Клеон, сын Трояна. Том I

Глава 1

– Никто не смеет нарушать волю богов и выдавать их тайны!

– Но я не знаю ни о каких тайнах, это случайность!

– А это только твои проблемы…

(с) Кто-то, где-то и когда-то.

Мифы – это, в каком-то смысле, часть моей специализации… которой я не уделял должного внимания. Странно, наверное, слышать такое от человека, способного творить всякие необычные, магические вещи – левитировать камешки, открывать древние замки или, скажем, чувствовать направление, но уж как есть. Я никогда не пытался связать сказки и истории из далёкого прошлого со своими способностями.

Способности – они ведь здесь, теплятся в груди и открывают самые разные дороги среди руин, а вот мифических существ я до сего момента не видел.

Ключевое тут – до сего момента…

Покс, сказочный дегенерат, с которым я поддерживал знакомство сугубо из-за нередко появляющихся у него выгодных контрактов, испуганно орал, выталкивая перед собой «гвардию» из нечистых на руку мужиков, за сумму малую согласившихся влезть в недавно найденные руины. Те сопротивлялись такому произволу, но ружья в руках явно придавали им уверенности: уж не помню, кто первым выстрелил, но сейчас палил каждый, у кого при себе имелась пушка… кроме меня.

Я с самого начала отошёл в сторону и наблюдал, анализировал, пытался понять, как отсюда свалить. Потому что и первая, и десятая пуля калибром побольше моего ничего нежданной тварюке не сделала. Даже попадание в огромный глазище на лбу лишь её разъярило, а уж на плотной коже и следов не оставалось.

Даром, что каждое второе ружьишко тут могло спокойно навредить слону!

Четырёхметровый циклоп, едва не чиркающий рогатой макушкой по сводам этого проклятого храма, выстрелов просто не замечал, уверенно приближался и оставлял нам всё меньше места для манёвра. Огромные ворота позади сами собой захлопнулись ещё пять минут назад, когда ни о каких чудовищах из мифов и речи не шло, а все вокруг находились в состоянии шока от того, что коридор вывел их в обитель иной культуры, которой тут не было места.

Мрачный, словно сошедший с картинки древнегреческий храм, в который тебя привели тоннели времён древнего египта – это ли не повод впасть в прострацию? Даже мне досталось, а ведь я с самого начала что-то чуял, но счёл это ощущением близости ценных реликвий, часть которых должна была отойти мне.

А что в итоге? Мы в ловушке, и других входов-выходов я пока не видел. Колонны, идущие по обе стороны от центральной, ведущей к алтарю дорожки, укрытием оказались сомнительным: несмотря на размеры, циклоп весьма ловко обогнул одну, схватил свою первую жертву и… ох, мать! Не думал, что когда-нибудь увижу, как человеку натурально откусывают голову.

Словно фермер рано поутру морковку – хрусть, и только сок брызжет…

– Покс, что б тебя, нужно рассредоточиться и найти выход! Он тут должен быть! – Заорал я, сбросив кратковременное оцепенение. Стоя делу не поможешь, а безголовому уже всё равно. Себя сберечь надо!

А ведь тот барыга-араб предлагал прихватить с собой гранаты, «просто на всякий случай». И послали мы его, далеко и надолго. Проклял он нас, что ли, скотина?!

– А-а-а~! Мы все умрём!..

Я грязно выругался: «лидер» группы оказался настолько не в себе, что мои слова его и вовсе словно не коснулись. Его собственные телохранители пытались растолкать, да бестолку. Покс полусидел на полу, цеплялся за ноги отступающих стрелков и выл, покуда безумца тупо не бросили, дав пяткой по челюсти.

А после на него с небольшим замахом не опустилось увесистое такое копытце циклопа, ликующе взрыкнувшего и продолжившего своё кровавое шествие. Останки затащившего нас хер пойми куда идиота ещё болтались на лапе мифической твари, похрустывающей следующим несчастным, которого тварь «начала» с ног, а я уже оббежал добрую половину одной из стен этого, с позволения сказать, храма, на стенах которого луч фонаря безо всяких проблем высветил яркие, новенькие, непривычно-цветные фрески.

Издалека из-за темноты они ещё сливались в нечто неоднородно-непонятное, а вот так, вблизи, стала заметна и символически изображённая речушка, в водах которой бесновались страшные, искажённые муками и болью рожи, и даже дошколятам известный хрен на лодке, сжимающий в пальцах вскинутой к небу руки золотой кругляш. На середине противоположной входу стены обнаружилось изображение здоровенной, в два моих роста, трёхглавой псины – Цербер, не иначе.

И всё это великолепие отдавало паутиной изумрудного света, которая исчезала, стоило лишь попытаться сосредоточить на ней взгляд. Но что самое печальное – даже малейшего намёка на аварийный выход не было…

– Motherfucker, I'll rip your mouth open and shi~a-a-a-! – Дурниной заорал наш англоговорящий чернокожий спец по атмосфере, газам и токсинам, посылая в монстра пулю за пулей из своего полуавтоматического ружья. Безо всякого смысла: циклоп рывком сократил расстояние с ним, пригнулся и на бегу, не останавливаясь вдавил беднягу в одну из колонн с закономерным результатом, больше подходящим страстной встрече грузовика, старушки и бетонного столба.

К этому моменту я как раз закончил оббег периметра, окончательно убедившись в том, что этот злосчастный храм явных запасных входов-выходов не предусматривал: его словно изначально проектировали как ловушку, ведь даже в крепостях имелись тайные ходы, а тут отсутствовали вообще все «стандартные» лазейки. Из группы в тринадцать человек осталась пара безоружных пареньков-носильщиков, зажатых в углу залы и обречённых на смерть, да ваш покорный слуга, выискивающий пути для отступления и не оставляющий, пока что, надежд.

Вот раздался первый вскрик и торжествующий рык, вот второй – и я остался с циклопом один-на-один.

Я не задавался вопросом о том, какого чёрта эта тварь вообще существует или почему она попалась именно мне, а не нормальным, официальным археологам, которых тут плотно оберегали силовики из правительства. Мозг был занят поиском вариантов, но таковых всё не находилось.

Кто виноват и что делать – извечный вопрос, совладать с которым пока не получалось.

Чертыхнувшись сквозь зубы, я выхватил из кобуры любимый револьвер и от бедра, понимая, что не промахнусь, разрядил весь барабан точно в глаз мифического гиганта. Ему от этого ожидаемо стало ни тепло, ни холодно – только сжавшиеся гормошкой пули на пол посыпались, уткнувшись в непреодолимое препятствие. Оружие в сопровождении ругательств полетело на землю, а в правую руку прыгнул нож – всем ножам нож. Большая часть моих знакомых сравнивала этот недомеч с мачетэ, но я сам не считал его таким уж крупным: иные кинжалы в старину были длиннее и шире.

Это был скорее жест отчаяния, ведь что с колюще-режущим делать против циклопа – это хороший такой вопрос. Я бы и против стаи койотов с ним не вышел, не то, что против пуленепробиваемого великана… но не сдаваться же, пока есть хоть какая-то надежда?!

Прыгнув за одну из колонн, избегаю попытки циклопа меня схватить, чудом не распарывая свою же руку ножом: к таким кульбитам с ним в обнимку я непривычен, зря его вообще выхватил, запаниковал. Но едва ноги нащупывают опору, как я тут же бросаюсь вперёд изо всех сил, выходя на оперативный простор – к алтарю. Смерть дышит в затылок, а неудачная попытка циклопа меня схватить обдувает эту самую заднюю часть головы ветерком. Но я прорываюсь и, одним слитным прыжком преодолев ступени, оказываюсь на месте.

В запасе есть ещё несколько секунд. Мало, конечно, но делать нечего. Только тут, на основательном таком возвышении из чёрного мрамора, по которому неведомо когда и как побежали пульсирующие изумрудные прожилки, я ещё не искал рычаг, кнопку или нажимную плиту какую – что угодно, могущее открыть чёртовы ворота. За них циклоп просто не вылезет, коридоры там узкие…

Но, видно, не судьба. Выгаданных мгновений хватило, чтобы ощупать и осмотреть алтарь с четырёх сторон, но окромя интересных рисунков и странных подтёков тут ничего не оказалось. Ровная, слишком ровная поверхность, да и только.

– Ну, скотина, иди сюда!.. – Я нырнул по другую сторону алтаря, развернулся и вскинул кинжал на уровень груди, нацелив тот лезвием в сторону циклопа. А именно – в его глаз. Ядро у сердца, которое, как я считал, давало мне мистические силы, раскалилось, а исторгнувшаяся из него энергия потекла через руки в оружие, пытаясь свести судорогой все мышцы «по дороге». Металл ножа заискрил, обтянутая кожей рукоять зашипела, а ладонь пронзила боль: явно будет хороший такой ожог, но меня это сейчас волновало в последнюю очередь.

Я почти не использовал свои силы вот так, отдавая предпочтение поискам древних предметов и ориентированию в руинах и гробницах, так что быстрым процесс, результат которого я и сам себе плохо представлял, не был. И безопасным – тоже. Горело всё тело, и в особенности «путь» для силы от сердца к кинжалу. Подрагивали ноги, взгляд начал плыть, а к горлу подступила едкая, неприятная тошнота.

Циклоп же шёл вальяжно, ухмыляясь зубасто-клыкастой пастью и широко расставив окровавленные руки с растопыренными, увенчанными кусками людской плоти пальцами в разные стороны. Он уже не ожидал сопротивления, не иначе как собираясь со мной позабавиться: я заметил, что убивал он не просто чтобы убить, а с чувством, толком и выдумкой. Давил, кусал, разрывал – ни разу не повторился, скотина…

– «Не подведи, родимая! Чай, с детства вместе, не могу же я вот так!..». – Промелькнула мысль перед тем, как я едва не упал, оперевшись левой рукой на алтарь. Кинжал в этот миг задрожал так, что удерживать его стало почти невозможно, но я продержался до того момента, когда вновь «прицелился» острием в голову чудовища. – «Давай, сука! Уголёк не справился, так я доделаю работу!».

В голове лопнула натянутая струна – и с диким воем оружие, доставшееся мне ещё от деда, улетает вперёд, оставляя в воздухе за собой веером оседающие брызги крови. Моей крови. Отпустить рукоять я не успел, так что она стесала кожу и плоть с ладони не хуже шлифмашинки, и от боли я натуральным образом взвыл, окончательно повалившись на алтарь. Благо, моему крику вторил вой циклопа, которого я не видел и не мог увидеть – сил не осталось даже на то, чтобы приподнять голову.

Непривычное колдунство далось мне большой ценой, и ощущение было такое, словно я вот-вот подохну.

Отчётливо ощущая, как обильным потоком вытекает кровь из ладони, я вместе с тем почувствовал подступающую волну жара. Сильного, такого, словно меня на разогревающуюся плиту уронили. И это же ощущение вкупе с неистовым желанием выжить, – а так же тем фактом, что меня ещё не сожрал циклоп, по прошествии пары минут-то, – позволило мне открыть в себе второе дыхание, вскочив с алтаря…

Но я, тем не менее, остался лежать на этом куске сраного чёрного мрамора, покрытого свежими алыми разводами и долбанными изумрудными прожилками! И сейчас я, тот я, который мыслил и существовал, взирал на того себя, которого, кажется, доконало непрофильное использование способностей. Очень быстро бледнеющее, облачённое в относительно свободные одежды тело лежало безо всякого движения. Грудь его-меня не вздымалась, а из маски-фильтра не вырывались характерные звуки даже слабого дыхания. И вместе с тем я стоял рядом, косясь то на очевидный труп, то на свою кажущуюся вполне настоящей ладонь. Не полупрозрачную, не из эктоплазмы.

Даже алтарь потрогать мог, как и себя-не-себя толкнуть легонько.

Циклоп же… эта махина валялась отчасти на боку, отчасти на спине, раскинув лапы в стороны и не подавая признаков жизни. Мой нож валялся рядом с тушей, а в глазнице великана зияла даже не рана, а целая ранища – не иначе как циклоп, получив вилкой в глаз, неловким движением толкнул рукоять всей своей дурью, разворотив собственный череп.

Магия, что ли, позволила ножу справиться там, где сплоховал арсенал всего отряда?..

– Но я-то всё равно подох, походу… – Бормочу, переводя взгляд с одного тела «товарища и коллеги» на другое. Больше всего было жалко негра, который даже несмотря на языковой барьер казался своим парнем. Образованный, подрядившийся на это всё не от хорошей жизни, он намеревался за один-два контракта собрать необходимую сумму и свалить на родину. Не повезло: ему встретился циклоп. – Кому расскажу – не поверят, нахер…

Звуки шагов за спиной заставили меня резко развернуться и потянуться к пустой кобуре, но в царящем вокруг полумраке, рассечённом лучами разбросанных по полу фонарей, я не различил никого и ничего. Только своё мёртвое тело на пол случайно столкнул, грязно и во весь голос выругавшись.

А кто бы не выругался в такой ситуации?

– Обычно мёртвые в принципе не говорят, друг мой. – Тихий мужской голос, раздавшийся со всех сторон сразу, заставил меня поёжиться и бросить взгляд на нож, валяющийся в десятке метров от меня. – Твоя душа всё ещё здесь лишь по моей воле. И я тебе не враг, знаешь ли. Всё равно хочешь конфликта?..

– Очень своевременный вопрос после того, как я прибил твоего грёбанного циклопа. – Уж не знаю, откуда взялась эта распирающая грудь смелость, но молчать в тряпочку или лепетать что-то жалкое не было ни сил, ни желания.

Два сиротливых хлопка пронеслись под сводами храма. И довольный хмык до кучи.

– О, это и не циклоп вовсе. Всего лишь голем-химероид. Творцов его молний ты бы не убил даже в самых смелых своих снах, смертный. – И тут я различил-таки движение во тьме, из которой спустя секунду вышел… ну, мужик. Не красавец, да и на грека мало похож: серебрящаяся лёгкая кольчуга, струящиеся одеяния чёрно-зелёных, близких к изумрудному оттенков, ножны с мечом на поясе, чуть запущенная козлиная бородка, копна густых, вьющихся чёрных волос, неаккуратно забранных назад… словно бомж-реконструктор из метрополитена вылез после того, как его смотрители путей нашли. Но ассоциация эта разбивалась об цепкий, незамутнённый взгляд изумрудно-зелёных глаз и подтянутое, можно сказать – атлетичное телосложение, видимое даже под одеждой. Да и предплечья с икрами ткани не скрывали, а уж по ним было видно, что этот товарищ не пропускал ни день ног, ни день рук. – Осторожнее с мыслями. Я всё понимаю: эмоциональная встряска, шок… смерть. Но иное божество испепелило бы тебя и за толику таких измышлений.

