Mayday

Пройдет немало лет, прежде чем все окончательно стихнет. А пока мир за окном полнится криками. Зловонный монстр воет голосами жертв – мужских и женских, старых и детских. Скребет когтями в двери, мы слышим – он близко. Никто не уйдет, всех впитает ржавая земля. Мы черви, это наш конец.

Небо поливает колким дождем, тленом пропитан воздух. Уходящее лето – последний рубеж, за которым схлопнется жизнь.

Глава 1.

20 июля.

– Пап, ты же быстро вернешься? – тихий голос прошелестел и повис в сгустившихся сумерках.

В этом некогда светлом, наполненным радостными голосами доме, теперь говорили очень тихо и очень мало.

Мужчина обернулся. Позади в дверном проеме стояла девушка с серыми глазами и копной пепельных волос. Точь-в-точь как у него. Одним движением накинул на плечи пиджак, сунул ноги в ботинки и уже потянулся было к дверной ручке, как взгляд вновь наткнулся на бледное лицо. В отражении зеркала виднелась дочь и вопрос, застывший в дымчатых глазах. Сколько ни отворачивайся, а правды это не изменит. Он медленно приблизился и крепко обнял девушку.

– Конечно, я скоро приду. Присмотри за братом.

С глухим щелчком закрылась дверь, глухой тоской отозвалось сердце. Еще немного постояв, Кристина провела пальцами по включателю, но света не было. Веерное отключение теперь случалось все чаще.

Тихонько заглянув в комнату брата и убедившись, что тот спит, она вернулась в гостиную, опустилась на диван и застыла. Взгляд затравленно скользнул по ровным линиям книжных полок, перескочил на черный прямоугольник плазмы, теперь совершенно бесполезной, и остановился на фото в рамке. Очертания красивой женщины медленно теряли четкость. Словно окружающая темнота разъедала их, стирая границы и превращая в размытое пятно.

Неужели с памятью будет так же?

Всхлипнув, Кристина прикрыла глаза и представила лицо матери, всегда серьезное и чуть уставшее, как вдруг безмятежная картинка исчезла под натиском иной, куда более страшной: залитый кровью пол и искаженные предсмертной судорогой губы. Не в силах вынести это, она резко открыла глаза и судорожно вздохнула. Видимо, прошло слишком мало времени. Последние минуты, проведенные с мамой, пока затмевали все прочие.

Во рту разлилась привычная горечь. Почти все, кого она знала, мертвы. Лучшая подруга, синеглазый красавец Арсений, бывшие сокурсники, знакомые, родственники… даже если кто-то из них выжил, ей об этом ничего не известно. Мобильная связь, интернет отключены, остался лишь громкий голос систем оповещения за окном, да и тот транслирует пару раз в сутки.

Стряхнув оцепенение, девушка чиркнула спичкой и зажгла свечу. Огонек пугливо потянулся вверх, вытягиваясь каплей. Его тусклый свет очертил крошечный круг на светлом дереве столика, отразился в темном экране плазмы. Но не коснулся главного. На душе по-прежнему монолитной плитой лежала безысходность. Вопреки словам отца, она знала: вернется он нескоро, впереди долгие часы ожидания и липкого страха.

В доме воцарилась гулкая тишина. Ее змеиная рука проникла во все комнаты, в каждый угол, щель, очертив владения.

Глупая, как только закончится ночь, ты проиграешь.

Полчища чудовищных звуков разом поработят мир, вытеснив из него тишину. Заставят бешено стучать сердце, парализуют тело. И даже свеча не спасет. Можно включить музыку на телефоне, там вроде еще оставалось немного зарядки, в конце концов, можно почитать вслух. Но нет, ни в коем случае. Любой посторонний шум усыпит бдительность, не позволит услышать. И тогда невидимый враг, ужасный, ненасытный монстр может подкрасться совсем близко. Единственный выход – затаиться и слушать, слушать, ловить каждый шорох.

Застыв, Кристина обратилась в слух. Лишь два огромных черных зрачка неотрывно смотрели в окно, туда, где за тонкой стеклянной преградой таилось страшное.

Шли минуты, летели секунды, исчезая в пространстве. В какой-то момент она начала клевать носом, но тут же вздрогнула и испуганно заозиралась по сторонам. Иуда – сон, много столетий назад перебежав на сторону ночи, теперь мучил, стараясь захватить в свой плен. Приходилось изо всех сил цепляться за реальность.

Ровно в шесть утра началось. Сначала отдаленные раскаты, едва уловимые, низкие, они становились все ближе и громче, пока не обрушились истошными воплями на подоконник.

Два месяца назад. 14 мая.

Новость настигла на базе. Хорошенько выспавшись после ночного рейса, Данила Вершинин наконец-то выбрался к реке. Рыбалку он любил, хотя клевало редко. Но разве в этом суть? То были часы спокойствия, безмятежности, внутренних диалогов и важных решений. Под веселое чириканье птиц находились удивительно верные ответы на вопросы, которые в повседневной суете никак не давались. Только здесь голова очищалась по-настоящему, а мысли обретали кристальную ясность.

Солнце медленно катилось к горизонту, отбрасывая блики на зеркальную поверхность озера. Лиловое на голубом, в окружении сочной зелени. Даже глаза здесь отдыхали. Слева ближе к лесу виднелись камышовые заросли. Вечерний ветерок лениво перебирал сухие стебли, тихонько покачивал, отчего воздух наполнялся едва слышимым шепотом. Поплавок оставался неподвижным. Вторя окружающему пейзажу, он и не думал предвещать появление рыбы. А Дэн и не думал следить за ним. Мысли его унеслись далеко за пределы острова.

За спиной мужчины виднелся небольшой одноэтажный домик, с чердаком и уютным крыльцом, купленный почти год назад. Это был его маленький мир, тщательно закрытый и отгороженный ото всех. Личное неприкосновенное пространство. База. Логово. Называйте, как хотите, сути это не меняет.

Убаюканный шепотом ветра и предзакатным солнцем, Дэн прикрыл глаза. На красивом смуглом лице застыло выражение безмятежности. Несколько темно-русых прядей упало на лоб и, подхватив, ветер тут же принялся играться с ними. За роскошную шевелюру ему попадало не раз. Сначала преподаватели, затем инструктора в летном училище, сейчас время от времени журил командир. Но ничто не могло заставить его сменить волнистую гриву на короткий ежик. Возможно, все дело в характере, а возможно, запали в душу однажды кинутые слова матери. Как-то утром, собирая сына в школу, она невзначай заметила, что с такой шевелюрой и тяжелым, темным взглядом, смотревшим всегда прямо из-под широких бровей, он похож на главнокомандующего. Сравнение ему очень понравилось, и с тех пор Данила не расставался с гривой, впрочем, взгляд тоже не изменился.

Как ни странно, но роскошной шевелюрой он был обязан отцу. Потомственному военному, поступившему на службу в военно-морской флот и сделавшему там блестящую карьеру. Гордый, импульсивный, властный, он готовил себе преемника и воспитывал сына со всей армейской строгостью. Но нравом Данила пошел в мать. Спокойный и упертый, точно бык, он настоял на своем и отправился учиться на летчика. Променяв океанские просторы на небо, Дэн тем самым сильно разочаровал родителя. После поступления отец не разговаривал с ним год, расценив поступок сына, как предательство. Но на втором курсе как-то раз украдкой приехал на летное поле. Шло построение, и инструктор важно вышагивал вдоль курсантов. Данила стоял первым. Самый высокий и крепкий, настоящий солдат. Надо признать, сын тогда произвел сильное впечатление. И наблюдая, как тот ловко забрался в кабину самолета, с каким благоговением положил руки на штурвал, мужчина смирился и успокоился. Однако с тех пор отношения с родителями так и не наладились. Да что теперь говорить, обоих забрал ковид.

Погруженный в свои мысли, Данила не сразу услышал звонок. Однако, нагло расплескивая спокойствие вечера, трезвон нарастал, пока наконец-то не пробил брешь в терпении. Вот приспичило кому-то! Недовольный оставил удочку на берегу и неохотно побрел к дому. На кухонном столе дисплеем вниз звонил и вибрировал телефон. Перевернув его, Дэн некоторое время размышлял, не будет ли проще скинуть вызов. Но что-то удержало его.

– Дэн, – как-то взволнованно начал Рыжий, чем сильно удивил собеседника. – Семьсот сорок седьмой упал. Вся команда Лактионова погибла. Из пассажиров тоже никто не выжил.

В ту же секунду безмятежный закат, березовая роща, блики воды – все исчезло.

– Постой, – изо всех сил прогоняя набежавшую тьму, пробормотал мужчина. – Какой рейс?

На том конце нетерпеливо вздохнули, повторив:

– Двадцать один сорок два из Шарм-эль-Шейха. Плановый.

Это был рейс авиакомпании, в которой оба работали уже более пяти лет. Данила вторым пилотом, а Ромка бортпроводником. Оба знали Лактионова, как одного из лучших пилотов. Такие не падают…

– Когда это случилось?

– Час назад.

– Точно разбился? Вероятность угона есть? – верить не хотелось, представлять тем более. Поэтому он упорно цеплялся за малейшую возможность прогнать горькую правду.

– Да, точно, точно! – с каким-то отчаяньем воскликнул Рыжий.

Обычно спокойный, сейчас же друг бил все рекорды нервозности. Значит, все правда.

– Господи, – Дэн прикрыл ладонью глаза. Из трубки доносился гомон голосов, время от времени прерываемый мелодичным сигналом оповещения. Вне сомнений, Рыжий в аэропорту. – Что говорят диспетчеры?

– Диспетчеры…– собеседник немного помедлил, словно сомневаясь, стоит ли об этом говорить, но все же решился, – Дэн, да чертовщина какая-то… говорят, почти сразу после взлета капитан доложил о ЧП на борту. Вроде бешенства среди пассажиров. Или нападения. А на сороковой минуте полета самолет просто исчез с радаров.

Дэн внимательно слушал, вникал, анализировал. Процессор в голове шумел, пытаясь вывести логическую связь, а она все никак не выводилась. Как пилот, он прекрасно осознавал все риски и сложности: неполадки в работе самолета, тяжелые погодные условия, ошибки пилотов – с этим все ясно. Но чего он никак не мог понять, при чем тут бешенство?! Боингом, совершавшим рейс Шарм-эль-Шейх – Москва, управлял капитан Лактионов – пилот с пятнадцатилетним стажем, в профессионализме и адекватности которого не было ни малейших сомнений! Даже если бы самолет захватили террористы, капитан ни за что не открыл бы им дверь в кабину. Нет, ерунда какая-то. Тут что-то другое.

Отключившись, он некоторое время размышлял – как лучше поступить? Первым порывом было немедленно сорваться и мчать в аэропорт, в офис компании, на место катастрофы, неважно куда, главное – быть ближе к событиям. Но он тут же одернул себя. Случившегося это не исправит. В подобных случаях другим пилотам остается только горевать, отгоняя неизбежные мысли о том, что на месте погибшего экипажа могла быть твоя команда.

Все еще пребывая в замешательстве, мужчина перевел мрачный взгляд на распахнутую дверь. Умиротворяющий пейзаж, восхищавший всего минуту назад, теперь казался неуместным. Перед глазами стояли страшные картины авиакатастрофы.

Вздохнув, Данила провел ладонью по онемевшему лицу и достал сумку. Решение принято. Несмотря на давно спланированный отдых, завтра он возвращается в Москву.

15 мая.

(здесь и далее записи из личного дневника Кристины Кошкиной)

«Сегодня весь день провела в институте. Внешне все вроде бы спокойно, но в воздухе отчетливо чувствуется нервозность. И ленты соцсетей только подогревают всеобщее настроение. На многочисленных фото из Америки один и тот же сюжет: парамедики в защитных костюмах грузят в машину скорой помощи очередного пострадавшего – связанного, захлебывающегося собственной кровью. Все случаи похожи, как один: пациент – бездомный или наркоман с внезапно открывшимся кровотечением. И в этой ситуации непонятно решительно все. Почему именно бездомные? По какой причине кровотечения? Зачем пациентов связывают? Куда увозят и что с ними делают?

Комментарии под постами только добавляют сумятицы в происходящее. Одни пишут об агрессивном поведении пострадавших, из-за чего их приходится усмирять. Другие очевидцы описывают волну страшных скоропостижных смертей бродяг по всем Штатам. Третьи утверждают, что несчастные умирают после мучительной агонии, длящейся несколько часов кряду. И видео окровавленных, корчащихся от боли людей на тротуарах, в подворотнях – также ясности не вносят. Какого черта там происходит?

Поскольку официальные источники молчат, в сети вовсю развернулись баталии диванных экспертов. Самое популярное мнение – происходящее вызвано новым видом наркотика. На втором месте – версия о некой страшной, неизвестной болезни. Есть и те, кто считает фото и видео – чистейшей профанацией, чтобы посеять панику и страх.

Блогеры спорят о дальнейшем развитии событий, дают ничем не обоснованные мрачные прогнозы, особо шустрые репостят материалы с места событий, по кадрам разбирая происходящее.

Студенты и преподаватели стараются сохранять видимость спокойствия, однако во взглядах то и дело мелькает тревога. Разговоры стихли. В коридорах больше не обсуждают зачеты и коллоквиумы. Кажется, даже предстоящая сессия отошла на второй план.

На сдвоенных лекциях пропедевтики мне впервые стало неуютно, все казалось чужим и нелепым. Профессор Булатов рассказывал о заболеваниях кровеносной системы, и все делали вид, что это всего лишь лекция, но понимали – выбор темы неслучаен.

Моя подруга Анна не слушала. Уткнувшись в телефон, она читала новостную сводку. И, судя по ее мрачному виду, хороших новостей не было. Ребята на переднем ряду о чем-то ожесточенно спорили. Вскоре их громкий, срывающийся на голос шепот услышал и преподаватель.

Он постучал ручкой по столу, призывая к тишине. Но вдруг один из споривших не выдержал и встал. Парень без предисловия задал один вопрос. Всего один, прямой до невозможности вопрос:

– Профессор, как вы считаете, причина эпидемии в новом виде наркотика?

Некоторое время преподаватель смотрел на студента, затем с тяжелым вздохом заметил, что пока речи про эпидемию не идет, а докторам стоит доверять фактам, а не слухам. После чего продолжил лекцию. Но все заметили, как при этом побледнело его лицо».

тот же день, чуть позже.

«Вечером я увидела ровно такое же выражение. Едва сдерживаемая обеспокоенность блуждала по лицам родителей. Мой, всегда спокойный и внимательный к малейшим деталям отец выглядел встревоженным и впервые в жизни не поставил портфель на комод.

Мне девятнадцать лет, и сколько себя помню, отец всегда по возвращении с работы совершал одни и те же действия. И сейчас, глядя на забытый в коридоре портфель, я мучаюсь плохими предчувствиями».

16 мая.

 Май в Москве выдался жарким и душным. Стремительно расцвела черемуха, газоны пестрели алыми тюльпанами, в парках распустились ярко-желтые одуванчики. Природа тоже торопилась, но этого никто не замечал. Над городом черным полотном повисла тревога. Взоры всех жителей были прикованы к экранам телевизоров.

 «В вечернем выпуске новостей сказали то, о чем отец напряженно молчал прошлым вечером. В крупнейших городах США – Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Сан-Франциско – зафиксированы вспышки ранее неизвестной болезни. Официально. Представители власти утверждали, что случаи единичные, переживать не о чем, ситуация под контролем, но надолго ли? Заголовки на различных порталах кричали о том же. Пробежав взглядом очередную статью, суть которой можно свести к емкому: «на пороге новая пандемия, и мы все умрем», я чувствовала, как по спине ползет холодок. И дело вовсе не в панической писанине журналистов. Вести из Америки для нас (будущих медиков) не сулят ничего хорошего. Что для обывателя «какая-то неизвестная болезнь», то для докторов – очень тревожный звонок.

 В поисках ответов я подошла к отцу. Мои родители – доктора. Отец заведует инфекционным отделением Боткинской больницы. Мама работает там же, но в кардиологии. Я студентка второго курса медицинского института. А потому мы слишком хорошо понимаем угрозу и ее последствия. Повторения пандемии никто не хотел. Еще сильнее мы опасались нового вируса. Ведь это все равно, что без оружия и подготовки столкнуться с неизвестным и крайне опасным врагом.

 Отец отвел меня на кухню и плотно прикрыл дверь. Прежде чем заговорить, он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе, а разум наполнился паршивыми предположениями – одно хуже другого. Наконец, папа признался, схожие случаи выявлены также в Амстердаме, Париже и Лондоне. По предварительным данным, болезнь вызвана вирусом, схожим с Эбола, но протекает гораздо стремительней, а летальный исход наблюдается у сорока процентов зараженных. Те же, кто выживает, ведут себя агрессивно, нападая на людей. Поэтому зараженных быстро изолируют. На данный момент зафиксировано более тысячи прецедентов, и это число растет.

– Ранее мы с таким не сталкивались. Если верить отчетам, инкубационный период от тридцати до сорока минут, клинические признаки очень яркие – обильная кровавая рвота, многочисленные гнойные папулы по всему телу, которые довольно быстро вскрываются. – признался отец и нахмурился. – Заражение происходит через слизистые оболочки и кровь. Учитывая, что люди буквально исходят кровью и гноем, ничего удивительного, что вирус распространяется столь быстро. Если так пойдет дальше, не исключено, вскоре случаи заражения появятся в Москве. Поэтому…– он вновь скользнул беспокойным взглядом по моему лицу, – будь осторожна.

17 мая утро.

Грязная зона аэропорта осталась позади. Миновав служебный вход в «Домодедово», Дэн прошел пункт досмотра и поднялся на второй этаж. До вылета оставалось три часа, а значит, у него есть как минимум час, чтобы найти своих и переговорить. Жаль, что Рыжий отбыл в Лондон. Вот уж в ком таился настоящий талант сыщика. Длинный и юркий, как шнурок, Ромка всегда был в курсе всего, и ему не требовались ни мыло, ни связи, чтобы подобраться к правде. Едва в воздухе появлялось волнение, как Рыжий тут же настораживался, прислушивался и брал след. И не успокаивался, пока не докапывался до истины. Да, сейчас бы помощь друга очень пригодилась. Но делать нечего, придется самому. Первым делом заглянул в брифинг-центр и отыскал глазами капитана Тарасова – первого пилота экипажа.

– Привет, Даня, – излишне громко приветствовал шеф и подал знак глазами: не входить. Вместо этого мужчина поднялся сам и зашагала навстречу, – я вот что хотел спросить…

Дэн все понял и невзначай попятился назад. Скрывшись от глаз коллег, Тарасов быстро ухватил напарника под локоть и оттащил в сторону.

– В общем, ситуация такая, – с ходу начал он, – никаких вопросов про семьсот сорок седьмой не задавать. Делом занимается специальная комиссия, прокуратура, да еще кабинетчики набежали из министерств.

О том, что место крушения объявлено карантинной зоной, как и о том, что родственники погибших, скорее всего, никогда не увидят тел, Данила уже знал. Но, черт возьми, что все-таки происходит?!

Верно расценив выражение его лица, Тарасов припечатал:

– Ты что, новости не видел? Ясно, опять в отшельника играл. Данила, ну сколько можно? Учу тебя, учу, – сетовал собеседник, – а все без толку! Заведи ты уже себе жену и детишек. Хватит бегать в холостяках и вторых пилотах. Это ж первая истина в авиации. Пока пилота на земле никто не держит, к управлению воздушным судном не допустят!

– Игорь Юрьевич… – нетерпеливо выдохнул напарник.

С девушками у него не складывалось. Они вечно тянули к нему свои руки. Сильный, статный, Данила притягивал их, как причал корабли. Каждая видела за его плечами стабильность, тихую гавань семейного уюта и всеми силами старалась задержать непокорный взгляд карих глаз на себе. Да только сам Дэн считал женщин слишком непредсказуемыми, чтобы брать на борт такой балласт. А потому давно и всерьез решил быть один.

