Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

Б.П. Глухонемой дворник нашел собаку, полюбил ее, а потом по приказанию хозяйки утопил в Москве-реке, потому что собака мешала барыне спать. Мы знаем этот рассказ с десятилетнего возраста, он включен в школьную программу пятого класса. И этот факт будто бы делает рассказ «Муму» детским. Но Тургенев писал его не для детей, и сейчас видно, насколько он совершенен по форме и глубок по содержанию. Томас Карлейль, английский философ, назвал «Муму» самой трогательной историей из когда-либо написанных на земле.

Кстати, после выхода рассказа некоторые современники критиковали его за литературные «эффекты», мол, показать смерть собаки – это беспроигрышный способ разжалобить читателя. Дешевый прием. Однако винить в этом Тургенева глупо, ведь рассказ основан на реальных событиях. Глухонемой дворник в действительности существовал, и собака была, и жестокая барыня тоже. Более того, эта барыня была матерью Тургенева. И описанный дом «в одной из отдаленных улиц Москвы» стоит там до сих пор (на улице Остоженка).

Впервые мать Тургенева увидела Немого в поле, когда объезжала свои владения. Он привлек ее внимание громадным ростом и мощью, и барыня взяла его в московский дом дворником и сторожем, несмотря на глухоту. Вскоре он сделался московской достопримечательностью, хозяйка восхищалась его силой, благоволила ему и баловала: покупала много красного ситца, потому что Немой ходил только в красных ситцевых рубашках. Но о настоящем Немом мы знаем мало, душа его потемки, а Герасим, списанный с него, стал одним из самых замечательных героев русской литературы.

История Герасима начинается с переезда в город. Нам известно, что Герасим одиноко жил в деревне в небольшой избушке и был лучшим работником, работал за четверых. Он, как спортсмен, получал удовольствие от потного труда. Тургенев с наслаждением пишет, как «поднимались продолговатые и твердые мышцы его плечей», когда он пахал. Косил же он так сокрушительно, что, казалось, молодой березовый лесок скосил бы и не заметил. Крестьянский труд был его призванием. Но тут появилась капризная барыня, решила взять его в городской дом. Делать нечего – поехал.

Привезли Герасима в Москву, купили ему сапоги и дали в руки метлу. Давай, мол, работай. А он не понимает, как жить на новом месте. Тургенев сравнивает его с быком, которого взяли с поля, затолкнули в железнодорожный вагон и куда-то повезли, обдавая паром и искрами. Работу свою он делал за полчаса, а потом не знал, куда деваться. Растерянно стоял посреди двора, затем «уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы, – пишет Тургенев, – лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь».

Первая любовь Герасима – Татьяна

Ф.Ж. Когда мы нанимаем кого-то на работу, берем в ученики или просто оказываем покровительство, необходимо учитывать два важных его качества – зону актуального и зону ближайшего развития.

Зона актуального развития – это навыки, которыми человек уже обладает, а зона ближайшего развития – потенциал, который вы в нем разглядели и захотели помочь раскрыть. Например, если ребенок легко разбирается в математике пятого класса, то стоит предложить ему учебник за шестой. Это нужно для того, чтобы человек не заскучал: «Я это хорошо знаю, мне это понятно». Только надо следить за тем, чтобы человек в новом материале не утонул. В нашей культуре существует интересная тенденция, связанная с зонами ближайшего и актуального развития: если у ребенка пятерка по химии и тройка по математике, то ему нанимают репетитора именно по математике. А если бы наоборот?.. Впрочем, это так… лирическое отступление.

В нашем рассказе мужика, который работает в поле за четверых, такого огромного быка, помещают в условия, где зоны ближайшего развития для него, кажется, не существует. И здесь я впервые замечаю то, с чем мы еще встретимся, – садистский нрав госпожи, хозяйки дома.

Б.П. Я бы поспорил про садистский нрав. Мне кажется, что госпожа просто капризная и властная женщина, у которой никогда не возникает вопроса, хорошо ли живется Герасиму в городе. Она делает только то, что ей хочется. И думает только о своем комфорте. Ей понравился Герасим, она его взяла в свою дворню, и теперь ей весело на него смотреть. Чувства Герасима ее не интересуют совершенно искренне. Садист получает удовольствие, когда мучает других. Госпожа о других просто не думает и мучения своих крепостных крестьян чистосердечно не замечает.

