Колхоз. Назад в СССР. Книга 5

Глава 1.

О тяжелой шпионский доле

– Уезжай. Прямо сейчас…

Голос Светланочки Сергеевны звучал глухо, но совершенно спокойно. Я бы даже сказал, равнодушно. И не проведи эти дни маман рядом со мной, повелся бы. Только фишка в том, что недолгое время, которое мы были вместе, научило меня правильно понимать её состояние. Если Милославская говорит вот так, холодным, бесстрастным тоном, значит, на самом деле, внутри её плющит и колбасит. А вот от чего именно, тут сказать сложно. В голову этой женщине забраться нереально. Там – самый настоящий лабиринт Минотавра.

Одно было несомненно. Мои подозрения, что госпожа Милославская появилась в Зеленухах не просто так, оказались правильными. Дело не только во мне, в словах о прошлом. Есть ещё что-то, произошедшее между ней и мужем.

В данный момент маман вместе с Аристархом Николаевичем находилась в саду. Она утащила его туда, как только появился Семён. Видимо, подальше от лишних ушей. Младшенький сначала кинулся к отцу и обнял его. Пацан реально был рад видеть Милославского. Чего никак не скажешь про нас со Светланочкой Сергеевной.

Ну, с ней история ясная. Уж не знаю, по какой именно причине, однако, несомненно в царстве любви небо омрачили грозовые тучи. Того и гляди долбанет гром. Что-то произошло между моими новыми, прости господи, родителями. Причем, достаточно серьезное. И это, честно говоря, настораживало. Просто много лет назад маман простила ему связь с молоденькой девушкой и ребёнка на стороне, а папуля сделал все, чтоб Светланочку Сергеевну не посадили. Остаюсь в прежней уверенности, он в курсе того, что тогда произошло. По-любому приложил свою руку, скрывая следы трагедии.

А теперь – вон какой поворот. Маман выписала ему отказную. И возникает вопрос. Это что же могло случиться? Выходит, гораздо более серьезное. Чтоб они вот так разосрались. Даже не просто разосрались, а чтоб Светланочка Сергеевна взяла Семена и сбежала из дома. А она очевидно сбежала. Аристарх даже не знал, где искать её. Что примечательно, Зеленухи он вообще не рассматривал. Тоже мутная тема получается. То есть папенька был уверен, сюда Милославская не сунется. А значит, о моем местонахождении тоже не знал. Короче, хрен поймёшь, но здорово.

Поэтому, как только сладкая парочка удалилась в сад для приватной беседы, я сделал то, что должен был. Что сделал бы любой на моем месте. Естественно, полез подслушивать. А как иначе мне узнать, что происходит? Тем более гражданин Милославский в мои планы, конечно, входил, но позже. Вот прям точно не сейчас.

Я думал, что поеду на олимпиаду, заодно наведаюсь домой. Сначала поговорю с Тоней. Попробую, по крайней мере. Потому как прислуга знает всегда и все. Они видят больше, чем кто-либо. А женщина Антонина, хоть называется по-советски, домоправительницей, по сути прислуга и есть. Потом уже рассчитывал как-то грамотно устроить себе встречу с новым отцом, провести разведку, посмотреть, что к чему. А он явился сам. В Зеленухи. Нет, я конечно, понимаю, если гора не идёт в Магомету, то Магомет сам струячит к горе, но блин, не в этом случае. План действий выглядел в моих глазах иначе.

И ещё один момент. Если Семена Милославский хотя бы обнял, на меня он просто бросил быстрый взгляд, кивнул головой и все. Всё! А я, как бы, старший сын, наследник, все дела. Выходит, отношения не заладились не только с матерью, но и с отцом тоже? Короче, пришлось мне обратиться за помощью к Ольге Ивановне.

Милославские были в саду и со стороны дядькиного двора, вообще никаких вариантов стать тайным свидетелем. От хозяйственных построек ни черта не услышишь. Да и не спрячешься особо. Можно, конечно, сделать вид, будто меня мандец как приперло заняться скотиной, но один хрен, спалят. Лезть в хлев – бестолково. Там тоже слышимость не ахтец. А вот в соседнем саду, у Ольги Ивановны, имелась развесистая груша. Огромная. И большая часть её веток практически впритык находилась с забором дядькиного сада. Идеальный вариант.

– Мне нужна Ваша помощь. – Сразу взял быка за рога.

Ольга Ивановна, которая с момента появления Аристарха не сказала ни слова, только смотрела на него мрачно, исподлобья, схватила меня за руку и потащила за собой. Решительная женщина. Ни одного левого вопроса не задала. Сразу поняла, о чем речь.

– Эй, вы куда? А я? – Андрюха попытался вскочить на ноги и рвануть за нами следом. Но в его состоянии, даже не смотря на заживающую в скоростном режиме конечность, все равно особо не разбежишься.

– А ты сядь. И вон… с пацаном играй дальше. Громко. Чтоб было слышно. Понял? – Соседка рыкнула на братца в приказном тоне.

И он, кстати, послушался. Хотя, заметно расстроился. Переросток вообще переживал, когда где-то начинался движ без его участия.

– Подслушать хочешь? – Со знанием дела поинтересовалась Ольга Ивановна, пока мы крались в её сад, стараясь остаться незамеченными. Благо территория у Ольги Ивановны была засажёна густо. Такое чувство, что она ждёт конец света, планируя выжить за счёт ягод и фруктов.

– Естественно. – Я даже не стал отбрыкиваться. А зачем? Вполне очевидно, именно это и планирую. Нет другого объяснения, на кой черт полезу на дерево, да ещё и в чужом саду.

– Правильно. – Заявила соседка. – За этими товарищами глаз да глаз нужен. А то, знаешь… Потом все локти обгрызешь. Хотя… С твоей семейкой, возможно, придётся грызть пятки.

– Вы знаете отца? – Я с интересом покосился на Ольгу Ивановну.

– Упаси боже. Впервые вижу. Но жениться на Светке, да еще прожить с ней столько лет, мог либо полный дурак, либо абсолютный подлец. На дурака он точно не похож. Да и наслышана об Аристархе Милославском. Немного.

Мы пробирались между кустами смородины к кустам малины. Я тихо матерился. Тихо, пока не пришлось лезть между двумя деревьями облепихи. По крайней мере, Ольга Ивановна назвала это ужасное творение природы именно так. Вот в облепихе я вообще прозрел. Просто кто, блин, придумал растение с иголками в несколько сантиметров. Это что вообще за извращение? Мы же не в Австралии. Вот там, да. Там все животные, насекомые и растения хотят тебя убить. На кой черт в средней полосе такое дерево? От кого оно защищается?

– Вы че тут, оборону собрались держать? – Шипел я, пробираясь к заветной груше, которая стояла ближе всего к забору. – Живая изгородь на случай атаки врага?

– Да от таких, как ты, ничем не огородишься. Лезь, давай. Шутник.

Наконец, ободрав все открытые части тела, оставив половину своей кожи на острых шипах, я оказался возле дерева. Разговор за забором шёл уже активно, слышно было, как Аристарх что-то вычитывает маман.

Ухватился за нижнюю ветку и начал забираться наверх. Ещё сделать это надо было максимально тихо.

– Цып-цып-цып! – Заголосила вдруг Ольга Ивановна.

Так понимаю, позаботилась о прикрытии моей шпионской деятельности. Услышать возню в саду Милославские вполне могли. Поэтому чудная женщина решила следовать поговорке: Хорошо спрятано то, что на виду. Она, вместо того, чтоб скрываться, наоборот всячески начала показывать, мол, да, есть тут люди, но они заняты важным делом и им вообще не интересно, кто там о чем говорит.

Я от неожиданности чуть не свалился с той высоты, до которой успел долезть. Повернул голову и посмотрел на соседку с выражением лица: «Крыша поехала?»

– Вот мои курочки. Вот мои хорошие… – Она сделала несколько шагов назад, чтоб не орать совсем уж рядом с забором, при этом руками показывая мне, мол, лезь, придурок. Слово «придурок», естественно я прочёл в её глазах. Руки тут ни при чем.

– Что ты добиваешся?! – Голос Аристарха звучал уже достаточно отчетливо.

Я распластался на ветке и продвинулся осторожно вперёд.

– Уезжай. Прямо сейчас… – Маман была спокойна.

– Нет. Мы уедем вместе. Водитель ждёт. И зачем ты вообще поехала сюда? Нравится чувство вины? Хотя… Откуда оно у тебя. Правда? Тебе же плевать на всех, кроме себя. Я извинился за то, что произошло. Мало?

– Аристарх… Уезжай, говорю. Я останусь тут. С сыновьями.

– Света! – Папаня взял Милославскую за плечи и посмотрел ей в глаза. Просто сцена из романтического фильма. Не хватает на заднем фоне лирической музыки. – Извини меня. Не хотел, чтоб так вышло. Извини! Ты знаешь, насколько дорога мне. Разве я не доказал это всеми годами, которые мы провели вместе?

– Нет. Ты просто боишься. – Маман усмехнулась. Они оба стояли боком ко мне, но я видел выражение её лица. – Боишься, что плюну на все годы, которые мы провели вместе… Так выразился? Не прожили, а провели. Не были рядом, а просто оказались связаны обстоятельствами. Да? И вот ты боишься, что я решу сделать тебе плохо. Например, донести общественности то, что превратит твою жизнь в пепелище.

Аристарх опустил руки, а потом сделал несколько шагов назад. Он стал злым. Очень злым.

– Цып-цып-цып! – Раздалось снова из сада Ольги Ивановны.

Милославские оба посмотрели на забор. Я прижался к ветке, пытаясь слиться с природой, как чёртова игуана. Или кто там меняет цвет.

Убедившись, что соседка занимается своими делами, и маман, и Аристарх успокоились.

– Ты угрожаешь мне? – Папенька моментально изменился. Больше не было в его голосе просящих ноток. Наоборот. Появилась злость. – Ты. Мне. Забыла, кто из нас есть кто? Я тебя в порошок сотру, если посмеешь. Мало поимела с меня? Всю жизнь купалась в благополучии, как сыр в масле. Если уж на то пошло, да за одного только пацана должна мне ноги мыть и воду пить. Ты кто такая вообще? Кем бы ты была без меня? Сидела бы здесь, среди коровьего говна. Со своим братцем дураком. И пацан твой где-нибудь в семейке алкоголиков спился бы… У вас же порода такая…

Договорить Аристарх не успел. Звук пощёчины прозвучал громко и резко. Как назло, именно в этот момент, я двинулся вперёд, чтоб рассмотреть получше, что будет происходить дальше. Просто не думаю, что Милославского каждый день по роже бьют женщины. Ветка подо мной характерно хрустнула и я понял, сейчас эта трагедия превратиться в комедию. Потому как по закону подлости, или по закону Зеленух, а это, в принципе, одно и то же, рухну прямо на забор.

Падение вышло фееричное. Грохот стоял такой, что, наверное, слышали все соседи. Благо, свалился хотя бы в кусты, которые росли рядом с забором, а не улетел через него, прямо под ноги к родителям.

Милославские тут же метнулись к ограде, забыв о своих склоках. Думаю, ну, все, сейчас увидят. Выручила Ольга Ивановна, что оказалось вообще к месту.

Она резко подскочила к кустам, которые были чуть в стороне от тех, куда свалился я, а потом, со всего размаху, плюнула прямо на них. Так как грохот имелся, и слышали его все в округе, а ещё – треск сломанных веток, дополненный звуками падающего тела, то оно, тело, должно быть. Иначе палево. Поэтому, когда маман и Аристарх выглянули из-за забора, соседка лежала в смородине, очень натурально подвывая.

– Ольга Ивановна, Вы чего? – Милославская с удивлением уставилась на пострадавшую. Просто, чисто теоретически, упасть, конечно, Ольга Ивановна могла, но впохыхах она выбрала самый неподходящий для этого куст. Рядом с ним не было ничего. Он рос как-то самостоятельно. Ни пенечка, ни сучка, ни ямки. То есть свалилась бы на этом месте соседка только в том случае, если бы на ровной дороге запуталась в своих же ногах.

– Чего-чего… Упала. Не видно, что ли? Ногу ушибла. – Ольга Ивановна демонстративно указала на обе конечности. Наверное, на всякий случай.

– Да как упали то? Сейчас я Вам помогу. – Светланочка Сергеевна покрутила головой, видимо, соображая, чем конкретно помочь. А это было, если что, рисковано. В любой момент маман могла увидеть меня.

