Иная Богемия

Размер шрифта: 13

* * *

Пролог

Массивные драгоценные камни в оправе венца надменно мерцали в свете прожекторов, направленных на реликвию. Их сияние усиливали лучи солнца, проникающие через витражные окна храма. Шестичасовая очередь к короне святого Вацлава, казалось, никогда не кончится.

Светловолосая девушка стояла возле стеклянной витрины и почти не дышала, рассматривая символ власти и веры. Она чувствовала, что в венце заключены ответы на вопросы, которые мучили ее всю жизнь. Желание изучить этот артефакт стало нестерпимым.

– Что ответила твоему профессору научная комиссия? – тихо спросил рыжеволосый парень и почесал веснушчатый нос, чувствуя, как от церковных благовоний у него начинается аллергия.

– Сказали, что не доверят аспирантке изучить корону. Разрешения от комиссии ждать не стоит, – в голосе девушки слышалось раздражение.

– Мне жаль. Возможно, через пару лет они передумают.

Блики от драгоценных камней отразились в опасно сузившихся малахитовых глазах девушки.

– Не передумают. Мы ее украдем, – понизив голос, ответила она и направилась в сторону выхода из собора.

– Ты шутишь, да? – возмутился рыжий, уже понимая, что это не розыгрыш. – Энн, скажи, что ты шутишь!

Глава 1

Inter vepres rosae nascuntur.
И среди терновника растут розы.

Новостной блог «Пражский трдельник»

«14 мая в Праге в рамках мероприятий, посвященных 700-летию со дня рождения короля Карла IV, прошел бал, на который съехались все сливки высшего чешского общества.

Премьер-министр порадовал прессу и оскорбил жену, пребывающую в положении, танцем с молодой графиней Анетой Кинских[1]. К слову, в новостные сводки уже просочились слухи об их тайном романе. Фото танцевальных па министра украсили первые полосы новостных изданий, не миновав и наше.

Ваш Эл Вода».

Энн[2]

Находясь в отделанной мрамором дамской комнате, Анета Кинских вытерла руки бумажной салфеткой, при этом избегая смотреть на себя в зеркало. Она нервно разгладила складки на строгой юбке и покрутила кольцо на указательном пальце. Три белых клыка на синей эмали – герб ее рода, привычно блестели, придавая уверенности. Пришло время разорвать отношения, которые с самого начала были фарсом. Месяц делать вид, что тебе с кем-то приятно, но в то же время думать, как получить желаемое и поскорее уйти – не слишком увлекательное занятие.

Анета наконец решилась выйти из уборной. Каблуки издавали тонкий стук, пока она шла к круглому столику на террасе ресторана «У принца». Отсюда в буквальном смысле оставалось рукой подать до главной площади, Орлоев[3] и Тынского храма.

Староместская площадь полнилась толпами туристов и, словно распорядитель пражской Вселенной, простирала мощеные руки-улицы, встречая и провожая гостей.

Вид – единственное, за что Анета любила «У принца». Жаль, что последние несколько лет ресторан скатился в пропасть. Сменился шеф-повар, и еда стала посредственной. Хотя для бокала вина или чашки кофе место все еще подходило. Из динамиков, установленных на крыше, играла тихая музыка. На столах горели свечи, создавая сказочную атмосферу.

Теодор морщил лоб и барабанил пальцами по светлой скатерти. Однако, увидев Анету, поднялся навстречу, чтобы отодвинуть стул. Она подметила, что он выглядел, как всегда, шикарно и немного устрашающе. Квадратная тяжелая челюсть, короткие волосы, выбритые на висках, глубоко посаженные серые глаза при первой встрече вызвали у нее испуг. Однако абсолютное чувство стиля Тео и неизменная вежливость ломали этот стереотип.

– Анета, я пригласил тебя сегодня именно сюда, потому что…

– Потому что мы познакомились здесь ровно месяц назад, – с улыбкой закончила она за него.

Молодой мужчина кивнул, чуть скривившись из-за того, что его перебили. Кинских знала, что Тео терпеть не мог, когда его прерывали, но все равно делала это.

На крыше появился официант, неся в руках крупный букет алых роз. Замерев возле столика, он передал цветы Тео, а тот в свою очередь вручил их Анете.

«Что ж, он умеет праздновать даже маленькие годовщины», – подумала она и взяла огромный букет, не зная, правда, что с ним делать. Положение спас второй официант, подавший напольную вазу размером с ведро, куда и поставили розы.

– Анета, переезжай ко мне. Ты интересная, умная. Мы оба строим карьеры. А там и до помолвки недолго.

Анета удержалась от смешка, удивленная тем, как Тео быстро распланировал их будущую жизнь. Кинских требовалась свобода в ночных перемещениях. Авантюрные вылазки являлись отдушиной, которую она не променяла бы на совместный быт с мужчиной. Сожаление омрачило и без того плохое настроение Анеты. Теодор не знал ее настоящую, а приличной графиней Кинских, девушкой с фамилией старинного чешского рода, Анета была лишь внешне.

– Анета? – За спокойствием в голосе она расслышала присущую ему уверенность.

Тео был убежден, что Анета согласится. Между тем он потянулся к ней, намереваясь поцеловать, словно уже получил согласие.

– Тео, я… – Она гулко сглотнула, почувствовав, как в горле резко пересохло. – Я не хочу переезжать к тебе. – Увидев искреннее изумление на его лице, Кинских поспешила добавить: – Да и сегодня я хотела закончить наши отношения.

Лицо Теодора не отразило огорчения, лишь искренние удивление и злость. Об этом свидетельствовали изумленно поднятые брови и сжатые челюсти. Губы же кривились, словно Тео не готов был принять отказ. Складывалось впечатление, что это совершенно не тот человек, с которым Анета провела последний месяц.

– Почему? – только и спросил он, возвращая лицу привычное выражение.

Ни слова про любовь. Конечно, в мире аристократии, пусть даже забытой и уже никому не нужной, до сих пор ценились союзы родов. А Теодор Пернштейнский как раз наследовал состояние своего бездетного титулованного дядюшки из Германии. Какая жалость, что Анете было плевать на пережитки прошлого. Она ценила историю семьи и рода, но играть по старым правилам не собиралась. Кинских верила если уж не в любовь, то хотя бы в крепкую дружбу и доверие между партнерами. Что она могла ответить на это требовательное «почему»? Что втайне мечтала найти мужчину, которому нужна лишь она, а не когда-то громкая фамилия? Или что воспользовалась им, чтобы добраться до искомого?

Судорожно выдохнув, Анета искренне прошептала:

– Мне жаль.

Поднялась и оставила Теодора, который медленно начал закипать. Анета заметила это по тому, как раздулись его ноздри, и покрылась пятнами шея.

Покинув «У принца», она двинулась по Староместской площади. Прошла бьющие восемь раз Орлои. Фигурка Смерти справа на часах как раз начала представление, тряся колоколом. Смерть собирала дань в виде внимания и минут жизни впечатлительных гостей Праги. Засмотревшись, девушка несколько раз столкнулась плечом с туристами, которые фотографировали Тынский храм и активно жестикулировали. Она наискось пересекла площадь и замедлила шаг возле резиденции Кинских. Дворец, словно выдвинутый рукой великана из общего ряда домов, демонстрировал свое превосходство и нагло выступал, крадя пространство у Староместской площади.

Анета остановилась, чтобы привычно окинуть взглядом фасад, который разделяли два ризалита[4] и скульптуры сверху, созданные как аллегория стихий и древних божеств. В детстве она называла его «рыжим» домом из-за черепичной крыши и то ли розовых, то ли оранжевых вставок на облицовке. Он принадлежал роду Кинских до тысяча девятьсот сорок пятого года, после чего перешел в собственность города. Выступ фасада на несколько метров вглубь площади кровавой полосой лег на историю ее семьи.

В восемнадцатом веке графу Кинских удалось подкупить местных чиновников, которые закрыли глаза на размеры дома. В те времена строжайше запрещалось отходить от строительных норм, поэтому продажных чиновников повесили на Староместской площади перед только что возведенным дворцом, а предок Анеты отделался лишь штрафом.

Сейчас в «рыжем» доме располагались офисы национальной галереи Праги и исторического общества.

Кинских выудила из клатча карту-пропуск и направилась к главному входу, прокручивая в голове события недельной давности.

* * *

Ровно неделю назад она ступила на красную дорожку Пражского Града, гордо вскинув подбородок. Возле стойки с распорядителем бала гостей встречал сам мэр. Анета удивленно замерла, но, вспомнив, что идет предвыборная кампания и правящая партия не набрала пока достаточное количество голосов для победы, она осознала смысл этого.

Мэр любезно подал руку, окидывая наряд Анеты одобрительным взглядом. Алый атлас платья провокационно обрисовывал грудь в глубоком вырезе и почти полностью оголял спину. Маленький рост она компенсировала туфлями на высоком каблуке, но рядом с почти двухметровым мужчиной сама себе казалась гномом.

– Пани Кинских, рад вас видеть, – улыбнулся он, пожал руку и добавил не так громко: – Графиня, вы восхитительно выглядите.

Анета мило улыбнулась и как можно более ненавязчиво оглядела его костюм-тройку, прикидывая, в каком из карманов он держал необходимый ей предмет и держал ли вообще. Ее внимание привлекло кольцо-печатка на руке мэра. Папские ключи, перевитые змеями. Занятная вещица, довольно старая. Мужчина не носил это кольцо ранее, и это еще сильнее подогрело ее интерес. Кинских перевела внимательный взгляд на его лицо.

– Спасибо.

– Подарите мне танец?

– Подарю, – ответно улыбнулась графиня.

План состоял в том, чтобы станцевать ровно с шестью мужчинами на званом балу. С теми, кто владел ключами. Она сомневалась в том, что все они носили их при себе, однако фамильная серьга с бриллиантом в ухе графини служила микрофоном, а на другом конце слушал напарник по предстоящей работе. Если на торжественном вечере не окажется искомого, ее человек посетит в поисках ключей дома и офисы. Предвкушение опасной игры разливалось по венам Анеты горячей дозой адреналина.

Кинских расправила плечи, нервно выдыхая. Приподняла подол длинного атласного платья и шагнула в заполненный зал. Голоса сливались в единый гул, напоминающий шум роя пчел. Старинные громадные люстры расплескивали свет, играя бликами на крупных драгоценностях, которыми блистали гости на приеме. Окна в пол показывали луну и острые шпили собора Вита. Готический Владиславский зал служил крупнейшим церемониальным помещением средневековой Праги. Серо-охровый, в зависимости от времени суток и освещения, он очаровывал кажущейся простотой. Ступая в него, Анета словно заглядывала в самые сокровенные глубины собственной души. В зале отсутствовали колонны, а свод покоился на стенах, декорированных пилястрами, напоминающими ребра. Пилястры соединялись под сводом переплетением нервюр[5], создавая мрачный узор в виде цветов. Во время строительства это было новаторским решением, за что архитектору пожаловали дворянское звание.

Эпохальный Владиславский зал Пражского Града праздновал семьсот лет со дня рождения Карла IV – любимца нации. Как историк, тщательно изучавший его правление, Анета знала о «благочестивом» Карле целый ворох грязных секретов, до которых широкая публика не добралась. Любимый всеми король оставил после себя пустую казну и сотни необъяснимых загадок, которые она надеялась раскрыть. В любом случае дело было не в приеме в честь именин мертвого средневекового короля, а в возможности получить желаемое и не сесть в тюрьму. Для последнего графине требовались весь ее опыт, холодная голова и, безусловно, изящество, присущее особам из высшего общества.

Премьер-министр открыл бал приветственной речью. Зазвучала музыка в исполнении оркестра филармонии. Пары закружились в вальсе. Официанты сновали между гостями с подносами, уставленными бокалами с шампанским. В зале витал смешанный аромат изысканных и слишком ярких парфюмов. Анета почувствовала, что начинает задыхаться, поэтому отошла ближе к окнам, где никого не было. Она всегда остро реагировала на сильные запахи, которые вызывали приступы головной боли. Подышав пару минут, направилась к узким столам, расставленным вдоль стен. Те, кто не танцевал, сбивались в группы рядом с напитками и закусками.

Сбоку она заметила знакомый силуэт.

– Нашел! – Теодор предложил ей руку и мягко повел к танцующим.

Тео, как и большинство мужчин на приеме, облаченный в черный фрак, выглядел истинным аристократом.

– Ты сегодня роскошна, – шепнул он, собственнически сдвинув ладонь на оголенную спину спутницы.

Анета и правда этим вечером нравилась себе: атлас алого платья, обрисовывая фигуру, переливался, словно живой.

Пары кружились и кружились. Вальс сменялся фокстротом, затем кадрилью и снова медленным танцем.

Кинских проверила председателя палаты депутатов, председателя Сената, мэра, архиепископа и настоятеля столичного капитула собора Вита, однако никак не могла подобраться к премьер-министру. Тот не танцевал и большую часть мероприятия находился в окружении других политиков.

– Пани Кинских? – окликнули ее, когда она пробралась к столам с закусками, чтобы найти мартини.

Тео пригласил на танец супругу мэра, и она наконец осталась одна. После того как ее позвали, за спиной стихли разговоры.

Кинских повернулась, от улыбки уже сводило скулы, но увидев мужчину, губы сами собой растянулись еще шире.

– Могу я пригласить вас на танец? – спросил премьер-министр Чехии, лукаво приподняв брови.

С Мартином Черным Анета училась в одном университете. Она – на первом курсе исторического, а он – на последнем юридического. Стремительная политическая карьера выпускника Карлова университета ставилась в пример для подражания буквально каждому студенту.

– Конечно.

Они вошли в круг танцующих, заиграл венский вальс. Анета будто случайно оступилась и на мгновение теснее прижалась к мужчине, при этом ее губы оказались всего в нескольких сантиметрах от лица Мартина. Сердце графини застучало быстрее. Министр, рассматривая ее лицо, закусил нижнюю губу, а потом почти коснулся губами щеки. Она скользнула рукой по его телу, огладила карманы, быстро извлекла оттуда ключ и вернула ладонь на плечо. Маленький металлический предмет жег левую руку, так и норовя выскользнуть из плена ее пальцев.

– Прошу прощения, – Кинских изобразила неловкость и почувствовала, как жарко стало щекам.

Мартин благодушно покачал головой и крепче сжал ее руку в своей, ведя в танце. Анета отвлеклась, размышляя, почему весь вечер ни с кем не танцевавший министр вдруг пригласил именно ее. Случайность?

– Пани Кинских, я слежу за аспирантами, пишущими докторские работы. Какую тему вы выбрали? – Глубокий взгляд синих, как Маховое озеро, глаз мужчины изучающе прошелся по ее лицу.

– Пишу о влиянии легенд на историю Чехии.

– Занимательно. Вам нравятся легенды?

Анета как можно равнодушнее испустила короткий смешок. Из предложенных для изучения тем эта была самой болезненной для семьи, поэтому она и взяла ее. Вслух же Анета, намеренно не скрывая иронии, ответила:

– Мне нравится история, факты. Легенды служат лишь оберткой, которая приукрашивает события, но также часто искажает их.

– Мы обязательно подискутируем на эту тему. В другой раз, – улыбнулся премьер-министр, и от того, как он выделил «в другой раз», словно обещая нечто интимное, не меньше, Кинских на секунду стало неловко.

Танец закончился, и Анета, поблагодарив министра, быстро направилась в дамскую комнату. В крошечном клатче, сшитом на заказ, помещался телефон и шесть отделений для ключей. Скорее всего, если кто-то бы наблюдал, решил бы, что у нее недержание: слишком часто она отлучалась попудрить носик. В туалете Анета достала ключ, временно заимствованный у Мартина. Несколько раз сфотографировала на телефон и, зажав в руке, вернулась в зал. Нужно было положить ключ на место, а именно в нагрудный карман жилета пана Черного.

Путь к премьер-министру преградил Тео.

– Анет, потанцуем?

Пока она думала, как выкрутиться, заметила волнение в свите Мартина. Когда один из охранников отошел, она увидела первого министра, хлопающего себя по карманам, вне всяких сомнений, в поисках ключа. Если поднимется тревога и ключ не найдется, хранители могут перестраховаться и унести реликвию, тогда шанс будет упущен.

Анета спокойно подала руку Тео и переплела пальцы с его. Они влились в поток пар. Играла полька, и за пару минут их дуэт протанцевал полукруг и поравнялся с беспокойным Мартином. Графиня оступилась возле его свиты, остановилась и демонстративно поморщилась, словно от боли. Присела и подняла с пола ключ.

– Наступила на него. Это не твой? – громко спросила она у Тео.

Ей удалось привлечь внимание, и взгляд министра замер на девичьих пальцах, сжимавших ключ.

– Пани Кинских, кажется, я обронил это, когда мы танцевали.

Мартин приблизился, и Анета протянула ему ключ. На лице министра отразилось явное облегчение, такое же испытывала и графиня. Поблагодарив и рассыпавшись во взаимных комплиментах с Мартином, пара продолжила танцевать.

Пока Тео вел ее на последних аккордах польки, Кинских гадала, найдет ли напарник три оставшиеся ключа в домах чиновников. Четыре из семи она собрала сама. Самый важный достался очень легко. Дело в том, что Теодор был личным секретарем президента и хранителем его регалий. Поэтому Анета сфотографировала ключ, когда пришла к Тео на работу.

Чтобы изготовить точную копию, совершенно не обязательно корпеть над слепками и прочим. Достаточно сфотографировать оригинал ключа как минимум в двух плоскостях на камеру с высоким разрешением и превратить снимок в 3D-модель. Этого хватит, чтобы распечатать годную замену.

Анета обожала реликвии и старинные вещи, особенно забирать их у людей, не ценящих то, чем они владели. Она возвращала ранее украденное из Чехии, посещая черных коллекционеров, естественно, без согласия последних. Иногда Анету нанимали, чтобы вернуть реликвии чешскому роду, иногда она просто оставляла антиквариат в народном музее. Кинских считала, что произведения искусства должны принадлежать законным владельцам.

И делала она это отнюдь не по нужде, благо лекторам-историкам в стране хорошо платили, да и наследство у нее приличное, но из денег семьи Анета старалась не брать ни кроны, чтобы оставаться независимой от родителей и их правил.

Графине нравились погоня и охота. Охота за артефактами. Опасность обостряла чувства и стимулировала мозг. Предстоящая кража обещала стать самой значимой в ее жизни, ведь в короне скрывался личный интерес. Удивительней всего казалось то, что Кинских планировала вернуть реликвию обратно.

Анета предпринимала попытки избежать кражи, неоднократно через профессора подавая заявку в Пражский Град на исследование, но всякий раз получала отказ из-за отсутствия нескольких докторских степеней и седых волос. Она злилась, а затем успокаивалась, вспоминая свою семью. С детства Кинских воспитывалась няней, после тринадцати училась в частном пансионе, но лишь к восемнадцати годам поняла, что в аристократических семьях такое отношение к отпрыскам считалось нормальным. Родителей растили в атмосфере тотального снобизма, пусть титулы уже и были никому не нужны.

Тем временем бал продолжался. Кинских пригубила второй бокал с мартини, когда рядом оказались несколько дам, номинально носящих дворянские титулы.

– Анета, дорогая, а вы слышали, как судятся князья Лихтенштейн за замки Леднице и Валтице? – спросила княжна Шварценберг – полная особа лет сорока, дважды побывавшая замужем и оставшаяся вдовой. Благодаря удачным бракам приумножила родовое состояние в несколько раз.

– Да, громкое дело.

Собственность Лихтенштейн конфисковали после Второй мировой войны на основании Декретов Бенеша, забиравших имущество «врагов чехов и словаков» – немцев, венгров и лиц, сотрудничавших с гитлеровской Германией. С тех пор фонд князей судился со страной на протяжении многих лет. Новые обстоятельства дела и вердикты суда появлялись в газетах с периодичностью в десять-пятнадцать лет и всякий раз привлекали внимание.

– Мы бы тоже судились, если бы нам не отдали принадлежащее по праву.

– У меня другое мнение на этот счет.

– Ну, конечно, – она мило улыбнулась, и Анета крепче стиснула ножку бокала с мартини. – Кинских большую часть своих имений отдали стране.

Вокруг них собрались несколько представителей партий, подошел мэр с супругой. Анета вернула приторную улыбку и произнесла:

– Решения рода я целиком поддерживаю. У нас и без того много недвижимости, а замки теперь может посетить любой желающий. Разве вы не за то, чтобы люди знали историю, могли ступить туда, где жила знать Богемии? Ведь именно высокие чины и знатные сословия обязаны культурно обогащать остальное население.

После этой реплики тему имущества больше не затрагивали, по крайней мере, при Анете.

Подискутировав на политические и исторические темы с как можно большим количеством гостей, Кинских выдержала положенное время светского мероприятия. Незаметно вернув оставшиеся ключи их законным владельцам, с удовлетворением выдохнула и решила, что можно уйти.

– Ко мне или к тебе? – жарко прошептал Тео, снова появившись словно из ниоткуда и приобняв ее за талию.

– Прости, пожалуйста. Ужасно голова разболелась. Я приму аспирин и лягу спать. Встретимся завтра?

Графиня придала лицу грустное выражение. Мужчина проникся и вызвал такси, кидая на нее встревоженные взгляды. Когда его отвлекли чиновники, девушка быстро спустилась с парадных ступеней. Обернулась и помахала на прощание, внутренне ликуя, что смогла так легко отделаться.

Устраивая в авто многочисленные метры бального платья, она посмотрела на водителя в зеркало заднего вида:

– Серпантинная семь, пожалуйста.

* * *

Из воспоминаний недельной давности Анету вырвала вибрация мобильного.

«Энн, встречаемся в десять?»

К слову, ей не нравилось имя «Анета», но коротким и хлестким «Энн» она разрешала называть себя только близкому кругу.

«Буду на месте раньше. В восемь».

Завтра. Они сделают это завтра ночью, а сегодня нужно как следует подготовить место для исследований. Кроме офиса во дворце Кинских, графиня негласно владела значительной частью здания. Анета не была бы собой, если бы не знала о тайных комнатах и проходах между стенами. О них не пронюхали даже многочисленные реставраторы дома номер двенадцать на Староместской площади. Подготовить стерильную комнату для вещи, которую она хотела украсть, оказалось совсем непросто. Чтобы не повредить реликвию, требовалось оборудовать помещение специальными вытяжками, прецизионными кондиционерами, чтобы поддерживать точные параметры температуры и влажности. Купить множество инструментов для углеродного анализа, которыми Кинских еще только училась пользоваться. Однако стремление утереть нос ученым Пражского Града, которые опубликовали неверные результаты, было сильнее всех неудобств.

