Реальность миров

Глава 1. Алексей
Его будни были как старая кинопленка: чёрно-белая, потёртая, с трещинами. Каждое утро начиналось с дребезжащего гула будильника – дешёвой железной коробки, которую Алексей всё не мог заменить. Он ворочался на продавленном матрасе, пытаясь поймать последние обрывки сна, но они ускользали, как вода сквозь пальцы. В комнате пахло сыростью и пылью. Обои, когда-то бежевые, теперь походили на пергамент древней карты, а трещина на потолке изгибалась, словно река на чужой планете.
– Ещё пять минут… – прошептал он в пустоту, но тут же передёрнул плечом, будто стряхивая слабость.
Серый пиджак висел на спинке стула – единственного "гостя" в комнате, кроме кровати и комода. Алексей провёл ладонью по ткани, ощутив шершавость подкладки. "Как броня", – подумал он, застёгивая пуговицы. Броня от чего? От дождя за окном? От взглядов прохожих? Или от самого себя?
Кофеварка шипела на крохотной кухне, выдавливая чёрную жижу в потёртую кружку. Аромат горечи смешивался с запахом плесени из углов. Алексей прислушался к стуку капель по подоконнику – ритмичному, как метроном. "Опоздаю", – мелькнуло в голове, но ноги не спешили. Он сделал глоток, обжёг язык и замер, глядя в окно. За стеклом, в сером мареве, маячили силуэты домов-близнецов, будто вырезанных из одного куска свинца.
– Ты опять в своём кино? – раздался за спиной хриплый голос.
Алексей обернулся. В дверях стояла соседка, бабушка Татьяна, в клетчатом халате и с сигаретой в руке. Её лицо, испещрённое морщинами, напоминало высохшее русло реки.
– Кино кончилось, – буркнул он, пряча кружку в раковину.
– А я вижу – ты всё в главной роли. – Она усмехнулась, выпуская кольцо дыма. – Сегодня дождь будет до вечера. Возьми зонт.
Он кивнул, но зонт так и остался в углу прихожей. Зачем? Дождь здесь был частью пейзажа, как серость неба.
Улицы встретили его привычным хаосом. Прохожие, сгорбленные под зонтами, напоминали стаю чёрных птиц. Алексей шёл, уворачиваясь от луж, но вода всё равно затекала за шнурки ботинок. "Как они все терпят?" – думал он, глядя на рекламные плакаты, выцветшие от влаги. Улыбающиеся лица на билбордах казались насмешкой.
– Леша, ты спишь на ходу? – Коллега, Дмитрий, хлопнул его по плечу в лифте. Его голос звенел, как фальшивая монета. – Смотри, шеф опять на взводе. Отчёт по кварталу горит.
– Знаю, – Алексей мотнул головой, разглядывая пятно на галстуке Дмитрия – ярко-жёлтое, как яичный желток. "Откуда у него силы носить такое?"
Кабинет встретил его мерцанием ламп дневного света. Стол был завален папками, а экран компьютера тускло светился графиками. Алексей запустил пальцами по клавиатуре, но цифры расплывались перед глазами. "Странник…" – эхо сна просочилось в реальность. Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться, но пальцы сами потянулись к нижнему ящику. Там, под стопкой бумаг, лежал блокнот с набросками – летящие города, спирали галактик, её глаза…
– Мечтаешь? – Шеф стоял в дверях, скрестив руки. Его галстук, туго затянутый, напоминал удавку. – Отчёт через два часа.
– Да, уже… – Алексей захлопнул ящик, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
Рабочий день тянулся, как жвачка. К пяти вечера, когда тучи за окном стали свинцовыми, он вышел на улицу, даже не заметив, как прошёл сквозь дождь до дома.
Но ночью… Ночью он жил.
Сны приходили к нему, как навязчивые художники, заливая сознание малиновыми закатами, изумрудными лесами и золотыми городами, парящими в облаках. В этот раз он очутился на краю скалы, где ветер пел на языке древних штормов. Под ногами расстилалась долина, усыпанная цветами, меняющими оттенки при каждом вздохе.
– Ты заставляешь себя ждать, Странник. – Голос её звенел, как колокольчик, сотканный из звёздной пыли.
Алексей обернулся. Она стояла, укутанная в платье из тумана, её волосы переливались, как северное сияние. Глаза – два созвездия, в которых терялся разум.
– Где я на этот раз? – спросил он, чувствуя, как земля под ногами пульсирует жизнью.
– Там, где начинаются тропы ветра. – Она подняла руку, и воздух заискрился, складываясь в арку из света. – Врата рядом. Но ты всё цепляешься за свою клетку.
– Клетку? – Алексей сжал ладонь, и песок под пальцами превратился в поток искр. – Там… там всё настоящее. Боль, холод, дождь…
– Настоящее? – Она рассмеялась, и эхо разнеслось по долине. – Ты уверен, что отличаешь тень от камня?
Она подошла ближе, и её пальцы коснулись его груди. Там, где должно биться сердце, вспыхнуло тепло.
– Ты боишься поверить, – прошептала Она. – Но время идёт. Они уже ищут тебя…
– Кто? – Алексей попытался ухватиться за её руку, но она растворилась, как дым.
Пейзаж вокруг закружился, превращаясь в водоворот красок. Он падал вверх, сквозь облака, где летали киты с крыльями бабочек, и кричал, но звук тонул в смехе ветра.
Проснулся он с её словами в ушах и солью на губах – слезами от невозможности остаться. За окном стучал дождь, а на столе тикали часы, отсчитывая время до следующего утра. Алексей встал, подошёл к зеркалу и увидел в отражении человека с тенью птицы за спиной.
– Врата… – повторил он, проводя пальцем по стеклу. Где-то в глубине души дрогнула струна, которую он боялся тронуть.
Но в ящике стола ждал отчёт, а на улице – серый пиджак.
Глава 2. Виктор
Виктор ненавидел тишину. Его мир начинался там, где заканчивалась тишина – в грохоте метро, в перекличке клаксонов, в гуле толпы, сливающейся в единый живой организм. Утро он встречал на балконе своей квартиры-студии, высматривая внизу первые признаки движения: разносчиков с корзинами апельсинов, велосипедистов, петляющих между фургонов, старушку с зонтом-тростью, выгуливающую пуделя в розовом комбинезоне. Вдохнув воздух, пропахший бензином и свежей выпечкой, он улыбался. Настоящее. Вот оно.
«Вик, ты точно человек?» – подкалывал его друг Сергей за ланчем в кафе «Эклипс», где стены были оклеены обоями с золотыми звёздами. Виктор, разламывая круассан, фыркал:
– А что, есть варианты?
– Нормальные люди к пяти утра валятся с ног. А ты – хоть бы хны. Как будто батарейки не садятся.
– Может, я вампир? – Виктор оскалился, демонстрируя клыки, и все за столом засмеялись.
– Вампиры не жрут чесночные тосты, – бросила Аня, тыча вилкой в его тарелку. – И сны тебе всё равно должны сниться. Хоть кошмары.
Он отмахнулся, но внутри что-то ёкнуло. Сны. Словно кто-то тронул струну, спрятанную глубоко в груди. Иногда, просыпаясь в четыре утра от случайного звонка или грохота мусоровоза, он ловил себя на мысли: а что, если они всё-таки есть? Но нет – только пустота за закрытыми веками, чёрный бархат, ни намёка на сюжет.
Вечера Виктор посвящал городу. Он брёл по набережной, где фонари, словно жёлтые гиганты, отражались в воде, разбиваясь на тысячи осколков. Заходил в бар «Неоновая лиса», где стены светились аквамариновым, а музыканты импровизировали под аккомпанемент джазовых труб. Здесь всё было гиперреальным: смех звенел, как хрусталь, коктейли взрывались на языке каскадом вкусов – гранат, имбирь, тайский перец. Иногда он закрывал глаза, впитывая шум, и тогда казалось, будто город дышит через него: вдох – гул, выдох – смех.
Но однажды ночью что-то пошло не так. Возвращаясь с концерта, Виктор свернул в переулок, заваленный картонными коробками. На стене амбара горела неоновая вывеска «Open», хотя место явно было заброшено годами. Синий свет лизал кирпичи, и вдруг – он это почувствовал – краски вспыхнули ядовито, неестественно. Зелёный стал кислотным, красный – кровавым. Виктор зажмурился.
– Перепил, что ли? – проворчал он, но, открыв глаза, увидел лишь потухший неон и крысу, скребущуюся в мусоре.
«Галлюцинация», – решил он, ускоряя шаг. Однако на следующий день, на рынке, где продавцы выкрикивали цены на арбузы, случилось иное. Женщина в платке протянула ему персик:
– Сочный, как южная ночь!
Плод блестел, будто покрытый лаком. Но когда Виктор взял его, кожура под пальцами вдруг зашевелилась, превратившись в тысячи микроскопических пикселей. Он ахнул, уронив персик.
– Осторожнее! – взвизгнула продавщица.
– Он… он живой? – выдавил Виктор.
– Да вы что, парень! – Она покачала головой, подбирая разбитый фрукт. – С похмелья шалите?
Друзья начали замечать.
– Ты стал дерганый, как кот на салюте, – заметил Сергей, когда Виктор в пятый раз поправил вазу на столе, будто боялся, что она рассыплется в пыль.
– Просто мало сплю, – соврал он.
Но правда была в другом. Мир, который он так обожал, начал давить. Краски резали глаза, звуки обретали физическую форму – гул метро отдавался в висках тяжёлыми ударами. Даже воздух стал густым, как сироп. А по ночам, когда город ненадолго затихал, Виктор ловил тонкий звон – будто кто-то водил пальцем по краю хрустального бокала. Однажды он попробовал записать этот звук на диктофон. Прослушал – тишина.
– Может, к врачу? – предложила Аня, заметив, как он вздрагивает от звона посуды в кафе.
– Я не псих, – огрызнулся Виктор.
Перед рассветом, стоя на мосту, он смотрел, как первые лучи солнца вытравливают ночь из неба. И тут – звон усилился, превратившись в гул. Виктор схватился за перила. Река внизу вдруг заиграла всеми оттенками бирюзы, будто кто-то добавил в воду люминесцентную краску. Фонари мерцали, сливаясь в сплошную золотую полосу.
