стучал дятел, чирикали синицы. Воркование горлиц уже не слышалось в крепких, сосновых стволах. Ветер пел, словно играя на флейте. Новый день пришел неспешно, проплывая с границами солнечных мазков, сияющих на шкафах, старой палатке у двери, столе, загашенной колпаком свече. Чернушка лежала, свернувшись пушистым, черным клубком у коленей, оборудовав себе гнездо их остатков одеяла. День сегодня казался мирным. Ну хотя бы потому, что снизу послышался громкий звон ложки, стучащей о глиняную чашку. Обычно, отбив дробь ложкой о чашку, не важно, был ли там сахар или нет, Амбри кричала что убегает и слышался стук двери. Наступала тишина. «Мне пора!», – топот ног, стук двери. Тишина.

Да. Кейсп села на кровати. Взгляд прошелся по столу, где лежала книга с испачканным в чернилах пером. Вчерашние события казались каким-то неясным сном. Да и сейчас она сомневалась, что проснулась. Все казалось слишком ярким и желтым. Аккуратно выбравшись из-под одеяла, стараясь не задеть дремлющую кошку, она открыла шкаф, раздумывая. Из одежды только черное, синее, темно-зеленое и где-то там притаилось то платье, которое она не одела, с момента покупки. И решив, что это хороший случай, наскоро стянула его с вешалки, нацепив туфельки, поспешила к столу, открывая чернильницу.

– Нам нужно это записать.

Кейсп уже перестала запоминать всех тех животных, которых видела и забывала их как очередные происшествия будней. «Тот и павлин, орел, заяц, волк», – гласило название новых записей.

– Хороший заголовок для Сплетницы, – девочка принялась записывать, о чем они болтали и вписывать все что могла вспомнить из вчерашнего дня, придя к не утешающему выводу, что сегодня нужно пойти к Графии, как она обещала. Кейсп взглянула на подмерзнувшее окно, напоминающее жуткую бурю посреди океана и потонувшего корабля, скалящегося треснувшими досками. – Нет, Кейсп. Придется себя пересилить. Оденешь свой темно-зеленый плащик, коричневый шарфик как любишь и пойдешь к ней. Нельзя подводить друзей.

И словно в подтверждение ее слов, на колени ей вскочила теплая, но еще сонная Чернушка, тычась в руки, почесывая мордочку. Руки быстренько пробежались по худенькой спине. Кошка уже собиралась укладываться, но девочка поставила точку, отложила перо и закрыв чернила, проводила кошку.

– Идем-идем. Покормим тебя чем-нибудь, – животное с недопониманием взглянуло на нее. – Утро принято начинать с умывания и завтрака.

Они вышли из комнатки. Прошуршала вода, через некоторое время проскрипели ступени, открылись полки, скворчала сковорода и кипел чайник. Нужно успеть заглянуть к бабушке, пока она не проснулась. Сегодня ей на рынок за травами. Что сказать? Весь день ее состоял из четких планов, как и каждый день недели. В понедельник поход за травами, приготовление обеда, занятие, вязание шарфа, полив цветов на подоконнике, чтение книги… И так каждый день. Иногда это надоедало. И не только Кейсп. Сегодня нужно будет доказать, что она может справиться с легкими темами и перейти к чему-нибудь более серьезному. «Хороший настрой!», – слышался грубый голос где-тот в мыслях.

– А ты еще кто? – но в почавкивании Чернушки не послышалась ответа. – Можешь чавкать тише? – но кошка продолжила доедать кусочки мяса, не обращая на собеседницу никакого внимания. Тогда девочка откинулась на спинку стула, скрестив руки. – Невоспитанная.

Лестница мирно проскрипела. Тот не то грациозно, не то высокомерно, но точно выпрямившись во весь свой рост, в зеленой рубахе, выскользнул с лестничного пролета, поспешив в кухню, включив чайник на плите.

– Доброе утро, – проговорила девочка, доедая завтрак.

– С кем ты разговариваешь?

То, что было вчера действительно было необычно, но стоит ли его посвящать в происходящее? Может не во все, но что-нибудь, да следует рассказать. В конце концов он ее брат. Забытый веками и временем, похороненный в глубине летних воспоминаний, накрытых мшистой поверхностью многолетнего колышущегося поля.

– Да так, мысли. Знаешь, у тебя создавалось ощущение, словно в твоей голове существуют мысли, а помимо них, некоторые обрели свой разум, думы и голоса, и они разговаривают с тобой, когда хотят говорить и молчат, когда захотят. Появляются и уходят. Общаются между собой, будто это не они у тебя в голове, а ты их подслушиваешь. А потом они так же исчезают, словно их и не было.