Наступил день икс. На работе Анета выглядела рассеянной и часто сбивалась на лекции, которую читала для студентов первого курса. Чем быстрее бежали часы до вечернего события, тем больше графиня нервничала, то и дело кусая губы. После работы, подъезжая к району Глубочепы, где находился ее уютный дом, Анета ощутила металлический привкус во рту.

Девушка зашла домой: сменила строгий офисный костюм на куртку, черное худи и туристические широкие штаны со множеством карманов. Собрала светлые волосы в хвост и набросила капюшон на голову. Стерла косметику и стала бледной, отдаленной копией пани Кинских.

* * *

Пражский Град горделиво топорщил шпили в закатном свете. Туристы, щелкая камерами фотоаппаратов, неторопливо покидали его территорию. На соборе Святого Вита зажглась подсветка, окрасив желтым резные арки и башню с колокольней. Почетный караул закончил смену и свернул пропускной пункт возле главных ворот. Энн поняла, что пора. Она обогнула Град и направилась в район Нове Место.

Они условились встретиться со стороны закрытого черного хода. Едва она приблизилась к месту, как ее охватило раздражение.

Напарник Эдгар уже перемахнул ограду, как чертова лань, хотя весил вдвое больше. Они собирались проникнуть в святая святых через тайные королевские коридоры. Вход в эти самые коридоры притаился в закрытом для посещений Оленьем рве[6], представляющем собой парк под Пражским Градом.

Пробежав словно две безликие тени вдоль оврага, они остановились перед решеткой. Повозившись с замком, двинулись по короткому темному коридору и оказались перед капеллой Святого Вацлава. Сразу за ней виднелись резные двери, ведущие в собор Святого Вита. Стены, украшенные фресками и позолоченной лепниной, угрожающе нависли над ними, заставив Энн поежиться и на секунду усомниться в своей затее.

Эдгар тем временем выудил из рюкзака планшет и, поколдовав, усмехнулся. Камеры этой части Пражского Града закольцевали изображение в реальном времени и транслировали одно и то же, но все также правильно отсчитывая время.

План был прост: дождаться смены почетного караула в вечернее время, когда градные стражи[7] покидают пост на несколько минут. Тогда же и включить сигнализацию в самой отдаленной от Энн и Эда зале, отвлекая внимание. Не успеет стража вернуться, как они уже уйдут.

Согласно плану где-то далеко в здании запищала сигнализация. Торопясь, Энн оглядывалась в поисках дверей, ведущих в хранилище, как вдруг недалеко раздались тихие шаги. Энн приложила руку к груди, пытаясь унять бешено стучащее сердце, которое, казалось, могло выдать их. Эдгар вытолкнул напарницу в главный зал собора и, не придумав ничего лучше, они забились под скамьи для молитв.

– Ты отдавил мне ногу, – шикнула она напарнику, который полулежал, скрутившись на ее нижних конечностях.

– Прости, Энн, – прошептал мужской голос. – Ни черта не видно.

– Зачем я только рассказала тебе о короне? – сокрушалась она.

– Потому что сама трусила идти, – спокойно осадил он, прислушиваясь. – Никого. Можем выходить.

Эд выкатился из-под скамьи первым и рывком вытащил почти распластавшуюся Энн. Напарник уверенно двинулся в сторону алтаря. Эдгар был младше Анеты на несколько лет, а выглядел так и вовсе мальчишкой: с вечно растрепанными рыжими вихрами и крупными веснушками на щеках. Охотой на антиквариат он занимался, чтобы расплатиться с долгами своего неудачника-отца. Тот проиграл заем довольно крупному казино, а затем покончил с жизнью самым трусливым способом – застрелившись. Долги отца переложили на мальчишку, и Анете было искренне жаль Эда. Он ни в какую не хотел брать деньги у нее просто так. В сегодняшнюю авантюру Кинских втянула его, пообещав щедро заплатить за помощь, потому что действительно не решалась провернуть задуманное в одиночку.

Тихо ступая за напарником, девушка вытерла рукавом пыльную паутину, налипшую на волосы.

Зная, что нужно спешить, она все равно не смогла не рассматривать собор: в темное время суток он выглядел пугающе прекрасно. Многочисленные витражи пропускали лунный свет, который танцевал на скульптурах и картинах. Высокие белые своды, стрельчатые проемы и мраморно-холодные колонны создавали ощущение, что Энн очутилась внутри скелета доисторического монстра. В помещении витали ароматы ладана, потухших свечей и совсем немного – сырости.

Снова остановившись возле капеллы, они простучали стены, но ничего не обнаружили. В редких источниках говорилось, что в коронную палату можно попасть из капеллы Вацлава, но конкретное местоположение хода умалчивалось для сохранности величайших ценностей республики. Нужно было торопиться, у них оставалось не так много времени.

– Есть, – с облегчением прошептала Энн, услышав глухой звук от стука пальцев по стене.

Очертания двери с трудом угадывались, но Кинских знала, что она должна быть там. Замки и ручка оказались замаскированы фальшколонной, которая отъехала в сторону, едва Кинских к ней прикоснулась.

Вход в коронную палату запирался на семь замков, ключи от которых находились у президента, председателя палаты депутатов, председателя Сената, премьер-министра, мэра, архиепископа и настоятеля столичного капитула собора Святого Вита в Праге. Главная драгоценность покидала хранилище и показывалась публике в течение нескольких дней примерно раз в пять лет. Поэтому Энн подгадала момент, когда ее выставят и занесут обратно. Обычно после выставки реликвию не посещали и не трогали примерно с неделю, считая, что ей могут повредить даже перепады температур. Энн считала это бредом дилетантов, хотя в данный момент он был им на руку. Реликвией, за которой охотилась графиня Анета Кинских, была знаменитая корона святого Вацлава[8].

Эд ловко вставлял ключи в замочные скважины, продвигаясь снизу вверх. Когда седьмой ключ вошел в паз, Энн начала проворачивать самый нижний. В соборной тишине щелчки казались оглушительно громкими. Темными силуэтами они скользнули внутрь коронной палаты. Черный матовый футляр, похожий на огромное яйцо, лежал на постаменте в центре помещения.

Кинских застыла, не в силах поверить, что видит перед собой желанную реликвию.

– Энн? – окликнул напарник. – Энн! – снова шикнул он. – За дело!

Кинских опомнилась и начала доставать отмычки из потайных карманов одежды.

«Апчхи!» – громкий звук, усиленный эхом, наполнил палату. Даже в полумраке Эд смог бы увидеть, каким взглядом Энн прожгла его.

– Прости. Запах из кадил. Ничего не могу с собой поделать.

Еле слышно ругаясь, словно два шипящих полоза, они легко сняли тонкий обод с запирающего механизма, открывая футляр из коровьей кожи, изготовленный еще при правлении Карла Люксембургского. На крышке футляра были нарисованы два герба: слева черный орел на золотом поле – символ Священной Римской империи, а справа белый лев на красном поле – знак Чешского королевства. Корона лежала на бархатной кроваво-красной подушке, таинственно переливаясь в полумраке.

Обманка для сигнализации, искусно сделанная Эдгаром, сработала как надо. Он положил на подушку металлический каркас, в точности повторяющий вес и очертания короны, за секунду до таймера включения тревоги. Энн благоговейно взяла венец в руки, всматриваясь в огромные сапфиры и изумруды, сияющие на ободе и скрещенных пластинах, идущих вверх, таким образом создавая золотую шапку. Корону украшали девяносто шесть драгоценных камней и двадцать жемчужин.

Ничего красивее в своей жизни Энн еще не держала в руках. Пару секунд она любовалась, а затем, аккуратно упаковав венец в пупырчатую пленку, засунула его в холщовый рюкзак, приладив тот к спине. Эдгар отошел к дальней стене, что-то рассматривая.

– Уходим! – скомандовала она напарнику.

– Подожди. Ты это видела? Нет, ты точно должна это увидеть, – звал Эд к неприметной нише.

Энн раздраженно закатила глаза, но подошла. В дальнем углу коронной палаты, в нише за стеклом стояли деревянные ящики, богато украшенные камнями.

– Ты представляешь, в них лежат головы королей и королев, – в голосе парня слышалось восхищение вперемешку со страхом.

– Знаю, – улыбнулась Кинских. – Карл ввел эту мерзкую во всех смыслах традицию, хотя его самого похоронили целым.

– Давай возьмем? – шутливо предложил Эдгар.

– Нет, – отрезала она, но было поздно. Напарник случайно коснулся стекла, которое с грохотом осыпалось, словно только и ждало, когда к нему притронутся. Противно завыла сирена, и послышался топот ног.

– Ну ты и кретин! – Энн зло влепила недотепе подзатыльник. – Бежим!

Выбежав из палаты, они бросились в разные стороны. Энн прокралась по тайному королевскому коридору таким же путем, каким и вошла. Эдгар же завернул в главный зал святого Вита.

Кинских неслась прочь из Пражского Града, соревнуясь с полицейскими машинами. В ночной Праге было светло как днем. На бегу она сняла рюкзак с плеч, а затем сбросила кожаную курточку и, подхватив какую-то рубашку, оставленную рядом с контейнером для текстиля, метнулась в проулок. Потом в еще один. Потом оставила рубашку, набросив ее на бездомного, дремавшего на скамье у входа в парк. Воровато оглядываясь, она пыталась идти спокойно, но злосчастная корона будто обжигала Анет спину, заставляя ускорять шаг. Руки тряслись так сильно, что пару раз, порываясь вызвать такси, она промахивалась и звонила куда угодно, но только не по нужному номеру. Кинских не знала, почему настолько испугалась: то ли потому, что сорвался тщательно продуманный план, то ли потому, что была не слишком уверена в безнаказанности.

За углом резко завыла полицейская сирена, и Энн бросилась бежать, снова поддавшись необъяснимому страху. Проскочила какую-то ограду и оказалась…

«Черт! Кладбище. Молодец, Эн», – мысленно обругала она себя и решила, что стоит затаиться. По городу не умолкая выли сирены. Кража национальной реликвии – громкое, очень громкое дело для всей Чешской Республики. А значит, их начнут искать раньше, чем она рассчитывала. Энн накрыло волной паники, она прижала руки к животу, ощущая, как внутренности скрутились в болезненный, тяжелый ком. Только сейчас Кинских в полной мере осознала, в какую передрягу попала, поддавшись на уговоры своей гордости и жажды доказать с помощью короны себе и всему миру, что сверхъестественного не существует.

Энн достала телефон, переставила сим-карту и несколько раз набрала напарника, но он не ответил.

«Хоть бы Эдгар не попался», – повторяла она мысленно, точно мантру. Если бы он не тронул витрину с головами, они бы уже счастливо отмечали удачный исход дела. Напряженно размышляя, Энн брела между увитых плющом могил, смотря под ноги.

Она оказалась на Старом еврейском кладбище. Надгробные плиты, полуразрушенные временем и погодой, жались друг к другу и походили на звериные клыки, если представить, что город был бы огромным волком, а кладбище – его пастью. В отблесках света, которым уличные фонари пытались достать до территории кладбища, Энн видела на плитах звезду Давида. На некоторых были полустертые изображения птиц и животных, указывающие на душевные качества покойного. На паре надгробий вились знаки, обозначавшие принадлежность к профессии. Так, топор предполагал мясника, ножницы – портного, а пинцет – лекаря.

– Ну и занесло же меня, – тихо прошептала Кинских под нос.

Энн снова разблокировала телефон, собираясь вызвать такси. Венец требовалось как можно скорее доставить в стерильное помещение.

– Кто здесь? Кладбище уже закрыто для посещений! – раздался зычный голос со стороны сторожки. Луч фонаря скользил возле ног девушки, вынуждая бежать. Она помчалась прочь, прямо по могилам, боясь, что может так глупо попасться.

Когда ее нога наступила на очередной холмик, тот провалился, а вместе с ним рухнула и Энн. Падение вышло жестким, поскольку она упала на толстые доски, пахнущие свежей древесиной. Приземление выбило воздух из легких, заставляя Кинских сдавленно кашлять. Она лежала на гробу и сдерживалась, чтобы не закричать в голос от боли. Графиня пробила правую ладонь почти насквозь, вернее, насадила ее при падении на торчащий штырь. Слезы безостановочно текли по лицу. Стараясь не шевелить рукой, она внимательно осмотрелась.

На Старом еврейском кладбище уже лет двести как никого не хоронили, сделав его городской достопримечательностью. Посещение разрешалось лишь с экскурсией и родственникам, если таковые еще остались.

Яма оказалась не совсем могилой, скорее целым подземным склепом. Об этом говорили гроб и огромное пространство вокруг него: стены были укреплены, пол утрамбован. Энн пару минут лежала неподвижно, ждала, что ее вот-вот обнаружит кладбищенский сторож, но было тихо. Лишь надсадное дыхание девушки разгоняло царящее беззвучие.

Энн дернула руку и сняла с гвоздя, судорожно всхлипнув. Ладонь горела огнем, и кровь быстро пропитала гробовые доски. Трясущимися пальцами она достала телефон из кармана штанов, чтобы увидеть, как выбраться наверх, но мобильный ни в какую не включался, а фонарик был спрятан в одном из отделений рюкзака. Энн застонала и вытащила рюкзак из-под бока. Корона перестала больно впиваться в ребра.

«Святые диссертации! Надеюсь, она цела, иначе я совершу ритуальное самоубийство», – подумала она.

Не успела Энн слезть с крышки гроба, как послышались шорох и царапанье.

Звук доносился изнутри гроба.

Осознав это, Кинских замерла на секунду, а затем попыталась сползти с крышки. Однако невидимая сила отбросила ее в сторону, и Энн с ужасом увидела приближающуюся земельную стену склепа.

Глава 2

Libera nos a malo.
Избави нас от зла.

«Пражский трдельник»

«Жители Праги-1 шокированы тем, что произошло в резиденции президента. Звуки сирен, крики полицейских и комиссаров разбудили весь город. Власти пока не сделали заявления и не дали комментариев о случившемся. Очевидцы, живущие в Новом Месте, выдвинули предположения о преступниках, которые могли покушаться на президента. Ждем официальной информации.

Ваш Эл Вода».

Энн

Энн больно ударилась плечом и невольно вскрикнула, но рюкзак из рук не выпустила. Она приподнялась, пытаясь встать, при этом не выпуская каменный постамент с гробом из виду.

– Нет! Нет! Я снова жив? – Глухой голос доносился прямо из гроба.

Послышался шорох, затем звук рвотного позыва, а потом того, кто лежал в гробу, казалось, стошнило.

Поднявшись, Кинских застыла, открыв рот. Она прижимала рюкзак к груди, словно родного ребенка. Энн не могла поверить, что это все происходит на самом деле. Медленно ущипнула себя за лицо. За бедро. Затем за руку. Поморщилась от боли. Нет, это явно был не сон.

Ей вспомнились фильмы ужасов, которые она со смехом смотрела в ранние студенческие годы. Представила, как кто-то, наблюдая историю ее жизни, смеется, и от этого стало еще хуже. В фильмах главные герои погибали, в историях про зомби – становились живыми мертвецами. Энн хотела избежать и того, и другого, ища логичное объяснение происходящему.

Тусклый свет луны упал на высокий постамент с гробом. Она увидела, что крышка наполовину съехала, грозя вот-вот рухнуть наземь. То, что издавало звуки внутри, затихло. Энн тоже затаила дыхание, предположив, что это еще не конец галлюцинаций. Из гроба показалась рука. Обычная мужская рука с массивным золотым перстнем, каким в Средние века запечатывало послания богатое сословие. За рукой показался и ее обладатель. Кинских вжалась в стену, стремясь слиться с ней. Почти не моргала, боялась даже на секунду упустить из виду того, кто выбирался из гроба.

Он выпрямился. Луна стала светить ярче, нарочно показывая незнакомца. Высокий, возможно, из-за того, что все еще находился на постаменте. Старый: густая борода скрывала большую часть лица. Та, что была открыта – испачкана кровью Энн, которая попала на него сквозь немалые зазоры в крышке гроба. Волосы до плеч при таком освещении казались белыми нитями на голове, кожа, просвечивавшая сквозь них, усеяна пятнами. Полуистлевшая одежда висела пыльным мешком. Энн показалось, что глаза незнакомца отливали краснотой, цепко осматривая окружающее пространство. Мужчина встряхнулся на манер большого пса, а затем брезгливо скривился, когда заметил Энн.

– Влколак[9]? Кровь на вкус словно отрава и жжет похлеще серы. – Его глубокий голос заставлял внимать ему, хотя Энн ничего не поняла из сказанного, слишком ошарашенная событиями.

– Не понимаю, – прошептала она, пытаясь осознать, что происходит.

Старик облизнул губы, затем с отвращением сплюнул и пошатнулся. Он задрожал всем телом, издал стон и начал… начал меняться. Словно кто-то отматывал его годы, возвращая молодость. Борода, как и волосы до плеч, потемнели. Глубокие морщины разгладились, кожа стала бледной и чистой. Плечи распрямились, и фигура словно налилась мощью.

Энн забыла, как дышать, наблюдая за перевоплощением. Она напряженно размышляла: кто, вернее, что он такое. Живой мертвец, еще и резко помолодевший. Лицо казалось смутно знакомым. Хотя Кинских бы точно вспомнила его, если бы они встречались ранее.

Бред.

Он лежал в гробу.

Они не могли встретиться.

От мужчины исходила опасность, и Энн захлестнул животный страх, неведомый ей прежде. Она открыла рот, намереваясь спросить, кто он, но из горла не вырвалось ни звука. Энн закашлялась и попыталась снова, пока стоящий на постаменте разглядывал ее.

– Вас жестоко разыграли и похоронили? Или это ролевая игра такая? – сиплый чужой голос вырвался изо рта девушки, привлекая внимание незнакомца.

Мужчина изучающе смотрел на Энн черными, словно сама тьма, глазами. Кинских поежилась, еще крепче сжимая в руках рюкзак.

– Девчонка? – Удивление звучало в его голосе, как стук кубиков льда в стакане с мохито.

Энн смогла лишь медленно кивнуть.

– Как ты посмела поднять меня? – Таким тоном можно было заморозить всю Влтаву.

Вместе с его словами в ушах у Энн раздавалось собственное хриплое дыхание. Она пыталась что-то сказать, но лишь беспомощно ловила воздух ртом. Все это не могло быть правдой. Кража короны, которая обернулась диким бегством, падение в свежую яму на старом кладбище, гробница, разбитый гроб и помолодевший немертвец.

Кинских вскинула подбородок. Она не могла позволить себе умереть, забившись, как мышь в щель: дрожа и не понимая даже, от чего и почему погибнет.

Взгляд мужчины остановился на ее руках, сжимающих ткань рюкзака. Он шумно принюхался, гневно раздувая ноздри. Ярость, не сдерживаемая и неконтролируемая, разлилась в воздухе, заставляя затаить дыхание.

– Ты что наделала? Я чувствую корону у тебя в руках.

Смазанным движением он очутился возле девушки и схватил за шею холодными руками. От него пахло церковными благовониями и чем-то морозным.

– Зачем ты вынесла корону? Тебе известно о завесе!

Незнакомец поднял Энн над полом одной рукой. Она пыталась оттолкнуть его ногами, извивалась всем телом, словно беспомощный котенок, но не могла не то что ответить, а даже нормально вздохнуть. Мужчина скрежетал зубами, а в темных глазах, оттенок которых ей так и не удалось рассмотреть, плескалась обреченность.

Когда Энн почувствовала, что вот-вот соскользнет в обморок, мужчина все-таки разжал руку. Она упала на земляной пол, больно ударившись коленями. Хватая воздух и хрипя, Кинских сжимала и массировала шею руками. Мысль о том, что незнакомец точно не оставит ее в живых, не отпускала.

– Вы меня убьете? – спросила она и закашлялась.

– Зависит от ответов на мои вопросы. Пока ты не сказала ничего внятного.

«Ну да, как будто бред про влколаков и поднятие из могилы – это самое внятное, что я слышала в жизни». Мысленные язвительные комментарии помогали ей не скатиться в паническую атаку. Энн медленно сглотнула, да так, что получился неловкий громкий звук.

– Я хотела изучить венец, а потом вернуть на место. И ни о какой завесе я не знаю.

– Изучить? Ты, верно, шутишь? Девица, еще и незамужняя, носящая мужскую одежду. – Он с негодованием оглядел ее тело, а затем обернулся к гробу, рассматривая тот с толикой изумления на лице. – Где мы?

– Старое еврейское кладбище, – хрипло ответила она, продолжая массировать шею, на которой наверняка останутся огромные синяки от его пальцев. – Центр города. Влтава в двух кварталах.

На этом кладбище уже больше двухсот лет никого не хоронили. У евреев существовал запрет на уничтожение старых погребений, поэтому поверх прежних могил наносили дополнительный слой земли. Так могло располагаться до двенадцати могил в одной. Гроб, на который она упала, был странным исключением.

Незнакомец нависал над ней и с интересом слушал. Когда Энн сильно волновалась, история спасала ее психику. Факты и точные даты успокаивали лучше таблеток персена[10].

– Какой сейчас век от Рождества Христова?

Кинских хотела сыронизировать, но прикусила язык и зло выпалила:

– Двадцать первый. А ты из какого?

– Из четырнадцатого, – машинально ответил он.

Мужчина сдвинул брови, озадаченно хмурясь. Заходил вправо-влево, постукивая пальцем по губам. Кинских медленно поднялась.

– Я же просил убить меня, как других. Что пошло не так? – бормотал он себе под нос.

Энн осторожно шагнула в сторону, стараясь держаться подальше от незнакомца. Сердце с болью билось о ребра, пока она пыталась найти убедительное объяснение всему происходящему. Ушибленная рука и пропоротая ладонь вынуждали поверить в то, что человек действительно лежал в могильной яме, похожей на склеп, пока она на него не рухнула.

От волнения Кинских подташнивало. Она помнила про спрятанный электрошокер, но боялась лишним движением привлекать внимание мужчины. Незнакомец пугал до колик в животе. А то, как он понял, что в рюкзаке корона, словно и правда ее почувствовал, вызывало еще больший ворох вопросов.

Энн решилась:

– Помогите! На помощь! Я упала в яму! – Крик глухо отбился о земельные стены и нехотя взвился ввысь.

Незнакомец опешил, удивленно вскидывая брови. Она же наконец достала из кармана рюкзака электрошокер, приготовившись дорого отдать свою жизнь. Мужчина сделал шаг к ней, а Энн отпрянула. Дрожащей рукой выставила оружие перед собой. Он посмотрел на электрошокер, нахмурился, словно не понимая, что у нее в руках, и сделал еще один шаг.