– А-а-а-а-а-а! Что за жизнь… Слягу, помру… Одна совсем… – Запричитала Ольга Ивановна не своим голосом.

Милославской сразу стало не до осмотра территории. Соседка орала так, будто ногу она не ушибла, а её сразу оторвало. Целиком.

– О, господи… Сейчас я приду, помогу подняться…

– Нет! – Снова крикнула Ольга Ивановна.

Я же, пользуясь случаем, начал отползать в глубину кустов. Мало ли. Вдруг и правда явятся сюда оба Милославские. Не надо, чтоб они поняли, будто кто-то, особенно я, слышал их разговор.

– Она нормальная? – Повернулся к Светланочке Сергеевне Аристарх. Даже голоса не понизил.

– Нормальная. Просто с характером сложным. – Маман стрельнула в сторону соседки глазами. Ну, ясное дело, при Ольге Ивановне делать намёки на её же дурость, дело сомнительное и где-то даже опасное.

– М-да? А похоже, будто точно ненормальная… – Милославский в отличие от маман не рвался помогать соседке. Его наоборот сложившаяся ситуация жутко раздражала. Тут разговоры о любви, разборки и страсти с мордобоем, а какая-то баба лежит, орёт в кустах. Хотя, кусты её, и вроде орать не запретишь человеку.

– Вообще-то, я все слышу. – Ольга Ивановна начала медленно подниматься с земли, но вдруг опять заорала и снова плюхнулась на зад. Причём, в этот раз крик вышел очень даже натуральный. – Едрить твою в глаз! Ногу сломала!

– Вы говорили, ушибли. – Тут же сумничал папенька.

– Я щас тебя ушибу. Понял? Это ты у себя в Москве член всяких там ЦК. А здесь – приезжий городской выпердыш. Ясно? Ох…Больно-то как… – Соседка потерла щиколтку. – Чтоб вам всем, Милославским, обосраться. Честное слово. Только проблемы от вас. Один был. Потом ещё двое появилось. Теперь четвёртого принесло. Напасть просто… Этак мы вообще скоро помрёт все тут. Из-за вас.

Ольга Ивановна кинула быстрый взгляд в сторону кустов, где я изо всех сил пытался слиться с живой природой. Так понимаю, её ругательства предназначались, на самом деле, именно мне. Просто вслух она сказать этого не могла. Ну, и немного все же папеньке.

– Я не понял… – Аристарх снова посмотрел на маман. – Эта женщина назвала меня… эм… выпердышем? Городским выпердышем?

– Ой, ну не хочешь городским, будешь бычьим. Еще раз повторяю, это ты у себя в Москве – большой человек. Здесь – хлыщ напомаженый. Светка! Не стой столбом! Иди, помоги.

– Да Вы знаете, с кем разговариваете? – У Милославского было такое лицо, будто он не верит своим ушам.

Ясное дело, вряд ли его кто-то когда-то так называл. Нет, ну, может много лет назад, в раннем детстве… Однако сейчас, к подобному обращению он точно не привык. Он же не знает, что Ольге Ивановне вообще с высокой колокольни плевать, кто там из ЦК, а кто из небесной канцелярии. Самое интересное, ей и правда плевать. Я это уже понял. Аристарх, естественно, нет. Он просто охренел.

– Светка! – Снова скомандовала соседка.

Я, пользуясь шумом, уже отполз на приличное расстояние и меня маман не увидит, даже если рядом пройдет. Лежу в кустах, как белорусский партизан. Вот только не пойму, зачем Ольге Ивановне помощь.

– Так Вы сказали не надо. – Светланочка Сергеевна не успевала, походу, за меняющимися обстоятельствами и настроением соседки.

– Было не надо. А теперь надо. Что не понятного? Иди, помоги. Этот, твой, пусть там остаётся. Нечего ему в моем саду делать.

Аристарх высокомерно «цыкнул» и исчез за забором. Маман тоже. Но она, правда, тут же появился у соседский калитки. Подошла к Ольге Ивановне и помогла ей подняться.

– Ох ты ж… Черт. Похоже и правда сломала.

– Да как Вы упали? Тут же ровное место. – Светланочка Сергеевна закинула руку соседки себе на плечо и придерживая её за талию, повела в сторону двора.

– Как-как… Не рассчитала…

Обе женщины исчезли из поля зрения. Я подождал минут пять, а потом выбрался и сам. Ну, что сказать… Ни черта не понятно. Вернее понятно, что маман с папенькой разругалась вдрызг, причём, по вине последнего. Так думаю, опять с кем-то спутался. Вот только… Что он имел в виду, когда сказал, про пацана. Мол за одного только пацана мать должна быть ему благодарна. У нас есть ещё один пацан?

Глава 2.

О мечтах, планах и перспективах

Моего отсутствия никто не заметил. Слава богу. В данном случае я имею в виду, маман и Аристарха Николаевича. Когда выбрался обратно во двор, Светланочка Сергеевна еще не вернулась, а Милославский был занят Сенькой. Только Андрюха и Младшенький с самого начала знали, куда отправился Жорик. Но это нормально, они вопросов не задавали.

Маман проводила Ольгу Ивановну в дом, уложила её на кровать, принесла из погреба холодное и приложила к ушибу. Соседка реально пострадала на благо моей конспирации. Очень надеюсь, что нога не сломана. А то весело будет.

Аристарх, пока госпожа Милославская отсутствовала, разговаривал с Семеном. Расспрашивал его, как дела, и заодно рассказывал о каких-то Сенькиных друзьях из города. Прямо заботливый отец, не меньше.

– Пап, а как ты нас нашёл? Мамка говорила, что это – секрет. Мы играем в шпионов. Я был Штирлиц, а она – радистка Кэт. – Непосредственность Младшенького, конечно, умиляет. Он так и не понял, что родители в состоянии войны. Может, оно к лучшему.

– Просто твоя радистка провалила все явки, когда вчера много времени провела с товарищами из областного центра. Я ведь вас искал. Вот мне нужные люди и сообщили, что супруга моя находится в родной деревне. – Аристарх провел рукой по Сенькиным волосам, взъерошив их, потом покосился на калитку, откуда должна была появится Светланочка Сергеевна. Я так понимаю, рассказ предназначался ей. Выходит, вчерашняя помощь, которую маман оказала в ситуации с комиссией, вылилась в проблемы.

– Аааа….Ого. Это ты КГБ задействовал? Да? – Сенька выглядел до одури счастливым. Для него все происходящее было игрой.

– Можно и так выразиться. Семён… Скажи мне…

Договорить папенька не успел. Наверное, хотел разузнать что-то о матери через Младшенького. Тот все расскажет. Партизан хренов. Павлик Морозов доморощенный.

Но в этот момент во дворе появилась Светланочка Сергеевна, которая, закончив с соседкой и её ногой, вернулась к нам. Выглядела она ещё более сурово, чем до этого.

Я по-прежнему тусовался в стороне и к отцу не подходил. Просто, честно говоря, он сам не проявлял особого стремления. А я придерживаюсь такого правила: «Если вы нас не хотите, вы нам на хрен не нужны». Что ж, если человек не рвётся к родному сыну, бежать за ним по двору? Нет. Однозначно отношения у нас не самые тёплые. Возможно, дело в том, что Жорик был избалованным товарищем…

В этом месте своих размышлений я немного завис. Был? А стал другим? Мы же с ним очень похожи. Правда. Несмотря на расстояние в сорок лет. Оба зажравшиеся хорошей жизнью лоботрясы. Блин… Получается, что так. Меня как-то внезапно перестали волновать деньги. Ну, естественно, хорошо, когда они есть. Гораздо лучше, чем, когда их нет. Это несомненно. Все-таки окончательно кретином я не стал. И, конечно, надо как-то подстраховаться на будущее. В плане того, что через одиннадцать лет финансовая подушка безопасности, ой, как понадобится. Но вот фанатичного желания вернуть прошлый уровень жизни у меня больше не имеется. И вообще… Я с ещё большим удивлением понял, что, в принципе, мне нравится в Зеленухах. Правда. Больше не вызывает раздражения ни сама деревня, ни её обитатели.

Конечно, бесконечно тусоваться рядом с дядькой, нереально. Это бред. Я все же взрослый мужик. Ещё, хотел бы дом себе с удобствами. Тоже факт. Но это все скоро появится. Доберётся и до села. Работать в поле или колхозе – вряд ли. А вот в Воробьевке… Почему бы и нет. Как Ефим Петрович, например. Может, в администрации. Может, в ментовке. Хотя, там, наверное, нужна армия. Или, как вариант, в местном музее. Пока что. А потом, когда грядут времена капитализма в его самом неприглядном виде, открыть первый частный магазин. Или салон красоты. В начале 90-х эта ниша будет еще не сильно забита. Черт… Вот это да…

Я сам, честно говоря, охренел от хода своих мыслей. Неожиданно все это. Считал с юных лет, будто жизнь мажора – вот моё призвание. Я другой просто не знал. Даже не задумывался, что может быть иначе.

– Семён, отпусти отца, он уезжает. – Светланочка Сергеевна замерла напротив мужа, сложив руки на груди. В его сторону даже не смотрела.

Сенька расстроился. Ему явно очень нравилось, что вся семья собралась полным составом. Но отошел в сторону. Он ещё в том возрасте, когда мама и папа – это просто мама и папа. И пофигу, насколько они хорошие или плохие люди. Соответственно, всей грязи, окружающей нашу семейку, он не видит, не знает.

– Хорошо… Я уеду… – Аристарх Николаевич со значением посмотрел на жену. – Но только сейчас. И только потому, что здесь ребёнок…

Вот! Опять в единственном числе. Нет, ну ясное дело, из нас двоих ребёнком точно является лишь Семён. Однако, хоть убейся, росло и крепло ощущение, меня этот член ЦК просто игнорирует. И это не сейчас произошло.

– Разговор не окончен. – Добавил Милославский, потом поцеловал Сеньку в макушку и вышел за ворота.

Маман моментально будто сдулась. Подошла к лавочке возле стола и рухнула на неё, безвольно опустив плечи. Только в этот момент я понял наверняка, встреча с мужем стоила ей слишком много сил. Черт… Что за характер у этой женщины?

Калитка снова хлопнула, и Светланочка Сергеевна резко подняла взгляд. Наверное, думала, вернулся Аристарх. Но нет. Во двор забежал Матвей Егорыч. Даже не забежал. Залетел.

– Ох ты ж етить колотить… – Выдал дед Мотя сходу, а потом согнулся, опираясь ладонями о колени.

Вид у него был взъерошенный. Во-первых, он запыхался, аж лицо покраснело. Дед явно мчался, сломя голову. Во-вторых, на Матвее Егорыче имелся пиджак с орденами. Правда, впопыхах, он застегнул его кое-как. Пуговицы не совпадали со своими петлями.

– Вы чего? – Андрюха, сидевший на стуле, вытаращился на Матвея Егорыча с таким удивлением, будто тот явился и сообщил о прибытии Английской королевы. Она в этом времени еще прекрасно себя чувствует.

– Да хотел успеть. Соседки сказали, у вашего дома машина стоит ненашенская. Видно, из Москвы кто-то приехал. Я так и понял, что ваш отец и муж. Это когда в нашей деревне ещё такие люди будут? Вот, думал, познакомлюсь. Ясно же, где трое Милославских, можно и четвёртого ждать. А не успел. Видишь как…

Матвей Егорыч заметно расстроился. Ну, это он зря, конечно. Я бы на его месте наоборот перекрестился, что пронесло. Правда, дед Мотя не догадывается о своей удаче. Сто лет ему Аристарх Николаевич не нужен.

– Тьфу на Вас! – Братец махнул рукой, – Я уж думал, случилось чего. Вы ж ордена в двух случаях надевайте. Если праздник и если похороны. Праздника вроде с утра не было… А баба Зина ещё со вчера грозилась, что помрёт Вам назло.

– Вот ты дурак, Андрей. Дурак и есть. – Матвей Егорыч покрутил указательным пальцем у виска и собрался высказаться об умственных способностях братца ещё, но в этот момент заметил госпожу Милославскую, а вернее, её состояние. Дед Мотя мелкими шажочками, бочком, приблизился ко мне.

– Эт чё с ней? – Он со значением кивнул в сторону маман.