– Прекрати, – прошептал он, впиваясь ногтями в ладони. – Это не настоящее.
Боль пронзила виски, и видение исчезло. Остался обычный рассвет – грязно-розовый, сонный. Виктор глубже натянул капюшон и зашагал прочь, повторяя как мантру:
– Здесь всё реально. Всё настоящее.
Он не видел, как в воздухе за его спиной дрогнула невидимая трещина, словно стекло, готовое разбиться.
Глава 3. Лиза
Лиза сидела на краю облака, свесив ноги в пустоту, где внизу – или вверх? – извивалась река, переливающаяся ртутным блеском. Её пальцы впивались в пушистую массу, оставляя вмятины, которые тут же затягивались, словно раны. Воздух пахнул мятой и расплавленным янтарём, а ветер, игравший с её волосами, напевал мелодию, которую она сама придумала вчера. Или сто лет назад. Время здесь текло, как лужица ртути – собиралась в шарики, растекалась, но никогда не испарялась.
– Скучно? – Голос Осколка прозвучал слева, хотя само существо материализовалось справа, собравшись из бликов и теней. Его форма менялась каждую секунду: то крылатый змей, то ребёнок с лицом старика, то просто дрожь в воздухе.
– Нет. Да. Не знаю, – Лиза поймала пролетавшую звезду – крошечный светлячок – и запустила его обратно в небо, вышибая искры. – Сегодня деревья поют слишком громко.
Осколок рассмеялся, и звук рассыпался осколками стекла.
– Ты всё ещё тоскуешь по плоскому миру. Они зовут тебя, да? – Он махнул рукой, и пространство перед Лизой сжалось, показав картинку: комната с розовыми обоями, кукла с треснувшим фарфоровым лицом, женщина у окна… Лиза резко дёрнула головой, и видение рассыпалось.
– Не трогай их! – её голос дрогнул, хотя она сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь. – Там всё… ненастоящее. Даже боль.
– Зато здесь ты можешь всё, – Осколок принял форму мальчика в плаще из ночи и присел рядом. – Сегодня утром ты превратила песок в шоколад, а вчера остановила ураган хлопком в ладоши. Ты просто возникаешь и пропадаешь. Всё вокруг подчиняется тебе. Ты можешь казаться поверженной и восстанавливаться из пепла. Разве это не лучше, чем плакать в подушку, пока родители кричат за стеной?
Лиза нахмурилась. Она помнила те крики. Помнила, как однажды мамины руки стали бумажными, а папин голос – плоским, как из динамика. Тогда она зажмурилась, прошла сквозь зеркало… и оказалась здесь. Но иногда, особенно когда луна пела колыбельную, ей хотелось вернуться и ткнуть пальцем в тот мир – проверить, не стал ли он снова объёмным.
– Я могу создать хоть тысячу миров, но… – она встала, и облако под ней завизжало, превратившись в синюю птицу. – Здесь нет неожиданностей. Я всегда знаю, что будет.
Осколок вздохнул, и звук напомнил шелест падающих листьев.
– Ты права. Но сейчас ты нужна там. Они ищут врата – Странник и Тот, Кто Слишком Видит.
– Кто? – Лиза повернулась, но Осколок уже растаял, оставив в воздухе мерцающую надпись: «Пора».
Раздражённая, она спрыгнула с птицы и упала сквозь слои неба, пока не приземлилась на поляну, где трава была мягкой, как шёлк. Деревья вокруг склонились, затихнув. Лиза щёлкнула пальцами, и земля вздыбилась, создавая замок из хрусталя и пламени. Но даже когда башни коснулись облаков, пустота внутри не исчезла.
– Может, попробовать? – прошептала она, рисуя в воздухе дверь. Та самая, из её старого дома – с царапиной от велосипеда. Сердце бешено застучало, когда она взялась за ручку… но за дверью оказалась лишь бездна, усыпанная звёздами.
– Не получится, – сказала себе Лиза, отступая. – Ты же сама убежала.
Но в тот миг где-то далеко, в мире, который она когда-то назвала «плоским», Виктор уронил стакан кофе, а Алексей прижал ладонь к окну, за которым дождь выписывал руны. И трещина, тонкая как паутинка, пробежала между мирами.
Лиза не видела этого. Она лишь почувствовала, как что-то дёрнуло её за сердце, будто невидимая нить. Впервые за долгие годы она услышала чужой смех – не свой, не Осколка, а кого-то настоящего.
– Может, они смогут то, что не могу я? – подумала она, сжимая в руке каплю росы, которая стала ключом.
И где-то в ответ ветер принёс шёпот:
– Ты близко…
Глава 4. Первая трещина
Алексей прижал ладонь к холодному оконному стеклу, пытаясь поймать ритм дождя, который выстукивал тайный код на подоконнике. Каждая капля оставляла за собой мокрый след, словно невидимый паук плел паутину из воды. В комнате пахло сыростью и старыми книгами – запах, который он давно перестал замечать. Но сегодня всё было иначе. Сегодня воздух будто зарядился электричеством, как перед грозой.
«Дверь…» – мелькнуло в голове. Во сне она казалась такой реальной: дубовая, с узором из переплетённых ветвей, словно корни древнего дерева сплелись в арку. Руны на ней светились приглушённым синим светом, напоминающим свечение экрана в тёмной комнате. Алексей провёл рукой по стеклу, повторяя контуры воображаемых символов. Его отражение в окне дрожало, сливаясь с потоками дождя. «Бред. Это просто сон», – попытался убедить он себя, но пальцы непроизвольно сжались в кулак.
На столе, рядом с недопитым кофе, лежал блокнот с вырванными листами. Алексей открыл его на странице, испещрённой набросками: спирали, геометрические фигуры, глаза – всегда глаза, которые преследовали его в каждом сне. На последнем рисунке была она – дверь. Он провёл пальцем по штрихам, вспоминая, как рука сама выводила линии, будто кто-то водил ею изнутри.
– Хватит, – прошептал он, захлопнув блокнот. Но тишина комнаты давила, усиливая шепот воспоминаний.
«Ты всё цепляешься за свою клетку», – голос Её звенел, как ветер в колокольчиках.
Алексей резко встал, задев кружку. Холодный кофе растёкся по столу, образуя пятно, похожее на континент на старой карте. Он вытер лужу рукавом пиджака, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев к горлу. «Надо звонить. Надо…» – мысль билась в голове, как птица в стекло. В кармане лежала смятая визитка: «Доктор Марта. Психотерапия. Сны и тревожные состояния».
Он набрал номер, слушая длинные гудки. За окном дождь усилился, стуча в такт ударам сердца.
– Алло? – женский голос прозвучал устало, будто её разбудили.
– Здравствуйте, это Алексей… Мы встречались полгода назад. Вы говорили, что… что можно позвонить, если… – он запнулся, глядя на свой рисунок.
– Алексей? Да, помню. Сны вернулись? – в её голосе появилась настороженность.
– Хуже. Я… начал видеть их наяву. Дверь. Руны. И… Она.
Тишина в трубке затянулась. Потом Марта заговорила медленно, словно взвешивая каждое слово:
– Вы не первый, кто пришёл ко мне с этим. Есть легенда… точнее, байка, которую рассказывают коллеги. О девочке, которая ушла в сны, потому что её реальность раскололась. Говорят, она ищет тех, кто может видеть трещины.
– Трещины? – Алексей схватился за подоконник, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
– Места, где миры соприкасаются. Они возникают, когда чьё-то восприятие… ломается. Как у вас. Или у той девочки.
Он засмеялся нервно:
– Вы предлагаете мне поверить в сказки?
– Я предлагаю быть осторожным, – голос Марты стал резким. – То, что вы называете снами, может быть дверью. А двери открываются в обе стороны.
Линия оборвалась. Алексей опустил телефон, глядя на своё отражение в затемнённом экране. «Девочка из снов…» – вспомнил он Лизу, её плащ, развевающийся на несуществующем ветру.
Виктор щёлкнул зажигалкой, поджигая вторую сигарету за последние десять минут. Кафе «Эклипс» было полупустым – утро понедельника, лишь пара студентов у окна что-то оживлённо обсуждала, тыкая пальцами в ноутбук. Он потянулся за кофе, но рука дрогнула, и ложечка со звоном упала на пол.
– Чёрт, – проворчал он, наклоняясь.
Когда он поднял голову, то увидел её.
Девочка лет десяти сидела за соседним столиком, обхватив руками стакан с какао. Её плащ был словно соткан из сумерек – тёмно-синий, с переливами, как у крыльев бабочки. Но больше всего Виктора поразили её глаза: слишком взрослые, слишком глубокие, будто в них отражались целые галактики.
– Ты видишь слишком много, – сказала она, не отрываясь от своего стакана. Голос звучал одновременно рядом и где-то в далёком тоннеле.
– Что? – Виктор заморгал, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Девочка подняла взгляд. Вокруг неё воздух дрожал, как над асфальтом в жару.
– Они скоро сойдутся. Странник и Смотрящий. Ты должен выбрать – закрыть глаза или увидеть всё.
– Эй, малыш, ты… – он протянул руку, но в этот момент зазвенел колокольчик над дверью. В кафе ворвалась группа туристов с зонтами. Когда Виктор обернулся обратно, стул был пуст. Лишь на столе осталось влажное кольцо от стакана, и внутри него – нарисованная сахаром спираль.
– Вам ещё кофе? – официантка с розовыми волосами склонилась над ним.
– Нет, я… – он встал, задев стол. Чашка с остатками эспрессо полетела на пол, разбившись вдребезги.
– Осторожнее! – крикнул кто-то.
Но Виктор уже не слышал. Мир взорвался красками.
Стены поплыли, превратившись в акварельные разводы. Звуки растянулись, как жвачка – смех туристов превратился в вой сирены, звон посуды – в колокольный перезвон. Он схватился за спинку стула, но дерево стало мягким, как пластилин.
– Не сейчас… – прошипел он, закрывая лицо руками.
Когда он осмелился взглянуть, всё вернулось на место. Лишь на полу, среди осколков, сверкала лужица кофе, переливающаяся всеми оттенками коричневого – от янтарного до почти чёрного.
– Вам помощь нужна? – официантка пыталась поймать его взгляд.
– Нет, – выдавил он, бросая на стол купюру. – Просто… переутомился.
