Шидонай-Сирота. Часть 1. Добро пожаловать на Бару!

Глава 1

Когда Маури́н просто смотрел на мир вокруг себя, все было хорошо: люди улыбались, поздравляли, говорили, что сегодня состоится одно из величайших открытий в истории человечества. Но потом он закрыл глаза. Всего на мгновение, на долю мгновения, чтобы моргнуть – сколько времени вообще требуется векам, чтобы привычно сомкнуться и разомкнуться? Однако когда Маурин открыл глаза, все вокруг него были мертвы.

Врач, говоривший, что все идет по плану, лежал у стены – странно изогнутый, явно сломанный. На белом халате – темное пятно, промокшая ткань прилипла к обнажившейся кости позвоночника. Две медсестры – странная груда возле стола, невозможно теперь понять, где заканчивается одна женщина и начинается другая. Ассистента трудно опознать, то, что природа навсегда хотела скрыть внутри человеческого тела, теперь снаружи, повсюду.

Маурин почувствовал, как ужас накрывает его ледяной волной, пробирается под кожу, в каждую клеточку тела. А ведь он был не из пугливых, офицер космического флота как-никак! Маурин видел смерть – и приносил смерть. Но с таким абсолютным, мгновенным разрушением, не убивающим человеческие тела, а превращающим их в ничто, он еще не сталкивался. В груди кольнуло острой болью, и стало тяжело дышать. Маурин понятия не имел, что и как произошло, он даже не был готов узнать. Он просто зажмурился, спрятавшись от нагрянувшей беды вот таким наивным детским способом. Он все равно ничего не смог бы сделать, то, что уничтожило людей за миг, вот-вот доберется до него, оно никуда не исчезло – не успело бы! И если ему суждено умереть, пусть это произойдет быстро.

Он замер, ему не хотелось метаться и продлевать собственный ужас. Пусть все произойдет быстро, чтобы он не видел, не знал, не успел понять…

– Капитан Го́дфри… Капитан, с вами все в порядке?

Глаза снова открыты – а мир снова изменился. Вокруг чисто, освещение работает нормально, кровью совсем не пахнет. Люди, которые были размазаны по полу кровавыми ошметками, стоят рядом с Маурином и встревоженно смотрят на него.

– С вами все в порядке? – повторяет врач.

Кровавое видение развеивается, как утренняя дымка, вместо ужаса приходит стыд. Теперь уже очевидно: это было нечто вроде панической атаки. Другого объяснения нет, мертвые не поднимаются из могил!

Пожалуй, Маурину стоило признаться в этом, а он просто не смог. Он понимал: из-за проблем с психикой эксперимент вполне могут прервать. А Маурин слишком много времени и сил потратил на подготовку, да и не сомневался он: второго шанса ему никто не даст. Желающих занять его место хватает!

Поэтому он отработанным дыхательным упражнением успокаивает разогнавшееся от страха сердце и улыбается медикам.

– Я в порядке. Мы можем начинать.

Вряд ли они поверили ему, но у них тоже не было желания срывать эксперимент. Маурин хотел коснуться вечности – ведь тот, кто касается чего-то первым, обретает бессмертие. Врачам было любопытно так, как бывает только ученым, ставящим науку превыше всего.

Маурин тогда надеялся, что этот странный, необъяснимый случай был разовым. Сдали нервы – человек не идеален! Повторения точно не будет. Его подсознание должно сообразить, что эксперимент начался, обратной дороги нет, и успокоиться.

Конечно же, так просто ничего не закончилось. Но когда его жизнь вообще была простой?

Вот он беседует с одним из главных врачей в медицинском кабинете. Вдох-выдох. Этот врач валяется на полу, разорванный на части, между которыми протянулись широкие багровые полосы.

Вот Маурин улыбается девушке, которая управляет роботами в столовой. Кажется, девушку зовут Лидия или Глэдис… что-то такое. Это не так уж важно. Глаза закрываются на миг. После этого мига девушка наполовину в котле с кипящей водой, и ее имя не имеет значения.

Вот охранники о чем-то шутят с Маурином – один из них служил на другой космической станции лет пять назад, они, оказывается, были знакомы. Потом пауза, небольшая, столько времени человеческому сердцу требуется на один удар. Потом охранников нет, их не существует, есть только плоть разных людей, пробитая костями друг друга.

– Насколько часто повторяются эти видения, капитан Годфри? – спрашивает психолог.

Маурин все же решился рассказать правду хоть кому-то. Психолог – часть команды эксперимента, врач это сразу обозначил. Теперь, когда все началось, Маурина отсюда не вышвырнут и на дублера не заменят, можно не молчать.

Психолог воспринял его историю на удивление спокойно, будто ничего особенного не случилось. Просто элемент рабочего процесса. Это несколько успокоило Маурина: никто ведь не говорил, что эксперимент пройдет идеально!

Так что можно не обращать внимания на то, что психолог не всегда жив. Иногда он смотрит на Маурина умными темными глазами. Иногда этих глаз не видно – глазницы опустели, на лице потеки крови, голова закинута назад так, что не приходится сомневаться: от шейного отдела позвоночника мало что осталось.

– Иногда, – отвечает Маурин мертвецу. Запах крови теперь стал привычным, он не исчезает даже в моменты, когда все идет хорошо.

– Что вы чувствуете в такие периоды?

– Страх.

Это правда – но не вся правда. Чуть подкорректированная ее часть, призванная уберечь эксперимент от закрытия.

Страх Маурин чувствовал раньше. И не страх даже, а абсолютный, животный ужас. Нечто подобное, пожалуй, почувствовал первый разумный человек, осознав, что смертен.

Однако позже страх начал отступать, ослаблять хватку. Каждый новый приступ пугал Маурина все меньше. Хотелось списать это на понимание того, что иллюзии ничего по-настоящему не уничтожают, если зажмуриться, а потом открыть глаза, все будет хорошо. Но причина таилась не только в этом…

С каждым днем Маурин все четче чувствовал: ему все равно. Все равно, что будет с этими людьми, с экспериментом, даже с ним самим. Он продолжал жить, но скорее по инерции. Он все еще помнил, чего хотел в самом начале эксперимента, однако это потеряло значение. Он находился здесь, потому что ему некуда было пойти, да и не хотелось.

– Это вполне нормальная реакция, – заверяет его психолог. Широкая улыбка расцветает под пустыми глазницами. – Никто на самом деле не умер, вам не о чем беспокоиться.

– Да, я знаю.

– Пока обойдемся даже без вспомогательной терапии. Мне кажется, вы справляетесь.

– Спасибо. Я стараюсь справляться.

Это были глупые слова и глупое решение. Нельзя справиться с тем, что тебе совершенно неподвластно. Но Маурин уже не верил, что психолог способен на большее. Да и дела ему не было… Он продолжил существовать. Безразличие уже не мелькало отдельными приступами, оно надежно закрепилось в разуме и душе.

Благодаря этому Маурину несложно было принять смену одной реальности на другую. Теперь светлые картины становились вспышками, а мир разгромленной, окровавленной станции оставался рядом все чаще. Люди, имена которых Маурин почему-то забыл, просто исчезали. Они уже и мертвецами-то не были, только последними посланиями, которые он обнаруживал рядом с собой. Лужами крови. Изодранной одеждой. Лоскутами кожи на полу и стенах.

Ну а потом миры наконец прекратили свою странную игру, и остался только один. Тот, который давно уже побеждал. Темный, мигающий и искрящийся разбитыми лампами центрального освещения. Пахнущий кровью и тлением. Гулко пустой, лишенный десятков, сотен голосов, которые звучали здесь раньше.

Даже это не имело для Маурина такого уж большого значения. Он смутно догадывался, что раньше, еще до прибытия на станцию, он отреагировал бы на случившееся иначе. Но ему не было интересно, как именно… Ему вообще уже ничто не было интересно.

Он шел по пустым темным коридорам. Мысли становились короткими, как будто вязли в чем-то. Скреплять их между собой в вопросы, рассуждения и выводы становилось все сложнее. Хотелось вообще сдаться, сделать так, чтобы внутри него воцарилась такая же пустота, как снаружи.

Но пока у него не получалось. В онемевшем разуме все еще мелькали обрывки размышлений. Пожалуй, в прошлом они вызвали бы у него шок, показались бы кошмаром. Теперь от былых эмоций сохранилась лишь жалкая тень, но именно она не давала мыслям окончательно оборваться.

Маурин думал о том, что все вокруг него почему-то умерли.

И о том, что смерть не абсолютна, раз сам он все еще жив.

И о том, что на космической станции давным-давно не осталось воздуха.

Мир испытывал ее на прочность, и, чтобы выжить, Альде требовалось терпение. Даже больше, чем раньше – упрямое терпение того, кто знает, что жизнь будет бить его чертовски сильно, но ломаться и просить о пощаде нельзя. Потому что от того, выстоит она или нет, зависело не только ее будущее.

На то, чтобы прийти в себя после случившегося на Марсе, ей дали не так уж много времени. Альда подозревала, что даже за эти дни она должна была благодарить Валентина Вернона, если бы не его покровительство, никто не подарил бы ей паузу. Но какая разница? Пауза была, Альда сумела взять себя в руки, а Вернон за свою доброту потом наверняка потребует какую-нибудь очень непростую услугу.

По-настоящему важно для Альды было лишь то, что у нее хватало сил справляться с новой реальностью. Телепатка прекрасно понимала: в ближайшие недели за ней будут следить очень внимательно. Проверять. Специальный корпус слишком сильно пострадал из-за легионера, распрощавшегося с рассудком. Теперь любого обладателя специальных способностей, у которого есть причины сорваться, будут рассматривать как потенциальное оружие, причем чужое.

Вот Альду и рассматривали. Ее таскали на допросы снова и снова, повторяющиеся и безумно раздражающие. Сначала их целью было получить от телепатки информацию, потом – посмотреть, как она будет вести себя, если ее разозлить. Однако Альда терпела и даже на самые дурацкие, бестактные и болезненные вопросы отвечала с холодной вежливостью.

Кого-то другого проверили бы еще и с помощью телепатии, а с ней не получилось. Альда была достаточно сильна, чтобы защитить себя от любого воздействия… ну, или почти любого. Из телепатов, работающих на космический флот, только Вернон был достаточно силен, чтобы влезть ей в голову без особых усилий. Но он заявил начальству, что не может поступить так с родной дочерью. Это, естественно, было ложью. Альда не сомневалась: он еще в первые сутки после возвращения с Марса изучил ее сознание вдоль и поперек, заглянул в каждый угол, выпотрошил каждую тайну. Это Альду не волновало, она была даже благодарна Вернону за то, что он не попытался искусственно заглушить ее боль. На этой боли пока все и держалось…

К счастью, в руководстве космического флота тоже не питали иллюзий насчет Вернона и его отцовских чувств. Начальство рассудило: раз телепат номер 1 не беспокоится, то и им не стоит. Альду наконец оставили в покое, позволив вернуться к обычной службе.

Вот только ничего нормального в ее жизни теперь не было. Причиной стало не только то, что Альда чувствовала себя мертвой внутри, все сводилось не к ней одной. «Северная корона» как будто поддавалась необъяснимому, невидимому разрушению.

Капитан Лукия выполняла свои обязанности безукоризненно, как всегда. Она предоставила все необходимые отчеты и оказывала содействие в любых делах. Но если поручений не было, она тут же оказывалась или в больнице, или в штаб-квартире хилеров. Она все надеялась добиться приоритетной помощи для Рале… А помощи просто не было. Не потому, что флот недостаточно его ценил, просто даже в эпоху высоких технологий последнее слово порой все равно оставалось за природой. Хилеры умели исцелять многое, некоторые – даже сражаться с самой смертью. Однако и для них были свои пределы: одни органы поддавались лечению намного лучше, чем другие, и человеческий мозг, с его непостижимой сложностью, оставался самым грандиозным вызовом для медиков. О таком пока не говорили открыто, но многие догадывались: финал жизни Рале Майрона будет близким и быстрым.

Стерлинг уже наверняка знал об этом. Он спасался от страшной новости, загружая себя дополнительной работой. Он вызывался добровольцем на любые миссии и брал любые задания. Пока все сводилось в основном к канцелярской работе, но Стерлинга это устраивало.

Киган, возможно, был единственным членом экипажа, который не понял до конца, что грядет. Ему казалось: все, кто выбрался с Марса, автоматически получили право на долгую и счастливую жизнь, скорбеть нужно о погибших. Поэтому он изводил себя тренировками, а в недолгое время отдыха собирал дополнительную информацию о Римильде, зачем-то пытаясь наверстать то, что уже не вернется.

Возможно, если бы команду послали на миссию, если бы погрузили в работу, стало бы легче. Однако ни о каких миссиях пока и речи идти не могло: экипаж «Северной короны» не был укомплектован даже минимально, да и благонадежность оставшихся солдат вызывала сомнения.

Альда хотела бы помочь каждому из них – но не могла, да они и не ждали помощи. Со стороны наверняка казалось, что она пока не преодолела травму, когда ей ничего не поручали и не занимали допросами, она сидела и смотрела в никуда. Ее по умолчанию сочли скорбящей девицей, слишком молодой, чтобы проявить военную дисциплину и взять себя в руки. Ей позволили эту слабость, а Альда никому не собиралась объяснять, что она на самом деле медитирует.

Это была необычная медитация, та, для которой лишь у Альды были все условия: она ведь хранила не только свою память, но и память Триана. До сих пор хранила, хотя это вроде как стало ненужным. Плевать… Отпускать его она не хотела.

Естественно, руководству она о переданной памяти не сказала ни слова. Если бы о таком стало известно, у нее наверняка потребовали бы составить полный отчет, расписать все, чем был Триан, для архивов и дальнейшего изучения… Будто отдать его им. На такое Альда пойти не могла.

Да и потом, ее наверняка заставили бы уничтожить эту память. На сей раз не из-за дисциплины и точно не из сентиментальных соображений. Просто хранение чужой полной памяти – это слишком большая нагрузка для любого телепата, даже такого могущественного, как номер 11. Альда прекрасно понимала, что на сбережение этих воспоминания уходит значительная часть ее способностей. Сейчас она, пожалуй, была даже слабее, чем в первые дни после выпуска из академии, а для солдата это непозволительно. Тем больше причин у руководства не знать о скопированной памяти: они не могли наказать Альду за то, о чем не догадывались.

Она же во время любой, даже самой короткой сессии медитации погружалась в память все глубже и глубже. Она не пыталась влезть в секреты Триана или развлечься препарированием его чувств к ней. Альда по-прежнему надеялась его спасти.

– Мелкая, ты ведь понимаешь, что занимаешься ерундой?

На этот раз они встретились в тесной спасательной капсуле, затерянной среди льдов Хионы. Чаще всего Альда выбирала куда более яркие миры – великолепную цветущую Феронию, переливающийся неоном Нергал, по-своему уютную Семирамиду. Марс только не трогала никогда, да оно и понятно…

Но сегодня это была Хиона. Тесная капсула с приглушенным желтым светом. Снизу – черный океан, полный чудовищ. Сверху – километры льда, метель и далекий безжалостный космос… Впрочем, все, что за пределами капсулы, не имело значения. Был лишь этот крохотный мир, в котором Триан сидел на полу, опираясь спиной на стену, а Альда напряженно расхаживала туда-сюда перед ним.

Она прекрасно знала, что на самом деле это не Триан. Триан погиб на Марсе. Но у человеческой психики есть замечательное свойство: верить в любую ложь, если очень хочется. Альда же не совсем поверила, она намеренно создала иллюзию, чтобы упростить себе работу с чужой памятью – и немного уменьшить боль.

Тот, кто сидел сейчас перед ней, не был разумом Триана, однако он объединял в себе всю память, весь опыт Седьмого, все, что делало легионера таким, каким Альда узнала его. Поэтому призрак не мог принять те решения, которые принял бы Триан, однако мог придумать нечто похожее на основании переданного ему опыта. Ну и конечно, Альде просто становилось легче, когда она снова смотрела на него и верила, что он все еще существует в этом мире…

– Я не занимаюсь ерундой! – отрезала Альда. – Я пытаюсь тебя спасти!

– А должна бы отпустить. В этом и был смысл того, что я сделал: обеспечить тебе шанс жить дальше и быть счастливой.

– Стоило для начала спросить меня, ты не находишь?

– Ты бы отказалась.

– Потому что это невозможно, – печально улыбнулась Альда. – Ни «жить дальше», ни «быть счастливой». Хотя я не сомневаюсь: ты верил, что у меня получится, когда… шел на такое. Ты верил в это так же, как я прямо сейчас верю в тебя. Прекрасная иллюзия самообмана.

– Но рано или поздно нужно прекратить.

– Зачем, если можно тебя вернуть?

Он чуть заметно нахмурился, совсем как сделал бы Триан. Забавно даже… Иллюзия осознавала себя иллюзией, но при этом была совершенна. Триан бы наверняка оценил.

– Как ты собираешься вернуть мертвеца? – спросил он. – Это невозможно!

– Невозможно, – с готовностью согласилась телепатка. – Но ведь ты не мертв!

Произносить это вслух было непередаваемо приятно, даже при том, что Альда намеренно искажала действительность, не первый раз уже.

Триан не был жив, живым оставалось существо. То странное нечто, в которое превратились две колонии. Оно застыло в непробиваемо твердом коконе, однако все равно не могло считаться мертвым. Там, внутри, оно проявляло мозговую активность, пусть и минимальную.

Вернон считал, что это ничего не значит, разве что проблем добавляет. Пока что существо оставалось системой в себе. У Триана все получилось: он стабилизировал разрастающуюся форму жизни, заставил ее замереть, впасть в некое подобие анабиоза. Но смерть за этой тварью так и не пришла, по всем параметрам организм на Марсе считался живым.

Общее Правительство это здорово беспокоило, им казалось, что на стратегически важной планете притаилась бомба замедленного действия. Совещания о том, что же делать с существом, продолжались до сих пор, но единства мнений пока не было и на горизонте.

Альде же такой расклад дарил хотя бы призрачную надежду. Все, что не мертво, живо, правильно? Значит, на это можно повлиять!

Увы, иллюзорный призрак Триана оставался таким же безжалостно прагматичным, как и он сам:

– И вот мы вернулись к моему тезису о том, что ты творишь ерунду, замкнулся круг. В том существе, которое осталось на Марсе, давно нет меня. Там хранится только то, что мною было. Но ведь пищу в желудке хищника уже нельзя спасти!

– Не говори так, – поморщилась Альда. – Слияние и переваривание – принципиально разные процессы!

– Мы говорим о смерти личности. Она необратима.

– Для человека! Но я уже была рядом с Трианом, когда он почти потерял контроль. Я знаю, через что он прошел, его тело было по большей части уничтожено мутацией, а он все равно сумел восстановиться!