Светланочка Сергеевна по-прежнему сидела, опустив плечи и глядя в землю. Она о чем-то думала. О чем-то плохом или неприятном. Я промолчал. Потому что правду сказать никому не могу. Да и ни к чему это. А вот маман надо тряхнуть на предмет искренних, чистосердечных признаний. Сдаётся мне, прошлое гораздо туманнее, чем казалось после рассказа Дмитрия Алексеевича. Походу, госпожа Милославская имеет нехилый компромат на супруга. Не зря её Аристарх начал пугать. Мол, если откроет рот, хана. И что-то мне подсказывает, информация, которой владеет Светланочка Сергеевна, очень в будущем пригодится. Не поладим мы с папенькой. Вот прям задницей чую, не поладим. Добром нам не договориться. Если уж он жене угрожает, сыну вообще можно ждать, что угодно.

А ещё, вот эти слова про пацана сильно напрягают. Я буду долго ржать, если у нас ещё один сын вылезет. Просто о Семене папенька такого сказать не мог. Особенно про «спиться». По причине юного возраста Младшенького. Он, конечно, со своими заскоками, Сенька имею в виду, но это было бы слишком.

Про меня, может, была эта фраза? Не знаю. Тоже странно как-то. В интонации Милославского присутствовала ничем не прикрытая неприязнь. Чуть ли не злость и ненависть. Вот вряд ли Жорик успел так уж сильно насолить родному отцу. Каким бы этот отец не был.

Серёга тоже исключается. Просто по всем законам логики. Потому как, уж на него, в первую очередь, должно быть Светланочке Сергеевне все равно. А папенька её именно ткнул в лицо, стеганул по глазам. Тут ситуация обратная. Быстрее она может кидать упреки и обвинения. И вот, что думать? Лично с меня детей уже достаточно. И законных и не очень. Этак я до родного отца хрен доберусь. Пока буду выяснять, кто виноват в сложных отношениях семейки Милославских. Хотя… По идее, Аристарх – мой дед. Я нервно хохотнул. Господи, какая срань, однако. Быстрее бы со всем разобраться и спокойно жить дальше.

Я подошёл к матери, сел на лавочку рядом с ней, а потом взял за руку. Молча. Ей было хреново, это факт. Обязательно расспрошу обо всем. Но не сейчас. В данный момент мне было её искренне, по-человечески жаль.

Калитка снова открылась. Мы снова коллективно вздрогнули.

Я и Светланочка Сергеевна – по причине, не дай бог, повторного явления Аристарха Николаевича. Андрюха – все еще отходил от деда в орденах. Матвей Егорыч, потому что стоял ближе остальных. А Семен, просто за компанию.

Во дворе появился участковый. Вот тут обалдели мы все. Даже Сенька, который в силу возраста ни черта не понимает. Просто, выглядел Ефим Петрович – охренеть можно. Иначе не выразить то впечатление, которое он произвёл.

Обычно участковый ходил в одежде, предположительно сначала пережеванной коровой. Каждый раз возникало ощущение, что он реально отнял свои штаны и рубаху с боем. И бой был неравный. Всегда какой-то мятый. Даже лицо мятое. Неухоженный. Неопрятный. А сейчас…

Форма с иголочки. Чистая, отутюженая. Лицо – аж блестит на солнце. Так идеально выбрито. Правда, на шее виднелся маленький кусочек газеты с крохотный каплей крови, которая проступила сквозь бумагу. А ещё, от Ефима Петровича несло одеколоном так, что, мне кажется, куры в курятнике попадали без чувств. Рыба в пруду всплыла пузом кверху. Он вылил, наверное, целый пузырёк на себя.

– Во мля… – Дед Мотя, в отличие от остальных, своего удивления не скрывал. Ну, потому что, Матвей Егорыч и чувство такта – максимально далеки друг от друга. – Ты чего? А, Ефим? Тютюкнулся? Или тоже с членом центрального комитета хотел познакомиться? Или на почве работы совсем ошалел? Я тебя при таком марафете крайний раз на выпускном видал. Ровно один час. Потом в кустах твой пинжак разыскался.

– С каким членом? – Ефим Петрович на нас не смотрел и, по-моему, даже не слушал. Он пялился на маман. Хотя, старался не показать настоящую причину случившейся метаморфозы. Все это было сделано ради того, чтоб, если не произвести на неё впечатление, то хотя бы немного понравится.

– Так это… Отец и муж. Не по этому поводу? – Матвей Егорыч, как впрочем и Андрюха, который сидел, открыв рот, не понимал, что сподвигло участкового на такие радикальные перемены. В отличие от меня. Я то сразу вкурил.

– Отец и муж? Чьи? – Ефим, наконец, оторвался от созерцания маман и повернулся к деду.

– Да не чьи. А чей. Ладно. – Матвей Егорыч махнул рукой. – Не забивай голову. А то ты странный какой-то. Если у нас ещё и участковый крышей поедет, это совсем тогда дело – труба.

– А-а-а-а-а-а… Нет. Я пришёл новости рассказать. – Ефим Петрович бросил очередной робкий взгляд в сторону госпожи Милославской, а потом посмотрел на меня. – Жорик, ты когда обратно в Москву собираешься?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Как вон, родительница решит. А что?

– Да видишь, какое дело… – Участковый снял фуражку, повертел её в руках, а потом вернул обратно.

Он вообще сильно смущался. Я снова подумал о том, что Ефима Петровича угораздило втрескаться в маман. Это прям уже очевидно. Хреново, конечно. Не для меня. И не для Светланочки Сергеевны. Для самого участкового это хреново. В его возрасте безответно влюбиться… Мандец. А то, что безответно, можно даже не сомневаться. Никогда госпожа Милославская не променяет столичную жизнь и положение супруги Аристарха Николаевича на деревенского мента. Не для того она в свое время сбежала из Зеленух. Да и сам папенька, это очевидно, хрен им выпишет вместо романтической истории любви. Развода Светланочке Сергеевне не видать. Даже если она по какой-то причине сойдёт с ума и ответит участковому взаимностью.

– Я только что из Воробьевки. – Продолжил Ефим Петрович свою речь. – Нам людей пришлют, храмом заниматься. Уже и бумага соответсвующая имеется. Но подумал, раз Жорик сделал это неожиданное открытие, о ценности руин, которые мы всерьез не принимали, так надо бы его старшим назначить. Официально. Чтоб контролировал. Образование не совсем профильное, однако, товарищи из области не против. Это, значит, первая новость.

– Ох, етить колотить… Есть ещё? – Матвей Егорыч оживился. Ему явно пришлось по душе, что Зеленухи становятся так популярны. А это значит – приток новых людей, которые с дедом Мотей не знакомы. Соответственно, будет деду, где развернуться с его деятельной натурой.

– Да. О поездке, которую запланировал Николай Николаич. Дадут транспорт. Всё. Точно уже известно. Послезавтра едем в Москву. Вот так вот… – Ефим Петрович развел руками.

– Наверное, это неизбежно… – Сказала вдруг Светланочка Сергеевна. Хотя, до этого момента сидела молча. Потом вообще вдруг нервно рассмеялась, встала на ноги и пошла к калитке, которая вела в сад. Ну, потому что вряд ли ей приспичило на курей или свиней смотреть. Значит, точно, в сад. Может, как вариант, на пруд. Я бы после встречи с папенькой тоже не против искупаться. Мерзкое какое-то ощущение осталось.

Прежде, чем покинуть двор, госпожа Милославская обернулась и посмотрела прямо мне в глаза.

– Поедем, Жорик. Поедем. Судьба, наверное. Я с вами только отправлюсь в это увлекательное путешествие. Семён пусть с Виктором останется. Нечего ему там сейчас делать.

Видимо, в данном случае, имелось в виду, что наша давняя ссора, во время которой маман категорически запретила ехать в Москву, больше не считается. Мне дали материнское благословение. Правда, не понял, ей поездка зачем? Она Москву, что ли, не видела? Или боится оставить меня одного. Уж вряд ли стодь сильно охота Светланочке Сергеевне олимпиаду посмотреть. Ещё вчера она такого желания не испытывала.

– Так… Я не понял… – Матвей Егорыч вопросительно поднял брови. – Что-то дохрена нас получается людей. И футбольная команда, и я, и Андрюха, и Жорик, и Светка и ты, что ли, Ефим?

– Ну… вообще, мне по работе как раз, край надо. – Участковый смущённо почесал затылок.

– А-а-а-а-а-а… Ну-ну… – Дед Мотя с умным видом кивнул. – Конечно, по работе. Даже сомнений не имеется. Тогда предлагаю футбольную команду гнать в шею. Сами отправимся.

Ефим Петрович и дед принялись спорить, нужно ли брать с собой футболистов. А я крепко задумался. Сегодня вечером по-любому поговорю с дядькой. Чем больше всплывает нюансов, тем меньше мне все это нравится. Как бы не оказалась правда совсем поганой. Но в любом случае, надо разобраться. Прям вызову Виктора на беседу. Да. Откровенно, без утайки. Сегодня. Потому что, если он опять начнёт соскакивать с темы, утром отправлюсь в Воробьевку. Нина Григорьевна обещала, в случае отказа дядьки, открыть мне правду. И узнать эту правду я хочу до отъезда в Москву, а никак не после.

Глава 3.

О вреде порядочности и семейных тайнах

Фраза «поговорить с дядькой», как и фраза «вызову его на беседу», звучали круто. Мощно даже звучали. Особенно в моём воображении. В реальности – хрен, что получилось. Эта манера быть выше всяких склок и сплетен, которая имелась у Виктора, начала меня изрядно подбешивать. Тут, блин, жизнь решается, а он со своим «белым пальто». Да, молодец, что не вынесит сор из избы, но блин… Я, как бы, в этой избе тоже тусуюсь. Мне надо знать, что произошло между ним и Светланочкой Сергеевной. Каким боком там оказался Аристарх Николаевич. А он, сволочь такая, точно оказался. Прям задницей чую. Замешан этот член ЦК в прошлых грязных делишках маман. Если вообще не является их причиной.

После встречи с папенькой я испытывал к нему очень противоречивые чувства. Смешанные. С одной стороны, да, он – надёжа и опора. Светлое будущее во многом зависит от Милославского. А я все-таки очень хочу, чтоб будущее было светлым, даже если реально решу остаться в Зеленухах. Но с другой стороны, неприятен он мне, хоть убейся. Прям гадостное впечатление произвел. Даже маман на его фоне стала казаться не такой уж сукой. Честно. У меня даже возникло ощущение, что Светланочка Сергеевна просто не могла быть иной рядом с таким мужиком. Ну, или, как говорится, за что боролись, за то и напоролись. Рассказывала же Ольга Ивановна, что маман с юности мечтала о красивой жизни. Вот. Получила. Красивая жизнь, все, как положено. Просто ей, наверное, никто не сказал по молодости, для любого «долго и счастливо» надо постараться. А если прилетела халява, за нее точно придётся расплачиваться. Подозреваю, у Милославской получилось именно так. Ей достались и муж с высоким положением, и достаток, но чего это стоило деревенской принцессе – большой вопрос.

Ну, и что в итоге? Да ничего! Пришёл Виктор, уставший, напряжённый. Устал на работе, напрягся – из-за соседей. Естественно, ещё до того, как он попал домой, ему рассказали добрые люди в красках, что днем возле двора стояла машина, предположительно из Москвы. Виктор, естественно, далеко не дурак, сразу понял, кого занесло попутным ветром. Поэтому во двор зашёл с суровым лицом и сразу окинул территорию взглядом, на предмет присутствия всяких членов ЦК.

– Где он? – Спросил дядька Светланочку Сергеевну.

Долго церемониться не стал. Правда, имени не назвал. То ли запамятовал, что вряд ли, то ли не хотел говорить вслух, это скорее всего. Но маман, само собой, тоже далеко не дура. Семейное это у нас. Все мы не дураки. Даже Семён с его стяжательством и тягой к обогащению.

Младшенький, кстати, когда все успокоились и расползлись по домам, имею в виду участкового с дедом Мотей, очень неожиданно отправился проведать Ольгу Ивановну. Сначала мы не поняли, зачем. Она ещё вряд ли успела соскучиться по Милославским. Даже, думаю, наоборот, вообще не против скучать максимально долго. Буквально через минут десять, Сенька красный и взъерошенный вылетел на соседское крыльцо. Вслед ему несся громкий крик Ольги Ивановны.

– Иди ты к черту со своими сокровищами! Только попробуй взять лопату! Я тебе её о хребет сломаю!

