Просто беги. Как бег спас мне жизнь

© Isabella Mackie 2018

Translated under licence from HarperCollins Publishers Ltd.

© grmarc, Freepik.com, изображения

© Перевод, оформление, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2024

Белла Маки писала для Guardian, Vogue и Vice. «Просто беги» – ее первая книга.

Отзывы о книге «Просто беги»

Своевременная и написанная доступным языком книга… свежий и неординарный взгляд на то, каково это – справляться с проблемами своего психического здоровья.

Журнал Grazia

Книга, полная настоящей надежды и действительно вдохновляющая.

Журнал Stylist

Блестящее любовное письмо Беллы к бегу превращается в необычайно смелый и откровенный рассказ о ее борьбе с тревожностью. Это важная книга, в которой бег представлен как простое, но эффективное противоядие от тревог мира.

Джо Лайсетт

Проницательный взгляд на то, каково это – бороться за свое психическое здоровье, с радостью отмечая тот факт, что простого ежедневного бега может быть достаточно для изменения собственной жизни. Идеальная книга, где все изложено просто и понятно, обязательно поднимет вам настроение.

Александра Хеминсли, автор книги «Беги как девчонка» (Running Like a Girl)

Искренняя и позитивная ода странному, чудесному обаянию пары старых кроссовок, плотно облегающему полиэстеру, дождливой, продуваемой ветром дороге, а также покою и ясности, которые дает бег. Всем бегунам понравится эта книга.

Дэрмот О’Лири

Я не знаю, выйду ли я когда-нибудь на пробежку, но эта книга – вдохновляющее начало года.

Найджелла Лоусон

«Просто беги» послужит утешением и вдохновением для очень многих. Эта добрая и честная книга заставит вас надеть наконец кроссовки и выйти на улицу. Она также – и это очень важно – поможет вам понять, что переживают люди, страдающие тревожностью.

Линн Энрайт

Посвящается Джордж,

которая была храбрее всех, кого я когда-либо встречала, и которой я многим обязана

1 км

Все ужасно

Сегодня я бежала три минуты. В темноте, медленно и с передышками. Это на три минуты больше, чем я когда-либо бегала в своей жизни. Я запыхалась, у меня колет в боку, но чувствую себя в целом неплохо. Для первой попытки вполне достаточно. Теперь я могу вернуться домой и поплакать. Или выпить немного вина.

Когда я лежала на полу в гостиной, видя только ноги моего мужа, который спешно удалялся в сторону входной двери, у меня уже были мысли о том, что произойдет потом. После того как брак распадается, возникает невыносимая печаль, чувство подавленности, в голове множатся неловкие вопросы. Все это мне пришлось испытать. В тот момент я смотрела на ковер, а мой разум устремился вперед, расплывчато рисуя надвигающееся будущее. Я даже начала представлять, как буду ежедневно страдать в четыре часа утра еще несколько недель.

Теперь я точно знаю, что ощущение разбитого сердца может быть удивительно коротким. Это не всегда то затянувшееся состояние, каким многие из нас представляют его себе, когда любовь и комфорт медленно разваливаются с годами на кусочки, пока не исчезают вовсе. Иногда такое происходит в мгновение ока, застает вас врасплох, не оставляет времени подготовиться. Кто-то стоит напротив, смотрит прямо в ваши глаза и говорит, что уходит, что больше не любит вас, что нашел кого-то другого, что вас недостаточно… и вы думаете: «Кажется, я сейчас умру. Где взять столько сил, чтобы пройти через это…» Что-то внутри вас надорвалось, и вы можете только лечь на пол и ждать, когда вас пригласят пройти по неизбежному туннелю к свету.

Все это очень тягостно, как и большинство расставаний. Однажды в ресторане рядом со мной сидели супруги, они больше часа ели в полной тишине. Когда принесли кофе, муж что-то прошептал жене, а она шепнула ему в ответ: «Дело не в кофе, а в последних двадцати пяти годах». Подобное медленное разрушение отношений выглядит ужасающе. Но когда вам неожиданно сообщают о том, что нужно расстаться, то момент удара ощущается почти физически. Правда, несмотря на шок, это, как ни странно, самая легкая часть. Потому что рано или поздно приходит понимание: вы от этого не умрете. И даже нет возможности слишком долго пялиться на ковер, потому что вам нужно забрать детей из школы, или выгулять собаку, или пойти на работу, наконец, просто посетить туалет. Ваша боль не выдерживает конкуренции с обыденными требованиями повседневности. И после этого неприятного осознания перед вами совершенно ясно предстает будущее, в котором вы уже худо-бедно пережили этот момент. Но ведь к этому идти так долго… Разбить сердце – быстро. А вот выкарабкиваться из-под придавившей вас ситуации, кажется, можно бесконечно, и иногда вы отказываетесь даже пытаться что-то предпринимать.

Еще лежа на полу, я знала, что вскоре мне придется встать. Даже понимала, что если смогу преодолеть трудности, то в конце концов все может как-то наладиться. Но было кое-что еще. В отличие от большинства взрослых, я не умела справляться со многими ситуациями.

Разного рода чувства и эмоции одолевают нас задолго до того, как мы начинаем разбираться в своих ощущениях. Младенцы смеются, плачут и сердятся, но не могут сказать почему. По мере взросления мы разрабатываем методы, необходимые, чтобы справляться со стрессовыми или травмирующими событиями. В подростковом возрасте мы часто пребываем в состоянии разочарования и растерянности, но проходит время – и у нас формируется представление о самих себе, мы учимся лучше осознавать свои эмоциональные переживания и как-то справляться с ними. Мы берем эти приобретенные умения с собой во взрослую жизнь, где совершенствуем их и растем над собой, развивая более четкое понимание того, как преодолевать препятствия. По крайней мере, большинство людей так делают. Но вплоть до того момента, когда я обнаружила себя лежащей на полу, я всю жизнь убегала от своих проблем. Даже будучи ребенком, я позволяла возникающим у меня тревогам разрастаться, не желая взять все под контроль и не позволяя своим сильным качествам раскрыться и доминировать в моей жизни. Проблемы с психическим здоровьем замедлили мой собственный рост. Я была слишком напугана, чтобы принимать вызовы, и не пыталась хоть как-то контролировать происходящее, чтобы предотвратить любую возможную травму. Просто бросала все, когда становилось тяжело, отказывалась от возможностей, которые могли бы подтолкнуть меня или дать мне независимость. Я была ребенком.

