Лукоморье
© Издательство «Четыре», 2024
Имя Александра Сергеевича Пушкина является символом русской литературы, её квинтэссенцией и вечным источником вдохновения для множества поколений писателей и поэтов. Его творчество, живое и искрящееся, продолжает звучать в сердцах читателей, находя новые формы и оттенки в произведениях современных авторов.
Особое место в наследии Пушкина занимают его детские произведения. Простые на первый взгляд, они полны мудрости и доброты, которые помогают юным читателям открыть для себя мир литературы. Сказки Пушкина – это не только шедевры словесного искусства, но и важный воспитательный инструмент, который в лёгкой, игровой форме формирует нравственные ориентиры и раскрывает перед ребёнком богатство русского языка.
Этот сборник объединяет современных писателей и поэтов, которые, вдохновлённые Пушкиным, создают новые произведения, развивая и продолжая традиции великого русского классика. В их творчестве чувствуется пульс современности, но вместе с тем сохраняется глубинная связь с пушкинским наследием – той бесценной сокровищницей, из которой каждый черпает своё вдохновение.
Иллюстрации, украшающие страницы этого сборника, выполнены по мотивам сказок Пушкина. Они оживляют волшебные миры, созданные великим поэтом, и дополняют тексты визуальным великолепием.
Перед вами – не просто книга, а мост между прошлым и настоящим, где Пушкин и современные авторы ведут нескончаемый диалог, приобщая к этому великому наследию всё новых и новых читателей.
Стихи для детей
Александр Богатырёв
Незабудки расцвели,
Всё вокруг красиво.
Незабудки расцвели,
Как же это мило!
Красота цветов в лугах
Взгляд не отпускает.
Незабудок луговых
Много не бывает.
Утром рано я встаю
И за молоком бегу.
Ждёт меня бурёнка Маша
На соседнем берегу.
На крыльце лежит собака
И чего-то ждёт.
Может, дремлет в вечер поздний,
Или стережёт?
Выйду ночью я к собаке,
Сильно обниму.
Пусть моя собака знает —
Я её люблю.
Я в речку прыгнул с берега,
Нырнул почти до дна.
Песок увидел, камушки
И даже карася.
Теперь плыву и думаю:
Ну как же хорошо,
Когда в жару на речке
Становится легко!
Не хочу я одеваться,
А хочу ещё лежать.
В сад вставать такая мука.
Мне б ещё чуть-чуть поспать.
Я глаза не открываю,
Под подушкой голова.
Может, я посплю немного,
Час один, ну или два.
Мама смотрит, улыбаясь.
Говорит: «Пора, пора.
Дети новый день встречают».
Вот и я вставать должна.
Я теперь совсем большой,
Обливаюсь я водой.
Из ведра на голову —
Как же это здорово.
Жи и ши,
Ча, ща,
Чу, щу.
Эти правила учу.
Буду помнить их и знать,
Буду правильно писать.
Руки в речку опущу,
Надо остудиться.
Ох, холодная с утра
У мостка водица.
Над водой
Стоит туман,
Стайки рыб мелькают.
Летом утром
На заре
Так всегда бывает.
Налетела непогода.
Ветер, сильная гроза.
Тучи небо закрывают
И прогнали облака.
Так бывает, если осень
Неожиданно пришла
И грозой сказать нам хочет:
Лету уходить пора.
Мы садимся за обед.
Повару пошлём привет.
Очень вкусная еда
В нашем садике всегда.
Муха, муха, не кружи
И меня не заводи.
Если стану я кружиться,
Не смогу остановиться.
Прилетели комары.
Может быть, из-за жары.
В комнате опять летают,
Ночью сильно нас кусают.
В комнате лежат игрушки
На кровати, на подушке.
Где же им ещё лежать,
Если я люблю играть?
Город тихо засыпал.
Сразу видно, что устал.
Я не сплю, кино смотрю.
Значит, я не устаю?
Взмывают вверх опять качели,
И я лечу, лечу, лечу…
И возвращаться, если честно,
В песочницу я не хочу.
На газоне светлячки
Дружно светят на цветы.
Очень добрый этот свет,
В мире его лучше нет
В бочке плещется вода,
Бьётся в круглые борта.
Быстро нагревается,
На грядки выливается.
Не люблю голландский сыр,
В этом сыре много дыр.
Я другой продукт люблю,
Под названьем
Гордон блю.
Вот его могу я есть,
И количество не счесть.
Дайте детям утром сыр,
Засияет в красках мир
За окном мелькает лето,
Что в зелёный цвет одето.
Мне очень нравится, когда
Вокруг зелёная трава
У меня есть друг Егор,
Умный он, как Пифагор.
Слагает, вычитает,
Примеры правильно решает.
Хома, Хома, хомячок,
Спать улёгся на бочок.
Хочет хомячок поспать,
Но не смог найти кровать.
Спит в углу на старой шапке,
Подложив под щёчку лапки.
Пусть поспит и отдохнёт,
В поле поутру уйдёт.
Я бегу, мне надо торопиться.
Ещё чуть-чуть, я опоздаю на урок.
Ну почему? Как так могло случиться?
Как вдруг проснуться рано я не смог?
Сегодня в школе ждёт контрольная работа.
И все за партами, а я ещё бегу.
Я тороплюсь, я злюсь и понимаю,
Что опоздать к началу не могу.
