Литургия Хаоса

И взошли они на тропу, зловещими тенями окружённые, во взаимном спасении и предначертании.

Глава 1.

Было ошибкой думать, что захолустная таверна на окраине города окажется пустой. Несмотря на то, что обычно веселый пьяный гул превратился в хмельной ропот, посетители данного заведения не отличались сдержанностью, так что нарваться на конфликт было задачей наипростейшей. Кэйлан, прижав к груди сумку с вещами, кинул опасливый взгляд на работяг, что пили неподалеку и громким шепотом обсуждали политику, отвлекаясь лишь на икоту от дешевого эля. Затем оглянулся на вояк, что уже начинали распевку за неимением в таверне барда. Один Всевышний знает, куда пропали странствующие музыканты, но трели лютней уже давно затихли в этом месте и всех близлежащих поселениях. В целом, место могло показаться безопасным, но Кэйлан понимал, что ночь только наступила, а эль, вино и настойки покрепче даже не думали заканчиваться. Значило это только одно – спать нельзя. Лучшим выходом будет переждать тьму и ближе к рассвету, когда солнце покажет первые просветы восставая из-за глыбы столичного замка, покинуть заведение, избежав мордобоя.

Настроения в обществе были волнительные, мягко говоря. Кто-то, конечно, поддерживал разгорающуюся вражду между магами и империей, а кто-то, коих было меньшинство, тихо сетовали на то, что без магов и скот помрет, и урожай станет хилым да невкусным, а еще и болезни, которые могли излечить лишь колдуны да ведьмы, станут страшнее и опаснее без их помощи. Конечно, не все государства поддерживали политику императора Эгона, что взошел на престол лишь недавно в связи с неожиданной кончиной его отца, императора Циона рон-ВалУр Контара, и все же, для многих он стал своего рода маяком, на который теперь сплывались самые трусливые государи, в надежде избавиться от тех, кто сильнее, или же, как они сами говорят, очистить мир от скверны. Поистине, священная цель.

От мыслей Кэйлана оторвала разбившаяся кружка. Еле стоящий на ногах вояка, громко причитавший о необходимости выходить в дозор в два раза чаще чем обычно, споткнулся на ссоре с сослуживцем, который имел неосторожность сказать о том, что отвар, что он купил у ведьмы, живущей неподалеку, помогает его матери жить последние несколько лет без жуткой боли в ногах, что заметно улучшает ее работоспособность. Парень не заметил, как словесная перепалка начала перетекать в драку, что, по его подсчетам, произошло слишком рано. Но, на радость остальным отдыхающим, самого буйного, который уже держался за стену, чтобы хоть как-то устоять на ногах, вывели на улицу, оставив его в компании лошадей, стоявших на привязи у дома. Кэйлан решил, что и там он найдет с кем поспорить, но ровно до первого лягания лошади, что отправит его спать. Усмехнувшись собственным мыслям, он аккуратно подозвал жену трактирщика, разносившую кружки с пенными напитками и реже тарелки с колбасами и овощами, ибо это было дорого даже в такой дыре. Она вытерла пухлые руки о передник и, улыбнувшись, подошла к его столу.

– Ну, парень, решил, что будешь?

– Еще пива, пожалуйста.

Она, закатив глаза от скудности его кошелька, забрала еще не пустую кружку с его стола, не обращая внимание на протесты, и удалилась набрать новую. Кэйлан расстроился. Затем осмотрел глазами помещение и решил оставить возмущение в себе.

Гул постепенно нарастал, разговоры становились громче, кто-то выражал желание услышать музыку, в пьяном бреду забыв об отсутствии барда. Тогда трактирщик, пожилой мужчина высокого роста и крепкого телосложения, видимо в надежде, что это принесет больше денег, громко позвал сына, который, в силу молодого возраста уже спал. Мальчик лет четырнадцати, сонный и помятый, вышел из двери позади деревянной стойки, молча взял деревянный гудок и, устроившись близ отца, начал играть. Кэйлану стало его жаль. Подобно тому, как этот паренек играет на гудке, также играют на нем его отец и мать. Но что он мог сделать? Ему самому сейчас нужна помощь. Он остался совсем один, его рыцарь, оруженосцем которого он был, сожжен заживо из-за обвинений в колдовстве от подружек, что узнали друг о друге и решили отомстить, сыграв на страхе императора. Конечно, они вряд ли ожидали такой мучительной смерти, вероятно надеялись, что рыцарь Капо де О'Кар посидит в темнице пару-тройку дней, помучается от нехватки мяса, вина и секса, а затем выйдет как ни в чем не бывало. Но судьба коварна, жестока и непредсказуема. Как и император.

Сейчас как никогда ранее он ощущал глубокое и пустое как старый колодец одиночество. Он понимал, что должен приручить его, сделать своим партнером, поселить в своём сердце и принять как родного, но одиночеству нравилось изводить парня, приходя тогда, когда такого гостя ожидаешь меньше всего.

Перед Кэйланом громко опустилась кружка. Пивная пена смачно плюхнулась на стол. Парень хотел было стереть лужу рукавом, но вовремя одумался. Поднял увесистую кружку, поднес к губам, сделал вдох. Пахло кислятиной. Он задержал воздух, зажмурился и начал жадно пить. Глоток за глотком. И вдруг за дверью, во дворе, послышался треск и тихие стоны. Кэйлан отставил кружку, вытер рот и обернулся, стараясь разглядеть источник звуков через маленькое резное окно. В нем была видна только конская задница. Кэйлан отвернулся от окна. Кроме него никто больше не обратил внимание на звуки, исходящие со двора. Песнь гудка зачаровала отдыхающих, слишком умело играл этот мальчик для своих лет. Возможно, все дело в практике. Если играть так каждую ночь, то к концу года можно выступать на городских фестивалях наравне с именитыми бардами.

– А я… говорю! Все магички – проститутки! – громкий возглас предшествовал меткому падению на парня, что так пытался быть незаметным, отчего Кэйлан выронил кружку и она, упав на пол, разбилась. Никогда в жизни ему не было так жалко потерять кислый напиток. – Это что еще такое?

–Извините, – пробурчал парень, протирая руку от липкости, и намереваясь встать.

Грубая тяжелая рука упала на его плечо и припечатала к месту. Пьяница сел рядом, подзывая своих друзей присоединиться к столу, за который их никто не звал.

– А вот ты, как считаешь, парень? Вроде молодой, не выглядишь чернью, как эти, – мужчина обвел рукой зал. Только сейчас Кэйлан понял, что нарвался на солдат. – Уповаю на твою голову.

Мясистой ладонью мужчина начал потирать волосы парня, превращая их в кудрявое месиво. Кэйлану не столь были противны сами касания, сколь мысли о том, где же была эта рука до приземления на его голову. Он одернул голову, тряхнув ей так, чтобы мужчина сам снял руку, но получилось только качнуть ей вперед и назад, словно в судорогах. Противное прикосновение никуда не исчезло.

– Я… никогда не встречался с колдунами.

– То то оно так! Никто ведь не знает колдун перед тобой али нет, пока мракобесить не начнет, – подхватил другой, что уже занял место перед парнем. – А как начнет… того гляди и все… не расскажешь уже никому. Даст Всевышний, если только языка лишишься.

– Я слышал, – уже тише сказал третий, наклоняясь ниже к столу и обдавая всех крепким запахом. – Ведьмы мужиков не только языков лишают…

– По опыту своему знаешь? – вырвалось у Кэйлана, который не успел вовремя прикусить свой язык, который так и норовит быть отрезанным.

Он никогда не был дерзким, так как никогда и не был сильным. Подобного рода выражения достались ему в завещании от почившего рыцаря, тот не только не умел останавливаться на одной даме, но и не умел останавливаться на одном слове. По крайней мере у того было преимущество, сила и длинный обоюдоострый меч.

Когда Кэйлану стало казаться, что кулак нападавшего уже у его лица, схватившая его за волосы рука вот-вот снимет скальп, а время почти остановилось от ожидания расправы, напротив их стола остановилась темная фигура. Взгляд черных глаз из-под глубокого капюшона вперился в парня, который тут же забыл про надвигающийся кулак, осознав, что перед ним стоит женщина. Великая сила женского взгляда, не иначе, ибо этот самый взгляд сумел остановить не только сердцебиение парня, но и летящий кулак, и громкие крики солдатни. Все, как один, уставились на даму в черном.

– Я тебя везде ищу, – прозвучал властный голос. – А ты тут прохлаждаешься, отвлекаешь достопочтенных солдат от отдыха! Это просто немыслимо. Когда я обещала твоему отцу, что буду заботиться о тебе, я не думала, что ты отплатишь мне такой неблагодарностью.

Казалось, затих весь зал, прислушиваясь к мелодичным выговорам.

– Я к тебе обращаюсь!

Кэйлан, очнувшись от ступора, понял, что тонкий палец направлен именно на него. Отчитывают именно его. Это его искала эта женщина. Это его отцу она обещала, что будет заботиться о нем. Но… кто она такая?

– А вы…? – все что сумел произнести парень.

– Допился. Что ж, в таком случае, утром поговорим. Вставай, недоумок.

Солдаты, что столпились вокруг парня, тут же ожили.

– Этот парень вас оскорбил?

– Щас мы его быстренько научим уважать старших!

– Благодарю вас, уважаемые. Но не стоит, будьте уверены, что в ближайшее время этот ребенок получит достойную порцию ударов розгами. Уж я об этом позабочусь.

Кэйлан, подталкиваемый мужчинами, что еще минуту назад пытались разорвать его будто свора собак, не спеша приблизился к женщине. Остановился напротив нее, заглянул в капюшон. Смутные очертания лица показались ему приятными, но уничтожающий взгляд пугал. Он смутно понимал, чего от него хочет эта особа, кем она может приходиться ему или его отцу, которого, признаться, он уже не помнит. Слишком мало лет ему тогда было, когда он умер от затяжной болезни. Еще меньше, когда умерла мать и младшая сестренка. Возможно поэтому струны семьи в его душе уже ничто не могло задеть.

– Чего встал как вкопанный? Бери мою сумку и поднимайся следом, идиот.

Она ткнула ему в грудь тяжелой сумкой и, не дожидаясь, направилась на второй этаж. Перед лестницей она задержалась у фигуры мальчика с гудком и бросила ему сверкающую монетку, которую тут же приметила сорока-мать, навострив птичий взгляд. Кэйлан, еле удержав вещи, от неожиданности чуть их не выронив, поплелся следом. Солдаты провожали его различного окраса взглядами. Кто-то зло, кто-то с удивлением, а кто-то даже с завистью.

Поднявшись на второй этаж по скрипящим ступенькам, они прошли в конец темного коридора. Комнат в таверне было мало, всего четыре. Кэйлан знал это, потому что отчетливо слышал разговоры хозяина с женой, которые подсчитывали сколько денег смогут выручить за съем всех четырех. Также он слышал, что одна комната, самая большая и уютная, оттого и самая дорогая, ждет прибытия ее временной хозяйки, которая уже заплатила за нее, но обещала заселиться позже. Вероятно, именно об этой женщине и шла речь.

Она отворила дверь, изучающим взглядом прошлась по помещению и скривила губы в отвращении. Кэйлан уже подумал, что она развернется, вернется в зал и закатит истерику, но она взяла себя в руки, вошла, дождалась пока следом зайдет парень, а затем закрыла дверь. На двери был всего один замок, и тот хлипкий. Поэтому она задвинула щеколду, а затем подставила стул под ручку двери, чтобы у входящих не было возможности ее открыть.

– Положи вещи на кровать, – скомандовала она. А затем, когда он развернулся, она еле слышно произнесла какие-то слова, стоя все также у двери. Что именно она сказала он не расслышал, но и не желал этого. Ему было ясно, что ввязался он в ситуацию не лучше ситуации с солдатами. Возможно, здесь ему тоже захотят набить морду.

– Кхм. Так и… кто вы? – произнес парень, скромно топчась у кровати.

Женщина наконец сняла капюшон, и он лицезрел молодое лицо с выразительными темно-рубиновыми глазами. Она провела пятерней по черным волосам, приводя их в порядок, а затем грациозно сняла плащ, что полы его веером прошлись по окружности. Она была столь красива и женственна, что парень тут же решил для себя, что если здесь ему и предстоит умереть, то он не будет жалеть. Мысль эта вспыхнула ярким пламенем в груди, сжала внутренности. Мальчишеские гормоны взыграли как никогда.

– Я – твой спаситель, – сказала она и жестом приказала отойти от кровати, а сама легла на нее, тут же закрывая глаза. – На ночь можешь остаться здесь, вряд ли это безопасно сейчас спускаться вниз.

– Спасибо, но это вряд ли будет удобно, полагаю мне лучше выйти.

– Выйти ты уже не сможешь.

– П-почему?

– Дверь закрыта.

– Но я ведь могу…

– Я сказала ты останешься здесь. Это не обсуждается. Посмотри в том шкафу одеяло или какие-нибудь вещи, можешь лечь у камина.

Не став спорить, да и, не имея такого желания, он открыл старый платяной шкаф, возможно единственную дорогую вещь в этом доме, и выудил оттуда старые одеяла. Расстелил их у камина, почти в ногах женщины, а затем устроился, сняв меч с пояса и положив свой мешок под голову.

Пламя камина приятно пригревало лицо и руки, а под одеждой становилось жарко, но он настолько скучал по теплу, что даже не думал о дискомфорте.

– А вы правда что-то обещали моему отцу? – тихо спросил парень.

Услышав тихое дыхание, он понял, что женщина уже спит. Вероятно, она слишком устала и сил ее хватило лишь на то, чтобы спасти его от компании пьяных вояк. Или же, она просто не хотела держать с ним разговор, потому что не чувствовала нужду в объяснениях. В любом случае, он был несказанно счастлив впервые за долгое время оказаться в тепле и относительном уюте, а главное, в безопасности, поэтому последовал ее примеру и тут же уснул. Снилась ему женщина в черном, что ласково гладила его по каштановым кудряшкам, нежно называя его по имени, пока он наблюдал за горящим телом рыцаря, что был ему старшим братом.

Глава 2.

– Эта сука мне глаз раскроила, Хварт, я не вижу ни зги! Открывай, мразь!

Женщина распахнула глаза, хмурясь от солнца, что так нагло пробивалось через заляпанное стекло небольшого окна. По началу не поняла, где она находится. Грязная комната, отвратительный запах яиц и чего-то испорченного, догоревший камин, полностью утонувший в саже, испуганный мальчишка, что стоял, схватившись за меч и сонными глазами оглядывал комнату, видимо, ища пути отступления.

– Ты, гадина, меня вчера чуть не убила! Лишила глаза! Открывай!

Дверь ходила ходуном, петли не справлялись, жалобно вздрагивая от каждого удара, и все же дверь мужественно держала оборону, подпертая хлипким стулом.

– Ж-женщина… – произнес Кэйлан, прокрутив меч во вспотевших ладонях. – Кажется это вас…

– Весьма наблюдательно, – сухо произнесла она и опустила ноги на холодный пол.

Медленно потянулась, широко зевнув, растрепала волосы, размяла затекшую шею. Словно ничего и не происходило, встала с кровати и развела руки в стороны, крутясь под лучами утреннего солнца. Кэйлан засмотрелся на неё, то ли в восхищении, то ли в полнейшем ужасе, и упустил момент, когда дверь выдала последний предсмертный вздох и с хлопком влетела в комнату.

– Ну, сука, сейчас я тебе покажу, – хищно улыбнулся одноглазый мужчина. На его лице зияла такая аккуратная дыра, словно подставка для вазочки или рюмки, но никак не для зрачка, что предусмотрен там Всевышним. Кэйлан ощутил холодок, пробежавший по позвоночнику.

– Так ты даже симпатичнее, пес, – буднично произнесла женщина, надевая плащ и хватая с кровати сумку.

Она бросила взгляд на Кэйлана, словно раздумывая, что же делать с ним. Парень же, смешно раскидывая кудряшки по голове, крутил головой от разъярённого одноглазого на женщину в черном и обратно. Он не мог поверить, что увечья на лице похмельного гостя – её рук дело. Как она, такая хрупкая и женственная особа, могла совершить такое страшное и пугающе аккуратное деяние.

Наконец, уже не желающий больше ждать момента расправы, человек сделал шаг в комнату. И тут же отскочил от двери, словно обжегшись. От его тела исходил тонкой струйкой вздымающийся вверх дымок. Он вытаращил на неё свой, теперь единственный, глаз, посмотрел на Кэйлана, удивленный вид которого сейчас ничем не отличался от его собственного, а затем в сторону, где стоял его приятель Хварт, что кажется не был так расстроен потерей глаза его друга и в целом выглядел скучающе.

– Ведьма… – выплюнул он, кривя пасть. – Она. Ведьма!

Этот вскрик был настолько громким, на грани с визжанием, что Кэйлан вздрогнул, испугавшись. Дрожащими руками схватил меч покрепче и теперь направил острие на женщину. Она вопросительно выгнула бровь, удивляясь исходу ситуации. Конечно, его можно было понять. Особенно сейчас, во времена гонений, когда даже по незнанию ты мог получить в лучшем случае несколько голодных месяцев в темнице, просто за то, что купил у ведьмы укроп. Но она же спасла его, кто знает, как поступили бы с ним пьяные, разгоряченные спорами вояки.

– Ты это серьёзно, ребенок? – пренебрежительно сказала ведьма. – После того как я спасла твою жалкую жизнь и заботливо предоставила кров?

Кэйлан сглотнул ком, образовавшийся в горле.

– Парень, – заговорщицки шепнул одноглазый, аккуратно протягивая дымящуюся руку через порог, стараясь вытерпеть боль и просунуть в комнату все тело. – Ты же понимаешь, что нас всех тут перебьют, если мы её не остановим, да? А если остановим, то награду получим! Только представь! Да я себе глаз из рубина поставлю, ты себе дом купишь, заживем! Только не дрейфь, ладно? Они все такие, бесы, мелочами прикрываются чтобы в последствии побольнее ударить. Давай же! Руби урода!

От выкрика Кэйлан очнулся и, будто палач, занес меч выше, чтобы стремительно рубануть. Отрубленная кисть одноглазого приземлилась у самых ног. Он услышал вскрик. Душераздирающие стоны, слёзы и проклятия летели вслед, когда Кэйлан, схватив за руку впечатленную его поступком женщину, рывком открыл окно и сбежал. Кровавый след от его обуви вел до самого подоконника, а там, на карнизе, обрывался, словно они испарились.

Перед падением в чернь, словно в раскрывшуюся пасть дикого животного, Кэйлан увидел улыбку спутницы и протянутую вперед руку, из которой сыпались всполохи магии. Мимо проскакивали тонкие цветные нити, но Кэйлан жмурился так сильно, что не был уверен, реальность ли это или от напряжения в его глазах заиграли звезды. Ощущая крепкую руку женщины, которую он схватил после жестокой экзекуции и держал до сих пор, он чувствовал легкое окрыление. Наравне с тревожной тошнотой, что накатывала волнами, заставляя хватать воздух как выброшенная на сушу рыба.

Сильный порыв ветра схватил их в свои объятия, когда они, как показалось парню, начали стремительно падать. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что они твердо стоят на земле, все также держась за руки. Но, увы, отпустить мягкую белоснежную кисть ему пришлось, закрывая рот, чтобы добежать до ближайшего куста. Он согнулся в спазме, думая только о том, как же это должно быть жалко выглядит со стороны.

– Ну каков наглец! – завопил женский голос у самого уха. – Нет, ну так если херовит, так возьми отойди дальше, а он прям на урожай пошел плеваться!

– Извините его, – мягко сказала его спутница, загораживая сгорбившееся тело от взбесившейся крестьянки.

Та стояла особняком, воткнув вилы в землю, и, казалось, не собиралась сбавлять тон. Вся эта заварушка нравилась ей, можно прокричаться, выплеснуть злость, чтобы вечером не приходилось срываться на мужа и вновь получать по лицу, что было написано синими красками на возмущенной образине. Кэйлан, извергнув саму душу на возможно сносный урожай, поднялся, вытер слезы рукавом, и взглянул на возмущавшуюся. От выражения его лица и мертвецкой бледности она запнулась и подрастеряла пыл. Парень, совсем еще ребенок, по виду лет шестнадцати, с такими темными кругами под глазами, обветренными поддергивающимися губами, темными глазами-блюдцами, что, поблескивая, жалобно заглядывали в самое сердце. Ее материнское сердце.

– Ладно, малец, будет тебе. На вот… тряпочку, что ли. Там вона за садом ручей. Умойся. Мать попроси помочь.

Словно её не смущало то, что пара буквально вылетела на неё из неоткуда. Она даже не заметила их резкого появления, но причитания были готовы. Как всегда. Это сидит внутри неё, в самом сердце. Негодование и свирепость, вскормленные годами, живущие в самых недрах души.

Кэйлан принял кусок потрепанной тряпицы, кивнул и, не дожидаясь своей спутницы, поплелся в сторону, куда указала крестьянка.

Ноги тряслись от напряжения, голова кружилась, а перед глазами плыло. В какой-то момент, когда наружу вырвался первый всхлип, он осознал, что все дело не в том, как именно они здесь оказались, а в его терзающейся душе, что сделала выбор раньше, чем он успел подумать головой. Он тут же связал вчерашние звуки, доносившиеся из сада, которые услышал лишь он, пока таверна утопала в гуле, а он пытался проглотить мерзостный напиток. Осознал, что именно эта женщина покалечила того мужчину, что, напившись, проводил время на конюшне. Оставила того без глаза. Да и за что?

– За что? – повторил он свои мысли, останавливаясь в двух шагах от воды.

Вокруг стояла тишина и лишь журчание ручейка прерывало его.

– Что?

– За что вы так его? Ну… глаза лишила.

– Я наказала его.

– Что он сделал?

– Да ты сам, насколько я помню, не пожалел его, отрубив бедняге правую руку. Теперь он не только видит в половину возможного, но и себя удовлетворять не сможет.

Она пожала плечами, спокойно взяла из рук парня тряпицу и наклонилась к ледяному ручейку.

– Я сделал это, потому что думал, что вы в опасности. Потому что думал, что он хочет вас убить.

– О, хуже, милый мальчик. Он хотел сдать меня туда, где о смерти мне приходилось бы только мечтать. И, кстати, не получили бы вы ничего. Привели бы меня, бросили на растерзание, и ушли ни с чем. Ни глаза из рубина, ни дома.

– Я и не… – он вздрогнул, когда кусок мокрой ткани коснулся его лица. – Я и не собирался вас сдавать.

Она протерла бледное лицо, задержалась на блестящем взгляде карих глаз, что подрагивали от слез в уголках. Улыбнулась, настолько мягко, насколько могла, и всучила тряпицу тому в руки.

– Спасибо. Ты сделал правильный выбор.

Кэйлан кивнул, опуская взгляд на запачканные ботинки. Вернулся к ручью, обмыл носы обуви, потерев тряпкой.

– Чуть дальше есть деревня, бедная и полуразрушенная, но там можно остановиться и пополнить запасы еды и воды. Предлагаю дойти до неё и разделиться, пойдешь туда, куда изначально планировал.

– А вы?

– Туда, куда планировала я, – она подмигнула и закинула на плечо сумку.

Дорога до деревни проходила в тишине. Парень, что шел чуть позади, не узнавал этих мест. Где-то вдалеке пасли овец, но животные были столь тощими и больными, что казалось они вот-вот попадают замертво. Проходящие мимо люди или проезжающие повозки тоже не отличались богатством. Люди были худыми, с бледными лицами, поредевшими волосами и зубами, смотрящие под ноги отсутствующим взглядом, ибо впереди их ничего хорошего уже не ждало. Если Кэйлану удавалось поймать чей-то взгляд, он цеплялся за него, будто надеясь увидеть отблеск надежды, но его словно не замечали, смотрели сквозь, явно думая о чём-то своем. Может, подсчитывали сколько пищи для пропитания семьи у них осталось или сколько скота они потеряли за последнее время. Или же, сколько еще времени отведено им на эту скупую, совершенно безрадостную жизнь.

– Так ты не из бедняков, да?

Парень тут же оказался рядом с женщиной и чуть склонился в её сторону, стараясь расслышать.

– На всех этих людей так недоуменно глядишь, обувь в ручье помыл, да и в целом, выглядишь щеголевато. Чей-то сынок?

– Я оруженосец рыцаря Зеленой долины. Капо де О'Кара приговорили к смерти не так давно, и я остался один.

– И за что его?

– Колдовство.

Женщина присвистнула, с интересом взглянув на парня.

– А он и в правду…?

– Нет, что вы, нет. Сохрани его душу Всевышний.

Тут он резко замолк и взглянул на даму, шедшую рядом. Она улыбалась, так открыто и весело, что и самому Кэйлану стало смешно. Он залился краской и опустил голову, смотря под ноги.

– Как ваше имя? – произнес он, набравшись смелости.

– Зачем тебе?

– Хочу знать кому обязан и кого спас в свою очередь.

– Тебе будет достаточно знать, что я тебе благодарна. Совет на будущее, не наполняй свою голову информацией, которая в будущем тебе не пригодится.

– А вдруг?

– Сомневаюсь, что знание моего имени тебе как-то поможет. А если учитывать положение дел в империи, то еще и навредит.

– Вы сделали что-то плохое?

– А твой рыцарь, он сделал что-то плохое?

Кэйлан отрицательно покачал головой, вспоминая лучезарную улыбку мужчины, его озорной взгляд, заливистый смех и золотые кудри волос. Вспомнил его крепкое рукопожатие. Вспомнил, как тот успокоил мальчика, когда он впервые упал с лошади и выбил из себя весь воздух, не имея возможности сделать вдох. Вспомнил первый глоток вина, первые пошлые шутки. Вспомнил горечь поражения и сладость побед, разделенных друг с другом.

– Он был мне как брат. Научил всему, что знал сам. Показал, как управляться с мечом, посадил на лошадь… Не все рыцари были так добры к своим оруженосцам. Капо де О'Кар не делал ничего плохого, никогда. Лишь жил так, как ему того хотелось, в удовольствии.

– Кто-то донес на него?