С юных лет я привыкла прятать голову в песок и использовать магическое мышление, чтобы отгонять плохое. Вместо того чтобы признать свою слабость, я придумывала способы справиться с тревогами и иррациональными мыслями, но ни один из них не был успешным. Я плевала три раза через левое плечо, если у меня возникала пугающая идея, или сильно моргала, чтобы прогнать ее. Избегала определенных цифр, букв, цветов, песен и мест. Это были попытки пойти на компромисс со своим мозгом в надежде, что плохие мысли уйдут, если я просто буду жестко придерживаться своих детских механизмов. Однако все оказывалось бессмысленным, в результате мое беспокойство росло как на дрожжах. Имевшиеся в моем арсенале методы преодоления трудностей были ложными друзьями, и, как следствие, я страдала агорафобией, склонностью к паническим атакам, навязчивым мыслям, истерии и депрессии. К тому времени, когда от меня ушел муж, я уже пережила годы такого состояния. Я буквально не могла самостоятельно дойти до супермаркета, не говоря уже о том, чтобы оправиться от травмы, нанесенной расставанием такого масштаба. Я знала, что мне нужно встать, но не представляла, что делать дальше. Все во мне было пронизано страхом.

Тревожность – скользкая, подлая штука. Это болезнь, которая проявляется столькими различными способами, что ее часто не диагностируют до тех пор, пока страдалец не впадет в полное отчаяние. Вас могут годами настигать приступы паники, которые вы даже не распознаете как панические атаки. Вы можете предположить, что вам серьезно нездоровится, что у вас инсульт или сердечный приступ (как это случилось со мной в возрасте восемнадцати лет в ночном клубе, к большому веселью моих пьяных друзей), или с патологической одержимостью постоянно измерять кровяное давление. Возможно, вам так стыдно за свои навязчивые мысли, что вы никогда не осмелитесь никому довериться, не говоря уже о том, чтобы позволить себе думать, что у вас проявляются признаки обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР). Вместо того чтобы бороться с ужасными образами и идеями, всплывающими у вас в голове, признав, что это всего лишь мысли, которые не могут причинить вам вреда, вы можете потратить годы, пытаясь нейтрализовать их и заставить исчезнуть. Все это может вызвать у вас сильную депрессию, как будто вам без того не с чем сражаться. Мысли заставляли меня истерически плакать и часами оставаться в постели. Спать целые дни напролет. Смотреть телевизор больше, чем должен или хотел бы счастливый человек. Потерять всякую надежду в слишком юном возрасте.

К тому времени, когда эти состояния достигают такой стадии, человек с тревожным расстройством, скорее всего, успевает выработать собственные механизмы борьбы с пугающими мыслями и ощущениями. Эти навыки справляться с трудностями будут жесткими, и их будет трудно оспорить, не говоря уже о том, чтобы изменить. Почти ничего из этого не принесет пользы в долгосрочной перспективе. Чаще всего такие механизмы дают мгновенное облегчение, но в конечном счете приводят к еще большей тревожности.

Что касается меня, то моя тактика заключалась в том, чтобы никогда не возвращаться в место, где у меня была паническая атака. Разумный план, думала я, нацелен на то, чтобы избежать повторения такой же ужасной ситуации. В итоге я установила невидимый кордон вокруг большей части Лондона, включая главную улицу в моем районе, парк и большинство магазинов. Позже эта область расширилась, включив самолеты, лифты, автострады, все, что находится слишком далеко от больницы, и метро. Немедленное утешение, которое я получила, было обманчивым, поскольку я быстро оказалась в ловушке: не могла пойти туда, где мой разум видел «небезопасное» место. Хотя теперь мне ясно, что я пребывала во власти тревожности в течение многих лет, я настолько привыкла к своим примитивным методам, что не обращалась за помощью до тех пор, пока эта тактика не захватила меня, как тиски, и я не зашла в тупик.

Если когда-либо и был триггер, заставляющий вас попытаться что-то изменить, так это шок от того, что ваш брак развалился, не просуществовав и года. Люди, которые разводятся в Великобритании, обычно держатся около одиннадцати с половиной лет, прежде чем выдернуть вилку из розетки. Поэтому нарушить свои клятвы так эффектно казалось настоящим подвигом. Если бы брак продлился немного дольше, это могло бы быть воспринято как печальное, неизбежное событие или списано на то, что «молодые люди больше ни к чему не привязываются». Но восемь месяцев… Было бы неразумно после этого хоть немного не подвергнуть сомнению свою жизнь.

Даже без дополнительных неудобств, связанных с распадом брака, я знала, что достигла критической точки. Я очень долго избегала всего, что казалось мне пугающим, и мой мир сузился до такой степени, что я уже задыхалась. Несмотря на мое дико иррациональное мышление, привычку все тщательно контролировать и всяческие меры предосторожности, случилось худшее. Рамки, которые я выстраивала для себя с детства, не защищали меня от вреда или унижения. Более того, они в значительной степени даже способствовали этому.

Когда мой муж ушел, я провела несколько дней в слезах и пьянстве, после чего моя сестра насильно подняла меня из положения эмбриона, которое я приняла на полу. Простите, что не привожу здесь никаких подробностей, – я ничего не помню об этом периоде. Я благодарна своему мозгу, это один из немногих случаев, когда он сослужил мне хорошую службу. Должно быть, были разговоры, сон и еда, но в моей памяти остался только целый сезон «Игры престолов» и то, как моя сестра злилась, что я смотрела его в состоянии запоя и без нее.

