Ратибор. На распутье

Глава 1. В погоню!..

Дулмас. Яма. Ложа городничего Байбариана

– Что за дерьмо случилось?.. – очнувшийся Зелим, наследник богатого ослямбского рода Тупсов, сел на пятую точку, озадаченно приложил ладонь к образовавшейся между бровями здоровенной лиловой шишке, тут же скривился от боли и отдёрнул руку. – В меня что, прилетела глыба из вифирийской катапульты?..

– Вроде того, – горько хмыкнул стоявший рядом, по пояс обнажённый Джушукан, велевший минутку назад одному из явившихся на звон колокольчика личных слуг шустро принести в ложу его походный сундук со шмотьём, притулившийся давеча в доме городничего. Младшему брату императора требовалась новая туника заместо предыдущей, разошедшейся по шву в могучих лапах «рыжего медведя». – Очухался, и слава Ахриману! А то не раз мне доводилось видеть в Кузгаре, как после таких плюх Ратибора его противники уже не вставали… Ибо лица у них оказывались малость вогнуты вовнутрь. Любопытно. Либо у тебя кость в харе потолще, чем у подавляющего большинства его ворогов, что очень сомнительно, либо варвар просто-напросто не в полную силу приложился по твоему шнопальнику. В благодарность за сварганенные добротные ножны к его мечу… как он и вещал пред тем, как жахнуть своим гранитным лобешником! Сдержал слово русич, пожалел на первый раз. Свезло тебе! Ну и Тёмного бога обязательно ублажи жертвоприношением как-нибудь на досуге, не забудь. Чую, без его милости всё одно не выжил бы ты даже после столь мягкой затрещины огнекудрого витязя. Всё-таки хлипковата у тебя рожа на ощупь. Впрочем, как и у меня, – самокритично пробубнил уже себе под нос аристократ из рода Кайя, осушая бутыль с вином и отбрасывая её в сторону.

– Я сейчас же вызову лекаря, не извольте беспокоиться!.. Лучшего! – суматошливо захрюкал встрявший в разговор Байбариан. – Но сначала мне надобно в купальню и переодеться… – городничий Дулмаса недобро стрельнул глазами в нашкодившего на него принца, в который раз брезгливо машинально утёрся, а затем зло оглядел окрестности ложи: вокруг до сих пор стояли невообразимые шум и гам. Надзиратели арены, прислужники да простые обыватели совместными усилиями учудили знатный переполох в Яме. Через какофонию визгов и гомона самой разнообразной тональности порой прорезался грозный крик седовласого Улмика; глава городских стражников добросовестно выполнял повеления Байбариана; приказы о наведении порядка, выводе людей с ристалища да немедленном сборе всех имеющихся на данный момент в его распоряжении бойцов поочерёдно сменяли друг друга.

– Ратибор!.. – тем часом прохрипел поднявшийся на ноги Зелим. Махом осушив пузатую кружку эля, услужливо поднесённую одной из рабынь, наследник дома Тупсов разъярённо прошипел: – Какой ещё лекарь?! Какая полоскальня с переодевашками?! Где варвар?!

– Убёг он! К Багряным топям наверняка рванул! Но прошу не волноваться: по его пятам уже отправили дюжину наших псов-убийц, так что рыжему медведю не уйти!.. – как можно более ободряюще просопел управитель Дулмаса, но прозвучало это не очень обнадёживающее. «Благоухающий» непередаваемыми «ароматами» выделений Джушукана, тучный посадник и сам понял, что звучит его бравада крайне неубедительно, посему не преминул бросить в довесок: – Сейчас ещё Улмик соберёт всех наших, и мы следом помчим!.. Вот увидишь, нам и останется только-то снять русича с деревца, на которое его кахремские зубастики загонят!..

– Не волноваться, значит?! – сжав кулаки, злобно прорычал Зелим, впрочем, чуть при этом скривившись и отодвинувшись подальше от воняющего мочой Байбариана. – Да ты вообще расчухал, что произошло, жирный остолоп?! Ратибор удрал! За такой ляпсус с меня, как с ответственного за его охрану, император шкуру снимет! Живьём! Но прежде я тебе кишки выпущу, дерьма кусок!

– Тысячник, ты в порядке? – в этот миг в ложу заглянула беспокойная физиономия Альпана, сотника аскеров. Обежав быстрым взором присутствующих в ложе троих господ, а также пару окровавленных туловищ собратьев, то бишь ослямбских воителей, покоившихся на входе, он с тревогой уставился на своего начальника, между бровей коего от удара Ратибора споро наливалась добрая фиолетовая синева.

– Да с какого ляда я должен быть в порядке?! – метнув о ближайшую стену ложи пустую стеклянную чарку, разлетевшуюся от такого полёта вдребезги, взорвался Зелим и гневливо зыркнул на смутившегося подчинённого. – Наш пленник сделал ноги, попутно прихватив мой меч да саданув башкой промеж зенок так, что у меня до сих пор в черепушке светлячки пляски залихватские устраивают! – наследник рода Тупсов резко присел и сдёрнул с одного из двух тел стражников пояс с клинком и ножом, после чего встал, торопливо надел его заместо своего, прибранного Ратибором.

– Мои где все?! – тысячник хмуро впился в сотника пламенеющим взором. – Поди, до сих пор из таверн да борделей не вернулись?!

– Ну да, – Альпан смущённо потупил взгляд. – Сейчас в Яме только два десятка наших гвардейцев околачиваются, – воин быстро посмотрел на телеса пары зарубленных Ратибором бойцов. – Точнее, два уже не полных десятка.

– Всех в седло! Немедля! И мне коня вороного! Да кольчугу! Мою, вифирийскую! Срочно несёмся за русом! – Зелим взмахом руки пресёк несмелую попытку хотевшего что-то вяло возразить Байбариана, гаркнув тому на всю округу: – У нас нет времени, баран чванливый, сидеть и ждать, когда твой Улмик соберёт свою пёструю ораву! Дорога каждая минута! Ушлого варвара сейчас надо брать, покудова у него на хвосте волкодавы висят! Вместе с ними у нас есть шанс русича одолеть, но ежели будем медлить, он их всех на крендельки порубает задолго до нашей подмоги! И не спорь, ибо у дикаря – мой меч, ты понимаешь?! А ты видел, вонючка, каков Ратибор с двуручем?! Нет! А я – видел! Целый год наслаждался! Этот топтыгин с палашом в лапах – идеальный, отлаженный механизм для убийств. И лишь действуя сообща с твоими псами, мы, быть может, сдюжим его зажмурить! Посему и мчим сейчас следом за кахремскими собаками! Надеюсь, они и взаправду так хороши, как ты давеча расписывал, Байбариан! Ну и вы догоняйте нас со своими горемыками! Только не тяните! Самую большую ошибку, которую мы можем сейчас совершить, ента дать Ратибору время!

С этими словами Зелим поспешно развернулся и выскочил из ложи вслед за Альпаном, умчавшимся выполнять приказ и покинувшим высокопоставленных господ минутой ранее. Вскоре небольшая ватажка столичных гвардейцев, вместе с сотником и тысяцким опять подравнявшаяся до двух десятков, с залихватским гиканьем да уханьем, остервенело погоняя коней нагайками, незамедлительно пустилась в погоню за рыжебородым витязем. От стаи волкодавов, пущенной по пятам Ратибора, отряд наследника из рода Тупсов отставал всего ничего.

– Э-э-э-м… Мы последуем за ними? – Байбариан растерянно уставился сначала на захлопнувшуюся за Зелимом дверь в ложу, а затем и на плюхнувшегося в бархатное кресло Джушукана, велевшего явившемуся на колокольчик молчаливому прислужнику немедля принести ему ещё бутылочку красного ялминского.

– Ни в коем разе, – Джушукан лениво рыгнул, – я не попрусь за этим рыжим великаном всего лишь с жалкой двадцаткой вояк да сворой чёрных шавок! У меня между ушей ещё не сквозит!.. Вот когда твой Улмик хотя бы сотни полторы стражей соберёт, тогда можно будет выдвинуться… Через полчасика-часик. Так что ждём! Тем более мой сундук с тряпками из твоих хором ещё не доставили! А мне по статусу не положено голышом средь черни расхаживать!

– А чего просто не сказать было рабу, какую тунику принести? – Байбариан озадаченно крякнул. – Так не быстрее, чем весь твой скарб сюда волочить?

– Ты совсем дурачок? – Джушукан презрительно фыркнул, покосившись на крайне бестолкового, по его мнению, пузатого посадника, смеющего задавать ему столь глупые вопросы. – Как же несчастный невольник сможет определить, какая из трёх десятков захваченных с собой тог мне сегодня к лицу? Я сам смогу это узнать, лишь когда лично пощупаю да померю свою одёжку, покрасовавшись в ней перед зеркалом то с одного боку, то с другого!.. Уразумел, тупоумец?

– Прекрасно уразумел, – радостно закивал головой Байбариан, мысленно покрутивший пальцем у виска. Но городничий сам не горел желанием нестись за беглецом без солидного сопровождения за спиной, потому с готовностью поддакнул нахальному высокородному гостю. – Ну а я, с вашего позволения, принц, в таком случае быстренько метнусь в купальню да также опосля сменю одеяние… Всё равно ведь ждём!..

– Да вали уже, мокрая рожа! – милостиво дал добро Джушукан, в потненьких ручках которого опять покоилась очередная бутылка вина. – Покудова я на тебя в довесок не нагадил. Хотел ещё в первый раз, да перехотел… Заперло с перепугу. Повезло тебе, глуподурый окорок!..

Глава 2. «На кого прёте?!»

Багряные топи

Чуть перевалило за полдень, когда Ратибор влетел в густой смешанный лес, в коем располагались печально знаменитые на всю округу Багряные топи. Промчавшись ещё несколько десятков метров, молодой богатырь выбежал на небольшую прогалину. На ходу извлекая клинок из ножен и отбрасывая оные в сторону, могучий витязь проворно развернулся и на бегу рубанул сиганувшего на него первого из дюжины огромных псов, с надрывным лаем преследовавших «рыжего медведя». Булатная сталь в умелых руках не подвела, легко разрезая мясо и кости: черногривый волкодав умер мгновенно, в буквальном смысле разваленный надвое мощным ударом.

– На кого прёте, дворняги полоумные?! Да я на потапыча в одно жало ходил, когда ваши батька с мамкой ещё под столом ползали!.. – снова запело волнистое лезвие; вторая и третья собаки также полегли очень быстро, благодаря парочке взмахов меча шустро отправившись в свои небесные охотничьи конуры. – Нн-н-а-аа!.. – сильнейший пинок в бок, сопровождавшийся характерным хрустом сломанных рёбер, откинул четвёртую, жалобно взвизгнувшую псину в заросли репейника.

Но остальная стая, поспевшая-таки на место сечи, тем часом плотным кольцом окружила Ратибора и принялась надсадно гавкать на всю округу. Невероятную мощь загнанного человека, а также бурлящими волнами исходящую от него смертельную опасность кахремские псы на примере своих павших собратьев прочухали мигом, посему оголтело напасть никто из них уже не решался; зато голосисто потявкать с безопасного расстояния – святое дело. Всё это зрелище очень сильно напоминало собой, как стая гончих окружает на охоте матёрого волчару или взрослого медведя; инстинкт самосохранения у собак срабатывает в подавляющем большинстве случаев превосходно, ведь сигануть первым на могучего противника означает верную смерть. Ну и нехитрая тактика здоровенных черномастных зверюг видна как на ладони: коль с наскока не удалось «взять» свою жертву, потянуть тогда время надобно до прихода помощи, обычно выглядевшей как отряд бравых дулмасских дружинников.

Ратибора, знамо, такой поворот дел совершенно не устраивал. И будь он безоружен, пришлось бы ему очень туго; заливаясь утробным лаем, волкодавы умеючи водили «хоровод» вокруг рыжебородого витязя, держась при этом на почтительной дистанции. Но на горе знаменитых на всю Ослямбию грозных псов, у молодого богатыря имелись меч с ножом, и при таком раскладе сложившаяся ситуация уже не виделась безнадёжной; вот он резко шагнул в сторону и успел задеть кончиком лезвия задние лапы одной из нерасторопно пытавшихся отскочить собак, тут же душераздирающе завизжавшей. Левая задняя лапища у неё оказалась практически отсечена. Второй удар клинком по шее милосердно прервал страшные мучения искалеченного зверя. Следующим в ход пошёл добрый нож; Ратибор удачно его метнул, попав очередному псу туда же, куда примерно и целил, то бишь между глаз.

Далее дюжий ратник спешно подошёл к поверженному броском ножа кахремскому чудовищу и выдернул свой тесак из его башки, намереваясь затем повторить сей незамысловатый манёвр, но в этот момент самый крупный из оставшихся волкодавов, осознав, что «отсидеться» до прихода ватажников не выйдет, набрался смелости да сиганул на спину Ратибору, вцепившись зубами ему в правое плечо. Рыжегривый воин, грязно выругавшись, протянул левую руку назад, схватил наглого полкана за загривок да сдёрнул с хребта прямо перед собой, тут же пяткой размозжив не успевшему вскочить зверю его черепную коробчонку.

Между тем нападение вожака послужило явным сигналом, как бы давая отмашку остальным; оставшиеся пять клыкастых зверюг также практически одновременно набросились на Ратибора. Выглядело данное отчаянное нападение страшно. И глупо. Всаженный русичем нож по рукоять в грудину одной из прыгнувших на него собак, а также последовавшие затем чёткие, резкие взмахи мечом очень быстро превратили свирепых волкодавов, красу и гордость Дулмаса, в груду окровавленного мяса. Только двум псам удалось уйти; тому, четвёртому по счёту, с поломанными рёбрами, что более не вступал в схватку, и последнему сиганувшему; ему Ратибор по счастливой для лохматика случайности отсёк лишь ухо и хвост. Этого жалко подвывающему от нестерпимой боли косматому зверю хватило с лихвой, чтобы понять: сегодня его свора кинулась на хищника, который оказался ей не по зубам.