Чашка стукнула по столу, разинув пасть, выдыхая яростный пар. На нее смотрели все те же серые глаза, уставшие от глуповатых людей, всюду встречающихся на пути, не дающих проходу и несущих всякий вздор. Уставших от людей, просящих о помощи, просящих совета, вечно роняющих «извините!» или «здравствуйте!» Те глаза, что она видит все четыре года. Глаза, которые когда-то были ясного голубого цвета, как горный ручей, как небо на рассвете летнего утра, как сияние августовских звезд в небе и они так же заставляли соглашаться на авантюру любого, кто в них посмотрит.

– Может, следует сходить к лекарю?

Что же, Тот есть Тот. Хоть он и понял некоторые важные вещи и решил меняться, себя он не поменяет.

– Я серьезно, – стул медленно прошуршал по полу. Грея руки о глиняную чашку он задумался. – это может быть недуг.

– Ага, – тарелка полетела в раковину. Встряхнув красную юбку, девочка взбежала по лестнице. – и твои мертвые лишь воображение! – голос донесся до кухни и стих.

В ответ им послышался шумный вздох. Торба перебралась, уложив все что нужно Кейсп схватила зеленоватый плащ, из шкафа вытащила клетчатый шарфик и кое-как нацепив все, спустилась по лестнице.

– Будь осторожнее.

С шорохом закрылась дверь.

– Буду.

Пушинки снега осели на нетронутой листве и еще тепловатый ветер нес их то поднимая, то опуская, то кружа. Он нес их по лесу, словно устроив экскурсию в неизведанные ныне края. Но на ветках еще оставались пушистой гривой желтые листья, враждующие с вечнозелеными иглами елей, объятых пушинками первого снега. И желтый, отряхиваясь от снежинок, грозил спокойным елям. Они еще услышат солнце, пение синиц на заре, проклевывающуюся шерсть сухой травы, черную, как смолянистые сливы, согретую землю и снегу еще не место здесь. И еловые деревья кивали верхушками, слушая неугомонный шорох грабов, клена и стучащего, где-то далеко, орешника. И они, поддакивая, помахивали игольчатыми лапами, смахивая снег и умиротворенно шептали «все верно», «ты прав», – отчего деревья осени, чувствуя подвох, распылялись еще сильнее. И птицы, чувствуя ссору, слетали с веток, выискивая себе новое пристанище, вечно кочуя между двух сторон. Одни только вороны слетались, усаживаясь на ветках, грозно, громогласно каркая, призывая грозу подтвердить правоту одной из сторон или разрешить спор. Но гроза не явилась и они, как ее посланники, решили заняться своей работой, слетая с веток, кружа над вершинами деревьев, выписывая широкие круги, желая охватить лес черными крыльями. Они кружили, желая ритуалом привести деревья к примирению.

Вот уже в рамке веток, шумящих и машущих листвой, виднелась деревушка. Поляна пустовала с единственным колышком посередине. Лурбук и стадо сейчас в амбаре. Наверняка. Она поспешила с оврага, спускаясь, подгоняемая снежным ветром. Пробежав аллею с лавками, она наконец увидела еле покачивающуюся, железную вывеску с изображением дракона. Девочка ухватилась за ручку двери и с силой потянув, распахнула ее, впустив в помещение рвущийся внутрь, словно табун диких лошадей ветер.

– Дорогая, закрой дверь! – послышался женский, звонкий возглас.

И Кейсп, вбежав в помещение с силой ухватившись за ручку, потянула дверь на себя, но ветер, словно удерживая дверцу, все пропускал новые и новые потоки. В один миг что-то хорошенько дернуло назад, и дверца захлопнулась, откинув Кейсп на деревянный пол. Над ней возвышался небольшой черный дракончик. Все как полагается: морда с буграми и возвышающимися шипами, увенчали небольшие рожки, длинная шея вытягивалась из покрытого щитками тела. Из спины на пол повисли перепончатые крылья, а позади дружелюбно вилял хвост.

– Вася! Место! – слышался грозный крик.

Подождав чуть-чуть, дракончик кинулся в сторону деревянных стоек, радостно пытаясь перелезть через стол.

– Вася, нет! – девушка лет двадцати со светлыми волосами, завязанными в хвост, сильными руками отпихивала морду животного, все еще выкрикивая команды.