– Не подходи, иначе получишь разряд, и жалеть вольт я не стану. – Она подняла выше шокер, почти касаясь им груди мужчины, пока тот с любопытством его рассматривал. – На помощь! – снова закричала Энн.

Незнакомец поморщился и дернул себя за бороду, словно успокаивая. Отступив на шаг, мужчина сложил руки на груди, показывая, что не нападет.

– Как вас зовут? – спросил он, впервые обратившись к ней с малой ноткой уважения.

– Анета.

– Просто Анета?

– Моя фамилия тебе ничего не скажет.

Кинских наконец заметила, что «тыкала» ему почти все время, хотя после того как непонятно кто сжимал ее шею, это казалось вполне логичным.

Он хмыкнул и хотел отряхнуть свою одежду от пыли, но неожиданно та лохмотьями опала к его ногам, оставив незнакомца практически голым: лишь на бедрах задержались подобие портков и правый рукав так и остался на нем.

Если бы до этого он не пытался придушить Энн, она бы посмеялась, но сейчас лишь позлорадствовала, хотя его тело выглядело идеальным. Угрожающе широкие мускулистые плечи, рельефная грудь, крепкие ноги. Темная вязь замысловатых татуировок тянулась от основания шеи, переходя на плечи, грудь и руки, словно одевая тело в доспех. Он заметил, что его рассматривают, и гордо вскинул подбородок, прищурившись, наблюдая за ее реакцией.

Энн сдержала фырканье, снова делая шаг от него. Взгляд незнакомца из надменного стал хищным.

– Ты… вы не представились, – попробовала Энн узнать его имя, желая отвлечь от охоты, потому что это выглядело именно так.

– Зови меня Карл.

– Карл? Как короля? – невольно поддела она.

– Как короля, – подтвердил он и улыбнулся, но за этой улыбкой ничего не стояло: лишь имитация эмоций.

Карл перекрыл все пути к отступлению, практически зажав ее в углу. Она испуганно обняла рюкзак, а шокер опустила, выжидая момент.

– Вы ведь не знаете, что наделали? – спросил он, всматриваясь в лицо Энн.

Она промолчала и надела рюкзак, спрятав за спиной. Он жадно проследил за движением, но не предпринял попытки отобрать корону.

– Проводите меня в Пражский Град. Нужно вернуть корону до рассвета, иначе спадут охранные чары, и Богемию затопит кровью.

– Какой-то дурной сон, – пробормотала Энн, размазывая злые слезы, непонятно как появившиеся на щеках. Больше всего на свете ей хотелось проснуться и понять, что вся эта ночь была лишь кошмаром, спровоцированным нервами по поводу предстоящего дела.

– Вы воровка, Анета? – вкрадчиво спросил Карл, и ей на мгновенье захотелось подчиниться силе его голоса.

– Скорее, любительница древностей, – она яростно вытерла влагу с щек.

Где-то за оградой кладбища пронеслась полицейская машина, оглашая улицы сиреной. Карл вздрогнул и поднял голову. И тогда Энн решилась: резко вытянула руку и ударила шокером, поставив заряд на максимум.

Карл затрясся, глаза удивленно округлились, а волосы на бороде приподнялись, топорщась в разные стороны. Он не упал и, кроме того, что слегка пошатнулся, кажется, не испытывал никакого дискомфорта. Карл выхватил шокер, сжал в кулаке, и устройство раскрошилось под натиском его сильных пальцев.

Он потянулся к Энн, и она замахнулась, чтобы ударить, но Карл легко перехватил руку и прижал к себе. Карл крепко обнял девушку за талию и оттолкнулся от пола, прыгнув на постамент. Снова оттолкнулся, и через секунду они уже стояли на кладбище, вылетев из ямы.

Кинских снова испытала чувство нереальности. Она не могла понять, как он это сделал. И как узнал, что в рюкзаке корона?

– Не помню этого кладбища, – мужчина отпустил ее и сжал руками свое горло, словно оно вдруг заболело.

Энн бросилась бежать, но преодолела всего пару метров, как Карл догнал ее и схватил за локоть. Кинских обернулась и фальшиво произнесла:

– Тебе нужна одежда, иначе нас задержит полиция.

А сама подумала, что лучше бы задержала.

– Полиция?

Энн закатила глаза, сдерживаясь, и поддержала этот фарс.

– Орган власти, отвечающий за порядок, расследующий злодеяния.

– Понял, – невозмутимо кивнул он. – Давайте найдем одежду.

И посмотрел на Энн, словно она была его слугой, в обязанности которой входил поиск облачения.

– Я сейчас, – вздохнула она, понимая, что придется добыть ему одежду, тем более рядом дом сторожа, а контейнер с текстилем может стоять через несколько улиц отсюда.

Карл последовал за ней огромной бесплотной тенью, не давая шанса сбежать. Энн чувствовала лишь дуновение ветра сзади, но не слышала шагов, что очень пугало, заставляя кожу покрываться мурашками. Полуразрушенные надгробные камни все так же стояли почти вплотную друг к другу. По земле, извиваясь змеями, вились кладбищенские вечнозеленые ветви плюща.

Кинских приблизилась к одноэтажному дому-сторожке, который прижимался к каплице – мрачной готической постройке из потемневшего песчаника с острым шпилем. Охранник отсутствовал. Она заглянула в светящееся окно: в комнате было пусто. Энн открыла входную дверь и наткнулась взглядом на заполненную вешалку, очевидно, служившую еще и шкафом, так как верхняя одежда вместе со штанами была свалена в одну кучу. Быстро схватила первое попавшееся пальто, старые джинсы и видавшие виды кроссовки.

Карл сморщился, но облачился в то, что было: пальто грозило вот-вот разойтись в плечах, а джинсы доходили до середины икр. Ему пришлось остаться босиком – обувь оказалась слишком мала.

Кинских достала телефон, снова попытавшись его включить. Не вышло. Энн переживала за Эда, который побежал в другую сторону и мог вполне угодить в руки градным стражам.

Энн оттянула рукав куртки, чтобы посмотреть который час. Сколько раз намеревалась купить смарт, но расставаться с антикварными часами, подаренными дедом, не хотела. Часы показывали полночь. Карл тоже взглянул на циферблат.

– Нам нужно спешить. До рассвета осталось мало времени.

Она отвернулась, услышав шум за оградой. При этом думала: «Точно сумасшедший. А то, что он помолодел у меня на глазах, я обязательно обдумаю и постараюсь логически объяснить себе позже».

– Анета? – позвал он с угрожающими нотками в голосе и перешел на «ты»: – Ты не веришь?

Энн повернулась, да так и застыла. Карл оскалился, показывая острые, как шпили собора Вита, клыки. Его лицо превратилось в жуткую маску, руки почернели до локтей, из пальцев вылезли черные когти. В глазах словно разлилась кровь. Кинских попятилась, натыкаясь на надгробия, не способная что-либо сказать или хотя бы моргнуть. Ей словно дали заглянуть в сам ад, приоткрыв створку.

– Ты…

Она хотела спросить, вампир ли он, но произнесла лишь:

– Кто ты?

Он пошатнулся, снова обхватив руками горло. Клыки Карла исчезли, когда он облизал губы.

– Я спал в гробу, прыгнул на немыслимую для человека высоту и отрастил когти. Кто же я, по-твоему?

Она промолчала, не собираясь отвечать. Напуганная и растерянная. Он медленно приблизился и наклонился к ее лицу, совсем близко, так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Неужели влколак не знает о существовании своих врагов?

Энн нахмурилась, не понимая, почему он снова так ее называет. Он принюхался, почти прижавшись носом к девичьей щеке, и протянул:

– Так ты не знала, кто ты. Славно.

«Да уж, славно, ничего не скажешь», – а вслух произнесла твердым голосом:

– Я никуда не пойду, пока ты мне не объяснишь, зачем возвращать корону.

Карл поморщился, но ответил:

– Это долгая история. Если коротко: не вернем венец – падет завеса, охраняющая границы Богемии от упырей[11].

Энн закашлялась, подавившись воздухом. Она помотала головой, но продолжала идти, петляя вдоль могил.

– Забирай корону, – предложила она, при этом лукавя. – И на этом наши пути разойдутся.

– Только тот, кто взял ее, должен положить обратно до рассвета.

Кинских хмыкнула и сжала губы, покусывая внутреннюю сторону щеки. Она ни на грамм не прониклась историей о короне, завесе, считая бредом. Упрямо заступила Карлу дорогу и приподнялась на цыпочки. Внутренний скептик требовал проверить, правда ли она увидела клыки или это ей почудилось.

– Что вы делаете? – изумленно спросил Карл.

– Хочу потрогать клыки, – тоном безумного исследователя ответила Энн.

Пальцами она бесцеремонно приподняла верхнюю губу Карла, как тут же он больно схватил ее за кисть и оскалился. Тонкие, длинные, неестественно белые клыки оказались возле лица Энн. А потом на глазах втянулись в десны, уменьшаясь до состояния почти обычных человеческих зубов. Слишком острых зубов.

– Больше не делайте так!

Ночи еще были недостаточно теплыми, и в толстовке Энн била дрожь. Она находилась в каком-то ступоре, в то же время ощущая, что все происходит на самом деле. Он реален, с клыками и прочим.

«Если он реален, так, может, дед говорил правду, и все легенды рода – настоящие? Да нет, чушь это все. Я поверю в упырей и влколаков, когда старые короли восстанут на благо Чехии. И то буду сомневаться. Легенды на то и легенды, чтобы веселить народ».

Когда они выбрались с территории кладбища, мужчину ослепил свет фонарей и витрин магазинов. Карл вздрогнул и шарахнулся в сторону от звука проезжающей мимо машины. Он крутил головой, смотря на огни и дома с освещенными окнами. Щурился от света и жадно рассматривал редких прохожих. Энн наблюдала за ним, не веря и пытаясь убедиться, что Карл и правда тот, за кого себя выдает. Она все ждала от него неточности, какого-то подвоха, чтобы объяснить себе нечеловеческую силу и способность выдвигать клыки.

То, что этот нечеловек пролежал в гробу, как он утверждает, целые столетия, ничуть не сказалось на его умении ориентироваться в Праге. Они шли полуподземными ходами, слушая, как сверху доносились звуки сирен, затем ненадолго ныряли в проулок, и Энн видела красно-синие огни полицейских машин и вертолет в небе. Карл часто морщился и дергался от громких звуков, а когда увидел в небе вертолет, потрясенно застыл.

Энн не хотела отдавать ему корону и не представляла, каким образом вернуть ее на место. Полиция и специальный военный отряд, охраняющий реликвии, скорее всего, полностью оцепили периметр Пражского Града. Она решила выждать подходящий момент и снова попытаться сбежать от Карла.

В очередном повороте на узкую улочку Старого города она поняла, что пора. Юркнула в узкий проход между домами. Задыхаясь, побежала, закинув рюкзак на плечи, пробитую руку жгло. За Энн никто не гнался, туристы и клубные завсегдатаи попадались на пути все реже и реже. Через три улицы Кинских решила пройти тоннель и сесть на ночной трамвай.

Над ней что-то пролетело. Она остановилась, задрала голову, но увидела лишь огромную тень. Не успела сделать шаг, как врезалась в знакомое пальто.

– Ты не сможешь сбежать, Анета. Я быстрее и найду тебя буквально везде. – Лицо Карла, скрытое бородой, ничего не выражало, но во тьме его глаз снова зажглись красные искры.

Страх скрутил живот колючей проволокой. Энн попятилась, собираясь снова пуститься в бегство, но его следующие слова заставили застыть на месте.

– Я могу убить любого жителя города. Любого, кто сейчас пройдет мимо. Смерть невинного человека ляжет грехом на твою душу.

Видя его клыки, царапающие губы при разговоре, Энн боялась и за свою жизнь. А страх, как известно, заставляет подчиняться. Она дернулась, но постепенно слова Карла достигли затуманенного паникой сознания. А когда в переходе показалась молодая пара, Кинских тяжело вздохнула и, сняв с плеч рюкзак, протянула Карлу.

– Забирай и отпусти меня.

Карл не взял рюкзак, хоть ему этого очень хотелось, судя по тому, как руки потянулись к короне.

– Я не могу ее взять. И повторяю: вернуть венец до рассвета должен тот же человек, который его взял, иначе…

– Завеса падет, – закатив глаза, договорила Энн его фразу, сказанную ранее в могильной яме.

– Да.

Она повесила рюкзак на левое плечо и подняла голову. Пражский Град освещался тысячами огней, а на его стенах отражались синие пятна проблесковых маячков. В небе так и кружил вертолет, пронизывая постройки внутри президентской резиденции белым светом мощных прожекторов, установленных на носу. Энн невольно сглотнула и, взяв мужчину под локоть, прогулочным шагом потянула за собой.

Шагнув на Кржижовницкую площадь, она поспешила к Староместской мостовой башне, откуда выглядывал пустующий Карлов Мост. На северной стороне площади находился костел Святого Франтишка из Ассази в форме равностороннего креста, а восточную часть украшал костел Святого Сальвадора, более любимый туристами из-за бело-черных стен и скульптур на фасаде.

Ее спутник остановился, а Энн передернулась от холода и страха быть пойманной. Ветер с реки пробирал до костей.

Карл ступал босыми ногами, не испытывая какого-либо неудобства, похоже, его ничуть не заботило, как он выглядит и как прохладно ночью. Подождав, пока он осмотрится – а мужчина крутил головой, внимательно оглядывая здания и вывески, она снова потянула его за локоть.

– Пойдем.

– Это кто? – Он указал на памятник Карлу IV, придирчиво рассматривая корону на голове и документ в руках монарха.

Кинских развернулась и, мученически вздохнув, ответила:

– Неоготическая бронзовая статуя Карлу Великому.

Вовремя остановилась, чтобы не добавить по университетской привычке, которая укоренилась во время любого вопроса ректора о Праге, год создания и имя архитектора. Что-то мелькнуло в выражении лица Карла, в блеске глаз. Мимолетное, но Энн стояла достаточно близко, чтобы успеть заметить. Гордость?

– Неплохо получился, – наконец проворчал он голосом, в котором явственно звучали довольные нотки. Иначе с чего бы морозный тон накрыло медом?

Когда они прошли башенную арку, на его лице расцвела улыбка, коснувшись темных глаз и осев в углах лучистыми морщинками. Он присел и любовно провел рукой по брусчатке:

– Еще стоит.

– Карлов мост сделан на века, – подтвердила она, думая о том, насколько старым мог быть ее спутник, если бы все, что он говорил, оказалось правдой.

– Карлов мост? – Губы мужчины подрагивали, силясь не растягиваться в еще большей улыбке. Создавалось впечатление, что мост был его давней возлюбленной, настолько сильная радость от встречи озарила черты.

– Мы спешим или уже нет? – спросила Энн, мысленно надеясь, что он передумал.

Однако лицо Карла тут же превратилось в каменную маску, точно, как у статуи, и он потянул ее в сторону Града. Энн едва поспевала за высоким спутником, почти перейдя на трусцу.

Когда они приблизились к черте Пражского Града, там царила паника. Полицейские машины выли сиренами, перемигиваясь фарами с пожарными. Рядом припарковался специальный отряд военных, охранявших самую большую президентскую резиденцию в мире.

– Что за адовы демоны? – прошипел Карл и укоризненно глянул на Энн, будто это она их создала. Хотя да, она, пусть и не сотворила, но точно виновата в их появлении здесь.

– Городские службы порядка, которые ищут корону святого Вацлава.

– Стражи? – фыркнул Карл. – Пойдем. – Он схватил ее за руку и потянул к ровной замковой стене, которая снизу уходила вверх, как и многочисленные ступени у Тгуновской улицы. Послышался звук шагов, впереди на лестнице залаяли собаки. Девушка непроизвольно сжала пальцы на локте мужчины. Карл положил ладони на шероховатую стену, прощупывая, словно искал что-то. Полицейские приближались.

– Почему не оцепили начало лестницы? Выполнять сейчас же! – Крик, раздавшийся неподалеку, резанул по нервам.

Карл тем временем ударил по отреставрированной кладке внизу, почти на уровне коленей. Потом еще раз. Звуки шагов и собачий лай приближались. Энн с трудом подавила желание броситься бежать, стараясь удержать себя на одном месте. Она уже представляла первые полосы газет со своей фамилией и заголовком: «Анета Кинских – неудачливая воровка», как наконец-то на замковой стене проступили очертания скрытой двери, казалось, отрисованной на камне. Энн удивленно охнула. Карл толкнул дверь, и они ввалились в темный коридор. Едва створка за ними закрылась, снаружи остановились полицейские. Псы, очевидно, учуяли след и кидались на стену, неистово оповещая всех, что нашли нарушителей и корону.

Кинских сняла рюкзак и порылась в поисках фонарика, чувствуя себя загнанной в угол. Беспросветность только прибавляла страха, особенно когда рядом стоял этот странный мужчина.

Замерзшими пальцами она нащупала кнопку, желтоватый луч в кромешной темноте показался особенно ярким. Карл осторожно забрал у нее единственный источник света, понюхал, покрутил в руках: выключил, включил и пошел вперед, освещая дорогу.

Коридором кто-то пользовался. Паутина свисала со стен, но проход был чист, как будто по нему недавно ходили другие люди.

Энн оглядывала полуразрушенные стены в паутине, на которых остались первые средневековые фрески. Это были не просто картины святых или царей. Нет. Эти рисунки рассказывали историю. Если бы она могла, то осталась бы здесь, чтобы подробно все изучить. Сейчас Кинских лишь позволяла себе поглядывать урывками на старый город, изображенный на стене, и толпу людей перед Пражским Градом. Все люди стояли, подняв руку и направив вверх средний и указательный пальцы в форме латинской «V». Жест Виктории-победы. Интересно, какие года Средневековья там нарисованы и какой победе посвящены их жесты?

Коридор потемнел, и Энн поняла, что отстала от Карла, который удалялся с фонарем, поэтому поспешила за ним. Ширина от стены до стены позволяла идти двоим, не касаясь друг друга. Тайный коридор плавно уходил вниз, поворачивая ровно под Пражский Град. Спутник Анеты с каждым шагом все ускорял темп, словно бежал от внутренних демонов. Почему-то ее тоже охватило нетерпение, и Энн старалась идти в ногу с ним.

Еще через несколько минут шествия Карл резко остановился, выключил фонарик и замер. Энн затаила дыхание, но, кроме быстрого стука своего сердца, ничего не слышала. В темноте мужчина взял ее за руку и медленно повел за собой.

– Мы почти на месте, за поворотом будет дверь в усыпальницу королей, – прошептал Карл.

Приободренная, Энн сжала холодные пальцы в ответ.

Поворот – и их ослепили пронзительные лучи. Энн ничего не видела, на глаза навернулись слезы. Раздался глухой хлопок. Карл заслонил ее от вспышки, и она осознала, что это был выстрел, по тому, как дрогнула его спина. Карл издал что-то среднее между шипением и рычанием, на его пальцах появились длинные когти, и он тенью кинулся на противников. Снова послышались глухие выстрелы. Бок обожгло раскаленной болью. Глаза Энн привыкли к свету достаточно, чтобы она увидела впереди троих мужчин с наполовину закрытыми лицами и оружием в руках. Карл впился в горло одного из мужчин, раздирая клыками, второй оттягивал спутника Энн за пальто, а третий воткнул деревянный кол ему в грудь. Энн закричала от ужаса, невольно обратив на себя внимание. Второй из троицы поднял с пола арбалет, заряженный коротким древком, нацелив на нее.

Кинских умоляюще подняла руки, но слишком поздно. Стрела пронзила грудную клетку, она почувствовала кровь во рту и отступила, упираясь в стену. Перед тем как закрыть глаза, Энн видела, как Карл упал на колени, а затем завалился на бок.

Глава 3

Sub rosã.[12]
Под розой.

«Пражский трдельник»

«Власти городской части Праги-1 объявили о закрытии на реконструкцию Старого еврейского кладбища. В нескольких склепах уже начались восстановительные работы ввиду того, что часть могил просела, и они находятся под угрозой обрушения.

Офис президента так и не сделал официального заявления о переполохе вчерашней ночью, но в пражские новости просочилась неподтвержденная информация о том, что злоумышленники похитили корону святого Вацлава. Следите за новостями. Мы непременно узнаем правду.

Ваш Эл Вода».

Мистер Вильгельм Рот (Баварский)

На самом деле они никогда не были друзьями. Разве можно назвать чувство родственности душ простым словом «дружба»? Едва ли.

Для изгнанного из Богемии настало время вернуться, поэтому мистер Вильгельм Рот мчал на «Кобре»[13] по чешской автостраде, выжимая двести километров на спидометре вместо разрешенных ста тридцати. Но когда его волновали подобные пустяки? Мистера Рота тревожило совсем иное: неугасающее чувство вины, что мутным потоком обрушивалось на голову. В прошлом Вильгельм совершил опрометчивый поступок, изменивший его жизнь и жизнь близкого ему человека. Он сжал руки на руле, прогоняя образ старого друга, обещая себе, что сделает все необходимое и искупит вину.

Мистер Рот включил молчавшее до этого радио, где крутили песню про привлекательного аристократа, и подумал, что песня как раз про него. Вильгельм гордился своей внешностью, считая, что ему достался по наследству отличный набор благородных генов. Его уложенные гелем короткие каштановые волосы слегка взъерошил ветер, а на лице играла улыбка, которая не касалась бесстрастных серых глаз.

Вильгельм мысленно возвращался к приятному моменту, произошедшему двумя часами ранее. Он только подъехал к границе, которая вилась лентой сквозь густой Богемский лес[14]. Величественные горные ели чередовались с буковыми деревьями, собирая в одном месте все оттенки зеленого. Остановил машину на обочине дороги и ступил на влажный мох, поражаясь обилию грибов. В прошлом, когда он вот так же приезжал сюда, лес пустовал, все более-менее съедобное забирали люди, оголодавшие за время войны.

Мистер Рот подошел к линии, начерченной освященной упырской кровью. Полоса больше не сверкала рубиновым цветом, она почернела, плотной сажей осев на мох, деревья и грибы. Не поверив своим глазам, Вильгельм, зажмурившись, перешагнул линию. Затем еще раз. Туда-обратно. Начищенные до блеска кожаные ботинки рыжего цвета с чавкающим звуком погружались в водянистый мох. Туда-обратно.

