О сейдконе

В час, когда на Альтинге объявили вне закона всех нелюдей, Альв находился в изгнании уже третий год.

Женщинам на собрании слова никогда не давали, но Гейдрид Фритьофдоттир, по крайней мере, могла на нем присутствовать. Пусть новый бог уже и завладел большей частью Скании, но здесь, на острове Висингсе к ведьме, сейдконе, пока относились почтительно. Впрочем, надолго ли? Пусть колдунье было всего девятнадцать лет, но она чувствовала, что во фьорды уже готово прийти что- то новое, страшное, неизведанное….

С моря дул холодный ветер, и Гейдрид, зябко кутаясь в синий плащ, расшитый самоцветами до самого подола, уже готова проклясть тот миг, когда решилась пойти на Тинг, но в этот момент по полю разнеслось громкоголосое.

– Да будет так!

Ведьма тихонько застонала. Она до последнего рассчитывала, что свободные мужчины Скании откажутся, не захотят предавать добрых соседей, испокон веков живущих рядом с людьми… Но нет. Новый бог уверенно шагал по островам и фьордам, приносил со своими монахами иную, чуждую веру, требовал изгнания нелюдей.

Сегодня вне закона признали йотунов и никс, свартальфов и бьеров… А что будет завтра? Люди окончательно забудут старых богов? Перестанут оставлять блюдца с молоком для домовых – гутгинов? Прогонят из храмов и капищ веками живущих в них гримов?

О самом страшном, о том, что ведовство и руны тоже могут скоро оказаться вне закона, сейдкона старалась не думать.

Тяжелый плащ давил на плечи. Скинуть бы его, завернуться в теплую шаль… Перчатки из кошачьего меха не грели совершенно. Досадливо содрав их с рук, Гейдрид сунула их за пояс и повернулась к радостно подпрыгивающему воину, что- то вопящему, громко и неразборчиво.

Ткнув соседа локтем в бок, девушка зло потребовала:

– Рукавицы дай!

Тот было открыл рот, собираясь возмутиться – мол, кто пустил женщину на тинг? – но через миг взгляд его сфокусировался на синем плаще, скользнул по увенчанному птичьим черепом посоху, который ведьма держала в руках, остановился на выглядывающих из- за пояса белоснежных перчатках…

– Да, сейдкона! Конечно, сейдкона! – вырывавшиеся изо рта мужчины теплые облачка пара застывали мелкими льдинками, осыпавшимися на землю.

Огромные рукавицы с мехом внутрь отчетливо пахли рыбой, да и заскорузлая соленая корка на коже намекала, что хозяин их не раз и не два выходил в море. Впрочем, выбирать сейчас было не из чего.

Особенно, когда продрогла до костей.

Еще бы плащ потеплее где- нибудь взять, да только если свой снимешь – никто ведь и не поймет, что сейдкона перед ним, а обычным женщинам на тинге не место.

Растерев покрасневшие от холода пальцы, Фритьофдоттир натянула обновку и буркнув:

– Спросишь в Хедебю дом ведьмы, тебе любой покажет. Рукавицы верну. Гальдрастав, если захочешь, свяжу.

Доброе дело все равно надо сделать. Страх перед сейдом всегда меньше, чем благодарность за помощь.

…Путь от поля тинга до Хедебю был неблизким – сюда ехали четыре дня, отсюда – и того дольше…

Грани, невысокая кобылка с мохнатыми бабками, мерно перебирала ногами, а сидевшая в седле Гейдрид, туго намотав поводья на руку, размышляла, что же делать дальше.

Едущие неподалеку мужчины о чем- то переговаривались между собой, но ведьме было не до них.

Каждый на тинге – общем собрании Скании проголосовал так, как счел нужным, и не сейдконе спорить со свободными людьми. Да, обладая древними знаниями, она имела больше прав, чем любая из женщин фьордов, но слово Альтинга крепко и никто и никогда уже не отменит его…

Ночевали путешественники на крошечных хуторах, раскиданных по дороге от поля Тинга до Хедебю. Для Гейдрид, как для ведьмы, каждый раз место получше находили, стелили кровать на хозяйской, закрытой постели.

И, казалось бы, радуйся тому, что скоро дома будешь, да только на душе неспокойно. Раз за разом вспоминала молодая сейдкона о решении всеобщего собрания. И боялась, что к чему- то страшному приведет его воля…

В родное селение путешественники прибыли в полдень. Хедебю, небольшой городок из шести хуторов да одной усадьбы, располагался у самого моря. Холодный ветер рвал с плеч сейдконы синий плащ, пробирал до самых костей. Гейдрид зябко поежилась.

Вести о решении тинга распространялись быстро – а законы в Скании исполнялись еще быстрей. Ведьма охнула, разглядев близ дороги, ведущей в поселение, неопрятную кучу тряпья: лишь приглядевшись можно было понять – это все, что осталось от храмового духа, грима, уже многие столетья жившего на капище старых богов подле Согне- фьорда. Рядом валялись разбитые блюдца – многих домовых выгнали прочь…

Люди избавлялись от добрых соседей, долгие века живших рядом…

И хорошо, если тех, кого признали вне закона, просто изгоняли.

– Что за шум у пристани? – брезгливо спросил Вефред Сигурдсон – местный одальсбонд, ездивший на тинг. Именно он был главой единственной усадьбы в Хедебю.

Бежавшая мимо босоногая девчонка лет пяти обернулась:

– Теньгиль вернулся! Тенгиль Гадюка приплыл! – на запястье на тонкой веревочке висело с десяток амулетов: тут и колесо годовое, и молот Вингнира, и даже лунница. Надолго ли? Или завтра уже все снимет, поменяет на знак нового бога – спираль с соединенными меж собой концом и началом?

Ведьма зло сжала губы. Уж кого – кого, а Тенгиля она точно не ожидала увидеть, надеялась, что тот не раньше начала зимы прибудет во фьорды. А вот глядишь ты, явился… И самое противное – ведь простой воин – не ярл, не сэконунг… А встречать все бегут именно его.

А ведь могли бы Альва так приветствовать…

– Что нахмурилась, сейдкона? – расхохотался Вефред, поймав неодобрительный взгляд ведьмы. – Никак о милых сердцу дружках вспомнила, сыновьях Некви Лучника?

Гейдрид только плечом дернула: уж чувства- то она свои за два года с лишком научилась не показывать:

– Одного Неквисона я уже давно забыла, а второго – и не помнила вовсе!

Только рука сама к стеклянным бусам, подаренным Альвом, потянулась…

Домой сейдкона постаралась попасть как можно быстрее. Не хотела на причал выходить, не собиралась со старым знакомым встречаться, а значит надо было Грани, одолженную у соседей, как можно было скорей назад вернуть… И спокойно обдумать, к чему же может привести новый закон Альтинга…

Ведьма во фьордах – человек полезный. Ребенок заболеет, у коровы молоко пропадет, в поход пойти соберешься – к кому побежишь? К ведьме, конечно. Та руны раскинет, гальдрастав свяжет – и, глядишь, беда уйдет… Без ведьмы во фьордах никуда.

Да только и гриммы раньше людями полезны были. И где сейчас призрак с капища из Согне- фьорда?..

Шагнув через родной порог, сейдкона привычно склонила голову, здороваясь с домовыми духами: пусть вне закон признаны все, в том числе и феттиры – хранители, но если сама ведьма от своего очага их не прогонит, кто на это осмелится?

Посох девушка оставила у самой двери: позовет кто для гальдра – чародейства, и можно будет не искать… Хотя будет ли кто звать ведьму? Или побоится монахов, посланников нового бога?

Откинув занавесь, отделявшую жилую комнату от кухни, ведьма шагнула вперед, распахнула тяжелые ставни, впуская в помещение свет и свежий воздух… И замерла, уловив краем глаза какое- то шевеление в дальнем углу.

Резко развернувшись на каблуках, Фритьофдоттир сунула пальцы в висевший на поясе кошель с плитками вырезанных рун. Кожу кольнуло холодом, ледяная руна в кулак легла. Сейдкона вскинула руку, готовясь в любой момент швырнуть дощечку в лицо нападающему… И замерла, разглядев скорчившуюся у самого очага девчонку лет пятнадцати на вид.

Хрупкая, кареглазая… Когда- то волосы незнакомки были заплетены в две косы, но сейчас одна лента потерялась, и часть прядей так и повисла, не стянутая даже простеньким шнурком. Зеленый сарафан был перепачкан в грязи, ворот рубахи из тонкой, с востока привезенной, не иначе, ткани, порван…

И ведь без верхней одежды пришла, даже без меховой безрукавки! Как сюда добежала, не замерзла?

– Ты кто такая? Что тебе здесь надо? – хрипло обронила сейдкона. Крохотную табличку с руной из руки все- таки не выпустила. Мало ли…

– Не прогоняйте меня! – выдохнула девчонка. – Не прогоняйте, именем дождя прошу!

Ведьма вздрогнула – уже по речи было понятно, неладно что- то, – резко шагнула вперед, откинула прядь волос от лица незваной гостьи…

Так и есть, ухо заостренное…

Добрые соседи пожаловали…

Девчонка задрожала всем телом, судорожно вскинула руку, расправляя пряди, будто надеясь, что это что- то исправит, скроет…

Гейдрид стояла, не отводя от нее мрачного взгляда: только вот нелюдей в доме – ведьме и не хватало. И ведь самое противное, добрые соседи к ней в гости отродясь не заходили. Тетка Эриннборг, та да, та часто хвалилась, что к ней и никсы заглядывали, и свартальвы на кружку пива заворачивали, и йотуны по ночам в окошко стучались…

А тут вот такое счастье зашло. Причем не ясно, кто из добрых соседей на огонек пожаловал. Не скесса – точно, те от своих пещер не отходят. И не хульдра с коровьим хвостом – дети Сокрытого Народа редко появляются во фьордах. Может, дева из туссеров? Хотя нет, тоже вряд ли, гостья, конечно, бледна, как смерть, но это скорее от страха, а не от родства с троллями.

– Ты кто такая? – вновь повторила ведьма.

Девчонка зажмурилась и замотала головой:

– Имя не скажу, не скажу, не скажу! Хоть режьте меня, хоть ешьте меня, но имени не скажу, не скажу…

– Чьего ты племени? – не выдержала ведьма.

– Диса…

Уже проще. Когда знаешь, кто из нелюдей перед тобой, проще разобраться, что дальше делать. Вопрос только, каким ветром девчонку сюда занесло? Всех нелюдей ведь уже четыре дня как вне закона объявили. С какого перепугу она вообще в дом к ведьме забраться решилась? Да еще в таком виде?..

Или… Или она оказалась здесь как раз- таки из- за решения альттинга?!

– Что ты здесь делаешь?!

– Не выгоняйте меня, не выгоняйте! Именем дождя прошу, именем леса молю, именем солнца заклинаю… – вновь заканючила девчонка, хлюпая носом и пытаясь вытереть слезы с пепепачканных щек.

– На вопрос отвечай! – не выдержала ведьма. – Не скажешь – на улицу пойдешь!

Диса вздрогнула, замерла… И, подняв огромные глаза на Гейдрид, выдохнула:

– Прогнали нас. Весь наш род прогнали. Дали один день, сказали с огнем и мечом придут… А отец мой – из ваших, из людей… Весь род за водопады ушел… А утром хирдманы пришли… Усадьбу сожгли, все забрали… Сказали, Альтинг вне закона всех объявил… А меня родичи не взяли… Я за водопад не ушла… Как могла, бежала, как смогла, ушла…

Ведьма сдавленно застонала, спрятав лицо в ладонях. Только этого ей и не хватало! Изгнанница – и в ее доме! Вот что теперь делать?! Выгнать, пусть идет куда глаза глядят? Диса ведь из нелюдей, добрых соседей – изгнанница она теперь по закону Альтинга, каждый ее вправе убить, никто слова поперек сказать не может!

Фритьофдоттир замерла, выпрямилась…

А ведь это интересная мысль.

– Тебя кто- нибудь видел?

Девчонка замотала головой:

– Я два дня здесь! Никто не видел, никто не слышал, никто не приходил…

Одежду ей чистую выдать, волосы начесать, чтоб уши точно не были видны… И никто ведь в ней с первого взгляда нелюдь и не признает…

– Как тебя звать?

– Не скажу имя, не скажу, не назову, не произнесу!.. – вновь зачастила гостья.

– Да не называй истинного! – не выдержала сейдкона. – Скажи, как обращаться к тебе?

Незванная гостья замерла, сжав губы, пытаясь подобрать правильный ответ, а потом резко выдохнула:

– Аудню!1

– Вот уж точно, сокровище! – фыркнула Гейдрид.

– Меня так отец называл! – по- детски возмутилась диса.

– Пошли, клад ты мой! Накормлю, напою, переодену… Отдохнешь хоть, а то, наверное, все два дня в этом углу и просидела…

…На закате, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, ведьма уже стояла перед порогом знакомого дома. Хутор сейдконы находился на самом краю Хедебю, идти пришлось долго, но задержало ведьму не это, а страх, неготовность переступить через собственную гордость…

Ведьма долго стояла, все никак не решаясь постучаться, позвать хозяев…

Собраться с силами удалось не скоро. Когда солнце почти потонуло в море, Гейдрид наконец вскинула руку, легонько коснулась костяшками пальцев гладкого дерева…

Ее словно ждали – дверь распахнулась в тот же миг, а на пороге стояла, недобро поджав губы молодая женщина, закутанная в тяжелый серый платок.

– Зачем ты пришла, ведьма?

Уж с ней- то Гейдрил точно спорить не собиралась.

– Позови мужа.

А он словно услышал:

– Что там за шум? – послышался голос из глубины дома.

– Ничего, милый, – сладко пропела хозяйка, обернувшись на миг на звук: – Просто ветер шумит в трубе! – и, развернувшись к Фритьофдоттир, тут же переменила тон: – Иди прочь, ведьма. Над ним больше нет твоей власти! – и дверь попыталась захлопнуть, но сейдкона успела поставить носок ботинка на порог:

– Позови мужа, Льювина! – и створку даже толкнуть смогла… Только зайти внутрь дома не получилось: словно невидимая стена встала перед нею.

Хозяйка рассмеялась – зло, надменно:

– Верно говорят посланники истинного бога! Ведьме не перешагнуть порога, освященного именем Единого! Не зря я перед закатом Знак Единого начертила.

Ведьма вскинула голову: на притолоке виднелась выцарапанная ножом спираль, рассеченная линией, соединявшей начало и конец.

Тут можно было бы начать спорить, убеждать – ну, или хотя бы спросить, не поверил ли в нового бога уже и хозяин хутора, – но ругаться не было никаких сил:

– Позови мужа!

– Так что за шум?! – вновь послышался голос из- за порога.

– Ничего, милый, просто коты дерутся у порога! – бросила короткий взгляд за спину хозяйка и резко обронила, обращаясь к Фритьофдоттир: – Тебе нет дороги сюда, ведьма!

Дверь распахнулась, и тот, кого Гейдрид так хотела увидеть шагнул ей навстречу… Остановился, удивленно склонил голову набок – косичка, заплетенная у виска, качнулась из стороны в сторону:

– Зачем ты пришла, сейдкона? – длинные волосы лезли в глаза, но он даже не потрудился убрать их за ухо.

– Не пускай ее! – вцепилась в рукав мужу Льювина. – Не говори с ней!

Он только плечом дернул:

– Молчи, женщина, твое место на кухне!

И могла ведь Гейдрид сейчас промолчать. Могла. Но не промолчала:

– Именно поэтому я выбрала Альва, а не тебя.

Тенгиль только светлую, разрезанную шрамом, бровь заломил:

– Ты пришла лишь затем, чтоб вспомнить моего беспутного брата? – в голосе звучала откровенная издевка.