Ф.Ж. Про садисткий нрав я, конечно, говорю в переносном смысле. Дело не в том, что она причиняет физическую боль и получает от этого удовольствие. У барыни, скорее, низкий уровень эмпатии. Ты правильно отметил, что она капризная, властная. А еще мне кажется, что она иногда смотрит на последствия своих поступков и тихо смеется.

Б.П. Герасим попривык как-то к новой жизни. Ко всему люди привыкают. Устроил себе каморку и держал двор в чистоте. Вообще Герасим любил порядок, был человек серьезный и строгий: даже «петухи при нем не смели драться». С остальной дворней он нашел общий язык. А после того как поймал ночью двух воров и так стукнул их лбами, что и полиция уже была не нужна, его все зауважали. Незнакомые люди на улице его боялись и «при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики».

Так Герасим прожил год своей новой жизни, пока не свалилось на его голову несчастье под названием любовь. Огромный Герасим неожиданно влюбился в крохотную прачку Татьяну. Она была худая, белокурая и совершенно забитая. На щеке у нее были родинки, что, по словам Тургенева, «почитаются на Руси худой приметой – предвещанием несчастной жизни…». Татьяне было двадцать восемь лет, ласки она никогда в жизни не видала, работала много, жалованья получала мало. Была смирная, запуганная, всего смертельно боялась. А больше всего боялась Герасима. Когда его привезли в Москву, она чуть не обмерла, глядя на его громадную фигуру, и всячески старалась с ним не встречаться: предпочитала пробежать мимо, чуть не зажмурившись. Герасим поначалу не обращал на нее внимания, потом стал посмеиваться над ее поведением, а потом стал присматриваться к ней и, наконец, как пишет Тургенев, «вовсе глаз с нее не спускал». Почему полюбилась она ему, он и сам понять не мог: «кротким ли выражением лица, робостью ли движений – бог его знает». Видимо, сначала она его смешила, а потом Герасим пожалел ее – такую забитую и запуганную. Вероятно, захотелось ему защитить Татьяну от несправедливого к ней мира.

Ф.Ж. Тут я вижу любовь угнетенных, или любовь противоположностей, или даже любовь архетипов. Герасим взрывной, большой, огненный, немой, но шумный, а Татьяна маленькая, тихая, «неговорящая», холодная, замерзшая. Однако интересно заметить и их схожесть: он не способен ничего сказать физически, а она – психологически. Мне кажется, в литературе часто создают таких персонажей, которые должны как-то влиять друг на друга. Задача Герасима в этом произведении – сделать так, чтобы Татьяна оттаяла.

Вот однажды пробиралась она по двору, осторожно поднимая на растопыренных пальцах накрахмаленную барынину кофту… кто-то вдруг сильно схватил ее за локоть; она обернулась и так и вскрикнула: за ней стоял Герасим. Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пряничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях. Она было хотела отказаться, но он насильно впихнул его ей прямо в руку, покачал головой, пошел прочь и, обернувшись, еще раз промычал ей что-то очень дружелюбное. С того дня он уж ей не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдет, он уж тут как тут, идет ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит из-за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит. Бедная девка просто не знала, как ей быть и что делать. Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника; насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на Татьяну. Над Герасимом, однако, глумиться не все решались: он шуток не любил; да и ее при нем оставляли в покое. Рада не рада, а попала девка под его покровительство.

Недавно я пересматривал мультфильм «Шрек» и заметил, как главный герой похож на Герасима. Напомню читателям сюжет. Огр – зеленый, большой, сильный, страшный, суровый – живет на болоте и хорошо проводит время: ест слизняков и крыс, отдыхает, делает что хочет. Шрек безобидный и никому не причиняет вреда. Однако город и общество втягивают его в свою жизнь: «Мы отбираем у тебя болото. Если хочешь его вернуть, спаси принцессу».

Когда люди замечали Герасима, они кричали и пугались, хотя он просто шел мимо. Со Шреком была та же история.

Осел, друг Шрека, спросил его однажды:

– Что с тобой не так, Шрек?

А тот ему ответил:

– Что не так со мной? Что не так с миром! Люди, когда меня видят, сразу начинают кричать: «Страшный глупый огр! Спасайтесь!» – хотя совсем меня не знают.

Многие думают, что стеснительность – это когда человек молча сидит в углу, боясь произнести хоть слово. А на самом деле так проявляется страх публичного осуждения, страх показать свое истинное «я» и не вписаться в социальную норму. Суровые и, может быть, слегка агрессивные реакции Шрека помогают ему поддерживать существование, укладываться в понятную всем картинку. Если бы он был милым огром, то его считали бы странным.