Приезд (Глава из книги «Остров зелёных попугаев»)
Марина Боева
Первый луч восходящего солнца проник сквозь завешенное кружевным тюлем окно, лёг светлой полосой на окрашенный белой масляной краской подоконник, разбудил мирно дремавшую муху и внезапно исчез. Серенькое насекомое, покрытое редкими волосками, взлетело, нудно зажужжало, закружило под потолком вокруг лампы, выбирая новое местечко для отдыха. Стол, расположенный между двумя окошками, и лавка слева от него показались большими, неуютными. Не приглянулся мушке и туалетный столик с резными изогнутыми ножками, заставленный фарфоровыми статуэтками: изящными балеринами, застывшими в классическом танце; благородными оленями, вскинувшими высоко головы, увенчанные ветвистыми рогами. Она выбрала тёплую стену кирпичной печки, разделявшей кухоньку и кладовую. Разомлела, успокоилась, приготовилась вздремнуть, как вдруг дверь с металлическим кольцом вместо ручки открылась и в комнату вошёл коренастый мужчина средних лет. В его руке была прямоугольная клетка, а в ней на жёрдочке сидел, озираясь по сторонам, встревоженный переменами волнистый попугайчик. Человек с открытым, добродушным лицом поставил проволочный домик на книжную этажерку, ещё раз взглянул на птичку и вышел.
В ближнем углу помещения тихонько скрипнула железная кровать. На мягкой перине, в куче перьевых подушек, под лоскутным одеялом проснулась девочка, но открывать глаза ей не хотелось. Вспоминая сон, желая продлить увиденную полную ярких сюжетов сказку, она услышала громкое и незнакомое щебетание. Недоумевая, мечтательница резко приподнялась, села на край постели, убрала за ухо непослушную прядь длинных каштановых волос и заметила напротив себя зелёную с глянцевым отливом птаху. Чириканье повторилось. Анна осторожно спустилась на прохладный пол. Босиком ступая по старым потрескавшимся половицам, подошла к попугаю, который внимательно смотрел на неё глазами-бусинами.
Двумя днями ранее под торжественные звуки марша семья Ивановых поднялась на теплоход с надписью «Соловки» на белоснежном боку. Дав задний ход и развернувшись на нужный угол, он отправился в плавание, оставив позади родной город в очертаниях серо-голубых сопок. Стройные краны-жирафы кандалакшского порта вскоре скрылись из вида. Море во всей своей красе сверкало серебряными бликами. В ясном небе кружили неистово кричащие чайки. Пассажиры с палубы бросали им кусочки хлеба, а птицы хватали их на лету, веселя публику. На скамейках разместились геологи, исполненные романтики и стремления к приключениям. Аня облокотилась на перила и стала смотреть на бурлящую за кормой воду. Подул ветерок, обдавая лицо прохладой и моросью, напомнив о последнем приезде в Кузомень.
В тот день на море разгулялся шторм, и его сила, не переставая, возрастала. Свинцовые тучи затянули небо, напористый ветер поднял белёсые волны, воздух наполнился шумом и запахом соли. Теплоход, остановившийся в трёх километрах от берега, переваливался с борта на борт. До́ра, преодолев опасный путь от деревни до корабля, раскачивалась, взлетая выше площадки трапа и падая на метр-другой вниз. Взволнованные люди на «Соловках» не знали, как спуститься на беспокойное судно. Двое отважных мужчин на краю лестницы принимали пассажиров, подхватывали с обеих сторон под руки и при очередном подъёме доры бросали. Тогда от ощущения падения у Анны замерло сердце, дыхание перехватило, но на баркасе чьи-то сильные руки её поймали и спрятали под плотный брезент от брызг и паники. Маленький кораблик отправился в путь по бушующему морю, скатываясь в тёмные водяные ямы и героически вскарабкиваясь наверх.
Ровно год прошёл с того дня, когда она, сидя под тяжёлой парусиновой тканью, одолеваемая чувством тревоги, увидела худощавого мальчика. Выражение его скуластого лица, вопреки обстоятельствам, было спокойным. Зачёсанные назад русые волосы открывали широкий лоб. Мягко-серые глаза под высокими дугами бровей смотрели на неё особенным взглядом, вызывающим доверие. Неожиданно он улыбнулся, и Анна забыла о страхе, увидев на его щеках милые ямочки.
К вечеру небо приобрело молочный цвет, пёстрая водная рябь разгладилась, над горизонтом появилась сизая дымка. Засыпая в каюте, оборудованной шкафом и двухъярусными койками, Анечка представляла встречу с искренним и надёжным другом из небольшого закрытого военного городка, расположенного на берегу Мотовского залива Баренцева моря. Она бережно хранила написанные Сергеем письма с приложенными к ним открытками, засушенными цветами и даже бабочками.
Дети подружились во время летних каникул и проводили дни, придумывая весёлые приключения, совершая удивительные открытия в старинном поморском селе, которое раскинулось в фантастической по красоте местности, утопающей в песках. Деревенька с большими одноэтажными и двухэтажными домами расположилась в низовьях реки Варзуги, впадающей в Белое море. В давние времена на ещё не обжитой земле стоял густой лес с озёрами, богатый дичью. Жители строили дома и корабли, разводили овец, коров и оленей, добывали морскую соль. Для солеварен требовалась древесина. Постепенная вырубка тайги, выпас скота, пожары, вихревые потоки и сильные ветры на лёгких почвах привели к образованию пустоши, напоминающей большую песочницу, где детям нравилось бегать босиком, строить домики, прокладывать дороги для игрушечных машин, мечтать о караванах верблюдов, медленно пересекающих «заполярную Сахару». Но вместо горбатых животных в окрестностях села бродили одичавшие лошади якутской породы, завезённые сюда в попытке оживить сельское хозяйство.