Что ж, на этот раз он был в своем праве.

Сейдкона мотнула головой – звякнули серьги с камушками:

– Мой разговор не для ее ушей.

Тенгиль покосился на супругу, дернул уголком рта – то ли гадость какую сказать собрался, то ли просто усмехнулся, а затем сухо обронил, обращаясь к Льювине:

– Иди, женщина…

– Но… – попыталась было спорить та, вцепилась в руку Тенгиля – тонкие пальцы бессильно скользнули по тяжелому наручу, задержались на запястье.

– Я сказал, иди! – процедил он сквозь зубы.

На этот раз Льювина спорить с Тенгилем не стала, развернулась, метнув злой взгляд на ведьму и ушла, шелестнув длинной юбкой.

А воин стоял, не отводя ровного взгляда пронзительно синих, грозовых глаз от нежданной гостьи. С моря дул холодный ветер, Гейдрид зябко передернула плечами, не зная, как начать разговор… и лишь тогда хозяин дома смилостивился, заговорил:

– Зачем ты пришла, сейдкона?

Ведьма собралась с силами и выдохнула:

– На Альтинге объявили вне закона всех нелюдей.

Тенгиль только хмыкнул:

– И что с того? Во фьорды просто придут новые боги: – и сьязвил, словно угадал мысли ведьмы: – Или боишься, твой гальдр будет следующим?

Сейдкона пропустила насмешку мимо ушей – да и вообще, сейчас было не до того, чтоб спрашивать, какую веру воин считает истинной. Не прогнал, дверь не захлопнул, значит, новый бог еще не поселился в его доме. А уж что там себе Льювина возомнила, ведьмы не касалось. Она и так поступилась гордостью, придя к хутору Неквисонов. Сейчас было важнее убедить Тенгиля, а не обмениваться с ним колкостями.

– По старому закону изгнанник может вернуться, если убьет трех таких же. Отведи меня на материк, Тенгиль! Проводи к Альву!

– Что?! – кажется, на этот раз Гейдрид смогла сбить с собеседника маску невозмутимости.

– Проводи меня к Альву! – горячо повторила сейдкона. – Он должен знать, что все нелюди объявлены во фьордах вне закона!

Тенгиль долго молчал, подбирая слова, а когда заговорил, голос звучал зло и жарко:

– Он забыл тебя! Он в изгнании уже три года. Он нашел себе другую.

Этого Гейдрид уже стерпеть не смогла:

– Не меряй всех своей меркой! – мужчина дернулся как от пощечины, но сейдкона даже не заметила этого, продолжив: – Я знаю, он помнит обо мне! Он ждет меня!

– Человеку не справится с йотуном или скессой!

Кого он убеждал? Ее или себя? Да и Гейдрид Фритьофдоттир, ведьма из Хедебю, уже все решила!

– Есть еще дисы. Или никсы. Или гримы. Проводи меня к Альву!

Не согласится проводить на материк, отправится сама. У изгнанника – у этого изгнанника! – должен быть шанс вернуться!

Неквисон по- звериному ощерился:

– А что мне за это будет?

– Что ты хочешь?

Мужчина долго молчал, подбирая слова. И заговорил медленно, тягуче, словно историю – прядь старинную читал:

– Я провожу тебя. Если он забыл про тебя, нашел себе другую, ты станешь моей женой.

– А как же Льювина? – только и смогла выдохнуть сейдкона.

Сейчас он меньше всего думала о жене Неквисона, но сказать что- то надо было.

– Ее судьба – не твоя забота! – отрезал воин. – Согласна?

– А если он помнит?! Если он ждет меня?! – ведьма все еще надеялась найти хоть какую- то отговорку.

– Ты проведешь со мной ночь, – слова падали в темноту, тяжелые, как камни. – От заката до рассвета.

Мешочек с табличками, висевший на поясе, тихо гремел под пальцами. Будь возможность, стоило бы раскинуть руны, посмотреть, что ждет впереди… Но времени на это не было. Да и сейдкона чувствовала, что промолчи она еще чуть- чуть – и откажется, а значит – Альв так и не узнает о решении тинга, никогда не вернется во фьорды.

– Когда отправляемся? – даже эти короткие слова дались с трудом

– Собирай вещи. Выходим на рассвете.

Сейдкона судорожно кивнула, сама не зная, правильно ли она поступает, резко развернулась на каблуках – взметнувшийся волной плащ, расшитый самоцветами, ударил о дверной косяк, дробно застучал самоцветами – но Тенгиль перехватил ее за запястье:

– Погоди… Обет дай. Не хочу обмануться.

Гедрид зло сжала губы – вот уж клясться ей меньше всего хотелось, – но Неквисон смотрел настойчиво, – и сейдкона вздохнула:

– Именем Вератюра и даром своим клянусь – исполню сговор. Доволен?!

– Я не просил призывать старых богов, – хмыкнул воин. – Второй клятвы было бы достаточно.

– Старых?! – вскинула голову Гейдрид, пытаясь рассмотреть в темноте глаза собеседника. – Ты тоже, как и Льювина, веришь в нового?

– Я верю в свой топор и свою удачу, – ухмыльнулся Тенгиль. – Боги высоко, и им нет дела до нас. Пусть сами разбираются, кому править во фьордах… Иди, собирай вещи, тебе рано вставать.

***

Ведьма проснулась задолго до рассвета. Ветер завывал в печной трубе, приблудившаяся девчонка тихонько хныкала во сне… Гейдрид медленно подошла к Аудню, опустилась на колени возле лавки, на которой спала юная диса.

В темноте лица незваной гостьи было не разглядеть, но всхлипывания ее с каждым мигом становились все громче.

Ведьма медленно провела ладонью над головой девчонки, собирая, комкая в ладони струящийся над ложем плохой сон. Тот мокрой тряпкой хлестнул по коже, расплескиваясь в разные стороны.

Сейдкона тихо ругнулась, а у стены послышалось тихое хихиканье. Блеснули алые точки глаз- угольков.

Никак, мара, повелительница плохих снов, пожаловала.

– Пошла прочь отсюда, – сухо приказала Гейдрид.

Злое хихиканье стеклянными колокольчиками зазвенело по дому:

– Она моя. Ее сны мои. Ее тревоги мои.

– Здесь нет твоей власти, – отрезала ведьма.

Мара скользнула вдоль кровати, полоснув обрывками савана: Аудню громко всхлипнула и забормотала:

– Мама! Мама! Мамочка…

Ведьма поджала губы, рывком встала и, подойдя к двери, ведущей на улицу, распахнула ее в ночь.

Северный холодный ветер ворвался в комнату, заставив зачихать слабый огонь, горящий в открытом очаге. Гейдрид остановилась на пороге, оглянулась на так и не проснувшуюся девчонку и отчеканила, стараясь не повышать голоса, чтоб не разбудить дису:

– Законы Скании запрещают находиться в доме без разрешения хозяина. Все живущие и неживущие в подлунном мире связаны накрепко старыми законами. Убирайся прочь, мара, ты – не моя гостья.

Всплеск серого савана ударил стылым ветром. Ночной призрак зашипел, протяжно и ядовито, метнулся из стороны в сторону и, чудом не задев саму сейдкону, рванулся вон из дома.

Фритьофдоттир покосилась на сереющее небо и зашла в дом: скоро Тенгиль прибудет, пора готовиться к отъезду.

…В отличие от сейдконы, Неквисон в дверь постучаться не боялся. От бойкой дроби, казалось, даже дом покачнулся, а сидевшая на краю лавки Аудню и вовсе сжалась в комок и выронила расческу.

Ведьма неодобрительно поджала губы и шагнула навстречу гостю.

– Готова к поездке? – Тенгиль даже поздороваться не удосужился.

Гейдрид окинула его долгим взглядом, задержав взор на лице: на щеке у воина красовались четыре длинных свежих царапины, словно кошка лапой полоснула:

– Никак Льювина против похода была? – насмешливо заломила бровь ведьма.

Собеседник зло сжал зубы:

– Я ее к отцу отправил. У супружеской кровати и в дверях дома о расставании сказал.

– А как же приданное возвращать будешь? – фыркнула ведьма. – Опять же, повода для развода нет – значит, кровников в роду у Вефреда Сигурдсона себе нажил. Не побоишься назад, во фьорды вернуться?

Неквисон заломил светлую бровь:

– А зачем мне возвращаться, если я тебя в жены на материке возьму?

Гейдрид не нашлась, что сказать, хватанула ртом воздух и, сухо обронив:

– Жди, сейчас выйду, – вернулась в дом, захлопнув за собой дверь.

Вышла из дома ведьма не одна. Следом за нею шагнула, боязливо косясь на Тенгиля, хрупкая девчонка в синих одеждах. В длинные волосы были вплетены нанизанные на кожаные ленточки стеклянные бусины, а на кончиках прядей были завязаны узелки.

– Ученицу себе взяла? – прищурился Неквисон. – Не поздно ли?

То, что девчонка пришла в сейдконы недавно было видно невооруженным взглядом: перчаток из кошачьей шкуры пока не выдали, из украшений на плаще – всего один аграф… Сколько она у Гейдрид живет? Месяц? Два?

– Тебе какое дело? – окрысилась ведьма.

– Да вот думаю, не старовата ли она? Ты к тетке Эриннборг лет в семь пришла.

– У нее дар к рунам только недавно открылся, – сухо откликнулась сейдкона.

Тенгиль понятливо кивнул:

– На хозяйстве ее оставляешь?

– С нами пойдет, – отрезала Гейдрид, подхватывая стоящий у двери увенчанный птичьим черепом посох.

Тенгиль нахмурился:

– А она- то зачем нам сдалась? – судя по выражению лица, на язык просилось что- то покрепче.

– Учиться будет. Гальдрастав свяжет, сейд споет… Учиться ей надо.

– Пусть не на мне и не на моей дороге учится! – не выдержал Неквисон. – Пусть остается во фьордах. Беда случится – сама плетение рун свяжешь!

– Не тебе решать! – вспыхнула ведьма. – Ей руны в мой дом дорогу указали, вот пусть этим путем и идет!

Девчонка молча переводила взгляд с сейдконы на воина. Губы ученицы дрожали, и она неловко потирала пальцы, словно крутила на костяшках невидимые перстни.

– Мне тебя на материк провожать! Следить, чтоб с тобой ничего не случилось! А теперь, оказывается, я еще и ее охранять должен! Давай сразу целый хирд с собой возьмем! Или десяток траллов! Один будет впереди ехать, второй дорогу расчищать, а третий – сопли вытирать твоей ученице!

Гейдрид на миг сжала губы, словно собиралась выплюнуть в лицо воину злое слово, а потом вдруг усмехнулась, насмешливо заломила бровь и, обронив:

– Ты говори – говори, я тебя слушаю, – обошла замершую на пороге ученицу и плотно закрыла дверь в дом.

Оглянулась по сторонам, вспоминая, ничего ли она не забыла, и, уколов палец снятым с пояса ножом, напитала кровью вырезанные на косяке руны, запирая чарами вход в дом.

Постояла, собираясь с силами и обронила через плечо Тенгилю:

– Все сказал?

– Все, – хрипло согласился он, окончательно сдавшись.

Сейдкона подняла с земли небрежно брошенную сумку и, сунув ее в руки воину, фыркнула:

– Пошли тогда. – Толкнула в плечо ученицу: – Аудню, шевели ногами. Нам еще на кнарр Свантенсона успеть надо, иначе до Тримстада придется по суше, с месяц добираться.

Капля крови, сорвавшаяся с пальца, упала на одинокую травинку, вытянувшуюся к небесам, и медленно стекла на землю, укрепляя засовы, поставленные старыми чарами.

***

Крутобокий кнарр – торговый корабль – покачивался у причала. Гудмунд Свантенсон считался самым зажиточным человеком не только в Хедебю, но и на ближайших хуторах. Даже местный одальсбонд, Вефред Сигурдсон не мог похвастаться таким богатством.

Заработав достаток торговлей, Свантенсон редко бывал дома, путешествуя по дальним берегам и лишь на зиму возвращаясь в Сканию.

Торговец мог легко согласиться взять на борт кнарра трех путешественников – благо, Тенгиля Гадюку именно он вчера и привез в родной Хедебю…

Мог. Но почему- то заспорил.

– Женщина на корабле – к несчастью! – торговец залез толстыми пальцами в принесенный из дома туесок с клюквой и, зачерпнув ладонью горсть спелых ягод, принялся по одной бросать их в рот, морщась от кислоты.

– Я не женщина, я – сейдкона! – отрубила Гейдрид.

Тенгиль ухмыльнулся, но промолчал. Вмешиваться во спор он явно не собирался, с издевкой наблюдая за ведьмой.

Гудмунд зябко передернул плечами, раскусив особо кислую клюквину, и мотнул головой в сторону молчаливой Аудню:

– А она?

На лице Тенгиля было крупными рунами написано: «А я о чем говорил!»

– Она моя ученица!

– Тоже не женщина? – фыркнул торговец и, прежде чем ведьма успела рот открыть, тягуче сообщил: – Говорят, в Орхусе поймали ведьму, которая заговаривала троллей, чтоб ездить по ночам на людях. Поступили с ней по старому закону – вывезли в море и утопили….

Намек был более чем прозрачен. Даже Тенгиль, до этого молчаливо наблюдавший за перебранкой, не выдержал:

– Придержи язык!

– Иначе что? – насмешливо фыркнул купец, отбросив в сторону случайно раздавленную клюквину.

Вместо ответа Неквисон с размаху положил тяжелую руку ему на плечо и, ухватив за одежду, потащил в сторону. Свантенсон сдавленно булькнул, но подчинился.

Гейдрид не слышала, о чем разговаривали между собой мужчины, но, когда они вернулись обратно, Тенгиль стал еще мрачнее, а на лице Свантенсона плясала плутовская улыбка.

– Идите на корабль, – мотнул он головой. – Только пусть ученица ближе к борту держится – убирать за ней никто не будет. Лучше пусть рыб кормит, чем кнарр мне изгваздает, – толстые пальцы ласково погладили туесок с клюквой.

Аудню что- то протестующе пискнула, но Тенгиль зло дернул углом рта и прошипел:

– Живо на кнарр! – и девчонка метнулась вверх по сходням.

Неквисон шагнул за нею, словно и не замечая замершей ведьмы, но сейдкона вцепилась ему в локоть:

– О чем вы говорили?

– Не твоего ума дело, женщина, – отрубил Тенгиль, но Гейдрид не отставала:

– Почему он передумал? Что ты ему сказал? – не успокаивалась сейдкона.

Неквисон покосился на нее, размышляя стоит ли говорить, а затем сухо обронил:

– Вернусь во фьорды, пойду на год на его кнарр. Давно звал.

Ведьма ойкнула, зажав рот ладонью.

– Ты же не хотел!

Тенгиль бросил на нее издевательский взгляд:

– Ты за мной следишь, сейдкона?

Гейдрид не ответила. Лишь запахнулась в плащ и поспешила вслед за ученицей.

***

Кнарр мягко покачивался на волнах. Выкрашенный в алые полосы парус выгнулся дугой под порывами северного ветра.

– Хорошо идем, – хохотнул Свантенсон. Стоявший на передней палубе, на носу корабля, торговец, явно был доволен: – К вечеру пересечем залив, доберемся до берега.

– Успеем? – покосилась на него ведьма. – До Тримстада по воде больше десяти ландсмилей2. Хорошо, если к завтрашнему вечеру доберемся.

Ее собеседник ухмыльнулся:

– На море считают сьемилями3. А семьдесят сьемиль мой водяной конь легко сделает до заката.

Гейдрил промолчала: с того момента, как пришлось убеждать торговца взять на корабль дису, у сейдконы испортилось настроение, все время казалось, что она что- то упустила, забыла…

И ведь как накликала беду!

