Открой рот. Проявляйся, говори и получи то, что хочешь

Мама говорила мне: «Сейчас вырву твой поганый язык!» Или: «Рот перерву!» Боже, почему именно «перерву»? Как рот можно перервать? Он что, будет как у Джокера, что ли? Это я сейчас иронично и весело рассуждаю, а лет в 14 было вообще не смешно. Нет, у меня была очень хорошая мама, но когда-то и она становилась бессильна в своих чувствах и не знала, как с ними справиться. Она не могла справиться с тем, что я взрослею, что я злюсь, что я рву связь с ней, как рвут связь с родителями подростки. Я становилась свободнее, у меня появлялось свое мнение, у меня появлялась моя собственная жизнь, я ускользала, уходила песком сквозь пальцы, и это причиняло боль моей маме. Рот мне, к счастью, никто не перервал, но «благодаря» этим словам вывод я сделала однозначный: взрослеть страшно, злиться страшно – это опасно. Делать это нужно по-тихому, втайне.

«Закрой свой рот!» – обычно эта фраза звучит криком, в исступлении, на пике скандала. Рот нужно закрыть, потому что тот, другой, просто не может выдержать твоей ярости, злости, твоей правды. Тот, другой, в нашем детстве – это мама или папа, бабушка или учитель. Тот, другой, когда мы взрослые, – это муж, жена, начальник или те же родители, только уже пожилые. Они не могут слушать, не выносят эмоций и мечтают, чтобы это – то, что между вами происходит, – просто прекратилось. Родители, произнося эту фразу, хотят «развидеть» то, что дети им показывают, а показывают они всегда важное, даже через, казалось бы, дурацкие фразы и поступки. А бывает, родители просто смертельно устали и поэтому кричат: «Замолчи!» Неважно почему, важно, что после мы действительно замолкаем – иногда на пять минут, а иногда на долгие годы.

Мы закрываем рот, когда нам делают больно в отношениях, бесконечно обесценивают на работе, просят уступить нижнюю полку в купе, комментируют нашу внешность, говорят: «Ну ты должна понять…» Закрываем рот, когда злимся, когда, наоборот, хотим сказать очень многое. Мы молчим, потому что «слóва тебе не давали», «а ты кто такой, чтобы свое мнение высказывать?», «ты еще сопля на палочке, чтобы вякать».

Нет ничего страшнее, чем рот, закрытый навсегда, и голос, который вы затолкали куда-то внутрь себя.

Жизнь проходит в ожидании разрешения говорить, наконец-то высказать, что думаешь, сказать так, как нравится именно тебе. А если вы разрешение все-таки заслужили, наступает следующий этап – еще опаснее. Вы откроете рот – и что станет потом с вами и с тем, другим? А вдруг он не сможет это слушать или нападет на вас в ответ? А если он уничтожит одним только словом? Хейтеры в сети с этой ролью отлично справляются. Стоит написать им, что «профессионал вы никакой», как тело скукоживается, вы словно физически уменьшаетесь и думаете, что зря рискнули: цена за открытый рот слишком высока.

Мама и ее искаженное от злости лицо проступает сквозь строчку комментария. Да, мы боимся не просто открыть рот, мы боимся того, что с нами сделает после этого партнер, друг, начальник, клиент, подписчик. Мы боимся с этим не справиться.

Но если не открыть рот, слишком велика вероятность так и не справиться с собственной жизнью, а это гораздо хуже. Сейчас я расскажу о самых частых семейных сценариях, в которых мы привыкаем молчать. Выполнив предложенные упражнения, вы сможете определить свой и, самое главное, понять, что с ним делать дальше. Начну же я со своей истории.

Моя мама смертельно боялась камеры

Мы с мамой смотрели телевизор, мне было лет шесть, и мама сказала: «Я всегда мечтала, что буду женой президента и меня покажут по телевизору, как я спускаюсь по трапу самолета, и я всем буду махать, и тут в селе все увидят и скажут: “О, Пахомка наша!”» (Девичья фамилия матери – Пахомова.)

