Импрессионисты. Загадка тени
В настоящем издании в качестве иллюстрированных цитат к текстовому материалу используются фоторепродукции произведений искусства, находящихся в общественном достоянии
© А.И. Таиров, текст, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Эдгар Дега
Живописец ускользающего мгновения
У многих складывается весьма пристрастное отношение к Дега с момента знакомства с его творчеством, в котором он воплощал в изысканной, опосредованной форме свои тонкие наблюдения. Кстати, когда впервые знакомишься с работами Дега, еще не видя его портрета, представляешь художника как солидного господина в цилиндре – важного, видного. И только потом узнаешь, что он был совсем иным.
Друзья называли его «самым остроумным художником с самым скверным характером». Так что первое впечатление о художнике не подтверждается в дальнейшем, когда изучаешь его творчество. Это лишнее свидетельство того, что действительность не такова, какой нам кажется, и мы часто в своих представлениях заблуждаемся в восприятии того или иного явления.
Илер-Жермен-Эдгару де Га повезло с рождением: он родился в семье банкира. И фамилия его читалась раздельно – де Га, как было принято в семьях аристократов. В этом крылась претензия на принадлежность к высшему свету. На самом деле род не отличался знатностью. И это становится вполне понятным, учитывая одно из распространенных свойств человеческой натуры – тщеславие. Эдгар с его тонкой интуицией, видимо, с детства чувствовал это несоответствие, поэтому, когда повзрослел, стал писать свою фамилию слитно – Дега. И в дальнейшем эта щепетильность нашла своё отражение в его оценке поведения людей, с которыми он сталкивался по жизни.
К слову сказать, его волновала сама жизнь во всех ее проявлениях, даже самых мельчайших. Например, его интересовало, как идет дым от сигареты изо рта и из носа и чем он отличается от того дыма, который идет от печи и паровоза. Его привлекал вид простой кружки или другой обыкновенной вещи. Ему было любопытно, как живут простые люди, чем они дышат, как они двигаются и выглядят в тот или иной момент. Он старался подчеркнуть важность любой, даже мало-мальски обыденной вещи. У многих несведущих зрителей возникает порой впечатление, что мастер старательно наблюдал, подсматривая нужные движения, и тут же запечатлевал их на бумаге. Отнюдь, он их просто запоминал! Ему была свойственна одна особенность, которая не очень часто встречается у художников.
Она заключалась в следующем: наблюдать, не рисуя, рисовать, не наблюдая (и, действительно, это можно считать достаточно не-обычным для художника). Ведь основная масса художников, как правило, накапливают материал, постоянно делая зарисовки в блокнотах, с которым не расстаются. Например, Микеланджело и Рубенс постоянно делали много набросков, посещая места скопления людей: базары, стройки, которые становились богатым источником впечатлений, где ими подмечались разнообразные типажи, неожиданные ракурсы и характерные движения. Дега постоянно наблюдал, запоминая все, благодаря своей исключительной зрительной памяти. И, уже вернувшись в мастерскую, воспроизводил увиденное. Сложно представить, что его впечатляющие картины, где изображены выразительные, экспрессивные движения персонажей, он воспроизводил по памяти! Удивительным является тот факт, что Дега не любил пленэров. Он считал, что живопись – не спорт, чтобы заниматься ею на свежем воздухе, объясняя при этом эту особенность своего творчества словами: «Мое искусство менее всего непосредственно». Ощущение легкости и непринужденности исполнения сюжетов, которое возникает при знакомстве с его работами, обманчиво. Дега тщательно обдумывал свои полотна, создавая множество вариантов, прежде чем прийти к окончательному результату.
Он был рассудительным, застенчивым и закрытым человеком. Его сестра объясняла его скромность тем, что Эдгар был очень требовательным к себе. И в самом деле, почти все свои картины он старался довести до совершенства. Этому способствовало еще и то, что он родился в богатой семье, и это избавляло его от необходимости продажи своих полотен. Он держал картины в мастерской, время от времени дорабатывая их.
В этом стремлении к совершенству Эдгар был достаточно последовательным, хоть и не прямым, учеником Энгра, мастерство которого, кроме всего прочего, отличалось отточенностью и изяществом рисунка. Именно Энгру принадлежат слова: «Главное – это не рисунок, а точно сделанный и потом закрашенный контур». В этом смысле они расходились с Делакруа, который считал, что главное в картине, образно выражаясь, цвет и пятно, а отнюдь не линия. Поэтому так отличается друг от друга их манера письма. Возможно, кому-то живопись Энгра местами покажется перегруженной, содержащей в себе несколько лишнюю искусственность и налет манерности. Однако, невзирая на это, Энгр, конечно, был великим художником, который в свое время и сам был новатором. Это вполне согласуется с той закономерностью, что новое поколение, сменяющее предыдущее, во многом становится ниспровергателем идей своих предшественников. Иными словами, и Энгр тоже в свое время в известной степени был антагонистом предшествующему поколению мастеров. Стоит заметить, что для Дега он всегда оставался кумиром.