Кэйлан кивнул.

– Сочувствую, мальчик.

– Кэйлан. Меня зовут Кэйлан. И мне шестнадцать, я давно уже не мальчик.

– Да что ты? – женщина сдержала смешок, покосившись на хмурый вид ребенка. – Хорошо, как скажете, сир Кэйлан.

– Просто Кэй…

– А вот и деревня, – воскликнула женщина, перебив парня и указывая на виднеющиеся покосившиеся крыши домов. – Печальное зрелище.

– Почему они так живут? – искренне удивился Кэйлан, рассматривая открывающуюся картину.

– Это не их выбор, им приходится так жить.

– Неужели они не пытаются исправить это?

– Пойдем скорее, посмотришь ближе.

Она ускорилась, схватив в руки полы плаща. Кэйлан, поправив меч на поясе, двинулся вслед за ней, успевая крутить головой в разные стороны, замечая пустые поля, разрушившиеся придорожные святилища, у подножья которых вяли полевые цветы и догорали свечи, старые телеги без колес, что брошены то тут, то там. Свора тощих собак, с торчащими ребрами провожала их прямиком до самой деревни, виляя хвостами. Видимо, это единственные, у кого еще осталась надежда.

– Надо бы покормить их, – задумчиво произнес Кэйлан, подходя к небольшой таверне, рисунки цветов и трав на которой со временем стали тусклее и вызывали лишь чувство безысходности и полной разрухи.

– Тут людям питаться нечем, а ты о собаках думаешь. Твой рыцарь не научил тебя заботиться о самом себе в первую очередь?

– Он научил меня тому, что даже если тебе плохо, то есть те, кому ещё хуже и кто нуждается в твоей помощи больше, чем нуждаешься ты. Если у меня будет свободный медяк, то я лучше поделюсь им с тем, кому он поможет больше.

– Дворянские постулаты. Все эти слова – ничто иное как снисходительное отношение к людям, что, по их мнению, могут жить лучше, но, увы, сами виноваты в своих бедах. Кинуть медяк бедняку – не помощь. Лишь единичное вознаграждение за беды, что он несет на себе всю свою жизнь.

– Но чем это не помощь? Он сможет купить себе еды, может даже покормить семью.

– Единично, да. Но этим людям не деньги нужны. Скажи, ты видишь здесь рынок? Торговцев? Даже разбитые телеги у дорог уже не ремонтируются, им нечего продавать, не на что покупать. Это место – кладбище, Кэйлан. Кладбище, которое скрывается под личиной бедной жизни.

Все это время они стояли у небольшого заборчика, ограждающего таверну, если этот дом можно так назвать. Мимо них прошло двое пьяниц, цепляющихся друг за друга, в надежде сохранить равновесие. Их взгляды были устремлены в небо, отчего их уводило то от одного дома, к другому, заставляя выписывать странные хмельные танцы. Тощие собаки так и остались рядом с новоприбывшими, несмело подходя ближе то к женщине в черном, то к парню. Кэйлан опустился на колено и, покопавшись за пазухой, вытащил два тонких куска сушеного мяса. Молодое сердце разрывалось от нежелания принимать тот факт, что все это место, все эти животные, люди – скоро умрут. И некому будет позаботиться даже о том, чтобы их схоронить.

Худые челюсти звонко клацали, сжимая в пасти кусочки оленины. Слюни бежали по мордам, а сами животные, словно не желая так быстро расправляться с вкусностями, посасывали мясо.

– Мне жаль их, – признался парень.

Женщина не ответила, и первая зашла в покосившийся дом.

Внутри пахло сыростью. Одинокая старушка, опиравшись на трость, сидела у окна, разглядывая блики закатного солнца на воде. Там у водоема рыбачили двое мужчин. Высоких и крепких, как изначально могло показаться. Видимо, это были единственные, кто еще хоть как-то держался.

За высокой стойкой, со скучающим видом, стояла девушка. Волосы ее были собраны в рыжую жидкую косичку, болтающуюся на плече. Платье было испачкано сажей и темными расплывшимися пятнами. Но даже несмотря на это, она увидела гостей и широко улыбнулась черной улыбкой.

– Говорить буду я, – властно произнесла женщина и двинулась к хозяйке. – Добрый вечер, уважаемая.

Несмотря на то, с какой интонацией было произнесено это обращение, от такого прозвища девушка вытянулась по струнке, выпячивая грудь вперед. Это определенно принесло ей немалое удовольствие.

– Нам необходимо остановиться здесь на ночлег и пополнить запасы.

– Конешно! – чуть ли не крича произнесла девушка. – Чичас муши с речки придут, али повешет, то рыба будет. Али нет, я ваш шупом накормлю! А комнатушка ешть одна, штарая да пошарпанная, жато кровать ешть, да очаг.

– Премного благодарна, – сказала женщина, осматривая покосившуюся крышу. – У вас тут пусто.

– Кто уехал отшедава, кто подох. Тут у наш чем меньше народу, тем луше. Кормичьшя нечем. Рыба и та шюда не приходит.

– А как же поля? Огороды? – встрял Кэйлан, обходя спутницу. Девушка обратила на него свой взор и тут же расплылась в еще большей улыбке, что, видимо, должна была соблазнить парня.

– Поля да огороды – давно уш погибли. Не раштет нишего.

– Вы не пробовали уйти отсюда? Найти другие земли?

– Кэйлан, – строго произнесла женщина, отчего тот вздрогнул. Шепелявая девушка за прилавком изобразила на лице лукавую улыбку, но тут же вернула довольный вид наивной простушки, как только двери в таверну распахнулись и туда вошло два высоких человека, что рыбачили у реки.

Они подошли к стойке и бросили на нее сеть, в которой трепыхалась одинокая рыбеха. По виду можно было сделать вывод, что, как и эта деревня, рыба мечтала о скорой кончине.

– Все, – отчитался один, почесав голову. – Нет больше ни черта в этой проклятой реке. Одна тина, да жабы.

– Шкоро и шабы будут вкушны, – произнесла девушка и, схватив рыбу, скрылась за дверью.

– А вы кто? – устремив на пару хмурый взгляд, спросил мужчина.

– Просто путники, – произнесла женщина, взглянув на него из-под темного капюшона.

– А путь куда держим?

– В Усмос, – сказал Кэйлан, воспользовавшись заминкой спутницы. – У нас там семья.

– Усмос эт далеко… Фуфон, напомни-ка, сколько до Усмоса пешком?

Его друг, стоящий в тени, недовольно поднял голову, видимо страдая от головной боли. Лицо его болезненно хмурилось, а рука то и дело хваталась за лоб.

– Не меньше месяца, Вивофорн.

– Ооот, видите, долго.

– Это не избавляет нас от обязанности оказаться там, сколько бы времени это ни заняло, – Марион поправила сумку на плече и отвернулась к окну, заканчивая беседу.

– Мы уйдем в скором времени, – сказал Кэйлан, стараясь избежать открытого конфликта.

– Дамочка твоя грубая что-то, – произнес Вивофон, кивая в ее сторону. – Ты следи, чтоб ей никто язык не захотел отрезать.

Спутница уже не слушала его, пройдя к окну, у которого сидела сгорбленная старуха. Словно узнав старуху, она наклонилась к ней и по-матерински огладила седую голову.

Кэйлан неловко кашлянул и обернулся к мужчинам.

– Она сама… кому захочет, – он нервно усмехнулся и замолк, когда услышал удар трости о деревянный пол.

Группа обернулась на старушку, что завороженно смотрела на женщину в черном, возвышавшуюся над ней. Голова затряслась в напряжении, губы дрогнули и на глазах выступили слезы. Спутница Кэйлана опустилась на колено, неспешно подняла трость и вручила ее женщине напротив, положив её сморщенную руку сверху, на рукоятку в виде птицы.

– Госпожа… – всхлипывая пробормотала старушка.

– Здравствуй, – произнесла женщина и уложила тонкую руку на сморщенную временем щеку, отчего старушка начала лить слезы словно ребенок.

– Я знала, знала, что вы придете. Все время гадала и думала, когда же…

– Во те на, – тихо произнес Фуфон, почесывая бородку. – Маккенна уж несколько лет как молчит. Совсем бабка того…

Тут дверь издали распахнулась и выбежала все такая же довольная, но все еще беззубая, девица, держа в руках деревянную чашу воды. Чуть не сбив с ног Кэйлана, и, каким-то чудом, успев ему подмигнуть, она прошмыгнула к даме в черном и бабушке, протягивая воду. Женщина переняла чеплашку и принялась поить старушку. Все мужчины застыли в молчании.

– Ну шо вы вылупились, шловно птенцы иш яичкав? – накинулась на них девушка, тряхнув тонкой косичкой. – Помогайте, отведем штарушку Энни в поштель.

Вивофон тут же поднял старушку на руки, позволяя её слезам пропитать его рубаху. Фуфон, не оставшись в стороне, шел впереди и открывал им двери. Так они и удалились.

– Так вот она, – задумчиво произнесла дама, снимая капюшон. Черные волосы блестящей волной спустились по плечам, обрамляя лицо и плечи.

Впервые Кейлан увидел её лицо так ясно, без капюшонов и темных помещений. Впрочем, его впечатлений это не испортило, наоборот. Мальчишка еще больше удостоверился в том, насколько красива его спутница. Даже несмотря на то, что лицо её выражало недовольство.

– Комната есть, – подала голос девица, стоявшая рядом. О её присутствии парень уже позабыл. – Отведу вас и закончу с делами. Позже, после заката, ожидайте меня.

Она выпрямила осанку, улыбнулась мальцу, что нахмурился, осознав резкую разницу в говоре, и вышла из дома. Пара направилась вслед.

На улице их встретила надвигающаяся гроза. Небо, что еще недавно было насыщенно голубого цвета, со скоростью затягивалось серыми тучами. Начинало моросить. Ветер поднимался сильнее, заставляя поеживаться от порывов.

Они зашли в покосившийся домишко, стоящий поодаль. Снаружи он выглядел также убого, как и все остальные, но стоило зайти внутрь, как разруха и отчаяние осталось за дверью. Убранство маленького, но уютного домика поражало. Широкий дубовый стол, засыпанный свитками и пергаментами. На краю стояла склянка для чернил из обсидиана, а рядом лежало богатое длинное перо. Какой птице это перо принадлежало Кейлан не знал, но догадался, что вряд ли в этой глуши обитали такие яркие живности.

Очаг у стены потрескивал тихим шорохом, словно среагировав на вошедших и обсуждая их сам с собой. Каменная кладка вокруг была вычищена до блеска. Сверху висела шкура.

Широкая кровать, закрытая красным балдахином, казалась чем-то невероятным. Много подушек с замысловатыми узорами и свисающей бахромой на кончиках. Одеяла, мягкость и гладкость ткани которых можно было заметить даже с порога. Все это место пестрило богатством.

– Как? – осмелился произнести Кейлан.

– Проходи, не стой на пороге, – махнула рукой девушка, приглашая войти вглубь дома.

Он сделал шаг, еще один, стараясь не глазеть во все стороны, но в итоге был притянут на руку его спутницей. Она подтолкнула его в сторону большого письменного стола, а сама прошла к двери и проделала то же самое, что прошлой ночью, направив руку на дверь. Заперлась.

– Семьдесят лет прошло, Марион, – с улыбкой сказала девушка с косичкой. – Я уж думала ты не явишься.

– Пока наш юный друг не потерял сознание от смятения, можешь вернуть свой прежний облик? Роль деревенской простушки у тебя получилась сносно, но я бы хотела увидеть привычный мне образ.

Тяжесть воздуха наполнила комнату мгновенно. В какой-то момент Кэйлан испугался что не сможет сделать вдох. Легкое голубое свечение стало слепить, всплеск магии заставил пошатнуться, от чего парень уперся в стол, ожидая падения. Но как быстро это началось, также быстро и отступило. Воздух хлынул в легкие, за ним последовал глубокий вдох. Легкое головокружение отошло, и парень выпрямился, неловко поправляя меч на поясе.

– Слабенький он у тебя какой-то, – со звенящим смехом, будто перезвон колокольчиков, сказала девушка.

Кэйлан поднял взгляд. Перед ним стояла высокая девушка с толстой рыжей косой, свисающей с хрупкого плеча. Молодое, пышущее здоровьем лицо, было украшено россыпью веснушек. Яркие губки растягивались в еще большей улыбке, когда парень проходил взглядом по ней. Хрупкие дамские пальчики ловко поправили зеленый корсет с узорами, прикрывающий тонкую талию в светлом шелковом платье. Подняв взгляд выше, он встретил пышную грудь, слишком открытую взору. Между грудей спрятался кулончик в виде дубового листа. Заметив это, рыжеволосая хихикнула и поправила украшение, а Кэйлан, вовсю залившийся краской, отвернулся.

– Ты точно хочешь его смерти, – пренебрежительно сказала Марион, пройдя к ней. – Я рада видеть тебя здесь.

– У нас договор. Если бы ушла – потеряла бы всё.

Марион кивнула, задумчиво рассматривая стол со свитками.

– И всё же. Даже не предприняла попытку?

– Для меня это обещание было важнее всего, – резко обретя серьезность сказала девушка, накидывая длинный плащ. Кэйлану стало проще смотреть на неё.

– Как твоё имя? – скидывая сумку на пол спросила спутница парня, усаживаясь в изящное кресло с высокой спинкой. На изголовье покоился золотой лев, который тут же отреагировал на женщину, раскрыв металлические глаза. Затем успокоился, признав Марион, зевнул и вновь замер в статую.

– Когда мы виделись в последний раз я была Астория. Позже, решила, что мне отлично подходит имя Элль, затем я…

– Как твоё имя звучит сейчас? – перебила её Марион.

Кэйлан удивился тону, который она использовала, говоря со своей, как могло бы показаться, подругой. Он взглянул на неё и первым делом отметил, как органично она смотрится в этом величественном кресле. Ровная осанка, руки покоились на подлокотниках, украшенными золотыми листьями. Взгляд уверенный и прямой. Непростая спутница ему досталась. Или он достался ей? Но почему? Она выглядит как человек, которому удобно находиться в роскоши и богатстве, который уверен в себе, своих словах и действиях. И то, как она относится к людям, говорит лишь о том, что она могла иметь какой-то высокий титул в мире до начала преследования и уничтожения ей подобных.

– Ты знаешь мое настоящее имя. Но здесь меня называют Йеника. Йена – для друзей, коими являются почти все, кто здесь обитает.

– Слишком просто, не находишь? – впервые за это время улыбнулась Марион. – Мне больше нравится Мойра.

Йена пожала плечами и уселась на стул напротив, словно это она является гостьей в этом доме. Затем перевела лукавый взгляд на парня, топчущегося в стороне. Кивнула ему на другой стул и вернула взгляд на сидящую напротив. Кэйлан заметил, что несмотря на такое высокомерное отношение своей спутницы к ней, Йена смотрела на неё глазами полными уважения и даже почитания.

Он опустился на стул, вытянув ноги. В животе противно заурчало и он тут же прикрыл его рукой. Марион закатила глаза, а Йена провела рукой по столу, испуская из ладони легкое свечение. И вот уже вместо свитков и бумаг, стол был заставлен самыми разными яствами.

Кэй тяжело вздохнул. Аромат жареного мяса, рыбы, свежих овощей, кипящих похлебок, вина, пива и многого другого вскружил голову. Он непонимающе взглянул на рыжеволосую ведьму, что горделиво улыбалась, смотря на него, искоса поглядывая на Марион, которой этот стол, кажется, казался не чем иным как дешевым фокусом.

– И это всё… можно есть? – несмело спросил Кэй.

– Да, конечно! – закивала головой Йена, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. – Здесь и фазан, и олень, вот смотри рыба, а это…

– Но ведь люди в деревне голодают.

– О, началось, – сказала Марион, подпирая подбородок рукой.

– Нет! – воскликнул парень, вскакивая со стула. – Это неправильно. Люди, которые живут здесь, не могут позволить всего этого. Ты… ты сама говорила, что здесь ничто не растет, рыбы нет. Эти люди питаются помоями, а ты можешь позволить себе целый стол яств, что могут вкусить лишь сам император и его приближенные. Неужели у тебя ни разу не было мысли помочь этим людям? Накормить их?

Йена растерянно посмотрела на Марион, не находя слов. Ей искренне хотелось произвести впечатление, но реакция парня вконец сбила её с толку. Кэйлану даже показалось, что в глазах магички застыли слёзы. Взяв себя в руки, она поднялась со стула, тем же движением провела рукой над столом, тот же огонек на секунду озарил комнату, а потом всё исчезло. На столе вновь покоились те же бумаги, обсидиановая баночка с чернилами и красивое перо. Йена, смахнув тяжёлую косу за спину, поджала губы.

– Если ты не заметил, молодой господин, – вальяжно растягивая слова произнесла Марион, раскинувшись в кресле. – Если бы кто-либо увидел всё то, что здесь сейчас произошло, за нами уже выслали бы целую орду инквизиторов с факелами. И они не стали бы разбираться в том, чьих это пиршество рук дело. Моих, Мойры или даже твоих. Пламя проклятого огня коснулось бы всех. Каждый дом, каждого кто, все еще какими-то высшими силами, жив, каждую собаку, что ты так жаждал спасти и разделить с которой был готов свой жалкий обед.

Она посмотрела на притихшую Йену и рукой указала ей вернуться на стул. Девушка без заминки подчинилась. Аккуратно опустилась и принялась теребить рыжую косу.

– А если ты ещё хоть раз, за то время что мы вместе, поднимешь свой голос. На моих знакомых, на других ведьм или чародеев, и не дай высшими силами на меня, я не то, что оставлю тебя одного, дабы издали наблюдать за мучительной смертью от рук каких-нибудь ублюдков, что кишат в этих краях. Я самолично выберу самый изощренный метод смерти для тебя и для каждого, кого ты только жалел на своём пути. Мы прояснили условие?

Кэйлан тяжело сглотнул. Красота женщины начала сходить на нет. Он опустил глаза, уперев взгляд в носы своей обуви. А затем, резко развернувшись, попытался с размаху раскрыть дверь, но лишь приблизил себя к вывиху плечевого сустава. Дверь словно намертво была прибита. Он сделал еще одну попытку, уже не с таким напором. Он не знал, чего он ожидал в этот раз. Что она поддастся?

Тяжело выдохнув через нос, он, не оборачиваясь сказал:

– Откройте.

Мойра встрепенулась и глянула на женщину напротив. Та, замерев наблюдала за парнем, сохраняя при этом спокойствие.

– Пожалуйста, мне нужно уйти.

– Мне проводить его? – тихо спросила Мойра, привстав со стула.

Марион безэмоционально отвела от него взгляд, вернула на лицо полуулыбку и с ядом в голосе произнесла:

– Конечно нет, милая. Он слишком много видел.

Глава 3.

Марион, всё ещё занимая кресло с золотым львом, составляла какие-то послания, которые позже должны были быть переданы кому-то через воронов. Кому именно Кэйлан не знал. Да и, признаться, сейчас это его мало волновало. После того как она угрожала ему смертью, его вообще не волновало всё, что связано с ней. По крайней мере, в этом он настойчиво убеждал себя вот уже длительное время, поглядывая за её действиями со стороны.

Её тонкие руки ловко лавировали пером по бумаге, пристальный взгляд не сходил с пергамента. Временами она хмурилась пуще прежнего и Кэйлан не замечал, как повторял за ней. Губы изгибались то в усмешке, то уголки опускались вниз, выражая недовольство. В данный момент, она слово вела молчаливую войну с теми, кому пишет эти послания.

Возможно, он и правда впал в крайность, пытаясь достучаться до совести женщин. Просто ему казалось, всегда казалось, что умение быть жертвенным, щедрым и поступать так, как правильно, даже под угрозой жизни – это самый верный вариант. Однажды Капо спас его жизнь, приняв к себе на службу, хоть кандидатов на должность оруженосца самого смелого рыцаря было много. Но он выбрал этого мальчонка из бедной семьи, тощего от жизни впроголодь, слабого сопляка. Затем он ещё ни раз показывал ему то, каким щедрым бывает, будь то золотая монетка проститутке или кусок мяса собаке, что прибилась к их каравану. Но это было то самое «правильно» для него, для Кэйлана, но, казалось ли это таким же правильным для Марион и её знакомых? Может её правильность заключалась в другом, в чём-то более величественном и грандиозном. Дать золото проститутке? А может выкупить дом блудниц и сделать из него монастырь? Кэйлан внутренне просмеялся от своих умозаключений.

Казалось, жизнь проста. Ты делаешь что-то хорошее – ты получаешь что-то хорошее в ответ.

И всё же была в словах старшей спутницы правда, хоть признавать этого ему не хотелось. Он ни разу не встречался лицом к лицу с инквизицией, но получал много слухов о жестокости сына покойного императора. И всё же. Сжечь всю деревню за одну ведьму? Даже если бы она помогала этой самой деревне выжить? Это казалось ему абсурдным.

Он вновь вспомнил как отрубил руку тому безглазому мужчине из таверны. Почему он это сделал? Он мог дать четкий ответ на этот вопрос. Он считал, что спасает даму в беде. Даму, что хотели сдать этой самой, по слухам, ужасной и жестокой инквизиции. Да и сам мужчина говорил о том, что, если он до неё доберется, её сожгут на костре.

Какого это, быть сожженным заживо? Чувствовать по началу обволакивающее тепло, которое впоследствии начнет жечь тебя, от ног до макушки? Или ты сразу попадаешь в это пламя, что пожирает тебя огненными языками, заставляя издавать пугающие крики? Рассуждения эти вызывали в нем неприятный приступ тошноты, подкатывающий к горлу. Одно дело – рыцарство. Ты благороден, твои действия направлены на великую победу, после которой тебя возвысят. Ты разбираешься с негодяями, спасаешь прелестных дам. Ты никто иной как благодетель.

Но какая роль уготована ему, если он последует за ней дальше? Он будет личным палачом ведьмы, будет вершить судьбы других людей, которые станут подозревать кем она является на самом деле?

От этой мысли стало смешно и Кэйлан улыбнулся. Ну да. Личный палач ведьмы. Он, конечно, ещё не видел всех её способностей, кроме портала и запирания дверей странными заклятиями, но подозревал, что в ней скрыто больше. Гораздо больше силы и могущества. Хотя бы потому, что ведет она себя так, словно вся сила этого мира у неё в руках. И её поведение не казалось напускным, напротив. Оно пугало. Она давила парня своим авторитетом, он чувствовал исходящий от неё холод. Холод стали, холод смерти. Скольких за всю свою жизнь она загубила? И загубила ли сама или руками других, таких же как он? Марионетка. Вот как он себя ощутил. Марион. Марионетка. Словно её имя идеально подходило к тому, что вокруг она будет собирать готовых на всё крушителей и вершить зло чужими руками.

Зло. Почему-то именно это слово пришло ему на ум. Но почему? Можно ли назвать человека злым, если он опасается за свою жизнь, игнорируя жизни других? Ведь именно благодаря ей он спасся от тех громил. Но и именно благодаря ей он попал в эту ситуацию. А мальчик? Тот мальчик, что так талантливо играл на гудке в таверне. Ему она кинула медяк, хотя и придерживалась тому, что раскидывать деньги нуждающимся это “дворянские постулаты”. Или она сделала это потому, что тот был еще совсем ребенок? Мысли совсем смешались в кашу. Он не мог понять её. Не мог дать точное описание человеку, которого встретил. И это сводило с ума.

– Вот, держи, – Йеника протянула парню кружку с горячим напитком. – Быстро поставит на ноги.

– Я не хочу, спасибо, – пробурчал парень и отвернулся к стене.

Девушка тяжело выдохнула. Опускаясь, под ней тут же возник стул, подхватывая. Она закинула ногу на ногу и повторила движение, протянув кружку парню.

– Выпей, Кэйлан. Ты ослаб.

Он недоверчиво покосился на пойло в стакане. Пахло травами и, кажется, облепихой.

– Я понимаю, этот разговор приятным не назвать. Но постарайся понять нас. И её.

– Она сказала, что убьёт меня собственноручно.

– Ну, больше ста лет жизни дают о себе знать, когда тебя учит жизни какой-то мальчишка.

– Больше ста? – переспросил Кэйлан, покосившись на спутницу, что также увлеченно занималась делом.

– Я впервые встретила её, когда мне было всего сорок. И то, последние двадцать лет я помнила смутно, проводя своё время, в основном, в теле насекомого.

Парень нахмурился и принял из рук напиток. В нос ударил сладковатый запах.

– Я расскажу больше, если ты расслабишься, – улыбнулась Йена.

– Ага, в предсмертных муках…

Он посмотрел в напиток. Приятного цвета отвар призывал сделать глоток, особенно после такого долгого, изнурительного и голодного пути. Кэйлан зажмурился и отпил всего чуть-чуть. Горячая жидкость мягко опустилась в желудок, даря легкое насыщение.

– Я росла в семье обычных людей и об обладании мною каких-либо способностей было неизвестно каких-то пять лет. Позже я предсказала смерть соседскому мальчишке, вечные муки рыбаку-пьянице и страшную болезнь собственной матери. Тогда я ещё не знала о том, что все свои мысли лучше держать при себе. Из дома меня забрал какой-то монах. Честно сказать, я даже не помню, как он там появился. Просто в один день отец отдал мне кулек с хлебом, сказал, что обо мне позаботятся, и я его больше не видела.

– Мне жаль, – произнес парень, грея руки о кружку.

– Так или иначе, если бы не этот монах, который впоследствии оказался одним из самых старых и сильных магов, я бы не раскрыла свои способности. Как, собственно, и не раскрыла бы то, что рабыня из меня вышла очень даже сносная… – она горько улыбнулась. – Вряд ли ты о нем слышал, но весь магический мир, по крайней мере в те времена, проговаривал его имя шепотом. Он был известен своим… особенным подходом к изучению магии.

В разуме Кэйлана вспыхнули картины. Горы освежеванных человеческих трупов, столы, залитые кровью и какой-то едкой жидкостью, вынутые глаза, помещенные в банки, сломанные на живую конечности и исступленные, полные боли и отчаяния, крики. Мольбы о скорой смерти голосом Йены пронеслись в голове таким душераздирающим шепотом, что Кэйлан отринул, чуть не выронив отвар.