То же самое с Герасимом: ему как будто приходится оставаться суровым. Стеснительность – это не обязательно проблемы с общением. Она защищает наше истинное «я» от насмешек и цензуры. Быть тихим и незаметным удобно: тебя никто не обидит и не отвергнет. По той же причине удобно быть суровым и агрессивным.

Однако Шреку удается найти свою компанию: возлюбленную Фиону, которая тоже оказывается огром, и Осла, который тоже никуда не может вписаться. Осел говорит Шреку:

– Когда я впервые тебя увидел, я не подумал, что ты злой вонючий огр. Я подумал, что ты довольно симпатичный.

Такая история раскрывает хорошую технику по работе со стыдом. Стыд появляется от отсутствия «любящих глаз». Важно, чтобы в нашей жизни были люди, которые нас видят, принимают нас целиком, какие мы есть. Это такая мощная метафора: огр встречает девушку, которая внутри тоже огр; или: одинокий огр встречает болтливого одинокого Осла, с которым никто не хочет разговаривать. Вот что важно: найти своих людей и «любящие глаза». Если вы одиноки, помните: в вашей жизни еще будут и огры, и принцессы, и харизматичные болтливые ослы (в самом хорошем смысле слова). Главное – отправиться в путешествие. А еще важнее помнить, что внутри всех нас уже живут и огр, и принцесса, и Осел, и Герасим, и многие другие странные субличности. Поскольку они обитают в каждом, все заслуживают любви и дружбы.

Так как же все-таки говорить о любви, когда ты нем?

Я вспоминаю популярную теорию Гэри Чепмена про пять языков любви: поощрение, время, подарки, помощь и прикосновения.

1. Поощрение. Оценивать человека по достоинству, замечать и говорить вслух о том, что он делает хорошо, хвалить его и подбадривать. Смотреть на него «любящими глазами».

2. Время. Приносить в дар свое время. Не просто находиться в одном пространстве, но «погружаться» друг в друга.

Б.П. То есть не в телефонах сидеть, а глядя друг на друга, отложив телефоны?

Ф.Ж. Да, отложив телефоны. Слушать и сопереживать историям друг друга. У меня есть время, и я дарю его тебе. Это мой язык любви.

3. Подарки. Дарить что-то материальное. Приходя в магазин, думать про человека и покупать то, что нравится ему, а не мне. Так мы показываем свое внимание.

4. Помощь. Выражать любовь поступками. Меньше слов – больше дела. Помочь перевезти мебель, встретить после работы, приготовить яичницу…

5. Прикосновения. Уделять время физическому контакту: лежать в обнимку, гладить, целовать. Не на бегу, не в спешке. Мягкие поглаживания, этика прикосновений…

Б.П. Чего?

Ф.Ж. Этика прикосновений. Это когда я подхожу к тебе и говорю: «Можно тебя обнять?» – и ты мне отвечаешь: «Да, конечно». Хотя мы еще не знакомы, мы только на первом свидании. Изучаем друг друга. И я спрашиваю: «Где тебе нравится, когда тебя гладят?» – а ты мне говоришь: «Мне нравится, когда меня за бороду вот тут…»

Гэри Чепмен разделяет понятия «влюбленность» и «любовь».

Влюбленность – это очарование, чувство, в которое мы падаем. Думали, что перед нами маленькая лужа, ступаем в нее, а там – целый океан.

Любовь – это труд. Когда мы влюблены, нам легко жонглировать всеми пятью языками любви: проявлять внимание, покупать цветы, встречать партнера после работы, чесать его за ушком… Действуют силы новизны, очарования и гибкости, гормональные изменения. А потом влюбленность постепенно исчезает, и мы можем подумать: «Вот отстой, страсти больше нет, пришла рутина…» Однако вместе с рутиной приходят надежность и уважение, рождается общий язык любви, и это прекрасно…

Б.П. Мне нравится эта концепция тем, что она избавляет от навязчивых сомнений: любит или не любит. Например, если муж не говорит своей жене комплиментов, не признается ей поминутно в любви, как романтический герой, не стоит на коленях с розой в зубах, это совсем не значит, что он ее не любит. Быть может, одновременно он о ней бесконечно заботится. И если она поймет, что его язык любви – это забота, ее перестанут мучить сомнения. Просто он такой: ему тяжело говорить, зато он всегда рядом.

Ф.Ж. Эрих Фромм писал, что в отношении любви людям свойственны три заблуждения.

Первое заблуждение – любовь приходит сама, для этого ничего не нужно делать.