Лиза наблюдала за ними обоими, сидя на краю фонарного столба. Её ноги раскачивались в такт ветру, который здесь, в месте между мирами, пел на три голоса.
– Зачем ты это делаешь? – Осколок материализовался рядом, приняв форму ворона с глазами из расплавленного золота.
– Они почти готовы, – ответила она, не отрываясь от видения: Алексей стоял у окна, сжимая визитку психолога, а Виктор шатался по улице, прижимая ладони к вискам.
– Они сломаются.
– Или соберутся заново. – Лиза прыгнула вниз, падая сквозь слои реальности.
Она приземлилась в комнате Алексея, невидимая, как мысль. Его блокнот лежал открытым – спирали, двери, глаза. Она коснулась рисунка, и линии засветились синим.
– Помнишь? – прошептала она, хотя знала, что он не услышит. – Ты сам нарисовал врата.
Потом она оказалась рядом с Виктором, который прислонился к стене подъезда, дыша как загнанный зверь.
– Перестань бояться, – провела она рукой по его лбу.
Он вздрогнул, но не увидел её. Зато трещина – тонкая, как волосок – пробежала по стене за его спиной.
Лиза, наблюдая за обоими, впервые за долгие годы улыбнулась по-настоящему.
Глава 5. Врата
Виктор прислонился к кирпичной стене, пытаясь заглушить гул в ушах. Трещина перед ним расширялась, обнажая пейзаж, который нельзя было описать. Две луны – одна багровая, другая серебристая – висели над полем чёрных цветов, колышущихся под несуществующим ветром.
– Нет-нет-нет, – он зажмурился, но образ не исчез. Вместо этого сквозь веки просочился свет – зелёный, ядовитый.
– Открой глаза, Смотрящий, – детский голос прошептал прямо в ухе.
Он подчинился. Девочка в плаще из сумерек стояла перед ним, её пальцы касались трещины, как скрипач – струны.
– Ты… ты из его сна, – выдавил Виктор, узнавая глаза-галактики.
Лиза улыбнулась. В её улыбке не было ничего детского – только грусть тысячелетий.
– Он близко. Теперь твоя очередь.
– Я не хочу! – Виктор отшатнулся, чувствуя, как реальность слоится, как луковица. Асфальт под ногами стал прозрачным, обнажив под собой бездну с мерцающими огнями.
– Бояться – нормально, – Лиза сделала шаг вперёд, и трещина последовала за ней, как преданный пёс. – Но ты уже видел. Игнорировать – значит лгать.
Её рука коснулась его лба. Вспышка.
Кафе «Эклипс». Дождь за окном. Он сидит с друзьями, но их голоса – как под водой. Кофе в его чашке кипит, превращаясь в лаву. На стене – трещина. Он тянется к ней…
– Нет! – Виктор рванулся назад, ударившись головой о стену. Боль пронзила виски, но трещина осталась. Лиза исчезла.
Где-то между…
Лиза наблюдала за обоими мирами через призму Осколка. Алексей, внимающий рисункам из блокнота. Виктор, сжавшийся в комок у стены. Её собственные руки светились, как проводники энергии.
– Почему ты не поможешь им? – Осколок принял форму огненного вихря.
– Они должны выбрать сами, – ответила она, создавая из воздуха кленовый лист. – Страх или доверие. Реальность или…
Лист рассыпался на пепел. Где-то в глубине её «сердца» – если его можно было так назвать – шевельнулась старая боль. Воспоминание о комнате с розовыми обоями, о криках, которые она не смогла остановить.
– Иначе это не будет настоящим, – прошептала Лиза, стирая слезу, которая испарилась, не долетев до земли.
Глава 6. Виктор: Первый сон
Город за окном выл. Не метафорически – буквально. Виктор прижался спиной к холодной стене подъезда, втягивая воздух, который пах жжёной резиной и мокрым асфальтом. Его ладони скользили по шершавой поверхности кирпичей, будто пытаясь найти опору в материальности мира. Но мир больше не подчинялся законам физики. Неоновые вывески «Бар „Колибри“» и «Аптека №12» стекали вниз раскалёнными потоками, как расплавленный пластик. Буквы «ОТКРЫТО» превратились в кровавые подтёки, а светофор на перекрёстке пульсировал всеми цветами сразу, словно гигантский разбитый калейдоскоп.
– Не сейчас… – Виктор зажмурился, но даже сквозь веки пробивалось мерцание. Он побежал, спотыкаясь о трещины в асфальте, которые расширялись, обнажая под собой бездну. Там, в глубине, мерцали огни – не городские огни, а что-то древнее, холодное, как свет далёких звёзд.
Звуки накладывались друг на друга, создавая какофонию: гудки машин превращались в рёв раненых зверей, смех прохожих – в визг торнадо. Вдруг всё стихло. Тишина ударила, как пощёчина. Виктор остановился, ощущая, как барабанные перепонки сжимаются от давления. Он обернулся. Улица была пуста, но на стене дома, где ещё минуту назад красовался граффити с улыбающимся котом, теперь зияла трещина. Не та, что оставляют время и сырость, а идеально ровная, будто рассечение лазером. Из неё сочился свет – не белый, не жёлтый, а цвет, которого нет в спектре.
– Хватит, – прошипел он, впиваясь ногтями в ладони. – Это не настоящее.
Трещина дрогнула. Свет заиграл переливами, и из щели выползла тень. Нет, не тень – её антипод. Существо из сгустков света, слепящего и безформенного. Оно пульсировало, как сердце, вырванное из груди.
– Виктор… – голос звучал одновременно со всех сторон, как эхо в пещере. – Ты видишь.
Он отшатнулся, споткнулся о бордюр и рухнул на землю. Ладони впились во что-то липкое – асфальт стал мягким, как жевательная резинка.
– Проснись! – крикнул кто-то женским голосом, но вокруг никого не было.
Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из грудной клетки. Виктор зажмурился сильнее, чувствуя, как слёзы текут по щекам. «Это сон. Это просто кошмар. Сейчас проснусь…»
Запах кофе. Горький, знакомый. Звук капель, стучащих по карнизу. Виктор открыл глаза. Он лежал на полу своей квартиры-студии, в луже холодного пота. Утро пробивалось сквозь жалюзи, рисуя на стене полосатые тени.
– Чёрт… – он поднялся, опираясь на диван. Тело дрожало, как после марафона. Во рту пересохло, а в висках стучало. «Сколько времени?» Часы на кухне показывали 6:17.
Он потянулся к бутылке с водой, но взгляд зацепился за стену. Там, где вчера висел постер с видом Нью-Йорка, теперь красовалась картина. Не его рук дело.
– Что за… – Виктор подошёл ближе, сжимая бутылку так, что пластик затрещал.
Холст изображал девочку в плаще цвета ночного неба. Её рука протягивалась к силуэту человека с пустыми глазницами. Фон – спирали и геометрические фигуры, словно схемы чужого сознания. Краски казались свежими, влажными. Он протянул палец, но не осмелился прикоснуться.
– Галлюцинации, – прошептал он, отступая. – Переутомление. Надо выспаться.
Но сон не шёл. Виктор бродил по квартире, как призрак, наливая виски в стакан с дрожащих рук. Каждый угол комнаты вызывал подозрение: тень от торшера изгибалась слишком странно, узор на ковре будто двигался, если смотреть боковым зрением. Он включил телевизор – ток-шоу с громким смехом, – но голоса ведущих казались искусственными, как у роботов.
– Всё нормально, – он говорил вслух, будто проверяя реальность собственного голоса. – Всё на месте. Диван чёрный. Холодильник гудит. Часы тикают.
Но когда он повернулся к стене, картины уже не было. Только гвоздь, торчащий из обоев.
– Не может быть… – Виктор подошёл вплотную, водил ладонью по поверхности. Обои шершавые, чуть шероховатые. Ни намёка на краску. – Я схожу с ума.
На кухне зашипела кофеварка. Он не помнил, что включал её. Запах горелых зёрен смешался с ароматом виски, создавая тошнотворный коктейль. Виктор выпил залпом, чувствуя, как алкоголь обжигает горло. «Надо собраться. Вызвать доктора. Или… нет, они подумают, что я псих».
Он оделся на автомате: чёрная водолазка, кожаная куртка. В прихожей зеркало показало ему лицо незнакомца – осунувшееся, с тёмными кругами под глазами. «Спятишь, если будешь сидеть тут», – решил он и вышел на улицу.
Утро встретило его проливным дождём. Виктор шёл, не замечая луж. Прохожие с зонтами казались ему тенями, их лица размытыми пятнами. В ушах звенело, но не от тишины – от напряжения, будто мозг пытался уловить звук за гранью слуха.
– Вик! – чей-то голос пробился сквозь шум дождя.
Он обернулся. Сергей махал рукой из-под навеса кафе «Эклипс», прикрываясь газетой от дождя.
– Ты как призрак! Иди сюда!
Виктор замер, словно ноги вросли в асфальт. Кафе, которое он знал как свои пять пальцев, теперь казалось чужим. Вывеска светилась слишком ярко, а в окнах отражались не улицы, а какие-то иные пейзажи – горы, покрытые снегом, которых не было в их краях.
– Виктор! – Сергей нахмурился. – Ты в порядке?
Он сделал шаг, потом другой. Каждый движение давалось с усилием, будто воздух стал вязким.
– Просто не выспался, – буркнул он, заходя под навес. Запах свежей выпечки ударил в нос, заставив зажмуриться.
– Слушай, ты бледный, как… – Сергей замолчал, уставившись на стену за спиной Виктора.
Тот обернулся. На кирпичной кладке, между меню и плакатом с коктейлями, зияла трещина. Та самая – идеально ровная, сочащаяся светом.
– Ты… видишь это? – выдавил Виктор.
– Что? – Сергей покосился на стену. – Грязь? Да тут всегда…
– Нет! – Виктор ткнул пальцем в трещину. – Вот это! Свет!
Сергей медленно отвел взгляд, лицо стало маской вежливой озабоченности.
– Пошли, я угощу тебя кофе. Или тебе лучше чай?
Виктор отшатнулся. В глазах Сергея мелькнуло то, чего он боялся больше всего – жалость.
– Я… я забыл кое-что. – Он повернулся и зашагал прочь, не слыша окликов друга.