– Это…

– Таковой была моя жизнь в заточении у непобедимого Эгберта. Но, пожалуй, у него были и достойные черты. Он обладал острым, незаурядным умом, жаждал безупречности во всём и любил облепиховый чай. А его горделивость, чувство собственного величия, – она ядовито улыбнулась. – И склонность к извращенным совокуплениям… всё это его и погубило.

– Но как ты спаслась? Ты убила его?

– О нет, такое было для меня недоступно. Я Мойра из Бласо и моя способность – видеть людские судьбы. Я редко когда могу что-то в них поменять, лишь самое незначительное, но я вижу линию жизни каждого, кого встречаю на пути. Именно этим Эгберт так часто пользовался. Под пытками или специальными зельями, но я всегда говорила ему, что его ждёт. Меняла, если что-то идет не так. И страдала, сели была не в силах что-то изменить. Я предсказывала его судьбу на протяжении многих лет пока…

Она задумчиво замолкла. Кинула быстрый взгляд на Марион, которая, казалось, совсем не заинтересована в данной беседе, а затем сверкнула изумрудом глаз, приблизив лицо к парню.

– Я увидела её, – прошептала она. – Такую неистовую, хаотичную, словно сама магия соткала её из своей энергии. Такую опасную, но такую притягательную. Словно если ты станешь обладать ей, ты возьмешь в свои руки всю мощь этого мира…

Она утихла, но глаза её продолжали рассказ, сверкая нездоровым, совершенно безумным блеском. Кэйлан был готов поклясться, что эта девушка глубоко травмирована, отчего что-то в ней переломилось, заставляя медленно сходить с ума. Из-за травм, нанесенных Эгбертом, из-за предательства семьи. Что-то в ней сломано, глубоко внутри. Что-то, что уже вряд ли можно починить или исправить. Но её целителем стала Марион, хотела она этого или нет, своими действиями она сделала так, что стала единственной, в ком Мойра теперь видит смысл. Та, кому готова поклоняться. Марионетка.

Кэйлан сглотнул скопившуюся во рту слюну. Сделал глоток уже остывшего отвара. Облепиха. Видимо одно из многого, что научилась делать Мойра, будучи пленницей Эгберта.

– Как она спасла тебя?

– О, не только меня. Она спасла всех, кого он держал под замком, в виде животных или насекомых, или же просто лишая возможности сбежать. У кого-то было отсечены конечности, а из кого-то просто высасывали магию, считывая его никудышным волшебником. Не знаю уж чего именно она от него хотела, когда пришла к нам. Кажется, это был какой-то предмет… – она задумчиво уставилась в потолок. – Какой-то манускрипт или камень… Извини. – Она засмеялась, нервно перекинув косу с одного плеча на другое. – Совсем забыла… Столько лет прошло.

Кэйлан понимающе кивнул, посчитав что это время и так оставило на ней неизгладимый отпечаток. Незачем мучать девушку и заставлять её вспоминать что именно было нужно Марион от того волшебника. Да и что вообще может быть нужно одной магичке от другого мага? Волшебные зелья? Предметы, наполненные магией? Кто их знает, этих магов.

– Она пришла к нему. Увидела всех нас. Посмотрела на меня и словно сразу же поняла, что этот червь в банке – человек. А я уже тогда знала, что она изменит ход вещей. Эгберт был уничтожен. А мы выпущены на волю. Кто-то ушел, кто-то просил милости быть убитым рукой Марион, кто-то тут же решил закончить свою жизнь самостоятельно. Я была одной из немногих, кто предложил Марион службу. И то лишь потому, что у меня все еще были при себе и конечности, и магия.

– И ты стала служительницей Марион? И чем ты занималась?

– Поначалу мелочи. Узнавала информацию, искала редкие компоненты для зелий, занималась исследованиями. Жила хоть и скучную, но спокойную жизнь вдали от войны. Позже Марион попросила меня о том, чтобы я позаботилась о маленькой девочке, которую она спасла из пожара в Байрице. Так мы и познакомились с милой Энни.

Она хлопнула глазами и улыбнулась. История закончена.

– И всё?

– Да, конечно. А чего ты ожидал?

– Но если этот Эгберт был самым могущественным волшебником, то получается Марион…

– Оказалась более могущественной. Она избавилась от него и спасла нас. Как именно – спросишь у неё сам, если она, конечно, захочет об этом говорить. Я имею право поведать тебе лишь свою часть истории.

– Справедливо, – кивнул Кэйлан. – А то, что ты сказала о… предсказаниях. Ты и вправду знаешь судьбу каждого человека?

– Я могу видеть ход вещей наперед иногда в незначительных для судьбы событиях, могу менять ход вещей. Но я стараюсь не делать этого. От такого знаешь… – она покрутила пальчиком у виска и рассмеялась. – Немного рвётся разум. Знать все события и их вариации наперед – утомительно.

– И Энни это…

– Маккена, вы виделись недавно.

– О Всевышний, сколько лет назад все это происходило?

Громкий звук захлопнувшегося фолианта распугал их как детвору, и они с магичкой отпрянули друг от друга. Даже золотой лев поднял голову от такой неожиданности, но после широко зевнул и устроился обратно. Марион поднялась с кресла, устало провела рукой по лицу, снимая маску усталости, что посмела там появится. Подняла глаза на парочку и хмыкнула.

– Спелись, значит.

– Мы говорили о жизни, – улыбнулась Мойра, поднимаясь вслед. – Могу предложить вам что-нибудь?

Женщина опустила голову, закрыв лицо черной вуалью из волос. Кэйлану показалось, она о чем-то крепко задумалась. Тишина растягивалась в длинную тягучую липкость, в которую опасно угодить. Мойра тоже напряглась, впитывая напряженность Марион. Треск поленьев из камина начинал убаюкивать.

– Пожалуй, – словно очнувшись ото сна, сказала Марион, натянув улыбку. – У тебя есть купальня?

Мойра хитро улыбнулась и двинула пальчиками в сторону, выпуская наружу магию. Видимо, помимо её дара предсказания, наколдовывать различные предметы, комнаты и пищу было чем-то вроде примитивных способностей. Возможно, таким даром обладала и сама Марион, но Кэйлан понимал, что она либо не хочет тратиться впустую, либо просто любит, когда все делается для неё силами других. Второе показалось ему куда более убедительным.

Девушки прошли в наколдованную комнату и, заходя, не закрыли дверь. Кэйлан не счел это предложением присоединиться и поэтому решил занять себя медленной прогулкой по дому. Места в нем было не так много, но это не отбавляло уюта царившей здесь обстановке. Очень отдаленно это место напоминало имперские шатры на рыцарских турнирах. Не хватало лишь изумрудных флагов империи Инаария с изображенными на них кетцалями и отблесками пламени.

Он подошел к столу и пробегая глазами, зацепился взглядом за послание, написанное Марион. Аккуратно выведенные буквы сложились в текст:

«Кассиан и Каталина, мои единоверцы. Сообщаю что буду в Бласо уже в скором времени и надеюсь на встречу с вами»

Довольно любезно, подумал Кэйлан. Встреча с друзьями.

«И помните, душа всякого тела есть кровь его. Мы несокрушимы»

Парень нахмурился, перечитав слова. Дверь скрипнула и, не дав ему секунды на размышление, голову в проем высунула влажная Мойра. Мокрые рыжие волосы приклеились к лицу, щеки раскраснелись. Она закусила губу, обводя сверкающим взглядом парня, что замер у письменного стола.

– Если пойдешь со мной, не расскажу Марион чем ты ту занимался, – шепнула она с улыбкой.

Кэй быстро вернул письмо на место и торопливо подошел к девушке, ожидавшей в дверях. На её теле, прилипая к коже, покоилась тонкая сорочка, которая всё же скрывала самые интимные подробности.

– Куда? – спросил парень, пряча глаза.

– Следуй за мной, мышонок.

Она хихикнула и вошла обратно, в темный коридор, заполненный горячим паром. На секунду Кэйлан испугался и готов был выбежать обратно в зал, пусть лучше на него обрушится вся ярость Марион. Но мгновением позже, он увидел тонкую полоску света, протекающую из другой двери. Оттуда раздавалась тихая мелодия, звучащая приятным женским голосом. Словно журчание ручейка, мелодия с глубиной в голосе повествовала о закатном солнце, что освещало краснотой белоснежные крылья птицы, что пыталась добраться до дома. Где был её дом она не знала сама, ей просто хотелось оказаться там, где она чувствовала себя лучше всего, пока в полете на её хрупкой пернатой груди расплывалось красное пятнышко крови, сливаясь с закатом.

Тоска в душе больно пропульсировала. Заметив изменение в его настроении, из тьмы вышла Мойра, полоска света упала на её лицо, освещая изумруды глаз.

– Переодевайся, – улыбнулась она, указывая на стену, увешанную крючками. Там уже висела одежда женщин, а рядом пустовал еще один, пустой крючок. – У неё прекрасный репертуар песен. Но её редко можно услышать.

Кэйлан кивнул и принялся снимать верхнюю одежду. Пахла она на удивление не так плохо, как он предполагал. Все-таки находясь в пути много дней, не имея возможности принять ванну или хотя бы посетить общественные термы, оказалось для него более чем противным. Даже путешествую с Капо, они всегда находили время привести себя в порядок. В крайнем случае, если прогулка по лесам затягивалась, они могли искупаться в озере.

Оставшись в одних портянках, он повернулся в сторону ожидающей его Мойры. Она посмеялась над его смущенным видом и протянула большое полотенце, указав на пояс.

– Что? Нет. Я не буду раздеваться полностью, – громким шепотом запротестовал парень. Песня резко оборвалась.

– Чтобы постирать твои вещи, мне нужно, чтобы они все были сняты с тебя. Сложи их около своей одежды и закрепи ткань на бедрах. Буду ждать тебя в купальне, – Мойра дала указания парню и поспешила вернуться к подруге.

Дверь скрипнула, вызывая в парне дрожь. Остаться наедине с двумя женщинами казалось ему более чем волнующей идеей. Хотя он и понимал, что его там точно не будут рассматривать как главный интерес. Им было хорошо вдвоем, у них был общий язык, они могли тихо делиться друг с другом секретами и вспоминать былые времена. А что он? Будет тихо сидеть в углу и поглощать истории жизни других людей, то страшась этих историй, то удивляясь им. Он был не интересен для таких как они. Ни в каком плане.

Он полагал, что такие женщины любят мужчин сильных, высоких и крепких. Взрослых и опытных, как они сами. Что им делать с мальчишкой, бывшим оруженосцем? Только смеяться над ним, да поучать жизни.

Он потер уставшие глаза. Спустил портки и, быстро схватив ткань, словно за ним подглядывали, обвязал её на поясе. Потоптавшись на месте, сделал шаг к двери.

– Не горю желанием возвращаться в Бласо, – тихо прозвучал голос Марион.

– Там потрясающий сад с экзотическими растениями.

– Если бы я ехала туда отдыхать.

– А что для тебя отдых? Ты не очень похожа на любительницу сидеть в уютном замке у очага, писать новые законы, вести службы в церкви и воспитывать имперских чад.

Марион рассмеялась. Кэйлан, ощутив, что это удобный момент для его появления, открыл дверь и зашел в наполненную паром комнату. Жар ударил в нос.

– Долго же ты ждал, – произнесла черноволосая спутница, похлопав по деревянной скамье.

Женщины сидели на возвышении. Он поднялся по ступенькам к ним и занял место чуть поодаль, закрывая голую грудь руками.

– Не хотел мешать, – улыбнулся Кэй, поправляя прилипшие ко лбу кудри.

– Ты не помешал, – высказала Мойра и соскочила со скамьи. Спустилась вниз и набрав черпак воды из деревянной бадьи, выплеснула её на раскаленные камни. Сильно зашипев, они выпустили ещё больше пара. Видимость в комнате заметно поубавилась.

– Расскажи нам, Кэйлан, – сев чуть ниже, спросила Мойра. – Ты много путешествовал, верно?

Парень кивнул, сгорая от направленных взглядов в его сторону.

– Мы с Капо объездили весь континент. Но не дальше пика Малефикарум. Туда, говорят, лучше не соваться.

– Верно говорят. Там можно сыскать лишь беду на свой дух и тело, – кивнула Мойра, положив голову на скрещенные на деревяшке руки. – Я и сама там не бывала никогда, лишь слышала об этом месте. И то, от тех немногих, кому удалось выбраться живым.

– А ты бывала там? – просил Кэйлан у тихой Марион. Женщина кивнула с улыбкой. – Правда? А можешь… рассказать?

– Да, Марион! Поведай нам. Правда, что там есть твари, о существовании которых и подумать невозможно?

– А что, твои выжившие друзья тебе об этом не поведали? – колко прокомментировала просьбу женщина, поглаживая влажные черные волосы, спускающиеся вдоль тела, укутанного в черное тонкое платье.

– В том то и дело, что рассказали. Но тебе я верю больше!

Кэйлану захотелось успокоить девушку, поющую дифирамбы верности Марион. Но увидев её преданный взгляд, в котором сверкала глубокая любовь и верность, тут же передумал, не желая становиться центром непонимания. Его комментарии ещё ни разу не доводили до добра.

– Как всем нам известно, около тринадцати веков назад произошел взрыв. Магический взрыв, унесший тогда жизни более десятка поселений, что находились в эпицентре.

И Кэйлан, и Мойра, кивнули.

– За пиком Малефикарум как раз находится этот эпицентр. Глубокая воронка, уходящая вниз на десятки километров. Так вышло, что взрыв этот был сопряжен с огромным выбросом магии в землю. Она напитывалась ею дюжину лет до этого. Но ни императоров, ни имперский совет, не смущало то, что люди мрут от неизвестных болезней всё чаще, земля дрожит под ногами, урожай скуднее с каждым годом, скотина ведет себя неестественно. Их устраивало это вымирание, пока это не коснулось их самих. Но, увы, было слишком поздно. Да и возможно ли было изменить грядущие изменения?

– Но можно было найти другие земли для людей, что там жили, – сказал Кэйлан, чуть наклонившись вперед. Дышать из-за горячего воздуха становилось тяжелее и ему хотелось продвинуться к двери.

Марион пожала плечами, рассматривая прядь волос в своих руках.

– После того как врыв случился, а случился он так, как происходят многие беды – неожиданно, и образовалась эта воронка. Послы всех близлежащих государств тут же выдвинулись на место, но из-за труднопроходимой местности, задержались в пути. А когда они оказались там, то увидели новых обитателей тех мест. Будто из рога изобилия тысячи невиданных существ хлынули из воронки, распространяясь словно чума. Огромные чудовища, жестокие и смертоносные. У одних были рога размером с дерево, они прорубали ими тела людей, что оказались рядом, протыкали их насквозь, словно копьями. Другие же… не имели физической оболочки вовсе. Их безобразные вытянутые морды с горящими глазами пугали заблудших в лесу путников, а затем, насылая на них кошмары наяву, жуткие видения, расправлялись с ними сами, вытягивая душу, выпивая их до капли.

Мойра театрально закрыла рот руками, качая рыжей головой. Кэйлан, сам удивляясь рассказу, не поверил в искренность её эмоций. Она и сама не такое уж привычное этому миру явление, сколько бы времени ни прошло, таких как она и Марион было в разы меньше, чем обычных людей, и тот факт, что ты лично встретил чародейку или мага – было чем-то диковинным. Многие после таких встреч долго и во всех подробностях хвастались перед друзьями, некоторые в ужасе бежали в ближайший храм. Даже имея общую историю с этими нелюдьми, никто до конца не сумел привыкнуть к тому, что есть в этом мире что-то, что так сильно отличается от обычных людей, и спокойно может разгуливать по улицам родных городов. Даже если эти нелюди правили империей… Хотя для обычного люда и императорские величества казались чем-то схожим с высшими силами.

– Но это всё лишь истории. На самом деле, когда я оказалась за пиком, я не увидела ничего, кроме давно погибшего места. Развалины, да и только.

Мойра заметно погрустнела. Кажется, ей нравилось думать о том, что где-то там, за горами, существует какая-то жуткая, кровожадная сила. Жить на грани со смертью, кажется, вошло в привычку.

– Я и правда надеялась, что всё так, как ты поначалу рассказывала.

– Ох, милая, я огорчила тебя? – рассмеялась Марион. – Тебе ли не знать, что одни из самых страшных существ уже здесь, рядом с нами. А что до пика… кто знает, что скрывает это место, но оказаться там вновь я бы не желала. Слишком унылое место.

Резкий стук в дверь заставил троицу вздрогнуть. Стучали громко и упорно, не оставляя им шансов на то, чтобы притвориться спящими. Мойра вскочила с деревяшки и, окутав себя светом, накинула одеяние гостеприимной простушки. Поднеся палец к губам, она оставила их, выпорхнув за дверь.

– Думаешь за нами? – прошептал Кэйлан, нервно поправляя полотенце.

Женщина медленно встала и спустилась к двери, прислоняясь к ней, чтобы лучше слышать. Кэйлан же не слышал ничего, кроме глухих ударов своего сердца внутри. Он попытался найти объяснение позднему вторжению, но все мысли находили лишь неблагоприятный для них исход.

– Кажется, ушел, – тихо сказала Марион и приоткрыла дверь. Из прихожей комнаты тянул холодный воздух, неприятно обдав по ногам. Она сделала шаг, а затем, убедившись в том, что в доме тихо, уверенней зашагала вперед. Кэйлану ничего не оставалось, кроме как следовать за Марион.

Мойра стояла у двери, опустив голову. Как только она услышала, что более не одна, развернулась и, стараясь натянуть улыбку, прошептала.

– Здесь стража. Ищут парня с мечом и женщину в черном. Вивофон зашел предупредить.

На лице Марион не осталось и капли прежней умиротворенности.

– А они не торопились. Кэйлан, мы уходим.

Марион схватила сумку и начала складывать туда все свитки со стола. Мойра суетливо складывала какие-то вещи и припасы в дорогу. Парень неловко застыл, не зная, что ему делать.

– Может, наберу воды?

– Воду найдем в дороге, пока хватит твоего бурдюка. На, возьми, – Марион протянула мальчишке травы. – Промой ёмкость, засунь туда две веточки и залей теплой водой. Понял?

– Д-да. А где вода…?

Мойра, не отвлекаясь от своего занятия, указала в сторону, на завешанную шторой комнатушку. Там стояла богато украшенная ванна и небольшой бочонок с водой. Он вошел внутрь, и только штора вернулась в свое обычное положение, оградив его от главной комнаты, его накрыла оглушающая тишина. Он удивленно обернулся, приоткрыл штору, и убедившись, что это какое-то заклятие оглушения или тишины, вернул все на место. Качая головой подобно ворчливому старику, он промыл бурдюк. Его настораживал факт того, что в воду нужно засунуть какое-то растение и для себя он решил, что не станет пить это, пока не добьется от ведьмы ответов. Закончив, он отворил штору. Женщины, уже полностью одетые в то же, в чем были до этого, стояли у камина.

– Я пришлю птицу, когда ты понадобишься мне. Уверена, это может перерасти в войну и похуже той, что мы пережили. Отмалчиваться совсем скоро станет невозможным. Постараюсь найти Кассиана и Каталину в Бласо. Вот, возьми. Отправь вороном, он оповестит их о моём прибытии.

– Попрощаешься с Маккенной? – произнесла поникшая Мойра. – Она была бы счастлива увидеть тебя в последний раз.

Марион замолкла. Взглянула на девушку внимательным взглядом.

– Вы были близки?

– Да, хоть она и не догадывается насколько. Я была рядом с ней с самого её спасения. В облике подруги детства, в образе кошки, добродушной соседки. Я не оставляла её ни на минуту.

– Спасибо, Мойра.

– Я рада, что ты попросила меня об этом. Таким образом я верно служу тебе и делаю добро. Знаешь, этому миру очень сильно не хватает сострадания. Рада, что моё сердце способно на это. И счастлива, что Энни ни разу не была одинока.

– У меня к тебе ещё одна просьба.

– Конечно, всё что угодно.

– Создай для нас портал, как только выйдем к лесу. Мне нужно чтобы он перенёс нас как можно ближе к Бласо.

Мойра не ответила, лишь энергично закивала рыжей головой. Марион и не нуждалась в её ответе, она знала, что Мойра сделает это без лишних слов и объяснений. Марион коснулась щеки девушки, от чего та обомлела и, закрыв глаза, прижалась к бледной ладони. Это заставило Кэйлана смущенно закрыться за шторой.

Сделав глубокий вдох и выдох, он вышел в комнату. Марион уже ожидала у двери, а Мойра, утирая слезы, смотрела на женщину.

– Если ты не оденешься за минуту, уйду без тебя, – произнесла Марион, накидывая капюшон на голову.

Кэй кивнул и пару темных кудряшек упали на лоб. Он дрожащими руками принял одежду из рук Мойры. Неуклюже, под взглядами двух магичек, натянул штаны, ощущая себя как никогда неловко, закрепил бурдюк на поясе, поправил меч, и подошел к спутнице.

– А верх? – без доли смеха в голосе спросила Марион, приподняв одну бровь.

Пришлось срамиться дальше и, принимая рубаху и жилет из рук улыбающейся Мойры, он быстро оделся. А затем, ощутил, как на его плечи опустился длинный утепленный плащ.

– Дождь, – шепнула Мойра, помогая расправлять ткань на плечах.

Затем, она в последний раз улыбнулась им своей очаровательной улыбкой и её объяла магия. Она вновь стала девушкой из таверны, вмиг растеряв свою красоту.

Втроём они покинули дом. Сильными каплями дождь разрезал воздух, орошая землю, которая жадно впитывала влагу. Приятно пахло свежестью. Ночь раскинула свои крылья, поглощая небосвод тьмой. И даже несмотря на то, что тучи торопились закрыть большой серебряный шар на небе, свет луны благоговейно стелился по земле.

Вдали послышались сердитые голоса, звук плавным взмахом веера распространялся по деревне, заставляя некоторых покидать свои жилища, сонно высовываясь на холод. Те, у кого были силы, подходили к стражникам узнать, что происходит, кто-то, тяжело опираясь на дверь или заборчики, наблюдали издали. Это играло на руку троице, что, выбрав длинный извилистый путь между покосившимися домами и дурно пахнущими сараями, пыталась торопливым шагом пробраться к кромке леса.

Уже успевшие закрыть небо тучи оказывали содействие в побеге. Луна, словно сочувствуя беглецам, пошла на уступки и смущенно спряталась за темно-серые рыхлые облака.

Обогнув хлев, им пришлось пролезать через узкий проход между домом и забором, совсем рядом стража допрашивала старика и его немую жену, требуя информацию о двух бежавших из столицы, которые бесчеловечно лишили добропорядочного столяра руки и глаза. Марион приостановилась, услышав слова стражи.

– Эти двое представляют угрозу вашей деревне и всем её жителям. Они вооружены, жестоки и очень опасны!

– А нам то что? Никому наша бестолковая деревня не нужна, скота и того нет. Что им тут брать? Могу предложить только засранное белье! Хе-хе, – старик хрипло рассмеялся, но тут же замолк. Был слышен звук хлесткого удара.

Женщина высунула голову из-за дома, увидела лежащего на земле старика, его рот был в крови. Стражник, злобно взглянув на старушку на крыльце, сплюнул и отвернулся, громогласно объявив:

– Те, кто принимает участие в сокрытии преступников – смерть на костре!

Мойра схватила Марион за плечо и тут же втянула обратно в укрытие, тяжело дыша от страха. Никто не знает, чего она боялась больше – сожжения близкого человека в случае поимки или же собственной смерти в священном пламени.

– Не медлить, – прошептала она дрожащим голосом, и они ускорились.

Пропихнувшись к следующему дому, Мойра, быстро выглянув из-за мокрых досок, указала Марион и Кэйлану курс.

– Нам нужны те ворота! Добежим, там и лес начнётся.

А затем быстро, но стараясь не вызывать подозрений, направилась через улицу, словно спасаясь от проливного дождя. Марион сделала уверенный шаг за ней и тут же застыла перед тощей промокшей псиной, выскочившей из неоткуда. Пёс звонко лаял, виляя хвостом, приметив знакомую парочку, что угостила его сегодня днём. Его радость привлекла много внимания. Марион, совершив быстрые шаги назад, налетела на Кэйлана, прижав его к стене.

– Я прокляну тебя, мальчик.

– Вот она твоя благодарность, – устало прошептал парень, кинув взгляд на пса.

В ту же секунду послышались шаги. Приближающийся звук был все ближе, заставляя пару вжиматься в бревенчатую стену. Медленно они делали шаги назад, стараясь звучать как можно тише.

– Гошпода! – выкрикнула Мойра, подбежав ко псу. – Это ш Мишка, он хороший, ток туповат!

– И чего он лает посреди улицы? – поинтересовался подошедший стражник, испытывающий нездоровую любовь к живому огню.

– Так тупой ше, говорю. Дошдь, того гляди и гром будет, вот и орёт. Боится.

– Так и убери его отсюда, бестолочь. Стой здесь, Терен, я посмотрю.

– Я осмотрю хлев!

Второй голос послышался с другой стороны. Кэйлан, не отпуская из рук женщину, двинулся в другую сторону и наткнулся на немощную старушку, что напугала его своим появлением не меньше собаки. Она тихо подобралась к ним и стояла совсем рядом, внимательно наблюдая.

– Маккенна, – произнесла на выдохе Марион.

Старуха, которую едва было видно из-за проливного дождя и сгустившихся туч, кивнула женщине и, мягко проведя сморщенными руками по её одежде, с улыбкой кивнула.

Указав на неприметную дверь, ведущую в хлипкий дом, она с улыбкой кивнула. Марион подхватила подол длинного плаща и ловко взошла на прогнившее крыльцо. Древесина издала противный всхлип, словно моля о том, чтобы с крыльца скорее сошли и более никогда не ступали сверху, дав ему дожить свои тихие болезненные деньки в одиночестве. Кэйлан протолкнул бабушку следом, аккуратно ступая по доскам прошел за ними и перед самым появлением стражника в переулке, тихо закрыл дверь.