– Буду называть тебя Яриком или Яром. Надеюсь, братишка, ты не против, – «рыжий медведь» чуть ли не с телячьей нежностью взглянул на свой меч, после чего присел и обтёр его лезвие о шкуру одной из собак. Как оказалось, несколько преждевременно, ибо раздавшийся недалече приближающийся лошадиный топот вкупе с человеческими голосами сообщили могучему великану, что веселье только начинается.

Тем временем подоспевшая к месту действия двадцатка Зелима суматошно вывалилась на поляну, осадила коней и растерянно остановилась, потрясённо осматривая открывшуюся взору картину: десять изрубленных на куски тушек казавшихся такими страшными при жизни дулмасских волкодавов беспорядочно устлали собой лесную полянку. Ещё двое покалеченных, но оставшихся в живых псов, тоскливо скуля, ломанулись прочь из пущи.

В тот же момент Ратибор, укрывшийся за стоящим на краю луговины внушительным кедром и беспрепятственно пропустивший на прогалину преследовавший его отряд, решительно вышел из-за ствола дерева, уверенно зайдя в спину примчавшимся на свою смерть ослямбским воителям. В синих очах дюжего руса добро полыхало яростное голубое пламя. Замыкающий дружину аскер, почуяв неладное, обернулся лишь только для того, чтобы увидеть сверкнувшее, будто молния, лезвие Ярика: могучий удар наискось развалил шалмаха от плеча до рёбер. Кровь хлынула ручьём, когда верхняя часть тулова взмыла в воздух; нижняя же так и осталась сидеть в седле. Но ещё до того, как половина туловища незадачливого гвардейца с глухим звуком шлёпнулась на землю, молча ринувшийся на врага молодой богатырь, крайне удачно воспользовавшийся фактором внезапности, успел похожими стремительными ударами разрубить ещё троих горе-вояк, после чего в поднявшейся суматохе принялся ловко носиться между ошалевшими от запаха крови скакунами да их не менее ошарашенными от происходящего всадниками, оказавшимися неспособными осознать, что на отборную ватагу нурязимцев в два десятка рыл осмелился напасть всего один боец.

Лишь предводитель аскеров быстро понял, что происходит: Зелим, ехавший первым, развернулся и, оторопело наблюдая за тем, как огнекудрый русич споро разделывает его подчинённых на мясные ломтики, с ужасом для себя осознал: они опоздали; Ратибор умудрился до их приезда порубать кахремских собак и теперь лихо, умело вырезает уже столичных бойцов, за какую-то минуту сократив чуть ли не вдвое прибывший по его душу отряд.

Липкий пот выступил на лбу тысяцкого; точно такой же, каким он покрылся в Мирграде, в Соловьином переулке, когда в неописуемом испуге вместе с остальными ослямами ломанулся прочь от взбешённого варвара. Та приснопамятная сеча на всю жизнь стыдливым клеймом врезалась в память наследнику рода Тупсов, хотя он и пытался в течение всего последующего года изгнать из головы те пренеприятнейшие воспоминания. И вот, казалось, это удалось: глубоко запрятанные внутрь кошмары, дрожь и страхи стали беспокоить удалого осляма всё реже и реже… ровно до тех пор, покудова он вновь не увидел перед собой полыхающие гневной лазурной дымкой глаза Ратибора.

В тот же миг Зелим, боящийся рыжекудрого исполина пуще самых высоких костров Ахримана, повернул коня да в ужасе пришпорил его, позорно бросив своих воинов на растерзание «рыжему медведю». Командир отряда осов, мало чего соображая от накатывающей волнами паники, разудало понёсся прочь, подальше от взбешённого варвара, с холодной усмешкой на устах планомерно уничтожавшего элитную ослямбскую гвардию. Исход боя тысячнику был сразу ясен; в Соловьином переулке они целой ордой не смогли одолеть могучего гиганта; что уж тогда говорить про какие-то жалкие два десятка ослямбских воителей. Очередную промашку только допустил знатно перетрухавший Зелим, вдруг страстно захотевший жить; с перепугу поскакал он не в сторону Дулмаса, а точнёхонько в противоположном направлении, то бишь вглубь Багряных топей.

Тем временем ещё оставшиеся в живых пятеро аскеров, спешившиеся и было попытавшиеся дать хоть какой-то отпор налетевшему на них Ратибору, остолбенело замерли на мгновение-другое, обалдело впившись очами в спину бросившего их вожака. Данная ошибка дорого им стоила, ибо рыжегривый великан времени даром не терял. Вот лезвие палаша, зловеще сверкнув кровавым багрянцем, снесло голову с плеч ближайшему зазевавшемуся осу. Следующий, отвлёкшийся буквально на секунду шалмах, даже не успев вскинуть щит с чеканом, словил булатную сталь между рёбер. Третьему из пятёрки волнистое лезвие раскроило пополам ряху; увернувшись от отчаянного тычка сулицей четвёртого и тут же парировав удар клинком пятого воина, Ратибор в ответной атаке отточенным выпадом всадил остриё палаша мечнику в правую щёку. Затем рыжебородый витязь направился к оставшемуся последним, попятившемуся копейщику, неожиданно швырнувшему своё оружие наземь и припустившему вслед за командиром. Правда, убежал он недалеко; нож Ратибора настиг аскера на изломе кромки леса, вонзившись осу в затылок с такой силой, что у того чуть зенки из глазниц не вылетели.

– Ну чего там, все полегли? – хмуро бросил в пустоту молодой богатырь, прищуренным взглядом осматривая последствия устроенной им на полянке мясорубки. – Хотя нет. Один вроде ушёл. Никак, сам богатенький ослик Зелим собственной персоной и улизнул!..

В этот миг со стороны Багряных топей, совсем недалече от прогалины, раздался странный, можно даже сказать, жуткий вой, никогда ранее Ратибором не слышимый. А следом и перепуганный человеческий вскрик, явно принадлежавший наследнику из рода Тупсов.

– Ента что ещё за дерьмо? Поди, местное страшило, коим деток пугают, голос подало?.. Как его там кличут, дух топей? Любопытно… – дюжий ратник, быстро обернувшись в сторону Дулмаса и убедившись, что покамест новой погони не видать, снова настороженно впился глазами вглубь чащи, после чего резво подошёл к последнему павшему шалмаху, выдернул у него нож из затылка, обтёр об тунику убиенного и убрал в ножны на поясе. В это мгновение из глубины леса послышался громкий топот копыт; кто-то явно нёсся по лесу прямо на Ратибора, нещадно при том погоняя бедную лошадку. И вот, выпучив глазищи от ужаса, на лужок вылетел Зелим; у его скакуна очи были не менее очумелые. Несомненно, кем-то или чем-то напуганные до помутнения рассудка, не обращая ни на кого внимания, обезумевшие от страха конь со своим седоком стремительно мчались вон из леса.

Но благополучно уйти родовитому аристократу было не суждено. Блеснула булатная сталь; могучий взмах братишкой, и пришедшийся наискосок мощнейший удар каким-то чудом не вышиб из седла Зелима, позволив ему по неведомой Создателем прихоти удержаться в стременах. Рысак под всадником лишь в очередной раз испуганно заржал да припустил ещё пуще прежнего, про себя с недоумением подметив, что его перестали неистово стегать плетью по крупу да погонять шпорами по бокам; собственно, восседающий на нём хозяин вообще резко обмяк, прекратив какое бы то ни было управление лошадью.

– И зачем только припелёхал сюды? Сказал же дурачку, что хлопну при следующей встрече. Не послушал… Но что его так напужало?.. Очень интересно… Явно ведь ента не выпь аль квакушки тутошние так завывали от безделья, – Ратибор мельком взглянул на правую руку Зелима, что шлёпнулась в траву, отсечённая добрым клинком, а затем внимательно воззрился вперёд. Туда, откель только что прискакал ополоумевший, нынче уж покойный тысячник.

– Надо бы разведать, чавось ента там за чудо-юдо такое обитает, – смурно буркнул себе под нос молодой богатырь. – А то вскорости к этой гущине пришлындает орава местных горе-воителей, в связи с чем очень хотелось бы знать, что за тварь болотная мне в копчик дышит; как бы между двух пожарищ не очутиться.

С этими словами «рыжий медведь» нашёл свои ножны от палаша, отброшенные в сторону перед началом боя с волкодавами, и прицепил их на поясное кольцо. Затем по привычке обтёр лезвие меча об тунику одного из павших стражей да не спеша, осторожно пошёл вперёд, вглубь Багряных топей. Неугомонный русич страсть как любил находить приключения на свою рыжую задницу.

Глава 3. Дух Багряных топей

– Опа, что ента тут у нас? – Ратибор, практически бесшумно шагавший по следу скакуна Зелима, хорошо различимому на становившейся всё более болотистой почве, прошёл напрямки всего ничего, когда заприметил рядом с оттисками копыт весьма занимательный отпечаток, коню явно не принадлежавший. Впрочем, как и любой другой живности, известной рыжебородому витязю.

Дюжий ратник напряжённо огляделся. Никого. Тихий шелест листьев на ветру, прерывистая песнь пересмешника да размеренное кваканье лягушек на находящихся уже совсем рядом топях; вроде бы ничего необычного. Ратибор присел на одно колено и дотошно осмотрел найденный след. Он был трёхпалым, чем-то отдалённо похожим на отпечатки от птичьих лапок. Размерчики его вот только сильно впечатляли: в ширину хоть и довольно узкий, зато в длину – ого-го, раза в два минимум больше ступни самого огнегривого воина. Когтей на странном оттиске не имелось.

«Кстати, всё забываю у тебя поинтересоваться, Мирка… Помнишь, ты рассказывал, да и Белогор вещал об этом пару раз, как много лет тому назад вы с отцом наткнулись в наших угодьях на странные отпечатки, неведомо кому принадлежавшие? Что сейчас скажешь? Это кто-то из йотунцов к нам забрёл тогда?

– Не-а, Ратибор, те следы совсем другие были! Без когтей и трёхпалые. Но тоже здоровые… Запамятовал, что ль? Я ведь подробно их описывал! Правда, ты был малость под медовухой…

– Ну да, точно, старость не радость… Кому же они тогда принадлежали, коль не здешним лохматулям?

– Понятия не имею. И надеюсь, честно говоря, что мы этого никогда и не узнаем!»

У Ратибора мгновенно всплыл в памяти тот давнишний разговор с боевым товарищем в Забытых пустошах. Сомнений не было; Мирослав вещал точно о таких же оттисках, один из которых сейчас мозолил глаза дюжему ратнику.

«Похоже, дружище, очень скоро я выясню, кому же принадлежат данные необычные ходулинки…» – прошелестел про себя «рыжий медведь». Ратибор поднялся и крадучись, легонько двинулся по следу, ведущему в самое сердце Багряных топей. Меч, уверенно впившись потёртой рукоятью в загрубелую ладонь могучего исполина, с лёгким шуршанием тут же выскользнул из ножен.

– Нашлёпки есть, уже хорошо, – с недоброй усмешкой проворчал себе под нос Ратибор, быстро наткнувшись на другой, схожий отпечаток. – Значит, как я и предполагал, это никакой не дух, а вполне себе телесная, неведомая нам ранее тварь непонятного происхождения. Которую можно пощупать вострым булатом, то бишь разделать на отбивные… Что не может не радовать!

Интуиция, никогда ранее не подводившая молодого богатыря, бешено забилась в груди, аки пойманная сетью дикая пташка, истошным клёкотом предупреждая Ратибора о нешуточной опасности. Рыжеволосый воин замер на самом краю лесного болота, вскользь про себя отметив, какая вдруг тишина воцарилась в округе: песни птиц, пересвист цикад, кваканье лягух как-то резко зачахли; даже шум ветра и тот, казалось, куда-то пропал. А вот почему данную топь прозвали Багряной, было ясно с первого взгляда: невесомая, кровавого цвета дымка висела над непроходимой трясиной.

– Похож туман этот румяный на пыльцу от диковинного розового лотоса, что в изобилии покрывает здешнюю торфянку… – Ратибор задумчиво посмотрел на ближайший малиновый цветок, а после внимательно, насколько это представлялось возможным, вгляделся в мутную глубь зыбуна. – Аль, может, как раз от местного торфа столь необычные испарения и витают в воздухе?.. Но чудно, право слово! Матушка-природа умеет удивить.

В этот миг прямо перед бережком, на котором стоял могучий берсерк, салатово-красноватый ковёр из лотоса и ряски, покрывавший болотце, раздвинулся, и с лёгким всплеском из водоёма медленно принялось подниматься, как бы разгибаясь из скрюченной в три погибели позы, совершенно жутчайшее создание, один вид коего способен вселить дикий ужас в сердца подавляющего большинства людей. Практически выпрямившееся страшное существо оказалось очень высоким, под четыре метра ростом, не меньше, и сильно походило на внезапно ожившее коренастое деревце неизвестной богатырю породы.

Голова болотного чудища донельзя напоминала дубовый пенёк, украшенный терновым венцом на макушке. Вместо лба – шишковатый нарост. Чуть ниже располагались покрытые густым бурым мхом надбровные зигзагообразные дуги, под ними – два низко посаженных глазища-щёлочки с изумрудно-каштановым отливом. Нос представлял собой раздвоенный подсохший сучок; заместо рта щерилось тёмным провалом небольшое округлое дупло. Уши – две веточки с зелёными листиками овальной формы на их концах, забавно топырящиеся в разные стороны. Туловище продолговатое, плотного строения, покрытое белёсым лишаём, древесными грибами и узловатыми смолистыми отростками. Имелось у вставшего во весь свой гигантский рост чудовища, находившегося по колено в трясине, по две трёхпалых руки и явно таких же трёхпалых ноги да что-то наподобие длинного, заострённого на конце хвоста, который, по всей видимости, служил болотному жителю как дополнительной опорой при передвижении, так и оружием, а при необходимости – лишней лапой. Проще говоря, пятой конечностью. А вот верхней или нижней, похоже, зависело от ситуации.