Дома, запершись на все замки, он уставился на стену. Там, где утром была картина, теперь зияла трещина. Свет пульсировал в такт его сердцебиению.
– Хватит, – прошептал он, прижимая ладони к глазам. – Прекрати.
Но когда он опустил руки, трещина была уже шириной в ладонь. Из неё струился ветер, пахнущий озоном и… мёдом? Виктор протянул руку, остановившись в сантиметре от поверхности. Тепло, исходящее от щели, обжигало кожу.
– Выбор, – прошептал он, вспоминая голос из кошмара. – Но какой?
Где-то в глубине трещины что-то шевельнулось. Тень? Свет? Он не смог разглядеть. Но в тот миг Виктор понял – бежать бесполезно. Это не галлюцинация. Это дверь.
И она открывается.
Глава 7. Лиза и Осколок
Воздух здесь был густым, словно сотканным из тысяч мерцающих нитей. Лиза сидела на краю разбитого моста, чьи камни парили в пустоте, не подчиняясь тяжести. Под ногами простирался город-лабиринт: крыши домов сплетались в геометрические узоры, окна светились то кровавым алым, то ледяной синевой, а улицы извивались, как змеи, кусающие собственные хвосты. Мир между снами – место, где время текло вспять, а реальность дробилась на осколки.
Осколок, её спутник, не имел постоянной формы. Его тело переливалось, как стекло, брошенное в пламя: то вытягивалось в тонкую нить, то сжималось в шар, испещрённый гранями. Сейчас он напоминал человеческий силуэт, но лицо оставалось пустым – лишь мерцание, будто кто-то водил пальцем по поверхности воды, нарушая отражение.
– Они оба ключи, – голос Осколка звучал одновременно везде и нигде, как шелест страниц в заброшенной библиотеке. – Алексей видит истину, но боится. Виктор… он слеп, но его слепота – щит.
Лиза сжала в ладони камень – гладкий, тёплый, как живой. Она помнила, как нашла его у ручья, который тек вверх, к облакам. Стоило подумать о птице, и камень расправлял крылья, превращаясь в ястреба с перьями цвета ночи. Сейчас он был просто камнем, потому что ей нужна была тяжесть – что-то настоящее, чтобы не потеряться в этом танце иллюзий.
– Что будет, если они встретятся? – спросила она, проводя пальцем по шершавой поверхности. Камень слегка дрогнул, и на мгновение в его глубине мелькнул огонёк – крошечная звезда, пойманная в ловушку.
Осколок рассыпался на сверкающие частицы, обвивая Лизу, как вихрь из света. Холодок пробежал по её спине, заставив вздрогнуть.
– Иллюзия разобьётся, – прошептали его голоса, каждый – на разной высоте. – Стены их миров рухнут, и тогда… – Он замолчал, собравшись вновь в нечто, отдалённо напоминающее лицо. – Тогда выбор станет неизбежным.
Лиза закрыла глаза, пытаясь представить Алексея и Виктора. В её памяти всплывали обрывки чужих снов: Алексей, сидящий за столом с газетами, его пальцы дрожат над фотографией девочки в плаще – её фотографией. Виктор, бьющийся в паутине кошмаров, его крик, застрявший в горле, как шип. Она чувствовала их страх, словно это был её собственный.
– Почему они не видят? – прошептала она, открыв глаза. Город под мостом содрогнулся – где-то вдали рухнула башня, рассыпавшись на пиксели. – Почему они не верят?
Осколок замер, его грани потемнели, будто поглощая свет.
– Потому что вера требует отказаться от земли под ногами, – сказал он, и в его голосе впервые прозвучала грусть. – Люди цепляются за реальность, как за спасательный круг, даже когда океан кипит у их ног.
Лиза встала, и мост закачался под её шагами. Камни запели тонким, звенящим звуком, словно кто-то провёл смычком по струнам невидимой скрипки. Она подошла к краю, глядя в бездну, где плыли облака из пепла.
– А ты? – она обернулась к Осколку. – Ты тоже боишься?
Он колебался, его форма теряла чёткость.
– Я – отражение, – наконец ответил он. – Страх требует личности. У меня её нет.
Ложь. Лиза знала – он боялся. Каждый раз, когда трещины в мирах расширялись, его свет мерк, будто что-то высасывало из него жизнь. Она видела, как он прячется в тени руин, когда небеса начинали кровоточить чёрной смолой. Но спорить не стала.
– Что будет со мной, когда они выберут? – она сжала камень так, что тот запищал, превратившись на мгновение в мышь, и снова стал камнем.
Осколок приблизился, его холод коснулся её лба.
– Ты – проводник, Лиза. Твой путь закончится, когда они переступят порог.
Она кивнула, смахнув со щеки каплю чего-то похожего на росу. Проводник. Семь лет – или семь веков? – она вела их сквозь лабиринты снов, показывая путь тем, кто блуждал в потёмках. Но что ждало её за финальной дверью? Забвение? Или что-то хуже?
Внезапно воздух вздрогнул, и между ними возникло зеркало – треснувшее, запотевшее. В его глубине мелькнули силуэты: Виктор, шатающийся по улице под дождём; Алексей, лихорадочно листающий старые газеты в кафе.
– Они близко, – прошептал Осколок. – Встреча неизбежна.
Лиза прижала ладонь к стеклу. Холод проник в кости, но она не отдернула руку. В зеркале Виктор поднял голову, его глаза встретились с её взглядом – он её не видел, но что-то заставило его замереть.
– Он чувствует, – сказала Лиза. – Как Алексей чувствовал тогда, в библиотеке…
Осколок замер, его свет стал резким, режущим.
– Не вспоминай. Не надо.
Но было поздно. Память, острая как лезвие, вонзилась в неё.
– Мама, папа, посмотрите! – семилетняя Лиза тянет родителей к зеркалу в прихожей. В его глубине – не их отражение, а лес из хрустальных деревьев. – Там кто-то есть! Он зовёт!
– Лизонька, хватит выдумывать, – отец смеётся, но в его глазах тревога. – Зеркало просто запотело.
Она касается стекла, и мир взрывается светом. Родители кричат, но их голоса тонут в рёве ветра. Последнее, что она видит, – их руки, тянущиеся к ней сквозь вихрь, и тень с лицом из граней…
– Ты спас меня, – Лиза не отводила взгляд от зеркала. – Забрал меня у них.
Осколок молчал. Его молчание было ответом.
– Почему? – она повернулась к нему, и зеркало рассыпалось в пыль. – Почему ты сделал меня этим… проводником?
Он отступил, его форма дрожала.
– Потому что ты могла видеть. Большинство слепы. Ты… ты была пустым холстом. Готовой принять истину.
Гнев, горячий и неожиданный, поднялся в её груди. Камень в её руке превратился в кинжал с лезвием из звёздной пыли.
– Я была ребёнком! Я хотела домой!
Осколок рассыпался, избегая удара, который она даже не планировала наносить. Его голос зазвучал мягче:
– Дом – это иллюзия, Лиза. Как и семья. Как и любовь. Всё, что ты потеряла, – лишь тени на стене пещеры.
Она опустилась на колени, кинжал снова став камнем. Слёзы капали на его поверхность, оставляя следы, похожие на созвездия.
– Тогда почему это больно? – прошептала она. – Почему я до сих пор помню их голоса?
Осколок собрался рядом, приняв форму плаща, который накрыл её плечи.
– Потому что ты всё ещё человек. Боль – твоя последняя нить с тем миром.
Они молчали, наблюдая, как город внизу перестраивается: улицы складывались в новые узоры, окна гасли и вспыхивали в другом ритме. Где-то в этой мозаике Алексей закрывал папку с газетами, а Виктор прижимал ладони к трещине в стене своей квартиры.
– Что я должна сделать? – спросила Лиза, ощущая тяжесть камня-судьбы в руке.
– Ждать, – ответил Осколок. – И быть готовой заплатить цену.
Ветер подхватил его слова, унося в бездну. Лиза знала – когда настанет момент, ей придётся нарушить все правила. Проводник не должен вмешиваться. Но как оставить их одних перед лицом того, что идёт из трещин? Как позволить им упасть, когда она помнила вкус собственного падения?
Она сжала камень, и он взмыл вверх, превратившись в ястреба. Птица кружила над мостом, её крик разрывал тишину.
– Я помогу им, – сказала Лиза, не обращаясь ни к кому. – Даже если это будет последним, что я сделаю.
Осколок не стал возражать. Он знал – её человечность, эта смесь страха и сострадания, уже изменила уравнение. Иллюзия трещала по швам, и в трещинах проглядывало нечто древнее, голодное.
И где-то в глубине зеркал, на границе миров, часы начали отсчёт.
Глава 8. Встреча
Кафе "Эклипс" пахло жжёным кофе и старыми книгами. Алексей стоял у входа, сжимая в потной ладони смятый листок с адресом. Сквозь запотевшее стекло он разглядел Марту – её седые волосы были собраны в беспорядочный пучок, а пальцы нервно барабанили по папке с выцветшей надписью "1990". За окном моросил дождь, превращая огни уличных фонарей в расплывчатые жёлтые пятна.
– Опоздал на двадцать минут, – хрипло бросила Марта, когда он опустился на стул с протёртым виниловым сиденьем. На столе между ними стоял пузатый фарфоровый чайник, из носика которого валил пар, закручиваясь в спираль ДНК.
Алексей провёл рукой по лицу, пытаясь стереть остатки ночных кошмаров. С тех пор, как он начал расследовать историю Лизы, сны стали явью: зеркала шептались, тени в углах квартиры пульсировали в такт его сердцебиению.
– Вы уверены, что это безопасно? – он кивнул на папку. – После того, как в архиве…
– Охранник сам споткнулся о свой шнурок, – Марта хлопнула ладонью по обложке, поднимая облачко пыли. – Смотри.
Фотография выскользнула из её пальцев, как живая. Девочка лет семи в плаще с капюшоном, стоящая спиной к камере. На обочине дороги за её спиной – лужа, в которой вместо отражения неба плескалось нечто с щупальцами. Алексей почувствовал, как желудок сжимается в комок.
– Лиза Воронцова. Исчезла 12 сентября 1990-го. Родители утверждали, что она… – Марта закашлялась, будто слова застряли в горле. – Что она растворилась в зеркале.