Они оказались в кромешной темноте. Тишина не составила им компанию, пропуская в дом шум дождя и крики стражи через свои изрешеченные щелями доски. Что-то слева от парня зашуршало и легкий огонек свечения персика аккуратно зажегся в руках старушки. Она ласково держала в руках маленькую подвеску в виде цветка персикового дерева, с улыбкой смотря на женщину. Марион склонилась к ней и прошептала:

– Волнами марта цветение персика полно.

Старушка тихо усмехнулась, протянув Марион кулон. Та угрюмо покачала головой и, аккуратно сжав старческие руки своими бледными пальцами, прижала цветок к её груди.

– Пусть он и дальше охраняет твой сон.

Шум на улице стал громче, ещё один стражник подошел слишком близко к дому. Кэйлан быстро огляделся, ища чем припереть дверь. Дом был пуст и ничего, кроме обветшалого ковра на полу, старых стульев, да лежанки, в нём не было. Он прошел взад-вперед, откидывая мокрые пряди кудрей с глаз.

Маккена, остановив парня легким касанием руки, указала на ковер, по которому он прошел уже несколько раз. Кэй, аккуратно надавив на него носком ботинка, понял, что под ним что-то есть. Откинув пыльный настил, заметил проходящий через доски ветерок.

– Расступись, – скомандовал он и приложив усилие, поднял пару досок. Под ними разверзлась спасительная тьма тайного лаза.

Сначала туда спрыгнул он сам, чтобы разведать обстановку и понять, есть ли выход из этой землянки. Впереди в сумраке виднелась узкая тропинка.

Затем, поддерживая Марион, поставил её на ноги так аккуратно, насколько это было возможно в напряженной ситуации, когда у него дрожали руки и сердце готово было вот-вот прорубить выход наружу. Он протянул руки к старушке, что смотрела на них сверху вниз с грустной улыбкой. В этот момент он осознал, что она остаётся.

Тихо поблагодарив Марион, она кинула светящийся кулон вниз, и слишком ловко для её возраста вернула на место доски. Ковер остался лежать там, куда его откинул парень.

В ту же секунду хлипкая дверь дома издала свой последний хрип, окончательно сорвавшись с петель. Тяжёлый стук военных сапог раздался над головой скрывающейся в тьме пары. Марион тут же спрятала свет кулона под плащ. Кэйлан, стараясь дышать как можно тише, придвинулся к лазу, прислушиваясь.

– Что это за халупа, – прозвучал голос, полный отвращения. – И ты здесь живешь?

Ответом на вопрос была тишина. Маккена не издавала ни звука, только переминаясь с ноги на ногу, в попытках согреться. Старушка изрядно промокла и теперь и без того больные кости сводило от неприятно прилипшей одежды к коже.

– Твою мать, ну и дыра, – отозвался ещё один вошедший. – Ублюдки вроде вас не могут позволить себе большего чем это, а?

– Мать, мы тебя не тронем, если скажешь, где два подлеца, что останавливались в вашей убогой деревне.

– Господа, – хрипло обратилась к ним старуха. – Боюсь, я не знаю куда они могли пойти.

– Но ты их видела, да? Они были здесь? Отвечай, сука!

– Я не смогу сдержать Терена, мать. Так что тебе придётся сказать мне, куда вы их спрятали.

– Неужто руку на старуху поднимите?

– А ты проверь.

Кэйлан дернулся, словно у него свело мышцы. Марион придержала его за руку и ощутила дрожь. Его глаза были полны ненависти, сверкая в темноте, они казались безумными.

Марион взяла его лицо в свои руки и отрицательно покачала головой, осознавая, что своей жадностью к справедливости он может выдать их.

– Не. Смей. – Одними губами прошептала женщина и, схватив его покрепче, потянула вглубь тоннеля.

Парень почти не сопротивлялся. Смирно шел за ней, хоть в голове и царил полный бардак. С одной стороны, он был готов вылететь отсюда с мечом на голо и убивать каждого, кто пришел сюда и посмел трогать невинных людей. С другой, он успокаивал себя тем, что старуха так дрябла и бесполезна для стражи, что они обойдутся лишь оскорблениями.

Сзади раздался глухой удар о дерево. Кто-то упал наземь. Пара замерла.

– Я… не знаю… клянусь вам, – жалобно прохрипела бабушка. – Я лишь старуха, что доживает свои дни в этой глуши.

– Не хочешь говорить по-доброму, мы покажем, что делаем с предателями.

Раздался лязг металла и удар. Кэйлан мог поклясться, что услышал хруст костей. Старуха взвыла от боли и со слезами в голосе умоляла остановиться, но удар за ударом и её тихие всхлипы становились тише.

Кэй рванул вперед, но был остановлен крепкой хваткой. По его щекам стекали горячие слезы, обжигая глаза, щеки, губы. Рот наполнился слюной, живот было скрутило в спазме и ему показалось, что он либо потеряет сознание, либо из него выйдут все органы.

Хрипы продолжались. Кэйлан тихо подошел ближе, стараясь разглядеть что там происходит через щели в полу. Он поднял голову, щуря глаза. На щеку упала капля.

Дождь, подумал он. Но коснувшись лица, понял, что это кровь. Кровь капала на его лицо, затекая в деревянные щели, проливаясь на него словно дождь. Он оцепенел, разглядывая трясущиеся руки. Оглянулся на оцепеневшую Марион, что держалась в стороне. Ему показалось, что он увидел в её глазах слезы.

Бабушка издала последний вздох. Такой оглушительно громкий, беспредельно оглушающий в этой обволакивающей тишине, словно крик о помощи. Она выдохнула и больше он не услышал ничего, кроме пульсации в своих ушах.

Смотря на женщину, он покачал головой, не осознавая происходящее. Как они могут стоять в стороне, как они могут просто взять и уйти? После такого кровавого, жестокого насилия над старой женщиной, что не сделала ничего плохого. Сердце сдавила боль. Лицо исказилось в гримасе скорби, выплескивая его боль наружу. Он забился в угол и ужасе смотря вверх. Из-под узких щелей в полу на него нисходило свечение. Тело не поддавалось, в груди скрутились узлом всё презрение, ненависть, несправедливость, вся боль.

– Н-да, друг, переборщил.

– Как она там сказала? Доживает последние дни в этой глуши?

– Час пробил, – с усмешкой констатировал смерть один из них.

– Прочеши здесь всё. Они не могли уйти далеко.

– Есть.

И пара сапог с металлическим лязгом начала исследовать дом.

Марион подняла парня и быстро метнулась вглубь. Сначала они шли быстрым шагом, спотыкаясь то о корни деревьев, то о камни, но затем перешли на бег. Словно ощущая как за ними вот-вот последует ищейка, они бежали в темноте, стараясь при этом не издавать ни звука, даже теплый свет цветка персикового дерева так и грел грудь Марион изнутри, не пропуская мягкий свет наружу. Ей стало казаться, что она слышит приближающиеся шаги за спиной, с каждым шагом возрастала паранойя. Кэйлан не отставал, подгоняя женщину сзади осторожными подталкиванием. Голова кружилась от темноты и спертого запаха сырой земли. Грудь так и норовила извергнуться всхлипами.

Марион резко остановилась, уперевшись руками во влажную землю. Погладила твердые корни, торчащие из неё.

– Тупик? – взволнованно спросил Кей, оглядываясь назад, силясь рассмотреть в темноте приближающиеся силуэты.

– Не может быть, – констатировала женщина, продолжая водить руками по влажной земле.

И вдруг, когда казалось, что выхода уже нет, над ними разверзлось небо и вспышка грома осветила обеспокоенные лица. Оба подняли глаза и встретились взглядами с мокрым от дождя Вивофоном. Мужчина ловким движением подхватил Марион, вытаскивая наружу. Следом подал руку Кэйлану, который слышал приближающиеся со спины шаги. Как только ноги парня коснулись земли, дубовая дверца отделила от них подземный лаз с глухим стуком. Подоспевший Фуфон опустил на неё булыжник, тяжело вздохнув.

Кэйлан проверил Марион, что продолжала сидеть на мокрой земле, затем огляделся. Они были в лесу.

Голубые глаза Вивофона сосредоточенно наблюдали за женщиной.

– Беги отсюда, ведьма, – произнес мужчина, вытирая со лба капли. – Одни проблемы ты нам принесла.

Марион ничего не отвечала. Так и сидела под дождем, склонив голову вниз. Туда, откуда шло свечение персика. Аккуратным движением она коснулась кулона, закрыв глаза. В лесу стояла тишина. Только шум воды и ветер в ветвях деревьев помогал осознать, что всё это не сон.

– Марион, – позвал её парень, присаживаясь рядом.

Он аккуратно коснулся черных волос, проводя рукой по длине.

– Нам нужно идти.

– Я знаю.

Как всегда, строго и безэмоционально. Тяжело выдохнув воздух, пуская облако пара, она поднялась.

– Где Мойра?

Мужчины переглянулись. Это имя им было незнакомо.

– Чёрт… Кэйлан?

– Йеника, – ответил тот, не задумываясь.

– Разбирается со сбродом, что вы сюда притащили.

– Никого мы не тащили. Они сами… нас нашли.

– Мне начхать, парень. Только вот они нанесли ущерб домам, да хрен бы с домами, они принесли сюда смерть.

Кэйлан опустил голову. Он ещё чувствовал капли крови старушки на своем лице и руках.

– Знаю, это невыносимо. Смотреть как умирают твои близкие. И еще, – он поднял голову и взглянул на мужчин. – Я знаю, что наши извинения не исправят ничего. Но мне жаль.

Вивофон отвернулся, закинув голову к небу. Фуфон, качнув головой, указал в сторону.

– Усмос эт там. В той стороне ваш дом.

Кэйлан кивнул, уже напрочь забыв об их легенде.

Марион, поправив волосы и спрятав кулон под одежду, взяла парня за предплечье и повела в сторону.

– Там говорю Усмос, – чуть громче повторил Фуфон.

– Оставь, – тихо сказал Вивофон. – Они знают где Усмос. И им туда не надо.

Напоследок взглянув в сторону деревни, Марион развела руками, призывая портал. Перед ними раскрылась пасть тьмы, и они оба вошли в неё с ранами на сердце.

Глава 4.

Их выплюнуло на границе с Бласо, недалеко от деревни, кишащей солдатами, которые своими руками вершат злодеяния. На поляне было непривычно тихо, лишь вдали раздавалось журчание ручья. Марион тут же присела на пень, вытягивая ноги. Одежда на ней начала медленно высыхать, выпуская в воздух пар. Она повторила то же с парнем, небрежно махнув рукой в его сторону. Кэйлан ощутил, как тело согревается, вместе с этим проходит дрожь.

– Переждём ночь? – спросил он, на что получил легкий кивок головой. – Что ж, соберу хворост для костра.

Он двинулся в лес, поглядывая на молчаливую женщину.

И всё-таки, одно он мог сказать с уверенностью. Ей не всё равно. То ли груз вины, то ли боль от утраты человека, которого встретила, когда та была ещё ребенком, но что-то внутри неё сейчас болит и кровоточит.

Всевышний, она встретила старушку Маккенну, когда та была совсем маленькой. Сколько же ступает по свету нога Марион? Сотни, тысячи лет? Кэйлан покачал головой. За два дня он увидел больше, чем за шестнадцать лет. Только вот хорошо ли это? Может, лучше было бы никогда не встречать эту ведьму. Получил бы в рожу от пьяных вояк в таверне, а затем, освещая себе путь яркими синяками, двинулся бы в сторону ближайшего городка, подальше от империи Инаария. Нашел бы работу. Стал бы плотником. Или принял на себя ношу обычного крестьянина. Оторвав от сердца, продал бы меч. Всё же это самая дорогая вещь которой ему когда-либо удавалось владеть.

Длинная сверкающая сталь, созданная лучшими кузнецами столицы. Легкий, быстрый и пронзающий словно молния. Рукоятку меча украшал глаз, словно всевидящее око Всевышнего, наблюдавший за всеми победами рыцаря. Вокруг глаза, будто звезды, рассыпались драгоценные камни. Капо отдал за это произведение немыслимую сумму, даже пожертвовав ночными похождениями в дома наслаждений. Рыцарь бы воскрес и отомстил, если бы Кэйлан продал это чудо.

– А что бы ты сказал на это? – тихо спросил Кэйлан, прокручивая в голове минувшие события и собирая с земли сухие ветки. Кажется, дождь ещё не дошел до Бласо.

Капо бы посмеялся над ситуацией, в которой оказался парень. Он бы явно попытался охмурить Марион. Даже если бы она попыталась его прикончить, он бы смотрел на неё со своей лучезарной улыбкой, закидывая комплиментами.

– О, миледи, ваши глаза как два черных турмалина, заставляют меня сходить с ума. Или нет. При взгляде на вашу белоснежную кожу я готов биться на смерть, если только вы позволите умереть на ваших хрупких руках. Дерьмо…

Кэйлан задумался, вспоминая лицо друга. Нет, Капо бы не опустился до таких пошлостей. Его речи были тягучи как мед и терпки как вино. Когда дамы слушали его мягкий голос, они теряли голову. Но такая женщина как Марион никогда бы не заслушалась его одами. Её бы он брал иначе, словно крепость.

– Я убью ради вас любого, только укажите пальцем, моя госпожа. Да, вот так, – кивнул парень. – Скажите чью голову мне подать вам на ужин. Что? Время ужина совсем близко? Тогда ещё я успею собрать вам наилучший букет цветов!

Кэйлан ощутил укол ревности. Это было странное, но опьяняющее чувство. Словно паук, который спрял липкую паутину вокруг сердца и впился, запуская внутрь яд. Он нахмурился, размышляя о природе этого чувства. Безусловно, Марион самая красивая женщина, что он видел за всю свою жизнь, а на турнирах он видел немало прекрасных особ. Но дело только в красоте? Он вспомнил как она с ним разговаривала. Она была цинична и груба, холодна и неприступна. Она бы убила его движением руки, не ощущая ничего кроме уверенности в своих действиях. И всё же, она не человек, она высшее существо, прожившее долгую и трудную жизнь, скрывающаяся от имперских стражей, подвергшаяся гонениями ордена благословенного огня, пожирающего мир, каким Кэйлан привык его видеть. И она проделала этот путь с неуверенным в себе оруженосцем почившего рыцаря, помогала, когда тому нужна была помощь, наставляла, и, пусть и грубо, но показывала этот мир той стороны, что так долго была сокрыта от него.

Но самое главное – он перестал чувствовать внутри холод одиночества. Он словно прикоснулся к чему-то великому, он перелистнул книгу жизни на страницу, где он может быть полезным для совершения чего-то грандиозного. Ощущая нутром приближающиеся изменения, он был жутко взволнован и рад оказаться частью такого мира. Оказаться частью истории Марион.

– Нет! Это Я убью ради вас любого. За один благодарный взгляд, за одну ухмылку, я смогу свершить то, на что не осмелился бы ни один рыцарь. Я – Кэйлан Рай…

«Держи, суку!»

Кэйлан резко остановился. Прислушался. Звуки раздавались со стороны поляны, где он оставил Марион.

Он отбросил собранные ветки и двинулся обратно, напряженно опуская руку на рукоятку меча. Голубые звезды на нём тревожно мерцали в темноте.

Стараясь не издавать лишних звуков, что уже входило в привычку, он подкрался к месту, где их выбросил портал. Марион окружило трое мужчин в темных плащах. И голос одного из них показался ему особенно знакомым.

– Помнишь меня? – прохрипел он, откидывая капюшон. Пустая глазница была закрыта повязкой. – Вот ты и моя.

Второй держал её за руки сзади, крепко сжимая локти, чтобы она не могла пошевелиться. Третий, словно эта сцена его не очень интересовала, маячил рядом, рассматривая пейзаж.

– Что с твоим глазом? – совершенно спокойно спросила женщина, наблюдая за знакомым, которого они с Кэйланом лишили пары частей тела. – О боги, а где рука?

Мужчина взревел, замахнувшись на неё здоровой конечностью. Но затем, громко засмеялся.

– А где же твой щенок? Ты от него избавилась, наконец? Что ж, это правильно. Нам больше достанется.

Он потянулся рукой к штанам и стал неуклюже распутывать узел.

– Сначала я воспользуюсь тобой, пока все твои части при тебе. А позже… – он указал на повязку. – Узнаю какого трахать безглазую.

Кэйлана словно пронзило молнией. Что бы там ни говорил ей Капо, будь он жив, но такие речи её не достойны. Он медленно вытащил меч, покрепче сомкнув на нём руки.

Одноглазый стянул штаны, и женщина мелодично рассмеялась.

– Черт возьми, я не знала, что мы тебе и член отрезали.

– Ты тва…

Голова мужчины покатилась по поляне, не успев произнести конец предложения, но сохранив недовольное выражение лица.

Кэйлан вылетел словно смерч, не дав нападавшим одуматься. Лишив головы предводителя, он кинулся на того, что держал женщину. Кинув её наземь, мужик постарался выхватить из штанов то ли кинжал, то ли член, но парень вонзил меч ему в брюхо, прежде чем все успели узнать.

Третий, самый незаинтересованный, хотел убежать. Открыв рот с гримасой испуга и злобы на лице, он резко дернулся назад, но, запутавшись в ногах, рухнул вниз. Он откусил себе язык, шлепнув подбородком о камень. Захлебываясь в собственной крови, он стал ползти, выставив руку в примирительном жесте.

– Ммм, поштой.

Кэйлан придвинулся, нависая над ним с окровавленным мечом в руках.

От усердий мужчина скривился в болезненной гримасе. Качая головой, словно тряпичная на ветру кукла, он начал плакать.

– Не следовало вам её трогать, – угрожающе произнес Кэйлан и обхватил рукоятку двумя руками.

Заигрывая с жертвой блеском драгоценных камней на эфесе, меч вошел в грудь. С тихим вздохом, Кэйлан опустился на колено, удерживая меч в трупе. Его пробила дрожь от отступающего адреналина. Горячая кровь растекалась под ногами, расплываясь в замысловатый узор.

На плечо легким касанием легла ладонь.

– Пойдём отсюда, – шепнула Марион.

Парень поднялся, и женщина подала ему руку. Убрав меч в ножны, Кэйлан схватился за неё покрепче, то ли чтобы удержать равновесие, то ли чтобы она не успела передумать.

Они отошли на приличное расстояние, раскинув небольшой лагерь. Костер мягко трещал, аккомпанируя уханью совы. Запах поджаренного картофеля проникал в нос, заставляя живот громко урчать.

Марион, что для неё было совсем не свойственно, сидела у костра и аккуратно доставала овощи на подобие тарелки. На самом деле это был кусок оторванной от ближайшего ясеня коры. Когда у неё что-то не получалось, она громко цокала языком. Кэйлан мог поклясться, что мысленно она проклинает его, эту ситуацию и что ей пришлось заниматься этим в одиночку. Но он ничего не мог сделать с приросшими к земле ногами, словно налитыми свинцом. Он глубоко вдохнул лесной холодный воздух и тихо выдохнул, стараясь побороть тошноту.

Марион расправилась с овощами, что дала им Мойра, и подсела к парню.

– Нужно поесть.

Команда не подействовала и даже повелительный тон Марион сейчас казался чем-то надоедливым. Он покачал головой.

– Ты не поел в деревне, сейчас отказываешься. Как велишь идти с тобой дальше?

– Не иди.

– Останешься здесь?

– Да.

Он понимал, что в данный момент звучит как маленький капризный ребенок. И ему очень не хотелось играть эту роль. Но мысли внутри так протестовали, чувства были на пределе, хотелось только капризничать, хоть это и доставляло ему дискомфорт.

Женщина отставила блюдо и двинулась ближе. На секунду ему показалось, что сейчас она попытается его утешить.

– Это был храбрый поступок. Даже не думала, что ты так искусно владеешь мечом.

Кэйлан резко открыл глаза и недоуменно взглянул на улыбающуюся даму в черном. Она наблюдала за языками пламени, тая на губах зловещую усмешку.

– Мой рыцарь учил меня сражаться, – тихо произнес он. Во рту неприятно отклеился сухой язык от не менее сухого нёба.

Марион протянула ему флягу.

– Выпей, станет легче.

Он скривился. Давал себе обещание не пить ведьмин отвар.

– Всё ещё думаешь я хочу тебя отравить?

– Этот вариант пока не сошел на нет.

– Ты спас мне жизнь. Так что нет, не хочу наблюдать как ты мучишься, выворачивая внутренности наружу.

– Дважды.

– Что?

– Я спас тебе жизнь дважды.

– Ох ты пес! Считать удумал? – воскликнула она. Но затем на её лице показалась улыбка и Кэйлан ощутил, как сходит напряжение. – Красивый меч. Талантливая работа. А на рукоятке сигил, верно? Для защиты.

Кэйлан опустил взгляд на меч, лежащий неподалеку. Вгляделся в глаз на рукоятке. Он всё время думал, что это око Всевышнего, служившее оберегом.

– Меч моего рыцаря. Единственное, что осталось после него.

– Он любил это оружие, это видно. А также не страшился магии. Чтобы сигил работал, рисовать его нужно только ведающему.

– Он не рассказывал мне о нём, – шепнул парень, вглядываясь в глаз на рукоятке, словно завороженный.

Конечно, Кэйлан знал, что Капо посещал ведьм и магов, что покупал у них травы для лечения, в основном. Но также знал, что пару раз рыцарь посещал их втайне ото всех, стараясь скрыть это даже от своего оруженосца. Что именно происходило на этих тайных посещениях – знали только сами ведающие. Если им только удалось выбраться из Инаарии и не пасть под твердой рукой священного пламени очищения.

– А что с твоими силами? Я думал ты сумеешь от них избавиться, даже не дав притронуться к себе.

– Выпей, а я отвечу на любые три вопроса, – сказала женщина, вновь протянув флягу.

Слишком заманчиво. Слишком, чтобы её предложение не скрывало в себе опасность.

Она бы могла убить его тысячи раз, бросить в пути, указать ему другой, попрощаться, в конце концов. Но если он до сих пор с ней, значит так было нужно Марион. Она видит в нём или своего защитника, или безопасность на пути. Легче проходить дорогу, когда вы пара, но одинокая женщина, бегущая из столицы во время истребления всех магов слишком подозрительно. Тем более, они уже наоставляли следов. Сначала в таверне, позже за ними пришли в деревню, где не удалось без жертв.

Кэйлан был убежден, что на их след инаарских стражников вывел именно тот человек из корчмы, а позже сам нашел их в лесу. Видимо, награды он так и не получил. Одноглазый выдал ведьмин след, но империя обошла его стороной, и, охваченный яростью, он решил сам выследить пару. Да, это вполне возможно.

И все же, это предложение от Марион – просто забота или в нём скрывается нечто большее? Кэйлан никак не узнал бы правду, если бы не попробовал.

Он выхватил флягу и сделал пару больших глотков. На языке остался приятный вкус мяты. Сносно.

– Где твоя сила?

Марион смотрела на него испепеляющим взглядом. На мгновение ему показалось, что сейчас она точно продемонстрирует свою мощь. На нём.

– Её нет.

Она отвернулась к костру, подставляя руки ближе к пламени, чтобы согреться.

– Когда война закончилась, маги заключили договор о мире, а я была принята новоизбранным императором Инаарии как советница. Тогда это интересовало меня. Я чувствовала ответственность за магический мир. И чтобы такого никогда более не случилось, я отказалась от большей части своих способностей и приняла на себя ношу служения императору Циону.

Кэйлан кивнул, представляя высокий императорский трон, на котором сидит пышный мужчина средних лет. А за ним, в тени престола стоит она. Женщина с черным взглядом и невозмутимым выражением на точёном лице.

– И её нельзя вернуть? – то ли с надеждой, то ли с облегчением задал вопрос парень.

Он был бы рад, если бы она отказалась от неё насовсем. Тогда гонения на неё прекратились бы, она могла бы спрятаться где-нибудь далеко отсюда, начать тихую, спокойную жизнь. С ним, например.

Он покачал головой на свои мысли. Пара длинных кудрей упали на глаза. Марион протянула руку и аккуратно убрала волосы назад.

– Не думал подстричься?

Он молчал, пристально наблюдая за ней.

– Её можно вернуть. И я сделаю это.

– А…

– Последний вопрос, – перебила она его. – С умом.

– Почему я всё ещё с тобой?

Марион задумалась. Треск костра нарушал тишину, воцарившуюся между ними. Словно тонким, неосязаемым куполом накрыло парня, в ожидании ответа женщины. Он наблюдал как она задумчиво следит за языками пламени, перебирая в голове ответ, составляя его, словно пазл.

– Твоя наивная вера в справедливость и мир, которыми я когда-то тоже жила, твоя искренность и чистота, которые я давно потеряла… ты стал напоминанием о том, ради чего я когда-то отказалась от магии и служила императору. Внутри тебя пламя, которого когда-то лишили меня.

Она улыбнулась, взглянув на юношу. Мягко взяла его за руку. Кэйлан расслабился, ощутив прикосновение, и смущенно опустил взгляд на переплетённые руки.

– И несмотря на свою неопытность, ты обладаешь редким качеством – ты не боишься видеть во мне не врага, а союзника. Я чувствую, что в этой чистоте и искренности есть сила, которая убеждает меня – даже в самом жестоком мире остаётся место для сострадания и надежды.

Кэйлан кивнул, удовлетворённый ответом. Внутри него затрепетали нежные чувства. Он улыбнулся ведьме, сжав её руку в ответ.

– Если ты видишь во мне того, кто поддерживает твою веру в то, что мир, свободный от жестокости, все еще возможен, то будет так. Я буду рядом, буду помогать тебе строить мир без зла и разрушений. Столько, сколько тебе потребуется, хоть всю свою короткую человеческую жизнь, – выпалил Кэйлан, боясь нарушить столь интимный для него момент.

Больше всего на свете он хотел бы сейчас услышать её согласие. И тогда он никогда бы не был одинок, у него была бы значимая цель. Подле Марион в нём просыпается сокрытая ранее сила, нерушимый дух.