Мистера Рота не отбросило от линии, и его тело не снесло в полете с десяток деревьев. Будь сердце Вильгельма живым, оно бы стучало с такой силой, что распугало бы всех зверей в округе. А так лишь судорожные движения да сжатые челюсти выдавали волнение и надежду.

Мистер Рот с шумом втянул в себя воздух и улыбнулся. Губы изогнулись, открывая ряд острых белых клыков. Всегда холодные глаза на этот раз прищурились, казалось, вспомнив за много лет, что при искренней улыбке должна быть подвижной и эта часть лица. Вильгельм вернулся к машине.

Он каждый месяц на протяжении последних трех лет пытался перешагнуть закрытую границу Богемии. Он устал прятаться и лелеять воспоминания о давно минувших временах. Они прошли. Их нет. Однако, смотря на коллег по отелю, где Рот скрывался несколько столетий, он понял, что не будет другого раза, только эта жизнь. Два месяца с одним крайне необычным молодым человеком изменили Вильгельма больше, чем последние полвека. Его прощальный день в горном отеле прошел под девизом: спаси жизнь врагу и пойди путем искупления. Немыслимо, но Вильгельм последовал мудрому совету и перестал бегать от расплаты, желая раз и навсегда покончить с чувством вины.

«Кобра» мистера Рота ехала с австрийской стороны. Навстречу начали попадаться дорожные знаки с названием местечек и ограничением скорости. Горный пейзаж постепенно сменился зелеными холмами и полями, на которых паслись никого не боящиеся олени. Мистер Рот помнил первое время после своего обращения – он пытался заменить человеческую кровь животной. Терзал этих прекрасных созданий, но все без толку – итог был один: после того как он выпивал несколько туш, все равно чувствовал голод. Вероятно, лишь вероятно, что с ним можно жить, но Вильгельм тогда только обратился, и жажда управляла его разумом.

Поля сменились грядой холмов, тянущихся за горизонт. Вскоре холмы, в свою очередь, уступили место лесу: с обеих сторон дорогу обнимали высокие мохнатые ели и завидующие им тонкие лысые сосны с редкими ветками. Проселочная дорога сменялась автострадой и обратно. В этой части Чехии еще не построили скоростное шоссе, которое бы тянулось через всю страну на манер немецкого.

Нехотя Вильгельм убрал ногу с педали газа, замедляя «Кобру». Его обогнал массивный «Додж», приветственно просигналив, но Вильгельм не увидел лица водителя, хотя нехорошие подозрения закрались в голову. Мысль, еще неясная, но все больше заполняющая его возбужденный после падения завесы разум, пульсировала болью.

Если Вильгельм смог пройти границу Богемии, значит, и другие пересекут без труда. Мистер Рот думал о том, что нужно предупредить тех, кто остался в Праге, и орден Contra Malum[15]. Он не знал условий существования защитной границы, но поговаривали, что их завязали на одной из легендарных чешских святынь.

Мистер Рот выудил из нагрудного кармана золотую коллекционную монету и провел подушечкой пальца по отчасти стертому профилю императора Священной Римской империи.

Энн. Этот же день

Энн пришла в себя резко, открыв рот в беззвучном крике, словно выброшенная на берег рыба. С первых минут она ничего не могла рассмотреть: яркий свет ламп на низком потолке бил в лицо. Кинских зажмурилась, сделала глубокий вдох и ощутила боль в груди.

Корона.

Кладбище.

Карл.

Кол в сердце.

Все стремительно пронеслось в голове, и она ощутила, как цепенеет от ужаса. Энн приподняла голову: кусок заточенного дерева, измазанного в крови, торчал из тела, причиняя скорее неудобство, чем боль. Она выжила или умерла? По ощущениям в грудной клетке можно было предположить, что Энн каким-то необъяснимым образом осталась жива. Она осторожно прикоснулась к ране и торчащему древку. Кровотечения не было, лишь плотная корка. Однако она знала, что опасно вытаскивать палку без помощи врачей. Вокруг странно пахло: сладковатый запах гнилого мяса смешивался с резким химическим.

Энн обвела взглядом помещение. Стены из мелкой голубой плитки-мозаики, длинные лампы на потолке, словно в больнице, хромированные двери. Она повернула голову и обнаружила еще два стола рядом с тем, на котором лежала. Столы пустовали и блестели серебром. Энн прищурилась и поняла, что это нержавеющая сталь. В изножье каждого стояли весы и конструкция, похожая на умывальник.

– Это… это… – хрипя, она ухватилась руками за гладкие бортики, подтверждая догадку. – Прозекторские столы.

Кинских отнесли в морг. Мертвую. Слезы потекли по щекам, она затрясла головой и резко села. Боль в груди пронзила огнем и, повинуясь неясному порыву, Энн ухватилась за кусок дерева и дернула. На удивление, кол легко вышел, словно ее тело само вытолкнуло из себя инородный предмет. Быстро прижав к ране низ толстовки, она обнаружила, что ткань не пропиталась кровью. Энн рискнула задрать одежду. Между правыми и левыми костями ребер, точно в районе солнечного сплетения, прямо на глазах затягивалась рана: сначала запеклась только что выступившая кровь, затем покрылась коричневой коркой и стала меньше. Удивляясь, Энн посмотрела на свою совершенно невредимую ладонь, которую ночью пробила о гробовые гвозди и доски. Она подумала, что непременно покажется врачу, ведь то, что с ней произошло, нереально.

– Будите его! – раздался властный голос за дверями комнаты, затем послышался стук шагов. – Всем приготовить оружие.

Кинских быстро легла на стол, прислонив палку с острым концом к груди. В комнату, где она находилась, так никто и не вошел. Энн немного подождала, лежа на гладкой поверхности, и почувствовала озноб. Похоже, ее привезли в морг, хотя других тел не было, да и морозильных камер для хранения усопших она не увидела.

Энн слезла с нержавеющего алтаря для трупов и как можно тише прокралась к двери, прислушиваясь к звукам извне.

Шаги удалились, и рядом хлопнула дверь.

«Бежать!» – билось в мыслях, словно это было единственное, что она точно знала. Ей нужно бежать отсюда, куда бы ее ни привезли. Энн опасливо выглянула из-за дверей. Пустой коридор без окон походил на нижний этаж пражских особняков. Энн сама провела детские годы в похожем. Старая кладка красного кирпича отреставрирована совсем недавно, на стенах приютились лампы, больше похожие на светильники, на высоком потолке барочная роспись. Она все больше убеждалась, что находится в Праге.

От двери, где она стояла, коридор тянулся в обе стороны. Не зная, где выход, она интуитивно двинулась направо – как раз туда, куда ушли незнакомцы. Пахло сыростью и пряным мужским парфюмом.

Стараясь бесшумно ступать по серому камню, Энн вспомнила о фильмах про вампиров, где героиня спускалась в подвал, чтобы посмотреть, что же могло напугать младшего брата. Кинских в тот момент думала, какой же надо быть дурой, чтобы туда полезть. Теперь она сама делала именно это. Затем в фильме подвал зловеще темнел, героиня на что-то натыкалась, теряла фонарик и оказывалась лицом к лицу с неописуемым чудовищем.

Кинских заставила себя выбросить из головы эти мысли. Здесь светло, и ситуация совсем иная. Часы на ее руке показывали пять вечера, значит, она пролежала на столе минимум двенадцать часов, а может, и вовсе несколько дней.

Энн подошла к следующей двери. Створки были закрыты не до конца, и оттуда слышались голоса. И ей бы нестись отсюда прочь, но слух уже уловил два важных слова: «корона» и «Карл». Судьба венца волновала ее куда больше мужчины из гроба, но все же он заслонил Энн там, в проходе под Пражским Градом, а быть обязанной ей не нравилось. Карлу вогнали деревянный кол в грудь, и, будь он вампиром, это означало бы для него почти смерть, судя по фильмам и книгам.

Кинских встала вплотную к одной из створок, чтобы лучше слышать. Из незакрытого проема донеслись удаляющиеся шаги и мужские голоса.

– Пан Фауст, он не приходит в себя. Может, легенды врали, и кол в сердце убивает сразу? – обескураженно говорил один.

– Я вижу то же, что и ты. Дайте ему крови. Будет достаточно нескольких капель на губы, – второй говоривший имел твердый голос лидера.

По тому, что разговор отдалился, Энн предположила, что за дверью может быть маленький коридор или прихожая, а уж потом само помещение. Удивляясь смелости своих действий, она чуть больше приоткрыла двери и заглянула внутрь. Так и есть. Прихожая. Стол со стулом, компьютер. Каменные стены и пол, грубо отреставрированные до первоначального вида так, что, казалось, она перенеслась на пару веков назад.

Кинских колебалась всего секунду, но все же вошла. В помещении температура оказалась ниже коридорной, и Энн с трудом подавила дрожь. Мельком посмотрела на монитор. Шла прямая трансляция с камер наблюдения: коридор, несколько выходов, подъездная дорога, особняк с красным фасадом, похожим на Тройскую резиденцию. Энн сразу подумала о ней, зная архитектуру города лучше, чем содержимое собственного гардероба.

За поворотом послышались возня и грохот металла о каменный пол. Энн неслышно приблизилась к комнате, где, скорее всего, и держали Карла. Она остановилась, прижимаясь щекой к шершавой поверхности стены. Осторожно выглянула, быстро отмечая про себя, что в комнате, разделяя ее ровно пополам, была решетка. Она создавала видимость тюремной камеры. Решетка грубая, толстая, кое-где покрытая следами ржавчины. Перед камерой стояли трое, спиной к Энн. Двое в форме, такой же, какая была на тех людях в подземном коридоре, а на том, что стоял посередине, – черная рубашка с закатанными до локтей рукавами и брюки в тон. Темные волосы вились до плеч.

Со стороны решетки послышался протяжный вздох.

– Твое имя, упырь, и зачем тебе корона, – спросил крайний справа от человека в рубашке.

К кованому металлу по ту сторону решетки подошел Карл, в одних штанах и с безобразной раной в груди, которая еще кровоточила. Татуировки стали бледнее, словно поглощенные его белой кожей. Карл стоял, сверля глазами троих с таким видом, словно это они находились в импровизированной тюрьме, а не он. Энн снова показалось, что она раньше уже видела его лицо, еще до того, как упала на гроб.

– Насколько я помню, при знакомстве люди сначала представляются сами, а не… ну, не знаю, не вонзают осиновый кол в сердце. – В голосе Карла кипела едва сдерживаемая ярость.

– Ты бросился на нас, – обвиняюще вскинулся второй в форме.

– Вы первые пустили странные металлические шары в мое тело. Подозреваю, не от радости встречи.

– Хватит, – бросил мужчина в черной рубашке и приблизился к прутьям.

Он стоял неподвижно, склонив голову набок и уставившись на Карла. Энн видела только половину лица человека в черной рубашке: что-то было в нем. Прекрасное и одновременно с этим необъяснимо пугающее, будто смотришь на ядовитую змею перед броском: гибкое тело, исходящая опасность и сила.

– Мое имя Дэниэль Фауст[16]. Сейчас ты находишься в особняке, который принадлежит ордену Contra Malum и мне как его главе. Мы следим за тем, чтобы людской мир и мир сверхъестественного могли существовать, не исключая друг друга.

Энн сразу подумала о секте и сморщила нос.

Карл был выше Дэниэля, поэтому с интересом и изрядной долей злости взирал на него свысока. Казалось, его не волновало то, что он находится фактически в клетке.

– Против зла? – усмехнулся Карл, переведя название ордена. – И против какого зла борется ваш орден? Упырей в Богемии давным-давно нет. Я изгнал их.

Взгляды мужчин словно наэлектризовали помещение, и Энн поежилась, внутренне ощущая, что они оба опасны, как два хищника, столкнувшиеся на охоте за добычей. Кинских не относила себя к добыче, но чувствовала, что тягаться с ними ей не по силам.

Карл демонстративно поднял брови, безмолвно повторяя вопрос. Дэниэль Фауст резким движением потер кожу за ухом и оглянулся на выход, заставляя Энн в испуге отшатнуться от угла.

– Повторяю: кто ты и зачем украл корону?

Кинских снова прильнула к стене и выглянула. На лице Карла промелькнуло сомнение, он молчал, словно раздумывая: говорить или нет. Густые ресницы скрыли выражение глаз, он походил по клетке, скрестив руки на груди. Энн заинтересованно следила, не в силах уйти. Она чувствовала, что стоит на пороге чего-то, что вскоре изменит ее жизнь и мировоззрение. Карл снова подошел к прутьям, и с изрядной долей надменности представился:

– Меня зовут Карл Четвертый Люксембургский. В прошлом маркграф Моравии[17], король Чехии и Германии, император Священной Римской империи. Корону я не крал. Напротив, нес вернуть на место, но вы мне помешали.

Энн почувствовала, что ноги не могут ее больше держать, и медленно сползла по стене, все так же выглядывая из-за угла. Карл. «Как короля?» – спросила она, когда узнавала его имя, и он подтвердил: «Как короля». Широкая борода скрывала часть лица, поэтому она не могла понять, где раньше могла его видеть. А Кинских довольно часто, ввиду профессии, смотрела на королевское лицо, изображенное на картинах и в сохранившихся старых книгах Клементинума[18]. Немыслимо, но мужчина по ту сторону решетки ужасно походил на средневекового тезку: волосы, профиль, рост. В хрониках писали, что рост Карла IV равнялся ста девяноста двум сантиметрам, и Энн готова была поклясться, что мужчина соответствовал этому параметру. И его искренняя радость при виде Карлова моста – такую сложно подделать.

Так вот почему его лицо казалось ей знакомым. Она пораженно рассматривала мужчину, где-то глубоко в душе готовая принять, что это может быть настоящий Карл, но еще не позволяющая себе в это поверить.

Кинских ждала, что все трое рассмеются на его слова, но ответом было молчание, а затем тот, который назвался Дэниэлем, заговорил:

– Допустим, я в курсе, что под собором Святого Вита в некрополе лежат останки не короля Карла. Однако, если знаю я, значит, может знать и кто-то другой, так же как и про тайный ход под Пражским Градом.

От изумления Энн закрыла себе рот рукой.

– Славно, – оскалился Карл. – А о том, что корону нужно охранять ценой жизни, выходит, не знали? И о том, что с наступлением рассвета завеса пала? Что вы за орден?

Дэниэль шагнул ближе к решетке. По тому, как напряглось и застыло его тело, Энн казалось, что он готов броситься на Карла, снова напоминая змею, но глава ордена лишь ответил, цедя слова и повторяя то, что говорил ранее:

– Мы стараемся держать баланс мира людей и мира энсиа[19], позволяя им сосуществовать.

– Это мне говорит человек или демон? Я вижу твои желтые глаза, мальчик! – Сила голоса Карла отдавалась где-то в животе, заставляя морщиться от неприятного чувства, словно он словами мог влиять на физическое состояние собеседника.

Дэниэль отошел от решетки, засовывая руки в карманы. Он как-то резко успокоился, точно услышав то, что ему было нужно. Энн ничего не поняла про желтые глаза и демонов, но насторожилась.

– Выпустите его, – прозвучал короткий приказ, и через мгновение Карл вышел оттуда, прижимая руку к ране на груди. – Ты не можешь быть Карлом Люксембургским. Он состарился, что доподлинно известно из сотен исторических источников. Вряд ли король мог такое подделать, как и двадцать своих детей.

Энн была абсолютно согласна с рассуждениями Дэниэля, поэтому ей не терпелось услышать, что же на это ответит Карл. Карл же с пугающим спокойствием смотрел на свои руки, поэтому на них перевели взгляд все, включая Энн. Темная вязь татуировок бледнела и с каждой секундой становилась все тусклее, пока совсем не исчезла, не оставив и следа.

– Татуировки с примесью серы, – негромко констатировал Фауст. Он выглядел ошарашенным.

– Славно, – сказал Карл, но по голосу Кинских поняла, что в этот раз славно не было. – Раз завеса пала, значит, я могу не спешить и поведать вам короткую версию событий, которая в той или иной мере ответит на ваши вопросы.

Карл двинулся было к выходу, и Энн дернулась с места, где сидела, но путь мужчине преградили двое в форме, стоявшие до этого настолько неподвижно, что она забыла об их существовании. Они нацелили на Карла пистолеты, а Дэниэль тихо произнес:

– Вдруг вы не знаете, что у них в руках. Это пистолеты, заряженные серебряными пулями. Оружие способно выстрелить малыми серебряными шарами со скоростью, превышающей скорость любой стрелы. Уверен, сведения насчет серебра правдивы, и упыри действительно реагируют на него.

Карл усмехнулся, но остался стоять на месте, больше не предпринимая попыток выйти из помещения.

– Я правил, будучи человеком. Принимал единственное тогда известное мне лекарство, которое глушило упыризм и жажду, чтобы быть достойным правителем Богемии.

Карл поднял подбородок и одарил собеседника ледяной улыбкой. Дэниэль стоял неподвижно, обманчиво расслаблено, пряча руки в карманы штанов.

– За возможность прожить человеческую жизнь, родить наследников я дорого заплатил и в глубине души надеялся, что больше не восстану. Демоническая сера. Я пил ее каждое новолуние на протяжении трех десятков лет. Она, – он помолчал, словно пытаясь подобрать слова, – она – дурман, вызывающий привыкание не хуже крови.

– Как вы ее достали?

– Вызвал демона перекрестков – Роули.

Энн подняла брови, слушая про демонов и серу и видя, как Карл сгорбился, точно испытывал сожаление или стыд. Он отошел в дальний угол и, рассказывая дальше, избегал смотреть Фаусту в глаза.

– Мы заключили сделку. Сера позволяла мне быть человеком, но и способствовала скорой смерти, разрушая не только упыря во мне, но и мое тело. Сию тайну знало несколько верных мне подданных. Как только я нашел способ не быть чудовищем, появилась и цель – освободить Богемию от этих существ.

– А почему не всю Священную Римскую империю? Вы же были императором, – иронично поинтересовался собеседник.

«Хороший вопрос», – подумала Энн, но как ей казалось, она знала ответ.

– Я радел только о Чехии более, как король, императорский статус лишь давал мне возможность возвысить свою страну. Меня не интересовали войны и завоевания новых территорий, я хотел дать моей Богемии будущее. Узнав об упырях и других отродьях Дьявола, я понял, что люди должны бороться за право жить, не опасаясь, что на них посреди ночи нападут и выпьют досуха. Установить завесу мне помог Роули, достав у ведьм в немецком княжестве необходимое заклинание. За эту сделку я тоже дорого заплатил. Граница, начерченная в красное полнолуние, не давала упырям ступить на землю моей страны, а те, кто в этот момент находился внутри, – не могли выйти. На оставшихся началась охота, пошатнувшая устои высшего дворянского общества.

– А зачем вам девушка, которая была с вами? Пища?

Откуда-то к Энн пришло осознание, что Карл знает о ее присутствии за углом. Она тихо поднялась, приготовившись в случае чего бежать отсюда со всех ног.

– Анета! – вспомнил Карл и поморщился. – Она не пища. Где она?

– Мне жаль. – Дэниэль сделал паузу, и его голос дрогнул, наконец выдав хоть какие-то нормальные эмоции, напоминающие сочувствие: – Мои люди приняли ее за вампира. Анета Кинских умерла на месте.

На этих словах Кинских затаила дыхание, злые слезы выступили, застилая взор. Она поежилась и обняла себя руками в попытке забыть, как деревянная палка вошла в ее грудь. Кинских пока отбрасывала мысли, что правда умерла и стала призраком. Или она все же выжила? Нет! Невозможно! Ведь Энн точно помнила, как умирала.

Кинских не видела лица Карла, не рискнула выглядывать, боясь, что ее обнаружат.

– Анета Кинских, – повторил Карл ее полное имя, перекатывая на языке, словно пробуя на вкус. Энн за углом передернула плечами. – Надо же, известные охотники смешали свою кровь с влколаками. Полагаю, пани Кинских вполне жива, – с долей насмешки добавил он.

Энн разозлил его тон, будто ее волновало, что Карл не выразил сожалений по поводу смерти. Ведь именно он заставил нести корону обратно.

– В каком смысле? – спросил Фауст.

Карл недовольно цокнул языком и продолжил рассказ:

– В девушке, если она та, за кого вы ее приняли, течет кровь влколаков. Род Кинских, почитаемый королями, за время моего правления несколько потерял позиции важности. Конечно, Анета лучше могла бы рассказать историю своей семьи, но если вкратце, то род стал дворянским благодаря особой способности мужчин семьи чувствовать влколаков. Уверен, легенды дошли и до вашего времени. Влколаки считались страшным злом и нападали в лесах на путников и обозы торговцев. Однако никто не знал, что люди с душой волка могли почуять и убить упыря. И именно кровососы провоцировали нападения. Такой вот замкнутый круг. Кинских считались лучшими охотниками на оборотней, истребляя существ, способных очистить землю от кровососов. Я узнал о договоре между королями и их родом от своего отца, он от своего. Когда меня превратили в упыря, я получил знания о способах убить себе подобных и отлучил род Кинских от охоты, запретив выслеживать влколаков.

– Занимательная история, – похлопал Дэниэль и подошел ближе к Карлу. – Но при чем здесь корона?

– На венце завязана охраняющая граница, если он покинет Пражский Град и не вернется туда до рассвета – завеса падет, что и случилось. Корону украла пани Кинских, давайте спросим у нее – зачем.

– Старые вампиры, знающие, что вы сделали, будут пытаться вернуться в Чехию ради мести? Подозреваю, Прага тогда была лакомым куском для них? Тогда она была центром средневековой Европы и торговых путей, куда стекались люди, – предположил Фауст, и тон его перестал быть неверящим.

– Так и есть, – кивнул Карл и посмотрел прямо на место, с которого выглядывала Энн. – Пани Кинских, прошу вас, присоединяйтесь к нашей беседе. Это неприлично – столь долго подслушивать.

Энн ничего не оставалось, как вытереть потные ладони о штаны, а затем выйти из-за угла. Дэниэль Фауст удивленно рассматривал ее, словно увидел впервые. Его глаза светились желтым, и Энн подумала, что такого эффекта невозможно добиться, просто напялив линзы.

– Вы сумасшедшие! Это все какой-то сюр. – Голос Энн дрогнул от подступающей паники. – Отдайте мне корону, я пойду в полицию и признаюсь в краже.

– Дэниэль Фауст, – вежливо представился молодой мужчина. Он приблизился и протянул руку для пожатия.

Дэниэль был красив: высокий и жилистый, под рубашкой угадывались развитые мускулы. Гладкая, смугловатая кожа, широкие брови и остро очерченные скулы. Полная верхняя губа и непослушные кудри уравновешивали впечатление от идеального аристократичного вида. Два человека в углу комнаты стояли молча, изображая статуи и не вмешиваясь в разговор.