– …оставим темные стороны моей биографии в покое. Лучше объясните, при чем здесь крушение самолета и карантин?

Но вопрос так и повис в воздухе. Внезапно из брифинг-центра донесся странный шум. Обычно в комнате, где пилоты готовились к предстоящим полетам, царили сосредоточенность и тишина. Но только не сейчас. Воздух так и вибрировал от криков. Оба немедленно рванули обратно. В этот момент один из коллег пытался настроить висевший на стене телевизор, ему на помощи кинулись еще пара человек. Стало ясно: произошло нечто чрезвычайное. Словно вспышки звучали фразы, предвещавшие только одно – катастрофу. Наконец, пилоты справились с телевизором, добавив звук.

Все замерли. На экране возникла карта полетов из международного аэропорта Марракеш (Марокко). Ведущая новостей взволнованным голосом сообщает, что связь с экипажами воздушных судов, летевшими по направлению Рим, Рио-де-Жанейро и Дубай, пропала. Местоположение судов также не известно. Правительство страны просит помощи у мирового сообщества в организации поисково-спасательных мероприятий.

Никто в комнате не успел опомниться, как диктор побелевшими губами уже спешит сообщить следующую горячую новость, не менее ужасающую и трагичную:

«Только что нам поступило известие, гавань Стамбула протаранил круизный лайнер. На полном ходу судно врезалось в причал. Количество раненых и погибших уточняется…».

Тут же на экран вывели видеозаписи очевидцев. Над гаванью точно гигантский айсберг высится лайнер. Люди, здания, машины – все пространство вокруг лайнера за считаные секунды превращается в месиво. Но самое страшное происходит потом. С многочисленных палуб начинают сыпаться люди. В кадре множество окровавленных тел. В пыли, суматохе не понять, как и почему это происходит.

В комнате повисла гнетущая тишина. Съемки оказались настолько откровенными и страшными, что даже им, закаленным небесным волкам, готовым к любым критическим ситуациям, стало не по себе. Все взгляды неотрывно следили за происходящим на экране, а в головах один и тот же вопрос на репите – что происходит?

17 мая вечер.

«Не смотря на жару, меня бьет озноб.

Сегодня в институте все говорили о крушении самолетов и круизного лайнера. Столько людей погибло! Социальные сети и мессенджеры заполонили шокирующие кадры: кровь, мертвые тела мужчин, женщин, детей… Думая о них, я не могу сдержать слез. Какой ужас и шок, должно быть, испытывали несчастные перед столкновением. Само осознание неизбежности, крики отчаяния… ничего не могу с собой поделать. Вновь и вновь прокручиваю в голове секунды ДО.

Но если я думала, что на этом плохие новости закончились, я сильно ошиблась. Буквально через три часа после катастрофы появились первые сведения о зараженных. Вместе с тем лайнером в Турцию приплыл новый вирус.

В момент, когда об этом объявили, я стояла рядом с мамой. Мы молча смотрели на экран плазмы, одинаково ошеломленные и испуганные. Когда первое потрясение прошло, мама заметила, если не будет закрыто наземное, водное и воздушное сообщение с Америкой и Европой, это закончится пандемией для всего мира. Но голос отца, раздавшийся позади нас, заверил, что ЭТО уже происходит. Он слишком хорошо помнил ковид, поэтому иллюзий не питал.

После разговора с родителями я закрылась в своей комнате. Мне хочется побыть одной. Трудно поверить, что над твоими родными, друзьями, над привычным миром нависла смертельная опасность. Как это произошло? Когда? В поисках ответов я углубилась в изучение новостных сайтов и отчетов ВОЗ. Это помогло восстановить хронологию событий.

Первые тревожные вести начали поступать еще десять дней назад. Данные исходили от волонтеров, работающих в районе Скид Роу – известном гетто для наркоманов и бездомных, расположенном в центре Лос-Анджелеса. Там зависимым бесплатно раздают шприцы с дозами, дабы избежать грабежей и насилия. Оставим этическую сторону вопроса за скобками, важно другое: именно после введения последней партии наркотиков, местные жители стали вести себя странно. По словам волонтеров, в течение нескольких минут после принятия дозы у людей открывалось обильное кровотечение. Многие умирали сразу, а выжившие вели себя невменяемо и агрессивно, нападая на своих же соседей. На сайте, где опубликована новость, размещались фотографии района. Многочисленные палатки, картонные коробки, грязь, пугающего вида люди – отчаявшиеся, опустившиеся до самого дня. Изображения в комментариях не нуждались: это было идеальное место для инфекций и болезней. Нет ничего удивительного, что вирус распространялся там со скоростью урагана.

Американское правительство легкомысленно проигнорировало первые сигналы от волонтеров. Бездействие помогло вирусу сильнее вгрызться в население Скид Роу и начать распространятся в благополучных районах. Очевидно, ситуация резко ухудшилась, раз Штаты все же решили выступить с официальным заявлением и обратиться за помощью к ООН и Всемирной Организации Здравоохранения.

Из прочитанного лично у меня сформировалось два вывода. Первый – вирус попадает в кровь жертв вместе с наркотиками. Второй – кто-то намеренно запустил смертельную партию в массы. Другой вопрос – зачем они это сделали? Осознавали ли, какой опасности подвергают мир?

***

Сейчас два часа ночи. Я закончила читать час назад, но все это время не могла взять себя в руки. И вроде все это уже было, только недавно миновала пандемия ковида, нас больше ничем не напугать… если не знать один нюанс. Самое обескураживающее заключалось в поведении вируса. Оно не укладывалось в характеристики известных штаммов.

Мы до сих пор очень мало знаем о новой лихорадке. Эбола убивал своих жертв от шести до двадцати дней. А первоначальные симптомы очень напоминали грипп, лишь с течением болезни могли проявиться рвота, диарея, кровотечения. Новому вирусу требовалось менее часа. Изменилось и поведение жертв. Если раньше зараженные обессиливали от кровопотери и обезвоживания, то сейчас их действия отличались агрессивностью, как при бешенстве. Выходит, новый штамм поражает мозг, стирая границы человеческого и оставляя умирающим лишь самые примитивные инстинкты? Папа уверен, мы столкнулись с рекомбинацией генов двух, а может и трех вирусов. Но почему и главное, как это произошло, нам до сих пор не известно.

Политики все еще обсуждают кризис, санкции, вооружают гражданские войны, обмениваются угрозами, словом, продолжают самозабвенно играть в бисер, не понимая, что главная партия уже разыгрывается без них!

Если верить датам, неизвестной лихорадке потребовалось всего десять дней, чтобы вырваться за пределы континентов. А теперь главный вопрос: за какое время она охватит всю Землю?»

18 мая.

Рыжий прав. Иначе, как чертовщиной это не назовешь.

Среди пилотов нарастают панические настроения. Одни и те же слухи ходят по кругу, обрастая небылицами. Говорят, на месте катастроф найдены черные ящики. Записи, извлеченные из них, почти один в один повторяют друг друга. Сначала капитаны докладывают о драках, волнениях на борту, а потом раздается страшное.

МэйДэй.

МэйДэй.

МэйДэй.

И они пропадают с радаров. Коллеги сходятся во мнении, что последние авиакатастрофы, так или иначе, связаны с эпидемией бешенства. А тем временем официальных данных как не было, так и нет. Представители авиакомпаний без конца выражают соболезнования родственникам погибших и прикрываются ничего не значащими фразами. И это страшно раздражает. Как выходить в рейсы, когда на душе неспокойно?

А тут еще задержки. Вылет из Адлера постоянно переносился. Сначала на час, затем еще на час. Теперь вот объявили – следите за информацией. Измученные жарой и ожиданием члены экипажа расположились в служебной зоне Сочинского аэропорта. Капитан, откинув в сторону галстук, сидел в кресле и нервно барабанил пальцами по подлокотнику. Одна бортпроводница после неудачных попыток сосредоточиться на чтении, вяло обмахивалась журналом, устремив сонный взгляд на внутренний двор. Трое остальных пытались дремать. Впрочем, тоже без особого успеха.

А разрешение на вылет все не давали.

И это жутко бесило, тем более никто не мог толком объяснить причину задержки. Зимой, понятно, трасса тяжелая, нужно чистить ото льда и снега. Самолеты нуждаются в более тщательной обработке. Да и метеоусловия часто подводят. Но сейчас май. Небо чистое, ни облачка. Взлетные полосы пустые. Так в чем же дело?

Спустя три часа ожидания в комнату заглянула дежурная.

– Экипаж двести восемьдесят второго, пройдите на медконтроль.

– Так были уже, – взорвался Тарасов. – Сколько можно откладывать рейс? Ладно мы – люди привыкшие. Пассажиров-то зачем мучить? Они же с детьми, чемоданами… клубникой, в конце концов!

Несмотря на усталость, Дэн не смог сдержать улыбки. В любой критической ситуации: турбулентности, грозовых облаках, при любой шероховатости в пилотировании капитан прежде всего думал о людях. Все знали, только на рейсах Тарасова «клиент всегда прав». А вот дежурная не знала и на резкое замечание ответила противным брюзжащим голосом:

– С предыдущего рейса сняли всех пассажиров и изолировали. Приказано соблюдать пятичасовой карантин перед отправкой любого рейса в Москву.

Дэн мрачно переглянулся с патроном. От услышанного в груди противно заворочалась тревога. Ведь если разобраться, аэропорты – идеальная мишень для вирусной атаки. Тысячи людей ежесекундно контактируют, дышат, кашляют, чихают, а затем, списывая температуру на простуду от кондиционеров, разлетаются в разные части света. А вместе с ними и зараза.

Стараясь не терять самообладания, оба проследовали в медкабинет. В помещении пахло кварцем и лекарствами. За последних три часа здесь многое изменилось. Дежурного доктора сменил мужчина в защитном костюме. Сам медконтроль также длился дольше обычного и включал анализ крови, осмотр кожных покровов и слизистых. На все вопросы экипажа незнакомец сухо отвечал «распоряжение руководства».

Спустя пять часов и пятьдесят три минуты Дэн, наконец-то, занял кресло второго пилота и готовился к полету. Капитан полностью сосредоточен, все действия, движения отточены до автоматизма. Запустили двигатели. Ну, с Богом! Шасси покатили по горячему асфальту и вскоре оторвались от земли. Самолет набирал высоту. Через двадцать минут отметка в десять тысяч метров пройдена, и машина пошла ровно. Можно чуть расслабиться и поговорить. Но, взглянув в хмурое лицо шефа, Данила осекся и разумно решил, не лезть.

Только когда треть пути осталась позади, Тарасов отвел в сторону микрофон и приглушенно сказал:

– Вот что, Даня. Прилетаем и оба берем больничные. Перед вылетом мне все-таки удалось переговорить с докторицей. Так вот, дружок, за последние сутки три международных экипажа отправились в лазарет. Похоже, вирус-то не выдумка телевизионщиков. Он на самом деле есть! – широкий лоб прорезали глубокие морщины. Вновь отвернувшись к приборной панели, он проверил показатели и закончил мысль. – Поэтому пока зараза гуляет по миру, езжай-ка ты на базу. Да отсидись.

Но Дэну так и не удалось переварить новость. Внезапно по внутренней связи вызвала бортпроводница. Взволнованным голосом девушка сообщила, что на борту беспорядки. Одному из пассажиров стало плохо, прочие в панике забились в салон бизнес-класса и выходить отказываются. В свою очередь, «привилегированные» пассажиры возмущены таким положением дел, зреет драка.

Дэн вывел на монитор изображение с камер. Обстановка действительно накалялась. Парочка мужчин уже сцепились врукопашную, остальные испуганно жались по сторонам.

– Нам втроем не справиться! – в голосе бортпроводницы отчетливо звучали истерические нотки.

Тарасов нервно ослабил галстук и переглянулся с помощником. А не в этом ли причина катастроф? Беспорядки на борту, зараженные, а как итог – крушение. Сопоставив в голове исходные данные, капитан принял единственное верное решение:

– Помести больного в хвост. Всех прочих рассади как можно дальше. Выдай всем медицинские маски.

– А если начнут буянить?

– Начнут буянить, запрись в туалете. – отключившись, капитан обратился к Дэну, – что бы там ни происходило, из кабины ни ногой!

И вырубил камеры. Но как известно, беда не приходит одна. На экране локатора внезапно нарисовался фронт. Только этого не хватало! Сердце и без того полнится беспокойством, а тут еще стихия подкидывает сюрпризы.

– Беда не приходит одна. – процедил под нос Игорь Юрьевич.

Запросив информацию у диспетчера, вскоре экипаж получил подтверждение – впереди гроза.

– На какой высоте фронт?

– На одиннадцати тысячах.

– Надо подниматься, – решительно заявил Тарасов, – запрашивай разрешение.

Дали добро на одиннадцать тысяч пятьсот. Если верить метеосводке и приборам, айсберги грозовых облаков висели аккурат на этой высоте. А значит, можно обойти.

Капитан кинул быстрый взгляд на напарника. Второй пилот с пониманием кивнул и взял управление на себя. Только они двое знали, с непогодой лучше справляется Дэн. Провести машину сквозь опасные ущелья туч – настоящее искусство, которое оказалось у него в крови.

Крепкие ладони уверенно легли на штурвал. Только здесь, в небе, один на один со стихией он чувствовал себя цельным и нужным. Можно сколько угодно кичиться счетом в банке или крутым авто, но, когда у тебя в руках штурвал, и триста пассажиров за спиной, именно в этот момент с предельной ясностью понимаешь, чего ты стоишь.

Тарасов тем временем включил связь с салоном, предупредив о возможной турбулентности. В тот же миг на табло загорелась команда «пристегнуть ремни».

Одиннадцать тысяч четыреста. Чуть потряхивает. Теперь уже и без приборов видна глухая стена туч. Дождь, то мелко трусит по стеклу, то поливает отборным ливнем. Впереди сплошь шарашат молнии, задача не из простых. А тут еще боковой ветер – строгий экзаменатор, вечно уводит самолет от курса. Дэн стискивает зубы и внимательно ощупывает пространство, сверяется с показаниями на мониторах и вновь обращается к небу. Нужен чистый коридор, идти напролом нельзя. Уже успел убедиться на собственной шкуре, стихию невозможно победить, ее можно обойти, обхитрить, но бороться с ней бесполезно. Проиграешь.

Краем глаза заметил, как шеф просматривает камеры и хмурится.

– Что там?

– Кажется, у нас проблема, – шумно выдохнул он. – Первый раз такое вижу.

На секунду отвлекшись на монитор, Дэн почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Пассажиры бесновались, атакуя друг друга, крики, мордобой, кровь. Первым порывом было пойти разобраться, но вместо этого второй пилот стиснул зубы и отвел взгляд.

Возможно, другие пилоты так и поступили, вышли из кабины, чтобы разобраться. И это стало фатальной ошибкой. Ошибкой, цена которой – сотни жизней. Нет уж, дудки! Что бы ни происходило на борту, а самолет приземлится в целости и сохранности вместе со всеми пассажирами.

Скорость полета пятьсот километров в час, скорость капитана не меньше, он уже связался с землей и доложил обстановку на борту. Теперь только ждать инструкций. Тянутся минуты, словно тугая резина, надрывно, тяжело. К счастью, у Дэна есть задача поважнее, чем переживать о ЧП на борту. Стараясь откинуть посторонние мысли, он полностью сосредоточился на управлении. Ни один мускул не дрогнул на его лице, даже когда попали в небольшую турбулентность. И только насквозь мокрая от пота рубашка, подсказывала, как непросто сейчас второму пилоту.

Ужин пропустили, следуя принятому решению не открывать кабину. А жаль, кофе бы сейчас не помешало.

Оживает связь:

– Борт Аэрофлот 282, посадить на запасную полосу. Ждать дальнейших инструкций.

Час от часу не легче. Похоже планам Тарасова не суждено сбыться. Дэн был почти уверен, им не удастся сфинтить в отпуск, наверняка на земле их ждет изолятор, люди в медзащите и новые анализы.

Ровно в девять приступили к снижению. Внизу серая, непроглядная вата. Впереди стеной хлещет дождь. Воздух вокруг самолета сильно наэлектризован, того и гляди, вспыхнут искры. Дэн вытер мокрый лоб, ни на секунду не отводя напряженного взгляда от пустоты, разверзнувшейся впереди. Пора выпускать шасси. Началось быстрое снижение. Сердце в груди вторит реву двигателей. Закрылки выпущены, и машина стремительно прорывает завесу дождя. Минута, вторая, третья, и вот, наконец, в лицо мягко светят спасительные огни маячков. Еще через секунду из тумана выныривают две ласковые руки – разметка посадочной полосы, готовая принять в свои уютные объятия.

Фуххх… с этим справились.

***

На запасной полосе их ожидала колонна военных машин. Разглядывая солдат с автоматами, пилоты напряженно переглянулись. Вскоре подъехал трап, но вопреки заведенному порядку, не к пассажирским дверям, а к кабине пилота. По ступеням быстро взлетел военный в черном комбинезоне и респираторной маске. Некоторое время он смотрел на них в упор, а затем подал знак открыть окно. Тарасов молча выполнил просьбу.

– Доложите обстановку.

– На борту случились беспорядки, да сами посмотрите, – Игорь Алексеевич включил камеры и в ужасе замер. К этому моменту все проходы были завалены окровавленными пассажирами, но оставались и те, кто продолжал бесноваться по салону.

В отличие от пилотов, военный удивлённым не выглядел.

– Вы ходили в салон?

– Нет, – доложил капитан, – как только начались беспорядки, мы забаррикадировались.

– Сможете покинуть судно через окно?

– А есть другие варианты? – Тарасов красноречиво покосился на экран.

Дэн вылез сразу за капитаном. Их тут же посадили в машину и увезли со взлетного поля. О судьбе трехсот пассажиров, оставшихся в самолете, они не знали, но, судя по настрою военных, ничего хорошего.

Как и ожидалось, следующие несколько часов они провели в изолированных боксах инфекционного отделения Домодедовской больницы. А вот остальным повезло меньше. На борту действительно оказался зараженный. Одна из стюардесс скинула фотографию, очевидно, еще на высоте. Едва взглянув на экран, Дэн замер и невольно сглотнул. Что за черт?! Снимок выглядел так, словно был сделан на месте зверского преступления: человек был весь в крови, она же заливала все соседние кресла и напольное покрытие, словно несчастного пропустили через мясорубку. Оторвавшись от жуткого зрелища, он быстро напечатал:

«Это зараженный?»

Но ответа так и не последовало. Оставалось надеяться, что с бортпроводницей все в порядке и она не превратилась в кровавое месиво, как тот пассажир.

Едва их выпустили из боксов, Данила распрощался с Тарасовым, отыскал каршеринг и рванул домой. Напряжение не отпускало. По венам продолжал циркулировать сгусток энергии и адреналина, а не кровь. И дело вовсе не в сложном полете. В грозу они летали и раньше. А вот жуткое фото, как и известие, что вирус пробрался на родную землю, заставило его сильно нервничать. Еще в больнице он составил четкий план дальнейших действий. Как только оказался дома, немедленно приступил к его выполнению.

Глава 2.

23 мая.

«В прессу просочились первые тревожные вести о том, что вирус добрался до других стран: в Париже оцеплены все окраины, где проживали мигранты и малоимущие семьи, в Египте изолирована группа европейских туристов, в Москве сняты с рейса пассажиры из Сочи… но так продолжалось недолго. Буквально за одну неделю СМИ захлестнули новости о новых очагах заражения: Австралия, Бразилия, Канада, Швейцария… следом за ними – Индонезия, Кения, Индия. И сколько бы Китай не выставлял кордонов, укрепляя знаменитую стену, лихорадка прорвалась и туда.

События разворачивались по схожему сценарию. Сначала вспышки новой болезни выявили в наркоманских притонах и трущобах, но довольно быстро болезнь вырывалась за пределы бедных кварталов, распространяясь среди населения.