Ночь миновала, туман рассеялся, наступило раннее утро. Море, зачаровывая путников величественным спокойствием, выглядело гигантским зеркалом, отражающим диск апельсинового солнца. Небольшое судно, нарушая тишину, размеренно пыхтя, приближалось к кораблю, остановившемуся на рейде. На крыше кормовой рубки сидели деревенские мальчишки, счастливые от возможности прокатиться до теплохода и обратно. Кроме ребят, пассажиров встречали родственники, и среди них был дедушка в клетчатой рубашке и кепке. Люди спустились в дору, заняли свободные места. Подростки сбились в кучку, словно стайка воробьёв, освободив край кабины для городской девочки. Медленно разрезая морскую гладь, оставляя за собой пенный след, судёнышко взяло курс на берег, вошло в устье реки, проследовало дальше и пришвартовалось к бревенчатому причалу. По деревянным мосткам путешественники дошли до середины посёлка, где уже второе столетие стоял их родовой дом. От старости он присел, и его глаза-окошки оказались у самой травы – так что любопытные незабудки могли заглядывать внутрь. Доски обшивки посерели, из кирпичной трубы приветливо струился дымок, крыльцо, пристроенное сбоку, весело зазывало зайти. Две избы, соединённые небольшими сенями, вмещали всю семью. Одна из них окнами выходила на речку, а другая – на улицу. В каждой имелись печь, загородка и горница. На углу дома рдели две звезды, присвоенные в память о бабушкиных братьях, ушедших защищать Родину и не вернувшихся с войны. Алексей погиб рядом с городом Лугой в 1941-м, а Николай дошёл с боями до Кёнигсберга (Калининграда), его не стало весной 1945-го.
Дед толкнул калитку, и горожан с чемоданами встретил просторный палисадник. На крыльцо вышла старушка в ситцевом платье, сняла с головы косынку, обнажив седые коротко подстриженные волосы, удерживаемые гребнем-ободком. На лице, испещрённом паутиной многочисленных морщин от жизненных радостей и невзгод, играла ласковая улыбка. Увидев родных людей, она с облегчением вздохнула:
– Заволновалась уже. Дела переделала, а вас всё нет и нет.
После объятий и поцелуев они вошли в избу, наполненную дивным запахом пирогов. Калитки с картошкой, шаньги со сметаной и творогом, кулебяки с рыбой – всем этим хозяйка была готова накормить дорогих гостей. На столе, повидавшем представителей не одного поколения, на фигурных ножках шумел жаровой самовар. Угольки в его трубе ещё не погасли, на ажурной конфорке стоял заварной чайник. В сахарнице из толстого гранёного стекла лежал кусковой сахар. К ароматному морошковому чаю прилагались конфеты, печенье и галеты. В деревне чаепитие происходило по-особенному, из блюдец. Вода в самоваре продолжала часами кипеть, поэтому налитый в чашки через изогнутый краник кипяток не остывал. Кубики сахара в чай не клали, а раскалывали их щипцами и ели вприкуску. Чайная церемония длилась неспешно, сопровождаясь разговорами.
– За вашей выпечкой, Мария Петровна, я на край света готов поехать, – вымолвил отец.
– Раньше женщины готовили «хлебное» с самой разной начинкой, – начала рассказ бабуля. – Из ржаной муки на опаре делали каждый день шаньги с крупой или картофельной замяткой, грибовники, гороховики, репники. Для праздничного застолья ставили дрожжевое тесто и пекли ягодники, пироги с творогом, изюмом и рисом, рыбники. Потрошёную рыбу запекали в тесте целиком – с головой, хвостом и костями. Ячменные хлебы и караваи на специальных листах садили в печь на пёкле.
– Что такое пёкло? – спросила Аня.
– Плоская деревянная лопата с длинной ручкой.
– Слушая тебя, я словно в краеведческом музее побывала.
– Могу научить готовить ска́нцы.
– Ещё одно новое слово…
– Для этого надо замешать ржаную муку с водой, солью и сахаром в густое тесто, раскатать скалкой в круглые лепёшки и выпекать одной стороной на сковороде в печке. Сварить пшённую кашу на молоке. При подаче на стол смазать сканцы маслом и в блины положить кашу, заворачивая их в кулёчки. Русской печи у меня нет, – посетовала старушка, – в ней стряпня получалась особенно вкусной.
– Твои кулебяки с сёмгой самые лучшие во всём мире. Пальчики оближешь, – произнесла Анечка, отправляя очередной кусок в рот.
– Рыба для поморов – основная пища, – сказала бабушка, глядя на внучку. – Треску ели солёной, вяленой и сушёной. Готовили с картошкой, жаренной на растительном масле или сёмужьем сале. Завтра сделаю для вас сельдь беломорскую мачко́м.
– Что значит мачком? – поинтересовалась девочка.
– Тушенная с водичкой на ла́дке.
– А ещё чем питались поморы? – полюбопытствовал папа.
– Ухой рыбацкой, грибовницей. Готовили щи из куропатки, глухаря или баранины, заправляя квашеной капустой. Из костей ног оленя делали холодец. Кстати, чугуны в печь ставили с помощью ухва́тов.
– Ухватов? – перебила Анна.
– Это такие металлические рогатины, насаженные на палку. Ели каши с киселём или молоком, пили простоквашу и ряженку. Для промысловиков готовили творог, выдержанный в печи, он назывался «ста́вка». В пост хлебали редьку с квасом. Из репы делали па́реницу: резали овощ на крупные куски и парили в глиняном горшке под крышкой.