Мы знаем, как важно быть любимым, но забываем, что не менее важно уметь любить. Не только принимать и ценить любовь другого, но и дарить ответное чувство. Мы допускаем ошибку, заостряя внимание на внешнем образе человека, его богатстве, влиянии и так далее. Это все, конечно, тоже имеет значение, однако есть качества поважнее: эмпатия, умение быть внимательным, контактным, ответственным.

Второе заблуждение – любовь похожа на товарно-денежные отношения.

Люди думают, что существует какой-то рейтинг: у меня 6 баллов, у нее – 9; как будто у каждого есть своя цена. Мы как подростки, смотрим на витрину со сладостями, собираем по карманам мелочь и выбираем конфетку, которая подходит нам по цене. Открою страшный спойлер: не существует никаких ценников, нет никаких баллов. Согласитесь, это звучит довольно стремно: «Мы вместе, потому что оба на шесть баллов из десяти» или «Я решил познакомиться с вашей мамой, потому что мы оба были на шесть баллов».

Третье заблуждение – в любви ничему не нужно учиться.

«Едва ли существует поле деятельности или занятие, которые бы сулили столь огромные надежды и ожидания и тем не менее так регулярно приводили к фиаско, как любовь»[1]. Фромм говорит: пора осознать, что любовь – это искусство, а искусство – это труд, который требует постоянного изучения и практики.

Здесь могут возникнуть вопросы: «Как понять, какой у меня язык любви?», «На каком языке говорю я?». Чтобы ответить на них, можно задать себе другой вопрос: «Чего мне не хватает в отношениях?» или «Что меня ранит и задевает больше всего?». Ответ укажет на язык вашей любви. Например, если вас ранит критика, значит вы нуждаетесь в поощрении и в словах поддержки. Если вас печалит отсутствие в доме цветов, значит не хватает подарков. Если вас расстраивает, что ваш партнер все время на работе, значит вам требуется больше внимания.

Людям нужно учиться говорить на одном языке. Необходимо определить свой язык и язык партнера. Замечательно владеть английским и французским, но намного важнее постичь общий язык любви. И не говорите: «Этим языком любви я не владею, зачем мне покупать цветы, я же не люблю их покупать». Помните, что любовь – это труд, который требует волевых усилий. Каждый раз – новое испытание для воли. Это не только магия, не только падение в лужу влюбленности. Иногда приходится заставлять себя что-то делать. Купить цветы, потому что ей будет приятно, встретить его после работы…

Б.П. Прекрасно, что на помощь Чепмену приходит Фромм с проповедью труда. После выяснения, у кого какой язык любви, может возникнуть такая мысль: ее язык любви – слова, мой – забота. Отлично. Если я не говорю ей комплиментов, это не значит, что я ее не люблю, у меня просто другой язык. Вот и все, пойми это, дорогая, и расслабься. Нет, не все. Любовь требует волевых испытаний. И если твоя девушка нуждается в комплиментах, а ты немногословное дерево, потрудись немного и научись их говорить. Может, сначала будет неловко и натужно, но потом привыкнешь. И к своей заботе добавишь то, что твоей девушке нужно не меньше, – слова.

Ф.Ж. У меня есть история, связанная с непониманием языков любви. Даже две, я их соединю в одну большую и назову «Кирпич».

Я играл на детской площадке в песочнице и был сильно погружен в мир своих фантазий. Ничего вокруг не замечал. И тут мне в лицо прилетел кирпич. Я стоял и смотрел на него, чувствуя скорее удивление, чем боль. Медленно поднял глаза и увидел девочку. Она улыбалась мне доброй улыбкой, которая говорила: «Привет, давай с тобой дружить», а мои глаза отвечали: «Ты чего, дура, что ли? Ты только что бросила мне кирпич в лицо!» Не сложился у нас домик дружбы, но кое-что про эту историю я понял только годы спустя.

Как-то раз мать отправила меня в лагерь для трудных подростков. Вы спросите: «Филипп, ты что, был трудным подростком?» Нет, не был. Просто моей маме зачастую перепадали на работе какие-то государственные мероприятия, программы и прочие ништяки: например, лекция в музее, билеты на елку или путевка в лагерь. Ну ладно, лагерь так лагерь.

Специфику этого места я почувствовал сразу. Приехал на пару дней позже остальных детей, шел вдоль ржавого забора, а на меня смотрели из-за него сотни глаз. Кто-то кричал:

– Его кроссовки мои!

Мне тогда было четырнадцать лет, мальчик из любящей семьи, заинтересованный в учебе… Конечно, я сильно выделялся и не знал, как в такой компании принято себя чувствовать и вести.