Истеричные настроения нарастали и лавиной обрушивались с экранов, сея панику и страх. Наконец-то человечество осознало: вирус – не случайный гость, нет, он – угроза всему нашему виду. За две недели земной шар был сплошь усеян красными метками вспышек болезни. Какие бы меры ни принимались, пандемия не обошла стороной ни один континент, ни одну страну, ни один город.

ВОЗ объявила о создании международной комиссии. Ведущие ученые-вирусологи со всего мира съехались в Стокгольм, чтобы совместными усилиями разработать спасительную вакцину.

В последовавшие дни внимание всей планеты было приковано к происходящему в Стокгольме. Лучшие умы человечества исследовали биологический механизм загадочной лихорадки. К этому моменту удалось выяснить, что это совершенно новый, до сего момента неизвестный вирус. Разумеется, обыватели тут же подхватили тему и принялись состязаться за звание «самая абсурдная версия». Среди самых популярных: вирус послан Господом в наказание за грехи; привет от инопланетных захватчиков (к чему мараться, когда можно запустить землянам вирус, немного подождать и опуститься на вымершую планету?) и третье – попытка природы очиститься от главных паразитов – человечества.

Правда оказалась куда сложнее и страшнее. Вирус возник он не на пустом месте, а в результате двух процессов: мутации вируса оспы и рекомбинации с генами Эбола и вирусом Авалон, недавно обнаруженном китайскими учеными в тающих ледниках Гренландии. Проще говоря, трио Avalon, Variolla major и Ebolavirus объединились в новый смертоносный супервирус, которому дали название по первым буквам «отцов-основателей» – AVE.

Папа абсолютно уверен, природе не под силу такое творение, так что Авэ (как тут же окрестили обыватели) – рукотворный вирус, созданный в лаборатории. Вероятность того, что столь сложные процессы могли случайно произойти в естественных условиях – нулевая. Начиная с мутации оспы, заканчивая извлечением и экспериментами с Авалоном – дело рук ученых. Кто и с какой целью проводил опыты с вирусами нам не известно. Но одно ясно наверняка, что-то пошло не так, раз AVE выбрался из лаборатории и теперь вовсю хозяйничал на Земле. Мысли о том, что кто-то мог намеренно использовать вирус как биологическое оружие, отец отвергал. Он до последнего верил в гуманность и порядочность ученых-коллег. А я нет. Как и миллионы других людей. Ведь первые случаи заражения были зафиксирован в Лос-Анджелесе у наркоманов, принявших дозу бесплатного наркотика. Значит, в том шприце находился новый супервирус, как и в тысячи других шприцев, намеренно распространенных по миру.

Большинство здравомыслящих людей сходились во мнении, что AVE запустили те же люди, кто недавно обкатал сценарий с пандемией Коронавируса. Поскольку репетиция прошла успешно: под угрозой вымирания человечество позабыло об огромном госдолге США, выборах, распрях, демократии и сконцентрировалось на общемировой проблеме. Почему бы не повторить фокус, в первый же раз сработало?

Блоггеры называли AVE – местью природы против главных паразитов – человечества. Другие писали о Божьей каре. Были и те, кто считал AVE инструментом против перенаселённости планеты. Кто-то могущественный и злой решил разом ускорить смерть «лишних» людей – бродяг, наркоманов, бедняков и, таким образом, очистить города. Но Боже, как же «чистильщики» просчитались с масштабами! Их злой умысел мог запросто обернуться мировой катастрофой. Ведь, по сути, они выпустили из лаборатории идеального убийцу. Осознавали ли эти люди в полной мере последствия своих действий? Не думаю. А если понимали и все равно пошли на преступление против человечества, то поверьте, им сейчас так же страшно, как и всем нам.

Первые отчеты из Стокгольма доказывали: AVE оказался куда более опасным и агрессивным, чем лихорадка Эбола или оспа. Кроме того, представитель комиссии сообщил, что на текущий момент известно три штамма: AVE -1, AVE -2, AVE -3. Образцы, доставленные с разных точек мира, имеют очевидные различия.

Если верить словам отца, все разгадки насчет течения болезни, приступов агрессии у зараженных, в том числе и способность к стремительной мутации самого вируса, кроются в недавно обнаруженном Авалоне. Вирус, извлеченный из льдов, как ящик Пандоры. И нам только предстоит узнать, что скрывается внутри. И если в начале пути представители комиссии рассчитывали разработать вакцину в самое ближайшее время, то вскоре всем стало очевидно: ученым потребуется гораздо больше времени, чем планировалось ранее. Другой вопрос – есть ли это время у людей?

***

Это был сложный, во многом противоречивый день. Студентам объявили, что с завтрашнего дня занятия в институте переведены на дистант, впрочем, как офисы и школы. В столице введен жесткий масочный режим и комендантский час. Но вмененные меры никого не удивили. Все разворачивается по уже знакомому сценарию. А вот военные машины с вооруженными солдатами, патрулирующие город – что-то новенькое. Министр обороны сказал: это вынужденная мера против вандализма и беспорядков. Но интуиция подсказывает, причина кроется в другом. В Москве достаточно сотрудников полиции, чтобы справиться с хулиганами. Раз призвали военных, значит – дело дрянь.

Новости о новой смертоносной лихорадке посеяли панику, и за медицинской помощью обратились тысячи людей. Но самое страшное, среди паникеров, принявших ложные симптомы за истинные, выявили зараженных. За последние сутки московские больницы оказались переполнены. Медицинский персонал не справлялся, в связи с чем среди студентов-медиков набирали волонтеров.

Арсений и еще несколько моих одногруппников примкнули к добровольцам и заступили на дежурство. Вскоре их примеру последовали другие. Но были и те, кто отказался, не желая подвергать себя лишнему риску. Сокурсники смотрели на них с нескрываемым презрением.

Не зная, как поступить, я позвонила отцу. Он велел нам с Анной ехать к нему. Не мог допустить, чтобы нас направили куда-то, кроме Боткинской».

29 мая.

Вот уже неделю Данила жил на базе. Сменив костюм пилота на резиновые сапоги и спортивную одежду, он наконец-то занялся обустройством хозяйства. База представляла собой остров протяженностью не более двух километров, со всех сторон окруженный водой. Все постройки находились в южной части, основную же территорию занимал лес. Это было идеальное место, чтобы схорониться и переждать любые катаклизмы – погодные, политические, личные.

Чего скрывать, в душе он всегда был немного отшельником. Даже профессию выбрал под стать. В напарниках – главный пилот, да бескрайнее небо впереди. Дэна все устраивало. А суету аэропортов и напряжение полетов он успешно обнулял на базе.

Этот дом он купил прошлым летом и, как все хорошее происходящее в его жизни, это вышло совершенно случайно. Во время рыбалки, в поисках новых «клевых» мест, лодка вынесла его к острову. Обследовав территорию и обнаружив здесь заброшенный дом и вместительный сарай с ящиком ржавых гвоздей, Дэн понял, что нашел убежище, о котором давно мечтал. С этого момента при любой возможности стремился попасть в тишь и уединение острова. Здесь не было ни электричества, ни телевидения, только дизельный генератор для экстренных случаев.

Правда, отправляясь на базу в этот раз, Данила изменил давнему принципу и прихватил с собой радио. Установив его на веранде так, чтобы голос диктора был слышен из любой точки острова. Мужчина мог спокойно заниматься своими делами и при этом оставаться в курсе происходящих в мире событий. А события день ото дня становились все тревожнее.

30 мая.

«Прошел первый день нашей волонтёрской службы. Отец запретил нам с Аней даже близко подходить к боксам с зараженными. Поэтому мы помогали в палатах с обычными больными. Которых, к слову, тоже было предостаточно.

Весь медицинский персонал ожидаемо обязали ходить в специальной защитной одежде. Учитывая установившуюся жару, это было тем еще испытанием. Но никто не спорил, понимали, сколь высока цена легкомысленности.

В больнице я узнала много такого, о чем не рассказывал отец. Как оказалось, первый пациент поступил еще неделю назад. С тех пор почти все изолированные больничные боксы забиты под завязку. А это, на секундочку, сто восемьдесят пациентов. И зараженные продолжали поступать.

Обед мы с подругой провели в Ординаторской и ни капли об этом не пожалели. Здесь витали самые последние слухи и новости. Старшая санитарка проболталась, что зараженным сразу вводят успокоительное. Это стали делать после того, как один пациент набросился на доктора и тот тоже заразился. Про агрессивность упоминали и раньше, но никто не уточнял, почему так происходит. Самую правдоподобную версию высказал, как ни странно, патологоанатом. Этот угрюмый мужчина, к которому я бы ни за что не повернулась спиной, заявил: агрессивность – побочный эффект одного из штаммов. Он же убеждал всех, что вирус продолжает мутировать, и не известно, сколько еще версий AVE мы узнаем в ближайшее время. Папа ходил мрачнее тучи и на мои вопросы не реагировал. Но вечером все же признался, что все услышанное мной в больнице – правда.

Именно поэтому вместе с коллегами отец начал собственную работу над вакциной. Они решили никого не ждать, собрали лучших вирусологов России и обосновались в Боткинской лаборатории. И теперь день и ночь, сменяя друг друга, занимались изучением новых штаммов. Пока одна команда ученых старалась понять механизм мутации и ее действия на человеческий организм, вторая пыталась найти способ извлечь антигены, чтобы затем получить антитела к AVE.

Это вызывало гордость, а вместе с тем и новые страхи. За отца, за людей, за мир. Успеем ли?».

3 июня.

Небольшую моторную лодку он купил заранее. Заведя мотор, Дэн пересек озеро, узкий перешеек и высадился на берегу ближайшей деревни. В планах посетить местное сельпо и пополнить свои запасы. Но, так и не дойдя до пункта назначения, вдруг встал как вкопанный. Невдалеке толпились люди, о чем-то переговариваясь. По улице плыл поставленный голос диктора, донося до слуха фразы: «новые очаги заражения», «количество умерших», «меры предосторожности». Подойдя ближе, Дэн обнаружил на крыльце одного из домов телевизор. Его хозяин выкрутил громкость на полную, и теперь вся деревня внимала трансляции. Хватило пары секунд, чтобы понять – помимо вируса в мире орудует зверь пострашнее. Все крупные города были охвачены паникой, люди бежали по улицам, шоссе, стремясь как можно быстрее покинуть мегаполисы и спастись от AVE. Истерия нарастала.

Картинка сменилась, на экране возник Центр Эпидемиологии Стокгольма. Пресс-секретарь международной комиссии, запинаясь и без конца поправляя очки, что-то лепетал про вакцину, антитела. Некоторое время Дэн пристально разглядывал этого престарелого хмыря, пока не понял – тому попросту нечего сообщить миру.

Более не теряя времени, он резко развернулся и припустил к магазину. Добравшись, сгреб все, что было на полках. На недоуменный взгляд продавца пояснил: ждет гостей на острове. Смекнув, что перед ним тот самый ненормальный москвич, обосновавшийся на острове, продавец предложил товары со склада. Данила, не торгуясь, скупил все.

Для транспортировки покупок пришлось сделать несколько ходок. Через два часа погреб был полон под завязку. Набив кухонные шкафы и чердак продовольствием, Дэн решил, что, пожалуй, на ближайшие два года голод ему не грозит. Далее наступил черед инструментов. В том же магазине, мужчина скупил все гвозди, проволоку, опустошил строительные и хозяйственные прилавки. Отвертки, молотки, плоскогубцы, пила, ручная дрель и три топора также пополнили арсенал сарая.

Закончив с запасами, хозяин базы приступил к строительству забора. Если все так пойдет и дальше, не ровен час, пожалуют мародёры. Сейчас вода, окружавшая остров, служила естественной преградой, но с наступлением заморозков подобраться к нему станет проще простого. Наконец-то руки дошли до столбов и бетонной смеси, томившихся на острове с прошлой осени. До позднего вечера он выкапывал ямы. Заливал раствором и вворачивал металлические столбы. Дело шло медленнее, чем хотелось, и к тому моменту, как солнце скрылось за горизонтом, была охвачена лишь половина территории. Но ничего, у него еще есть в запасе время.

С наступлением сумерек второй пилот Вершинин наконец-то распрямил спину и обвел взглядом свои владения. В этот момент он испытывал жгучую смесь боли и восторга. Руки были стерты в кровь, спина болела, каждая мышца его тела ныла и стонала. Но удовлетворение от укрепления своего жилища с лихвой окупало физические страдания.

Окунувшись в озере, он зашел в дом и включил радио.

16 июня .

«Прости, что давно не писала. Даже не знаю, с чего начать. Столько всего произошло…

Начну с главного. Количество жертв чудовищно. В первые дни поступало два-три пациента. У дверей больниц дежурили журналисты в поисках новых страшных кадров и подробностей, которые бы смогли напугать зрителей еще больше. Поначалу это представлялось захватывающим приключением. Мы чувствовали себя героями фильма-катастрофы: будущие доктора, рискуя жизнями, сражаются с пандемией… В другой ситуации я бы рассмеялась над нашей глупостью, но только не теперь… Кажется, с тех пор прошло полжизни. Бравада уступила место ужасу. Количество зараженных в Москве – два миллиона, в России – сорок, данные по миру разняться от шестисот миллионов до миллиарда.

Мэрия распорядилась переоборудовать под лазареты все крупнейшие больницы. В Боткинской шеренгами лежат тысячи зараженных. Их воспаленные, обезвоженные тела напоминают кровоточащие язвы. Многие умирают, так и не дождавшись помощи. Да и как помочь, если спасительной вакцины нет. Пациентам только без конца вводят обезболивающее и снотворное, чтобы не агрессировали.

Но самое печальное, на докторов продолжают нападать. Распластанные на соседних койках с пациентами, они мучаются от внезапных кровотечений и удушающего кашля. И в конечном итоге все заканчивается страшной, мучительной смертью. А потом их сжигают. Без имен, регалий и прощальных речей. Всех без разбора. Городские крематории работают день и ночь, но они явно не справляются. Грузовики ежечасно подвозят новые трупы и сваливают у дверей. Женщины, дети, старики, мужчины – все в одной куче… как в старых хрониках про нацистские лагеря.

Сегодня днем, вне себя от суточного дежурства и усталости, я окинула взглядом главный холл больницы. Боже! Я никогда не забуду увиденное. Сотни обреченных людей метались в агонии от боли и страха, они двигались, стонали, кричали… они рыдали кровавыми слезами, изрыгая свои же внутренности. Словно кто-то медленно скручивал их, наблюдая, как сочится потемневшая кровь, и все, что до этого было органами, кровавой жижей вытекает на бетонный пол…

Мне хотелось кинуться прочь из этого кошмара. Убежать, скрыться и больше никогда не видеть кровавой рвоты, ни трупов. Не знаю, как удержалась.

Этим же вечером по дороге домой отец сказал, что смертность зараженных начала резко снижаться. На мой обрадованный взгляд мрачно заметил:

– О выздоровлении речи не идет. Мы с коллегами внимательно следили за динамикой смертности и заметили, то за последние дни она резко пошла на спад. В начале эпидемии вирус убивал человека за несколько часов. Затем этот период увеличился до 2 дней. Глупо приписывать происходящее к заслугам докторам. Сама видишь, мы не лечим, только облегчаем боль. На текущий момент умирает лишь один из десяти зараженных, все прочие выживают.

Я смотрела на отца, пытаясь уловить, на что он намекает. И не могла. Видимо, для полного понимания картины нужно быть вирусологом. Отвлекшись от дороги, папа окинул меня взглядом полным боли и… страха. Я спросила: и что это значит?

– Если зараженный умрет в течение нескольких часов, он не успеет передать вирус следующему носителю. Следовательно, это абсолютно не в интересах AVE. Чтобы сохраниться в человеческой популяции, вирус вынужден адаптироваться и эволюционировать так, чтобы успешно продолжать размножаться.

– Хочешь сказать, AVE учится?

– Простыми словами, да. Он перестал убивать людей.

– Но… как? Для эволюции требуются десятилетия, если не больше.

– С обычными вирусами так и происходит. Но не в случае с Авалоном. Он отличается стремительной способностью к адаптации. Перепрограммирует собственную ДНК, а вместе с тем и весь код супервируса.

Осмысливая сказанное, я застыла от ужаса. Но на этом плохие новости не закончились. После недолгого молчания вновь раздался голос отца. Вроде спокойный, но я слишком хорошо знала папу. И понимала, за сухими фактами и наблюдениями скрывается приговор.

– Вскрытие зараженных показывает серьезное повреждение мозга, как при бешенстве. Очаги некроза наблюдаются во всех сегментах, но больше всего поражена лобная доля, которая, как ты знаешь, отвечает за…

– Мышление, сознание, речь, интеллект… хочешь сказать, что AVE делает из людей тупых животных?

– Животных, у которых остались инстинкты – есть, пить, спать. А значит зараженные способны жить, но не развиваться.

Боже…

– Мы отправили запрос в Минздрав насчет эфтаназии для зараженных, предоставили отчет о вскрытиях, но… для принятия столь кардинальных решений нужно время. Время, которое работает против нас.

Я смотрела на проплывающий за окном город и понимала, возможно, такой я вижу Москву в последний раз. По улицам еще ходили люди, редко, но все же проезжали машины. В голове не укладывается, что однажды все это исчезнет…

Однако ленты соцсетей показывали совершенно иную картину. На выездах из города по всем направлениям образовались мертвые пробки. Все, кому есть где скрыться, пытались бежать из Москвы.

В последующие дни обстановка резко ухудшилась. Из магазинов исчезли все продукты и средства первой необходимости: свечи, спички, соль, мука, крупы, консервы… не обошлось и без грабежей.

Но первыми опустели аптеки. Сначала люди выстраивались в очередь за медицинскими масками, антисептическими и противовирусными препаратами. Дайте что-нибудь против Авэ! – требовали покупатели. Вскоре опустели и аптеки. Даже обычные бинты и зеленка стали дефицитом. Наивные, люди думают, что смогут оградиться от вируса зеленкой!

Моя семья и ей подобные стараются не поддаваться панике, но получается не всегда. Еще бы, ведь каждый парк, площадь, каждую улицу столицы оцеплен вооруженными солдатами. Теперь они – главные».

21 июня.

«Сегодня умерла Анна. Она была моей лучшей подругой… так больно, не могу дышать….

Далее неразборчиво.

Большинство моих друзей мертвы. Второй год обучения на медицинском факультете оказался для них последним. Я не знаю, как бы поступили сокурсники, знай наперед, чем все обернется. Мне так страшно. Смерть повсюду. Дома, за окнами, на лестничной площадке. Она следует по пятам за каждым из нас. И никто не уйдет.

…

Я сделала себе укол фенобарбитала. Проклятые слезы. Никак не могу остановиться, все время думаю о подруге».

30 июня.

Охватившая мир истерия только помогла вирусу. Лихорадка быстро вышла из-под контроля. Военные тоже оказались бессильны. День за днем вирус вгрызался в человечество все сильней и сильней, впрыскивая яд, который стремительно распространялся по городам, странам, континентам, как по артериям больного. Одна за другой страны объявляли чрезвычайное положение, закрывали воздушное и наземное сообщение, разрабатывали и пытались воплотить планы эвакуации. Но было поздно. Слишком поздно. Повсюду царили смерть и хаос. AVE прочищал города снова и снова, оставляя после себя миллионы зараженных. Идеальный убийца, безупречный преследователь, вирус проник в каждый дом, в каждую семью. Он таился в воздухе, в воде, прятался за каждой соседской дверью.

По прогнозам ученых, если ничего не изменится, через пять месяцев AVE уничтожит весь мир. Но они ошиблись. Это произошло гораздо раньше.

«Все больницы закрыты. Медперсонал разбежался. Больше не имеет смысла делать вид, будто зараженных лечат. Спасения нет, мы даже не можем облегчить боль, ведь лекарства закончились. Последней каплей в пользу этого решения стал дефицит снотворного и успокоительных. Агрессивные, атакующие пациенты и повсеместное заражение докторов поставили окончательную точку в этой бессмысленной борьбе.