– Другая планета… – выдохнул отец. – Я родился и вырос в городе.
– К Степану племянница приехала, – сменил тему разговора дедушка.
– Видели, – подтвердила мама, – сорванец, а не девочка.
Прошло пять лет, как Степан поселился в маленьком полуразрушенном домике на отшибе деревни. Это был мужчина лет сорока пяти, внушительного роста, с красивым загорелым лицом, украшенным густыми усами и бородой. Тёмные длинные волосы с проступающей проседью он собирал на затылке в хвост – так его лоб и широкие брови приоткрывались, а грустные карие глаза делались ещё более выразительными. Степан носил удлинённый свитер с высоким горлом и прямые брюки. С жителями он не общался, да и они сначала были к нему равнодушны. Его разговоры состояли из нескольких фраз в местном магазине или на почте, при получении газет и журналов. Таких приезжих в селе не любили, постепенно его личность начала обрастать легендами. Говорили (а людей хлебом не корми – дай поговорить), что у него плохое прошлое: мол, он вступил в тайную секту и остался без родных и друзей. Мужчина же занимался повседневными делами и не думал, что о нём судачат. С утра до вечера стучал то молотком, то топором; подлатал крышу; поставил новый забор. Позже завёл собаку – дворнягу чёрного окраса с белым пятном на груди. Время шло, щенок рос, осваивая правила жизни и нужные команды. Когда Степан приобрёл катер, они вместе с Диком стали выезжать на другой берег реки. В доме установились порядок и спокойствие, которые были нарушены ранней весной письмом. И об этом письме толковали в деревне. Почтальон с интересом разглядывал, крутил, вертел конверт в руках, пытаясь догадаться о содержимом секретного послания. Не знали жители села, что в городе у него остались больная сестра и её дочь. Женщина просила брата взять племянницу в Кузомень на лето, пока она сама будет лечиться в санатории. Племяшка запомнилась ему малышкой, похожей на куколку в кружевном платье, капроновых гольфах и лакированных туфлях. Из-за бантов, вплетённых во вьющиеся золотистые волосы, он в шутку называл её стрекозой.
Дом был отремонтирован, и стало возможным принимать жильцов. Мужчина занялся приготовлением гостевой комнаты. Не имея ни малейшего понятия, как общаться с девочками, и не представляя, как вести себя в необычной ситуации, он решил положиться на интуицию и случай.
Наступил долгожданный день. Степан отварил картофель и пожарил щуку на растительном масле, предварительно обваляв кусочки рыбы в муке. Надел рубашку, брюки, старенький, но добротный пиджак. Пробежался по комнатам, убедился, что везде чистота, вышел на улицу и направился к причалу. Стоявшие на помосте из брёвен кузомляне, с нетерпением дожидавшиеся прибытия доры, были удивлены появлением мужчины с окраины и терялись в догадках, кого же он встречает. Люди шептались: «Из-за того письма пришёл». Судёнышко, похожее на половинку скорлупы грецкого ореха, пришвартовалось, и из него стали выходить пассажиры. Среди них была девчоночка в модном плаще и шляпке. Степан нерешительно подошёл к ней:
– Здравствуй, Настя!
– Извините, но вы ошиблись, я Анна, – вежливо ответила она.
Мужчина растерянно посмотрел по сторонам. Больше девочек он не видел.
– Дядя, я Настя, – раздался голос за его спиной.
Он оглянулся. Перед ним стояла худышка лет двенадцати в джинсах, ветровке и кедах. Лицо скрывал длинный козырёк кепки, из-под которой торчали две тоненькие косички. Степан не удержался и снял бейсболку с её головы. Луч солнца коснулся девичьих волос, и они засияли золотом.
– Стрекоза, – буркнул он.
– Зачем сразу обижать? – возмутилась племяшка.
– Ещё и бойкая.
За прошедшие годы Степан впервые улыбнулся – невозможно было оставаться равнодушным, глядя в озорные зелёные глаза, выражающие одновременно радость, любопытство и удивление. Курносый нос и пухлые губы были точь-в-точь как у той прекрасной малышки, похожей на куклу и на его сестру. По пути домой они всю дорогу молчали. Дядя нёс в руке спортивную сумку и размышлял: «Вот незадача, ждал принцессу, а приехала Пеппи Длинныйчулок… Откормить девчонку надо, ноги у неё словно спички… Сливки и молоко привозят по четвергам вкусные, а хлеб и того лучше. Корехов наловлю, скоро грибы и ягоды пойдут… С виду она добрая и открытая. Надеюсь, уживёмся».
Мысли в голове племянницы путались: «Брат у мамы мрачный, неприветливый. Я огромный путь проделала… На поезде, потом по морю. Впервые на теплоходе побывала, страшно же… И красиво, вокруг небо и волны, а я плавать не умею… Место какое-то странное, куда ни посмотри – пески, но рядом со зданиями трава растёт. Река широкая, вокруг одни просторы. Есть где развернуться. Вот найду друзей… И всё же почему он такой бука? Заботы женской нет… Ладно, я постараюсь, уживёмся».
У калитки их встретила радостным лаем собака. Подпрыгивая и виляя хвостом, она подбежала к хозяину, затем к Насте, лизнула ей руку.
– Ты ему понравилась! – проговорил дядя.