– Графиня Анета Кинских, – зло ответила она, игнорируя протянутую им руку с массивным кольцом-печаткой, на которой гербом красовались папские ключи, перевитые змеями.

Энн видела точно такое же украшение на руке мэра Праги в день бала. Получается, они действительно состоят в какой-то секте? Она поморщилась своим мыслям и заметила, что все смотрят на нее.

– Очень приятно, – ответил Дэниэль и кивком отпустил двоих мужчин в черной униформе.

– Вы пытались меня убить, – обвиняющим тоном произнесла Кинских.

– Не пытались, а убили. Однако у вас, пани Кинских, есть еще пара жизней в запасе, – прохладно улыбнулся Карл, чуть изогнув губы. – Как я уже говорил ранее, в вас течет кровь влколака.

«И они туда же. Думают, что сказки правдивы!» – злилась Энн. Помимо записей деда, прадеда и еще многих до них, легенды, связанные с фамилией Кинских, постоянно попадались во многих исторических фолиантах библиотек Чехии и Германии. Энн приводила в бешенство мысль, что и эти люди оказались помешаны на выдумках о вампирах и оборотнях. Врожденное воспитание не позволило ей выражаться так резко, как ей бы того хотелось.

– Прекратите говорить чушь и отдайте мне корону! – снова потребовала Энн.

Страх все еще владел ею, но его немного потеснило возмущение от того, какую чушь рассказывал о роде Кинских Карл.

– Вам не терпится сесть в тюрьму до конца жизни? – поморщился Фауст. – Анета, объясните, зачем вы украли самую ценную реликвию Чехии?

Взор желтых глаз действовал гипнотически, и чем дольше она смотрела, тем труднее было оторваться от них.

– Хотела исследовать полость в кресте, где, по мнению историков, лежит шип с тернового венца Иисуса Христа. Не перебивайте, пожалуйста, – подняла она руку, увидев, что Карл хочет что-то сказать. – Даже если бы он там лежал, не факт, что это мог быть тот самый шип. Я проводила анализ – если суммировать все упоминания шипов и смоделировать легендарный артефакт, то получилось бы примерно четыре таких венца. Я не это хотела доказать, лишь опровергнуть записи, сохранившиеся в моем роду о том, что якобы король Карл Люксембургский, – она выделила слово король так, чтобы мужчина, назвавшийся Карлом, понял, что она не верит ему, – не шип туда вложил, а клык оборотня, который ему принесли в дар мои предки. Зачем ему это, в записях не говорилось.

Дэниэль, внимательно слушавший ее, перевел взгляд на Карла, ожидая ответа. Возвышаясь над всеми в комнате на целую голову, а то и на две, тот погладил бороду:

– Графиня Кинских, если бы вы сразу меня спросили… Да, там клык влколака или волкодлака, как вам будет угодно их называть. Завязав границы на короне, я должен был обезопасить саму власть от притязаний упырей. Ни один упырь не смог бы взять ее в руки или надеть на голову, пока там волчий клык. Корона святого Вацлава, как я вижу, до сих пор считается абсолютным символом власти в Богемии.

Энн молчала, молчали и все присутствующие. Фауст нахмурился и предложил найти более комфортное место для разговора. Карлу дали черную куртку, и он облачился в нее, прикрывая нагую верхнюю часть тела.

– Ваши родители тоже могут чувствовать влколаков? – с интересом спросил Фауст.

Кинских снова шла по уже знакомому коридору, только теперь она достигла поворота, за которым ступени вели вверх на первый этаж.

– Нет, конечно, – Энн дернула плечом от подобной глупости. – Они так же как и я, не верят в подобную чушь, считая все это легендами рода. Мой дед последний, кто все еще старался доказать их правдивость, да к концу жизни основательно помешался из-за этого, пытаясь и меня обратить в свою «веру».

– Что ж, у нас есть нечто общее, – иронично улыбнулся Фауст. – Я тоже не верил в собственное предназначение и какое-то время считал, что моя бабушка сошла с ума.

– Я не знаю, сколько мне потребуется времени, чтобы поверить, – пробормотала Кинских, следуя за хозяином дома.

Карл, шагавший следом, положил ей руку на плечо, вынуждая остановиться и посмотреть на него.

– Анета, боюсь, у вас нет времени.

Энн метнула на него рассерженный взгляд, скидывая руку. Она ускорила шаг, поравнявшись с Дэниэлем. Они вошли в зал, полный книг. Стены оказались расписаны в технике гризайль, а потолок скрылся в обильной барочной лепнине. Рабочая библиотека – так бы Энн охарактеризовала увиденное. По всему помещению тянулись длинные стеллажи с книгами, в проходах стояли столы с ноутбуками. Между рядами передвигались люди в форме – те же, что были в комнате до этого, или другие – Энн не могла сказать, потому что не увидела их лиц под капюшонами.

– Вам вызовут такси, пани Кинских. Еще раз прошу извинить за то, что испортили вам одежду. Я позвоню в ближайшие дни. Надеюсь, вы не откажетесь встретиться.

«Одежду?! Ну как же, а то, что вы меня закололи, считается в порядке вещей?» – мысленно возмутилась она, но вслух ничего не сказала. Энн поняла – ее культурно выпроваживают, чтобы без лишних ушей обсудить сложившуюся ситуацию.

– Я разбила телефон, да и номера моего вы не знаете. – Энн предприняла попытку остаться, потому что терпеть не могла, когда от нее отмахивались.

– О, не волнуйтесь об этом, – сдержанно хмыкнул Дэниэль.

– А корона? – попыталась она снова.

– Я вынужден вернуть ее властям как можно скорее. Переполох в городе нам сейчас совершенно ни к чему. Мы подложим корону в одну из пустующих квартир в городе и сделаем анонимный звонок инспектору полиции. Уверяю вас, никто не узнает, кто на самом деле взял ее. Будьте спокойны на этот счет.

Карл тем временем держался рукой за книжный стеллаж. Энн посмотрела внимательней, подмечая, что его лицо побелело как полотно, под глазами залегли темные тени. Мужчину пошатывало, как если бы он стоял на Снежке[20] в ветреную погоду. Фауст тоже перевел взгляд на Карла поморщившись.

– Карл. Пан Карл. Не знаю, как правильно вас называть сейчас. Пойдемте, я предоставлю вам покои, где вы бы смогли привести себя в порядок и получить кровь.

– Только не кровь, – отрезал он резко и выпрямился. – Вполне достаточно будет недожаренного мяса.

– Хорошо, я распоряжусь, – Дэниэль оставил их.

– Графиня Кинских, до скорой встречи, – с достоинством кивнул ей мужчина, назвавший себя королем, но державшийся совершенно не по-королевски, хотя Энн смутно представляла, как бы Карл IV повел себя в современном мире.

Кинских так ничего и не ответила, надеясь, что больше никогда его не увидит. Она вышла из особняка, оглядывая знакомый район Трои. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая улицы в бледно-оранжевый цвет. Впереди виднелся холм Ботанического сада, весь засаженный виноградом, и фигуры последних посетителей, которые медленно спускались по дорожкам. Все было привычно и в то же время иначе: такой странной сумасшедшей ночи Энн никогда не забудет.

Возле крыльца на подъездной дороге ее ждало такси. Выезжая за ворота, она обратила внимание на черный «Бентли», медленно повернувший на дорогу к особняку.

Глава 4

Nemo sine vitiis est.
Никто не лишен пороков.

«Пражский трдельник»

«Коллега «Пражского трдельника» выехал на место происшествия на границе с Моравией. Местные жители обнаружили в лесу странную черную полосу неизвестной текстуры, тянущуюся на много километров вглубь леса и из него. Образец линии взяли на анализ местные ученые. Историки Карлова университета поделились с нами предположением, что неопознанная линия проходит как раз по исторической границе Богемии, что само по себе довольно необычно. Откуда взялась черная граница и почему появилась именно сегодня – это нам лишь предстоит узнать.

Пражский Град, ссылаясь на секретность информации, отказался комментировать переполох в ночь на субботу, обещая выступить с заявлением позже. Держим руку на пульсе новостей Чехии, друзья.

Ваш Эл Вода».

Карл

Карл проводил взглядом рассерженную девушку и последовал за Дэниэлем, но мысленно возвращался к ней. Род Кинских получил-таки знатный титул, и Карл знал причину, ведь к этому все шло еще при его правлении. Девушка, укравшая корону, оказалась графиней.

Светлые волосы, словно поцелованные солнцем, нежная кожа лица с высокими скулами и аккуратным носом. И глаза точно два зеленых самоцвета. Анета казалась Карлу миниатюрной и представлялась фигуркой танцовщицы, вырезанной мастером и оставленной в его покоях во Франции, когда ему исполнилось одиннадцать. Как давно это было!

«Чувствовать себя снова живым, дышать без боли в старых костях – прекрасно, даже несмотря на жажду крови», – подумал он и тут же загнал эту мысль в самый дальний угол сознания. Карл не понимал: череда событий, которая привела к его пробуждению, – случайность или же кем-то хорошо продуманный план?

Он вздохнул, снова обратив внимание на черные круглые штуки под потолком, похожие на вырванные глаза. Очередное чудо двадцать первого века. Этот новый мир казался ему чужим: странная одежда, манера говорить, приспособления из неизвестного материала, который наличествовал буквально повсюду. Карл пребывал в смятении, ему хотелось все осмотреть, потрогать, изучить, но делать это при пане Фаусте он счел неуместным.

Дэниэль молча шел впереди, не оглядываясь на него. Карл считал, что вот так просто поворачиваться спиной к упырю либо несусветная глупость, либо выказанное гостю безграничное доверие. Карл подумал, что Фауст слишком молод для главы Ордена. Мальчик с глазами, видевшими все муки преисподней. Видевшими и принявшими свою участь со смирением.

После затемненной библиотеки-архива они вышли в коридор, залитый солнечным светом из окон до пола. Карл сначала не понял, почему Фауст резко обернулся, но любопытство, мелькнувшее во взгляде, подсказало ответ. Дэниэль, скорее всего, не знал, что солнце губительно действует лишь на молодых упырей и укушенных ими. Номинально Карл был вампиром лишь несколько лет, однако спал в гробу он тоже в этой ипостаси, а значит, считался таковым уже шесть веков. Хозяин дома на мгновение задержал на Карле взгляд, а после снова продолжил путь по каменному коридору.

Карл тихо ступал по гладкому камню, следуя за ним. Едва они достигли покоев, как к пану Фаусту подбежал один из его людей и отчитался:

– На пороге дома упырь. Просит встречи с главой Ордена и разрешения войти.

Карл дернулся и, обменявшись взглядами с Дэниэлем, уточнил:

– Это еще не они. Не успели бы так быстро. Могу я присутствовать?

Фауст прокрутил кольцо-печатку на пальце и кивнул, затем обратился к своему человеку:

– Пригласи гостя в кабинет кардинала. Мы будем там.

Он показал рукой на темные двери дальше по коридору, задумчиво хмурясь.

– Вы приняли сан? – поинтересовался Карл.

– Нет. Это личный кабинет бывшего главы, мой еще не готов.

Они вошли в небольшую комнату. Возле широкого окна стоял дубовый стол со стулом. На каменном полу лежали овечьи и коровьи шкуры. Серые стены, украшенные картами, уходили ввысь на добрых пять метров. Единственное окно покрывали витражи со сценами из Священного Писания.

«Потолок как в палатах Пражского Града», – усмехнулся про себя Карл, с интересом рассматривая карты.

– Для вампира, проспавшего больше шести веков, вы довольно спокойно относитесь к современному миру, – заметил Дэниэль.

– Не уверен, что хочу услышать ответы на все вопросы, которые у меня возникли с тех пор, как проснулся, – попробовал пошутить бывший король Богемии. Его спокойствию было и другое объяснение, в которое Карл не хотел посвящать незнакомого странного демона. Если бы не желтые глаза, он предпринял бы попытку напасть сразу же, как только глава Ордена повернулся к нему спиной.

В двери постучали и, не дожидаясь ответа, тут же их распахнули. В проеме показался седой крепкий мужчина с вычурно подстриженной бородой. На нем были темно-синий распахнутый плащ, искусно сотканная рубашка из светлой шерсти и черные брюки. Карл застыл, рассматривая старого друга. Ян Воганька[21] совсем не изменился: те же пытливые бледно-голубые глаза, светлые, почти белые брови и мясистый крупный нос. Лишь седые волосы теперь были короткими, да одежда на нем странная, но все равно это он, его слуга. Карл обрек Яна на страшную участь, когда кинулся на него сразу после обращения. Он выпил слугу почти досуха. Помнил, как серело лицо Яна, пока рвал клыками его горло, и как позволил себе заплакать после, мучимый виной. Сидя над растерзанным Яном, в отчаянии сдерживая крик, прокусил себе ладонь, и капли крови упали на губы слуги. Воганька смиренно принял новую судьбу в качестве вечно голодного монстра и даже говорил, что ему по душе те сила и бессмертие, что она дает. Воганька прислуживал ему с семи лет, оберегал от покушений. Снова увидев Яна, Карл почувствовал себя защищенным, словно наконец вернулся домой.

Ян застыл в проеме, оглядывая Карла и Дэниэля. Правая рука его, до этого заведенная под плащ, медленно опустилась вдоль тела. Карл подумал, что слуга держал под одеждой метательные клинки или другое оружие.

– Ох, Ваше Величество! Вы снова молоды.

Воганька сделал шаг к нему и опустился на колени.

– Встань, Ян. Ни к чему сейчас церемонии.

Слуга быстро подошел и поклонился Карлу, прижав кулак к груди.

– Это Дэниэль Фауст, – представил он хозяина дома. – А это – мой старый друг, Ян Воганька.

Желтые глаза Фауста медленно приобрели серо-синий цвет. Карл видел, что он был напряжен, словно сдерживал желание наброситься на незваного гостя. Через мгновение, наверное, посчитав его неопасным для себя, Дэниэль сбросил напряжение как маску. Пауза затянулась. Карл повернулся к Яну, который смотрел на него с преданностью.

– И ваш покорный слуга навечно, – с жаром добавил Ян, не обращая внимания на Фауста. – Ваше Величество, позвольте отвезти вас к себе.

Карл кивнул, испытывая облегчение, и перевел взгляд на пана Фауста.

– Я настаиваю, чтобы вы какое-то время побыли моим гостем, – холодно и учтиво отозвался Дэниэль.

Ян оскалил клыки, издав низкое шипение, но не предпринял попытки напасть.

– Мой король только что восстал, он дезориентирован и растерян. Давайте обойдемся без нарушения правил. – Слуга подошел ближе к Карлу и заслонил своим телом от хозяина особняка.

Пан Фауст долго не думал, нахмурился и спокойно отступил:

– Можем отложить подробный разговор. Я свяжусь с вашим другом и попрошу аудиенции.

Карл Люксембургский нервно попрощался с главой Ордена, испытывая желание поскорее убраться из этого поместья. Он отметил, что Дэниэлю, казалось, было совсем не до проблем с вампирами, иначе он не отпустил бы его так скоро.

Карл вместе с Яном вышли из усадьбы и приблизились к гладкой и черной железной конструкции.

– Я же просил похоронить меня, как упыря, после того как умру. А это значит: два кола в сердце, отрубить голову, в рот запихнуть камней и положить ее в ногах или же сжечь меня, а пепел развеять над Влтавой. Это я на тот случай, если вдруг тебе отшибло память.

Карл говорил спокойно, но это спокойствие, словно тихий омут с мавками. Он сощурил глаза от яркого солнца и скрестил руки на груди, прикрыв тело в распахнутой куртке. Однако Ян лишь улыбнулся, и Карлу почудилось некое снисхождение к его тираде.

– Мой король, я знаю способы убийства упырей. Но не мог, поймите, не мог лишить вас жизни. Я знаю, что вы ненавидели это в себе, но, возможно, со временем смогли бы примириться с тем, кто вы есть.

Карл шумно выдохнул, посчитав, что спорить сейчас – бесполезная трата времени. Скользнул взглядом по черным бокам металла, удивляясь чудной форме и своему искаженному отражению в стеклах.

– Как ты меня нашел, Ян?

Ян повертел ключи в руках, уделив им внимание, словно стыдился того, что не узнал о пробуждении короля сразу. Светлые брови сошлись на переносице, превратившись в одну широкую линию, сделав его похожим на языческого бога.

– Кладбищенский сторож сообщил о раскуроченной могиле, затем появились новости о переполохе на Пражском Граде. Тогда я понял, кто вас мог забрать. Все знают об Ордене и Фаусте, мой король, и стараются не нарушать мир между людьми и энсиа.

Карл стиснул кулаки. Перед глазами плыли цветные круги, и последние слова Воганьки прозвучали издалека.

– Фауст – демон, живущий среди людей? – спросил Карл, пытаясь не дрожать от жажды, постепенно заполняющей все его чувства. В горле першило, Карлу казалось, что его внутренности слиплись и ссохлись, доставляя физическую боль.

– Он – человек, получивший демоническую силу в дар от первой из ада. Так говорят.

Бывший король Богемии помнил о демонах ничтожно мало, так как в свою эпоху боролся с упырями, но о первой из ада знал – ее звали Лилит: темнее ее деяний были лишь деяния Мефистофеля.

– Ян, скажи, чья семья сейчас правит? Люди, которых я успел встретить, совершенно не испытывали трепета перед королем, пусть и бывшим.

Ян коротко хохотнул:

– Монархия покрылась пылью времени, как статуи на мосту, который назван в вашу честь. Демократия правит. Глава страны называется «президентом», и его избирает народ.

Воганька нажал на что-то, прицепленное к ключам, железный монстр мигнул, исторгнув из себя свет. Бывший король осторожно отошел на шаг. Очевидно, увидев замешательство на лице Карла, Ян поспешил открыть дверь, показывая, что внутри железо было полым, с креслами и множеством других неизвестных предметов.

– Не пугайтесь. Это повозка. Люди сейчас называют такие «автомобиль» или «машина». Прошу.

– Без лошадей? – Нахмурился Карл и, пересилив страх, залез внутрь.

Внутри Карла ждало самое удобное в его жизни кресло из кожи. В повозке приятно пахло сандалом. Впереди была деревянная стойка со стеклянными прямоугольниками, от их центра вставка из красного дерева симметрично расходилась в стороны, словно крылья. Рядом с креслом, с левой стороны торчала округлая палка, похожая на рычаг в каретах.

Ян открыл дверь и сел рядом. Карл заметил, что с левой стороны к деревянной стойке крепилось колесо, обтянутое бежевой кожей, такой же, как и кресла.

– Да, без лошадей, – улыбнулся слуга и застегнул на Карле какую-то плотную ленту так, что он оказался привязан к креслу, и это ему совсем не понравилось. Ян занял место рядом, также обвил себя лентой и проделал что-то с механизмами.

Металлическая повозка издала рык и очень плавно покатила по дороге. Карл, наконец никого не стесняясь, смог ощупать поверхность перед собой.

– Пластик, – проворчал слуга, выезжая из территории особняка. – Повсюду пластик.

– Ян, завеса пала, – перебил его Карл, не спрашивая, что значит непонятное для него слово.

Слуга резко дал по тормозам и съехал на обочину. Машина остановилась, и Ян пораженно воззрился на Карла.

– Это вы сделали?

– Нет. Представительница рода Кинских, если помнишь таких.

Карл коротко описал свое пробуждение и Анету, которая свалилась к нему в могилу вместе с короной. Поведал и о том, как они спешили вернуть венец на место, но их остановили в туннеле под Пражским Градом.

Воганька присвистнул, хмуря кустистые брови.

– Я начал разнюхивать, как только сторож на кладбище доложил, что ваша могила вскрыта, но и помыслить не мог, каким образом это случилось.

– Спасибо, что прибыл за мной. Нам нужно придумать, как оградить Богемию от тех, кто придет мне мстить. Это может произойти и завтра, и через месяц.

Карл потер грудь там, где еще оставался шрам от кола, и запахнул куртку. Он не нашел пуговиц, лишь металлические зубья по краю, но понятия не имел, что с ними делать.

– Вампиры, изгнанные из Богемии, не знают, что вы живы.

– Ты уверен? Нет более мстительной твари, чем упырь. Они в любом случае пиявками присосутся к моей земле.

– Упырь упырю рознь, – вздохнул Ян и добавил: – Для начала давайте вас разместим и восполним пробелы в знаниях.

Авто въехало на дугообразный мост с металлическими балками, которые пронзали его, словно ребра. Пока Ян вел машину, иногда поворачивая голову в сторону Карла, бывший король Богемии смотрел на город, раскинувшийся под ними. Бурлящая Влтава несла свои воды с юга на север. Чудных форм дома гармонично сплетались в улицы и огибали шпили костелов, которые то тут, то там торчали иголками из-под черепичных рыжих крыш. Прага разрослась, дома уходили далеко за горизонт, а Пражский Град все так же высился над ними, охраняя людской покой.

Прага не зря получила свое имя – «порог».

Между добром и злом.

Между светом и тьмой.

Между небом и землей.

Последний бастион, который мог оградить людей от кровососов.

– Я больше не могу зайти в костел, да? – Как бывший король ни старался, не смог скрыть тоску в голосе.

– Скорее всего, – подтвердил слуга, и Карл непонимающе повернулся к нему.

– Я все объясню, когда приедем.

Оставшееся время никто не нарушил тишины. Карл рассматривал улицы, прохожих, многочисленные вывески лавок, мигающие полотна и ошеломленно молчал. Ночью, под руку с Анет, он горел единственной мыслью – положить корону на место и не слишком обращал внимание на то, что творилось вокруг. Он и не подозревал, насколько Прага стала огромной. В прошлом Карл никому не говорил, да и сейчас собирался молчать о том, что уже видел город будущего раньше. В видении. Его мать, Элишка, обладала даром, а он унаследовал лишь отголосок, которым не умел управлять. Карл узрел во сне Прагу с металлическими полосами, разорвавшими брусчатку и повозками без лошадей. С людьми, говорящими что-то небольшому бруску, похожему на зеркало. Ему тогда было двадцать, и о вещем, как теперь оказалось, сне, он промолчал.

Машина тем временем свернула и остановилась возле костела. Место Карл помнил – Страговский монастырь, конечно, не в том виде, но это был точно он: базилика рядом, те же стены и равномерно чередующиеся с черепичными крышами шпили остались без изменений.

Ян показал, как убрать пояс с себя, и Карл несколько раз повторил это действие. Слуга вышел из повозки, и король последовал его примеру.