Международная комиссия в Стокгольме прекратила свою работу. Ученые умерли раньше, чем нашли вакцину. Нам больше не на кого надеяться. Только на себя. Отец с коллегами все еще бьются над спасительной вакциной. По его словам, есть небольшой прогресс, но до успеха еще далеко.

Столица в полной изоляции, как и прочие мегаполисы мира. Тот, кто успел покинуть пределы города, прячутся по дачам, лесам, деревням. Каждая семья, каждый дом превратился в коробочку. Наглухо закрытую коробочку, куда никого не впускают.

Вот уже неделю мы с мамой сидим взаперти. Обрадовался только Кирилл. Видимо, брату надоело слоняться по дому в одиночестве. Каждый день он рисует новые пейзажи – горные, морские, лесные – и вешает на стену. Там собралась уже неплохая галерея. Возможно, таким образом, он пытается справиться со страхом.

Интернет стал нестабилен, мобильная связь практически не работает. Последний раз мы связывались с Арсением три дня назад, с тех пор его мобильник недоступен. Надеюсь, он тоже изолировался вместе с семьей.

Единственным окошком в мир стал для нас телевизор. Сегодня сказали, что крематории закрылись. Чтобы избавить город от трупов, правительство придумало новую программу утилизации. Она до банальности проста: ночами умерших грузят в огромные грузовики, отвозят за город, сбрасывают в братские могилы и заливают кислотой. Осуществилась и папина задумка, правда не так, как он хотел. Повальные случаи нападения вынудили военных вменить крайнюю меру: зараженный подлежит немедленному уничтожению. Москву патрулируют огромные бронированные машины. С улицы то и дело раздаются звуки автоматных очередей, а наступление утра предвещает не рассвет, а колонны грузовиков, доверху набитых мертвецами.

Моя психика сбоит. Просто не может принять происходящее за правду. Так ведь не бывает? Не может привычный мир измениться в одночасье… ладно карантин, изоляция, комендантский час, но массовые расстрелы зараженных людей… как это вообще возможно?

Когда-то мы думали, хуже ковида быть не может…».

10 июля.

«Арсения больше нет… об этом я узнала случайно. Внезапно оживший интернет позволил загрузить ленту ВК, а вместе с ней и страшные вести. Не знаю, когда это произошло, но в списках умерших среди прочих студентов, значилось имя моего парня.

Я рыдала, пока не закончились слезы. Мама успокаивала, но сама она пребывала в таком же состоянии. Почти все родственники и знакомые мертвы. И нам только предстоит это осознать. Пока же чудится, что мы оказались в затянувшемся кошмаре и должны вот-вот проснуться.

***

Шторы на окнах плотно задернуты. Это невыносимо. Зараженных просто выгоняют из домов. На залитых потемневшей кровью улицах множатся толпы обезображенных вирусом людей. Едва завидев прохожих, они кидаются вдогонку.

Каждый час с экранов вещают краткую сводку – сухие цифры: столько-то умерло, столько-то заразились. Сначала мы слушали и с ужасом смотрели репортажи о городах, заваленных гниющими трупами, среди которых сновали обезумевшие зараженные… но в какой-то момент мы вдруг стали слепы и глухи. Растущее число жертв более не вызывало никаких эмоций. Чувства стянулись в тугой узел и высохли. При известии о смерти очередного знакомого мы еще горестно качали головой, но, по сути, за этим ничего не скрывалось. Ни-че-го. Нам стало все равно».

13 июля.

«Телевизор молчит. Больше не показывают ни новостей, ни фильмов. Лишь черный беззвучный экран с надписью: «НЕ ПОКИДАЙТЕ СВОИ ДОМА».

17 июля.

«Мама заражена! Утром она, как обычно, готовила завтрак. Вдруг я услышала шум и кинулась не кухню. Я никогда не забуду… Она стояла, согнувшись пополам. А из ее горла хлестала толчками кровь. Я слышу, я до сих пор слышу этот хрип, когда, захлебываясь собственной кровью, она пыталась сделать вдох. А кровь все шла и шла. Словно со стороны я смотрела на бесконечную алую реку, вьющуюся с губ матери, не в силах пошевелиться. И только резкий окрик отца заставил меня очнуться, схватить брата и кинуться в детскую.

 …

Моя мамочка… любимая строгая мамочка… не представляю, как мы будем без тебя… пожалуйста, только держись… мне до ужаса, до дрожи не хочется думать о плохом… но есть ли надежда?

Нет. Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Мы тоже умрем. Все. Неизбежно.

Сегодня Кириллу девять, а мне девятнадцать. В последний раз».

День тот же.

Данила набрал номер диспетчерской аэропорта. Тишина. Позвонил Тарасову, но на звонок никто не ответил. Набрал Рыжего, трубка задумчиво погудела и стихла. Схватив бинокль, кинулся во двор. Некоторое время пристально всматривался в даль, стараясь заметить хоть какое-то движение, но тщетно. Деревня опустела. Внезапно мужчина почувствовал, как сдавило грудную клетку. А что, если все люди на Земле умерли? И на всей планете лишь он? В секунду его охватила паника. Бинокль без разбора метался по разным сторонам, и на секунду показалось, что даже птиц больше нет. В горле вдруг пересохло. Что за чертовщина? В окулярах виднелся пустой, безжизненный мир, словно диафильм о мертвой и давно покинутой планете. Вдруг отчаянно захотелось увидеть человеческое лицо. Ну, давай же, покажитесь хоть кто-нибудь! Паника нарастала. Он готов был в сию же секунду запрыгнуть в свою лодку и на всех парах мчать к обитаемым берегам. Вот только берега отвечали полным безмолвием.

Этого просто не может быть! – твердил себе Дэн, как вдруг окружающую тишину взорвал телефонный звонок. Как же вовремя! Вздрогнув, мужчина кинулся к дому. Еще ни один звонок не вводил его в такое волнение. Руки тряслись, и ему никак не удавалось разблокировать экран. Чертовы гаджеты! Чертыхаясь и нервничая, он наконец-то справился с блокировкой и тут же услышал знакомый голос.

– Дэн?

– Алло, Рыжий! Рыжий!

– Нечего так орать, – послышалось недовольное ворчание. На потемневшем от загара лице Дэна мелькнула улыбка. Ромка! Ромка живой! Сердце, пропустив удар, заколотилось как сумасшедшее.

– Рыжий, что происходит? – даже не пытаясь сдержать волнение, спросил Дэн. – Где ты?

– В городе. Дэн, дела совсем плохи. Из наших никого не осталось в живых. Вот, спер телефон спецсвязи, чтобы позвонить тебе.

– Я на острове. Приезжай. Запасов еды и воды хватит на двоих!

На том конце повисло тягостное молчание.

– Спасибо, Дэн. Но как-нибудь в другой раз. Я записался в добровольцы.

– В какие еще добровольцы?

– В армию. Говорю же, дела плохи. – и понизив голос, добавил, – здесь такое творится…. зараженные кидаются на людей. Сплошь нападения и смерти. Правительство исчезло. Полиции нет. Остались только военные и те на грани. Мы пытаемся спасти живых. Но с каждым днем людей все меньше.

В трубке что-то зашумело. Голос Рыжего начал пропадать.

– Алло! Алло… – в динамике шипело и щелкало, лишь пару раз сквозь помехи прорезался голос Рыжего, после чего связь окончательно оборвалась. И сколько бы Данила ни пытался дозвониться, ничего не выходило.

В полном смятении он перевел взгляд с потухшего дисплея на противоположный берег реки.

Некоторое время мужчина оставался неподвижным. В груди, как после урагана, смятение и разруха. От прежней уверенности не осталось и следа. Хотел отсидеться, как в пандемию коронавируса, схорониться, пока основная волна не минует. Но звонок Рыжего перевернул все вверх дном. Рука непроизвольно метнулась к биноклю. Мир за рекой по-прежнему оставался непривычно тихим и пустым. Однако кое-что изменилось, теперь Данила знал, он – не последний человек на Земле. Оставался еще Рыжий. А значит, есть за что бороться!

Уверенный, как никогда прежде, бывший пилот зашел в дом, взял оружие, патроны, положил в рюкзак бутылку воды, сухари, закинул его на плечо, а затем закрыл дверь, и как был в защитной одежде с биноклем на груди сел в лодку и завел мотор.

Да, он был отшельником, может, чуть-чуть социофобом, но никогда трусом.

20 июля.

«Не могла писать. Все время плакала.

Папа вернулся в три часа дня. Совершенно другим и совершенно чужим. Ссутуленные плечи, щетина и внезапно постаревшее лицо. Меня скрутило от нестерпимой боли, не знаю, как удержалась на ногах. Кирилл спросил – где мама? Его испуганный детский голосок так и повис в воздухе без ответа.

Я вижу… я до сих пор вижу взгляд отца. Страшный, пустой, одичавший, но больше всего потерянный. Он что-то начал говорить про антитела, но осекся, так и не закончив. Кажется, он был не в себе. Больше не произнеся ни слова, он продезинфицировал кухню, а затем до вечера пил водку. Стопку за стопкой, пока не уснул, уронив голову на стол. Утром дрожащими руками поставил нам в предплечья прививки. Сказал, от гепатита. Мол, если мы спасемся от AVE, глупо умереть от банальщины.

Когда Кирилл уснул, папа вручил мне респираторные маски, оставил немного еды, питьевой воды и крепко обнял. Сам же отправился в лабораторию. Вместе с тремя уцелевшими коллегами они продолжали искать спасение.

Хотя, по-моему, спасать уже некого…

Эта ночь обернулась для города кошмаром и нестерпимой болью. Как обезумивший палач, смерть металась меж домами, сметая всех на своем пути. Она заглянула в каждое окно, не обошла стороной ни одну семью. Выкашивала район за районом, оставляя после себя лишь ужас и горе.

Помню, как в дверь начали колотить. Не зная, куда деться от страха, мы забаррикадировали в спальне и спрятались под кроватью. У соседей кто-то истошно кричал, то и дело хлопали двери, раздавался топот, билась посуда. И так всю ночь, то сверху, то снизу, то откуда-то сбоку. Я чувствовала себя в доме для сумасшедших, где каждая семья заточена в палате, связана по рукам и ногам единым приступом безумия.

Примерно в пять утра из соседской квартиры раздался истошный крик, следом звук распахнувшегося окна и темный силуэт, полетевший вниз. Кто-то не выдержал, решил, что так будет быстрее и не так больно. Хотелось заткнуть уши, залить клеем глаза, отключить все чувства и системы. Моя психика сбоила, крошилась мелкой стружкой. Я держалась только благодаря брату. Он жался ко мне и дрожал. Я просто не имела права сдаться сейчас.

Сообразив, кинулась за наушниками и водрузила ему на голову, включив первый попавшийся трек. Сама же просто зажала уши ладонями. Но крики просачивались сквозь пальцы, пробирались под кожу, впивались в мозг. Я не могла пошевелиться, не могла думать и говорить. Я просто молилась.

А к утру все стихло. Вдоволь насытившись, смерть прилегла отдохнуть, великодушно предоставив городу легкую передышку. И воцарившаяся тишина оказалась во сто крат страшнее криков.

Мы с братом отключились. Именно отключились. Это был не сон или забытье, наше состояние напоминало потерю сознания. Измученные страхом, ожиданием, мы просто не выдержали.

Проснулась я от света. Просачиваясь между штор, по ковру полз яркий луч солнца. Значит, уже день. Я тихонько встала. Во рту пересохло, горло неприятно саднило, но, повинуясь какому-то внутреннему порыву, первым делом подошла к окну. Боже! Едва кинув взгляд на улицу, меня начало трясти. День встречали новые, еще не остывшие трупы. Их были тысячи. Мужчины, женщины, дети… единым ковром устилали улицу, устремив в безмятежное небо пустые глаза. Знакомая с детства улица Академика Королева была до горизонта покрыта мертвецами, а над ними, точно погребальный крест, высилась Останкинская башня.

Последние иллюзии исчезли: нас никто не спасет. Это была последняя мировая война, а проигравшее – человечество.

В каком-то глухом оцепенении я плотно задернула шторы и осела на кровать».

21 июля.

«Последний раз мы видели отца вчера. А час назад пришло смс:

Мне не выбраться. Прости, малышка.

Береги себя и брата.

Люблю вас.

ПАПА.

Я очнулась в тот момент, когда орала во весь голос, а брат испуганно смотрел на меня, боясь пошевелиться. У меня дрожали руки, меня колотило от чудовищной безысходности, от осознания глубины той пропасти, в которую мы летели. Это была отчаянная истерика, которая разметала остатки здравого смысла, снесла последние стены самообладания и, ядерным грибом накрыла меня с головой. Как перепуганный зверь, я выла и размазывала слезы по лицу, совершенно не думая о брате. Повинуясь глупому порыву, набрала отца. Но мобильник молчал. Внезапно меня охватила лютая злость. Руки тряслись, перед глазами двоилось, но я вновь и вновь звонила отцу. Зачем он ушел? Как посмел бросить нас? Ведь знал, матери больше нет, одной мне не справиться, а надеяться больше не на кого!

Я устала, я больше не могу. Пусть вернутся оба! Немедленно. Сейчас же! Возьмут на себя ответственность, все решат и скажут, как быть дальше.

В конце концов, не в силах унять ярость, я швырнула телефон в стену, а после, уткнувшись в подушку, рыдала. В этот момент я едва ли осознавала, что оба родителя мертвы. Я просто хотела, чтобы кто-то более мудрый и опытный успокоил меня, дал верные подсказки, направил. Но рядом был только Кирик.

Семьи Кошкиных больше нет. Мы остались одни.

***

Приступ миновал, оставив после себя опустошение и пульсирующую боль в груди. Разбитая, потерянная, я медленно обдумывала ситуацию. Разъеденные унынием и горечью мысли, ворочались неохотно, как ржавые детали в испорченном механизме. Еда почти закончилась, воды хватит на пару суток. И с этим нужно что-то делать. Можно попробовать добежать до ближайших магазинов, возможно, там что-то осталось. Но как? Из оружия – только кухонные ножи. Нет, мне не справиться. Даже думать нечего.

Кажется, единственное разумное решение – оставаться дома. Уж лучше умереть от голода, чем от вируса. В хороший исход я уже не верила. Те крохи надежды, что еще теплились вчера, исчезли вместе с отцом.

Я не знаю, что делать. Не знаю, куда идти.

Сейчас я просто прижимаю к себе брата и жду».

23 июля.

«Последние сутки помню плохо. У меня и Кирика открылась рвота. Температура держалась на отметке в тридцать девять градусов по Цельсию. Жаропонижающие не помогали. Все происходило будто в бреду, краткие вспышки пробуждения чередовались с полным беспамятством. В эти моменты сил хватало лишь напоить брата и попить самой. А дальше снова темнота. Я была абсолютно уверена, что мы отправимся вслед за родителями. Но почему-то мы не умерли. Возможно, то была лишь реакция на испорченную банку горошка, которые мы рискнули съесть, изнывая от голода.

В чувства меня привел Кирилл. Брат подошел и тихо обнял меня. Маленькие ладошки успокаивающе погладили по голове. Помню, как взглянула ему в глаза. Казалось, они излучают свет. В них было столько спокойствия, будто он узнал о волшебном вертолёте, который вот-вот прилетит за нами и спасет. Жестами он дал понять, что хочет кушать.

Внезапно меня пронзила страшная догадка: с тех пор, как умерла мама, брат не произнес ни слова. Как я могла этого не замечать? Тихонько сев на кровати, я попросила назвать меня по имени. Братишка лишь усмехнулся, – мол, глупая, спроси, что посложнее. Но какие бы вопросы я ни задавала, ответом была тишина.

Состояние брата я определила, как шоковое.

«Вывести из шокового состояния помогут спокойствие, положительные эмоции, ненавязчивая забота…» – тут же пришли строки из учебника. В голове раздался издевательский смех. Положительные эмоции, ну конечно, только откуда их взять!?

Кирилл, папа тоже умер.

Улицы превратились в зверинец с обезумевшими зараженными.

Мы сдохнем через неделю от обезвоживания.

Еда тоже закончилась.

Интересно, какая из новостей обрадует его сильнее?

Себе я тоже поставила диагноз. Злость и сарказм – не что иное, как следствие недостатка глюкозы и избытка адреналина. Обычный защитный механизм. Ослабленный мозг послал сигналы «аларм», думая, что организму угрожает смертельная опасность, в ответ в кровь поступили гормоны агрессии и страха, которые заставили меня действовать. Что ж, одна хорошая новость все-таки есть – мой мозг все сделал правильно. Ход за мной. Сжав руки в кулаки, я решительно поднялась. Сначала разберусь с едой, затем со всем остальным.

На кухне еще оставалась пачка хлебцов и литр воды. Слопав и выпив все до последней капли, мы почувствовали себя гораздо лучше. Теперь можно хорошенько обдумать вылазку за продуктами.

Но для этого мне предстоит выйти на улицу…»

День тот же.

Пять дней назад Дэн надел черную солдатскую форму и каску.

Добраться до столицы оказалось сложнее, чем он предполагал. Электрички, поезда давно не ходили, трассы сплошь завалены покинутыми автомобилями и трупами. Но он справился. Заметив на опустевшей заправке КАМАЗ, не растерялся. Завел железного монстра и, расталкивая машины мощным кузовом, начал пробираться к Москве. Родной русский вездеход не зря всех рвал на ралли Париж-Дакар, преодолевая немыслимые препятствия. Не подвел и сейчас.

На подъезде к городу стоял военный патруль. Ребята сильно удивились его появлению, по их словам, все замкадье умерло еще неделю назад, и он – единственный, кто показался за все это время. На вопрос – «куда двигать дальше?» они настоятельно рекомендовали ехать к Кремлю, по их словам, там собрались последние выжившие в столице. И напоследок предупредили: без оружия из машины не выходить. На все вопросы, лишь отмахнулись, ограничившись невнятной фразой – мол, сам увидишь.

Коль скоро так, Дэн направил грузовик к центру. Но стоило свернуть с МКАД, как сердце сжалось от ужаса. Тишина и смерть. Эти два слова – единственные, что приходили в голову при взгляде на знакомые улицы.

Он покинул оживленный, вечно спешащий мегаполис с переполненными кафе, пробками и невообразимым шумом. А вернулся в город смерти, хаоса и тишины. Дороги сплошь устилали почерневшие, вздувшиеся трупы. Пришлось спешно закрывать окна в машине. Из-за трупной вони дышать стало невозможно. Витрины магазинов, окна первых этажей выбиты, повсюду мусор и грязь. Несколько зданий еще дымились от недавних пожаров. Их черные от копоти окна-глазницы неотрывно следили за его передвижением. И от этого было не по себе.

Все происходящее выглядело кошмарной декорацией, больной фантазией сценариста. И только мерзкий хруст костей под колесами доказывал – все по-настоящему.

Машина медленно пробиралась к центру, как вдруг в одном из переулков показался человек. Несчастный стоял, согнувшись пополам. Кажется, его рвало. Немного помедлив, Дэн все же притормозил и высунулся из кабины.

– Эй, приятель! – окликнул он и тут же замер. Человек резко выпрямился и уставился на него. Его глаза! Они были словно пропитаны кровью. Все капилляры полопались, огромные зрачки смотрели дико и безумно.  – Я могу тебе чем-то помочь? – уже менее уверенно спросил Дэн и замер.

Не говоря ни слова, незнакомец стремглав кинулся прямо на него. От благих намерений не осталось и следа. Потребовалась пара секунд, чтобы захлопнуть дверь и выжать педаль до упора. Двигатель бешено взревел, и КАМАЗ рванул вперед. Однако «приятель» успел зацепиться за ручку двери. Грузовик гнал на восьмидесяти километрах в час, сшибая все легковушки на своем пути. А парень все никак не отставал, изо всех сил стараясь выбить лбом стекло. На прозрачной поверхности оставались кровавые разводы, но, похоже, это его нисколько не смущало. Не моргающий красный взгляд по-прежнему плотоядно гипнотизировал Дэна, пробуждая безотчетный ужас. Выбрав удачный момент, Дэн резко дернул руль влево, оставив нападавшего на фонарном столбе.