– Бог? Хотя… – Я осмотрелся. – … пусть даже и бог. Но на Гадеса ты не особенно похож, а других древнегреческих проводников в мир мёртвых я не знаю.

– Если ты так торопишься в стан безмолвных наблюдателей, то держать не буду, отдам дочурке. Но что, если у тебя есть второй шанс? – Я прищурился недоверчиво. Что-то мне это резко перестало нравиться ещё больше, уведя шкалу в глубокий минус. Сатана, ты ли это? – Примешь его – и дар твой будет куда шире, и возможности – не чета тем, коими ты обладал в этом мире. Даже сестру твою я, так уж и быть, исцелю. Иначе недолго она протянет, с мёртвым братом и без денег-то…

Зеленоглазый хихикнул. И вроде бы звучать это должно было гаденько, но почему-то оказалось совсем наоборот. Образ этого мужчины был мрачным и тёмным, но вместе с тем не вызывал сильного негатива. Вообще, при взгляде на него я испытывал крайне странные и необычные ощущения.

Правда, что ли, божество?..

– Выбор без выбора, да?

– Выбор есть всегда. – Он пожал плечами, двинувшись влево и вынуждая меня поворачиваться вслед за ним. – Просто не всегда он устраивает выбирающего.

– Если ты – бог, то должен знать: я не откажусь, просто не имею права. – Я не от мразотной натуры промышлял чёрной археологией, используя свой дар и в хвост, и в гриву. Просто иначе даже поддержание в Алисе жизни было не потянуть. Никакая работа не принесёт столько, сколько десяток-другой древних раритетов в год, оказавшихся на чёрном рынке с моей посильной помощью. – И, может, хотя бы назовёшь себя?

– А у тебя нет никаких догадок? Мне, знаешь ли, нужны умные, хитрые, самодостаточные исполнители, умеющие думать своей головой. Будет до смешного обидно, если ты окажешься дуболомом под стать многим моим врагам…

Говорил он нарочито медленно и неспешно, глядя на меня, ходя кругами и словно провоцируя на что-то. Я же наблюдал за ним, слушал и размышлял.

Упомянутая им дочь, сам образ, изумрудное сияние, которое тут явно неспроста. Поведение его, опять же: он вроде бы и говорил нормально, но вместе с тем в словах и движениях сквозила неприкрытая издёвка. На ум то и дело приходил один харизматичный рогатый брюнет, на которого этот мужик чисто внешне походил мало… но в остальном, если так прикинуть, они были очень даже похожи.

Локи, полукровка Ётуна и Асиньи, харизматичный антигерой в современности, и тот ещё говнюк в далёком мифическом прошлом. Даже я был наслышан о некоторых его поступках, а так же о его, опять же, тянущейся из древних времён репутации трикстера – лжеца, промышлявшего злыми розыгрышами. И дочурка у Локи-Из-Мифологии имелась, Хель её зовут, как раз за мёртвых и отвечает.

А больше на ум никто и не приходит, по крайней мере, из подходящих под описание.

Местечковых мелких богов-то я поимённо точно не знаю. А если ошибусь… ну не убьёт же он меня, на самом-то деле? Зачем-то я ему был нужен, раз удостоился этого представления, совмещённого с жертвоприношением. Странно даже, что я сразу не заметил наливающиеся изумрудным светом руны на полу и колоннах, начертанные прямо поверх фресок и барельефов.

Скандинавские руны, если мне не изменяет память.

А значит…

– Локи?..

Глава 2

Локи, – очевидно стало, что это он, – демонстративно похлопал в ладоши. А я понял, что за хлопки были двумя минутами ранее.

– Верно, верно! Тебе было бы куда проще жить, знай ты об истории своего мира чуть больше… но чего нет – того нет. – Скандинавское злое божество плавно переместилось к алтарю, всё ещё покрытому моей кровью. Раз – и его палец коснулся алого цвета, два – и он поднял руку, за которой тянулась кровавая, подрагивающая нить. – Ты оказался чуть более подходящим для дела, чем я сам ожидал, смертный. И порадовал меня к тому же, так что я закрою глаза на твои поганые мысли и вернусь к своему предложению. Второй шанс. Но ты должен будешь выполнить для меня одно задание… и будет оно непростым.

– Я правильно понимаю, что у меня из вариантов сейчас – второй шанс с работёнкой по профилю, или прямая путёвка в Хельхейм? – Я честно пытался подавить в себе эти чуждые моему характеру и сейчас откровенно чрезмерные наглость и смелость, но получалось так себе. Никак не получалось, если точнее. Утрата тела словно бы сорвала какие-то внутренние ограничители, переведя страхи в разряд чего-то эфемерного. Небось, инстинкт самосохранения отключился нафиг за неимением оболочки из плоти и крови. И это было паршиво, так как тон бога как бы намекал: второй раз меня прощать за оскорбление он не станет. А как уследить за языком, который молет вперёд мысли? – И я бы не отказался от… подробностей, пожалуй.

Локи тем временем начал двигать рукой с «подвязанной» к пальцу нитью моей крови, прямо в воздухе рисуя ею сложные узоры, включающие в себя в том числе и нечто, отдалённо похожее на древнескандинавскую письменность. Ну, насколько я её запомнил: не доводилось как-то поработать в тех местах, спроса на реликвии оттуда просто не было, а местное население там к чужакам относится в разы агрессивнее, чем на территориях древнего Египта.

– Не буду углубляться в историю: тебе сейчас нужно знать лишь, что боги существовали в твоём мире, покуда не были вынуждены уйти в отдельные малые миры-домены. И сердцами этих доменов они сделали обрывки Хроник Акаши – Истока, из которого некогда даже смертные народы черпали магию. – Я прямо-таки слышал, как он вырывает из заранее подготовленного рассказа целые абзацы, а оставшееся компонует в короткие, отрывистые предложения. Словно его время поджимало, или нужно было уложиться до завершения этого своего кровавого, подвешенного в воздухе конструкта. – Ныне боги и их последователи обитают в своих маленьких мирах, сражаясь друг с другом в затянувшейся борьбе, целью которой является овладение всеми частями Хроник. Я отправлю тебя в свободное тело подле Олимпа, а твоей задачей станет кража их части Хроник Акаши. Справишься – награда и подобающее место в моём домене. Нет – смерть. Доступно объяснил?

Было бы у меня тело – открыл бы рот от тихого охреневания, до того масштабно и невыполнимо звучало это, с позволения сказать, задание. Что-то подсказывало мне, что проще луну с неба достать, чем увести у Олимпийцев из-под носа бесценный источник магии… его кусочек, вернее.

Был бы выбор – и я находился бы очень далеко отсюда. Но история не знает сослагательного наклонения, и «бы»-кать, как правило, просто бессмысленно. Если б да кабы, то во рту росли б грибы! Сейчас же у меня из вариантов или «второй шанс», или Хельхейм. Если вообще не жутковатое забвение, коли Локи меня просто «выбросит». Вряд ли моя душа ему принадлежит, если это вообще имеет какое-то значение в нашем случае.

Так-то я атеист… был. Заступиться некому.

– Сколько у меня будет времени?

– Всё время вселенной… – Локи вновь хихикнул. – … до твоей смерти. Я ничем тебя не ограничиваю. И если ты справишься, то награда будет воистину впечатляющей. А в качестве аванса я исцелю твою сестру. Якори в этом мире тебе будут только мешать…

Лёгкое движение могучей руки – и вот уже рядом со скандинавским богом открывается червоточина, тьма в которой быстро сменяется видом хорошо мне знакомой больничной палаты. Локи так и не отвёл от рун взгляда, а к телу Алисы уже устремились тёмного-зелёного оттенка жгуты, коснувшиеся её груди и начавшие словно перекачивать в неё что-то. Не прошло и минуты, как она открыла глаза, а я невольно улыбнулся. Сколько раз я представлял себе этот миг, воображая чудо? Не счесть разов этих. И вот теперь, как по волшебству, моя сестра открыла глаза и даже начала шевелиться, лишённая сил из-за продолжительной комы.

Лишь бы это не было иллюзией, но проверить… боюсь, за такое он меня точно грохнет и не почешется. Вряд ли я уникум, верно?

Собрав ноги в руки, я настроился на продолжение «делового разговора».

– Каким будет моё тело? И каков шанс, что меня быстро раскроют? Я не знаю, ни как жили древние греки на самом деле, ни как они живут сейчас, спустя две с лишним тысячи лет в другом измерении. Язык, опять же… – Мозг отчаянно выискивал подводные камни, от которых, вероятно, нужно было избавиться здесь и сейчас, в процессе «составления договора». Ну, если не считать того, что само задание, выданное вот так – это стёб и издёвка.

С Локи, настоящего Локи, станется подложить пахучую свинью даже тому, кого он сам отправляет куда-то с заданием. Ведь это будет вполне себе в духе злого трикстера.

Может, ему резко стало скучно, вот он и решил повеселиться, меня отловив?..

– Ты задаёшь правильные вопросы, смертный, но явно не до конца понимаешь своё положение и свою роль. Я и так был достаточно милостив, чтобы исцелить твою родственницу. – Божество обернулось, посмотрело прямо на меня и наклонило голову. Губы его скривились в ехидной усмешке. – Языку обучу, остатки памяти тела стабилизирую, но не рассчитывай на многое. Знания придётся добывать самостоятельно. Будешь думать прежде, чем делать, и тебя не раскроют… слишком рано.

А я, как сотни раз в своей жизни до того, сверхъестественным образом, – жопой, если конкретнее, – почуял, что что-то с телом не в порядке. Младенец? Вряд ли, скорее уж ребёнок: кто ещё может понимать речь, но не обладать необходимыми знаниями? Вот только изобразить из себя мальца… это будет сложно, но не невыполнимо. Надеюсь.

– От степени моей информированности будет зависеть и вероятность исполнения… – Взять язык под контроль! Взять! Под! Контроль! – … вашего поручения. Если я просто окажусь посреди древнегреческого полиса, то проживу очень недолго.

– Многие знания – многие печали, смертный. Не считай себя умнее того, кто и организовывает твою отправку. Бессмысленно ты не сгинешь, уж поверь. – Резким взмахом руки Локи провёл линию, соединившую несколько блоков рун воедино, и те вспыхнули нестерпимо-ярким светом, начав вдобавок ко всему ещё и двигаться по часовой стрелке. – Но я, тем не менее, добавлю кое-что: опасайся не только олимпийцев, но и их жрецов. Поначалу они не увидят в тебе ничего подозрительного, но рано или поздно маскировка даст слабину. Ты сам поймёшь, о чём я, и что нужно сделать, чтобы выжить. А не поймёшь…

Мир вокруг резко ухнул в темноту, и только изумрудные глаза остались висеть передо мной, постепенно надвигаясь, точно фары мчащегося на тебя грузовика.

– … умрёшь. Не подведи меня, смертный!..

Перед тем, как сознание покинуло меня, я увидел бескрайний космос, в котором в замысловатом хороводе кружились, прямо вокруг старушки-Земли, натуральные летающие… не острова, нет – континенты скорее, ибо размерами они впечатляли. И к одному из них меня потянуло с невероятной силой, сопротивляться которой я не стал даже в малом: а ну как сбойнёт, и я останусь висеть, где вишу?..

Последним, о чём я подумал перед тем, как отключиться, стал Второй Шанс.

«Уж не знаю, получится ли добраться до Хроник, но я сделаю всё возможное.

Или умру, пытаясь» .

***

Алтарная зала храма лишилась красок и света сразу после того, как ярчайшая вспышка вырвала душу смертного, сдобрила ту порцией энергии и отправила в точку назначения, ориентируясь по выстроенным скандинавским богом якорям. И стоило лишь уняться буйству энергий, как Локи преобразился: взгляд его стал куда менее довольным, устремившись в сторону подозрительно движущейся тени, отбрасываемой одной из колонн.

– Это жалкая душонка оказалась столь крепкой волей, или ты решила не напрягаться, дочь?

– Первое, о-те-ц. – С яркой улыбкой, смотрящейся противоестественно на мертвенно бледном лице, произнесла выступившая из тьмы Хель. Чёрное с серебром платье струилось на ней, точно живое, притягивая взгляд, лаская изгибы фигуры и подчёркивая и без того божественную красоту. Но каждый, кто осмелился бы взглянуть богине в глаза, обрёк бы себя на вечные муки. Почему? Взгляни сам и расскажи, если сохранишь разум. – Сотня поколений не вымыла из него ту кровь. Она сильна в нём, как, впрочем, и его воля. Даже просто удержать душу здесь на протяжении ритуала оказалось… непросто, так скажем. Он инстинктивно и с огромной силой рвался туда, куда должно.

– Я заметил. – Хмуро отрезал бог лжи и обмана. – Его разум едва не рассыпался даже от малейшего воздействия. Я практически ни о чём не успел ему поведать, да и вложить в голову удалось немногое. Жаль. Перспективный мог получиться экземпляр.

– Не сбрасывай его со счетов слишком рано. – Хель провела ладонью по поверхности алтаря, на котором не осталось ни капли крови. – Такие просто не умирают, уж доверься моему опыту. Да и много ли ты знаешь самоучек, кто на обезмаженной Земле научился бы черпать вместо маны саму жизнь, да ещё и не свою?

– К слову, об этом… – Локи повернулся, вперив в дочь взгляд прищуренных глаз. – Ты не нашла её?

– Душа девочки давно прошла через очищение. – Хель покачала головой. – Можно собрать конструкт-подобие, подселив его в оболочку, но едва ли в этом есть смысл. Если он всё же выживет, то и сам поймёт: тело без души есть ничто иное, как нежить. И вряд ли этот смертный желал для сестры такой судьбы. Даже у их эгоизма есть свой предел. Но ты, отец, вдохнул в тело жизнь, а то что души на месте не оказалось…

Где-то далеко-далеко, в предместьях Лондона, вздрогнула и в последний раз вздохнула истощённая, пролежавшая в коме не один год девушка, вокруг которой суетились прибывшие засвидетельствовать «чудо» врачи.

Изумрудные нити собрали остатки её жизненных сил в единый ком, отправив тот вслед за покинувшей Землю душой родного брата.

– Тогда мы здесь закончили… до тех пор, пока о себе не даст знать новый носитель крови. – Локи взмахнул рукой, и пространство перед ним подёрнуло дымкой, в которую бог безо всякого страха и ступил. Хель, выждав несколько секунд, ухмыльнулась вслед своим мыслям… и послала куда-то в небо крошечную серую, с серебряными проблесками частичку, прошедшую сквозь потолки храма, пронзившую небосвод и скрывшуюся в космосе.