К полудню небо затянуло тучами, затянула мелкая противная морось… А потом и вовсе начался шторм. Волны бились о корабль, перехлестывали через борт…

– Баба на корабле – к несчастью! – зло прохрипел Свантенсон, косясь на сжавшуюся в комок Аудню. Напускная доброта пропала, и торговец, похоже, уже готов был даже выбросить нежданную пассажирку за борт. Сказать гадость самой ведьме богач не решался, но и без этого было все ясно.

Тенгиль, похоже, был с ним согласен, и даже удивительно, что злых слов не говорил.

Сейдкона запустила пальцы в кошель, висевший на поясе, пытаясь вытащить пустую плашку, но под руку, как назло, попадалась перевернутая руна достатка.

Гейдрид тихо ругнулась под нос – и так было понятно, что на дороге стоят препятствия, зачем вновь и вновь напоминать об этом? Да еще и эта проклятая болтанка все время сбивала с ног…

Руна Вератюра – пустая плашка, без знаков – легла в ладонь, когда сейдкона уже отчаялась. Зацепившись локтем о снасти, девушка торопливо царапнула ножом по дощечке, вырезая нужный гальдрастав. Переплетение рун из- за качки выходило кривым, но выбирать было не из чего. Гейдрид подцепила ногтем нить из насквозь промокшего плаща, вытянула, торопливо намотала один конец вокруг плашки, а второй – вокруг пальца и, широко размахнувшись, метнула дощечку за борт.

Гладко отшлифованная пластинка запрыгала по волнам, то пропадая из виду, то вновь взлетая на сизой пене до самых бортов.

– Не действует твой сейд, ведьма, – рявкнул Свантенсон, разом перекрыв голосом шум волн. Одежда его насквозь промокла – не снимешь, не высушишь. Скоро колом станет.

Гейдрид проглотила его насмешку и лишь крепче ухватилась за снасти. Грубые канаты впивались в кожу, растирая ее до крови.

Плашка в очередной раз утонула в море, синяя нить, обмотанная вокруг пальца, натянулась, угрожая в любой момент лопнуть. Из разодранной ладони потекла кровь, окрашивая пряжу в бурый цвет.

Сейдкона зачаровано следила за спускающимся по шерсти бурому отливу. Потек крови спустился к самой плашке, та канула в пену, словно схваченная огромной рыбиной наживка…

Буря стихла.

В один миг небо выцвело, побледнело, окрасившись в прозрачную голубизну. Море, только мгновение назад бывшее сизым, мутным, застыло зеленоватой гладью, приобрев вид дорогого стекла…

Гейдрид нашла взглядом капитана кнарра:

– Не действует сейд, говоришь? – гортанно обронила она.

Успокоить бушующее море сложно. Пусть и не пришлось петь долгих и громких заклинаний кведи, но колдовство вымотало ведьму и опустошило ей душу. К горлу подкатывал комок тошноты, а голова казалась пустой и звонкой, как медный котелок.

Фритьофдоттир обессиленно опустилась рядом с бортом. Прижалась щекой к гладкому дереву, закрыла глаза…Чары давно не отнимали столько сил. Когда это было в последний раз? Лет пять назад, когда была еще жива тетка Эриннборг? Та как раз пыталась обучить Гейдрид летать вороном, смотреть земли. Отправить часть души, поглядеть ближайшие фьорды получилось, да вернуться скоро пришлось – молодая сейдкона слишком быстро устала… Но тогда это были слишком сложные чары. А сейчас? Почему колдовство так вымотало сейчас? Что случилось?

Море, конечно, успокоить сложно, но не настолько же!

А что если…

Сейдкона с трудом поднялась: ноги скользили по мокрой палубе у носа корабля. Найдя взглядом так и привязанную к пальцу плашку, прыгающую по волнам, ведьма на миг приподняла руку, ловко перекусила нить… Дощечка, которая должна была отстать от споро идущего по волнам судна, продолжала плыть следом за бортом, как привязанная.

Гейдрид зло зашипела сквозь зубы и вновь без сил опустилась на палубу. Чары. Чужие злые чары.

Кто- то специально поднял бурю, не желая, чтоб сейдкона со спутниками добралась до берега…

Нет, конечно, можно решить, что это враги Свантенсона позавидовали его богатству, но Фритьофдоттир очень в этом сомневалась…

Знать бы еще, кто задумал зло. Кому сейдкона перешла дорогу?

Гейдрид медленно разматывала нить, завязанную на руке. Закончила, разжала пальцы.

Шерстяное волоконце мягко опустилось на палубу и, вытянувшись серым жгутом, по- змеиному проскользнуло меж досок, скрывшись где- то в трюме, спеша к оставленному под палубой, на время пути, посоху с птичьим черепов в навершии.

Злые чары. Очень злые чары.

***

К Тримстаду прибыли почти на закате. Багряное солнце тонуло в море – казалось, протяни руку и достанешь.

Гейдрид медленно сошла на берег, оглянулась по сторонам, пытаясь припомнить, ничего ли она не забыла – впрочем, после той болтанки, что была днем, не мудрено было даже голову потерять. Аудню держалась рядом: нервно потирала пальцы, вздрагивала, боясь отступить на лишний шаг от сейдконы. Тенгиль уже давно стоял на причале – он даже не стал ждать, пока корабль опустит сходни – стоило приблизиться к берегу, как воин легко перескочил через борт и сейчас уже давно стоял, меряя взглядом ведьму и скаля зубы.

Последним на берег спустился Свантенсон. Остановился, отдышливо хватая ртом воздух, нашел взглядом сейдкону, и выдохнул, хрипло и зло:

– Будешь возвращаться в Хедебю – не повезу.

– Что?! – охнула Гейдрид. Этого она совсем не ожидала.

Голова все еще кружилась после сложных чар, и Фритьофдоттир приходилось опираться на посох.

– Не повезу! – упрямо повторил купец. – Мне только еще одного шторма не хватало!

Ведьма зло сжала губы:

– Только посмей! Вернусь в Хедебю – шест с проклятьем у ворот твоего дома поставлю!

Еще недавно эта угроза могла безумно напугать кого угодно – если, конечно, не учитывать, что после этого самого проклявшего могли изгнать – но сейчас торговец лишь ухмыльнулся, ощерив в усмешке кривые зубы:

– Конскую голову, чтоб сверху поставить, где возьмешь, ведьма? Тебе кобылу для такого злого дела никто не продаст!

Фритьофдоттир задохнулась от возмущения. Такой наглости, чтоб с нею так легко и просто вступали в перебранку, она просто не ожидала.

Старый мир рушился…

– Хватит лясы точить! – не выдержал Тенгиль. – Зацепились языками, как сороки!

Гейдрид смерила торговца злым взглядом:

– Не будет тебе больше удачи! – и, прежде чем Свантенсон успел хоть слово сказать, резко развернулась к замершей Аудню: – Что стоишь, глазами хлопаешь? Пошли.

Диса покорно шагнула к ней. Покосилась на темнеющее небо и тихо спросила – сейдкона и не услышала бы, если б не прислушивалась:

– А ночевать мы где будем?

Ответа на этот вопрос и сама Гейдрид не знала – в последний раз она была в Тримстаде еще девчонкой, больше десяти лет назад – но ведьма очень надеялась, что Неквисон может сказать больше. Ну, или знает, куда идти.

Если говорить честно, Тримстад нельзя было назвать городом – так, небольшое торговое селение – вик. Несколько длинных домов, с десяток лавок, примерно столько же – сараев, да прочих хозяйственных построек…

Хотя могильники – курганы на краю селения, по левую руку от причала, виднелись.

К одному из длинных домов и направился Тенгиль Гадюка.

Сейдкона вдруг поймала себя на мысли, что она понятия не имеет, за что Неквисона так прозвали. Одно дело, когда тебя кличут Суровым или Весельчаком – все ясно, а здесь и не поймешь.

Толкнув тяжелую дверь, Неквисон перешагнул через порог – голову, как полагается, чуть склонил, не без ехидства отметила сейдкона: домашним духам – феттирам поклонился. Значит, помнит еще? Чтит?

Или просто не захотел о притолоку дверную лбом удариться?

Почему Тенгиль выбрал именно это здание, вопросов у сейдконы, вошедшей в дом следом, не возникло: здесь, похоже, был постоялый двор. Огоньки, горевшие в многочисленных плошках с жиром с трудом разгоняли царивший мрак, меж расставленных столов сновали служанки, разносившие еду и питье, а на лавках вдоль стен уже спали люди, не обращавшие никакого внимания на гомон и крики. Ворвавшийся в распахнутую дверь ветер затеребил занавесь, отгораживающую заднюю часть дома – видно, там была женская половина, предназначенная для ночевки редких в этих краях путешественниц.

За спиной у Гейдрид послышался всхлип. Сейдкона оглянулась: стоявшая на пороге диса озиралась по сторонам: в глазах девушки светился страх – то ли не ожидала увидеть столько людей, то ли заметила что- то ужасное.

Выяснять, в чем дело сейчас было уже бесполезно – слишком много ушей было вокруг, и ведьма, схватив Аудню за руку, потянула ее внутрь дома:

– Пойдем.

– Там… Там… – тихо выдохнула диса.

– Знакомых видишь? – нахмурилась Гейдрид. Не хватало только чтоб кто- то опознал нелюдь.

Ученица вздрогнула, удивленно покосилась на нее:

– Нет!

– И что тогда? – не выдержала ведьма.

Вместо ответа Аудню ткнула пальцем в дальний угол, полускрытый в темноте.

Гейдрид присмотрелась – и охнула: в полумраке комнаты кривилась и подмигивала оскалившаяся зубастая рожа. Ведьма сжала пальцы на древке посоха, шагнула вперед, понимая, что бежать некуда… И, сплюнув себе под ноги, вздохнула, разглядев нагромождение горшков и тряпок – в неверном, дрожащем свете именно они и казались чудовищами.

Оглянулась на дису и фыркнула:

– Пошли.

Аудню покорно шагнула вслед за нею.

***

После ужина ведьма не стала дожидаться, пока на нее начнут обращать внимание: встала из- за стола и потянула за собой Аудню. Поесть удалось и хватит, слишком долго среди хмельных мужчин, уставших после долгого пути, находиться не стоит. Кто- то может не заметить плаща, шитого каменьями, кто- то не обратит внимания на ведьмин посох и перчатки из кошачьей шкуры – и Тенгиль один не справится, не защитит.

Женская половина постоялого двора была пуста. Если на мужской царили гомон и крики, разносили пиво и мясо, то здесь за занавесью, не было никого и ничего… Тяжелая ткань гасила все звуки, уже сейчас можно было лечь спать, не опасаясь, что крик разбудит тебя.

Сейдкона опустилась на ближайшую лавку, откинулась назад, опершись спиною о стену и устало прикрыла глаза. Казалось, что в теле ноет каждая косточка. Где- то на границе слуха перешептывались неведомые голоса – то ли феттиры, к счастью, до сих пор отсюда не изгнанные, меж собой советовались, то ли просто чудилось.

Гейдрид выпустила из рук посох – птичий череп гулко щелкнул клювом, коснувшись земляного пола.

Пальцы привычно скользнули в кошель на поясе, задержались на гладких дощечках… И ведьма устало вытащила руку обратно, так ничего и не выбрав – сил на то, чтоб гадать не было.

Скинув плащ на пол, сейдкона устало растянулась на лавке. Даже если она права, и кто- то действительно специально наслал бурю, пытаясь остановить именно ее – попытка не удалась. Пусть неведомый враг и мог напасть снова, но девушка чувствовала, что она слишком устала за день…

В сон она провалилась, едва голова коснулась лавки.

…Проснулась ведьма внезапно. Робкий лунный свет с трудом проникал сквозь узкие крошечные окошки под самым потолком, а масляные светильники – плошки, стоящие на узких полках вдоль стен, давно погасли.

Фритьофдоттир осторожно подняла голову, оглянулась по сторонам, пытаясь сообразить, что же могло ее разбудить.

Смутная тень скользнула по комнате. Ведьма вздрогнула – не уж то опять мара пожаловала? Другая пришла или та, что в дом Гейдрид заглядывала, залив смогла пересечь? Так тетка Эриннборг всегда говорила, что злым духам через стоячую воду дороги нет. Да и… Наведавшись один раз, мара вряд ли за сейдконой стала следовать…

Тень остановилась, озираясь вокруг, а затем чуть слышно ступая, направилась к выходу с женской половины. Откинула занавесь. На мужской половине было чуть светлее, и отблески огня на лучинах на миг обрисовали тонкую фигурку, закутанную в плащ.

Не мара.

Аудню.

И за каким троллем ее прочь понесло?!

Полог упал на место, и сейдкона, шепча сквозь зубы ругательства, резко села на скамье.

Будь на то ее воля, и девушка и с места бы не двинулась, но сейчас от дисы зависела возможность возвращения во фьорды Альва, а стало быть, надо узнать, куда направилась «ученица».

Тяжелый плащ с самоцветами сейчас бы только мешал – перестук камней привлек бы лишнее внимание, так что Фритьофдоттир даже потеплее укутаться было не во что…

Мимо спящих мужчин, к выходу, удалось прокрасться легко – ни один голову не поднял. Ведьма остановилась на пороге, оглянулась вокруг, пытаясь рассмотреть в царящей тьме, куда ж направилась Аудню. Вдали на миг мелькнула тень, и сейдкона поспешила за нею.

На мгновение Гейдрид показалось, что за спиною ее скрипнула дверь, но оборачиваться ведьма не стала, боясь потерять из виду беглянку.

…Над курганами горели огни. Пляшущие на высоте руки человека бледно- голубые шары вились у самой верхушки могильника, изредка застывая на несколько мгновений и вновь бросаясь в свой бесконечный танец.

В отблесках их света тонкая фигурка дисы казалась призрачной, полупрозрачной, словно нарисованной тонкой кистью…

Ведьма зло зашипела сквозь зубы: только «лучин покойника» не хватало. Болотные огни рунами не возьмешь, и – пой не пой – сейд им не страшен. И ведь самое противное, не знаешь, к чему их появление приведет: то ли зло принесут, то ли доброе дело сделают, то ли нечисть накличут, то ли дорогу подскажут.

Диса замерла перед курганом и медленно вскинула руку. Несколько бродячих огоньков сорвались с вершины могильника и, порскнув к Аудню, заметались у ее ладони, норовя проскользнуть между пальцами.

Сейдкона зябко поежилась. Она и сама не могла сейчас сказать, замерзла ли, или ее морозило от страха.

Вскоре, к дисе подлетели новые «лучины покойника». Выстроившись в длинную цепь, огоньки протянулись до самой вершины кургана. Стоявшая поодаль ведьма отступила на шаг. Пусть она сейчас была и далеко от происходящего, но с каждым ударом сердца ей все сильнее казалось, что пришла она сюда зря.

Светящиеся голубым шары вздрогнули, опустились на землю, к пожелтевшей, покрытой инеем траве…

Земля расступилась.

Диса замерла перед провалом, словно не решаясь сделать первый шаг…

А в следующий миг перед нею выросла огромная фигура.

Порскнувшие в разные стороны болотные огоньки заметались вокруг, выхватывая из темноты то трупно- синюю кожу пришельца, то кровоточащие раны на его теле…

– Драуг! – потрясенно выдохнула сейдкона.

Восставший мертвец медленно повернул голову, высматривая тех, кто осмелился нарушить его покой. Взгляд остановился на испуганно замершей Аудню.

Немертвый оскалился, шагнул к гостье, протягивая к ней жилистую когтистую лапу…

Диса, испуганно взвизгнув, шарахнулась в сторону, а затем и вовсе рванулась прочь. Болотные огоньки мчались вслед за нею, а следом топал, скаля огромные клыки, драуг.