– Что за дрянь? – на чистейшем адреналине проорал он.

До сего момента ему не приходилось убивать, и вынужденная мера наотмашь ударила по совести, скрутила внутренними запретами, опалила виной. Но все же сквозь волну самобичевания просочился тоненький голосок логики – а можно ли назвать то существо человеком?

Окончательно озверев от шока и неизвестности, мужчина гнал вперед. В голове роились догадки, одна хуже другой. Первой была про зомби-апокалипсис… но серьезно, это же антинаучная хрень! Вторая касалась мутации вируса, ведь все твердили о «бешенстве» зараженных. Возможно, причина враждебности кроется в этом? От домыслов в висках пульсировало, отзывалось тревогой в груди. В мертвых лабиринтах Москвы он вновь чувствовал себя слишком одиноким, оставшимся один на один против этого нового проклятого мира с его безумными жителями. Поэтому гнал вперед, одержимый одним-единственным желанием – добраться до живых!

Миновав Новый Арбат, он свернул на Воздвиженку и не сразу заметил, что окружающая обстановка изменилась. Трупы попадались все реже, а в конце улицы дорогу преградил забор с колючей проволокой. Уже отсюда проглядывались выстроенные вокруг Кремля кордоны. Доехав до ограждений, ему пришлось покинуть машину и бегом припустить в сторону КПП.

Солдаты с автоматом встретили его подозрительно. Самый плечистый велел сдать оружие, задал несколько вопросов, но услышав про намерение стать добровольцем, отправил в медицинскую палатку. Это был шатер из грязно-белой ткани, а внутри хозяйничал человек, полностью облаченный в резиновый защитный костюм. Выверенными движениями он наложил жгут чуть выше локтя и спокойно приказал:

– Работайте кулаком.

– Я увидел на улице зараженного. Он пытался напасть на меня.

Человек в костюме замер и окинул новенького цепким взглядом. И стало ясно, информация была явно лишней. И кто, спрашивается, за язык тянул?

– У вас был контакт с этим зараженным? Вы прикасались к нему? – Дэн мотнул головой, – а он прикасался к вам? Возможно, на вас попала его кровь, слюна или он укусил Вас?

– Нет же! Я скрылся в машине раньше, чем он успел добежать до меня. Но черт возьми, кто это был? И почему он хотел меня убить?

Собеседник резко замолчал, притворившись глухонемым. Когда с кровью было покончено, Дэн вышел из палатки и заметил поблизости парня с КПП. Автомат тот держал наготове и даже не скрывал этого.

Оглядевшись, он отметил огромное количество военной техники и вооруженных солдат, заполонивших всю территорию Кремля. Судя по увиденному в городе, оружие им очень пригодится. Ход мыслей прервал удивленный вскрик:

– Дэн?!

Резко обернувшись, мужчина заметил друга, который уже во весь опор мчался в его сторону.

– Рыжий!

– Дэн! Поверить не могут! Живой! – веснушчатое лицо озарилось радостной улыбкой. Мужчины кинулись обниматься, ничуть не смущаясь конвоира. – Как ты здесь оказался?

– Жить захочешь, не так раскорячишься, ты же знаешь, – все еще не в силах поверить своей удаче, ответил Данила.

После опустевшего города, заваленного тысячам трупов, увидеть знакомого человека казалось чем-то на грани.

Тем временем конвоир продолжал хранить молчание. Покосившись на парня, Данила обратился к другу:

– Рыжий, хоть ты объясни, что здесь происходит?

 Вздохнув, тот поведал все, что знал. К концу беседы подоспели анализы. Из палатки показался человек в защитном костюме, кинув короткое:

– Он чист.

 Данила скорее почувствовал, как повисшее в воздухе напряжение мгновенно спало. Автомат был тут же закинут за плечо, а ему вернули винтовку и пистолет. Солдат дал знак следовать за ним и направился к Кремлю.

– Почему они нападают? – этот вопрос не давал ему покоя все это время.

– Не знаю, Дэн, – покачала головой Рыжий. – Приходится отстреливаться от зараженных, как от бешеных псов. Иначе разорвут. Особенно тяжело стало в последние дни.

Они проследовали до Арсенала, где устроили временные казармы. Вскоре Дэну выдали новую форму, ботинки и каску с защитным пластиковым забралом, тем самым посвятив в солдаты.

Глава 3.

 1 – 2 августа.

«Сегодня произошло нечто важное! По улицам проехала колонна военных машин. Из громкоговорителей призывали двигаться к Кремлю. Там нам обещали защиту, кров и еду. Известие пришло очень вовремя, поскольку вот уже два дня мы с братом ничего не ели. Военные сообщили: этой ночью будут запущены кольцевая и синяя ветки метро, чтобы люди смогли добраться до центра.

Смущало только одно: ближайшая к нам кольцевая станция – «Проспект Мира» – примерно в часе ходьбы. Не уверена, что удастся дойти живыми и здоровыми, но других вариантов нет.

…чуть позже

Наверное, к этому моменту люди окончательно отчаялись дождаться помощи. А потому, едва военные скрылись, на улице показались первые беженцы. Их было двое – парень и девушка. Перешагивая через трупы, они держались за руки. Вслед за ними появились другие. Мужчины, женщины, несколько детей. Всего восемь человек. Я обрадовалась и уже хотела крикнуть Кириллу, что мы тоже выходим, но осеклась.

Внезапно некоторые трупы на земле зашевелились. Сверху мне было отлично видно, как несколько «тел» поползли к людям. Вскоре заметили и смельчаки. Жертвы AVE тянули руки, издавая странные хлюпающие звуки, словно просили о помощи. Но это продолжалось недолго. Ни парень, ни девушка, не успели даже пересечь двор, как их атаковали. Несколько зараженных вполне бодро бежали прямо на них.

Воздух содрогнулся от крика. Кричала девушка, во все легкие матерился парень, остальные, подвывая, удирали обратно к подъездам. Внутри похолодело. Меня накрыло ощущение полнейшего ужаса и бессилия. В ледяном оцепенении я наблюдала, как девушку повалили наземь, парень пока отбивался. Его атаковали сразу пять ЭТИХ существ. Остальные люди, перескакивая трупы, стремглав неслись в укрытие. Мой взгляд лихорадочно метался от одних к другим. И я снова молилась. Только бы успели!

Еле как вырвавшись, парень побежал прочь, а его подруга так и осталась лежать на асфальте. Минуту назад живая. Перегрызенное горло, изуродованное лицо, руки – теперь.

Мамочки… меня колотило, взмокшая одежда окутывала тело плотным, мерзким коконом, слезы неконтролируемым потоком лились по щекам. А в голове барабанным боем мелькало только одно слово – не смотреть, не думать, не смотреть, не думать.

Если хоть на секунду впустить в сознание суть происходящего, я сойду с ума. Мне нельзя сдаваться, нельзя позволить страху и слабости взять верх. Иначе не вывезти.

Осев на пол, с какой-то истеричной обреченностью я поняла, почему полицейские сказали идти ночью. В ночных сумерках спрятаться легче. Также стало понятно, почему запустили ветку метро. Передвигаться под землей стало безопаснее, чем по ней…

…вечер

Вещи собраны. Мы набили до отказа большой рюкзак. Одежда, средства личной гигиены, документы и фотография родителей. Я уложила брата спать. Сама же, сколько ни старалась, уснуть так и не смогла. Это наша последняя ночь в доме, и мне невыразимо больно. Здесь прошло наше детство. Самое счастливое и беззаботное время. Не верится, что, как прежде, уже никогда не будет. Мама не встретит на кухне с чашкой ароматного кофе, и они не поспорят с папой, кто везет нас в школу.

Мне совершенно не стыдно признаться, что остаток вечера я просидела в шкафу. Там все еще пахло родителями. Я помнила это запах с детства. Когда они задерживались после смены, я куталась в их одежды и ждала возвращения. А потом родился Кирилл, и мы стали прятаться в шкафу вместе. В те моменты чудилось, будто родители рядом.

Никак не могу свыкнуться с мыслью, что их больше нет. Не верю. Возможно, когда-нибудь… а сейчас мне проще думать, что мама ушла на дежурство, а папа в лаборатории продолжает искать вакцину.

…

А теперь пора».

3 августа.

На улице пахло смертью. Под ногами ежилась земля, хлюпала гноем. Легкий ветерок, обычно несущий ночную прохладу, сейчас доносил лишь запах тлена. Не спасали даже маски. Впереди, насколько хватало взгляда, чернели трупы. В свете Луны они напоминали сгнившее желе. С вывернутыми наизнанку внутренностями и застывшие в нелепых чудовищных позах. Кристина, как могла, прижимала брата к себе, хотя понимала, он все равно видит.

Окинув взглядом двор, она приняла единственное верное решение – пробираться вдоль домов. Под окнами было относительно чисто, и в случае опасности можно быстро укрыться в подъезде. Сейчас ей приходилось учитывать все, даже собственную тень, иначе не выжить.

Как два воришки, ежесекундно оглядываясь и замирая, они миновали двор и добрались до трамвайных путей. Над головами высилась платформа монорельса. Теперь пустая и безжизненная. До слуха долетало лишь шуршание мусора, гоняемого ветром по бетонным плитам. Проскочив рельсы, путники вышли на широкую асфальтированную дорогу. Фонари не горели, понурив головы, темными силуэтами стояли вдоль дорог, словно приговоренные к смерти узники. В дальнем конце улицы виднелась Останкинская башня. Некогда сияющая миллионами огней, теперь она темным шпилем уходила в небо. Кристина скользнула взглядом до самой верхушки и заметила яркий серп Луны. Ее белесый мягкий свет мазками подсвечивал контуры зданий и крадущиеся тени вдоль домов. Это были люди, такие же как они, откинувшие страх и здравый смысл ради надежды. Тени бесшумно двигались в сторону проспекта. В основном шли поодиночке. Тем, кому посчастливилось, по двое. Семей не осталось.

Присутствие себе подобных, вне сомнений, придало уверенности. Воодушевившись, девушка быстро зашагала в противоположную сторону улицы, туда, где сребристой звездой блестела ракета из Аллеи Космонавтов. Их разделяли пятьсот метров, усеянного трупами и опасностью. На некоторых участках дороги приходилось буквально идти по останкам. Было жутко и до невозможности противно.

Наконец, показался Проспект Мира. Широким коридором он уходил за горизонт. С обеих сторон высились поседевшие сталинки с пустыми черными окнами. Окинув взглядом предстоящий путь, Кристина выдохнула и утерла рукавом катившийся градом пот. Теперь все время прямо не сворачивая. Если бы не брошенные машины, которые приходилось обходить, дорога заняла гораздо меньше времени. А так не меньше часа. Тротуары стали совсем непроходимыми. Помимо трупов, там высились кучи мусора.

Некоторое время шли в тишине. Как вдруг боковым зрением она уловила движение. В проемах меж домами замелькали тени: одна, вторая, третья… еще через секунду раздался истошный, леденящий душу, вопль. Чувствуя, как на затылке вздыбились волосы, Кристина рванула вперед. Ведомая инстинктами, она понимала, путь назад отрезан, а потому бежала что есть мочи. Кирилл едва поспевал, приходилось буквально тащить его за собой.

От бешеного темпа колотилось сердце, в ушах шумело, а перед глазами расплывались темные круги. В спину острыми стрелами летели крики и звуки драк. Останавливаться нельзя. Иначе то, что кричало позади, могло их догнать. Вместе они добежали до Рижского путепровода и, только миновав мост, смогли чуть-чуть замедлиться. Дыхание с хрипом вырывалось из горла, щеки горели, но они продолжали путь. Впереди еще несколько километров ночи, страха и ужаса. Их нужно преодолеть во что бы то ни стало, даже если придется ползти!

День тот же.

На платформе «Проспекта Мира» было слишком светло. После ночных сумерек свет казался неуместным и резал глаза. Поправив рюкзак, Кристина огляделась. Здесь собралось довольно много людей. Со стороны они представляли собой странное, пугающее зрелище: на лицах маски, руки надежно упакованы в резиновые перчатки. И несмотря на летнюю жару, каждый сантиметр тела надежно спрятан под одеждой. Все, до чего мог дотянуться вирус и использовать как лазейку, тщательно скрывалось. Никто даже не пытался заговорить или подойти близко к другому человеку. Всех поработил страх. Люди превратились в стайку загнанных животных, одержимых одной-единственной целью – выжить.

Ждали. А поезда все не было.

Так прошло минут десять, и люди начали заметно нервничать. Как вдруг издалека донесся знакомый грохот. По толпе прошелся вздох облегчения, и все взгляды разом устремились в темный проем тоннеля. Звук все нарастал, приближался, и вскоре стал отчетливо слышен металлический гул. Из глубины тоннеля медленно вынырнули два луча света, словно солнце, озарив лица ожидающих.

Военные не обманули! По кольцевой действительно запустили поезд!

Набившись в вагон, все замерли в ожидании. Двери захлопнулись, поезд стремительно помчался вперед. А люди вздыхали, с благоговением разглядывали стены, поручни, плакаты с картой метро. Впервые за долгое время они вновь куда-то ехали, толкались в подземке, такой ненавистной ранее и милой сердцу сейчас. Каждый чувствовал себя спасенным, и в сердце крепла надежда. Возможно, это еще не конец и впереди есть немного времени? Поживем еще? Встретим рассвет, посмеемся чужой шутке, примерим обновку. Ведь все еще будет. Ну ладно, пусть не все, но хоть что-то? Если мы до сих пор живы, возможно, это кому-то нужно. Они успокаивали себя, пытались бодриться, и все до единого верили, что вытянули счастливый билет.

На Комсомольской к ним присоединились новые пассажиры. Такие же везунчики, сумевшие вопреки опасности и здравому смыслу добраться до метро. В вагоне ощутимо потеплело от робких взглядов, прикосновения соседских плеч.

До Курской оставалось всего ничего, как поезд резко остановился и замер…

В туннеле.

Машинист молчал. В вагоне еще горел свет, но за стеклами царила непроглядная тьма. Мужчина рядом громко и часто дышал. Его сбивчивое, сиплое дыхание невольно передалось и Кристине. Девушка вжала голову в плечи. Вдруг стало так страшно, что застучали зубы. Текли секунды, но ничего не происходило. Кто-то не выдержал, кинулся молотить кулаками по дверям. Через секунду подхватили другие. Люди кричали и бились в едином приступе неконтролируемой, отчаянной истерики. Жуткий страх мешал дышать, думать, залеплял глаза, уши, тяжелыми оковами обвивал руки и ноги. Кристина лишь крепче схватила брата и кинулась в угол вагона. Люди спорили, кричали, выли… А они сидели и цеплялись друг за друга, как за последнее, что осталось в их жизни.

Наконец, кто-то догадался прочитать инструкцию. Пара движений, и двери распахнулись, путь свободен. Но куда? Глядя в густой сумрак туннеля, люди боязливо топтались у дверей, не решаясь выйти наружу. Никто не знал, что или КТО их там ждет. Одна женщина убеждала, оставаться на месте, подмога непременно придет. Ей в ответ полетели насмешки. Люди больше не верили в спасение. Каждый верил только в себя.

После недолгих споров пассажиры двинулись вперед, куда согласно маршруту, должен следовать поезд.

***

Отец всегда говорил: держитесь подальше от толпы. Он искренне считал большое скопление людей источником потенциальной опасности и легкой мишенью для катастроф. Наверно, поэтому Кристина приняла такое решение. Развернувшись и ухватив брата за руку, девушка двинулась ровно в противоположную сторону. Помимо родительских наставлений, было нечто еще, предостерегающее ее от движения вперед. Нечто, что обычно люди называют внутренним голосом. И чем дальше она уходила от толпы, тем уверенней он звучал.

Тускло светили лампы, закованные в толстое защитное стекло. Перепрыгивая шпалы, ребята быстро шагали в сторону Комсомольской. В воздухе отчетливо ощущался запах мазута и масла. Разглядывая стены, сплошь покрытые толстым слоем проводов и грязи, Кристина поймала себя на мысли, что всегда завидовала диггерам. Даже хотела записаться на ночную экскурсию по столичной подземке, да все времени не находила. Что ж, вот и сбылась мечта, как бы иронично это ни звучало.

Время от времени на путях виднелась надписи – буквы и цифры, но что они означали, девушка не понимала. Рельсы уходили дугой, и вскоре неподвижный поезд скрылся из вида. Позади неизвестность, впереди пустота. Но она не теряла силы духа, вместо этого старательно прокладывала в голове маршрут.

Итак, впереди Комсомольская станция кольцевой линии. Там можно перейти на красную ветку и двигаться к центру города до Охотного ряда, а уже оттуда по переходу добраться до Площади Революции – ближайшей станции к Кремлю. Выходит, все не так уж сложно?

Гулкие отзвуки шагов терялись в высоких сводах туннеля. Впереди, насколько хватало взгляда, посверкивали рельсы, похожие на металлический хребет гигантского существа. Невзирая на гнетущую атмосферу подземки, все же здесь было спокойней, чем на поверхности. Когда вокруг творится не пойми что, инстинкт самосохранения велел забраться в самую узкую, глубокую щель и не высовываться. И пусть метро не самое узкое, но уж точно самое глубокое место, чтобы схорониться. Лучше только бункер, но, если они и существовали на территории Москвы, наверняка не последние люди столицы их заняли в первые же часы пандемии.

Как вдруг за спиной раздался резкий окрик:

– Постойте!

Отзвуки незнакомого голоса эхом прогромыхали вглубь тоннеля.

Резко обернувшись, ребята обнаружили позади мужчину. Кристина инстинктивно спрятала брата за спину и с опаской посмотрела на незнакомца. Ничем не примечательный, вполне обычный вид: брюки, ботинки, легкая куртка, в руках портфель. На лице очки и медицинская маска, полностью скрывающая нижнюю часть. Но тревожность не отпускала. С чего вдруг двинулся следом? А если он извращенец или маньяк? Да, выглядит вполне нормальным, но ведь у серийных убийц тоже на лбу не написан список жертв.

Пока девушка обшаривала взглядом дно тоннеля, в поисках чего-то потяжелее, незнакомец преодолел разделявшее их расстояние. Из-за стекол очков смотрели проницательные и немного грустные глаза. Верно истолковав ход ее мыслей, мужчина спокойно заметил:

– Не бойтесь, я доктор и не обижу вас. Я заметил, как вы пошли в другую сторону, и не мог оставить вас одних.

– Доктор… – пробормотала Кристина и вдруг сообразила, – кто изобрел вакцину от оспы?

Мужчина удивлённо моргнул, на секунду задумался и выдал:

– Эдвард Дженнер.

– Сколько костей в теле взрослого?

– Примерно двести шесть, не считая кости в горле, – мягко улыбнулся он. – Я прошел тест?

– Прошли, – выдохнула девушка.

Простой обыватель едва ли смог ответить на эти вопросы, значит, правда, доктор.

Брат тоже проникся и застенчиво выглянул из-за спины. Заметив его, мужчина хотел было что-то сказать, но слова так и повисли в воздухе. Внезапно со стороны Курской, где остался поезд, послышался истошный крик. Вскоре к нему присоединились другие: женские, мужские голоса сплетаясь, превратились в единый душераздирающий вой. Многократно усиливаемый эхом тоннеля, он разрастался, множился, лавиной несся на путников. Но помимо общей какофонии голосов, слух отчетливо различал какой-то жуткий, нечеловеческий визг. Словно ультразвук, он выворачивал внутренности, пробирал до костей, пробуждая в груди первобытный страх. Переглянувшись, Кристина и незнакомец поняли друг друга без слов. Им не показалось.

Первым очнулся мужчина.

– Быстрее. – едва слышно пролепетал он. Язык, ноги, да и все тело сделались вдруг непослушными, будто страх действительно мог парализовать. – Надо уходить. Быстрее, – бормотал он, как заведенный, подталкивая их вперед.