– Вот те на! – поражённо выдохнул Ратибор, с поистине ребяческим любопытством уставившись на выросшего напротив древовидного великана. Дюжий ратник сразу, на интуитивном уровне признал в объявившемся напротив духе Багряных топей легендарного хозяина чащоб, о коем сложено столько былин и сказаний. – Да ента, никак, сам лешак собственной персоной!.. Неудивительно, что Зелим, на пару с конём, так обтрухались да помчались прочь!..

Но леший (а Ратибор совершенно верно опознал властелина пущи) явно не был настроен на миролюбивый разговор с незваным гостем. Молнией метнувшийся из левой руки лисуна гибкий плющ, чем-то похожий на лиану, крепким арканом обвил правую ногу рыжего воина и легко поднял того в воздух. Впрочем, тут же с ветерком мелькнул добрый булат, споро перерубающий упругий отросток; поначалу чуть отвлёкшийся на созерцание страшилы русич затем проявил отменную реакцию, ловко перерезая сцапавший его пластичный стебель. Который, похоже, приходился обозначившемуся в противовес былинному созданию одним из его трёх пальцев на левой лапище. Покровитель болота обиженно засопел; в тот же миг второй изгибистый вьюнок обхватил торс Ратибора, опутав тому пятерни. Молодой богатырь напрягся, повёл могучими плечами – и с громким треском разорвал сковавшие его древесные оковы.

На бесстрастном лике лешего отобразилось нечто, весьма похожее на удивление; очевидно, столь сильного человека духу Багряных топей встречать ещё в своей, очень долгой жизни не доводилось. Но замешательство хозяина пущи было кратким; вот в дело пошёл толстый, сплетённый из дубовидного корневища хвост. Его вострый конец стремглав полетел к физиономии рыжебородого витязя, явно метя тому в левый глаз. До цели осталось с два вершка, и коварный удар, абсолютно точно, прошил бы череп русича насквозь, если бы его правая длань мгновением ранее не взмыла вверх да не перехватила опасный корешок у самого лица.

«Достаточно, боровичок! – тем часом про себя на инстинкте рыкнул Ратибор, отбрасывая от скулы хвост, отступая на шаг и опуская клинок. На мыслительный разговор он перешёл совершенно интуитивно. – Не нужны мне твои лакомые угодья! Оставь енту прекрасную трясину себе, я тутова мимоходом топаю!»

Леший, из трёхпалых ручищ коего уж было полезли шесть новых отростков, по одному из каждого пальца, замер на месте, немигающим взором изучающе осматривая стоящего напротив воина. Хвост у лисуна выгнулся дугой; поза чудища чем-то напоминала собой вставшего на задние лапы скорпиона; правда, листовидный наконечник жала завис не над спиной, а над головой у властелина местных болот.

«От тебя, человечище, пахнет повелителем снегов, то бишь йотуном, – наконец раздался в мозгу Ратибора скрипучий бас. – Кто он тебе?»

«Снежок-то? Или Кулшу-Дази, как он сам себя называет? – молодой богатырь не терял бдительности, стараясь подмечать любое шевеление маячившего супротив загадочного существа. – Скажем так, старый знакомец».

«Не называет, а называл, – поправил хозяин леса Ратибора. – Ибо вижу я во тьме, как наяву: нет больше с нами на этом свете юного турса. Огромная серая обезьяна с Чёрной земли прервала его жизненный путь… Это он, Кулшу-Дази растормошил в тебе скрытую способность вещать на языке древних?»

«Нет, – чуть помедлив, смурно пробормотал дюжий ратник, у которого неприятно кольнула под сердцем отвратная новость о гибели косматого любителя гадить в Емелькины сапоги. – Его батька, Тол-Авар».

«Могучий вождь… был. Знавал его, пересекались как-то, – дух Багряных топей слегка покачивался из стороны в сторону, чем-то напоминая собой маятник. – Должно быть, у снежного владыки имелась весомая причина пробудить в луковке человека возможность глаголить по-нашему».

«Так и есть», – согласно кивнул в ответ Ратибор.

«Ты говоришь правду. Ложь я за версту чую, – после минутной паузы продолжил было замолчавший лисун. – Что ж, в таком случае иди с миром, огневолосый муж. Знакомый снежных великанов не враг мне».

С этими словами леший развернулся и побрёл прочь, вглубь болота, постепенно скрываясь в зыбучей трясине.

«С миром уйти не получится, – мысленно буркнул в мощную древовидную спину лесовика рыжебородый витязь. – За мной погоня. И скоро она будет здесь!»

«Пусть приходят. Ежели осмелятся!..» – властелин Багряных топей не остановил шаг, с головой погружаясь в болотную ряску. Разговор явно был окончен.

– Э-эх, досадно, что столь мало пообщались. Но интересно, и почему их лешаками зовут?.. – Ратибор, проводив взглядом скрывшегося в мутной пучине хозяина здешних угодий, убрал меч в ножны, несколько секунд ещё постоял на месте, любознательно рассматривая образовавшиеся на водной глади лёгкие круги, а затем с немалым сожалением развернулся и потопал в обратном направлении, откуда пришёл. – По мне, так вылитый водяной! А может, они с лешими сводные братья?.. Аль родные? М-де уж, в репах людских кашка образовалась знатная; мы перестали их различать, подмечать присутствие, да и вообще верить в эти удивительные творения природы-матушки, в ихнее существование. М-дя, жаль, Емельян не видел ентого дубоголового боровика. Очень даже любопытно, что бы он прокурлыкал по случаю сего знакомства. Эх, Емелька, Емелька…

Ратибор, стремительно топающий назад, на устланную тушками собак да аскеров поляну, попутно наконец-то досконально ощупал пояс Зелима, который вместе с палашом забрал у тысячника шалмахов в ложе Ямы, где он его и «приголубил» лбом в ряшку. На ремне, помимо ножен, явно болталось ещё что-то увесистое, и «рыжий медведь» быстро обнаружил, что именно; почти под завязку набитый золотыми дукатами объёмный кошель добро оттягивал одну из поясных петлиц.

– Хм, а ведь енто золотишко вполне может мне сейчас сгодиться, – Ратибор подкинул тяжёлый кисет в воздухе. – Есть идея. Правда, Святослав бы меня за неё загрыз. На пару со своим племяшом.

Могучий витязь вернулся на поляну, усыпанную телами убитых им шалмахов и волкодавов. Бесхозные лошади ослямов, видимо, почуяв присутствие лешего, дружным табуном чуть ранее умчались прочь, как прискакали, что было ясно из оставленных ими следов копыт.

Ратибор шустрой куницей «пробежался» по туловищам павших бойцов, споро срезая с их поясов различной степени тяжести мешочки с монетами самого разного достоинства. Имелось в закромах ослямбских воителей как злато, так и серебро с медью. Сорвав с одного из мертвецов заляпанную кровью тунику, молодой богатырь свалил на неё найденное добро да связал тогу простым узелком, затем перекинул оную через правое плечо и направился с получившейся незатейливой севалкой раскидывать монеты по окрестности, аки зерно при посеве.

– Удись, рыбка, крупная да жирная. Можно было бы, конечно, с сим богатством рвануть через здешние дебри в сторону Дакии. С длинным пушистым хвостом в виде оравы аскеров, да только ента мне не по душе сильно, сигать прочь от своры шакалят. Нашли, ёк-макарёк, мальчонку-бегунка. Я уже давно вышел из детского возраста! Да и спину аль зад вражинам показывать не приучен! – сварливо пробурчал себе под нос Ратибор, разбрасывая монеты по лесу. – Нет, но князя бы точно недуг какой скрутил, коль увидел бы подобное… Емеля так вообще наверняка слёг бы с хворью тяжкой на седмицу-другую. Аль с расстройством на нужнике притулился на месячишко. А вот Яромир с Миркой наверняка бы одобрили мою задумку!

Рыжебородый витязь, быстро расшвырявший ценные кругляши по окрестным буреломам да полянкам, под конец своих похождений очень кстати наткнулся на бежавший сквозь лесную гущу родничок. Присев на одно колено, Ратибор принялся ладонями жадно черпать и пить прохладную, кристально чистую водицу, пока не утолил мучившую его жажду. Затем молодой богатырь умылся, довольно пофыркивая, и пробормотал:

– Э-эх, год уж прошёл, даже больше, а всё вспоминаю братушек, да вспоминаю, как будто вчера их потерял… Ну ничего!.. Вскорости я навещу наших ворогов! И в лапах у меня будет знатная мухобойка!.. – синие очи дюжего ратника недобро сверкнули. – Я свободен! Так что держитесь, тварюги!

Глава 4. «Идите сюда!..»

– Э-э-э, не понял! – Байбариан, пока собирали людей в погоню, успел-таки переодеться да ополоснуться в своей личной купальне. И вот теперь, на породистом пегом коне подъезжая к Багряным топям во главе трёх сотен браво марширующих позади аскеров, он первым заприметил выбежавших из леса двух помятых боем с Ратибором хромающих волкодавов: одного с перебитыми рёбрами да второго без хвоста и уха. – А где остальные звери?.. – проводив удивлённым взглядом припустивших к Дулмасу псов, городничий обескураженно обернулся на чуть отставшего Джушукана, которому также выделили скакуна. Помимо брата императора да Байбариана, всё прочее лихое воинство было пешим; на лошадках по непролазной чащобе особо не поездишь, а из города до Багряных топей – рукой подать, так что решили время на заход в конюшню не тратить.

– Ты что, и правда рассчитывал, якобы какая-то дюжина собак сможет загнать на деревце чемпиона Кузгара? К тому же вооружённого добрым палашом, – подъехавший принц недовольно рыгнул, осушил бутыль с винишком до дна и отбросил пустую тару в сторону. – Дабы ты мог вальяжной походкой подойди со своими бездельниками-стражниками и просто потрясти условный дубок. С коего тебе на башку тут же бешеный варвар и шлёпнулся бы, аки перезрелая груша.

– Груши на дубочках не растут, – назидательно пояснил Байбариан прописную истину нетрезвому собеседнику, после чего растерянно воззрился на виднеющуюся метрах в ста перед ними кромку густого лиственного леса, располагающегося на еле заметной покатой возвышенности. – Но, признаться, план был таков! И ранее он работал безотказно!

– Это потому что раньше со своими псинами ты загонял лишь зайцев, белок да мышей, – пренебрежительно скривился Джушукан. – Рыжий медведь же, ента совсем другое дело! – второй в роду Кайя мутным взором обозрел окрестности. – Я вот чего не разумею: где наш малёха ополоумевший тысяцкий со своей небольшой ватажкой, что столь дерзко умчался вослед за беглецом? Неужель Ратибор успел уже и их оприходовать на перегной?..

– Да брось ты!.. – фыркнул недоверчиво Байбариан. – Там два десятка отборных бойцов! Рыжезадый русич, конечно, хорош, но всё-таки он же не бог войны!..

В этот момент из леса галопом вылетели бесхозные рысаки аскеров из отряда Зелима и опрометью помчались вдогонку за двумя покалеченными кахремскими волкодавами к приграничному городу мимо ошарашенно проводившей их взглядами дружины дулмасцев. Джушукан с Байбарианом многозначительно покосились друг на друга.

– Что ента? – подошедший к замершим на месте высокопоставленным господам Улмик, недоумённо присматриваясь, кивнул в сторону чащи. Оттуда, следом за лошадьми столичных гвардейцев как раз выбежал конь с наездником и неспешной рысцой поскакал к застывшей в напряжённом ожидании ораве ослямов. – Как-то странно этого всадника шатает. Не жилец, похоже, аль без сознания… Но почему всё-таки его так дико болтает из стороны в сторону?! Никак, Зелим?.. Одёжка вроде тысячника… Не пойму только я издалека, что с ним. Но лошадью он явно не правит… – подслеповато прищурясь, седовласый глава стражей Дулмаса озадаченно хрюкнул и повернулся вполоборота. – Курзум, – тут же велел Улмик одному из своих подчинённых, шустрому малому лет двадцати, – а ну-ка, слови под уздцы да приведи к нам сию чудаковатую клячу! Чего-то тут не так!.. Очень уж неестественно тысячника плющит!.. Как…

– …Мертвеца, коего раскроили пополам, словно мясник – шмат сала, – мрачно закончил за седого воеводу Джушукан, начавший трезветь от вида приближающегося к ним скакуна. В этот миг верхняя окровавленная часть туловища всадника, державшаяся лишь на честном слове да одних сухожилиях у левого предплечья, от скачки наконец-то оторвалась от тела и под ошеломлённые вздохи трёх сотен воинов смачно шлёпнулась наземь, так и не доехав до поджидающих коня аскеров. Перепуганная животинка было шарахнулась в сторону, но рысака быстро поймали да подвели к городничему, тут же сдёрнув с мерина нижнюю часть тулова наследника рода Тупсов, благодаря стременам до сих пор умудрившуюся держаться в седле.

– Обалдеть! – старый боец Улмик поражённо взирал на упавшие ему под ноги останки. – Клянусь выменем Ахримана, нашего Зелима разрубили наискось одним ударом!.. Несмотря на защищавшую его хвалёную вифирийскую кольчугу! Никогда не видел ничего подобного!.. Вот это мощь!

– М-дя уж… Но какой же силищей должен обладать тот, кто так может жахнуть мечом?! – прострекотал не менее потрясённый Байбариан.

– Ну слава Чёрному богу, вы, кажись, начали понимать, с кем сейчас нам предстоит иметь дело, – удовлетворённо прокудахтал Джушукан, впрочем, слегка поёжившийся от безмолвно взирающего на них тёмного провала высоченного леса. «Точнее, вам иметь дело, мои дорогие вояки, ибо я за всё злато мира не сунусь в эти гиблые дебри!» – не без ехидцы добавил про себя братец Эдиза.