А в следующий миг в осквернённом храме Олимпийцев богини не оказалось, как не было и выщербин от пуль, гильз, тел, крови и трупа циклопа.

Входные врата вновь гостеприимно распахнулись: сюда всё равно не смогли бы зайти смертные без, по крайней мере, подходящего проводника. Храм простоял две тысячи лет до сего момента, ожидая достойного. Простоит столько же впредь. Ведь что такое время для богов?

Пшик и ничто, дуновение слабого ветерка против целой рощи могучих дубов…

***

– … может, притопим по-тихому? А ну как очнётся?

– Нет! Оставим у канавы, сам свалится и подохнет. Зато мы сможем честно сказать, что оставили его живым и здоровым, убивать не убивали и вообще не вредили… вроде ж тощий, скотина, а тяжёлый! – Незнакомые звуки складывались во вполне себе понятную речь, а тело начало покалывать во всех местах сразу. Меня словно через мясорубку пропустили, напоследок фурой протаранив. Ушиб всей бабки, не иначе. – Давай, кидай его сюда. Да чего ты с ним миндальничаешь?!

Я сначала приложился задницей обо что-то холодное и рельефное, а потом и затылком, сумев, впрочем, слегка смягчить удар мимолётным напряжением мышц. Мог бы, в теории, и глаза открыть, и пошевелиться, но кто бы меня ни тащил в канаву, вряд ли им нужен свидетель. Но Локи… скотина! Языку обучил, конечно, и даже какие-то основы местного социума пытаются в голове проклюнуться, но вот информация об самом этом теле всплывает через боль, и неведомо сколько займёт процесс!

Кто я? Как зовут? Какое положение занимаю в, напомню, жёстко сегрегированном обществе этих древних греков, если их вообще можно так называть? Ничего! Пусто! Что-то маячит на периферии сознания, но мне-то ответы нужны вот прямо сейчас, просто чтобы принять верное решение!

– Я бы его всё же прикончил. Так всяко надёжнее, и у господина вопросов не будет. Сколько он уже ждёт смерти дурачка? Того глядишь, прогневается!

– Три года ждал, подождёт ещё немного. Неприкаянные обычно долго не живут, а этот даже не очнулся, даром, что ему такую честь оказали. Помрёт скоро, уж поверь моему опыту! – Послышались хлопки, в которых я не иначе как за счёт опыта и чутья определил похлопывания по плечу. – Пойдём. Плохо будет, если нас тут кто увидит. И так задержались…

– Я и незаметно могу его…

– Пойдём! – Уже куда строже рыкнул второй, сопроводив слова звонким таким подзатыльником. Туда его, нахрен! А то придумал тоже, меня грохнуть сразу после прибытия на место!

Шаги, тщательно скрываемые шумом движимых ветром крон близких деревьев, спешно удалялись, пока окончательно не стихли. Я же полежал ещё пяток минут, окончательно приходя в себя, после чего открыл, наконец, глаза. Как и ожидалось: поздний вечер, луна, – откуда ты тут? – на небе, покачивающаяся на периферии зрения зелень деревьев, стены крошечных хибар, перемежённых растительностью да заборами… и канава, в которую, похоже, сливали отходы со всего села, или где я вообще оказался.

И лишь поднявшись на чуть подрагивающие, худые, но жилистые ноги я понял, что это далеко не село. Просто меня «выбросили» в не самом благополучном районе, из которого была видна, простите, задница храмового комплекса, возвышающегося над городом на манер крепости какой. Даже отсюда я мог узреть отвесные скалы-стены высотой метров в восемьдесят: уж не знаю, сколько сил ушло на то, чтобы обложить естественную породу горы гранитом, проложив поверх и проторив внутри неё ходы, тем самым украсив её, но смотрелось круто.

И как штурмовать место, на которое можно подняться сугубо по лестницам шириной в четыре метра и «длиной» в полторы тысячи ступеней – загадка.

Снизу, в общем-то, были видны только малые храмы отдельных божеств – традиционные такие, белокаменные, с разукрашенными колоннами и неразличимыми отсюда цветастыми барельефами, да ещё всякие постройки служебного назначения. В центре должны были находиться самые важные, монументальные и величественные здания, но лично я знать не знал, что включает в себя древнегреческий храмовой комплекс.

Эти-то воспоминания накатывали волнами в формате «что вижу – о том и вспоминаю», вызывая приступы мигрени и жутковатого ощущения дежавю.

Если же вернуться к моему местоположению, то окружали меня, напомню, канава с отходами, в которой обладатель звонкого голоска предлагал «притопить» мою тушку, недалеко ушедшие от хижин домики самых нищих горожан, довольно широкая дорога и какие-то лесопосадки. Людей не было: надвигалась ночь, а порядочные граждане, как известно, впотьмах не шляются. Особенно во времена, когда побудка – перед восходом солнца, а спать падали немногим позже наступления темноты.

Что же до меня… ну, я ощущал себя голым. Совсем. И покрывало, незатейливым образом местами сшитое, не особо-то внушало чувство одетости и защищённости. Трусов, опять же, не было и в помине: греки это дело не носили, насколько я помню. Но хотя бы на ногах присутствовали простые, крепенькие на вид сандалии, стягивающие стопу несколькими кожаными ремешками.

И на том, как говорится, спасибо.

– Ну, дорога приключений, куда ты меня приведёшь в этот раз?.. – Произнёс я, дивясь тому, как естественно и вместе с тем непривычно мой рот исторгал из себя совершенно чуждые звуки. Благо, звучало это более-менее естественно, но нужно было попрактиковаться.

Вздохнув, я смело зашагал туда, куда меня вело чутьё и ошмётки, предположу, памяти прежнего владельца этого тела, которые всплывали тем чаще, чем усерднее я пытался ухватиться за один из «всплывов». Образы, ощущения, ассоциации – всё это хороводом проносилось перед мысленным взором, иногда «взрываясь», когда наблюдаемые мной картины вокруг синхронизировались с воспоминаниями.

Я морщился, но процессу не противился, так как сейчас важнее всего было начать хоть как-то ориентироваться в окружающей действительности. Прежний владелец тела явно был мастак пошарахаться по городу, зная каждый его закоулок, а многих людей и вовсе помня в лицо, по имени и роду занятий. И сейчас мне это вполне неплохо помогало.

Редкое воспоминание не имело ниточки, тянущейся к образу моего жилища, которое находилось даже не в самой дыре. Так, на пограничье, и представляло оно, насколько я могу сейчас судить, глядя на домик своими глазами, строение с одной комнатой, верандой и огороженным стеной-забором внутренним двориком со своим колодцем. Стены из камня, крыша – глиняная черепица. Есть окна – тупо проёмы в стенах с хлипкими ставнями, кое-какие внешние украшения.

Не обошлось и без примечательного символа надо входом – обвитый двумя змеями жезл с крыльями в навершии. Сам Гермес покровительствовал семье владельца тела… моей семье.

По крайней мере, покровительствовал до тех пор, пока я не остался один.

Клеон, сын Трояна – последний член знатной семьи, жившей в Подолимпье, величайшем и единственном полисе, выросшем вокруг главного храма этого мира. Родившийся слабым, Клеон с возрастом не показывал должного ума, хворал и во всём заметно отставал от сверстников. К восьми годам он-я так связно и не заговорил, отчего отец ударился в попытки завести ещё одного наследника.

Как показало время, безуспешно: его подвело мужское здоровье, и вскоре об этом прознали недруги.

Семьи в полном понимании этого слова не стало, когда Клеону исполнилось четырнадцать. Враги интригами, не опасаясь уже суть прервавшегося рода, лишили Трояна, моего отца, власти, а затем и средств к существованию. Это же спровоцировало чисто силовой конфликт, в конце которого остался лишь я. Воевать тут умели и любили, а закон открыто стоял на стороне сильнейшего… и живого. Если некому было заявить о преступлении, то никто по этому поводу и не парился.

К счастью для меня, сирого и убогого пощадили: не было принято в Подолимпье убивать последнего сына. Мог ли дурачок пожаловаться, едва понимая, что вокруг происходит? Не-а. И теперь именно я в теле этого слабоумного. Вот такая петрушка, м-да…

Как хорошо для ублюдков получилось-то, что прежний владелец тела был скорбен умом и бессилен что-то изменить или хотя бы просто отомстить, правда?

Даже я, будучи вообще левым человеком, от всплывающих в режиме он-лайн воспоминаний Клеона разъярился не хуже быка, простоявшего в стойле всю зиму и увидевшего красную тряпку. Образы счастливой, в общем-то, жизни, сменялись чередой смертей родичей, насмешками, издевательствами и быстро наступившей нищетой. Из рабов тоже никого не осталось, а ведь тут даже самый пропащий ремесленник имел зачастую хотя бы одного.

Подросший Клеон, впрочем, сумел как-то приспособиться для выживания: невольно и по чистой случайности обратился к жрецам «своего» бога-покровителя, Гермеса, и мальчонке помогли. Поселили в старом «малом доме» его фамилии, подальше от врагов. Заделали посыльным, работающим за весьма скромную плату, которой хватало на кое-какую еду.

И на вещи бы хватило, но прежний Клеон был, всё же, больным человеком, которого некому было защитить. Как итог – обманывал его каждый второй, улыбаясь в лицо и пользуясь положением известного на весь город дурачка. Удавлю сук, как только возможность представится! Никому не пожелаю посмотреть такой вот «фильм» в голове, отдающийся картинкой, звуком, ощущениями, чужими-твоими эмоциями, фантомной болью от побоев…

Хуже было бы только не откажись эти греки от однополой «любви» в отношении юношей, но в этом плане время что-то, да исправило.

Но Локи… Что б тебя кони вечно драли, с твоим сыночкой восьминогим во главе! Ну удружил, скотина!..

Хлопнув кулаком по незапертой двери, я просочился во дворик, там же рухнув на траву. Всё равно тепло было, а запираться в четырёх стенах, которые могли спровоцировать новый ворох воспоминаний… нет, мне и того, что уже пришло и всё ещё подтягивалось само хватало с запасом.

Большим таким запасом, из-за которого в голове царил сумбур похлеще того, что бывает после жестокой и беспощадной попойки.

Клеон, сын Трояна, которому недавно исполнилось шестнадцать – это теперь я. И на сегодняшней церемонии представления богам ни один член пантеона не высказал во мне явной заинтересованности и желания признать «своим». Даже Гермес промолчал, хоть, подозреваю, с его попустительства меня и не отвергли единогласно, изгнав или казнив из жалости.

И, соответственно, сделали Неприкаянным.

Магические цепи, – отдельная история, – проявились, конечно, да и я теперь не тот послушный идиот, но ниже падать в иерархии местного социума было некуда.

Потому что боги признавали даже рабов, а непризнанных в безопасной черте города не держали, убивали или изгоняли. Неприкаянный – почти уникальный случай, встречался один раз на тысячу, если не реже. Почти что табличка «этого беднягу никто не защитит, дерзайте». Не свой, но и не чужой…

А я ещё удивлялся, какого хрена меня хотели в канаве утопить. Хер им теперь, а не моя смерть и уход ставших ничейными владений с молотка!

Но вот как всё обставить, не сильно потеряв в моменте и перспективе, нужно ещё придумать…

Удивительно, но у этого летающего континента действительно была то ли луна, то ли иллюзия её. И звёзды, сверкающая россыпь которых заставляла сердце биться быстрее, а мысли – течь мягко и гладко, словно по проторенной веками назад дороге. Я смотрел на них и понемногу успокаивался, оставляя сонм чужих проблем не в прошлом, конечно, но позади, на задворках сознания. Смещая их прочь из «оперативной зоны», которая мне была нужна для размышлений и систематизации всего того, что Локи нарыл в этой тушке, «стабилизировав» и кинув мне, точно кость бешеному псу.

И на том спасибо, конечно, но можно же было и по-нормальному сделать!

Хроники Акаши, они же Исток, он же Сердце Мира. Источник магии, бесценное сокровище… у Локи, конечно, охрененное чувство юмора – ставить такую задачу перед тем, кому достаётся вот такое вот тело. Я вот ни разу не удивлюсь, если сам Зевс своей божественной задницей на Истоке сидит, даже в сортир его с собой таская.

Но с другой стороны, а в какую ещё тушку можно впихнуть развитый разум? В ребёнка? Магия магией, но взрослый человек маленькие мозги растянет и порвёт, как мне кажется. Или просто кукухой поедет от бессилия. А у взрослых, даже у подростков, как правило уже есть обилие социальных связей: родственники, друзья, просто случайные знакомые. Даже в двадцать первом веке, где люди в принципе слабо контактируют друг с другом, эти самые знакомства нет-нет, да образовываются.

А если меня, например, посадить «наблюдать» за кем-то с самого детства, ютясь в его теле… да та же кукуха отлетит от безнадёги!

С этой точки зрения сирота без друзей и знакомых – идеальный кандидат.

Было б мне от этого ещё легче, конечно…

Пролежав на траве ещё с час примерно, я дождался, пока волна воспоминаний уляжется в голове и сортировать станет нечего. Ненадолго вакуум в черепушке меня даже напугал, но стоило лишь найти в себе силы встать и проследовать в полупустое жилище, как всё вернулось на круги своя: воспоминания нахлынули с новой силой, и едва смог от них отгородиться, чтобы не потерять связь с реальностью.

В жилой комнате присутствовала нехитрая мебель: писчий стол, стул, здоровенный плоский сундук с моим нехитрым скарбом, широкая деревянная конструкция, присыпанная сеном с очень условным покрывалом поверх него и набитой всё той же соломой подушкой – мешком по сути, с перетянутой бечёвкой горловиной. И всё.

Память подсказывала, что это даже для не-гражданина весьма скромно, но что я сейчас мог с этим поделать? Только спланировать пути исправления своего положения.

Да и лично мне спать приходилось в условиях куда хуже этих, так как пустыни и руины редко предоставляют чёрным археологам полноценное спальное место. Прорвёмся. А сейчас я «случайно» приложился головой об подушку и отключился. Магия, жрецы, работа, враги семьи, память – всё потом!

Впервые за долгие годы я спал, и мой ошалевший от нагрузки мозг не видел никаких снов. Даже самых коротких…

Глава 3

«Сильный делает то, что может, а слабый страдает, как должен»

(с) Фукидид, История Пелопонесской Войны

Койку я-прежний разместил с умом: первый же лучик поднявшегося над крышами соседних зданий солнца впёрся прямо в глаз, таки вынудив меня встать вопреки желанию отоспаться за все испытанные страдания. Подниматься совсем уж спозаранку, к счастью, было не надо – мало того, что рабочий график посыльного требовал работы с полудня и до темноты, так ещё и явка была необязательной. Просто если филонить, то можно в какой-то момент натолкнуться на зеркальный ответ: работы нет, иди, гуляй, мол.