Сняв обувь на крыльце, они оказались на просторной веранде с решётчатым окном, собранным из большого количества маленьких стёкол. Через прозрачные квадратики тонкими полосками лился радужный свет, приветствуя девочку. Ступая по полосатой домотканой дорожке мимо низкой скамьи со стоящими на ней оцинкованными вёдрами, наполненными колодезной водой и прикрытыми фанерными дощечками, Степан с гостьей подошли к двери. Из мебели в горнице находились обеденный стол, накрытый скатертью, и громоздкий комод, над которым висело зеркало в широкой деревянной раме. В углу у порога Настя увидела русскую печь, и её глаза изумлённо округлились. Царица дома, состоящая из бочки, двух кожухов и лежанки, с вмонтированными дымоходом и вьюшками, смотрела прикрытым заслонкой устьем в окно.
– Ух ты, шикарно, – прошептала племяшка. Проведя ладонью по белой глиняной стене, она принялась разглядывать морильницу, кочергу и веник из сосновых веток.
– Я готовлю на газовой плите, – дядя указал рукой на вход в кухню, занавешенный цветастой тканью. – Пойдём, покажу тебе твою комнату. – Вернувшись на веранду, Степан открыл другую дверь, ведущую в «покои» девочки. – Устраивайся и выходи завтракать. Днём отведу тебя к соседям помыться в бане, свою ещё не построил. Заодно познакомишься там с девочками. Во время каникул тебе будут нужны подруги.
Настя осталась одна и огляделась. На окне с открытыми створками развевались от речного ветерка тюлевые занавески, на кровати выстроились в стройную пирамиду подушки с рюшами. Её внимание привлёк домик на курьих ножках из серого мрамора. Она подошла к прикроватному шкафчику и приподняла светильник. Верхняя часть избушки очутилась в руках, а ножки с недогоревшей свечой внутри остались стоять на тумбочке. «Тяжёлая», – подумала девочка, возвращая стены и крышу с трубой на прежнее место. Вытащив из рюкзака плюшевую обезьянку Читу, которую она брала в поездки как талисман, и прижав игрушку к себе, Настя произнесла: «Добро пожаловать!»
Сказка о волшебном камне и глупом его обладателе
Валерий Бокарёв
Жил да был один очень богатый купец. Чего только не было у него в доме. Но было всего этого ему мало. Тем более что, когда уезжал он за товаром, все богатства его оставались дома и он не мог на них любоваться. Это очень его удручало, он даже худеть начал. И вот однажды, когда он поехал со своими слугами на торги в большой город, повстречался ему странник. Уж больно он странный был: одежда хоть и дорогая, да оборванная, сам весь зарос – прямо обезьян, а не человек. Купец как увидел его, так сразу и подумал, что это или жулик, или странник. Остановился купец и стал этого странного странника, по-видимому, иностранца, расспрашивать, куда тот идёт, да почему небрит, да нет ли у него какой тайны либо вещи дивной. Если есть, то продай – денег у меня полно, я куплю, на то и купец. Ну, странник ему и говорит, что идёт он издалека, откуда – не уточняет, а не бреется, мол, из принципа: все вон бреются, а я нет! А тайна, как же, имеется. Да только, мол, ты купец-скупец, пожадничаешь, не заплатишь за неё сполна. Хотел было наш купец немного проучить этого странника за его хамские речи, да передумал – уж больно дюже он тайны всякие чужие любил. Давай, говорит, твою тайну, лихой ты человек, а взамен вот кошель с деньгами. Купишь себе на них бритву, а то больно выглядишь ты погано, ну чистый обезьян.
– Спасибо за добрые слова, – отвечает ему странник, – я в долгу не останусь, вот тебе моя тайна дивная.
И подаёт купцу нашему камешек, небольшой на вид и по цвету с кирпичом схожий.
– Слушай, лохматый, да это же кирпича кусок, какая же это тайна? Я и за целый кирпич копейки не дам, а за такой разве что тебе на бедность подать!
– Так-то оно, конечно, с виду и кирпич, но на самом деле это самый что ни на есть волшебный камень. Кто его имеет – тот всё имеет, так как этот камень все желания обладателя исполняет, какими бы глупыми они ни были.
– Ну-ка дай погляжу поближе, чего это ты тут врёшь.
– Ишь, хитрец какой нашёлся, заплати сперва, а потом и разглядывай.
Ну, думает купец, что делать? Заплатишь этому проходимцу, а камень-то и окажется простым кирпичом. А с другой стороны, и упускать жалко: вдруг он, кирпич-то этот, и в самом деле волшебный. Наш купец-то хоть и купец был, да себе на уме. Не приказал слугам забрать камень этот, понимая, что если камень волшебный, то скорее сам странник его вместе со слугами разденет догола и ограбит.
– А зачем же ты, мил человек, мне эту безделицу предлагаешь? – догадался спросить нашего странника купец.
– Понравился ты мне очень, вот я и решил: не всё же мне одному удовольствие иметь. Бери, я дорого не возьму.
– Ну что же, денег у меня много, авось и пригодится твой камень, бери кошелёк, – говорит ему купец, а сам думает: если этот камень не волшебный, то я при помощи слуг своих, не только деньги назад заберу, но и заставлю это пугало ходячее свой камень съесть, чтобы хороших людей в смущение не приводил. Взял, значит, странник кошель, деньги пересчитал, ухмыльнулся почему-то и говорит купцу:
– Вот тебе камень, пользуйся, но зла на меня не держи – камень обидится, а мне пора.