В то же мгновение тревожно закаркавшее на верхушках деревьев неугомонное вороньё возвестило о том, что на окраине Багряных топей наметилось некое шевеление. И вот на границе с чащобой показался виновник сего переполоха, Ратибор собственной персоной. В одной руке у него был окровавленный меч, другая же держала за длинные волосы четыре отрубленные головы убитых им ранее шалмахов. Осы разом поражённо выдохнули. По пояс голый молодой богатырь сражал наповал своим грозным видом любого, что есть, то есть.

– Чего встали, дерьмоеды? Всех скопом по большой нужде припекло? И зачем припелёхали такой оравой? Ищете, что ль, кого? Ну идите тогда сюды, пёсьи морды! – неприветливо осмотрев пришедшую по его душу дружину, наконец, грозно рыкнул опешившим врагам рыжеволосый великан, затем швыряя в их сторону отсечённые кочаны воинов Зелима. Те, стукнувшись о землю, после коряво покатились, подпрыгивая на кочках, по пологому склону и вскоре замерли прямо перед ватагой оробевших стражников. Зрелище выдалось, прямо скажем, сколь впечатляющее, столь и зловещее.

Ратибор между тем презрительно сплюнул, развернулся да не спеша скрылся в дремучей чаще, явно приглашая местных воителей, разбавленных конвоирами Зелима, сопровождавшими дюжего ратника в Дулмас, пойти за ним. Последние, побег строптивого руса проспавшие в городских кабаках да борделях, выжидательно уставились на Джушукана. Получив в ответ утвердительный кивок, напроказившие ослямы, очевидно, чуя за собой вину за не вовремя учинённую гульбу, решительно выдвинулись первыми к темнолесью из несмело переминавшегося воинства. Столичные шалмахи наверняка рассчитывали поквитаться за своего командира; отвечать на неудобные вопросы представителей богатого и влиятельного рода Тупсов, как так вышло, что их наследник Зелим пал, а башка его убийцы до сих пор не снята с плеч, нурязимским гвардейцам очень не хотелось.

Набравшись смелости, следом за нурязимцами, во главе с хмурым Улмиком, неровной цепью осторожно потопали и поддавшиеся стадному чувству да рявканью своего седого вожака дулмасские стражи. Они, несомненно, осознали, что нынешний беглец отнюдь не чета всем предыдущим побегунчикам, на коих местные блюстители закона с улюлюканьем, гиканьем да гаканьем любили устраивать охоту, как на диких зверей. Но общее количество участвующих в травле бойцов под три сотни рыл явно добавило дулмасцам уверенности в успехе. «Уж одного-то здоровяка сдюжим завалить», – примерно одинаковые мыслишки суматошным волчком кружили в непутёвых головёнках бравых рубак.

– А мы тутова обождём, – промолвил открывшему было рот Байбариану Джушукан, на корню пресекая вопрос городничего, присоединятся ли они с ним к развлекухе. – И да, ента, вели, чтоб с нами осталось три… нет, пять десятков твоих дуболомов! Так мне как-то спокойнее… Это приказ!

– Хорошо, принц. Как скажете!.. – Байбариан быстро согласился с высокородным гостем, решив тому не перечить, благо сам не горел желанием лезть в Багряные топи.

– То-то же, – с облегчением крякнул Джушукан, спешиваясь и доставая из седельной сумки очередную бутылку красного ялминского. – Нам тут, так-то, куда спокойнее будет. Я жить хочу долго и счастливо… Ведь столько ещё не съедено да не выпито!..

– Улмик!.. – тем часом окликнул начальника городских ватажников Байбариан. – Оставь нам полтинник своих охламонов! Мы с высокочтимым братом императора вас тут подождём! Приказ самого принца! – поспешно добавил глава Дулмаса своему седовласому подчинённому, не особо таясь, в ответ уничижительно харкнувшему в сторону посадника. После чего запрашиваемые пять десятков дружинников были выделены для охраны изволивших не мараться господ; оставшиеся двести пятьдесят воинов двинулись в сторону Багряных топей, вскоре растворившись в мглистых провалах мрачного чернолесья. Денёк явно обещал стать очень богатым на события. Охота началась.

Глава 5. Охота

– Итак, задача: прочесать чащу да словить беглого раба! Посему приказ таков: рассыпаться цепью, расстояние держать в десять-пятнадцать шагов от бредущих слева да справа! Из виду соседей не терять; мечи и топоры под мышкой не нести, а держать наготове! Кто будет в носу ковыряться, отсеку на хрен и палец, и хрюкальник! – отдав указания на входе в лес, Улмик встал по центру шеренги. – Ни на что не отвлекаться! Клювом не щёлкать! По нужде, и малой, и большой, – лишь в связке с ближним! Помним: рыжий варвар очень опасен; этот русич ваш зад на лимонные дольки порубает, не успеете натужиться аль пужануться!

– В Багряных топях и помимо дикаря есть, кому нас загубить, – буркнул стоявший слева от начальника Курзум, за что тут же словил добрую оплеуху от резко к нему развернувшегося Улмика. Сверкнув на нерадивого вояку недовольным взором, глава стражей хрипато пророкотал:

– Отставить страх и панику! Нас две с половиной сотни рыл! Да мы любую тварь, что тут обитает, сейчас на жаркое пустим! – командир ватаги явно пытался поднять боевой дух своим подчинённым. – Вот увидите, после завершения охоты вы все хохотать будете над детскими страшилками о Багряных топях, кои друг другу в тавернах под хмелем вещаете! А теперь собрались, обормоты, сжали кулаки да булки и вперёд! Чую, сейчас знатненько повеселимся! Охота началась!

Боевой настрой опытного воеводы нет-нет да потихоньку передался его бойцам. Воодушевившись пламенной речью своего вожака, аскеры рваной цепью решительно двинулись на поиски могучего русича.

Ратибор тем временем торопливо вернулся к лесному ручью; с бережка, в запримеченной им ранее грязевой лужице шустро зачерпнул ладонью тёмно-зелёной глины да ловко принялся вазюкать ею себе торс и лицо.

«Зря, что ль, я пред ворогами голым туловом сверкнул? – кумекал про себя рыжебородый витязь, споро и умело нанося пальцами природную маскировку. – Они будут высматривать средь зарослей загорелого, обнажённого по пояс человека, а не по уши измазанного грязюкой беглеца».

Спустя минуту Ратибор, аки матёрый вепрь, вообще под конец плюхнувшийся спиной в хлябь, был неузнаваем; теперь с ног до головы его покрывала быстро сохнущая грязевая короста.

«Поохотиться, значит, решили? Зайца во мне увидели аль рябчика?! – молодой богатырь заглянул в прозрачный ручеёк, одобрительно кивнул своему чумазому отражению, развернулся да решительно направился назад, навстречу вторгшейся в гиблую пущу дружине шалмахов, что пришла за его башкой. Недобрая, можно даже сказать, зловещая усмешка озарила хмурое лицо дюжего ратника. – Перун свидетель, сейчас я вам поохочусь, пустозвоны чванливые! Драпать отсель так будете, козлятки тупорылые, – копыта подгорят! Конечно, ента касается только тех бестолочей, кому повезёт убежать!»

Тут необходимо заметить, что Ратибор любил лес. И как по нему передвигаться тихо, резво и незаметно, практически не оставляя следов, был обучен ещё в отрочестве. Как, впрочем, и любой витязь из основного костяка княжеской дружины; опытнейший наставник Ростомир, вкупе с лучшими следопытами Мирграда, в своё время денно и нощно передавали прилежным ученикам все те бесценные знания да умения, коими владели сами. Ибо без охотничьих навыков в чащобе делать нечего; даже из элементарного пропитания разве только грибов да ягод себе добыть сможешь, да и то надобно ведать, какие собирать; о мясе аль птице можно лишь мечтать. О противостоянии же с серьёзным противником вроде шатуна, секача аль ватаги рыскающих по твою душу головорезов лучше вообще забыть; здоровее будешь. Посему Ратибор, первейший воин медвежьего княжества, несмотря на свои немалые габариты, умел перемещаться по дремучей пуще бесшумно и прытко, ловко скользя где юрким горностаем, где вёртким ужиком мимо стволов деревьев, зарослей кустарника да груды валежника. Мягко, неслышно и в то же время проворно ступая по девственной земле смешанного леса, покрытой высокой травой, сухими сучками, пожухлой листвой, еловыми иголками да шишками, а ближе к болоту – мхом, рыжебородый исполин в предвкушении пугающе оскалился; добрая кровавая жатва вот-вот должна была начаться.

Между тем рассыпавшаяся длинной вереницей орава аскерских воителей, держа оружие наготове, неспешно шла вперёд. Приободрившиеся ослямы в двести пятьдесят носов супротив одного витязя стали ощущать себя более чем уверенно; шапкозакидательские настроения лихо накрывали ватагу шалмахов с головой. Внутри дружины уже вовсю начали делать предположения, какой награды удостоится боец, которому свезёт нанести смертельный удар дерзкому варвару. За догадками последовали и ставки: удастся ли сыскать дикаря сегодня до заката или придётся оставаться в этих негостеприимных угодьях на ночёвку. Заодно, «коли уж собрались», как вещали особо расхрабрившиеся стражники, надобно вообще прочесать данные топи вдоль и поперёк, чтобы, ежели водится тут кто ещё, словить, заточить в клетку да опосля в Яму Дулмаса скинуть сие чудище заместо скоропостижно почившего в небытие йотуна.

– Оп-па! – Билькурм, рослый малый двадцати трёх лет от роду, заприметив в траве под ногами что-то знакомо блестящее, протёр глаза, дабы отогнать наваждение. Но золотой дукат всё так же продолжил лежать на землице, маня к себе тусклым переливом. Воровато оглянувшись, не верящий своей удаче аскер убедился, что на него никто не смотрит, затем нагнулся, споро поднял увесистый кругляшок, быстро попробовал на зуб и, удостоверившись, что злато – настоящее, тут же спрятал за пазуху нежданно свалившуюся на него весомую прибавку к жалованию. В миг же, когда «удачливый» ос закончил припрятывать ценную монету, сзади его голову обхватила здоровенная длань, закрывая рот. Мгновением позже вострое лезвие лихо полоснуло «везунчика» от уха до уха; первая кровь на охоте пролилась.

Аккуратно опустив ещё конвульсивно дрыгающее конечностями тело наземь, Ратибор тут же шустро метнул нож в развернувшегося к нему шалмаха, брёдшего слева от только что убитого им аскера. Тот, завидев дюжего русича, открыл было рот, чтобы заголосить, но остриё тесака молнией влетело зоркому осу между зубов, пронзая язык и выходя клиновидным кончиком со стороны основания черепа. Не успело тело несчастливца ещё безжизненно осесть на высокую травушку, а Ратибор уж резво кинулся к загонщику, двигавшемуся по охотничьей цепочке справа от Билькурма. Сосед первого убиенного по нестройному ряду как раз в данный момент присел над горстью медяков, разбросанных у неказистой берёзки. Встать позарившемуся на монетки осляму уже было не суждено; Ратибор молниеносно подлетел сзади и одним яростным рывком свернул тому башку, про себя лишь грязно выругавшись громко треснувшим шейным позвонкам мертвеца. Но опасения рыжебородого витязя были напрасны – знакомый хруст не привлёк к себе ненужного внимания, ибо шалмахи оказались сильно заняты очень «важным» делом: начавшие раздаваться удивлённо-довольные возгласы свидетельствовали о том, что всё больше и больше охотников стали натыкаться на раскиданные русичем гроши.

Тем временем Ратибор, вернувшийся за своим тесаком, выдернул его из пасти мертвеца, а после подлетел к очередному, ползающему на карачках среди серебра аскеру, сцапал его за волосы, поднял ряху да всадил ему нож по гарду в левую скулу. Затем, пока враги не очухались, бесшумно помчал к следующему осляму, нагибавшемуся за звонкими кругляшками. А за ним и к последующему. Охота у могучего исполина шла полным ходом.

Ратибору грех было не воспользоваться моментом, благо в надежде на алчность людишек денежная приманка и разбрасывалась сметливым русом совсем недавно. В ход у рыжего гиганта шли покамест лишь нож да мощные ручищи; меч чуть ранее молодой богатырь закинул за спину и надёжно закрепил на хребтине крепкой перевязью; так тихонько сигать по лесным тропкам за раззявами осами было куда как сподручнее, чем когда клинок болтался на бедре. Ибо не звякнет ненароком булат, ударившись плашмя о пояс с заклёпками; да и зацепиться рукоятью оружия аль наконечником ножен за ветку или кустарник шанс пониже будет. В довесок – руки свободны, нет необходимости придерживать «гуляющий» туда-сюда палаш у ляжки.

И вот Ратибор, умело используя азы маскировки да полученные ещё в детстве охотничьи навыки, ловко, с азартом сновал по рваной шеренге самоуверенных оппонентов, сноровисто делая прорехи в ней всё ширше и ширше. Увлечённые сбором разбросанных по округе денег, шалмахи далеко не сразу сообразили, что происходит; тем часом их ряды продолжали стремительно таять.

– Какого ляда творится?! Стоять! – заоравший что есть мочи опытный Улмик первым наконец-то докумекал, что вершится форменное безобразие: его воины один за другим бесшумно и быстро отправляются в преисподнюю к Ахриману. – Все видят своих напарников по оба плеча?!

Тут-то и подтвердились опасения старого бойца: раздавшийся в ответ нестройный хор голосов явно поредел; десятка три аскеров хитрый русич успел втихушку скосить перед тем, как его задумка была в конце концов раскрыта.