А! Ещё после представления богам в этом мирке участникам, кроме изгоняемых и убиваемых, полагалось три дня на восстановление. Для меня это значит лишь, что недруги, вероятно, не будут в эту пору суетиться, или будут считать, что я гарантированно валяюсь дома.

И этот факт, как и срок, я потрачу с пользой, уж можете мне поверить!

Первым делом я, вскочив с койки и поморщившись из-за боли в отлёжанных рёбрах, принялся за разминку. Нужно было поближе познакомиться с возможностями своего тела, которое хоть и ощущалось худым, но оказалось весьма крепким: быстрые ноги, как говорится, и звиздюлей не боятся, и помогают споро разносить послания и посылки, чтобы делать больше работы за отрезок времени и побольше отдыхать.

Даже прежний Клеон это понимал, а уж для меня свободное время теперь было бесценным ресурсом, без которого, боюсь, не состоятся никакие планы.

Выносливый, юркий, подвижный – вот, что можно было сказать о текущем мне. Не было в конечностях особой силы, как в прежнем теле, но и совсем уж задохликом меня не назвать. При том получаса не хватило для того, чтобы заставить меня даже ощутимо вспотеть, а это – хороший знак. Выносливость преобладала надо всеми прочими параметрами, и с таким фундаментом можно было работать.

Изменить меню, более рационально расходуя средства, добавить тренировки – и к восемнадцати годам я буду достаточно мощным юношей, которого не сломит эфебия.

Что за эфебия? Военная подготовка длиной в три года, обязательная для каждого мужчины. И, можно сказать, социальный лифт для как раз тех, кого жизнь потрепала, ведь отслужив эти три года самые способные могут претендовать на место в войсках или страже, состоять в которых весьма почётно и денежно.

Для метеков, людей без гражданства, это ещё и способ это самое гражданство быстро заполучить. Всего десять лет безукоризненной службы, и ты уже полноценный член общества с правом голоса и статусом, который тут весил совсем немало. И это реально быстро, так как в ином случае какой-нибудь работяга мог в Подолимпье и все тридцать лет пахать, чтобы просто получить шанс на гражданство… не для себя, а для своих детей. Просто за верность, так сказать.

Жестоко? Ну так местное устройство мира тому способствует, но об этом когда-нибудь потом. Сейчас же вернёмся к нашим баранам, а именно – обоснованию необходимости прохождения эфебии с отличием.

Считаем. Первое – подготовка к эфебии позволит мне обоснованно для наблюдателей заняться усилением себя любимого. Приобретение боевых навыков, да и тот же сбор информации о местных порядках. Как-то же надо было двигаться в сторону Хроник? Ну, хотя бы лежать в их направлении головой, я не знаю…

Второе – статус хорошего и перспективного эфеба это какая-никакая, а защита. Я не самоуверенный кретин, и понимаю, что десяток знатных семей, жаждущих моей крови – это, мягко говоря, дохрена, в то время как я сейчас представляю из себя зрелище довольно жалкое. Даже вселение не особо-то что изменило в моменте: бойцом я не был, гением интриг или мастером торговли тоже. Мои навыки из двадцать первого века востребованы тут лишь частично, что, конечно, печально. Звеньев в магических цепях больше среднего, но при этом я неприкаянный. Где плюс, там и минус, так сказать.

Но не критично: всего можно достичь с нуля, пока ты ещё дышишь.

Так что в перспективе статус будущего воина может прикрыть мне тылы и уберечь хотя бы от самых наглых интриг, подстав или вообще попыток огреть дубинкой в сумерках. При этом я бесплатно получу возможность учиться у ветеранов, которые на какой-нибудь Земле полдесятка крепких мужиков в одиночку положить смогли бы, и это на одних лишь кулаках. Ну и, повторюсь, своего рода социальный лифт: из грязи в князи, пусть и ценой пота, крови, усилий и риска. Эфебов последнего года всё же выводят «в поле», да и сам процесс обучения отнюдь не полностью безопасен.

Да. сама задумка не без минусов, конечно, и до пресловутой эфебии ещё два года, но как иначе-то? Задумываться об этом нужно уже сейчас!

Мир богов предоставлял возможности для развития в теле магии, факт. И наличие магических цепей это доказывает. Вот только ключевое слово тут – развитие! Я не японец, и даже не школьник, чтобы на третий день начать щелчком пальцев щёлкать десятками матёрых рубак, которые воинскому искусству всю жизнь посвятили. Мне потребуется время, чтобы развить в себе заложенные природой таланты.

А если ещё и Великий План моего Сумрачного Гения, – прямой, как удар серпом по яйцам, – в ближайшее время не выгорит, то в ближайшие два года придётся вообще крутиться ужом безо всяких защитников и покровителей, особо не до тренировок будет. Худший из вариантов, но я его не отбрасываю.

Как говорится – надейся на лучшее, а готовься к худшему.

Благо, время пока ещё было, и сейчас, пока на огне очага разогревалось в горшке варево, идентифицированное мной как тушеные бобовые с кусочками рыбы, я вполне себе мог поразмышлять «о вечном», распихивая память и результаты её осмысления по полочкам.

Мой дар, которым я обладал в «прошлой жизни», тогда казался мне настоящим чудом: уникальным, позволяющим обоснованно считать себя особенным. Место его средоточия я именовал сердцем, – так как у сердца оно и находилось, – или ядром. Ну, сами понимаете, почему.

Сейчас же прежние знания отчасти потеряли актуальность: ядро оказалось не ядром, а звеном цепи, просто было оно у меня в одном экземпляре в силу отсутствия на Земле источника магии, Хроник Акаши. Справедливости ради, его там не должно было быть вообще, но имеем то, что имеем.

Теперь же звеньев в теле двадцать, плюс одно моё. И вроде бы круто, да только все «не мои» звенья выглядят и ощущаются так себе: тусклые, слабые, почти пустые. Привнесённое извне на их фоне сияет солнышком, припекая от избытка силы, постепенно тянущейся дальше по цепи.

Что это сулит? В моменте, пожалуй, что и ничего. Я понятия не имею, как творится местная магия или как эти цепи используют, да и выглядят все новые звенья так, словно попытка ими воспользоваться приведёт к чему-то очень нехорошему. Точных и обширных познаний по теме в голове моего предшественника, конечно же, не было, так как даже имеющееся он «запомнил» или в детстве, слушая рассказы взрослых, или от сверстников, которые нередко судачили о магии, эфебии, прекрасных девах и прочих беспокоящих юношей вопросах.

А потом всю эту кашу Локи восстановил, если верить его словам, конечно.

Отрывочные и неполные сведения у меня были, в общем.

Но в перспективе, если я разовью такую прорву цепей, творить можно будет всякое. Да, даже с моими скромными познаниями мага-самоучки. А если получится пройти эфебию и получить полноценное образование…

Красотища же! Надо только до этого момента дожить, на что и будут направлены мои следующие действия. Великий План, да-да. Ведь получить защиту от «государства» – это, конечно, здорово, но я намеревался попробовать все возможные варианты сохранить свой зад в целости и сохранности здесь и сейчас, а не когда-нибудь потом.

И, желательно, не полагаясь на наш старинный авось.

Плотно позавтракав, я оставил угли в очаге дотлевать, сменил хитон на второй и последний, поприличнее, посетовал в процессе облачения на кривость процесса и отсутствие в «арсенале» греков нижнего белья, пригладил рукой непослушные вихры на макушке, после чего вышел-таки на улицу, полной грудью вдохнув наполненный ароматами трав воздух. В уши ожидаемо ударил шум: город несколько часов как уже проснулся, и то, что эта его часть принадлежала среднему классу, лишь способствовало оживлению.

Куда-то шли люди, разъезжались, недобро поглядывая друг на друга, возничие со своими гружёными телегами, возмущался незадачливый горожанин, ступивший в смердящую кучу, носились дети, изображая какую-то сценку из не такого уж и мифического прошлого своего народа, прогуливались неспешно вчерашние юнцы, заканчивающие свою эфебию и трудящиеся в рядах стражей – статные, горделивые, готовые совсем скоро выйти наконец на «вольный простор»…

– О! – Восклицание раздалось откуда-то слева, и там я, обернувшись, увидел низенького, крепкого мужичка, во все глаза на меня смотрящего – соседа. У него не было правой руки, а телосложение выдавало в нём некогда воина. Ныне же – всего лишь инвалида, отселённого на задворки города. – Клеон, никак ты оправился?!

– И вам здравствовать, Онесим. – Я улыбнулся. Этот человек был одним из тех немногих, кто приглядывал за вчерашним дурачком. – Вчера было моё представление богам, и я, кажется, избавился от мешающего мыслить увечья…

– Слава богам! – Тут же воскликнул бывалый вояка, подошедший и хлопнувший меня по спине широкой ладонью. До плеча ему тянуться было высоковато. – Прими мои поздравления, юный Клеон! Троян бы гордился тобой!

Я вздрогнул, когда из памяти реципиента полезли новые воспоминания об отце этого тела. Ну, удружил, соседушка: опять мигрень будет!

– Я сделаю всё, чтобы ему и правда было, чем гордиться. И спасибо вам за то, что присматривали за мной! – Поклониться достойному человеку – не зазорно. Ни для местных, ни для меня самого. Так что какое-то время Онесим лицезрел мою вихрастую светловолосую макушку. Выпрямившись, я продолжил: – Но после представления дано всего три дня на восстановление, а мне нужно успеть сделать очень и очень многое.

– О, понимаю-понимаю, Клеон. Не буду тебя задерживать. – Махнул рукой мужчина. – Но ты заходи поболтать, как будет время. Я о многом могу тебе поведать, на самом-то деле.

– Обязательно, да улыбнутся вам боги! – Попрощался я, развернувшись и двинувшись дальше по улице. Хороший мужик, надо и правда заскочить к нему, как появится «окно» хотя бы часа в четыре. И вина захватить.

Возвращаясь к Великому Плану, первостепенной задачей сейчас я счёл ни много, ни мало, а разбирательство с имуществом моей семьи. Если судить сугубо по устаканившимся в голове воспоминаниям, то это большой двухэтажный дом в центре города, суть родовое гнездо, пара управляемых наёмными работниками, – а такие ли они нынче наёмные? – синоций, доходных домов по-понятному, и доля в крупнейшей гончарной мастерской города. Остальное было продано ещё при живых родичах, так как на «войну» со врагами семьи деньги уходили нешуточные.

А, может, и этого, – кроме дома, – уже нет: кто знает, какие обязательства были на нашей семье, утратившей способность их исполнить?

По этой причине первым и, возможно, последним на сегодня пунктом назначения был избран храмовый комплекс. Ведь даже моё вселение, а для окружающих – излечение, было приурочено к представлению богам. Ежегодному ритуалу, в ходе которого шестнадцатилетние юноши и девушки или обретают покровителя, или изгоняются.

И изредка, как в моём случае, оказываются неприкаянными – не заслужившими ещё изгнания, но и богам не приглянувшимися. Тоже, знаете ли, та ещё проблема.

В народе ходили слухи, что неприкаянным мог стать смертный, которым кто-то из пантеона всё же заинтересовался, но ещё хочет понаблюдать, чтобы впоследствии принять решение. И мне именно этот сценарий подходил не особо. Сами понимаете, почему: скорбный умом дурачок вряд ли мог кого-то хоть сколько-то заинтересовать, и своё чудо-исцеление с отсутствием метки изгнанника я приписывал проделкам Локи.

Кто, если не бог обмана, один из старших в своём пантеоне, мог изящно кинуть через моржовый хрен процедуру важнейшего ритуала богов-«соседей»?

Так или иначе, но представление богам несло в себе ещё одну, отнюдь не второстепенную цель: избранники богов получали так называемое «раскрытие цепей», суть признание Олимпийцев и право прикоснуться к магии. В этом возрасте оформлялся талант смертного в мистических искусствах, и боги могли тому поспособствовать.

Уж не знаю, от чего это зависело, но подозреваю, что смотреть надо на то, кто из богов раскрывал эти самые цепи.

Скажем, Зевс потрудится – получишь склонность к разрушению и молниям, а коль Гефест отметится, то тебе сам бог, – ха-ха, – велел посвятить себя ковке могущественных артефактов и созданию всякого разного, включая и постройки.

Доподлинно мне известен только результат: магические цепи смертного в любом случае проявлялись и становились видимыми, а в случае с избранниками – адаптировались для конкретного направления магии. Это не было что-то вида «теперь ты файермаг, Гарри, но холод тебе недоступен», вовсе нет. Скорее «вот это будет получаться лучше и проще, чем это».

И степень воздействия отличалась от почти никакой, если условный Зевс посмотрел на паренька и сказал «ну, окей, лишним не будет», и до весьма внушительной, когда всё тот же громовержец с азартом во взгляде значительно изменял магические цепи подопытного.

В прошлой, так сказать, жизни, я своё звено цепи практикой «заточил» под свою же узкоспециализированную деятельность: чувство направления, влияние на токи древней магии, предчувствие угрозы, ощущение близкой магии.

Заточил до такой степени, что иной подход в стычке с циклопом меня просто убил нахрен, простите за выражение.

Тем не менее, я это к тому веду, что даже на достижение этого скромного и двоякого результата ушли годы. В Подолимпье же похожую адаптацию приглянувшимся смертным организовывают боги. Моментально и для всех звеньев разом.

И это именно та причина, по которой в этом обществе любимчиков богов было принято считать особо перспективными. Во время эфебии они получали лучших учителей, может даже не из числа рабов; им многое сходило с рук; они почти сразу могли претендовать на то, чего обычный человек будет добиваться годами; им даже «прозвище» в народе давали очень рано, словно каким-то знаковым личностям, гениям и героям, да и в ряды армии их принимали куда охотнее, а там совсем иная петрушка, чем даже в стражах Подолимпья.

И жалование выше, и перспективы, и статус.

Для этого всего-то и надо было, что родиться с большим числом магических цепей в теле, и в шестнадцать лет приглянуться хотя бы одному, а лучше – нескольким богам. Так сказать, хоп – и ты если не на вершине, то уж точно перед кабинкой лифта, готового тебя туда доставить…

Я много думал этим утром, планируя свой первый день в новом мире, так что был уверен – маршрут я построил совершенно верно. Почему? Загибайте пальцы, так сказать.

Первое – мне хоть как-то помогли лишь жрецы Гермеса, не позволив, судя по всему, незатейливо грохнуть сиротинушку, дабы быстренько попилить недвижимость.

Второе – Локи весьма недвусмысленно выразился, сказав, что лишь в начале пути боги и жрецы не смогут разглядеть во мне засланца. Сколько это начало продлится, что именно во мне смогут разглядеть, не смогу ли я скрыть это уже своими силами – непонятно, а со жрецами всё равно встретиться будет надо.