Воганька повел короля к массивным кованым воротам. За стеклянной перегородкой прямо перед ними сидел безусый юнец, листающий тонкую книгу.

– Добрый день, Иржи.

– Добрый день, пан Воганька, – ответил молодой человек.

Карл наблюдал, как Ян достал кусок плотной бумаги и приложил ее к металлической светящейся коробке рядом со входом.

«Они что в открытую используют ведовство?» – недоумевал король.

Коробка пискнула, и перед ними показалась потайная дверь. Ян распахнул ее и пропустил Карла, затем вошел сам. Они очутились в невероятной зале библиотеки.

Потолки были расписаны цветными картинами, украшены лепниной и фресками. Столы посредине и шары с картами на них были деревянными, и везде, везде были книги. Карл подошел к ореховому стеллажу, который тянулся во всю стену, и провел пальцами по иссохшим корешкам. Вековая пыль на них словно оберегала секреты, хранящиеся внутри.

– После вашей смерти я не знал, чем бы хотел заниматься. Ваша могила была надежно спрятана, я следил за тем, чтобы так и оставалось, но меня одолевала скука, поэтому я получил образование в вашем университете, – он лукаво усмехнулся.

– Богословие? – удивился Карл.

– По правде сказать, обучался где-то раз десять, наверное, выбирая разные профессии. Вот уже несколько столетий, как я главный хранитель книг.

– Мой друг, ты не перестаешь меня удивлять. И я рад, что ты сохранил и приумножил библиотеку.

Ян поклонился и повел Карла вдоль залы. Достал ключ и отпер еще одну дверь.

– Это – мое жилище.

Они вошли в узкий коридор, а из него попали в помещение побольше. Обстановка показалась Карлу нелепой: вся мебель была какой-то однообразной: прямоугольной, квадратной, круглой и до ужаса простой.

Деревянный черный пол, большие окна и прозрачная ткань, преломляющая солнечный свет, проникающий внутрь. Бежевые стены, украшенные полками с цветами в вазонах.

Посредине стояла громадная конструкция с продолговатыми тонкими дощечками и стулом возле нее.

– Рояль. Музыкальный инструмент, – пояснил Ян, увидев заинтересованный взгляд короля. – Здесь шесть комнат и есть отдельные апартаменты, то есть покои.

Карл молчал, испытывая то ли растерянность, совершенно ему не присущую, то ли недовольство тем, что слуга не позаботился о жилье для своего короля заранее. Воганька кашлянул и неуверенно добавил:

– Если вам не нравится, у меня есть несколько домов немного дальше центра.

– Я останусь здесь.

Ян поклонился и повел его дальше по коридору. Открыл одну из дверей, и они зашли в комнату, отделанную мрамором.

– Покои для омовений, – пояснил Ян. – Или ванная комната.

В помещении была ванна на ножках и поддон, огражденный стеклянной перегородкой. Возле зеркала во всю стену стояли шкаф, тумба и нечто, похожее на рукомойник. На крючках возле ванны висели ворсистые отрезы ткани. Воды Карл не увидел.

Воганька показал, где, что и как открыть, нажать и прокрутить, чтобы помыться. Поклонился и оставил его. Карл оглянулся, но слуги так и не появились.

«Что ж, возможно, он все делает сам», – подумал Карл, разделся и ступил на плитку душевой. Потрогал полку с банками, почитал названия и указания, как их использовать. Снова удивился новому чешскому языку, который претерпел значительные изменения.

Открутил кран: холодная вода хлынула на Карла сверху, заставляя кожу покрыться мурашками. Сквозь пелену мокрых волос Карл дотянулся до крана, повернул его по часовой стрелке – вода сделалась теплой, почти горячей. Он поставил ладони на каменную облицовку стены, опираясь, и застыл так на какое-то время. Карл чувствовал жажду, горло першило, и он, подставив лицо воде, быстро глотал теплые струи. Вкус воды изменился или же он попросту его забыл. Карл понимал, что еще немного, и не сможет даже ходить от мучительного голода. Те несколько капель крови Анеты, которые если и остались – лишь отравляли тело.

Вода все лилась и лилась, даря блаженство и на время смывая смятение, в котором он пребывал с момента пробуждения. Карл воспользовался несколькими пузырьками с сильным запахом. Пару раз подряд намыливался и смывал пену с тела. После выключил воду и вышел. Взял белую ткань и обернул вокруг бедер.

В двери постучали и тут же открыли:

– Мой король, позвольте, я подстригу ваши волосы?

Карл кивнул и сел на придвинутый к огромному зеркалу стул, который слуга принес с собой. В отражении показался дикарь: спутанные волосы и длинная борода, карие глаза болезненно ввалились и отливали красным, губы почернели, а на груди все еще виднелся след от кола. Карл перевел взгляд на Яна. Не изменившийся внешне, слуга ощущался иначе. Точные движения, властный взгляд и спокойная уверенность в себе.

– Как ты жил эти века, Ян?

Воганька поднял брови, явно удивляясь вопросу, и спрятал улыбку за ответом:

– Не скучно, мой король. Мир удивительный, и одной человеческой жизни мало, чтобы насладиться им. Когда мы решим вопрос со старыми врагами, я бы хотел отправиться путешествовать.

Воганька мастерски расправился с его гривой, быстро орудуя ножницами и бритвой.

– Вот так. – Широкой кистью он смахнул срезанные волосы, прилипшие к шее. – Вас примут за городского жителя.

Карл с удивлением разглядывал себя. Необычная стрижка и легкая щетина открыли лицо, кажется, даже он сам забыл, как выглядел в молодости.

Ян ушел и вернулся уже с одеждой в руках. Бежевые штаны, плотная серая рубашка и коричневые ботинки на короткой шнуровке. Карл ощупал ткань, поражаясь искусности плетения, и незамедлительно облачился. Воганька одобрительно кивнул и протянул ему прозрачный пакет с бордовой жидкостью.

– Кровь, мой король. Сейчас ее сдают добровольно для других людей, а я выкупаю. Никто не страдает и не заражается.

Карл протянул руку да так и замер: жажда боролась с отвращением к себе. Слова Яна про то, что кровь можно доставать так просто и без ущерба для людей, его не убедили.

– Не прожаренное мясо с кровью я приготовлю позже, но для восстановления сил вам необходима чистая кровь. Я помню, что вы не хотите даже случайно причинять вред людям.

Карл взял прозрачный мешок, повертел его и открыл, жадно присосавшись к тонкой трубке. Первые капли жидкости взорвались на языке вкусовым экстазом, активировав все его чувства.

Кровь благоухала сладковатым, металлическим ароматом. Карл сглотнул, и тягучей волной она прокатилась по горлу, заставляя сердце радостно ускорить ритм. Он сильнее сжал пакет, быстро втягивая в себя жидкость через трубку. Кровь ощущалась им, как персиковый сок с мякотью, хотя на вкус всегда была гранатом с медью.

Карл остановился, лишь когда пакет опустел. Вытер губы ладонью и закрыл глаза, покачиваясь на носках. Сила заполнила тело, и Карл готов был хоть сто раз пройти пешком через Альпы в Италию и обратно. Однако чего-то не хватало. Он думал, что тяга пройдет, но внутренняя дрожь не оставила даже тогда, когда пришло насыщение. Бывший король понимал – скоро его накроет неистовой жаждой в желании выпить глоток демонической серы. Карлу требовалось занять себя, чтобы оттянуть этот момент, насколько возможно.

– Я хочу воспользоваться книгами из библиотеки.

Ян кивнул:

– Хорошо, но прежде я научу вас пользоваться другой вещью, которая называется «компьютер».

Воганька повел его через коридор к следующей комнате. Покои, куда они вошли, понравились Карлу: с поистине королевских размеров кроватью, шкафами и коврами на полу. Они делились на несколько помещений. Воганька ступил в то, что было похоже на библиотеку в миниатюре. Возле квадратного окна находился писчий стол с креслом, по стенам в шахматном порядке расположились одиночные полки с книгами. Ян поднял крышку плоского металлического предмета на столе и предложил Карлу сесть. За окном виднелась мощенная брусчаткой улица с проезжающими самоуправляемыми повозками и гуляющими людьми. Воганька постучал пальцами по столу, привлекая внимание Карла.

Ноутбук или компьютер, как подсказал Ян, вызвал у него немалое удивление. Ян терпеливо разъяснял основы, повторяя обозначения и названия по несколько раз. На освоение включения и основ у Карла ушла пара часов, за которые он научился писать запрос в поисковик, пролистывать страницы и закрывать окна. Для изучения истории пока этого было достаточно. Он чувствовал, как измененное сердце забилось почти как у взволнованного человека. Карл хотел и не хотел узнавать, что стало с его семьей, с империей, но неведение все же было страшнее. Ведь, обладая знаниями, он сможет продумать план действий и хоть немного понять развитие мира. Карл погрузился в даты и события, не заметив, как ушел слуга.

Благодаря вампиризму, он читал с немыслимой скоростью.

Карл писал все новые запросы:

Династия Карла Люксембургского.

Вацлав.

Сигизмунд.

Богемия.

Священная Римская империя.

– Боже, мои сыновья! Что вы натворили! Я возвел Богемию на вершину Европы, как возлагают драгоценный камень на острие венца, а вы утопили ее в грязи войн! – восклицал Карл и читал дальше.

Он читал. Читал. Читал. Мрачнел, когда шли военные конфликты, и улыбался, узнавая о достижениях в науке и технике. Полез в мировую историю и культуру. Хватался за волосы, прочитав, как романтизировали вампиров в книгах и кино, вычитал о психической болезни – синдроме Ренфилда[22], когда люди думали, что они вампиры, и о генетической патологии – болезни Гюнтера[23]. Узнал о вирусах, биологическом оружии, ядерной войне.

Слезы вампира – жуткое зрелище. Они словно бордовые дороги на бледном полотне лица. Карл потер глаза, размазывая влагу. За окнами солнце давно уступило место сумеркам, окрасив улицу в желто-серый цвет.

– Не думал я, что моя семья разрушит построенную империю, – глухо пробормотал Карл, ссутулившись за монитором. Он слышал, как слуга вошел в комнату.

– Мой король?

Воганька поставил на стол бутылку с янтарной жидкостью и два стакана со льдом. Наполнил оба и взял один себе.

Карл поднял голову, сверкнув глазами.

– Больше не называй меня так.

– Но…

– Я больше не король, и уже им не стану. – Говоря это, он ощерил клыки, но это было похоже не на злобную улыбку, а на гримасу отчаяния. – Я – Карл Люксембургский. Зови либо по имени, либо по фамилии.

Карл протянул руку и взял стакан. Отсалютовав, выпил одним махом до звякнувших кубиков льда. Часто задышал от крепости напитка и вытер снова выступившие слезы.

– Карл, – еле выдавил Воганька и смутился. – Пан Карл, мы попросим помощи у Ордена?

– Насчет Дэниэля Фауста я еще не решил. Ян, я не хочу войны. Попробую договориться с теми, кто придет. Времена иные, да и в газетных статьях нет никаких упоминаний о вампирах, значит, захватить власть и править людьми они больше не стремятся.

– В новостях очень редко пишут правду, пан Карл, – усмехнулся Воганька. – Люди забыли об упырях.

Ян поднял руку, указательный и средний оставил прямыми, а остальные пальцы загнул.

– Сейчас этот жест обозначает «мир», до этого он значил «Виктория» или «победа». Время стерло знание, и все забыли, что первоначально люди пользовались им, чтобы предупредить друг друга о вампирах поблизости.

– Уверен, что есть те, кто помнит.

– Несомненно.

Карл повернулся к монитору и замер над клавиатурой. Ян остался рядом, по правую руку, совсем как раньше. Однако сейчас он учил своего короля тонкостям обращения с техникой, терпеливо объяснял термины и непонятные слова, которые вошли в обиход уже после его смерти. Воганька наливал в стаканы напиток, и они не спеша цедили его под чтение. Бутылка виски незаметно опустела.

– Вильгельм жив? – Карл Люксембургский хотел задать этот вопрос, едва увидел слугу, но сдерживался, словно оттягивая неизбежное.

На лицо Яна набежала секундная злость, но тут же исчезла:

– Не уверен. В Германии его давно не видели. Если он жив, то первым из всех прибудет в Богемию. Он вас не оставит.

– С другой стороны, пусть лучше Рот будет на нашей стороне, как считаешь? Если переговоры не помогут, нам понадобится дополнительная сила.

– Боюсь не сдержаться и убить его, если он к вам приблизится, – проворчал Ян.

– Нам нужна будет и графиня Кинских. Эти устройства, – Карл поморщился, перекатывая на языке новые слова. – Телефоны. С их помощью можно связаться с кем угодно?

– Да. Я постараюсь найти ее номер.

Карл встал и прошел к книжным полкам. Он брал то одну, то другую книгу, читал название и снова возвращал на место. Это было скорее возможностью занять руки, пока Карл думал.

– Славно. Скоро полнолуние, а она, думается мне, не врала о том, что не знает ничего о том, что влколак. Если ее что-то сильно рассердит – быть беде.

Воганька поежился, а Карл добавил:

– Привлечем других лишь в том случае, если переговоры не помогут.

– Думается мне, что если вейтус[24] прибудут, то не дадут шанса на переговоры. Скорее, заставят принять их сторону.

Карл снова склонился над клавиатурой, сосредоточенно хмурясь. Казалось, он был раздражен словами Воганьки, хотя на самом деле нервозность накатила волной из-за навязчивых мыслей о демонической сере.

Бывший слуга потоптался рядом какое-то время, а после вышел, прикрыв за собой дверь. И в тот же момент Карл схватился за горло, мучительно хрипя. Ему до крика хотелось вновь отведать серы, почувствовать, как она прожигает горло и дарит спокойствие и уверенность. Тело сотрясла судорога, и он гулко сглотнул, пытаясь совладать с собой. Карл заставил себя сесть за ноутбук и углубиться в чтение.

Прошло всего минут десять, когда он больше не смог выдержать зудящего под кожей желания.

«Мне нужен чертов Роули», – подумал Карл и встал из-за стола. Он прошел по коридорам, безошибочно предположив, что Воганька будет в зале с книгами, и не ошибся. Только читал Ян не книгу, сидя на кресле в углу залы, а что-то на экране своего телефона.

– Вам плохо? – встревожился Ян, поднимаясь при его появлении.

– Мне нужен Роули, – простонал Карл и упал на колени, задыхаясь и покрываясь холодным потом.

– Я уж было обрадовался, что вы забыли об этой заразе.

Карл помотал головой, отчего его накрыло тошнотой и занемело горло. Он прохрипел:

– У тебя есть все необходимое для вызова?

– Это не потребуется. У демона теперь бар на перекрестке. Там, где вы с ним познакомились.

Глава 5

Cave amicum credas, nisi quem probaveris.
Не считай кого-то другом, пока его не испытал.

«Пражский трдельник»

«Сегодня в семь вечера Пражский Град выступил с сенсационным заявлением о краже короны святого Вацлава. Первые двое суток они хранили эту информацию в секрете, дабы не мешать расследованию. Теперь же секретарь канцелярии президента заверил, что вместе с таким громким и скорбным событием рад сообщить, что корону нашли на третьи сутки, в одной из пустующих квартир в центре Старого города, которые сдаются через интернет иностранными владельцами. Венец святого Вацлава не пострадал, никаких повреждений на нем не обнаружили.

Ваш Эл Вода».

Карл

– Мой король… – Ян нервно сжал подлокотники кресла. – Пан Карл, снова начав принимать серу, вы лишитесь вампиризма и той силы, которую он дает. Если наши враги объявятся, у вас не будет против них и шанса.

С трудом сглатывая вязкую слюну, Карл хмуро глянул на Воганьку. Затем закрыл глаза, будто избегая его укоризненной гримасы.

– Я знаю, но мне это нужно. Хотя бы один раз.

Ян запустил руку в волосы с видом человека, который лихорадочно пытается подобрать правильные слова:

– Вы не понимаете! Ваше тело давно избавилось от демонической серы, тяга к ней осталась лишь в вашей голове. – Ян дождался, когда Карл открыл глаза, и выразительно постучал себе по виску.

Карл отвернулся и, направляясь к выходу из библиотеки, бросил:

– Я иду к Роули с тобой или без тебя.

Воганька за его спиной тяжело вздохнул. Скрипнуло кресло, он подал Карлу пальто и, закрыв апартаменты, они вышли с территории монастыря.

Тучи закрыли луну и звезды. В тяжелом влажном воздухе чувствовалось приближение грозы.

Они ступили на Карлов мост. Влтава под ними беспокойно несла оловянные воды, разделяя город на две неравнозначные половины. Карл остановился, чтобы рассмотреть скульптуры святых. Его рука машинально потянулась ко лбу, а три пальца сомкнулись, чтобы перекреститься, но Ян перехватил его запястье, покачав головой. Упырю не должно креститься: если завершить на себе воображаемое распятие, можно было забиться в судорогах. Подрагивающими пальцами Карл благоговейно прикоснулся к одной из статуй. Он не знал, как сможет жить без церкви, собирания святых мощей и причастия. Все это стало недоступно ему. Мысль об этом была мучительна.

Они миновали мост и пошли по узким улочкам к Староместской площади, возле которой и находился нужный бар.

– Теперь все дома такие? – кивнул Карл на однотонный фасад. Они двигались по Кржижовницкой улице.

– Вы про то, что под краской скрыли сграффито[25]?

– Наверное. Про фрески.

Ян резко свернул в переулок Валентинской улицы и, быстро пройдя несколько домов, остановился. Задрал голову. Карл последовал его примеру.

– Старый город и все его дома скрывают правду. Под несколькими слоями штукатурки остались сграффито, подобие фресок, которые рассказывают историю вампиров. Видите?

Карл видел. Облупившаяся часть стены сверху открывала средневековое изображение. На нем человек в камзоле, прижав к себе женщину, кусал ее за шею.

– И никто этого не видел? – удивился Карл.

– В век перенасыщения информацией и мобильных телефонов? Люди мало что замечают, а те, кто замечают, не придают значения. Да и для человеческого зрения, не такого острого, как наше, такая сцена может показаться всего лишь страстной, а совсем не ужасающей.

Они зашагали дальше, и Карл теперь внимательно осматривал стены каждого дома по пути. А еще Люксембургский удивленно ловил на себе взгляды девушек. Он забыл, каково быть молодым и привлекать юных пани одной лишь внешностью. Карл не оставался в долгу и позволял себе ответно смотреть на прохожих. Люди стали такие разные. В манере поведения, одежде, прическах. А как изменились женщины! Яркие, с короткими волосами разных цветов и оттенков, громко рассуждающие о чем-то, в непристойной, по мнению Карла, одежде, которую и одеждой не назовешь.

Карл заметил, как лицо Яна мрачнело с каждым шагом, приближающим их к бару демона перекрестков. Поднялся ветер, и Карл с наслаждением вдохнул запах скорого дождя.

Заведение находилось на пересечении трех улиц: Платнершской, У Раднице и площади Франца Кафки. Именно здесь король впервые встретил демона перекрестков и заключил не одну сделку, стоя на этом самом месте.

– «Абсентерия», – прочитал Карл на зеленой вывеске. – Новый напиток?

– Придуман, как утверждает Роули, им самим через пару столетий после вашей смерти, – хмуро подтвердил Ян.

Изумрудные ставни служили и витриной, под стеклом которой стояли бутылки всевозможных форм с протянутыми в горловины трубками. Трубки сообщались между собой, создавая подобие единого стеклянно-металлического механизма.

– Да, демон определенно обитает здесь, – усмехнулся Карл и ступил за порог абсентерии.

Играла инструментальная музыка. В воздухе витал горьковато-травянистый аромат, в котором Карл почуял анис, мяту и даже укроп. Все помещение было темно-зеленых тонов с контрастом деревянной мебели и вставок из обработанных досок на стенах. В зале сидели посетители. Дубовые столы расположились вдоль стен с картинами, напротив входа высилась длинная барная стойка из вулканического камня, в которую были вмурованы кости. Витрина с несколькими сотнями бутылок приглашающе подсвечивалась электрическими лампадами. За барной стойкой шли ступеньки на второй этаж, его пол находился как раз над ней. Потолок первого этажа абсентерии украшали зеленые фрески: на первый взгляд это были обычные завитушки, но внимательный зритель смог бы прочитать латинские слова демонических клятв, раскиданные то тут, то там. Клятвы, вписанные в неровную пентаграмму, несли зловещий смысл:

«Пришедший в сие место и вкусивший питья из рук Роули дарит ему один день своей жизни, ничего не требуя взамен».

– Знает ли об этом Орден? – тихо спросил Карл.

– Знает, – кивнул Ян. – Присмотритесь, не все посетители здесь – люди. «Бар сделок» в основном посещают энсиа. – Он поднял светлые глаза, указывая на второй этаж, где были заняты несколько столов.

Пока Карл рассматривал гостей абсентерии, за барной стойкой появился хозяин. Белую рубашку с бордовым жилетом украшал галстук-бабочка. Он медленно снял круглые черные очки. Раскосыми глазами с вертикальным зрачком, не мигая, уставился на Карла. Тот шагнул вплотную к барной стойке и почувствовал знакомый тонкий запах костра. На полных губах Роули расцвела плутовская улыбка.

– Карл-Карл, – томно протянул демон, меж треугольных клыков мелькнул раздвоенный кончик языка. – А я все гадал, когда же ты зайдешь поздороваться.

Не успел Карл ответить, как на стойку облокотилась девица, лицо которой было похоже на разрисованную подушку для иголок. Она была человеком, и от вида бьющейся на шее вены под тонкой кожей Карла окатило жаждой.

– Налейте-ка мне абсента, – попросила она хриплым голосом.

Роули вернул очки на лицо и сдержанно улыбнулся, не показывая зубов.

– Конечно. Первый раз пробуете?

– Угу.

Карл и Ян сели на высокие стулья, наблюдая за представлением. Демон оживился, в томный голос вплелись искушающие нотки:

– Есть два метода подачи: французский и чешский.

– Давайте тогда две рюмки, на них и попробую, – легко согласилась девица и уселась на барный стул.

Роули поставил на стойку рюмку и рядом с ней высокий пузатый бокал с маленьким краном. Внутри стакана в прозрачной жидкости лежали кубики льда. Демон повернулся к витрине с бутылками. Вытянул руку, шевеля пальцами, словно совещаясь с напитками и выбирая вид. Возле ядовито-зеленой рука замерла, и Роули взял бутылку со стеллажа. Прокрутил, подбросил в воздух и, на лету поймав, налил в рюмку чуть больше половины абсента. Достал ложку с маленькими отверстиями и накрыл ею рюмку. На ложку опустил кубик сахара. Затем Роули открутил кран у бокала и на сахар начали падать капли ледяной воды. Кубик сахара таял и стекал в рюмку, а зеленая жидкость постепенно помутнела. Демон убрал ложку:

– Прошу. Абсент по-французски.