– Я не понял, кто на кого тутова охотится?! – огорошенно прошипел себе под нос командир шалмахов, после чего опять громогласно возопил на полчащобы: – Забудьте про золото, бараны! Вы что, не сечёте?! Это ловушка! Вас же режут, как ягнят! Немедля сомкнуть ряды! Встали плечом к плечу! Кто ещё за монетой нагнётся, от меня лично топором по заднице схлопочет!.. И отнюдь не обухом!

– Там он! – тем временем истошно заверещал один из загонщиков, румяный аскер средних лет, испуганно указывая булавой в густые заросли фундука, растущие недалече. – Мыбулаю кадык вырвал да сиганул в кусты! Трус! Выходи и бейся, как мужчина! – продолжил надрывно визжать трясущийся от страха ос, впрочем, тут же развернувшийся и помчавший прочь, ибо ему на миг показалось, будто сквозь поросль орешника на него недобро сверкнули чьи-то синие зеницы.

Ратибор тем часом, незаметно прошмыгнув между до сих пор не сомкнувших ряды ослямов, споро догнал убежавшего голосистого «храбреца», буднично вскрыл тому глотку да вернулся назад, зайдя в спину двум десяткам вражин, с помощью чеканов да мечей с небывалым энтузиазмом уничтожавших указанные беглым товарищем ореховые кусты.

«Порезвились и будет; шутки кончились», – буркнул про себя молодой богатырь. В его могучих лапищах сверкнул Ярик; Ратибор, грозно взревев, лихо врубился в растерявшуюся от такого поворота событий кучку шалмахов, принявшись методично разделывать их на окорочка да грудинки. Заросли фундука не остались не отомщёнными; рыжебородый витязь быстро покрошил в мелконарезанную капусту ошарашенных горе-вояк, так и не осознавших, кто здесь на самом деле охотник, а кто – дичь.

Между тем основные силы аскеров, коих убавилось минимум на полтинник с начала облавы, под руководством Улмика сбились-таки в более-менее организованную стаю, вынудив отступить Ратибора вглубь леса. Затем вороги загнали дюжего ратника на верх невысокого, буквально сажени в две высотой взгорья, из основания которого и бил ключом протекающий по чаще родник, образовывающий недалече от места, где выбивался на поверхность, небольшую запруду. Из неё живительная влага уже растекалась парочкой-другой ручейков по окрестностям, обильно орошая окружающую землю.

Тем временем невероятные усилия, затраченные аскерами, дабы заставить Ратибора вскарабкаться поверх горки, дорого обошлись бравым шалмахам; ещё полтора десятка душ осов минимум отправил молодой богатырь в подземелье их Чёрного бога. Сиюминутный успех же знатно окрылил ораву ослямов, загнавших упрямого русича в ловушку; впрочем, подняться за ним наверх дураков не нашлось, окромя самого первого несчастливца; через миг его голова, обильно брызгая кровушкой, лениво скатилась с одного из валунов, образовывающих каменную гряду. Следом вниз рухнуло и обезглавленное тело.

– Не лезть за ним, коли жизнь дорога! – поспешно рявкнул старый Улмик. – Кликните лучше сюда арбалетчиков; пущай варвара в дикобраза превратят!

Но Ратибор, ясное дело, безропотно ждать подхода стрелков не собирался. Разбежавшись, он в отчаянном прыжке сиганул с верхотуры прямо в толпу огорошенных аскеров. Ярик в его руках споро замелькал по кругу, задорно насвистывая смертельную песнь врагам огневолосого исполина. На пару минут случилась плотная мясорубка, стоившая осам ещё трёх десятков бойцов, после чего рыжекудрому русичу, раненному в этой сече клевцом в левую бочину, удалось пробиться сквозь отнюдь не монолитный строй стражей и затем помчаться вглубь леса. Прямиком к Багряным топям. Следом за Ратибором, по оставляемым им кровавым отметинам, злобно гогоча, понеслась и толпа его ворогов.

Между тем чуть оторвавшийся от погони Ратибор ступил на болотистую почву. Срезав из-под ближайшего пня добрый лист фиолетово-зелёного подорожника, зачастую используемого простым людом в час крайней нужды, когда необходимо быстро остановить кровь, молодой богатырь несколько раз облизал, обильно смачивая слюной, внутреннюю поверхность растения, после чего приложил целебный листок к ране на боку. Пусть и не слишком глубокой, но довольно неприятной. В первую очередь своим, достаточно сильным кровотечением. А также сломанными как минимум парочкой рёбер. Бесследно для дюжего ратника лютое побоище не обошлось; вот знатно зацепили и его. Это не считая, конечно, многочисленных мелких сечек; на них раненый русич по старой привычке просто не обращал внимания.

Ратибор, чуть отдышавшись, двинулся дальше; устраивать долгий передых он себе позволить не мог; раздающиеся всё ближе возбуждённые голоса сообщили ему о том, что погоня приближалась. И вот могучий великан, зажимая ладонью с подорожником рваную рану на боку, поспешил туда, где уже был сегодня; а именно – на клочок знакомой суши на краю болота. До последнего рус не хотел вести к обители лешего вражеских воинов, но аскеры оставили чемпиону Кузгара весьма скудный выбор: либо пёхать к Багряным топям, либо отправиться в чертоги к Перуну. С праздным застольем у Громовержца Ратибор решил повременить, ибо не все ещё дела завершены в этой жизни; не все долги возвращены; не все противники повержены.

Тем временем прошло уже пару часов с начала охоты, не меньше. Время было уж давно за полдень; солнце потихоньку стало скатываться к горизонту. Молодой богатырь, добравшийся, наконец, куда хотел, отбросил в сторону окровавленный лист целебного растения, взял рукоять булатного братишки в обе лапы, развернулся и немедленно принял очередной бой, ибо на него тут же рьяно кинулись первые из преследователей; среди них, как и предполагал Ратибор, имелись весьма неплохие следопыты, безошибочно вышедшие на переставшего петлять да скрываться рыжегривого гиганта.

Сталь звякнула о сталь, вышибая снопы искр и оставляя на клинках добрые зазубрины; загнанный берсерк парировал не очень умелый выпад первого бросившегося на него худощавого осляма, ответным ударом вскрывая тому грудину. Второй ос оказался разрублен от плеча до пояса; третьему нападавшему голубоглазый рус отсёк руку по локоть. Громко визжа, искалеченный воитель, с мигом помутившимся от адской боли рассудком, понёсся незнамо куда, совершенно ничего не разбирая перед собой. Короткий забег однорукого стражника закончился для него весьма печально, ибо он бултыхнулся аккурат в болотную жижицу, жадно и стремительно засосавшую невезучего страдальца.

Тем часом выныривающие из лесных зарослей вражины принялись лавинообразно прыгать на вставшего спиной к болоту, вросшего в землю Ратибора; отступать ему было некуда.

– Русич сам себя загнал в ловушку! Валим этого вепря! Наверняка за его башку кучу злата сверх жалования накинут! – радостно воскликнул один из нападавших, Казылак, жилистый ватажник средних лет. Впрочем, улыбка крикуна значительно померкла после того, как добрый булат лихо вспорол ему брюхо. Судорожно пытаясь не дать вывалиться своим кишкам наружу, скривившийся от страшной боли Казылак тотчас осознал, что маячившая в сладких грёзах денежная награда становится недосягаемой, словно журавль в небе, неторопливо проплывая мимо. А следом и его жизнь споро уходит сквозь окровавленные пальцы, всё лихорадочно пытающиеся запихнуть внутренности назад в брюшную полость.

И всё же шалмахов было слишком много. Около ста пятидесяти носов супротив одного раненого, порядком уже измотанного богатыря; торжествующе визжа, улюлюкающие аскеры накатывали волнами на угрюмо скалящегося в ответ Ратибора, перед которым вполне явственно замаячил небесный чертог Сварога; вот длинный-предлинный, ломящийся от медовухи и кушаний дубовый стол, коему не видно ни начала, ни конца; за ним чинно восседают все его знакомцы, друзья и родные, давно уж заждавшиеся рыжебородого витязя. Там и Марфа с Буреславом и Властой, и князь Святослав, и Яромир с Мирославом, на пару с орлиным воеводой Светозаром поднимающие чарки во славу богов. А вон, чуть дальше, и Емеля со Златкой, Жилька, Перенега, Добролюб…

«Обождите-ка ещё малёха, други! – порывисто тряхнув рыжей гривой и тем самым сгоняя внезапно накатившее наваждение, мрачно процедил про себя Ратибор, разрубая пополам очередного, пытающегося его достать пикой ворога. – Занят я чутка, не ясно, что ль?! А погулять успеется!»

И Ратибор, сжав зубы, всё продолжал рубить, колоть и резать, буквально пачками складывая бросающихся на него ослямов. Но вот стражники, осознав, что наскоком могучего варвара свалить не выходит, сменили тактику, сдав скопом назад: и тут же первое копьё, вылетевшее из толпы беснующихся перед ним вражин, царапнуло рыжегривого гиганта по щеке. Второе и третье он отбил палашом, от четвёртого уклонился, а вот пятое вонзилось огнекудрому великану в правое плечо, пронзило его насквозь и вышло наконечником со стороны лопатки. Следом знакомо тренькнула тетива арбалета, и короткий болт смачно впился израненному витязю в левую ляжку, чиркнул по бедренной кости и глубоко застрял в мясе.

Ратибор шумно выдохнул, пошатнулся, а затем вогнал меч в тулово одного из только что убитых аскеров, «загорающих» прямо перед ним. После дюжий ратник сцапал левой дланью торчащее из плеча древко копья практически у самого лезвия и могучим усилием преломил его, небрежно отбрасывая обломок в сторону. Далее, не обращая внимания на стрелу в ноге, положил невредимую лапу на набалдашник палаша, торчащего из тела врага, и, неожиданно даже сам для себя, презрительно рыкнул в злобные рожи маячивших в противовес, уже уверовавших в победу неприятелей: – Это всё, на что вы способны, щенки?!

– Сдавайся, безумец! – тут же крикнул ему в ответ Улмик. – Всех нас тебе не одолеть!

– Чего?! Сдаться?! Да сигани ты в зад к Ахриману, осломордый! – молодой богатырь насмешливо сплюнул, а затем, подняв лишь левой рукой меч, ибо правая от торчащего из плеча острия сулицы обвисла безжизненной плетью, привычно гаркнул: – Идите сюды, собаки плешивые!

– Тащите-ка к нам невод и верёвки! – ухнул тем часом своим ватажникам хмурый Улмик, в душе невольно восхищавшийся стоявшим перед ним несгибаемым одиноким, окровавленным воином, не пожелавшим сложить оружие, казалось бы, в безнадёжной для него ситуации. – Сейчас порыбачим! Попробуем всё-таки взять свирепого дикаря живьём!

Засуетившиеся шалмахи твёрдо собрались оставшимися в строю девятью десятками рыл либо отправить славянского витязя на пирушку к богам, либо поймать его живым, опутав крепкой пеньковой сетью да арканами. Оные вскоре должны были поднести плетущиеся в арьергарде ватаги двое нерасторопных вояк-непутёх. Но вдруг аскеры ошарашенно замерли, пораскрывав в ужасе рты, а после медленно попятились, испуганно вытаращившись куда-то за спину Ратибору; раздались потрясённые ахи да охи. Впрочем, рыжегривый гигант по тихим всплескам позади сразу догадался, чего так пужанулась гурьба ослямбских воителей. Точнее, кого; ведь из болота вполне себе эффектно появился тот, кого и ждал могучий исполин, а именно дух Багряных топей собственной персоной.

В тот же момент молнией метнулись к осам сначала по три отростка из каждой длани лешего, а затем и вострый хвостовик, метя огорошенным шалмахам в лица и шеи. Кто-то из воителей успел отсечь мечом летевшее в него древовидное жало (однако через пару секунд снова отросшее), но большинство молниеносных ударов хозяина леса достигло цели; несколько стражников пали, пронзённые весьма своеобразным природным оружием осерчавшего не на шутку легендарного существа.

«Вот дерьмо! Похоже, рыжий жук специально заманил нас сюда, в надежде на помощь болотного чудища!» – в сердцах выругался Улмик, тут же громко рявкнувший собравшимся было дать дёру подчинённым: – А ну, стоять, тугодумцы! Нас почти сотня рях ещё осталась! Русич сильно ранен и более не представляет опасности; за это же лесное чудовище, если сумеем словить болотную тварь, император вместе с братом нас озолотят! Мы, коли сдюжим укротить как дикого варвара, так и духа Багряных топей, после сего блистательного подвига вмиг станем знаменитыми на всю Ослямбию героями, вы понимаете ента?! Да что там: на всю Ивропию прогремят о нашем великом деянии прекрасные баллады! На весь мир! Богатство, слава и почёт ждут нас до конца дней! В веках помнить будут наши имена!.. Кто же сейчас убежит, знайте: виселица всех вас ждёт за дезертирство с поля боя! Посему решите для себя немедля, кто вы – боги войны или жалкие трусы?! На одной чаше весов – позорно сдохнуть в петле, на другой – безмерное уважение и гордость родных, обожание блудниц, восхищение черни да сундук с дукатами! Хм, и чаво же предпочесть?! Выбор, по-моему, очевиден!

Что тут говорить; седой Улмик за три десятилетия службы начальником явно поднаторел толкать убедительные речи для своих недалёких тщеславных подчинённых. Глава стражей Дулмаса всё рассчитал верно; посулы о злате, известности и почестях, как альтернатива постыдной казни за бегство, сделали своё дело: собравшаяся драпать ватага ослямов остановилась, кратенько покумекала, а затем отважно развернулась навстречу духу Багряных топей.

Тем часом Ратибора шалмахи решили оставить напоследок и посему практически перестали замечать, подумав, что тяжело раненный русич далеко не уйдёт. Тот же воспользовался моментом и, прихрамывая, как мог рванул в сторону, прочь из эпицентра намечающейся жаркой зарубы между хозяином чащи и ватагой осов.