Так когда к ним наведаться, если не сейчас?

Ну и третье, как бы не самое важное – я «исцелился» после представления богам.

Местные меня не то, что не поймут, но и охренеют, если я не поспешу вознести этим самым богам хвалу. Даже статус экс-дурачка не спасёт: прошлый владелец тела при всех своих бедах каждую декаду-две приносил дары, да и пищу в очаг не забывал подкидывать, благодаря Гестию. Ну и мне неплохо было бы с ещё одной стороны прикрыть тылы, «во всеуслышанье» заявив о своём исцелении, не делая из этого тайну. Тогда меня убрать будет сложнее, и, вероятно, враги залягут на дно, наблюдая.

По крайней мере на ближайшие декады, пока шум не уляжется.

Ну и «в довесок» я намерен поговорить со жрецами Гермеса, наведя справки об одном из вариантов избавления от здоровенной красной мишени на моей спине.

Вариантов-то, что самое паршивое, у меня на самом деле не так уж и много: любая попытка сохранить за собой поместье и бизнес приведёт к одинаково печальному финалу. Не вывезу я сейчас против местных мастодонтов, уважаемых членов общества и тех ещё воротил бизнеса в обществе, где слов уважаемых людей будет достаточно, чтобы обвинить меня титаны пойми в чём.

И богов как судий едва ли кто-то привлечёт – я не того полёта птичка, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь осмысленно, не говоря уже о том, что их пристальное внимание мне противопоказано.

Соответственно, требовалось это моё имущество сохранить особо извращённым, надёжным способом, который уже обрисовывался у меня в голове.

По дороге к храму я прикупил здоровенную корзину, наполнив ту пшеном, виноградом и оливками – дарами богам в благодарность за исцеление. По-хорошему, следовало хотя бы на быка раскошелиться или корову какую, но состояние моего кошеля не позволяло. Потому пришлось ограничиться минимумом, собранным, впрочем, по всем религиозным правилам: именно это преподносили на алтарь в подобных случаях.

Правда, не с такой серьёзной болезнью, но и мне сейчас не до жиру.

Сам по себе храм был местом, находящимся в самом центре города и вроде бы в пешей доступности, если бы не лестница. В моём родном мире «нормальные» для местных полторы тысячи ступеней, витиевато тянущихся из стороны в сторону, идущих то вверх, то вниз, преодолел бы не каждый. Тут проблемы возникали разве что у стариков из тех, кто не следил за питанием и нагрузками. Все остальные греки как ни крути, но были эталонами того, каким должен быть здоровый телом человек: подтянутые, крепкие, пышущие жизнью.

Недаром что ни девушка – то красавица хотя бы в вопросе фигуры, а каждый парень – хоть прямо сейчас позировать скульптору.

Но как в эту гору переть здравствующую и бодрую животинку – для меня загадка, отвечать на которую, к счастью, пока было не надо. За полчаса я преодолел путь от подножия храмового комплекса к его вершине, оказавшись на просторной, мощёной гранитными белоснежными плитами площади. Тут и там возвышались статуи, причудливые беседки с колоннами, лепниной и барельефами, важно выхаживали жрецы и мыслители, философы и учёные – эта публика нередко тут ошивалась, ибо по статусу положено.

Куда меньше было воинов, но зато каждый из них тут давил своим присутствием, создавая впечатление спокойных и умиротворённых, но всё же хищников. Неофиты сюда не заглядывали, а вот матёрые бойцы присутствовали в изобилии: я отчётливо ощущал те объёмы магии, что скрывались в их мускулистых, подтянутых телах, которым никаких доспехов было не надо для создания соответствующего впечатления.

– Возрадуйтесь, юноша, и вознесите хвалу новому дню. – Обратился ко мне немолодой жрец, словно акула устремившийся ко мне, едва я уверенно двинулся в сторону храма Гермеса. И лишь спустя пару секунд он узнал меня, и глаза старика распахнулись в удивлении: – Клеон? Юный Клеон, ты ли это?!

– И вы возрадуйтесь, о благородный Теокл, жрец Гермеса. – Я чуть поклонился, не сдержав улыбки. – Я прибыл сегодня сюда, чтобы в меру возможностей своих отблагодарить богов за чудесное исцеление. Долгие годы мой разум был словно подёрнут дымкой, а вчера я наконец прозрел!

– Боги благоволят тебе, Клеон, истину глаголю! – Жрец радовался вполне искренне. Что не удивительно, ведь именно этот старичок поспособствовал тому, чтобы моё тело дожило до своих шестнадцати, и даже сохранило кое-какое имущество. – Пойдём. Я уверен, что у тебя накопилось немало вопросов. Иначе стал бы ты так торопиться сюда?..

– С благодарностью тянуть не стоит…

Жрец отмахнулся с лукавой улыбкой на устах:

– Молодости свойственна спешка. Никто бы не осудил тебя, задержись ты немного. Тем более, почти все твои одногодки, Клеон, сейчас и шагу ступить не могут: представление богам вымотало их сильнее самой жуткой тренировки…

– Хорош бы я был, ссылаясь на слабость, которой нет по воле богов. – Соглашаться с апелляцией к молодости я не стал, ибо понимал: сие есть не более, чем игра слов, истинной целью которой, вероятно, является выяснение степени моей дееспособности. Боги, конечно, никогда не останавливались на полпути, единожды взявшись за дело, но одно дело – исцелить голову, и совсем другое – напичкать эту голову знанием и пониманием. А вот со слабостью я прокололся. Чуть-чуть. – И у меня действительно много вопросов, мудрый Теокл. Очнувшись от затянувшегося сна, я никак не могу унять беспокойства…

Мы преодолели несколько ступеней, ступив под своды храма Гермеса. Почему его, а не Аполлона, который как бы покровитель врачевателей? Традиции: Гермес благоволил семье, да и помогли выжить мне именно его жрецы.

До остальных богов тоже дойдёт очередь, но всему своё время: вряд ли они будут в обиде.

– Ты хочешь пойти на врагов с мечом?

Я мотнул головой. Даже как-то слишком резко, пожалуй:

– Нет. Я слишком слаб. Мало чего умею, мало на что способен. И вспоминая события даже последнего дня, когда меня оттащили из храма на самую окраину города, обсуждая, не притопить ли меня в канаве на радость какому-то господину… – Я не мог не приоткрыть правду хотя бы отчасти, ведь жрецу, как и его коллегам, нужны были мои мотивы. Там они помогали слабоумному мальцу, оставшемуся сиротой – это благое дело само по себе. Я же сейчас прошедший представление лоб, которого, до кучи, ни один из богов не признал достойным служения ему. Рассчитывать на доброту человеческую? Увольте: я изначально шёл сюда с конкретными предложениями, с которыми можно было и к Сатане обратиться, не то, что ко жрецам. – Потому сейчас я хочу просто выжить и крепко встать на ноги.

Старик не без удивления, с промелькнувшими во взгляде льдинками на меня покосился. Пораздумывал немного, теребя аккуратно подстриженную, но уже начавшую отрастать бороду, после чего поджал губы:

– Ты запомнил тех, кто нёс тебя, юный Клеон? Имена, внешность, хотя бы голоса?..

– Лишь голоса, прозорливый Теокл. Но не дело рубить сорную траву, не задевая при этом корней. И… – Я как бы задумался на секунду. – … я хочу сам решить эти свои проблемы. Мне нужно лишь время.

Жрец покачал головой:

– Богатства твоей семьи, Клеон, многим не дают покоя. Когда-то мы вмешались, чтобы дать тебе шанс. Не прогадали, и милостью богов твоя хворь сошла на нет. – Очень точно, вот только боги не те, о которых ты, дедуля, подумал. – Но это теперь лишь значит, что жаждущие протянут свои руки с удвоенной силой. Тем более, что, как ты говоришь, им удалось даже подкупить служек храма…

– Слуги эти вполне могут происходить из семей моих недругов. – Выдал я одну из обитающих в голове теорий, могущей подпортить врагам нервишки. Ну и пусть жрец лучше думает о кандидатах на роль подкупленных, чем о странностях со мной. – Но речь не о том, мудрейший Теокл. Я долго думал в ту ночь над тем, как можно поступить, чтобы не просто выжить, отдав недругам всё, что они хотят, но выйти из положения с достоинством. Боги исцелили меня, так для того ли, чтобы я извивался в грязи, точно дождевой червь?..

Теокл деловито покивал, оглаживая бороду. К этому моменту мы уже прошли в одну из главных зал храма Гермеса, и впереди замаячил алтарь, пробудивший во мне не такие уж и приятные, и что самое главное – свежие воспоминания. Формой он был точь-в-точь как тот, на котором успело поваляться моё бренное и мёртвое тело. И мне надо было как раз-таки к нему – дары-то я не жрецам принёс, а всамделишному богу, который их не постесняется принять… надеюсь.

Потому что иначе меня поднимут на копья и сбросят с храма-горы, аки ту ещё скотину.

– Не смертным пытаться понять их мысли и прозреть их планы, юный Клеон. Но я готов услышать твои измышления после того, как ты совершишь то, за чем сюда и прибыл. – Мягким и плавным жестом старик указал на алтарь, и я, ещё раз окинув залу взглядом, прижал к себе корзину и зашагал вперёд.

Хочется – не хочется, страшно – не страшно, а дело сделать надо.

Когда до алтаря осталось с пяток метров, на его матово-белой поверхности вспыхнуло не менее белоснежное пламя, появление которого попыталось заставить меня дёрнуться, но я подавил в себе этот порыв. Это тело не раз видело сий процесс, и бояться тут нечего: «своих» Олимпийцы не сжигают, и уж тем более не когда те преподносят им дары в благодарность за исцеление.

Остановившись в шаге от алтаря, я чинно встал на колени и на вытянутых руках протянул пламени полную снеди корзину. Смотрел в пол, отчётливо зачитывая выдуманную и заученную мою богам благодарность – как я счастлив и благодарен, как они велики и прочая, прочая. Мысли старался держать девственно чистыми, или же прокручивать там всё ту же благодарность.

Миг, когда пламя взрыкнуло и «лизнуло» мои руки, всё равно прошёл мимо меня, оставшись незамеченным. Вот была корзина, вот искрилось себе спокойно пламя – а вот уже корзины нет, а по телу растекаются тепло и энергия, хлещущая, казалось, через край. Где-то далеко слышится прекрасный, – не в этом смысле! – мужской смех, а я невольно поднимаю голову, всматриваясь в огонь. Он не отдавал жаром и не стремился обжечь, но вот нахождение рядом с ним словно бы мысли прочищало и тело восстанавливало – такие были ощущения.

Впрочем, принять меня Гермес всё равно не принял. Обидно: я, признаюсь честно, надеялся на то, что «возвращение» здравого рассудка в это тело преодолеет ту грань, что отделяет неприкаянного от признанного богами. Конечно, даже нынешний статус, вероятнее всего, заслуга Локи… но мечтать же не вредно?

И всё равно надо будет в следующий раз заглянуть с дарами к Аполлону, всё же именно этот бог «по медицине», так скажем.

Да и сжалиться над не по своей вине больным – вполне в его духе.

– Как ощущаешь себя, юный Клеон? – Жрец заговорил, когда я поравнялся с тем местом, где он меня дожидался. – Гермес принял твой дар и, вижу, осенил своим малым благословением. Это хороший знак! Ступай за мной, дела лучше обсуждать там, где нет лишних ушей…

И правда: уж не знаю, сколько времени я простоял перед алтарём, ибо после пламени, кажется, на мне и сломанные ноги бы заросли, не то что покраснения на коленях, соприкасающихся с гранитными плитами, но в храмовой зале прибавилось народу. Пара семей, несколько стражей и воинов, кое-кто из знати – проще было сказать, кого тут сейчас не было. Но Подолимпье было велико, так что ничего удивительного в многочисленности посетителей храмов богов не было.

Скорее странно то, что я попал сюда без очереди, никого не застав перед собой.

– Проходи, садись, Клеон. И говори, что ты надумал за ночь.

Поступив так, как было велено, – а именно устроившись на сурового вида деревянной скамье, копии той, что занял сам жрец, – я собрался с мыслями и медленно, тщательно взвешивая каждое слово, озвучил своё предложение:

– Насколько мне известно, в моём распоряжении сейчас находится не только дом семьи, но и две крупных синоции, а так же доля в гончарной мастерской Антимаха. Это, должно быть, прибыльные предприятия, но из-за своего недуга я слишком необразован, чтобы управлять ими, а слепо верить помощникам в окружении недругов семьи опасно. Избавиться от них – значит отказаться ото всего, чего добилась моя семья за поколения. Да и что помешает тем, кто посягает на моё имущество, протянуть руки к серебру? Ничего. Ваше заступничество, благочестивый Теокл, спасло мне жизнь, за что я бесконечно благодарен. Но не можете же вы защищать меня вечно? – Я покачал головой. В глазах старика промелькнуло нечто, подтверждающее мои слова. – Потому я и решился предложить вам следующее. Я передам храму Гермеса во временное владение всё, чем обладаю: синоции, долю в мастерской, дом в сердце Подолимпья. Вы, я уверен, сможете распорядиться всем так, чтобы извлечь прибыль, на которую я не буду претендовать ни в малейшей мере. Срок можно установить в десять лет – этого мне должно хватить, чтобы крепко встать на ноги и получить образование, без которого управлять всеми этими делами будет невозможно. Таково моё предложение, мудрый Теокл.

Жрец, прищурившись задумчиво, огладил бородку, проведя рукой слишком далеко – видно, носил раньше бороду подлиннее, да ещё не избавился от старых привычек. Весь его вид отражал глубочайшую задумчивость, но сразу он не отказался, что уже радовало.

Я, признаться, не знал, практикуют ли в этом мире нечто подобное, но рассчитывал на то, что таки да. Потому что жрецы владели своей недвижимостью в городе, и вполне успешно ею управляли – будучи посыльным, прошлый владелец этого тела не один десяток раз бывал в таких процветающих заведениях, да и кое-что слышал, хоть и обрывками, от которых мне достались вообще жалкие клочки. Конечно, я рисковал, связываясь со жрецами, но будем честны, что бы вы сами выбрали – параноить и одним вечером получить кинжалом в печень, или рискнуть и избавиться от мишени на спине, пусть и с перспективой спалиться в будущем?