А потом дракон, наконец поняв воинственный и грозный настрой хозяйки, медленно сполз на пол, осмотрев сброшенные стулья, потянул мордочку к полу и поплелся в корзинку на мешок с зерном, утыканный по краям веточками. В тавернке было немного посетителей. Пару человек в углу, за дубовым, крепким столом, несколько в другой стороне. На стенах стекали свечи, капая на пол белыми кляксами. На столах в подсвечниках так же стояли свечи, свечи были даже на деревянной, напоминающей колесо, люстре. Деревянный пол сливался со стульями и столами. Наверх вела не выделяющаяся из крепкого антуража, такая же крепкая лестница. У нее разместилась, большеватая для Васи, корзинка с табличкой и кричащими большущими буквами: «Погладьте единственного в деревне дракона!» И как бы Кейсп не хотелось погладить обиженного, она все же отправилась к стойке, у которой девушка вновь выставляла стулья. Взглянув на гостью и выставив последний стул, хозяйка наконец выкрикнула:

– Добро пожаловать, Кейсп! – шустро забравшись за прилавок, она плюхнулась на покачнувшейся стул, отстучавший ножками дробь по полу. – Чего тебе сегодня? Сидра? Яблочного сока? Шарлотка? Штрудель? Пирожков?

– Нет, нет, – девочка отмахнулась, но ее прервала собеседница.

– Да ладно, я никогда не забуду, как вы таскали для меня яблоки со дворов, когда месячную поставку остановили из-за рейда фруктовых драконов, – она подперла щеку рукой, вглядываясь в люстру. – Чем они им не угодили?

Девочка только пожала плечами.

– Съедают урожай. Что в этом хорошего?

– Да, ничего, – девушка поднялась и звеня длинными серёжками из маленьких бубенчиков и желудей, направилась в сторону двери. – Но некоторые собирают коллекцию фруктовых драконов. Они забавны, красивы, но соглашусь, держать их в клетке – это уже слишком! – дверь скрипнула и по стойке стукнула глиняная тарелка с прохладной выпечкой. – Яблочный пирог, – объяснила девушка, вновь садясь на стул, звеня сережками. – в последнее время его никто не заказывает. Нет, нет, не отказывайся, я знаю, ты всегда брала здесь что-то яблочное. Сейчас еще чайник вскипит. О, слышишь, свистит! – она соскочила со стула, скрывшись за дверью.

И как бы Кейсп себя не уверяла, пирог выглядел вкусным даже не разогретым. Ну как не откусить? А потом еще кусок и вот ты уже жуешь этот кусочек, а на зубах хрустит скомкавшаяся сахарная пудра. Впрочем, Графия всегда с ней перебарщивала, тем самым отмечая свою выпечку, которую легко было определить даже в сотне таких же пирожков. Девочка осмотрелась, пожевывая пирог. Приглушенное освещение, тепло, вой ветра за дверью, тихий шорох разговоров людей, сбившимся по группкам в углу, при свете свечи. От скуки они разговаривали о чем-то совсем не важном. И голоса их то нарастали, то затихали, подобно сухим листочкам, лениво перекатывающимся в желтой траве. И слова журчат, журчат. Рокочут голоса мужчин, точно отдаленный гром. Голоса эти никогда не смолкнут, будут вечно обволакивать говорливым потоком всю тавернку. Как в года до этого момента и еще много годов после него. Кто-нибудь все время будет приходить и уходить, прячась от непогоды, впуская в теплый, сонный воздух потоки живого ветра. Сонные голоса, все они шелестят, сплетаются, как лоза плюща, покрывшегося пламенными огоньками листьев. Из голосов соткана тьма дальних, тепло-коричневых, не подсвеченных уголков. А где-то в дальнем углу сидит мальчишка, уставившийся в стол, отчего лицо закрывали кудрявые волосы в цвет осенней, сухой земли. Ухватив одной рукой ножичек с деревянной ручкой, он старательно что-то вырезал на древесине. Рядом лежал потрепанный рюкзачок-кулек зеленоватого цвета, словно листок папоротника, скрывшийся под тенью лопухов. Пождите, что-то здесь не так…

– Тел! – послышался крик.

Волосы тут же встряхнулись и показалось знакомое хихикнувшее лицо. Мальчишка спрятал в рюкзак ножичек, подтянув ноги на стул, прижавшись к ним, словно пытаясь спрятаться. Кейсп тут же развернулась к стойке, встретившись с любопытным, обрамленным зеленым тенями, взглядом Груши.

– О, не обращай внимание! – отмахнулась хозяйка, с грохотом поставив глиняные чашки на стойку. Воздух наполнился запахом черного чая и мелкими пищинками влаги от клубьев пара. – Он уже который раз пытается на столе поставить зарубку, – она чуть нагнулась в сторону девочки, перейдя на шепот. – И у него не плохо получается!