От страха Аудню не видела перед собою ничего. Налетела на Гейдрид, которая судорожно рылась в поясной сумке, выискивая хоть какую- то руну, что могла помочь – посох сейдкона, спеша выйти вслед за дисой, забыла на постоялом дворе – и от удара обе полетели на землю.

Драуг навис над ними, взмахнул когтистой лапой…

Сверкнувший в воздухе топор отсек потемневшее от могильной земли запястье.

Восставший покойник отшатнулся, отступил на несколько шагов назад, а возникший между ним и лежавшими на земле девушками Тенгиль перехватил секиру поудобнее и зло сжал зубы.

Немертвый отступил еще на шаг, словно что- то еще соображал, о чем- то мог думать… На миг заслонил спиною вход в курган, из которого полился призрачный синий свет, соревнующийся по яркости с проблесками болотных огней, а затем вдруг начал раздуваться, увеличиваясь в размерах.

Неквисон не стал ждать, пока мертвец войдет в полную силу: рубанул сверху вниз, пытаясь достать чудовище…

Драуга можно убить лишь отрубив голову.

Лезвие тяжелого топора располосовало посиневшую кожу на шее, раздробило позвоночник…

Огромная, в несколько раз больше человеческой, голова немертвого, скаля зубы упала на землю. Покатилась по замерзшей траве, впилась желтыми клыками в халяву сапога Тенгиля. Следом рухнуло тело драуга.

Воин на миг склонился и, схватив обтянутую синей кожей голову за спутанные волосы, легко отшвырнул ее в сторону. Лишь на голенище остались следы зубов.

Неквисон оглянулся на ведьму. Та с трудом поднялась с начинающей промерзать земли, покрытой мелкими кристалликами инея, и, повернувшись ко все еще сидевшей «ученице», озадаченно и испуганно уставившейся на светящийся провал, ведущий внутрь кургана, зло рявкнула:

– Зачем ты сюда пошла?! Что здесь забыла?!

Тенгиль, как раз открывший рот, чтоб спросить о том же, поспешно его захлопнул – аж зубы клацнули.

Диса хлюпнула носом:

– Я думала, это холм! Я думала внутрь попасть! – кажется, она готова была разреветься.

Неквисон озадаченно нахмурился, не понимая, о чем речь, перевел взгляд на ведьму:

– И что твоя ученица в холме забыла?

Признаваться воину, кто путешествует с ними, сейдкона не собиралась:

– За кладом, верно, пошла, – зло буркнула она. Помолчала и чуть спокойней добавила: – Что расселась?! Вставай, возвращаться пора. Хорошо хоть половина Тримстада на эти огни не сбежалось…

– Возвращайтесь, – рассеянно кивнул Тенгиль. – А я пока здесь… – и воин шагнул светящимся синим провалу. Болотные огоньки порскнули от него в разные стороны.

Ведьма испуганно схватила спутника за руку:

– Ты куда?! Зачем?!

– Сама сказала, за кладом, – фыркнул он.

– С ума сошел?! А если там еще один драуг?!

– Вряд ли, – отмахнулся воин. – Он бы уже давно вылез наружу… Идите спать, я скоро приду.

И, не дожидаясь ответа Гейдрид, шагнул вглубь кургана.

Сейдкона так и замерла с открытым ртом. Она- то думал, только диса – дурная, а оказывается и Неквисон не лучше.

Аудню, только что сидевшая на земле, легкой птичкой вскочила на ноги и рванулась вслед за воином.

– А ты куда?! – не выдержала ведьма, успев в последний момент поймать свою «ученицу» за руку.

– Там может быть проход в холмы! – упрямо повторила диса. – Там может быть дорога к родным!

Аудню легко вырвалась из хватки сейдконы, шагнула вперед…

Тонкая фигурка на несколько мгновений перекрыла свечение, исходящее из кургана, и то вдруг начало бледнеть. Болотные огни словно только этого и ждали: осели к самой земле, закружились меж подмерзшей травы.

– У, чтоб вас всех турсы побрали! – тихо ругнулась Гейдрид и, ойкнув, поспешно зажала рот ладонью. Уж она- то должна была помнить, какую силу имеет сказанное слово. А уж слово сейдконы, да еще и сказанное у открытого кургана, в месте силы – и подавно.

Оглянулась по сторонам, убедилась, что зла никакого не накликала и, втянув воздух через зубы, боясь сказать еще что лишнее, шагнула вслед за спутниками.

Можно было в постоялый дом вернуться и там Тенгиля ждать – сгинет в холме диса, это конечно, плохо, но не так уж страшно, а без Неквисона ведьма Альва не найдет – но стоило Фритьофдоттир представить, что она сейчас пойдет по темным улицам одна, без посоха, защищенная лишь несколькими рунами, нарисованными на тонких дощечках и лежащих в кошельке, как к горлу начинал подкатывать холодный комок страха.

Ученицу ведьма догнала быстро. Схватила ее за руку и потянула вперед, пытаясь подстроиться под быстрый шаг ушедшего вперед Тенгиля… И внезапно чуть не стукнулась носом в его спину.

Неквисон оглянулся, нахмурился:

– Зачем ты сюда пошла?! – кажется, он совсем не ждал, что у него будут спутники в путешествии по курганам.

Стоящую рядом с сейдконой Аудню он словно и не замечал, разговаривая только с ведьмой.

– А вдруг тебя съедят?

Лившееся со стен синее мерцание было слабее, чем наверху, но разглядеть, что творится вокруг можно было.

Воин заломил рассеченную бровь:

– Неужто беспокоишься, женщина?

Гейдрид дернулась, как от пощечины: мало того, что в голосе насмешка звучит, так еще и забыл, что она сейдкона. Впрочем, силы съязвить ему в ответ нашла:

– Конечно, беспокоюсь. Немертвый тобой ведь подавится, а от этого еще больше разозлится!

– Нет здесь никакого драуга, – рассеянно отмахнулся Тенгиль. – Один был и того наверху убили… Да и тот только вставший был, слабенький, поэтому так быстро все получилось.

Ведьма выглянула из- за его плеча:

– А почему тогда остановился?.. – не выдержала она и, разглядев, нахмурилась: – Ох…

Коридор впереди раздваивался. Неквисон задумчиво прищурился, выбирая, по какому из ответвлений пойти, а затем шагнул направо. Сейдкона попыталась его остановить:

– А если покойник был в каждой камере? Наверх ведь только один драуг вышел! А если поднялись оба?! Пошли назад, а?

Тенгиль Гадюка только отмахнулся:

– Сама же сказала, подавится. А ты сбежать успеешь.

– А я?! – тихонько пискнула Аудню. – А я как же?

Воин даже отвечать ей не стал…

…Застеленное парчой возвышение, находившееся посреди погребальной камеры, было пустым – видимо, драуг действительно вышел отсюда.

Тенгиль окинул быстрым взглядом помещение: вдоль стен стояли кувшины, наполненные до краев серебряными монетами, чуть поодаль виднелся лежавший на земле запряженный лошадиный костяк – видно, хоронили знатного человека. Впрочем, деньги да упряжь воина мало интересовали: на ложе, покинутом разбуженным немертвым, остались щит и меч.

Неквисон медленно подошел к возвышению, провел кончиками пальцев по украшенному изображением молота Вингнира щиту – старое дерево осыпалось трухою, лишь сохранившийся умбон звякнул по каменному ложу.

– Когда ж его похоронили? – озадаченно буркнул Тенгиль.

Сейдкона молчала, понимая, что вопрос относится не к ней. И все никак не могла вспомнить, были ли курганы рядом с городом десять лет назад, когда она в прошлый раз была в Тримстаде.

– Истлеть и от чар могло, – тихо пискнули от входа в камеру. – Истлеть да прахом пойти.

Гейдрид удивленно оглянулась: диса стояла, обняв себя руками за плечи и испуганно озираясь по сторонам.

– Твоя ученица действительно что- то умеет? – Тенгиль бросил косой взгляд на ведьму. – Я думал, она только сопли на кулак наматывать способна, – не дождался ответа и потянулся к обнаженному мечу, лежавшему рядом с истлевшим щитом.

Ведьма вздрогнула, ожидая, что и тот осыплется ржою, но Неквисон легко подхватил клинок, взвесил его в руке, проверяя баланс, а затем положил на ложе свой топор:

– Дарю взамен, – и, подхватив с пола лежавший рядом с возвышением пояс, загнал клинок в ножны.

Завязал ремень на поясе и направился прочь из похоронной камеры. Золото его не интересовало.

Сейдкона замерла, озадаченно глядя ему вслед, а затем рванулась за ним, волоча за собою Аудню. Уже у выхода ведьма остановилась на миг, зачерпнула ладонью горсть монет и кинула их в кошель на поясе, вытащила оттуда наугад одну плашку с руной и, не глядя, бросила в кувшин, откуда взяла деньги:

– Ответный дар.

Дощечка соскользнула на пол, гулко стукнув по каменным плитам и, уже вышедшая в коридор Гейдрид не удержалась, оглянулась.

Руна дороги.

Кто б сомневался.

…Фритьофдоттир надеялась, что Тенгиль пойдет к выходу, но он свернул во второй коридор.

Спорить с Неквисоном было бесполезно, это ведьма уже поняла, а потому шагнула за ним, волоча за собою покорно идущую дису. Та, похоже, тоже уже смирилась. Или до сих пор была уверена, что сможет найти здесь дорогу в холмы, туда, куда ушли ее родичи?

Скудный синеватый свет от стен постепенно начал выцветать, обретая все более белесые оттенки, и Гейдрид полезла в кошель – ей все это очень не нравилось.

В ладонь легли руна воды и руна огня. Не самое лучшее сочетание, но выбирать особо не из чего было.

Ведьма отпустила дису, догнала Тенгиля, пошла рядом с ним… И замерла на входе в новую погребальную камеру.

Это было женское захоронение.

Стены украшены гобеленами – цветными, не пострадавшими от времени. В глубине комнаты – покрытая резьбой прялка…

А на стоящем посреди помещения троне, затянутом парчой, мумия в истлевшем алом платье…

Неквисон шагнул было вперед, но сейдкона вцепилась ему в плечо:

– С ума сошел?! Уходим отсюда!

– Вот еще! – насмешливо фыркнул воин, дернув рукою, пытаясь вырваться из ее хватки.

– Ослеп что ли?! – отчаянно взвыла Гейдрид. – Под ноги ей глянь!

Тенгиль опустил взгляд и, охнув, отступил на шаг, разглядев лежащий подле трона посох, увенчанный птичьим черепом – почти такой же, как Гейдрид оставила на постоялом дворе. Правда, этот жезл, в отличии от того, что принадлежал самой Фритьофдоттир, был украшен еще и множеством привязанных на кожанных веревочках амулетов: крошечными молоточками, переплетением узелков – наузов, изображениями оскаливших зубы зверьков из бронзы…

– Это тебе не драугу голову рубить, – прошипела сейдкона. – Видишь перстни на руках? Каждый сильный, рабочий, магический. У меня таких никогда не было! Если и она, как тот драуг, проснется, обратно уже не выйдем…

Договорить она не успела – ничего не услышавшая диса проскользнула мимо них в комнату, разглядела куда она попала, ойкнула, дернулась в сторону… И неловко покачнувшись, рухнула на пол. Ладони коснулись лежавшего на полу посоха…

Мертвая ведьма открыла глаза.

Тенгиль, локтем отодвинув Гейдрид за спину, шагнул вперед, прикрывая собою сейдкону. Серебряная полоса клинка блеснула в воздухе…

По коричневой коже покойницы пошли мелкие трещины. Белесые, без зрачков и радужки, глаза закатились, а в безгубом провале рта показались потемневшие зубы…

Смех мертвой ведьмы больше походил на кашель. Громкий, резкий, он раненной птицей заметался по погребальной камере, порвал нити, натянутые на станке, встряхнул висевшие на стенах гобелены – вытканные люди задвигались, словно тоже ожили – или это свет так заиграл?

– Думаешь остановить меня этим? – хрипло прокаркала покойница.

Тенгиль оскалился, поудобнее перехватив меч:

– Попробую!

– Меч моего брата никогда не ранит меня. Хоть живую, хоть мертвую… Хочешь проверить, воин? Голову здесь оставишь – так же как он ее сложил.

– Он первый напал, – тихонько всхлипнула диса, осторожно пытаясь отползти подальше от покойницы. – Он первый на нас кинулся.

Длинный коготь, отросший на потемневшем, ссохшемся до кости пальце, царапнул резной подлокотник трона:

– Разве кто любит, когда его будят? – тонкая стружка упала на каменный пол.

– Мы не хотели! Мы не со зла! – зачастила Аудню.

Гейдрид переложила вытянутые руны в другую руку и вновь полезла в кошель. Сейчас бы пригодилось что- то иное.

Мертвая ведьма чуть повернула голову, словно высматривала сейдкону:

– Не ищи ничего, дочь Фритьофа Трудного Скальда и Гудрун Слепой. Твои чары не возьмут меня, как бы ты не старалась.

Гейдрид вздрогнула, разжала пальцы.

– Мы не хотели зла ни тебе, ни твоему брату, – выдохнула сейдкона. Мертвая ведьма знала слишком много. Намного больше, чем сама Гейдрид.

Трещины на ссохшейся коже стали глубже, шире, их края разошлись, обнажая иссохшую плоть.

– Мне это известно. И потому я отпущу вас… Чего вы хотите? Три для одного или одно для трех?

Тенгиль нахмурился, чуть опустив меч:

– Одно для трех? О чем ты?!

Покойница захихикала – словно песок просыпался:

– Ты сделал свой выбор, сын Некви Лучника и Ринд Смелой… Каждый получит свое… – голос ее окреп, зазвучал грубее, а от трона вдруг протянулась ко все еще сидевшей на полу Аудню тонкая, выписанная сплетенными меж собою золотыми рунами дорожка: – Подними глаза и услышь слова Торнберг, Великой Вельвы4 Скании. Растопи слезами лед, Дитя Навсегда Ушедшего Народа.

Руны погасли – для того, чтоб через мгновение протянуться тропкой к Гейдрид:

– Врата, перед которыми бессильна вода, сможет уничтожить огонь, Последняя Ведьма Севера.

Дорожка вновь пропала – и уже через миг вильнула рядом с Тенгилем:

– Есть клятвы, которые можно разрубить мечом, Воин Чужой Крови…

Тенгиль удивленно нахмурился, но сказать ничего не успел: стоило отзвучать последним словам, как мертвая ведьма резко дернулась назад, откинулась на спинку трона… И осыпалась пеплом.

Только обрывки истлевшего платья и пожелтевший костяк остались…

А еще через миг и свечение, исходящее от стен, начало бледнеть, меркнуть…

– Уходим! – рявкнул Тенгиль, схватив за руку ведьму и потянув ее прочь из погребальной камеры.

Ее ученица, похоже, воина не интересовала вовсе.

Сейдкона уперлась ногами в пол – ей вдруг безумно захотелось забрать с собой посох мертвой ведьмы – кто знает, какие силы он таит?!

Но уже через миг наваждение прошло. Даже умерев, старая провидица смогла дать предсказание. Пусть она сейчас и вовсе исчезла, но кто знает, к чему может привести похищение ее вещей. Даже если оставить что- то взамен.

Да и обычной руны в качестве ответного дара будет явно недостаточно.

Сейдкон оглянулась на застывшую на полу Аудню и прошипела:

– Пошли!

Диса вздрогнула и рванулась вслед за спутниками по медленно гаснущему коридору.

Из кургана они выбежали за несколько мгновений до того, как погасли последние огоньки – даже «лучины покойника», резко упали к самой земле и исчезли, словно разбились об острые, покрытые инеем травинки.

Аудню медленно опустилась на землю.

Курган выделялся черным пятном на фоне медленно розовеющего неба.