Мы сидели в деревенском доме на железной кровати с периной. Нет, на слово «деревенский» мама бы обиделась. Она всегда подчеркивала, что родилась не где-нибудь, а на хуторе в Ростовской области. На кроватях там действительно всегда лежали пуховые перины, спать на которых было невыносимо: тебя засасывало в какую-то теплую мягкую бездну – там внутри было душно и почему-то очень неудобно. И запах! Запах настоящих утиных перьев. В доме, где выросла мама, все сильно отличалось от города, где росла уже я: слишком много запахов – утки, гуси, цыплята, коровы; слишком много вкусов – шелковица, абрикосы, вишня; слишком много цвета.

Маму, кстати, по телевизору так ни разу и не показали. Мечту за нее осуществила я. Почти 10 лет я веду программу «Квартирный вопрос» на федеральном канале НТВ, до этого был еще и «Дачный ответ», другие проекты – в общей сложности уже 20 лет на экране. Обучение психологии добавило новых красок в мою работу перед камерой. Я не только открыла свою частную практику, но и начала участвовать в разных передачах, где поднимаются вопросы семейных отношений, личных кризисов, проблемы отцов и детей. На эту же тему веду видеоблог, выступаю в качестве спикера на мероприятиях.

Мама же всю свою жизнь до смерти боялась любой публичности. Даже на моем выпускном, когда ее позвали на сцену сказать несколько слов, мама не вышла. Я знала: это не из злости или вредности, просто она очень испугалась. Зато мои программы никогда не пропускала и страшно гордилась. Впрочем, критиковала она тоже с особым упоением: «Доченька, ну почему такая прическа? Ой, а это что на тебя нацепили?» – в общем, зритель был из нее очень неравнодушный. Но именно зритель.

Я все время спрашивала: «Мам, ну как так? А трап самолета? А жена президента?» Мама только улыбалась. Когда на нее обращали внимание и что-то нужно было сказать, мама пожимала плечами и впадала в ступор, просто цепенела. Ей всегда казалось, что она как-то не так выглядит, может сморозить глупость, что все только посмеются и ей станет неловко.

На то, чтобы быть собой, заниматься собой и своей самооценкой, у детей, рожденных в 1950-е где-нибудь в глубинке Советского Союза, времени особо не было: посевная, огромные огороды (особенно на юге), хозяйство – то гусей пасти, то коров гнать. Мама рассказывала, что для того, чтобы книгу почитать, нужно было спрятаться ото всех, и то потом могло влететь от родителей. Тяжелый труд на первом месте, книги – ненужное баловство. Нужно было помогать всем и быть такой, чтобы перед людьми не стыдно. В деревне или на хуторе все как на ладони. В какой-то мере мне кажется, что сегодняшние комментарии в соцсетях – это та же самая деревня, где все друг про друга всё знают, а если не знают – додумают, дадут непрошеных советов обязательно, перемоют все кости. И нужно иметь очень крепкую опору внутри, чтобы во всем этом отстоять свое право быть самим собой.

Чтобы быть видимым другим, сначала нужно быть видимым в своей собственной семье.

Мамина роль называлась «старшая сестра», и это было про заботу о младших, умение справляться, знать, когда другие не знают, но точно не про собственные интересы и не про внимание к себе.

Камера – это глаз родителя

Наши самые первые зрители – это родители. Все начинается даже не с рождения, а с ожидания и того места, которое нам в семье отведено. Ведь ждут каждого из нас по-разному. Кого-то как самых лучших артистов – покупая дорогие билеты в партер и принося цветы. Кого-то – с ужасом и тревогой. А кого-то совсем не ждут и очень злятся на то, что мы приходим. Или ужасно боятся этой встречи. Или сожалеют о том, что эта встреча должна состояться. Или замещают нами кого-то: неродившегося или умершего. Приходим мы, а ждут на самом деле кого-то другого, и нас поэтому не видят.

Понимаете, вы еще говорить не научились, не то что на сцену выходить, а у вас уже есть сценарий взаимодействия с миром, зрителем и публикой. Уже есть! И курсы ораторского мастерства тут бессильны. С точки зрения системной семейной психологии все начинается с того места, которое отведено будущему ребенку. Какой он? Долгожданный, желанный, случайный, ненавистный, обуза? В каждом из вариантов уже заложены путь и история. Это уже послание.