– «Почти», – повторил призрак. – Не забывай: я знаю то же, что знаешь ты. Я не позволю тебе жонглировать фактами так, как тебе угодно. Да, тогда тело Триана было почти растворено, но ты смогла уберечь разум. Сейчас разума тоже нет.

– Не разделяй его и себя, – проворчала Альда. – В этом нет смысла.

– А ты не уходи от сути.

Альде надоело бродить, и она устало плюхнулась на пол там, где стояла. Свет в спасательной капсуле мигнул и стал чуть тусклее. Гул черного океана за тонкими металлическими стенами сделался громче, будто ледяная Хиона тревожилась вместе с запомнившей ее девушкой.

Триан смотрел на нее все так же спокойно и печально. Он наверняка думал, что это конец. Альда не собиралась тратить время и энергию, доказывая ему, что она и правда не планирует сдаваться. Телепатка перешла сразу к сути:

– Слушай, мы с тобой это обсуждаем не первый раз. Я уже уяснила, что восстановление тела ты считаешь невозможным по двум причинам. Во-первых, человеческое тело разрушено, а без мозга как органа нет точки опоры, в которой хранится личность и вокруг которой можно нарастить человеческое тело. Во-вторых, существо в состоянии абсолютного равновесия, при котором оно не может измениться, следовательно, нельзя разделить его и Триана. Я права?

– Ты все сильно упростила, но в целом – да.

– Ситуация и так слишком сложная, ее нужно где-то упростить… От второй причины пока отвлечемся, я понятия не имею, как разворошить это осиное гнездо. Да и ворошить его нужно, только если будет шанс вернуть Триана! У меня его память, это может стать точкой опоры.

– Только если будет орган, способный эту память принять, – настаивал призрак. – Мы не в мире внезапной магии, основанной на силе любви и слезах единорогов. Генетический код разрушен, причем разрушен намеренно. То, что осталось на Марсе, слишком примитивно, чтобы принять память и хоть как-то ее использовать.

Это Альда знала и без него, а мириться с таким все равно не хотела. Свое она отплакала еще после первого разговора на эту тему. Теперь она начала думать.

Получив от Дианы пару уроков, Триан превращался в существ, анатомическое строение которых принципиально отличалось от человеческого. Сама Диана тоже не раз такое проделывала. Значит, эти двое умели переводить клетки мозга в новое качество – а раз умеют двое, это не уникальный трюк, это доступная сильным легионерам способность.

Кроме того, Альда знала, что каждый легионер чем-то похож на колонию. Клетки его тела живут, даже это тело покинув. Каждая из них хранит огромный объем генетической информации, доказательством тому стали глаза фьюза Хайда. Их создал Триан, и они никуда не исчезли даже после смерти легионера. Триан был связан с Хайдом, но при этом не управлял им, и фьюз в нем не нуждался.

Так что потенциал легионеров может быть намного серьезней, чем считается сейчас и даже чем предполагал сам Триан. Особенно при том, что он был куда совершенней, чем его товарищи по оружию, благодаря пережитой в детстве операции.

– Ты сказал мне, что должен остановить существо именно сейчас, иначе не получилось бы, – задумчиво произнесла Альда. – Почему так?

– Потому что оно бы разрослось и выиграло нашу битву не тонким контролем, а банальным преимуществом массы.

– Ну и что с того, что разрослось бы? Ты в итоге использовал не только собственное тело, но и подчиненные тела. Почему ты не мог делать этого дальше?

– Потому что я не мог делать такое до бесконечности, – пояснил Триан. – Да, в контроле я его превосходил. Но у него было куда более значимое преимущество: условное бессмертие. Его клетки могли делиться до бесконечности за счет примитивного мозга. Моя потенциальная масса была ограничена объемом, который способен удержать развитый мозг. Если объем слишком велик, клетки мозга начинают умирать – это со мной и произошло. Если снова все упростить, мне не хватило бессмертия.

Казалось, что она снова зашла в тупик. Какую бы версию Альда ни рассматривала, смерть поджидала повсюду. И все же… Она слишком хорошо помнила, как там, под землей, Триан говорил о недостатке времени. Он не хотел умирать, он тянул до последнего, обдумывая варианты. Значит, он сам допускал, что спасение возможно, он просто не успел это спасение найти!

Альда должна была успеть за них обоих.

Слово «бессмертие» закрепилось в памяти, отказываясь отходить на задний план. Сначала Альде показалось, что это из-за ее главной цели. Ей хотелось вернуть Триана, вроде как сделать его бессмертным – все логично! Но чем дольше она размышляла об этом, тем четче понимала: нет, за словом скрывается нечто большее. Не недостижимая мечта, а дорожная карта. Ей нужно было не романтичное бессмертие, способное вернуть погибшего возлюбленного, а вполне научное.

Что есть бессмертие? Отсутствие смерти при большинстве условий. У Триана этого не было. У существа это было.

Это было не только у существа.

Она наконец поняла.

Открытие было настолько неожиданным, что сначала Альда даже не поверила сама себе. Она решила, что снова принимает желаемое за действительное, как делала за эти недели уже не раз. Потом она начинала анализировать собственные теории, разбивала их и снова мучалась от боли.

Но не в этот раз, нет. Решение, сложившееся само собой, ничего не гарантировало. Но это был первый за долгие дни медитаций сценарий, который реально мог сработать и все исправить. Чтобы он не ускользнул, не оказался очередным миражом, Альда заставила себя прошептать одно-единственное слово:

– Тео…

Все наконец-то стало на свои места. Тео был тем самым недостающим элементом, который она уже считала невозможным! Да, то создание, в которое он превратился, не было разумным. Но оно хранило в себе генетический код, способный стать якорем, в нем остались мозговые клетки. Если поместить Тео в агрессивную мутагенную среду, которой и стало существо, и дополнить его клетки памятью Триана, то есть вероятность того, что настоящий Триан отделится от нынешней формы жизни и станет собой. Пока что Альда не раздумывала о том, насколько такая вероятность велика. Да хоть один шанс на триллион – она готова была рискнуть!

Она не выдержала, от нервного возбуждения снова подскочила на ноги и зашагала по тесному пространству спасательной капсулы. Места было маловато, Альда нетерпеливо хлопнула в ладоши, и маленький круглый зал тут же сменился сочными лугами Феронии.

Призрак Триана не удивился, потому что вообще не умел удивляться. Он даже не стал спрашивать, что она придумала и почему изменилось ее настроение. Он ведь был плодом ее воображения, он и так все знал.

Но поддерживать ее не спешил.

– Альда, угомонись. У тебя ничего не получится.

– Может получиться! Ты и сам знаешь, что существо способно долго хранить поглощенный генетический код! Я чувствовала это на Марсе – легионеры, которых оно убило, еще некоторое время оставались в нем обрывками воспоминаний, прежде чем оно окончательно их растворяло. А тебя оно и не могло поглотить, сразу после слияния любая активная деятельность с его стороны закончилась!

– Оно просто сразу же поглотит Тео.

– Это как раз будет не так просто – Тео фактически бессмертен, за это Легион и хранит его столько лет в коробочке! Ну а простота его собственного разума тут пойдет на пользу. Нам нужна точка опоры, тогда Триан справится… Ты справишься.

И оба они знали, что предсказать исход такого расклада нереально. Слишком уж уникальными были обстоятельства, все без исключения: судьба братьев Триан, форма жизни, возникшая на Марсе… Однако это был просвет!

По крайней мере, для Альды. Призрак ее по-прежнему не щадил:

– Тебе не дадут даже попробовать.

– Почему? Им не так уж нужен Тео!

– Вообще не нужен. Но сам твой эксперимент опасен, нет ни единой причины согласиться на него – и тысяча причин отказаться.

– Это каких же, например?

– Существо безопасно, пока оно спит, – пояснил призрак. – Никто не захочет его будить, его слишком боятся. Ни ты, ни величайшие ученые не смогут предсказать, что будет, если поместить в него Тео. Вернется Габриэль Триан? Или Теодор Триан? Или Рафаль Стром? Или просто появится новая форма жизни, остановить которую невозможно? И все это – на Марсе, предельно близко к Земле.

– Это как раз не проблема… В смысле, проблема, но решаемая. На Марсе эту штуку все равно не оставят. Проволочки сейчас в основном из-за того, что никто не знает, как ее перевозить.

Сама Альда на совещаниях Общего Правительства никогда не бывала, но она следила за новостями, долетавшими оттуда, а подробности при желании могла узнать у Вернона. Ему такое тоже знать не полагалось, однако он, конечно же, знал.

Хотя тут и догадаться было несложно: существо не могли оставить на Марсе. Из-за близости этой твари и так пришлось эвакуировать мегаполис, однако мера была сомнительная и временная. Сейчас мнения расходились лишь в одном: изучать существо или сразу уничтожить? Но делать это в любом случае предстоит не на Красной планете. И вот когда кокон с существом переместят туда, где нет миллионов гражданских, у Альды появится шанс хотя бы попробовать!..

– Возможно, ты чего-то и добьешься, – заметил призрак. – Задействуешь всю свою родню, чтобы получить само разрешение на попытку. Сыграешь на научном интересе Легиона, и они все-таки выдадут тебе Тео. Но разве это не будет предательством по отношению к Триану? Ты рискнешь всеми теми, кого он хотел спасти – и спас.

– Не рискну, – покачала головой Альда. – Если существо уберут с Марса и эксперимент проведут в отдалении от жилых планет и станций, никто не пострадает.

– Кроме тебя. Тебе придется быть поблизости, чтобы при формировании подходящих клеток передать туда воспоминания.

– Собой я готова рискнуть.

– Тебя он хотел спасти больше всего.

– А не получилось, – пожала плечами Альда. – Меня он так и не спас. Такой сценарий будет удачным для нас обоих: либо у меня все получится и мы вернемся вместе, либо вместе же и умрем. Меня вполне устраивает эта определенность.

– Которой все равно не будет. То, что ты отмахнулась от одной из ключевых проблем, не означает, что она исчезла. Даже ради самой попытки задействовать Тео тебе придется вывести существо из анабиоза. Как ты намерена это сделать? Предвосхищая твой вопрос, скажу: нет, на самого Тео оно вряд ли отреагирует, а если и отреагирует, уничтожит его в процессе. Что же ты намерена делать?

Хотелось обвинить призрака в том, что он снова пытается ее отговорить, а не получалось. Он был прав. Вернон признал, что воздействовать на существо телепатически невозможно – а если не получилось даже у него, то у Альды и подавно не получится. Внешняя оболочка кокона, в котором скрывалось существо, была сделана из очень прочного материала, такой еще попробуй, пробей, не уничтожая тех, кто находится вокруг!

Нет, чтобы все получилось, оно должно было отреагировать само. Альде требовалось, чтобы спокойные воды стали бурлящими, чтобы клетка превратилась в хаос, порождающий что-то новое.

И все равно отчаиваться Альда не собиралась. Еще недавно у нее не было ничего, вообще никаких вариантов! А теперь она нашла нужное направление, и это меняло все.

– Я пока не знаю, но ты мне поможешь, – заявила она. – Триан разбирался в природе Легиона гораздо лучше, чем я. На что эта устрица может отреагировать? Что ее выбесит настолько, что клетки станут нестабильны?

– Существо не способно на эмоциональную реакцию.

– Очень даже способно! Оно испытывало боль и страх, это я точно помню. Боли и страха нам хватит, чтобы его расшевелить, нужно только добиться соответствующего масштаба!

– Я не собираюсь помогать тебе в твоем самоубийстве, – отмахнулся призрак. – Ты ведь знаешь, что я создан из всего, что было им. В том числе и любви к тебе. Я не дам тебе подсказку, которая может тебе навредить.

– Вообще-то, я все равно попытаюсь самоубиться, – пожала плечами Альда. – Ты просто можешь повлиять на вероятность успеха.

– В смысле? Ты готова покончить с собой?

– Ну, это не цель как таковая. Я готова сунуться к существу и сделать все, чтобы оно перестало быть безжизненным булыжником. Но если я буду делать это наугад, оно наверняка убьет и меня, и Тео, и вообще всех, до кого дотянется. Так помоги мне! Найди в памяти Триана то, что может хотя бы как-то контролировать существо!

Альда прекрасно понимала, что сейчас, по большому счету, разговаривает сама с собой. Ее это не смущало: внутренние диалоги еще никто не отменял! Триан оставил ей огромный архив воспоминаний – долгие, трудные годы жизни… Теперь ей важно было обнаружить там то, что хоть как-то повлияло бы на ситуацию. И образ, созданный из мыслей и эмоций Триана, мог в этом помочь.

На сей раз призрак с ответом не спешил. Он прекрасно знал, что Альда не блефует, она в любом случае попытается воздействовать на существо. Как не знать, если он тоже был частью ее разума?

Он хотел уберечь ее, как хотел этого настоящий Триан. Он уже осознал, что не сможет сделать защиту идеальной, нельзя спасти Альду от самой себя. Зато можно повлиять на исход этого эксперимента.

Наконец он снова посмотрел на нее, и темные глаза были настолько идеальной копией глаз Триана, что Альда почувствовала волну мурашек на коже. Она замерла, ожидая, что он снова начнет ее отговаривать – и ей придется обидеться на него за это.

Однако призрак лишь спросил:

– Тебе известно, что такое Шидона́й?

Пожалуй, следовало рассказать обо всем команде, а Лукия так и не решилась. Она прекрасно знала, что остальные не простят ее за это. Пускай. Она себя тоже прощать не собиралась.

Она не хотела превращать день его смерти в фарс со скандалом и дракой. Даже Лукии оказалось чудовищно тяжело принять то, что должно было случиться сегодня. А Киган, вероятнее всего, и вовсе не принял бы, он бы устроил потасовку прямо в больнице, не понимая, что от его поступка станет только хуже.

Рале должен был умереть. Других вариантов не осталось.

Лукия приняла это не сразу – да вообще не приняла, даже теперь! Просто изначально она еще надеялась что-то сделать. Она знала, что его попытались списать со счетов почти сразу: не самый юный возраст, не самый высокий номер. Она добилась того, чтобы его дело пересмотрели, и это действительно произошло. Лукия лично наблюдала за тем, чтобы комиссия работала как надо. Она беседовала с хилерами – в том числе и высших номеров, однако это ничего не изменило…

– Вероятность того, что он умрет при лечении, слишком высока, – пояснил один из хилеров. – Никто не будет даже пытаться.

– Но единственная альтернатива для него – смерть, – напомнила капитан. – С учетом этого, почему бы не попытаться?

– Вы мыслите как человек.

– Как капитан.

– Не важно. Нужно мыслить как хилер. При исцелении головного мозга мы слишком сильно настраиваемся на пациента, слишком сильно срастаемся с ним. Если он все-таки умрет в такой момент, мы не просто почувствуем эту смерть, мы проживем ее. Подобное никогда не забывается и никогда не отпускает. Мы ввязываемся в это, если шансы спасти кого-то хотя бы до двадцати процентов доходят. У него они меньше десяти. Мне очень жаль.

Из всего сказанного, лишь последняя фраза была ложью, Лукия за таким внимательно следила. Хилеру не было жаль, он не знал Рале и не собирался тратить душевные силы на незнакомца. А вот все остальное оказалось правдой: сама попытка исцелить головной мозг несла в себе слишком большой риск.

Лишь теперь Лукия в полной мере понимала, через что проходила Римильда Фревилл во время миссий на «Северной короне». Сама хилер не рассказывала, насколько ей тяжело, однако порой это было видно. Она никогда не жалела себя… и в последний раз не пожалела.

Но сокрушаться об этом бессмысленно, спасти Римильду уже не удастся, а Рале все еще жив. Лукия продолжила бороться за его жизнь: консультировалась с хирургами мира людей, разговаривала со специалистами по кибернетическим протезам.

Все оказалось бесполезно. Врачи и хилеры сошлись в одном: современная медицина могла спасти тело Рале, но не его разум.

Нельзя сказать, что в этот момент к Лукии сразу пришло смирение. Ей как капитану вообще не полагалось ничего чувствовать, только думать и анализировать. С точки зрения разума, все было просто: Рале перестал быть ценным ресурсом, его надлежало утилизировать и найти новый.

А она так не могла. Она искала спасение, она пыталась… и все равно ничего не добилась. Нет, она могла бы похитить его, вывезти туда, где жизнеобеспечение продолжило бы работу. Такие мысли были чудовищны для капитана и грозили трибуналом, но Лукия позволила их себе – только чтобы от них отказаться.

Попытка спасти Рале таким образом стала бы слишком эгоистичным поступком, как бы странно это ни звучало. Позволение ему долгие годы загнивать в собственном теле лишь избавило бы Лукию и остальных от немедленной боли утраты. Его умирание стало бы привычным, а потому неважным. Рале вроде как остался бы жив, и это означало бы, что плакать о нем не обязательно. Но при этом он исчезал из непосредственного окружения, он не сражался рядом, не давал советов, не улыбался… он не был. И в день, когда его несчастное тело все-таки не смогло бы существовать даже с помощью машин, все приняли бы это как данность, выслушали новость между делом, изобразили грусть для приличия и двинулись дальше.

Лукия не могла так с ним поступить в жалкой попытке ослабить собственную боль. Его смерть должна была стать потрясением и трагедией – такой же значительной, какой была его жизнь. Рале заслуживал истинных слез и истинной скорби. Поэтому капитан пересилила себя и ничего не сделала, когда комиссия решила его умертвить. Поэтому и остальным не сказала – чтобы Киган не устроил тут драку, чтобы Альда, еще не пережившая толком собственное горе, не попыталась оттянуть неизбежное.

Но себя Лукия щадить не собиралась. Она готова была остаться с ним до конца, даже подставляясь, выдавая неприемлемые для капитана эмоции. Если руководство что-то заподозрит и отстранит ее от работы, это не такая уж большая проблема. Все равно «Северная корона» больше не станет прежней.

Лукия думала об этом, сидя на неудобном металлическом стуле возле медицинской кровати. Она опустила руку поверх руки Рале, зная, что он этого не почувствует. Она просто ждала того, что должно было случиться – как ждала бы собственной казни.

Однако вместо положенной по закону комиссии из десяти человек, призванных засвидетельствовать смерть, в палату вошли лишь двое. И они к персоналу больницы точно не относились.

– Что вы здесь делаете? – равнодушно спросила Лукия, глядя в глаза Валентину Вернону.

До настоящего равнодушия ей было далеко, она просто привыкла его изображать. Хотя Лукия и сама понимала, что старается зря: Первый телепат видел ее насквозь.

– Я? – показательно удивился Вернон. – Сопровождаю. У меня тут никаких дел, если что.

Как только он сказал это, вперед выступила Тимандра Кресс, привычно изображавшая его секретаря. Лукия поняла, что это значит, в тот же миг. Она просто не смогла сразу поверить – после стольких разочарований. Но от знаний ведь не убежишь…

Она теперь и сама не понимала, почему не подумала про Тимандру сразу. Пожалуй, потому, что Вернон старательно напоминал всем и каждому: его ассистентка к хилерам не относится, в штате не числится, нечего вообще смотреть в ее сторону!

