Реванши́ст

Глава 1. Будьте вы прокляты

В Костаржи вешали редко. Ну а графа до этого – вообще никогда.

Серое небо нависло над площадью Святого Якова Огнетворца, словно предвещая трагедию. Холодный ветер гнал по мощеной булыжником площади обрывки пергамента и сухие листья. Запах сырости и гнили висел в воздухе, смешиваясь с тяжелым ароматом страха и отчаяния.

Андрэ дель-Косталь стоял в толпе и старался не выделяться. Поверх единственного костюма, оставшегося у него, мальчишка накинул самый обычный плащ, который ему втюхал Гурат. Старая солдатская шляпа, нацепленная с той же задачей, оказалась сильно велика, но ее поля хорошо скрывали приметное лицо.

От плаща пахло кислятиной и мокрой псиной, а шляпа то и дело сползала на лоб, скрывая все. Сейчас он походил скорее на голодранца, который ограбил пьяного солдата, но это даже неплохо. Мало кому из горожан придет в голову, что беглый сын опального графа оденется в такое по своей воле.

И уж тем более никому не придет в голову, что беглец заявится на место казни, где так много солдат. Вот только Андрэ не мог поступить по-другому.

Отец выглядел отвратительно. Его вывела из бронированного экипажа пара солдат и грубыми толчками направила к только что сооруженному помосту. Специально для него возвели. Шесть плотников работали не покладая рук, явно старались.

Только сейчас они поняли, что имелось в виду под фразой «заказ для графа дель-Косталя». И, судя по кислым рожам, они явно оказались к такой шутке не готовы.

Отец поднялся на подмостки и встал, где велено.

От того сильного и крепкого мужчины, каким он был буквально два дня назад, не осталось и следа. Пальцы переломаны и распухли так сильно, что рука походила на лапищу кузнеца Эдмона, а не на руку благородного владельца этих земель. Левый глаз заплыл багровым синяком, а на скуле виднелся глубокий порез. Его некогда прямая спина теперь сгорбилась под тяжестью пыток.

Легкая рубашка за недолгое время оглашения приговора успела пропитаться кровью из вновь открывшихся ран, образуя на ткани жуткие алые узоры. Если не знать, кого вешают, то можно было бы предположить, что гвардия поймала главаря банды душегубов, настолько неприятно выглядел отец.

Государственный обвинитель – граф Бенуа дель-Конзо – на его фоне выглядел просто роскошно: дорогой камзол из бархата с вышивкой, шелковая сорочка, а на ногах сапоги из искусно выделанной телячьей кожи. Длинные мышиные волосы туго стянуты в хвост.

Что говорил этот червяк, Андрэ не слушал. Кровь так сильно била в висках, что заглушала любые звуки. Судя по тому, с каким запалом говорил Бенуа, он переходил к вердикту. Дель-Конзо взглянул на притихшую толпу перед виселицей и выдержал театральную паузу. Его холеное лицо лоснилось от самодовольства, а в глазах плясали огоньки злорадства.

Он то и дело поправлял свой безупречный камзол, словно боясь запачкаться от одного лишь присутствия рядом с измученным подсудимым. Скрип досок под его ногами казался неестественно громким в напряженной тишине.

Отвратительный фарс, и все вокруг это понимали: обвинитель, подсудимый, даже толпа. Королевский суд всего за день. Обвинение меньше чем за час. Чтение приговора и то заняло больше времени, чем все следствие.

Люди молчали, но это молчание звучало громче любого крика.

Напряжение висело в воздухе, густое и осязаемое. Кто-то украдкой вытирал слезы, другие сжимали кулаки от бессильной ярости. Шепотки пробегали по толпе – то тут, то там, словно ветер по пшеничному полю. Но тут же они затихали под тяжелыми взглядами солдат дель-Конзо. Звон доспехов и оружия стражников время от времени нарушал гнетущую тишину.

Андрэ видел, с каким достоинством смотрит замученный и усталый отец. Мальчишка окинул всех собравшихся длинным спокойным взглядом, запоминая каждого. Толпа хранила гнетущее молчание, будто оцепенев от ужаса. Ни единого возгласа, ни малейшего требования скорой расправы не доносилось. Горожане просто смотрели на то, как пришлые вешают их графа, и старались не выдать настоящих чувств.

Вокруг площади возвышались старинные здания с узкими окнами, за которыми прятались любопытные лица людей, которым не нашлось места на площади. Флаги с гербом дель-Косталей, еще вчера гордо развевавшиеся на ветру, теперь были сорваны, а на их месте уже виднелись королевские штандарты.

Личное войско отец распустил перед арестом по прямому приказу короля. Теперь практически все офицеры заперты по домам и квартирам в ожидании суда, но уже над ними. Солдаты Дель-Конзо сейчас хозяйничали в городе и пригородах. Вели они себя по-свински нагло, и это немудрено – королевские гвардейцы встали двумя лигами южнее на дороге. Начни чернь в городе беспорядки, и эти паскудники примчатся на помощь захватчикам меньше чем за день.

И как бы ни любили подданные своего графа, но справиться с ротой пороховых магов в одиночку у них не получится.

Достаточно и половины таких бойцов, чтобы положить в гроб каждого мужчину старше двенадцати. Запах пороха и масла от оружия новых хозяев города витал в воздухе, смешиваясь с привычными ароматами.

Люди не пойдут на смерть, и Луи дель-Косталь этого и не ждал. Он отдался в руки суда, лишь бы предотвратить бессмысленную резню, которая могла захлестнуть город.

Он устал от резни.

Мостовая, по которой арестанта четвертью часа ранее вывели на эшафот, оставалась все еще влажной от недавнего дождя, отражая тусклый солнечный свет, пробивавшийся из-за туч.

Они с сыном встретились взглядами. Мгновение узнавания, замешательства и облегчения отразилось у отца только в глазах. Внешне же он и бровью не повел – казался холодным и отстраненным, словно только что проснулся и не до конца понимает, какого черта тут происходит. Только бы не выдать слишком долгим взглядом своего мальчика.

Нельзя.

Колокол на ближайшей церкви пробил полдень, заставив некоторых особенно впечатлительных в толпе вздрогнуть. Пауза меж тем уже слишком затянулась, и королевский обвинитель продолжил.

Его голос разносился по площади, отражаясь от стен домов:

– За ваши преступления, злоумышление против короны, заговор с целью свержения законной власти, за вероломство и предательство, вы, Луи, приговариваетесь к смерти через повешение.

Немногие наивные мечтатели, ждавшие помилования, выданного в самый последний момент, ахнули. Где-то в толпе раздался приглушенный женский плач.

Сердце замерло, пропустив три удара. Андрэ понимал, что этим и закончится, еще вначале, но все же итог заставил его вздрогнуть. Королевского помилования можно тоже не ждать: путь из Луарли́ до Костаржи займет не меньше четырех дней. И это при условии, что на каждой путевой станции найдется свежая лошадь, а есть королевский курсор будет на ходу. Вот только король не даст помилования.

Все подстроено с самого начала. Состав судей, бумага с печатью короля. Он тоже замазан.

Меж тем дель-Конзо продолжал играть на публику. Он поднял голос так, что его стало слышно без особого труда и из дальних рядов. Эхо его слов отражалось от фасадов зданий, окружавших площадь.

– Также ставлю в известность вас, что все ленные земли, находящиеся у вас во владении, будут отторгнуты в пользу короны. Титулы лорда упразднены ввиду ликвидации вашей провинции. Вы исключены из реестра рыцарства и более не имеете право таковым называться. Вы и ваши потомки, признанные и непризнанные, более не могут именоваться титулом графа дель-Косталь, шевалье или каким-либо другим именем, отличающимся от родового. Все ваши подданные с момента казни становятся личными подданными короля.

Ветер усилился, трепля королевские знамена, недавно вывешенные над зданием ратуши. Их шелест казался насмешкой над происходящим. «Королю, но не тебе», – как бы говорили они.

Дель-Конзо выдержал еще одну паузу, давая толпе понять то, что он только что сказал. Ублюдок заложил руки за спину и покачнулся, перекатываясь с носков на пятки и наоборот. Скрип досок эшафота под его ногами казался неуместно веселым в напряженной тишине.

Ну вот, графа он уже убил, осталось повесить человека, носившего этот титул.

Ему не терпелось, и он этого не скрывал. Почти детское нетерпение читалось в каждом его движении, в блеске глаз, в едва заметной дрожи пальцев. Он походил на мальчишку, ждавшего подарка, только вместо деревянной шпаги была казнь злейшего врага.

Ублюдок.

– Мне можно сказать последнее слово?

Было слышно, как больно говорить приговоренному. Его голос, некогда сильный и уверенный, теперь звучал хрипло и надломленно.

– Исключено! – Дель-Конзо дал петуха.

Толпа почти рассмеялась, но время и место не располагало. Где-то вдалеке прокаркал ворон, словно предвещая неминуемую смерть.

– Достаточно того, что уже написано в вашем признании. Вы мерзавец, Луи. Жалкий мелочный негодяй, предавший корону ради выгоды. Вы – позор всего дворянского рода, мне противно дышать с вами одним воздухом, и я не желаю более этого делать. Гульяр, приступайте!

Леонард Гульяр – любимый дядя Лео, интендант провинции первого ранга – за все время судилища так и не взглянул в глаза старому другу. Казалось, что за эти два дня он постарел на несколько лет. Глаза его ввалились, а лицо посерело, как после бессонной ночи.

Что же… кто-то ведь должен был пытать отца.

Услышав свое имя, Гульяр словно на деревянных ногах подошел к осужденному, закрепил петлю на шее, а после что-то тихо прошептал. Его руки заметно дрожали, когда он выполнял свою мрачную обязанность.

Андрэ стоял далеко и не расслышал бы их разговора и в полной тишине, но ропот толпы и свист ветра заглушали все звуки еще сильнее. В ответ же бывший граф, а теперь простой Луи Жуар рассмеялся и сплюнул себе под ноги. Трудно было представить, что отец, требовавший от сына исключительных манер, сделал бы подобное в обычной ситуации. Похоже, он окончательно смирился со своей участью.

Небо над площадью потемнело еще больше, обещая скорый дождь. Казалось, сама природа оплакивала судьбу семейства дель-Косталь.

– Не стоит тебе это видеть, малыш, – проговорил Жан Гурат хриплым басом.

Весь вечер он отговаривал мальчишку от похода в центр и теперь вздрагивал от каждого шороха, нервно оглядываясь по сторонам.

– Нет, – ответил Андрэ, не поворачиваясь к своему последнему верному солдату. Его глаза в эту самую секунду оставались прикованы к эшафоту.

– Ну же, пойдем. Милорд не хотел бы…

– Замолчи. Я должен все запомнить. – Голос мальчика дрожал от сдерживаемых эмоций.

– А, дьявол, – выругался в сердцах Гурат и вернулся к осмотру окрестностей, его рука лежала на эфесе шпаги под плащом.

Священник отчитал последнюю молитву, и Гульяр дернул рычаг. Площадка под осужденным на смерть провалилась, и он забился в петле. Сын смотрел, как отец борется со смертью. Шея выдержала рывок, так что теперь он умирал от удушья. Вены на его шее вздувались, лицо стало пунцовым, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он страдал долгую минуту, пока Леонард не спустился и не повис на нем грузом в два отцовских веса.

Раздался хруст. Шея наконец сломалась.

– Далее, – продолжал дель-Конзо, его голос звучал холодно и безразлично, – введите подсудимую.

Карета во второй раз покачнулась, и из нее вышла мама в сопровождении пары солдат. Графиня Аннет дель-Косталь держалась с достоинством, которым всегда отличалась. Высокая и статная, она шла к эшафоту с гордо поднятой головой, несмотря на то что ее некогда роскошные темные волосы были небрежно острижены, а на запястьях виднелись следы от наскоро снятых кандалов.

Народ ко всякому привычен, но не к виду благородной дамы в кандалах – может и свару устроить.

Ее голубые глаза, которые передались и сыну, горели несломленным духом. При виде ее в сером шерстяном платье, заменившем привычные шелка и бархат, толпа зароптала. Даже в этом простом наряде графиня излучала благородство, которое невозможно скрыть.

Постепенно голос толпы все нарастал. Женщины и мужчины роптали, перешептывались и не понимали, какого черта эти ублюдки тащат на виселицу и ее? Царил гвалт, так что расслышать получалось только отдельные фразы.