В школу изящных искусств Эдгара определил отец. Он преследовал две цели. Во-первых, чтобы сын обучился рисованию, а во-вторых, чтобы он стал вхож в круг той части аристократии Парижа, которая стала увлекаться живописью, в том числе коллекционированием произведений искусства. К этому времени вернисажи стали одним из вошедших в моду поводом для встреч бомонда. Состоятельные люди собирались в художественных салонах, на выставках картин, чтобы на фоне живописных произведений обсуждать свои текущие дела. Естественно, в подобной неформальной, располагающей обстановке происходило общение с гораздо большей доверительностью и, соответственно, большим успехом. Отец полагал, что сын, став художником, и устраивая выставки, позволит ему расширить круг полезных знакомств, что, как следствие, будет способствовать решению деловых вопросов.
Непосредственным учителем Дега стал Луи Ламот, один из лучших учеников Энгра. С учителем Эдгару повезло. Что же касается Энгра, несмотря на то, что он был блестящим художником, преподавателем оказался никудышным. Из его мастерской не вышло ни одного известного художника, (возможно, причиной тому был его деспотический характер, и отсутствие педагогического дара). Тем не менее Ламот, пожалуй, был единственным, кто сумел получить у Энгра необходимые навыки и опыт, что позволило ему стать более-менее успешным художником и опытным педагогом.
Когда позже, уже в 75-летнем возрасте, Энгр встретился с Дега, он поделился своими основными секретами: «линия – главное», «рисунок определяет все», «ты должен рисовать и рисовать», «надо копировать великих». Впоследствии Дега последовательно соблюдал все заветы мастера. Эдгар был столь блестящим рисовальщиком, что в этом с ним мало кто мог сравниться. Его работы служат тому подтверждением. Как следствие, и Дега стал виртуозом рисунка. Обладая цепкой памятью, он умел воспроизводить в острых, характерных, необычных ракурсах выразительные и эффектные движения героев в своих живописных произведениях.
При этом следует отметить, что он изображал скорее внешнюю сторону жизни, не углубляясь в выявление характера персонажей. Однако порой как раз форма таит в себе внутреннюю сущность объекта. Почему-то вспоминается расхожее, часто употребляемое «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» – это тот случай, когда мы по выразительности формы оказываемся способными понять внутреннее содержание объекта, используя исключительно зрительное впечатление.
Для работ Дега характерно, что значительная часть сюжетов его картин в основе своей содержат движение, ибо как раз в движении форма проявляет свои свойства и обретает большую выразительность. Ранее уже упоминалось, что выразительная форма в известной мере может выявлять внутреннее содержание. И действительно, часто через изучение формы мы можем определить многие важные особенности того, что изображено на картине. Для опытного глаза достаточно увидеть один раз, чтобы примерно выстроить некие, хотя и не всегда бесспорные, суждения о субъекте. Тренированный глаз может увидеть многое – как раз именно такой был у Дега. Возможно, развитию этого качества способствовал его учитель Ламот. Правда, надо сказать, что проучился у него Эдгар всего год, в силу того что внезапно возникшая необходимость навестить родственников по отцовской линии побудила его уехать в Италию. Во время этой поездки он сумел посетить Рим, Флоренцию, Неаполь. Почти год он изучал и копировал великих мастеров: Микеланджело, Леонардо да Винчи. Но особенно впечатлили его Андреа Мантенья и Паоло Веронезе.
Он копировал больше всего их работы. Обогащенный опытом и впечатлениями, полученными в Италии, Дега определил для себя некую программу действий на будущее. К слову сказать, эта проблема возникает почти у любого, кто находится в начале своего творческого пути. Стоит заметить, что в Европе в то время, согласно классическим традициям, писали картины преимущественно на три темы: библейские, мифологические и исторические. И Франция не была исключением.
В качестве основы для своих сюжетов Дега поначалу выбирал исторические темы. В этом он ориентировался на Адольфа Менцеля, который был для него одним из примеров. Но уже тогда в его работах проскальзывали технические приемы, связанные с импрессионизмом. Это позволяет предположить, что основы импрессионизма в его работах были заложены достаточно давно. Подобно тому, как и у испанских художников Веласкеса и Эль Греко, в манере которых явственно ощущались импрессионистские приемы, связанные с особенностями техники. Особенно ярко это проявлялось у Эль Греко и было одной из причин, вызывавших критику у его современников. Признаки импрессионизма проявились в этюдах Веласкеса, созданных на вилле Медичи, во время его пребывания в Италии. Так или иначе, копируя великих, Дега вобрал в себя все то лучшее, что мог почерпнуть из их работ.