Я взяла отгул на один день, а затем вернулась в офис, попеременно плача в туалете (мой муж работал в той же компании, это было забавно) и молча сидя за столом, слушая волыночную музыку в наушниках в странной попытке взять себя в руки всякий раз, когда он проходил мимо. Кстати, это оказалось на удивление эффективно, и я бы порекомендовала это всем, кому нужно чувствовать себя сильным. Начните с «Паренька с шотландских гор» (Highland Laddie).

Я была как бы в мертвой точке, осознавая, что мне приходится переживать эти болезненные и трудные эмоции, но также беспокоилась, что, возможно, никогда не почувствую себя действительно лучше. Жизнь продолжается вокруг вас независимо от того, насколько сильно разрушен ваш собственный мир. Я видела, как в поле зрения появляется нормальность, но я ее не хотела. Я вернулась на работу и подозревала, что через несколько месяцев, возможно, переживу этот разрыв, но все еще буду заперта в своем маленьком пространстве, где тревога и депрессия – мои единственные настоящие друзья.

Легко вести себя так, будто ничего не случилось, даже если у вас психическое заболевание и вы чувствуете, что оно вот-вот вас поглотит. Даже в самые тяжелые времена я хорошо справлялась со своей работой, отпускала шутки, выходила на улицу ровно настолько, чтобы меня не считали отшельницей. Многие люди становятся экспертами в этом, обманывая даже самих себя. Наверное, я могла бы продолжать в том же духе вечно, прожить полжизни, притворяясь, что меня это устраивает. Но что-то сломалось, и я перестала так себя вести. Я делала это так долго, что такое поведение стало утомительным.

Меня словно разоблачили, как мошенника: трусливый ребенок, притворяющийся взрослым. Джоан Роулинг говорит, что дно стало фундаментом, на котором она построила свою жизнь: поскольку хуже быть уже не могло, ей некуда было двигаться, кроме как вверх [1]. Раз уж это сказала она, я могу простить ей это клише и даже неохотно признать, что она права. В случае с Роулинг она начала создавать волшебный мир, который помог ей стать одной из богатейших женщин в мире. В моем случае каменное дно подтолкнуло меня выйти на пробежку.

Через неделю моей новой свободной жизни мне пришла в голову идея бегать. В романе «Над пропастью во ржи» есть момент, когда Холден Колфилд бежит по школьному стадиону и объясняет это словами: «Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так» [2]. Может быть, мне надоело чувствовать себя такой чертовски несчастной. Или, возможно, я уже знала, что должна попробовать сделать что-то по-другому. Но в тот день мне просто захотелось бежать.

Я до сих пор не знаю, почему выбрала именно этот инструмент в разгар страданий. Никогда раньше в своей жизни я не занималась спортом. Всегда сдерживала потребность бежать – от своего разума, от негативных мыслей, от забот, которые накапливались и отвердевали слой за слоем, пока не стали слишком сильными, чтобы от них можно было избавиться. Возможно, внезапное желание заняться бегом было физическим проявлением стремления сбежать от моего собственного мозга. Наверное, я просто хотела сделать это по-настоящему.

К тому же мне не терпелось избавиться от стереотипа о расставании, связанного с поеданием мороженого, – я всегда хотела, чтобы проблема побыстрее разрешилась, чтобы плохие предчувствия и сердечная боль поскорее прошли. В конце концов, расставание – это хорошее время, чтобы попробовать что-то новое. У меня было дополнительное преимущество: я также хотела освободиться от своих жизненных страхов, и я действительно чувствовала, что время для этого пришло. Мне было почти тридцать, и я пребывала в ужасе от того, что воспользуюсь разрывом отношений как еще одним предлогом для отступления, еще больше замкнусь в себе, начну бояться самой жизни.

Я ни в коем случае не могла бегать на стадионе. Я была слишком напугана, чтобы пойти в супермаркет, – какие уж тут грандиозные идеи. Не было такого кульминационного момента, как в кино, когда я рассекала прерии или мчалась под ливнем. На самом деле я не понимала, что делаю, и у меня мелькнула мысль, не начинаю ли я на самом деле бредить. Мне казалось очень странным, что у меня появилось желание это сделать, и все же, даже споря сама с собой, я взяла ключи и зашнуровала кроссовки.

Надев старые леггинсы и футболку, я направилась в темный переулок в тридцати секундах ходьбы от своей квартиры. Это соответствовало двум важным критериям: достаточно близко к безопасному дому и достаточно тихо, чтобы никто не смеялся надо мной. Я чувствовала себя нелепо, и мне было немного стыдно – как будто я делала что-то извращенное, чего не следовало видеть другим. К счастью, единственным живым существом была кошка, которая презрительно смотрела на меня, пока я набиралась сил, чтобы пошевелиться. Я была благодарна кошке за то, что она немедленно исчезла; любой намек на приближающегося человека заставил бы меня мгновенно остановиться. Этот вид наказания был слишком грубым, чтобы его могли увидеть посторонние.

Надев наушники, я поискала подходящую музыку и остановилась на песне под названием She Fucking Hates Me группы Puddle of Mudd. Не в моем обычном вкусе, но тексты были достаточно злыми, и я не хотела ничего, что могло бы заставить меня плакать (меня заставляло плакать почти все). Песня длится три минуты и тридцать одну секунду, а строчка «she fucking hates me» («она чертовски ненавидит меня») звучит столько раз, сколько вы можете себе представить. Я думаю, что пробежала тридцать секунд, прежде чем мне пришлось остановиться: икры ныли, а легкие горели. Но песня взбудоражила меня, произошел выброс адреналина, и поэтому я отдохнула минутку, а затем снова начала. Мне каким-то образом удалось успевать за кричащим певцом, произнося слова одними губами, я скорчила гримасу и неуклюже побрела вниз по тропинке. Продержалась невероятные три минуты (почти всю песню!), прежде чем сдалась и пошла домой. Почувствовала ли я себя лучше? Нет. Понравилось ли мне? Тоже нет, но я не плакала примерно пятнадцать минут, и этого мне было достаточно.