Солдаты, словно почуяв недовольство людей, встали более плотным строем и перехватили мушкеты. Весь первый ряд ощутил десяток вспыхнувших искорок демона. Пороховики прикоснулись к запечатанным демонам и приготовились стрелять по толпе.

Словно по команде они подняли мушкеты, и строй ощетинился штыками.

– Не нужно, друзья мои, – произнесла мать сквозь слезы, ее голос дрожал, но оставался твердым.

Андрэ узнал этот тон – так она говорила с ним в детстве, когда хотела успокоить.

– Не нужно давать повод вас убить. Прошу вас, сделайте это последнее одолжение мне и моему бедному Луи. Мне будет больно знать, что моя смерть повлечет за собой еще и ваши.

Ее слова заставили сердце сынишки сжаться от боли и гордости. Толпа немного утихла, очарованная достоинством этой женщины.

– Мадам де Жуар, вы обвиняетесь в пособничестве государственной измене. Понимаете ли вы высказанное обвинение? – Слова дель-Конзо прозвучали как удар хлыста.

– Да.

Голос матери показался громогласным, в нем звучала закаленная сталь, которую сын так часто слышал, когда она отчитывала нерадивых слуг или спорила с отцом.

Обвинитель слегка опешил от ее напора, но затем вернул расположение духа:

– Вам есть что возразить?

– Нет, и будьте вы прокляты, Бенуа. Жалкий мелочный ублюдок.

Мать плюнула негодяю в лицо, и слюна осталась у него на дорогом камзоле. Попала она прямиком на серебряную вышивку. Бенуа недовольно взглянул на место плевка, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения. Он резко развернулся и пошел прочь. Возле Гульяра он остановился на мгновение и велел продолжать казнь.

Леонард нервно сглотнул.

Он подошел ко вдове и попытался накинуть петлю ей на шею, однако женщина с силой огрела его по лицу. Звук удара эхом разнесся по площади.

– Не смей трогать меня, жирный мерзавец!

Аннет дель-Косталь сама накинула на шею петлю и крепко затянула. Ее руки, несмотря на тяготы заключения, двигались уверенно и ловко. – Будь ты проклят, ты и весь твой поганый род, предатель. Ты был ему как брат, негодяй.

В ее голосе звенела такая ярость, что Леонард невольно отшатнулся. Никогда за свои пятнадцать лет Андрэ не слышал, чтобы мама говорила с такой ненавистью. Только не вечно спокойная и рассудительная мама. Гульяра это, похоже, также удивило и испугало.

– Пожалуйста, замолчи, Аннет. – Это стало единственной фразой, которую тот смог выдавить из себя.

Гурат потянул подопечного назад. Парнишка почувствовал, как дрожат руки у старого солдата.

– Вот теперь мы точно уходим, – сказал он тихо и непреклонно. В его голосе не слышалось страха, только решимость. Нужно будет – и на руках понесет.

– Нет!

Андрэ попытался вырваться, но хватка была крепкой. Он чувствовал, как его сердце бешено колотится, а в горле стоит ком. Он должен остаться и запомнить все до последнего мгновения. Он не должен просто оставить родителей вот так. Не должен и не…

– Нас сейчас заметят. – Слова эти Гурат уже едва ли не рычал. Его лицо исказилось от напряжения. – А, к черту!

Старик быстро заломил мальчишке руку и потащил его прочь. Он уводил последнего члена рода дель-Косталь. Рода, которому служил три десятка лет и который в итоге не смог спасти. Он уводил мальчонку прочь от ужасающего зрелища казни его матери. Тащил упирающегося и ругающегося сироту и молил богов, чтобы все закончилось быстрее.

Каждый шаг давался юноше с трудом, словно его ноги налились свинцом. Позади них раздался скрип механизма и коллективный вздох толпы.

Андрэ зажмурился, пытаясь сдержать слезы. Горячие, почти кипящие слезы не обжигали. Они стекали по щекам, оставляя тонкие мокрые дорожки. Слезы лились и лились, опустошая сердце и заставляя чувствовать себя пустой оболочкой без души. Он и был ею сейчас – голем, слепленный из глины, а не рожденный от людей. Мертвый внутри и одинокий.

Небо разразилось дождем во второй раз.

Глава 2. Горячая южная кровь

Дождь лил и лил.

– Это было безрассудно, – прорычал Гурат, грубо втолкнув Андрэ в темную сырую подворотню. Запах плесени и гнилых овощей ударил в нос. – Как я только согласился на все это? Ты хоть понимаешь, что могло случиться?

– Я должен был, Жан, – тихо произнес мальчишка, опустив глаза. Его тонкие пальцы нервно теребили край потрепанного плаща. – Я пошел бы и так, даже без твоей помощи.

Конечно, именно этим соображением старый солдат и руководствовался. Гурат служил у дель-Косталей три десятка лет, а потому знал их породу, как свои четыре с половиной пальца. За эти тридцать лет он вдоволь насмотрелся на своих лордов, их причуды и безрассудства. Именно лордов – мальчишка будет уже третьим, кому служит Жан, и, похоже, не менее хлопотным.

На службу Гурат поступил еще во времена деда этого мелкого засранца. Стальной Арно трепал гноанцам нервы, а потому набирал солдат, как разбитная шлюха собирает срамные болячки. К нему же записалась и рота Жана. Вот только старый лорд умер на третью весну после этого. Не пережил тяжелейшего сабельного удара, оставив после себя лишь горстку воспоминаний и контракт еще на семь лет без права досрочного расторжения.

Сынок Луи принял титул на месте, прямо в походной палатке умершего отца. Говорили, что его руки все еще были в крови. Так или иначе, но графом он стал. А затем, не дав времени высохнуть слезам на щеках, повел солдат в бой и размазал врагов тонким слоем по полю.

«Горячая южная кровь», – как шутил Гурат про себя, глядя на своих господ.

Да уж… Только эта самая кровь шла в придачу к поистине ослиному упрямству и безрассудной храбрости. Сколько раз молодого графа Луи приходилось вытаскивать из самой гущи сражений, где тот резался, словно полоумный, работая шпагой и дагой и выкрикивая отборную кабацкую брань, Гурат уже и не помнил. Сбился со счета, потому как больше чем до ста считать не умел.

Андрэ же, хоть и рос больше маминым ребенком, тихим и рассудительным, с носом, вечно уткнутым в книги, но порой отмачивал что-то такое, как сегодня. От таких вот фортелей даже у видавшего виды Гурата дыбом вставали остатки волос.

«Я пошел бы и так», – еще раз прозвучал голос парня в голове у Жана, и тот впервые с ужасом подумал, что этот сопляк по количеству проблем может с легкостью переплюнуть отца и деда вместе взятых.

– Послушай-ка, мальчик… – начал Жан, но Андрэ его перебил.

– Я не мальчик, я твой граф, – с гневом произнес он и взглянул на старика.

Гурат рассмеялся, потер левое ухо, от которого осталась едва ли половина, и с вызовом сказал:

– Ты, похоже, не слушал того напудренного индюка или делал это жопой. Ты теперь никто. Капиш? У тебя нет ни титула, ни земель, ни богатств. У тебя даже военного опыта и то нет, сопляк, так что я буду звать тебя, как захочу, и, пока не отрастишь яйца побольше моих, будешь это терпеть и не вякать. Уяснил?

Андрэ молчал. Он впервые столкнулся с подобным обращением и стоял в полнейшем шоке.

Гурат постучал в небольшую дверь, и ее открыла какая-то беззубая старуха. Увидев лицо старого солдата, она распахнула дверь на полную и впустила пару внутрь. Там оказалось темно и душно. Пахло пылью, брагой и старым немытым телом. Андрэ, привыкший к роскоши графского замка, с трудом сдержал тошноту. Его взгляд метался по убогому жилищу.

Кривой стол, никогда не видавший скатерти, занимал большую часть тесной комнатушки. На нем громоздились немытые миски и кружки, куски застарелого, окаменевшего хлеба и остатки какой-то склизкой похлебки. Два шатких стула, казалось, вот-вот рассыплются от малейшего прикосновения.

В углу на продавленной кровати лежала куча тряпья. Закопченные стены были увешаны пучками сушеных трав и кореньев, издававших странный дурманящий запах. Единственным источником света служила чадящая лучина.

Старуха подвела гостей к стене с потрепанным гобеленом и отогнула его край. За грязной закопченной тряпкой оказалась небольшая потайная дверь. Хозяйка недолго поколдовала над ней. Что именно она делала, не было видно, так как старуха старательно закрывала собой замок. Так или иначе, она открыла дверь и пропустила нежданных гостей.

– Благодарю, мадемуазель, – произнес Жан и обрубленным указательным пальцем качнул поле своей шляпы.

– Ты сам все знаешь, старая мразь. – Женщина произнесла слова слабым дребезжащим голосом. – Долг закрыт.

– Конечно, ми амор! Живи в мире.

Гурат взял небольшой фонарь, стоявший на бочке. Ловко чиркнул пару раз кресалом и запалил фитиль. Света фонарь давал немного, но солдат с уверенностью шагнул в дверной проем.

– Благодарю вас, мадам, я не забуду вашей доброты, – произнес Андрэ и последовал за своим провожатым.

Старуха фыркнула и, не сказав ни слова, закрыла за ними проход. Мальчишка удивился, обнаружив перед собой не какой-то мелкий и тесный пенал, а натуральный вход в катакомбы.

– Я… – начал он несмело.

– Что «я»?

– Я не извиняюсь, – слегка виноватым голосом начал паренек, – но, возможно, был неправ, Жан.

– Что? – Гурат усмехнулся. – Видать, в лесу сдох медведь, раз ты так не извиняешься. Послушай меня, парень, и не надо смотреть на меня волком. Я не просто так злюсь на твою глупость. Прежде чем воплощать какие-то свои фантазии, подумай головой хорошенько. Поверь моему опыту, это никогда лишним не будет.

– Я…

– Черт. – Гурат зло рассмеялся и взглянул на Андрэ, в слабом свете глаза его блестели, будто у демона. – Вырастай, сопляк, и переставай жить книжками и сказками. Это могла быть ловушка. Я вообще удивлен, что ее не оказалось. Ты понимаешь, тупой ты слюнтяй, что будешь висеть на той виселице третьим, если не станешь меня слушаться?

Только сейчас вся глупость ситуации начала доходить до Андрэ. Он ведь и правда пошел бы без маскировки и прикрытия, а там собралась просто тьма солдат.

– Забудь свои графские повадки, забудь все, как сон, иначе ты проколешься и тебя сдадут этому ублюдку дель-Конзо в подарочной упаковке и без рук и ног.

– И что же мешает тебе сделать так? Притащи меня к ногам дель-Конзо, получишь день…

Удар был не столько болезненным, сколько оскорбительным. Не раз старик отвешивал подобные оплеухи нерадивым кадетам, и вот теперь такой чести удостоился Андрэ. Лапища старика толкнула мальчишку к стене. Одним ловким движением старый солдат оторвал его от земли.

– То, что ты лишился семьи, – единственное, что тебя сейчас извиняет. Но если еще раз позволишь себе подобное, я реально разозлюсь.

– Про… сти. – Воздуха не хватало.

Рука разжалась, и Андрэ смог нормально вдохнуть.

– Я не поведу тебя на заклание этому выродку дель-Конзо не только из-за какой-то верности твоему роду, и не потому, что на этой виселице я буду болтаться четвертым. Хорошо запомни мои следующие слова, потому как повторять их я не буду: продается только моя шпага, моя честь – нет.

Андрэ молчал, переваривая слова старого солдата. Гурат тем временем уверенно вел их по извилистым коридорам катакомб. Сырость и затхлость сменились прохладой и запахом земли.

– Куда мы идем? – наконец решился спросить юноша.

– Туда, где тебя никто не будет искать, – буркнул Жан. – По крайней мере, какое-то время.

Они шли, казалось, целую вечность. Андрэ потерял счет поворотам и развилкам. Несколько раз ему казалось, что они ходят кругами, но старик уверенно двигался вперед.

Наконец они остановились перед массивной деревянной дверью, окованной железом. Гурат достал из-за пазухи ключ и отпер замок.

– Добро пожаловать в твой новый дом, – сказал он, пропустив парня внутрь.

Андрэ вошел и замер от удивления. Перед ним оказалась небольшая, но почти уютная комната. Каменные стены, увешанные гобеленами. На полу лежали ковры. В углу стояла кровать, отгороженная деревянной перегородкой. Еще тут был небольшой стол и пара стульев.