Видимо, Семён, решил, что палкой особо не накопаешь, Матвей Егорыч ему больше инструмент не даст, дядькин если взять – свои же заметят. Поэтому, надо договориться с кем-то, кто может стать партнёром в этом нелёгком деле. Уж не знаю, по какой причине, Младшенький выбрал соседку. Наверное, подумал, ей можно доверять.

– Нельзя меня по хребту! – Крикнул Сенька куда-то внутрь дома. – Я – ребёнок. А детей бить непедагогично. Это противоречит морали советского общества!

– Слышишь, общественный! У меня все лопаты наперечет! Только сунься. Замечу, что какой-то не хватает, покажу тебе наглядно все основные принципы педагогики. Копатель хренов.

Ольга Ивановна лежала на кровати, в ближайшей ко входу комнате, куда её изначально транспортировала маман, поэтому слышали мы все прекрасно. И не только мы, кажется. У соседки отлично поставлен голос.

– Семён… – Я поманил младшего брата пальцем. – Иди сюда.

Мы с Андрюхой в ожидание возвращения дядьки, сидели на лавочке, рядом с летней кухней, и соседское крыльцо через калитку нам было видно хорошо. Маман на тот момент уже скрылась в доме, предварительно накапав себе валерьянки. Вернее, сначала она накапала, потом подумала, и плеснула в стакан этой вонючей жидкости от души. Добавила воды, залпом выпила, посмотрела на нас.

– Мне надо прилечь. – Подытожила Милославская, а вот уже потом ушла в дом.

– Конечно, надо. – Согласился Андрюха, – После такой дозы успокоительного даже мне надо было бы прилечь.

Правда, сказал он это, когда Светланочки Сергеевны уже не было рядом. Андрюха тоже не дурак. Говорю же, семейное.

Семён спустился по ступенькам соседского крыльца, открыл калитку и переместился в родной двор. К нам он подходить не торопился, остался чуть в стороне.

– Сенька…

Я вздохнул, соображая, как бы объяснить пацану, что дед Мотя не просто пошутил, он его банально развел. Дабы пацан усерднее копал футбольное поле. Кто ж знал, что у Семена такая крепкая воля к победе. Но при этом надо донести ребёнку правду, не травмируя его детскую психику. Брат все-таки. На фоне происходящего, я стал относиться к близким более трепетно. Потому как этих близких у меня снова может стать больше. А я новых не хочу. Мне – старых за глаза.

Однако, слова Аристарха о загадочном пацане оставались в моих мыслях и никуда исчезать не желали. Прямо паранойя начала развиваться на этой почве. Главное, жил раньше, в прошлой своей, мажорской реальности, совершенно спокойно. Имел только папу, маму, сестру. Все. Про свою юность родители ничего не говорили, я вообще автоматически считал их сиротами. А тут, ты посмотри, теперь и дед в ЦК КПСС, и прабабка под боком. Лежит сейчас с ушибленной ногой, меня же материт. Ещё один прадед по Зеленухам на велике рассекает. Потом – дядька. Он же – Семён. А Младшенький, по идее, приходится мне, настоящему, реально дядькой. Сереге-то он брат. Ну, а то, что я, Денис Никонов, в данный момент сижу внутри Жорика Милославского, это – самый фееричный момент истории. Короче, если вылезет ещё кто-то, я к такому не готов. Хорош. Наш теремок новых жильцов не выдержит. Итак вон – мышка, лягушка, зайчик, лисичка. Кто там ещё есть в сказке? Сегодня приезжал медведь, хотел сесть сверху, чтоб теремок развалился. Слава богу, прогнали. Хитрая лисичка прогнала.

– Семён. Ты уже взрослый человек… – Начал я издалека. – Мы ведь сказали тебе, клада нет. Оставь ты эту затею. Хватит доставать народ. Прекрати таскаться по Зеленухам и пугать местных жителей своей настойчивостью. Нас итак за психов всех принимают.

– Брешешь. – Заявил младшенький, а потом сорвался с места и побежал в дом. Наверное, жаловаться матери на злого старшего брата. Правда, уже перед самой дверью остановился и оттуда показал мне язык.

– Вот я все равно найду клад. Поняли? Я знаю, что он есть. Церковь вон ваша, есть? Есть. Памятник истории оказался. И клад есть. Я его найду, а с вами делиться не буду. Отдам государству. Мне выпишут грамоту и ещё вручат часть денег.

Не дожидаясь ответа, Сенька заскочил в дом, громко хлопнув дверью.

– Да пусть копает. – Заступился за пацана Андрюха. – Ну, видишь, верит он в этот клад. У детей так бывает.

– Ты-то откуда знаешь? Нашелся, блин, знаток детской психологии. А-а-а-а-а-а… – Я с усмешкой стукнул Андрюху по плечу, – Понял. Просто вы с Сенькой на одной волне.

– Щас как дам костылем… – Андрюха поднял вверх свою ходулю. Но потом не выдержал и засмеялся. – Да серьёзно тебе говорю. У нас вон, соседский пацан, лет до десяти все рвался на крайний север. Умку спасать. Помнишь мультик про медвежонка? Три раза с поезда снимали проводники. А один раз даже до областного центра добрался. Представляешь? Ох его батя и драл… Неделю стоя ел, а спал – на животе. Надо просто направить Сенькин энтузиазм на хорошее дело. Как дед Мотя сделал. Хочет он копать? Да пусть копает. Вон, хоть старый пустырь за школьным садом. Давно хотели его под участок оформить. Спроси Николаича. Если не передумали, так вручить Семену лопату и путь роет. Польза хотя бы будет.

Как раз в этот момент на крыльце появилась маман, которую растормошил Младшенький, а возле калитки нарисовался дядька.

Виктор задав Милославской тот самый вопрос, мол, где наш гость, получил ответ, что нежданный гость – хуже татарина, а потому все, кого мы не ждали, отвалили обратно в Москву.

Вот тут уже и дядька понял, история, рассказанная Светланочкой Сергеевной о материнской любви к старшему сыну, о моем якобы сумасшествии, о необходимости быть рядом ей и Семену, сильно попахивает враньем.

– Вы что, в ссоре? – Осторожно поинтересовался Виктор у маман.

Он, наверное, когда шёл домой, наслушавшись рассказов глазастых соседей, подумал, ну, мандец. Ещё и Аристарх припёрся. Уверен, дядьку перспектива собрать в своём доме всех Милославских радовало мало. Тем более, из расчёта того, что сестру он терпел только ради меня. Типа, я же псих, по заверению Светланочки Сергеевны. Вон, даже справкой трясла.

– Вить… – Маман посмотрела на брата таким взглядом… Сложно объяснить. Не грустным, не озадаченным. Каким-то болезненным, что ли. – Черт с ним. С Аристархом. Хорошо? Не могу сейчас об этом и не хочу. Просьба есть…

– Ну, давай. – Дядька снова напрягся. Все-таки опыт общения с сестрой был у него негативный. Мало ли, о чем попросит.

– Мы поедем в Москву послезавтра. Председатель договорился. Не хочу брать Семёна. Пусть останется с тобой. Хорошо? За ним может Ольга Ивановна присмотреть. Или вон, Зинаида Степановна. Я поговорю с ними. Ты не против?

– Ну… ладно… – Дядька хотел пройти к кухне, а то стоит, как дурак, у калитки, в родном дворе, но в этот момент со всей дури створка распахнулась, засандалив ему по спине. Виктор громко выматерился и, отскочив в сторону, потёр место ушиба.

– Кто… К нам… Приехал… Этот? – Настя дышала рвано и пыталась успокоится после быстрого бега. Поэтому слова у неё звучали, как отдельные предложения. Из-за плеча тетки выглядывала взволнованная Машка. Я так понимаю, добрые, чудесные соседки им тоже успели сообщить про гостей. Но ещё интереснее тот факт, что если Светланочке Сергеевне были не рады, то от одной только мысли, будто Аристар может приехать и остаться, все семейство Щербаковых впало в состояние стресса. Кроме Андрюхи. Тот вон, сидит на лавочке, рассматривает свой испоганенный гипс, и, судя по выражению лица, соображает, как бы его втихаря снять, чтоб от дядьки не прилетело.

Короче, я решил не затягивать с разговором. А то все такие впечатлительные, сейчас ещё кто-нибудь прибежит и мы с Виктором хрен поговорим.

– Настя, успокойся, нет никого. – Ответила тетке маман. Уже без объяснений. Действительно, нет никого и слава богу. Чего там объясняться.

– Дядь Вить, слушайте… – Встал с лавочки, соображая, как утащить его подальше от Светланочки Сергеевны, – Можно Вас попросить. Вот у нас вчера люди парились.

– Ну… – Виктор прошёл-таки к кухне. Там стоял умывальник и он первым делом хотел помыть руки.

– Вооооот… А давайте сегодня тоже затопим. Нам вон, послезавтра в Москву ехать. Да и вообще. Хотел бы разобраться, как правильно это делать. Научить кроме Вас, некому.

– Зачем тебе в городе уметь правильно топить баню? – Виктор стряхнул воду, взял полотенце, которое висело тут же, на маленьком гвоздике, вытер руки, а потом посмотрел на меня.

– Ну… Вы только не смейтесь… Я тут подумал на днях. Сегодня, точнее, подумал. Нравится мне в деревне. Вот, получу «вышку» и попрошу распределение в Воробьевку. А жить буду здесь.

Во дворе повисла гробовая тишина. Настя, которая тоже двигалась к умывальнику, споткнулась на ходу. Машка громко «ахнула». Дядька просто молча посмотрел на меня с таким выражением лица, будто на моем лбу появился третий глаз, то есть случилось что-то фантастическое. Маман подошла, в момент столь волнительных признаний старшего сына, к колодцу и хотела попить прямо из ведра, которое было полным. Наверное, сушняк после валерианки. Ясное дело, пить ее пузырьками. Она ж на спирту.

Услышав мою пламенную речь, Светланочка Сергеевна так и зависла, наклонив ведро к себе. Отчего на землю полилась тонкая струйка воды. И только Андрюха громко засмеялся, а потом со всей силы долбанул меня по спине. Аж ребра хрустнули.

– Я знал! Знал, что ты – наш парень. Щербаков, а ни черта ни Милославский!

Братец был реально счастлив. Он в этот момент забыл о том, что сам хотел уехать когда-то в город. Ему уже, походу, мерещилось, как отлично мы заживём в Зеленухах.

– Эм… Ну… – Виктор растерянно посмотрел на сестру.

Маман вернула ведро на место, в обычное положение, потом пожала плечами.

– Перегрелся на солнце, наверное, Жорик. Да и день был тяжёлый. Но, в принципе… Покажи. Чего не показать? Да и баньку истопить сейчас очень к месту. Я бы тоже попарилась. Сам знаешь, баня лечит. А насчёт безумных идей Георгия… Посмотрим. Доживём.

В общем, как бы то ни было, своего я добился. Мы с дядькой и Андрюхой отправились вниз, к пруду, готовить баню. Женщины занялись ужином. Причем, маман помогала тетке и Машке. Думаю, дело не в том, что ей очень хотелось поработать. Просто, она решила, что быть в обществе семьи, принимать участие в хозяйственной суете, всяко лучше, чем страдать одной в доме. Да и мыслей поменьше будет.

Как только представилась возможность и Андрюха отвлёкся, я все сказал дядьке в лоб, напрямую. Времени ходить вокруг, да около, нет совсем.

– Дядь Вить, сегодня отец приезжал… Неладно у них с матерью совсем. И ещё я понял, отец злится. Мать что-то знает о нем. А он знает, что она знает. И это все как-то странно. Думаю, связано с той историей, которая касалась и вас. Расскажите, что тогда произошло. Пожалуйста. Я вижу, семья наша рушится. И вообще, все сложно. Хотелось бы позаботиться о Сеньке, о матери. Отец сильно меня не волнует. Думаю, с ним ничего страшного не произойдёт. Но мне очень, очень надо знать, чем мать вам нагадила. Думаю, все это взаимосвязано. Так?

Вот я мог с таким же успехом разбежаться и со всей силы долбануться башкой о дерево. То есть, сил приложил много, а эффекта – ноль. Только головная боль в наличие. То же самое было и с дядькой. Упёрся опять, как баран, честное слово. Нельзя говорить плохо о родителях, братьях, сестрах, племянниках и бла-бла-бла… Весь список можно не оглашать. Да, у них были сложности, но какие – теперь неважно. И вообще, он не имеет никакого права, ни морального, ни юридического, поливать грязью Светланочку Сергеевну, которая мне является матерью. Короче, весь текст я мог бы сам себе рассказать, не утруждаясь беседой с Виктором. А потом вообще пришлось заткнуться и сменить тему. Дядька начал злиться, так как я настойчиво просил о своем. Да ещё и Андрюха влез с чрезмерным любопытством. Мол, о чем это мы спорим.