– Как же долго мы там пробыли?!.. Как же долго мы были там?! – потрясенно выдохнула диса.

Тенгиль даже взглядом ее не удостоил. Окинул задумчивым взглядом светлеющее небо и тихо спросил у сейдконы:

– Что было написано на тех дорожках в кургане, когда вельва делала предсказания?

Фритьофдоттир язвительно фыркнула:

– А сам прочесть не смог? Я думала, ты грамоте обучен.

Воин пропустил насмешку мимо ушей:

– Гальдраставы5 на тропинках были написаны на старшем языке. Ему только таких как ты учат.

Последняя фраза больно царапнула сейдкону, но она попыталась сделать вид, что ее ничто не задело.

– Там были написаны те имена, которыми она нас назвала.

– Последняя Ведьма Севера… – иронично протянул Тенгиль.

Сейдкона зло сжала губы:

– Не знаю насчет остального, но в этом она ошиблась. Свои сейдконы есть в Бирке, в Оденсе, в Мальме…

– Если только с ними не поступили по заветам Свантенсона, – фыркнул Тенгиль. – Помнишь? «Вывезли в море и утопили».

Лицо Гейдрид залила неестественная бледность, заметная даже в свете только начинающего вставать солнца.

– Новый бог идет в Сканию…

– Боги, – поправил ее Неквисон. – Их двое братьев – близнецов.

– Ты так подробно все знаешь! – не удержалась ведьма. – Небось сам у их алтаря молился! – даже восхищение в голос удалось добавить. Почти что настоящего.

– Льювина молилась, – сухо откликнулся он. – Я возил ее в Браттахлид.

– И? Там капище наших богов!

– Там уже три года стоит два алтаря. Для Вератюра и других и для Единого с братом.

Сейдкона потрясенно уставилась на него. Пусть сама она и нечасто обращалась к богам, больше полагаясь на свои чары, но поверить, что чужие боги уже так далеко зашли в Сканию, она до сих пор не могла. Нет, конечно, решение, принятое на Альтинге само по себе означало очень и очень многое, но Гейдрид до последнего казалось, что это что- то временное…

– Солнце всходит. Солнце почти вышло, – тихо обронила диса.

Ведьма вздрогнула и перевела взгляд на нее:

– Возвращаемся на постоялый двор.

***

Поспать удалось недолго. Гейдрид показалось, что она только на лавку легла, и глаза сомкнула, как на женской половине послышались шаги. Ведьма подскочила на месте, заозиралась по сторонам – Тенгиль, не дошедший до ее скамьи нескольких шагов, насмешливо дернул уголком рта:

– Как спалось, сейдкона?

Фритьофдоттир сцедила зевок в кулак:

– Плохо.

И в этом ведьма не соврала. Сейчас, отвечая на вопрос воина, она вдруг отчетливо вспомнила, что ей снились кошмары. Она куда- то бежала, куда- то спешила, и кто- то гнался за нею, выпрыгивал из темных углов, смеялся, скалив пожелтевшие клыки…

Тенгиль Гадюка покачал головой – то ли смеялся, то ли действительно посочувствовал:

– Не страшно. Еще успеешь отоспаться. Обоз из Тримстада выйдет только через три дня.

Гейдрид подскочила на месте, резко села:

– Что значит, через три дня?! Мы не можем столько ждать!

От ее крика проснулась диса. Подняла голову от лавки, сонно повела глазами.

Тенгиль, повел плечами, на миг сведя лопатки вместе и ухмыльнулся:

– Мы не взяли коней в Хедебю – я своего вообще Льювине оставил…

– А у меня и не было никогда, я Грани у соседей брала, – нетерпеливо оборвала его ведьма. – И что с того?!

– Я рассчитывал купить их здесь.

– И?! – не выдержала она.

– Я собирался купить лошадь для тебя и меня. А у тебя еще и ученица образовалась. А платить за нее я не нанимался. Так что ждем обоза.

Гейдрид молчала, глядя в его насмешливые глаза – буквально читала в них: «Глядишь, за три лишние дня Альв где- нибудь на материке умрет. Или другую найдет себе».

Аудню медленно села на лавке, сонно подтягивая одеяло на груди. Ворот ее рубашки развязался и под нею показалась белоснежная, не знавшая солнца кожа.

– …Тем более, что у тебя денег на коня нет, – флегматично продолжил Неквисон. – Иначе ты бы давно его купила.

Сейдкона вздрогнула и замерла, не отрывая от него напряженного взгляда. Наклонилась, подхватила с земляного пола кошель, брошенный рядом с посохом, вытащила из него шесть тяжелых монет.

– Здесь около марки серебра. На коня хватит.

Тенгиль осторожно взял одну монету из ее руки, покрутил ее перед глазами, рассматривая со всех сторон:

– Это большой исфаханский дирхем. Где ты его взяла?

– Там же, где ты подобрал меч, – фыркнула сейдкона. Выпрямилась и холодно обронила, пытаясь выдержать лицо: – Купи коня для моей ученицы, воин. Мы должны выехать сегодня.

Неквисон молча сгреб оставшиеся деньги с ее руки и направился к шторе, разделявшей мужскую и женскую половину постоялого двора. Остановился, не дойдя нескольких шагов, оглянулся и кивнул:

– Я куплю. А ты научи свою нелюдь разговаривать по- человечески. Иначе не один я могу вспомнить, кто постоянно слова в речи повторяет.

Аудню ойкнула и зажала обеими руками рот.

***

Дисе достался пони. Гнедой, эскмурской породы, он что- то все время пережевывал, по- коровьи поводя светлыми губами.

– Он же дикий! – возмущенно пискнула Аудню. – Он же не приручен совсем! Он же…

Неквисон насмешливо вздернул рассеченную бровь, и ученица сейдконы поспешно прикусила язык.

Себе и Гейдрид воин подобрал двух буланых жеребцов. Проходившая по хребту черная полоса выдавала фьордскую породу. Грива одного скакуна была заплетена в косу, а у второго – подрезана в форме серпа, чтоб подчеркнуть яркость темной пряди среди светлых.

Пони оказался совсем не диким. Покорно дождался пока на него взгромоздилась диса и, опустив голову к самой земле, принялся щипать подмерзающую траву – теперь хоть стало понятно, что он постоянно жевал.

Неквисон выбрал себе скакуна с подстриженной гривой. Воин птицей взлетел в седло, выпрямился, иронично глядя на сейдкону и даже не пытаясь ей помочь.

А вот конь, доставшийся Гейдрид оказался с норовом. Нервно кося карим глазом, он нетерпеливо бил темным копытом и всхрапывал, грызя удила. Сейдкона уже несколько раз протягивала руки к седлу, но скакун изгибал шею, норовя ухватить зубами за пальцы, и ведьма испуганно отдергивала ладонь.

После четвертой попытки сейдкона сдалась. Подняла глаза на Неквисона:

– Поменяемся?

– Только если очень попросишь, – колко фыркнул собеседник.

Гедрид зло сжала губы, собираясь с силами, а затем ледяным тоном, совершенно не соответствующим словам, сообщила:

– Прошу. Очень.

– Ты просто из меня веревки вьешь! – насмешливо сообщил Тенгиль. Легко соскочил на землю и передал ведьме поводья своего коня.

На этот раз сейдкона оказалась в седле с третьего раза – все- таки соседская Грани была поспокойней. Усевшись поудобнее, Фритьофдоттир оглянулась на воина, надеясь посмеяться, когда он будет пытаться залезть в седло.

Не тут- то было.

Воин резко дернул повод своего коня, встретился взглядом с черными глазами скакуна – сейдконе на миг вдруг показалось, что радужка голубых глаз выцвела, обретя золотые оттенки, а зрачки вытянулись, превратившись в узкие щели, как у змеи. Впрочем, наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось, а еще недавно строптиво фыркающий жеребец замер, нервно дрожа и всхрапывая.

Неквисон, кажется, даже стремян не коснулся – очутился в седле, раньше, чем Гейдрид успела вздохнуть, – и резко мотнул головой, сухо скомандовав:

– Поехали, – тонкая косичка, заплетенная у виска, колокольным языком качнулась из стороны в сторону.

…Объехав последний дом Тримстала, сейдкона бросила взгляд в сторону видневшихся слева курганов. Те как- то изменились за прошедшее время, немного осели, стали приземистей, словно оплыли воском из сгоревшей свечи.

Чуть поодаль виднелось целое поле воткнутых в землю колов. Ведьма недоумевающе прищурилась, пытаясь разглядеть, что это было, так ничего и не поняла, повернулась к Тенгилю:

– Зачем это?..

Тот бросил короткий взгляд на торчащие палки и равнодушно отвернулся:

– Захоронения.

– В смысле?

Неквисон вздохнул:

– Здесь уже многие отказались от старых богов, а монахи приходят редко, хорошо, если раз в два- три года. Но люди- то все равно умирают. Хоронят вбив кол в сердце, так, чтоб он торчал наружу. Когда в вик прибудет следующий монах, колья вытащат, в отверстия нальют святой воды и прочитают отходную молитву.

Ведьма пораженно замолчала.

Тропа, уводящая прочь из торгового города, тянулась вдоль морской косы, сквозь побитую ночным морозом траву. Серое небо, затянутое тучами. Серая земля, расцвеченная почерневшей зеленью…

Серые холодные волны неспешно лизали прибрежный песок.

Холодный ветер рвал плащи, норовя сдернуть их с плеч.

Кони медленно ступали по промерзшей траве, фыркая и поводя ушами.

Внезапно, диса, ехавшая чуть поодаль от спутников, ойкнула и отвернулась. Гейдрид прищурилась, пытаясь разглядеть, что же могло напугать девчонку.

Там, где дерн сходился с песком, виднелись вымытые набегавшей водой кости.

Сейдкона зло зашипела, шумно втянув воздух через зубы.

Здесь, у самой кромки воды обычно хоронили преступников и изгнанников. Тех, кто уже никогда не сможет вернуться в родные фьорды. Тех, кому навсегда заказан путь домой.

– Альв будет похоронен как полагается, – тихо прошептала Гейдрид, склонив голову. Она не позволит, чтоб он окончил свой путь так же, как этот воин, безымянный, неизвестный, погребенный без меча в руке и без надежды попасть в чертоги Вератюра…

Альв Неквисон получит возможность вернуться во фьорды.

– Что ты там бормочешь, ведьма? – насмешливо поинтересовался Тенгиль,

Услышал ведь, что она сказала, понял. А не спросить не мог. Верно, поиздеваться хотел.

– Слова сейда вспоминаю. Думаю, проклинать тебя или не стоит.

– А меня- то за что? – фыркнул он, заломив рассеченную бровь.

– Деньги последние забрал. Мог сам коня для моей ученицы купить.

Воин фыркнул:

– Может вернемся? Пони хозяину возвратим, ученица пешком за конями побежит. Если ей никто голову не отрубит. Как нелюди.

Придумать достойный ответ Фритьофдоттир не успела: упомянутая нелюдь вдруг взвизгнула – громко и пронзительно:

– Смотрите! Смотрите! Там…

Далеко в море бушевал огромный смерч. Тенгиль не мог бы сказать, когда он возник – только что, казалось, еще ничего не было, а уже сейчас огромная воронка вытянулась от воды до самых небес, извиваясь и кланяясь гигантским коромыслом, обратно, к морю, словно застывая сотканной из воды радугой.

– Что за?.. – тихо выдохнул Неквисон, не отводя пораженного взгляда от воды. – Их же здесь отродясь не было! Холодно слишком!

Вихрь будто услышал его. Застыл мелкой водяной моросью где- то вдали, на горизонте, а затем осыпался дождем.

– Поехали, – хрипло обронил Тенгиль. – Если оно повторится, нам лучше быть как можно дальше.

– Но что это? Что это было? – несмело звякнул голос дисы. – Откуда оно могло взяться?

Воин словно и не услышал ее вопроса, лишь коня пришпорил. А Гейдрид… Гейдрид вдруг отчетливо вспомнила шторм, бушевавший еще вчера и чудом не затопивший корабль Свантенсона… Неужели кто- то действительно стремится причинить вред именно им?

Но что это за коромысло из водяного вихря было? Как оно могло проявиться и почему разрушилось? И главное, зачем его создавали, если оба конца его были слишком далеко от берега?

Ответов не было ни на один вопрос.

…Ехали путешественники весь день. Дорога постепенно отдалилась от берега моря, уводя всадников вглубь материка.

– Нам долго ехать? – осторожно поинтересовалась диса, разжигая на привале костер.

Тенгиль смерил ее долгим взглядом, словно размышляя достойна ли она ответа и, когда Аудню уже и не надеялась ничего услышать, неторопливо сообщил:

– Через три – четыре дня выедем к реке. Вверх по течению и там небольшой городок будет, – помолчал и добавил: – Впрочем, тебя, нелюдь, никто не держит. Можешь идти на все четыре стороны… Земля большая, куда- нибудь да придешь.

– Не командуй моею ученицей! – вспыхнула Гейдрид.

Неквисон покосился на нее:

– Для ученицы она слишком самостоятельная. Да я и не слышал, чтоб добрых соседей действительно брали в ученики. Или есть другая цель? – в голосе проскользнули нотки издевки.

Ответ он знал не хуже самой сейдконы.

Ведьма отвернулась, делая вид, что проверяет седельную сумку, и даже спиною чувствуя взгляд Тенгиля. Наконец, поняв, что дальше молчание длиться не может, Фритьофдоттир извлекла длинную тонкую веревку и принялась на ней вязать узлы, примерно на растоянии квартера один от другого.

– Что ты делаешь? – удивленно нахмурился Тенгиль.

– Защиту на ночь готовлю, – отмахнулась ведьма. Благо, и тема разговора поменялась.

– Зачем? Я могу охранять…

– Всю ночь не спать?! – фыркнула Фритьофдоттир, продолжая вязать узлы.

По губам воина скользнула плутовская улыбка:

– Ну, если ты хочешь, женщина, можно и всю ночь. Я смогу.

Гейдрид задохнулась от возмущения, даже со счета сбилась. Подняла гневный взгляд на воина.

– Что? – удивленно заломил бровь он. – В чем дело? Что случилось?

– Ничего, – зло буркнула сейдкона, опустив глаза к веревке.

Закончила вязать узлы, и обойдя скромный бивуак, разложила конопляную бечеву, замыкая круг. Вынула из кошеля руну опоры и спрятала ее под нити, закрывая дорогу злу.

Опустившись на колени рядом с импровизированной границей, ведьма осторожно коснулась ладонью веревки и, закрыв глаза, тихонько забормотала:

– Ставлю границу, запираю дорогу…

Старинные слова древнего заклятья – сейда тяжелыми камнями падали вниз, укрепляя создаваемый Гейдрид рубеж.

– …Закрываю замок, запираю засовы…

Солнце почти скрылось за горизонтом. Воздух над оставленной на земле веревкой дрожал, как над лежбищем зверя.

– …Ключ прячу в сердце, ставни закрыты…

По глазам ударила резкая вспышка золотого света… Веревка истаяла.

Сейдкона с трудом встала, оглянулась на Тенгиля:

– До утра защита выдержит, злого человека или зверя не пропустит.

Воин прищурился:

– Неплохо.

Гейдрид выдавила улыбку:

– Жаль только, хватит ее лишь до рассвета. С первыми лучами солнца, все кончится… Только и останется – веревку забрать, да на следующую ночь выложить.

***

Проблемы начались к исходу третьего дня, когда до города – Неквисон наконец соизволил сказать, что он называется Келльнаншпрее – оставалось всего ничего, полдня пути – и будешь там.

Костер, разведенный дисой, плевался искрами и выбрасывал в темное небо языки пламени. Продрогшая и уставшая за день Гейдрид пододвинулась поближе к огню, задумчиво вглядываясь в его глубину.