Не успел купец и рот в ответ раскрыть, как странник через голову перевернулся и пропал, будто его и не было. Слуги рты от удивления поразевали и на купца смотрят. А купец наш хотя и сам удивился, но вида не показал, марку свою купеческую держит. «Ну-ка, – говорит, – посмотрим, что же за камень такой нам достался. А ну-ка, камень, вороти мне назад мой кошель с деньгами». Только сказал, как кошель уже в руке. Обрадовался купец, даже стыдно стало: купил такое диво, а деньги назад забрал. Ну, да не возвращать же их. Смотрит, слуги что-то в кучу сбились и шепчутся, не иначе как камнем завладеть решили. Наш купец аж хихикнул от удовольствия: «Ну-ка, камень, отправь этих молодцев домой, пускай дом сторожат, а я теперь и без слуг управлюсь». Только сказал, как все слуги пропали, не иначе как домой вернулись. «Нуте-с, теперь неплохо бы и поесть», – подумал наш купец, а камень уже сам в роль вошёл – наперёд желания купеческие угадывает, будто бы выслужиться хочет. Не успел купец подумать, а обед, да ещё какой, – вот он на возникшем ниоткуда столе. Чего на нём только не было: были даже фрукты, которых купец отродясь не едал, – очень они ему понравились. «Ну и дела, – думает наш купец, – чего бы такого ещё придумать? А не отправиться ли мне в Индию, камней драгоценных закупить? Ну-ка, камень, перенеси меня на самый крупный индийский базар!» Только сказал, как смотрит: жарко стало, а вокруг самые натуральные индусы стоят и глазами от удивления хлопают. Откуда-де этот белый господин тут взялся? Думали, думали, да решили на всякий случай разбежаться – только и видел их наш купец. Опечалился купец, что местный народ его так боится, смотрит, а к нему уже стража самого паши подбирается – саблями вертит, не иначе как его зарубить хочет. Тут купец камню подмигнул: ну-ка, мол, пущай пропадут пропадом. И вмиг стража пропала. Вспомнил купец, что у одного стражника уж больно красивый кинжал был, – и тут же у него в руках кинжал тот оказался, но без хозяина. Надел себе на пояс кинжал наш купец и стал ходить по базару – камни драгоценные выискивать, да нет камней – поразбежались продавцы, попрятались. «А на что мне индусы эти, – подумал купец. – Ну-ка, камень, принеси мне самый крупный индийский алмаз!» Только сказал, как в руках оказался алмаз с коровью голову – тяжёлый, не удержать! Купец аж рот открыл от удивления, а алмаз из рук бряк, и прямо ему на ногу. «А-а-а! – взвыл наш купец от боли. – Да провались ты пропадом, распроклятый алмаз!» Сказал, и алмаза как не было, лишь нога ушибленная болит, а купца аж пот прошиб – думает: «А если бы этот алмаз с гору был? Эдак и без головы, не ровён час, останешься! Лучше всего домой вернуться и там сидеть, а что понадобится, то прямо на дом и вызывать». Сказано – сделано. Смотрит, стоит возле крыльца дома родного. Слуги как купца увидели, так прямо в ноги ему попадали, видать, поняли, с кем дело имеют. Ну, купец наш на них зла не держит: служите, говорит, верою и правдой, так и сами, глядишь, в купцы через меня выйдете. А тут и жена с детьми и родственниками на крыльцо высыпали. И ну его спрашивать, что-де случилось. Мы, мол, смотрим, а во дворе слуги перепуганные стоят, ничего объяснить не могут, всё про камень какой-то бормочут, а тебя нет. Мы уж было подумали, не привалило ли тебя по дороге камнем каким. «Ну нет, – говорит купец наш, – я, говорит, теперь самый что ни на есть уважаемый человек на Земле, над всеми королями король. А всё потому, что приобрёл умный камень, министра любого умнее». Ну, бабы тут рты поразевали – не верят. А купец наш, чтоб показать силу свою, громко так камню своему заявляет: ну-тка, камень, сию минуту чтоб сюда сундук с подарками драгоценными, да такими, чтоб каждому по душе пришлись. Тут все и ахнули: смотрят, у крыльца сундук громадный появился, так сильно подарками набит, что аж крышка не закрывается. Домочадцы и слуги к сундуку так и бросились, и ну подарки разбирать. Все остались довольными, а пуще всех – наш купец. Повёл всех в дом, и там целую неделю пировали. Прослышали соседи про небывалую удачу купца, зависть их взяла. А купец наш разошёлся, решил дворец себе построить, да такой, чтоб и царям не снилось. А надо сказать, что дом-то у купца нашего был так себе, обычный купеческий. Купец-то наш все подвалы драгоценностями и золотом забил, да ещё для сокровищ прочный сарай волшебным образом сделал. И всё-то ему мало. Дом его на берегу большой реки стоял. Так решил купец речку на земли соседские передвинуть, чтоб большой дворец для себя на новой земле построить. Неудобно ему как-то соседей в Индию отправить – пускай, мол, живут да завидуют. Без людей-то тоже не обойдёшься – скучно без них. А река, мол, она и сама могла на новое место перебраться. Вот как-то ночью лежит наш купец в постели и разговаривает с камнем, с которым он даже ночью не расставался, всё боялся, что скрадут камень его родственнички родные. Подозрительным стал наш купец. Говорит, значит, купец: «Ну-ка, камень, перенеси, мил друг, речку от дома моего на земли соседские, пущай рекой любуются, а мне пусть земли побольше будет, чтоб