Алексей прикоснулся к краю фото. Бумага обожгла пальцы. В ушах зазвучал тонкий звон, как будто кто-то провёл мокрым пальцем по краю бокала. Он вспомнил свой сон: девочка в плаще, ведущая его по коридору из разбитых стёкол, каждое из которых отражало разные версии его жизни.
– Почему вы показываете это мне? – его голос прозвучал чужим, будто эхо из колодца.
Марта наклонилась вперёд, и её глаза – мутные, с жёлтыми прожилками – сузились.
– Потому что ты видел её. Вчера. В три часа ночи у старого моста. – Она вытащила газету с заголовком "Следователь-любитель раскрыл дело о пропаже ребёнка". На фото под статьёй – он сам, но на десять лет старше, с сединой у висков. Дата: 2025 год.
Стул завизжал, когда Алексей отодвинулся. За спиной зазвенели колокольчики на двери.
Виктор стоял в проёме, промокший до нитки, с лицом, напоминающим треснувший фарфор. Его пальцы сжимали края чёрного плаща – точной копии того, что была на Лизе. Воздух в кафе загустел, заколебался, будто пространство стало жидким.
– Ты… – начал Виктор, но его голос утонул в грохоте.
Стена за столиком Марты взорвалась. Не треснула – именно взорвалась, выбросив в зал облако осколков, которые замерли в воздухе, как в замедленной съёмке. Алексей увидел за стеной – сквозь дыру размером с автомобиль – бесконечность: звёзды, плывущие в чёрной пустоте, и нечто массивное, извивающееся между ними.
– Не смотри! – Марта вскочила, опрокидывая стул. Её рука потянулась к портфелю, где торчал край чего-то металлического.
Но Алексей уже смотрел. Существо в трещине повернуло к нему лицо – вернее, скопление глаз, мерцающих как дискеты. Знание хлынуло в мозг волной статики: формулы на неизвестном языке, воспоминания чужих жизней, вкус металла на языке. Он закричал, но звук поглотила вода, хлынувшая из портала.
Виктор упал на колени, закрывая лицо руками. Его плащ трепыхался, как живой, пытаясь укрыть хозяина. Сквозь пальцы он бормотал:
– Это не настоящее, это не настоящее, я сплю, я сплю, я…
Холодная волна ударила Алексею в грудь, швырнув его к стойке бара. Бутылки с ликёрами разбились, окрасив воду в кроваво-красный. Где-то за спиной кричала Марта, но её голос обрывался, будто кто-то выключал звук.
– Возьми мою руку! – Алексей, цепляясь за барный стул, протянул руку Виктору. Тот покачал головой, его губы шептали: "Не трогай меня, не трогай, я заражу тебя, я…"
Стеклянная витрина за их спинами треснула. В воде, поднимавшейся уже по грудь, отражалось не кафе, а комната с зеркалами. Лиза стояла там, прижав ладони к стеклу с своей стороны. Её губы двигались: Сюда!
– Доверься! – Алексей вцепился в воротник Виктора, таща его к зеркалу. Вода теперь несла в себе обломки мебели, куски пола. Что-то длинное и гибкое щекотало его лодыжку.
Зеркало разбилось от их удара, но вместо осколков – свет. Они падали сквозь мерцающий тоннель, где время текло вспять: Виктор видел, как его сломанные часы на руке собираются обратно, Алексей – как татуировка на его предплечье (дата смерти отца) растворяется, оставляя чистую кожу.
Очнулись они на коленях в хрустальном лесу. Воздух звенел, как натянутая струна. Лиза стояла перед ними, бледная, с трещиной на щеке, из которой сочился не кровь, а звёздная пыль.
– Ты нарушила правило, – прошептал за её спиной голос Осколка. Его форма пульсировала в воздухе, как искажённая радиоволна.
– Знаю, – Лиза не отводила взгляда от Виктора, который дрожал, обхватив себя руками. – Но они не готовы.
Алексей поднялся, сплёвывая песок, которого не было. Его пальцы нащупали в кармане фото Лизы – теперь на нём было три фигуры: он, Виктор и девочка, держащаяся за руки.
Где-то в глубине леса завыл ветер, принося запах горящей бумаги. Лиза повернулась к звуку, и её плащ взметнулся, превратившись на мгновение в крылья.
– Они уже идут, – сказала она, и в голосе впервые прозвучал страх. – Выбирайте быстрее.
Но Алексей видел правду: выбора не было. Трещина между мирами уже проглотила их. Оставалось только бежать вперёд – к новым кошмарам, к истине, которая, он теперь понимал, была страшнее любой лжи.
Глава 9. Побег
Лиза прижала ладонь к холодной поверхности зеркала, ощущая вибрацию чужих сердец. Её пальцы дрожали – нарушать правила было опасно, но как иначе? Она наблюдала за ними годами, с того самого дня, когда Алексей, ещё ребёнком, нашёл её старую куклу на чердаке. А Виктор… Его боль была ей знакома. Он носил в себе тот же страх, что и она когда-то – страх стать мостом между мирами.
– Помоги! – крик Алексея пробился сквозь слои реальности, словно нож сквозь пергамент.
Вода в кафе уже поднималась до пояса, вырывая из рук Виктора обрывки чёрного плаща. Его глаза, широко раскрытые, отражали не потолок, а звёздную бездну за разрушенной стеной.
«Он видит Их», – поняла Лиза. Существа за порталом тянулись к Виктору щупальцами-тенями, обвивая его лодыжки. Их голоса, похожие на скрип несмазанных шестерёнок, заползали в голову: «Ты наш. Ты порождение трещин».
– Не слушай! – закричала Алексей, вцепляясь в плечо Виктора. Его пальцы проваливались в ткань плаща, как в жидкий дым. – Держись!
Виктор зажмурился. Внутри него бушевали чужие воспоминания: детская комната с треснувшим зеркалом, мать, кричащая «Не подходи!», и холод, липкий холод, выползающий из отражения.
– Я… не могу… – прошептал он, но рука Алексея сжалась крепче.
Лиза вздохнула. Её ногти впились в зеркало, оставляя трещины, похожие на паутину. Стекло под ладонью нагрелось, заструилось ртутными волнами. Она чувствовала, как граница истончается, рвётся под её прикосновением.
– Сюда! – её голос прозвучал одновременно из зеркала и из глубины леса, что начинался за порогом миров.
Алексей рванул Виктора к отражению. Вода, поднявшаяся до подбородка, обрушила на них полку с книгами. Том «История сновидений» ударил Виктора по виску, но он даже не вскрикнул – его взгляд был прикован к зеркалу, где вместо их лиц мерцали силуэты хрустальных деревьев.
– Это ловушка? – выдохнул Виктор, но Алексей уже толкал его вперёд.
– Лучше чем *это! – он кивнул на существо, вылезающее из портала. Множество глаз на студенистом теле мигали в такт гудению ламп дневного света.
Лиза отступила на шаг внутри зеркала, давая им место. Её плащ взметнулся, обнажив на мгновение ноги, прозрачные, как дым. «Они ещё не готовы увидеть», – подумала она, стирая следы своей истинной формы.
Прыжок сквозь стекло длился вечность и мгновение. Алексей чувствовал, как тело распадается на молекулы, смешиваясь с серебристой пылью между мирами. В ушах звенели голоса:
«Выбирай: правда или жизнь?» – шептала тень, похожая на его мать.
«Ты никогда не найдёшь её», – рычал отец, лицо которого таяло, как воск.
Виктор кричал без звука. Его плащ обвился вокруг шеи, пытаясь задушить, но Лиза махнула рукой – ткань ослабла, став обычной шерстью.
Очнулись они на коленях, задыхаясь, будто вынырнули из глубины океана. Воздух пах озоном и чем-то горьким, как пепел.
– Где мы? – прошептал Виктор, вытирая ладонью лицо. Его пальцы оставили на коже мерцающий след.
Лиза стояла перед ними, бледная, с трещиной на левой щеке. Сквозь щель просвечивало нечто вроде галактической туманности.
– На границе, – она указала на лес. Деревья, выточенные из хрусталя, переливались всеми цветами спектра. Их ветви звенели при малейшем движении воздуха, словно стеклянные колокольчики. – Здесь сходятся все отражения.
Алексей поднялся, ощущая под ботинками не землю, а нечто упругое, словно натянутая кожа. Он наклонился – поверхность под ногами была чёрной и зеркальной. В отражении он увидел не себя, а десятки версий: Алексей в белом халате с пробиркой в руке, Алексей в военной форме с пустым взглядом, Алексей с сединой в волосах, держащий фото Лизы…
– Не заглядывайся, – Лиза прикрыла отражение краем плаща. – Здесь легко потерять себя.
Виктор дотронулся до ближайшего дерева. Хрусталь затрещал, выпустив трещину.
– Осторожно! – Лиза схватила его за запястье. – Каждое дерево – портал. Сломаешь – выпустишь то, что лучше оставить запертым.
– Почему ты помогаешь нам? – спросил Алексей, замечая, как дрожит её рука. – Ты же сказала, что нельзя вмешиваться.
Лиза отвернулась. В её глазах мелькнуло что-то древнее и печальное.
– Потому что вы первый, кто увидел. Не убежал, не закрыл глаза, – она посмотрела на Виктора, – даже когда правда рвала тебя изнутри.
Ветер принёс запах горящей бумаги. Виктор вздрогнул – тот же аромат витал в доме после исчезновения матери.
– Они близко, – Лиза сжала кулаки. Трещина на её щеке расширилась, выпуская звёздную пыль. – Выбирайте: назад, в свой разбитый мир, или вперёд, через Врата.
– А что за Вратами? – Алексей шагнул к ней.
– То, что было до. И то, что будет после. – Она подняла руку, и между деревьями возникла арка из сплетённых световых нитей. – Но дорога обратно закроется. Навсегда.
Виктор уставился на свои ладони. Под кожей пульсировали золотистые искры.
– Что со мной? – его голос дрожал.
– Ты начал меняться, – ответила Лиза мягко. – Твоя связь с Ими… она глубже, чем ты думал.
Алексей вынул из кармана мокрое фото. На снимке теперь было трое: он, Виктор и Лиза, держащиеся за руки. Фон – хрустальный лес.
– Это предупреждение? – показал он Лизе.