Я чувствовала, что мама меня очень ждала. Когда я была маленькой, я обожала рассматривать свой детский фотоальбом. Во времена советского дефицита у меня был свой, персональный! И я уже в 4–5 лет это понимала. Серо-голубого цвета, с литографией на обложке: олененок и малыш в шубке и шапке, из-под которой только глаза видно. А внутри на форзаце – детское лицо: я тогда думала, что оно мое, а это было просто обозначение, что фотоальбом детский, а снизу еще и надпись имелась: «Сыктывкарский завод, 7 рублей».

Я держу в руках не просто хранилище снимков, а маленькую летопись жизни маленького человека. В этом альбоме приклеены бирка из роддома (забавно, что там написан не рост, а длина – длина младенца), телеграмма с поздравлениями, уже такая пожелтевшая. Там есть фото, где я в смешной шапочке лежу в кровати, а на другом – катаюсь на качелях с недовольным видом. Вот мама держит меня на руках, на моей голове огромный бант, и папины руки в кадре. Головы нет, не поместилась, но есть его руки, которые не дают упасть. Но для меня самое драгоценное даже не это, а смешные слова и фразы, записанные маминой рукой с другой стороны обложки, которые я говорила ребенком. Причем с переводом. Я даже представить не могу, как она это делала! То есть я говорила какую-нибудь абракадабру (например, слово «температура» я произносила как «телемпература»), а мама вечером садилась, бережно открывала альбом и записывала? Я хорошо помню это стойкое ощущение из детства: ко мне внимательны, я говорю что-то интересное, и у меня даже свой фотоальбом есть! Я – отдельная, со своей историей – существую! Причем, будучи ребенком, я обожала рассматривать именно свой альбом – считайте, свою первую социальную сеть. К слову, у моих детей нет никаких альбомов. И где, кстати, бирки из роддома моих детей? По-моему, я вообще их не сохранила. Упс, спишем на то, что в цифровую эпоху контента так много, что альбом как будто и не нужен, хотя все чаще думаю о том, что все-таки нужен. Но с другой стороны, всегда ли наличие детского красивого альбома говорит о подлинном внимании к ребенку? Или это собрание очень красивых картинок? Ведь бывает все и вместе, а бывает одно без другого.

С моим рождением началась и игра в куколки. Мамы девочек такое очень любят. Мама обожала шить для меня, выбирать одежду, и она долго была в этом непримирима, ей постоянно хотелось нарядить меня так, как хочет именно она, поэтому я любила оставаться с папой и ходить лохматой и в том платье, которое я сама выбрала, а не быть маминой игрушкой. И это тоже часть сценария, который на меня повлиял в будущем.

С одной стороны, я желанный ребенок. С другой – есть и еще одна встроенная функция: от меня всегда очень многого ждут. А еще я знаю о том ребенке, который не родился после меня, но он был, и мама говорила о нем всю жизнь. И в какой-то момент я вдруг увидела, что в моей жизни всего по два: две профессии, два брака, два ребенка, даже две ипотеки, то есть два дома. И усилий я всегда прикладываю выше нормы. В семейных сценариях не бывает случайностей: все влияют друг на друга, и каждый в отдельности влияет на всех вместе.

Все эти факты не гарантируют какой-то конкретной судьбы и сценария, но это как слово «Дано» в условии школьной задачки, старт, с которого начинается наша пьеса. Или как в пьесах – перед диалогом героев мелким шрифтом описывается мизансцена, чтобы вы успели представить место и обстоятельства, в которых произойдет действие. Позже, по ходу пьесы, происходит еще много событий, реакций на сказанные слова, и все это складывается в наше восприятие себя в этом мире, отношения с людьми. Но вернемся к началу пьесы. Каким оно было у вас?