– Что это за место? – спросил Андрэ, оглядываясь.

– Убежище, – ответил Гурат, закрывая за собой дверь. – Твой отец подготовил его на случай… непредвиденных обстоятельств.

– И часто он им пользовался?

Старик усмехнулся:

– Чаще, чем тебе хотелось бы знать. Садись, нам нужно поговорить.

Андрэ опустился на стул, Жан сел напротив, стянул с головы шляпу и отбросил на кровать, разгладил редкие волосы. В красном свете маленького фонаря лицо его казалось еще более старым. Худое и морщинистое, оно приняло вид расслабленный и спокойный, хотя, судя по напряженному взгляду, разговор предстоял весьма сложный.

– Слушай внимательно, мальчик. Ситуация дерьмовая, но не безнадежная. У нас есть время, чтобы подготовиться и нанести ответный удар.

– Какой удар? – нахмурился Андрэ. – Против кого?

– Против тех, кто отнял у тебя все. – Гурат наклонился вперед. – Я не знаю, кто стоит за этим переворотом. И я не знаю, как вернуть то, что принадлежит тебе по праву, но я могу помочь сделать так, чтобы все это встало комом в горле у этих ублюдков.

Глаза Андрэ загорелись.

– Но для этого, – продолжил старик тихо, – тебе придется забыть все, чему тебя учили эти чистоплюи в замке. Забыть о чести, о благородстве, о рыцарских идеалах. Ты готов к этому?

Андрэ колебался.

Всю свою жизнь он стремился быть достойным сыном своего отца. Вот только далеко ли завела отца честь?

На королевский суд.

– Да, – наконец сказал он твердо. – Я готов на все.

Гурат кивнул:

– Хорошо. Тогда слушай. Первое и главное – нам нужно пересидеть здесь хотя бы несколько дней. Солдаты дель-Конзо рыщут в городе. Мою берлогу, скорее всего, уже нашли и перетряхнули. Если ублюдки хоть немного дружат с головой, то уже взяли все выходы и тракты под контроль.

– Нам не выйти? – встревоженно спросил Андрэ.

– Без бумаг нет, но, к счастью, у меня есть друзья, у которых тоже есть друзья, которые… В общем, неважно. Друзья друзей.

Это название Андрэ слышал. «Друзья друзей» – так гордо именовали себя работники ножа и топора – городские бандиты. «Преступная паутина, опутавшая всю страну», – так их называл отец.

– Не думал, что у тебя есть выход на преступное дно, – произнес Андрэ с легким упреком в голосе.

– Эх… ты еще столько всего обо мне не знаешь, – усмехнулся Гурат. – Думаешь, почему в городе так мало серьезных преступлений? Заслуга твоего отца?

– Да, – уверенно ответил юноша.

– Конечно, не спорю, он приложил много сил, чтобы тут у вас был едва ли не рай на земле. Но в особенности постарался я, организовавший переговоры, а еще намекнувший, что будет, если граф разозлится. И не надо на меня так смотреть.

– Отец не стал бы договариваться с бандитами, – возразил Андрэ, но в его голосе уже слышалось сомнение.

– Да? Продолжай так думать и увидишь, сколько раз еще ошибешься. Твой отец не был дураком. Заносчивым и упрямым – это да, как и все вы, дворяне, но не дураком. Он знал, когда нужно ломать человека об колено, а когда нужно бросить тому немного объедков со своего стола.

Андрэ молча переваривал услышанное. Образ отца, который он хранил в памяти, начинал меняться, обретая новые, неожиданные черты. В комнате повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием фонаря.

– И что дальше? – наконец спросил он, нервно теребя край своего потрепанного плаща.

– А? – Старик, казалось, на мгновение потерял нить разговора.

– Ну… когда мы сбежим из города, что делаем дальше? Дядя Арно…

– Твой дядя Арно – мерзавец, который сдаст тебя по первому же требованию короля, – перебил его Гурат, сплюнув на пол. – Это не вариант.

– Он не стал бы… – начал Андрэ, но осекся под тяжелым взглядом старого солдата.

– Малыш, давай ты не будешь со мной спорить, раз не понимаешь во взрослых делах ни черта. Твой дядя – честолюбивый говнюк. Если бы можно было, то он стоял бы на эшафоте вместо дель-Конзо и читал обвинения. Так что вычеркни его из списка своих спасителей.

Андрэ молчал с минуту, переваривая слова старого соратника отца. Если верить ему, а оснований сомневаться пока не было, то он – единственный, кто может помочь. Или он просто хочет, чтобы мальчик так думал. Хотя… за все свои пятнадцать лет Андрэ ни разу не помнил, чтобы он дал повод в себе усомниться.

Даже наоборот. Жан Гурат был тем верным солдатом, которому отец мог поручить штурм самого ада. И что-то подсказывало, что старик вернулся бы через пару месяцев с кучей новых шрамов и донесением об успешном выполнении задания.

– И что тогда делать? – спросил Андрэ обреченно, опустив плечи.

– Для начала научиться нормально драться, а потом поищем местечко, где этот навык может пригодиться, – ответил Гурат, хитро прищурившись.

– Я умею фехтовать.

– Ни черта ты не умеешь, – сквозь зубы произнес Жан.

Он отыскал где-то бутылку и одним ударом небольшого клинка срезал плотную сургучную пробку. Немного вина расплескалось на пол, но для солдата это не показалось трагедией. Запах дешевого пойла наполнил комнату.

– Бери кружку. Помянем твоих родителей, пусть милостивые боги и вправду будут таковыми для них.

Глиняная кружка нашлась неподалеку. Одним коротким движением старик наполнил ее до середины и оттолкнул от себя. Сам он кружку не искал, явно рассчитывая приговорить бутылку в одиночку.

Выпили не чокаясь. Андрэ закашлялся от крепости напитка, но сдержался, не желая выглядеть слабаком.

– Я умею драться, – прозвучал тихий мальчишеский голос в повисшей тишине.

– Я видел, чему тебя учил этот чистоплюй Дерманзак, – фыркнул Гурат, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Лангейская школа сама по себе дерьмо, а этот павлин еще и хреново ее освоил. – Старик икнул и затем продолжил: – Это для благородных сопляков из Луарли, что пускают друг другу кровь между ассамблеями во дворце, а не для настоящего бойца, каким тебе нужно стать.

– Но отец не просто так решил нанять Дерманзака.

– Он рассчитывал, что ты будешь жить… м-м-м… скажем так, по-другому, потому и ставил тебе эту благородную чушь, а не фехтование. Потому и тянул с призывом личного демона для тебя. Думал, что тебе в жизни это не понадобится.

– Что не так с тем, что мне преподавал Дельон? – робко спросил Андрэ. До этого дня он не задумывался над тем, чему его обучал учитель фехтования.

– Слишком много ненужного дерьма, которое в реальной драке будет стоить тебе жизни. Все эти стойки, обманные финты хороши на дуэлях, а тебе придется драться с несколькими противниками.

Андрэ хотел возразить, но промолчал. В словах старика имелся смысл. Да, он выглядит как настоящее пугало: лицо, расчерченное тремя глубокими шрамами, на правой руке нет половины указательного пальца. И что-то подсказывало Андрэ, что это далеко не все отметины, которыми старика наградила служба.

– Научишь меня тогда?

– Не здесь и не сейчас. Для начала сбежим из этой драной западни, а потом будем заниматься твоим образованием. И подыщем тебе стоящего демона.

– Будешь делать из меня порохового мага?

Старик промолчал.

– Они стоят дороже. В мои времена контракт на год мог сделать тебя если не баснословно богатым, то хотя бы не бедным.

– Ты был таким? – Историю жизни отцовского помощника Андрэ толком не знал, а потому вцепился в слова старика, словно охотничий пес в добычу.

– Конечно, малыш. – Солдат рассмеялся, от вина он хорошо уже захмелел. – Или ты думаешь, как я лишился пальца? Давай, спроси меня, как. Все интересуются, и раз уж ты мой новый господин, то я расскажу.

– И как же?

– Мой гребаный демон вышел из повиновения и разнес мушкет в самый неподходящий момент. Я едва жизни не лишился тогда, только твой отец помог – выделил своего личного лекаря. Тип оказался на диво хорош – восстановил мне все, кроме пальца, но там от него остались только ошметки. С тех пор я у вас и служу за половину своей старой ставки…

Старик осторожно заглянул в бутылку, оценивая, сколько осадка осталось на дне и хватит ли ему еще на пару глотков. Прикинув что-то, он отправил в глотку последние капли жидкости и со смаком рыгнул.

– Считай первым… т-теоретич-ским уроком: никогда не призывай демона пьяным.

Бывший пороховой маг взболтал содержимое бутылки и залил в себя осадок. Поморщился от омерзения, а затем произнес заплетающимся языком:

– Так… делай что хочешь, а я пойду спать.

Глава 3. Еще сутки!

Ночь подкралась незаметно, граф дель-Конзо рухнул в массивное кресло с высокой спинкой, обитое темно-бордовым бархатом. Уже четвертый день он занимал покои хозяина замка Костаржи, и это его бесило. Бесило настолько, что он был похож на бешеную собаку.

Граф окинул взглядом роскошный кабинет. Стены увешаны дорогими гобеленами с изображениями охотничьих и мифологических сцен. Массивный дубовый стол, за которым он сидел, украшала искусная резьба.

В углу комнаты возвышался внушительный камин, над которым висел большой портрет предыдущего владельца замка. Свет от нескольких канделябров с горящими свечами отбрасывал причудливые тени.

Роскошь, которая так близко, которая должна была стать его, ускользнула так легко…

Чертов король обманул. Обвел вокруг пальца и сделал это так мастерски, что графу оставалось только трястись от бессильной злобы. Он должен был получить эти земли! Этот замок! Этих драных слуг и крестьян. Он! Не король!

– Вина! – приказал граф и стукнул кулаком по столу.

Служанка быстро убежала, оставив его одного. Бенуа прикрыл глаза, стараясь перебороть привычную мигрень, и почувствовал приближение среднего огонька. Демон, который ощущался, был больше, крупнее, чем у обычного порохового мага, а значит в гости пожаловал капитан-лейтенант Руззак, чтоб его черти отымели. Постепенно послышался перезвон шпор. Кляк-кляк, кляк-кляк.

Огонек все приближался и приближался, пока наконец не остановился у двери хозяйского кабинета.

– Входите, Руззак, – произнес дель-Конзо, стараясь скрыть недовольство.

Дверь распахнулась, и на пороге действительно оказался капитан-лейтенант. Он вошел, стянул с головы шляпу и отвесил весьма формальный поклон. Не так почтительно, как того бы хотелось графу, но не совсем уж неуважительно – на грани приличного.

– Доброго дня, милорд, – спокойно произнес офицер. – Позволите?

Рукой в перчатке он указал на кресло напротив и сделал это весьма выразительно, почти требовательно.

– Не могу отказать вам, садитесь, – проговорил дель-Конзо спокойно, с легкими нотками меланхолии в голосе. – Тем более что я тоже тут не хозяин, как вы можете знать.

Служанка внесла графин с вином и пару бокалов. Вышколена неплохо – догадалась, к кому мог прийти этот индюк в гвардейском мундире.

– Будете? – спросил Бенуа гостя.

– Не откажусь. – Руззак подкрутил правый ус и взглянул на служанку, поставившую перед ним бокал.

Молодая, дородная, таких женщин он любил.

– Как продвигаются поиски мальчишки? – Слуга короля отхлебнул немного вина и слегка расслабился.

– Никак, – отозвался граф недовольно. – Этот чертов Жан Гурат помогает ему скрываться.

– У вас целый город, набитый солдатами под завязку. И вы не можете найти в нем одного несчастного мальчишку и старика, который должен уже сраться под себя?

Граф расхохотался.

– Я сказал что-то смешное?

– Немного, месье-капитан. Вы ведь не местный, я прав?

– Я из Санжеоль.

– Простите, не знаю, где это. – Слово «захолустье» Бенуа учтиво не произнес. – Так вот… Жан Гурат вовсе не такой старик, к каким вы привыкли. Он уже минимум сорок лет служит, тридцать из них Жуару.

Титул дель-Косталь или граф дель-Конзо старательно не использовал. Нет больше такого графа, и никогда не было! Осталось только разобраться с мелким недоноском, и можно считать вендетту удавшейся.