– Скоро рассвет, – тихо заметила женщина, наблюдая за багровым заревом на горизонте.

Марион аккуратно высвободила тонкие руки из напряженных пальцев парня. Кэйлан ощутил прохладу и сердце заныло.

Она расстелила плащ ближе к костру. Взяла сумку и подложила её под голову. Пламя освещало её уставший взгляд. Щеки раскраснелись от жара, грудь медленно вздымалась. Губы были сомкнуты в тревожном молчании. Она выжидала. Оказавшись так близко к городу, но стараясь сохранить остатки самообладания, она решила навестить знакомых с самого утра. Но ночь казалась такой пугающе долгой.

Кэйлан двинулся ближе к женщине, лег рядом, наблюдая за танцем пламени на сосредоточенном лице, и постарался выкинуть из головы события последних часов, сохранив внутри себя лишь слова ведьмы.

– Кэйлан?

– Мм? – он сморгнул задумчивость, переводя взгляд на ведьму, что смотрела на звёздное небо, сцепив руки на груди.

– О чём ты мечтаешь?

– Я… – он тихо вздохнул, набираясь смелости произнести вслух то, что бурлит в глубине его души столь долгое время. – Я мечтаю… стоить чего-то. Быть тем, кто оставит после себя след.

– Стать великим? – спросила Марион. Он слышал в её голосе улыбку.

– Да. Наверное. Хочу, чтобы моя жизнь была значима.

– Только лишь для тебя, или для всего мира?

– Для начала для меня, но, если она будет значима и для всего мира, я не стану противиться.

Марион улыбнулась, не отвечая. О чём думала ведьма в это мгновение Кэйлан не мог угадать. Он размеренно дышал, наблюдая за ней, пока сон не завладел его разумом.

Во снах с его рук стекала кровь, раздавался звук прорезающейся мечом плоти, лес окутывал холодом, а женщина, ради которой ему казалось, он готов на всё, кричала в языках пламени.

Глава 5.

Ласковым щебетанием птиц встречало Кэйлана это утро. Он неспеша открыл глаза и потянулся, почесал кудрявый вихрь из волос на своей голове и сел. Огонь уже давно погас, но он все равно ощущал тепло. Лежанка рядом пустовала, и парень слегка занервничал, допуская мысль, что женщина решила покинуть его, пока он спит. Он встал и огляделся, разминая затекшую шею и слегка пульсирующие мышцы на руках.

Близ Бласо всегда светило солнце, сам город притягивал путников своими яркими флагами, россыпью цветочных полей и базарами, на которых можно было встретить всё, что приходит на ум человеку, обремененному богатством. Кэйлан никогда не держал в руках больше десятка золотых, и то, в тот раз он всего лишь доставлял плату хозяйке дома наслаждений за бурные ночи его рыцаря, но ему нравилось представлять, что он купил бы себе разбогатев.

Дом, большой и просторный, но не вычурный и вырывающий глаз своим великолепием, а уютный, близ реки, с большим садом, беседкой для летних ужинов на свежем воздухе, и собственным загоном для лошадей. Кэйлан любил лошадей. Одним из ранних воспоминаний из детства было то, как отец посадил его на коня. Конь был послушный и ласковый, любил есть яблоки из рук, в наслаждении прикрывал глаза, когда ему расчесывали гриву. Кэйлан любил лошадь своего рыцаря, Медовую Айви. Выбором имени для неё послужил теплый цвет гривы с медным отливом. Айви была своенравной и гордой, не позволяла прикасаться к себе чужим, грозно пыхтела, когда к ней пытались приблизиться те, кому она не доверяла. А доверяла она только двоим – Капо и Кэйлану. Первый баловал её, но был строг во время тренировочных заездов, а второй просто любил её и заботился. Вечерами Кэйлану было позволено брать Медовую Айви и проезжаться галопом по окраинам. Так и лошадь отдыхала от изнурительных заездов, щипая сладкую траву на цветочных полях и скача туда, куда хотелось ей, и Кэйлан был занят на несколько часов, не путаясь под ногами.

И вот сейчас, когда он увидел, как Марион тянет за собой вороного коня с блестящей гривой, он сначала восхитился, а только потом задал главный вопрос:

– Откуда конь?

Женщина подошла ближе, подводя неподдающееся животное, и устало выдохнула.

– Вчерашние гости оставили в подарок, полагаю они либо скакали на нём втроем, либо выкрали для перевозки моего тела.

– А что… – понизив голос, склонился к женщине он. – Что с телами?

– Думала ты приберешься за собой, – буднично ответила она.

Марион провела рукой по черной с синим отливом гриве. Конь пристально следил за её рукой.

– Тогда я должен… – занервничал парень, дергано осматривая их стоянку и ища взглядом то, что помогло бы ему в сокрытии тел.

– Не смешно? – улыбнулась Марион. – Это была шутка, Кэйлан. Я всё сделала пока ты спал.

Парень осуждающе взглянул на её повеселевшее лицо. Покачал головой, когда она игриво подмигнула, и нервно провел рукой по беспорядку на голове.

– Ты сейчас очень похож на одного моего знакомого, – тихо произнесла Марион, нахмурив брови, но не теряя озорства. – Он тоже не понимал юмора.

– Юмор должен быть смешным, – серьёзно произнёс парень. – А ты просто издеваешься, это не смешно.

– Да ладно тебе. Смотри какого коня они нам оставили. Прелесть.

– Породистый, – кивнул Кэйлан, положив руку на нос животного. – Сил на двоих хватит.

Конь изобразил неповиновение, тут же отмахнувшись от руки парня, и постарался сделать несколько шагов назад, пока вожжи в руках Марион не натянулись тугой струной.

Кэйлан засмеялся, но тут же схватился рукой за живот, ощутив странные покалывания внутри. Марион внимательно глянула на парня.

– Болит?

– Все в порядке, – выпрямился парень, кивая в подтверждение своих слов.

– До города рукой подать, обязательно поешь горячей еды и отдохни в таверне. Деньги есть?

Кэйлану не хотелось признаваться в том, что из-за скандала вокруг его рыцаря ему не выдали необходимую оруженосцу, потерявшему рыцаря, выплату, и он ушел из столицы ни с чем. Он неуверенно кивнул, решая не ставить даму в неловкое положение.

Марион ловко вскочила на лошадь. Конь, на удивление, отреагировал послушно, решив не скидывать наездницу. Кэйлан посмотрел на неё снизу вверх. Под лучами жгущего солнца её волосы блестели словно пыльца фей из сказок. Мягкие бледные руки гладили гриву, на лице проступила блаженная улыбка. Кэйлан был очарован. Ему не хотелось портить этот момент смешными сборами и отъездом, хотелось растянуть время насколько это возможно.

– Проедься, – тихо попросил он.

– Это ещё зачем? Оставить тебя здесь? – усмехнулась женщина, располагаясь на коне с королевской осанкой.

– Просто сделай круг, пожалуйста. Я хочу посмотреть на вас.

Он смущенно опустил глаза на свои руки, сжимающие рукоять меча. Сухая кожа на пальцах с мелкими ранками от работы выглядела ничтожно. Рядом с такой женщиной как Марион он выглядел так неуклюже, так недостойно. Но в этот момент больше всего на свете ему хотелось не думать об этом. Ему хотелось смотреть на неё, не замечая ничего вокруг.

Марион улыбнулась, протянув руку к парню. Он прикоснулся к женской ладони щекой, а сердце его затрепетало от этого касания.

– Смотри, – шепнула она и шлепнула лошадь, пустив её в бег.

Она скакала по полю, усыпанному цветами. Куски земли летели из-под копыт. Марион улыбалась, раскинув руки в стороны, держась за коня лишь ногами. Они бежали навстречу ветру, встречая свободу лицом к лицу. Словно необъятная тяжесть всего этого мира рухнула вниз. И всю боль, все смерти и погони, сдули порывистые ветра, оставив на земле лишь его, робкого оруженосца, потерявшего дом и брата, но нашедшего цель. И её, бегущую от преследователей, скольких бесчисленное множество, и доверившуюся этому неловкому парню с большим сердцем и острым чувством справедливости.

Кэйлан сморгнул слезы, пеленой покрывшие взор, мешающий смотреть на неё. Он улыбался, словно это самый счастливый момент в его жизни. Хотя, возможно, это и был он. Момент, который он поклялся хранить в своём сердце вечно. И даже больше.

Они добрались до Бласо быстрее, чем Кэйлан предполагал. Возможно, дело было в том, что Марион хотела скорее воссоединиться со своими друзьями-магами. Всю дорогу молчаливый парень, ощущая приступы тошноты и головокружения, не проронил ни слова. Он чувствовал боль в груди от скорой разлуки. Поля сменились трактом, ведущим к главному торговому центру. В Бласо, как поговаривали, можно было найти всё. По крайней мере так было раньше, до того, как магов и колдунов начали истреблять словно заразу.

Когда показались растущие на горизонте шпили, они остановились. Женщина спрыгнула с седла, уводя за собой коня, на котором сидел бледный парень, в тень раскинутого дерева.

– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила женщина, когда они остановились. Она достала флягу и, сперва понюхав горлышко, передала парню.

– Что это? – хрипло спросил он, прежде чем сделать осторожный глоток.

– Лечебный отвар, помнишь?

– Не очень, – усмехнулся тот. – Я очень странно чувствую себя, Марион.

– А Мойру, ты помнишь её?

– Кажется… – он призадумался, роняя голову на руки. – Нет. Нет, Всевышний, я не помню о ком ты… Это кто-то важный, да?

Марион ободряюще улыбнулась, проведя рукой по влажным локонам на лбу парня.

– Нет, мальчик, это не важно. Тебе нужно хорошенько поспать.

– Да, я бы хотел остановиться. Скоро мы будем в…

Он напрягся. Забыл. Забыл, куда они направлялись. Издав низкий рык, он потёр лицо слабыми руками.

– Бласо, – шепнула Марион, успокаивая тихим голосом. – Мы скоро будем в Бласо, но мне нужна твоя помощь.

– Как… какая?

– Дай мне руку.

Он протянул дрожащую руку к женщине. Схватился за неё, словно спасаясь от утопления. А затем, ощутил слабость. Ещё большую слабость, чем была до этого. Словно из него сосали все силы, бодрость, здоровье. Он терял остатки твердости, ощущал, как трудно держать тело в седле, как размякли конечности, а мысли улетали туда, где их было недостать. Он схватился за шею коня, трясущимся телом припал к животному. Жеребец чувствовал трепет наездника, поэтому начал нервно топтаться на месте, громко дыша.

Перед глазами Кэйлана поплыли образы. Отец и мать сидят за столом, читая молитву перед ужином. На столе скупо расставлены блюда, поджаренный картофель, морковь и яблоки, которые отец собрал специально чтобы порадовать мальчика. Мать улыбается и нежно гладит испещренные тяжким трудом отцовские руки. Отец говорит, как важно ценить то, что имеешь, и оставаться человеком в любой ситуации. Не терять добро, быть справедливым, отважным и честным. А затем отъезд из дома. Отец провожает его один. Вид его болезненный и слабый, он держится за небольшую трость из последних сил. Передаёт мальчику все деньги, что у них были, и старается не показывать глубокую печаль, которая давно уже пожирает его одинокое разбитое сердце.

А затем Кэйлан видит рыцаря в сверкающих доспехах. Тот смотрит на него и заливисто смеётся, откидывая голову. Тренировки у реки. Капо учит мальчика держать меч. Показывает приёмы, хвалит, треплет кудрявую копну волос на голове младшего товарища и улыбается, смотря вдаль. Они скачут по лесу на Медовой Айви, Капо показывает парню как ловить рыбу, как разделывать тушки и готовить в полевых условиях. Затем пламя, пожирающее тело мужчины. В его глазах скопились слёзы, но он продолжает улыбаться, когда смотрит на Кэйлана. Кивает, давая понять, что всё к лучшему, всё будет хорошо. Затем скорые сборы, ему нужно уйти туда, где он сможет найти работу, пропитание и спокойную жизнь. В груди изнывает тоска и боль, руки сжимают последнее, что осталось от сожженного друга – меч. Глаз с рукоятки меча присматривает, оберегает, помогает обрести силу, уверенность. А затем она – женщина в чёрном. Смотрит холодно, словно иглами впиваясь в разум и тело. Критикует, учит, но помогает. Редкие улыбки с её стороны вызывают дрожь. Мягкое касание ледяной рукой успокаивает, заставляет забыться. Острое желание броситься к ней в объятия. Пьянящая близость, желание жить, быть для неё всем. Чувство, словно он сумеет подчинить себе весь мир, защитить Марион, скрыть от всех бед и показать, какой прекрасной может быть эта жизнь.

Его сердце пронзила ноющая боль, словно последнее касание матери перед смертью, и он приоткрыл глаза и увидел на своём плече костлявую старческую руку, обтянутую пятнистой кожей.

Это ненадолго отрезвило, и он нашел силы отскочить в сторону, отчего конь сделал пару неосторожных шагов, чувствуя волнение всадника.

– Кто вы? – испуганно прошептал парень сухими безжизненными губами.

Снизу на него смотрела старуха в черном плаще. В её глазах он не увидел жестокости и зла, и всё же ему было страшно. Он мог поклясться, что он путешествовал с кем-то другим. С человеком, что был ему важен.

– Не бойся, сынок, – сказала старая. – Я провожу тебя до города. Что-то ты совсем плох.

– Нет. Нет! Я с другом, он скоро вернётся. Где он?

– Ты уснул в седле под деревом, помнишь? Я нашла тебя здесь. Тебя одного.

– Не может быть, – встревожено прошептал Кэйлан, оглядываясь по сторонам. – Где мой друг?

– Может быть он ждёт тебя в Бласо? – ласково спросила старуха.

Слишком сильной для её возраста рукой она схватила вожжи и медленно поплелась в сторону городских ворот. Кэйлан качал головой из стороны в сторону, тяжело дыша.

– Мы должны были быть вместе, –обессиленно шептал парень. – Он не мог меня оставить вот так.

– Он встретит тебя в городе, – утвердительно сказала старая женщина.

Кэйлан опустил взгляд на неё. Было в её внешнем виде что-то смутно знакомое, но он никак не мог вспомнить что. Голова кружилась, полуденное солнце вызывало тёмные вспышки перед глазами, заставляя щуриться. Было больно смотреть, думать, говорить. Тело сковала слабость, какой его мышцы ещё не знали прежде.

– Куда мы? – произнес парень, дрожащей рукой накинув капюшон на голову. Солнце пекло от чего тело под одеждой пульсировало от жары, но голова болела сильнее, от чего хотелось закрыться в темном подвале чтобы больше не видеть света.

Старуха не ответила, все также молча плетясь к воротам.

– Я не смогу без него.

– Без кого, милок? – спросила старушка.

– Без моего друга. Он… он всё, что у меня есть.

– Но ты даже не помнишь его имени.

Кэйлану показалось что он услышал усмешку в голосе женщины.

– Оно мне не нужно, – Кэйлан захрипел, складываясь пополам от острой боли. – Я сумею узнать его.

Старуха обернулась к нему со взглядом, полным беспокойства. Парень был без сознания. Она поправила его плащ, аккуратным движением убрала локон, упавший на глаз.

– Так будет лучше, маленький мотылёк.

Разбудил его вопрос, прозвучавший рядом рокочущим мужским голосом.

– Куда путь держите, мать?

– Привела внука к местному лекарю, что-то бедняга совсем захворал.

Стражник у ворот глянул под капюшон на бледное лицо парня. Кэйлан попытался открыть глаза шире, чтобы самому рассмотреть лицо мужчины, но лицо стражника деформировалось в страшно затейливый узор, вызывающий тошноту.

– Плохо дело. Путь прямо вдоль базара, да налево до красного здания, там спросите Морсиса.

Старушка благодарно склонилась и прошла вперед, а затем оглянулась через плечо и спросила тем же скрипучим голосом:

– Не подскажешь, где у вас здесь печатают трактаты о Всевышнем?

– В другую сторону от базара, за лавкой сапожника, – он улыбнулся старухе и почтительно склонил голову, затем отвлекаясь на других путников у ворот.

Они вошли в шумный город, утопающий в цветах и красках. Повсюду были развешаны яркие флаги с изображениями дома Луин, самой богатой семьи не только Бласо, но и всех ближайших городов. По соседству с ними располагались знамена вассального государства под правлением семьи Девитт.

С разных сторон огромной волной на них накатывали зазывания трактирщиков, щебетания торговок, радостный гул путников и жителей Бласо, музыка и песнопения. Словно люди не знали, что творится за пределами города, они одухотворяли место, в котором находились, почитали его. И всё же в лицах некоторых людей читалась тревога, обеспокоенность и даже страх. Были ли они сбежавшими магами, теми, кто пользовался услугами колдунов или просто мирным людом, что переживал за судьбу тех, с кем делили мир столь долгое время. Но здесь пока кипела жизнь, а пойманных ведьм было в разы меньше, чем в столице. Слухи о том, что делали с этими ведьмами то пугали, то успокаивали. Кто-то шептался, что их сжигают за пределами Бласо, чтобы даже прах их не сумел добраться ветром до камней замка, кто-то говорил о помиловании и отсылки таких куда-то за пределы знакомого многим мира. И всё же истина заключалась в том, что и здесь магам не найти было жизни в безопасности.

Старуха остановилась у двухэтажного здания из красного камня. Над дверью видела аккуратно выполненная табличка с лаконичным названием «Лекарь».

Она кивнула парню и помогла слезть с коня. Сама же аккуратными шажками дошла до ближайшей стоянки и повязала животное у абревуара с чистой водой.

– Запомни, мальчик, этот конь твой.

– Мой, – тихо произнес Кэйлан, хватаясь за живот. – Нам сюда?

– Тебе – да.

Старушка взяла его за руку и заглянула в глаза.

– Тебе предстоит счастливая жизнь, полная испытаний и приключений. Всё сложится так, как ты о том грезишь.

– Откуда вы знаете?

– Подруга поделилась, она многое видит, – улыбнулась старушка. – Спасибо за всё, Кэйлан.

Парень взглянул в блестящие глаза напротив. Слишком молодыми были эти глаза, наполненные жизнью и силой, такие знакомые, но такие далекие.

– Я скучаю по своему другу, – признался парень.

– Не печалься, мальчик. Впереди жизнь, – кивнула женщина и быстро обняв его, скрылась в толпе.

Растерянный Кэйлан остался у дома из красного камня один. На пороге показался немолодой мужчина с длинными седыми волосами, собранными в хвост. Увидев бледное лицо парня, он помог ему зайти в здание.

Скрываясь в тени разросшегося дерева, Марион убедилась, что парень в безопасности и о нём позаботятся. Она накинула на голову капюшон и пошла в сторону дома, в котором её уже ожидали.

На душе она ощутила внезапную тоску, но лишь на секунду, тут же вспоминая о том, что ждёт впереди её саму.

Лавируя между лавками и людям, подобно пчелам мельтешащим меж них, она впитывала звуки. С одной стороны шел бурный торг за шелк и камни из прибрежных городов, с другой стороны дети пытались получить два печеных яблока по цене одного. Она вслушивалась в слова, пытаясь найти для себя нужную и полезную информацию. Где как не на рынке собирать слухи с разных частей света.

– Нарисую ваш портрет почти задаром, соглашайтесь! – чуть не сбил её с ног парень в костюме с чужого плеча и яркой шапке с длинным гусиным пером.

Марион уничтожающе взглянула на него сверху вниз, от чего ему стало не по себе, и он тут же ретировался к парочке, что шла следом. Женщина брезгливо укуталась в плащ, прибавляя шаг.

Заметив подозрительного мужчину, что теребил побрякушки у ближайшей лавчонки, сверля взглядом толпу, она сменила курс и свернула влево, углубившись в сердце рынка. Туда, где жизнь кипела, кричала, перебивала мыслительный процесс и всячески пыталась втянуть тебя в игры с купцами кто торгуется лучше.

Оказавшись зажатой у небольшой сцены, где во всю шло представление театра кукол, она остановилась, оценивая обстановку. Ей как никогда нужно было быть внимательной и осторожной. Во все слухи, что ходили по Бласо о том, что ведьмы не угнетаются в этом сказочном крае, она не верила. Было бы глупо сбежать из лап огненных бесов и быть пойманной в этом месте праздной жизни, чтобы в последствии стать лишь слухом об отправленной за сотни верст ведьме, что была помилована добросердечным королем Айзеком Девитт II.

Люди вокруг засмеялись и Марион взглянула на постановку. Куклы были вышиты искусно. Рыцарь с веселыми золотыми кудрями на деревяной голове размахивал маленьким мечом, спасая принцессу в синем платье от большого дракона. Сцена покрылась пламенем из яркой ткани, и принцесса громко закричала. Рыцарь напал на зверя со спины и проткнул его чешую, выиграв схватку. Народ аплодировал, дамы утирали слезы счастья. Марион вперилась взглядом в игрушечный огонь. Такой взволнованный, он развивался на ветру, создавая иллюзию дикого пламени. Она осторожно протянула руку и коснулась мягкой ткани.

– Осторожно, можно обжечься, – посмеялся мужчина справа, наблюдая за движениями женщины.

Марион отдернула руку и поспешила протиснуться сквозь толпу, возвращаясь к своей цели. Растолкав скопившуюся толпу, она вышла к лавке сапожника, а за ней располагался дом книгопечатания трактатов о Всевышнем, куда, по великой иронии, ей и надо было попасть.

Она подошла к массивной дубовой двери, украшенной изображением бородатого старца, раскрывшему ладони к небесам, откуда исходило свечение, и постучала твердой рукой. Дверь раскрылась, впуская солнечный свет в скромную прихожую. Марион, не встретив взглядом никого, опустила глаза. Перед ней стоял карлик с рыжими прилизанными волосами и такого же цвета усами и бакенбардами. В зеленом бархатном костюме, длинной мантии и кожаных туфельках.

– Туфельки на заказ по соседству покупаешь? – спросила женщина, ледяной глыбой возвышаясь над ним.

– А вы Марион, – ответил он учтиво, слегка склонив голову. – Я о вас наслышан. Пожалуйста, проходите.

Она вошла в дом, и массивная дверь за ней закрылась. Карлик тут же протянул руки и попросил её плащ, но она отказалась раздеваться, проходя вглубь.

Внутри всё говорило о скромности и смирении. Плотные шторы на высоких витражных окнах, книжные полки, снизу доверху забитые свитками, фолиантами и массивными альманахами, а также изображениями святых ликов во всех вариациях написания.

– Добросовестно, – кратко заметила женщина, пройдя меж рядов высоких стеллажей.

– Да-да, – согласился он, следуя за ведьмой. – Мастер Кассиан очень серьёзно относится к тому, чтобы я поддерживал порядок и исправно выполнял свою работу.

– А кто ты?

– Тулдус Голпик, госпожа. К вашим услугам, – он поклонился. – К сожалению, Мастер и достопочтимая госпожа Каталина ещё не вернулись, но они оставили мне все распоряжения как следует встречать столь высокое лицо в доме. Прошу-прошу, пройдём со мной.

Он засеменил ножками на второй этаж, постоянно оборачиваясь на Марион и склоняя голову. Лепетал о большой ответственности, которая была принята им с благоговейным почтением, о счастье быть столь близко к таким людям как его Мастер, достопочтенная госпожа и их гостья, а также о том, что на ужин будет окунь.

– Пожалуйста, госпожа, прошу, – он открыл дверь и пропустил Марион в просторную комнату.

У стены стояла большая кровать с балдахином из синего бархата, пол, усыпанный лепестками белых роз, наполненная горячим молоком купальня в углублении комнаты. С другой стороны, покоился исполинским гигантом платяной шкаф с резьбой, массивный письменный стол с мягким стулом, обтянутый синей тканью, и пушистая шкура белого волка посреди всего этого великолепия. Над головой горели свечи в изящной паникадило с золотым свечением.

– Так и живут богобоязненные?

– Так живут их гости, госпожа, – улыбнулся лукаво карлик и, поклонившись, закрыл за собой дверь.

– Кэйлан бы осудил такую расточительность, – пробормотала Марион, скидывая на ходу грязные платья.

Она опустилась в горячее молоко с головой в попытке смыть с себя всю грязь этого мира.

Вынырнув из жидкости, был сделан жадный глоток воздуха. Горячие капли стекали по раскрасневшемуся лицу. Легкие покалывало.

– Так-так, посмотрим, – прошелестел старческий голос.

– Собираетесь посмотреть на мою смерть? – простонал Кэйлан, падая головой на бортик облезлой ванны.

– Ты не растерял чувство юмора, значит жить будешь, – пробурчал парень, стоящий сзади, и накинул ему на голову холодное полотенце.

Два человека внимательно осматривали каждый сантиметр кожи, проверяли волосы, зубы, собирали слюну в баночку и пускали кровь.

– Теперь дай мне медвежий корень, морской лук и семена пажитника. Да-да, вот так.

Лекарь с рьяной фанатичностью смешивал ингредиенты в ступке. От суетливых движений очки на его носу так и норовили упасть, но стоящий рядом с ним помощник поправлял их, не давая нарушить процесс сотворения лекарства.

Кэйлан присел у окна, ожидая порции очередного горького пойла и кутаясь в плед. После горячей ванны ему так и не дали одеться. Возможно, вещи его пошли в костер, как возможная причина распространения заразы. Правда какой заразы – они ещё не понимали.

За окном суетливо работали торговцы, стараясь продать как можно больше своего особого товара в преддверии закрытия рынка. Солнце медленно клонилось к горизонту, оповещая о наступлении вечера. Люди прогуливались меж лавочек, с улыбкой встречая настойчивость купцов. Высокий мужчина в нарядном костюме остановился у стола с печеными яблоками и, подозвав жену с маленьким сыном на руках, протянул блестящую монетку лавочнику. Мальчик получил желанное яблоко и тут же прожорливо засунул в рот, улыбаясь родителям.

– Держи, выпей, – протянул парень кружку, оторвав Кэйлана от наблюдений за сценами счастливой жизни.

– А может не стоит? – прохрипел Кэйлан. Он чувствовал такую усталость, что единственное, на что бы он сейчас согласился, это сон. От горьких настоек сводило в животе.