Вернувшись из Италии, Эдгар стал вдохновенно воплощать на практике приобретенные навыки. Хотя справедливости ради стоит вспомнить, что он еще раньше, в 18-летнем возрасте копировал работы великих художников, в том числе Рафаэля, получив разрешение от директора Лувра. Копируя произведения великих художников, он добился значительных результатов. Это нашло отражение в одном забавном эпизоде, который произошел позднее. С друзьями-импрессионистами он поспорил о том, что сможет скопировать работу Коро за сутки так, чтобы она не отличалась от оригинала. И за ночь Дега это сделал! Наутро он принес им две работы – и представьте себе, его друзья не смогли отличить подделку. В качестве оригинала они указали на его работу!
Конечно, небезынтересно, как у Эдгара выстраивались отношения с женщинами, принимая во внимание, что его творчество просто изобилует изображениями дам. Многие художники, в том числе Ренуар и Мане (да и не только они), не стеснялись превращать своих моделей в любовниц. Однако Дега в отличие от них в этом замечен не был, по словам его сестры, он был скромником. Его ближайший друг Мане называл эту его особенность отсутствием естественности: «Он не только не может признаться в том, что любит женщину, но даже не в состоянии пойти на нечто большее». Интимная жизнь Дега была очень закрытой, и прямых свидетельств каких-то близких отношениях его с кем-либо не сохранилось. Хотя его любимая модель Сюзанна Валадон, с которой ему приписывалась интимная связь, позднее признавалась, что мастер говорил ей массу комплиментов, но дальше этого дело не шло. Он хвалил ее кожу, глаза, ее тело. Его внимание ограничивалось лишь любезностями.
Но это ничуть не мешало ему изображать преимущественно женщин. Чего стоит только «Купальщицы»! Остается гадать, насколько у Эдгара на самом деле отношение к женщинам было платоническим, окрашенным всего лишь элементом любования. Он сам признавался: «Я рисую так, я работаю так, и я хочу выполнять портреты или образ женщины так, чтобы возникало ощущение, что я подсмотрел в замочную скважину». И в самом деле, когда перед нами серия «Купальщицы», то возникает ощущение, что так оно и есть, потому что он пишет их непринужденно и весьма необычно с точки зрения классических традиций изображения нагого женского тела.
Так или иначе, с женщинами его связывали весьма своеобразные отношения. Что, возможно, позволило ему изображать их в самых неожиданных состояниях и ракурсах. Дело в том, что, как подчеркивал сам Дега, в классическом искусстве у художника модель всегда занимает несколько неестественное положение во время позирования. Живописец выбирает ей нужное место, определенную позу, в результате модель чаще всего выглядит несколько картинно. Достаточно вспомнить бесконечную серию обнаженных натурщиц, с которых писали Венеру или других персонажей мифологических сюжетов. В результате они неизбежно изображены с долей нарочитости. Даже когда Рафаэль писал свою Галатею, или Энгр своих обнаженных одалисок, или Жером со своей целой серией обнаженных натур – все равно они выглядели несколько манерно и, в силу этого, в чем-то даже искусственно. Видимо, в стремлении изобразить модель с наилучшей, наиболее выгодной стороны художники стремились демонстративно подать женщину эффектно, только с наиболее выразительного ракурса.
Что касается Дега, и это привлекает внимание, в его трактовке сюжетов присутствует фактор непосредственности и как бы неожиданности. Каждому приходилось сталкиваться со случайной ситуацией, когда сознание как бы выхватывает и фиксирует какую-то картинку из подсмотренных моментов, где человек, не догадываясь, что на него кто-то смотрит, ведет себя естественным образом. В такие минуты невольно у наблюдателя возникает волна эстетического отклика при виде изящества движений, чарующей пластики человеческого тела. Когда вдруг в каком-то естественном порыве человек потягивается, снимает одежду, поправляет прическу, в общем, совершает какое-то естественное движение. Подобные впечатления производит созерцание движений животных. Эффект усиливается, когда это касается обнаженных или полуобнаженных тел, которые нам доводится видеть, например, на пляже или на соревнованиях, особенно по спортивной или художественной гимнастике и фигурному катанию. В таких случаях невольно возникает впечатление, что гибкость человеческого тела не имеет пределов во множественности вариаций, которые внезапно возникают перед взором. Думается, что подобная «коллекция» впечатлений есть у многих.