«Да гори оно всё огнём! – зло размышлял про себя рыжебородый гигант, поспешно удаляясь от места событий. – Это уже не моя битва! Пущай определятся полоумные меж собой, чьи это болота, кому принадлежат; а я покамест сделаю лапти отседова, ибо чегой-то меня слегка пошатывает. Простыл, что ль…»

Ратибор, и одной ручищей очень даже недурно управлявшийся со своим палашом, только что отправил к праотцам четырёх увязавшихся за ним стражей, а после навострил уши. Шум идущей недалече сечи, казалось, был слышен не за одну версту.

Витязь сдёрнул с одного из убитых ослямов окровавленную тунику, затем присел на ближайший пенёк, разорвал свою штанину и осмотрел рану на ноге. Убедившись, что остриё стрелы не упирается в кость бедра, потрёпанный битвой воин вздохнул с облегчением, после взялся правой, плохо слушающейся рукой за короткое древко как можно ближе к ране, а левой поднял найденный недалече более-менее плоский камушек размером с пол-ладони и мощно вдарил им сверху по оперению. Наконечник массивного арбалетного болта с мясом вышел с обратной стороны бедра. Тут же переломив древко у хвостовика, слегка поморщившийся Ратибор за стальной «акулий зуб» быстро вытащил из ляжки стрелу. Из раны густым ручейком обильно хлынула горячая тёмно-бордовая кровь. Попытавшись остановить её только что срезанным бурым мхом, растущим на пне, на котором «рыжий медведь» и устроил вынужденный передых, Ратибор обвязал ногу несколькими слоями полотняных лоскутов, чуть ранее сварганенных им из тоги, сорванной с убиенного шалмаха. Затем русич, недовольно скривившись, с раздражением глянул на правое плечо, решив обломок копья покамест не трогать.

«Ибо ежели и его сейчас вытянуть, можно ведь запросто красненьким истечь. Слишком много во мне дырок лишних нынче понаделали; все ведь плачут тёплой кровушкой… А мне драпать предстоит далеко и скоренько!.. Опосля займусь плечом, как отгребу отсюда чутка подальше. Так что в путь! – молодой богатырь развернулся и медленно потопал прочь от поля боя, мысленно убеждая сам себя в правильности принятого решения. – Ведь если я сейчас погибну, то кто отомстит за моих родных и близких? Кто спасёт Мирград? А этот боровичок мне не друг, не брат и не сват; он вообще меня изначально нанизать на вертел хотел! Посему пущай сам выкручивается; я малость не в форме; сопли замучили! Причём кровавые…»

Тем временем рубилово между духом Багряных топей и роем осов выдалось знатным. Леший, будучи не дурак, стоя у берега по колено в болоте, на сушу поначалу выходить и не думал. Опасения лесовика были понятны; уж больно много воинов напротив маячило. Прямо от бережка он то ловко выхватывал за ноги аскеров и бросал их в трясину аль с силой шмякал о землю, то пронзал по старинке им телеса заострёнными на концах, словно лезвия пик, древовидными отростками; шалмахи же пытались в очередной раз перерубить духу Багряных топей его быстро регенерирующие, длинные, жуткие, похожие на щупальца, пальцы с хвостом да метали в ответ в хозяина леса копья, и вот уже минимум дюжина их торчала из древесного тулова лисуна. Это было больно и явно очень злило лесовика; гнев принялся затмевать его разум, бывший ещё недавно таким холодным.

Между тем сильно поредевшими, уже далеко не столь стройными, как прежде, рядами ослямы, спотыкаясь о телеса павших соратников, начали пятиться прочь от болота, сообразив: пока странное существо стоит в трясине, его не одолеть. Вскоре шалмахи стали вообще спешно отступать, что весьма походило на паническое бегство. И тут лешак совершил большую ошибку: поддавшись эмоциям, он вылез на берег и по трупам врагов двинулся следом за аскерами. Слепая ярость затмевала ему глаза, не позволив заметить очевидную ловушку; стражи сумели выманить чудище на твёрдую землицу; чувствовалась рука опытного Улмика.

И вот откуда-то сбоку, из кустов полетела прочная сеть, накрывшая лешего вязкой паутинкой. Хозяин пущи мгновенно осознал свою оплошность, дёрнулся назад, но было поздно: десятка два воителей тут же окружили его и, накинув на попавшегося в устроенную западню лесовика ещё парочку крепких арканов из конопли, принялись одновременно резать, колоть да вязать удивительное создание природы, неуклюже опутывая ему тулово, лапищи да ноги. Вскоре спешно вернулись и ложно отступившие; аскеров осталось не больше пятидесяти, но в данной ситуации пять десятков оказалось более чем достаточно для того, чтобы одолеть духа Багряных топей, на миг потерявшего врождённую осторожность.

Тем часом идущий прочь Ратибор внезапно остановился, хорошо уловив раздавшийся вдруг тоскливый, жалобный вой, никогда ранее им не слышимый. Но тем не менее рыжебородый витязь, в коем проснулась не на шутку растревоженная совесть, так старательно глубоко запрятанная им ранее в закрома души, был уверен на сто процентов, что уже неплохо знает хозяина сего горестного голоса.

– Да чтоб тебя Сварог на дровишки пустил!.. – раздражённо гыркнул огневолосый гигант. – Похоже, наш деревянный грибок-переросток попал в знатную передрягу!.. В которую его втянул я.

Устыдившись собственной слабости, молодой богатырь резко развернулся да помчался назад, к месту сечи, поспешно продираясь напролом сквозь лесную чащобу. Ветки деревьев и кустарников хлестали по его сумрачному лицу, но любивший иногда заниматься самобичеванием могучий великан, казалось, не замечал сей досадной неприятности.

«Коли суждено мне пасть здесь и сейчас, на этих гиблых болотах, да пусть будет так! – сильно злой сам на себя за проявленное малодушие, израненный Ратибор споро летел на помощь хозяину леса. В его левой руке сверкал булатной сталью верный меч. – Значит, на то воля Перуна! Но по крайней мере я зажмурюсь в бою, а не в каком-то из многочисленных кабаков, пережрав забродившей медовухи! Ух, который раз себе твержу: лучше погибнуть в добром сражении, чем зачахнуть на домашней койке, медленно увядая от старости, аки пожухлая листва поздней осенью!..»

И вот дюжий ратник, при приближении к месту рубки замедлившись и перейдя на осторожный шаг, уже бесшумно вышел в спину озверевшим от пролитой крови и вседозволенности ослямам; те не заметили возвращения «рыжего медведя», ибо были заняты очень важным делом: они собрались гурьбой вокруг наконец-то пойманного, надёжно спутанного крепкими узами безмолвного духа Багряных топей да возбуждённо обсуждали между собой, что каждому из них лучше отчекрыжить от лешего себе в качестве трофея: нос, уши, грибовидный нарост на теле аль просто кусок коры с его тулова.

– Я вырежу на память егошний моргалик!.. – радостно пролопотал розовощёкий полный ослям лет двадцати пяти на вид, вырисовывая своим здоровенным ножом в воздухе незамысловатые фортели, призванные показать, как он собирается сейчас загнать секач в глазницу необычного пленника. И в тот же момент хотевший ещё что-то прострекотать стражник замолк на полуслове и тихо охнул, непонимающе уставившись на лезвие Ярика, с хлюпающим звуком появившееся у него из груди; это Ратибор ничтоже сумняшеся с ходу засадил в хребет пухляшу с тесаком свой клинок практически по гарду. Не став ждать, когда смачно харкнувший кровью говорун шлёпнется наземь, огневолосый исполин выдернул у него из спины меч и отчаянно бросился на начавших к нему нерасторопно разворачиваться удивлённых аскеров, явно не ожидавших возвращения израненного да обессиленного, по их мнению, русича.

Ратибор тем часом, успев мимоходом снять пято́к кочанов с плеч у ещё не пришедших в себя от шока ослямов, неудержимым ураганом пробился сквозь скопище вражин к хозяину леса и несколькими быстрыми, отточенными движениями разрубил тугие путы, крепко стягивающие грозного болотного жителя. В то же мгновение с явным облегчением вскочивший на ноги повелитель Багряных топей, попутно пронзив своими вострыми пальцами-лианами парочку зазевавшихся шалмахов, окончательно сорвал с себя перерезанные «рыжим топтыгиным» верёвки и тут же ринулся на очередных, не успевших отбежать от него подальше стражников.

Ратибор встал рядом со своим неожиданным союзником, и, не откладывая в долгий ящик, русич и леший в два котелка принялись споро крошить на куски остатки ослямбской дружины, стремительно сокращая количество пришедших по душу рыжебородого богатыря ватажников. Битва превратилась в бойню. Ясно было даже несмышлёнышу, что долго подобное избиение младенцев продолжаться не может, и вот кучка ещё живых стражников с дикими воплями: – Спасаемся, други! – шустро сиганула в разные стороны так, что лишь пятки засверкали. На пару с задницами.

Между тем Ратибор презрительно сплюнул вослед тика́ющим прочь врагам, а после, тяжело дыша, облокотился на рукоятку окровавленного палаша и шумно выдохнул; сломанные клевцом рёбра на левом боку да пробитое сулицей правое плечо давали о себе знать; рыжегривый гигант замедлился и утратил былую скорость; изнурительный бой против изрядно превосходящего числом противника, многочисленные ранения и большая кровопотеря не могли не пройти бесследно даже для такого могучего витязя.

Тем временем за спиной «рыжего медведя» замаячила огромная тень; Ратибор тут же обернулся, одновременно вскидывая меч. Впрочем, в данный момент ему ничего не угрожало, это подуставший воин интуитивно понял сразу; подошедший лисун не представлял опасности для неистового берсерка.

«Ты спас мне жизнь, хотя мог бы оставить умирать. Вернулся, будучи весь изранен. Похоже, за свою многовековую жизнь я впервые задолжал человеку… А долги я привык возвращать!» – мысленно прошамкал дух Багряных топей. И в тот же миг из указательного пальца левой руки лесовика к Ратибору неторопливо потянулся тонкий отросток с тремя ответвлениями на конце. Рыжебородый великан опустил клинок остриём вниз, снова облокотился на его гарду и с нескрываемым любопытством, но вместе с тем настороженно принялся наблюдать за тянущимся к нему стебельком. И вот неказистая веточка дотронулась до левого плеча Ратибора; дюжий ратник почувствовал лёгкое, вполне терпимое жжение в точке соприкосновения. Впрочем, спустя пару секунд невзрачный отросточек уже споро втягивался назад, в древесную длань хозяина чащи. Не прощаясь, лисун развернулся и резво пошлёпал к болоту, оставив «рыжего медведя» недоумевающе разглядывать образовавшееся у него на коже предплечья нечто багряное с мизинец длиной, очень похожее на отпечаток ступни лешего, только значительно меньшего размера.

– Очень интересно!.. Осталось понять, что ента за странная хреновина на моём тулове поселилась… Нет, ну нормально?! Ни объяснений, ничего! – разочарованный Ратибор зыркнул вослед сиганувшему рыбкой в торфяную топь лесовику, затем ещё раз мельком недовольно оглядел примостившуюся на плече диковинную татуировку; очевидно, данный необычный оттиск навсегда отпечатался на его коже. – Я-то надеялся, хоть раны мне залатает лисунок, а тут всего лишь метка какая-то бесполезная… Тьфу-ты ну-ты! Так себе благодарность!

Огорчённо вздохнув, огнекудрый воин не спеша потопал в сторону ручья. Там он испил вдоволь прохладной водицы, шустро умылся, а после зашагал далее, вверх по течению, к обнаруженному чуть ранее бьющему из пригорка роднику и образовавшейся тут же тихой запруде. Достать остриё копья из плеча, кое-как затянуть снятыми с убитых аскеров тряпками да сорванными лопушками раны, смыть бурую кашицу из крови, пота да грязюки явно будет нелишним перед дальней дорогой. Ну и не окочуриться от кровопотери, само собой, тоже не помешает в преддверии предстоявшего неблизкого пути. Затягивать с возвращением домой Ратибор не планировал.

Глава 6. Долгожданное противостояние

Около получаса назад

– М-дя, случилось то, чего я и боялся: обгадились наши, ибо овцы на льва не охотятся, – тем часом удручённо прокряхтел Джушукан, тоскливо взирая на первую парочку горе-вояк, второпях выныривающую из леса и в страхе мчащуюся чуть ли не вприпрыжку к их лагерю. – Точнее, на медведя. Но как с этим обстоит дело у обезьяны-людоеда, вот что интересно!..

Братец императора, успевший за время охоты напиться, протрезветь и снова напиться, вместе с городничим Байбарианом дружно уставились на опушку чащи. К ней степенно подгребал на своих двоих сам волшебник Зоривес собственной персоной. Вот он подошёл к возвышающемуся на краю пущи тёмно-серому крупному ясеню и принялся неторопливо раздеваться. Неспешно сложив под стволом дерева аккуратной стопкой свой дорожный мешок, чёрный балахон и такие же, мглистого цвета тунику с портками, полностью обнажившийся молодой колдун, ни капли не смущающийся как своей наготы, так и вытаращившихся на него воителей из разбитого недалече становища, выскользнул из сандалий, обернулся к лесу и уверенно шагнул в непроходимую чащобу.

Пройдя всего ничего, придворный маг опустился на колени и локотки, еле слышно прошептав при этом древнее заклятие; тут же у Зоривеса дугой выгнулась спина; голову же его неестественно задрало ввысь. Следом в страшных судорогах затряслось всё тело молодого чародея; из кожных покровов волшебника полез жёсткий дымчатый волос; само тулово кудесника принялось стремительно преображаться, с отвратительным хрустом костей шустро увеличиваясь в размерах и одновременно жутко видоизменяясь. И вот, спустя буквально минуту, посреди бурелома встала на обе задние лапы огромная обезьяна с густой шерстью пепельного цвета. Бугуз лениво размял плечи, покрутил башкой, осмотрелся, опосля повёл носом и, тут же поймав едва уловимый, знакомый человеческий запах, злобно оскалился да помчал в сторону Ратибора, в сей момент брёдшего вверх по течению родника и даже не подозревавшего, какая смертельная опасность над ним нависла.