В общем, не вышло ни черта. Я плюнул. Буквально. В кусты. Потому что, аж до бешенства дядькино упрямство доводит. Мне надо узнать правду, а он, блин, непробиваемый.

Потом успокоился, решил, да и хрен с ним. Не хочет рассказывать, ладно. Утром беру девчонку и шурую с ней в больницу к Нине Григорьевне. Почему с Наташкой? На всякий случай. Мать председателя обещала рассказать правду, если дядька откажется. Но мало ли. Вдруг что-то изменилось. Вот тут мне пригодится девчонка. Я ещё по дороге расскажу ей какую-нибудь историю. Или частично введу в курс событий, но с нужной стороны. Короче, пока не знаю, но что-то придумаю. Потому как времени нет совсем. Гадом буду, но завтра все узнаю. Чего бы мне это не стоило.

Глава 4.

О том, на что готов пойти настоящий мужчина ради своей цели

Это удивительно, но утром я все-таки почти нормально попал в Воробьевку. Относительно нормально, конечно. По-другому не бывает. Но сам факт, что вообще доехал до места назначения, уже много значил. Потому как, мог и не доехать. Мало ли.

С Наташкой все же пришлось поговорить. Без её помощи мне было не обойтись.

Как только проснулся, сбегал быстро на пруд, искупался, позавтракал, оделся и собрался выйти со двора. Вот тут начались первые сложности.

Вопрос, а куда это меня несёт, задали все. Сначала появился Андрюха. Он встал позже, потому что я встал раньше. Совсем рано, если честно. Вообще не в то время, которое вставал обычно. На часах значилось восемь утра, а я уже был готов отчалить из дома. Переросток вёл себя, как заботливый родитель. Требовал отчёта и обижался, что я не хочу брать его с собой. Я так понимаю, братец чувствовал задницей, поездка выдастся интересная. Я бы даже сказал, запоминающая. Правда, в тот момент я ещё об этом не знал, а вот Андрюха догадывался и хотел ехать со мной. Еле отбрехался, сославшись на Наташку. Мол, у меня встреча с ней и запланированное времяпрепровождение. Уж точно нам в этом деле не нужен третий человек. Только тогда Андрюха успокоился и отстал.

Но на смену ему пришла Светланочка Сергеевна. На кой черт её принесло в такую рань, вообще не понял. Она в восемь часов утра ещё десятый сон видит обычно. Закон подлости, наверное.

С трудом отбился от маман и её настойчивых вопросов. Не успел дойти до ворот и открыть калитку, на крыльце появился заспанный Семён. Всем своим видом младшенький демонстрировал крайнюю степень подозрительности. В первую очередь он сразу уставился на мои руки. Понял, что в них нет лопаты и успокоился. Походу, из всех людей, которые его окружают, основного конкурента Сенька видел именно во мне.

Короче, пока выдвинулся со двора, уже вытрепал почти все нервы.

Оказавшись на улице, сразу рванул к дому председателя. Очень боялся, что Наташки не окажется на месте. Мало ли. Может, она с матерью на работу ушла. А Наташка мне была нужна по двум причинам.

Во-первых, машина. Надо взять у председателя тачку и по моим расчётам сделать это должна именно девчонка. Потому как, я не имею ни одного нормального объяснения, чтоб Николаич проникся и вручил мне ключи. Совсем другое дело – родная, ну, или почти родная, дочь. Ей он не откажет.

Во-вторых, Нина Григорьевна и её мерзкий характер. Опять же, в данном случае Наташка – некий гарант того, что мне не откажут в беседе.

Ну, и вообще. Даже без этих двух причин я вообще был бы не против провести время с девчонкой.

К счастью, она оказалась дома. Ходить вокруг да около не стал, сразу объяснил, что требуется. Естественно, версия, которую рассказал ей, была не особо далека от правды, но и в то же время, максимально не рядом. Правду, по вполне понятным причинам, я вообще никому не могу доверить. Слишком фантастически, и, в некотором роде, абсурдно, она звучит.

Сказал, что приезжал отец. Тем более, это вообще не секрет. Вся деревня уже в курсе. Вечером даже Николаич прибегал, когда мы, напаренные, чистые и почти довольные собирались спать. Сильно убивался председатель, что не застал такую значимую персону. Это он про Аристарха, естественно. Надо было, оказывается, срочно сообщить Николаю Николаевичу. Тот бы встретил дорогого гостя с хлебом и солью. Хотел сказать, что Милославскому ему хлеб вместе с солью вообще ни в одно место не вперлись, но не стал расстраивать человека.

В общем, основной упор в версии, которую рассказал Наташке, сделал на родителях. Мол, разругались они сильно. А я переживаю. И еще, якобы, совершенно случайно, выяснил, что Нина Григорьевна, во времена своей работы председателем Зеленух, оказалась втянута в какую-то историю, связанную с матерью. Собственно говоря, именно эта старая история и послужила причиной разлада в семье. Вот такую версию я преподнёс Наташке. По-моему, вполне даже нормальная версия.

Оставалось дело за малым, выманить у Николая Николаевича ключи от машины.

Девчонка сначала предложила обойтись без этого и воспользоваться расхожим в деревне транспортом, велосипедом обыкновенным. Как только она произнесла это слово, «велосипед», у меня задергался глаз. Отвечаю. Сразу вспомнилась предыдущая поездка. Я сообщил Наташке, что, конечно, если она очень хочет, то может ехать на велике. Вслед за мной. Я на машине, а она на велике. Потому что сдохнуть по дороге нет ни малейшего желания. А в прошлый раз я чуть не сдох. И это при том, что вёз только сумку. Если сейчас вместо сумки повезу Наташку, то смерть моя будет однозначной и неминуемой.

Девчонка как-то не изъявила особого желания струячить на велике вслед за машиной. Неожиданно.

В общем, мы придумали версию и для председателя. По мне, нелепую, однако, Наташка сказала, точно прокатит.

– Что за сон? – Николай Николаич возился во дворе сельсовета, когда мы с девчонкой нарисовались там же.

Он вообще, походу, задался целью превратить свою рабочую территорию в некое подобие парка. Клумбы теперь имелись в наличие, почему-то оформленные в старые шины, пришла очередь деревьев. Одно уже стояло рядом, засунутое в ведро. Удивительная тяга к прекрасному.

– Да пап, бабушка снилась. И сон такой, прям, что говорят, в руку. Надо съездить, проведать. Сам понимаешь, мало ли.

– А этот? – Николаич кивнул в мою сторону. – Ему тоже сон приснился? Тоже в руку? Надеюсь, не про нашу бабушку?

– Ну, что ты начинаешь… Сама я ведь не поеду на машине. Хочу ещё в универмаг зайти. Надо тебе кое-что присмотреть. В Москву поедешь все-таки. – Наташка подошла к отцу и обняла его. – Пап, ну дай машину. Мы быстро.

– Да ладно. Понял я, понял. Рассказывает она мне про сон тут. С Жориком хотите в Воробьевке погулять. Чай не дурак. Сам был молодым. Иди в кабинет. На столе ключи лежат.

Короче, можно было не заморачиваться со всякими оправданиями. Один черт председатель все понял по-своему. Правда, когда девчонка убежала в сельсовет, Николаич погрозил мне пальцем и напомнил, что всякие части тела имеют свойство отрываться, если к этому приложить усилия.

В итоге, буквально через час, мы уже стояли с Наташкой возле воробьевской больницы.

Возникла новая проблема. И эта проблема имела вполне конкретный вид. Злобная старуха в теплом жилете. Жилет я узнал. В прошлый раз он висел на стуле. А вот цербер откуда появился, не знаю. Но бдила она за всеми посетителями очень зорко. Не давала прохода никому.

Вообще людей сегодня наблюдалось в разы больше. Наверное, из-за раннего времени. На первый этаж, где условно говоря, была поликлиника, старуха пускала без вопросов. А вот к лестнице, ведущей на верхние этажи, хренушки.

– Пропуск есть? – доколупалась она к какой-то тетке.

Тётка трясла перед старухиным носом авоськой с продуктами, объясняя, что там свежие горячие котлетки, которые ей непременно надо отдать то ли мужу, то ли сыну.

– Пропуск есть? Нету? Тогда давай котлетки, передам. А внутрь не пущу. Без пропуска.

Короче, судя по всему, хрен нам, а не Нина Григорьевна. Ясное дело, пропуска у нас не имелось. Ну, уж нет. Сегодня в больницу я точно попаду. Чего бы мне это не стоило.

– И как быть? – Наташка растерянно посмотрела на меня.

Я пожал плечами. Можно, конечно, сесть в засаду и ждать, пока старуха куда-то свалит. Она ведь живой человек. Должны быть у неё потребности, в конце концов. Но этак полдня убьем.

Решение пришло неожиданно. Входная дверь, возле которой мы с девчонкой отирались, стараясь не выделяться среди посетителей, чтоб не привлекать внимание старухи, резко распахнулась и в холле больницы появился мужик. Он вел под руку молодую женщину, которая, судя по выступающему вперёд животу, была беременна.

Мужик прямой наводкой направился к старухе.

– Мать, жена рожает. Куда нам?

– На второй этаж, сынок, и направо. Там нужное отделение.

Цербер вскочила из-за стола и, бросившись к высоким дверям, которые вели к лестнице, открыла вторую створку. Не знаю, зачем. Наверное, боялась, что застрянут.

Причём, о пропуске она даже не вспомнила.

– Наташ… – Протянул я, задумчиво глядя вслед удалившейся роженице, – А пойдём, к машине сходим. Там на заднем сиденьи лежала какая-то тряпка.

– Что ты задумал? – Девчонка напряглась.

– Ничего особенного. Будем делать из тебя наш пропуск.

Конечно, по началу, выслушав мой гениальный план, Наташка упиралась. Минут пятнадцать. Потом смирилась. Сказала, проще кобеля в зад поцеловать, чем переубедить Жорика Милославского. Дословно. Прям цитирую её слова.

Ну, и, соответственно, вернулись мы в больницу, уже в новом статусе. Я тащил девчонку под руку, а она придерживала рукой свой импровизированный живот. Со стороны смотрелось, будто Наташка и правда вот-вот родит. В реальности, просто опасалась, как бы он, этот живот, не вывалился из-под платья прямо перед цербером. Будет, конечно, вообще тогда мандец.

– Мать, жена рожает. Куда нам? – На ходу бросил я старухе.

– Ох, ты. – Она вскочила на ноги и побежала опять к двери, – Чего это сегодня прорвало-то всех? Идёте косяком.

– Ой… – Пискнула в этот момент Наташка и крепче ухватилась за «живот», который так и норовил вывалиться наружу.

– Совсем тяжко, да, дочка? – Старуха оставила в покое дверь и с другой стороны подхватила Наташку под руку. – Ничего. Я вас сейчас провожу. Мужикам ничего нельзя доверять.

А вот это было ни к чему. Я так-то планировал подняться по лестнице не туда, где рожали, не дай бог, этого ещё не хватало, а к Нине Григорьевне. Попытался избавиться от цербера. По дороге, пока шли, объяснил раз пять, что мы точно не промахнемся. Куда там. Она упорно хотела доставить нас к месту назначения. В итоге, оказались мы на втором этаже. Перед приемной сидела целая очередь. Правда, я так понял, в ней были не только собирающиеся рожать, но и просто планирующие лечь в больницу. В любом случае, всех их объединяло одно – наличие однозначных признаков беременности в виде различной степени округлости.

Я как-то растерялся, если честно. Нет, процесс появления новой жизни мне известен, про пестики, тычинки и все, что от этого бывает, в курсе. Просто… блин. Не знаю. Их было прям много. Кто-то с родственниками, кто-то вообще без сопровождения. И это напоминало фильм ужасов. Вокруг – только женщины на сносях. Наверное, выражение лица у меня стало соответствующим. Немного бледноватым. Цербер посмотрела внимательно, а потом сделала какой-то свой, только ей понятный вывод.

– Папаша сам в предобморочном состоянии? Первый раз? Ну, ничего. Пусть привыкает. Вот дочка, садись сюда, на лавочку. Сейчас вас оформят.