– Так вот, – продолжил Бенуа, отхлебнув из бокала весьма недурного вина, – это не просто старик, а расчетливая и крайне злобная сволочь, рожденная от последней портовой шлюхи только с одной целью – резать глотки. И, поверьте моему опыту, он это делает просто отлично. Не верите мне?

В ответ Руззак только улыбнулся. Похоже, он действительно не верил.

– Я много про кого такое слышал, но пока ни единого доказательства вы мне не предоставили.

– Что же, прошу. Сынок Луи был на прогулке с учителем словесности, я знаю точно, поскольку этого типа подкупи мои агенты. По замыслу, мальчишка должен был оказаться у моих людей, и тогда все кончилось бы сразу. Но я как чувствовал проблемы, так что послал четверых опытных пороховиков. Все служили мне не меньше десяти лет, обладали демонами первого ранга и вместе могли справиться с любым бойцом. Слаженная четверка. Вам надо дальше пояснять?

– Нет.

Капитан-лейтенант Пьер Руззак действительно знал, на что способны подобные бойцы вчетвером. А потому он несказанно удивился, когда дель-Конзо продолжил.

– Всех четверых нашли мертвыми в квартале от того места, где проходил урок. Предателя Жан Гурат зарезал там же, словно свинью.

– У старика могут быть сообщники.

– Несомненно, – согласился граф. – Я даже больше скажу: это его город, он знает тут каждый уголок и каждую щелку. А потому нам нужно еще время на поиски. Дайте его нам, и парень будет висеть в петле.

– Сколько вам надо?

– Месяц.

– Месяц? – Губа капитана королевской гвардии дернулась.

– Еще сутки блокады, и ни минутой больше, милорд.

– Этого мало.

– Да, но у меня приказ от самого короля, а вы, при всем моем уважении, с ним спорить не сможете, господин граф.

– Но это нереально, я и так делаю, что могу. Если вы уйдете и откроете тракт, они точно уйдут. Вы должны понимать, что нужны мне на этой чертовой дороге.

– Торговцы уже шлют бумаги. При всем уважении, милорд, но это не вас пропустят через строй, если товар и золото, идущие в столицу, задержатся больше положенного. Сутки, а затем мы снимаемся, дальше наводите порядок сами, – произнес солдат безапелляционно. – На сим позвольте откланяться, и благодарю за вино.

Руззак поднялся, развернулся на каблуках и пошел прочь. Дель-Конзо слушал звук его удаляющихся шагов. Перезвон шпор постепенно затихал в длинном коридоре. Наконец, когда Бенуа перестал слышать и чувствовать присутствие капитана, он смог дать волю чувствам.

– Урод! – закричал он что было сил и ударил по дубовой столешнице. Раз. Второй. Третий. Костяшки пальцев заныли от боли.

На шум вошла молодая служанка, та самая, что недавно приносила вино:

– Ваша милость…

– Пошла вон!!! – прорычал граф, не глядя на девушку.

– Но, господин…

– Я сказал – во-о-о-н!

Хрустальный бокал полетел в сторону двери. Девушка едва успела скрыться за тяжелой дубовой створкой. Бокал разлетелся на мелкие осколки. Дель-Конзо перевел взгляд на портрет Луи, висевший на стене напротив.

– Ты, – процедил он сквозь зубы. – Ты как-то это предвидел, ублюдок. Не знаю как, но ты это подстроил.

Он схватил со стола хрустальный графин и с силой запустил в портрет. Не попал. Графин взорвался смесью осколков и вина. Красные капли залили холст, превратились в потеки. На мгновение дель-Конзо показалось, что его враг смотрит на него с портрета, весь залитый кровью. Смотрит и издевательски ухмыляется.

– Мерзавец! – выкрикнул граф.

Он быстро вскочил с кресла, так что оно просто повалилось назад с глухим стуком. В пару стремительных шагов подошел к портрету и рывком сдернул его со стены. Удар о мраморный пол расколол позолоченную раму. Второй удар порвал холст, оставив рваную дыру, разделившую Луи на две половины. Но этого Бенуа показалось мало.

Камин жадно принял в себя изуродованный портрет. Дель-Конзо, тяжело дыша, смотрел на то, как пламя пожирает холст, как пузырится краска, как постепенно исчезают черты ненавистного лица. Он смотрел, и гнев постепенно отступал, сменяясь мрачным удовлетворением.

Глубоко вздохнув, граф выпрямился и громко выкрикнул:

– Каспар!

Затем высунулся в коридор и гаркнул:

– Сюда, чтоб тебя!

На зов появился капитан личной гвардии Каспар Леру. Высокий рыжий детина со шрамом через всю щеку вошел без стука и вытянулся во фрунт. Весь свой путь он проделал, слегка позвякивая шпагой.

– Звали, милорд? – спросил он на удивление высоким, почти детским голосом. При этом он пристально глядел на своего господина.

– Конечно, звал, дебил, – процедил лорд сквозь зубы, нервно постукивая пальцами по столешнице. – Как продвигаются поиски мальчишки?

– Никаких следов, милорд, – ответил Леру, слегка поморщившись. – Мы прочесали весь город и окрестности.

– И не нашли его?

В ответ Леру только виновато опустил глаза.

– Удвоить патрули, – процедил сквозь зубы дель-Конзо. – Все экипажи и подводы, выходящие из города, проверять с особым тщанием. Каждую телегу, каждый мешок! Даже навоз!

– Конечно, милорд, я немедленно распоряжусь, – кивнул Леру, сжав рукоять шпаги.

Капитан собирался уже развернуться и выйти, когда голос его лорда прозвучал особенно грозно, словно раскат грома в ночи.

– Еще… – Граф замолчал на мгновение, тяжело дыша. – Тела осужденного Жуара и супруги…

– Да, милорд? – Леру замер, ожидая приказа.

– Снять и сжечь, – прошипел лорд, отвернувшись к окну. – Немедленно. И чтобы никто не видел.

Капитан молча кивнул и вышел, оставив своего господина наедине с мрачными мыслями.

Андрэ проснулся от тихого шепота, но не подал виду, осторожно приоткрыв один глаз. Сквозь щель в старых досках пробивался тусклый свет фонаря.

– Почти договорился, только эти сволочи арестовали связного. Договариваться, сам понимаешь, стало тяжелее и дороже, – проговорил кто-то неизвестный низким глубоким голосом.

– Спасибо, дружище, – отозвался Гурат и хлопнул незнакомца по плечу. Звук хлопка эхом разнесся по помещению. – Я в долгу.

– Забудь. Только скройся поскорее, работать просто невозможно. – Незнакомец нервно оглянулся на дверь. – Эти чертовы солдаты дель-Конзо едва ли не ночуют у нас. Вчера трое заявились с обыском, еле отвязался.

Гурат тяжело вздохнул, пальцы машинально теребили рукоять кинжала на поясе.

– Как только, так сразу. Этот город стал резко недружелюбен к нам.

– Что, под Гнессеном было лучше? – усмехнулся незнакомец, доставая из-за пазухи фляжку и делая глоток.

– Под Гнессеном хоть было понятно, кого убивать. – Гурат сплюнул на пол. – А тут… а к черту! Стар я для всего этого дерьма. Кости ноют, каждый раз перед дождем. Зрение начинает подводить. Стар я стал…

– Настолько стар, что уже мышей не ловишь. – Незнакомец хмыкнул и кивнул в сторону перегородки, за которой спал Андрэ. – Твой сосед за этой деревяшкой уже проснулся и старательно делает вид, что все еще спит.

Андрэ почувствовал, как его сердце забилось чаще, но продолжал лежать неподвижно, прислушиваясь к каждому слову и звуку в затхлом воздухе убежища.

Кулак старого солдата ударился о дерево.

– Вылезай, милорд, познакомлю тебя с одним особенным человеком.

Выходить к говорившим было боязно и стыдно, даже несмотря на то, что мальчишка не подслушивал, а просто услышал все сам. Андрэ чувствовал, как его сердце колотится где-то в районе пяток, а ладони покрылись холодным потом. Он вышел с виновато опущенной головой и обозначил короткий поклон перед гостем.

Тот оказался весьма необычен даже по меркам всего того, что успело произойти за эти безумные пять дней.

Он возвышался над Гуратом, словно башня. Выше любого мужчины на голову, если не больше. Широкие плечи переходили в мощный торс и массивные бедра. При первом взгляде тело его напоминало грушу, обтянутую кожаным жилетом, расшитым странными узорами. Но не это поразило парня.

Мужчина был абсолютно лыс, а кожа его черна, словно вороненая сталь, блестящая в тусклом свете.

«Проклятый матран», – пронеслось в голове у Андрэ. Внутри у него все сжалось, словно его окунули в ледяную воду.

С самого детства он слышал о матранах только ужасы. Как за тремя морями эти проклятые варвары ведут себя, подобно совсем отсталым дикарям. Истории рассказывали, как они врываются в дома к белым горожанам и творят бесчинства: пытают мужчин раскаленным железом, насилуют толпой женщин и детей, а потом пожирают своих жертв, запивая их кровью.

Заметив перепуганный взгляд мальчика, матран громко клацнул зубами, так что от этого звука Андрэ едва не подскочил на месте. Только чудом он смог сдержаться, вцепившись побелевшими пальцами в край своей потрепанной рубахи.

– Смелый мальчик, моя съесть тебя, – проговорил незнакомец, старательно коверкая слова. Его голос звучал низко и хрипло, словно рычание дикого зверя. – Вырывать смелый сердце и есть, чтобы тоже стать смелым.

Андрэ сглотнул ком в горле и, собрав всю свою храбрость, произнес дрожащим голосом:

– Я слышал, как вы говорили, зачем вы притворяетесь?

Матран замер на мгновение, а затем его лицо расплылось в широкой улыбке, обнажив ряд кривых желтоватых зубов, резко контрастирующих с темной кожей.

– Затем, что ты хочешь видеть меня таким, малыш. – Он подмигнул Андрэ, и в его глазах мальчик увидел не жестокость, а озорной блеск. – Или, может быть, я на самом деле дикарь и просто притворяюсь добрым.

– Зачем? – снова произнес Андрэ и тем самым смутил собеседника.

– Чтобы выпустить тебе кишки в самый неожиданный момент. Как мысль? Ты что, книжек про матранов не читал?

– Читал, но в последнее время я полагаюсь больше на свой опыт, а не на сказки.

– Резонно.

– Да и потом, живым я буду стоить больше. Дель-Конзо хочет сам меня убить.

Великан картинно развел руками, признавая его правоту.

– Познакомь нас, Жан. Этот маленький господин меня заинтересовал и посмешил.

Гурат, которого матран назвал по-свойски Жаном, переводил взгляд с одного на другого.

– Андрэ Жуар, теперь уже бывший граф дель-Косталь, вроде как законный владелец этих земель. – Старик перевел взгляд на темнокожего мужчину, его голос звучал устало, но с ноткой уважения: – А́мос Саид аль-Барей, известный также, как Малыш-Амос и Тот-черный-хер.

Амос хмыкнул, скрестив мускулистые руки на груди.

– Ты еще Черного Дьявола забыл и Того-проклятого-черного-колдуна.

– Думал, что ты не любишь эти прозвища. – Гурат приподнял бровь, в его глазах мелькнуло удивление.

– Колдуном был мой дед, а дьяволом меня уже сто лет не зовут, но, думаю, разрешу мальчонке в виде исключения. – Амос подмигнул Андрэ. – Немного у меня графов в друзьях, так что пусть почувствует себя особенным.

– С чего ему такая честь?

– Он еще ни разу не назвал меня сволочью или черномазым, а это весьма редкая доброта в последнее время.

Амос громогласно рассмеялся.

Андрэ нервно сглотнул, его глаза расширились от удивления.

– А мы друзья? – с недоверием спросил он.

– О-о-о-о, – матран произнес это с широкой улыбкой, обнажая зубы, – лучшие. Как говорится, друг моего друга – мой друг. – Он кивнул в сторону Гурата. – А с этим старым ублюдком мы уже почти полвека знакомы. И скажу вам так, милорд: мы связаны не хуже двух половинок одной весьма страшной задницы.

Он повернулся к старику и серьезно велел:

– Расскажи ему про меня побольше, Жан, пусть перестанет уже меня бояться.

В ответ Гурат указал на потертый деревянный стул.

– Сядь.

Андрэ подчинился, ощущая, как колени еще дрожат.