Идеального варианта я не видел, да и в дальнейшем едва ли дела со мной будут вести жрецы. Я не того полёта птица, и тот же Теокл согласился на этот разговор из сострадания и, возможно, интереса к чудом исцелённому слабоумному-неприкаянному…

– Знаешь, юный Клеон, мысль твоя выглядит весьма хорошо, и для общественности пристойно. Мы, опять же, будем не против получить в своё распоряжение такие активы, пусть и временно… – Я прищурился. Звучало всё это так, словно мне сейчас представят некое «но». И я не ошибся в своих предположениях. – Но есть ли у тебя деньги для платы наставникам? Есть ли знакомые, в которых ты был бы уверен? Нет? Вот и я подумал о том. И потому я выдвину встречное предложение, которое будет для тебя даже предпочтительнее и выгоднее. Мы всё так же берём на себя управление делами твоей семьи, забирая себе прибыль, но в обмен позволим учиться у наставников, умелых в вопросе втолковывания важного в головы послушников. Ты – не послушник, конечно, но такой же великовозрастный лоб, не получивший в своё время образования. Так будет честно, и ни у кого не возникнет вопросов.

Поначалу я подумал, что мне послышалось, но, видно, Теокл и правда был очень сострадательным человеком. Или тут было замешано что-то ещё: репутация жрецов, как один из вариантов. Формально-то со стороны передача им всего имущества от вчерашнего дурачка будет выглядеть ещё более нелицеприятно, чем попытки врагов семьи эту самую семью в моём лице добить и разграбить. Последний сын – да, конечно, всё так, но чёрта с два это кого-то остановило бы, не вмешайся жрецы Гермеса. Люди одинаковы в любом из миров, и с этим ничего не поделать.

Но остаётся мне теперь не так уж и много. Сам пришёл, сам предложил – будь добр прислушаться ко мнению второй стороны. Да и, признаться, так будет даже лучше, если не учитывать «временность» моей маскировки.

– Я был бы вам очень благодарен, сострадательный Теокл. – Я склонил голову совершенно искренне, безо всякой фальши. – Признаться, я и правда не слишком понимаю, чему и как мне нужно учиться. Планировал разобраться, покуда буду зарабатывать деньги…

Жрец прервал меня на полуслове:

– Серебро тебе всё равно потребуется, пусть и не на наших учителей, юный Клеон. Знатному юноше твоих лет потребно уметь обращаться с оружием хотя бы на уровне основ, а таких наставников мы в стенах храмового комплекса не держим. Нужные знания могут дать в гимнасиях, но и там не работают бесплатно. – Ожидаемо, ведь, насколько мне было известно, стража в храмах была чисто символической, да и ту выделяли извне, из числа опытнейших воинов, достойных охранять покой богов. Охранять, а не учить беспризорников. – Как ты смотришь на то, чтобы перебраться жить к нашим послушникам, поближе к храму?

Качаю головой:

– Боюсь, мудрейший Теокл, я не могу принять ещё и эту вашу милость. Мне нравится мой нынешний дом, и мне не хотелось бы становиться в чужих глазах вашим протеже. Не потому, что жречество мне чем-то не мило, но потому, что я сам не знаю, что буду делать после. Не хотелось бы бросить тень на служителей богов. – А если я однажды начну свой крёстный ход против врагов семьи, дабы обезопасить своё существование в Подолимпье, вопросы всенепременно возникнут. И пусть уж лучше их задают мне, а не жрецам, которые, в свою очередь, попытаются повлиять уже на меня. – Вы и без того много для меня сделали.

– Пустое. – Старик отмахнулся. – Хороши бы были жрецы сострадательного и светлого Гермеса, отвернись они от нуждающегося сына семьи, посвятившей своё служение их покровителю. И, раз уж мы тут закончили, пойдём. Я провожу тебя до входа, а по пути обсудим договор. Мне потребуется время, чтобы всё обсудить в стенах храма и пригласить всех нужных свидетелей сделки. Ты умеешь читать?

– Умею, пусть и не очень хорошо. – Чистая правда. Как владелец тела умел это делать откровенно плохо из-за своего недуга, так и я с горем-пополам продирался через местную письменность из-за конфликта навязанных знаний с моим личным прошлым опытом. С речью получилось само собой, а вот о буковках-циферках такого сказать было нельзя.

– Тогда завтра утром тебя навестит посыльный. Ежели не застанет тебя в доме, то оставит послание.

– Благодарю вас, мудрый Теокл…

На том и разошлись. Мне за сегодня предстояло ещё пройтись по рынку, чтобы составить «продуктовую корзину» для скорейшего приведения тела в порядок, – особенно по местным меркам, – а после можно будет взглянуть одним глазком на обитель местной армии, в которой невозможно было добиться многого, не обладая развитыми магическими цепями и прочими специфическими умениями…

Глава 4

«Чтобы тело не стало помехой душе, его нужно тренировать. Гимнастика – целитель слабости»

(с) Платон, «Государство».

Я вышагивал по рынку, глядя на выставляемые здесь товары, иногда справляясь о ценах и нет-нет, да покупая что-то из продуктов. Пришлось сделать небольшой крюк через дом, чтобы захватить оттуда потрёпанную жизнью, но готовую послужить ещё не один год корзину. Куда-то же надо было пихать продукты: чистых мешков у меня не было, а пакетов в этом застывшем во времени мире почему-то не водилось.

К слову, это даже странно: как я понял, боги увели свои народы, – лишь избранных, а не полностью, конечно, – больше двух тысяч лет тому назад как минимум, а за это время тут в целом мало что поменялось.

Бесспорно, были свои нюансы, но завязаны они на магию. Вычеркни её – и тогда древнюю грецию из исторических трактатов и эту, живущую здесь и сейчас во всём своём великолепии, было бы друг от друга с первого взгляда ну никак не отличить.

И я не говорю о мушкетах или автоматическом оружии, электричестве, паровых двигателях, нет: где хотя бы нормальная одежда? Почему мечи и броня, да даже инструменты у повстречавшихся мне торговцев подобным не то, чтобы очень хороши, и выручает их лишь та же магия в виде кривоватых рун, высеченных в металле? Что с продуктами питания, которые я, например, с натяжкой мог назвать приемлемыми? А гигиена? Водопровод по всему городу, а не личный для каждой обеспеченной усадьбы в центре?..

Этот мир будто бы застыл, словно муха в янтаре, и почти не поменялся за эти годы. Слегка прокачалась в лучшую сторону мораль и этика, как минимум в вопросе взаимоотношений полов, но и только.

Бесспорно, древние греки в плане уровня жизни были привлекательнее многих народов даже из более поздних периодов истории, но, например, по возможности шагать без риска наступить в наваленную лошадкой кучу я буду скучать ещё очень долго, а об ароматах в воздухе и говорить не приходится.

Помои в окна не выливают – и на том спасибо.

Так или иначе, но я, помимо закупок, ещё и слушал. Бесконечный поток имён и прозвищ, – фамилий как таковых у греков не водилось и спустя пару тысячелетий, – титулов, деяний, обсуждений стычек с, не поверите, скандинавами, славянами, титанидами, египтянами и «желтолицыми», не удостоившимися отдельного названия – самая верхушка айсберга. Говорили тут и о мифических тварях за стенами, о рейдах наружу, об артефактах, обо внешних поселениях, уничтожаемых и основываемых, да прочих проблемах с покорением, на минуточку, местными же богами созданного мира…

Две. Тысячи. Лет. Я бы ни разу не удивился, услышь я это лет через двадцать после появления ведомых Олимпийцами людей в этом мире. Или через сто, на крайняк – двести. Но две тысячи! Чем они тут занимались, и что за охрененно опасное местечко выбрали боги для размещения своей смертной паствы? Вряд ли они бы стали создавать такой мир с нуля, зависимые от паствы. Или стали бы, а смертные им как мёртвому припарка – не очень-то и нужны? Чёрт их поймёт, на самом-то деле, но в моих глазах это выглядело малость нелогично.

Город до сих пор жил по древнющим стандартам, хотя мог бы уже развернуться во всю ширь и хотя бы население увеличить! Тут же и пары сотен тысяч человек не наберётся, в единственном городе целой нации, со своим личным пантеоном богов!

Где это видано, чтобы рацион даже довольно-таки обеспеченного гражданина ограничивался хлебом, сыром, рыбой, оливками, скромным набором овощей с фруктами и мясцом по праздникам? Ну и вино разбавленное добавьте – оно тут вместо воды ходило, по сути. Если список без учёта фруктов составлять, то без проблем на собственные ноги и кошель можно было добыть от силы двадцать различных наименований «чего бы пожрать», и не всё из этого было самостоятельным продуктом.

Лук, например, который на моих глазах не брезговали и так, сырцом жевать, словно яблоко откусывая…

Одежда – большие отрезы льна или шерсти, плащи из того же материала, застёжки-фибулы, сандали, повязки на бёдра для атлетов и воинов… и всё на этом. Из достаточного куска ткани шаловливые ручки каждого грека могли сварганить хитон минут за пять, было бы чем застегнуть на плече, а за полчаса всё это дело сшивалось где надо, и получалось нечто чуть более на одежду похожее. Короткий хитон – для работы, длинный – прогуливаться по улицам и философствовать, выходить в свет. Из опций – рукава есть-нет, плюс скромный набор цветов, примерить которые на себя обычным трудягам, например, было не суждено. Дорого это. А что-то уникальное лично я вообще не особо понимал, откуда бралось. Не в набегах же на соседей?

У женщин вариантов было поболе, но и тут всё упиралось в треклятый отрез ткани, с которым изгалялись по-всякому. А! Если ты особо богат, то можно на шёлк раскошелиться, да украшения какие.

С другой стороны, в Подолимпье были широко, – не путать с глубоко! – развиты ковка оружия и изготовление брони. Не в плане технологий, там всё недалеко ушло от античности, но в плане выбора, да и чисто визуально всё было на уровне.

Просто на рынке, как обмолвилась парочка торговцев независимо друг от друга, что-то достойное ты не купишь – надо идти брать штурмом кузни именитых мастеров из числа посвящённых Гефесту. Те же мечи в таком случае впечатляли разнообразием – почему-то в моей голове осели одни гладиусы, но с ними я промазал с запасом, перепутав греков и римлян. Совсем другие орудия смертоубийства тут «ходили», далеко не только лишь «культурно-соответствующие».

Броня, опять же, для масс – одинаковая древность, но в исключительных случаях кузнецы могли и извратиться по-всякому.

Но глубоко в тему я не залезал, и так было пока, над чем подумать.

После рынка я снова сделал крюк через дом, подкрепился тем, что было, а свежее съестное схоронил в погребке – набрал я всякого-разного с учётом собственных знаний о питании людей, занимающихся физическим трудом. И только после этих, в будущем грозящих стать рутинными, действий, направился к уж точно последнему на сегодня пункту, обязательному к посещению.

Раз уж время осталось и быстро с храмом обернулся, то почему бы и нет, собственно?

Ближайший к моему месту жительства гимнасий – что-то навроде совмещённого со школой спорткомплекса, если вкратце. Владелец этого тела там никогда не был, а я об этом месте имел представление сугубо теоретическое и, подозреваю, имеющее некоторые расхождения с реалиями этого мира.

Но одно знал точно: там тренируется и стар, и млад. Устраиваются соревнования. Обучают чтению и письму всех желающих, читают всякие-разные лекции, если повезёт на них попасть.

Может, ещё что-то – точно прошлый Клеон не знал, да и говоря об одной гимнасии все они в целом как бы и не подразумевались. Банально, но стандартизация учебных заведений в Подолимпье была весьма условной: есть минимум того, что должно быть в гимнасиях, академиях и аналогах, но никто не запрещает «наращивать мясцо».

Социальное разделение, опять же: понятное дело, что центральные гимнасии не чета тем, что распахивают свои двери для всех горожан во внешней части города, а то и для бедноты с окраин.

Но как ни крути, а именно на гимнасий я делал ставку. Рассчитывал, во-первых, начать таки развиваться в потребном этому обществу виде, а во-вторых – приступить к процессу обрастания ценными знакомствами. Мужчины из стражи и армии вполне могли обретаться в гимнасиях, а мне нужен был выход на владеющих мечом и применяющих оружие на практике людей. Ну и магия, как без неё?

Глядя на эти события из далёкого будущего, я как никогда ясно понимал – если бы остановился тогда хотя бы на денёк, то сразу понял бы, что с моим энтузиазмом что-то не то, а принятие новых реалий прошло подозрительно мягко. Но я не остановился… и хорошо, что нет. Потому что в ином случае сгинул бы, как те немногие, к кому я успевал проникнуться симпатией.

Улочки полиса с каждой пройденной сотней метров теряли в плотности застройки, пока по левую и правую руки жилища людские не начали мелькать несоизмеримо реже деревьев, кустарников и прочей буйной растительности. «Вечное лето» способствовало такому засилью зелени, а размеры Подолимпья позволяли местным не особо париться насчёт оптимизации жизненного пространства. Шутка ли – под стенами в черте города умудрялись даже сады держать с виноградниками пополам?

Впрочем, место, куда я притопал на своих двоих с мешочком на плече, возделывания плодородных земель ничуть не касалось. Просто тут находился гимнасий, окружённый «зелёной полосой», как бы изолирующий горожан от учащихся. Очень правильный, на мой взгляд, подход, если учитывать нрав половозрелых, накачанных тестостероном юношей, собранных в одном месте.

Впереди как раз показались принадлежащие гимнасию постройки, начали доноситься воинственные выкрики, болезненные стоны и, неожиданно, гомон толпы. Когда моё недоумение достигло своего апогея, из-за зарослей выплыли тренировочные площадки, вокруг которых столпились люди…

Мне повезло: видимо, тут уже не первый час идут какие-то соревнования.

Лучше повода пообтереться вокруг и не придумаешь!

Я весьма органично, как мне казалось, влился в толпу, заняв место, с которого открывался недурственный вид на сам стадион – благо, я был повыше многих. Ничего от привычного нам значения этого слова, просто открытая площадка с небольшим количеством грубо сколоченных лавок или вообще брёвен, неспособных вместить прорву присутствующего тут сейчас народа.

Интерес представляло происходящее действо, а именно – эфебии в количестве двенадцати человек, пытающиеся что-то сделать двоим матёрым воинам, явно забавляющимся с «зеленью».

Все бойцы не щеголяли голыми задами, как атлеты обычно, и пользовались обезопашенным, тренировочным оружием.

Так, копья-дори были лишены наконечников в обычном понимании этого слова: вместо них присутствовали плотно сбитые, покрытые мелом мешочки с, предполагаю, песком по весу, а мечи на поясах юношей явно были качественно затупленными, если вообще не утяжелёнными деревяшками.

Щиты – классические круглые асписы без украшений, те ещё круглые гробы диаметром в плюс-минус метр и весом с десяток килограмм примерно, в зависимости от человека, который им пользовался. Неизменным оставалось одно: такой щит закрывал воина от подбородка до колен, что повышало выживаемость пехотинца на поле боя в разы.

