Бечо

Я пятился, не сводя глаз с открывшейся мне, ужасной картины. Пригнув морду к земле, на меня в упор смотрела тварь, налитыми кровью глазами. Это уже был не мой Бечо, умный и дружелюбный пес. Из горла твари исходило низкое хриплое рычание на одной ноте, а из ощеренной пасти торчали окровавленные клыки. Растерзанный баран лежал рядом, бессмысленно уставившись в небо застывшими глазами.

Делая шаг за шагом назад и изо всех сил стараясь не споткнуться на торчащих то и дело из земли камнях, я продолжал светить фонариком на Бечо и не сводил глаз с этой ощеренной пасти. Если он сейчас бросится на меня, я даже не успею добежать до кошары.

– Бечо, друг, да это же я! – Я сам слышал, как у меня дрожит голос, выдавая весь мой страх.

Он перестал рычать, но продолжал в упор смотреть на меня еще несколько секунд. А потом отвернулся и продолжил свое пиршество. Я, боясь повернуться к нему спиной, продолжал пятиться до самой двери, а когда нащупал ручку, открыл ее, залетел внутрь и задвинул засов.

Я стоял, прижавшись спиной к двери с внутренней стороны и с дрожью прислушивался к звукам разгрызаемых костей снаружи. До ближайшего селения отсюда около пятнадцати километров горного рельефа или целый дневной переход. Связи никакой нет, вызвать помощь невозможно. Что же мне теперь делать? Как выбираться отсюда?

***

Четырьмя днями ранее…

Стоял теплый солнечный день. Начало лета, здесь у нас в горах, самая красивая пора. На фоне блестящих на солнце, белоснежных вершин гор, цветут азалия понтийская и рододендрон кавказский. Кое-где еще не опали лепестки с поздних плодовых деревьев. Уже распустились душистые травы, а бурные воды горных рек очистились от грязи после весеннего таяния снегов и сверкают белизной пены на перекатах. А там, где течение особенно бурное, вода наполняет воздух брызгами, играющими радугой в лучах солнца.

Мы с Бечо, моим другом, кавказской овчаркой, гнали нашу отару овец на дальнее отгонное пастбище, в высокогорье, не обращая внимания на красоту природы вокруг. Дорога предстояла не близкая и, чтобы не потерять ни одного барана на таких перегонах, особенно в высоких травах на влажной земле у речки, требовалось быть очень бдительным. Особенно пастушьей собаке. Я Али, студент филологического факультета Кабардино-Балкарского университета. Бечо – мой самый верный и самый лучший друг. Я сам нашел его малюсеньким щенком восемь лет назад и принес домой. Тогда я прогуливал школу и сидел под мостом, у речки, когда услышал, как где-то рядом тихонько скулит щенок. Там, среди камней, я нашел как будто небольшую берлогу в которой находилось три новорожденных щенка кавказской овчарки. Двое уже умерли, а третий лежал неподвижно и тихонько поскуливал не поднимая головы. Когда я взял его в руки, он поднял на меня еще закрытые, слепые глаза, потыкался мне в ладонь горячим носиком и уронил голову. Все, на что у него хватило сил. Я побежал с ним домой, забыв о том, что я должен быть «в школе» до двух часов дня. Отец тогда даже не поругал меня за прогул, а взял у меня щенка, принес пипетку и молоко и стал его аккуратно кормить. Он сказал, что наверное с его матерью что-то случилось. Где-то погибла. Иначе она так или иначе вернулась бы к щенкам.

И мы его выходили. Я грел молоко и кормил его из пипетки по утрам. Потом сажал в коробку, куда постелил баранью шкуру и бежал в школу. Прибежав домой, я первым делом доставал его и снова кормил. И скоро он окреп, открыл глаза и стал смотреть на меня и на мир своими любопытными темными бусинками. Я назвал его Бечо и мы были с ним неразлучны, пока я не окончил школу и не уехал учиться в город. Это недалеко. От нашего села до Нальчика всего семьдесят километров и по выходным я часто приезжаю домой. Так часто, как только получается. А вот сейчас приехал на целое лето и, чтобы не слоняться без дела, взял подработку. У нас в селе с этим просто. Есть несколько крупных фермеров, занимающихся разведением баранов и всегда требуются пастухи. Работа не сложная и платят прилично, но ты пасешь баранов всю свою смену и возвращаешься домой только после ее окончания. Мне это даже нравилось, я соскучился по родным местам и мне хотелось уйти хоть ненадолго повыше в горы. Бечо, конечно же, отправится со мной. Без собаки пастуху никак не обойтись. Кто же поможет собрать в кучу разбегающуюся в разные стороны отару, испугавшуюся шакала или стервятника? Кто отгонет хищника? Еще в этой работе есть очень строгая материальная ответственность. За потерявшегося барана вычитают его стоимость из оплаты. А расчет по возвращению. В остальном работа не сложная и нам с Бечо даже знакомая. Мы не раз с ним пасли наших собственных семейных баранов. Правда недалеко от дома и всегда возвращались по вечерам. Да и баранов у нас бывал десяток. Но ничего, справимся. Мы зашли на ферму к Ауесу и получили сто пятьдесят голов. Он напомнил мне, что пасти я их должен там, где сочные альпийские травы, а не конские колючки. И следить, чтобы рядом всегда была чистая вода.