Однако Римильда ведь давно говорила: Тимандра не получила один из высших номеров в иерархии хилеров лишь потому, что не захотела. Она предпочла работать на Вернона, а космическому флоту оставалось только смириться, с титанами не спорят.

Однако такой выбор карьеры не умалял природные способности Тимандры, ее мастерство – а главное, тот опыт, который она получила, много лет восстанавливая мозг самого могущественного телепата во Вселенной. Перед Лукией прямо сейчас стоял лучший хилер-нейрохирург всех планет.

Возможно, Вернон еще попытался бы устроить тут спектакль, а Тимандра не стала. Она сделала то, на что в мире были способны единицы – из тех, кому хотелось остаться в живых. Она мягко оттолкнула в сторону телепата номер 1, призывая его помолчать, и обратилась к Лукии.

– Я не могу ничего обещать. Даже я не могу. Да, мне доводилось восстанавливать мозг, переживший куда более чудовищные травмы – не буду указывать на обладателя этого мозга пальцем, потому что это слишком очевидно. Но каждая травма уникальна, как уникально каждое тело.

– Я знаю, – кивнула Лукия. – Но я благодарна уже за попытку.

– Это не будет быстро.

– Я не собираюсь торопить, я не имею на это права. Но комиссия…

– С комиссией вопрос решен, – вмешался Вернон. – Они готовы к любому варианту, и они совсем не против получить обратно починенного телекинетика. А теперь я предлагаю выйти и не мешать Тимандре работать. В ближайшие дни или даже недели правом доступа в эту палату обладают только она и медсестры, проводящие гигиенические процедуры. Донесите это до своей команды, капитан.

– Непременно.

Вернон первым направился к выходу, всем своим видом показывая, что и Лукии задерживаться не стоит. Она и сама понимала, что в ее присутствии нет смысла. Хотелось бы, чтобы все решилось быстро и просто: могущественный хилер взмахнула рукой – и Рале тут же вскочил на ноги, живой и невредимый, сказка будет! Однако реальность оказалась куда сложнее: Тимандру ожидали долгие часы работы с тончайшими сосудами и крошечными клетками за само право надеяться, что телекинетик станет прежним…

У двери Лукия не выдержала, обернулась, но увидела лишь, как хилер изучает медицинские записи на компьютере. Нет, быстрым финал точно не будет, однако сейчас даже это радовало!

В коридоре они не говорили, но и не расставались. Они прошли к выходу, и персонал разбегался с их пути, при этом стараясь делать вид, что не разбегается. Лишь в кабине лифта Лукия холодно спросила:

– Для чего нужна была эта пауза с комиссией? Для драматического эффекта? Чтобы я в полной мере ощутила боль от возможной потери и сделала бы что угодно? Вы перестарались. Я бы сделала что угодно в любом случае.

Она ни на миг не допускала мысли, что Вернон помогает им бескорыстно. Он не поступил бы так даже ради Альды, не его стиль. Если он согласился помочь Рале, в этом должна быть какая-то выгода для него.

Так что Лукия позволила себе этот вопрос и недопустимую для капитана эмоциональность. Какая разница, если Вернон и так все про нее знает?

– Это не было драматической паузой, – отозвался Вернон, которого ее слова совершенно не задели. – Я и правда до последнего не был уверен, разрешу ли Тимандре эту маленькую авантюру. Настолько не уверен, что намеренно удалил мысли о ней из вашей головы, капитан.

– Что ж, это многое объясняет. Могу я узнать, в чем причина ваших сомнений?

– Я буду привязан к станции, пока Тимандра не закончит работу. Я не беспомощен без нее, но и не настолько азартен, чтобы подставляться. Мне нужно было проанализировать сложившуюся ситуацию и понять, готов ли я провести на этой посудине столько дней, чем это может обернуться.

– Нужно ли говорить, что я рада принятому вами решению?

– А смысл, если это очевидно?

– Так же очевидно, как то, что за мной теперь долг, – добавила Лукия.

– На самом деле нет. Мне не нужно было делать вам одолжение, чтобы получить какое-то там обещание. Я бы и так нашел способ заставить вас делать то, что мне нужно. Но если сама концепция морального долга за чудесное спасение на вас так уж давит, спешу обрадовать: вы избавитесь от этого в самое ближайшее время. Прекрасный продукт бридинг-программ, созданный на основе моих биоматериалов, вновь удивил меня неожиданной смекалкой.

– Альда что-то придумала? – невозмутимо уточнила Лукия.

– Именно так. Кое-что очень любопытное, то, что вряд ли понравится всем в руководстве космического флота или даже Общем Правительстве. Но мне не так уж важны сомнительные авторитеты обладателей дряхлых задниц в высоких креслах. Мне интересно то, что она хочет сделать. Значит, это будет сделано – и вы, капитан, ей в этом поможете.

Не нужно было этого делать, а не делать почему-то не получалось. Стефан сам себе напоминал ребенка, который давит на только-только поджившую рану, чтобы проверить, болит ли она еще или уже все. Конечно же, болит. А если надавить сильнее, то и кровоточит. И взрослый человек вроде как должен понимать это без проверки, но остановиться он все равно не мог.

Воспоминание, случайно полученное от существа, манило его. Оно ранило его, потому что изначально не предназначалось для человеческого сознания, причиняло боль и грозило нанести серьезный вред. Стефану следовало бы убрать его подальше, а еще лучше – удалить. Но у легионера не то что не получалось, он даже пробовать не стал. Стефан владел телепатической медитацией не так хорошо, как истинные телепаты высшего уровня, однако и он был способен на многое. Поэтому, когда у него выдавалось свободное время, он снова погружался в тот странный мир.

Ничего хорошего это не приносило, Стефан будто оказывался внутри грозы. Многие ведь думают, что побывали внутри грозы, если оказались на ее территории, но это неверно. Человек оказывается под грозой, получает лишь жалкую долю ее гнева – и уже этому ужасается. Однако то, что помнило существо, было чем-то несравненно худшим. Ветер, скорость которого невозможно даже представить. Рёв и рокот. Сила, разрывающая на части. Тьма и сияние, сливающиеся воедино. Там ты не просто умираешь, ты успеваешь осознать свое исчезновение, сведение к нулю всего, чем ты был…

Изначально это воспоминание чуть не убило легионера. Теперь, когда он выбрался из ловушки и контролировал медитацию, просто причиняло боль. Вот только Стефан был не из тех, кто наслаждается болью, поэтому ему и следовало отказаться от чужой памяти, но он пока не мог. Возможно, если он разберется в существе получше, он поймет, как все исправить… Да хоть что-то исправить! Мотив был сомнительный и несвойственный ему прежде. Но до тех пор, пока эта тварь находилась на Марсе, Стефан не оставлял попыток разобраться в ней так, как никто не смог.

В итоге существо выигрывало, даже не начав битву. После каждого сеанса медитации Стефан приходил в себя задыхающимся от усталости, как будто опустошенным. Голова в первые полчаса обычно кружилась так сильно, что даже легионеру, занимавшему ныне первый номер в иерархии, приходилось сидеть неподвижно, дожидаясь, пока силы восстановятся. Каждый раз он обещал себе, что больше не полезет в этот ад – и каждый раз снова отправлялся туда.

Он никому не говорил о том, что делает. Возможно, если бы Стефан попросил помощи у кого-нибудь вроде Валентина Вернона, ему удалось бы добиться большего. Но пустить настолько могущественного телепата в свой разум легионер был не готов. Пока что любые попытки и поражения оставались его личным делом и его секретом.

В остальном же напрягаться ему не приходилось. Да, он был Первым в Легионе. Но сам Легион затаился, осознавая собственную уязвимость. Все исследовательские программы были приостановлены, никто не решался на неоправданный риск. Так что основной задачей Стефана стало просто показывать, что он есть, что Легион не беззащитен, и его это вполне устраивало.

Ну а потом к нему явилась мелкая телепатка Триана и все испортила.

Их последний разговор насторожил Стефана. Нет, весть о том, что Альда не собирается ему мстить, да и вообще настроена не агрессивно, порадовала. А вот решимость телепатки снова задирать уродца, затаившегося на Марсе, и выковыривать из него мертвецов – нет. Стефан чувствовал, что она не шутит, она и правда верит, что можно исправить если не все, то хотя бы что-то. Легионер просто не представлял, на что она надеется.

Она ему не объяснила, они просто расстались. Стефан неохотно принял новую роль и сосредоточился на сеансах медитации. Чем занималась девица – его не интересовало, пока она не заявилась к нему непрошенной гостьей.

Она использовала момент, когда Стефан прибыл на военную станцию общего пользования. Девица потребовала встречи, и ему хотелось отказаться – просто чтобы она не наглела. Однако положение в мире оставалось слишком нестабильным, чтобы терять время на проявления характера.

Так что они все-таки встретились в одном из залов для почетных гостей. Обилие живых цветов делало это место похожим на оранжерею, однако воздух был приятно сухим и прохладным. Где-то совсем близко пели птицы, самые настоящие, не имитация. Стефан не представлял, кому понадобилось так выпендриваться на военном объекте, да и не интересовался. Комната, сейчас похожая на цветущий ночной сад, дарила недолгую иллюзию того, что все на самом деле хорошо.

Но если Стефан еще мог наслаждаться моментом покоя и ценил это, то девица на такое оказалась неспособна. Она, бледная и явно давно не спавшая, решила испортить все сразу.

– Ты знаешь, что такое Шидонай?

И вроде как вопрос был вполне безобидный, но есть слова, с которыми в принципе не может быть связано ничего хорошего – и всегда связано очень много плохого. Шидонай определенно был из их числа.

– Нет, – отрезал Стефан. – И ты не знаешь.

Телепатка, явно ожидавшая или подтверждения, или удивленных вопросов, заметно смутилась.

– Что?.. Я ведь чувствую, что ты врешь мне!

– Я тебе говорю, как должно быть.

Обывателю наверняка показалось бы, что уж первые номера Легиона обязаны знать все его секреты. Но на то он и обыватель, чтобы верить во все подряд. На самом же деле никто не раскрывал истинную историю организации и природу мутагена даже лучшим бойцам. Зачем? Хороший воин далеко не всегда обладает безупречно стабильной психикой, и для многих правда могла стать слишком грандиозным потрясением, таким, после которого в себя не приходят.

Но Стефан, естественно, все знал. Когда он окончательно освоился со своими телепатическими способностями, он облазил все мозги, до которых дотянулся. Порадовала ли его правда? Нет, конечно. Однако и не сломила, потому что к тому моменту он уже слишком многое пережил, чтобы ломаться от историй, закончившихся задолго до его рождения.

В том, что правду знал и Триан, Стефан даже не сомневался. Седьмой не был телепатом, зато умел добиваться своего. Ну а от Триана так или иначе узнала его девица, это понятно. Непонятно другое: с чего вдруг она о таком заговорила? Да еще и с явным энтузиазмом, будто докопалась тут до тайн мироздания!

– Мне все равно, как должно быть, – отрезала Альда. – Обсудить Шидонай все-таки придется, он нам нужен!

– Не нужен, потому что его нет. Большие боссы Легиона и так смотрят на тебя косо по понятным причинам. Ты им нравишься не больше, чем мне, но они мирятся с твоим существованием, пока ты не угрожаешь им напрямую.

– Я и сейчас не угрожаю!

– Знания – это тоже оружие, – напомнил Стефан. – А у тебя их накопилось слишком много, хвастаться не стоит.

– Я и не собиралась хвастаться. Я просто решила поставить Легион в известность о том, что отправляюсь на Шидонай, и начала с тебя.

– Нельзя отправиться на планету, которой нет.

– Она есть, просто никто не знает, где она, – уточнила Альда. – Я знаю, как можно спасти Триана… гипотетически. Но для самой попытки нужно вывести из равновесия получившийся кусок непонятно чего. Он не отреагирует на телепатию, он даже атомную бомбу, скорее всего, проглотит как витаминку. Но вот на чистую первородную материю колонии он отреагировать обязан! Потому что Триан – это колония, измененная человеческими генами, как и существо, которое так или иначе адаптировалось под тело Рафаля. Если добавить туда первородную материю…

– Будет катастрофа, – перебил ее Стефан. – Именно та катастрофа, которой от тебя втайне ждет Легион и предусмотрительно сильно не любит.

– Тебя тоже не любит, но ты справляешься. Слушай, у меня есть план!

План у нее действительно был – телепатка не стала тянуть, рассказала сразу. Сумасшедший, опасный, совершенно невыполнимый план… Который, как ни странно, мог сработать.

Стефан разбирался в природе мутации легионеров гораздо лучше, чем эта малолетка, да еще и умел работать с телепатией. Поэтому он вынужден был признать: у этой безумной идеи был крошечный шанс на успех. Если внутри существа хотя бы фрагментарно сохранились клетки с генетическим материалом Триана, они потянутся к Тео, как к условному маяку. Само по себе это не гарантирует восстановление разума, но вот с передачей всех воспоминаний… А вдруг? Может не получиться, может получиться.

Да и идея с первородной материей была неплоха. Сейчас две колонии сцепились намертво и блокируют друг друга, как и задумал Триан. Но если появится третья сила, равная двум предыдущим и даже превосходящая их, начнется новая игра. По сути, то, что задумала Альда, было равноценно попытке раздробить Вселенную на кубики и собрать ее заново…

– Тебе никто не позволит, – отрезал Стефан.

Телепатка раздраженно закатила глаза:

– Да-да, призрак уже говорил об этом!

– Что? Какой еще призрак?

– Не важно. Чтобы скосить все ненужные споры, имей в виду: я говорила с Верноном, он пообещал поддержать эту идею.

– Потому что ему интересно, можно ли при помощи телепатического дублирования воспоминаний оживить мертвеца. Это действительно ценный эксперимент, ради которого он готов поставить на кон твою жизнь.

– И что? Ты надеялся уязвить меня тем, что меня папочка не любит? – рассмеялась Альда. – Открыл Луну над Землей! Это меня как раз не волнует, мне важно то, что наши интересы совпадают. Вернон уладит вопросы со спецкорпусом и Легионом. Нам передадут Тео, от него все равно не будет толку. Пока загвоздка только в первородной материи.

– Которой нет.

Об этом уже объявили официально. На самом-то деле считалось, что необработанный мутаген был истрачен давно, он оказался слишком опасен для хранения. Но недавние игрища Ансгара Фетъе доказали, что особо запасливые ученые могли припрятать пару-тройку ампул в защечных мешках. Поэтому в Легионе была проведена полная проверка, причем с привлечением телепатов.

Так что в результате можно было не сомневаться. Да, первородная материя хранилась дольше, чем считалось официально. Но к настоящему моменту ее всю использовали для экспериментов, у научного отдела ничего не осталось.

А даже если бы осталось, этого ничтожного количества ни за что бы не хватило, чтобы расшевелить громадину, притаившуюся на Марсе.

Телепатка обо всем этом знала, но продолжала пялиться на Стефана все так же уверенно.

– Ага, мне уже сообщили. Поэтому нужно добыть новую материю прямиком из источника – и это снова возвращает нас к обсуждению Шидоная. Видишь? Некоторые темы просто неизбежны.

Легионер смотрел на нее, надеясь почувствовать подвох, понять, чего она хочет на самом деле. Не могла же она всерьез предлагать нечто настолько безумное! Но оказалось, что могла. Эта психопатка была намерена отыскать Шидонай. Стефан, к собственному раздражению, почувствовал растущее уважение к малолетней игрушке Триана.

Шидонай последний раз видели примерно тогда же, когда и первый – около двух веков назад. Экспансия, пусть даже в основном научная, стала центром космического развития тех времен. Люди еще не рисковали летать очень уж далеко, хотя уже тогда готовился билет в один конец под названием «Исход». Но «Исход» можно было считать разовой авантюрой с непредсказуемым результатом, человечество же нуждалось в надежных, понятных, проверяемых знаниях.

Именно поэтому в разные стороны от Земли летели спутники, телескопы и исследовательские корабли. Они обнаружили много – в том числе и межгалактического газового гиганта, величественно плывущего сквозь пустоту.

Шидонай относился к планетам-сиротам – тем, которые либо лишились своей звезды, либо были созданы вне ее влияния. Тут ученые могли спорить до бесконечности, что и как называть, но факт оставался фактом. То и дело во Вселенной появлялись планеты, свободные от гравитационной петли, движущиеся непонятно куда и непонятно зачем. Возможно, без причины, а может, повинуясь законам, которые люди просто не могли постигнуть.

Путь Шидоная проходил достаточно далеко от Земли, чтобы он не стал угрозой для обитаемой планеты. И все равно он не остался без внимания. Уже сами планеты-бродяги были редкостью, изучить которую считалось огромной научной удачей. А Шидонай еще и отличался от своих одиноких собратьев – размером, скоростью, необъяснимостью и непостижимостью. Он напоминал понятный землянам Юпитер, но был сам по себе. Раскаленный изнутри Шидонай будто гневался, он постоянно кипел бурями, он нес в себе то, что невозможно было просчитать в теории.

Люди хотели видеть, хотели знать. К Шидонаю послали исследовательские зонды повышенной прочности, все, что были на тот момент в наличии. Большую часть газовый гигант заглотил и перемолол. Некоторые успели передать на близкие компьютеры хотя бы часть информации, а потом исчезли. Но были и зонды, которые удалось вернуть.

Они принесли с собой бесценные образцы. Газы, из которых состояли зловещие облака Шидоная. Острые кристаллы, пронизывающие его убийственные ветра. Оплавленные фрагменты материала, которому так и не удалось найти эквивалент на Земле.

А один зонд принес жизнь, и это все изменило.

Сначала ученые в один голос твердили, что произошла какая-то ошибка. Жизни быть не могло даже на газовом гиганте вроде Юпитера, потому что – ну откуда там жизнь? При такой атмосфере? При отсутствии поверхности как таковой? Решительно невозможно! А уж у бродяги вроде Шидоная, напрочь лишенного солнечного света и тепла, – и подавно!

Но жизнь была. Вопреки всему. В рычащих грозах Шидоная обитала колония примитивных существ, объединенных коллективным разумом. Их начали изучать. Им попытались придать хоть какой-то смысл. А однажды они оказались внутри человеческого тела – и наступил рассвет Легиона.

К сожалению или счастью, теперь сказать трудно, но открытие воздействия колонии на человека произошло после того, как Шидонай ушел из зоны наблюдения. В то время технологии были не настолько развиты, чтобы последовать за ним или даже создать нечто вроде маяка. Ну а потом и вовсе началась война, об исследованиях планеты-сироты пришлось забыть. У ученых осталась лишь материя, добытая одним-единственным зондом. Позже они нашли способ увеличивать объем мутагена, однако только адаптированного. Первородная материя закончилась, добыть новую никто и не надеялся.

Пока не явилась одна маленькая психопатка и не объявила, что найдет Шидонай.