– Надежду, – она едва улыбнулась. – Значит, есть шанс.
Где-то в глубине леса раздался рёв. Деревья закачались, звон превратившись в вой.
– Решайте! – Лиза толкнула их к арке. – Они нашли нас.
Алексей посмотрел на Виктора. Тот был бледен, но кивнул.
– Вперёд.
Лиза провела рукой по воздуху. Врата вспыхнули, открывая коридор из вращающихся зеркал. В каждом – отражение их страхов и желаний.
– Не смотрите в стороны, – предупредила она. – Идите только на мой голос.
Когда они шагнули в свет, зеркальный пол под ногами затрещал. Виктор закричал – его отражение отставало на секунду, словно тянулось за ним из прошлого.
– Это не я! – он попытался оттолкнуть двойника, но Лиза схватила его за руку.
– Это всегда ты. Прими его, или он разорвёт тебя!
Алексей шёл первым, повторяя про себя: «Это сон, это сон». Но запах озона, холод, въедающийся в кости – всё было слишком реальным. В зеркале справа он увидел Лизу взрослой – в чёрном плаще, с шрамом через глаз.
– Не оборачивайся! – крикнула девочка, но было поздно.
Зеркальный коридор дрогнул. Стены начали рушиться, превращаясь в стаю серебристых птиц с клювами-бритвами.
– Бегите! – Лиза толкнула их вперёд, к вспышке в конце туннеля. – Я задержу их!
– Нет! – Алексей потянулся к ней, но Врата захлопнулись, разрезая пространство ножом из света.
Они упали на холодный мрамор, окружённые тишиной. Виктор первый поднял голову.
– Алексей… посмотри.
Перед ними возвышался город из стекла и теней. Над ним плыли три луны, отбрасывая синие, зелёные и кровавые отсветы. Где-то в вышине, похожий на исполинский глаз, мерцал портал – их бывший мир.
– Мы прошли, – прошептал Алексей.
Но в кармане фото снова изменилось: Лиза на снимке стояла теперь спиной, а её плащ сливался с тьмой, полной голодных звёзд.
Глава 10. Выбор
Воздух был густым, словно сотканным из расплавленного янтаря. Алексей медленно повернулся, впитывая каждую деталь. Город из стекла и теней возвышался перед ними, его шпили пронзали небо, где плыли три луны – синяя, зелёная и та, что отливала цветом запекшейся крови. Их свет переплетался, создавая на мостовой узоры, похожие на древние руны. Где-то в вышине, подобно исполинскому оку, мерцал портал – тусклое отражение их покинутого мира.
– Здесь заканчивался мой последний сон, – прошептал Алексей, касаясь пальцами виска. Воспоминания накатывали волной: он бежал по этим улицам, преследуемый тенями с глазами-звездами, а в конце пути… Что было в конце? Лицо Лизы, искажённое ужасом, и крик, от которого трескались стены.
Лиза стояла неподвижно, её плащ колыхался, будто живой. Трещина на щеке пульсировала тусклым светом, напоминая о расплате за вмешательство.
– Врата рядом, – её голос прозвучал как эхо, рождающееся одновременно из всех уголков пространства. Она указала вперёд, где между двух стеклянных обелисков висела арка из переплетённых световых нитей. Они пульсировали, словно вены, перекачивающие вместо крови звёздный свет. – Но если вы пройдёте, обратной дороги не будет.
Виктор сжал кулаки, пытаясь заглушить дрожь. Его руки светились изнутри, золотистые искры бились под кожей, как пойманные в ловушку светлячки. Он поднял ладонь перед лицом, и в её отражении увидел не себя, а тень с множеством щупалец, шевелящихся в такт его дыханию.
– Я… не могу, – выдавил он, отводя взгляд. Голос сорвался на полуслове, словно кто-то сжал горло. – Мой мир… Там осталась Марта. Мои исследования. Всё, что я… – Он замолчал, сглотнув ком в горле. Внутри клокотало противоречие: рациональный ум кричал, что это галлюцинация, но запах озона, холод, пробирающий до костей, и эти чёртовы руки – всё было слишком реально.
– Твой мир – клетка, – Лиза шагнула к нему, и земля под её босыми ногами замерцала, как экран со сбитой настройкой. – Но ты сам её сторож. Ты годами строил стены из формул и микроскопов, лишь бы не видеть, что скрывается за занавесом. – Её слова падали, как лезвия, вскрывая старые раны.
– Заткнись! – Виктор отпрянул, наткнувшись на холодную поверхность обелиска. Стекло под пальцами затрещало, выпуская из трещин клубы чёрного дыма. – Ты не понимаешь… Я не хочу стать как она! – Он кивнул на Лизу, в глазах мелькнул детский страх – тот самый, что остался после исчезновения матери.
Алексей, тем временем, приблизился к Вратам. Свет нитей обжигал сетчатку, но он не отводил взгляд. В глубине арки мелькали образы: хрустальный лес из главы 11, где деревья пели колокольным звоном; лаборатория, залитая кровью; лицо Марты, искажённое ужасом…
– Что будет, если мы войдём? – спросил он, оборачиваясь к Лизе. Его тень, упавшая на стеклянную мостовую, не повторила движения – она замерла, подняв руку в немом предупреждении.
Лиза вздохнула. В её дыхании прозвучал звон разбитого стекла.
– Там вас ждут ответы. И цена за них, – она посмотрела на Виктора, – но некоторые дороги ведут только в пропасть. Ты носишь в себе семя Иного. Оно прорастёт, сломает тебя… или сделает сильнее.
Виктор сжал голову руками. В ушах зазвучал скрежет шестерёнок – голоса из портала возвращались. «Ты наш мост. Наш ключ», – шипели они, и в такт их словам золотистые искры под кожей вспыхнули ярче.
– Перестаньте! – он упал на колени, вдавливая ладони в лицо. Вспышка боли – и внезапно память открыла запретную дверь: детская комната, мать у зеркала, её крик: «Не подходи, Виктор! Они войдут в тебя!» А потом… пустота. Годы терапии, которые стёрли правду, заменив её удобной ложью.
– Они… Они уже внутри меня, да? – поднял он лицо к Лизе. Слёзы, стекая по щекам, испарялись, оставляя на коже мерцающие следы.
Лиза присела рядом, её плащ растекался по земле, как лужа тени.
– Да, – она коснулась его груди над сердцем. Холод её пальцев проник сквозь ткань. – Но клетку можно открыть. Или разбить. Выбор за тобой.
Алексей наблюдал за ними, сжимая в кармане фотографию. Края снимка впились в ладонь, напоминая о хрупкости их союза. «Лиза на снимке стоит спиной… Значит, она уже выбрала?» – подумал он, вспоминая изменчивые изображения.
– А если мы вернёмся? – спросил он громко. В главе 13 Осколок предупреждал Лизу о нарушении баланса – значит, возвращение возможно, но чревато.
Лиза встала, отступая к Вратам. Её фигура начала расплываться, как изображение в старом телевизоре.
– Ваш мир треснул, как стекло от слишком громкого крика. Через эти трещины войдут Тени. Вы станете или щитом… или тем, кто откроет им путь.
Внезапно город содрогнулся. Стеклянные здания завыли, как живые. На мостовой, там, где стояла тень Алексея, появились трещины. Из них выползли знакомые щупальца-тени, обвивая обелиски.
– Они нашли нас, – прошептала Лиза. Её голос дрогнул впервые за всё время. – Решайте. Сейчас.
Алексей посмотрел на Виктора. Тот поднялся, опираясь на обелиск. Золотистые искры теперь бились не только в руках – они пульсировали в венах на шее, освещая лицо изнутри жутковатым светом.
– Я… не могу оставить их, – Виктор выдохнул, глядя на портал-глаз. – Если во мне правда есть часть их… Может, я смогу закрыть дверь.
– И стать ключом навсегда? – Лиза покачала головой. – Это путь одиночества.
– А что будет с тобой? – Алексей преградил ей путь к Вратам. В главе 11 она исчезнет, оставив их в лесу – это должно произойти здесь.
Лиза улыбнулась, и трещина на её лице раскрылась, показав бескрайнюю звёздную пустоту.
– Я уже сделала выбор много лет назад. А теперь… – она толкнула их к арке, – бегите!
Алексей шагнул вперёд. За ним, всё ещё колеблясь, последовал Виктор. Их тени остались снаружи, застыв в последнем протесте.
Лиза осталась лицом к надвигающимся Теням. «Простите, – подумала она, растворяясь в свете Врат. – Один из вас станет жертвой. И это будет моя вина».
Врата захлопнулись, разрезав время и пространство. А в кармане Алексея фотография снова изменилась: теперь на ней Виктор стоял на краю пропасти, а Лиза, полупрозрачная, тянула к нему руку из мира теней.
Глава 11. Хрустальный лес
Деревья звенели, как хор стеклянных колокольчиков, каждый лист – тончайший кристалл, переливающийся всеми оттенками заката. Воздух дрожал от звуков, наполняя пространство мелодией, которая будто возникала из самой глубины земли. Виктор присел на корточки, вдавливая пальцы в мягкую, почти бархатистую почву. Она поддавалась, словно зыбучий песок, но вместо зерен песка между пальцами скользили тени – живые, извивающиеся, будто пытающиеся удержать его здесь.
– Здесь нет времени, – голос Лизы прозвучал сверху. Она балансировала на хрупкой ветке, её босые ноги оставляли на кристалле радужные следы. – Вы можете стать кем угодно. Попробуйте.
Алексей, стоявший неподалеку, сжал кулак. В его сознании всплыл образ меча – того самого, что он видел в снах. Лезвие вспыхнуло в ладони, обжигая холодом, но едва он попытался сжать рукоять, клинок рассыпался в серебристую пыль.
– Недостаточно веры, – Лиза спрыгнула вниз, и земля под её ногами на миг стала зеркальной. – Здесь всё подчиняется воле. Страх, сомнения – они как яд.
– А ты кто? – Виктор встал, отряхивая от теней ладони. Его руки всё ещё светились изнутри, золотистые искры пульсировали в такт сердцебиению. – Призрак? Иллюзия?
Лиза рассмеялась, и лес подхватил её смех, превратив в переливчатый гул. Она подняла руку, и из воздуха возникла бабочка с крыльями из дымчатого кварца. Насекомое село ей на палец, но в тот же миг окаменело, рассыпавшись в груду сверкающих осколков.