Давайте рассмотрим несколько вариантов сценариев появления детей в семье и отношений с мамой в младенчестве. Сразу оговорюсь: в этой книге будет много описаний сценариев, типов личностей, но важно понимать, что это всегда большое обобщение, каждый конкретный случай все равно будет индивидуальнее любого сценария.

Сценарии отношения родителей к появлению детей

А как же папа?

Вы можете задать совершенно справедливый вопрос: а что же, папы совсем ни на что не влияют? В этой книге я говорю и об обобщенном образе родительской фигуры, который складывается из родительской пары. Этот собирательный образ формируется внутри нашей психики. В своем партнере или начальнике, например, мы можем видеть и мамину, и папину фигуру одновременно.

И все-таки именно с мамой мы проживаем свой самый первый эмоциональный и физический контакт. Младенец чувствует ее эмоции и настроения, еще когда находится внутри, это мама дарит ему первые прикосновения, первый взгляд, первые объятия, мама кормит грудью, чаще держит на руках, обычно больше времени проводит с ребенком после его рождения, мама перерабатывает его самые первые чувства – опознает, когда малыш радуется, сердится, злится, хочет на ручки или испытывает голод.

В нашем бессознательном, которое хранит в себе память о поведении человечества на протяжении тысячелетий, папа – носитель правил, порядка, наказаний, гарант безопасности, мерило достижений. Такой фигура отца была на протяжении огромного количества лет. В сегодняшних семьях эти роли, разграничения более гибкие, часто папа проявляет больше эмоциональности и тактильности к ребенку, иногда даже остается с ним в декретном отпуске, поэтому каждого человека и его психику важно рассматривать индивидуально.

Папа тоже может быть тем человеком, который следует одному из перечисленных выше сценариев, он также способен многого ожидать от своего ребенка, не прощать ошибок и слабостей, быть отстраненным, равнодушным или, наоборот, тревожным и контролирующим.

Именно папа может быть первым человеком, который похвалит или, наоборот, раскритикует. Отец обычно становится тем человеком, который вообще показывает ребенку мир разных занятий и увлечений, «уводит» его, отвлекает от союза с мамой. Более того, имеет значение, какие отношения были в паре у родителей, была ли эта семья крепкой, ведь зачастую нарциссическое расширение у мамы – следствие плохих отношений с мужем («Если я не могу решить проблему, пройти кризис со своим мужем, я сбегу из этой точки в отношения с ребенком и объединюсь с ним»).

Ребенок может стать заложником семейных конфликтов и участником семейных коалиций, когда, например, дочь с папой объединяются против мамы или сын с мамой против папы.

Выходя на сцену и становясь перед камерой, мы можем пытаться доказать что-то или сказать важное и своему папе. Поэтому, когда вы будете анализировать свой собственный сценарий и делать упражнения, фокусируйтесь на той фигуре, которая приходит на ум в первую очередь. Хотя что-то мне подсказывает, что в большинстве случаев это все-таки будет мама.

А братья и сестры?

Когда мы ищем ключевую фигуру, которая повлияла на наши отношения с публикой, стиль проявления, стоит обратить внимание и на количество детей в семье и наше место в ней. Стремление оказаться на сцене и стать таким образом «видимым» может быть следствием отношений с братьями и сестрами, собственной «незаметности» на фоне других детей, конкуренции с ними. Иногда вся жизнь человека может быть построена на идее, что он не хуже своего младшего брата и тоже заслуживает любви, внимания и признания.

Именно старшие дети болезненнее всех переживают появление младших детей в семье, потому что они лишаются раз и навсегда своего тепленького местечка как первого и единственного ребенка. Первые дети чаще всего, вырастая, серьезно перегружают себя разными заботами, берут на себя больше, чем могут. Это одновременно становится и силой, и слабостью старших сестер и братьев. С одной стороны, есть потрясающая способность выдерживать большие нагрузки, с другой – вся жизнь может строиться на том, чтобы заботиться о других ценой собственных интересов и удовольствий.