Среди заборных крикунов, желающих побороться за мои кроссовки, была девочка Женя, и она все время меня потом как-то подкалывала не по-доброму. Говорила: «Эй, ты, придурок!» – толкала в плечо, когда мы шли обедать… Толкнет и такая: «Смотри, куда прешь!» Я прекрасно понимал, что ей не нравлюсь и лучше держаться от нее подальше. Но чем больше я отдалялся, тем больше внимания привлекал к своей персоне, а значит, было больше «комплиментов» и физических контактов в виде толчков и щелбанов.

Последний день. Финальная дискотека кончилась, все идут спать. Я двигаюсь по коридору, Женя идет мне навстречу. Я смотрю в потолок и думаю: «Ну спасибо, Бог». Естественно, пытаюсь пройти мимо, но она меня не пропускает, закрывает собой путь, и мне кажется, что сейчас Женя отыграется на мне по полной программе. И вдруг она меня спрашивает:

– Ну че ты такой? Ну че ты такой вот милый? Че ты такой мягкий? Че ты такой добрый?

И целует меня.

Б.П. Взасос?

Ф.Ж. Взасос. Прижав к стене. После поцелуя она мне сказала:

– Расскажешь кому-то – я тебе лицо разобью.

Б.П. Это любовь.

Б.П. Итак, немой Герасим начинает говорить о своей любви подарками (лентами и леденцами), становится для Татьяны защитником и покровителем, дружелюбно мычит при встрече. Одним словом, раскрывает свое великанское сердце и своим упорством пытается добиться взаимности. А вот что Татьяна чувствует к Герасиму, мы не знаем. Ее первоначальный страх, кажется, прошел, но появилась ли симпатия к этому навязчивому немому – непонятно. Слишком уж она забитое существо, замороженное. Однако Герасим полон оптимизма и собирается за Татьяну свататься.

И тогда «судьбой в античной пьесе» на сцену выходит барыня. Оттолкнувшись от деспотичной и жестокой матери, Тургенев усилил эти черты в своей героине и сделал ее капризным монстром. Однако в тексте можно найти намеки на то, что барыня сама глубоко несчастная женщина. «День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел, – пишет Тургенев, – но и вечер ее был чернее ночи». Муж умер, дети разъехались, она никуда не выезжает, ни с кем не общается, а доживает дни «своей скупой и скучающей старости» в окружении многочисленных слуг. Скуку свою она развеивает, пытаясь устроить дела своей дворни и своего хозяйства. И вот в голову барыни приходит очередная благородная блажь – женить пьяницу-башмачника Капитона Климова, чтобы он остепенился. Мол, пьет Капитон, потому что живет без присмотра холостяцкой жизнью, а жена сделает из него приличного человека. И в жены ему выбрала барыня нашу знакомую прачку Татьяну.

Устроить свадьбу было поручено дворецкому Гавриле Андреичу, которому эта идея сразу не понравилась: он знал о любви Герасима. Не то чтобы ему жалко стало немого, скорее он испугался, что «Гараська-богатырь» просто всех перебьет, когда узнает о таком намерении. В тексте есть два диалога, которые ведет Гаврила Андреич – сначала с Капитоном Климовым, а потом с Танюшей, рассказывая им волю барыни. Капитон пугается, а Танюша принимает это известие с каким-то странным равнодушием.

Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога.

– Что прикажете, Гаврила Андреич? – проговорила она тихим голосом.

Дворецкий пристально посмотрел на нее.

– Ну, – промолвил он, – Танюша, хочешь замуж идти? Барыня тебе жениха сыскала.

– Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи назначают? – прибавила она с нерешительностью.

– Капитона, башмачника.

– Слушаю-с.

– Он легкомысленный человек, это точно. Но госпожа в этом случае на тебя надеется.

– Слушаю-с.

– Одна беда… ведь этот глухарь-то, Гараська, он ведь за тобой ухаживает. И чем ты этого медведя к себе приворожила? А ведь он убьет тебя, пожалуй, медведь этакой…

– Убьет, Гаврила Андреич, беспременно убьет.

– Убьет… Ну, это мы увидим. Как это ты говоришь: убьет! Разве он имеет право тебя убивать, посуди сама.

– А не знаю, Гаврила Андреич, имеет ли, нет ли.

– Экая! ведь ты ему этак ничего не обещала…

– Чего изволите-с?

Дворецкий помолчал и подумал: «Безответная ты душа!»