– Никто не смог, а ты сможешь? – поинтересовался Стефан. В памяти снова мелькнул грозовой хаос и ощущение тела, разваливающегося на части. Легионер заставил себя проигнорировать это.

– Никто особо и не искал! – объявила Альда. – Я уже проверила! После того, как оказалось, что первородная материя создает очень опасных тварей, руководители Легиона запретили разыскивать Шидонай, постарались сделать информацию о нем максимально секретной. То есть, сам Легион этим не занимался, а у каких-нибудь пиратов или частных корпораций не было ни знаний, ни ресурсов для такого.

– У тебя тоже нет.

– Но будут! Я планирую организовать экспедицию, которая выследит Шидонай и получит новые образцы материи.

– Ты открываешь ящик Пандоры, – покачал головой Стефан. – Надо объяснять, что это такое, или ты грамоте обучена?

– Я знаю, что это такое, и… Я с тобой согласна. При любых других обстоятельствах я бы и сама назвала это омерзительной идеей, но теперь я не могу иначе. Ты ведь меня понимаешь?

Хотелось сказать, что нет, да еще и посмеяться над ней. А Стефан просто не мог, он осознавал: если бы у него был шанс вернуть Эви, один проклятый, самый ничтожный шанс, он бы тоже ради этого пошел против всей Вселенной.

– Понимаю, – неохотно бросил он. – А от меня ты чего хочешь?

– Помощи. В этой экспедиции нужен будет легионер, ты знаешь, почему. Даже телепат не почувствует первородную материю так, как легионер – но только из высших. А таких осталось немного! С Одханом по-прежнему все сложно, может и не проснуться, Шарлотта откровенно не в форме, Виндар слабоват… Остаешься только ты.

Вряд ли Легион прельщала идея рискнуть первым номером и снова потерять его. Но руководство могло согласиться, у космического флота нашлись бы нужные рычаги давления для такого.

Так что последнее слово оставалось за Стефаном. Если бы он отказался, никто бы его не заставил, в этом не было бы смысла. И ему следовало бы отказаться, потому что он не считал себя должником – ни Триана, ни его ручной телепатки. Да кто угодно бы отказался на его месте!

И все равно Стефан сказал:

– Хорошо. Я полечу. Хотя бы одни мозги на весь космический корабль вам не помешают.

Ну а о том, что легионеры способны не только ощущать первородную материю на расстоянии, но и лишиться рассудка, столкнувшись с ней, Стефан предпочел не напоминать.

Глава 2

Альде казалось, что самым сложным будет добиться разрешения на миссию от руководства. Нельзя сказать, что она ошиблась: и специальный корпус, и Легион поначалу отнеслись к ее идее скептически. Им казалось, что Альда создает новую проблему в момент, когда этих проблем и так накопилось слишком много.

Однако с помощью Вернона и даже Стефана ей удалось убедить руководство, что для всех здесь есть своя выгода. Если у Альды все получится, Легион вернет себе сильнейшего солдата в период недостатка воинов и кризиса, да еще и получит новые знания о мутагене. Спецкорпус проведет уникальный эксперимент в сфере применения телепатических и телекинетических способностей. Что же до риска, то он в любом случает возникнет – оставлять существо на Марсе нельзя, с ним придется взаимодействовать. Так не выгоднее ли получить при этом как можно больше пользы?

Ей все-таки выдали разрешение, хотя и с обязательным условием: любой эксперимент можно проводить, только когда существо вывезут с Марса. Альда не возражала, ей все равно требовалась пауза, чтобы добыть первородную материю – если такое вообще возможно! И все же телепатка была уверена, что организационных задержек больше не будет, «Северная корона» вылетит в ближайшие дни.

Оказалось, что она была слишком наивна.

– Я не полечу с вами, – объявил Киган, уверенно выдерживая шокированный взгляд телепатки.

Они собрались в одном из конференц-залов космической станции впятером – Альда, капитан Лукия, Киган, Стерлинг и Стефан Северин, который старательно делал вид, что просто свернул не туда и разговор совсем не слушает. Альда радостно объявила о том, что разрешение на миссию наконец получено – и нарвалась вот на такой ответ.

Нельзя сказать, что электрокинетик испугался, страха Альда в нем не чувствовала. Киган даже не узнал все подробности миссии, не выяснил, куда именно предстоит лететь кораблю с учетом того, что координаты Шидоная до сих пор не известны. Он заявил, что никуда не полетит, как только Альда упомянула сам полет.

– Почему? – только и сумела произнести она.

Можно было сразу отыскать ответ в его памяти, а телепатка пока сдержалась. Да, ей не нравилось то, что устроил Киган. Он для своего упрямства выбрал самый неподходящий момент из всех возможных! Но он все равно оставался другом и товарищем по оружию, так что Альде не хотелось вести себя с ним так, как ее отец вел себя со всеми, кто чуть умнее мокрицы.

– От меня там не будет толку, – покачал головой Киган. – Это сложная миссия, требующая серьезных усилий. Я не смогу на ней сосредоточиться, ты и сама это прекрасно чувствуешь.

– Я-то чувствую, а причин все равно не понимаю! Я думала, что хотя бы в своей команде могу быть уверена! Я понимаю, что вы с Трианом не ладили, но…

– Это здесь ни при чем, – прервал ее электрокинетик. – Это не личное… Точнее, личное, но в другом смысле. Я никогда не желал Триану смерти – и ты это знаешь. Если бы его спасение зависело от меня, я бы сделал все возможное.

– Переходи уже к той части, которая обязательно будет после «но», – холодно поторопила Альда.

– Но выбор не стоит между тем, чтобы лететь с вами или праздно шататься по станции и скорбеть. Выбор стоит между одной миссией и другой. Я выбрал ту, на которой смогу сосредоточиться. Прости.

– Я не понимаю… Что это за миссия?

– На Марс отправляется оценочная комиссия, – подсказал Стерлинг. – Ее цель – определить те компании и конкретных их представителей, которые были причастны к мятежу на Марсе.

– Я не смогу вернуть Римильду, – горько усмехнулся Киган, переведя взгляд на шрам, уродовавший его руку. Удалять этот шрам он хилерам категорически запретил. – Я не могу даже отомстить за нее, потому что уродец, убивший ее, слишком глуп для восприятия мести. Но я могу знатно подпортить кровь тем, кто создал обстоятельства, из-за которых она погибла. Я хочу быть частью комиссии, я хочу лично убедиться, что никто не откупится и не заметет следы.

– Я тоже подал заявку на эту миссию, – поспешно добавил киборг. – И меня уже приняли. Простите…

Альда беспомощно переводила взгляд с одного на другого. Стерлинг явно был смущен, он опустил голову, сделав вид, будто его остро заинтересовала чистота собственных ботинок. Киган же ее взгляд по-прежнему выдерживал, в нем Альда чувствовала смесь печали и упрямства.

Снова мелькнуло желание поступить так, как поступал обычно Вернон. Воспользоваться силой, потому что цель оправдывает средства. Позабыть, что перед ней друзья – потому что какие они друзья после такого? Альда подавила этот порыв, хотя далось это ей сложнее, чем обычно.

Если отбросить собственные эмоции, она могла понять, почему эти двое ведут себя так. Киган, как ни странно, прав во всем. Очевидно, что смерть Римильды ранила его так сильно, что просто вскочить на ноги и бодро побежать дальше уже не получится. На любой навязанной ему миссии электрокинетик будет отвлекаться, раздражаться, он быстро допустит ошибку, которая погубит и его, и других. Он осознает это и принимает верное решение.

Со Стерлингом все обстояло чуть сложнее. У него личных причин оставаться на Марсе не было, он, вероятнее всего, хотел присмотреть за Киганом. Да и потом, если уж оценивать ситуацию совсем честно, в комиссии от киборга с его способностями будет куда больше толку, чем на опасной поисковой экспедиции.

Получается, остались только телепатка и капитан. Вот только было условие, которое Альде признать оказалось больно, но за нее это уверенно сделал Стефан, воспринимавший прыжки по чужим ранам как забавное упражнение:

– Я с вами двумя никуда не полечу. В моей жизни были ситуации общения с двумя женщинами наедине, но к работе они не имели никакого отношения.

– Он козлина, но прав, – вздохнула Альда. – Есть же минимальные требования к составу команд! Ребята, я понимаю, что вам важно это расследование… Но комиссия без вас справится, а мы – нет!

Экспедиция и правда оказалась на грани срыва. Чтобы отправиться на поиски, «Северная корона» должна быть укомплектована хотя бы минимальной командой: капитаном, телепатом, телекинетиком и хилером, среди которых обязательно должны быть солдаты, способные выполнять работу механика и старшего помощника капитана. Хилера им недоставало изначально, но эту проблему пообещал решить Вернон. Альда надеялась, что позицию механика закроет Киган, как обычно, а Стерлинг станет помощником капитана. Сама же Альда официально могла выполнять две роли – телепата и телекинетика. Тогда они бы полетели!

А теперь не могли. Принимать это Альда не собиралась, она была готова уговаривать остальных и дальше, но тут вмешалась капитан, до этого возившаяся с рабочим планшетом.

– Отставить, Мазарин. В разрешении на миссию четко прописано, что участие в ней является добровольным. Это означает, что вы не можете принуждать Рэйборна и Витте к чему бы то ни было.

– Это да, если принуждать, то сразу всех, чтобы никто не осознавал, что они под контролем, – подсказал Стефан.

Альда только отмахнулась от него, смотрела она в этот момент на Лукию.

– Капитан, какой смысл соблюдать правила миссии, если миссии не будет?

– С чего вы взяли?

– Ну а как… Нам же действительно не позволят лететь втроем!

– Мы и не полетим втроем, – покачала головой Лукия. – Добровольцы, желающие участвовать в этой миссии, были уже давно, до того, как вы получили на нее официальное разрешение. Эти люди подходили ко мне и выражали готовность присоединиться к нам.

– Чего? – растерялась Альда. – Когда это? Почему я не знаю?

– Вы в тот момент были заняты сеансами медитации и беседами с руководством. Что же до добровольцев… На таких миссиях, как эти, людей не должно быть слишком мало – и не должно быть слишком много, это тоже важно. Поэтому я решила, что для начала нужно дать право выбора нашей команде. Теперь выбор сделан, и нет в нем ничего плохого. Я уже отправила необходимые приглашения. Скоро к нам присоединятся наши новые хилер, механик и старший помощник. Витте, Рэйборн, при отказе от миссии знать детали вам не полагается. Я предлагаю вам отправиться на собственное задание и желаю удачи.

Альда до последнего надеялась, что это все не по-настоящему. Сейчас Киган рассмеется, скажет, что пошутил, передумал… Это будет глупо и совсем не смешно, но она тоже засмеется. Она не могла поверить, что настолько важная миссия пройдет без них, с кем-то еще…

Но нет, чуда не случилось. Киган и Стерлинг ушли, и это было правильно, это повышало шансы миссии на успех, однако это же било особенно сильно, потому что удар оказался неожиданным.

– Уровень сырости в помещении резко повысился, – усмехнулся Стефан. – Рыдать будешь или сдержишься? Ты лучше реши для себя раз и навсегда: либо ты рассматриваешь людей как инструменты и используешь их, либо уважаешь их волю.

– Я думаю, вам следует подыскать лучшее время и аудиторию для своих философствований, номер 1, – равнодушно заметила Лукия.

– «Номер 1», – поморщился Стефан. – Пошлость какая-то. Триана нужно выковырять из этой улитки хотя бы ради того, чтобы спихнуть на него проклятую единицу.

Альда больше не обращала на него внимания, она наблюдала за ближайшим коридором. Она чувствовала, как Киган и Стерлинг отдалились, как направились к лифту. Она отпустила их, потому что действительно не могла удержать.

Теперь она ждала тех самых добровольцев. Раз капитан не объявила перерыв, они уже идут сюда, Лукия наверняка отправила им сообщение. Они важны… и любопытны, что скрывать. Для того, чтобы получить приглашение на такую миссию, одного желания недостаточно. Должности старшего помощника и механика требуют особой квалификации, да еще и опыта. Альда слабо представляла, кто из офицеров такого уровня мог вызваться на миссию и почему. Можно было подсмотреть в памяти Лукии, но капитана телепатка слишком уважала для такого, ну и ждать пришлось не слишком долго.

Они пришли одновременно, все трое, хотя вряд ли договаривались о таком. И всех троих Альда знала – или, по крайней мере, видела раньше.

С Матео Сибри она даже выполняла одну миссию на Феронии, хотя тогда они толком не общались. Альда лишь успела усвоить, что номер 11 среди электрокинетиков обладает еще и вторичной способностью к пирокинезу. Его на Феронию привезла с собой Эстрид Ингитора, номер 5 Легиона, недавно погибшая на Марсе. Так что гадать, что же заставило Матео присоединиться к миссии, не приходилось.

Хотя он, в отличие от того же Кигана, не выглядел человеком, переживающим горе. Матео был все таким же привлекательным и ухоженным, как обычно, он улыбался – не угодливой улыбкой того, кто хочет всем понравиться, просто в пределах вежливости. Он выглядел как человек, который примкнул к миссии, потому что ему любопытно или подзаработать хочется, но уж никак не ради мести за возлюбленную.

Альда все равно не позволила себе обмануться. Она видела Матео на станции в первые дни после Марсианской Резни. Тогда он таким спокойным и холеным не казался… да и редко был достаточно трезв, чтобы устоять на ногах. Но он прекрасно понимал, что депрессивного выпивоху никто к такой миссии и близко не подпустит. Матео обладал должной силой воли, чтобы взять себя в руки.

Но его появление хотя бы было по-своему логичным. Остальные оказались для Альды сюрпризом. Она даже их имена не знала, хотя не раз видела этих двоих рядом с Верноном. Он не просто подыскал для миссии хилера, он прислал свою ближайшую свиту!

Хилеры, мужчина и женщина, были молодыми, около двадцати пяти лет, и настолько похожими, что сомневаться в их родстве не приходилось. Оба высокие, подтянутые, с тонкими чертами и светло-серыми глазами. Мужчина сохранил подаренные природой черные волосы. Женщина заставила свои стать ярко-красными, как свежая кровь.

В том, что это хилеры боевого порядка, и сомневаться не приходилось. Не нужно было читать их личное дело, хватало недолгого наблюдения за тем, как они двигались, как ухмылялись, как смотрели на мир. Они не боялись драки – они на нее напрашивались.

Это дополнение к команде порадовало Альду не так сильно, как Матео. Она могла понять человека, стремящегося хоть как-то почтить память женщины, которую любил – эту связь телепатка считывала без труда. Те же, у кого слишком много энергии, слишком мало самоконтроля, а единственной мотивацией стал пинок под зад сапогом Валентина Вернона, вызывали у Альды куда больше вопросов.

Однако команду формировала не она, этим занималась капитан. Лукию все устраивало, она заняла свое место в центре зала, рядом с большим демонстрационным экраном.

– Мы больше никого не ждем, – объявила она. – Команда «Северной короны», сформированная для этой миссии, в сборе.

– Думаю, стоит познакомить всех со всеми, – отметил Матео.

Красноволосая девица тут же ему подмигнула, но электрокинетик ее проигнорировал. Его дружелюбие было вынужденной маской, скрывавшей то, что офицер специального корпуса показывать не имел права.

– Согласна с вами, – кивнула Лукия. – Мое имя капитан Лукия Деон, номер 17 в иерархии. Мне поручено возглавить эту миссию. Старшим помощником назначен Матео Сибри, номер 11, электрокинез со вторичной способностью к пирокинезу. Альда Мазарин возьмет на себя роли телепата и телекинетика, это одобрено руководством флота. Нашим хилером станет Янга́ Ателли́р, ее дублером – Кай Ателлир, также обладающий квалификацией механика. Как вы уже видите, наша группа усилена легионером номер 1, Стефаном Северином.

Лукия умудрилась произнести все это равнодушно, так, как и полагалось капитану. Капитан ведь не может бегать тут кругами и вопить «Вы посмотрите, какая роскошная команда подобралась!» Хотя это определенно было правдой: даже с учетом того, что у двух хилеров нет официальных номеров, они наверняка сильны, других Вернон в свою свиту не отобрал бы. В итоге нынешний экипаж получился чуть ли не сильнее, чем прежняя команда «Северной короны».

Однако Альду это не обрадовало. Она бы предпочла, чтобы они по-прежнему были вместе… Не только Киган и Стерлинг, остальные тоже. Просто чтобы они были живы…

От этого снова стало тяжело и как будто больно внутри. Альда лишь порадовалась, что ей говорить пока не нужно. С того момента, как группу людей объявляли экипажем, вся власть переходила капитану. Оспаривать это не собирался даже Стефан, он вообще перешел в режим образцового солдата, слушающего Лукию с показным вниманием. Видно, вспомнил, что ему полагается поддерживать образ всеобщего друга ровно до той минуты, пока не понадобится ударить кого-нибудь ножом в спину.

– Наша миссия отмечена грифом повышенной секретности, – продолжила Лукия. – Это означает, что вы не можете распространять любые сведения о ней, не получив на это разрешение от меня лично. После завершения миссии флот оставляет за собой право подкорректировать ваши воспоминания.

– У тех счастливчиков, которые останутся живы, – с невинным видом уточнил Стефан.

– Мы здесь не для того, чтобы гадать, – напомнила Лукия. – Наша миссия – отыскать Шидонай, планету-сироту, наблюдение за которой было прекращено более века назад.

– Миссию не разрешили бы, если бы было известно только это, – сказал Матео. – Нам не могли поручить обыскивать всю Вселенную наугад.

– И не поручили. Ранее поиски Шидоная были под запретом по причинам, которые нас с вами не касаются. Однако есть основания полагать, что данные об этой планете, полученные во время контакта с ней, сохранились. Если это действительно так, у нас появится возможность вычислить, где именно Шидонай оказался за прошедшие десятилетия. Сегодня вечером «Северная корона» отправится к научно-исследовательской базе «Артемида», принадлежащей Легиону.

Собравшиеся понимали, что это ничего не гарантирует – гарантий вообще не будет до самого конца. Но им наверняка казалось, что первый шаг в этом поиске будет легким, всегда ведь так!

Потому что Лукия не сказала им про «Артемиду» самое главное, и Альда не винила ее за это. Миссия уже началась, никто от нее не откажется, так зачем беспокоиться заранее? Ну а о том, что «Артемида» была заброшена после гибели всего персонала при создании первых легионеров, экипажу предстояло узнать уже после прибытия.

Стерлинг до сих пор не был уверен, что поступил правильно. Он чувствовал себя предателем, хотя, когда анализировал все исходные данные, убеждался, что принял правильное решение. Бывают ситуации, когда просто нельзя остаться хорошим для всех, выбор приходится делать между двумя откровенно неприятными вариантами.