– Я реальнее вас, – она разжала ладонь, и осколки уплыли вверх, становясь частью кроны деревьев. – Вы всё ещё цепляетесь за свою «нормальность». А я… я уже давно часть этого танца.
Алексей: Тени прошлого.
Алексей отвернулся, пытаясь скрыть дрожь в руках. В кармане пальцам нащупал фотографию – края впивались в кожу, как напоминание. Он достал снимок, едва заметно содрогнувшись. Лиза на фото стояла спиной, но теперь её фигура стала прозрачной, а позади, в туманной дымке, угадывались очертания хрустального леса.
«Она вела нас сюда раньше? – мелькнула мысль. – Но как? В главе 15 Озеро покажет, что я вёл её… Значит, это цикл?»
– Лиза, – он обернулся к девочке, но та исчезла. Вместо неё между деревьями мелькнул силуэт в белом платье – маленькая девочка, зовущая его за руку. Сердце сжалось. «Папа?» – эхо из глубин памяти.
– Алексей! – Виктор тряс его за плечо, и видение рассыпалось. – Ты как будто в трансе. Что с тобой?
– Ничего… – он судорожно сунул фотографию обратно в карманы. – Просто… кажется, я уже видел этот лес.
Виктор: Борьба с собой.
– Вам двоим стоит прекратить загадки, – Виктор нервно провёл рукой по лицу, оставляя на коже мерцающий след. – Мы в ловушке мира, который не подчиняется законам физики, а вы говорите о вере и иллюзиях!
Он резко махнул рукой, представив микроскоп – инструмент, который годами был его якорем. В воздухе замерцали контуры прибора, но вместо стекол в нём оказались глаза – десятки глаз, смотрящих прямо в душу.
– Нет! – Виктор отпрянул, и образ развеялся. – Что это было?!
– Твоё подсознание, – Лиза возникла позади, заставив его вздрогнуть. – Ты боишься увидеть правду. Эти глаза… они из письма, которое найдёт Марта. «Врата – это глаза».
– Прекрати! – Виктор схватил её за запястье, но его пальцы прошли сквозь плоть, словно сквозь туман. – Кто ты такая?!
Лиза посмотрела на него без упрёка. Трещина на щеке вспыхнула, и на миг Виктор увидел за ней бесконечность – галактики, рождающиеся и умирающие в её взгляде.
– Я – напоминание. О том, что вы оба когда-то потеряли.
Лес пробуждается.
Ветер усилился, заставляя деревья петь громче, почти кричать. Хрустальные листья начали осыпаться, превращаясь в лезвия, которые оставляли на земле кровоточащие порезы.
– Лес реагирует на ваш страх, – Лиза подняла руки, и шторм стих. Порезы на земле затянулись, как раны на живой коже. – Если вы не возьмёте контроль, он поглотит вас.
Алексей шагнул вперёд, закрыв глаза. Вспомнил меч, но добавил к образу нечто новое – рукоять, обвитую шипами, как те, что он видел на посохе в отражении озера (из главы 15). Лезвие на этот раз осталось целым, но шипы впились в ладонь, заставив вскрикнуть от боли.
– Ты смешиваешь желание с болью, – Лиза коснулась меча, и шипы исчезли. – Ты наказываешь себя за то, что забыл её.
– Забыл… кого? – Алексей выронил оружие, которое рассыпалось в прах.
– Себя.
Диалог в тени колонн
– Хватит игр! – Виктор в ярости ударил кулаком по стволу дерева. Кристалл треснул, и из щели хлынул чёрный дым, принявший форму щупалец. – Мы здесь, потому что ты толкнула нас в эти Врата! Что нам делать?!
Лиза, вдруг ставшая серьёзной, подошла к дыму. Щупальца обвили её руку, но она не дрогнула.
– Вы должны найти ядро леса. Оно покажет, кто из вас… – она запнулась, глядя на Алексея, – …готов помнить.
– А кто не готов? – спросил Виктор, но Лиза уже отступала, её фигура таяла, как утренний туман.
– Ждите Осколка. Он придёт, когда вы решите, кому доверять: друг другу или своим страхам.
– Лиза, стой! – Алексей бросился за ней, но рука прошла сквозь её плечо. На миг он ощутил холод детской ладони в своей – как тогда, в забытом прошлом.
– Прости, – прошептала она, и трещина на её лице раскрылась, поглотив девочку целиком. На земле осталась лишь каменная бабочка – та самая, что она поймала вначале.
Виктор поднял её, разглядывая. На крыльях угадывались едва заметные письмена: «Глаза видят, но сердце слепо».
– Что это значит? – пробормотал он.
– Предупреждение, – Алексей сжал кулак. – Или ключ. В главе 13 Осколок скажет, что правда убьёт нас. Думаю, это начало.
Лес вокруг замер, будто затаив дыхание. Где-то в глубине, за хрустальными колоннами, что-то забилось, словто сердце великана.
– Ядро, – Виктор кивнул в сторону звука. – Если мы не пойдём, тени из главы 10 найдут нас и здесь.
Они двинулись вглубь, даже не подозревая, что каждый шаг меняет их. Алексей всё чаще трогал фотографию, чувствуя, как память колышется за тонкой плёнкой забвения. Виктор же сжимал каменную бабочку, гадая, сколько ещё его руки продержатся, прежде чем свет внутри станет неконтролируемым пламенем…
Глава 12. Доктор Марта: Тайна
Кабинет Марты погрузился в полумрак. Свет настольной лампы дрожал, будто боясь осветить слишком много. Стены, заставленные стеллажами с папками, казались теперь клеткой, а не убежищем. Воздух пахнул пылью веков и чем-то ещё – сладковатым, как гниющие лепестки. Марта провела ладонью по столу, ощутив шероховатость дерева. Это помогало ей оставаться здесь, в «реальности», которую она всё чаще ставила в кавычки даже в мыслях.
– Лиза… – её шёпот разбился о тишину. Папка с архивными вырезками лежала распахнутой, словно рана. Газетная статья о пропавшей девочке была аккуратно вырезана ножницами, оставляя на странице зияющую пустоту. Но кто-то сохранил её – тайком, рискуя. Марта коснулась пожелтевшей бумаги. Фотография Лизы, бледная от времени, улыбалась сквозь трещины.
«Почему я никогда не замечала, как её глаза похожи на его?» – мелькнуло в голове. Алексей. Его визиты стали реже после исчезновения Лизы, а взгляд – глубже, словно он носил в себе пропасть. Марта сжала виски, пытаясь собрать мысли воедино.
В ящике стола, под слоем медицинских журналов, она нашла письмо. Конверт был без марки, адрес написан детским почерком: «Доктору Марте». Внутри – листок, испещрённый дрожащими буквами:
«Они не отпустят меня. Скажи Алексею, что врата – это глаза. Он поймёт. Прости, что не успела объяснить…»
Марта перечитала строки в пятый раз, в десятый. Каждая буква будто прожигала страницу. «Врата – это глаза…» – фраза эхом отозвалась в памяти. Она вспомнила, как Лиза, ещё до исчезновения, рисовала в кабинете узоры: спирали, переходящие в зрачки.
– Вы что-то скрывали даже от меня, – прошептала Марта, глядя на рисунок девочки, прикреплённый к истории болезни. На нём был лес из кристаллов, а в центре – чёрный круг с белой точкой. Глаз.
Холодный ветерок скользнул по шее. Марта обернулась. Окно было закрыто, но шторы колыхались, словно под чьим-то дыханием. Она потянулась к телефону, чтобы позвонить Алексею, но аппарат завизжал, вырвавшись из её рук. Провода извились, как змеи, и рухнули на пол.
– Хватит, – голос Марты дрогнул. Она встала, опираясь на стол, и вдруг заметила – тени на стене не совпадают с очертаниями мебели. Они пульсировали, образуя фигуры: маленькая девочка, ведущая за руку взрослого мужчину.
«Алексей и Лиза?» – сердце учащённо забилось. Тени замерли, затем начали таять, словно их поглощала сама стена.
– Нет, вы не исчезнете! – Марта схватила лампу и направила свет в угол. Тени вздрогнули, но вместо них на столе материализовалась кукла.
Фарфоровое лицо, пустые глазницы, платье в кровавых подтёках. Её пальцы, тонкие и слишком длинные, сцепились в молитвенном жесте.
– Перестаньте, – Марта отступила, ударившись о стеллаж. Папки посыпались на пол, разбросав документы. Среди них – фотография Алексея, сделанная год назад. Его глаза… На снимке они были полностью чёрными.
Кукла повернула голову с хрустальным скрипом.
– Они наблюдают, – её голосок звучал как запись, прокрученная назад. – Ты нарушаешь правила.
Марта сглотнула ком в горле. «Это галлюцинация. Переутомление. Нужно взять себя в руки…» Но рациональность рассыпалась, как песок сквозь пальцы, когда кукла поднялась, её ноги болтались в воздухе.
– Какие правила? – спросила Марта, удивляясь собственной смелости. – Что вы сделали с Лизой?
Кукла засмеялась, и звук наполнил комнату жужжанием мух.
– Она выбрала путь. Как и ты скоро выберешь.
На столе замигал экран компьютера. Марта, не сводя глаз с куклы, дотянулась до мыши. На мониторе открылся файл – видео с камеры наблюдения её же кабинета. Датировано вчерашним числом. На записи она сама сидела за столом, а за спиной у неё стояла Лиза, одетая в белое платье. Девочка что-то шептала на ухо Марте, чьё лицо на экране заливали слёзы.
– Этого не было… – прошептала Марта, ощущая ледяное прикосновение за спиной.
Кукла наклонилась вперёд, её пустые глазницы вдруг заполнились мерцающими звёздами.
– Память – это нить, которую можно перерезать. Ты хочешь знать, что она сказала тебе?
– Да! – вырвалось у Марты прежде, чем она успела испугаться.
Кукла взмахнула рукой. Воздух раскололся, и Марту накрыла волна воспоминаний:
Лиза стоит за её спиной, пальцы впиваются в плечи. «Они в лесу. Папа… он не помнит. Но ты должна найти глаза. Они в письмах, которые ты сожгла».