– Амос – друг друзей. В крупные дела он не лезет, в основном держится в тени…

– Мне это вообще не сложно, – улыбка черного великана стала еще шире, – глаза и пасть закрыл, и все – даже кошка меня в темной комнате не увидит, а уж вы, беляки, и подавно.

Андрэ почувствовал, как напряжение постепенно начинает отпускать его. Он осторожно поднял взгляд на Амоса, пытаясь увидеть в нем не страшного матрана из детских сказок, а человека, которому, похоже, очень сильно доверяет Жан.

– Но это далеко не все, что умею. Я, скажем так, не обделен художественным талантом и сделал вам фиктивную подорожную. – Амос достал из внутреннего кармана жилета сложенный пергамент и с гордостью продемонстрировал его. – Такая красивая получилась, что так и хочется похвастаться.

Глаза Андрэ загорелись, а в голосе забрезжила надежда:

– Значит, мы можем бежать?

Он подался вперед, готовый сорваться с места хоть сейчас. Как же сильно он устал от этого чертового подвала.

– Да, но в городе патрули, – отозвался со своего места старый солдат.

Гурат, неторопливо набивал трубку, его морщинистые пальцы двигались с высочайшей точностью.

– Еще и комендантский час ввели. Стоит показаться после заката на улице, как нас тут же найдут.

Он поджег небольшую лучину от фонаря, распалил ею трубку, и комната наполнилась ароматом крепкого табака.

– Не пугай моего нового друга, старый ты паникер. – Амос покачал головой почти серьезно.

Гурат выпустил колечко дыма и хмыкнул.

– Я не паникер, а осторожен. И именно потому я все еще жив.

Андрэ переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что на самом деле происходит между этими двумя. Казалось, он наблюдает старый спор, который в очередной раз пошел на новый виток. Внезапно он заметил, как изменилось выражение лица старика – в глазах появился хитрый блеск, а уголки губ чуть приподнялись в едва заметной лукавой усмешке.

– Ты уже что-то придумал, Жан? – спросил мальчик.

– Конечно. – Гурат затянулся и медленно выдохнул дым, создавая драматическую паузу. – Фокус Тилье.

Матран замолчал на мгновение, явно прикидывая что-то в уме, а затем рассмеялся.

– А знаешь что, старая ты гнида? Может выгореть.

– Но для этого надо будет найти еще немного мертвецов.

Андрэ почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Амос и Гурат обменялись многозначительными взглядами.

– Это сейчас шутка какая-то? – произнес парень испуганно.

– Нет, – хором ответили оба его собеседника, и в их голосах не было ни капли юмора.

Глава 4. А вечерок-то налаживается

Город затих перед очередным закатом, словно в ожидании неминуемой бури. Патрули, облаченные в серые с белым цвета дель-Конзо и вооруженные до зубов, расползались по всем возможным закоулкам и углам. Они заглядывали в каждую щель, каждую лачугу и притон.

Согласно официальной версии, озвученной глашатаями на площадях, солдаты ловили всех возможных ублюдков и негодяев, от карманников до убийц, расплодившихся при старой власти. Однако и последний дурак, греющий руки у костра в трущобах, уже знал, что истинной целью этих псов был поиск беглого сынишки казненного графа дель-Косталь.

Поиски все затягивались, превращаясь в бесконечную игру в кошки-мышки. И, по мнению всех непричастных, мышка пользовала кошку весьма грубо и противоестественно.

С каждым новым днем слухов о мальчишке становилось все больше. Они выскакивали, словно прыщи на грязном теле, и смысла в них становилось преступно мало.

Кто-то говорил, понизив голос до шепота, что парень давно убит, разрезан на куски острым, как бритва, ножом мясника и похоронен под покосившимся сараем соседа-отшельника.

Другие острословы додумались до версии, в которой мальчишка был тем самым свидетелем, по показаниям которого осудили старого лорда. Отправил, стало быть, собственного отца на виселицу, да был таков.

В ответ на резонные вопросы сторонники этих сказок покровительственным тоном рассказывали «наивным дуракам», как жизнь на самом деле устроена. Ведь только так у благородных власть и передается – убийством да отравительством. А что насчет поисков, так тут все просто: хотели бы найти – уже бы нашли. А значит в сговоре все вместе, и это все патрулирование – только для отвода глаз.

Сплетники третьего типа, самые отчаянные и романтичные, утверждали и вовсе безумное: дескать, мальчишка под чужим именем, скрыв свое благородное происхождение, завербовался в роту королевских мушкетеров. Ну и вместе с ними, преодолевая бурные реки и дремучие леса, спешит во дворец к самому королю. Чтобы там, прорвавшись сквозь ряды стражи, рассказать монарху об истинных заговорщиках, плетущих интриги.

Недаром же, шептались они, рота этих красномундирных мразей так быстро снялась с места и умчалась восвояси. Только клубы пыли да цокот копыт за собой оставили – так спешили предупредить короля о готовящемся преступлении.

Подвода, скрипя деревянными колесами, медленно приближалась к западным воротам. Вечерние сумерки окутывали массивные каменные стены, лучи заходящего солнца уже едва пробивались из-за них. Вдоль дороги тянулись глубокие рвы, заполненные мутной водой. Всю неделю дождь лил словно из ведра, так что канавы не просыхали ни на мгновенье.

Повозка остановилась на досмотр у подъемного моста, цепи которого угрожающе поскрипывали на ветру. Высокий солдат в потертом мундире дель-Конзо, но с начищенными до блеска пуговицами, быстро подошел, держа в руке дымящий факел. Свет огня играл на суровом лице стражника, подчеркивая перебитый орлиный нос. Воин недовольно взглянул на старого и худого возницу, сидящего на ко́злах.

– Какого дьявола тебя принесло перед комендантским часом, сволочь? – проговорил стражник громко и зло, голос его эхом отразился от каменных стен.

Возница явно отвлек его от каких-то важных дел и теперь получал сполна за такое неуважение.

– Так это… приказ господина графа. – Мужик, нервно теребя потрепанную шляпу, вытащил помятую путевую грамоту. – Вот бумаги, стало быть, что можно мне за стены после заката.

– Открывай тент, – приказал солдат, поднося факел ближе к повозке.

– Да как же это? Милорд приказал никому… – Возница съежился, бросая тревожный взгляд на укрытый полотном груз.

Пистоль, отполированный до блеска, выскользнул из кожаной перевязи и уткнулся в его покрытый оспинами и мелкими сосудами нос. Запах пороха смешался с запахом пота и страха. Пробудившегося демона он не ощущал, но с такого расстояния не промахнется даже слепой.

– Капрал Дэймон! – прокричал не в меру подозрительный солдат.

– Что? – От группы стоящих у жаровни с углями мужчин отделилась коренастая фигура. – Какого черта тебе надо, Гуго?

– Тут у меня умник один хочет без досмотра пройти.

– Да чтоб вас всех демоны преисподней раком… – послышалась брань капрала.

Капрал Дэймон примчался, звеня амуницией, и уложился буквально в несколько секунд. Весь путь до затора его сапоги гулко стучали по деревянному настилу, а из-под досок при ходьбе выдавливалась грязь, которая мерзко чавкала.

Офицер выглядел на порядок лучше, чем солдат в его подчинении: камзол был чище, сапоги явно дороже, а через грудь была перекинута длинная лента, расшитая галунами.

– Что тут у тебя, старик? – спросил офицер перепуганного насмерть возницу, который, казалось, вот-вот упадет с козел с разрывом сердца.

– Приказ… у меня, – промямлил тот, дрожащими руками протягивая бумагу.

– Слазь.

Словно по команде рука высокого солдата стянула старика на землю, так что тот едва не растянулся в грязи.

Дуло вновь уперлось в рябое лицо возницы. Убежать не получится.

– У нас тоже приказ. Открывай или будет у тебя еще одна дырка для свиста, – прорычал офицер, поглядывая по сторонам. Говорил он злобно, не терпящим возражений тоном.

Мужичок неохотно кивнул, осторожно указал на пистоль у своего лица.

– Позвольте, мил с-дари.

Гуго дождался разрешения от командира и убрал оружие за пояс.

Старик принялся разматывать грубую ткань, укрывавшую груз. Работал он медленно и неохотно, постоянно оглядываясь на нетерпеливых стражников.

– Вот, мил с-дари, – ответил он, закончив. Было заметно, что голос старика заметно дрожал. – Мой груз. Шестеро за сегодня, совсем свеженьких, только-только преставились…

– Трупы? – переспросил офицер, глаза его сузились от подозрения.

– Так и есть, господь свидетель, они родненькие, – закивал возница, морщины на лице его углубились. – Труповоз я, там же все в бумагах написано… Али вы читать не обучены, господа?

Низенький офицер взглянул волком на говорливого перевозчика мертвых. Рука в дорогой перчатке непроизвольно сжалась в кулак. Чтению капрал Дэймон хоть и был обучен, но вместо этого всегда сверял подпись милорда дель-Конзо и печать. Большего от него никогда не требовалось, а буквы… Чего в этих буквах нового?

Тем не менее шпилька задела капрала. Дэймон выразительно посмотрел на подчиненного и кивнул. Тот, не медля ни секунды, размахнулся и с силой засветил в морду не в меру разговорившемуся мужику. Кулак впечатался старику в челюсть с такой силой, что тот едва не отлетел на добрый фут или даже больше. Звук удара и тихий вскрик эхом разнеслись по округе.

– Обучены, как видишь, – процедил командир стражников сквозь зубы. – Письму и устному счету тоже. Проверять будешь, гнида рябая, или на слово поверишь?

Старик, держась за покрасневшую щеку, съежился. Кровь сочилась из разбитой губы, капая на потрепанную и много раз залатанную одежду.

– Поверю. – Возница старался говорить тихо и виновато. Голос у него стал хриплым от боли и обиды, словно у ребенка. – Сразу не признал в вас благородных господ, каюсь, мил с-дари, только не бейте.

Капрал Дэймон, удовлетворенный реакцией старика, повернулся к своему подчиненному.

– Гуго, иди трупы проверь, – приказал командир недолго думая.

Высокий стражник кивнул и, подняв факел повыше, принялся обходить подводу. Свет огня плясал на грубо сколоченных сухих досках. Запах смерти, едва уловимый раньше, теперь стал сильнее, смешиваясь с запахом дыма от факела.

Кучер, стоявший рядом со своей телегой, выглядел еще более взволнованным. Виноватый взгляд опасливо метался между двумя солдатами. Ночной ветер усилился, заставляя пламя факела трепетать сильней.

– Не врет, ровно шестеро, – доложил рядовой Гуго, закончив скорый осмотр груза. – Лежат, воняют.

Командир стражников, прищурившись, посмотрел на старика.

– Почему через другой выход не повез? – спросил капрал вдруг, и голос его прозвучал угрожающе тихо.

– Так, милорды… – лебезя, ответил старик и попытался свернуть разговор, нервно отводя взгляд. – Велено мне…

– Кем велено? Говори. – Капрал сделал паузу и выразительно взглянул на уже опухшую щеку возницы. – А то так легко у меня не отделаешься.

Старик сглотнул, кадык его нервно дернулся, а лицо стало виноватым, будто его застукали на сеновале не с женщиной, а с козлом. Он неохотно пояснил:

– Да жена моя, будь эта старая змея неладна, велела заехать к родне ейной. Всю плешь мне проела – заедь да заедь, а как я заеду-то? Я мертвецов собираю, чтобы пожрать чего было, а до ее этой сестры…

– Замолкни! – резко оборвал Дэймон. – Трупы зачем ты сюда везешь, если кладбище в другой стороне?

– Так а куда ж я их дену, соколиков? Постоят немного во дворике, да я поутру и завезу на кладбище. – Старик попытался улыбнуться, но вышла лишь жалкая гримаса.

– Имя у тебя есть, старая мразь?

– Так Николя Гарболь… труповоз я, – залепетал старикан. – Вы всех спросите в городе, меня все знают.

– Сдается мне, труповоз Гарболь, что ты сейчас брешешь как дышишь. – Капрал Дэймон вытащил кинжал и упер острие в подбородок своему собеседнику. – Говори, как дело на самом деле, а то пикнуть не успеешь, как ляжешь седьмым в свой кузов.

Труповоз побледнел еще сильнее. Лицо его казалось в свете факела почти мертвецки белым. Старик часто-часто задышал, грудь вздымалась под рваной рубахой. Острие клинка слегка царапнуло кожу, и по морщинистой шее побежала капля теплой крови.