– Хочешь, чтобы я в тебя силой влил? – угрожающе спросил помощник лекаря. Своё имя он так и не назвал, а Морсису не было нужды звать его по имени, так как он всегда был рядом, словно тень самого целителя.

– Не стоит гневаться, – улыбнулся Морсис, подойдя ближе. – Выпей, друг мой. Это всего лишь травы, дары природы.

– Травы, – буркнул Кэйлан. – Где-то я это уже слышал.

– Вот именно! Сейчас для нас самое важное вернуть тебе остатки памяти. Как ты, говоришь, потерял её?

– Поди спутался с ведьмой, а та ему и заколдовала голову, – пробурчал помощник, слоняясь рядом.

– Погоди, я хочу узнать у самого Кэйлана. Напомни нам эту историю.

– Да вы посмотрите на него, он словно потерянный щенок.

Пока пара лекарей перебивали друг друга, заполоняя комнату возможными причинами потери памяти, Кэйлан выпил отвар и посмотрел на дно деревянной кружки. На душе было пусто. Он напрягался, пытаясь вспомнить хоть что-то, хотя бы маленький кусочек, но воспоминания ускользали, будто вода сквозь пальцы. Мерзким пятном на сердце лежало чувство потери самого дорогого, что у него было. Он взглянул на свой меч, стоящий в углу комнаты.

– Я Кэйлан Райвхарт, появившийся на свет шестнадцать лет назад, в день летнего солнцестояния.

– Продолжай, – закивал Морсис, присаживаясь рядом.

– Мои родители, Дарвен и Элера, уже покинули этот мир. На службу меня взял Капо де О’Кар, величайший рыцарь Каледора и Глубокого трона, победитель турнира «Клинки чести».

– Где он сейчас? Мы можем отправить ему письмо?

– Его обвинили в колдовстве и сожгли заживо.

В этот момент помощник лекаря активно закивал головой, словно причиной потери памяти служит именно то, о чём он говорил ранее – ведьминское вмешательство.

– У меня остался один лишь меч как воспоминание о нашей дружбе, – грустно улыбнулся Кэйлан. – Я потерял память, когда направлялся сюда. Как видите, брать у меня было нечего, поэтому я сомневаюсь, что меня хотели отравить и ограбить. Успехом у женщин я не пользуюсь, поэтому сомневаюсь, что хоть одна ведьма взглянула бы на меня. Единственное, что я помню, так это то, что у меня был друг. Я держал путь сюда с ним, но он внезапно исчез. Поэтому здесь только я и… конь.

– Что ж, полагаю надо было заменить медвежий корень на кровоцвет, как я изначально и думал, – задумчиво пробормотал мужчина, скрестив руки. Кажется, его расстроило то, что память к парнишке так и не вернулась.

– Твою мать, – выругался помощник лекаря. Он вышел из комнаты под удивленный взгляд Кэйлана, а затем вернулся в плаще и с сумкой на поясе. – Может захватить по пути лунный вереск?

– Отличная идея! Иди же, нужно успеть до наступления ночи.

Входная дверь противно скрипнула и с грохотом закрылась.

Марион резко открыла глаза. Молоко уже остыло, кожа покрылась мурашками. Она вылезла из ванной, быстро смахнула воду простейшим магическим усилием и заглянула в шкаф. Такое количество платьев она помнит лишь в своём шкафу во время службы императору. Ткань пестрила узорами, блеском шелка, пушистостью мехов. Вычурно и неудобно. Марион скинула платья на кровать и сразу отсекла всё, что могло бы как-либо сковать движения и привлечь много лишнего внимания. Осталось лишь два варианта. Черное закрытое платье, подобно одеянию служительницы церкви Всевышнего. И кроваво-красное с высоким воротником, но из удивительно приятной на ощупь ткани. Она заглянула под подол. Там красовались сложные переплетения ремней, которые служили больше для сексуальных утех, нежели для длительных служб в храме и путешествий по миру. Марион отложила красное недоразумение и надела первый вариант.

Из зеркала на неё смотрела невысокая женщина с уставшим взглядом. Черные волосы спускались к бедрам, путаясь между собой. Марион попыталась сделать прическу на имперский манер, какие делали ей слуги во дворце, но вышло только больше спутать волосы. Она глубоко вдохнула, пытаясь справиться с раздражением, потянула себя за волосы с силой. Губы расплылись в оскале. Она подняла глаза на своё отражение и с отчаянием выпустила в него комок энергии. Зеркало лопнуло. Теперь она смотрела на десятки покосившихся Марион.

Все они вскинули руки в попытке сотворить грозу, бурю, хоть что-то сильное, неуправляемое и опасное, но не вышло. Руки упали словно канаты. У неё не было сил, ни физических, ни эмоциональных. Хотелось разрыдаться, залить слезами весь этот мир, наблюдая как в её страданиях тонут города.

Марион ниспошлет на всех причастных самую страшную кару. Она уничтожит всё, что было загублено руками неверующих в магическую мощь, руками тех, кто привык лишь брать, но не способен жертвовать.

Стук в дверь вытянул её из раздумий. Она обессиленно уперлась руками о массивную раму зеркала и прикрыла глаза.

– Пять минут! – со злостью произнесла Марион.

Ручка двери медленно опустилась и на пороге возникла высокая особа с длинными вьющимися волосами цвета золотого пшена.

– Госпожа Каталина, – прошептала Марион, оборачиваясь на подругу. – Вы ни капли не изменились.

– А вас имперский двор не пощадил, советница Марион, – улыбнулась женщина, войдя в комнату и прикрыв за собой дверь. – Выглядишь неважно.

– Всё настолько плохо?

Марион откинула темные волосы и опустилась в кресло, стоящее неподалеку. Закинув ногу на ногу, она выглядела так, словно это её дом, а подруга зашла к ней в гости. Причем незвано.

– Если не считать заметные морщинки, тусклость волос, потухший взгляд и сутулость от веса твоего положения… ты почти не изменилась.

Каталина прошла в комнату и взяла с прикроватной тумбы расческу. Обойдя подругу, она нежно провела рукой по черным волосам.

– Сколько лет прошло, с тех пор как мы расстались? Возможно, моя память играет со мной, и ты всегда была такой, а возможно, ты и вправду потеряла свою красоту вместе с силами.

Каталина натянула волосы, запрокинув голову ведьмы, и принялась расчесывать.

– Зато ты не потеряла ни грамма своего великолепия, жизнь под взглядом чужого бога пошла вам на пользу?

– Лучше жить в мире под взглядом Всевышнего, чем томиться под взглядом императора, в надежде что ты сможешь на него повлиять.

– Мы жили так слишком долго. Ты, я, Кассиан и другие. И тогда тебя устраивала покорность.

– До войны мы не нуждались в том, чтобы скрывать кто мы есть. До войны мы выбирали счастье и свободу, даже под вниманием империи мы оставались собой. И не важно было кто на нас смотрит, важно было лишь то, на кого смотрели мы.

– Ивеллиос, – кивнула Марион.

– Он. Ты. Вы были нашими проводниками. Светочами нашего маленького магического мира. Но после вы решили, что нам нужно больше.

– Ты не имеешь права так говорить. Если бы не мы, император Коринтир пошёл бы на радикальные меры, чтобы уничтожить весь наш маленький магический мир в одночасье. Нам необходимо было собрать всю мощь, чтобы уничтожить его раньше.

– Пожалуй, я повзрослела. Игры с властью больше не увлекают меня.

– Ох, неужели? – Марион поднялась со своего места, Каталина опустила руки в смиренном жесте, разглядывая свои труды.

– Тебе нравилось носить прически на такой манер раньше, – она улыбнулась.

Марион покачала головой, понимая, что подруга желает избежать разговора, что сама и начала. Она взглянула в разбитое зеркало. Распущенные волосы сочетались с аккуратным плетением маленьких кос по бокам, собирая пряди, что могли бы помешать.

– Пожалуй, я повзрослела, – произнесла Марион. – Малыш сказал на ужин окунь.

Каталина кивнула, улыбнувшись колкой шутке.

– Не обижай Тулдуса, он многое для нас делает.

– Чистит книги от пыли, я полагаю, да гостей встречает.

Марион не хотелось мириться с образом жизни друзей. Такая собачья преданность, любовь к ближнему, смирение, все это вызывало в ней протест. Хотелось кричать на подругу, взывать к её сути, напомнить ей о жизни, что связывала их ранее. Но одного взгляда на кроткую улыбку Каталины хватило, чтобы понять, что в этом доме стоит общаться с её братом. Возможно, он ещё не продал душу чужому богу.

– Тулдус примерный слуга, – кивнула Марион, поддерживая. – Исполнительный и послушный.

– Он не слуга, – также любезно ответила Каталина, подхватив ведьму под руку. Они вышли из комнаты и медленно направились в общий зал. – Мы встретили его давно, чуть позже нашего расставания с тобой. Когда наша конгрегация распалась за ненадобностью, мы отправились в Серебряные луга, оттуда в Инаарию, но пробыли там недолго. Мы с Кассианом посетили твою службу.

– Неужели?

– Да, внимали речам о мире людей и магов, о том, как нужно жить. Познавательно, но дерзко. В целом, тебя иначе и не описать, дорогая подруга.

– Удивительно. Ты мечтаешь о мире, но тот мир, что строила я, был для тебя ошибочным?

– Не ошибочным, но ложным. Но сейчас не об этом! Мы встретили Тулдуса у Бласо, он работал в лавке, какую ты явно заметила, когда направлялась к нам. Он мастерил обувь.

– Так вот откуда у него эти изумительные башмачки, – саркастично ответила Марион, борясь с желанием скинуть подругу с балкона, по которому они шли.

– Да! – Каталина звонко рассмеялась. – У него изящный вкус.

– Безусловно.

У Марион сводило зубы от этого разговора. Она сжала руку Каталины чуть сильнее, стараясь унять гнев, прорастающий изнутри.

Они вышли в ещё одну комнату, где покоились снизу доверху забитые книгами богопочитателей полки. Но судя по длинному столу в центре комнаты, это место являлось читальней. И даже здесь, куда, казалось бы, не должна ступать нога непосвященных в истинность брата и сестры, всё говорило о поклонении Всевышнему.

«О сокрытии истинного существования», «Милость Всевышнего», «Трактат о боли и её лечебных свойствах», «Мать Эллеана» – Марион пробегала глазами по названиям, не скрывая своих истинных чувств.

– Читала? – резко остановилась и спросила она у подруги, выхватывая книгу с названием «Как излечиться от магического влияния».

– Нет, но печатала, – ответила Каталина, вернув книгу на полку. – То, что мы издаём это вовсе не означает, что мы согласны с этим.

– Это безопасность, – усмехнулась Марион.

Из-за высоких полок послышался чарующий мужской голос. Кассиан приближался к ним, нараспев вторя службе бывшей советницы императора Циона.

– Не прячьте свои сердца в страхе перед магией, ибо она – лишь часть сотворенного мира, подобно ветру и огню, воде и земле. Магия, как и все силы природные, может нести свет или тьму, но суть её – не в том, что страшит, а в том, как мы её используем!

Кассиан с улыбкой выглянул из-за стеллажа и игриво подмигнул девушкам.

– Я всё правильно запомнил, Марион?

Она сверкнула глазами в его сторону, на лице возникло подобие оскала. Славный Кассиан, надежда магического мира, как называл его Ивеллиос, старший в конгрегации колдун.

– Начало моей службы? Когда-то это знал каждый.

– Тогда вот!

Он вышел к ним, раскинув руки в стороны, и поднимая взгляд вверх, продолжил чуть более низким, почти возбуждённым голосом:

– Пусть каждый примет ближнего своего, не видя в нём врага, но друга и соратника. Свет, что нас объединяет, способен превзойти любые страхи и разрушить любые преграды. Ибо мы все созданы под одним небом, и магия – не враг, но дар, который сможет служить на благо, если направлен сердцем чистым.

Каталина громко зааплодировала, со смехом подпрыгнув на месте. Даже Тулдус, показавшийся рядом, громко свистнул, поддерживая игру мастера Кассиана. Мужчина глубоко поклонился, его волосы в тон волос сестры, упали вниз, золотым водопадом спускаясь к ногам. Смех не прекращался и всё это стало сливаться в умопомрачительную картину издевательства над словами, написанными для храмовой службы Марион.

Она наблюдала за некогда соратниками и друзьями, за теми, кто когда-то был готов выступать единым фронтом в борьбе за свободу. Кассиан и Каталина – брат и сестра, одни из самых талантливых чародеев, боевая мощь сообщества магических существ, что создана была под гнетом империи и цветущей ненависти императора Коринтира, сын которого впоследствии стал надеждой для мира магии. Каталина и её первобытная, горячая вера в справедливость. Та, что сжигала врагов, танцевала на пепле беспощадных карателей. И Кассиан – всегда энергичный, остроумный и темпераментный. Тот, кто умел сдержать гнев сестры, но и сам являлся чудовищной, но идеальной силой воздаяния.

Самые опасные маги империи сейчас насмешливо играют, подпрыгивая на месте, аплодируя и театрально кланяясь, в окружении церковных принципов удержания власти и уничтожения магии.

Кассиан поднялся и горделиво поправлял темный бархатный жилет. Марион сделала твердый шаг в его сторону, и все вздрогнули от сильного хлопка. Мужчина держался за раскрасневшуюся щеку, растерянно смотря на Марион. Все замерли.

– Как смеешь ты быть таким безрассудным? Как все вы смеете вести себя так, словно готовы сами добровольно забраться на костер?

– Марион, прости, я…

– Замолчи, Каталина! Я устала слушать твои покаянные речи. А ты, Кассиан, неужели и ты так глубоко забрался в зад Всевышнего, что теперь боишься вынуть голову и посмотреть, что происходит в этом чертовом мире?

Марион отошла от них, нервно поправляя волосы. Она сделала глубокий вдох, стараясь унять вибрацию в теле. Прошла от одного стеллажа к другому, гневно смотря на книги, собранные в одном месте.

– Всевышний, Всевышний, Всевышний, – повторяла она названия книг, указывая на корешки изданий. – Кем вы стали? Что это?

Она выхватила одну из книг, раскрыла на случайной странице и прочла вслух:

– Внимайте, о люди, к словам, что исходят от Всевышнего: магия, явленная среди вас, – это зло, что тянется ко тьме и смерти. Она – опасное искушение, способное поглотить свет вашей души и навсегда увести вас от пути праведности.

Магия – не просто сила, но средство, которое может искушать и разрушать, как коварное пламя, что пожирает всё на своём пути. Понимание её природы открывает истину: её мрак и жажда разрушения способны довести душу до гибели. Каждый, кто приближается к магии, рискует своей жизнью и покоем.

Пока эта тьма не захватила ваше сердце, пока её чары не поглотили вас, примите решение. Сожгите магию в праведном пламени, прежде чем она доберется до вас. Пусть ваше стремление к свету и истине станет мощным огнём, очищающим мир от зла. Только так вы можете сохранить чистоту своих душ и обеспечить вечный мир, дарованный Всевышним.

Она закончила чтение и с усилием разорвала книгу надвое. Швырнув в сторону, взглянула на тех, кто молчаливо наблюдал за её действиями со стороны. Каталина закрыла лицо рукой, скрывая слезы, и отвернулась. Кассиан со стоическим видом смотрел на неё, скрестив руки за спиной. Тулдус Голпик кинулся за испорченной книгой, но женщина удержала одну часть, наступив на неё. Тогда он взглянул на Кассиана и получив легкий кивок головой, быстро ушел. Послышался хлопок двери.

– Зачем? – тихо спросила Каталина, поднимая на неё укоризненный взор.

Марион и Кассиан неотрывно смотрел друг на друга. Женщина ждала его ответ. Ждала, что он скажет хоть слово.

– Вы сами являетесь распространителями этой морали. Вы самолично отправляете таких как мы на смерть, – уже спокойнее произнесла Марион, отвечая на вопрос Каталины.

– Но мы не имеем к этим словам никакого отношения! Мы даже не читаем всё то, что нас просят печатать. Мы всего лишь пытаемся выжить, – Каталина с мольбой посмотрела на подругу. – Кассиан, прошу, не молчи!

Мужчина прокашлялся и посмотрел на сестру. Взгляд его содержал в себе столько оттенков, что и самому умелому художнику не в силах было бы описать это на бумаге. Кассиан кивнул сестре и пригладил её волосы, успокаивая.

– Мы рады видеть тебя, Марион. – Наконец произнёс он. – Но в этой войне мы не будем на твоей стороне.

Сердце женщины пропустило удар. Словно обжёгшись, она дернулась.

– Что ты говоришь? – прошептала она.

– Мы не верующие во Всевышнего, но и твоя вера нам боле не близка, – твердым голосом произнес он. – Всё, что важно сейчас – это безопасность моей сестры и спокойная жизнь, ради которой и была разыграна первая война.

Марион проследила за движением руки Кассиана, она остановилась на небольшом, но округлом животе Каталины. Только сейчас она заметила, что бывшая подруга в положении.

– Они придут за вами. Рано или поздно. Сколько не прячься, Кассиан, они заберут вас, заберут её и это невинное дитя, и тогда я буду не в силах помочь.

Он лишь улыбнулся.

– Душа всякого тела есть кровь его, Марион.

Она рассеянно кивнула, прикусив губу. В помещении стало душно, легкие с трудом делали вдох.

– Я возьму вещи и покину вас, – наконец произнесла она.

Отступив, она подняла с пола часть книги. Со страницы на неё смотрел портрет Циона. Его волнистые волосы цвета каштанового ореха были собраны сзади, лишь пара завитушек спускалась к уху. Молодые глаза горели огнем. Даже через этот старый портрет в них был виден азарт, сила и бесконечная нежность. Губы были сложены в обаятельную улыбку. На этом портрете Циону было двадцать лет. Тогда он был безупречно красив, заставляя всех дам империи скупать его портреты. Они видели в нём не только императора, но и объект воздыхания. Марион же видела в нём силу, возможности и… Кэйлана?

Она моргнула, отгоняя туман. Только сейчас она осознала, как оруженосец похож на молодого Циона. У них было разное строение черепа, челюсть мальчика была меньше и уже, чем у её правителя, глаза были больше, светлее, но общие черты словно рисовал один мастер.

Она задумалась, всматриваясь в глаза императора. Опустила взор ниже и прочла подпись к портрету:

«Тот, что не сумел сдержать грех, поддавшись искушению»

– Нет, к чему скорые прощания, останься не на долго! – Возразила Каталина, схватив её за руку и отвлекая от раздумий. – Хотя бы отужинай с нами.

– Да, пожалуй, – задумчиво произнесла Марион. Затем вырвала страницу с портретом из книги, аккуратно сложила, и взглянула на подругу.

– Я бы отужинала с вами, а после, если вас не обременит, я бы попросила открыть для меня портал.

– Мы не используем магию здесь, – ответил Кассиан. – Но я могу выйти с тобой из города, туда, откуда меня сложно будет отследить.

Марион кивнула, выдавливая из себя благодарную улыбку. Её глаза же выражали глубокую задумчивость, которую Кассиан сумел быстро прочесть. Женщина задумывала что-то и ему было важно знать, что это никак не коснется его дома и сестры.

Марион отошла от брата и сестры, выглядывая в витражное окно. Яркие всполохи света фонариков переливались на закатном небе и отражались озорной игрой на цветных изображениях стекла.

Как бы ни было тяжело признать сейчас, но ей нужен Кэйлан. Тот Кэйлан, что потерял память и сейчас является самым чистым листом, на котором она сумеет изобразить то, что поможет ей в дальнейшем противостоянии. Она укоренилась в своей затее, схватившись за неё, словно за спасательный канат. Если всё сложится так, как она задумала, то перед ней откроется не без жертвенный, но короткий путь.

Резкий шум за спинами троицы привлек внимание. Путаясь в коротких ногах, к ним бежал Тулдус и вид его не внушал ничего хорошего. Глаза карлика бегали от его мастера до госпожи, рот изгибался в тихих, неслышных бормотаниях. Он остановился у ног Кассиана и несвязно залепетал.

– Мастер Кассиан, госпожа Каталина, – он тяжело выдохнул и набрал побольше воздуха. – Под прикрытием имперские солдаты вошли в Бласо, они ищут черноволосую женщину и вооруженного парня.

– Парня? – переспросил Кассиан.

– Да, вооруженного. Говорят, на вид лет шестнадцати.

Мужчина обернулся на Марион, одарив немым вопросом.

– Полагаю, сначала мы посетим дом лекаря.

Глава 6.

Кэйлан был в подвешенном состоянии. В прямом смысле этого выражения.

Прикрепив его к высокой вертикально расположенной доске из крепкого дубового дерева ремнями за торс, шею и конечности, лекарь ходил из стороны в сторону, наблюдая за состоянием пациента, пока помощник опрыскивал парня настойкой из лунного вереска. Кожа покрывалась мурашками от прохладной жидкости, а голова уже начинала кружиться.

Кэйлану хотелось есть и спать, но больше всего он желал убраться из этого дома как можно скорее. Он не знал, куда пойдет и чем будет заниматься. Но ему просто хотелось вдохнуть холодного воздуха наступающей осени, умыться в ручье, как делали они с Капо, и ускакать верхом на коне туда, где ему станет спокойнее. Но станет ли? Он предположил, что если убежать от тревог, как убежали от него воспоминания, то может быть всё придёт в норму? Что если, ему просто нужно время. Вернуть себе своё одинокое существование, вспомнить времена, когда у него был дом, близкий человек и занятие, приносившее счастье. А затем, собраться с духом, натянуть на себя броню силы и терпения, и разрешить себе жить обычную, ничем ни примечательную жизнь, занимаясь той работой, какой занимался его отец и соседские мужики.

От этой мысли ему стало дурнее, чем от его положения, и Кэй открыл один глаз, наблюдая за Морсисом, что, уставившись в блокнот тихо бормотал под нос.

– Доктор? – тихо спросил парень, разминая тело в ремнях, после чего получил славную дозу настойки прям в лицо.

– Тихо, бестолочь, не мешай, – грозно сказал помощник лекаря, продолжая делать то, что они гордо назвали «лечением».

– На этом закончим, – наконец сказал Морсис, убирая заметки на стол.

Устало протерев глаза, зажег свечу на смену догоревшей. Рядом помощник опустил вёдрышко с настоем. Кинув на ёмкость быстрый взгляд, Морсис сделал щедрый глоток, тут же сморщившись от крепости напитка.

– Итак! – бодрым голосом произнес лекарь. – Полагаю, нам не остаётся ничего иного, как тре-па-на-ци-я.

Он выпрямился, поправив когда-то белоснежный халат, и обернулся на висящего вниз головой Кэйлана.

– О Всевышний, сними же его скорее!

Помощник оглядел парня, тяжело выдохнул, видимо ему нравилось наблюдать за мучениями пациентов, и расстегнул ремни. Кэйлан неуклюже свалился на пол, потирая затёкшие конечности.

– Прошу прощения, – смущённо усмехнулся он. – Но я не знаю, что такое эта… трипация?

– Трепанация, друг мой, и это совершенно новый, но очень прогрессивный метод лечения.

Морсис помог Кэйлану опуститься на стул. Затем, внимательно оглядел его с ног до головы, поочередно заглянул в каждый глаз, а затем махнул рукой в сторону подручного, подзывая того ближе.

– Я сделаю тебе ма-а-аленькую дырочку прямо здесь, – он уткнул костлявый палец в кудрявую голову. – Таким образом, мы, не повреждая внутренние органы, освободим тебя от всех влияний, дав возможность твоей памяти вернуть забытые воспоминания.

Кэйлан дёрнулся в сторону, испуганно прикрыв голову руками.

– При всём уважении, я боюсь, что мне это никак не поможет, уважаемый целитель Морсис, – он неуклюже поднялся, голова всё ещё кружилась от прошлого положения тела, и начал делать аккуратные шаги в сторону двери. – И вообще, кажется, что я уже начинаю что-то вспоминать, да-да! Мне уже лучше, честно. Я чувствую, как внутри меня рождается понимание, ясность. Я чувствую это!

Помощник Морсиса направился в его сторону, дабы сдержать попытку побега, но как только он оказался рядом, парень согнулся, высвободив желудок на его ботинки.

– Всё в порядке! – громко воскликнул лекарь, успокаивая скорее своего ассистента, чем пациента. – Это вполне здоровый ответ организма, полагаю, что это выходит ненужное, больное. После такого очищения тебе точно должно стать легче.

Кэйлан кивнул, утирая рот рукой. И стоило ему выпрямиться, как из него хлынул поток сильнее. Он оперся на стол, схватившись за живот.

– В работах знаменитого имперского целителя, по слухам, он принимал роды самого императора, правда не уточнялось какого именно императора… В работах Кретантиуса Даннина, был целый раздел о том, что зараза сама покидает организм, когда на него оказано должное влияние целительных трав. Правда, какие именно травы так подействовали на тебя, мы не можем сказать точно.

– Все, – пробурчал Кэйлан, в перерыве.

– Но мы точно можем сказать, что очищение пойдет тебе на пользу!

Он схватил свои записи со стола, черканул пером заметки, внимательно наблюдая за процессом избавления внутренностей от хвори, и удовлетворенно хмыкнул.

– Это чудесно, господа, просто чудесно. Перед трепанацией организм сам опустошил себя, предвкушая великое медицинское вмешательство. Что это, если не чудо Всевышнего?

Морсис, слишком довольный, аккуратно сложил записи в стол, допил остатки настоя и, хлопнув помощника по плечу, направился в свои покои.

– Прибери здесь, а завтра мы проведем грандиозное испытание, что наконец поможет нашему другу! Воистину прекрасный день, друзья. До завтра!

Пара осталась одна, в полной тишине. Кэйлан опустился на стул, чувствуя озноб. Хотелось бы умыться, вновь ощутить на теле приятное прикосновение его привычных одежд. Парень обхватил себя руками и съехал по стулу вниз, вытягивая ноги.

– Он сказал испытание? – тихо спросил он у помощника.