Я очень надеялся, что теперь, наконец, старуха уйдёт. Хрен там. Видимо, вид у нас с Наташкой был слишком испуганный. У девчонки от страха, что её обман раскроется. У меня – просто от страха. А как тут не испугаться? Я вообще беременных женщин только в кино видел, если что. И знакомиться с этой стороной жизни так рано не планировал.

– Ты не переживай. – Старуха присела рядом, на лавочку, куда усадила Наташку. Сложила руки на коленях. – Что мамка то не поехала? С мамкой оно надёжнее. Мужик, что? Особенно, если в первый раз. Не помощник, а груз на плечах. А что ж вещи никакие не взяли?

Цербер глянула с осуждением на мои пустые руки и покачала головой. Типа, это я осел. Мандец. Они ещё и вещи с собой возят? Какие? Посмотрел на теток, сидящих перед нами в очереди. У всех реально были какие-то сумки.

– Ох, у нас случай приключился один… обхохочешься. Приехала девица. А точнее, пришла. Сама. Городская. Тут, у родственников гостевала. Почувствовала родовые схватки, дело было летом, и пришла. – Старуха хохотнула, а затем посмотрела многозначительно на меня.

Будто опять я виноват, что какая-то там городская девица к ним явилась. Я тоже хохотнул. Но у старухи это вышло весело, у меня – вообще нет. Думаю, где она повод для смеха нашла? Обхохочетесь, говорит. Мне от слова «схватки» плакать, например, хочется. Мерещится что-то очень страшное.

– Так вот. Представь. Началось все, раньше положенного. – Продолжила цербер, – Родственников дома, главное, никого. Ну, она как стала собираться, в панике все вещи покидала в рюкзак то ли брата, то ли ещё кого. Взяла, значит, с собой счастливую сорочку. Это от неё мы узнали, что сорочка счастливая. Из города притащила, на всякий случай. Рожать то не планировала, а мало ли. И меховую зимнюю шапочку. Она у неё, вроде, тоже была счастливая. Городская, ясное дело, с приветом. Ну, и что? Представь, явилась она вместе с ношей и животом наперевес. В приемном попросила доктора, чтобы обязательно на ней были все вещи, которые привезла с собой. Мол, они у нее счастливые. Так-то не положено. Но девка, представь, от страха голосит, слезы в три ручья. Всех за руки хватает. И одно по одному. Наденьте все, что есть, а то, говорит, я за себя не ручаюсь. И не спрашивайте ничего. Просто наденьте, бога ради, люди добрые. Завели ее в палату, уже такое состояние, от схваток ничего не соображает. А доктор тоже еще молодой. Только из города приехал. Девку ему жаль стало. Да и оба городские. То есть и доктор у нас еще был с приветом. Он сестре и велел, мол, дайте девице все, что она просит. Ей же этот рюкзак и притащили. А там – ночнушка лежит, шерстяная шапочка и коньки хоккейные. Она ж спрашивает сестру, что это, мол, и зачем, а та отвечает: «Одевайте всё и быстро. Доктор сказал, чтобы всё было на вас надето!» Ну у сестры дело маленькое. Ей велели, она выполняет. Девка уже ничего не соображает. Да и годов ей еле двадцать будет. Опыта никакого. Думает, ну, раз доктор сказал, значит, надо. Может коньки надевают, чтобы не сбежала? Везут ее по больнице в сорочке, вязаной шапке и коньках. Народ смотрит огромными глазами, мы такого в своём селе сроду не видали, чтоб рожать в коньках кто-то отправился. А сестра, значит, везет ее и всем объясняет, мол, городская. И со значением так в сторону взгляд отводит. Мол, в городе они двинутые, чего взять то?

А эта рожающая каждые пять минут спрашивает сестру, чего они все смотрят? Наверное, летом зря теплую шапку надела. Завезли в родильную, помогли в коньках на нужное место забраться. Лежит она вся такая, интересная, и вдруг сестру спрашивает, на кой черт на нее коньки надели?! А сестра опять же, говорит, доктор велел. Тут как раз доктор забегает и кричит на сестру, мол, почему коньки бинтами не перемотаны? Или задумали, чтобы она его всего изрезала? Сестра, значит, плечами пожала, хрен их знает, что у людей в голове, забинтовала коньки. Тут уж и сама девица успокоилась. Доктор ведь даже не удивился, а еще и сестру пожурил.

Но всё же лежит, смутно понимает, что-то не так. Просто со всей больницы народ потянулся. Врачи зайдут, посмотрят на нее, хватаются за рот и выбегают, хохочут в коридоре. А девка не сообразит никак, в чем дело. Все сестре говорит, мол, напрасно теплую шапку летом надела. Вон люди как смеются. Привезли другую роженицу, рядом на кресло положили. Та, естественно, без коньков. Непонятно… Городская же и спрашивает у доктора: «А почему вот та, вторая, без коньков?». Доктор ей и отвечает: «Так она и не просила их надеть, а у вас в рюкзаке лежали. Сами так заказывали!!!». И тут то выяснилось. Это они у родственника в рюкзаке лежали, а она в состоянии этого… аффекта и не заметила, когда собиралась. Разобрались в ситуации, хохот начался полнейший. Врач говорит: «А мы все ваши документы пересмотрели, справку от психиатра искали, прежде чем вам коньки нести. Мало ли, может, хотите, чтобы сын хоккеистом был? Вы же сами просили лишних вопросов не задавать». Так и родила под общий смех своего сыночка.

Старуха откинула голову назад и громко захохотала. Мы с Наташкой для приличия тоже улыбнулись.

В это время, какой-то мужик пробежал мимо нас к двери в конце коридора. Встал перед ней и очень громко объявил:

– Держись, Вера! Я с тобой, моя хорошая, держись, дорогая!!!

Тетки в очереди переглянулись. Цербер рядом с нами тяжело вздохнула. Но с места не поднялась. Наблюдала за мужиком с интересом. Тот постоял две минуты и снова крикнул в закрытую дверь.

– Вера, я тут! Я с тобой! Держись!

Старуха толкнула плечом Наташку.

– Вишь, че творится. Говорю же, мужики они в этом деле только груз.

Не знаю, кто такая Вера и за что она должна держаться, но странный тип орал эту фразу ещё раз пять. Потом цербер, видимо, сжалилась, поднялась со скамейки и пошла к этому ненормальному.

– Ты чего надрываешься, милок? Твоя в родильном. Родильное, вон, за углом. А тут – доктора у нас.

В подтверждении слов старухи, дверь открылась и оттуда выглянул высокий мужик в белом халате, который что-то жевал.

– Серафима Ильинична, что за цирк? Почему мужья по отделению бегают.

Старуха извинилась, схватила бедолагу за шиворот и практически допинала его до лестницы, попутно объясняя, что Вера уже, родила. А орать под дверью ординаторской неприлично.

– У вас месяц-то какой? – спросила тётка, которая сидела в очереди перед нами.

Думаю, во дают. Это наверное, правда, состояние аффекта. Соображает уже плохо.

– Вообще, у нас, начало июля. А у вас какой-то другой? – Я вообще ответил совершенно серьезно. Но судя по взгляду, которым меня одарили, ляпнул, походу, что-то не то.

Я понял, надо валить. Тем более цербер вместе с мужем Веры скрылись из поля зрения.

Подхватил Наташку, которая вообще прибалдела от происходящего, под руку, и потащил её к лестнице.

– Эй! Вы куда? – Тётка, спросившая про месяц, с удивлением смотрела нам вслед.

– А вы знаете, все прошло. Да, милая? – Толкнул незаметно девчонку локтем в бок. Она тут же закивала головой. Мол, да, отпустило.

Мы выбежали к лестнице и девчонка сразу же вытащила из-под платья свернутую валиком тряпку.

– Ну, Жорик… Ну, стратег. Чтоб я ещё на твои уговоры поддалась? Да ни за что!

Потом развернулась и потопала в нужную сторону. Туда, где находилось отделение, в котором лежала Нина Григорьевна.

Глава 5.

О бесплатной медицине и её особенностях

Наташка на меня дулась. Серьезно. Топала целенаправленно, молча. Неслась вперед, словно бизон по саване. Но пыхтела и сопела так выразительно, что тетка в белом халате, видимо, кто-то из врачей, когда мы проскочили мимо, рванула к ближайшей палате. Подумала, там астматику поплохело.

Нам было на руку, что медицинский персонал суетился, занятый своими делами, потому как и я, и девчонка постоянно оглядывались назад, опасаясь, Цербер вернётся, увидит, пропажу роженицы и бросится на поиски. Старуха слишком настойчивая, судя по всему. Так всегда бывает. Чем проще должность в подобных заведениях, тем выше апломб. Старший помощник младшего конюха, а ведёт себя так, будто на ней все держится.

Не знаю, если честно, что Наташка распсиховалась. Вообще, это я пережил стресс, а не она. Ей-то что? Вот мне точно до конца жизни будет сниться этот коридор и много, очень много беременных женщин.

Как только оказались возле нужной палаты, девчонка открыла дверь и проснулась голову внутрь.

– Бабушка! Здравствуйте. Я к Вам. – Голос у Наташки звучал преувеличенно радостно. Видимо, чисто интуитивно она чувствовала, бабушка совсем не будет нам рада.

Нина Григорьевна что-то негромко ответила. Не слышно было за девчонкой, что именно. Наверное, как она счастлива видеть внучку. Скорее всего, велела не стоять в дверях.

Договорить мать председателя не успела, потому что Наташка шагнула внутрь палаты и Нина Григорьевна увидела меня. Это явно ввело её в некое замешательство. По крайней мере, лицо вытянулось, как у лошади. Причём, в одну секунду. Вроде она уже и предложила войти, но сейчас её взгляд говорил, что хорошо бы было, если бы вошли не все, а лучше, чтоб вообще никто. Но присутствие свидетелей в лице пяти женщин разной степени болезности, не позволяло ей это сказать прилюдно, поэтому фраза: «Гоните его в шею» осталась в немом взгляде Нины Григорьевны. Позже я об этом пожалел. Надо было не входить. Использовать любые возможные отговорки. Но категорически не входить. Сейчас же я перешагнул порог, а Нина Григорьевна вслух задала лишь один вопрос.

– Опять ты?

Тон у нее был при этом такой, будто я не Жорик Милославский, а любитель чужих бабушек, который их преследует. Реально. Старушечий маньяк.

– Опять? – Переспросила Наташка, в свою очередь, и вопросительно посмотрела на меня.

Ну, да. В той версии, которую ей поведал, факт предыдущих встреч я как-то опустил. Иначе сюжет становился чуть более запутанным, а, значит, пришлось рассказывать бы гораздо больше, чем рассказал.

– Потом объясню. – Со значением заявил девчонке, отодвинул её в сторону и в наглую двинулся к кровати Нины Григорьевны. На тумбочке стояла здоровая кружка чая. Свежего. Ещё горячего. Явно принесенного недавно.

– Выглядите гораздо лучше. Ужасно рад. Вот, пришёл. Как и договаривались. Дядька ничего не рассказал. – Заявил я и уселся на краешек кровати.

Думаю, ну, нет. В этот раз я покину больницу либо обладая информацией, либо вцепившись зубами в панцирную сетку кровати, когда меня насильно будут отсюда вытаскивать.

– Так и что? – спросила она, – Мне встать по стойке смирно или пойти помыть шею? Такое великое событие приключилось.

Её интонация как бы намекала, вообще не рада женщина меня видеть. Походу, серьёзную ответственность за экскурс в прошлое она хотела свалить все же на Виктора.

– Не надо, – сказал я. – Можете ходить с грязной.

– О, какой язвительный молодой человек! Жалко, я не знала, что у меня снова будет такой важный гость. Наташ, надо было купить чего-нибудь особенного к чаю. Вы, кстати, чай будете без каких конфет: без сосательных или без шоколадных? Угощайтесь.

Нина Григорьевна указала мне в сторону своей кружки. Явно настроение у неё было не для бесед. Стучать на Милославских их же сыну она категорически не хотела. А с другой стороны, вроде, подвязалась сама. Уже не откажешь. Но мне по хрену. Вот сейчас реально все равно. Не на мать председателя, а на её заскоки. Пусть хоть все рухнет к чертовой бабушке, я должен узнать правду.

В этот момент дверь открылась и в палате появилась, так понимаю, медсестра.