Девица выпила. Шумно задышала, затем промокнула слезы и потребовала повторить.

Роули игриво поклонился. Поставил новую рюмку, снова выбрал бутылку с витрины, налил абсент, положил ложку с кубиком сахара сверху. Только теперь он накапал абсент на сахар и поджег. Белые спрессованные кристаллы вспыхнули синим пламенем и постепенно стекли в рюмку. Демон убрал ложку и долил ледяной воды, наполнив рюмку до краев.

– Чешский вариант.

Гостья, не дожидаясь приглашения, выпила абсент в два глотка. Закашлялась и вытерла губы, утыканные металлическими колечками, тыльной стороной ладони. Карл снова посмотрел на пульсирующую вену у нее на шее и понял, что больше не хочет разорвать ей горло.

– Это было кайфово! – рассмеялась она сквозь слезы.

Слезла с барного стула и, вывернув карман, достала бумажные деньги. Девушка выбрала купюру и оставила на стойке.

«Пятьсот крон», – прочитал Карл на бумаге с изображением женщины, кажется, поэтессы. Ранее, читая о деньгах, на банкноте в сто крон он с удивлением увидел себя. Благодаря целому дню, проведенному за компьютером, он уже знал, какие валюты в ходу в Чехии, да и в целом в мире.

– Хотите еще? – спросил Роули, забирая деньги. – Может быть, у вас есть тайное желание, которое я бы смог воплотить в реальность?

– Может быть, завтра, – подмигнула девица и вышла за порог.

Часы, висящие над входом, показывали полночь. Несколько столов опустели. Пока к демону еще кто-нибудь не подошел, Карл пересел ближе и, наклонившись, потребовал:

– Мне нужна сера!

Роули снял очки, картинно закатил глаза и молча подошел к витрине, выбирая напиток. Схватил бутылку с верхнего ряда – на ней была этикетка с нарисованным черепом на фоне двух скрещенных костей. Абсент внутри переливался оливковым цветом, а на дне виднелся осадок. Демон подбросил бутылку, поставил три рюмки и, подхватив ее в воздухе, налил напиток. Сделал чешский вариант с огнем. Тонкими холеными пальцами взял рюмку и отпил маленький глоток, удовлетворенно что-то проворчав. Карл и Ян последовали его примеру. Воганька потрясенно выдохнул и вытер губы, а Люксембургский поморщился, когда пряный абсент прокатился по языку и попал в горло. Такое впечатление, что он выпил жидкий горький лед с травяным вкусом. Напиток странным образом обволакивал внутренности, согревая кровь. За первым глотком Карл сделал второй.

– Понравился, да? – понимающе осклабился Роули. – Я придумал, когда заключал сделку во Франции.

Роули горделиво и как-то любовно погладил бутылку, возвращая ее на витрину.

– Роули, мне нужна сера, – упрямо повторил Карл.

– Дорогой Карл, – демон понизил голос. – Ввиду последних событий это не самая лучшая идея. Я и раньше не был рад, принося ее тебе.

Карл молча взирал на Роули, и были в этом взгляде упрямство и гнев. Демон вышел из-за стойки и крикнул посетителям со второго этажа:

– Мы скоро закрываемся.

После чего вернулся за стойку, щуря желтые глаза с вертикальным кошачьим зрачком. Внимательно осмотрел Карла, словно оценивая все его внутренние противоречия.

– Я вижу, что ты не можешь или не хочешь сопротивляться силе привычки, поэтому, так и быть, я готов заключить сделку.

Ян негромко ругнулся, очевидно, до последнего надеясь, что Карлу откажут. А бывший король сжал кулаки.

– Сделку, – повторил за ним Карл, содрогаясь от воспоминаний о прошлом договоре.

Роули расслабленно постукивал пальцами по барной стойке в такт музыке. В желтых глазах демона читалась насмешка, и Карл с удовольствием бы вырвал его сердце, если бы не знал, что того так просто не убить. Мысли Люксембургского кружились вокруг проклятого слова «сделка». Что он мог дать демону? Свою душу? Чью-то душу? Словно в ответ на его мысли, Роули лениво протянул:

– Итак, что ты готов мне предложить? Ты больше не король, подданных у тебя нет, не считая Воганьки. Оглянись: свеженьких, розовеньких, как поросеночек, тушек у меня и так хватает.

Лицо Карла окаменело. От необходимости унижаться страдали гордость и чувство собственного достоинства.

– Чего же ты хочешь?

– Души.

Ян закашлялся, поперхнувшись воздухом от возмущения. Он придвинулся ближе к Карлу и, судя по виду, готов был броситься на Роули.

– Сколько душ? – уточнил Карл.

– Инфляция за века выросла, как и стоимость моих услуг, поэтому я хочу в десять раз больше, чем ты отдал мне в Нюрнберге.

Карл почувствовал, что слова демона словно разъели внутренности. Как бы он ни убеждал себя, что все сделал правильно и помог Богемии подняться с колен, вина отравляла мысли. Его последняя сделка стоила жизней полтысячи невинных людей.

– Это ни в какие ворота, – возмутился Воганька и резко перегнулся через стойку, пытаясь схватить Роули за жилет.

– Эй, Роули! Нужна помощь? – раздался женский голос сверху, и со второго этажа показалось бледное лицо в капюшоне.

– Ну что вы, это мои старые знакомцы, которых я сам могу приструнить, если потребуется, – процедил демон, и в его голосе послышались опасные нотки.

– Ты просишь слишком много, – прорычал Карл, оскалив клыки. Он отступил на шаг, чтобы успокоиться, ощущая, как весь трясется от злости и растерянности.

– Ох, Карл, – рассмеялся Роули, чем привел бывшего короля в замешательство. – Ходят слухи, что завеса пала. Думаешь, я бы дал тебе то, что ты так отчаянно желаешь? Хаоса хватает и в аду. Раз уж ты избавился от упырей тогда, придумай, как сделать это снова без серы.

У Карла болели челюсти оттого, что он слишком сильно стискивал зубы. Все, что он мог – лишь свирепо смотреть на улыбающегося Роули. Гордость внутри боролась с ненавистью. К этим эмоциям примешивалась тяга к сере, заставляя Карла покрываться липким потом. Воганька напрягся, готовый вмешаться, если кто-то из них взорвется первым. Однако этого не случилось. Карл замедлил дыхание и нейтральным тоном произнес:

– Мне необходима сера, хотя бы раз.

Демон театрально захлопал, выходя из-за барной стойки. Приблизившись к Карлу, он наклонился и зашептал на ухо:

– Я запамятовал тебе объяснить: трюк с серой был единоразовой акцией. Одна земная жизнь и бла-бла-бла. Начнешь употреблять снова – угаснешь за пару дней. Целой человеческой жизни уже не будет, мой король. – Сделав издевательское ударение на последних словах, Роули перемахнул через барную стойку и не спеша облачился в бордовый пиджак.

Карл изумленно застыл. Мысль о вкусе серы на языке и приятной неге после ее приема вытеснили слова демона о скорой кончине. Возможно, Роули врал, но Карл понимал: даже если можно еще раз прожить жизнь, принимая серу, что была бы это за жизнь? И Богемия, вернее, теперь Чехия. Он не поступил бы так с десятью миллионами жителей.

Створки входной двери приглашающе хлопнули. В бар вошел полуночный посетитель. Что-то неуловимо изменилось в воздухе. Плохое предчувствие заставило Карла обернуться. Ян сделал то же самое.

Лицо незнакомца скрывали поля темной шляпы. Он был высок, вровень с Карлом. Угольно-черное пальто, небрежно накинутое на плечи, и костюм заканчивались до блеска начищенными рыжими туфлями.

Узнавание мелькнуло в мыслях Карла до того, как вошедший поднял руку и элегантным движением снял шляпу, открывая лицо. Взгляд серо-голубых глаз скрестился с карими глазами Люксембургского. Воганька чертыхнулся, а Роули подался вперед.

– Карл… – ошеломленно, на выдохе произнес мужчина со шляпой в руке.

Карл же буквально физически чувствовал его пристальный взгляд. Его старый знакомец ничуть не изменился. Короткие темные волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. Прямой аристократический нос, как всегда, оставался бледнее лица. Выступающие скулы и квадратную челюсть дополнял хищный прищур туманных глаз.

– Вильгельм Баварский, – выплюнул Карл имя, словно рыбью кость, застрявшую в горле.

– «С короной, которую он получил без единого удара меча, с кошелем, полным монет, который он привез пустым; но с малой славой за добрые дела и с великим позором за унижение императорского величия. О! Если б твой прадед и дед встретили тебя на альпийском перевале, чтоб они сказали, ты подумал? Император римлян по имени, по правде ты всего лишь король богемский», – бархатным тоном продекламировал Вильгельм.

В его голосе Карлу почудились одновременно и насмешка, и обожание. Люксембургский как раз сегодня читал это изречение Франческа Петрарки в свой адрес.

Баварский склонил голову, прижав кулак к груди, тем самым показывая, что признает Карла монархом, чем вызвал сдавленный смех демона, наблюдавшего за ними с нескрываемым удовольствием.

Ян соскочил со стула и попытался сделать шаг вперед, чтобы закрыть Карла от Вильгельма, но король качнул головой, и слуга остался стоять на месте. Губы Вильгельма изогнулись в такую знакомую Карлу полуулыбку, и от этого ярость поднялась в нем, точно вода в гейзере. Ногтевые пластины трансформировались в длинные когти, руки до локтей потемнели, вены под кожей разбухли и окрасились в цвет чернил.

– Шикарно выглядишь, mein lieber Freund[26]. Столь долгий сон пошел тебе на пользу.

Карл сжимал и разжимал кулаки. Гортанный рык вырвался из горла. Он отодвинул Яна, заступившего ему путь. Все поле его зрения сузилось до фигуры, так и оставшейся стоять возле входа. В ушах стоял грохот. Затрещали деревянные половицы, воздух сгустился от напряжения. Карл сорвался с места и врезался в Вильгельма. Он полоснул его когтями по лицу, на одежду точно плеснули вином. Баварский пошатнулся, но устоял на ногах. Его улыбка перетекла в скорбную гримасу. Карл замахнулся, и его кулак влетел Вильгельму в челюсть, отчего голова мотнулась в сторону, и послышался хруст шейных позвонков. Баварский снова повернул лицо к Карлу и улыбнулся, положив руку ему на плечо, словно хотел обнять. Люксембургский ударил его под дых. Раз и еще один. Затем яростно зарычал, оскалив клыки.

– Сражайся, трус!

– Карл, я… – договорить Вильгельм не успел, потому что Карл снова принялся осыпать его ударами.

Баварский морщился, но не сделал ни одной попытки защититься или дать сдачи. Только хватался за плечи и руки Карла, чтобы устоять на ногах.

Сквозь красную пелену гнева Карл видел дымчатые глаза бывшего лучшего друга, которые молили о прощении. Но Люксембургский не хотел прощать. Как можно простить предательство?

Карл помнил и другое выражение этих глаз. На следующее утро после коронации Вильгельм надменно и даже гордо улыбался ему окровавленными клыками, словно оказал наивысшую честь, словно подарил весь мир. А Карл корчился в агонии, кровь в теле, казалось, превратилась в яд. Он не понимал, то ли его опустили в чан с кипятком, то ли заморозили во льду альпийских озер.

Усилием прогнав воспоминания, Карл схватил его за горло, с ненавистью к себе отмечая, что рад приезду Вильгельма, и не только потому, что может отомстить за старые обиды. Карл скривился и швырнул старого друга через весь зал. Вильгельм, и не думая затормозить падение, влетел в стену и с грохотом рухнул наземь, кашляя кровью.

– Разве так встречают лучшего друга? – проворчал он.

Размытой тенью Карл оказался рядом и рывком поднял Вильгельма за грудки, а затем с силой впечатал кулак ему в челюсть, Баварский покачнулся, по-прежнему не предпринимая попыток ответить.

– Вацлав, хватит! – До Карла донесся сердитый голос Воганьки. Таким тоном и именем, данным при рождении, Ян звал его в детстве после очередного серьезного проступка.

Бывший король заставил себя остановиться. Разжал пальцы, и улыбающийся разбитыми губами Вильгельм сполз по стенке на пол. Роули все это время полулежал на барной стойке, точно огромный кот, и, подперев голову рукой, с интересом наблюдал за избиением. Карл посмотрел вверх, и несколько любопытных посетителей тут же скрылись из виду на втором этаже.

– Похоже, чувство юмора ты оставил в могиле, мой друг, – кашляя, прохрипел Вильгельм.

Он, пошатываясь, встал. Смахнул капли крови с лица, при этом пристально следя за Карлом. А тот вытер руки предложенным Яном платком и бросил короткое:

– Ненавижу тебя.

Роули улыбнулся и крикнул на весь зал:

– Бар закрывается. Все на выход.

– Я еще зайду, – пообещал Люксембургский демону и пошел к дверям, более не обращая внимания на Вильгельма.

Когда они прошли две улицы и Воганька уже дважды преувеличенно громко вздохнул, Карл бросил на ходу:

– Говори.

– Пан Карл, Вильгельм мерзавец, но полезный. Кто, как не он, был за завесой все эти годы. Он знает расстановку сил в упырском сообществе, может выступить в переговорах…

– Не смеши меня. Вильгельм нарушил главное правило всех упырей: не обращать королей. Кто станет его слушать?

– Знаю. Однако он до сих пор жив, значит, сумел избежать наказания, верно?

Карл прекрасно понимал, что Вильгельм должен быть на его стороне. С ним он будет сильнее, но злость и чувство, что его предали, мешали даже допустить мысль, чтобы вернуться в абсентерию. Единственное хорошее, что с ним случилось после вылазки в бар: благодаря гневу и драке желание серы на время покинуло его голову.

– И постарайтесь забыть о сере. Сейчас, как никогда, вам нужно быть сильным.

С неба упали первые капли дождя. С каждой секундой поток становился сильнее, грозясь перейти в ливень. Карл остановился и запрокинул голову, подставляя лицо небесной воде. Воспоминания прошлой жизни, его правление, битвы, переживания – все смывалось дождем. Пришло время попробовать новую жизнь без регалий. Карл с сожалением подумал, что это будет жизнь упыря, хотя, глядя на Яна, он бы не сказал, что слуга сожалеет о вампиризме в своих венах.

Воганька молча ждал, задумчиво улыбаясь каким-то своим мыслям. Карл смахнул воду с волос и зашагал дальше. Узкие улицы пустовали, дождь распугал даже ночных гуляк. Мокрая брусчатка блестела драгоценными камнями в свете фонарей. В окнах повсюду горел свет, и для Карла электричество казалось самым великим чудом.

Сзади послышался шум подъезжающей машины, вынудивший сойти с дороги на узкий тротуар. Авто проехало и резко затормозило в нескольких шагах от Карла. Открылась дверь, и из машины вышел Вильгельм с разбитым, еще не зажившим лицом. Он заступил Карлу дорогу, так пристально рассматривая его, словно видел впервые. Пелена дождя, казалось, отрезала их от всего остального мира. Карл засунул руки в карманы, сдерживаясь, чтобы еще раз не врезать Вильгельму.

– Я знаю, что тебе нужна помощь. Слухи уже растеклись ядом по городу. Ты можешь ненавидеть меня и дальше, но позволь остаться.

Карл молчал, наклонив голову и избегая смотреть на Вильгельма. Затем обернулся на Яна и кивком показал, чтобы он оставил их. После этого смерил взглядом Баварского, морщась от решения, которое уже принял. Надежда в серых глазах Вильгельма тлела, как огарок свечи. Карл обошел его и повернул к синей машине, остановившись у пассажирской двери.

Ян махнул рукой на прощание и зашагал в сторону Страговского монастыря. Вильгельм так же молча приблизился к машине и распахнул для Карла дверь. Устраиваясь в более тесный, чем у авто Воганьки, салон, Карл заметил, как на губах Вильгельма мелькнула улыбка.

Глава 6

Bůh, čest, vlast.[27]
Бог, честь, власть.

«Пражский трдельник»

«Ваш покорный слуга получил огромное количество вопросов от жителей Моравии.

Спустя сутки после появления необъяснимой разграничивающей полосы на Мораве фермеры заявили о падеже скота. Тридцать коров были обескровлены. На место приглашена ветеринарная служба, чтобы выяснить причины. Судя по информации от моравцев, можно исключить нападение волков или других хищников.

Возможно, это какая-то болезнь.

Ваш Эл Вода».

Графиня Анета Кинских

Энн неслась по лесу так легко, точно и не касалась земли. Темные, малахитового цвета ветви елей задевали кожу, словно приветствовали давно потерянное дитя. Пряно пахло хвоей и розмарином.

Бег, который она всю жизнь не любила, сейчас стал таким же простым, как дыхание. Чем дальше неслась Энн, тем гуще росли деревья. Она приближалась к чаще, где ее кто-то ждал. Она знала это: сердце взволнованно билось перед встречей. Энн слышала свое частое дыхание. Над верхушками деревьев пролетела, громко ухая, сова.

Земля резко пошла под уклон. Кинских не испугавшись спускалась в лощину. Она замедлилась, чувствуя, что уже почти добралась. Развела руками плотно сомкнутые пушистые ветви елей и вышла на поляну. Там стояла белесая дымка, которая рисовала вокруг Энн цифру восемь. Зазвучали глухие удары барабанов.

«Бум! Бум-бум! Бум-бум! Бум!»

Первобытная мелодия, казалось, слилась со стуком сердца, вызывая благоговейные мурашки. Энн сделала несколько шагов к самому центру и наконец увидела ее. Женщину.

Седая коса вилась до пояса. На незнакомке было изорванное мешковатое платье, а лицо… Лицо наполовину скрывала деревянная корона, оставляя видными только нос и рот. Венец плотно обхватывал голову, зубцы-коряги торчали из него на добрых полметра. Участки кожи, не спрятанные одеждой, покрывали веткообразные символы.

Энн откуда-то знала, что у женщины под короной нет глаз. Кроваво-красные губы тронула улыбка, и они растянулись, демонстрируя белые крепкие зубы. У нее в руках из ниоткуда появилась светлая волчья шкура. Она сделала шаг в сторону, открывая взору огромный сруб старого дерева.

Энн отошла на пару шагов, затем побежала к высокому пню, зная, что нужно делать. Незнакомка с деревянной короной подбросила шкуру в воздух еще до того, как Энн приблизилась. Меховая накидка зависла в плотной дымке и упала на плечи Кинских. Женщина подняла руку, показывая ей указательный и средний пальцы. Энн достигла пня и прыгнула, перекувыркнувшись в воздухе, словно акробат Цирка дю Солей. Она легко приземлилась и посмотрела вниз. Песочный цвет мощных волчьих лап не удивил, скорее она почувствовала, что так и должно быть. Вмиг обострившееся обоняние уловило новые звуки и запахи леса: она слышала, как далеко на лугу бегают зайцы, а в нескольких метрах от них переминается голодный лис; как шумит о камни ручей, стремясь найти реку; как сильно благоухает хвоя вокруг.

Энн оглянулась, но женщины и пня больше не было на поляне. И тогда она понеслась вверх, выбираясь из лощины. Лапы пружинили при беге, наполняя тело легкостью. Она чувствовала чуть влажный мох, который так приятно и пряно пах. Энн подняла голову и увидела небесное светило. Луна, казалось, стала центром ее личной Вселенной. Точкой притяжения. Почти круглая и такая волнующая. Кинских замедлила бег, останавливаясь на обрыве скалы.

Она вновь задрала голову, и из глотки вырвался радостный вой. В лесу затихли все звуки, а потом где-то далеко раздался многоголосый ответный вой, наполняя все существо Энн ликованием и чувством единения, словно она и эти волчьи голоса все время искали друг друга и наконец нашли.

Волчий вой – это не все, что она слышала. Рядом с ней был кто-то еще, тот, от кого пахло льдом и кровью. Кто-то опасный, враждебный. Он не нападал, но заставлял ее нервно порыкивать. Она оглядывалась, ожидая увидеть его, но в рассветных сумерках вокруг серели лишь деревья. В поисках неизвестного существа она зашла в траву, намочила лапы и брюхо росой. Энн снова вышла к обрыву, чтобы еще раз увидеть заходящую луну, но небосвод затянуло тучами, и хлынул дождь.

* * *

Энн резко села на постели, прижимая руки к потному лицу. За окном лил дождь, а будильник вот-вот должен был оповестить о том, что она может опоздать в университет, если не встанет с первого раза. Кинских вспомнила сон, посмотрела на руки. Обычные тонкие пальцы, на указательном – кольцо с фамильным гербом, как и всегда. Она спустила ноги на пол, и взгляд упал на прикроватную тумбу. Зажмурилась, руки смяли одеяло в волнении.

Энн открыла глаза и вновь взглянула на тумбу: глубокие свежие царапины покрывали дерево в том месте, куда она обычно клала телефон. Кинских провела по бороздам. Их было пять. Точно она во сне протянула руку и содрала деревянное покрытие как лист бумаги.

* * *

Накануне из резиденции в Трое Энн поехала домой, а вечером заявилась под дверь квартиры Эдгара. Она долго стучала и звонила в домофон и уже подумала, что стоит вернуться к нему с отмычкой, но тут дверь скрипуче приоткрылась на маленькую щелку, и оттуда показался веснушчатый нос ее напарника.

– Энн! Где ты была? Я звонил тебе раз двести! – прошипел он и буквально затащил ее внутрь квартиры.

Кинских порывисто обняла Эдгара, радуясь, что с ним все хорошо, и отступила на шаг. Затем скрестила руки на груди и сердито выпалила:

– Разбила телефон.

Она разулась и прошла через захламленный коридор в одну из двух комнат, переоборудованную в мастерскую. Диван и широкий стол – все, что стояло в ней. Умостилась с ногами на потертом кожаном диване и ждала, когда войдет Эд. Напарник показался, морщась и кусая губы. Сел рядом. Потер нос, избегая смотреть Энн в глаза.

– Прости за витрину с головами. Я искал тебя, когда не смог дозвониться: ездил к твоему дому, мониторил новости, даже просмотрел базу данных полиции.

Энн похлопала его по плечу, заставляя замолчать и повернуться к ней.