Мужик нервно сглотнул и, едва не падая в обморок, произнес:

– Не убивайте, мил с-дари. Бес попутал.

– Говори, что за дело у тебя за городом, живо!

Гарболь сомневался недолго, похоже, что тайна и самого старика сильно тяготила. Помолчав немного, он произнес с виной в голосе:

– Связался я со студиозусами… Опоили, окаянные, шутки ради, песни пьяные, чтобы я пел. Я, когда налакаюсь, всегда пою хорошо, мне это еще святой отец говорил в юности, когда я…

– К делу вернись, а то Гуго вмажет еще раз.

Здоровяк оскалился, готовый воплотить угрозу. Гарболь продолжил:

– Ну, пел им все, что попросят. Разговорились мы, а как узнали, кто я, так и насели разом: «Привози нам трупы для наших дел, Николя, а мы тебе за каждого по сорок медяков». Я три дня от них отбивался, а потом сдался. Грешен!!! Трубы горели, так что я не сдержался, согласился.

Старик извернулся и рухнул в грязь коленями. Штаны его тут же пропитались городскими стоками, став по цвету и запаху похожими на рваную половую тряпку.

– На что им трупы?

– Да черт их разберет, ублюдков грамотных. Я как про деньги услышал, так про все на свете забыл. Простите грешного!

– И почем нынче мертвое тело? – Офицер старался казаться больше злым, чем заинтересованным.

Без пяти минут висельник спешно ответил:

– Я таких деньжищ сроду не видал. За шестерых аж почти два с половиной в серебре будет… Простите, мил с-дари… каюсь. Увезу их, бедных, на кладбище, только не губите.

– Тихо. – Капрал придвинулся ближе, глаза у него блеснули алчным огоньком. – Задаток взял?

– Половину… – прошептал старик, голос его задрожал.

– Гони сюда, – коротко приказал Дэймон.

Возница взглянул на стражника расстроенно. Однако быстро уцепился за новый шанс не пойти на эшафот, влез на телегу и неохотно достал из сумки мелкий кошелек с чем-то звенящим. Затем осторожно положил на козлы, так что наклонившийся вперед офицер легко смахнул его к себе в карман камзола.

Звон монет был едва слышен, но для старика прозвучал как похоронный колокол.

Вот и канули денежки.

– Вези мертвецов к этим святотатцам, – прошипел начальник смены подобревшим голосом. – Только половину от той половины нам. Уяснил? Или в церкви будешь объяснять, куда тела честных людей вез. Имя мы твое знаем, так что не скроешься, пьянь.

Он быстро закивал, седые волосы растрепались на ветру.

– Уяснил все, мил с-дари, все будет, как велите, – пробормотал только что чудом спасшийся от виселицы старик.

Он был готов на все, лишь бы выбраться из внезапно появившихся проблем.

Более опытный Дэймон кивнул молодому подчиненному, и тот отступил, давая дорогу подводе. Скрип колес смешался с завыванием ветра, когда повозка, груженная телами, медленно двинулась через ворота в темноту ночи. Старик на козлах сидел сгорбившись. Судя по виду, он боялся даже обернуться и взглянуть туда, где в тени крепостных стен остались два стражника, ставших невольными соучастниками его темных дел.

Когда телега скрылась вдали, капрал повернулся к своему подчиненному. Лицо его озаряла довольная улыбка.

– А вечерок-то налаживается, – произнес командир, похлопывая по карману с только что полученным кошельком.

Рядовой Гуго же казался немного растерянным. Брови солдата сдвинулись, образуя морщинку на переносице.

– Капрал, да как можно-то на мертвецах наживаться? – спросил стражник, и голос его звучал неуверенно.

В ответ более опытный и мудрый служака фыркнул. Сальная улыбка стала еще шире.

– Пф-ф-ф, Гуго, малыш. Пусть хоть все кладбище перекопают, лишь бы мне денежки принесли. – Капрал снова похлопал по карману, звон монет словно подчеркнул его слова.

Рядовой переминался с ноги на ногу, явно не зная, как сказать о том, что было у него на душе. Наконец молодой солдат решился задать самый важный для себя вопрос:

– Не сочтите за наглость, но как же моя доля, господин капрал? Я ж эту сволочь остановил…

Дэймон замер на мгновение, улыбка чуть померкла. По всем правилам, этому выродку надо было всыпать десяток плетей за наглость. Вот только после этого парень может настучать. Офицер внимательно посмотрел на солдата, словно оценивая, хватит ли этому дурню мозгов промолчать.

Нет, похоже, нужно и его повязать деньгами.

– Твоя доля? – Офицер помолчал немного, прикидывая варианты. Делиться ну очень не хотелось. Решение нашлось на удивление быстро. – Ладно. Когда эта старая тварь поедет назад, возьмешь остаток. Я что-то хватил лишку с четвертью цены – жирно будет этому дурню. А станет спорить – поедет к студиозусам, но уже в кузове.

Оба солдата расхохотались. Лицо Гуго просветлело, и молодой стражник даже немного выпрямился.

– Спасибо, капрал, – произнес он с явным облегчением.

Дэймон похлопал молодого дурачка по плечу и повернулся к воротам. Пока все можно решить деньгами, это не проблема, а если будет трепаться, то придется намекнуть ему на хрупкость его тушки.

– Пойдем, малыш, – позвал офицер, направляясь к караульному помещению. – Ночь еще длинная, а у нас очень много работы.

Гуго кивнул и последовал за командиром. Остановившись на мгновение у ворот, молодой солдат бросил последний взгляд на темную дорогу, по которой уехала телега, груженная мертвыми.

Когда замок окончательно скрылся за холмом, возница откинул тент и постучал по дереву.

– Вылезайте, господа. – В голосе не было ни заискивающих нот, ни дрожи. Николя Гарболь говорил тихо и спокойно.

Сразу после этих слов морщинистая увечная рука Жана Гурата вцепилась в кузов. Старый солдат подтянулся и вылез наружу. Ловко перелез вперед, усаживаясь рядом с возницей.

Андрэ вылезал куда дольше, юношу опоили снотворным сильнее, так что двигался он все еще слегка сонно. Так или иначе, парень выбрался вслед за Жаном.

Выглядел Андрэ скверно, бледный, болезненно худой и явно ни черта не соображающий.

– На, попей воды, – произнес Жан спокойно и протянул юноше небольшую флягу с водой. Морщинистое лицо старого солдата выражало смесь сочувствия и заботы.

– Спасибо.

Андрэ благодарно принял флягу и приложился к ней с жадностью умирающего от жажды.

Бледное лицо юноши было покрыто холодным потом, а губы дрожали. Он впервые видел мертвых людей так близко. Впервые трогал их. И уж точно никогда до этого… Он. Не. Спал. Под. Трупами.

Пять чертовых часов с мертвецами вытряхнули из него душу и остатки нормальности.

– Всю не пей. – Жан отобрал флягу, движения были быстрыми и уверенными. – Все равно тебя сейчас вырвет…

В эту самую секунду желудок Андрэ сжался, и юноша согнулся пополам. Он едва удержался, перегнувшись с козел, исторгая содержимое собственного желудка на дорогу. Парня рвало водой и желчью, и было это так мерзко и неприятно, что Андрэ почувствовал себя умирающим.

Звуки рвоты смешивались со скрипом колес.

– Зачем дал воду? – произнес возница с упреком.

После трех часов езды старик окончательно сбросил личину тихого и пугливого труповоза. Теперь он выглядел и вел себя как заправский бандит, которым, к слову, и являлся. Глаза его холодно блеснули в тусклом свете луны. Гурат пожал плечами, лицо, испещренное шрамами и мелкими пороховыми ожогами, оставалось спокойным, словно озеро в штиль.

– Так быстрее организм очистится от дурман-травы.

– Мог бы и подождать, – проговорил бандит флегматично.

– Зачем, если можно не ждать? – таким же флегматичным голосом произнес Гурат и достал из-за пазухи трубку.

– Сволочь ты, Жан.

– С того и живу, Нико… – Гурат сунул трубку в пасть, улыбнулся и повторил: – С того и живу.

Глава 5. Я теперь тебя учу

Подвода со скрипом остановилась прямо посреди дороги. Лошадь, измученная ночной поездкой, тяжело дышала, пар клубился в прохладном утреннем воздухе. Рассвет только-только забрезжил на востоке, так что все вокруг казалось спящим.

– Ну-с, – произнес труповоз, натягивая поводья, – свою часть я выполнил, Жан.

– Конечно. – Бывший пороховик цокнул языком и вытащил из потрепанного кармана увесистый кошель. – Держи, Нико, как и условились.

Возница, прищурив один глаз, пару раз подбросил кошелек на мозолистой руке, прикидывая вес. Звон монет разнесся в утренней тишине, нарушаемой лишь далеким воем ветра.

– Мне стоит пересчитывать? Или ты добавишь те две серебряные монеты, которых не хватает? – спросил Гарболь, хитро улыбаясь. И эта улыбка его совсем не выглядела доброй – редкие пожелтевшие зубы выглядывали из-под разбитой и распухшей губы. Почти половина отсутствовала, а разбитые десны добавили к желтому еще и красные оттенки.

Примерно так и должен был улыбаться мерзавец вроде него. На Гурата же этот оскал имел слабый эффект.

– От тебя ничего не скроешь, старый лис. – Рука Жана вновь отправилась в карман и вынырнула уже с двумя недостающими монетами.

Серебро тускло блеснуло в полумраке. Гарболь жадно облизнулся, глядя на собственное богатство.

– Выпало, пока трясло на ухабах. – Жан не стал долго оправдываться и вместо этого выдал первое пришедшее в голову. – Держи, теперь все должно быть ровно.

– Конечно-конечно, – не стал спорить возничий. Закуситься со старым служакой, конечно, можно, но только не факт, что исход будет в его пользу. А потому он принял ложь: – Я тебе охотно верю.

Николя ухмыльнулся, добавил монеты в кошель и сунул его за пазуху.

– А разве могут быть сомнения? – Жан изобразил на лице притворную обиду, но глаза выдавали его веселость.

Не получилось – значит не получилось. В конце концов, старый труповоз и впрямь их вывез из замка.

– Пф-ф-ф, Гурат, мальчонке рассказывай, какой ты честный, а мне не надо. Я тебя как облупленного знаю. – Николя махнул рукой в сторону все еще квелого Андрэ. – Если бы ты мог, то и мать собственную надурил.

– Не-е-ет, моя старушка, упокой господь ее грешную душу, на такое не повелась бы. Сама ведь меня, на свою голову, научила.

Оба старика рассмеялись. Андрэ же все еще страдал от легкой дурноты в голове и не поддержал шуточный тон. Тем более что их возничий его откровенно пугал.

– Ладно, мил с-дари, – Гарболь хлопнул рукой по козлам, – вылезайте, дальше я с вами не поеду.

– Спасибо, старина, ты нам, считай, жизнь спас.

– В задницу свою благодарность засунь, и лучше не появляйся в городе еще лет сорок, а то от тебя одни проблемы.

– Учту твои пожелания, Нико.

– Уж будь добр. Ладно, пока, старый урод. – Бандит хлопнул солдата по плечу и расхохотался. – А то мне еще обратно в город нужно, надо поговорить с парой ублюдков на тему честно заработанного и нечестно отнятого. Да и этих соколиков надо скинуть студиозусам.

Андрэ все еще чувствовал слабость после снотворного, а потому весьма неуклюже спустился на землю. Подошвы его сапог утопали в мягкой, влажной земле. Жан, несмотря на свой возраст, спрыгнул весьма ловко – не как кошка, но куда ловчее мальчишки. Он быстро вытащил из кузова с мертвецами два мешка с их нехилым скарбом и оба отдал Андрэ.

Телега, скрипя колесами, развернулась и покатила обратно к городу, оставляя за собой клубы пыли. Гурат проводил ее взглядом, мрачно усмехнувшись. Похоже, через пару дней городской список мертвых пополнит пара имен никому не известных стражников.

Старый солдат слишком хорошо знал труповоза Гарболя и почти сочувствовал тем двум ублюдкам на воротах. Но мысли о них занимали его голову недолго.

– Я думал, что он приврал про студентов… – произнес Андрэ удивленно.

– Замолкни, – резко оборвал его Гурат.

Старик настороженно огляделся по сторонам, его рука машинально легла на рукоять спрятанного под плащом кинжала.