– Ну, хорошо, – прибавил он, – мы еще поговорим с тобой, а теперь ступай, Танюша; я вижу, ты точно смиренница.

Вслед за этим следует необычная сцена. Дворне надо как-то поженить Капитона и Танюшу и при этом нейтрализовать Герасима, чтоб он всех не перебил. Провели совет и придумали подговорить Татьяну, чтобы она притворилась пьяной. Все знали, что Герасим ненавидит пьяниц. Татьяна долго не соглашалась, плакала, но что делать, заставили. И вот она выходит на двор будто пьяная. Герасим ее увидел, сначала, как водится, радостно и ласково замычал, стал кивать головой, потом присмотрелся, вскочил, подошел к ней, понюхал, а затем схватил за руку, повел в людскую, где сидел совет, и толкнул прям к Капитону. Махнул рукой и ушел. Может быть, он всех и поубивал бы, если бы Танюша была с ним заодно. Но когда он увидел, что она не пьяная, а притворяется, играет, что это часть плана, то понял, что она не на его стороне. И бороться за нее нет никакого смысла.

Прошел год, за это время Капитон Климов не остепенился, а окончательно спился. И барыня решила выслать его с Танюшей в дальнюю деревню с глаз долой. На прощание Герасим подошел к Танюше у телеги и подарил ей красный платок, который купил, когда еще ухаживал за ней.

Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того мгновения все превратности своей жизни, тут, однако, не вытерпела, прослезилась и, садясь в телегу, по-христиански три раза поцеловалась с Герасимом.

На этом закончилась история первой любви Герасима.

Ф.Ж. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, учитывая контекст всего произведения и несвободу его персонажей, что жизнь Татьяны была несладкой. В ней нашлось место жестокости, унижениям, оскорблениям, но не любви. Такое предположение возникает после ее диалога с Гаврилой Андреичем – Татьяна ведет его так, будто находится где-то в другом месте. Полная диссоциация, отключение от реальности и выход души из тела. Умирать? О’кей. Замуж? О’кей. Но в голосе ее мы слышим надежду, когда она спрашивает: «Кого мне в женихи назначают?»

Мы не знаем, что Татьяна чувствует к Герасиму. Она и себя-то не чувствует. Похоже, у нее прекрасно развиты защитные механизмы: избегание, безэмоциональность, диссоциация, изоляция. Но про ее внутренний мир нам ничего не понятно. И все же я решаюсь подумать про надежду и тепло, вспоминая об эффекте детского дома.

В такой дом попадают дети, у которых погибли родители или от которых отказались. У сирот может быть потеряно базовое доверие к миру, им кажется, что они нелюбимы по умолчанию. Они прекрасно могут себя вести в детском доме: хорошо учиться, прилежно выполнять все задания. Но когда детей приглашают в семью, у них включается особый механизм, призванный подтвердить их ненужность. Они начинают творить всякую жесть: воровать, убегать из дома. Дети хотят, чтобы их прогнали, тогда они смогут доказать себе, что никому не нужны. Однако спустя какое-то время картина мира может измениться: они поверят в то, что есть люди, которые их любят.

Когда Татьяна целует Герасима в щеки и плачет из-за того, что он подарил ей красный платок, несмотря на предательство, несмотря на то что она не была на его стороне… Кажется, именно здесь рождаются надежда и тепло. Герасим принимает девушку, несмотря ни на что…

Б.П. Он ее прощает.

Ф.Ж. Он ее простил, он ее принял, и все это – про любовь. Не в романтическом смысле, а скорее – лечение теплом. Несмотря на твою несправедливость, я тебя принимаю, ценю, уважаю и дарю тебе подарок.

Вторая любовь Герасима – Муму

Б.П. В тот день, когда уехала Татьяна, началась история второй любви Герасима – к собаке Муму. Когда Татьяна уезжала со своим несчастным алкоголиком Капитоном в дальнюю деревню, Герасим поначалу хотел проводить ее до заставы, пошел рядом с телегой, но вдруг остановился у Крымского моста, махнул рукой и отправился обратно вдоль реки.

Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что что-то барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой.

Он вошел в свою каморку, уложил спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока. Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три… Она еще не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь. Герасим глядел, глядел да как засмеется вдруг… Всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее каким-то радостным и тихим сном.