К моему удивлению, я не остановилась на этом. Я хотела продолжать, пусть все выглядело довольно мрачно, но что-то во мне пересилило все мои внутренние оправдания. Назавтра я вернулась в тот же переулок. И на следующий день после этого. На самом деле все эти первые несколько попыток были жалкими. Какие-то секунды, жалкое шарканье ног. Подожди. Давай опять. Замри, если человек вышел из тени. Чувствуешь себя нелепо? Все равно продолжай. Всегда в темноте, всегда втайне, как будто я каким-то образом преступала границы дозволенного.

Я не знала, что делаю и чего хочу добиться с помощью этих пробежек. В результате в последующие недели я стала весьма амбициозна и сталкивалась с частыми катастрофами, хоть и незначительными. Я заработала шинсплинт, и это было чертовски больно. Я бежала слишком быстро и была вынуждена остановиться, после того как начала бесконтрольно хрипеть. Попыталась подняться на холм, но мне пришлось признать поражение и сесть в автобус, когда стало ясно, что холм меня одолел; у меня случился приступ паники в темной части местного парка, когда я не засекла время захода солнца и поняла, что совсем одна. Я упала и заплакала, как ребенок. Бег казался мне языком, на котором я не умею говорить, причем не только потому, что я совершенно не в форме: просто, на мой взгляд, этим занимались только счастливые, здоровые, жизнерадостные люди, а не курильщики-невротики, которые всего боятся.

На протяжении всей моей жизни, если у меня не получалось что-то хорошо с первой попытки, я почти сразу же сдавалась. Мне было ясно, что я плохо бегаю и не становлюсь в этом лучше. И все же, к большому моему удивлению, я продолжала. Я сновала взад-вперед по темному переулку в течение двух недель, и когда я наконец заскучала, а не просто переволновалась или запыхалась, то начала двигаться немного дальше. Первые пару месяцев я придерживалась ближайших к моей квартире дорог, поскольку мой мозг всегда искал пути к отступлению, петляла по тихим улочкам и съеживалась, когда мимо проезжали машины. Я была медлительна, печальна и зла. Но мне становились ясны две вещи. Суть первой в том, что, когда я бегу, мне не так грустно. Мой разум успокаивался – какая-то часть моего мозга, казалось, отключалась или, по крайней мере, отпускала контроль на несколько минут. Я не думала о своем браке или о своей роли в его крахе. Не гадала, счастлив ли мой муж, на свидании ли он или просто вообще не думает обо мне. Облегчение, которое это принесло мне, было огромным.

Второе открытие, еще более ценное, заключалось в том, что я не чувствовала особой тревожности. Довольно скоро я добралась до тех районов города, которые мне не удавалось посетить годами, особенно в одиночку. Конечно, я не говорю о центре Сохо и шумных толпах, но целый месяц я могла бегать по рынкам Камдена, не чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Я не смогла бы пойти туда пешком: столько раз пыталась, однако моя тревожность прорывалась наружу, ладони потели – надвигающаяся паника брала верх. Но почему-то с бегом было по-другому. Когда ваш мозг лишает вас возможности совершать обыденные прогулки, на которые большинство людей выходят каждый день, возможность пройти мимо киосков, торгующих футболками с надписью «Никто не знает, что я лесбиянка», внезапно кажется просто прекрасной. Сосредоточившись на ритме своих шагов по тротуару, я не концентрировалась ни на дыхании, ни на толпе, ни на том, как далеко нахожусь от дома. Я могла быть в местах, которые мой мозг ранее обозначил как «небезопасные», и не чувствовать, что вот-вот упаду в обморок. Для меня это было чудом.

Джойс Кэрол Оутс однажды описала, как бег помогает ей писать, утверждая, что это благоприятствует данному занятию, поскольку «разум летит вместе с телом» [3]. Я так понимаю, это означает, что тело берет мозг с собой в путешествие. Ваш разум больше не находится за рулем. Вы концентрируетесь на жжении в ногах, на взмахах рук. Замечаете свое сердцебиение, пот, стекающий по вискам, то, как изгибается ваш торс при движении. Как только вы входите в ритм, то начинаете замечать препятствия на своем пути или людей, которых следует оббегать. Вы видите детали зданий, которых никогда раньше не замечали, предугадываете, какая вас ждет погода. Ваш мозг играет определенную роль во всем этом, но не ту, к которой он привык. Мой разум, привыкший пугать меня бесконечными мыслями из разряда «а что, если» или с удовольствием мучить повторяющимися воспоминаниями о моих худших переживаниях, просто не мог справиться с необходимостью концентрироваться при быстром движении. Я обманула его, или измучила, или просто дала ему что-то новое, с чем нужно было иметь дело.

Было проведено много исследований о том, почему бег так эффективно очищает голову. Ученые, похоже, намерены выяснить, как это работает. Я хотела бы знать, почему бег изменил мою жизнь, но… просто радуюсь тому, что это произошло. Исследования показывают, что у испытуемых с умеренными когнитивными нарушениями и у пожилых людей после физической нагрузки наблюдается повышенная активность в лобных долях головного мозга – области, связанной с концентрацией внимания [4; 5]. Исследования на животных показали, что физические упражнения способствуют образованию новых нейронов – клеток, обнаруженных в гиппокампе, связанных с памятью и обучением [6]. Все это увлекательно. Но, на мой взгляд, ничто из этого не может адекватно передать тот кайф, который обещают вам физические упражнения, и это главный интерес для большинства из нас – так называемая эйфория бегуна. (Люди с бóльшим опытом употребления наркотиков, чем у меня, могут судить, сравнимо ли это с более… развлекательным опытом.) Понятно, что час или около того энергичных движений в день – и вы можете привести в порядок свои напряженные и мрачные мысли. Особенно это касается тех из нас, кто боролся с депрессией или тревогой в течение длительного периода времени.