Его голос вывел из оцепенения. Девушка крепче сжала ладонь брата и, не жалея ног, рванула вперед.

Крики не стихали, напротив, достигли своего апогея и теперь доносились со всех сторон: спереди, сзади, вырастали из-под земли, сыпались с потолка и обрушивались на головы путников ледяной крошкой.

Воображение рисовало страшное. Когда нет четкого понимания происходящего, мозг услужливо предложит миллион жутких вариантов – выбирай любой. Перед глазами мелькали разорванные аорты, раздробленные кости и окровавленные тела. Как Кристина ни старалась, а смахнуть картинку не могла. Рельсы сворачивали, извивались, уводя их все дальше от злополучного поезда. Лампы скакали вверх-вниз, вместе с ними бешено стучали сердца. Внутренний тремор, усиленный быстрым бегом, повысил пульс до рекордных двухсот. И как бы ни хотелось, а замедляться нельзя. В спины им дышало нечто ужасное. И оно стремительно приближалось.

Туннель кольцевой ветки.

От страха обострились все чувства. Мужчина ощущал, как его тело овевает прохладный воздух, видел все, до малейших деталей: почерневшие гайки на рельсах, черные разводы влаги и плесени на стенах, переплетение проводов, свод тоннеля и серые выступающие шпалы на земле. Он слышал прерывистое дыхание своих спутников и десятки, летящих из тьмы туннеля, голосов. Внезапно провода расступились, и в стене показалась дверь. Явно не соображая, что делает, девушка рванула к ней и дернула ручку на себя. Дверь не поддавалась, но она вновь и вновь пыталась ее открыть. Доктору пришлось буквально отдирать ее ледяные пальцы от металлической ручки, чтобы вновь продолжить путь.

– Нельзя! Там наверху тоже смерть, – глядя в остекленевшие от ужаса глаза, он старался быть убедительным. – Надо бежать вперед!

Кажется, незнакомка услышала. Схватив брата за руку, снова рванула вперед. Вскоре показалась развилка. Еще немного… мальчишка споткнулся о кабель и растянулся на шпалах.

– Быстрее! – воскликнула девушка, помогая ему подняться, и вновь дернула за собой.

Добравшись до развилки, путники чуть замедлились. Одни рельсы вели на Комсомольскую кольцевую, вторые, очевидно, на запасные пути. С первыми все понятно, второй путь вызывал сомнения, кто знает, куда он приведет. Поэтому выбор единогласно пал на первый вариант. Сменив бег на быстрый шаг, они продолжили путь.

– Что это было? – спросила Кристина, только чтобы услышать свой голос. Надеяться на ответ глупо… но все же.

Мужчина неопределенно мотнул головой.

– Не знаю. Может, утечка газа, может, еще что-то. В подземке полно опасностей.

– Я не про это. Вы ведь тоже слышали визг.

– Да, – немного помедлив, признался доктор и почувствовал, как по спине скользнуло нечто липкое и холодное. – Одно ясно наверняка – кольцевая линия небезопасна, нужно двигаться по радиальным веткам.

Девушка кивнула, полностью соглашаясь со спутником, и предложила заранее обдуманный план:

– Перейдем на красную ветку до Охотного ряда и оттуда по синей ветке доберемся до центра города.

Мужчина тем временем открыл портфель и вытащил новую маску. Старую он скомкал и откинул в сторону, заменив свежей. Вновь взглянув на ребят, он подумал, что они похожи на двух испуганных воробьев. Такие же маленькие и беззащитные.

– Вас звать-то хоть как?

– Кристина и Кирилл, – устало ответила девушка и провела ладонью по густой шевелюре брата.

– Меня можете называть просто Док, – он слабо улыбнулся, но тут же вновь стал серьезным. – Как только приблизимся к платформе, я пойду первым. Вы останетесь в туннеле. Если вдруг услышите мой крик, – он нервно сглотнул, но все же продолжил, – немедленно бегите обратно и ищите другие пути перехода на Арбатскую линию. Ваша цель – Кремль. Если там военные, это спасение. А здесь, сама видишь… – он неопределенно махнул в сторону.

Вскоре показался просвет. В оранжевом свете аварийных огней тускло мерцала мраморная облицовка стен. Как условились ранее, Док пошел первым. Оставшись позади, Кристина и Кирилл напряженно наблюдали, как мужчина приблизился к началу платформы и осторожно выглянул. Но не прошло и секунды, как он тут же отпрянул обратно. Вжавшись спиной в стену, мужчина с силой зажмурил глаза.

Что могло его так напугать?

Казалось, прошла вечность, прежде чем он вновь осмелился взглянуть на платформу. На этот раз Док задержался чуть дольше. Некоторое время напряженно разглядывал что-то, затем осторожно отпрянул, и только после этого дал сигнал идти к нему. Но указательный палец, плотно прижатый к губам, подсказывал: на платформе кто-то есть.

Станция Комсомольская.

Ребята осторожно приблизились. Следуя примеру доктора, пригнулись и пошли по самой кромке путей, максимально близко к бетонной платформе. Кто бы ни был на станции, он не должен их заметить!

Почти сразу Кристина почувствовала запах. Перебивая все прочие, в воздухе остро пахло кровью – металлический, густой, этот тошнотворный аромат ни с чем не перепутать. Как будущий доктор, она сносно относилась к виду и запаху крови и допускала, что на станции могут находиться раненные или недавно умершие люди, отсюда и запах. Но чего она никак не могла понять, что за странные звуки доносятся с платформы. Скорее похожие на чавканье или хлюпанье. Прислушиваясь, девушка гадала об их источнике, так и подмывало выглянуть, но она не осмелилась.

Шаг за шагом они продвигались вперед. Спасительный проем туннеля приближался мучительно долго. Чтобы не оступиться, девушка считала каждый шаг – ровно четыреста двадцать бесконечных, пропитанных страхом и неизвестностью шагов.

Внезапно крадущийся впереди мужчина замер. Текли секунды, но ничего не происходило. Девушка напряженно гипнотизировала застывшую спину доктора, пока не сообразила. Судя по запрокинутой голове, он смотрел куда-то вверх. Проследив за его взглядом, она заметила огромное увеличительное зеркало, какие обычно стоят в начале каждой платформы, и осеклась. В нем отражалась безумная, ужасающая картина, которая могла быть чем угодно, но только не правдой. Расширившимися зрачками Кристина смотрела на огромное багровое месиво. Глаза выхватывали части тел, в клочья разорванную плоть, клоки женских волос, торчавшие кости. Вмиг сделалось дурно. К горлу подступила тошнота, но она держалась. Потому что над всем этим месивом пировали они. Полулюди – полумонстры, они перемещались между трупов на четвереньках, жадно вгрызаясь в останки. И чавкали, чавкали, чавкали.

***

Конец платформы был близок, но ни доктор, ни девушка его не видели. И даже миновав станцию, они все еще в страхе жались к земле. Кристина с силой сжимала зубы, а они все равно стучали, заполняя все вокруг громким клацаньем. Слюна во рту стала густой и вязкой с мерзким привкусом крови. Попыталась было сглотнуть, но тщетно. Горло по-прежнему сжимало спазмом ужаса.

Даже удалившись на безопасное расстояние, напряжение не отпускало. Кирилл смотрел на сестру со смешанным чувством испуга и удивления. Конечно, иногда она вела себя, как настоящая девчонка, но в основном он ей гордился. Сейчас же с сестрой происходило нечто совершенно непонятное и от этого становилось не по себе. Он тянул ее за руку, но Кристина не реагировала. Уставившись в глубину туннеля, она продолжала трястись и что-то бессвязно бормотать.

– Что… Кто… – ей никак не удавалось закончить фразу. Слова, словно гвозди, царапали губы и с лязгом падали на бетонный пол. – Кто это?

Взгляд доктора остановился на спутнице. Наконец-то сообразив, в каком она состоянии, мужчина приблизился и мягко, но настойчиво тряхнул ее за плечи.

– Кристина, возьми себя в руки, – спокойно и строго сказал он. Стараясь пробиться сквозь пелену страха, сковавшего ее сознание, мужчина вновь повторил свои слова.

Встретившись с ним взглядом, Кристина немного притихла.

– Я не знаю, что там произошло. Нам стоит поскорей выбираться отсюда. Иначе часом раньше, часом позже, мы все равно попадемся в лапы этих монстров.

Его пальцы тоже дрожали, но суровый красноречивее любых слов говорил о решительности.

– Куда?

Казалось повсюду смерть. Какое направление ни выбери, конец один.

– В Кремль, если спасение вообще возможно, то оно там, – убежденно заявил доктор. – Так что соберись. Ты нужна брату.

Не известно, что повлияло больше, его уверенность или перепуганное лицо мальчишки, но девушке удалось справиться с эмоциями.

Их путь по-прежнему пролегал по кольцевой. Двигаясь против часовой, они надеялись отыскать хоть одну станцию, свободную от чудовищ. Но везде их встречала лишь смерть. Платформы, сплошь заваленные обезображенными телами, и их чавкающие, измазанные кровью, пожиратели, пирующие над останками людей.

А между тем, со всех концов Москвы продолжали стекаться люди. Они спускались в подземку в поисках спасительного поезда, даже не подозревая, что здесь их ждет гибель. Еще более стремительная и ужасная, чем от вируса. Время от времени гул туннеля нарушала новая волна душераздирающих криков. Они неизменно сопровождались визгом этих тварей. Едва заслышав очередной предсмертный вопль, Кристина заставляла брата закрывать уши. Осознание, какой жуткой, мучительной смертью погибают несчастные, повергало в пучину отчаяния. Но ни помочь, ни предупредить людей не было никакой возможности.

Туннель Арбатской ветки.

 Так прошел час, второй, третий – сколько они здесь? Иногда казалось, они бродят по лабиринтам подземки уже несколько суток. Пару раз путники сворачивали на запасные пути, но неизменно упирались в тупики и вынужденно возвращались. Никто уже не понимал, куда их занесло. Все те же стены, провода и запах мазута. Параллельно шли рельсы, перпендикулярно им – шпалы. Внутри в такую же параллельно-перпендикулярную конструкцию складывались отчаяние, тревога, упрямство и вера. Но именно эти противоречивые, по большей части неконтролируемые чувства, спорили, сталкивались, подпитывали друг друга, не позволяя останавливаться. И, превозмогая себя, путники продолжали двигаться вперед.

Возможно, тому виной обостренное восприятие, а может, просто сказывалась усталость, но иногда чудилось, что позади кто-то есть. Вдруг отчетливо слышались торопливые шаги. Все трое судорожно оборачивалась и вглядывалась назад. Но никого не было. А через секунду все повторялось вновь. Или внезапно исчезали все звуки. Их окутывала плотная тишина, и они шли словно в вакууме, беззвучно рассекая пространство. Но потом все снова менялось, и тоннель вдруг начинал оживать. Откуда-то доносились протяжные, больше похожие на стоны, звуки. Смешиваясь с завыванием ветра, электрическим жужжанием ламп и миллионами других неизвестных шорохов, они до ужаса пугали.

Справившись с очередным приступом, Кристина устало подняла голову. На потолке виднелась трещина, из которой сочилась вода. Всего несколько десятков метров отделяли их от города, в котором еще теплилась жизнь. Возможно, группы людей куда-то бегут, стараясь укрыться и выжить. И неизвестно, где лучше – там или здесь, под землей. Теперь и то и другое казалось обреченным. К этому моменту брат с трудом переставлял ноги и все чаще спотыкался. А кроме прочего, приложив ладонь к его лбу, девушка убедилась, у брата снова начался жар. Ее щеки тоже горели, свидетельствуя о высокой температуре.

Вдруг почудились вполне членораздельные крики. Девушка остановилась и прислушалась. Док последовал ее примеру. Показалось совсем близко есть люди. Они перекрикивались между собой и явно кого-то искали. Возможно, спасение там?! Превозмогая усталость, все трое кинулись вперед. Но, пробежав несколько десятков метров, вновь остановились, осознав, что никаких криков нет. Туннель снова обманул их, наполнив воображение несуществующими голосами. Именно в этот момент они впервые почувствовали это. Несмотря на остановившиеся поезда и горы трупов, подземка продолжала жить. Путники вглядывались в тьму туннеля, а она вглядывалась в них, играя, насмехаясь и испытывая на прочность.

Когда впереди замаячила очередная станция, первым пошел доктор. Кристина проводила его потухшим взглядом, как вдруг заметила коричневую облицовку стен. В ее уставшем, истерзанном кошмарами сознании, шевельнулась какая-то мысль. Пройдя пару шагов вперед, она присмотрелась и вдруг поняла – это Площадь Революции! Они наконец-то добрались до конечного пункта! Но вспыхнувшая было искорка надежды, тут же погасла. Если на платформе монстры, значит, путь наверх отрезан.

 Тем временем Док подошел максимально близко и осторожно выглянул, но вместо того, чтобы припасть к рельсам, выпрямился и смело огляделся. Помимо нескольких трупов, лежавших чуть поодаль, здесь больше никого не было! Не теряя времени, мужчина махнул ребятам и быстро подтянулся наверх.

В воздухе отчетливо пахло дымом. Пока не ясно, хорошо это или плохо, но однозначно лучше, чем тошнотворный запах крови.

Выбравшись на станцию, все вместе рванули к эскалатору. Лента ожидаемо не работала, пришлось подниматься пешком. На середине пути до слуха вновь долетели крики. Но на этот раз настоящие, человеческие! Зычный мужской голос мог принадлежать военному или полицейскому. Значит, там наверху остались выжившие! Переглянувшись с доктором, они предприняли последний, финальный рывок.

Выход со станции Площади Революции.

Из подземного перехода в разные стороны расходились туннели, заваленные обгоревшими останками. Но вот в конце одного мелькнула широкая спина, затянутая в черную ткань униформы. Не удержавшись, Кристина крикнула. Ее голос эхом прогромыхал во все стороны, но военный не обернулся. Плотнее прижав маски к лицам, они помчались в сторону мужчины. Читая на ходу указатели, доктор убедился, выход вел на Красную площадь. Неужели они добрались до Кремля?! После всего пережитого, как сложно в это поверить!

Впереди просвет и двадцать бетонных ступеней, верхние из которых заливает солнечный свет. Они спасены! Рванув вперед, путники едва успели достигнуть середины лестницы, как путь преградило черное дуло автомата. Очевидно, военный все же услышал, но раскрывать объятия для приветствий не спешил.

– Не стреляйте! – поспешно вскричал доктор и поднял руки вверх. – Мы здоровые, нормальные люди.

Некоторое время человек в черном комбинезоне напряженно вглядывался в их лица, словно чего-то ожидая. Сквозь пластик защитной каски виднелся лишь пристальный взгляд карих глаз. Кристина заслонила собой брата, хотя понимала, едва ли это спасет от пули. Казалось, прошла вечность, прежде чем мужчина отвел автомат в сторону. Дотронувшись до рации на плече, он коротко сообщил:

– Прием, у нас выжившие. Мужчина, девушка и ребенок.

После короткого шипения послышался бодрый мужской голос:

– Наверх в изолятор!

Военный кинул быстро и четко:

– За мной!

Повторять дважды не пришлось.

Яркий утренний свет резал глаза. Значит, они провели в подземке всю ночь. Щурясь и прикрываясь от солнца ладонью, Док в ужасе озирался по сторонам. Открывшееся зрелище повергало в шок. Привычные с детства пейзажи изменились до неузнаваемости. Манежная площадь охвачена безумием: повсюду танки, солдаты, огонь и хаос. Со стороны Александровского сада доносились мощные взрывы, сопровождаемые густой завесой дыма. Грохот автоматных очередей чередовался с шипением огнеметов. И сквозь эту жуткую какофонию прорезывался острый, как лезвие бритвы визг, точь-в-точь как в подземке. По перекошенным лицам солдат, было очевидно, они тоже не в восторге от «трелей» зараженных.

Дэн торопил, подталкивал найденышей к воротам Кремля. Любая минута промедления могла стоить жизни. Эти утром они и так потеряли слишком много людей. За ночь зараженные прорвали кордоны, выставленные в центре, и теперь нападали со всех сторон. Круг сужался, их неизбежно теснили к Красной площади. Солдаты, кто пытался отстреливаться обычными патронами, безжалостно сметались. Обычный пистолет, пулемет и уж тем более нож – оказались бессильны против полчищ монстров. Спасал только огнемет. Пылающая струя – единственное, что заставляло их остановиться.

Добежав до красных стен, доктор обернулся. Шеренга солдат едва сдерживала толпу обезображенных, изуродованных вирусом существ. Именно существ, человеческого в них оставалось мало. По остаткам одежды еще можно было определить половую принадлежность особей, но их поведение безоговорочно свидетельствовало: теперь эти границы исчезли.

За линзами очков скрывался внимательный взгляд, который сейчас с точностью пробора фиксировал малейшие детали. Помимо кровавых язв, Док отметил резкие, хаотичные и какие-то нелепые движения зараженных. Все до единого периодически дергали головой, точно желали что-то стряхнуть. Руки со скрюченными пальцами прижимали к бедрам, а чтобы сохранить равновесие, они петляли и заваливались при беге, отчего казалось, что ими, как марионетками, руководит кто-то другой.

Но более всего поражали глаза. Красные, налитые кровью, они оставались совершенно неподвижными. Не моргающий, остекленевший взгляд был устремлен строго перед собой. И чтобы посмотреть в сторону, существам приходилось поворачивать голову.

На секунду мелькнула жуткая мысль: это не мутация вируса, а новый, неизвестный науке симбиоз человека и AVE. Резкий окрик заставил мужчину на время отложить наблюдения и рвануть вслед удаляющимся путникам.

Впереди высилась Никольская башня. И судя по траектории движения, их спаситель мчался именно к ней. Миновав Кремлевский проезд, солдат что-то быстро сказал в рацию и, ни на секунду не замедляясь, подскочил к воротам. Несколько быстрых ударов – и узкие, едва заметные двери отворились. Пропустив их вперед, солдат проскользнул последним и немедленно опустил засов.

Кремль.

После всего пережитого хотелось только одного – оказаться в тишине родного дома. Кристина равнодушно смотрела на пулеметы, мощную броню танков, вооруженных до зубов солдат в касках, и вдруг впервые осознала, что двери за их спинами закрылись навсегда. Привычного мира больше нет. Он уничтожен, превращен в прах.

Сжав зубы, девушка держалась из последних сил. Но ноги не слушались, увязали в расплавленном асфальте, тревогах, бессилии, будто пораженные нервным параличом. Мозг посылал отчаянные сигналы шагать дальше, но тело не реагировало замедляясь. Это усталость. А еще жар, страх и горе.

Нельзя, мне нельзя сдаваться, только не сейчас – твердила она себе. Но сколько бы ни уговаривала, кольцо вокруг горла сжималось все сильнее. Жар полыхал снаружи, полыхал внутри. В области солнечного сплетения набухал тугой комок чувств, готовый в любой момент развязаться. Тех самых чувств, которые она старательно высушивала и лентами сворачивала под сердцем последние месяцы. Перед глазами плыли лица родителей, друзей, знакомых. Неоплаканные, зарытые в братских могилах, исчезнувшие навсегда.

Чуть поодаль шла группа таких же напуганных людей. На секунду показалось, их ведут, как арестантов, наведя на спины оружие. Сообразив, Кристина медленно обернулась и поняла, что не ошиблась. Пока они глазели на танки, военный незаметно переместился назад, превратившись из спасителя в конвоира. И теперь его палец уверенно лежал на курке. Но вместо привычного страха девушка ощутила лишь пустоту.

Все это время Дэн пристально разглядывал спасенных. Мужчина и мальчик подозрений не вызывали. Несмотря на испуг, вели себя довольно смирно. А вот поведение девушки рождало сомнения. Глаза выглядели воспаленными, она держалась за правый бок и дрожала. За последние дни Данила увидел достаточно, а потому мгновенно насторожился. Когда вокруг творится полное безумие, любое отклонение от нормы – угроза. Продолжая наблюдение, принялся отсчитывать – одиннадцать, двенадцать…. Прикидывая, через сколько секунд нажать на курок.