Ни одна мать так не ухаживает за своим ребенком, как ухаживал Герасим за своей питомицей. (Собака оказалась сучкой.) Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выровнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя, превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами. Она страстно привязалась к Герасиму и не отставала от него ни на шаг, всё ходила за ним, повиливая хвостиком… Она была чрезвычайно умна, ко всем ласкалась, но любила одного Герасима. Герасим сам ее любил без памяти… и ему было неприятно, когда другие ее гладили: боялся он, что ли, за нее, ревновал ли он к ней – бог весть! Она его будила по утрам, дергая его за полу, приводила к нему за повод старую водовозку, с которой жила в большой дружбе, с важностью на лице отправлялась вместе с ним на реку, караулила его метлы и лопаты, никого не подпускала к его каморке.

У меня есть история про свою собаку. В ее судьбе можно найти схожесть с судьбой Герасима, потому что ее тоже когда-то вырвали из среды естественного существования и перевезли в город, где она страдала.

Когда мы с сестрой были маленькие, нам купили щенка колли с длинной мордочкой, как у лисы. Помню, как отец принес в дом крохотного смешного щенка, покрытого каким-то всклоченным цыплячьим пухом, как щенок стал передвигаться по квартире на неровных ножках и оставлять за собой маленькие лужицы, от которых за три дня дыбом встал весь паркет в квартире. Нам сказали, что зовут ее Уэлси и она породистая девочка. У нас с сестрой не было паспорта, а у нее уже был. Но самое главное, что у нее было небезразличное сердце. Например, она не давала никому дома повышать голос или плакать. Эта черта проявилась у нее с самого детства. Если случалось в семье какое-то разногласие, она прибегала, начинала лаять, суетиться, забрасывала на каждого свои передние лапы. Сначала на ногу, потом, когда подросла, – на грудь, пытаясь всех разнять, развести по углам и успокоить. Вероятно, так работали ее генетические программы, она была собакой пастушьей и воспринимала нас как овечье стадо, в котором нужно поддерживать мир и покой.

Возможно, по этой же причине она страшно боялась сильных звуков, грома, салюта. В своем страхе за сохранность стада она терялась. В эти моменты она забегала в ванную, где хлопки были слышны поменьше, ложилась и тряслась всем телом. Мы называли ванную бомбоубежищем. Но в остальное время она оставалась в веселом расположении духа.

Кормили мы ее, конечно, плохо. Были девяностые годы, никаких кормов не было, да и денег тоже. Все тогда были немного вегетарианцами, и Уэлси вместе с нами. Например, мы готовили тушеную капусту, и она тоже ее ела. И макароны, и картошку, и кашу. Бабушка говорила: «Что ж вы собаку кормите как свинью, всякой дрянью?!»

С Уэлси была однажды такая история. Случилось у нее как-то расстройство желудка. Около часу ночи. Она заскулила, папа встал и повел ее на улицу, накинув на себя огромный китайский пуховик до пят – прямо на майку и домашние штаны. Даже не застегнулся, а запахнулся, и надел на голову капюшон. Стоит у подъезда, поеживаясь, Уэлси где-то за углом делает свои дела. И тут с автостоянки, построенной недавно на месте детской площадки, выходит парочка: олигарх-бандит, который жил в нашем доме, и его телохранитель. Идут к подъезду, а тут папа стоит в безразмерном китайском пуховике и с капюшоном на голове. Телохранитель его увидел, напрягся, вытащил пистолет, направил на папу и идет так, держа на мушке. Мол, только дернись. Повисла неприятная пауза, все будто немного замедлилось. Папа недвижно смотрит в глаза телохранителю, тот смотрит ему в глаза, палец на курке. Олигарх идет рядом, испуганный. И тут из-за дома выбегает радостная Уэлси, виляя хвостиком. Телохранитель отер лоб и опустил пистолет.

– Прости, – говорит, – работа.

Когда папа рассказал эту историю дома, мама воскликнула:

– Слава богу, что пошел гулять ты, а не наш сын, он бы точно чего-нибудь выкинул!

Уэлси жила и радовалась, худо-бедно свои пастушьи функции выполняла, пасла нас с сестрой, терпела все детские издевательства: то мы ее в ванне помоем, то обмотаем туалетной бумагой. Потом я стал поднимать ее на руки. Когда Уэлси начинала привычно сбивать нас в стадо, по-хозяйски лаять и суетиться, я, подросший, просто брал ее на руки, и лицо ее принимало вид полного непонимания. Бедная Уэлси висела, замерев, и только хлопала глазами. Овца поднимает на воздух собаку – такого ее программы не предусматривали.

Но однажды в ее жизни случился по-настоящему счастливый день.