– Я убежала в сторону Оленьего рва. – Во рту резко пересохло, и, покашляв, она продолжила: – Потом столкнулась с некоторыми проблемами и затаилась на день.

– Где корона? Выглядишь такой бледной, словно восставший покойник. – Эдгар сыпал вопросами, оглядываясь в поисках ее рюкзака.

– Я нашла способ вернуть корону.

Эдгар выпучил глаза и быстро заморгал, наверное, пытаясь осмыслить услышанное. Он пару раз открыл и закрыл рот и удивительно точно походил на рождественского карпа, которого положили на разделочный стол.

– Что? – Голос Эда ушел в ультразвук. Он вскочил с дивана. – Почему так быстро? Ты мне все уши прожужжала венцом и проверкой креста. Мы так долго готовились, ключи делали, составляли планы.

– Я… я узнала что хотела.

– Ты совсем того? Кто крадет реликвию, чтобы тут же ее вернуть?

Напарник запустил руку в волосы, взъерошив шевелюру цвета меди.

– Перестань причитать. Ты свою работу выполнил и деньги получишь завтра. Мы не оставили ни следов, ни улик. Будь спокоен.

Эдгар недовольно рассматривал ее. На его лице читалось откровенное сомнение.

– Лучше посмотри, что с моим мобильным.

Эд перевел взгляд с Энн на телефон. Долго крутил его в руках, а затем сел за свой стол.

Стол Эдгара был особым местом. Кроме двух внушительных мониторов и клавиатуры, там умещались всевозможные провода, катушки, платы, электронные жучки, тонкие портативные паяльники и пара десятков вещей, о назначении которых Энн не имела ни малейшего представления.

– Сори, Энн, но тебе придется купить новый.

Она взяла протянутую симку и засунула ее в карман штанов. Эд почесал нос и мельком взглянул Энн в лицо. А после весь остаток разговора избегал смотреть на нее. Кинских показалось, что напарник почувствовал ложь, но не стал выпытывать правду. Он просто закрылся. Разочарованный в деле, над которым они так долго корпели, и в ней самой. Чтобы как-то сгладить затянувшееся молчание, она спросила:

– Слушай, ты не надумал подать документы на поступление в Карлов? Ты мог бы пойти на технический или исторический факультет. Я могу написать тебе мотивационное письмо.

Эдгар вздрогнул и подкатился на кресле вплотную к столу. На его щеках медленно разливался румянец, однако Энн не поняла – от гнева или смущения.

– Спасибо, но нет.

– Жаль, ты талантливее многих первокурсников. Это я тебе как выступающий лектор говорю, – огорчилась Энн.

Она заводила беседу об университете не впервые, надеясь, что он согласится, но и в этот раз Эдгар не захотел ее слушать.

Посчитав разговор оконченным, Энн поднялась и пошла к дверям.

– Есть дело в замке Шимонека[28]. Объявили цену. Возьмем?

Энн обернулась. Создавалось впечатление, что Эд до последнего не хотел говорить о деле, но случайно выпалил. Было похоже, что он скоро станет работать в одиночку, и неумелая ложь Энн только сильнее его подтолкнет. Вслух она поинтересовалась, сдерживая любопытство:

– Пришлешь материалы? Я посмотрю, тогда и дадим ответ.

– Хорошо. Ты завтра на работу?

– Да. И, Эдгар, все-таки подумай об университете.

* * *

Кинских заехала в ближайший торговый центр, чтобы купить мобильный. Решила, что возьмет новую модель, раз старую уже не починить. Спрятав чек с гарантией в тонкую папку с документами в бардачке, она вырулила с парковки и поспешила на прием к семейному врачу.

– Анета, дорогая, вы абсолютно здоровы.

Доктор Новотны положил на стол снимки УЗИ и рентгена. Вывел на экран рабочего компьютера результаты анализов и повернул так, чтобы Кинских могла видеть.

Энн сплела пальцы в замок. Она помнила, как долго рассматривала себя в зеркале после посещения Тройского особняка. И как еще ранее вытягивала деревянный кол из своего тела.

– Сердце тоже в порядке? – беспокойным голосом уточнила она.

Доктор Новотны нахмурился и снял толстые очки в массивной оправе. Энн знала его с детства, но не решилась бы спросить напрямую, нет ли у нее внутри отметин от кола и не отмерло ли что-то после смерти и воскрешения.

– В полном. Вы молоды и здоровы.

– Скажите, а я могу попросить еще направление на МРТ мозга? Раз мы проверяем все тело?

Пожилой мужчина поднял брови и снова нацепил очки.

– Вас беспокоят головные боли, мигрень, светочувствительность, перепады давления? – перечислял он.

– Вы знаете, да. Мигрень в последнее время бывает регулярно, – соврала Энн. – Я… я давно откладывала превентивный осмотр, но несколько дней неважно себя чувствовала и решилась прийти.

А в мыслях она строила предположения: у нее точно должен был отмереть мозг или его часть; а может, у нее опухоль, и все, произошедшее после кражи короны, – плод воспаленного разума?

– Направление я вам выпишу. Хотя вы никогда ей не страдали. Мигрень может быть вызвана стрессом, усталостью или женским циклом.

* * *

Город очистило дождем, и солнце робко выглядывало из все еще грозных туч. Редкие лучи падали на крыши домов, зажигая их особенным охристым цветом, играли бликами на шпилях, подсвечивая их смертоносную остроту.

Энн улыбнулась. Она представляла Прагу старинным проигрывателем с любимыми пластинками. Каждый камень только и ждал, чтобы рассказать свою историю, были бы уши и глаза, влюбленные в их красоту. Она вспомнила гордый взгляд Карла на мост и резиденцию. Так смотрят на результат собственных долгих и кропотливых трудов. Что он чувствовал в тот момент? Ее одолевали любопытство и вопрос: кем он был на самом деле? Энн все так же мысленно отмахивалась от фактов, не понимая, как их принять. После сна, в котором она бегала волчицей, Энн не покидало ощущение, что она влипла во что-то нехорошее и точно в скором времени увидит упыря, на могилу которого рухнула.

Карлов Университет привычно встретил Энн разноголосым шумом вечно спешащих студентов. Высокие потолки огромного холла гулко прокатывали эхо далеко вперед, словно давая голосам опережать людей. То тут, то там мелькали учащиеся в футболках и толстовках с логотипом UK[29] и гербом заведения.

Она прошла из главного здания на территорию исторического факультета.

– Пани Кинских! – окликнули сзади.

Энн мысленно чертыхнулась, но изогнула губы в вежливую улыбку, оборачиваясь.

– Пани Кинских! – строго позвал ее мужчина с волосами, будто припорошенными пеплом. Он тяжело дышал и, очевидно, гнался за ней уже какое-то время.

– Вы пропустили подготовительный онлайн-урок с учениками из Оксфорда!

– Что вы, профессор Повзбудны, как можно! Я перенесла лекцию на сегодня и как раз спешу в аудиторию.

Мужчина недоверчиво хмыкнул и разблокировал планшет, который держал в пухлых пальцах. Что-то просмотрев, он поднял на нее тяжелый взгляд.

– Да, все верно. Кажется, я забыл об изменении в расписании.

«Конечно, вы забыли. Вы же подписываете уйму документов не глядя», – подумала Энн, все так же пытаясь сохранять милую улыбку на лице.

– Ничего. Если позволите, я пойду на лекцию?

– Конечно. – Голос профессора стал ниже и милостивее. – И, пани Кинских, вы помните о завтрашней открытой лекции? Готовы выступить? К нам приедет большое количество потенциальных студентов, поэтому ваша легенда должна влюбить их в предмет.

Энн с грустью подумала, что на легенду знаменитого рода Кинских клюют все падкие на фэнтези подростки.

– Да. Я понимаю, как это важно.

Они распрощались, и Энн выдохнула с облегчением. Профессор, строгий старик, дорабатывал на посту последний год и, казалось, решил достать весь факультет постоянным контролем и чрезмерной опекой.

Лекция удалась, и полтора часа пролетели незаметно. Когда Анета отключала рабочий компьютер от учебной сети, студенты еще возбужденно переговаривались между собой, делясь впечатлениями. Кинских торопливо собралась и покинула здание факультета истории.

По дороге к парковке она долго взвешивала все «за» и «против» поездки за ответами. Энн собиралась навестить дядю – графа Франтишка Кинских[30]. Они мало общались: все же ветви, на которые разделился их род, не пылали друг к другу особой любовью. Однако Энн знала, что дядя очень гордился своим происхождением и буквально по крупицам собирал раннюю историю их рода. Не так давно он даже основал телепрограмму «Голубая кровь», посвященную знатным чешским родам.

Путь в несколько часов по забитой трассе до замка Костелец над Орлици[31] прошел в раздумьях о вампирах, странной организации в Трое и в большей степени о мертвеце, который утверждал, что он Карл IV.

«Если предположить, что Карл – это Карл Люксембургский, то почему он так странно себя вел? Хотя… А как должен был вести себя только восставший из могилы король? Сойти с ума от всего современного? Орать? Кто тогда я? На мне зажила смертельная рана. Так не бывает!»

Энн крепче стиснула руль и повернула на дорогу к замку. От роя мыслей можно было свихнуться. Если кто и знал что-то об особенностях рода, так это троюродный дядя из костелецкой ветви.

Энн припарковалась и вышла из машины. Замок важно расположился среди парка. Двухэтажный, частично утопленный под землю и закрытый низкими двускатными крышами. На элегантном фасаде справа выступала часть с колоннами, симметричная своей сестре на противоположной стороне. Из-за высоты местности восточную часть отстроили как огромную террасу. Оттуда по обе стороны спускалась винтовая лестница. Над парадным входом в массивном щите красовался фамильный герб с тремя серебряными волчьими клыками. Энн нравился Костелец над Орлицы как по стилю, так и по характеру. Гордый и восставший из руин, отстроенный практически заново в стиле бидермайер и ампир.

Дядя вышел навстречу, и Энн поразилась тому, что он нисколько не изменился за те пять лет, что они не виделись. Твердая поступь, прямая осанка, подтянутая фигура. Лишь волосами полностью завладела седина, и светлая борода украшала лицо. Граф Франтишек Кинских широко улыбнулся ей и развел руки. А Энн, как когда-то в детстве, легко влетела в теплые дядины объятия.

– Энн, так рад, что ты решила навестить меня, – проговорил он ей в волосы. – Жаль, что не предупредила заранее, я бы организовал нам шикарный ужин.

Она отстранилась и взглянула в ясные голубые глаза родственника.

– Дядя, простите, что без предупреждения. Мне нужна ваша помощь.

Граф поморщился от столь быстрого заявления о намерениях и степенно предложил:

– Чаю?

– Пожалуй, кофе.

Они прошли несколько залов со столами, демонстрирующими исторический фарфор, и ступили в самую большую гордость Франтишка Кинских – библиотеку. Тома, идеально выровненные от пола до потолка, хранили свои истории.

Энн знала, что за восточной частью стены спрятана винтовая лестница, ведущая в галерею и зеркальный зал. Маленькой она играла там в прятки, когда ее семья приезжала с визитом, и дедушка был еще жив.

Помощник графа накрыл им кофейный столик. Поддерживая разговор о погоде и здоровье родственников, прихлебывая эспрессо, Энн постоянно думала о том, что зря приехала. Она думала так, пока дядя не спросил:

– Подозреваю, что это весьма специфическая помощь, раз ты не обратилась к родителям, а сразу поехала ко мне?

– Как вы догадались?

– О, милая, я же не вчера родился. Мы не общались уже сколько? Лет пять-шесть точно. И тут ты у меня на пороге, да еще и такая вся встревоженная и растерянная.

Дядя бесшумно пристроил свою чашку на блюдце.

– Прогуляемся?

Франтишек Кинских согнул локоть, и Энн взяла его под руку. Они не спеша вышли из дверей парадного входа и двинулись вдоль небольшого пруда. Парковая территория вокруг замка, благодаря стараниям дяди, благоухала зеленью и дышала историей, пусть и не такой долгой. Граф вложил немало сил в реконструкцию после того, как ему вернули владение двадцать пять лет назад. Разруха института исследований разведения свиней против нынешнего великолепия, пруда и газонов.

Она не знала, как начать и что вообще рассказать родственнику, а Франтишек Кинских не собирался облегчать ей задачу.

– Дядя, я знаю, что вы владеете большей частью старинного архива рода. Возможно, у вас есть какие-то необычные записи предков из раздела «откровенный бред»?

Граф живо посмотрел на Энн и погладил бороду, кивая на ее слова.

– Я владею архивом, как и все, кто носит фамилию Кинских. Он не мой личный. Скорее, я лишь временный хранитель. Что именно тебя интересует, милая?

«Я разбудила древнего вампира, который может оказаться самым известным чешским королем, а еще я умерла и воскресла. Есть у вас о чем-то подобном?» – пронеслась ироничная мысль, но вслух Энн сдержанно произнесла:

– Упоминания об упырях в совсем ранних записях рода. Или любые сказания и легенды.

Франтишек Кинских, казалось, напрягся, но выражение глаз осталось таким же спокойным, как гладь пруда перед ними.

– Надеюсь, это потребовалось тебе в твоей научной работе или лекциях?

Энн ответила только:

– Да, дядя. Покажете архив?

Граф широко улыбнулся и хитро сощурился:

– Нет, милая.

– Что? Почему? – Энн остановилась, не зная, как реагировать.

– Архив подземный, с контролем температур и стерильностью. Ну и самое странное: я до сих пор не сделал нормальные указатели и каталоги книг и документов, которые там храню.

– Эмм…

– Я спущусь, сделаю копии книг с интересующей тебя темой и принесу тебе.

– Я могла бы сама. – Тут Энн прикусила язык, заметив на лице дяди тревогу. Похоже, он не готов был пустить в свое «святилище» кого-то еще.

– Насколько я помню, сведений и упоминаний довольно мало, но они есть. Посмотреть?

Энн пересилила противную неловкость при воспоминании о клыках и Карле, который так же близко стоял к ней всего сутки назад.

– Да. Любые упоминания.

Франтишек никак не выказал удивления. Ушел обратно в замок, а Анета присела на лавочку перед прудом. Свежий ветерок играл с упавшими на лицо прядями волос, вызывая на губах светлую улыбку. Тишина места навевала умиротворение. Энн смотрела на стоячую воду пруда, словно завороженная, пока не услышала звук шагов по гравию.

Дядя присел рядом и протянул ей тонкую папку.

– Задокументированы в основном очерки монахов. Они либо видели, как утверждают, случаи упыризма, либо записали со слов очевидцев. Кинских переписывали, иногда дополняли эти очерки, а чаще просто хранили обрывки найденных документов.

Энн открыла папку.

– Немецкий?

– Немецкий и латынь. Разберешь или перевести?

– Я справлюсь, – улыбнулась она и начала читать:

«1345 год. Либина. Мы с братьями жили возле деревни около двух лет. В деревне скончалась жена гончара. Похоронили на распутье по местному обычаю, хотя настоятель монастыря все твердил, что это неправильно. Спустя восемь дней она начала являться соседям и нападать на них, если они выходили за порог дома. Мы с гончаром вскрыли могилу: его умершая жена казалась спящей, а на лице алел румянец. Весь погребальный саван был в свежей крови. Заподозрив неладное, мы вбили кол ей в сердце и снова закопали. Но это не помогло, и на следующие ночи она снова продолжила охотиться на людей из Либина, пока самой деревни не стало».

– А почему кол в сердце не помог? И как это деревни не стало? – заинтересованно спросила Энн, потому что далее описывался другой случай, а этот обрывался.

– Видишь ли, по нашим древним легендам считалось, что у вампиров наличествует два сердца: справа и слева. Слева человеческое, а справа – то, что появляется при перерождении в монстра. А значит, и кольев должно быть всегда два, и попасть они должны прямо в тот орган, иначе ничего не выйдет. Насчет деревни: там случился пожар.

– А монастырь?

– Местный монах дал деру из проклятой деревни вместе со всем монастырем, прихватив бочонки с пивом.

Энн внимательно смотрела в глаза дяди, а потом снова склонилась над папкой, читая следующее:

«Герман Шрайдер. «Призраки Германии».

Городок Херсмфорд, 1755 год».

«Сейчас это Опава», – кивнула своим мыслям Энн, вспоминая старые названия чешских городов.

«Я знавал местную врачевательницу, женщину. В травах хорошо разбиралась да народ вылечивала. Врачевательница неожиданно заболела и взяла с мужа клятву, что он не похоронит ее на кладбище и не будет звать католического священника. По ее наказу он должен был отрубить ей голову и положить в другой гроб, отдельно от тела.

Умерла врачевательница. Горевал муж сильно. И, конечно, не сдержал клятву. Тут в городе и начали происходить странные смерти. Людей выпивали досуха. Пришел ко мне муж как к пану, который пишет про такие небылицы, и повинился, жена его начала терроризировать город. Он мучился чувством вины за то, что не исполнил волю покойной. Уверив его, что завтра же мы раскопаем ее могилу, я выпроводил несчастного домой.

Однако домой муж врачевательницы не пошел: напился в трактире и разболтал о жене. Тогда горожане с утра сами раскопали могилу. Увидели на губах покойной свежую кровь и, не раздумывая, отрубили ей конечности, которые захоронили в другом месте. Так врачевательница умерла навсегда. Я остался еще на одну ночь, чтобы убедиться в этом.

А после ваш покорный слуга собрал пожитки и отправился в другой город, услышав о новом случае упыризма».

Дядя Франтишек молчал и, заглядывая Энн через плечо, тоже перечитывал отрывок.

– Я рад, что ты интересуешься архивом, милая. Я стар. Сына не влечет такое наследие и желания перебирать старые тексты у него нет. Но я все же надеюсь, что кто-то из рода, а быть может, ты, захочет перенять часть историй и преданий и займется вместе со мной архивом.

Энн улыбнулась, но совершенно не осознала того, что сказал граф. Ее мысли вертелись вокруг упырей. Что, если бы она допустила, что Карл говорит правду, как бы фантастично она ни звучала, тогда, теоретически, вампиров в Богемии не должно быть или их количество было бы меньшим, чем, допустим, в Моравии.

– А самые первые упоминания упырей в наших летописях есть?

– Самые ранние захоронения, которые были обнаружены и задокументированы, датируются девятым веком. – Франтишек Кинских показал ей на несколько следующих листов.

1 Ки́нских (чеш. Kinští z Vchynic a Tetova, нем. Kinsky von Wchinitz und Tettau) – чешский княжеско-графский род.

2 Энн – женское имя, то же, что и Анна (в чешской версии – Анета).

3 Pražský orloj (чеш.) – Пражские куранты, или «орлой», средневековые башенные часы, установленные на южной стене башни Староместской ратуши в Праге. Третьи по возрасту астрономические часы в мире и старейшие, которые все еще работают.

4 Ризали́т или резалит (итал. risalita – «выступ») – часть здания, выступающая за основную линию фасада во всю его высоту. Ризалит обычно расположен по центральной оси здания.

5 Неврюра – выступающее относительно стены ребро готического каркасного крестового свода.

6 Олений ров – овраг с северной стороны Пражского Града. Изначально имел оборонительную функцию. Назван так из-за фауны, которая здесь держалась при короле Рудольфе II.

7 Hradní stráž – стража Пражского Града – особое автономное подразделение вооруженных сил Чешской Республики под подчинением военной канцелярии президента.

8 Корона святого Вацлава (чеш. Svatováclavská koruna, нем. Wenzelskrone) – корона, входящая в состав Чешских королевских регалий, изготовленная в 1346 году по приказу Карла IV.

9 Влколак (чеш.) – волк-оборотень, вервольф, человек-волк. В мифологии и легендах человек, способный превращаться в волка.

10 Персен – препарат обладает успокаивающим и спазмолитическим действием. В аптеках Чехии продается без рецепта.

11 Упырь – от чеш. Upir (упир) – вампир.

12 По секрету, секретно. Роза у древних римлян была символом тайны. Если розу подвешивали к потолку под пиршественным столом, то все, что «под розой» говорилось, не должно было разглашаться.

13 AC Cobra – британский спортивный автомобиль, выпускавшийся фирмой AC Cars с 1961 по 1967 год.

14 Богемский лес или Богемско-Баварская возвышенность – цепь гор, простирающихся в северо-восточном направлении от левого берега Дуная, между Линцем и Пассау до южного подножия Фихтельгебирга, служащих границей между Баварией и Богемией.

15 От лат. «Против зла».

16 О прошлом героя и его становлении главой ордена подробнее можно прочитать в книге «Дахштайн».

17 Моравия – исторический регион Чешской Республики, находится в Восточной части. Был отдельным от Богемии регионом.

18 Клементинум (лат. Clementinum, чеш. Klementinum) – комплекс барочных зданий бывшего иезуитского коллегиума, который в настоящее время занимает Национальная библиотека Чешской Республики.

19 Энсиа – от лат. «существа». Употребляется в значении нелюдей.

20 Имеется в виду гора Снежка – самая высокая гора в Чехии, имеющая форму треугольной пирамиды. Высота – 1603 метра над уровнем моря.

21 Иногда сатира была столь жесткой в образовании чешских фамилий, что для обозначения определенного человека использовалось название части звериного тела. Так Воганька означает «хвост».

22 Некоторые современные психиатры выделяют психическое расстройство, называемое «клинический вампиризм» (или синдром Ренфилда), при котором жертва одержима питьем крови людей или животных.

23 Болезнь Гюнтера – организм не вырабатывает красные тельца в крови. Больным противопоказан солнечный свет, который приносит им невыносимые страдания.

24 от лат. Vetus – старые. Определение дано для древних вампиров.

25 Сграффито (итал. graffito – нацарапанный) – техника изображения и разновидность декорирования. Заключается в нанесении на основу, например, кирпичную стену двух и более различных по цвету слоев кроющего материала (цемента, штукатурки) с частичным процарапыванием по заданному рисунку.

26 mein lieber Freund (нем.) – мой дорогой друг.

27 Девиз рода Кинских.

28 Имеется в виду замок Гоуска, принадлежащий наследникам Йозефа Шимонека.

29 Univerzita Karlova – Карлов Университет.

30 Прототипом дяди Анеты взят Франтишек Эмануэль Ян Сильвестр граф Кинских с Вхыниц и Тетова. Владелец замка Костелец-над-Орлици, мэр одноименного города. Он и по сей день ведет передачу Modra krev – голубая кровь.

31 Kostelec nad Orlicí. Новый Замок с английским парком 1829–1835 гг. был построен по проекту венского архитектора Генри Коха для династии Кинских.

Продолжить чтение