Я начинала постепенно в это погружаться. Спустя несколько недель после того, как мой брак распался, я все еще была больна. На работе я регулярно заходила в туалет тихо поплакать. Дома надевала пижаму, как только переступала порог, и бездумно смотрела все, что мог предложить телевизор. Когда я выбиралась из домашнего заточения, то слишком много пила и снова начинала плакать (на этот раз погромче, к веселью моих друзей). Но когда я бегала, то оставляла все это позади. В этот момент никто не гладил меня по голове и не обнимал с этим ужасным сочувствием. Никто даже не смотрел на меня. Я растворялась в городе – очередная скучная бегунья в спортивной форме со светоотражающими элементами. Дома я чувствовала себя крайне одинокой. Я привыкла спать, как морская звезда, чтобы избежать поутру неприятного момента, когда я перевернусь на другой бок и меня встретит холодное и пустое пространство, напоминание обо всем, что я потеряла. Но когда я утром выходила на пробежку, то не чувствовала себя одинокой. Вскоре я обнаружила, что ставлю перед собой небольшие задачи: сегодня пробежать на две минуты дальше, а завтра – по той оживленной дороге, где не появлялась годами. Чем больше я это делала, тем чаще обнаруживала, что заново открываю для себя город, в котором жила и который при этом едва знала, ведь так долго он был для меня местом, где меня все время поджидает воображаемая опасность. Я бежала по Холлоуэй-роуд, глядя на крыши выцветших старых зданий, в которых располагались круглосуточные магазины и супермаркеты. Я обнаружила железнодорожные линии, которые, подобно артериям, пролегали через застроенные поместья, скрытые от посторонних глаз. Я побежала вдоль канала и увидела заросли ежевики и полевых цветов, а еще – маленьких утят, плавающих рядом со мной. Приступы паники постепенно проходили. Ни разу я не почувствовала необходимости сдаться; мои ноги контролировали ситуацию, и я бежала целенаправленно, а не убегала прочь. Впервые я воспринимала происходящее без того, чтобы мой разум выкрикивал мне предостережения.

Было бы преувеличением сказать, что я чувствовала себя как в детстве, когда бежала, но это определенно давало мне ощущение легкости и беззаботности, которые я действительно наблюдаю только у молодых людей (а еще у пьяных, но у них потом возникает чувство сожаления, которого, я надеюсь, дети не испытывают). Это не должно удивлять; с раннего возраста нас поощряют прыгать, скакать, танцевать, бегать и заниматься командными видами спорта. Как писала Луиза Мэй Олкотт, «активные физические упражнения доставляли мне удовольствие с тех пор, как шестилетним ребенком я без остановки гоняла с обручем по пустоши, и до тех дней, когда я пробегала тридцать два километра за пять часов, а вечером ходила на вечеринки. Я всегда думала, что, должно быть, когда-то была оленем или лошадью, потому что бегать было очень радостно» [7]. Мы инстинктивно знаем, что молодым нужно использовать свое тело, причем не только для поддержания физического здоровья. Исследования по этому вопросу в Великобритании обычно носят перекрестный характер, но в одним из них, проведенном Национальным институтом здравоохранения и передового опыта (NICE), были отмечены результаты опроса среди 933 детей в возрасте от восьми до двенадцати лет, классифицированных как неактивные, и по сравнению с теми, кто считался активным, у первых отмечался более высокий риск возникновения депрессивных симптомов [8]. Анализ клинических испытаний, посвященных спорту и его влиянию на симптомы депрессии у подростков в возрасте от тринадцати до семнадцати лет, показал, что физические упражнения являются эффективной стратегией лечения [9].

Я никогда всерьез не занималась спортом. Было бы упрощением сказать, что все это из-за тревожности, хотя она, безусловно, была способствующим фактором. Я была пухленькой и довольно непопулярной, а потому рассматривала спорт как отвратительное соревнование в крутости. Надеюсь, что все изменилось с тех пор, как я училась в школе, но в спорте был также гендерный фактор. Трудно было представить девочек на футбольном поле, и для нас было вполне приемлемо собираться малоподвижными группами вокруг игровой площадки, пока мальчики тратили свою энергию, гоняя мяч. Разрыв все еще заметен – исследование, проведенное в 2013 году, показало, что 50 процентов британских семилетних детей недостаточно занимаются спортом, причем разрыв между мальчиками и девочками стал одним из самых тревожных открытий [10]. Профессор Кэрол Дезатье, одна из ведущих авторов исследования, сказала о полученных результатах так: «Существует огромная пропасть между девочками и мальчиками. Нам нужно действительно подумать о том, как мы налаживаем контакты с девочками… Школьный стадион – важная отправная точка. Часто там доминируют мальчики, играющие в футбол».

Уровень физической активности снижается на целых 40 процентов после того, как дети заканчивают начальную школу [11]. И это снижение не прекратилось для меня в средней школе, где нас выводили на мокрое поле играть в хоккей на траве (я же говорила вам, что спорт носит гендерный характер: для нас, девочек, единственной альтернативой был нетбол). Меня неизбежно выбирали последней, а затем я становилась как можно дальше от места действия. Когда мы немного подросли, нашими упражнениями стали прогулки по местному парку или аэробика. Учитывая, что в парке были а) мальчики и б) сигареты, угадайте, куда я пошла?

Благотворительная организация «Женщины в спорте» (Women in Sport) недавно провела исследование различий в уровнях физической активности девочек и мальчиков, и было обнаружено, что только 12 процентов девочек в возрасте четырнадцати лет получают достаточную физическую нагрузку каждую неделю [12; 13]. Несмотря на это удручающее число, 76 процентов пятнадцатилетних девочек заявили, что они хотели бы увеличить свою физическую активность, но были разочарованы предлагаемыми им видами спорта. Другая (и, на мой взгляд, более печальная) причина, по которой они не занимались спортом, заключалась в том, что они считали спорт «неженственным». Я отчетливо помню это чувство – ощущение, что упражнение было просто недостойным или некрасивым. Это сопровождалось потом, хрюканьем и сердитыми перекошенными лицами и вполне могло закончиться смущением, которого все подростки мудро (или, возможно, просто инстинктивно?) избегают всеми возможными способами.