– Да, я заметила, – Кейсп откинула капюшон плаща, считая, что это будет меньше напоминать о их встрече в лесу.

– Нет, на самом деле он хороший мальчишка, – проговорила Груша, усаживаясь на стул, добавляя сахар в кружки. – Как оказалось они совсем недавно переехали семьей. Говорят, в Ворке слишком загазованный воздух. Да, соглашусь, от этих машин все хуже и хуже становится, – она взмахнула рукой куда-то в сторону, позванивая ложкой по стенкам чашки. – Им доктор посоветовал перебраться в ближайшую деревушку. Уж что-что, а у нас воздух чистый, кристальный, среди гор-то, конечно.

Кейсп медленно кивнула, всматриваясь в прожилки деревянной стойки, в темноте напоминающие тысячи рек, начерченных на древней карте. Кружка грела руку и чай все еще выпускал дымный туман. По столу прошелся стук. Графия махом выпила чай и кажется, даже не обожгла горло. Девочка опомнилась и не позволила собеседнице начать новую тему для рассуждения, которая усыпит ее быстрее чем девочка успеет сообщить о деле, по которому пришла.

– Груша, послушайте.

Собеседница медленно выпрямилась, отодвинув чашку от края.

– Вы, наверное, знаете, что в нашей деревне не очень любят жителей, которые не являются людьми…

– Дорогая, поменьше формальностей, – и Графия вновь подперла щеку рукой.

– Графия, мы с Вейн хотим устроить ярмарку в Преке.

– О! Ярмарка! Обожаю ярмарки.

«Меньше формальности», – шептал Митас.

– Да! – девочка медленно нагнулась к стойке, словно делясь с подружкой секретом. – И я тоже! Но понимаете, это будет не обычная ярмарка. Мы хотим посвятить ее Самайну и пригласить людей из других деревень и из города. Хотим заполнить деревню разными людьми, чтобы после ярмарки жители Преки поняли, что остатки рас, что живут рядом – это не так страшно, по сравнению с тем, сколько тогда гостей было на ярмарке. Возможно их мнение изменится!

– Это замечательно! – девушка вскочила из-за стойки, кружась, чуть не рухнув на тумбочку, задев полки. И в теплом воздухе поднимался, парил ярко-зеленый кардиган на белой футболке, а брюки сливались с деревянным полом, превращая кружащуюся одежду в распускающийся весенний листок, звенящий маленькими бубенчиками, предвещающими скорое цветение яблони и явление солнечных лучей. – Да! – она хотела остановиться, но ее унесло на стул, и Графия кое-как на него взобралась, но увидев улыбку на лице девочки и услышав знакомое хлопанье в ладоши, поняла, что все не напрасно.

Впервые за все года она видела то, что было свойственно лишь маленькой Кейсп. Когда они приносили яблоки и Графия хватала из мешка три пытаясь ими жонглировать, она понимала это восхищение, восторг и тавернка наполнялась детским смехом и негромкими аплодисментами. И потом, в момент, когда она отвлекалась, одно из яблок выскальзывало и незамедлительно шмякалось на голову, от чего уже похихикивала и Амбри, пытаясь закрыть себе рот, поглядывая на брата, пытающегося удержать серьезное лицо. И тогда Груша собирала яблоки, складывая обратно в мешок и пожав плечами, произносила: «Видимо жонглирование не мое!» А потом несла монетки детям в благодарность за помощь. И они могли еще долго болтать на кухне, когда помощников не хватало, а зал полнился людьми, подхвативших яблочную лихорадку, всегда начинающуюся именно летом и заканчивающуюся только к осени. С полок летели все штрудели, пироги, шарлотки, пирожки, весь сидр, какой есть, яблочный сок, кексы. И они, Тот, Амбри и Кейсп, трудились вместе с ней на кухне, неутомимо меся тесто, начиняя, вкладывая в печь новые кексы, пироги и сладости, пока Графия лихорадочно искала в погребке новые бочки сидра и чего бы то ни было из яблока. А когда кто-нибудь в конце дня спрашивал почему именно яблочная лихорадка и именно летом, она отвечала, что местные собирают свои яблоки в мешок и хранят до осени, сахарят, заготавливают, да и просто хранят в погребах, чтобы потом иметь с них доход к концу осени. Было время… да. И теперь она видела ее, настоящую, не скованную коркой льда, что оставило прошлое.

– Да, слушай, это классная идея! – наконец оживилась Груша, пододвинувшись к стойке.

– Я знала, что вам понравиться и именно поэтому сюда и пришла, – закивала девочка.

Продолжить чтение