Тот, всё еще пытаясь принять участь уборщика, хотя, казалось бы, это уже должно входить в привычку ассистента, кивнул.

– Мы ни разу не делали трепанацию на живых.

Сердце Кэйлана совершило остановку, после чего забилось сильнее, словно в груди маленькой пташки, что попала в сети и рьяно пытается выбраться. Ему нужно бежать. В этом он был уверен, как никогда ранее.

Если он сделает вид, что направился спать, то сможет собраться, дождаться, пока помощник Морсиса закончит со своими делами и тогда Кэйлан наконец оставит дом лекаря с его испытаниями на живых позади. Возьмёт своего коня и пуститься куда-нибудь подальше отсюда. Если он держал путь из столицы, значит нужно придерживаться первостепенного плана, пусть Кэйлан и не мог вспомнить каким он был и что содержал в себе.

– Пожалуй, мне нужно отдохнуть перед этой… трепанацией, – произнес парень, поднимаясь со стула.

Он потянулся за тонкой рубахой, которую выдавали в доме лекаря каждому больному. Помощник, с тяжелым вздохом, принялся чистить пол. Кэйлану стало жутко стыдно, отчего он опустил глаза, не в силах наблюдать как мучится парень, прибирая за ним. Всё-таки ему не составит труда помочь, чтобы тот закончил работу и скорее ушел отдыхать, дав возможность Кэйлану бежать из дома.

– Позволь мне помочь, – с готовностью сказал Кэйлан, отчего ассистент недоуменно взглянул на него.

– Зачем?

Кэйлан молча схватил тряпку, окуная её в таз с теплой водой, от которого шел хвойный аромат. Он не удивился, ибо успел заметить, что Морсис достаточно строг в плане обеззараживания помещения, всех его приборов, коек для больных, даже пола и стен. Поэтому от всех поверхностей в доме исходил душистый аромат.

– С чего ты решил, что во всём виновата ведьма? – разрушил тишину Кэйлан, опускаясь на пол и начиная смывать лужи из остатков еды и настроев лекаря.

– А что тут непонятного? Сейчас ведь эпидемия, ведьмы чинят зло на улицах, порабощая души и умы таких недоумков как ты. Хотя о чём говорить, даже Цион оказался таким недоумком, пуская ведьму в свой дом.

– Моего рыцаря казнили, хотя он даже не был причастен к магии.

– О, неужели? Совсем невиновен?

– Он, конечно, покупал лекарства у местных чародеев, но не являлся одним из них. Да и кто не покупал? Раньше это было привычным делом, ведьмы спасали скот от вымирания и болезней, лечили нуждающихся.

– Это всё сказки, тупица. Конечно, во времена Циона нам всем рассказывали о том, что пользоваться ведьминскими припарками это правильно. Но именно из-за такого идиота императора всё и началось. Уже тогда они начали отравлять воздух, воду, продукты, скот, да всё к чему прикасались!

– Мне так не кажется… Если бы моя семья обратилась за помощью к ведьме, то мама с папой были бы здоровы и живы.

– Дурак! Да им повезло умереть, не видя того, что творится на улицах. Ещё и сын полный дебил, раз думает, что магические гады невиновны.

– Я не говорю, что все они невиновны! – вспылил Кэйлан. – Но уверен, что вина их не больше, чем вина самого человека. Люди тоже совершают зло, а иногда даже большее, чем способны совершить ведьмы. Братоубийство, отцеубийство, душегубство на почве делёжки имущества, предательства ближних и воровство. Я насмотрелся этого сполна, когда путешествовал с Капо. Если мы виним ведьм в том, что они имеют природный дар, то можем винить и птиц, что те умеют летать.

Помощник лекаря оскалился, сжав в руках тряпку. Пальцы побелели от напряжения. Он приблизился к Кэйлану, заглядывая своим безумным взглядом в его глаза.

– Да тебя казнить мало за такой вздор! Ты хоть представляешь, кого пытаешься защитить? Ты просто мелкий кусок…

Проклятия обозленного парня прервал громкий стук в дверь. За ней раздался замогильный голос.

– Именем императорской гвардии приказываю вам открыть дверь.

Кэйлан вздрогнул от резкого удара помощника лекаря кулаком о пол. Кажется, ему удалость вывести его из себя, и лучше было бы убраться подальше, пока он не выплеснул гнев на тех, кто может с легкостью дать отпор, если не хуже.

Пока склочный и раздражительный ассистент лекаря убирал тряпку и ведро с грязной водой подальше, Кэйлан, стараясь не привлекать к себе внимания, отступил и скрылся в небольшом коридоре. Если бежать, то сейчас лучшая возможность, пока ассистент занят имперской гвардией, а сам лекарь спит или пробует свои лечебные настои в покоях. А ещё внутренняя чуйка зудила глубоко внутри, заставляя Кэйлана действовать.

– Доброй ночи, уважаемые, – пролепетал всегда ворчливый подручный лекаря, впуская гостей. – Чем могу быть полезен? Мастер Морсис уже спит, но могу пригласить его, если в этом есть нужда.

Таким вежливым ассистент ещё никогда не был, не при Кэйлане. Кажется, парня пугает авторитет и сила, с какой солдаты вошли в помещение. Расслышав, как люди ходят по главному залу дома, Кэйлан скрылся в своей небольшой комнате. Закрыв дверь и подперев стулом, он оделся в привычную ему одежду, купленную ещё во времена служения рыцарю, накинул тёплый плащ, что казался ему новым, и схватил дорогой сердцу меч.

Хлипкое оконце призывало к побегу. Парень приоткрыл его, щурясь от противного визга старых рам, и осторожно выглянул. Под окнами были кусты можжевельника, которые смягчили звуки. Он накинул капюшон, скрывая лицо в тени, если кто-то из его тюремщиков решит насладиться видом из окна. Медленно обойдя дом, он выглянул из-за стены. Конь устало стоял у абревуара, видимо, не наслаждаясь одиночеством и скукой, на какую подверг его новый хозяин.

– Эй, – позвал его парень. – Привет, красавчик.

Конь посмотрел на парня, не выражая радости. Кажется, сейчас он уже был готов смириться со скукой всего мира, лишь бы не прислуживать ребенку. Кэйлан погладил его черный нос, аккуратно отвязывая животное, а затем, ловко вскочил верхом. Сердце пропело от ощущений, какие бывают только когда садишься на лошадь и смотришь на всё с высоты. Животное, раскачиваясь, двигалось под телом парня, топая копытами.

В этот момент двери дома распахнулись и на пороге возник заспанный Морсис, удивленно смотрящий на сидящего верхом на коне пациента. За ним выбежал помощник, вытягивая палец и крича:

– Это он!

Долго думать не пришлось и Кэйлан тяпнул пятками по бокам вороного, пустив его галопом по площади. Животное суетливо скакало меж рядов отдыхающих на площади людей. Кто-то испуганно взвизгивал, кто-то, находясь под влиянием увеселительных напитков, смеялся и хлопал в ладони. Громкая музыка не останавливалась, поддерживая побег боем барабанов и переливами лютен. Возможно, людей в Бласо не так уж легко напугать, они не стали разбегаться в стороны или же ловить нарушителей веселья. Испугавшись, конь встал на дыбы, а Кэйлан разглядел стражу, что приближается с двух сторон. Времени на раздумья не было, и парень направил животное с площади, уводя в тёмные переулки домов. Лишь стук копыт о брусчатку мог указать куда они направились, но музыка и возгласы с празднично украшенной площади и тут пытались перевести всё внимание на себя.

– По коням, – скомандовал имперский солдат. – Обойдём его со всех сторон.

Морсис же, сжимая в руках фолиант, с которым задремал минутами ранее, непонимающе смотрел вслед парню, которому искренне пытался помочь. И хоть тот оказался каким-то разыскиваемым преступником, старик видел в нём лишь ребёнка, которому нужна поддержка.

Марион судорожно собирала вещи в небольшую сумку под тяжёлым взглядом пары. Каталина подавала ей завернутые в тряпицы хлеб, орехи, ягоды, и даже кусочек ещё теплой рыбы. Кассиан задумчиво наблюдал за их действиями со стороны. После объявления маленького подручного о том, что императорские разведчики вошли в Бласо, и разыскивают Марион и молодого оруженосца, сбежавшего с ней из столицы, напряжение в доме обвязало шею тугой нитью. Опасаясь за безопасность своей сестры и свою собственную, Кассиан обдумывал, как он может помочь женщине выйти из города невредимой. А тут ещё и новость о каком-то мальчишке, находящемся в доме лекаря, что само по себе опасное занятие, зная фанатичность Морсиса и его странного, молчаливого и всегда угрюмого помощника.

– Может, расскажешь об этом оруженосце? – спросил мужчина, подходя ближе. – Зачем он тебе?

Женщина промолчала, завязывая маленькую, но до отвала набитую сумку.

– Вы каким-то образом оказались вместе, проделали путь из столицы сюда. Вдвоем? – он выгнул бровь, вопрошающе глянув на женщину. – Да кто он, черт тебя дери, Марион?

Марион, накинув сверху плащ и закончив сборы, ответила на его взгляд.

– Он бастард императора Циона. Мой долг отыскать его быстрее, чем имперские шавки.

– Бастард? – тихо переспросила Каталина. В её глазах читалось недопонимание. – У Циона один сын, Эгон. Это всем известно! Ты прятала мальчика всё это время?

Марион не ответила, склонив голову чтобы застегнуть крючки на манжетах плаща. Руки подрагивали в предвкушении спешки и азарта, бурлящего в крови.

– Всё увлекательнее и увлекательнее. И почему тогда ты бросила его в доме лекаря, а не привела сюда? – спросил мужчина, подходя ближе.

– Я избавила его от воспоминаний о встрече со мной, чтобы защитить. Я решила, что это поможет. Эгону ведь нужна лишь я и мне подобные.

– Ты решила это до или после того, как узнала в нём бастарда? – улыбался Кассиан. Кажется, его забавляла игра, затеянная Марион.

– Она поверила, – указала пальцем женщина на взволнованную подругу.

Каталина мяла в руках шелковый платок, который приготовила в подарок Марион. В знак вечной дружбы.

– Я не понимаю, – сказала она, опустив руки. – Он брат императора или нет?

– Нет, сестра, это обычный простолюдин, которым наша дорогая подруга решила поиграть в престолонаследие.

Кассиан провел рукой по лицу, раздраженно вздохнув. Именно такую Марион он всегда знал, такой была их подруга во времена первой войны. Кажется, что эта её черта особенно проявляется лишь во времена накала, когда земля дрожит от скорого противостояния, а кровь будет литься рекой. Она чувствует это всем своим нутром, подобно дикому хищнику. И тут же начинает действовать, не позволяя остаться в стороне. И мир начинается крутиться вокруг бывшей советницы императора, а все вокруг становятся её марионетками.

– Ты с ума сошла? – серьёзно спросила Каталина, пытаясь достучаться до подруги. – Зачем оно нужно? Оставь этого мальчика и прячься, найди Ивеллиоса, он сумеет защитить тебя.

– Забыть о своей силе?

Каждый в этой комнате понимал, что потеря силы для мага ровна если не смерти, то медленному старению и забытию, подобно людской доли в этом мире. Оставить силы на несколько лет не то же самое, что лишиться их навечно. Ты перестаёшь слышать зов хаоса, ты не чувствуешь бурлящих потоков энергии внутри себя, и медленно иссыхаешь. Твои внутренние органы начинают пожирать сами себя, в надежде найти источник питания. Кожа становится дряблой, мышцы теряют всякую силу, отчего ходить, сидеть и даже лежать становится невыносимо. Боль охватывает тебя со всех сторон, не выпуская из лап скорой кончины. При желании маги могли бы даже не питаться, не спать и не пить воды, жить поддерживаемые одними лишь чарами. Только если в тебе их немерено. Так, как у брата и сестры. Как у Ивеллиоса. И так, как было однажды и у Марион.

– Твоей вины в том, что сейчас происходит – нет, Марион. Мы все знали, что терпение правящих не вечно, как бы близко мы к ним ни подбирались. А что до мальчишки, – Кассиан пожал плечами. – Необходимая жертва на пути к свободе. Оставь свой план, найди умиротворение в другом. Не жертвуй собой и нами.

– Во времена Циона всё и правда было проще, – устало произнесла она. – Он прислушивался ко мне, у меня была власть над людьми. Моим словам внимали и верили.

– Цион любил тебя, дорогая, – подала голос Каталина. – Он был готов возводить тебе соборы и памятники. А его сын не разделял симпатий отца, мечтая пойти по пути деда. Всё что мы видим лишь яркий пример воспитания Коринтиром.

– Я помню этого ублюдка ещё ребенком. Цион не хотел дитя, но понимал, что нуждается в наследнике. Его мерзкий дед, надо было уничтожить его ещё тогда, решил, что подготовит Эгона как продолжателя своих идей.

– У него это получилось лучше, чем вести войну против нас, – кивнул Кассиан.

– Цион считал, что я должна быть близка с его чадом, чтобы после его смерти империя расцветала под руководством Эгона и мудрыми советами с моей стороны.

Она помолчала, подняв на друзей взгляд полный надежды.

– Но так может быть, если я объявлю Кэйлана бастардом Циона. Я дам миру надежду на искупление под правлением нового императора.

– Никто не сделает его императором, – вкрадчиво произнес Кассиан.

– Я сделаю.

Марион присела на край кресла, понурив голову. Это была очередная проволочка, возникшая на её не усыпанном розами пути. С одной стороны, друзья правы. Сколько таких невинных уже было сожжено в священном пламени, а сколько ещё будет.

С другой же стороны… именно за это когда-то боролась Марион. За мир, в котором нет места жестоким истязаниям не только магов, но и людей, что по воле случая оказывались на столбе императорской несправедливости. Никто не должен наказываться за дар, данный самой природой, даже если у казнённых этого дара и не было вовсе.

Спасти мальчика было бы высшей мерой милосердия с её стороны. А Кэйлан стал бы символом жестокости со стороны имперской власти. Если она возьмёт его под своё крыло, тщательно подготовит к тому, с чем ему придётся столкнуться, то в дальнейшем он станет знаменем справедливости в её руках. Он будет нести собой образ спасенного из лап несправедливого суда ведьмой, что подарила человеку жизнь. Человек на стороне магов. Бастард императора на стороне магов. Тот, кто мог бы достучаться до остальных, поведать о благородстве тех, кого так яростно истребляют.

– Однажды Цион вернул мне мою силу. Не на долго, но этого хватило, чтобы вновь почувствовать себя целой. Ощутить себя собой. Если бы я обладала этой силой сейчас, то могла бы спасти мальчика и каждого, кто оказался на его месте.

Каталина приобняла женщину за плечи, поглаживая волосы. Кассиан напряженно взглянул на них. Столько же в них различий. В его сестре льётся магия, светится изнутри, весь её вид говорит о том, что она сильна. На фоне Каталины, Марион выглядела разбитой, иссохшей. Даже с той силой, что у неё осталась, она не сумеет пойти против империи, не говоря о битвах и спасении мира. Сейчас она похожа на самого обычного человека. Немощного, беспомощного, лишенного воли человека. И вид её не приносил Кассиану ничего, кроме жалости.

– А где она сейчас? – наконец задал он главный вопрос. – Где хранится твоя мощь?

– Надёжно спрятана лично Ционом.

– Где именно?

– Не в столице, но в месте, куда более опасном и страшном. В тайной гробнице семьи Контар.

– Назови место, куда следует открыть портал.

– Надеюсь, вы не будете жертвовать собой ради спасения мальчика? – спросила неспокойная Каталина.

Кассиан опустил взгляд на черноволосую магичку. Марион встретила его глаза с нерушимой уверенностью в своих. Она не откажется от своего плана. Он уж видел эту решимость раньше, когда она собрала конгрегацию и повела свои войска на империю. Если Марион уверена в своих планах, то её невозможно переубедить. У него есть лишь два варианта. Первый, заковать женщину в цепи и спрятать куда-нибудь, где она доживет свой век. А второй…

– Я могу поделиться своей силой с тобой. Этого должно хватить для того, чтобы ты схватила мальчика и открыла портал на достаточное расстояние.

– Переливание магии? Вы безумны! Кассиан, прошу.

– Это всё, что мы можем ей предложить, Каталина, – нервно сказал он. – Марион?

– Я готова, Кассиан.

Во мраке беспокойной ночи, попрощавшись с подругой и маленьким слугой, Марион и Кассиан покинули дом. Укутавшись в плащи с эмблемами Всевышнего на плечах, против чего протестовала, но согласилась по соображениям безопасности, Марион.

Бласо не спал, неугомонно продолжая гуляния. Люди, словно не подозревая о бурлящей внутри города опасности, продолжали веселье. Базарные лавочки и шатры были убраны, а на их месте возведена небольшая сцена, с танцовщицами в ярких одеяниях, кружащих на ней. Вокруг были развешаны фонарики, цветочные гирлянды. Молодые люди бродили в круговороте празднества, в надежде найти того самого, с кем разделят остаток ночи. Даже старики вышли на площадь, чтобы проводить ещё один прекрасный день в провинции Инаарской империи.

Кассиан шел уверенно, здороваясь с прохожими, которые с почитанием смотрели в его сторону. Даже не ощущая на себе пристальных взглядов, Марион была напряжена. Казалось, всё это представление лишь прелюдия к казни. Пламя священного огня разгорится этой ночью, она чувствовала это.

Ночная прохлада окутывала ряды публики, но согреваясь медовухой, винами и ягодными настойками, люди чувствовали лишь жар.

– Пройдём через сад, – тихо оповестил Кассиан, сохраняя на лице доброжелательность. Словно впитав в себя атмосферу, царившую на площади, он выглядел таким же радостным, как окружающие их люди.

– Ты знаешь, куда идти? – на всякий случай спросила Марион, опасаясь, что Кассиан мог не знать дороги.

– Отведу тебя в старый город. Там, за достойную плату, спустимся в катакомбы. Стены настолько толстые, что никто не услышит твоих криков.

Он хищно улыбнулся, обернувшись через плечо.

– Кассиан, выглядишь словно одержимый.

Мужчина засмеялся, откинув голову с золотистыми волосами.

– Ты не представляешь, как давно я мечтал попробовать это!

Они медленно двигались в сторону, обходя столы с яствами и весёлой публикой. Музыка била по ушам яркими переливами лютен и барабанов, скрипка взвизгивала от щекотаний по струнам. Танцы до изнеможения были уготованы этим людям, и они бежали навстречу этому будущему. Хватая за руки друг друга, поднимая со стульев расслабленные тела, они собирались в круг, чтобы воздать благодарность за великодушие короля. Воистину, мир этот не знает того, что творится за воротами. Даже прибывающие путники тут же забывали об обугленных телах очередных казнённых магов, что наблюдали на столбах в центре Инаарии.

Кассиан схватил Марион за руку, с улыбкой пропуская пару, чуть не сбившую их с ног. Он смешливо поклонился им, протискиваясь вперед. Если это была единственная возможность уйти незамеченными, Марион приняла её с терпением.

Вдали замаячил дом из красного камня. Женщина крепче сжала руку, держащую её. Конь, который должен был стоять у абревуара с водой, отсутствовал. Внутри кольнуло. Его не могли найти так быстро, если только…

– Чёрт, Кассиан. Парень сбежал!

Мужчина посмотрел в сторону лечебницы.

– С чего ты взяла?

– У него был конь.

Кассиан кивнул и, крепче стиснув руку, ускорил шаг. Растолкав остаток толпы, они вышли к тропинке, ведущей в сад. А оттуда, скрываясь в ночи, свернули в старый город.

В городе вовсю были гуляния и шум удачно скрывал его побег. Кэйлан спешился у высоких ворот, и, стараясь не попадаться на глаза кишащим стражникам, скрылся в переулке. Если Морсис и его злобный помощник тут же сообщили о сбежавшем больном, то у него осталось не так много времени. Кто знает, что они могли наплести гвардейцам. Скажут, что у него страшная, заразная болезнь, и дабы предотвратить эпидемию, его вернут обратно. А там и дырочка в голове, и ежедневные горькие настрои. Как бы сильно ни нравилась ему жизнь в беспамятстве, ещё больше ему не понравится жизнь в беспамятстве под присмотром этих яростных фанатиков, что орудуют медицинскими приборами будто убийца острым тесаком.

Привязав лошадь, он решил осмотреться. Город с этой стороны напоминал бедные кварталы Инаарии, которые так претили парню. Больше всего на свете он не любил просьбы Капо сходить в те районы, дабы вернуть игорный долг, заплатить проститутке, или же забрать у чародея необходимые травы. Хотя и посещения дома чародея по имени Темерос были ему даже интересны, общая атмосфера тех мест впускала в сердце безнадёгу.

Бедняки, снующие по забитым улочкам, голод и нищета, что куполом охватывала даже тех, кто оказался там проездом или по важному, но обязательно тайному, поручению. Дом Темероса, идеально вписавшийся в остановку разрухи, был мал и жалок снаружи, представляя не что иное как обыкновенную халупу, каких в том районе было много. Но заходя внутрь его встречало пусть не богатое, но чудесное убранство, полное интересных и затейливых предметов, старинной мебели, ярких подсвечников в виде птиц, животных и даже людей, сказочных картин и пейзажей в позолоченных подрамниках и аромат самой магии. Кэйлан не знал, как именно пахнет колдовство, но те запахи, что окутывали его в доме Темероса нельзя было не назвать магическими.

С тех пор, для Кэйлана, магия пахнет ирисами, а иногда полынью. Пеплом и воском. Материнским молоком. Сладкими яблоками, которые собирал отец. Чистотой зимнего снега, розовым цветением яблонь, одеялом осенних кленовых листьев, летней грозой.

Кэйлан никогда не встречался с чародеем лицом к лицу, общаясь через его помощницу, что магичкой не являлась. Но однажды он увидел его, спускающимся со второго этажа своего дома, подобно королю, что обходит свои имения. Мимолетного взгляда на него хватило, чтобы в памяти отпечатался его волшебный облик, притягивающий внимание. Темерос был высоким мужчиной с волосами цвета тёмной гинуры, причудливо собранные в пучок. Длинный серебристый сюртук украшал его статную фигуру, тонкие руки с массивными кольцами, сверкающие тысячами различных цветов, приятная улыбка и серый пронзительный взгляд. Если многие маги пытались скрыть свою сущность под ничем непримечательными одеяниями, дабы не взывать лишнего внимания, Темерос всем своим видом говорил о своём магическом происхождении.

Вспоминая его, Кэйлан понимал, что этот чародей отправился в огонь в числе первых. И за что? За то, что не желал скрывать своё настоящее лицо. За то, что доверял людям, работал для них, создавая разные зелья, собирая редкие травы и помогая больным. Он поплатился за то, что был добр и умел жить в мире.

Кэйлан остановился, замечая сменяющееся дежурство у стены. Толпа стражников стала рассредотачиваться, меняя локацию. То ли получив новый приказ, то ли приняв факт, что с этой стороны города слишком безлюдно, у ворот осталось трое. Кэйлан решил, что это лучший момент, и надеялся, что история с обезумевшим конём и юным всадником, ворвавшимся на площадь, не дошла до них.

Взобравшись на коня, что недовольно пыхтел, парень осторожно выехал вперед. Трое мужчин в броне заметили одинокого путника, но не подняли шума, лишь проводили его взглядами, полными скуки. Один из них кивнул парню, скрывая улыбку под тенью шлема. Кэйлан оказался за воротами.

– Но! – шепнул Кэй, пришпорив скакуна.

Впереди простирался свободный тракт, по которому парень хотел скакать до первого указателя. Конь, видимо и сам возрадовавшись свободе от толп людей и скуки у городского водопоя, заржал и поддался указу всадника. Они набирали скорость, пролетая мимо высоких столбов, стойки с объявлениями и лугов, утопающих в свете серебряной луны. Воздух был наполнен свежестью и прохладой, голова очищалась от скверных мыслей. Жизнь по-прежнему была сложна, особенно с тем уточнением, что память парня так и не восстановилась, но всё это стало казаться незначительным. По крайней мере сейчас, когда перед Кэйланом бесконечная дорога, цветочные поля, шум ветра, пение ночных птиц и удаляющиеся огни Бласо. Такого странного во всём своём праздном великолепии города.

Не успев проехать и десяти минут, лишь начав осознавать свою долгожданную свободу, Кэйлан уловил стук дюжины копыт, нагоняющий сзади. Он обернулся, не сбавляя ход. А вот и те, кого натравили на него горе-лекари. Скачут вслед, пытаясь вернуть мальца в учреждение. Только вот выглядели эти люди совсем не как городская стража. На четверых мужчинах, что стремительно нагоняли, были тёмные одеяния, не выражающие никакой принадлежности к гвардии феодальной крепости или служителям императору. Они выглядели опасно, угрожающе. Парень в страхе вернул взгляд на дорогу, стараясь подгонять коня двигаться быстрее. Хоть он и не нравился животному, тот и сам хотел не быть пойманным. Конь резво двигал мощными копытами, поднимая за собой куски земли и грязи.

Впереди, где тракт разбивался на две уходящие вдаль дорожки, показалось еще двое всадников. Они двигались навстречу, стараясь зажать Кэйлана в тиски, не дать ему уйти в сторону. Двинув вправо, оттуда полетела стрела, вонзившаяся в землю у копыт. Конь с испугом вильнул в другую сторону. Парень натянул вожжи, заставляя лошадь свернуть в лес, раскинувшийся по левой стороне. Удачно проскочив мимо одного из преследователей, что не сумел подъехать ближе из-за высоких кустов, они проскочили туда, где сотни деревьев раскинули свои ветви, скрывая лес во мраке. Не разбирая дороги, Кэйлан уповал на чуйку коня. Вороной ловко уходил от летящих вслед стрел и арбалетных болтов, которые были направлены именно в него.