– Каких письмах? Я ничего не сжигала! – Марта вскрикнула, вырываясь из видения. Но она помнила: пачка конвертов в камине, пламя, лижущее слова «врата» и «осколок».
– Ты защищала их. От себя самой, – кукла указала на шкаф с историями болезней. – Но правда всё равно найдёт тебя.
Стены кабинета задрожали. С потолка посыпалась штукатурка, а из трещин выползли чёрные щупальца, похожие на те, что Виктор видел в лесу. Марта схватила письмо Лизы, прижимая его к груди.
– Что мне делать? – её вопрос повис в воздухе, став молитвой.
Кукла начала распадаться на глазах, фарфор трескался, обнажая пустоту внутри.
– Беги. Или стань одним из Наблюдателей…
Последним, что исчезло, были её звёздные глаза. На столе осталась лужица чёрной жидкости. Марта опустила в неё палец – субстанция свернулась, образуя слово: «СМОТРИ».
Она подошла к окну, распахнула его. Город внизу был окутан туманом, но сквозь пелену проступали огни – не жёлтые, а синие, как в хрустальном лесу. Где-то там были Алексей и Виктор, а она осталась здесь, на грани двух миров.
– Врата – это глаза… – Марта посмотрела на своё отражение в стекле. Её глаза, всегда такие уверенные, теперь казались ей чужими. «Что если мы все – куклы в чьей-то игре?»
Внезапно в дверь постучали. Три чётких удара. Марта замерла.
– Доктор, это медсестра Анна. Вы в порядке? Я слышала шум.
Голос был знакомым, но Марта заметила – тень под дверью была слишком высокой, а контуры размытыми.
– Всё хорошо, – дрожащим голосом ответила она. – Я… уронила папку.
– Хорошо. Но… вам не стоит копать глубже. Ради вашего же блага.
Шаги затихли. Марта прислонилась к стене, пытаясь унять дрожь. «Они здесь. В самой клинике».
Она вернулась к столу, собрала разбросанные документы. Среди них – старая схема подземных тоннелей под больницей. На полях чьей-то рукой было написано: «Ищи там, где слепые видят».
– Подвал, – прошептала Марта. Там, в глубине, хранились архивы столетней давности. И, возможно, ответы.
Она взяла фонарь, письмо Лизы и фотографию с чёрными глазами Алексея. Каждый шаг к двери отдавался эхом в тишине. Рука на ручке – холодная, как лёд.
– Я должна знать, – сказала она себе, но в глубине души боялась, что правда окажется хуже любого кошмара.
За дверью коридор был пуст. Однако на полу, через равные промежутки, лежали каменные бабочки – точно такие же, как та, что нашёл Виктор.
Марта наклонилась, чтобы поднять одну. Крылья сверкнули: «Глаза видят, но сердце слепо».
– Лиза… ты ведёшь меня? – шёпотом спросила она, но ответом стала лишь тишина.
По пути к лифту стены меняли оттенок, становясь прозрачными, как стекло. Сквозь них мерцали очертания леса – деревья из хрусталя, фигуры Алексея и Виктора вдали. Марта протянула руку, но образ рассыпался.
– Я иду, – пообещала она, не зная, кому.
Когда лифпоездка в подвал началась, свет внутри моргнул. В зеркале Марта увидела не своё отражение, а Лизу. Девочка прижала палец к губам: «Тише. Они рядом».
Двери лифта открылись с глухим стуком. Тьма впереди дышала, обещая либо спасение, либо гибель. Марта шагнула в неё, сжимая фонарь.
«Врата – это глаза», – вспомнила она. «Значит, я уже внутри».
Глава 13. Осколок: Предупреждение
Пространство вокруг Лизы пульсировало, словно гигантская диафрагма, сжимающая реальность. Она стояла на платформе из прозрачного кварца, под ногами которой клубилась туманная бездна, усеянная мерцающими точками – словно звёзды, заточенные в стеклянную ловушку. Воздух был густым, как сироп, и каждое движение оставляло за собой радужные шлейфы. Лиза чувствовала, как кристаллы её кожи трещат под напором чужой воли.
Осколок материализовался медленно: сначала – кончики длинных, похожих на сосульки пальцев, потом – ниспадающие серебристые пряди волос, и наконец – лицо, вырезанное из лунного серпа. Его глаза, два узких полумесяца, светились холодным сиянием. Старец опёрся на посох, сплетённый из осколков хрустальных листьев, и пространство дрогнуло, зазвенев, как натянутая струна.
– Ты нарушаешь баланс, – его голос звучал одновременно и в ушах, и в самой кости, будто вибрация земли. – Играешь с огнём, который сжёг даже нас.
Лиза сжала кулаки, и вокруг неё вспыхнули спирали из дымчатого кварца. Они обвивали её руки, как змеи, готовые к удару.
– Они должны знать правду! – её голос, обычно мелодичный, теперь резал воздух, как стекло. – Алексей… он близок к прозрению. Ты видел, как меч держался дольше?
Осколок вздохнул, и в его дыхании закружились микроскопические звёзды.
– Правда убьёт их. Виктор цепляется за рациональность, как утопающий за соломинку. Его душа разорвётся, когда он узнает, что его "наука" – лишь отражение страха перед неизмеримым. – Старец сделал шаг вперёд, и кварц под ногами Лизы затрещал, покрываясь паутиной трещин. – А Алексей… Ты действительно хочешь, чтобы он вспомнил, как сам привёл тебя к Вратам в прошлом цикле?
Лиза отпрянула, будто её ударили. Обрывки воспоминаний вспыхнули в сознании: Алексей, но другой – в плаще, залитом кровью заката, сжимает её руку слишком крепко. "Прости, Лиза… это единственный способ спасти тебя от них". И темнота, поглотившая всё, кроме боли перерождения.
– Он… мой отец, – прошептала она, и пространство ответило эхом, исказив слова до неузнаваемости: "…отец… отец… предатель…"
– Отец, который позволил им стереть себя, – Осколок поднял посох, и трещины на полу начали кровоточить чёрным дымом. – Ты веришь, что на этот раз всё будет иначе? Он сломался тогда, сломается и сейчас.
Лиза резко взмахнула рукой, и спирали кварца взметнулись вверх, образуя арку над её головой. Сквозь неё прорвался луч света, выхватывая из тьмы силуэты: Виктор, бьющийся в конвульсиях, его кожа трескается, излучая слепящий свет; Алексей, рыдающий над её собственным бездыханным телом, которое рассыпается в прах.
– Это было! – закричала она, и кристаллы в её голосе зазвенели яростью. – Ты показываешь мне прошлое, как будто я не помню! Но теперь всё иначе. Они сильнее.
– Сильнее? – Осколок рассмеялся, и смех его рассыпался осколками, впиваясь в кожу Лизы. – Посмотри на него сейчас.
Он повернул посох, и дым из трещин сгустился в зеркальную поверхность. В нём отражался Алексей – настоящий, из хрустального леса. Он стоял, сжимая фотографию, лицо искажено мукой. Его тень на кристальной почве была не человеческой – длинные шипы росли из спины, как у существа из кошмаров.
– Он уже на грани, – прошептал Осколок. – Ещё шаг, и тени из его прошлого поглотят того, кого ты знаешь. Ты готова потерять его снова?
Лиза закрыла глаза, чувствуя, как трещина на её щеке пульсирует. Она помнила тот момент, когда Алексей впервые назвал её дочерью – не в этом цикле, а в одном из ранних. Его голос дрожал, а глаза искали в её чертах сходство, которого уже не существовало. Тогда она отвергла его, испугавшись боли привязанности. Теперь…
– Я не позволю им забрать его, – она открыла глаза, и кварцевые спирали вокруг вспыхнули ослепительно. – Мы изменили правила. Виктор…
– Виктор верит только в то, что можно потрогать, – перебил Осколок. – Но когда он узнает, что его "реальность" построена на обломках его же собственных иллюзий… – Зеркало дымилось, показывая Виктора, который в ярости бил кулаком по хрустальному дереву. Щупальца тьмы обвивали его руки, впиваясь в поры. – Он станет их оружием. Ты этого хочешь?
Внезапно пространство содрогнулось. Платформа под Лизой начала крошиться, обнажая бездну, где вместо звёзд теперь горели глаза – тысячи глаз, наблюдающих, голодных.
– Они уже близко, – Осколок протянул руку, и его пальцы превратились в лезвия из льда. – Решай, дитя рассвета. Правда или забвение.
Лиза посмотрела в бездну. Среди глаз мелькнул знакомый образ: маленькая девочка в белом платье, её лицо скрыто вуалью теней. Себя. Ту, которой она была до того, как лес переплавил её в кристалл.
– Я… не могу позволить им снова всё переписать, – её голос дрогнул. Она повернулась к Осколку, и кварцевые спирали взорвались, образуя кольцо огня. – Скажи им, чтобы готовились. Я поведу их к ядру.
Осколок замер, его лунное лицо исказилось печалью.
– Твой выбор станет началом конца, – он ударил посохом о землю, и зеркало с Виктором и Алексеем разбилось. Осколки, падая, складывались в слова: "Слепые ведущие слепых". – Когда сердце ядра откроется, они увидят себя. И кто из них выживет?
Лиза шагнула к краю платформы. Бездна внизу завыла, глаза слились в единый водоворот.
– Тогда я стану их щитом, – она бросилась вниз, и кристаллы её тела засверкали, как комета.
Осколок наблюдал, как её свет гаснет в глубине.
– Как и в прошлый раз, – прошептал он, рассыпаясь в серебристую пыль. – Как и всегда.
Где-то в хрустальном лесу Виктор поднял голову. Каменная бабочка в его руке вдруг ожила, бьётся, царапая крыльями с письменами.
– Алексей, – он обернулся, но его спутник стоял, уставившись на фотографию, где Лиза становилась всё прозрачнее. – Ты слышал?
Алексей не ответил. В его ушах звучал голос, которого не должно было быть: "Папа… помнишь, как ты обещал защитить меня?"
Он сжал виски, пытаясь удержать образы: белое платье, смех, падающие листья… не хрустальные, а настоящие, кленовые.
– Нет, – прошептал он. – Это невозможно.
Лес вокруг застонал, и из трещин в почве выползли тени – уже не пассивные, а с когтями и клыками. Они знали. Правда приближалась.