Он простоял так с минуту, все ожидая внезапного налета с дороги или засады, но ни того, ни другого не было. Ни намека на касание к искре демона, ни запаха пороха или пота. Даже стука копыт не было слышно. Лишь шелест листвы и отдаленное пение птиц нарушали утреннюю тишину.

Похоже, что «Друзья друзей» их только что выпнули из города от греха подальше. Достойное решение весьма скользкого вопроса. Оставалось только надеяться, что об этом дель-Конзо донесут не сразу, а хотя бы на следующий день.

По примерным прикидкам, к тому времени они с Андрэ должны были уже оказаться на границе ленных земель покойного Луи.

– М-да… – пробурчал Жан, расслабляясь. – Хорошо иногда иметь крайне дурную репутацию.

– Думаешь, ловушка? – спросил Андрэ, все еще напряженный.

– Не-е-ет. – Солдат громко зевнул, прикрыв рот морщинистой ладонью. – Николя бы не рискнул играть на две доски. Ублюдок меня слишком хорошо знает и понимает, что, когда я вернусь в город, а я непременно после такого вернусь, то ему же первому выпущу кишки. И сделаю это так, что весь Великий Конклав Лекарей обратно их не затолкает.

– А что мешает ему доложить о нас дель-Конзо, когда приедет в город?

Замечание было вполне обоснованным, так что старик ответил:

– Ничего. Я, на самом деле, на это рассчитываю. – Заметив непонимающий взгляд воспитанника, Гурат пояснил: – Я много с кем встречался, пока ты сидел в том склепе. Разговаривал о жизни и смерти, светился тут и там, торговал лицом, как свежая шлюха… Короче… в людей я не верю – слишком я стар и опытен для этих глупостей.

Старик ловко сошел с дороги и принялся идти в направлении от нее, забирая чуть на север. Высокая трава хлестала по ногам, оставляя влажные следы на потрепанных сапогах. Андрэ следовал за своим единственным солдатом и продолжал слушать.

– Я много где засветился, – продолжал Гурат, – так что в городе есть минимум шесть историй о том, куда мы подались. Зачем – понял?

– Да… – кивнул мальчишка. – Чтобы сбить со следа охотников за головами.

– Ага, и это тоже… – Старик пригнулся, проходя под сосновой веткой. – А еще посмотрю, по какому следу пойдет больше всего народу. Ну и вычеркну пару человек из списка надежных друзей.

– Хитро.

– А ты думал, что я только кишки выпускать умею?

К своему стыду, Андрэ понял, что именно так он и думал. Вид старого Жана Гурата не давал повода для двойной трактовки – головорез и рубака. А о том, что у каждой монеты есть две стороны, Андрэ вспомнил только сейчас.

Домишко показался через полчаса ходьбы. Это было небольшое деревянное строение, покосившееся от времени и непогоды. По мнению Андрэ, оно больше походило на сарай или землянку, чем на нормальное жилье. Крыша, покрытая мокрым мхом, местами провалилась, а стены, казалось, держались лишь на честном слове, смешанном с коровьим навозом и соломой.

Андрэ вошел внутрь и поморщился от запаха гнили и сырости. Но быстро одернул себя, вспомнив, что теперь не имеет права нос воротить. Гурат прав: пора переставать быть изнеженным графским сынком и начинать отращивать зубы.

Иначе глотку ему перегрызут, как только старик сыграет в ящик.

– Милости прошу, – произнес Жан, обводя рукой скудное убранство хижины. – Не бог весть что, но в нашем положении подходит.

– Это что?

– Старая заимка браконьеров. – Старик скинул шляпу на небольшой покосившийся столик и прошел к сваленной в углу куче из мха и еловых веток.

– А хозяева?

– Прикопаны в десятке шагов отсюда. Не ссы, милорд, сюда никто не заявится.

– Х-хорошо.

– Я буду спать. Час или два.

– Мы же… – робко начал Андрэ, но взгляд старика его остановил.

– Я буду спать, потом чего-нибудь пожру, а потом мы с тобой продолжим путь, – едва ли не по слогам повторил он, глаза сверкнули стальным блеском. – Точка. Если нечем заняться, то бери свою зубочистку, – взглядом Гурат указал на пояс, – и иди повторяй первый комплекс.

– Ты же говорил, что Лангейская школа – дерьмо для чистоплюев.

– Да, и я от слов не отказываюсь. Но, во-первых, тебе нужно размяться, чтобы прошел стресс, во-вторых, ты не будешь мешать мне спать.

– А в-третьих?

– Пошел на хер, малыш! Вот тебе в-третьих, – прорычал Гурат, заворачиваясь в потрепанный плащ и укладываясь на импровизированную постель.

Андрэ вздохнул и, выйдя из хижины, отыскал ровную поляну, где и принялся за упражнения. Он медленно повторял все позиции, которые ставил ему Дерманзак. Без присмотра учителя оказалось тяжело. Тот хоть был не самый умелый, но все же давал иногда советы и поправлял совсем уж грубые ошибки.

Сейчас же, в одиночестве, Андрэ погрузился в мысли о казни родителей.

Юноша старался отмахиваться от неприятных воспоминаний, но разум раз за разом возвращался к одной и той же мысли.

«Я должен отомстить», – решил он для себя и провел весьма неплохой выпад. Почти что лучший из всех.

Отступил назад и повторил. Получилось не так изящно, как хотелось, так что Андрэ вновь принял исходную стойку. Выпад. Плохо! Отвратительно! Никуда не годно!

Жан Гурат не спал. Он сидел на лежанке и наблюдал за тем, как сиротка старательно повторяет первую атакующую позицию. Раз за разом. Что ж, похоже, у сопляка есть намек на характер. Хотя… Нет, Дерманзака стоило бы запороть на конюшне за такое издевательство над искусством фехтования.

Единственное, что успокаивало Жана, так это то, что далеко не все ошибки парнишка успел перенять. Можно будет хоть немного выправить ему постановку ног. Вот только смотреть на все это просто невозможно.

Старик недовольно вздохнул, прикрыл глаза и покачал головой.

Вот куда он лезет?

А… к черту.

Дверь распахнулась, и на пороге показался Жан. Выглядел он недовольно, так что Андрэ почувствовал проблемы практически сразу.

– Левая нога должна оставаться чуть согнутой. – Он быстро подошел и подбил своим сапогом ногу парнишки. – Вот так, бестолочь. Теперь попробуй.

Выпад получился неплохим, однако старик только покачал головой.

– Опускаешь руку. – Он ударил по опущенной руке мальчишки своей ладонью, так что та взлетела на уровень груди. – Если в реальном бою опустишь ее, то тебя пырнут. Выверни ладонь и держи мизинцем вверх.

– Дерман…

– Да срать я на него хотел. Я теперь тебя учу.

Жан окинул Андрэ критическим взглядом и вздохнул.

– Ладно, давай-ка я покажу тебе, как это делается по-настоящему. Забудь все, чему учил тебя этот шарлатан Дерманзак.

Старик встал в стойку, и Андрэ с удивлением заметил, насколько изящно и легко он двигался, несмотря на возраст.

– Смотри внимательно. Это основы «Истинного Искусства Фехтования», моей любимой и самой великой Гриббальской школы. Не скажу, что я мастер, но почти сорок лет она спасала мне жизнь. Так что кое-что я понимаю.

Жан вытащил свою шпагу и начал медленно двигаться, описывая вокруг себя воображаемый круг.

– Представь, что ты стоишь в центре круга. – Старый солдат говорил спокойно и уверенно. – Твоя задача – контролировать этот круг, двигаясь по его периметру. Каждый шаг, каждое движение должно быть геометрически выверено.

Он сделал несколько шагов, демонстрируя плавные переходы из одной позиции в другую. В движениях старика была какая-то неуловимая плавность и грация. Он словно танцевал, держа оружие перед собой.

– Видишь? Это называется «компас» – особый шаг. Он позволяет сохранять равновесие и быть готовым к атаке или защите в любой момент.

Затем Жан резко выбросил вперед руку со шпагой.

– А это «эстокада» – колющий удар. – Гурат выпрямил руку, демонстрируя движение. Его пальцы, покрытые мозолями от десятилетий фехтования, крепко сжимали рукоять шпаги. – Заметь, как прямая линия проходит от моего плеча через локоть к кончикам пальцев. Ближе подойди и встань вот тут.

Андрэ подчинился и встал сбоку, так что рука учителя стала видна с нового угла. Он заметил, как напряглись мышцы на предплечье старика.

– Это обеспечивает максимальную силу и точность удара, – продолжил Жан, медленно поворачивая запястье. – Я разок так вот пригвоздил человека к стенке. Хотя… ублюдок был без брони и худой как смерть. Так что такого же эффекта не жди, но всегда будь готов к неожиданностям.

Глаза Жана на мгновение затуманились, словно он вновь переживал тот момент. Андрэ заметил едва заметный шрам на тыльной стороне его ладони – след прошлых сражений. Парнишка завороженно наблюдал за движениями старика. Это было совсем не похоже на то, чему его учил Дерманзак. Каждый жест Жана был отточен годами практики, в нем чувствовалась смертоносная грация хищника.

– Теперь самое важное – «темпо», правильный момент для атаки. – Жан резко выбросил руку вперед, и Андрэ невольно отшатнулся. – Ты должен чувствовать его каждой клеточкой своего тела. Когда противник теряет равновесие, когда он отвлекается – вот тогда ты и наносишь удар.

Жан прищурился, вглядываясь в невидимого врага.

– Я не просто так вспомнил того ублюдка. Я проткнул его шпагой, и клинок застрял в дереве. Кровь хлынула, как из только что заколотой свиньи. – Он покачал головой, словно отгоняя воспоминание. – Неплохо, да?

Андрэ кивнул.

– Нет. Я потерял темп, сбился с ритма и едва не подох там, потому как, пока я вытаскивал клинок, ко мне сбоку подошел его брат, или сват, или хрен знает кто. Уж точно не мой друг… Угадай тот урод с моментом, и я бы лег там же, в том поганом сарае.

Гурат оскалился.

– Вопрос. Ты попал в такую ситуацию, малыш. Меч застрял или сломан, рука ранена, так что ты не можешь ею работать. Ну и что в таких случаях делать? Дерманзак тебе такое не преподаст. Ну, жду ответ.

Андрэ почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он сглотнул, мучительно размышляя.

– Я… не знаю, – наконец произнес он тихо и жалко.

Гурат криво усмехнулся, и стало заметно, что сзади у него не хватает одного коренного зуба.

– На такой случай у тебя всегда в левой руке должен быть шпаголом или дага.

– Дага? – переспросил Андрэ.

– Клинок для левой руки. – Жан потянулся к поясу и вытащил короткий кинжал с широким лезвием. Солнечный луч, пробившийся сквозь листву, отразился от полированной стали. – Вот, смотри. Этот красавец спас мне жизнь не раз и не два. В ближнем бою он не менее опасен, чем шпага. Глаза, горло, брюхо – куда достаешь, туда и ткни. Блокируй меч, если надо.

Старик убрал оружие в ножны и сплюнул под ноги. После этого небольшого урока он казался злым и разгоряченным.

– А если второго клинка нет? – Вопрос даже самому Андрэ показался глупым, но он уже его задал.

В ответ ветеран не одного сражения и победитель сотен дуэлей натурально взорвался.

– Значит ты – мертвый тупой ублюдок, который забыл самое главное! Кулаком в морду бей, в кадык ребром ладони. Ткни пальцем в глаза. Но лучше всего, слышишь, никогда не забывай второй клинок, Андрэ. Можешь забыть шляпу, перевязь, свой мелкий хер вытащить из какой-нибудь девки, но оружие всегда носи с собой.

– Я понял тебя, Жан.

Вспышка гнева неслабо напугала Андрэ. Мысленно он проклял себя за этот вопрос. Можно же было догадаться!

Гурат быстро подошел и отвесил ему хлесткую пощечину. Щека вспыхнула огнем, словно его ударил не человек, а горящий демон из самых глубин ада.

– За что? – воскликнул парень удивленно.

– Вот теперь точно этот урок не забудешь. Плюс, чтобы ты не задавал идиотских вопросов. А теперь пошли пожрем чего-нибудь да двинемся западнее. Передохнуть ты мне, конечно, не дал, ну да ладно…

– А что там?