Он не присоединился к экипажу «Северной короны» вовсе не потому, что испугался, киборг надеялся, что они знают это. Он хотел бы полететь с ними! И если бы речь шла только о нем, он бы отказываться не стал. Но к тому моменту Киган уже не скрывал, что его приняли в марсианскую комиссию, и Стерлинг вдруг понял, что ему тоже нужно туда.

Он ведь уже работал в комиссии, правда, не над расследованием, а над сбором данных. Но это позволило ему убедиться, что он действительно может быть полезен. А какой от него толк на разведывательной миссии? Он только обузой станет там, где нужны выдающиеся боевые способности!

Да и потом, кто-то должен был присматривать за Киганом. Стерлинг о таком не болтал, однако в памяти держал всегда. Во время Марсианской Резни многие прошли через потери, но отреагировали на них по-разному. Киган никогда не отличался смирением, и, оказавшись рядом с существом, убившим Римильду, он мог поступить неправильно.

Хотя пока он действовал безупречно. Электрокинетик в кои-то веки следовал инструкции: заполнил все документы, не перечил назначенному руководителю и даже не смотрел в сторону огороженной территории, на которой таилось заснувшее существо. Но Стерлинг не позволил себе обмануться этим показным смирением, он допускал, что речь идет о временном затишье.

Комиссии предстояло расположиться в Новом Константинополе – если следы спонсоров восстания и сохранились, то только в столице. Город все-таки пришлось эвакуировать, и местные жители, конечно же, были против. Однако на их мнение больше не обращали внимания – когда выяснили, что число жертв среди гражданских уже исчисляется шестизначной цифрой, а сторонники теории заговора этого даже не заметили.

Так что теперь прекрасный бело-зеленый мегаполис опустел. Стерлинг бывал здесь раньше, во время последней миссии. Но тогда ему было не до знакомства с марсианскими красотами, сначала он искал жертв хищников, привезенных на Красную планету, потом выполнял сложнейшее задание, а под конец бесхитростно пытался не быть сожранным.

Теперь же все изменилось. Комиссия прибыла на Марс не в полном составе: для честного результата в нее были включены представители разных подразделений флота, и не все могли добраться одновременно. Пока что даже лидера не было – Стерлинг знал, что возглавить миссию поручили кому-то из спецкорпуса, но еще не выяснил, кому.

Уже прибывшие военные заняли небоскреб бизнес-класса и обустраивали там временную базу. Присутствие Стерлинга не требовалось, и он отправился бродить по опустевшим улицам города, чтобы хоть как-то погасить не отпускающую его тревогу и чувство вины.

От прогулки лучше не стало. Новый Константинополь пугал его – и не только тем, что полную зачистку от инопланетных тварей так и не провели, членов комиссии предупреждали, что некоторые хищники могли затаиться. С этим киборг еще мог как-то справиться. Его напрягало опустившееся на столицу забвение, замирание самой жизни. Раньше Новый Константинополь пульсировал движением, люди перемещались по его улицам, как кровь по венам – непрерывно, быстро, и это было нужно, чтобы гигантский организм оставался живым. Сияли огни, играла музыка, звучали голоса и смех.

Теперь же мир затих, и это создавало ощущение, что все происходит не по-настоящему, не может настолько большой город лишиться жизни! Стерлинг поймал себя на странной мысли: если бы Новый Константинополь был разрушен, стало бы проще. Реальность сделалась бы понятней! Руины будто имеют особое право на смерть и безмолвие, а такой чистый, нарядный город – нет. Сейчас Новый Константинополь выглядел как место, где не может случиться ничего плохого, и место, где способно произойти что угодно.

Стерлинг неспешно шагал по пустым улицам, оглядываясь по сторонам. Цели у него не было, кроме как смотреть. Дома были великолепны: белые, как первый снег на Земле, они сияли чистыми стеклами и казались колоннами, поддерживающими небо. Единственным ярким цветом, которому дозволялось существовать в Новом Константинополе, был зеленый, проявлявшийся густой листвой деревьев и кустов, да еще особым видом лиан, которым позволили увивать некоторые стены, но так, чтобы это дополняло общую картину, а не портило ее. Изредка дизайнеры бросали то тут, то там яркие россыпи цветов, однако на общем фоне их все равно поглощал зеленый.

Город пригрелся на Солнце, одинаковом для Земли и Марса. Отсутствие музыки его не угнетало, он наслаждался тишиной. В воздухе пахло медом от высаженных в ближайшем парке золотых цветов и свежестью от декоративного пруда. В этот миг Новый Константинополь был не ареной кровавых событий, а территорией мира и покоя. Поверить в это было несложно: сюда хищники не добрались, не пришлось даже зачищать кровь и собирать по частям мертвые тела.

Так что Стерлинг с удовольствием сделал глубокий вдох – а выдох уже вырвался из легких резким, судорожным рывком, как бывает при ударе. Киборг удар сначала и винил: решил, что кто-то напал на него, налетел так неожиданно, что подготовиться было невозможно. Стерлинг еще и сам виноват: расслабился, глазел по сторонам, как турист, и использовал только базовый набор сканеров. Как будто забыл, что совсем недавно творилось в этом городе!

Однако корить себя было поздно, а возмущения оказалось некому слушать. Мир закружился, свет то вспыхивал, то исчезал, и удар все-таки был. Однако ударил Стерлинга не притаившийся хищник, а сам Марс – извечной силой гравитации. Киборг просто провалился в яму, и воздух из него вышибло при падении на каменное дно.

Проблема в том, что никаких ям тут раньше не было, да и быть не могло. Стерлинг воспользовался остановкой всех машин, чтобы идти посередине многополосного шоссе, рассекающего центр Нового Константинополя. Да, он расслабился так, как офицеру спецкорпуса не полагалось. Но ведь он не скакал тут вприпрыжку с закрытыми глазами! Он прекрасно видел, что покрытие дороги перед ним безупречно. Ему и в голову не приходило, что сканеры придется использовать даже здесь.

Впрочем, долго гадать, что же случилось, не пришлось, достаточно было осмотреться. Одна из тварей, оставшихся на Марсе, устроила ловушку. Возможно, поэтому ее и не нашли при торопливой общей зачистке? Существо вырыло себе нору под дорогой, да еще и обработало твердую поверхность так, что дорога не проваливалась, а открывалась. Как крышка люка, позволяя сбросить незадачливую добычу в яму, а потом вернуться на место и ждать новых жертв.

Стерлинг замер, пытаясь понять, где сейчас хозяин норы, откуда исходит угроза. В том, что хищник рядом, он не сомневался: он уже видел, что поверхность дороги закреплена странной слизью, похожей на паутину, и сдвигается только чьим-то усилием. Зверь должен быть здесь, огромный, страшный!..

Но зверя не было. Единственной формой жизни в яме, кроме перепуганного киборга, оказались странные наросты, покрывающие земляную поверхность. Они располагались на разном расстоянии друг от друга и смотрелись бесформенными бело-голубыми сгустками. Как только глаза киборга адаптировались к новым условиям, он обнаружил, что сгустки светятся.

Они казались безобидными, однако Стерлинг не позволил себе обмануться – дважды за день многовато будет! Он тут же запустил все сканеры, что были ему доступны. Открытие, которое они принесли, оказалось неприятным, но иного киборг привычно не ожидал.

Это все-таки было единое существо, просто не тот монстр, которого наверняка поместили бы в яму-ловушку создатели фильмов ужасов. То, что подготовило западню, по большей части скрывалось под землей… да оно и было ямой, оно сохранило здесь землю как дополнительную подстраховку, чтобы не подпустить к себе нежеланную добычу, ядовитую или готовую сопротивляться. И все равно оно было повсюду, раскинулось под Стерлингом огромной бесформенной пеленой, распахнутой пастью прямо под ним – или сразу желудком, готовым переварить что угодно.

Внешние же проявления были призваны оценить добычу, убедиться, что она точно подходит для пожирания. Вскоре после того, как Стерлинг замер на дне, оглядываясь, из сгустков потянулись тончайшие белые нити. Они не стремились прямо к киборгу, похоже, существо было слепым в человеческом понимании, но они растягивались повсюду, образовывали сплошную сеть, и обнаружение жертвы становилось лишь вопросом времени.

– Почему на этой планете даже законы природы нарушаются?! – не выдержал Стерлинг. Он понимал, что существо его все равно не поймет, но в иных ситуациях не возмутиться просто невозможно.

Это он зря, конечно. Существо могло его не видеть, а вот на звук оно отреагировало – или на вибрацию воздуха, созданную звуком. Нити, до этого двигавшиеся плавно и размеренно, резко задергались, будто пытаясь поскорее определить, где находится источник звука, что за форма жизни оказалась в их распоряжении.

Стерлингу пока удавалось уклоняться от них, потому что яма была просторной. Это не успокаивало: он прекрасно помнил, что существо больше сотворенной им ямы. Возможно, оно обладает способностью пробить тонкий слой земли и сомкнуться вокруг жертвы гигантским коконом. Если так, все будет кончено за миг!

Выжить Стерлинг мог лишь одним способом: вернуться на поверхность. У него над головой по-прежнему синело марсианское небо – насмешливо и высоко. Даже слишком высоко, так, что и тянуться к нему не стоит. Снова захотелось возмутиться: как можно ставить перед ним задачи, решить которые он не способен? Однако существо вряд ли было настроено слушать его жалобы, а больше тут и не было никого.

Ему пришлось прорываться наверх. Стерлинг прекрасно знал, что обойти натянувшиеся в воздухе нити не получился, слишком много их появилось к этому моменту. Но киборг ведь не был безоружен – ходить без оружия по Марсу запрещалось, а он бы никогда не нарушил правила так нагло. У него был с собой термопистолет, были и крио-снаряды, однако от них толку не было, от гранат – тем более, подорвать самого себя в чужом желудке – сомнительная радость. Все равно что превратить себя в пюре для хищного уродца, спасибо большое, но он, Стерлинг Витте, такую смерть точно не предпочтет!

Действовать пришлось быстро, и сейчас это спасало, не оставляло времени раздумывать над рисками и шансами на успех. Стерлинг выбрал наиболее подходящий для подъема склон и выстрелил расширенным залпом по нитям, растянувшимся на пути.

Горели они даже лучше, чем ожидал киборг: вспыхивали и рассыпались в труху до самых светящихся сгустков. Сгустки при этом дергались, а земля под ногами киборга шла дрожью. Существо было лишено голоса, однако сомневаться, что ему больно, не приходилось. Любой живой организм реагирует на боль, и киборг не собирался дожидаться ответной реакции.

Стерлинг рванулся вперед – туда, где проход был пока открыт. Он настроил протезы на максимальную мощность, даже зная, что это может навредить им. Какой смысл беречь технику, если ей станет некому служить? Он двигался быстрее, чем раньше, и уж точно быстрее, чем способен обычный человек. Слепое существо просто не успело его перехватить, не сообразило, как это делать, и секундой позже Стерлинг все-таки вырвался на поверхность Марса.

Это должно было стать спасением, ведь в любой игре положена награда! Но жизнь – не игра, и обожженный уродец не собирался так легко отказываться от навредившей ему добычи. А может, дело было не в мести. С Марса давно вывезли большую часть живых существ, подземный хищник голодал, и он продолжил атаку, хотя в иных обстоятельствах наверняка бы отступил.

Белые нити взвились следом за Стерлингом, двинулись в разные стороны, ощупывая пространство вокруг себя. Из ямы слышался шум осыпающейся земли – похоже, хищник выбирался на свободу. Твердая поверхность дороги пошла трещинами, намекая на истинный размер и силу уродца. Стерлинг начал отползать, прекрасно зная, что уже не успеет сбежать, да и сопротивляться не сможет…

Но ему и не пришлось. Молнии рассекли воздух голубыми и белыми хлыстами, наполнив его свежим острым запахом, какой бывает обычно во время сильной грозы. Они попали в существо с идеальной точностью, уничтожили белые нити до основания, причинили уродцу такую боль, что он задергался, однако на этот раз не в желании напасть, а в стремлении спрятаться, зарыться поглубже. Видимо, даже до его крошечного мозга, или что у него там выполняет эту роль, дошло, что голод все-таки лучше, чем смерть.

Стерлингу не нужно было гадать, кто же его спас, электрокинетик на планете был всего один. Оглянувшись по сторонам, он обнаружил Кигана, неспешно приближающегося к нему со стороны перекрестка.

– Ты по-прежнему неразборчив в выборе друзей, – заметил электрокинетик. – Ты зачем вступил в контакт с живой соплей?

– Обознался! – мстительно покосился на него киборг. – Что делать будем?

– Да вот не знаю пока…

Они оба понимали, что оставлять существо без внимания нельзя. Нельзя и покидать его тут: если оно способно перемещаться под землей, оно уползет куда угодно. Однако даже Киган, который имел об осторожности и терпении весьма смутное представление, на сей раз не спешил в атаку. Электрокинетик слишком хорошо понимал: его способности плохо подходят для битвы с тем, кто живет под землей, да и известно об этом создании маловато.

Пока они лишь подошли к краю ямы и посмотрели вниз. Мерцающие сгустки исчезли, о нитях напоминали только редкие хлопья пепла, и, если бы не сканеры, Стерлинг решил бы, что существо уже уползло.

– Слушай, а ты не хочешь прыгнуть вниз и героически самоуничтожиться, унося его с собой? – задумчиво поинтересовался Киган. – Нет у тебя такой функции?

– Очень смешно, уверен, он сейчас хохочет внизу, – сухо отозвался киборг.

– Ты успел определить, что это он? Ты на что вообще упал?

– Да хватит уже! Что мы будем делать?

– Все еще не знаю, – посерьезнел электрокинетик. – Вариантов не так много, придется…

Стерлинг так и не узнал, что там Киган счел необходимым. Земля под ними задрожала, и на этот раз куда сильнее, чем раньше. В какой-то безумный миг показалось, что хищник передумал, пошел в атаку, отчаянную и почти самоубийственную. Как еще можно было объяснить то, что он двинулся вверх, да еще и так стремительно?

Существо действительно появилось из ямы, но определенно не по своей воле. Тут и сомневаться не приходилось: оно взлетело в воздух да так там и застыло, извивающийся пласт полупрозрачной плоти. Оно постоянно менялось, то наращивало бугры, то выпускало нити, но ни до чего уже дотянуться не могло.

В другой ситуации Стерлинг распознал бы телекинетический захват раньше, а тут пришлось преодолевать шок. Однако киборг все равно справился, пришел в себя, сообразил, что гигантского уродца, по размеру сравнимого с половиной челнока, легко вытащил из земли обладатель специальных способностей. Да еще каких! Пожалуй, сделать это так безупречно, не просыпав на дорогу ни горстки земли, не получилось бы не то что у Рале – у любого телекинетика с номером ниже первой десятки.

А тот, кто оказался на Марсе, не просто вытащил существо, он еще и удерживал извивающуюся тушу в воздухе. Не похоже, что это отнимало у него много сил: телекинетик, все-таки решивший подойти ближе, выглядел расслабленным, будто это вообще не он перехватил подземного хищника.

Он был молод, лет тридцати, не больше, а скорее всего – меньше. Выглядел мужчина как тренированный офицер: высокий, подтянутый, спортивный. Не откровенно ухоженный, но из тех, на ком стараются повиснуть все гражданские девицы, хоть сколько-то в этом заинтересованные. Смуглый темноглазый мужчина пришел в обычной одежде: плотных брюках, спортивных ботинках, футболке и куртке, он не носил форму, хотя на миссии особого значения этим озадачился даже Киган.

Подобный подход сбивал с толку, лицо оказалось незнакомым, так что Стерлинг даже не был уверен, друг перед ними или враг. Что, если это вовсе не союзник, а один из наемников, непостижимым образом затаившийся на Марсе? И существо он держит в воздухе не для демонстрации силы, а чтобы швырнуть в своих врагов и наблюдать за их мучительной смертью?

Предположение, что среди их врагов есть настолько могущественный телекинетик, отозвалось в душе неприятным холодом. Бояться Стерлинг умел, но не любил, а еще больше он не любил неопределенность. Поэтому киборг тут же отсканировал лицо незнакомца и запустил программу поиска.

Долго ждать результат не пришлось: телекинетик был прекрасно известен космическому флоту. А еще, как ни странно, его узнал Киган, у которого доступа к архиву точно не было.

– Вот и разобрались, кого начальство нам в командиры приписало, – тихо сказал он.

Стерлинг напряженно кивнул. Наивно было предполагать, что офицера такого уровня сделали бы рядовым следователем или чьим-то помощником. Нет, перед ними точно стоял лидер миссии, иную роль номер 1 среди телекинетиков и не принял бы.

И существо он рассматривал не для того, чтобы использовать против них, а просто из любопытства.

– Знаете, что это? – спросил молодой мужчина, игнорируя приветствие. Хотя уже то, что он отказался от формы, намекало, что к правилам он относился не слишком внимательно.

– Вид неизвестен, – сообщил Стерлинг.

– Хрень, – пожал плечами Киган.

– Согласен со вторым определением, – усмехнулся телекинетик. – А нам тут хрень не нужна.

Киборг ожидал, что он раздавит уродца, но молодой мужчина пошел еще дальше. Номер 1 просто уничтожил существо, расщепил на мельчайшие частицы, превратил в белесый туман, который направил в сторону цветника и развеял над растениями. Пара секунд – и казалось, что и не было тут никогда гигантского хищника, а телекинетик при этом оставался все таким же расслабленным.

В базе данных было сказано, что он не сразу взлетел на первый номер, сначала был назначен на пятый. Однако на то, чтобы закрепиться на вершине, ему понадобилось два месяца. В открытых личных делах никто никогда не сравнивал нынешних офицеров с их предшественниками. Но Стерлингу, который лично встречался с Делией Этерион, вдруг показалось, что нынешний номер 1 не уступает своей легендарной предшественнице. По крайней мере, он стал первым телекинетиком на памяти киборга, в движениях которого прослеживалась такая же легкость и такое же наслаждение собственным даром.

При этом на офицеров, явно уступавших ему и спасенных им от беды, телекинетик смотрел без высокомерия, скорее, с легким интересом. Он подошел поближе, и стало видно, что он чуть выше Кигана, хотя и одной с ним комплекции.

– Знаете, кто я? – уточнил телекинетик.

– Фелициа́н Рит, – отрапортовал Стерлинг. – Действующий номер 1 среди телекинетиков, удостоен награды за миссию на Венере и благодарности Легиона за помощь в Третьей антипиратской кампании.

– Угу. Можно Феликс, можно с меньшим трепетом. На «ты» тоже можно.

Стерлингу такой подход показался слишком расслабленным, почти возмутительным. А вот Киган, конечно же, сразу оценил позволение и уверенно пожал протянутую ему руку Первого.

– Киган Рэйборн, механический душнила зовется Стерлинг Витте. Так значит, ты станешь нашим отважным командиром в битве с силами зла и все такое?

– Типа того, – кивнул телекинетик. – Но это по официальной версии.