После того как дети заканчивают школу, уровень физической активности может еще больше снизиться. Конечно, некоторые находят время для пробежки или занятия в тренажерном зале, но это становится все труднее. Если вы в конечном итоге поступите в университет, маловероятно, что у вас будет время для занятий спортом, когда предстоит так много работы и к тому же надо посещать эти ужасные вечеринки. Есть причина, по которой люди мрачно говорят о «семи килограммах первокурсника» – старом, но точном клише, касающемся лишнего веса, который вы набираете в первый год обучения. Так было и со мной, когда вся моя активность заключалась во вставании с постели после полудня и, возможно, походе в местный магазин за сигаретами и чипсами. Тогда это был довольно нормальный опыт для студента, за исключением того, что, к сожалению, это также возраст, когда тревожные расстройства, как известно, проявляются наиболее сильно – например, ОКР обычно развивается в возрасте до двадцати лет [14]. В то время как некоторые аспекты тревожности проявляются у детей с гораздо более раннего возраста (фобии отмечаются у малышей в возрасте семи лет), ранний взрослый возраст – идеальное время для возникновения более серьезных приступов тревожности и депрессии, причем сильных. И это никого не должно удивлять – в конце концов, это время, когда строгий регламент системы образования и семьи отходит на задний план и вы впервые становитесь ответственными за самих себя. Некоторые успешно справляются с новыми обязанностями, но многим это не удается. Например, мне.

Ухитрившись окончить школу так, что большинство моих детских забот практически не проявлялось, в университете я была сбита с ног, когда совершенно неожиданно у меня случился ужасный приступ паники во дворе. Я была совершенно не готова к тому, что эти чувства снова нахлынут на меня, и применила свой любимый страусиный маневр – попыталась проигнорировать ситуацию. Вместо того чтобы задаваться вопросом, почему это произошло, я просто избегала всяких мыслей об этом. Но чувство нарастающей паники усилилось за пугающе короткий промежуток времени, и в течение двух недель у меня появился новый симптом, который ужаснул меня больше, чем все, что я испытывала ранее: диссоциация. Самое умное (это не комплимент) в тревожности заключается в том, что в тот момент, когда вы справляетесь с чем-то одним (ночная потливость, панические атаки, головокружение, тошнота, головные боли – выберите свой вариант), вам подкидывают другое, и тогда лучше поверить, что будет еще хуже.

Диссоциация (или дереализация) – это состояние, при котором мир внезапно кажется нереальным. Не думаю, что это звучит настолько душераздирающе ужасно, как есть на самом деле. Нереальным представляется не только мир – люди, которых вы любите больше всего, кажутся ненастоящими, ваш дом похож на съемочную площадку, ваша собака выглядит плоской, ваше собственное лицо не похоже на себя. Все кажется инсценированным, неправильным и просто… отстраненным. Позже я узнала, что, по мнению психиатров, так реагирует наш мозг, когда он измотан тревожностью: он отключает разум (до какой-то степени). Так что, по сути, это попытка защиты, но для меня это больше похоже на ситуацию, когда подруга, которая переспала с твоим парнем, искренне объясняет, что они сделали это только для того, чтобы помочь тебе. В любом случае, я не скажу спасибо.

Что бы произошло, если бы я тогда просто надела кроссовки и попыталась избавиться от своих ужасных чувств? Я неоднократно спрашивала себя об этом в последующие годы. Ничто не бывает так просто, как это, и было бы оскорбительно и безответственно даже предполагать, что это не так. Бег – это не панацея от тяжелых психических заболеваний, если уж на то пошло. Стоит признать это с самого начала. Но я часто думаю о ловушке, в которую угодила в двадцать с небольшим, и жалею, что не могу вернуться назад и попробовать что-то другое, как делали многие мои подруги, когда им становилось трудно. Обычно двадцать лет – это пора экспериментов, веселья и наслаждения всем, что может предложить жизнь (по крайней мере, так принято считать). Однако многие люди в этот период чувствуют себя незащищенными и страдают от ощущения того, что они не на своем месте: это десятилетие беспокойства и страха, когда есть риск поддаться чужому влиянию. Поэтому я сделала все, что могла: бросила университет, пошла к психиатру и начала принимать антидепрессанты, которые мне быстро прописали. Что еще я могла сделать? В этот момент в голову закрались мысли о самоубийстве, и даже сквозь мою дико нереальную призму я могла сказать, что эти помыслы приведут только к чему-то такому, о чем даже не хотелось бы думать.

Несмотря на все это, мне чрезвычайно повезло – и важно, что я признаю это. У меня была семья, которая, хотя и не совсем понимала, почему их дочь все время истерически плачет и отказывается выходить на улицу, имела средства, чтобы оплатить мне визит к профессионалу. В 2015 году 78 процентов студентов сообщили о проблемах с психическим здоровьем, а у 33 процентов из них были мысли о самоубийстве [15]. Мой лечащий врач из Национальной службы здравоохранения был добр, но мог предложить только включить меня в список ожидания, которое могло затянуться на шесть месяцев. В настоящее время более 10 процентов человек ждут какого-либо вида разговорной терапии год и дольше, и такому же числу приходится наскребать частные средства, чтобы самим оплатить помощь специалиста. Некоторые университеты в настоящее время предлагают занятия физическими упражнениями (в сочетании с обычной разговорной терапией) студентам, страдающим депрессией и тревожностью, что является обнадеживающим признаком: эксперты в области психического здоровья все еще связывают физический и психический аспекты способами, которые мы пока до конца не изучили.