Парень начал молиться. Не зная ни одной молитвы Всевышнему или любому другому богу, что почитались в разных уголках этого необъятного мира, он молился отцу и матери. Шептал пересохшими губами просьбы защитить, просьбы указать безопасный путь. Но в ответ слышал проклятия догоняющих и тяжелое дыхание запыхавшейся животины. Свист арбалетного болта раздался над головой, заставляя пригнуться и сильнее прижаться к спине коня. Даже в этой ситуации, Кэйлан всем сердцем желал, чтобы не только он выбрался из передряги невредимым, но и животное, что не сделало ничего плохого, лишь было верным слугой своему хозяину и даже сейчас спасала жизнь мальчика, стремительно лавируя меж стволами деревьев.

Впереди показался свет и высокая трава. Лес, что казался таким необъятным, закончился. От этой мысли кровь вскипела. Сейчас они окажутся на виду и ни одно дерево не поможет избежать стрел, летящих следом.

Что он сделал? В чём провинился? Неужели его стали бы подвергать опасности, если бы просто хотели вернуть в руки лекаря? Или же они решили избавиться от больного парня здесь, в дали от города, дабы избежать распространения заразы? Но Кэйлан понимал, что мысли эти вздор. Никто бы не стал преследовать какого-то захворавшего, пуская в ход ценные боеприпасы. Это нечто другое. Но что же он сделал? Оттого ли ничего не помнит, что совершил злодеяние?

Лес оборвался, выпуская скачущих из своих объятий.

Кэйлан напрягся, продолжая пришпоривать коня. Они отрывались, скача по свободной местности, но у тех, что следовали, было оружие. Пропустив два болта мимо, уводя коня в сторону, Кэйлан ощутил удар. Вороной завизжал, теряя равновесие. Он двинулся в бок и, сделав еще несколько шагов, стал падать. Кэйлан не успел спешиться и повалился наземь, оказавшись придавленным телом коня, ржущего от боли. Животное металось, в надежде избавиться от боли, двигало копытами по сырой земле. Парень увидел глаза, что уставились на него, когда конь отчаянно двигал головой, испуская душераздирающие звуки. Невыносимым был взгляд, наполненный болью. Хотелось кричать в тон крикам умирающего. Разорвать тех, кто сделал это. Парень пытался отодвинуть умирающее тело, освободить ногу, но ослабевшая туша коня была тяжела.

– Стоило оно того? – спросил мужчина, нависший сверху.

Он достал длинный меч и без раздумий вогнал в шею животного. Конь тут же испустил дух. Он избавился от мучений.

Кэйлан взревел. Он кричал, будто обезумевший, смотря в глаза того, что возвышался над ним особняком.

– Замолчи, – не выдержал другой, выкинув кулак в лицо парня.

Голова Кэйлана отлетела на холодную почву, а глаза стала застилать горячая кровь. Парень потерял сознание.

Обойдя улицы, наполненные бедняками, у которых подобно веселью на главной площади тоже разрасталось празднество, пара скрылась в переулке. Перед массивной калиткой стоял бугай, ростом под два метра и шириной плеч в длину калитки. Как он стоит здесь всю ночь – оставалось загадкой, ведь было ясно, что с его размерами переулок был слишком узким.

Кассиан достал небольшой звенящий мешочек и передал стражу в руки. Развязав веревочку, тот заглянул внутрь. На контрасте с огромной ладонью кошель казался крохотным и Марион подумала, что платы будет недостаточно. Но, повеселев, великорослый кивнул и открыл замок. Они вошли в старое здание, устрашающее своей безмятежной старостью и пустотой.

– Раньше здесь располагался ведьминский совет, который тайно был созван чародеями Бласо, во времена правления Коринтира. Однажды, ты отправила меня на встречу с ними.

– Да, я помню. Не думала, что он выглядит так…

– Убого? – грустно улыбнулся Кассиан. – Раньше это был цветущий район, где жили знаменитые художники, скульпторы, писатели и музыканты. Дом этот принадлежал известному в политических кругах лицу, который к тому же занимался меценатством. Отдать поместье ведьмам и чародеям – его затея. За которую он, впрочем, был награждён сполна.

– Что с ним стало? – поинтересовалась Марион, спускаясь в подвал следом за другом.

Вокруг расплетались тонкие нити паутины. Теперь этот дом принадлежал им и это было видно по количеству сплетенных сетей. Подвал и вовсе выглядел как большой кокон паука, что должен ждать за поворотом и съедать каждого человека, что осмелится войти.

– Казнён путём утопления, – ответил Кассиан и пропустил женщину в просторный подвальный холл.

Комната пустовала, не считая грызунов и насекомых, что тихо переговаривались в углах, вопрошая друг друга о том, чьи это гости. Марион прошла вглубь, но споткнулась о твердый предмет и, не рассмотрев его, пнула носком обуви. В центр комнаты отлетела кость, похожая на человеческую.

– Но зачем это место до сих пор охраняют?

– Здесь проводили ритуалы, призывы и подношения высшим силам хаоса. Даже если бы дом снесли, вся тьма и потраченная магия осталась бы на этих землях. Тогда король решил, что лучше держать это место нетронутым.

– Они оставили монумент ведьмовству вот так, под защитой одного человеческого верзилы? – Марион нахмурилась.

– Для нас их страхи – возможность. Благо, что этот особняк так и покоится здесь, в отдалении и под присмотром. Мне было бы жаль, если бы наполненное приятными воспоминаниями место сравняли с землёй.

– А тот… что охраняет, знает кто ты?

– Возможно, догадывается. Но он нем и жаден, поэтому и берёт деньги с такой радостью.

– Часто ты сюда ходишь?

– Магией нужно пользоваться, иначе это всё равно что быть голодным, но не питаться хлебом, что в твоих руках.

Кассиан зажег старый канделябр, на котором покоились заплесневелые свечи. Запах старины забирался в нос, так глубоко, что вкус сырости оставался на языке. Но вместе с этим Марион ощущала в этом месте электризацию многолетнего использования магии, вуалью накрывшей поверхности этого мёртвого дома.

– Садись, – скомандовал Кассиан, разместив деревянный табурет по центру.

– Не думаю, что мне понадобится, – произнесла Марион, скривив губы в отвращении.

– Ты когда ни будь принимала участие в переливании силы?

Кассиан остановился напротив женщины и серьёзно посмотрел в её глаза.

– Это будет больно. Невыносимо больно. Ты будешь умолять меня остановиться, чувствуя, как тело разрывается под влиянием чужеродной магии. Я прежде видел переливание своими глазами, Марион. В этом нет ничего безболезненного. Я впущу в тебя разряд своей энергии, а то, как твоя сущность примет её – увы, я не знаю.

– Не думаю, что это будет равноценно моей природной мощи.

– Вот и проверим, – улыбнулся мужчина.

Он указал глазами на табурет и дождался, пока она сядет.

– Будь готова к тому, что наши души сплетутся воедино. На какое-то время я буду тобой, а ты – мной.

– Слишком интимные подробности, Кассиан, – отмахнулась черноволосая.

– А уж какие чувства они вызывают, – посмеялся он.

Закатав пышные рукава светлой рубахи и откинув золотые волосы за спину, мужчина сконцентрировался. Согнул руки в локтях и задержал их друг напротив друга. Меж ладоней появилась изумрудная сфера. Пульсируя меж его рук, она расширялась, захватывала всполохами хаоса. Кассиан хмурил лоб, тихо шепча заклинания призыва мощи, что может быть использована лишь в крайних случаях. Обычно, маги могут обходиться и без усиления, им и без того достаточно силы совершать что бы то ни было, но сейчас другой случай. Ему необходимо было собрать воедино всё то, что разливалось по телу, питая жизненной энергией своего хозяина. Ему нужно выпустить квинтэссенцию своего колдовства.

Марион ощутила на губах сладкий вкус забытой мощи. Она улыбнулась, блаженно прикрыв глаза. Словно встреча с родным человеком. Поцелуй возлюбленного. Жаркие объятия. Кассиан направил поток в женщину, окутывая её тело струйками переплетающихся чар. Он вошел в неё, резко наполняя изнутри. Сначала Марион показалось, будто силы прогуливаются по её внутренностям, словно осматривая владения. Но позже она ощутила дух магии, разгорающийся в самой сути её существа.

Приятно, подобно чувственным прикосновениям любовника, пульсация возбуждения перетекала снизу вверх. Сердце участило ритм, капли пота прокатились по ложбинке меж грудей. Женщина нахмурилась, ощутив лавину желания, каскадом ложащуюся на женское начало. Руки сжали хлипкий стул, голова закружилась от наплыва чувств. Хотелось скинуть одежды и отдаться этим сильным прикосновениям магии. Марион издали наблюдала за напряженным Кассианом и в её голове рождалась сцена. Он держал её дрожащее нагое тело в своих руках, ласковыми движениями касаясь грудей, сжимая податливую плоть. Она подавалась ближе, проникая в его разгоряченную оболочку. Обволакивая друг друга, сплетаясь подобно змеям, они двигались на встречу друг другу. Лицом к лицу, губами к губам, грудью к груди, телом к телу. И вот они уже не два чародея, а один хаос. Пульсирующий, плотоядный, хищный хаос. Сила ударила клинком, заставляя женщину согнуться от боли. Молния пронзала плоть, электризуя внутренности. Марион застонала, изогнувшись от мук, и сползла со стула. Терзания потоков мучительной энергии поглощали. Воздух потоками сдавливал, отчего невозможно было сделать вдох. Будто его было слишком много. Возможно, она потеряла сознание, но очнувшись от чёрного забытия, она вновь ощутила ту же невыносимую боль. Терпеть не было сил и Марион закричала. Но она не стала умолять его остановиться, она желала ещё. Она просила его продолжать. Кричала словно безрассудная куртизанка, которая впервые ощутила сладость и удовольствие от сладостного проникновения. Марион выкрикивала что-то бессвязное, ощущая, как ломаются внутри кости, обрываются нити мышц, пока внезапно это не сменилось резким, схожим с эйфорией чувством. Она взлетела ввысь, прочь из этого дома, с этой земли, куда-то далеко в небеса, навстречу сверканиям звезд. И полная луна встретила её в свои материнские объятия, поглаживая волосы и прижимая к себе.

– Марион! – вскрикнул Кассиан, поддерживая падающую женщину. – Посмотри на меня. Открой глаза.

Она расположилась в руках мужчины как в мягкой постели. Улыбаясь от безмятежного счастья, заполонившего грудь.

– Я чувствую её, Кассиан, – непослушными губами произнесла она, желая смеяться в приступе охватившего восторга.

– Хорошо, хорошо, – шептал он, прижав расслабленное тело к себе.

Марион смеялась, пока слезы непрекращающимся потоком лились из глаз. Она чувствовала себя живой. Впервые за долгое время она стала собой. Вновь стала тем, кем всегда была. Марион Хелла Тенебра – вестница тлена и хозяйка мрака.

Кэйлан ощутил, как руки сковали за спиной грубой веревкой, а под ногами исчезла твердь. Он распахнул глаза и увидел своих карателей. Они подготовили сухие ветки, разложив домиком под ногами парня, и проверили устойчивость столба, к которому был привязан Кэйлан. Сколько же времени он был без сознания, что они сумели сообразить место его экзекуции?

– Вы совершаете большую ошибку, – прохрипел он.

– Кэйлан Райвхарт, вы обвиняетесь в прислуживании ведьме. За служение силам зла, за приобретение колдовских трав и зелий, за то, что вы, рискуя окружающими, предали свой долг и честь перед людьми и миром, отдали сердце бесам и отреклись от Всевышнего – вы приговариваетесь к сожжению на костре.

Высокий мужчина, зачитавший обвинения, взглянул на парня светлым взглядом. Лицо его выражало набожность и почитание Всевышнему. Он не улыбался, но невозможно было не заметить довольное выражение на благочестивом лице, испещренном уродливыми шрамами.

– Дабы очистить душу пред очами Всевышнего, вы обязаны сообщить, где сейчас скрывается ведьма, – сообщил он, испытующе глядя на парня.

– Я не знаю о чём вы, – прошептал Кэйлан пересушенными губами. – Я не имею никакого отношения к ведьмам…

– Даю вам шанс искупиться! – вскричал мужчина с благочестивым лицом, возводя руки к небесам. – Явите правду пред взором Всевышнего, сообщите, где обитает зло, и душа ваша вознесётся в дом его праведная и чистая.

– Послушайте, клянусь, я не знаю о чём вы, – лепетал Кэйлан, переводя взгляд с одного на другого. – Я клянусь, я не знаю о чём вы!

– Он не скажет, – прошептал один из мужчин, а затем, добавил громче: – Он не сознается! Пусть душа его вечно горит в муках, а сердце никогда не очистится от скверны!

– Есть что добавить? – спросил у Кэйлана один из мужчин, что держал в руках горящий факел и сгорал от желания начать казнь.

Слова не шли. Словно выброшенная на сушу рыба, он открывал и закрывал рот, не сумев выдавить и звука. Потрясение захватило его душу. Напряженное до этого тело обмякло, в ушах простучал пульс. Сейчас он как никогда понимал своего наставника, вспоминал его лицо, когда к ним пришли с обвинениями, как Капо отрицал свою причастность, а Кэйлан, напуганный мальчик, лишь качал головой и пытался удержать руку Капо в своей хватке.

– Я не прислуживал ведьмам и не служил силам тьмы!

В груди поднимался смех. Его рыцарь отвечал точно так же…

Кэйлан дёрнулся, пытаясь ослабить верёвки, что оставляли следы на коже даже через одежды. Это не было похоже на казнь Капо. Того же сперва омыли, затем раздели до нижних одежд, даже позволили сделать каплю освященного вина, дабы внутренняя тьма рассеялась перед священным наказанием в дальнейшем очищении грехов. Происходило это на одной из площадей имперской столицы, люди, наблюдавшие за совершением правосудия могли молиться за душу, что должна пройти этап очищения, а затем возвыситься, как чистая и невинная, будто душа младенца. Так говорил священник, что поднёс факел.

Здесь же, на отшибе, где живой души не было видно за сотни верст, его пытались зажарить будто пойманного кабана. Не было ни молитв, ни последних обещаний о скором очищении. Лишь строгие обвинения в злодеяниях и усмешки на лицах палачей. Парень обессиленно застонал, мысленно проклиная себя, всех этих людей, все эти новые заповеди, что появились будто гром среди ясного неба аккурат после новостей о смерти императора Циона.

– Да не коснется невинных рук кровь, но пусть реки бурлят кровью греховных, – произнес первый слова, вырезанные на имперских знаменах и флагах. Слова, написанные кровью на только зарождающемся правлении императора Эгона.

Тот, что держал в руках пламя, опустился на колено и, не раздумывая, бросил факел к ногам парня. Затем, вторя молитвам другим, отошел. Пятеро в длинных плащах и капюшонах, будто тайное общество, наблюдали за тем, как разгорается пламя, на расстоянии. Подобно мраморным статуям, они были недвижимы, лишь шепчущие губы выдавали в них живых людей.

Кэйлан ощутил, как пламя лижет ноги в сапогах. Огонь стремительно разгорался. В нос попадал дым, заставляя корчиться и тяжело кашлять. Горячий воздух обжигал глаза и кожу. Он чувствовал запах от горящей одежды и боялся представить, какой запах будет у его горящей плоти.

– Я ненавижу вас! Ненавижу! – кричал Кэйлан, ощутив, как боль и ярость поднимаются изнутри горячим потоком, отравляя сознание. – Вы все будете на моём месте! Все вы!

Жар проник в дыхательные пути, обжигая лёгкие. Он закашлялся сильнее, чувствуя, как с каждым звуком разрываются внутренности. Спрятав лицо в складках одежды на плече, старался делать маленькие отрывистые вдохи, но дым окутывал со всех сторон. Это вызывало неконтролируемый кашель, удушье и ужасающее чувство беспомощности. Влажные внутренние ткани начали закипать, создавая ощущение жгучей боли изнутри. Очертания стоящих кругом людей стали размываться от слёз, что вызывало едкое облако.

Сколько ему мучаться? Сколько ждать, пока он не потеряет последнюю нить, связывающую его с жизнью? Он не хотел умирать, но больше всего, не хотел умирать долго и медленно. Не хотел умирать в агонии. В тот момент он понял, что, пожалуй, это самая страшная смерть.

Тепло от пламени начало высушивать кожу, вызывая сильную боль. Кэйлан чувствовал, как постепенно верхний слой кожи его ног начинал обугливаться и лопаться, образуя трещины. В его голове он уже видел, как обезображенный до неузнаваемости мальчик, в черной изглоданной пламенем чешуе, без сознания повис на столбе. В его мыслях он также явно видел своих отца и мать, что наблюдали издали, как сын заживо сгорает, мучаясь в агонии невыносимой боли. И крики его подобно музыкальной сонате смерти раздаются по пустому пространству, заглушая звуки природы.

Над головой прогремел рокочущий звук грома. Кэйлан подумал, что это божественный трибунал приговорил его к смерти, оповещая о своём согласии со сторонником Всевышнего императором Эгоном. Ветер поднялся с земли, хлестко ударяя по лицу. Листва, травинки и даже мелкие камушки стали подниматься ввысь, создавая воронку. Молния ослепляющей полосой света разрезала небо надвое. Но дождь не начинался, словно не желая прерывать бушующий танец пламени.

В раскатах грома послышался властный голос.

– Как смели вы трогать то, что принадлежит мне?

Люди в капюшонах заозирались по сторонам, в надежде найти откуда раздался этот поглощающий пространство голос. Пятеро сбились в одну кучу, оголяя мечи и направляя в разные стороны. Но опасность опускалась на них с другой стороны.

Над головами разверзся ослепляющий свет, а затем из него медленно выплыла фигура. Опускаясь с неба, подобно святому лику, в воздухе повисла женщина. В руках у неё сверкали молнии, глаза горели ярким изумрудным светом. Кэйлан поднял взор на женщину. Он ошеломленно наблюдал за той, что смахнула пламя под ним одним движением руки, ослабляя боль. Верёвки медленно спустились с туловища и Кэйлан осел на ещё горячей земле, зачарованно смотря на своё спасение.

Чёрные волосы струились на ветру, тёмные одеяния танцевали с порывами воздуха, оголяя ноги. Женщина подняла руки вверх, создавая зелёные вспышки над головами людей, а затем, осуждающе взглянув на тех, что подвергли Кэйлана страданиям, она обрушила на их головы грозовые небеса. Молнии пронзали всех, кто столпился снизу, догоняли тех, кто пытался сбежать. Поглощая тела, электричество проходило сквозь, отчего люди валились наземь, а снизу, возникшие из земли когтистые лапы обхватывали их тела, вжимая в твердь, ломая кости и выдавливая из глаз, носа и перекосившихся ртов внутренности. Кэйлан вздрогнул, когда пронзенный разрядом мужчина упал рядом. Его тут же подхватила уродливая рука, сотканная из мрака, обернула свои пальцы вокруг его головы, что с хрустом ломалась в ладони, словно яйцо. Его рука приземлилась подле парня, будто перед смертью тот просил о помощи. Но никто из них не успел издать и звука, молчаливо принимая свою кару. Кэйлан не знал, кому принадлежит резкий запах горящей плоти – ему или раскиданным рядом мертвецам.

Когда в живых остался лишь он и мужчина с праведным взглядом и безобразными шрамами, женщина плавно спустилась вниз. Её ноги не касались земли, она продолжала парить в воздухе, приближаясь к выжившему палачу.

– Ты будешь жить, – ядовитым голосом произнесла она. – Ты поведаешь всем о том, как ведьма спасла наследника Циона, а затем пощадила тебя. Ты скажешь это всем, кого встретишь на пути, а затем доложишь императору лично. Пусть все знают, что свержение Эгона избавит от греха, что успели вы взять на свои потерянные души.

Мужчина кивал трясущейся головой, что-то бессвязно бормотал искривленными губами, а затем вскочил и пронесся к лошадям. Перед тем, как трусливо сбежать, он взглянул на сидящего на земле Кэйлана и произнес:

– Да здравствует император.

Когда Кэйлан остался один на один со своим спасителем, он не рассыпался в благодарностях, как ожидала этого женщина, а лишь испуганно отполз в сторону, туда, где с него сняли его оружие. Парень схватился за меч, но не обнажил лезвие. Лишь прижал к груди, словно желая умереть с тем, что ему дорого.

– Ваше императорское высочество, – с воодушевлением в голосе произнесла она, спустившись на землю. – Я пришла за вами.

Схватив мальчика за руку, женщина подняла его с земли и открыла зияющую дыру в воздухе. Оттуда Кэйлан расслышал звуки живой природы, шум водопада, крики ночных птиц и шум ветра. Его носа коснулся запах свежести и полевых цветов.

Взглянув на женщину, он тяжело сглотнул, не осознавая, что ждёт его в будущем. Она вошла в портал, поддерживая парня, и место, где Кэйлану предстояло умереть, сомкнулось за их спинами. Они оказались у высокой скалы, с которой обрушивался поток воды. Камни, по которым спускалось течение, были украшены разросшимся мхом. Деревья высоким забором ограждали поляну, сомкнувшись по кругу. Прозрачное озеро с покоящимися на водной глади кувшинами розовых цветов переливалось в сиянии ночного светила.

Женщина отпустила парня и тяжело упала на колени, уткнувшись руками в ярко-зелёную траву. Кэйлан, всё ещё ощущая рвущую на части боль, приземлился следом. Затем, тяжело дыша, подполз к своей спасительнице.

– Что с вами? – спросил парень, аккуратно касаясь её плеча.

Женщина делала хриплые вдохи, сжимая в руках растения, словно от боли. Её плечи содрогались в тихих всхлипах. Он и сам был близок к тому, чтобы заплакать навзрыд. В душе образовывалась зудящая дыра, обида на этот мир и на всю несправедливость, что встречается ему на пути. Всё это было каким-то безумием, жуткой историей, какими делились пьяные мужики в тавернах.

– Твою мать, – ругнулся он, стиснув зубы от ощущений, которые накатили новой волной, и прижал вспотевший лоб к земле.

Кэйлан ощущал зудящие ожоги. Со страхом он опустил взгляд на свои ноги. Словно слившись воедино с кожей, лопнувшие сапоги приросли к ногам. Обувь украшали маленькие и побольше дыры, а оттуда было видно кроваво-красное полотно с выступившими на нём пузырями и струпьями. Парня затошнило, голова закружилась и на секунду он подумал, что потеряет сознание.

Женщина перевела взгляд на дрожащего парня и, протянув руку, опустила на него легкий охлаждающий ветерок, сопровождающийся зелёным свечением. Кэйлан ощутил холод, который ласково прошелся сначала по ногам, а затем и по всему телу. Жуткие ожоги медленно затянулись, пузыри исчезли, разгладились, а кожа приобрела знакомый парню вид. Даже мышцы, пульсирующие от боли, расслабились. Он ощутил себя полностью здоровым и полным сил. Рука женщины обессилено упала, а затем всё её тело завалилось на бок.

Кэйлан подскочил, перекладывая её на спину. Он думал, что она потеряла сознание, но оказавшись на спине, она посмотрела на него затуманенным взглядом. Улыбнувшись, она протянула руку и коснулась его головы, пригладив волосы.

– Боялась, что не успею.

– Кто вы? – задал вопрос парень, осматривая лицо с изящными чертами.

Бледная кожа контрастировала с тёмными бровями, такими же тёмными глазами и волосами. Она словно была соткана из белых и чёрных нитей. Бледные чувственные губы сложились в улыбку, когда она заметила, как он разглядывает её. Большие глаза игриво сузились, наблюдая за эмоциями на лице парня.

– Я твой давний друг и наставник, Кэйлан. Вряд ли ты помнишь меня, ведь виделись мы с тобой шестнадцать лет назад. Когда ты родился, я была первой, кто взял тебя на руки. Моё имя Марион. И я советница твоего покойного отца, императора Циона рон-ВалУр Контара.

Он покачал головой.

– Не может быть, – не осознав смысл сказанного, проговорил парень.

Они внимательно смотрели друг на друга. Марион – с ободрением и торжеством. Кэйлан – со страхом и непониманием.

– Не может быть, – повторил он, всё также нависая над расслабленной женщиной. – Мои родители простые крестьяне.

– Твои опекуны были простыми крестьянами. Я передала тебя им, после твоего рождения.

– Что? – такой простой вопрос, наполненный десятками разных чувств и сложных эмоций, сорвался с губ парня.

Кэйлан сел на траву, хватая себя за волосы. Голова раскалывалась на тысячи кусочков. Мысли бурлили внутри, в груди то поднимались, то опускались истеричные смешки.

– Это всё чушь. Околесица! Бессмыслица!

– Я понимаю какого тебе сейчас, Кэйлан. Но мы во всём разберемся вместе. Я обязательно расскажу тебе всё, но не сейчас.

– Почему же? – рассердился парень. – Вы спасли меня, за что я вам, конечно, благодарен, но я не понимаю зачем. Император, наследник, сын Циона. Что, вашу мать, здесь происходит?

– Тише, тише, – Марион приподнялась на локтях и выставила руку в примирительном жесте. – Давай так. Мы успокоимся и всё обсудим.

– Да не нужно меня успокаивать! Это всё ничто иное как морок. Либо я умер, либо это сон!

Женщина поднялась, устроилась на траве и пригладила волосы в нервном жесте. Она не знала, как общаться с взбунтовавшимся ребенком, никогда не понимала, как вообще стоит общаться с детьми. Собравшись с мыслями и глубоко вздохнув, Марион повернулась к парню лицом, стараясь сохранять самообладание.

– Ты бастард императора Циона, – она кивнула, наблюдая за изменениями на лице возбуждённого парня. – Твоя настоящая мать умерла после тяжёлых родов, которые я самолично принимала по просьбе императора.

Марион посмотрела мальчику в глаза, пытаясь уловить нотки осознания.

– Нет! – раздражённо прикрикнул он. – Чёрт возьми, нет! Этого не может быть, вы просто ошиблись.

– Я забрала тебя из столицы и нашла тех, кто смог бы о тебе позаботиться и вырастить как своего. Твои опекуны поклялись кровью что будут любить тебя как собственное дитя.

Кэйлан уперся взглядом в землю, вспоминая свою жизнь в родительском доме и лица тех, кого считал родными. Мама и папа, держащиеся за руки, во время ужина с сыном. Наливные яблоки в глубокой деревянной миске. Лай сторожевого пса на улочке возле дома.