Алые вспышки, извиваясь змеями, расцвечивали сизую ночь.

За прошедшие дни путешественники проехали больше двенадцати ландсмиль – огромное расстояние, как не крути. Болело все тело. Шитый камнями плащ давил на плечи, а лежавший подле ног посох, увенчанный птичьим черепом еще днем казался слишком тяжелым для руки…

Языки пламени – теплого, согревающего, родного – казались живыми существами: протяни руку и коснешься сухой шкуры пляшущих в них зверей, похожих на… На кого?

Гейдрид всмотрелась, пытаясь уловить ускользающий образ. Глупо надеяться, что в огне кого- то увидишь, но от усталости чуть кружилась голова и чтоб хоть как- то отвлечься от этого неприятного ощущения, оставлявшего привкус металла на языке, сейдкона прищурилась, изучая рвущиеся к небесам языки пламени. Те кружились и извивались, сплетаясь в сотканные из огня фигуры. Казалось, протяни руку, и на ладонь тебе приземлится птица, чьи крылья способны обжечь…

Гейдрид подалась вперед, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание, а меж нею и костром словно протягиваются невидимые нити, с каждым мигом становящиеся все реальнее, все горячее… И птаха, что бьется в огне, уже крутит головой, рассматривая окружающий мир, уже обретает плоть и кровь…

Ведьме вцепились в плечо, резко дернули в сторону, разрывая установившуюся связь, и птица, что уже почти вылетела из костра, пронзительно вскрикнув – так, что, наверное, услышали все окрест – осыпалась пеплом на угли, на которые уже через мгновение упал тяжелый плащ, гася дарящий тепло огонь.

– Цела?! – выдохнул Тенгиль, не отводя напряженного взгляда от Гейдрид – он что- то все пытался высмотреть в ее глазах, ведьма никак не могла понять, что именно.

– Кажется, да, – потрясенно прошептала она, с трудом фокусируя взгляд на лице воина. – Что… Что это было?

Во внезапно наступившей темноте и не разобрать ничего было.

Он отвернулся, отодвинулся от нее – сейдкона скорее почувствовала его движение, чем увидела:

– Дух огненный. Я слышал о подобном, но думал, это на востоке, до нас еще не добралось…

– Дух? – у сейдконы перехватывало дыхание и звенело в ушах. А еще все время казалось, что по коже огонь продирает.

Где- то рядом всхлипнула диса:

– Дух. Огненный. Это из- за них нас изгонять стали, для них дорогу открывали.

– Н- но… Что произошло? – вопрос прозвучал в пустоту, ответа ведьма и не ждала, но ночь вдруг усмехнулась голосом Тенгиля:

– В огонь ты слишком долго смотрела. Дух вселиться в тебя мог… Уже и до нас добрались. К исходу месяца, наверное, во фьордах тоже нельзя будет на пламя глядеть…

– Но… Как же жить?! Как огонь разжигать?! Как еду готовить?! – не выдержала ведьма. – Что делать?!

– Спать ложиться, – фыркнула темнота насмешливым голосом. – Утром решим, как дальше жить.

Успокаивать сейдкону, Тенгиль, похоже, не собирался…

…Несмотря на спальный мешок, за ночь Гейдрид продрогла до костей. Встала, едва небо только начало розоветь, привычно смотала и убрала в седельную сумку вновь проявившуюся веревку с узлами, оставленную до того, как ведьма встретилась с огненным духом и, попыталась собраться с мыслями.

Получалось плохо.

Даже не так. Получалась просто отвратительно.

Девятнадцать лет.

Гейдрид прожила на этом свете девятнадцать лет. В четыре года ее отдали на воспитание тетке Эриннборг – и молодая сейдкона больше никогда не видела родных: слишком уж долог был путь от Согне- фьорда до Уфут- фьода, возле которого жила ее мать.

Гейдрид пела сейд и резала руны. Училась смотреть глазами птиц и менять погоду… Предсказывать будущее ей никогда не удавалось.

А теперь она не могла понять и своего прошлого.

Огненные духи.

Существа, способные вселиться в человека, если долго смотреть в огонь.

Как вообще такое может быть?!

Может, вчера и не было ничего? Может, все это лишь сон?

Но головни недогоревшего костра говорили об обратном…

***

Обнесенный частоколом приграничный горок ощетинившимся ежом встретил путешественников.

Селение не походило ни на одно из тех, где до этого бывала Гейдрид. За свою жизнь ведьма как- то привыкла к тому, что хутора раскиданы на большом расстоянии друг от друга – даже Хедебю, состоявшее из нескольких хозяйств было нетипичным, а если что и состоит из нескольких строений – так это одна усадьба, одно хозяйство, связанное по роду и по крови. Нет, был еще, конечно, Тримстад, но он был виком, торговым городом. Да и строился он все теми же длинными домами, как и привычные хутора во фьордах.

Здесь же было множество дворов, которые, по сути, занимали те же земли, которые в Скании могли принадлежать полусотне хуторов. Узкие мощенные улицы лучами сходились к центру. Где- то впереди, меж крыш домов виднелся шпиль колокольни – похоже, здешние жители полностью встали под руку новому богу. Или они уже пришли на берега этой реки с верой в него?

Задумываться об этом сейдконе не хотелось.

Тенгиль уверенно ехал вперед, легко ориентируясь в переплетении узких улочек.

– Часто здесь бывал? – не выдержала ведьма,

Неквисон бросил на нее насмешливый взгляд:

– Странно, да? Что мне делать в приграничном городе? Я же из Хедебю никогда не выезжал.

Гейдрид вспыхнула:

– Я серьезно спрашиваю! Мне просто интересно стало!

Диса участия в разговоре не принимала: согнулась, скорчилась в седле, низко надвинув капюшон синего плаща на глаза.

– Глупый вопрос, женщина, ты не находишь? – фыркнул Неквисон. – Я хожу в викинг с двенадцати лет. Даже в Исфахане был.

– Это за морем? – тихо звякнул голос Аудню.

Сейдкона оглянулась. Диса даже голову не подняла. Ехала, уткнувшись взглядом в гриву своего пони и даже не глядя по сторонам.

– За морем, – согласился Тенгиль. – Очень далеко за морем, где водятся водяные драконы – скримслы…

– А что еще там?

Ведьма удивленно покосилась на ученицу – что- то та стала слишком разговорчивой.

– А еще оттуда пришел Единый с братом, – хмыкнул Неквисон, и диса, вздрогнув, замолчала, еще сильнее сгорбившись, пытаясь стать незаметнее.

…В отличие от Тримстада здешний постоялый двор был обозначен вывеской – над дверью на старых поржавевших цепях закрепили кусок доски, на которой была нарисована кружка пива с угрожающей сползти через край шапкой пены, а рядом – нечто, напоминающее кровать.

Кажется, это означало возможность поесть и переночевать.

Гейдрид вслед за Тенгилем перешагнула порог и испуганно охнув отступила: солому, устилавшую пол, в последний раз меняли, наверно, с год назад – она уже вся успела сопреть, а залитые жирными подливами столы не то, что никогда не протирались, их даже ножами никогда не пытались отскоблить.

– В чем дело? – оглянулся Неквисон.

– Здесь… Грязно… – с трудом выдохнула ведьма, зажимая рот рукою.

Тенгиль Гадюка пожал плечами:

– Не нравится, можешь проехать вверх по улице, остановиться переночевать при храме. Там с радостью примут и тебя, и твою ученицу. Особенно ее.

Ведьма зло сжала губы и направилась к ближайшему свободному столу. Тяжелый посох, увенчанный птичьим черепом, оставлял в полу круглые отверстия и Тенгиль, проследивший за сейдконой взглядом, вдруг поймал себя на глупом желании – пройтись вслед за нею так, чтоб при шаге прикрыть дыру сапогом. Поймал, устыдился этой мальчишечьей затеи и отвернулся, выискивая взглядом хозяина заведения.

Народу сегодня было мало. То ли постоялый двор перестал пользоваться популярностью, то ли не время еще было.

– Ну и где этого сына тролля носит? – не выдержал Тенгиль.

Хозяин постоялого двора, Берси Длинноногий, шагнул из- за двери, ведущей вглубь дома, и расплылся в улыбке:

– Гадюка! Старый приятель! Какими судьбами?

Неквисон скривился:

– Море принесло. Накормишь?

– Для тебя последнее выскребу!

– Я не один, – Тенгиль мотнул головой в сторону стола, занятого Гейдрид и Аутню.

И если сейдкона, усевшаяся на тяжелую дубовую лавку, приосанилась, вытянулась в струну, словно и не давил на плечи тяжелый плащ, расшитый камнями, то ученица ее, наоборот, сжалась в комок, уперлась взглядом в изрезанную ножами столешницу – словно старалась стать меньше и незаметнее.

Берси, только заметивший спутниц Неквисона, помрачнел, метнул на них косой взгляд и тихо буркнул:

– Зря ты сюда их притащил.

– С каких пор ты не привечаешь женщин? – фыркнул Тенгиль. Шрам, располосовавший бровь, дернулся вверх.

– Разве это женщины, – вздохнул Длинноногий. – Ты на их одежду посмотри. Это ж ведьмы. А у нас не ваши дикие фьорды… – он запнулся на полуслове, замолчал, словно хотел услышать ответ от Неквисона, так и не дождался и продолжил, тихо и сбивчиво: – Скажи спасибо, что за дверь не выгоняю.

Воин дернул уголком рта:

– Спасибо. Век благодарен буду.

Длинноногий хмыкнул, и, вытащив из кошеля медную монету, задумчиво царапнул ребром грязную столешницу:

– Ну, век – не век… Месяц хотя бы…

Намек был понятен даже дураку:

– Половины марки на благодарность хватит?

Берси сгреб протянутый Тенгилем кусок серебра:

– Я на четверть рассчитывал!

– Вернешь разницу?

Хозяин постоялого двора осклабился:

– Лучше бесплатный совет дам.

– Бесплатный?

– Серебро в счет оплаты за постой и ужина. Значит, бесплатный… Девочек своих переодень. Я- то на все глаза закрою, а вглубь города пойдешь, кто- нибудь да заинтересуется. Даже если не посохом, так плащом с камушками. Хорошо блестит.

Тенгиль покосился на ведьму. Об этом он совершенно не думал. Воин даже как- то по- другому посмотрел на своих спутниц. Это во фьордах плащ, шитый полудрагоценными камнями да посох с перчатками – знак статуса, а здесь… Две женщины в сопровождении одного мужчины. Явно не из бедных. Камни на плаще блестят, дорогие. Спороть, да по одному продать – до смерти безбедно проживешь, да еще и детям с внуками останется.

– Что молчишь? – хмыкнул Берси, глядя на вытянувшееся лицо Тенгиля. – Стоит мой бесплатный совет половины марки?

Воин медленно кивнул:

– Дороже стоит.

– Доплатишь?

– В следующий раз.

– Разорюсь я с вами, северными варварами, – вздохнул Берси. Правда, во вздохе звучал смех.

Тенгиль пожал плечами:

– Можно подумать, сам давно из Скании уехал.

– Да посчитай, лет пять уже…

Пустая болтовня начала надоедать Тенгилю, но оставался еще один вопрос, который, пожалуй, стоило задать первым, а не ждать:

– С огнем давно проблемы?

Хозяин постоялого двора помрачнел, оглянулся на пышущий жаром камин, жерло которого было закрыто тяжелой металлической ставней:

– С полгода как. И говорят, эта зараза дальше ползет, – Тенгиль только сейчас заметил, что Берси держил левую руку как- то неуклюже, чуть отставив в сторону… Как будто она у него обожжена.

– На западном побережье пока нет. Я недавно из викинга вернулся.

– Из Дертоно – Лации идет, – кивнул Длинноногий. – Я слышал, там такое…

– Про Лацию и речи нет, – отмахнулся Тенгиль. – Я еще с моим полурожденным братцем там был, видел, какая пакость там творится… Ты про него, кстати, не слышал?

– Про Альва? Он года два назад здесь был, потом на юг подался… Говорил, то ли в Утрехтское герцогство попробует податься, то ли в Борнское… Не помню точно… А что? Никак ищешь его?

– Соскучился, – фыркнул Тенгиль.

Пока они разговаривали, постоялый двор постепенно наполнялся людьми. После того, как Длинноногому пришлось третий раз отвлечься на нового посетителя, Тенгиль понял, что разговор пора заканчивать:

– Накормишь? – напомнил он.

Берси кивнул:

– Спать где ляжешь? Комнату наверху дать или в общем зале?

Неквисон покосился на закрытый створкой камин. Он бы предпочел остаться внизу – и теплее будет, и спокойнее… Но, поскольку сейчас с ним были женщины…

Воин вздохнул:

– Давай комнату.

Наверху оказалось ненамного лучше общего зала. Грязный пол, несколько небрежно брошенных тюфяков, затянутые пленкой бычьего пузыря окна…

Сейдкона оглянулась вокруг и вздохнула:

– Нам точно больше негде переночевать?

Неквисон пожал плечами:

– Я уже говорил – храм. Не забудь только, когда на постой проситься будешь, сказать, кто ты.

Аудню, прислушивавшаяся к разговору, зябко передернула плечами, и опустилась на матрас – она явно не была расположена идти к монахам.

– Неужели нет других постоялых дворов? – не выдержала ведьма. – Этот город такой огромный… Сколько здесь людей живет? Не меньше тысячи?

– Да около пяти, говорят, – ухмыльнулся Тенгиль.

Сейдкона пораженно уставилась на него. Она такое количество народа только на Альтинге и видела:

– И они все здесь?! В этом городе?!

Воин пожал плечами:

– Это приграничье. В столице – около сорока тысяч.

– И здесь больше негде переночевать, кроме храма?! Нет ни одного постоялого двора?!

– Есть, – равнодушно кивнул ее собеседник. – Но, когда тебе во сне там перережут глотку, жаловаться ко мне не приходи.

– Я могу поставить защиту! Такую же, как в походе! – возмутилась Гейдрид.

Из глубины комнаты послышалось тихое всхлипывание. Собеседники оглянулись – Аудню заснула сидя, привалившись плечом к стене и что- то чуть слышно бормоча себе под нос…

– Разбудить? – вкрадчиво поинтересовался Неквисон. – Пойдешь другой дом искать?

– Здесь останусь, – огрызнулась ведьма.

***

Поутру Неквисон ушел в город, строго предупредив ведьму с ученицей, чтобы они не покидали постоялого двора – меньше всего воину сейчас хотелось выручать женщин из беды. Аудню молча выслушала просьбу – приказ, никак не отреагировав на слова Тенгиля, а вот Фритьофдоттир возмутилась:

– Я хочу найти Альва! А если он здесь?!

– Я обязательно спрошу, где он, – вздохнул Тенгиль.

– А внизу ты не спрашивал?

Воин пожал плечами:

– Внизу его нет. Нет, ну может я уже, конечно, его не узнал…

Сейдкона захлебнулась от его лицемерия – как можно забыть облик брата?!

Неквисон прочел возмущение в ее глазах и фыркнул: то ли посмеялся над Гейдрид, то ли счел свои недавние слова забавной шуткой.

…Стоило за ним закрыться двери, как Аудню, до этого сидевшая, уставившись пустым взглядом в стену, вскочила с матраса.

Накинула на плечи плащ, сколола его аграфом и поспешила к выходу.

– Ты куда?! – не выдержала ведьма. Конечно, ей и самой хотелось нарушить указание Тенгиля – и вообще, кто он такой, чтоб ей приказывать?! – но стоило только представить, сколько в этом пограничном городе живет людей, и становилось понятно, что заблудишься раньше, чем найдешь хоть что- то.

– Скоро вернусь, – обронила диса и выскользнула за дверь раньше, чем Гейдрид успела еще хоть слово сказать.