Доказано, что такое занятие, как бег, помогает справиться не только с депрессией и тревожностью. Даже сейчас, читая это, вы вполне можете испытывать некое столь же изолирующее ощущение: чувствовать себя одиноким. Одиночество – это то, что, как мы все чаще признаем, оказывает огромное влияние на наше психическое и физическое здоровье, однако очень многие все еще неспособны признать это. Стигматизация, которая окружает это понятие, может заставить нас чувствовать себя жалкими, неприятными, неправильными, и бывает действительно нелегко найти выход из этого. Люди часто говорят, что сложно идти по жизни в одиночку. Иногда чертовски трудно бежать в одиночку. Возможно, именно поэтому паркран стал таким хитом по всей Великобритании. Каждую неделю в 414 парках, разбросанных по всей стране (и в четырнадцати странах мира), люди собираются ранним утром, чтобы вместе выйти на пробежку [16]. Хотя мне часто приходится бегать одной, некоторые из лучших пробежек я совершила с сестрой, с бывшим парнем и с новыми друзьями – мы постепенно лучше узнавали друг друга и подталкивали вперед. Когда вы не можете надевать маску, потому что тяжело дышите и сильно потеете, удивительно, насколько близко вы способны чувствовать себя рядом с человеком, делающим то же самое.

Когда я писала эту книгу, Каледонский университет Глазго провел опрос среди более чем 8000 человек, чтобы выяснить, может ли бег сделать людей счастливее. В анкете использовался Оксфордский опросник счастья, и людям предлагалось отвечать на вопросы, используя оценку от 1 (несчастливый) до 6 (чрезвычайно счастливый). Участники паркрана набрали в среднем 4,4 балла, а население в целом – 4 балла [17]. Чувство общности, которое дает бег с другими людьми, респонденты высоко оценили, отметив, что поддержка и общение в таком беге были бесценны.

Сара, которая страдала послеродовой депрессией после рождения своего первого ребенка, рассказала мне, что пробежка с подругой принесла немного света во мрак. Ее подняли и заставили двигаться, подталкивали ее вперед и поддерживали, когда сама она не стала бы выходить из дома.

«Я по натуре немного отшельник, так что получаю удовольствие и пользу от бега в одиночку. Но моя подруга настаивала на совместных пробежках. Вероятно, это решение и дало старт процессу моего выздоровления, – сказала она мне. – Возможно, в конце концов я и сама бы это сделала, но она определенно ускорила процесс. Разумеется, наличие значимых связей с другими людьми – важная часть поддержания хорошего психического здоровья. Я всегда чувствовала, что именно физическое воздействие для меня ключевое, потому что в некотором роде зависима от физических ощущений, но на самом деле теперь я понимаю, что без подруги мне, возможно, не удалось бы зайти так далеко!»

Очень многие люди, с которыми я беседовала в ходе написания этой книги, говорили о важном социальном аспекте, который усиливает целительное воздействие бега. Пробежка с партнером или другом либо просто знакомство с людьми на свежем воздухе – это словно бальзам для человека, находящегося в изоляции, которая создает проблемы с психическим здоровьем. Даже если вы бегаете в одиночку, то в любом случае общаетесь с окружающим миром. И удивительно, насколько это может быть эффективным, несмотря на то что вы несколько дней подряд ни с кем не разговаривали.

Наряду с позитивным воздействием, которое физические упражнения могут оказывать на депрессию и тревожность, было проведено несколько интересных клинических испытаний, в ходе которых изучалось, могут ли аэробные упражнения помочь людям, страдающим шизофренией. Исследование, которое провели ученые в Манчестерском университете в 2016 году, продемонстрировало, что занятия спортом уменьшают симптомы у пациентов с психозом на 27 процентов [18]. Первоначальные испытания в США на ветеранах с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) также показали, что занятия спортом приводят к уменьшению страха наряду с уменьшением физических симптомов. Конечно, все эти результаты не отменяют необходимости в терапии, медикаментозном лечении и других способах поддержки, но они вселяют надежду на то, что мы можем сделать еще больше, чтобы помочь себе.

Таблетки, которые я принимала, определенно помогли, и я смогла снова смотреть на себя в зеркало, не задаваясь вопросом о том, кто, черт возьми, смотрит на меня в ответ. Я устроилась на работу, стала снова выходить на улицу (при этом всегда искала пожарные лестницы) и завела отношения. Я была подлатана в самом элементарном смысле этого слова. Ничего не было исправлено, но я уже не пялилась на стены и не принималась дышать как паровоз, поэтому начала пить таблетки. Я говорю все это не для того, чтобы дать вам небольшое представление о моем не особо выдающемся уме, а с целью показать, как легко принимать самые бледные имитации существования, когда у тебя психическое заболевание. Рисовать на маленьком холсте и притворяться, что тебя устраивают узкие рамки, в пределах которых ты можешь передвигаться, – это не то что жизнь, потраченная впустую, – это жизнь, ограниченная множеством способов. Она может ощущаться почти нормально или чувствоваться как задержка роста – компромисс, который требует от вас многого. Если найти что-то, что освободит вас от этого, оно может показаться совершенно чудесным. Одним помогает медикаментозное лечение, другим – медитация. Моя мама занимается йогой, когда ей плохо. Мой коллега поднимает тяжести, чтобы справиться с депрессией, а один друг идет на бокс, потому что чувствует себя слишком сердитым и это помогает ему держать свои мысли под контролем. Одна моя знакомая девушка с тяжелой формой биполярного расстройства считает, что ее прогулки по местному парку каждый день понемногу спасают ее. Я даже знаю кое-кого, кто вышивает крестиком, когда чувствует, как накатывает знакомая тревожность. Каким-то образом, после десяти лет «решения» проблем простым «управлением», я нашла то, что вывело меня из этого состояния: я нашла бег.

Однажды, после нескольких месяцев осторожного обследования местных улиц, которые мне в буквальном смысле пришлось испытать ногами, я решила пойти дальше: добежала до своих твердо установленных границ, а затем пересекла их. Я побежала в центр города, к одному из мостов через Темзу, обещающих своим видом много света и воздуха, и направилась через него, твердо глядя перед собой. Потом пересекла еще один мост, опьяненная солнечным светом на своей коже, и выбежала на Парламентскую площадь, заполненную обычными туристами, продавцами и сигналящими машинами. Пробежала по Сохо, восхищаясь шумом, рикшами и секс-шопами. Продолжала бежать, как невротичный Форрест Гамп, до тех пор, пока физически не устала двигаться дальше. А когда я остановилась, то просто побродила вокруг. У меня не кололо в животе, мне не нужно было контролировать дыхание – я вообще не замечала своего тела. Я смогла осмотреться по сторонам и насладиться текущим моментом. Я чувствовала себя триумфатором. Полностью счастливой.