– Редькина и Марушко, у вас сегодня свечи. Дамы, подставляйте свои канделябры…

Женщина заметила нас с Наташкой, остановилась, разглядывая с интересом. В руках она держала какой-то маленький поднос с баночками и пузырьками. Мы напряглись. Наверное, спросит, кто такие и зачем пришли. Или потребует пропуск. Как Цербер. Я вообще не понимаю, на кой черт в деревенской больнице какой-то пропуск. Это же не секретное место, не военный объект.

– О! Нина Григорьевна, за тобой уже приехали? Быстро. Когда только успела сообщить? Скандал только час назад закатила, чтоб тебя отпустили домой. Вот твоя выписка. Там же лечение и лекарства. Не забудь печать поставить на выходе.

Медсестра достала из кармана халата свернутую в трубку бумажку и протянула матери председателя.

– Значит, так, напоминаю. Твоя диета на ближайшие дни: 300 грамм кабачков на пару, укроп, петрушка обязательно…

– А колокольчик на шею нужно вешать или можно так пастись? – С сарказмом перебила Нина Григорьевна медсестру.

– Знаешь, как же хорошо, что тебя выписывают. Вот по идее, надо двадцать один день, как положено, отбыть. Но боюсь, пока ты здесь лечишь свою поджелудочную, у всего персонала наоборот разовьется панкреатит, язвенная болезнь и даже частично начнутся проблемы с невралгией. – Медсестра явно была знакомая с матерью председателя. По крайней мере, описала она ее очень точно. Хотя, чего удивляться. Они тут все друг друга знают. – Характер у тебя, Григорьевна, не дай бог. Между прочим, не девочка. Органы твои не обновляются. Хочешь опять острый приступ? Доктор сказал, диета, значит, диета. Знаешь, как говорят? Время лечит, но доктор – быстрее. А так-то, конечно, ешь, что на душу ляжет. Дело твоё. Решила, отказаться от больницы, хотя бы указания выполняй. Внук?

Медсестра кивнула в мою сторону.

Нина Григорьевна аж вздрогнула от перспективы нашего родства. Даже вроде немного отодвинулась в сторону.

– Упаси боже… Внучка. – Она указала на Наташку. – Ладно. Буду собираться. Раз уж так вышло, что приехали, отвезете меня домой.

Это уже предназначалось нам с девчонкой.

Я был готов везти её куда угодно, лишь бы добиться правды. Просто ещё есть такой момент, когда желаемое совсем близко и вот-вот окажется в руках, меня аж кроет, как не терпится забрать это. В данном случае желаемое – важная информация. Уверен, она действительно важная. На фоне всех событий, в Москву я должен ехать уже готовым к любому повороту.

– Помоги переодеться. – Нина Григорьевна поднялась с кровати и полезла в тумбочку.

Я встал, как дельный, рядом. Стою, жду. Надо помочь человеку. Просит же.

Медсестра тем временем раздала таблетки и вышла из палаты.

– Ты чего? – Мать председателя повернулась, в руках у неё были вещи.

– Ну, Вы же сказали, переодеться.

– Совсем тютюкнулся? Наташке это говорила. Шуруй в коридор. Вон, лучше сходи печать поставь. На первом этаже окошко. Там больничные выдают, справки и все такое. – Нина Григорьевна протянула мне листок, который ей отдала медсестра.

Думаю, да блин… Там же Цербер. Хотя, с другой стороны, я ведь без Наташки пойду, у которой чудесным образом испарилась беременность. Значит, ничего страшного. Если что, скажу церберу, мол, все, определил жену.

Вышел из палаты и потопал вниз. Вот было предчувствие, не надо мне шататься никуда. Но я его, дурак, не послушался.

Народ на первом этаже сновал туда-сюда. Поэтому мимо старухи проскочил незамеченным. Она как раз что-то поясняла очередному бедолаге о пропуске.

Окошко нашлось в конце коридора, когда я пробрался через толпу желающих окунуться в пучину бесплатной медицины. Хотя, большая половина этих людей выглядела, на самом деле, гораздо здоровее меня. Какие-то бабульки сидели возле кабинета, живо обсуждая последние новости. Как на заваленке, честное слово. Мужик крепкого сложения, ломился в другую дверь, которую грудью закрыла тётка, шириной плеч напоминающая то ли Илью Муромца, то ли вышибалу из ночного клуба. Он громко объяснял ей, что «ему только спросить», тётка раскинув руки, голосила, что она вообще тут со вчера и скоро состарится в этой очереди. А спросить можно вон, во дворе у ясеня. Или у тополя. Выбор огромный.

Короче, мне кажется, даже в больницу местные приходят в поисках развлечений.

Окошко было открыто, на нем висела скромная табличка «канцелярия». Я заглянул. В помещении наблюдались две женщины. Обе – в белых халатах, как положено.

– Здравствуйте, а вот меня прислали…

– Ко мне? Иду! – Она из женщин раздраженно долбанула кружкой о стол. Они, так понимаю, пили чай. – Никакого передыху. Ходют и ходют… Всех уже прогнала. Один ты остался. Жди!

Я растерялся от её напора. Но промолчал. Подумал, может, человек есть хочет, а тут я со своей… вернее, даже не своей бумажкой. Женщина вышла из кабинета, хлопнув дверью, окинула меня злым взглядом, а потом скомандовала.

– За мной!

Во, блин, думаю. Куда-то идти, значит. Ну, ладно.

Мы пробились сквозь толпу болящих в обратную сторону. Тетка у кабинета продолжала держать оборону. Мужик не терял надежды эту оборону прорвать.

– Женщина, тут живая очередь, в конце концов! – Кричал он, напирая на неё.

– Это пока! Живая. – Тётка вспотела то ли от усердия, то ли от злости, и периодически сдувала с лица мокрую прядь.

– У меня с ногами плохо! – Орал мужик.

Ответ тетки меня просто убил.

– С ногами – хорошо. Вот без ног – плохо. Хочешь, покажу тебе, что такое «плохо»?

Медсестра, за которой я шёл следом, не обращая внимание на весь этот бедлам, остановилась возле очередной двери, открыла её ключом.

– Ну, заходи. Сейчас все быстро оформим.

Вот слово «оформим» и было основным. Оно сбило меня с толку. А вернее, заставило поверить, что все происходящее правильно.

Я, не сомневаясь, вошёл в кабинет. Столик на колёсах, где лежали какие-то шприцы, пузырьки и всякая подобная хреновина, смутил меня в первую же секунду. Но пока ещё не окончательно.

– Садись. Я сейчас подготовлю все. Можешь сразу лечь. – Медсестра указала на кушетку.

Сомнения стали сильнее. Думаю, неужели так хреново выгляжу, что мне предлагают отдохнуть, пока подписывается одна единственная бумажка. Её, кстати, бумажку, держал в руке. Хотя, после жизни в Зеленухах, вполне возможно, что и правда плохо. Одни нервы. Я покосился в небольшое зеркало, висевшее на стене, прямо над умывальником. Да нет. Рожа стала гораздо круглее. Загорел прилично, кстати. Сам не заметил, как. Светлые волосы и голубые глаза на фоне деревенского загара смотрелись ещё светлее и голубее. Красавчик! Чего Наташка носом крутила, не понятно.

– Спасибо. Постою.

– Стоя будем? – Медсестра покачала головой, – Ну, ты зря…

Она подошла к столику, а затем начала перебирать пузырьки и разные упаковки. Остановилась на клизме. Казалось бы, откуда мне знать, как выглядит клизма. Но я знал. Из такой же резиновой фигни наш садовник обрабатывал розы в саду, специальным раствором. И вот я точно понял, происходит какая-то хрень, но не ожидал, что настолько удивительная хрень.

– Простите, а зачем Вам эта штука? – Спросил я медсестру.

– Во ты даешь. А как еще? В твоем случае, правильнее всего внутренне впрыскивание сделать, – рассуждала тетка, наводя при этом какую-то подозрительную жидкость в стеклянную емкость. – Сейчас всю хворь естественным путём выведем. Облегчишься, и все бациллы наружу вылетят. Вмиг. Свиньям и то помогает, между прочим.

Мне показалось в этот момент, даже если раньше никакой хвори не имелось, то теперь она точно появилась. Сначала бросило в жар. С перепугу. Будто температура резко скаканула. Потом, я наоборот, похолодел. Даже на лбу выступила испарина.

Представил, каким путём хочет зайти эта странная женщина, и чуть сам, без клизмы, тут же не облегчился. Я за свои недолгие годы слышал о разных способах лечения, но подход данной особы меня пугал. Тем более в сравнении со свиньями. Тем более, последнее, в чем я нуждался, это – лечение. Буквально пять минут назад даже не догадывался, что оно мне требуется.

– Спасибо, не надо… – Затряс головой и попятился назад.

– Как не надо? Ты чего? Доктор велел. Надо! – Тётка наступала на меня, зажав в одной руке голубую, под цвет моих глаз, клизму. И такую же круглую. Потому что свои глаза я физически ощущал, как нечто большое, упорно лезущее на лоб. Я вообще в данный момент ощущал себя долбаным филином. Вот так скажу.

Просто когда-то давно, мы переехали за город из Москвы. Отец и мать решили, что уровень их дохода уже позволяет семье жить среди сосен, белочек и олигархов. Честно сказать, сейчас я понимаю, что уровень их дохода позволял на тот момент купить половину сосновых лесов Подмосковья вместе белочками. Но не в этом суть.

Место искали тщательно. Большой трехэтажный особняк они построили, выбрав окраину элитного посёлка. Поэтому большая часть нашей территории реально уходила в лес. Мне тогда исполнилось лет пять.

– Как же хорошо… И главное, Денис будет проводить много времени на природе. Слушать пение птиц. Стрекот сверчков. – Восторгалась мать.

– Судя по тому, что на заднем дворе у нас – практически лесная опушка, думаю, он будет слушать, как орёт в ночи филин. – Ответил отец, который изначально хотел остаться в Москве. Его вполне устраивала городская квартира в центре столицы.

Кто такой филин я догадывался, но не до конца понимал, почему несчастная птица орёт. Это не укладывалось в моём детском воображении. Естественно, вопрос был задан непосредственно отцу.

– Ты не слышал, как кричит филин… – Засмеялся он. – Ясное дело, дети сейчас и филина-то в глаза не видели. А уж тем более, как кричит, точно не слышали. Ну, я как-нибудь ночью тебя разбужу – послушаешь.

Прошло какое-то время, история в суматохе мальчишеских забав забылась. А потом случился первый всплеск осознания себя, как личности. Родителей не было дома. Это, в принципе, привычное явление. Меня отругала няня за какую-то шалость. Я решил, ни хрена б себе. Собрал в маленький рюкзак вещи: плюшевого медведя, компас и несколько шоколадок. Решил, я – взрослый человек, мне целых пять лет. Чтоб на меня орала какая-то там прислуга? Да щас! Короче, малолетним придурком я был в то время. Ну, и соответственно, в ночи, решил сбежать из дома, найти родителей, а потом объяснить им, что эта злая баба нам не нужна. Вполне могу обходиться сам.

Вышел во двор. На улице – темень. Стоял возле забора, думая, в какую конкретно сторону мне надо идти. Даже компас достал и крутил его в руке. Правда, ни черта не понимал, но старался усердно.

И тут меня ждал сюрприз, мляха муха. Сначала раздался шорох. Шёл звук из леса, причём, приближался он ко мне. Я обернулся. А там – два глаза на уровне забора. Сказать, что я охренел, это вообще ничего не сказать. Я прирос к земле. Буквально укоренился в ней. Вдруг это НЕЧТО начало орать. Ужасающим, блин, голосом. Каким-то диким криком. Таким, что, наверное, черти в аду попрятались… Бежал в дом я быстро. Честно говоря, даже сейчас, во взрослом возрасте, не хотел бы услышать такую «распевку» ночью. Ну, его на фиг.

Так вот в данную минуту, стоя напротив медсестры, которая двигалась в мою сторону со зверским выражением на лице и клизмой в руках, я ощущал себя одновременно и тем самым мальчиком, который вдруг узнал, что в пять лет можно обоссаться от страха, и тем самым филином. Мои глаза стали такими же огромными, а звук, который я издал, сильно напоминал крик ночной птицы.

– Изращенка!

Я вылетел из кабинета и побежал в сторону лестницы, намереваясь подняться в палату Нины Григорьевны. Имелось сильное желание объяснить ей, что печать она может ставить сама. Сколько угодно, где угодно и каким угодно местом. А я в этой больнице лишней минуты быть не хочу. Дурдом форменный.