…Тенгиль вернулся уже после полудня. Принес тяжелую кису, бросил ее на пол, оглянулся по сторонам:

– А где твоя ученица?

– Не знаю, – нервно откликнулась ведьма. Фритьофдоттир уже и сама начала переживать. Зря она ее отпустила. В прошлый раз поход дисы к курганам только чудом ничем плохим не закончился – но тогда рядом был Тенгиль, а сейчас…

– Я же говорил, никуда не уходить!

– Я ей не сторож!

– Так твоя же ученица? – насмешливо фыркнул воин, и ведьма поспешно прикусила язык. Конечно, Неквисон и так понял, зачем сейдкона тащит с собой дису, но лучше бы он перестал об этом напоминать!

– Не вернется до утра – уедем без нее, – сухо сообщил Тенгиль, опускаясь на колени рядом с сумою и развязывая ее.

Вытащил из кисы шерстяной плащ, крашенный в синий цвет, протянул его ведьме:

– Держи, накинешь вместо своего.

Сейдкона недоумевающе уставилась на него:

– Зачем?!

– Твой слишком приметный, – пожал плечами Неквисон. – Ученица твоя, еще ладно, в таком наряде многие ходят, а на твой плащ позариться могут. С посохом тоже надо что- то сделать…

Гейдрид, уже подхватившая теплую ткань, отдернулась в сторону, словно гадюку увидела:

– Я с ним не расстанусь! Его тетка Эриннборг принесла, до того, как ее добрые соседи в горы забрали!

Воин вздохнул, попытался воззвать к ее разуму:

– Здесь не фьорды. Даже у нас уже признали вне закона нелюдей. Скоро и сейдом заниматься нельзя будет… А все законы – отсюда, к нам на север идут. Даже здесь на тебя могут косо смотреть, а поедем дальше, вглубь, там и вовсе скажут, что ты против Единого идешь.

– Может, ты мне еще предложишь штаны надеть? – не выдержала ведьма.

Пусть она и не была судьей на тинге, но основы законов знала: коли женщина обряжается в мужское платье, супруг, как узнает, может потребовать расторжения брака.

Тенгиль усмехнулся:

– Когда я возьму тебя в жены, это причиной для развода не будет. Обещаю.

– Если, – сухо поправила его ведьма.

Воин только шире улыбнулся:

– Когда.

Чуть слышно скрипнула дверь: диса перешагнула порог. Сейдкона, облегченно вздохнув – не придется нелюдь искать! – повернула голову и охнула: лицо ученицы было перепачкано грязью, плащ она где- то потеряла, а в глазах Аудню плескался страх…

…Выйдя утром с постоялого двора, ученица ведьмы направилась к храму Единого. Дорога сама ложилась под ноги. Узкие улочки петляли меж домами, грязь на дороге заляпала сапоги, а диса все спешила вперед. Казалось, что–то звало, что- то тянуло ее вперед. Она и сама не могла объяснить, что заставило выйти ее из постоялого двора. Казалось, тихий, едва слышный голос шепчет на ухо: «Пойдем!», зовет за собой, требует бежать вперед…

Конечно, так бывало возле капищ – Вератюр и Вингнир часто звали добрых соседей в свои дома – но здесь- то нет старых богов! Местные поклоняются Единому!

Пару раз диса поймала на себе изучающие взгляды. Аудню вздрагивала, приглаживала волосы, стараясь, чтоб из- под прядей не выглянул случайно краешек острого уха.

Подол сарафана уже заляпался грязью. Каймовая вышивка лентой ободралась и неопрятным хвостом волочилась сзади – диса успела несколько раз наступить на нее. Настроение, и без того не особо радостное, с каждым мигом все сильнее ухудшалось.

Самым противным было то, что ученица ведьмы и сама толком не могла бы объяснить, что выгнало ее с постоялого двора. Глупо рассчитывать, что здесь, в городе находящемся под рукою Единого, откликнется кто- то из старых богов…

Понимая это диса несколько раз пыталась свернуть на боковую улочку, надеясь, что наваждение, зовущее ее к центру, пройдет, но стоило только сделать шаг в сторону, как в ушах противно начинало звенеть – боги, порой, бывают очень настойчивы.

Был в этом городе и еще один недостаток – большинство домов было затянуто синей сеткой – прозрачной, невидимой глазу, но ощущаемой внутренним зрением. Эти странные неводы поднимались от земли, опутывали здания, плотной пеленой скрывали двери и окна… В первый момент, заметив это непонятное переплетение краем глаза, диса решила, что ей показалось – тем более, что над постоялым двором ничего подобного не было – но, чем глубже в городок продвигалась Аудню, тем чаще она замечала эти сети.

Дома перед главной площадью были опутаны даже не сетью, а какой- то тканью – толстой, пульсирующей лиловым цветом, струящейся и дрожащей под порывами ветерка.

Построенный на месте старого капища Храм Единого и вовсе был невиден под этим покрывалом. Пелена, окутывающая высокое строение, пульсировала ядовитым синим светом, и, даже зажмурившись, нельзя было укрыться от него. Диса попыталась прикрыть лицо ладонями, надеясь, что никто не заметит ее жеста, но свет, казалось, пронзал все преграды и противными пушистыми ворсинками щекотал кожу изнутри. А над всем этим горел странный символ – спираль, перечеркнутая короткой линией, соединяющей начало и конец.

Аудню тихо всхлипнула, чувствуя, что еще чуть- чуть – и она не выдержит: закричит, заплачет, упадет…

Впереди и сбоку что- то мелькнуло: словно эта мерзкая синяя пелена вдруг качнулась влево, открыв на несколько мгновений проход.

Диса вздрогнула, отвела руки от лица, прищурилась, пытаясь разглядеть, что это было – благо, никто из местных жителей не обратил внимания на ее жест, решив, видно, что она прикрыла глаза от благоговения.

По площади прошел, чуть подволакивая левую ногу, монах в серой рясе. Остановился подле неприметной узкой дверки, распахнул ее и прошмыгнул внутрь – синяя пелена колыхнулась из стороны в сторону, и диса только сейчас поняла, что над дверной створкой невидимого покрывала нет.

Не думая уже ни о чем, надеясь только укрыться от этого лилового света, выжигающего все в голове, Аудню рванулась вперед, схватилась за дверную ручку, и, потянув ее на себя, проскользнула вслед за монахом внутрь храма.

Здесь надоедливое сияние было чуть послабее, лилось лишь из- за спины, и диса смогла позволить себе проморгаться.

К счастью, монах, вслед за которым она прошмыгнула внутрь храма, уже ушел, так что можно было оглядеться по сторонам.

Узкий коридор, у самого потолка светящиеся ровным зеленоватым светом шары – странная, не знакомая магия, но по крайней мере, от нее не болела и не кружилась голова, – на полу – свежая солома.

В храме Единого, зов, приведший Аудню внутрь здания, стал чуть тише, но дисе все равно казалось – прикрой глаза, прислушайся, и вновь услышишь: «Иди сюда! Поспеши!»

Ученица ведьмы вздохнула и осторожно пошла вперед.

Пол шел под небольшим наклоном, коридор вилял то вправо, то влево – видно, он уже ушел под землю и сейчас следовал по старинным катакомбам.

Вскоре тоннель раздвоился, потом еще раз, и еще… Боковые проходы отходили под немыслимыми углами, но у дисы ни на миг не возникало сомнения, куда ей идти – чем дальше она шла, тем явственней звучал зов, манящий вглубь катакомб.

Где- то на грани сознания билась мысль, что Аудню слишком повезло, что она смогла проникнуть сюда, что монах, ушедший вперед, может замедлить шаг, и диса обязательно нагонит его, что она может столкнуться с кем- то еще – не может же такая удача длиться вечно! – но зов был сильнее.

Чем глубже спускалась Аудню. тем сильнее менялись тоннели. Кладка из ровных, плотно пригнанных между собой камней сменилась сперва огромными, плохо обтесанными булыжниками, затем – и вовсе слились в сплошные поверхности, напоминающие обломки скал.

Солома с пола давно пропала, лишь кое- где валялись отдельные травинки. Потолок стал ниже, угрожающе навис над головой, а меж светящимися зелеными шарами появились синие: когда диса проходила мимо них, ученице ведьмы казалось, что она идет под водой.

А потом коридор в очередной раз вильнул в сторону, и где- то там, впереди и слева, послышались голоса.

Диса вздрогнула от неожиданности, и зов, круживший голову и ведший вперед, внезапно приглушился, стал тихим, едва заметным – словно тот, кто вел Аудню, решил, что она уже достигла своей цели.

Ученица ведьмы на миг остановилась, прижалась боком к стене, а затем осторожно, крадучись пошла вперед. Что бы не происходило – именно ради этого она и пришла сюда.

Наверное.

За углом обнаружилась огромная зала – на стенах были расположены гладко отполированные панели – бронзовые зеркала? – высокий потолок был едва различим в вышине. Зеленоватый свет, лившийся из расположенных на уровне человеческого роста шаров, придавал находящимся в комнате людям какой- то трупный вид – диса в первый момент даже решила, что перед нею драуги, но нет, все они были живы.

Четверо мужчин одетых в монашеские рясы были заняты своими делами. Двое сидели за столами, перекладывая какие- то бумаги, третий замер возле стены, пытаясь что- то разглядеть в глубине мутного зеркала, а четвертый – видно, за ним Аудню и пришла – замерев неподалеку у входа, скинул с головы капюшон и торопливо что- то пил из глиняной кружки.

Допил, поставил на край стола и выдохнул:

– Все. Что ты там спрашивал?

– Как обычно, – оглянулся монах, изучавший зеркало. – Как прошел тур? – ладонь его застыла на гладкой поверхности, словно он нащупал там что- то важное.

Его собеседник пожал плечами:

– Средне. Десять проколов, но поймать удалось всего троих. Шестеро сбежали обратно, один – мимо… – помолчал и тоскливо добавил: – Как же мне надоела эта деревня! Я уже устал здесь торчать. Хочу домой, хочу настоящего кофе, а не этих помоев… Шоколада хочу, в конце концов!.. Слушайте, может, пнем местных? Пусть они в Винланд смотаются… Одна экспедиция, это не так уж и много… А у нас зато какао будет!

Монахи захохотали в голос – диса так и не поняла, что же смешного было сказано. Впрочем, она и так понимала, хорошо если половину. Вроде слова все знакомые – да и каждый из добрых соседей любой человеческой речью владеет – но все вместе звучало какой- то непонятной тарабарщиной.

– Какао ему, – фыркнул один из сидевших за столом – Аудню только сейчас поняла. что это молодой парень, ее ровесник. – Может, тебе еще и шампанского? Здесь как раз лет через тридцать додумаются бузиной пино нуар улучшать. А там, глядишь, и до осветления недалеко.

– Лучше вельшрислинг, – мягко поправил его второй. Глаза подернулись легкой пеленой мечтаний. – Местный Пьер Периньон еще не скоро появится.

– Не люблю плесень, – отмахнулся первый и вновь повернулся к пришельцу: – Так, показывай, кого поймал.

– Может, сперва расходник все- таки дашь? – фыркнул его собеседник. – Смысл два раза бегать?

– Три расходника? – сидевший за столом вскинул руку, показывая три пальца.

– Одного хватит. Я все выпускать не буду.

– Сходишь? – Молодой покосился на стоявшего возле стены.

Тот вздохнул, сделал шаг в сторону, провел ладонью по ближайшему зеркалу, и то легко сдвинулось в сторону, открыв узкий проход, освещенный все теми же зелеными шарами…

Ждать ушедшего пришлось недолго. Выглядывающая из- за угла диса даже не успела сообразить до конца, что происходит, как монах вернулся, волоча за руку зареванную девчонку лет шести. Пленница дернулась в сторону, показавшийся из- под подола синего сарафана длинный коровий хвост попытался обвиться вокруг ноги монаха, но тот оказался быстрее – наступил на кончик, а когда девчонка взвизгнула от боли, хохотнул и резко толкнул ее в плечо, заставляя выйти вперед.

Аудню зажала руками рот, поняв, кто перед нею.

Хульдра. Дитя Сокрытого Народа

Но… Как она здесь оказалась?! Зачем ее привели сюда?

Монах широким размашистым шагом вышел на середину залы, остановился напротив девчонки и вскинул левую ладонь – блеснул широкий обод кольца. На кончиках пальцев возникли крошечные синие искры. Разбухли до размера ячменного зерна, а затем соскользнули вниз к ладони, обтягивая кожу в какое- то подобие перчатки. Дошли до запястья – и в тот же миг посланник Единого резко дернул кистью, словно отбросил что- то в сторону.

Перчатка раскололась, осыпалась легкими брызгами, и на пол упал, приземлившись на четыре ноги, созданный из воды гепард. Прозрачная, похожая на ожившую статую из горного хрусталя, огромная кошка зевнула, хлестнув себя хвостом по телу – в разные стороны полетели мелкие капли.

Монах опустил руку, прикоснувшись ладонью к водяному зверю – пальцы легко прошли сквозь призрачную шкуру, погрузились в состоящую из множества струек плоть – и ласково, напевно обронил:

– Фас.

Зверь прыгнул вперед.

Призрачные клыки полоснули по горлу девочки, и та начала заваливаться на спину…

Упавшая на пол ледяная статуя раскололась на множество кусков.

Диса истошно завизжала.

Гепард осыпался легкой капелью, которая через несколько мгновений вновь впиталась в кольцо на руке посланника Единого…

Сидевший за столом монах первым понял, что у состоявшегося спектакля оказалось слишком много зрителей. Вскочил, и, прежде чем Аудню успела хоть что- то сообразить, вытащил ее из коридора в залу. Не дождался, пока она замолчит, и резко хлестнул свободной рукою по щеке:

– Заткнись.

Диса вздрогнула, закусила губу и застыла, напряженно глядя на монаха, а тот осторожно коснулся волос пленницы, завел прядь с лица, и усмехнулся, разглядев заостренное ухо:

– Нелюдь! – оглянулся на своих друзей. – Вальдо, ты опять не закрыл виварий? Я уже сто раз предупреждал.

Аудню вдруг поняла, что зов, манивший ее сюда, стих.

– Да закрывал я! – возмутился тот, кто привел девочку.

– «Закрывал»! – возмущенно фыркнул монах, до этого молча сидевший за столом. – Следить за клетками надо! А то ты так закрываешь, что мне потом вивисекторскую по три раза отмывать надо.

Диса почувствовала, что дрожит всем телом – прислушайся, и услышишь, как стучат ее зубы.

– Я закрывал! – упрямо повторил посланник Единого. – Можешь пойти проверить, все замки на месте.

– Но не сверху же она пришла!

– Да какая разница, даже если сверху, – отмахнулся монах, создавший водяное чудовище. – У меня как раз еще пара ундин остались… Вот сразу и проверим…

– Опять лед? – скучающе поинтересовался тот, что привел девочку.

– Зачем повторяться? Попробуем обезвоживание.

Новый жест – резкий, рваный – и на пол рухнули уже две рыси: зеленая, созданная из затхлой болотной воды, и прозрачно- синяя, будто из клочка неба сотворенная. Хищники скользнули вперед, ощерив огромные клыки…

Испуганно пискнув, диса отступила на шаг. Еще один… И лишь потом поняла, что ее уже никто не держит.

Встретилась взглядом с насмешливыми глазами монаха… И рванулась прочь, подгоняемая насмешливым свистом и улюлюканьем.

Звери летели следом.

Юбка путалась под ногами, Аудню уже несколько раз наступила на подол, и чудом не упала, смогла удержаться… А рыси словно играли с ней: почти настигали, уже были готовы кинуться на спину, но вдруг отставали, замедляли шаг, а затем вновь мчались вперед, норовя вонзить клыки…

Диса уже начала задыхаться от изнеможения. Голоса монахов давно стихли, а бесконечные коридоры все кружили перед глазами… и после очередного поворота ученица ведьмы вдруг выбежала навстречу тем самым хищникам, что до этого гнались за ней.