– Внезапно! А по факту что?

– Нет никакого «по факту», есть только мои догадки. Но давайте смотреть правде в глаза: я не из тех, кто копается в документах, проводя расследование, а заполнять всякие там формуляры меня никто не заставит. Я уже отказался, начальство покивало.

– Тогда зачем вы здесь? – нахмурился Стерлинг. Обращаться к руководителю на «ты» он не собирался хоть с разрешением, хоть без, с такого нарушения субординации и начинается обычно превращение миссии в цирк!

– Пока? Чтобы праздно шататься и порой удобрять газоны мутировавшими видами, – Феликс кивнул на цветы, теперь покрытые останками подземного хищника. – Это не мое место, не моя стихия… Я бы предположил, что спецкорпус через мое назначение пытается поиграть мускулами перед Легионом и всем космическим флотом.

– Высоковата ставка, – заметил Киган. – Спецкорпус тоже пострадал, сильными воинами не разбрасываются, не назначают их на миссию, которая продлится непонятно сколько.

– Поэтому я не предположил такое, а собирался предположить, – согласился телекинетик. Он перевел взгляд на далекий горизонт, проглядывающий между высоток Нового Константинополя, туда, где скрывалось под поверхностью Марса его главное чудовище. – Никто пока не говорит о таком открыто, наверху большие боссы еще спорят вовсю, поливая друг друга слюной, и все же… Есть предположение, что, когда судьба этой личинки апокалипсиса будет решена, именно мне придется ее поднимать.

«Артемида» располагалась далеко от часто используемых путей, космических станций общего пользования и планет, представляющих хоть какой-то интерес. Но иначе и не могло быть – с учетом ее истории. Когда станция, сильно поврежденная после неудачного эксперимента, стала непригодной для использования, ее отогнали подальше. Уничтожили бы, если бы могли, но рисковать не стали. Оставался шанс, что отдельные осколки уцелеют и попадут в руки пиратам – это по официальной версии. На самом же деле все понимали, что Легион и сам не утратил надежд разобраться в тайнах «Артемиды», не посвящая в это специальный корпус. Но после Марсианской Резни дальнейшее молчание стало невозможным, и координатами станции пришлось поделиться.

Когда «Артемиду» официально объявили закрытой, ее снабдили простейшими навигационными двигателями, которые гарантировали, что станция никуда не денется. Громада, полная секретов Легиона, свободно путешествующая по космосу – сомнительная перспектива! Так что «Артемиду» не трогали, но наблюдать за ней продолжали. Даже в той удаленной точке постоянно дежурили военные корабли, не подпускавшие к разрушенной лаборатории посторонних.

Но и при такой удаленности проложить маршрут к «Артемиде» оказалось легко, Лукия за свою карьеру справлялась с куда более сложными заданиями. На нынешнем пути, пусть и долгом, не было по-настоящему опасных участков. Капитану даже не требовалось перехватывать управление, автопилот должен был со всем справиться.

Это оставляло Лукии достаточно времени, чтобы разобраться с одним небольшим затруднением.

Капитан прекрасно понимала, что Альда Мазарин восприняла изменение экипажа как нечто личное. Тут и телепатией владеть не нужно, Альда, при всех пережитых испытаниях, еще все равно достаточно молода и неопытна, толковать ее реакции Лукии было несложно. Телепатка считала решение Кигана и Стерлинга если не предательством, то отказом от дружбы так точно.

Напрасно. Лукия лишь надеялась, за время долгого пути Альда успеет сообразить, что Киган своим не-участием помог куда больше, чем участием. На особо опасных миссиях тот, кто недостаточно силен, становится проблемой и даже угрозой, пусть и невольной. Киган и Стерлинг осознали это, они уступили место тем, кто принесет гораздо больше пользы.

Саму Лукию ситуация не смущала. Капитан верила, что при благоприятном исходе прежняя команда «Северной короны» сможет работать вместе. Нынешний экипаж Лукию тоже по большей части устраивал.

Она не заблуждалась на их счет и не приписывала им благородные мотивы, которых не было и в помине. Она прекрасно знала, что Стефан Северин согласился участвовать в миссии по собственным причинам, а вовсе не из-за тоски по погибшим товарищам. И что брат и сестра Ателлир не то что шпионят на Вернона, они даже не скрывают, что будут докладывать ему, и их воспоминания никто потом не подкорректирует. Пускай, главное, чтобы выполняли свою работу!

Знала Лукия и о том, почему добровольцем на миссию вызвался Матео Сибри. Кому-то вроде Альды, человеку идеалистичному и слегка наивному, его мотив показался бы куда более благородным, чем шпионские игры Ателлиров или интриги Стефана. Однако он один и смущал Лукию.

Поэтому, убедившись, что маршрут заложен верно и выполняется безупречно, она направилась к каюте, выделенной Матео.

Электрокинетик был внутри, изучал те скудные данные, что потрудился предоставить им Легион. Матео выглядел спокойным и собранным, но даже это не успокаивало: если электрокинетики выглядят спокойными и собранными, они либо нездоровы, либо что-то скрывают.

– Я догадывался, что вы придете, капитан, – слабо улыбнулся Матео. – Благодарю вас за то, что отложили этот разговор, а не провели при всех.

– Всех это и не касается, Сибри, только вас и меня. Своему помощнику я должна доверять больше, чем другим.

– Не самый типичный подход для капитана.

– Подход, который вам придется принять, – невозмутимо заявила Лукия. – Сразу после того, как вы подали прошение об участии в миссии, я навела о вас справки. То, что я выяснила, стало для вас не лучшей рекомендацией, поэтому я и оттягивала ваше назначение до последнего. Если бы Стерлинг Витте счел участие в миссии возможным, я бы сделала своим помощником его, не вас.

– И были бы неправы, с учетом его ограниченных боевых способностей, – заметил Матео.

– Боевые способности порой значат меньше, чем лояльность. Ведь именно лояльность определяет, как они будут использованы.

– Почему моя оказалась под вопросом?

– Потому что я не знаю, кому и чему вы верны, Сибри. Миссии или своей боли? Мне сообщили, что вы были не просто дружны с легионером, работавшей в вашей команде. Вы с ней были любовниками. Это неуставные отношения, которые хоть и не запрещены, но не поощряются.

Лукия терпеть не могла такие разговоры, и даже сейчас собственные слова тяготили ее. Если бы речь шла только о личной жизни Матео как таковой, капитан вообще бы в это не полезла. Но теперь его привязанность могла повлиять на его поведение – и будущее всей команды. Поэтому Лукии необходимо было спровоцировать его, нравилось ей это или нет.

Матео, к его чести, выдержал испытание достойно. Наверняка ему было больно – и от упоминания того, что он потерял, и от формы, в которой все это было подано. Но он не сорвался с той легкостью, которой знамениты электрокинетики. Что бы Матео ни почувствовал в этот миг, он сумел скрыть это от Лукии. Он выдержал ее взгляд так же невозмутимо, как выдержал бы любой капитан.

– Я ее люблю, – только и сказал он.

– Любил, – автоматически поправила Лукия, сама не зная, зачем.

– Люблю, – без малейшей агрессии повторил Матео. – Смерть это не меняет. Так что вам сообщили правду, капитан, и ваши догадки верны. Между мной и Эстрид были отношения – видите, я умею использовать прошедшее время, когда это уместно. И да, я вызвался на эту миссию только потому, что Эстрид погибла и я не считаю свою прежнюю жизнь возможной.

– Не могу сказать, что восхищаюсь самоубийственной решимостью.

– А и не нужно, потому что это не она. Я не хочу жить, тут вы совершенно правы. Но я не ищу смерти активно, потому что это оскорбило бы память Эстрид. Я действительно считаю нынешнюю миссию важной. Я сделаю все, чтобы вы достигли цели. Готов ли я умереть, если понадобится? Безусловно – и это меня даже не расстроит. Но я сделаю это только в том случае, если других путей не останется. Я постараюсь быть полезным как можно дольше, и если у меня получится вернуться живым – хорошо. Погибнуть я всегда успею. Если вы все еще сомневаетесь, я готов пройти дополнительную телепатическую проверку.

– Это не понадобится, – покачала головой Лукия. – Я вам верю. Благодарю за честность, Сибри. И… соболезную вашей утрате.

Она действительно ему верила, капитан умела отличать ложь от правды. Нельзя сказать, что позиция Матео восхитила ее, человек, который не держится за жизнь, все равно опасен, как бы умен он ни был.

Вот только Лукия с горечью признавала, что они все согласились на миссию, где необходимость пожертвовать чьей-то жизнью оказалась куда вероятней, чем обычно.

Бенни до сих пор не могла до конца поверить, что вляпалась в такую историю, да еще и добровольно. Но она же признавала, что все равно согласилась бы, даже если бы у нее осталось больше времени на размышления.

Потому что она сразу поняла: Иарлайт не отступит, он будет участвовать в любом случае. Вопрос стоял лишь в том, присоединится к нему Бенни или он пройдет через это один… или не пройдет, как повезет.

Она давно уже знала, что он привязан к легионеру из своей команды. Другом считает, чуть ли не наставником! Сама Бенни подобного отношения не понимала. Да, она больше не ненавидела Стефана Северина. Но другом она бы его точно не назвала! Даже после того, как он спас ей жизнь, она слишком хорошо понимала, что представляет собой легионер номер 3, ныне ставший Первым.

Если бы Стефан погиб на Марсе, она бы, пожалуй, грустила. Чуть-чуть. Но о том, чтобы мстить за него, и речи бы не шло! Иарлайт отнесся ко всему иначе. Его легионер не погиб, однако смерть стала вопросом времени. За те недели, что прошли с событий на Марсе, Одхан завис в странном пограничном состоянии. Он не умирал – но и не восстанавливал уничтоженную плоть, что бы ни делали медики Легиона.

Никто не позволил бы ему существовать в таком состоянии слишком долго. Во-первых, он был бесполезен. Во-вторых, он мог стать опасен – если бы сила, живущая в его теле, вышла из-под контроля. Бенни знала, что представителей специального корпуса, раненых слишком тяжело, уже начали отключать от системы жизнеобеспечения. Одхана пока защищал высокий номер, однако рано или поздно должен был прийти его черед.

Бенни было искренне его жаль, но она считала, что его нужно просто отпустить. Принять случившееся как неизбежную трагедию и жить дальше. Однако Иарлайт был настроен не мириться, а мстить. Не самый адекватный подход, который руководство почему-то поощряло. Киборга назначили на секретную миссию, связанную с Легионом. Бенни пыталась его отговорить, указывала, что он может пострадать, погибнуть, и Одхана это точно не спасет! Но Иарлайт, даже признавая ее правоту, не согласился отступить. Он никогда не говорил об этом, однако Бенни подозревала, что он винит себя в случившемся с Одханом, считая, что легионер не смог полностью восстановиться из-за придуманного киборгом оружия.

Когда стало ясно, что Иарлайт примет участие в миссии в любом случае, к Бенни явился Стефан. Как всегда, без приглашения и даже без стука в дверь, зашел в каюту Бенни, как к себе домой, и сел на кровать без спроса.

– На миссии понадобится телекинетик, – заявил легионер. – Это можешь быть ты, твоего номера хватит на такое.

– Чего? – смутилась Бенни. – Я даже толком не понимаю, что за миссия… И зачем там телекинетик?

– А зачем тебе это понимание? Тебе разве недостаточно того, что любовь гормонами под хвостом поигрывает?

Телекинетик почувствовала, что краснеет. Не было ни шанса, что Стефан не заметит румянец, полыхающий на ее щеках, и все равно Бенни сказала:

– Не понимаю, о чем ты!

– Да уж, неоднократно не понимаешь. Начала не понимать во время отпуска на станции «Мира-14», продолжила раз двадцать, последний раз прям остро не понимала на военной базе неподалеку от Марса.

Румянец теперь полыхал так сильно, что, казалось, готов был прожечь ее щеки насквозь.

– Ты что, следишь за мной?! – разозлилась Бенни.

– Сложно придумать более бездарное занятие. Все это можно почерпнуть в твоем нехитром мозге за три секунды, – ухмыльнулась эта паскуда. – Кстати, еще раз подумаешь обо мне как о паскуде – и будешь до конца жизни считать себя белым кроликом. Звучит мило, но кролики не контролируют даже опорожнение собственного кишечника, ты знала?

– Ты не имеешь права лезть в мою личную жизнь, – проворчала Бенни, прекрасно понимая, что он не блефует.

– Я много на что не имею права, но все равно делаю, и человечество в целом от этого обычно выигрывает. Смотри, какое дело: миссия действительно сложная, такая, на которой предатели будут губительны вдвойне. В малолетнем киборге я не сомневаюсь, потому что он действительно предан Одхану, что, кстати, довольно смешно. Ну а то, что вы с ним пускаете друг на друга слюни и прочие жидкости, впервые способно принести пользу. Иарлайт не оставит миссию, ты не оставишь Иарлайта. Я сам вписался в параллельный проект, и мне нужно, чтобы по вашей части все было сделано как надо.

Он знал, что она согласится, еще до того, как Бенни успела подумать об ответе. Это непередаваемо бесило, но изменить она ничего не могла. Стефан есть Стефан, его можно или принять как явление в себе, или убить, однако убить пока ни у кого не получилось.

– Что за миссия? – обреченно поинтересовалась Бенни. – И зачем там телекинетик?

– Сказал же: секретная.

– И что? Настолько секретная, что я не буду знать, что делаю?

– Узнаешь на месте. Только не изображай сейчас, что тебя это очень возмущает, ты не отказалась бы в любом случае.

Он снова был прав. Хотелось подумать о нем как обычно, однако теперь Бенни была вынуждена внимательно следить даже за своими мыслями. Зато телекинетик мстительно позволила легионеру узнать: если он со своей миссии не вернется, она жалеть не будет – и никто не будет! Однако Стефан только усмехнулся в ответ:

– Я в курсе.

Когда он наконец убрался, а она объединилась с Иарлайтом, стало легче. Но с ним всегда было легче! Даже ввязываясь в какую-нибудь откровенно разрушительную авантюру, киборг умудрялся делать вид, что ничего особенного не происходит, это забавно, игра такая. Бенни понимала, что подход дурацкий и незрелый, однако не заразиться настроением Иарлайта было невозможно.

Благодаря ему она осталась спокойна, даже когда выяснилась еще одна неприятная деталь: представлять на этой миссии специальный корпус будут лишь они двое, остальные в их команде – легионеры. Возможно, Легион и вовсе обошелся бы своими силами, но им действительно требовался телекинетик. А спецкорпус, в свою очередь, отказался выделять одного солдата, заявив, что это создаст невыносимую психологическую обстановку, и назначил напарника, которым и стал Иарлайт. Согласившийся на миссию первым. Ирония.

Когда они ожидали отправления на космической станции, Бенни снова спросила:

– Что за миссия? И если ты не дашь мне ответ, я тебя придушу!

– Когда я мог тебе отказать? – показательно удивился Иарлайт.

Так Бенни и выяснила, что космический флот не собирался оставлять в покое уродца, притаившегося на Марсе. По мнению телекинетика, если эту дрянь и следовало сдвигать с места, то лишь с одной целью: уничтожить навсегда. Но начальство придерживалось иного мнения, они надеялись каким-то образом повлиять на мутанта, спасти тех, кого спасти нельзя.

Для этого им требовался кадет, так и не получивший звание легионера.

– Его зовут Теодор Триан, хотя большинство отзывается о нем как о Тео, – уточнил Иарлайт. – Как я понял, он брат Седьмого – легионера с «Северной короны». Этот Тео лишен полноценного разума, да и внешне он не очень похож на человека. Но у него в генетическом коде есть нечто такое, что может серьезно навредить существу на Марсе.

– Это тебе так сказали, – заметила Бенни. – А на самом деле все может быть иначе.

– Ну и что? Я знаю, что нужно что-то менять. Вижу, что флот зашевелился, когда был принят этот план. По-другому я повлиять на ситуацию не могу, поэтому я доставлю им Тео!

Он верил своим словам так искренне, что у Бенни даже насмехаться над ним не получалось. Да что там, она восхищалась им за то, что он, после всех травм, неудач и испытаний, сохранил способность быть таким. Но говорить об этом открыто Бенни не собиралась, частые похвалы балуют. Она спросила о другом:

– Это ведь не боевая миссия, так? Нужно прийти на базу Легиона, взять этого Тео и привезти на Марс.

– Примерно так, да.

– Ну и зачем там тогда телекинетик? И легионеры в таком количестве, если на то пошло?

– Времена сейчас неспокойные, и любую миссию нужно рассматривать как боевую по умолчанию, – пояснил Иарлайт. – Третья сторона, участвовавшая в мятеже, еще не определена, а ее ресурсы наверняка не исчерпаны. Тео предстоит межпланетный перелет, легионеры нужны для того, чтобы он этот перелет пережил.

– А я? Уверена, для его перевозки выделят специальное оборудование!

– Это да, но всего ведь не предусмотришь… Тео, как я понял, нормально ходить не может и вообще плохо двигается. Нам нужен телекинетик, который способен не только перемещать его, но и защитить в любых обстоятельствах.

И снова оказалось, что Стефан был прав: двадцать первого номера Бенни вполне хватало для такой миссии. Похоже, легионер действительно заинтересован в успехе… Интересно, зачем это ему? Вроде как все очевидно, но Бенни давно усвоила: у Стефана всегда свои мотивы, и лишь часть из них остается на виду.

– Ладно, доставим это малоподвижное нечто на Марс, – вздохнула Бенни. – Кстати, откуда доставим? Куда Легион засунул свое сокровище?

– Стефан разве не сказал тебе? – удивился Иарлайт, хотя, будучи знакомым со Стефаном, мог бы и не удивляться! – Тео сейчас на Земле.

Приближаться к кокону без острой необходимости было запрещено всем без исключения. Вплотную не должно было подходить ни одно живое существо, разумное или нет. Даже последних хищников, оставшихся на Марсе, безжалостно истребляла охранная система, стоило им опрометчиво сунуться на периметр. Для некоторых правила и вовсе были особенными: с Красной планеты вывезли всех телепатов и легионеров. Никто не мог сказать, способно ли их присутствие повлиять на существо, однако рисковать руководство флота не собиралось.

Так что телепаты следили за существом лишь с орбиты, да и то скорее чтобы вовремя заметить изменения. Его странную мозговую деятельность они не брались ни контролировать, ни толковать.

Легионеры же с готовностью убрались подальше. Перспектива стать частью лишенной разума колонии пугала их больше смерти.

Изредка подходить к кокону дозволялось только обычным людям без специальных способностей, но и они не спешили пользоваться этой сомнительной привилегией. Наблюдение за объектом велось в основном с помощью дронов и стационарных камер. Однако кокон был слишком огромен, и на полный осмотр уходили примерно сутки. Раз в десять дней вводилась дополнительная мера контроля: на территорию приезжала военная комиссия, осматривавшая всю доступную поверхность существа.