Если у родителей был сильный перекос во внимании в сторону младших детей, старшие могут потратить десятилетия, чтобы стать заметными, успешными, видимыми, чтобы наконец дождаться признания. Исследователи как-то подсчитали, что больше половины всех президентов США именно старшие братья. И действительно, старшие дети будут идеально приживаться и делать хорошую карьеру в разных структурах: им психологически привычнее нести ответственность, уважать авторитеты и ценить свою должность. В этом отношении они мотивированы гораздо больше всех последующих детей: однажды побыв центром вселенной для родителей и потеряв этот рай, им точно будет хотеться его вернуть, а значит, они постараются, чтобы те, в чьих руках власть, были довольны.

Средние дети могут отличаться чувством потерянности, потому что они все время «между»: и не первые, и не последние, на них вроде бы и ответственность есть, но и столько любви и снисхождения, сколько получают младшие, тоже не достается. Средним детям нужно прилагать довольно много усилий, чтобы не затеряться, нащупать свое место.

Младшим же бывает крайне сложно отделиться от родителей и на что-то претендовать, потому что они достаточно долго живут в состоянии любимчиков. При этом им гораздо проще проявлять себя творчески, идти наперекор семейным традициям, профессиональным династиям, стереотипам (этот груз обычно несут старшие дети). Поэтому по части самовыражения младшие дети могут быть более свободными и креативными: бессознательно они ожидают, что к ним будут относиться снисходительнее. Они зачастую получают больше восхищения, «любования» со стороны родителей, потому что обычно мамы и папы к этому моменты наконец-таки могут наслаждаться родительством и осознавать, что оно может уже не повториться.

Конечно, это очень общие правила, в каждой семье могут быть свои особенности. Но когда вы думаете о том, «почему у Маши больше подписчиков? почему ей можно такую ерунду нести, а мне нет?» – посмотрите на свой опыт отношений, в том числе с братьями и сестрами. Возможно, там скрывается ответ, почему конкуренция так болезненна и вызывает чувство беспомощности.

Давайте остановимся. Предлагаю вам поискать свою точку отсчета.

1. Нарисуйте на листе бумаги – в виде схемы – свою семью на момент вашего появления. Опишите, какое место было у вас. Что вы помните: как вас ждали или не ждали, что говорили или рассказывали родные об этом периоде? В какой период жизни своих родителей вы появились? Были ли братья или сестры до вашего рождения и после? Какие значимые события в семье (свадьбы, смерти, разводы) были за год-два до вашего рождения и через год-два после? Обратите внимание, какие детали всплывают. Как бы вы описали место, которое занимали в своей семье (всеобщего любимца, козла отпущения, младшего любимчика или старшего ответственного ребенка)? Какое место вы занимаете сейчас в коллективе, семье, блоге? Есть ли сходство и пересечение с вашей стартовой точкой?

2. Разделите лист бумаги на две колонки. В первой опишите ваши отношения с одним из самых значимых и важных взрослых из вашего детства (это может быть мама, папа, бабушка, дедушка, тетя, дядя), лучшего всего с тем, с кем была самая сильная эмоциональная связь, к кому вы были особенно привязаны. Опишите отношения в формате: каким был этот человек, каким были вы. Как к вам относились, а как относились вы? Чего вы боялись? Что вам нравилось в отношениях? Чего в этих отношениях вам было нельзя, а что можно? Как вы себя ощущали в этих отношениях (маленьким, беззащитным, покинутым, задушенным заботой, несвободным, неправильным)? А теперь во второй колонке опишите свои отношения с окружающими (аудиторией в блоге, зрителями в зале, коллективом на работе). Какой вы и какая аудитория (отзывчивая, холодная, равнодушная, токсичная)? Задача этого упражнения – найти сходства в этих двух колонках, где история повторяется (деспотичная мама – критикующая агрессивная аудитория, страх маминого осуждения – страх осуждения со стороны коллег, подписчиков и т. д.).

3. Не спешите срочно что-то делать с результатами. Главная цель – увидеть то, что вы как ребенок не выбирали: свое место в семье, отношения. Важно признать свою беспомощность в этом, осознать, что в реальности все было так, как было, и повлиять на это вы не могли. Проговорить, подумать об этом, признать реальность – первый шаг к тому, чтобы «отстроиться» от того сценария, в котором вы оказались.