Аудню резко остановилась, хватая ртом воздух, чувствуя, что сейчас рухнет на пол… Рыси оскалились, зарычали протяжно и громко. Голоса их походили на человеческий крик… А затем прыгнули вперед.

Ученица ведьмы взвизгнула, отшатнулась, рухнув на спину, больно ударившись головой о пол… Звери пронеслись над нею и, врезавшись в стену, осыпались капелью.

Диса лежала, уставившись пустым взглядом в потолок и хватая ртом воздух. Ей уже было все равно. Проявятся – не проявятся, кинутся – не кинутся… Главное, чтоб это все быстрее закончилось.

Но сердце мерно отмеряло биением мгновения, а звери все не появлялись.

Аудню медленно села, тряхнула головой, пытаясь собраться с мыслями. Провела ладонью по щеке, вытирая грязь, брызнувшую на лицо после исчезновения зверей – а точнее, просто размазывая ее по коже.

Как ей удалось выбраться наружу, диса особо и не запомнила. Брела по каким- то коридорам, петляла по лабиринту, уже ни на что не надеясь, и не особо задумываясь о том, что же заставило хищников бросить жертву. Все, что ей хотелось, это чтоб это все как можно скорее закончилось, а потому она даже особо не удивилась, увидев, что проход окончился грубо сколоченной дверью.

Ученица ведьмы толкнула ее, ожидая даже, что она вновь столкнется с монахами.

И шагнула на улицу перед храмом.

Диса не запомнила, где и когда она потеряла плащ с фибулой…

…Рассказать все это своим спутникам, беглянка не смогла. Пусть ведьма и пыталась получить хоть какие- то ответы, но Аудню молчала. Уселась на набитый соломой тюфяк, скорчилась, обняв руками колени, и разревелась, дрожа всем телом.

– Турсово отродье! – потрясенно выдохнул Тенгиль. Каждая слезинка, с щелканьем упавшая на пол, превращалась в крошечные мутноватые кристаллы.

Воин наклонился, подобрал один, дыхнул на него, зажав между большим и указательным пальцем и, переведя ошарашенный взгляд на Гейдрид, прошептал:

– Адамант…

Диса плакала навзрыд. Вытирала ладонью слезы с щек, не обращая никакого внимания на то, что острые грани камней, падающих на пол оставляют мелкие ссадины. Хлюпала носом… А потом и вовсе, не обращая внимания на соседей по комнате, шумно высморкалась в подол сарафана.

Впрочем, Тенгилю было не до того, чтоб рассматривать ноги дисы. Неквисон перехватил запястье Аудню за мгновение до того, как она выпустила ткань и мрачно поинтересовался:

– Это кровь?

Незадачливая ученица ведьмы вновь хлюпнула носом и опустила взгляд – на синей материи расплылось неопрятное бурое пятно: видно одна из рысей успела полоснуть сзади когтем по ноге – порвала подол, поранила икру, а диса, в спешке даже не заметила.

– Н- наверно…

Ткань уже начала подсыхать, и там, где нити были перепачканы, сами по себе вдруг начали возникать, словно из воздуха, крошечные алые кристаллы.

Тенгиль фыркнул, присел на корточки рядом с Аотни и бесцеремонно ухватил ее за щиколотку, чуть повернув ногу вбок и разглядывая рану. Кровь подсыхала такими же минералами. Крошечные остро ограненные кристаллики обсыпали ногу, спустились в ботинок. Неквисон, не обращая внимания, на слабые возражения дисы, легко стянул его и высыпал на пол горсть яхонтов.

– В первый раз вижу. Это у всех нелюдей теперь так?

Кровь продолжала сыпаться из раны мелкими драгоценными кристаллами.

– Нет, – проскулила диса. – Я не знаю. Такого не было никогда. Никогда такого не было.

– Перевязать надо, – вздохнул Неквисон. – И хотя бы травы какие- нибудь приложить.

Сейдкона вскинула на него испуганный взгляд:

– Я не разбираюсь в травах! Тетка Эриннборг никогда не учила. Она только сейдом занималась!

– Я знаю травы, – всхлипнула диса. –Я в них разбираюсь.

Тенгиль встал:

– Говори, что надо. Вернусь, перевяжем и потом подумаем, почему у тебя кровь и слезы в камни превращаются.

***

Вернулся он когда уже начало смеркаться. Прошел по темнеющим улицам, старясь не стать в грязь, ступил на порог постоялого двора, потянулся к дверной ручке и замер, услышав какой- то невнятный писк.

Тенгиль оглянулся по сторонам, пытаясь разобрать, откуда доносится звук.

Что- то легко и упруго ударило по ботинку, и воин опустил взгляд. У самой ноги билась, отчаянно трепеща тонкими стрекозиными крылышками маленькая, не больше полупальца величиной, девчонка в цветастом сиреневом платье. Левая нога крошки по щиколотку ушла в каплю смолы, налипшую между досками, и мелкая нелюдь никак не могла вырваться.

Неквисон удивленно прищурился – похоже, это было что- то местное, во фьордах он таких не видел. А на юге, кстати, что- то о таких стрекозах говорили.

Гадюка приподнял носок сапога, чуть сдвинул его в сторону – подошва угрожающе нависла над головой малютки… Та и не заметила ничего, продолжая отчаянно вырываться из плена.

Воин вздохнул и отступил в сторону. Отставил вбок сумку с травами, склонился над мелкой нелюдью, двумя пальцами перехватил крылатое существо за талию, ловко прижав крошечные ручки к тоненькому тельцу – стрекоза отчаянно заверещала, пытаясь вырваться из плена – а затем ковырнул указательным пальцем каплю смолы, освобождая ногу крошки. Та испуганно пискнула и затихла, а Тенгиль резким движением подкинул мелкую нелюдь в воздух, как стрижа – слетка и, подхватив сумку, распахнул дверь постоялого двора.

К ночи здесь уже набрались люди. Кто- то неспешно потягивал пиво из кружек, кто- то уже готовился отойти ко сну, поудобнее укладываясь рядом с пышущим жаром камином – то, что жерло его было закрыто металлической ставней лишь позволяло людям усесться поближе, не более того. Видно, местные жители уже знали, что через холодное железо огненный дух не вырвется…

Тенгиль Гадюка с удивлением рассмотрел среди путешественников, располагающихся ко сну, молодую женщину, баюкающую ребенка и тихонько мурлыкающую под нос старинную колыбельную:

– Засыпай, черноглазый поросенок, падай в бездну с голодными призраками…

Неквисон хмыкнул – уж он- то эти слова помнил с детства. Мать Альва часто пела ее…

Похоже, песни фьордов уже добрались и на материк. Или, наоборот, были привезены отсюда?

***

За ночь льняная ткань, которой перебинтовали ногу Аутню потемнела и, пропитавшись кровью, стала жесткой, хрусткой. На каждой нити застыло множество алых кристаллов, до безумия напоминающих плохо отполированные драгоценные камни – словно бусы нанизали. Тенгиль хмыкнул и спрятал грязную тряпицу в кошель, решив позже проверить у ювелира – так же, как вчера, до покупки трав, проверял адаманты.

Травы мало помогли. Пусть они и остановили кровь, но края раны все еще не сошлись, и периодически из нее вновь начинали сыпаться мелкие минералы.

Диса при ходьбе сильно хромала.

Тенгилю очень хотелось предложить оставить ее здесь, но сейчас, когда у нелюди вместо крови и слез сыпались драгоценные камни, бросать ее было безумием.

– В седле удержишься? – мрачно спросил воин.

Аудню склонила набок голову, словно прислушиваясь к себе, а затем медленно кивнула.

Убедить сейдкону оставить посох, Тенгиль так и не смог. Гейдрид спрятала в седельную сумку свой шитый камнями плащ, накинула на плечи простой шерстяной, но это было наибольшее, на что она решилась. Уложив клюку поперек седла, ведьма хмуро обронила:

– Поехали.

Неквисон только вздохнул. Он подозревал, что ничем хорошим это не кончится.

Из города они выехали спокойно. Проблемы начались уже ближе к полудню.

Бредущие навстречу человеческие фигуры, сейдкона и диса сначала и не заметили – а Тенгиль не озаботился тем, чтоб привлечь их внимание.

Они были еще далеко, и Гейдрид сразу и не рассмотрела, кто это. Лишь когда путники приблизились на десяток ласов, стало понятно, что в сторону оставленного городка медленно идут трое монахов в одинаковых коричневых рясах.

Гейдрид раньше видела посланников нового бога всего пару раз – в Хедебю за месяц до изгнания Альва, да на Альтинге присутствовал один монах. Точнее даже не на общем собрании Скании, а перед ним – появился за пару дней, обошел палатки, поставленные для лендрманов и ярлов, о чем- то пошептался с пришедшими на тинг вольными людьми, бросая косые взгляды на мрачно наблюдавшую за ним ведьму, и пропал перед самым голосованием – то ли ушел куда- то, то ли затерялся в толпе.

Диса, тоже наконец разглядевшая, кто идет навстречу, побледнела и поспешно натянула поводья своего пони, не стремясь остановить его, но лишь пытаясь отстать, спрятаться за спины спутников. Аудню так и не рассказала спутникам, что же она увидела в храме, а потому, Тенгиль бросил на нее косой ироничный взгляд, явно проглотив какую- то насмешку, и перевел глаза на идущих навстречу монахов.

Те словно только этого и ждали: ускорили шаг, стремясь побыстрее приблизиться к путникам – или просто как можно быстрее попасть в оставленный городок? – и вскоре уже остановились напротив путешественников. Пришлось остановиться и Тенгилю со спутницами: разъехаться сразу не получилось, а начнешь объезжать, слишком много ненужных вопросов начнется.

– Приветствие от нас и Единого, – ласково пропел один из посланников нового бога, откидывая с головы капюшон.

Толстенький, с неровно росшей щетиной и прозрачно- голубыми водянистыми глазами, монах казался карикатурой на человека. Особенно это впечатление усилилось, когда оставшиеся посланники Единого тоже скинули капюшоны – как выяснилось, под ними скрывались мальчишки лет пятнадцати: худые, светловолосые, похожие как братья.

Рука пожилого монаха на миг застыла около лба, а затем сдвинулась в странном жесте – сейдкона до конца даже не поняла, что за знак начертил в воздухе незнакомец – но в лицо вдруг толкнул упругий легкий ветерок, а в ушах зазвенело.

Тенгиль оскалил зубы в усмешке:

– Спасибо, монах, но благословение твоего бога нам не нужно.

Гейдрид удивленно уставилась на него. Она уже как- то уверилась в том, что Тенгиль отказался от веры в Вератюра и Лодура, и совершенно не ожидала такого ответа. Пусть даже воин и говорил, что к алтарю Единого водил жену, а не ездил сам, но Фритьофдоттир была уверена, что он просто умалчивает.

Монах отступил на шаг, прищурился, меряя путешественников долгим взглядом:

– Что ты, сын мой, благословение Единого нужно всегда и всем…

Сейдкона вдруг поймала взор одного из послушников: напряженный, суровый… И слишком взрослый. Но мальчишка, встретившись глазами с ведьмой, поспешно отвернулся, делая вид, что высматривает что- то на горизонте.

– Или не всем, и не всегда, – фыркнул воин. Покосился на Гейдрид и скомандовал: – Поехали, – а затем, не дожидаясь, пока монах отойдет в сторону, направил коня прямо на него.

Посланники Единого встревоженными птицами порскнули в разные стороны. Аудню, молчаливо выглядывающая сзади, хихикнула и толкнула коленями пони, заставляя его пойти вперед. Сейдконе пришлось замкнуть эту крошечную кавалькаду.

Фритьофдоттир уже почти проехала мимо монахов, когда мальчишка – тот самый, что до этого ее разглядывал, – вдруг остановил глаза на лежащем поперек седла посохе и гневно выдохнул:

– Ведьма! – а в следующий миг ее резко дернули за плащ, пытаясь стащить с коня.

Сейдкона с трудом удержалась в седле, оглянулась, сомкнув пальцы на гладко отполированном древке. Птичий череп зло защелкал клювом, а в глазницах вспыхнули алые огоньки.

Тенгиль оказался проворнее. Вклинился конем между сейдконой и разбушевавшимся послушником, сапогом оттолкнул мальчишку:

– Жить надоело, турсово отродье?! – на выбившемся из- под рубахи кожаном ремешке блеснули серебряные подвески – несколько повешенных в ряд молоточков Вингнира.

Тот, получив мощный удар поддых, неловко сел на землю, в самый последний миг выпустив плащ ведьмы и чудом не стянув ее с коня.

Послушник зло сжал губы, и резким, коротким движением вскинул руку, выводя в воздухе странный знак.

Диса испуганно охнула, закрыв лицо руками и чудом не выронив поводья…

Толстенький монах с совершенно неподходящей его телу скоростью юркнул к послушнику, перехватил ладонь своего спутника в воздухе и прошипел:

– Не смей! Не сейчас!

Ведьма захлопнула рот, проглотив рвущийся с губ сейд – заклятье: это не родные земли, здесь уже нет старых богов, запрещено колдовство. Нельзя лишний раз давать повод для гнева. Тенгиль сам сможет разобраться, что делать. Мужчина же он, в самом деле!

– Она ведьма! – рявкнул молодой послушник, не отводя бешенного взгляда от замершей сейдконы. Та сжала пальцы на посохе. Птичий череп на верхушке недовольно клацал клювом: огоньки в обращенных к небу глазницах безудержно танцевали, норовя вырваться на свободу.

Неквисон уже потянул меч из ножен, когда пожилой монах, выпустив руку послушника, рванулся к воину, повис у него на стремени:

– Простите мальчишку, господин, он не ведает, что творит. Молодой, глупый.

В глазах послушника горела ненависть, словно он был готов в любой момент, даже безоружным кинуться на всадника, но его напарник, такой же молодой, но более спокойный, обеими руками вцепился ему в плечо, что- то успокаивающе нашептывая, и боевой парнишка замер, зло сцепив зубы и не отводя гневного взгляда от Гейдрид.

Диса сжалась в комок, опустила голову, боясь лишний раз звук издать и молясь про себя, чтоб ее не заметили. Перед глазами все стояли события в подземелье… Она была уверена – если монахи решат напасть, с той страшной, водяной силой не справится даже воин, одолевший немертвого…

Тенгиль медленно отпустил меч, перевел взгляд на монаха и, бросив косой взгляд на спутниц, хрипло скомандовал:

– Поехали.

Дождался, пока Аудню и Гейдрид тронутся в путь и лишь потом толкнул коленями своего коня, посылая его в дорогу.

Монахи долго стояли, смотря в след путешественникам…

И лишь когда те отъехали на порядочное расстояние, молодой послушник не выдержал, вскочил:

– Почему вы меня остановили?! Она ведьма! Он – язычник! Они не верят в Единого и…

Толстый монах хихикнул:

– Когда кара Единого постигает еретиков – не стоит подсказывать им, откуда она пришла… – помолчал и тонко улыбнулся: – А вот теперь уже самое время…

Послушник довольно осклабился и вскинул руку, вырисовывая в воздухе сложный жест.

***

Диса никак не могла поверить, что все закончилась благополучно. Аудню вздрагивала, оглядывалась на оставшихся позади монахов… и каждый раз натыкалась на насмешливый взгляд ехавшего последним воина.

И именно она увидела, как от оставшихся далеко позади, ласах в двадцати, не меньше, монахов, отделилась огромная полупрозрачная, текучая фигура, как она взвилась в воздух, хлопая крыльями и поднимаясь все выше и выше…