Летом всей семьей мы поехали в деревенский домик, нашу дальнюю дачу, купленную для бабушки, и взяли Уэлси с собой. По дороге остановились в городе Зубцове у церкви, бабушка хотела написать там записочки. День был солнечный и беззаботный, как праздник или фотография Прокудина-Горского. Мы вышли из машины: внизу сверкала на солнце река, над ней взгорок, заросший сочной травой, сверху церковь с горящим куполом. Выбежала и Уэлси, покрутилась и вдруг увидела неподалеку на лугу несколько настоящих овец. Она поначалу даже не поверила своим глазам, постояла, а потом бросилась к ним и стала кружить вокруг, сгоняя овец в стадо. Она выпрыгивала из травы – сильная и молодая, грудью сбивая головы с одуванчиков. Но вскоре пришлось вернуться в машину… А в Москве ее ждали салюты, сигнализации и бомбоубежище.

Печальная история Муму всем известна. Стоило Герасиму обрести новую любовь, как на сцену опять вышла капризная барыня. Впервые она увидела Муму в окно, и та ей страшно понравилась. Барыня приказала принести милую собачку в дом. Но Муму в доме так растерялась, что оскалилась на хозяйку, и та сказала: «Фу, она не милая, а мерзкая». И Муму попала в немилость. А однажды Муму залаяла ночью, когда барыне не спалось. Лаяла не по глупости, она честно охраняла дом. Но барыня, страдающая бессонницей, приказала от брехливой собачонки избавиться. Ее втайне от Герасима схватили, отнесли на рынок и продали. Но умная Муму вернулась к дворнику; тот понял, что собаку хотят у него отнять, и стал ее прятать. Но та опять, на свою беду, залаяла и выдала себя. Герасим сперва забаррикадировался с ней в своей каморке, но потом понял, что держать оборону бессмысленно, вышел и сказал, что сам от нее избавится.

Удивительно описано прощание Герасима с Муму. Сперва он пошел в трактир и заказал тарелку щей с мясом, покрошил туда хлеба и поставил на пол. Муму ела, а он смотрел на нее и плакал. Потом Герасим пошел к Крымскому мосту, прихватил там пару кирпичей, сел с Муму в лодку и поплыл.

Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке – дно было залито водой, – и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги.

Власть с любовью и власть без любви

Б.П. Итак, Герасим по приказанию хозяйки утопил собаку, которая мешала ей спать, свою любимую собаку, но тут в голове у него что-то произошло. После того как Муму пошла на дно где-то в районе сегодняшних Лужников, в его сознании произошло изменение. Он понял, что так жить нельзя, мгновенно собрался и самовольно ушел из Москвы обратно в деревню, откуда его насильно забрали два года назад. Покорный до того момента Герасим взбунтовался.

Здесь вот что интересно: несмотря на то что барыня показана в рассказе довольно подробно, роль ее в повествовании второстепенна. Как только Герасим создает что-то, она появляется и разрушает. И спрашивается: почему барыня постоянно несет разрушение? Кажется, что поступает она из гуманных (или хотя бы прагматических) соображений. Она не желает никого мучить, напротив, хочет сделать хорошее дело, например, женить Капитона Климова, чтобы он не пил и приносил больше пользы хозяйству. Почему же у нее ничего не получается и вместо гуманизма и прагматики мы видим жестокость и бестолковщину? Может быть, барыня просто злая и глупая? Это возможно, но главное, что она – воплощение власти без любви. Или силы без любви.

Патриархальный идеал, как он, например, описан в «Домострое» шестнадцатого века, предполагает самовластие хозяина дома, но оно должно быть ограничено любовью и его «нравственным чувством». Обязательно. Если баланс самовластия и любви не соблюден, «созидательный» патриархальный идеал превращается в простую эксплуатацию крестьян и семейный деспотизм. В бессмысленное насилие.

В рассказе барыне противопоставляется Герасим: он тоже очень сильный, но у него нежная душа, в которой очень много любви. Поэтому его богатырская сила никому не причиняет зла. Он очень бережно берет ключницу за голову, когда та оскорбляет Танюшу, смотрит ей в лицо, и ключница понимает, что больше так делать нельзя. Или сталкивает головами двух воров, после чего их в полицию уже вести не надо. Они все поняли, воспитательная работа уже проведена. В одном месте рассказа Капитон Климов говорит, что рука у Герасима тяжелая, как у Минина и Пожарского. Это звучит как шутка, но с подтекстом. Минин и Пожарский – не воители и завоеватели, как Наполеон или Чингисхан, они народные освободители. В другом месте рука Герасима называется «благодатной». Если барыня – воплощение силы без любви, то Герасим – это сила с любовью.