Не успел сделать несколько шагов, как в дальнем конце коридора нарисовалась та самая старуха в жилете.

– О! Папаша. А ты что здесь делаешь? Жену-то оформил? – Крикнула она и пошла навстречу. Мне, естественно. Мне навстречу. Думаю, да твою ж мать…

От слова «оформил» мне стало нехорошо. Я вообще теперь к этому слову буду относиться с осторожностью.

– Ты куда, сердешный?! – Тётка с клизмой тоже выскочила из кабинета и планировала, походу, догнать свою жертву. То есть меня.

Я, не долго думая, рванул к лестнице.

Глава 6.

О тайнах прошлого и о том, что иногда им бы лучше оставаться тайнами

– Ты зачем всю больницу на уши поднял, убогий? – Нина Григорьевна сурово свела брови и посмотрела на меня так, будто я виноват во всех мировых катаклизмах последних тысячи лет.

– Жорик, поставь чаю. – Попросила Наташка, которая разбирали вещи, доставая их из сумки своей бабушки.

Мы уже сидели в кухне матери председателя. Вернее, я сидел. На табурете. Нина Григорьевна устроилась напротив, изучая меня внимательным взглядом. Она точно подозревала, что шум и гам в больнице поднялся из-за меня, но доказать это не могла.

– С ума сошла? – Зыркнула бабуля глазами в сторону Наташки. – Хочешь, чтоб этот больничный Прометей нам тут настоящий пожар устроил? Это же не человек, а самое настоящие бедствие. Если он пойдет зажигать газ, то единственным делом на ближайшее время станет желание спасать имущество от пожара. Нашла кому доверить.

Пришлось скромно пожать плечами и потупить взгляд. Это мать председателя ещё деталей не знает. Вообще бы, наверное, в психи записала.

Просто, когда я забежал в палату, оказалось, что ни Наташки, ни вредной старухи там нет. Они уже вышли на улицу и теоретически должны были ждать меня возле машины. Так, по крайней мере, заверили женщины, лежавшие на кроватях. Я выскочил обратно в коридор, а там – цербер и тётка с клизмой. Эта привязалась вообще намертво. Просто какая-то фанатка своего дела.

– Ильинична, держи его! – Гаркнула медсестра.

Я понял, жизнь повернулась в очередной раз тем самым местом, в которое мне очень сильно мечтали определить голубую резиновую дрянь. Цвет прям нервировал, если честно. Не то, чтоб розовая пришлась бы по душе, но блин…

Ещё беспокоила мысль, пока я тут в «догонялки» играю, Нина Григорьевна, пользуясь случаем, смоется и все, ничего опять не узнаю.

Это был момент решительных действий. Ну, я и пошёл на крайнюю меру. Открыл дверь в соседнюю палату, сунул туда голову и гаркнул со всей дури.

– Чего разлеглись? Пожар! Бегом на улицу!

А что мне, блин, ещё было делать. Сейчас эта ненормальная с клизмой и цербер меня схватят. Начнутся разборки, что да как. Выяснится, не было вообще никакой беременной жены. Но даже не это страшно. Я не знаю, почему медсестра ко мне привязалась, и выяснять это не хочу. В любом случае, потратится время. Нина Григорьевна либо реально свалит, либо на фоне случившегося дурдома, откажется говорить. И что? Опять иди Жорик, как идиот, тыкайся носом в темноте. Разбирайся сам, кто там, в чем виноват. Поэтому, крикнул то, что в любой ситуации сработает безотказно. Ну, и не было других вариантов. Когда тебя со всех сторон обложили враги, особо быстро не соображаешь.

Тетки из соседней палаты выскочили с такой скоростью, что меня чуть не сбило этой электричкой орущих женщин. Я не знаю, кто тут, с каким диагнозом, но бежали они покруче любого марафонца. Возможно, резко выздоровели.

Естественно, кричали то же самое – пожар! Моментально посыпались люди из других палат. Удивительно, как не затоптали цербера, которая почти подобрала ко мне. Кроме того, общая паника сделала свое дело. Старуха в жилете сначала охренела от скорости развития событий. Тем более, буквально пять минут назад, все было хорошо, никаких пожаров никто не заказывал. А тут – началось чистое светопреставление.

– Где горит? Кого спасать? – Подбежал ко мне бравый мужик, с генеральскими усами, в тельняшке и татуировкой на плече «ВДВ».

В руках у него было шерстяное одеяло. Не знаю, зачем. Может, оно ему, как память дорого, может, он планировал прилечь поспать. Десантники – народ специфический. Мало ли. Вдруг у человека триггер на такие события. Пожар – спать. Потоп – плыть.

Я посмотрел на мужика, потом повернул голову к двум своим преследовательницам. Цербер пыталась навести порядок среди бегущих ей навстречу людей. А вот женщина с клизмой в руке смотрела прямо на меня. Она точно понимала, кто виновник этой суматохи, и взгляд её не обещал ничего хорошего.

– Вот её спасайте. Она самая главная. – Я ткнул пальцем в ненормальную фанатичку.

Мужик удивился, даже пытался убедить меня, что главврач вроде другого пола и выглядит иначе, а это – вообще медсестра, которая работает в процедурном кабинете. Я в ответ, заверил его, что сейчас она точно круче главврача. Потому как, если старший по званию выбыл, то на его место становится другой. Мне казалось, с десантником, хоть и бывшим, надо говорить именно так. На понятном ему языке военной дисциплины.

– Как выбыл? Что с Леонидычем?

– Леонидыч взял огонь на себя. – Я хлопнул мужика по плечу, а сам думаю, етить колотить… хоть бы не спалил. Этот просто мне голову открутит и все. А без головы от клизмы не сбежишь.

Мужик вроде засомневался, потому что на такой бред и я бы повелся с трудом, но, видимо, стремление спасать и бороться с трудностями – его второе имя.

– Имейте в виду, она будет сопротивляться. Так что, не спрашивайте. Просто хватает и тащите к выходу. У неё ключи от сейфа и сильная гражданская позиция.

Мужик снова посмотрел на медсестру, которая со зверским выражением лица пыталась пробиться к нам сквозь толпу больных. Но потом все-таки рванул в её сторону, распахнув свое одеяло. Вот есть полное ощущение, что я реально не в обычной больнице, а в психушке. Один с одеялом бегает, вторая нормальным людям клизмой угрожает.

Короче, под шумок, выскочил из больницы через главный вход. Машина стояла неподалеку, а рядом с машиной наблюдались Наташка и Нина Григорьевна. Обе они с ошалевшим видом смотрели на то, как из медицинского учреждения выбегают граждане. Но колоритнее всего в этой толпе выглядел бравый мужик с усами, который тащил на плече завернутую в одеяло медсестру. Она что-то орала. Мне показалось, матом. Шумно, толком не поймёшь.

Я рванул к тачке, на ходу доставая ключи из кармана.

– Валим! Валим! Валим!

Дверь открыл, как заправский взломщик замков, один движением.

Наташка сразу плюхнулась на заднее сиденье, а вот мать председателя с подозрением рассматривала творящийся дурдом. Потом с таким же подозрением повернулась ко мне и уставилась, вопросительно подняв одну бровь.

– Да что?! Не знаю я, чего они бегут. Правда. Говорят, пожар. Садитесь!

Нина Григорьевна продолжала стоять на месте.

– Слушайте… – Я плюнул на все и решил сказать, как есть. – Пожара нет. Но будет. Сейчас все успокоются и меня сожгут к чертовой матери, как этого… как ведьму на костре. Садитесь, блин. А то и Вам перепадет.

Вот только после этого вредная старуха залезла в машину и мы тронулся с места. Уже сворачивая на улицу, где жила Нина Григорьевна, я заметил, как мимо промчался знакомый мотоцикл. Ехал Ефим Петрович в сторону больницы. Видимо, ментам уже кто-то сообщил. Сейчас еще пожарные подтянутся.

И вот в данную минуту я сидел в кухне Нины Григорьевны. С одной стороны – в предвкушении, когда все вскроется, с другой – на заднем фоне крутилась настойчивая мысль, только бы участковый не узнал меня по описанию. Иначе мандец.

– Наташ, выйди. – Сказала вдруг мать председателя.

Девчонка, которая несла как раз чайник, наполненной водой, с удивлением посмотрела на бабулю. Мол, как это её выгоняют? Меня – было бы понятно. Такое желание периодически возникает у многих. А её то за что?

– Выйди, говорю. У нас с Георгием Аристарховичем разговор серьёзный. Тебе не надо его слышать.

Наташка молча поставила чайник на плиту. Подошла к здоровенному газовому баллону, открыла вентиль, зажгла огонь под чайником спичками, а потом, крутанувшись на месте, гордо удалилась из кухни. Обиделась, короче.

– Ладно. Давай о прошлом. Случилось это чуть больше двадцати лет назад. Светка и Виктор только устроились на Авиационный завод. В отдел главного технолога. В то время это было секретное предприятие. Даже заводом не называли. А/я 71. Ну, то есть, абонентский ящик. Чтоб ты понимал уровень секретности, на территории имелись цеха, например сорок первый или седьмой, куда другие сотрудники не могли попасть. Запрещено. Только по специальному пропуску. А брали на работу после тщательной проверки. Не только самого человека, но и его родню проверяли досконально. Виктор хорошо прям шёл. Талантливый парень. Инженер от бога, что говорится. Светка только за его счёт и тащилась следом. Что в институте, что на работе. Он почти все за нее делал. И ещё в одном направлении рос твой дядька. По партийной, так сказать, линии. Комсомольская организация была на заводе мощная. Больше тысячи человек. На уровне райкома комсомола практически. И вот Виктора заметили. Выделили среди многих. Он действительно этого заслуживал. В общем, ему светила очень хорошая перспектива. А потом произошло…

Нина Григорьевна резко замолчала. Встала зачем-то, подошла к чайнику, который ещё не закипел, выключила огонь и села обратно. Я бы сказал, что старуха волнуется. Хотя, факт это был удивительный.

– В общем… Виктор работал в отделе главного технолога, как и говорила. А был ещё четвёртый отдел. Специальный. Военные принимали всю работу. Проверяли и так далее. Начиная от чертежей и заканчивая сборкой. Оказалось во время такой проверки, что на заводе готовилась диверсия. Некоторые детали по чертежу обработали неверно и в таком виде отправили в цех. А рабочий что? Ему инженеры спустили, он делает все по проекту. Поэтому на уровне проверки и выяснилось. Началось разбирательство. Сам понимаешь, дело в общем, не шуточное. И вдруг, все концы, которые вообще только у главного технолога и могли всплыть, сошлись на Викторе. А донёс на него некий товарищ Милославский. Как преданный патриот и честный гражданин. Виктору это грозило… Да ты сам понимаешь, чем… Вот тут начинается та часть истории, в которой оказалась замешана я. В этом четвёртом отделе работал мой хороший друг. Во время войны с ним в Воронеже мы встретились. Многое прошли. Так связь и держали. Он, как раз, четвёртым отделом руководил. Я была в Зеленухах, когда пришла телеграмма от него. Срочно, мол, приезжай. Ну, знаю, Сергей просто так подобного не сделает. Я ж и поехала. Там на месте узнала, в чем обвиняют Виктора. Он просил тоже, чтоб меня, как председателя колхоза, позвали. Мол, дать ему рекомендацию. А я ведь его ещё пацаном знаю. Думала, ну, не может такого быть. Просто не может. Умышленно он никогда бы не пошёл на предательство. Витька. Не верю. И значит, Сергею то же самое сказала. Понимаешь, говорит, чувствую нутром, парень не виноват, но фактов нет, чтоб оправдать. И в то же время, доказательств саботажа мало. Скажи, говорит мне, как товарищ, как человек, с которым мы не одну бомбёжки пережили. С кем город от врага отбивали. Что за человек этот Виктор Щербаков. Ну, я все как есть, и выложила. Мол, ерунда какая-то. Ну, всякое бывает, конечно. Всякое… А вот в это не верю. В общем, говорили мы с Сергеем почти всю ночь. Он человек настоящий. Понимаешь значение этого слова? Настоящий человек. Не хотел Витьке зазря жизнь портить. И знаешь… В итоге, под свою ответственность, списал все на ошибку. Мол, случайность, невнимательность. Но не умысел. А вот за Милославского зацепился. Говорит, тут наоборот чутье ему криком кричит. Подвох какой-то.