Удобные для выпаса места у нас называют отгонными пастбищами, они есть и вблизи села и выше в горах. На таких пастбищах сообща строят загон для баранов и домик, для пастуха, называемый здесь кошара. Это – для всех, как охотничий домик. Пригоняешь свою отару на пастбище – занимаешь кошару, если она свободна. После себя оставляешь порядок и запас спичек и соли. Ближе к селу все кошары, конечно, давно были заняты. Немного дальше – тоже. И вот так, уже имея на руках отару, мы с Бечо вникли в сложившийся порядок. Оказалось, что хорошие и удобные отгонные пастбища были не просто заняты, а расписаны на все лето. На одном пастбище долго держать отару нельзя, бараны быстро съедают всю сочную траву и ей нужно время, чтобы снова вырасти. Пастухи, кто занимается этим постоянно, берут отары по шестьсот, а то и восемьсот голов и составляют расписание на весь сезон, кто куда с ними пойдет.

Вот так, меняя места весь первый день, и везде натыкаясь на других пастухов, я узнал, что свободных пастбищ в нашем ущелье не осталось. Хитрый Ауес ничего мне не сказал об этом, хотя не мог не знать. Что оставалось делать? Возвращаться домой и оставаться без подработки? Нет уж, мы с Бечо сдаваться не станем! Я вспомнил о старых ячьих пастбищах высоко в горах, о которых мне когда-то рассказывал отец. Там, наверху, у самых ледников, в глухих местах, где не встретить других людей, давным-давно наши предки пасли одомашненных яков. Потому и остались в памяти как ячьи. Вообще-то это наша семейная страшилка и рассказы о ячьих пастбищах сводятся к тому, что людям надо обходить эти места стороной. Не помню, о чем там, в точности, рассказывалось. По-моему, о какой-то проклятой земле и пещерах, где обитают демоны. Отец вообще любит всякие такие старинные предания и рассказы, якобы передающиеся из поколения в поколение. Я же никогда не придавал им значения. Ну, по крайней мере, с тех пор, как вырос. А в душе всегда хотел там побывать и увидеть места из преданий своими глазами. Только вот сомневаюсь, что там никем не занято. Насколько я успел понять за сегодня, разведение баранов в наше время стало приносить настолько хорошие прибыли, что вся отрасль в наших местах уже поделена. Вряд ли там пропадает хорошее пастбище, если оно там есть.

И вот мы с Бечо гоним нашу отару, не отвлекаясь на красоту природы вокруг.

Про себя я давно решил, что если и там мы не найдем свободной кошары, я обойдусь и без крыши над головой. Все равно пробудем в горах, ночуя под открытым небом, несколько дней или даже пару недель. Пока я не отдохну от города и не надышусь свободой. Мой верный Бечо всегда меня поддержит и не станет роптать, даже если спать придется вполглаза и собирать баранов по ночам, не давая им разбрестись в темноте.

Мы дошли до места уже вечером, после заката и перед самой темнотой. Я сразу понял, что это то самое место, хотя никогда прежде здесь не бывал. На огромном альпийском лугу, поросшем сочной травой стоял старинный загон для скота, связанный из сухих веток деревьев. А рядом, глядя на нас единственным темным окошком маленькая кошара. Оказавшаяся, к моему удивлению и радости, свободной.

Ночь мы с Бечо провели под крышей и в тепле, разведя огонь в старинном очаге и протопив маленький домик. Деревянная дверь запиралась изнутри толстым деревянным засовом, под столом оказалась стопка помятых кастрюль и целая коробочка соли. Этой кошарой конечно пользовались. Но очень давно. Видимо, из-за ее неудобного расположения, очень уж далеко было сюда гонять отары. Топчан, сколоченный из грубых досок, стоял в углу, но никаких одеял или шкур в домике не нашлось. Пришлось спать так. Бараны наши отлично переночевали в загоне, оказавшемся совершенно целым. Внутри его даже протекал маленький чистый ручеек, перерезающий луг пополам и впадающий в речку.

Первое утро выдалось сырым и туманным. Я продрог, несмотря на то, что камин горел всю ночь. Было бы неплохо иметь здесь теплое одеяло и подушку, но, потихоньку что-нибудь придумается. Здесь можно простоять, не сходя с места, не меньше двух недель с нашей небольшой отарой. Половину оговоренного с Ауесом срока. Когда же трава на лугу закончится, баранов можно отгонять днем на склоны неподалеку и возвращаться на ночевку сюда. А через месяц просто спускаться в село и получать свою оплату, которой хватит месяца на три. Все складывалось очень хорошо и я был в отличном настроении, предвкушая, как расскажу дома о том, как прожил месяц на ячьем пастбище и как удивится отец.

Солнце первого дня как раз поднялось в зенит, когда все началось. Бараны мирно паслись на лугу, неподалеку от загона, а я, изучая окрестности, прошел выше, поднявшись немного на водораздел. Туда, где виднелись серые скалы. Бечо бежал за мной, то опережая, то отбегая в сторону. Обнюхать какой-нибудь куст или норку суслика. Я был уже довольно высоко и выпустил его из виду, когда услышал, как он жалобно взвизгнул где-то в стороне. Я резко остановился и стал озираться. Мне показалось. Что я слышал его справа и я быстро пошел в том направлении. –Бечо! – звал я его. – Бечо! Но пес не отзывался. Хотя всегда отвечал своим глухим лаем на мой призыв. Что могло напугать собаку, которая доходила мне до груди в холке и весила около восьмидесяти килограмм? И если он с кем то не справится, то что смогу сделать я? Я и сам ощутил укол страха и не знал, что мне делать, продолжая быстро идти туда, где слышал его последний раз.