Шлема – такие же стандартные аттические, закрывающие, помимо самой черепушки, переносицу и щёки, но при том не слишком сильно мешающие обзору.

(прим.авт: в приложениях к книге присутствуют изображения почти всего, упоминаемого в тексте)

Кирасы, поножи и прочее даже описывать не возьмусь: похоже, тут каждый второй тягал что по душе, ибо сие было позволительно и на тренировках, и в бою.

Лишь бы броня не уступала стандарту, а остальное вторично.

Ветераны в лице двоих поджарых и крепких мужчин были вооружены схоже, но их целёхонькие копья уже лежали на земле, уступив место коротким обоюдоострым мечам-ксифосам. Щиты воины оставили при себе, двигаясь с ними так умело, быстро и ловко, что четыре тройки новобранцев-эфебов мало что могли противопоставить этим ветеранам. Сами эфебы бестолково толкались, не поспевая за подвижной и явно сработанной двойкой воинов, а их копья бестолково стукались о металл щитов, проскальзывали или вообще показательными ударами мечей «обрубались» – я пришёл к самому началу этого боя, так что первые «срубленные» копья полетели на землю на моих глазах.

Труд ремесленников в Подолимпье ценили, так что никто реально ломать оружие не торопился. Мелькал обозначенный рубящий удар – и даже эфеб, раскрасневшийся и злой, признавал промашку, бросая оружие наземь.

В общем-то, последствия этих плясок наступили весьма скоро: первый внушительных габаритов юноша, лишившийся копья и не выдержавший такого попрания своих скромных навыков и умений, с гортанным криком, щитом в левой и мечом в правой двинулся вперёд, оставив своих напарников позади вопреки всем правилам ведения боя.

Товарищи его попытались двинуться следом и прикрыть недоразвитого, но ветераны разделили обязанности: один взял на себя копейщиков, взорвавшись чередой стремительных движений и сковав тех на месте, а второй быстро, буквально за пяток секунд, показал зарвавшемуся юноше, почему в армии так важен строй, и даже лучший гоплит в одиночку, без товарищей – не воин.

Несколько ударов тупым мечом, причём один весьма позорный – плашмя по заднице, пинок в бедро и добивающий удар кромкой щита, могущий стать для эфеба последним, но милостью ветерана «всего лишь» расквасивший ему защищённый шлемом нос.

У выступающих эфебов образовался один «труп», валяющийся на земле и тихо вывший от боли и позора. После соревнования его ждало наказание, и что-то мне подсказывало, что оно соответствовало историческому периоду.

Но позор на имя для грека всё равно страшнее любых истязаний плоти.

Оставшиеся три тройки, не успевшие прийти товарищам на помощь, потеряли уже четыре копья, и теперь поспешно перестраивались, зазывая поредевший отряд себе за спины – бедолагам, избиваемым ветераном, нужно было перевести дух.

Четверо новообразовавшихся мечников, пропустив мимо союзников, разделились на две двойки и приготовились давить таким незамысловатым образом ветеранов: даже навык и умение могли спасовать перед численным превосходством и выучкой. Тем более, что «бойцов ближнего боя» готовились прикрывать оставшиеся копейщики, к которым уже присоединилась пара, лишившаяся товарища.

В теории всё было на стороне эфебов: эффект неожиданности вроде бы сошёл на нет, да и сами они додумались-таки не полагаться лишь на копья против оппонентов, к этим копьям разве что не приросших за время службы, и оттого знающих все их сильные и слабые стороны.

Вот только ветераны удивили возликовавших зрителей вновь, в первые же секунды взяв инициативу напором и фехтовальным мастерством. Удары щитами, сочетающиеся с элегантными уколами мечей почти сразу вывели из строя ещё двоих мечников-эфебов, и строй… ну, пусть будет – дрогнул.

Никто не побежал и не решил сдаться, но вот юноши явно потеряли в уверенности, начав двигаться зажато и опасливо. Весь их план пошёл насмарку, и если вот только что воинам-ветеранам приходилось как-то напрягаться, чтобы противостоять эфебам, то теперь началась условная резня.

Меньше минуты потребовалось на то, чтобы последний эфеб «умер», а единственным успехом учащихся военному делу юношей стала припорошенное мелом пятно на бедре самого рослого вояки – условное касательное ранение, едва ли могущее считаться опасным. Самыми расстроенными выглядели те, кто пытался командовать отрядом: видеть возможность, но не суметь ею воспользоваться всегда больно для уверенности в себе.

Кажется, такое понятие как деморализация местным было неведомо, или же эта группа чем-то провинилась перед наставниками.

Возгордилась успехами, например.

– Показательные бои третьей группы эфебов нынешнего года против мастеров Лисимаха и Эвбула завершены разгромной победой последних! И пусть победители решат, кто зажжёт священное пламя, приняв из рук Ментора, сиятельного жерца самого Зевса, пламенеющий уголь!..

Я присвистнул: победители определились быстро, и Лисимах, имя которого озвучили возликовавшей и довольной зрелищем толпе, действительно принял из рук алый, с редкими чёрными прожилками уголёк. Из рук в руки, без какой-либо защиты… но, видимо, то ли мастера тут те ещё зубры, способные огонь руками тушить, то ли уголёк не самый простой.

Но пламя он зажёг споро, заставив мужчину поторопиться с тем, чтобы отдёрнуть руку от белого пламени.

– Засим я объявляю соревнования в честь воителей под предводительством высокочтимого и благословлённого богами стратега Неарха-покорителя, датой третьего дня гекатомбеона, открытыми! И первым делом нас ждёт метание копий юношами шестнадцати и семнадцати лет!.. – Осветитель сего мероприятия только-только начал разливаться соловьём, как мне на плечо опустилась чья-то мощная мозолистая лапища, иначе и не скажешь.

– Радуйся, юноша, ведь день этот благодатен. – Я начал разворачиваться, сразу найдя взглядом мужчину лет тридцати. Ростом он был наголову выше меня при том, что и я-то являлся мальчиком не маленьким. Облачённый во вполне обычный хитон, впечатление он производил сугубо статью и взглядом: тяжёлым, но не злым.

Я настороженно кивнул. Что за мужик и чего ему от меня надо? Вроде бы в толпе я не выделялся, а то что пришёл позже, так этого и не видел никто.

– День истинно такой и есть. Вы что-то хотели?

Мужчина дружелюбно, вроде бы, улыбнулся, да только в его исполнении это выглядело даже как-то страшновато.

– Я не видел тебя здесь прежде, юноша. Прибыл ли ты посмотреть на соревнования в честь триумфа Неарха-покорителя, или желаешь тренироваться под руководством многомудрых учителей?.. – Напрямую на мой вопрос отвечать он не захотел. Даже не знаю, что и думать. Человек моих недругов? Вряд ли: перемещался я без особой системы, да и они бы так быстро спохватились. Хотя, если не застали меня ни там, где оставили, ни в доме… всё может быть.

А собеседник мой тем временем встал рядом, устремив взгляд на стадион, где первые метатели копий готовились показать свои навыки и силу. Только тогда я увидел на плече мужчины алую, с белой полосой повязку, и у меня отлегло от сердца.

Всего лишь один из наставников этого гимнасия, пусть и высокопоставленный.

– Признаться честно, я хотел взглянуть на тренировки эфебов и юношей своего возраста. Хочу привести своё тело в форму и начать учиться владеть оружием, но не знаю толком, с чего начать. – Говорить чистую правду всегда приятнее лжи. Особенно тогда, когда это может принести тебе определённые дивиденды: так я решил прощупать почву, например.

– Ты не угадал со днём, юноша, но на то воля богов. Ведь иначе мы не встретились бы вот так. – Он сложил руки на груди, взглянув на меня сверху вниз. – Так вышло, что для соревнований в беге у нас нечётное число участников, а ты, как я вижу, хорошего сложения и подходящего возраста для этого состязания. За победу в одном забеге полагается оливковый венок, а так же серебро или право посещать наш гимнасий в течение трёх месяцев. И хоть участников уже внесли в списки, но для тебя можно сделать исключение. Так ты даже окажешь нам услугу, искоренив дисгармонию из соревнования.

Дают – бери, бьют – беги, правда же? Уж не знаю, в честь чего мне так подфартило, да и вряд ли мне светит победа против тренированных парней, но почему бы и нет? Вдруг там не только гениев в вопросе тренировок тела отобрали? Плюс с момента своего «пробуждения» я так и не побегал активно, только разминался да ходил-бродил по городу. А тут и повод нарисовался…

– Я согласен, старший. – На этот раз голову я склонил уже с большим почтением. – Меня зовут Клеон, сын Трояна.

– Фрасилох, учитель военного дела. – Да, можно было не ссылаться на отца, если за тобой есть какое-то достижение, должность или титул. Тот же Неарх-покоритель как пример: в таком звучном именовании выказывался огромный почёт. – Ступай за мной, Клеон, сын Трояна. Тебе следует подготовиться к соревнованию и представиться педотрибу, как и всем прочим участникам. У нас не так много времени…

Выбраться из толпы с таким-то ледоколом впереди оказалось нетрудно. Сложнее было унять отчего-то поднявшее голову предвкушение, превентивно разгорячившее мышцы и вывесившее на моё лицо довольную улыбку. Наверное, так произошло потому, что вот эта задача была простой и понятной, а не мутной, как все прочие стоящие передо мной проблемы. Простая пробежка, на которой нужно выложиться на все сто. Никаких врагов семьи или божественных интриг с заданиями на перспективу.

Обычное соревнование, сулящее победителю неплохие дивиденды.

Отвели меня к постройке, навес у которой вместил под свои своды девятнадцать юношей, каждый из которых был или ровесником этого тела, или старше. Некоторые внешне вполне тянули и на эфебов, но, очевидно, ими не являлись: этих терминаторов собрали в другой группе, стоящей чуть поодаль.

В целом такое разделение вполне логично: где найдёшь достаточно желающих пробежаться среди молодых учеников, чтобы жёстко разбивать их на группы по возрасту? Но и без отселения десятка эфебов было не обойтись, так как ставить против них совсем уж молодняк просто неправильно. Я даже вот так, издалека видел, что уровень подготовки среди этих суть молодых мужчин несравнимо выше, чем у нашего «отряда».

А вот уменьшало всё это мои шансы или наоборот, сказать было сложно. С одной стороны, тут собрались не только бегуны, что по телосложению понятно, а я наоборот заточен именно под бег. Против метящего в стражи юноши, гармонично развивающего тело, мне будет куда как проще. С другой, физические кондиции мало чего стоят без навыка, а правильный бег – это то, с чем я никогда не имел дела. При этом тут каждый, очевидно, бегал под надзором тренеров не один месяц, если их не надёргали из толпы, как меня…

Короче, гадать смысла не было никакого: лучше сосредоточиться на том, что до меня пытался донести оказавшийся вытянутым, жилистым мужчиной педотриб – тренер по-нашему.

– Итак, Клеон, сын Трояна, верно? – Я кивнул. – Буду краток. Правильная поза на старте такая… – Он ловко продемонстрировал мне, в общем-то, то, что в меня лениво вдалбливал физрук в школе. Повезло. – Бежать можно после того, как глашатай даст соответствующую команду – бегите! Это понятно?..

В общем и целом, он кратко и чётко донёс до меня все инструкции, сбагрив те горстью наставлений, и он же выдал мне набедренную повязку и стратегу – ленту на лоб, защищающую от пота. Излишне для предполагаемых дистанций, как по мне, но в нашем случае это был ещё и символ принадлежности.

Мой налобник оказался серым, а вот у других участников, разбившимся на этакие кружки-по-интересам, они были белыми, синими и красными. Чёрт его знает, кто есть кто, ведь тренер это дело осветить не счёл нужным, но в самом факте желательно потом разобраться.

Что же до пресловутых дистанций, то участие предполагалось сразу в двух вариантах: стадиодром – сто девяносто два метра, из края в край по стадиону, и диаулос, вдвое больше, триста восемьдесят четыре соответственно, из одного конца в другой и обратно, обернувшись вокруг вкопанных для этого дела столбиков.

Мне достаточно было победить в одном, чтобы заполучить в свои загребущие лапки приз. А так как самой почётной считали короткую дистанцию, то метить мне требовалось в чемпионство на второй. О том и педотриб поведал «тайком», вдосталь поморщившись после того, как узрел мои кондиции в одной набедренной повязке.

Жрать надо больше и тренироваться, – дословно его цитируя, – а пока ты жердь жердью. Но шансы есть, мол.

Тем временем на стадионе отбросали копья и диски, вдосталь наборолись юноши первого года обучения, и, наконец, настал наш черёд. Черёд бегунов! Мы как раз закончили разминаться, причём я разминку нагло передрал у соперников: а чего бы и нет, если да? Из толпы-то выделяться не стоило, а мои движения на фоне их выглядели бы аляповато, размашисто.

Не приживётся тут наша физкультминутка, уж поверьте.

Никаких речей никто не толкал, и соревнование не затягивал. Бегали парами, и происходило всё быстро, ведь дистанции были смешные по нашим меркам. Ничего сверхвыдающегося пока никто не демонстрировал, если, конечно, учитывать, что каждый юноша тут был атлетом, каких на Земле сыщи ещё. Но магии не было, насколько я мог судить, пусть этот момент тренером и не поднимался, покуда он расписывал правила. Видно, в нашем возрасте, включая лет восемнадцать-девятнадцать, манипуляциями с магическими цепями себя и правда можно было скорее скуксить, чем усилить.

Иначе я вообще ничего не понимаю.

Но вот подошёл и мой черёд: последняя двойка в паре с крепко сбитым, загорелым, не очень высоким, уступающим мне на пол-головы брюнетом, красующимся перед зрителями и девицами в особенности. Я на его фоне смотрелся голодным родственником – не такой широкий в плечах, ни разу не откормленный… но это для бегунов даже в плюс, насколько мне известно.

Заняв позицию на старте, я вгрызся пальцами в почву: обувь бегунам, естественно, не полагалась, ибо нефиг. Голыми бегать не заставляли – и на том спасибо.

Меж столбами, на первой и самой короткой дистанции являющимися финишем, вновь натянули не самую яркую белую ленту, от напряжения колеблющуюся – так не перепутаешь, кто придёт первым.

– На ста-а-арт!..

Я вышел к первой линии, наклонившись вперёд и уперев пальцы обеих рук в почву. Всё внимание сконцентрировал на опорной, толчковой ноге. Осталось дождаться отмашки, и…

– Бегите! – Взмахнул рукой геральд, а я рванул вперёд!