Когда вы делаете что-то, что позволяет вам отвлечься от страданий, бывает трудно не пристраститься к этому. Мы все знаем, что человек, употребляющий наркотики и алкоголь, может быстро стать зависимым от них, – так вот точно так же можно подсесть и на физические упражнения. С тем порывом, который я испытала и который заставил меня почувствовать себя такой счастливой в тот день в центре Лондона, трудно было расстаться даже ненадолго. Как только вы нашли что-то, что заставляет вас ощутить себя на полпути к норме, почему бы не сделать шаг дальше? В конце концов, физические упражнения полезны для здоровья – врачи, средства массовой информации, а теперь все чаще звезды Instagram и видеоблогеры, которые продвигают идеи правильного питания и пользы физических нагрузок, постоянно советуют нам заниматься этим чаще. Но для того, кто ищет опору или способ чувствовать себя менее потерянным, физические упражнения могут довольно быстро превратиться из средства самопомощи в предмет зависимости. Хотя существует сравнительно немного исследований, посвященных зависимости от спорта, одно из них, проведенное в 2012 году, показало, что три процента посетителей тренажерного зала подходят под описание наркоманов, а другое исследование засвидетельствовало, что среди бегунов-любителей это число может составлять около 25 процентов [19]. Бывает чрезвычайно трудно заметить, когда что-то, что, по вашему мнению, приносит вам пользу, начинает завладевать вашей жизнью.

У каждого человека своя мера того, что такое перебор, но мои критерии включают следующие пункты. Откажетесь ли вы от выхода в свет вечером, потому что не хотите похмелья перед тренировкой? Как насчет того, чтобы никогда не обедать с коллегами, вместо этого используя перерыв в работе для пробежек? Или, может быть, вы впадаете в панику в ситуации, когда вас пригласили на свадьбу в выходные, а вы боитесь пропустить занятие? Мне пришлось бы неохотно ответить «да» на два из этих вопросов (да ладно, я спокойно побегу с похмелья), потому что временами бег, несомненно, становился для меня навязчивой идеей. Абсолютная радость, испытанная мною от отсутствия приступов паники, иррациональных мыслей и всех других симптомов, которые приносит с собой тревожность (их более сотни, попробуйте превзойти меня), была опьяняющей. Переживите это чувство несколько раз – и вам станет легко отказаться от других вещей. В интернете вы быстро найдете бесчисленное множество историй о людях, которые пошли на вполне реальные жертвы в своей жизни, чтобы поддерживать привычный режим тренировок. Это тот, кто тренируется три раза в день, тот, кто паникует, если пропускает велопрогулку или заплыв, хоть уже и изнемогает от этого. И это идет вразрез с тем, на что человек надеялся с самого начала. Бег позволил мне жить настоящей жизнью – с друзьями, новыми впечатлениями и даже риском. Оказалось, что это замечательное средство для достижения цели.

После жизни, прожитой в состоянии более или менее интенсивного страха, как только вы почувствуете, что вам удалось обрести равновесие, вы станете яростно защищать его. Любой обычный признак паники или мимолетное чувство обреченности могут сбить вас с толку, заставив беспокоиться о том, что придется возвращаться к исходному пункту. В подобных ситуациях я уплотняла свой распорядок дня – надевала кроссовки дважды в день, напрягаясь еще больше. В такие моменты я ненавидела бег, чувствовала себя белкой, добровольно забравшейся в новое колесо, но неспособной слезть с него. Я могла бы продолжать в том же духе, если бы не нечто катастрофическое, произошедшее менее чем через год после того, как от меня ушел муж. Женщина, которую я любила как мать, женщина, которая дала мне мою первую работу, и научила меня быть взрослой, и обнимала меня, и смеялась надо мной, и требовала от меня сплетен, умерла. Она покинула этот мир слишком молодой и унесла с собой такую радость, какой я с тех пор ни в ком не видела. В последующие дни и недели, когда мы все начали понимать, что именно у нас отняли, нас охватила печаль. Я вышла на пробежку, надеясь, что удастся смягчить горе, что мой безотказный механизм сделает то, что он делал последние девять месяцев. И это помогло, действительно помогло. Трудно плакать, когда бежишь: чувствуешь себя как в музыкальном клипе девяностых, рыдаешь, мчась под ливнем, одетая в нечто блестящее, – и бег заставляет тебя понять, в самом буквальном смысле, что мир продолжает существовать. Ты двигаешься, даже когда думаешь, что этого не должно быть, даже когда ты в ярости от того, что это происходит. Я не первая, кто использует бег, чтобы попытаться пережить тяжелую утрату. Старейший в мире марафонец Фауджа Сингх (бодрый для своих 107 лет) начал бегать, когда ему было почти девяносто, чтобы пережить потерю жены и детей.

Но в то время как бег приносил облегчение, событие такого ужасного масштаба также показало мне, что у него есть свои ограничения. И это было то, чему мне нужно было научиться. Не хотелось бы говорить, что потеря любимого друга может привести к чему-то положительному. Этого просто не может быть. Но я действительно пришла к пониманию того, что не следует бояться настоящей печали или пытаться уклоняться от нее. И это не значит, что вы снова попадете в кроличью нору психического заболевания или никогда не выздоровеете. Вы не можете полностью оградить себя от истинного горя, но в ваших силах научиться распознавать разницу между естественной и достойной эмоцией, такой как скорбь, и иррациональной и нездоровой, такой как паника. Я сократила свой растущий график бега и позволила себе иногда грустить. Сделав это, я вспомнила, почему мне так нравилось бегать.