Дюжий ратник отвратно себя чувствовал. Всё тело саднило, раны нещадно ныли, значительная потеря крови обернулась ожидаемо накатившей предательской слабостью. Уже практически дошедший до заводи Ратибор покосился на кровоточащее правое плечо с торчащим из него обломком копья, а затем меланхолично попытался вспомнить, скольких аскеров он сегодня отправил в подземелье Ахримана.

– Клянусь бородой Сварога, под две сотни точно настругал поганцев, – буркнул рыжегривый воин, допёхавший-таки до запруды. Молодой богатырь бегло зыркнул по сторонам; никого было не видать. «Хотя, – машинально подметил про себя уставший витязь, прислоняя ножны с мечом к старой берёзке, росшей у самого водоёма, – птичье пение в округе как неожиданно смолкло минут пять назад, так с тех пор более и не возобновлялось. Что же заставило замолчать пташек? Чудно́», – отложил в голове сей странный факт слабеющий на глазах боец. Ратибор ещё раз огляделся, уже внимательнее. Тишина.

– Ай да пёс с певчими! Что теперь, стоять и ждать, когда снова заклекочут?! Поди, лешего пужанулись! – в сердцах рыкнул рыжеволосый гигант, быстро скидывая с себя пояс с ножом и кисетом, а также сапоги да порты. Затем Ратибор торопливо зашёл по грудь в кристально чистую воду и принялся, довольно пофыркивая, смывать с израненной плоти грязь, кровь и пот, образовавшие внушительный слой засохшей коросты на его могучем торсе. Звериная интуиция, никогда прежде не подводившая огневолосого берсерка, в этот раз на фоне усталости заметно притупилась и лишь еле слышно поскрипывала где-то в закромах необъятной души притомившегося русича. Все, так выручавшие ранее в жизни чуйки с первобытными инстинктами, истерзанные сегодняшним тяжёлым деньком, совсем не вовремя затихарились, не трезвонькая глухим набатом под рыжими космами руса, занятого водными процедурами.

Тем часом Зоривес, недвижно сидевший в обличье бугуза на верхотуре высившегося недалече дубочка, внимательно рассматривал плескавшегося внизу воина, судорожно силясь понять, чего же с ним не так; что за неуловимые, едва заметные волшебному зрению молодого колдуна, но вместе с тем, очень существенные изменения произошли с чемпионом Кузгара с того момента, как он видел его последний раз, то бишь сегодня днём в Яме. В обличье серой гориллы магические способности тёмного волшебника были очень ограничены; плюс сказывалась неопытность, проходящая лишь с многолетней практикой. Но относительно недавно освободившийся от опеки своей умудрённой годами наставницы Урсулы, самоуверенный Зоривес, в свойственной только-только оперившимся юнцам нагловатой манере, высокомерно считал, что познал уже все тайны этого мира. И посему способен в одну моську как минимум горы свернуть да заставить солнце укатиться в ужасе за горизонт. Стоит ли упоминать, что подобные самонадеянные мысли горделивого кудесника с реальностью имели ничтожно мало общего.

Между тем Зоривес, отогнав прочь терзавшие его лёгкие сомнения, пришёл к выводу, что лучшего момента для атаки может и не представиться; израненный, обнажённый, безоружный, ничего не подозревающий русич безмятежно плескался практически под тем самым дубком, на котором притаился чёрный волшебник.

«Одним рывком легко должен достать! Почти идеальное расстояние, ежели не размусоливать, теряя драгоценное время, а действовать! Главное теперь, точно сигануть», – торопливо подумал про себя мрачный жрец Ахримана, после чего подобрался, прикинул в уме траекторию и прыгнул, выцеливая мощную плюху либо в основание черепа могучего варвара, либо между его лопаток. Маг рассчитал всё верно; и вот, сложив ещё в полёте две здоровенные лапы в один чугунный замок, бугуз гранитной глыбой обрушился на спину Ратибора.

Чуйка молодого богатыря только в самый последний миг истошно заверещала, инстинктивно заставив того полностью погрузиться под воду и двинуться чуть вперёд и вправо. Благодаря этому манёвру, бесспорно, спасшему жизнь русича, прилетевшая с высоты не менее двенадцати метров пятисоткилограммовая тварь опустила свои стиснутые, будто в молот, кулаки не на загривок дюжему ратнику, как метила, а всего лишь на его левое плечо. То самое, кое год назад на арене Кузгара вылетело из сустава при столкновении Ратибора с огромным черногривым львом. Вот и нонче приключилась та же оказия; знакомый хряск и затем сместившаяся, неестественно упирающаяся в кожу плечевая кость сквозь накатившую пелену острой боли сообщили застигнутому врасплох рыжегривому великану – дело плохо. Ибо, несмотря на толщу воды, смягчившую внезапную атаку бугуза, страшной силы неожиданный удар всё-таки достал уже добро за сегодня потрёпанного бойца.

От подобной могучей затрещины любой другой человек на месте Ратибора сразу отправился бы к праотцам. Но рыжебородый витязь выстоял. Правда, после он стал беспомощен, словно младенец; в правом плече всё продолжал торчать обломок копья, левое же оказалось знатно вывихнуто.

Тем временем громадная пепельная обезьяна насела сзади на фактически обездвиженного руса, обеими лапами сцапала его за шею да принялась топить, не позволяя воину вынырнуть на поверхность запруды и глотнуть хоть толику живительного воздуха. Ратибор, с повисшими бессильными плетями обеими руками, уже прилично нахлебавшись водицы, совершенно ясно осознал, что находится буквально на волоске от гибели. И как выбраться из данного безнадёжного положения, он понятия не имел. С безвольно болтающимися израненными дланями скинуть с себя вцепившегося в него, словно клещами, лютого монстра не представлялось возможным. Казалось, никогда прежде ещё старуха с косой не подбиралась к могучему исполину так близко.

«Дар это тебе. От меня. Очень, о-о-очень редкий. “Заклятие оборотня” обзывается… В час великой нужды, в вершке от погибели сможешь ты оборотиться в того зверя, чей оттиск на сердце твоём отпечатан с рождения; сам Велес проследит, чтобы не сорвалось сие древнее заклинание… Тебе только надо будет заглянуть внутрь себя и пробудить спящего мохнатика… Но помни, что лишь единожды сможешь призвать своё естество! Всего один раз… Посему береги, не трать понапрасну!..»

Неожиданно у Ратибора в голове всплыл тот давний разговор с Благаной, состоявшийся, когда он приезжал к старой знахарке залатать запаршивевшее от хвори колдуна Мельванеса плечо.

«Заглянуть внутрь себя и пробудить спящего мохнатика, – лихорадочно принялся шевелить мозговыми извилинами попавший в знатную передрягу рус, захлёбываясь при этом стремительно проникающей в его лёгкие водицей. – Да чтоб по тебе петух потоптался, дряхлая! Проще сказать, чем сделать! Но чего она там ещё лопотала?!»

Как утопающий хватается за соломинку, так и дюжий ратник судорожно зашуршал мыслями по тому прощальному напутствию вредной ворожеи, отчаянно силясь вспомнить, что Благана ещё говорила на данную тему.

«В миг опасности жуткой просто покумекай, кого более всего уважаешь из лесных обитателей, в того и переродишься временно…»

«Вот оно! То, что надо!.. – Ратибор закрыл глаза и попытался сосредоточиться, насколько это было возможно в данной патовой ситуации, отлично чувствуя, как жизнь покидает его бренные телеса. – Но похоже, не успею! Видно, не судьба…»

«Слабак! – вдруг раздалось в черепушке умирающего богатыря незнакомое визгливое блеяние. Торжествующий, уже празднующий победу Зоривес умел и в обличье обезьяны вести мыслительный диалог. – Твой дружок йотун мне покрепче показался!.. Впрочем, ненамного! Подох, как свинья на убое! И ты, телёнок, сейчас окочуришься следом за ним, ха-ха-ха! А после я все твои косточки медленно, с удовольствием обглодаю!..»

«Смотри не подавись, тварюга блохастая!» – рявкнул мысленно в ответ моментально взбеленившийся Ратибор. И в тот же миг Зоривес с изумлением почувствовал, как быстро обмякающее под ним, израненное человеческое тело вдруг споро принялось наливаться невиданной для людей мощью, одновременно обрастая жёстким коричневатым волосом и шустро увеличиваясь в размерах. Попутно раздался глухой хруст: это в процессе перевоплощения встало на место вылетевшее из сустава левое плечо витязя; из правого же тем часом выскользнуло остриё застрявшего в мясе копья. Спустя пару мгновений нечто могучее с невероятной силой выкинуло серую гориллу из небольшого водоёма на берег. Людоед смачно шлёпнулся на землю, но тут же вскочил, с отвисшей от удивления челюстью выпучившись на заканчивающееся преображение Ратибора.

И вот, не веря своим очам, потрясённый маг, огорошенно проблеяв про себя: «Этого не может быть! Варвар что, берендей?! То бишь косолапый оборотень?!» – ошарашенно уставился на здоровенного бурого медведя, уверенно шлёпающего на колдуна из переставшей быть тихой заводи. Зоривес невольно попятился, ибо ещё никогда прежде не видел такого могутного топтыгина. Да и не слышал о подобных крупных экземплярах тоже. Весом под семьсот килограмм, этот огроменный хозяин тайги с преимущественно коричневым окрасом, но рыжеватой холкой да необычными для мишки пронзительными глазами сапфирового цвета неизгладимо впечатлял своей первобытной, звериной мощью. Особливо после того, как вышел на берег и лениво отряхнулся, добро окатив тучей брызг стоящего недалече волшебника, всё ещё не пришедшего в себя от пережитого шока.

Распушив каштаново-огненную шерсть, тут же вставшую на загривке дыбом, могучий медведище поднялся на задние лапы во весь свой высокий, за два метра рост и, яростно зарычав, ринулся на Зоривеса, мгновенно осознавшего: расстояние слишком мало; успеть драпануть не получится. Да и не привык чародей в своём обезьяньем обличье отступать перед кем бы то ни было, ибо не встречал ещё равных бугузу по силе да свирепости. Посему здоровая горилла угрожающе застучала себе по широкой груди мощными кулаками-кувалдами, отбросила прочь терзавшие её лёгкие сомнения и, злобно оскалившись, издала воинственный рёв да кинулась навстречу быстро приближающемуся потапычу.

Редчайшее, со стародавних времён Единого континента не виданное матушкой-природой противостояние между двумя грозными хищниками началось. Один кровожадный зверюга – король обширнейших джунглей на Чёрном континенте, другой – практически единоличный хозяин северных дремучих чащоб всего западного полушария. Так чья же сторона одержит верх в полузабытом заклятом соперничестве? Казалось, под сенью безмолвно замершего в ужасе девственного леса Свет и Тьма собственноручно схлестнулись в знаковом бою не на жизнь, а на смерть. Как будто Добро и Зло в очередной раз сошлись на земле в непримиримой сече. У каждого из них своя правда. Но победитель в данной смертельной битве может быть только один.

И вот два могутных зверя, здоровенный бурый медведь и огромная пепельная обезьяна-людоед, с диким рыком неистово сшиблись на пологом бережке малой заводи, принявшись в исступлении рвать друг друга на куски. Косолапый властитель дубрав был значительно тяжелее и массивнее своего соперника, но бугуз – куда как половчее. По крайней мере, сам Зоривес уповал именно на это преимущество своего второго естества, самодовольно понадеявшись, что разница в силушке между ним и гигантским противником не столь существенна. И тут тёмный волшебник знатно просчитался, явно недооценив всю мощь рыжегривого оборотня. Впрочем, как и его проворность.

Обменявшись несколькими сокрушительными ударами, добро потрясшими в первую очередь серошкурого людоеда, свирепая горилла успешно увернулась от новой плюхи разъярённого топтыгина, после чего живо зашла за спину косолапому оппоненту и споро впилась огромными саблевидными клыками тому в медно-красный загривок, казалось бы, намертво вцепившись при этом когтями берендею в хребет. Бурый медведь же, разгневанно взревев, прямо с обезьяной на копчике стремительно помчался к росшему недалече вековому дубу, с коего на него и сиганула любящая лакомиться человеческой плотью безжалостная тварь. Неожиданно сноровисто извернувшись, потапыч с жутким хрустом с ходу впечатался хребтиной в широкий ствол дерева, славно его сотряся. А заодно чудом не расплющив висящего у себя на спине короля джунглей. Тот от подобного манёвра кубарем слетел с медвежьего хребта и, оглушённый, рухнул у основания дуба.

По ошарашенной морде бугуза прилетело с десяток спелых желудей, упавших с верхотуры от сотряса. Парочка-другая данных плодов хлопнула и по лопаткам да загривку хозяина тайги, впрочем, не обратившего на желудёвый дождик никакого внимания, ведь медведь в сей момент был очень занят; в этот миг он зубами схватил лежащего перед ним людоеда сбоку за шею и добро надкусил, чуть задев сонную артерию и одновременно надавив громадными лапами на звонко затрещавшую грудину заклятого оппонента. Кровь мгновенно хлынула фонтаном, когда следом берендей вырвал из горла захрипевшей от боли и шока гориллы смачный кусок мяса. Лёжа на спине, серьёзно раненный бугуз безумно заколошматил куда попало всеми четырьмя конечностями, принявшись бешено отбиваться от насевшего на него грузного соперника, и знатно расцарапал тому брюхо. Но всё же силы оказались явно не равны; сцапав между клыков левую пятерню бездумно отмахивающейся обезьяны, бурый топтыга тут же намертво сжал зубодробительные челюсти. Раздался громкий хряск, а за ним и жалобный визг; перекушенная лапища серошкурого людоеда повисла безвольной нагайкой, значительно уменьшив и без того не шибко высокие шансы Зоривеса на победу в данном противостоянии.