дворец построить». И, довольный, заснул. Утром просыпается, а на улице шум-гам. Высунулся купец в окошко и кричит, будто ничего не знает: «Чего это вы тут разорались? Что случилось?» «А вот полюбуйся, отец наш, – отвечают ему, – за ночь река эвон куда ушла и соседей почти начисто потопила». Вышел купец, соседи стоят, чуть не плачут, а он доволен – улыбку даже скрыть не может. Говорит им: «Ну чего вы пригорюнились? Я вас без крова не оставлю, не такой я человек. А возьму-ка я вас на службу. Вот хочу огромный дворец себе построить, раз земли прибавилось, всё равно река ушла куда-то, не пропадать же земле». Вдруг все смотрят: здоровенный осётр на новой земле в тине забился. «Мой осётр, – кричит наш купец, – а ну-ка на кухню его волоките!» И сам к осетру побежал. Да тут-то он и поскользнулся. Камни-то под ногами были всё речные – скользкие, тиной поросли, – вот он и упал. Упал и выронил, не удержал в руках камень свой. Как заверещал тут наш купец! Все подумали – ну всё, насмерть разбился, а это ему камня жалко стало. Смотрит, а под ногами камней таких – миллион. Он то один поднимет, то другой, и всё кричит: «А ну-ка, камень, построй мне дворец на этом месте». А дворца-то всё нет и нет. Видать, всё не те камни купец поднимает. Соседи-то и родственники как увидали, что купец камень свой потерял, так все и бросились камни подбирать: авось, мол, мне теперь этот камень достанется. «Не сметь, вон отсюда, – кричит им купец, – эй, слуги, гоните их всех взашей!» А слуги сами первые тот камень ищут. Целый день искали, наконец умаялись, пошли по домам – передохну́ть. Только купец наш остался, всё бегает да бормочет, камни в руках перебирает. Видать, рехнулся совсем, решила родня. Потащили его в дом, а он верещит, отбивается. Пришли, смотрят, а кто-то в доме уже побывал: все двери распахнуты и былых богатств не видать – начисто всё покрали. Видать, пока все камень этот искали, кто-то поумнее всё в доме переворошил и богатства все унёс. Даже на новом сарае замок сорван и внутри ветер гуляет. Тут жена купца прямиком в обморок и свалилась. Матушки за водой для неё к колодцу побежали. Подбегают, а колодец пересох, они к другому – и он сухой, одна грязь на дне! Реку-то купец убрал, вот они и высохли. Ну, словом, не жизнь пошла, а кошмар. Прибежали к купчихе, а она вся в слезах. Пока в обмороке валялась, кто-то все перстни драгоценные с её пальцев поснимал. Сидят все и горюют, один только наш купец всё вдали бегает да свой камень ищет. Весь перепачкался, камни мокрые поднимая. Поймали его, отмыли и обедом накормили из оставшихся продуктов. А купец ничего не замечает: поел и опять по берегу бегает, и всё камни с земли подбирает, ну натурально с ума сошёл. Только через неделю успокоился. На том наша история и закончилась. Только люди замечать стали, что река на новом месте от ила и тины очистилась, и рыбы в ней развелось больше прежнего. Поговаривать стали, что камень тот какой-то рыбе достался.
Радужный переполох
Елена Галеева
На радуге переполох,
Цвета все поругались.
Застали нас они врасплох,
Кто главный, соревновались.
«Я – красный цвет, я – самый важный,
Я главный среди вас.
Красивый, яркий без сомнений,
Поведаю вам без прикрас».
Оранжевый сказал: «Нет, важный я.
Я очень сочный, вкусный, яркий.
Не нужно вредничать, друзья,
Палящий я и очень жаркий».
Цвет жёлтый встрепенулся вдруг:
«Скажу я вам, друзья,
Важнее всех на свете я.
Я – солнце, жёлтый я».
Зелёный аж позеленел,
С травою слился, завопил:
«Я важный, главный я,
Зелёный, сочный, полон сил».
«А небо высоко какого цвета? –
Спросил вдруг голубой у всех. –
Раскрасить я могу любого
И без прикрас, и без утех».
«Я – синий цвет, важнее я.
И море синее, и океан.
Не надо ссориться, друзья,
Своё я место не отдам».
«Что спорить с вами? Я важный, –
Цвет фиолетовый сказал. –
Я щедрый, мудрый и отважный,
Волшебный я», – и вдруг пропал…
На небе тучи надвигались,
И чёрный цвет вступил в права.
И все цвета перемешались,
Пропали солнце и трава.
На землю ливнем дождь пошёл,
Всех намочил, смывая спесь.
В сторонку чёрный отошёл,
Давая место для чудес.
Вот на поляну выбегает мальчишка
С красками в руках.
Его девчушка догоняет
С румянцем алым на щеках.
«Давай раскрасим небо краской,
Пусть радугой сияет свет.
Красиво будет, словно в сказке,
В природе важен каждый цвет!»
КотоБука
Елена Галеева
Я – кот, и я – бука,
Для всех – КотоБука.
Я скучный молчун
И совсем не болтун.
Бывает, я спрячу от зайца галету,
Щенку я муху засуну в котлету.
Лисичке подсуну в корзинку я спички
И ветку сломаю, где прячутся птички.
Я – вредный, противный и грозный котяра
Для мошек, букашек, других шмакодявок.
Ещё не люблю читать книги совсем,
Они не полезны для кошек ничем.
Но заяц сказал мне: «Они интересны,
В них тексты вкусны и вовсе не пресны».
Так книга не торт, не мёд, шоколад,
Она из бумаги, которой шуршат.
Но заяц твердит, что книга – наш друг,
А я отвечаю: «Чего это вдруг?
Скажи-ка мне, заяц, в чём польза от книг?
Зачем ты читаешь их текстовик?»
И серый зайчишка, смеясь, отвечает:
«Ты, котик, читай, а потом отгадаешь
Загадку, которую задал себе.