– Нет, прошу вас, это всего лишь шок. – донесся голоса доктора. Мужчина сделал шаг к девушке и мягко выставил руку вперед, словно хотел защитить. – Не стреляйте.

Краем сознания Кристина понимала, происходит что-то нехорошее. Медленно подняв голову, она посмотрела на военного.

Поймав этот взгляд, полный надрыва, осколков страха и горя, Дэн на секунду замер. …двадцать пять, двадцать шесть…. тридцать. Дальше считать не имело смысла. Отведя автомат в сторону, он с удивлением отметил, что девушка никак не отреагировала. Просто стояла напротив и продолжала смотреть своим невозможно-прямым равнодушным взглядом. Все равно что в пропасть заглянул. Даже вытащи он сейчас гранату и откинь чику, это бы ее ни капли не тронуло. Вдруг Дэн понял, девчонка достигла своего предела – предела страха, сил, воли, разума. Бывает такое состояние, когда становится все равно. Тело, голова, чувства и инстинкты разом отключаются, требуя перезагрузки системы.

– Все в порядке, – сказал он, желая хоть как-то сгладить произошедшее. – Обычная мера предосторожности.

Мальчик бросился к девушке и обнял. Наверное, брат – подумал Дэн. Она слишком молода, чтобы иметь такого взрослого ребенка.

Прижимая к себе Кирилла, в этот момент Кристина молилась, чтобы все закончилось и их оставили в покое. Полыхала кожа, тяжело и гулко билось сердце.

– Следуйте за мной, – сказал Данила, и быстрым шагом направился в сторону соборов.

Ивановская площадь.

К Никольским воротам бежала группа солдат. Все как один в черной форме, защитных касках и с автоматами наперевес. Один из них отделился и подбежал к группе выживших. Широкоплечий, высокий, в каждом движении непоколебимая уверенность и стать. За блестящим пластиком виднелся холодный цепкий взгляд и упрямая линия широких бровей. Этот бы точно прикончил – пронеслось в голове у доктора. Из-под каски послышался низкий грудной голос:

– Вы из метро? Есть там кто живой? У меня приказ прошерстить станции.

– Ни в коем случае! Это верная смерть, – срывающимся голосом предупредил Док, – кроме трупов и… зараженных там никого не осталось.

– Так я и думал, – мрачно заметил солдат. И поднес к губам рацию. – Полковник, прием. У нас люди из метро, говорят, в подземке только визгуны.

Пошипев, рация выдала короткий приказ:

– Отступайте.

Солдат никак не отреагировал, будто только что своим приказом начальство не отвело от него руку смерти. Вновь обратившись к провожатому, он сообщил:

– Я за периметр, всем приказано отступать в лагерь. Пора с этим заканчивать.

– Шальной… – Данила чуть помедлил и все же добавил, – возвращайся.

– А как иначе?! – усмехнулся в ответ. Но через секунду вновь стал серьезен, – этих веди в отстойник.

Слово «отстойник» категорически не понравилось, но возразить они не успели. Воздух содрогнулся от мощных взрывов. Под ногами задрожала земля. Звуковые волны, вместе с облаками пыли, накрыли территорию Кремля, на некоторое время лишив ориентиров и зрения. Заметив, как сжалась девушка, незнакомец громко пояснил:

– Взрывают выходы с ближайших станций. Вы – последние, кто вышел оттуда живыми.

Взгляды Дока и Кристины встретились. Они выжили, а сотни других пассажиров навсегда остались в подземке. Везение, судьба тут совершенно ни при чем. Просто случайность, крошечная вероятность, которая почему-то сработала.

Санитарный пост.

Успенский собор опоясывал тройные ограждения из сетки и колючей проволоки. Здесь же стояли две наспех сколоченные из досок и обтянутые брезентом, кабинки. Солдаты, охранявшие вход, приказали раздеться до нижнего белья, сдать личные вещи и занять кабинки. Едва оказавшись внутри, Кристина почувствовала, как сверху, из душевой лейки на нее хлынула вода с острым химическим запахом. Кожу нещадно щипало, но приходилось терпеть.

После обработки им выдали новую одежду. Кое-как отжав волосы, девушка натянула на мокрое тело футболку и джинсы, на два размера больше необходимого. Кириллу и доктору повезло больше, им выдали одежду почти впору. С обувью тоже пришлось расстаться. Взамен резиновых сапог военные указали на огромный контейнер с различной обувкой, откуда Кристина выудила две пары сланцев – себе и брату.

Их прежние вещи тут же кинули в костер, полыхавший в металлическом баке неподалеку. Туда же полетел портфель дока. Заметив у одного из военных свой рюкзак, Кристина мгновенно догадалась, что его постигнет та же участь. Паспорт, лекарства, фото… все сгорит! Кинувшись вперед, девушка взмолилась:

– Пожалуйста, отдайте рюкзак! Прошу вас! Там фотографии родителей, – в отчаянии прорыдала она, – это все, что у меня осталось…

Военные никак не отреагировали. С каменными лицами продолжали взирать на рыдающую девушку.

Данила стоял неподалеку. Со одной стороны, он понимал солдат, которые действовали согласно инструкции. Уничтожению подвергались все личные вещи выживших, дабы пресечь любую вероятность заражения. С другой стороны, он искренне сочувствовал девушке. В ее голосе звучало столько горя, что, не выдержав, направился к дежурным:

– Парни, дайте рюкзак, я отнесу его на обработку.

После секундного колебания рюкзак все же отдали.

В новой одежде и обуви их наконец-то пропустили внутрь. В соборе царил полумрак, и потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли. Просачиваясь сквозь мутные стекла, солнечные лучи скользили по золотым ликам святых и опускались на склоненные головы. На полу сидело несколько сотен людей. Человек двести, может, триста. Мужчины, женщины, дети, но последних крайне мало. На лицах растерянность, обреченность и страх. Кто-то плакал, некоторые молились, но большинство просто смотрели остекленевшими глазами в пустоту перед собой. С безучастным лицом, глухие и немые ко всему.

Происходящее напоминало картины Средневековья, когда во время чумы или холеры люди вот также собирались в храмах, в надежде спастись от страшного мора.

К вновь прибывшим подошел человек, как в скафандр, укутанный в резиновую защитную спецодежду. Он поочередно взял у них кровь, спросил фамилию, возраст, подписал пробирки, после чего скрылся за дверями. На время от них отстали, предоставив самим решать, где и как размещаться.

Доктор не оставлял своих подопечных ни на секунду. Вместе они подошли к одной из колонн и устало опустились на пол.

– Послушай, у тебя жар, – с беспокойством заметил мужчина.

Прохладная рука легла на разгоряченный лоб.

– Ничего страшного, пищевое отравление.

То ли от высокой температуры, то ли от увиденных ужасов, Кристину клонило в сон. Перед глазами все плыло, а в голове сплошная вата. Внезапно в дверях показался тот самый солдат, выведший их из метро. Он огляделся и, отыскав их глазами, подошел, протягивая рюкзак.

– Спасибо, – поблагодарила Кристина и постаралась рассмотреть благодетеля. Но свет падал сверху, засвечивая его лицо.

Так ничего и не ответив, военный скрылся за дверью.

Девушка подложила рюкзак под спину и, прижав брата к себе, откинулась назад. Кирилл утих, доверчиво уткнувшись в плечо. Вокруг громыхали взрывы, и солнечные лучи рябили от дыма и пыли, будто струны, по которым ударил оркестр. Но она этого не видела, перед глазами стояли родители.

Они больше никогда не окажутся рядом, мама никогда не обнимет, отец никогда не объяснит сложную лекцию. А мир никогда не станет прежним. И это «никогда» не могли заглушить ни усталость, ни высокая температура. Это «никогда» молотом громыхало в ушах, заглушая все прочие звуки. И когда под ногами вдруг затрясся пол, а с потолка посыпалась штукатурка, девушка лишь крепче прижала брата к себе.

Взрыв, еще один, еще … Сердце протяжно ныло. Кирилл обожал маму, а мама души не чаяла в нем. Они были неразлучная парочка, всегда и везде вместе. Вместе в магазин, школу, уроки, малышом он даже вставал рано-рано, только чтобы проводить ее на работу… Как теперь жить?

Пол заходил ходуном, кто-то, не выдержав, закричал. Паника полыхнула хуже пожара, перекинувшись на других. Люди жались к полу, плакали, молились… взрывы следовали один за другим. Казалось, еще немного и стены древнего храма сложатся, погребя всех под собой.

Кристина стиснула зубы. Даже если сейчас все закончится, едва ли это что-то изменит. В, возможно, последние минуты жизни, она не кричала, она вспоминала. Как в детстве отец усаживал ее на колени и часами рассказывал о человеческом организме, болезнях и удивительном мире вирусов. Он очень любил ее, хотя и редко проявлял свои чувства, но Кристина всегда это знала. Как знала и то, что когда-нибудь он умрет. Но и предположить не могла, что это случится так скоро. Боже, как же больно!

Глухие, тяжелые удары сотрясали все внутренности, отбивали чечетку на зубах, считали позвонки на спине… а потом вдруг стало так тихо, что не понять: живы они или все-таки умерли?

Глава 4.

Дэн резко открыл глаза. Будильник продолжал настойчиво трезвонить, заглушая рев двигателя, все еще звучавший голове. Моргнув, он приподнялся на локте и огляделся. Кабина пилота, приборная панель, огни взлетной полосы исчезли, вместо них перед глазами возникли унылые серые стены. А уши продолжил терзать ненавистный трезвон. Чтоб его! Одним выверенным движением мужчина хлопнул по будильнику, заставив чертов механизм заткнуться. Это был древний заводной будильник с чудовищным дребезжащим звуком. И они с самого начала люто возненавидели друг друга. Пригладив пятерней волосы, мужчина сел, спустил ноги на холодный пол и некоторое время смотрел в окно. После снов о прежних полетах на душе было особенно погано. Требовалось время, чтобы привести голову и сердце в порядок.

Завтра их группе предстоит плановый рейд. Пришло время пополнить запасы провизии и разведать обстановку в городе. К этому моменту все окрестные магазины опустошены. Солдаты успели пройтись по ГУМу, «Европейскому», вычистили «Атриум» на Курской и ближайшие «Капитолии». Большие магазины успели закрыться задолго до начала мародерства, а потому на складах еще оставались продукты. Чего нельзя сказать о небольших лавках, те оказались пустыми еще в начале пандемии.

Кроме съестного брали теплые вещи, инструменты, топливо, словом, все товары, представлявшие малейшую ценность для лагеря. До полного опустошения складов они успевали сделать пять-шесть вылазок. А дальше приходилось искать новый магазин. Радиус рейдов неизбежно расширялся. Дэн это предвидел, только не подозревал, что окрестные магазины опустеют так скоро.

Согласно разработанному маршруту, его команде предстояло отправиться на юго-запад Москвы в торговый центр «Гагаринский». По сведениям уцелевших жителей того района, на первом этаже располагался огромный гипермаркет. Если повезет, они смогут хорошенько забить кремлевский склад и продержаться две-три недели.

Однако в груди колючкой ворочалась тревога. Ведь каждая вылазка сопровождалась смертельным риском. Под любым прилавком, за любой витриной могла прятаться тварь. И чем больше пространство, тем больше нежити там скрывалось. Нет, за себя Дэн не переживал, даже из самых патовых ситуаций он умел найти выход. А вот некоторые из его ребят, к сожалению, таким везением похвастаться не могли. Именно поэтому каждый рейд он разрабатывал с особой тщательностью, привлекая к делу всю команду. Сегодня им предстояло окончательно дошлифовать намеченный план.

Буржуйка давно погасла, и к утру в комнате воцарился собачий холод. Мысленно настраиваясь на собрание, Дэн подошел к раковине, взял большую железную кружку и зачерпнул из ведра. От ледяной воды сводило челюсть, но это не помешало ему умыться, почистить зубы, намочить в ведре полотенце и быстро растереть им тело. За окном было еще темно. Точнее, теперь там всегда темно. Электричества в городе нет с тех пор, как эти гады дожрали последних людей.

Взяв с крючка одежду, мужчина быстро натянул зимние штаны и свитер. Со второго крючка снял куртку. Вообще его комната скорее походила на подсобку. Такая же крошечная и с минимальным набором удобств: жестяной умывальник, два крючка и деревянные поддоны, которые он превратил в кровать, поставив их один на другой и кинув сверху матрас. Масляная лампа на подоконнике и буржуйка у окна. Вот, пожалуй, и все. Но он не жаловался. Другим повезло меньше. Из-за недостатка места ребята были вынуждены селиться по двое, а то и по трое человек. А ему досталась целая комната. Хоромы по нынешним меркам.

Покинув «хоромы», Дэн натянул шапку и на ходу застегнул куртку. Оказавшись на улице, мужчина сделал глубокий вдох и почувствовал, как легкие заполняются свежим морозным воздухом. Начало ноября в столице выдалось на удивление холодным. Видимо, глобальное потепление отступило, ведь теперь некому толкать бредовые речи и будоражить общественность.

Приглядевшись, он отметил, ночью вновь шел снег. Судя по глубине протекторов, отпечатанных тяжелыми солдатскими ботинками, выпало сантиметров пять. Нужно проверить шины перед отъездом – промелькнуло в голове. Миновав арку, он двинулся к столовой. Со всех сторон лагеря сюда потихоньку стекались люди. Молчаливые, хмурые. Невзирая на наличие крова и еды, многие так до конца и не смирились с новой действительностью.

***

Не сразу, но жизнь в Кремле наладилась. Солдат разместили в комнатах Арсенала и Потешном дворце. В шестнадцати из двадцати башен Кремля устроили дозорные пункты. Для штатских переоборудовали треугольный Сенат и административные здания. Места хватило всем. Грановитую и Оружейную палаты с их богатым убранством и сокровищами закрыли от греха подальше. Масштабные строения, вроде Кремлевских дворцов, для проживания совсем не годились. Большие, холодные, их не отопишь и не переоборудуешь под комнаты. Впрочем, им нашлось другое, не менее полезное применение – продовольственные и технические склады.

Из соборов использовали лишь Успенский. Благодаря одному воцерковленному пареньку – Максиму Дьячкову (понятное дело, к нему тут же приклеилось прозвище «Дьякон»), там всегда горели свечи, особенно в те дни, когда солдаты уходили в рейд. Какие бы сложные времена ни наступали, а русские все одно – тянулись к церкви. С верой-то оно как-то спокойнее.

Всего в Кремле укрылось чуть больше трех тысяч человек. Основная часть прибежала сюда еще до эвакуации. Наличие высокой стены по периметру и военных – весомые аргументы при выборе убежища. Так что самые сообразительные забаррикадировались в зданиях еще в середине июля, как только исчезло правительство. Примерно семьдесят процентов выживших – мужчины. Женщин меньше, самая малочисленная группа – дети. Людей старше пятидесяти лет – единицы, несколько иностранцев. Стариков нет. Они просто не дошли. Кода по радио и ТВ объявили об эвакуации, никто не знал, что зараженные перешли в последнюю стадию агрессии. Так что в Кремль сумели добраться единицы.

Примерно сотню людей удалось спасти во время первых рейдов. Несколько человек пришли ночью сами. Просто удивительно, как им удалось выжить в городе, превратившимся в смертельную ловушку. Когда послышался шум у ворот, дозорные чуть не убили их, приняв за нежить. Однако за стеной стояли люди, немного запыленные, испуганные, голодные, но живые!

Остальные жители Москвы стали жертвами вируса. Сколько живых осталось в других городах России, до сих пор не известно. Единственное, что удалось – наладить радиосвязь лишь с несколькими лагерями выживших. В резиденции Президента военные обнаружили необходимое оборудование и ежедневно запускали в эфир позывные. После двух дней молчания, наконец-то пришел ответ! Первой отозвалась военная база на Сахалине, второй – группа инструкторов в Альпах. Естественная изоляция и труднодоступность помогли выжить целому городку в Ирландии, военный бункер в Китае также откликнулся на позывные. Последней на связь вышла Сибирь. Закрытый исследовательский центр «Вектор» укрыл в своих стенах новосибирских ученых и их семьи. Да, в мире осталось немного людей. Но они были! Радист дрожащими от волнения руками ставил очередную точку на карте и проводил от нее линию к Кремлю. Пять точек и пять линий. Пока это едва заметная паутинка. Дуновение случайности или новая беда, и ниточки порвутся. Однако они живы! А значит, кремлевцы не одни.

Остальной мир по-прежнему молчал. Каждый день радист выходит на связь, но тщетно. Некогда населенные города и страны, словно исчезли с лица Земли.

В конечном итоге AVE понадобилось три месяца, чтобы окончательно поработить человечество. Ученые сильно недооценили угрозу. Вирус мутировал снова и снова, рождая новые, улучшенные версии себя, пока не вывел идеальную. Всего один укус, соприкосновение слизистыми, и человеческий организм сдавался. Требовалась всего-то пара часов, чтобы после жесточайшей агонии, когда из глаз, ушей, носа рта хлестала кровь, а кожа лопалась от набухших вен, человек вновь мог подняться и бежать. Бежать, невзирая ни на что, бежать с одной целью – в поисках новых жертв для хозяина.

Поначалу оставшиеся в живых часто задавались вопросом – почему никто не забил тревогу раньше… но вопросы так и остались без ответов. Да и у кого было спрашивать? Все ученые, политики мертвы. Разве что у Дока, но и тот мог только предполагать. Одна из его теорий гласила: агрессия, которую вначале принимали за побочное явление, была основным проявлением нового штамма. Вирус тоже учился, прощупывал, выбирал наиболее живучую форму существования, пока не превратил людей в одержимых монстров. А значит, цель достигнута! AVE заполучил нового инкубатора для дальнейшего размножения.

Под ногами громко и рублено хрустел снег, вторя настроению Дэна, и вместо Сенатской площади, припорошенной снегом, перед глазами стояло марево огня.

Москва горела. Первые дни на горизонте то и дело вспыхивал новый пожар. Было ли это делом последних людей, пытавшихся защититься от зараженных, или обычные замыкания в опустевших зданиях, никто не знал. Но каждый раз наблюдая, как пламя пожирает очередной дом, в душах людей все громче звенела пустота. Все понимали, никто не потушит эти пожары. И в новостных сводках тоже ничего не покажут. Просто потому, что в живых больше не осталось ни пожарных, ни журналистов.

Иногда из-за стен доносились выстрелы и крики. В течение четырёх недель, как закрылись ворота Кремля, солдаты выезжали в город, пытаясь хоть кого-то спасти. К ним часто обращались с просьбой заглянуть в такой-то район, посмотреть такой-то дом. Мужчины умоляли, женщины плакали, прося отыскать дочь, сына, мужа, жену, друга… Солдаты кивали, прочищали один столичный район за другим: Отрадное, Марфино, Алексеевский, Савеловский, объехали Лефортово, Ясенево, Бутово…

Выезжали в сопровождении танка. Из-за обилия трупов и брошенных автомобилей улицы превратились в ловушки. Даже «Урал» стопорился из-за машинных запруд, не говоря уже об обычных легковушках. Зато «Армата» проходила запросто. Правда, шумела сильно, но довольно скоро выяснилось, что твари почти не видят в темноте. Так что ночи стали самым безопасным временем для выездов в город. Но невзирая на все меры предосторожности, твари все же просыпались. И тогда случались потери. Пистолеты, даже автоматы оказались слабой защитой против полчищ обезумевших монстров. К счастью, во время очередного выезда на военном складе Лефортово была обнаружена большая партия огнеметов, ставших надежным подспорьем в борьбе с монстрами. С тех пор спасательные группы выезжали только с ними. На каждом огнемете стоял оттиск «der flammer», и с чьей-то легкой руки солдат, ходивших в рейды, стали называть фламмерами.