– Если мне не изменяет память, то там небольшой городок должен быть. Нам лошади нужны. Пешими нас любой ублюдок догонит. Хорошо хоть, ты езде обучен лучше, чем фехтованию, хоть этому тебя не придется учить. Хлопоты с тобой одни, малыш…

Глава 6. Я в это благородное дерьмо не лезу – мне своего хватает

Перекусив солониной, Гурат заметно подобрел и принялся насвистывать несложную мелодию, напоминавшую что-то среднее между военным гимном и простенькой песенкой городской бедноты. Пальцы отбивали ритм по потертой кожаной перевязи, а в глазах появился озорной блеск, который на мгновение сделал его похожим на совсем зеленого новобранца, а не на сурового закаленного ветерана.

Андрэ же незаметно для себя начал размышлять о мести. Эта идея, словно яд, расползалась по разуму мальчишки, вытесняя все остальные мысли. Весь путь до нужной деревни в голове у него крутились картины возмездия, одна страшнее другой.

Несколько раз он настолько проваливался в собственные мрачные фантазии, что спотыкался о корни деревьев и камни, едва не падая на сырую землю. Только крепкая рука старого солдата удерживала его от неминуемого падения. Гурат каждый раз едва успевал схватить мальчишку за плечо или шиворот, демонстрируя при этом отличную реакцию.

После очередного такого спасения старик остановился, его лицо приобрело озабоченное выражение. Морщины на лбу углубились, а в глазах появилось что-то похожее на сочувствие.

– Да какого хрена с тобой происходит, малыш? – спросил он, внимательно вглядываясь в лицо Андрэ. – Ты что там, спишь на ходу? Или призраков увидел?

– Нет… – Андрэ опустил глаза, чувствуя, как краска стыда заливает его щеки. Виноватого взгляда было мало, так что он пояснил: – Прости, Жан, просто я задумался…

– План мести вынашиваешь, как я понимаю. – Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

Андрэ вскинул голову, удивленно уставившись на старика.

– Как ты узнал?

Гурат хмыкнул, доставая из кармана потрепанный кисет с табаком. Его пальцы ловко набили трубку, затем он чиркнул спичкой и раскурил табак.

– Ты бы был крайне хреновым сыном, если бы этого не планировал. – Старик сунул в рот свою неизменную трубку и пыхнул несколько раз, выпуская облачка сизого дыма. – Да и на роже у тебя все написано. Твои глаза… они сейчас такие же, как у меня были много лет назад.

Он замолчал на мгновение, словно погрузившись в воспоминания, затем покачал головой и добавил:

– Только смотри, чтобы эта мысль тебя не сожрала изнутри, парень. – Жан выпустил клуб дыма, который медленно растворился в вечернем воздухе. – Месть – она хороша только в голове, а как только начнешь ее воплощать… потянется цепочка трупов. Брат за брата, кровь за кровь, обида за обиду – и вот ты уже мстишь непонятно кому и непонятно за какое оскорбление, нанесенное твоему предку, которого даже никогда не видел.

Андрэ сжал кулаки, его глаза сверкнули в полумраке:

– Они убили моих родителей, старик.

– Ха… и считали себя правыми, – произнес старый солдат и направил мундштук трубки на мальчишку. – Ты как раз и подтвердил мой вывод. Дель-Конзо мерзавец, я не спорю, но вражда с твоим отцом у него наследственная.

– Наследственная? – Андрэ резко остановился, его лицо выражало смесь удивления и недоверия. – Ты что-то знаешь?

Жан вздохнул, выбивая остатки прогоревшего табака из трубки о ствол ближайшего дерева:

– Толком ни черта. Все, что я знаю, – что твой и его род грызутся уже без малого век. Пара стариков вроде не поделили юбку и то, что под ней, и во многом из-за этого твой папаша отправился на виселицу.

– Быть такого не может, – произнес последний Жуар тихо, его голос дрогнул.

– О… – Гурат только заулыбался сильнее. – Поверь мне, мальчик. И не на такое способны мужики ради юбок. Если захочешь узнать историю лучше – прошу, делай это без меня. Я в это благородное дерьмо не лезу – мне своего хватает.

Старик на мгновение замолчал, глядя куда-то вдаль. Затем он снова повернулся к Андрэ:

– То, что я хочу до тебя донести: месть понятна и проста, но нужно уметь с ней обращаться, иначе сам сгоришь быстрее, чем до врага доберешься. Твои старики не поняли этого, и вы режетесь из-за одной давно протухшей ссоры. – Жан покачал головой. – Черт… что-то меня потянуло на философию. Вставай да пошли, еще немного осталось до городка.

К месту они вышли уже сильно после заката. Хотя городом его можно было назвать с натяжкой. Два или три десятка невысоких домишек выросли рядом с небольшой паромной переправой. Последняя точка на карте земель дель-Косталь – на другом берегу уже чужая земля, где у дель-Конзо нет власти.

Жан приказал оставаться Андрэ в лесу, пока он сходит на разведку. И хотя мальчишке было страшновато, но спорить он не стал. Если в городе ждут солдаты, то поодиночке поймать их будет пусть ненамного, но сложнее. Андрэ смотрел на то, как фигура старого солдата скрывается вдали, и на душе у него было тревожно. К счастью, ожидание продлилось недолго. Практически через час или около того появился Жан с весьма довольным видом.

– Отличные вести, – произнес он первым делом, – городок пока чист.

Андрэ облегченно вздохнул, услышав новости.

– Так мы можем зайти? – с надеждой спросил он.

Старик кивнул, но его лицо оставалось серьезным.

– Можем, но нужно быть осторожными. Он, может быть, и чист сейчас, но ситуация легко изменится в любой момент. Держи ухо востро, а глаза открытыми. Заметишь хоть что-то – тут же говоришь мне. Уяснил?

– Да, – кивнул парень и рефлекторно взялся за рукоять шпаги.

Они двинулись.

По мере приближения, Андрэ смог разглядеть больше деталей. Дома были невысокими, в основном деревянными, с двускатными черепичными крышами. Возле паромной переправы на волнах качалось несколько лодок, привязанных к кривым деревянным столбам.

Сам же паром стоял на другом берегу.

Заметив это, Гурат выругался на каком-то странном шипящем языке, который бывший граф не распознал.

– Слушай внимательно, малыш, – проговорил Жан, когда они подошли к границе поселения. – Мы остановимся в трактире «У Пьера». Хозяин – мой старый знакомый, ему можно доверять. Но даже там не расслабляйся. Веди себя как обычный путник, не привлекай внимания.

Андрэ в очередной раз кивнул. Он все чаще чувствовал себя игрушечным болванчиком, который только кивает и делает то, что велят.

– А что мы будем делать дальше? – спросил он шепотом.

Жан усмехнулся.

– Для начала – хорошенько выспимся и поедим. А утром решим, как переправляться через реку. На той стороне нас ждет относительная безопасность, но до нее еще нужно добраться. И что-то мне подсказывает, что проблемы нас слишком долго обходили стороной.

Они вошли в городок со стороны северного тракта. Выходить сразу из леса – это верный способ получить пулю в брюхо. Даже Андрэ это понимал и не спорил. Пусть путь и удлинился на добрую четверть часа. Ноги, непривычные к целому дню ходьбы по кустам и буеракам, уже заметно гудели, но близость цели и нежелание потерять лицо заставляли мальчишку терпеть.

У входа в город Андрэ попытался накинуть на голову капюшон плаща, но рука старика его остановила.

– Это что это ты делаешь, малец? – спросил он с любопытством.

– Нас же заметят люди, – попытался объясниться парень, но в ответ только получил недоуменный взгляд.

– На небе ты хоть облачко видишь?

– Э-э-э…

– Вот именно, как бы ты поступил, завались к тебе в такую погоду пара гостей с закрытыми лицами? Ставлю десять медяков, что ты из штанов бы выпрыгнул, только узнать бы о них хоть что-то.

– Но нас же запомнят.

– И плевать. Мы простые путники – ни от кого не бежим, ни от кого не скрываемся. Ждем второго или третьего парома и переправляемся.

– Почему не первого?

– Я тебе только что все объяснил.

Несмотря на поздний час, на улицах еще встречались редкие прохожие. Трактир «У Пьера» оказался небольшим двухэтажным зданием рядом с пристанью. Жан уверенно толкнул дверь, и они вошли внутрь.

Андрэ на мгновение зажмурился от яркого света. Зала была наполнена запахами чего-то кислого, жареного мяса и табачного дыма. За столами сидели разные люди – от простых крестьян до купцов в дорогих одеждах. Держались они группками.

– Жан, старый ты черт! – раздался громкий голос из-за стойки. – Какими судьбами?

Хозяин трактира – крупный мужчина с лысиной и пышными усами – радостно приветствовал их. Он вышел из-за стойки и едва ли не вприпрыжку припустил к новым гостям.

– Тише ты, Пьер, – проворчал Гурат, но по его лицу было видно, что он рад встрече. – Нам бы комнату на ночь и ужин. И поменьше вопросов, само собой.

Трактирщик понимающе кивнул, его улыбка испарилась, а глаза стали настороженными.

– Конечно, старина, все как обычно, – покивал он. – А это кто у нас? Новый ученик?

Жан положил руку на плечо мальчика.

– Племянник. Везу его к родственникам за рекой.

– У тебя же не было родственников за рекой…

– А у тебя дырки в пузе, иихо дэ пута!

– Что ж, добро пожаловать, молодой человек. Надеюсь, вам понравится у нас. Пойдемте, я покажу вам комнату.

Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Пьер открыл дверь в небольшую, но чистую комнату с двумя кроватями.

– Располагайтесь. Ужин принесу через полчаса. Что-нибудь особенное?

Жан покачал головой.

– Все как всегда, я чертовски голоден.

– Вина?

– Немного.

– То есть не два кувшина?

– Только если ты его разбавил.

Когда Пьер ушел, Андрэ повернулся к Жану.

– Племянник?

Старик устало опустился на кровать и принялся стягивать сапоги.

– Меньше знает – меньше расскажет под пытками. Пьер хороший человек, но лишняя информация укоротит ему срок жизни.

Андрэ кивнул, понимая логику старого солдата.

– А что насчет парома? Мы действительно будем ждать второго или третьего? Я бы рискнул…

Жан хмыкнул.

– Поживем – увидим. Сначала нужно осмотреться, понять обстановку. Может, придется задержаться на день-два, а может уплывем с первым же паромом. Главное – не привлекать внимания и быть готовыми ко всему.

Андрэ сел на свою кровать, чувствуя, как усталость накатывает волной.

– Жан, – тихо произнес он, – спасибо тебе. За все. Я только сейчас понял, что не сказал тебе это.

Старый солдат удивленно посмотрел на мальчика, потом его лицо смягчилось.

– Не за что, малыш. Я буквально за месяц до всего этого кошмара подписал с твоим папашей, упокой его боги, новый контракт на десять лет, так что на этот срок можешь быть уверен в моей лояльности.

– А дальше?

– Сначала доживи до этого времени, малыш.

– Жан… – Андрэ рухнул на кровать.

– Чего тебе еще?

– А дорого я стою? В том смысле, сколько заплатил мой отец?

– Пятьдесят золотых марок ждут меня в банке, но забрать их могу только через десять лет и с твоего личного одобрения. Мера предосторожности, сам понимаешь…

Андрэ только улыбнулся в ответ.

Через полчаса в дверь постучали. Пьер принес ужин. Чечевичная похлебка на утином мясе, пара ломтей не самого сухого хлеба, четверть головки свежего козьего сыра с травами и большой кувшин с вином. Такого застолья у Андрэ не было давно.

Он почувствовал новый прилив сил и, вскочив с кровати, собирался с жадностью наброситься на еду, но старик остановил его:

– Не так быстро, малыш. Ешь медленно и небольшими порциями. Еще не хватало слечь с заворотом кишок.

Мальчик кивнул и стал есть осторожнее, смакуя каждый кусочек. Жан тоже приступил к трапезе, но его движения были размеренными и спокойными.

– Значит, пятьдесят золотых марок, – задумчиво произнес Андрэ, хрустя твердым куском хлеба. – Это много?

Жан усмехнулся.

– Достаточно, чтобы купить небольшое поместье с виноградником или снарядить отряд из двадцати хорошо вооруженных солдат на год службы.

– Не думал, что ты хочешь виноградники.

– Я такого и не говорил.

– Значит, солдаты?

– Значит, это метафора, – пояснил Гурат. Он съел несколько ложек похлебки и продолжил: – Все, что я хотел сказать, так это то, что твой отец не поскупился на твою безопасность. Цени это.