В первое время страх был особенно велик. Дежурные смотрели на изображение, присланное камерами, не моргая. Комиссия позволяла себе облегчение отъезда только после тщательного многочасового осмотра. Показания с датчиков фиксировал искусственный интеллект.

Кокон оставался неизменным. Дни его стабильности перешли в недели, недели превратились в месяцы. Никто не считал его безопасным, о таком и речи не шло. Но к постоянной угрозе, исходящей от него, привыкли, потому что человек действительно привыкает ко всему.

Комиссия все еще приезжала и ставила отметки. Дроны все еще летали по заданным маршрутам, а дежурные лениво поглядывали на экраны. Искусственный интеллект равнодушно оповещал, что по всем возможным показателям изменений нет.

И никто из них не заметил момент, когда на непробиваемой поверхности кокона появилась первая трещина.

Глава 3

До научно-исследовательской станции «Артемида» долетал свет сразу двух звезд. Та, что поближе, опасная и уже сыгравшая в судьбе станции важную роль, сияла приглушенным рыже-красным светом. Вторая звезда была намного дальше – и могущественней, она полыхала белым так ярко, что ее лучи касались потемневшей поверхности «Артемиды», оседая на ней призрачными всполохами.

«Северная корона» замедлилась не возле станции, а куда раньше – возле охранного поста Легиона. Там неизменно дежурили два боевых корабля, которые могли стать проблемой для кого угодно, дополнительная мера охраны при общей секретности, окружавшей «Артемиду». Приказы у дежурных были строгими: никаких переговоров, право на огонь без предупреждения.

Но о разведывательной миссии им сообщили заранее, так что обошлось без неприятных моментов. Дежурные не спрашивали, кому вдруг понадобилась станция, заброшенная много лет назад. Они, вероятнее всего, вообще считали охрану остова «Артемиды» напрасной тратой времени и ресурсов. Но приказ есть приказ, так что свое мнение они держали при себе.

После охранного поста разгоняться не было смысла, и «Северная корона» неспешно приближалась к пункту назначения. Все это время Альда стояла у иллюминатора, наблюдая за огромной станцией, которую свет двух звезд очерчивал так четко, что она казалась двухмерной.

Изначально «Артемида» располагалась намного ближе к Земле и считалась лучшей разработкой своего времени. Огромная станция была оснащена несколькими автономными центрами жизнеобеспечения и тройной системой защиты. Предполагалось, что она может вынести что угодно – хоть атаку пиратов, хоть взрыв изнутри. Видимо, помещение в один из блоков непредсказуемой хищной твари никто при проектировании не учитывал.

Эксперимент, организованный еще в рамках проекта «Легат», был не единственным особо опасным на «Артемиде» – зато стал последним.

– Но началось ведь все не там? – спросила Альда.

Если бы кто-то наблюдал за ней со стороны, он заподозрил бы, что у телепатки не все дома: она находилась в каюте одна и не могла не знать об этом. Впрочем, при стороннем наблюдателе она болтать и не стала бы. Альда позволяла себе призывать образ Триана, совмещая его с реальностью, только в моменты одиночества.

Никакой необходимости в этом не было, любые беседы с ним оставались лишь формой внутреннего диалога. Телепатке просто становилось легче, когда она видела его, слышала его голос.

– Нет, – отозвался призрак. – Первый случайный эксперимент «Легата» состоялся на борту исследовательского корабля. Но он был уничтожен, пришлось использовать «Артемиду».

На эту станцию привезли добровольцев, подписавших согласие на слияние с инопланетной колонией. Альда понятия не имела, чего хотели эти люди, почему их привлекала такая судьба. Скорее всего, они думали, что с ними ничего не случится, они те самые избранные, у которых все получится… А может, им просто наскучила прежняя жизнь – или она не дотягивала до их идеалов. Из сохранившихся документов Альда уже знала, что все добровольцы были опытными военными, построившими неплохую карьеру.

Но это их не спасло. Как оказалось, чистой первородной материи плевать на заслуги своего носителя и его высокую мораль. Колония получала тело – и адаптировала его, как могла. У нее не было цели подчинить носителя или убить его, она просто приспосабливалась, объединяя два принципиально разных мира.

А человеческий мозг с таким испытанием не справлялся, он не был настроен на нечто столь сложное. Каким бы высоким интеллектом ни отличались добровольцы, все они рано или поздно поддавались безумию, очень похожему на то, что случилось в итоге с Рафалем Стромом.

Лучшие из них замечали перемены в себе. Их последней жертвой становилось уничтожение колонии – вместе с собственным телом. Они сами предпринимали нужные действия или хотя бы не сопротивлялись. Если бы так вели себя все, эксперимент все равно бы сорвался, но уцелела бы «Артемида».

Однако Маурин Годфри упустил момент, когда колония начала поглощать его разум. Это вовсе не означало, что он был слабым или плохим человеком. Нет, он отличался теми же великолепными характеристиками, что и остальные добровольцы, просто этого оказалось недостаточно. Он стремительно терял связь с реальностью, и сложно сказать, что было страшнее: это или периоды, когда его сознание прояснялось. Если бы он просто поддался воздействию мутагена и потерял рассудок, остановить его было бы куда легче. Однако в периоды прояснений он избавлялся ото всех ловушек, подготовленных для него, а поступить правильно уже не мог.

– Его ведь все равно остановили? – уточнила Альда.

– Остановили, – кивнул Триан. – Пожертвовав станцией.

Сначала «Артемиду» еще пытались спасти: против Годфри посылали то тренированных бойцов, то военных роботов. Но он с легкостью расправлялся с любым противником, а раны, которые прежде убили бы его за секунду, теперь ему не вредили. Не получилось даже эвакуировать персонал, и вскоре все на станции были мертвы.

Тогда руководство попыталось управлять «Артемидой» удаленно: там отключили подачу энергии, откачали весь воздух. Однако несколько уцелевших камер демонстрировали шокированным наблюдателям, что Годфри это не особо волновало. Существо, в которое он превратился, не нуждалось ни в воздухе, ни в тепле.

В какой-то момент мелькнул соблазн просто оставить его на станции и забыть обо всем, однако наблюдение за этим живым мертвецом заставило быстро отбросить такие идеи. Что, если он способен путешествовать через космос сам, без помощи кораблей?

– А он был способен? – насторожилась Альда, как раз вспоминавшая об этом.

– Тебя интересует, был способен он или способны ли нынешние легионеры?

– Все сразу!

– Нужно понимать, что Маурин Годфри отличался от современных легионеров, – напомнил Триан. – Первородная материя не только качественно переваривает мозг, но и дает определенные преимущества. Он не смог бы перемещаться в космосе, но был достаточно живучим, чтобы там не умереть. Что же до нынешних легионеров… Высшие способны выносить такие условия, двигаться и не умирать если не вечно, то долго.

– А ты мог?

– Да. Я мог.

Ученые, ознакомившиеся с отчетами погибших коллег с «Артемиды», забили тревогу: появились все основания предполагать, что существо эволюционирует. Оно оставалось хотя бы отчасти уязвимым, пока сохраняло человеческие черты, ведь человек смертен. Однако были причины опасаться, что оно в итоге станет более простым и более крепким организмом. Вспоминая Рафаля, Альда кивала неведомым ученым сквозь пространство и время.

Так что Годфри перехватили в момент уязвимости. Его изолировали в одном из блоков станции и направили к пылающему неподалеку красному карлику. Предположительно, это убило Маурина. Проверить все равно никто не мог.

Подлетая к станции, Альда видела печальные напоминания о тех событиях. Изначально «Артемида» строилась как кольцевая станция – череда трапециевидных жилых и технических блоков, объединенных переходами-сцепками. Теперь же это кольцо было разорвано – не хватало по меньшей мере двух блоков. Причем удаляли их не на уровне сцепок, это еще был бы цивилизованный подход. Однако военным почему-то пришлось взрывать станцию, и теперь на месте разлома остались острые металлические обломки, похожие на оголенные кости.

«Артемида» была темной и неподвижной. Она казалась бы космическим мусором, если бы не стабильно работающие навигационные двигатели, кое-как приваренные к ее уцелевшим блокам. Грубая поделка на в прошлом совершенном проявлении инженерной мысли – кукольные руки и ноги, нашитые на живую плоть.

Сразу после гибели Маурина Годфри станцию официально закрыли, для ее восстановления все равно не было никаких ресурсов. «Артемиде» просто позволили существовать, и сквозь космос парила гигантская общая могила тех, кто верил в счастливое будущее.

Чуть позже, когда окончательно сформировался Легион, он приписал заброшенную научно-исследовательскую станцию к своей собственности. Он оснастил ее новыми двигателями, пунктом хранения и постоянной охраной. Считалось, что это делается исключительно в целях безопасности, и такое объяснение не было ложью, ведь мертвая «Артемида» действительно представляла собой серьезную угрозу.

Но была у интереса Легиона и другая причина: станцию покидали в спешке, да и удалось это немногим. Пока там существовал Годфри, никто не осмелился бы сунуться на «Артемиду». Однако после его гибели вспомнили, что там осталось немало ценных материалов.

Уже во времена своего расцвета Легион отправил на «Артемиду» исследовательскую экспедицию, возглавляемую профессором Азаха́рой Криадо́ – человеком, не легионером, однако в этом не было ничего необычного. Необычным оказалось другое: профессор ничего не нашла.

Кто-то мог объяснить это тем, что на станции попросту не осталось никаких сведений, или некомпетентностью исследовательницы. Однако до того, как Годфри уничтожил «Артемиду», эксперимент длился месяцами, там анализировались случаи нескольких добровольцев. У колонии, завоевавшей человеческое тело, не было никакого интереса к научным данным, она не стала бы намеренно их уничтожать, они должны были сохраниться.

Ну а Азахара Криадо должна была их найти. Она работала на Легион не один год, возглавляла особо опасные экспедиции и добывала данные в куда худших условиях. Однако на сей раз она объявила, что ей не удалось обнаружить ничего существенного. Лаборатория была слишком сильно повреждена.

И словно этого было недостаточно для подозрений, сразу после экспедиции Азахара взяла отпуск, оставила отчет на первой попавшейся военной станции и улетела на курортную планету.

В Легионе наивных дураков не было, такое поведение там сочли, мягко говоря, настораживающим. Но производить захват известной ученой на многолюдном курорте не стали, да и Азахара оставалась на связи и считалась действующей сотрудницей. К ней приставили наблюдение, убедились, что ничего подозрительного она не делает. Профессору оставили шанс после отпуска явиться на центральную базу и объясниться.

Однако до этого так и не дошло: транспорт, на котором Азахара покидала курорт, взорвался в полете, все пассажиры погибли. Произошедшее сочли несчастным случаем, указаний на постороннее вмешательство просто не было.

– И что, Легион на это купился? – поразилась Альда.

– У Легиона не было выбора. Расследование того, что произошло с Азахарой, велось и тайно, и открыто, но ничего не принесло. Кто бы ни устранил ее, следы он замел отлично.

– А ты что об этом думаешь?

– Я об этом не думал, – пожал плечами Триан. – Ни «Артемиды», ни Шидоная никогда не было среди моих приоритетов.

После смерти профессора прошло почти десять лет, и за этот срок никаких последствий произошедшего не было. Если Азахара и вывезла со станции секретные данные, тот, кто ее убил, не сумел ими воспользоваться.

Все это означало, что толку от полета на «Артемиду» не будет. Но других зацепок просто не было, и Альда упрямо отказывалась сдаваться.

Стыковку станции и «Северной короны» никто проводить не собирался, это было слишком опасно. Когда они подобрались на максимально допустимое расстояние, капитан заставила корабль остановиться. Альда позволила призраку Триана развеяться в воздухе и направилась к ангару, в котором уже дожидался челнок.

Она успела привыкнуть к новой команде – насколько это вообще возможно. Да, ей все еще тяжело было думать о том, что челнок на сей раз поведет не Киган, что по пути к станции Стерлинг не будет ворчать о нарушении правил и о том, что все умрут… Но ведь молчаливого и спокойного присутствия Триана тоже пока не будет, а голос Римильды она не услышит вообще. Принять это оказалось намного сложнее, чем смириться с новым составом экипажа, а она все равно справилась.

За проведенные в пути часы Альде пришлось на время позабыть о вежливости и проверить разум новых спутников – всех, кроме Стефана. Влезть ему в голову было не так просто, да и незачем. Результат все равно был бы один: у него своя игра и доверять ему нельзя. А если все понятно, зачем силы тратить?

Хотя сейчас, в челноке, все они смотрелись образцовой командой, хоть в учебник академии космического флота помещай!

Место за штурвалом занял Кай Ателлир. В дороге хилеры мало с кем общались и на всех смотрели волками. Дело было не в путешествии, они так вели себя всегда, они будто нарывались на драку со всем миром. Причем казалось, что желание навалять Вселенной они делят по-семейному, пополам. Однако Альда, заглянувшая им в головы, уже успела выяснить, что по-настоящему дурноватая там только девица, брат куда спокойней и притворяется таким же маньяком скорее из солидарности.

Впрочем, настоящих проблем от них ждать не следовало: Вернон приказал им подчиняться Лукии, а хилеры слишком боялись своего босса, чтобы ослушаться. Так что миссию они планировали выполнять безукоризненно, а вот в свободное время с ними лучше было не пересекаться.

Матео устроился рядом с капитаном, там, где обычно сидел Рале… Но такое место просто предписывали правила. Вряд ли сам электрокинетик искренне пытался кого-то заменить. Его такое не волновало, он для Альды был черной бездной, по нелепой насмешке Вселенной обретшей форму человека. Но так всегда выглядят люди, которые носят в себе горе и потери.

Единственным, кто казался расслабленным, был Стефан Северин. Причем если Триан на таких миссиях выглядел скучающим, то нынешний номер 1 по привычке изображал всеобщего друга. Его нисколько не заботило, поверят ему окружающие или нет, он просто не хотел терять сноровку.

Челнок мягко вздрогнул, начиная движение. Альда не представляла, о чем думали сейчас остальные, да и не интересовалась. Все ее внимание было сосредоточено на станции, которая вблизи казалась совсем уж огромной. Телепатка прикрыла глаза, сконцентрировавшись на своих способностях.

Никакого результата это не принесло: станция была мертва. Сначала Альда проверила ее на сложный разум, потом понизила планку, выискивая возможных хищников – или даже примитивные формы жизни. Бесполезно. Все, что произошло на «Артемиде», закончилось много лет назад. Уже экспедиция Азахары Криадо покидала ее спокойно, без достижений, но и без проблем.

Хотелось сказать, что станция, полная мертвецов, была окружена гнетущей энергией, но это была бы намеренная драматизация событий, такое в спецкорпусе не поощряли. Телепаты не умели чувствовать мертвые объекты, только смерть как процесс. Однако здесь все закончилось слишком давно, и на Альду давили лишь знания об «Артемиде», с помощью которых воображение наполняло станцию призраками.

Но призраки, даже если они там были, не помешали челноку спокойно пристыковаться к уцелевшей части станции, подальше от изорванного взрывами металла.

– Системы жизнеобеспечения запустить невозможно, – предупредила Лукия. – Не на всем объекте так точно. Экспедиция Легиона обеспечила их только в одном блоке. По завершении работ они были отключены, но теперь активированы снова.

– Так почему мы не прицепились сразу там? – недовольно поинтересовалась Янга Ателлир. – На кой нам эта экскурсия?

– Субординация, Ателлир, – холодно напомнила Лукия.

Янга, надо отдать ей должное, тут же смутилась:

– Простите, капитан. Это не повторится.

– Равно как и устное предупреждение – следующее будет с занесением в личное дело. Что же до вашего вопроса, нам необходимо осмотреть хотя бы часть станции, чтобы получить общее представление о ней. Мы должны сравнить то, что увидим своими глазами, с тем, что упомянула в своих отчетах профессор Криадо.

Обладатели специальных способностей могли переносить куда большие нагрузки, чем обычные люди, но перемещение в безвоздушном пространстве к таковым не относилось. Поэтому для вылазки на станцию им пришлось использовать и защитные скафандры, и шлемы. Альда подозревала, что Стефан с легкостью обошелся бы без этого, но и он смиренно пристегнул к форме шлем. То ли чтобы не отличаться от остальных, то ли чтобы лишний раз не напрягаться.

Если бы здесь был Киган, он бы сказал, что они отважно топают в открытую гробницу. Но Кигана не было, слова так и не прозвучали, хотя все присутствующие наверняка подумали о чем-то подобном. Иначе и не получилось бы: в случае «Артемиды» это сравнение стало очевидным.

Казалось, что они из космоса попали прямиком в какое-нибудь подземелье – слишком уж темно здесь было, слишком явной стала разруха. Из вершины человеческой мысли своего времени «Артемида» превратилась в череду лабиринтов, сформированных даже не блоками как таковыми, а кое-как нагроможденными внутри них обломками. Похоже, несчастные люди, запертые на одной станции с чудовищем, пытались то ли защититься, то ли подготовиться к нападению, это уже не имело значения. Результат все равно один: никого тут не осталось.

Пробираться через завалы, да еще и без искусственной гравитации, оказалось на удивление тяжело. Обычные люди, пожалуй, не справились бы – ни с этим, ни с темнотой, разреженной лишь скудным звездным светом, который с трудом пробирался сюда через иллюминаторы. Но обладатели специальных способностей справлялись, адаптировали зрение и продолжали двигаться вперед.

Сначала Альда еще пыталась идти наравне с остальными, потом сообразила, что никому эти демонстрации не нужны, и использовала телекинез для перемещения через пространство. Ей приходилось чуть ли не легче всех… За исключением Стефана, который шел по захламленному блоку, будто все они находились на Земле и никаких особых обстоятельств вообще не было. Наглость этого стервеца пока останавливалась на границе между очевидным любопытством при осмотре обломков, но до того, как он снял бы шлем.

Альда готова была помочь любому, кто попросил бы об этом, однако остальные о таком даже не помышляли. Ну а потом телепатке стало не до беспокойства за своих спутников. Они добрались до отсеков, где сохранились трупы, и думать ни о чем другом уже не получалось.

Сначала Альде показалось, что самое страшное на погибшей станции – это переходы между блоками. Они изначально были самой уязвимой частью «Артемиды», теперь они казались ветхими и угрожающе хрупкими. В некоторых даже появились сквозные трещины и пробоины. Идешь по такой сцепке – а рядом с тобой пустота, безжизненная, бесконечная, готовая утянуть тебя в один момент… Альда с этой пустотой уже сталкивалась, поэтому внутри сцепок всегда ускорялась, словно спешила миновать узкий мост, подвешенный над бездной.

Она утешала себя тем, что хуже не будет: блоки намного крепче, те, где работала экспедиция, вообще восстановлены. Но это она зря, конечно. Опыт полетов на «Северной короне» научил Альду: хуже бывает всегда.