Дарю эту книгу в подарок тебе».
И вот я заветную книгу беру
Из лапок зайчишки, домой понесу.
На стол положил я книжонку свою,
Картинки смотрю и конфету жую.
Когда-то поссорился я с алфавитом,
Все буквы смешались, как монолитом.
Я их собирал по крупицам в букварь,
Но буквы сбежали, и стал я сухарь
(Не тот, что из хлеба, а букой). «Бунтарь!» –
Меня называл сосед, гусь-секретарь.
Пойду на поляну, там дуб вековой,
Он мудростью жизни наполнен.
Скамейка стоит в тиши полевой,
И воздух вокруг бесподобен.
Барсук, поросёнок, хомяк и медведь
Сидят на скамейке, читают,
И птичка на ветке готовится петь,
А заяц лису догоняет.
В шарады играют друзья на бегу,
Слова называют вдогонку.
Пойду-ка и я друзьям помогу,
Зайчонку, лисе и бельчонку.
Мы – други, друзья и просто зверюшки.
Мы любим конфеты, компот и ватрушки,
Играть на поляне и книжки читать,
Петь песни, плясать и мячик гонять.
И вам я, друзья, дам дельный совет:
Играйте, читайте, шутите в ответ.
На нашей планете красиво, тепло.
Забудьте про зло, творите добро!
Кошка в горошек
Светлана Иванова
Ира очень любит кошек
И найти хочет в горошек.
Вышли мы во двор искать,
Стали кошек громко звать.
Вот бежит кот-коротышка,
И другой за ним вприпрыжку.
Кот в полоску тёмно-серый,
И ещё котёнок белый.
К нам ещё несётся рыжий,
Лысый кот – он к нам всех ближе.
В безрукавку он одет,
Выглядит как старый дед.
Вот бежит сиамский кот,
Тут котов невпроворот!
Есть пушистый и не очень,
Чёрный есть, темнее ночи.
Цвета кофе кот с пятном,
Что на ухе на одном.
Первым прибежал на зов
И орёт, как стадо львов.
Дымчатый кот без хвоста,
Хвост оторван неспроста.
Видно, этот кот задира.
«Нет, боюсь!» – сказала Ира.
Вислоухий кот-шотландец,
Все собрались в этой банде.
Все коты, котята, кошки –
Все расселись на дорожке.
Смотрим мы и выбираем,
Мы их всех тут обожаем.
Но не встретили мы кошек,
Чтобы шерсть была в горошек.
Будем мы ещё искать,
Рано руки опускать.
Хочет потому что Ира
Завести себе кумира.
Кошка чтобы с ней гуляла,
Очень громко ей мурчала.
Чтоб на белой шёрстке кошки
Были рыжие горошки.
Про зебру в горошек
Светлана Иванова
Мы искали с Ирой кошек,
Чтоб на шёрстке был горошек,
Просмотрели всех котов,
Вытащили из кустов.
Не нашли, их нет в природе,
Нет горошка в их породе.
Посмотрели интернет –
На котах горошка нет.
Но нечаянно в газете
Мы узнали: на планете
Всё же есть в горошек зебра,
Что живёт в кенийских дебрях.
Зебра с шёрсткой в белых крошках,
Тира звать, на тонких ножках.
Необычная она,
В цвете шёрстки рыжина.
Вот такой вот уродилась,
Вся семья ей удивилась.
Ведь у зебр две полоски,
Издали они так броски.
Чёрно-белая вся шерсть,
Сколько линий, трудно счесть.
Их не спутаешь ни с кем,
Полосатые совсем.
Сами мы не ожидали,
Что живёт в кенийской дали
Зебра рыжая в горошек,
Что искали мы у кошек.
Только цвет наоборот,
Что искали мы вот-вот,
Будут рыжие горошки
На спине у белой кошки.
Бродит кошка под дождём
Светлана Иванова
Бродит кошка по дорожке,
Бродит кошка под дождём.
А мы думаем: «Где кошка?
Ведь её мы дома ждём!»
Грустно смотрим мы в окошко:
Небо хмуро, дождик льёт.
Кошка наша потерялась,
В дом она к нам не идёт.
Вот она! Идёт по лужам!
И под зонтик не спешит.
Смелость кошки удивляет
И немножко нас смешит.
Кошка наша плащ надела,
В нём она сейчас форсит.
Эх, бы ей ещё сапожки –
По асфальту дождь стучит.
Мокнут лапки кошки в луже,
Капли с хвостика стряхнёт,
Кошке зонт совсем не нужен,
С капюшоном плащ спасёт!
Мы с котом с утра в засаде
Светлана Иванова
Мы с котом с утра в засаде,
Полчаса уже лежим,
Наблюдаем мы за мамой
И котлеты сторожим.
Притаились мы, не дышим,
Кот мурлыкает опять,
Говорю ему: «Потише,
Затаись, нельзя дышать».
Мама может нас увидеть,
План коварный наш раскрыть,
И котлеты, нас завидев,
Не позволит нам стащить.
Нас заставит руки вымыть
И за стол со всеми сесть,
Чтоб, как всем, необходимо
За столом мне тоже есть.
Мне котлет немного нужно,
Для кота хочу стащить,
Чтобы под столом нам дружно
Заглушить наш аппетит.
Кот прищурился, согласен,
Он не против, спору нет,
План, конечно же, опасен,
Но нам хочется котлет.
Мы дежурим, всё отлично,
Ждём мы маминых котлет,
Мы с ним точно пограничник
С верным псом, что ждут обед!
Залетела к нам оса
Светлана Иванова
Залетела к нам оса