Жрец Ахримана, кабы заранее знал, в кого оборотится Ратибор, конечно, никогда бы в жизни не сиганул на него в своём втором обличье. Но вышло как вышло; за прошедший год хоть и чуял нутром чёрный волшебник, что не всё просто с рыжебородым русичем, но так и не разглядел в противостоящем ему богатыре скрытых возможностей, не разгадал запрятанную глубоко внутри славного витязя тайну; дар Благаны оказался надёжно замурован в сокровенных закромах души дюжего ратника.

Между тем кое-как извернувшийся, окровавленный бугуз, явственно уяснивший, что ему не победить в данной рубке, перекатился на три оставшиеся целыми лапы и рванул вперёд, стараясь выскользнуть из-под нависшего над ним хозяина тайги да попробовать-таки умчаться прочь. Как говорится, попытка не пытка. И ему даже удалось невероятным усилием продраться метра на полтора в сторону леса, но в последний миг, когда, казалось, призрачный шанс сбежать забрезжил перед Зоривесом вполне себе отчётливо, медвежья пасть стальным хватом сомкнулась на правой лодыжке доселе непобедимого вражины, быстро перекусив людоеду ещё одну конечность. После чего взбесившийся топтыгин в буквальном смысле пошёл прямо по туловищу к голове распростёртого перед ним на животе, надрывно скулящего противника, попутно несколькими могучими ударами сначала по копчику, а затем и по спине расплющивая тому внутренности в труху. И вот берендей добрался до холки жалобно стонущей обезьянки, ещё совсем недавно бывшей столь грозной; мощные челюсти сомкнулись сзади на шее у обречённого бугуза, окончательно перегрызая ему как сонную, так опосля и позвоночную артерии.

Судорожно задёргав всеми четырьмя лапами по земле, словно пытаясь выплыть из безнадёжно засасывающей его трясины, умирающий Зоривес перед гибелью вдруг ясно осознал, что так и не понял, какие изменения произошли с Ратибором с того момента, как он лицезрел варвара в Яме последний раз. Что-то в нём неуловимо поменялось за время нахождения в Багряных топях. Но вот что именно, молодой маг так и не уразумел. Перед его потухающим в пучине жгучей боли взором лишь мельком прошмыгнула какая-то новая, напоминающая трёхпалый отпечаток, отметина на левом плече дикаря, вроде бы не виданная там никогда ранее.

«Похоже на какую-то печать…» – проскрипел про себя издыхающий Зоривес. И это была последняя мысль, посетившая чёрного колдуна перед смертью; огромная медвежья лапища с силой опустилась ему на затылок, сокрушительным ударом расплющив череп короля джунглей; ещё несколько раз дёрнувшись, кровожадная пепельная обезьяна затихала навсегда.

Тем часом гигантский медведь победно взревел, а затем не спеша обнюхал павшего оппонента. Удостоверившись, что бугуз более не подаёт признаков жизни, могучий топтыгин взглянул на стремительно клонящееся к горизонту солнце, а после, тихо рыкнув, принялся оборачиваться назад в человека. Процесс возвращения в людское тулово занял с минуту и был довольно болезненный, но терпимый. И вот Ратибор в своём привычном облике уже стоял голышом над поверженным людоедом. Тот, в свою очередь, как погиб в шкуре серой обезьяны, так в данном обличье и остался кормить землю-матушку.

– Хорошо всё-таки, что ента был косолапый увалень, а не вёрткий суслик. А то бы у меня, пожалуй, возникли некоторые затруднения. Пришлось бы умаивать противника бегом аль щекоткой, – хмуро буркнул огневолосый великан, с любопытством принявшись осматривать свои раны на плечах и боку, полученные в схватке с бугузом да недавней сече с ватагой ослямов. Левый плечевой сустав ещё при обращении в мишку «защёлкнулся» назад; раны же на правом плече и переломанных рёбрах зажили, затянулись белёсыми шрамами и выглядели так, будто им уж не один месяц. Сами рёбра тоже срослись и ощущались, как новенькие.

«Чудеса! Словно умелый знахарь приложил к моему невероятному исцелению свою опытную длань», – сдержанно-радостно покумекал про себя молодой богатырь, направляясь к разбросанной недалече одежде.

– Или, скорее, знахарка, – вспомнив Благану, с теплотой проворчал себе под нос дюжий ратник, на ходу недоверчиво ощупав ещё недавно казавшиеся такими серьёзными ранения. – Интересно, вредная старушка знала о том, что оборотка в зверя, а опосля в обратку в человека побочно ещё и излечивает от телесных недугов? Наверняка знала, пигалица такая!.. Просто не сочла нужным сообщить…

Ратибор быстро натянул портки, затем нацепил пояс с оружием, с тихим шелестом извлёк меч из ножен, далее подошёл к павшему неприятелю, примерился да всадил тому клинок в грудную клетку.

– Как ты и завещала с колдунами, Благана. В сердце и голову, – удовлетворённо произнёс рыжегривый гигант, вытащив нож и склонясь над размозжённой черепной коробчонкой легендарной обезьяны-людоеда. – Сейчас ещё тебе сувениров нарубаю, старая, ахнешь при встрече, – и русич, сняв с пояса пустой мешочек из-под золотых, принялся споро складывать в него сначала клыки, а после и сноровисто нарезаемые тут же когти почившего в вечное небытие приматообразного монстра.

– Ну вот и всё, кажись, дело сделано, – спустя минут двадцать довольно гыркнул Ратибор, вешая значительно потяжелевший кисет назад, на ремень. Затем могучий воин положил ладонь на набалдашник рукояти Ярика, всё так же торчащего из туши бугуза, и сумрачно зыркнул в ближайшие заросли; к огнекудрому исполину, не особо скрываясь, сквозь густую чащобу явно кто-то шёл. Причём не в одну харю пёр напролом, по всей видимости, очередной неприятель, а как обычно, гурьбинушкой. Данное логичное предположение молодого богатыря вскоре полностью подтвердилось; ибо скопища друзей он себе на чужой земле покамест не завёл.

– Что за дерьмо?! – огорошенно проблеял первый, вынырнувший из леса горбатый аскер неопределённого возраста с ятаганом наголо. – Улмик, ты же лялякал якобы рус сильно изранен и еле на ходульках стоит! А он на самом деле порядочно бодрячком и ещё всех нас переживёт!..

– Не может быть!.. Что ты мелешь, Ватылай, пёсий выкормыш!.. Чемпион Кузгара был весь изрезан, аки кусок порося на вертеле!.. – из пущи показался запыхавшийся Улмик с копьём наперевес; за ним кучно потянулись топавшие следом три десятка ослямов.

Начальник городской стражи, чуть ранее воротившийся с жалкими остатками своей разбитой дружины к расположившемуся у Багряных топей военному лагерю, кое-как убедил Джушукана с Байбарианом немедля выделить ему из оставшегося охранять вельмож полтинника бойцов аж целых двадцать ватажников, объединив их с червонцем вернувшихся с ним вояк. Запыхавшийся седовласый командир, в глубине души стыдясь разгрома своей ватаги да последующего постыдного бегства с поля боя, с ходу заявил расфуфыренным вельможам, что Ратибору – кирдык, осталось лишь добить русича. Аргументировал Улмик свои слова тем, что варвар от полученных ранений на ногах еле держится и, вообще, уже где-нибудь под кустами папоротника наверняка валяется, окочурившись от кровопотери. И вот сейчас глава дулмасских воителей, не веря своим глазам, ошарашенно вылупился на вполне себе целёхонького витязя, небрежно облокотившегося на крестовину рукояти торчащего из сердца бугуза палаша и с презрительной ухмылкой взирающего на очередную, заявившуюся по его душу компанию стражников.

– Он ещё и придворного мага самого императора завалил!.. – ошалело воскликнул чудом выживший Альпан, сотник Зелима, выглянувший из-за правого плеча Улмика. – Ибо эта серозадая тушка бугуза, даже не сомневаюсь, и есть знаменитый чародей, ученик ведьмы Урсулы! Может, русич – известный в своих краях волшебник, только до поры до времени скрывал ента от нас?.. Ну, по какой-то своей, известной лишь магическому люду причине! Ибо исцелить себя, а после убить верховного жреца Ахримана, наводившего своей беспощадной гориллой по ночам дикий ужас на бедные кварталы Нурязима, это, знаете ли, простому человеку не под силу! Как пить дать вам балакаю, ей-ей!..

– Заткнись, Альпан!.. – негромко бросил сотнику Улмик, тем временем продолжая обозревать округлившимися от удивления очами насмешливо ухмыляющегося молодого богатыря. – Скорее, это мираж! Сейчас проверим! – и Улмик на широком выверенном замахе швырнул копьё в Ратибора.

Рыжебородый витязь, находившийся шагах в двадцати пяти от припелёхавших ворогов, подался чуть в сторону, пропуская мимо себя летящую сулицу, и одновременно ловко сцапал её в полёте за древко. После могучий исполин крутанулся на месте, поудобнее перехватывая коротенькое копьецо, да с силой метнул пику назад, адресату. Улмик успел пригнуться, и сулица смачно влетела в голову кому-то из гвардейцев, находившихся за спиной своего командира, отбрасывая мгновенно умершего воителя в толпу его приятелей.

– М-дя, на мираж не похоже! – по-стариковски кряхтя, седовласый Улмик выпрямился, досадливо оглядываясь при этом на только что безвременно почившего подчинённого. – А жаль!..

– Вы что, сыновья богомола и кикиморы, давно булат в зад не получали? – тем часом рыкнул в сторону пришлёпавших осов Ратибор. – И чегось ента вас так мало заявилось? Что за неуважение?! Аль кончились смельчаки? – дюжий ратник выдернул из тела бугуза меч и вразвалочку пошёл на опешивших аскеров, на ходу приговаривая: – Ну да ладно; сейчас я вас окончательно растопчу, аки вреднючих таракашек!..

– Я с демонами не дерусь!.. – тут же подал голос горбун Ватылай, разворачиваясь и в страхе юрко уносясь прочь.

– Он пару сотен наших сегодня покрошил! – испуганно вторил ему припустивший следом Альпан. – Три десятка варвару вообще на один зубок! С меня хватит! Я жить хочу!

– Драпаем, братцы! – тут же заверещал ещё один, тучный шалмах, также улепётывая вон.

И вот, несмотря на гневные чертыханья Улмика, пришедшая за рыжими космами Ратибора дружина ничтоже сумняшеся, поддавшись стадному чувству, в ужасе споро сиганула назад, как пришла. Видимо, на сегодня шалмахи навоевались.

– Да чтоб вас черви живьём сожрали, трусы! – прорычал сквозь зубы глава стражей, последним шустро ушлёпав за своими подчинёнными с поля боя. – Я один за всех отдуваться не собираюсь!..

Ратибор, не преминувший последовать за убегающими аскерами, не упустил возможности нагнать ещё жути, грозно рыкнув им в спины боевой клич русичей, очень напоминавший собой дикий рёв только что проснувшегося медведя-шатуна. От подобного «напутствия» ослямы припустили ещё сильнее, так, что лишь подошвы сапог засверкали в наступающей темени.

Стремительно вечерело. Огнекудрый рус, проводив до опушки стремглав вылетевших из леса осов, громогласно рявкнул им в спины очередное проклятье, а затем обратил внимание на возвышающийся недалече крупный ясень, под которым темнела кучка одежды Зоривеса.

– Похоже, здесь покойный колдунишка оставил своё вонючее тряпьё, – пробормотал себе в бороду Ратибор, подойдя и присев на корточки перед аккуратно сложенным шмотьём. – Любопытно, что там у него имеется в закромах, помимо щепотки зверобоя от недержания?.. – дюжий ратник принялся брезгливо тормошить одеяние придворного волшебника. – Может, какой-нибудь магический кристалл припрятан, с надписью «Убить всех шалмахов»? Авось коли его расколошматить, желательно об чердак кому-то из смуглозадых поганцев, Ослямбия под Большую воду вся и уйдёт, оставив над поверхностью лишь дворцовый флюгер с висящим на нём императором Эдизом. Ентого самодовольного обезьянчика стихия пусть пощадит; хотелось бы местного владыку удавить самолично.

Недолго порывшись в тусклых нарядах убитого им верховного жреца Ахримана, Ратибор извлёк на свет божий небольшую мошну, промокшую от крови. Заглянув внутрь, молодой богатырь помрачнел, а затем, тяжело вздохнув, прошептал про себя: «Эх, Снежок, Снежок», после чего поднялся, цепляя кисет с клыками и когтями молодого йотуна к поясу, рядом с похожим мешочком, в котором хранились аналогичные жуткие трофеи, добытые с бугуза.

– Надо будет пересыпать в сухую калиту и то, и ента, как представится случай, – негромко промолвил Ратибор, задумчиво проведя пальцами по ещё одному, на этот раз чистому от кровушки кисету с орлиным амулетом варяга Гудбранда Желтоголового.

– После того как раздам долги в Мирграде, наведаюсь к твоим да подсоблю с Олафом Чернобровым, как обещал, – могучий гигант выпрямился и обернулся к лагерю расположившихся недалече аскеров, к коему как раз спешно ковыляли бежавшие от «рыжего медведя» ослямы. Грозно окинув становище хмурым взором, Ратибор громогласно проревел на всю округу:

– Коли ещё тварь какая безмозглая сунется в эти дебри, более не отпущу! Всякого непонятливого обормота пошинкую мелко и с наслаждением! Тьфу вам на лысины, псины сутулые! – рыжегривый исполин презрительно сплюнул, не спеша развернулся да вразвалочку потопал в лес, вскоре растворившись среди деревьев.