В первых блоках, которые они миновали, трупов не было. Сложно сказать, почему. Возможно, за столько лет мертвые тела унесло через пробоину, хотя Альда больше надеялась на то, что у членов экспедиции Криадо хватило совести забрать отсюда мертвецов и достойно похоронить. Она определенно переоценила ученых, посланных Легионом. Трупы они не трогали, просто мертвецы в свое время сами собрались лишь в некоторых блоках в отчаянной надежде спастись, сохраняя единство. А может, их туда перетащило существо, совсем по-звериному обустраивавшее схрон, кто уже скажет наверняка?

Результат все равно один: некоторые блоки были полны мертвецов. Альде почему-то казалось, что если тела и есть, то уже на последней стадии разложения. Несчастные скелеты в обрывках униформы. Все равно навевающие печаль, но достаточно непохожие на людей, чтобы отстраниться от них и не примерять их судьбу на себя.

Теперь она и сама не понимала, как позволила себе такую наивность. Воздух и тепло убрали со станции еще при жизни существа, вскоре после смерти этих людей. Так с чего бы им разлагаться так, как на Земле?

Космические мертвецы оказались куда более жуткими. Они смотрелись белесыми, и сложно сказать, было это из-за неестественного света или самого состояния тел. Далекие от природы Земли, они поддавались смерти по новым законам, превращаясь в нечто среднее между мумией и восковой фигурой. Но больше всего пугало даже не состояние плоти, а последний отпечаток души, оставшийся на ней: мертвецы сохранили в позах и на лицах такой животный ужас, что он наполнял пустую станцию даже десятилетия спустя.

Любое живое существо страшится смерти, разумное – тем более. Однако обычно даже у страха есть предел, а тут он был особенным. Эти люди – солдаты и ученые! – теряли человеческий облик перед лицом того, что на них надвигалось. Кто-то другой не понял бы, почему сложилось именно так. Но Альда ведь была на Марсе…

Она старалась не обращать внимания на мертвых, они уже не способны были ничего рассказать Альда просто медленно продвигалась вперед, глядя строго перед собой. Но не все в команде были настроены так трагично, хилеры проявили к трупам активный интерес: Ателлиры отделились от общей группы, они заглядывали в ловушки бывших баррикад, в технические помещения, они без сомнений подтягивали поближе мертвецов и изучали их.

То и дело в динамики, установленные в шлемах, врывались их возбужденные голоса. Впрочем, нельзя сказать, что их радовал вид смерти, интерес Ателлиров был исключительно научным, и это немного успокаивало. Хотя Альда не первый раз отмечала, что многие могущественные хилеры очень быстро теряют уважение к смерти как таковой.

Римильда циником не стала, просто старательно делала вид, что она такая. Но была бы такой на самом деле – не пожертвовала бы собой ради того, кого любила, пусть даже смущенно и в тайне от самой себя.

Размышления Альды прервал восхищенный крик Янги Ателлир:

– Нет, вы посмотрите на это! Серьезно, идите и посмотрите, такое нечасто увидишь!

Альда подозревала, что у нее это зрелище вряд ли вызовет такой же восторг, как у хилера. Но остальная команда действительно направилась посмотреть, и телепатке пришлось присоединиться.

Янга поджидала их возле небольшой технической ниши в стене. Такие обычно использовались для хранения инструментов или запчастей, ни для чего другого они не подходили: всего метр в высоту, меньше полуметра в ширину и глубину, что там может поместиться?

Но кое-что все-таки поместилось – а точнее, кое-кто. В нишу забилась молодая женщина, пытавшаяся то ли укрыться там, то ли через углубление добраться до технического люка – который был даже меньше, чем собственно ниша. Естественно, у женщины ничего не получилось. Да и не могло получиться: какой бы хрупкой она ни была при жизни, она не поместилась бы в тоннель, слишком маленький даже для ребенка.

Однако несчастная дошла до такого состояния, когда ей стало просто все равно. То, что преследовало ее, заставляло забыть о страхе смерти и боли. Женщина ведь сама причиняла эту боль себе! Ее тело оказалось вжато в нишу и частично – в тоннель. Она вталкивала себя туда, куда поместиться не могла, срывая кожу, выбивая плечевые суставы, ломая ребра. Тело было страшно искажено, вжато в нишу так сильно, что даже годы запустения не вырвали его оттуда.

Женщине это не помогло: ее жизнь оборвала жуткая глубокая рана на боку, оставленная с внешней стороны ниши. Она даже не видела своего убийцу: к тому моменту она застряла так безнадежно, что не могла повернуть голову.

Глядя на это изуродованное, спрессованное тело, Альда даже сейчас будто ощущала в нем страх обезумевшего животного, утратившего само понимание того, что оно делает.

Хилеры рассматривали мертвое тело с любопытством, остальные – с тихой печалью и напряжением. Наконец тишину нарушил Матео:

– Может, это он затолкал ее туда? Делал тайник, как животное?

– Эти животные не делают тайников, – тихо, без привычной язвительности сказал Стефан.

– А даже если бы делали, это не внешнее воздействие, – заметила Янга. – Она точно все проделала сама.

– Раздробила собственные кости? А вот тут мышцы порваны так сильно, что рука будто отвалиться готова! – поежилась Альда.

– И отвалилась бы – травматическая ампутация! Не успела просто. Вряд ли она чувствовала боль, страх всегда сильнее боли, если до сравнения дойдет. Ты как телепат должна знать, вообще-то!

– Она бы не выжила, даже если бы он ее не убил, – заключил Матео, тоже внимательно осмотревший тело. – Не думал, что можно так напугать… Интересно, чем именно?

– Полагаю, что вот этим, – отозвался Кай.

Он как раз на мертвую женщину не смотрел, он переместил поближе труп мужчины. Тело покойника было испещрено глубокими ранами – каждая размером с кулак, не меньше. Даже Альда, знавшая медицину лишь на общем уровне академии, могла определить, что это не следы термовыстрелов или колотых ран. Казалось, что из тела мужчины просто вырывали плоть – методично, безжалостно, кусок за куском. И судя по тому, каким искаженным его лицо осталось после смерти, большую часть этого процесса он почувствовал…

– Чем были нанесены раны? – уточнила капитан.

– Руками, – безразлично отозвался Кай. – И человеческими зубами. Причем размер зубов менялся в зависимости от того, какую часть тела нужно было обглодать. А если сделать прямой укус было никак нельзя, хищник отрывал кусок тела рукой.

В это время его жертва была жива, кричала, вырывалась изо всех сил, но ничего не могла изменить. А люди, запертые в этом блоке, были вынуждены наблюдать за последней агонией того, кто еще совсем недавно улыбался им! Они понимали, что очень скоро это произойдет и с ними, других вариантов просто нет, хищную тварь не остановить. Именно это породило такой ужас, который заставил молодую женщину изломать собственное тело в отчаянной попытке отвлечься от страха.

– Доэкспериментировались, – выдохнул Матео.

– Мы здесь не для того, чтобы осуждать их, – напомнила Лукия. – За свою ошибку они заплатили сполна, для нас их гибель уже не имеет практического значения.

– Вообще-то, имеет, – возразил Стефан. – Если мы здесь для того, чтобы получить данные, то это начало.

– Что вы имеете в виду, Северин?

– То, что представляет собой первородная материя – и финальная стадия ее эволюции – в поедании как таковом не нуждается. Оно не ест, оно присоединяет, это диффузия, если угодно, но никак не поглощение и переваривание. Потребляет пищу как раз человек.

– Оно уже изменилось достаточно сильно, чтобы стать бессмертным, но все равно сохраняло человеческие повадки! – догадалась Янга.

– Вот именно. То, что сейчас сидит на Марсе, преобразилось намного быстрее. И если оно освободится, победить его будет даже сложнее. Это можете записать в блокнот с добытыми нами данными, если таковой имеется.

Казалось, что это наблюдение не так уж важно – ведь Годфри мертв, других мутантов такого уровня больше нет, да и не будет! Однако Альда все равно почувствовала укол тревоги. Стефан вполне справедливо указал, что слияние человека и колонии гораздо сложнее, чем они предполагали. Что, если Триан действительно вернется, обретет свое тело, но станет таким же плотоядным чудовищем, каким был Годфри? Только намного сильнее… Простит ли он их за это, если сохранит сознание? Имеют ли они право так с ним поступить?

Альда тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли. Нельзя бояться на старте миссии, это просто неправильно! Они ведь даже не вышли на след Шидоная, для сомнений нет причины. Лишь после того, как они добудут первородную материю, можно будет посомневаться: готова ли Альда вообще рискнуть судьбой всего человечества?

Пока же их маленькая группа продолжила путь по космической станции, похожей на разоренное кладбище.

Если смотреть только на Солнце, не так сложно поверить, что он прямо сейчас на Земле. Потому что Солнце одно на две планеты, деревья такие же, ветер приносит запах свежескошенной травы – сервисные дроны продолжают работу даже в опустевшем городе. Почти как отпуск… Если сосредоточиться на настоящем моменте и не думать обо всем остальном.

Именно этим и занимался сейчас Киган. Он обнаружил на крыше небоскреба, который они выбрали в качестве временной базы, кафе с открытым балконом. Возле прозрачных перил были установлены на удивление удобные деревянные кресла, в которых можно было полулежать, потягивать коктейль из высокого, покрытого испариной стакана и смотреть, как Солнце путешествует по небу.

Ну и подстреливать чужие дроны, конечно, куда без этого. Они появлялись тут редко – но все-таки появлялись, мимикрируя под военные. Киган, в отличие от Стерлинга, даже не пытался заучить все регистрационные номера. Он просто принес с собой сканер, который сам определял, «свой» дрон – или кто-то опять наглеет.

Сначала электрокинетик еще пытался захватить дроны целыми, изучить их, понять, кому они принадлежат. Потом понял, что это бесполезно. С ними играли не полуграмотные пираты, тот, кто обладал наглостью отправлять дроны в опустевший город, умел заметать за собой следы. Поэтому Киган теперь просто посылал в них молнии, неизменно попадавшие в цель. Для этого не нужно было подниматься с кресла – или даже отказываться от алкоголя, что уж там, хотя на миссиях пить не полагалось. Но многолетний опыт подсказывал Кигану, что алкоголь в таком количестве его организм воспринимает как газировку: скорее бодрит, чем пьянит.

– Что вы тут делаете? – прозвучал у него за спиной удивленный голос.

– Бухаю и стреляю, – невозмутимо отозвался Киган.

Ему не нужно было оборачиваться и проверять, кто там еще пожаловал на крышу, голос был знакомым. Киган не стремился сойтись со всеми, кого флот послал на Марс, но хотя бы раз уже с ними пересекался.

Самым впечатляющим представителем комиссии, безусловно, оставался Феликс Рит. Киган даже не догадывался, что спецкорпус озадачится таким! Похоже, большие боссы воспринимают ситуацию очень серьезно, раз сразу зашли с козырей. Только поздно они спохватились… Киган смотрел на шрам на своем запястье и думал о том, что слишком поздно.

Феликсом многие восхищались, он и правда был отличным воином. Впрочем, сам Феликс от такого восхищения быстро уставал, поэтому на базе он не задержался. Вскоре он отправился в город, отлавливать оставшихся уродцев. Именно поэтому Киган был здесь, а не там. Ничего лично против Рита он не имел, но почему-то все равно не хотел с ним пересекаться. Да и вообще с кем бы то ни было, это даже Стерлинг уловил, а девица, вот, приперлась.

Тели́ла Лимао́та была не из специального корпуса, ее послал флот. Она считалась военной, лейтенантом, но Киган прекрасно знал подобных военных: чистая формальность, звание на пустом месте. По факту же, такие, как Лимаота никогда не бывали на поле боя и падали в обморок от самой перспективы оказаться там.

Девица эта, бравый лейтенант, была невысокой и пухлой. Не толстой, нет, просто из тех, кто от природы наделен широкой костью. Она держала себя в форме, фигура у нее была женственная, с тонкой талией, округлыми бедрами и полной грудью, но для офицера это сомнительное достижение. Не похоже, что Телила владела хоть какими-то боевыми искусствами. Да и зачем ей? Такие, как она, коротали время между академией и пенсией в кабинетах, заполняя бесконечные формуляры, составляя анкеты и прописывая инструкции.

Вероятнее всего, за жизнь девицы, длившуюся, по предположению Кигана, лет тридцать, это было первое полевое задание. Телила заметно нервничала, хотя провела на Марсе не один день, постоянно краснела и легко смущалась. В комиссии она расследованием не занималась, просто писала отчеты за других, это у нее хорошо получалось.

Ей почему-то казалось, что если она ответственно относится к своей работе, то и остальные должны. Теперь она застыла где-то за спиной у Кигана и только возмущенно сопела. Сложно сказать, что поразило ее больше: его слова или то, что он действительно занимается таким в рабочее время!

– Так же нельзя! – наконец выдала она.

– Ладно. Буду знать, – отчитался Киган и сделал еще один глоток из стакана.

Кажется, он слышал, как девица поперхнулась возмущением. Он надеялся, что она уйдет, однако Телила оказалась удручающе настойчивой. Она промаршировала вперед и остановилась перед креслом, заслоняя электрокинетику великолепный вид.

Она была даже забавной: затянулась в строгую форму, попыталась собрать в пучок мелкие кудряшки, а они все равно пружинками выбивались во все стороны. Телила была похожа на одну из тех кукол, которые теперь можно увидеть только в музеях: пухлое лицо, в котором до сих пор сквозило что-то детское, круглые глаза, полные розовые губы – она их не красила, от природы такие достались. Она казалась школьницей, которая зачем-то переоделась в военную, а с учетом ее фигуры причины подбирались далеко не детские.

Кигану все равно полагалось воспринимать ее всерьез. Кто сказал, что миссия будет простой?

– Сейчас рабочее время, – напомнила Телила. – Вы не можете проводить его вот так!

Она думала, что наконец нашла выигрышный аргумент. Электрокинетик не позволил ей слишком долго наслаждаться триумфом:

– А в чем моя работа?

– Э… Ну… Работать! Не знаю, но уж точно не валяться тут с коктейлем!

– Я охранник, – подсказал Киган. – В смысле, приписан к охране группы. Я охраняю.

– От кого?

– Вниз посмотрите.

Она сначала бросила возмущенный взгляд на него, просто чтобы обозначить свою позицию, и лишь потом покосилась вниз. Телила старалась делать вид, что не боится высоты, хотя, конечно же, боялась. На далекой дороге ее поджидала груда сожженных дронов, выступавшая молчаливым свидетелем полезности Кигана.

– Убедились? – поинтересовался электрокинетик.

– Ну… Да… Но вы все равно должны делать это не так!

– А как?

– Как-то… дисциплинированно!

– А какая разница? – Киган выпустил в небо череду из пяти искристых молний.

Получилось красиво, но девица все равно шарахнулась, уперлась спиной в перила, решила, что кто-то подкрался к ней сзади, и отпрыгнула уже оттуда. Дерганая все-таки… Но хоть обзор освободила – уже плюс.

– Прекратите! – возмутилась она.

– Я лишь пытаюсь показать, что могу стрелять из любого положения. Хоть стоя, хоть сидя, хоть скрутившись кренделем. Что вас не устраивает?

– У солдата космического флота есть образ, которого нужно придерживаться!

Киган до последнего надеялся, что она от него отстанет. Явно же этот пупс поддался очередной панической атаке и вышел на крышу просто подышать! Но нет, Телила осознала себя хранительницей военной морали и теперь действовала по методу земной мухи: доставала одним своим присутствием.

Подыгрывать ей и дальше Киган не собирался, он все равно устал валяться – как бы странно это ни звучало. Электрокинетик отставил в сторону стакан, который был по-прежнему наполовину пуст, а не полон, но со времен Марсианской Резни иначе и не случалось. Думать об этом не было настроения, и Киган просто направился к перилам.

– Вы куда? – смутилась Телила.

– Придерживаться образа!

– Что вы собрались делать?

– Я на дежурство, обойду периметр и все такое. Не скучайте.

Прежде, чем Телила успела снова упрекнуть его или что-то спросить, он уверенным движением перемахнул через высокие перила и сорвался вниз.

Его встречали сорок этажей пустоты. Принимали, обнимали прохладой, как родного. В короткие моменты полета казалось, что все хорошо, а плохое было неправдой… Ничего на самом деле не существует, ему приснились не только события на Красной планете, но и вся его жизнь. Во сне ведь часто бывает чувство полета! Но стоит только проснуться, и все будет хорошо, потому что проснется он не один.

Раньше высота манила его именно поэтому. Теперь же Киган пришел в себя – насколько это было возможно. Он позволил себе насладиться свободным парением, ну а потом снова призвал электричество, пустив его вниз.

Летать электрокинетики не умели, вообще никакие, даже самые сильные. Зато умели медленно падать, и этого было достаточно. С помощью созданного поля Киган уменьшил собственную скорость, подведя ее к безопасному пределу. Благодаря этому он сумел ловко приземлиться на ноги среди обломков дронов.

Он посмотрел вверх и махнул рукой Телиле, превратившейся теперь в крошечного человечка, застывшего у перил. Отсюда невозможно было разглядеть ее лицо, но Кигану и смотреть было не нужно, и так понятно, что она там сейчас бледная и трясется потешно. Ну, пусть привыкает, работа со спецкорпусом – она примерно такая, легче не будет.

На Марсе не было никакого периметра, который следовало бы обходить… Кроме охранного периметра вокруг бывшего «Демиурга», но туда никому соваться не разрешалось. Так что Киган отправился просто бродить по улицам, надеясь, что не пересечется с Феликсом – каковы вообще шансы в мегаполисе?

Феликс, конечно, компания поприятней, чем пухлая зануда, но Кигану сейчас вообще никакой не хотелось. Он убеждал себя, что просто гуляет, разминает затекшие мышцы, до последнего. А потом вдруг обнаружил, что стоит перед той самой площадью, на которой все произошло.

Когда Новый Константинополь эвакуировали, тут прибрали, как могли. С помощью дронов, конечно, люди были заняты другим – да и не хотелось людям на такое смотреть. Немногочисленные уцелевшие фрагменты тел увезли на захоронение. Кровь замыли, по большей части удачно. Но дыры в земле и каменных плитах остались – страшные темные рытвины с рваными краями. Те самые, из которых появлялось существо… и в которых исчезала жизнь.

Римильда все еще была здесь. Такой вот парадокс: она исчезла отовсюду, но тут была. Замерла над провалом, окруженным черными разводами – тут землю жгло электричество. Римильда была спокойна, она-то знала, что делает. Она не сомневалась. Легче от этого не становилось.

Киган понятия не имел, сколько времени провел здесь. Он приходил на площадь уже не первый раз, и постоянно время застывало, играло с ним. Захотелось снова разодрать шрам на руке, так, чтобы пошла кровь. Но Римильда хмурилась, осуждала за это, и Киган просто заставил себя уйти.