Поначалу почти всегда удавалось вернуться с людьми. Два-три человека, если повезет – целая семья присоединялась к лагерю в Кремле. Но примерно через месяц все окончательно стихло. Даже огонь. В городе остались только твари.

***

Занятый своими мыслями, Дэн вошел в здание. Под столовую приспособили церковь Двенадцати апостолов. Выбор был неслучаен. Обнаруженная внутри церкви старинная русская печь, предрешила дальнейшее назначение этого здания. Конечно, всех спасшихся она прокормить не могла, но вот хлеб в ней выпекали почти круглосуточно. На заднем дворе обустроили полевую кухню, где в трех огромных котлах готовилась еда. Внутри, убрав церковную утварь, солдаты расставили столы и принесли из Сената стулья, а трапезную комнату, где находилась печь, оборудовали стеллажами для посуды и раздаточным столом.

В столовой уже сидели Рыжий и Пух. Завидев командира, парни приветливо кивнули, не забывая при этом активно работать ложками. Получив свою порцию каши, Дэн присоединился к своим. Вскоре подоспели и остальные.

– Завтракаем и собираемся в башне. Надо обсудить завтрашний рейд.

– Так точно! – отрапортовал Пух.

Дэн перевел взгляд на здоровяка, бывшего десантника двадцати шести лет. Вообще по паспорту он был Сергей, но благодаря внушительным габаритам и неожиданно миролюбивому нраву ребята прозвали его – «Пух».

Глава 5.

В лагере она выучила три основных правила: держаться Дока и его коллег, дружить с работниками столовой, но главное – лишний раз на глаза военным не попадаться. Когда вокруг сплошь молодые резвые бойцы, а девушек в разы меньше, это грозит неприятностями. Взрывоопасную смесь дополняли личности с сомнительным прошлым и не менее сомнительными намерениями, коих тут тоже оказалось в избытке. Так что Кристина держала ухо востро и старалась не привлекать лишнего внимания. Но оно все равно привлекалось. Да вот только не того, кого хотелось бы.

Трясясь от холода, Кристина опустилась на колени перед буржуйкой и открыла железную заслонку. Жар давно исчез, от металла едва-едва тянуло теплом. Заглянув в утробу чугунного монстра, девушка с досадой обнаружила, что дров там не осталось. На жаровне виднелись лишь мелкие угольки, которые стремительно затухали. В углу комнаты еще оставалось несколько поленьев, но их трогать нельзя. Дай бог, хватит на вечер. А потом… а потом она что-нибудь придумает. Целый день брат проведет на занятиях, так что у нее будет время решить эту задачу.

Накинув поверх куртки шарф, она выбежала из комнаты. На улице было морозно и снежно. А еще сугробно и труднопроходимо. Не желая набрать в ботинки снега, девушка старалась попасть в чьи-то большие следы. Запыхавшись, остановилась на секунду. Из ближайшей форточки ее обдало дымом и теплом. Почти из всех окон под разными углами торчали закопчённые трубы буржуек. Они чадили и дымили, отчего изрядно потемневшие здания походили на гигантские самодельные машины – нелепые, немного уродливые, денно и нощно движущиеся в неизведанном направлении. И это было недалеко от истины. Весь лагерь напоминал кое-как собранный паровой механизм, давно брошенный и нуждающийся в ремонте, работавший скорее по инерции. И он определенно куда-то двигался. Но вот куда и зачем? Уж точно не в светлое будущее.

Навстречу спешила Вика. Помахав подруге, Кристина вновь переставила ногу, но в этот раз промахнулась, и снежная масса мгновенно проникла в ботинок. Чувствуя, как ноге становится холодно и мокро, девушка поморщилась.

– Вот гадство! – верно подметила Вика, наблюдая, как подруга пальцем выковыривает снег из обувки.

С Викой, а точнее, Викусиком они сдружились почти сразу, и разница в возрасте нисколько не помешала. Бойкая темноволосая девушка из Саратова мечтала о богатом муже и красивой жизни, а потому рванула в столицу сразу после медицинского колледжа. И как это часто бывает, довольно быстро разочаровалась, столкнувшись с суровой реальностью. Денег в Москве действительно было много, но они не сыпались с неба. Как и везде, их нужно было зарабатывать. А мужчины, обалдевшие от разнообразия и вседозволенности, вообще о женитьбе не думали. И, рассматривая очередного циничного эротомана, пришедшего на свидание с видом наследника престола, делающего ей – челяди огромное одолжение, Викусик всерьез задумалась: а оно ей надо? Ответ пришел сам собой, и на момент пандемии ее документы приняли в мединститут, но до учебы дело так и не дошло. Благие намерения обрести профессию доктора были безжалостно сметены ураганом AVE.

Впрочем, нет худа без добра. Одинаковый незакрытый гештальт стал для девушек весомым сближающим фактором. И Вика, и Кристина понимали, что докторами им уже не стать. Но это не мешало им в свободное время штудировать медицинские книги и гонять друг друга по теории.

Трясясь от холода, вместе девушки добежали до столовой и встали в очередь. Пока ждали, Кристина кинула украдкой взгляд в сторону стола, закрепленного за пятой командой фламмеров. Все были в сборе, включая Дэна.

***

Они почти закончили с обедом, как вдруг по столовой прошло заметное волнение. Заметив это, Данила вскинул взгляд на дверь. Как всегда немного отстраненная и молчаливая, там стояла Кристина. О чем-то тихо переговариваясь с подругой, она подошла к концу очереди. В потрёпанных джинсах с вытянутыми коленками и в стоптанных сапогах она напоминала беспризорницу. Но безупречные черты лица и непокорный горделивый взгляд подсказывали, за тряпьем прячется принцесса. А стоило ей снять шапку, как густая копна пепельно-русых волос тут же заструилась по плечам и спине, невольно привлекая внимание окружающих. Интересно, она понимает, какое впечатление производит?

Солдаты тут же принялись перешептываться и чему-то ухмыляться. Вновь повернувшись к столу, Дэн обнаружил, что он не один почуял угрозу. В сторону подруг напряженно поглядывали Пух и Никита. Но не успел и рта раскрыть, как воздух содрогнулся от свиста и гогота.

Девушки как раз поравнялись со столом первой команды, когда один из парней шлепнул Вику по самому мягкому месту. От возмущения девушка растерялась. Но лишь на мгновение. Уже через секунду она отвесила негодяю щедрый подзатыльник, подкрепив удар крепкими словечками. Но, похоже, это только подзадорило парня.

– Люблю горяченьких, с норовом! – прогоготал он и, схватив девушку за запястье, попытался усадить себе на колени.

Тут уж за подругу вступилась Кристина. Не придумав ничего лучше, она схватила тарелку с кашей и надела на голову зарвавшегося солдата. В ту же секунду по столовой прокатилась вторая волна свиста и гогота. Невесело было только Антону. Наблюдая, как по его изъеденным прыщами щекам стекает каша, Пух понял, пора действовать. Сорвавшись с места, он рванул на помощь девушкам. Следом уже спешил Дэн.

– Сучка, ты за это ответишь! – в бешенстве вскричал уязвленный парень и резко вскочил.

Сидевшие рядом дружки гоготали во всю глотку. Мерзавец перемахнул через стол и уже навис над Кристиной, как вдруг пол ушел из-под ног. Его тело приподнялось сантиметров на пять от пола и осталось висеть в воздухе. Болтая ногами, Антон пытался освободиться, но тщетно.

– Осади коней, голь перекатная, – процедил Пух и хорошенько тряхнул долговязого за шиворот. Откинув мерзавца на его же дружков, Сергей с нескрываемым отвращением произнес, – ты что себе позволяешь, гад? Я сейчас твои ручонки выдерну, будешь, как Буратино ходить.

Возмущенные пренебрежительным тоном, зашевелились и остальные. Почувствовав поддержку команды, Антон снова встал.

Сам Пух ненавязчиво начал оттеснять девушек в сторонку. Обстановка явно накалялась. Он достаточно отслужил в ВДВ, чтобы по малейшему движению воздуха уловить неизбежность драки. Вытаращенные глаза противников стремительно наливались кровью. Вскочив, взбешённые дружки кинулись вперед.

Подоспевшие Дэн с Шальным и Рыжий в стороне не остались. Давно зревшая ненависть вспыхнула как сухое сено. Все знали, первая и пятая команда на дух не переносят друг друга. Так уж сложилось. А потому солдаты из других команд без особого энтузиазма принялись разнимать дерущихся, а попав под горячую руку, многие из них вскоре присоединились к драке. Замелькали кулаки, вилки, взрывы ругательств смешались с криками и звоном бьющейся посуды.

Антон первым отправился в отключку. Даже обидно. Заметив это, Рыжий в запале хорошенько пнул зачинщика по тощему заду. Но дальше времени на глупости не было. Пока прыщавый прохлаждался под столом, две команды и не менее двадцати сочувствующих схлестнулись не на шутку.

Дэн взял на себя бугая с квадратным затылком. От резкого удара в живот противник мгновенно сложился пополам, а Данила получил сильнейший апперкот в челюсть, отчего его развернуло на сто восемьдесят градусов. И как раз вовремя! На секунду обернувшись, он заметил, как Пуха атакуют трое. Скрипнув зубами, Дэн в три прыжка оказался рядом и рванул на лысого, опрокинув того на лопатки. Но урод оказался проворным, и быстро перекатившись набок, вскочил на ноги. Вконец озверев, мужчины крепко сцепились, щедро награждая друг друга тумаками. Дэн неплохо справлялся, пока сзади не прилетел резкий удар. Аккурат между лопаток. Отвлекшись, он упустил из поля зрения бугая. Разумеется, тот воспользовался моментом и отвесил тяжелейший удар в бровь. Через секунду Дэн чувствовал, как по лицу заструилось что-то теплое. Черт! Собрав все силы в кулак, он кинулся вперед с таким ожесточением, что противник отлетел к стене, ударился головой и затих. Отлично, значит, отключился, но не успел Данила об этом подумать, как сбоку прилетел кулак. Едва увернувшись от следующего удара, он успел ответить хуком в нос. Глядя на хлынувшую кровь, мужчина внутренне поздравил себя с реваншем. Рядом махался Шальной. Очков на носу и в помине уже не было, однако на скорость реакции это не повлияло. Приятель стрелой уворачивался от ударов, чего нельзя сказать о его противнике. На окровавленном лице едва виднелись глаза.

Рыжий тем временем мутузил невысокого мужичка. Извернувшись, тот хорошенько двинул Ромке локтем в ухо, чем сильно его разозлил. Изрыгая проклятия, он со всей дури вдарил противнику в грудину. От удара мужичок согнулся и захрипел, стараясь сделать вдох. Воспользовавшись замешательством, парень методично заработал ногами. По лицу, в живот, бил по ногам, словом, куда приходилось, отметелив мерзавца так, что тот осел, окончательно дезориентировавшись во времени и пространстве. Закрепив результат мощным ударом в шею, Рыжий поспешил на помощь Ваньке.

Примерно за полчаса им удалось раскидать всю «голь» в столовой. Победе не радовался только Сан Саныч. Выглядывая со своего укрытия, главный повар ревел белугой. По толстым щекам струились потоки горьких слез. Его мир, его вотчина разрушена! Распластанные тела перемешивались с обломками стульев и черенками от посуды. Несколько столов безнадежно кренились, как потерпевшие крушение корабли. Большая часть людей успела разбежаться, а оставшиеся жались к стенам, ожидая конца потасовки. Когда все закончилось, в столовой остались лишь победители, рыдающий Сан Саныч и две перепуганные девушки.

***

Пух деловито поправил изодранную футболку и сменил выражение лица серийного убийцы на милейшую улыбку.

– Разрешите проводить вас? – невозмутимо предложил он.

Ни живая, ни мертвая от страха, Вика во все глаза смотрела на стоявшего перед ней спасителя. Левый глаз заплыл, по скуле медленно разливался синяк, а кулаки сплошь в крови… чужой крови, так как на самом мужчине никаких порезов не было. Немного заикаясь, она произнесла:

– Тебе нужно в больницу.

– Не возражаю, только если моими ранами займешься ты, – галантно ответил Пух и, нисколько не смущаясь, откинул носком ботинка чью-то руку, освобождая девушке проход.

Кристина тем временем с не меньшим ужасом разглядывала Дэна. Бровь рассечена, лицо перепачкано кровью поживописней пуховских кулаков. Дрожащими руками она стянула шарф и приложила к его щеке, осторожно стирая кровь.

– Нужно обработать рану и стянуть края, – бровь выглядела скверно.

Оглянувшись, девушка быстро осмотрела остальных, на первый взгляд ничего серьезного, но все же…

– Парни, вам тоже нужна помощь. Все в больницу!

 Час спустя с бесконечной осторожностью Кристина наклеила последний пластырь на бровь Дэна. Края раны были ровными, а потому решили не сшивать. К этому моменту, потратив два флакона йода, упаковку ваты, несколько метров бинтов, ей с подругой удалось обработать раны парней. Почти все пострадавшие уже покинули медицинский кабинет, оставались только Дэн и Пух. Им досталось больше всех.

– Сергей, к ране нужно приложить холод, – послышался взволнованный голос Вики. – Пойдём на улицу, я помогу.

Оставшись одни, Дэн и Кристина некоторое время молчали. Внезапно Данила усмехнулся:

– Судя по твоему лицу, настоящих драк ты никогда не видела.

– А судя по твоему, ты в ней только что побывал. Не понимаю, – хмурясь, произнесла она и отвернулась, раскладывая бинты на стерильный поднос. – Зачем они это сделали? Неужели мало чудовищ за периметром? Зачем людям нападать на людей?

 Дэн задумчиво смотрел на стоявшую напротив девушку. Кристина была красивой, а еще она производила обманчиво-милое впечатление. Особо бойкие солдаты уже поплатились за самонадеянность, наивно посчитав ее простушкой. Их грубые подкаты довольно быстро пресекались парой колких фраз. Она всегда была до невозможности прямолинейна, но не всегда ей это шло на пользу, как, например, сегодня. Так что за три месяца проведенных в лагере, девушка успела нажить себе врагов. И это сулило большие проблемы.

Изменения в лагере только начинались. Пока это мало кто замечал, однако перемены в поведении солдат уже чувствовались. Дэн предвидел, что рано или поздно инстинкты, подкрепленные отсутствием полиции и карательных органов, сделают свое грязное дело. Вздохнув, он все же решил объяснить, хотя едва ли она поймет.

– Люди всегда одинаковы, – начал он спокойным голосом. – Цивилизация немного сгладила инстинкты, одела людей в красивые костюмы, посадила в автомобили, но сути не поменяла. Внутри каждого из нас сидит зверь. И он подчиняется инстинктам. Мы хотим есть, пить, спать, но самое главное доминировать…

– Но мы не звери, – выдохнула собеседница в отчаянии, – мы все еще люди!

 Дэн окинул ее снисходительным взглядом.

– Верно, люди. Последние люди на Земле. А значит, и судить нас некому. Грызня за власть еще впереди. Пока все терпят Соколовского, но, если честно, не думаю, что это продлится долго. Скоро начнется жесткая борьба за кусок хлеба, неба и… драка за женщин

 Кристина замерла и недоверчиво уставилась на собеседника, как будто ослышалась. Но нет, на лице Дэна не было ни тени насмешки. Вот так просто? Драка за самку? Как в пещерные времена, когда все решала сила. Неужели жители лагеря скатятся до первобытных инстинктов?

 От услышанного стало не по себе. Новый мир только недавно обрел свои очертания. Он ограничивался красными стенами, комнатой в Сенате, лабораторией Дока и церковью Двенадцати апостолов, где давали еду. Она едва свыклась с мыслью, что теперь это ее дом. Но сейчас невидимые шестеренки, менявшие привычные декорации ее жизни, вновь пришли в движение. Чувствуя, как пол уходит из-под ног, она вновь посмотрела на Дэна.

– И что делать?

Глупый, очень глупый вопрос. Но она действительно не знала, как быть дальше.

Послышался тяжелый вздох. Его взгляд вновь обрел прежнюю жесткость, как и голос:

– Ходи в столовую самой последней или первой, и без необходимости не появляйся на улице одна. Если почувствуешь опасность, немедленно разыщи меня… или любого из моих ребят. В ближайшее время тимуровцы не посмеют выступить, а дальше мы что-нибудь придумаем.

С этими словами Дэн поднялся со стула. И стало ясно, общение подошло к концу.

– Мне пора, Соколовский ждет. Спасибо за помощь.

– Тебе спасибо, что вступился… – смущенно пробормотала Кристина уже в спину уходящему пациенту.

Да, она еще долго будет вспоминать минувшее побоище с содроганием. Один только положительный момент в произошедшем. Благодаря драке, сегодня они с Дэном сказали друг другу больше слов, чем за предыдущие три месяца.

Когда кабинет опустел, девушка подошла к окну. Сыпавший с неба снег хаотично кружил в воздухе, вторая смятению в душе. Прозвучавшие слова сильно взволновали ее, посеяв сомнения и страх. С одной стороны, трудно преуменьшить роль военных, они – гарантия дальнейшего существования лагеря. От них зависит все или почти все: будет ли завтра еда, вода, медикаменты, и, если вдруг зараженным удастся просочиться через высокие красные стены, именно солдаты встанут на защиту гражданских.

С другой стороны, внутренние разборки поставят под угрозу существование лагеря. Люди вновь окажутся на грани истребления, только в этот раз от рук своих же. Прокручивая в голове такой сценарий, Кристина почувствовала ужас. Неужели опасности за периметром недостаточно? Неужели власть стоит того, чтобы лишать жизни последних выживших? Нет, она определенно не могла в это поверить. Однако Дэн говорил с такой убеждённостью, словно это всего лишь вопрос времени. Коль скоро так, оставалось надеяться, что Соколовскому удастся усмирить мятежников до того, как они натворят бед.

Да пожалуй, вся надежда на полковника и его приближенных.

Невольно вспомнились первые дни. Когда закрылись ворота Кремля, казалось, люди впали в оцепенение. Над головой больше не летали самолеты, встали заводы и фабрики. Трубы водоснабжения задумчиво гудели, отопления тоже не было. Мусор и грязь никуда не исчезали, как раньше. Туалетов стало два – М и Ж и оба на улице. Когда первый шок прошел, в лагере началась полная неразбериха и сумасшествие. Кто-то рвался наружу, одержимый желанием найти родных и близких, словно забыв, что за стенами их ждет верная смерть. Другие бились в истерике, не понимая, как дальше жить, а главное – зачем?

К счастью, в Кремле оказалось много солдат. В отличие от гражданских, парни не растерялись, не впали в отчаяние, и паники среди них тоже не было. Они просто молча взялись за дело, с каким-то ожесточенным смирением, раз и навсегда приняв новые условия жизни.

Конечно, не обошлось без драк и конфликтов. Группа гражданских попыталась захватить командование, но среди прочих в лагере был полковник Соколовский. Это оказалось решающим…

Возможно, кому-то нынешнее управление не по душе, но Кристина искренне считала, что Соколовский подходил на эту роль идеально.

Первое, что он сделал – организовал перепись всех выживших, попутно выясняя возраст, навыки, профессию. Очень ценились механики, инженеры, доктора. Именно им предстояло работать больше всех. Остальных он объединил в группы: повара, рабочие, уборщики, прачки, и обозначил фронт работ. Теперь все были при деле. Даже детям нашли занятие – в свободное от учебы время ребята работали посыльными, передавая по лагерю срочные сообщения. За что солдаты ласково прозвали их смс-ками.

 Второе, полковник продумал систему рейдов, ночных караулов и подготовки молодых солдат. Благодаря этому в лагере теперь всегда была провизия, а периметр надежно защищался. А это дорогого стоило. Голод отступил, а вместе с тем панические настроения и нервозность. Солдат, пригодных к рейдам, распределили по командам. Поначалу вылазки в город осуществлялись ежедневно. Но по мере того как наполнялись склады, рейды свели к минимуму – раз в две-три недели. Зачем лишний раз рисковать жизнями, если все необходимое в лагере есть?