Каждый шаг вызывал непринятие у цивильной части моей личности, и одновременно с тем отдавался эхом привычной рутины в отголосках памяти прежнего владельца тела. Разогретые, – никто не запрещал поддерживать ток крови в конечностях незадолго до отмашки, – стопы впивались в землю, мышцы работали на пределе, а лёгкие моментально начали ощущаться раздуваемыми кузнечными мехами – я словно не только-только рванул с места, а пробежал по меньшей мере пять километров. Перед глазами не маячило ничего кроме белой ленты, а шум толпы слился в монотонный, растянутый во времени гул: такое бывает, что мозг в моменты чрезвычайного эмоционального напряжения ускоряет свою работу, и субъективно время как будто замедляется.

А ещё у сердца разгоралось моё личное, притащенное с Земли звено цепи, и жар его как будто делал мои шаги легче, а дыхание – глубже. Я бежал, вкладывая в процесс самого себя… и сто девяносто два метра в какой-то миг остались позади, а я осознал себя лишь с лентой на груди влетев в толпу, которая тут же, словно только того и дожидаясь, подхватила меня на руки.

Я победил, оставив крепыша позади не в шаге и не в двух, а в добром десятке метров!

Поставили меня на землю спустя несколько секунд, и только чудом я не потерял в процессе набедренную повязку, для таких выкрутасов не предназначенную, не особо крепко держащуюся на бёдрах, и оттого чуть не слетевшую. Тут тоже, как оказалось, нужен был опыт – правильно нацепить, не пережать и не недожать. Но фортуна мне улыбнулась, и я не опозорился, – хотя местным, кажется, было бы нормально, ибо наготой они восхищаются, если тело красивое, – вернувшись под навес.

Некоторые меня поздравляли, некоторые – поглядывали недобро, но победа в первом этапе уже была моей, а это значит – три месяца бесплатного посещения гимнасия!

Ну, правильнее будет сказать, что за счёт щедрости полиса, но суть остаётся та же.

Педотриб же оказался весьма доволен тем, что я утёр нос не самому старательному его ученику, да и в дальнейшем смогу выступить солидным мотивирующим фактором. Почему-то мужик даже не сомневался в том, что серебру я предпочту право на тренировки. И он оказался чертовски прав!..

Бега продолжились, и вновь «очередь» пролетела в миг. Настал мой черёд бежать вдвое большую дистанцию. И поставили против меня на этот раз юношу помоложе, повыше и не такого широкого, явно соперника более грозного. В первом забеге своего оппонента этот блондин размазал как бог черепаху, хоть и не с таким сокрушительным, как в моём случае, отрывом. Но у него и конкурент был ему под стать: пары явно не абы как собирали, так что мне наверняка достался чуть ли не наименее перспективный «боец» из всех участников.

Но сдаваться заранее я не собирался. Он, может, уже расслабился из-за победы, а вот у меня не было такого права. Пока Фортуна улыбается, повернувшись к тебе светлым ликом, нужно брать от неё всё возможное!

– Пусть удача да благоволит тебе. – В какой-то момент обронил блондин, подойдя к линии старта.

– На всё воля богов. – Портить отношения с ним мне не хотелось, так что просто свёл всё в «равно». Ссылайся на богов, так сказать, и к тебе никаких вопросов…

Мы заняли свои места на старте, невольно обратив внимание на то, как толпа скандирует короткое и звучное имя блондина. Леонт. Особо выделялись другие атлеты, ибо, похоже, среди них он был душой компании. Задевало ли это меня? Ничуть. Я не сопля безусая, чтобы зависеть от всеобщего одобрения настолько явно, и подобная поддержка соперника в соревновании – всего лишь ещё один вызов, ещё одна причина победить.

Я оскалился, подобрался… отмашка, бег!

Та же трасса, но теперь нельзя было все силы вкладывать в один рывок. Я чувствовал, что выжав из себя всё сейчас я проиграю на второй половине дистанции, когда полукруг у столба лишит меня набранной скорости, в торможении протолкнёт глубже необходимого и заставит стартовать со значительной просадкой – времени подготовиться и встать в стойку не будет, рваться вперёд нужно непрерывно.

Потому-то чужой бок и часть спины на периферии зрения не расстроили меня, но показали, что или я всё делаю правильно, или этот блондин просто превосходит меня наголову: в момент, когда он крутанул дугу вокруг столба, я отставал на добрых шесть-семь метров…

Короткий миг замешательства и возмущения организма таким манёврам, и вот уже я выкладываюсь на полную, не заглядывая вперёд и беря от этого тела всё, что оно может предложить.

Грудь припекало, а поле зрения сузилось до невообразимых величин, почти что точки. Я ощущал, как кровь струится по жилам, как сокращается сердце, как работает каждая мышца – всё ради победы здесь и сейчас, ничего не оставляя на потом! Никогда, ни в прошлой жизни, ни в первом этапе соревнований я не ощущал такой подавляющей страсти, такого яростного желания и стремления победить, готового разорвать меня на части в случае провала. Зато сейчас эти чувства захлестнули меня с головой, послужив топливом, обратившим эмоцию в скорость.

Я не видел, но ощущал соперника, словно тот был ценной реликвией, сокрытой под толщей песка и камней. Расстояние между нами всё сокращалось, пока, в считанных метрах от финиша, он не оказался позади. Уже перед самой лентой я почувствовал, как сдают мышцы в правой ноге, но последний рывок – и беспокойства отходят на второй план, а запинка, едва не покатившая меня кубарем, уже ничего не значит.

Белая лента вновь припала к моей груди и трепетала за спиной, покуда я не остановился перед самой толпой, довольной зрелищем и ликующей: многие тут явно были в курсе, кто из атлетов есть кто, и появление серой лошадки в моём лице малость спутало им все карты.

Орали, казалось, даже те, кто изначально топил за блондина, и это, признаться, слегка потешило мою гордость.

– Поздравляю с победой, угодной богам! – Блондин хлопнул меня по плечу, улыбнувшись во все тридцать два. Обида из-за поражения? Забудьте! Он или отменный лицедей, или свой в доску парень, для которого соревнование – это всего лишь соревнование, а не средство. – Я приглашаю тебя к нашему столу после соревнований. Впереди ещё метание дисков, бои один-на-один и бег со снаряжением, но весь вечер будет в нашем распоряжении. Ты же планируешь тренироваться здесь?

– Всё так. И я с благодарностью принимаю твоё приглашение. – Я кивнул и улыбнулся. Второй день, а вроде бы всё уже и не так плохо, правда? – Меня зовут Клеон, сын Трояна…

Глава 5

«Секрет свободы – в смелости»

Перикл.

За дальнейшим ходом соревнований я уже следил как привилегированный зритель – участникам, оказывается, выделялся отдельный пятачок пространства на стадионе, где даже несколько скамей имелось, плюс поваленное деревце, вместившее пяток человек. Всё равно мало, конечно, и пришлось большую часть времени стоять, но сложно ли это?

Ничуть, если тело позволяет, а зрелище и обстоятельная, приятная беседа скрашивают время.

Леонт оказался прекрасным рассказчиком, который вдобавок просто принял тот факт, что я вообще без понятия, что тут, в целом, происходит. О триумфе стратега я слышал, но едва ли к нему стали бы приурочивать раздачу ценных наград каждому второму.

И я оказался прав, пусть и с нюансами.

Так, формально именно триумф Неарха-покорителя стал причиной проведения этих соревнований со столь щедрыми и многочисленными наградами. Эту версию озвучивали народу, «упрямо её придерживаясь» – цитирую Леонта. На деле же триумф этот, как говорят слухи, обошёлся Подолимпью большой кровью, и что-то там вскрылось такое, вынудившее архонтов незамедлительно начать подготавливать фундамент для увеличенного набора потенциальных воинов, которые резко оказались нужны ещё вчера. Всё в лучших традициях-с.

А где их взять, если нету? Тут вам не там, бойца за неделю не подготовишь, максимум на ополченца потянет. Гоплита выращивают, считай, лет пять включая эфебию – и это далеко не ветеран! А общая численность населения не позволяет просто понадёргать мужчин, – все они проходили обязательную подготовку, спешу напомнить, – и заткнуть ими все дыры. Экономика банально схлопнется к такой-то матери.

У древних греков той армии-то в лучшие годы, от полиса к полису, набиралось всего – ничего, считанные тысячи. А Подолимпье само по себе было, мягко говоря, не впечатляющим по своему населению, тем же Афинам в их расцвете уступая раза в три, не меньше. На постоянной основе кормить и содержать одного воина при таком уровне производства задачка далеко не самая тривиальная, вот и ограничения.

Армия ведь откуда? Из бюджета полиса. А бюджет складывается из налогов, которые тоже не бесконечны. Соберёшь огромную толпу, которая будет бестолку сидеть – такую дыру в казне получишь, что архонтам можно будет смело объявлять анархию в качестве государственного строя, снимать с себя пурпурные одеяния и идти побираться.

Так что же делать, если сейчас нету, но очень надо? Набрать из тех, кому раньше ничего не светило по разным причинам, конечно же! Скажем, заманить часть проходящих обучение в гимнасиях достойных, но бедных юношей на ранние тренировки с оружием: а ну как вскроется талант и появится желание после эфебии продолжить служить на благо родного полиса?

Ведь очень многие атлеты тут – выходцы из далеко не самых богатых семей, просто не способных потянуть оплату ежедневного или просто достаточного обучения в гимнасии. А «минималки», по которой гоняли каждого желающего, едва ли достаточно.

Вдобавок всегда можно проспонсировать зачисление на службу средней паршивости эфебов, которых в обычное время чёрта с два бы кто-то взял в армию. Лучше, чем ничего, а главное – быстро, можно за считанные месяцы управиться, получив первую партию «материала».

Разбавить ветеранами, пообтереть там, где побезопаснее, и, в принципе, уже приемлемо получится.

Соответственно мы получаем что? Как минимум, активный зазыв «свободного материала» – юношей, у которых не было даже шанса раскрыться как воинам, тренируясь всего пару раз в декаду. В лучшем случае из таких эфебия вылепила бы, может, хороших стражников, но явно не способных к серьёзным магическим манипуляциям воинов, и даже не просто сильных бойцов.

Вроде тех зарвавшихся эфебов, которых показательно переехали катком имени пары ветеранов на потеху толпе.

О них мне, кстати, тоже поведали: эта могучая кучка на фоне своих достижений почему-то решила, что они тут самые крутые, вот с них и сбили спесь. Прилюдно, напоказ и так, чтобы на всю жизнь запомнилось. Да, нравы тут жёсткие, но эффективные, насколько я могу судить.

Если подвести итоги самой важной части обсуждений, то всё будет выглядеть очень просто: проблемы с недостатком бойцов решили начать исправлять прямо сейчас, планируя, так сказать, на годы вперёд. А до того тянули, пока петух в задницу не клюнул… плавали, знаем. Осталось лишь услышать о том, что прорва эфебов перекочевала под начало армии, и картинка сложится от и до.

И обрисуется глубина задницы, в которой находится Подолимпье…

В остальном Леонт рассказал ещё много чего интересного и о самих тренировках с обучением в этих стенах, и о сулимых лучшим перспективах, и о магии немного поговорили. Как я и думал, магические цепи в нынешнем своём состоянии, как у меня и абсолютного большинства остальных людей шестнадцати лет, просто бесполезны.

Пройдёт минимум три года, прежде чем они войдут в силу, и ими можно будет пользоваться. Срок придётся плюс-минус на первую треть или середину эфебии – тогда, годам к девятнадцати, кандидатов как раз и начинают проверять на склонность к использованию магии, ибо магические цепи нередко имелись, и даже ничего такие, а вот сам человек не мог их использовать от слова совсем.

Ну, или результат находился на том уровне, когда магия была неприменима в бою, требуя слишком много концентрации и внимания ради очень скромного результата.

Оттого и отбраковка, и, видимо, тот факт, что магии я вокруг как будто бы и не видел. Иногда ощущал прохожих с развитыми магическими цепями, но по крышам скакать или там фейерверки пускать с пальцев они не спешили – я именно об этих её проявлениях, отчётливо видимых, так сказать.

Тем не менее, на этом фоне новыми красками заиграло наличие у вашего покорного слуги «своего» звена, вполне работоспособного и потихоньку напитывающего силой всю остальную цепь. И почему-то мне показалось, что именно его наличие может вызвать ненужные вопросы в головах местных. Леонт ни о чём таком, например, даже не обмолвился, пусть я и не спрашивал, а в памяти реципиента подобные сведения отсутствовали в принципе.

Придётся взять сие на карандаш, и не особо пользоваться своей магией: а ну как так я ускоряю процесс утраты маскировки? Так и слова Локи о том, что, мол, сначала думай, а потом только делай, обретают новый смысл. Я вполне мог начать понтоваться своей мощью невиданной, или просто её использовать, силой доказывая своё право на существование и пробиваясь наверх.

Да только за это мне в один прекрасный момент сделали бы секир-башка, и поминай как звали…

Сами атлеты оказались нормальными парнями, не хуже и не лучше всех прочих. Со своими принципами, целями и тараканами в головах, но по большей части честные, прямолинейные, простые такие молодцы.

Отпрысков знатных семей тут не имелось – не по статусу им учиться в таком гимнасии, что тоже играло мне на руку. С простыми людьми и общаться проще, и подстав можно не ждать. Сказка, а не жизнь!

Ещё бы тут кто-то с амбициями мне повстречался, но чего нет – того нет-с…

Поздним вечером, по завершении обильных возлияний, – вино приносили в дар богам, выливая то на малый алтарь и землю, а не то, что вы подумали! – я вырвался на оперативный простор. Был сыт, весел и доволен жизнью: ну а как не быть довольным после славной победы, пирушки и парилки? Не хватало только прекрасных дев, но это уже минусы половой сегрегации в учебных заведениях.

Не принято тут было мешать вместе юношей и девушек, во избежание, так сказать.

Более того, представительницы слабого пола и в одиночестве-то из дома выбирались крайне редко, чаще ведомые сопровождающим или будучи вместе с подружками. О времена, о нравы! Вот, куда надо всех «защитниц прав слабых и угнетённых» отправить, просто что б сравнили одно с другим, м-да…

При том целомудрие тут блюли весьма условно и от случая к случаю, так как естественные желания никуда не пропадали, в отличие от девиц, которым должно находиться в своих комнатах. Извращались, – в плане способов устройства встреч без вреда чести и имени, – по-всякому, но тому, старому Клеону особо ничего по этому поводу известно не было.

Ну да ничего, наверстаем!

Что же по поводу состязаний и моей совести, спросите? Не вякает ли? Продолжает дрыхнуть кверху пузом после того, как я взял две победы из двух при поддержке «рабочего» звена магической цепи?

Я отвечу: спит и не почешется по таким мелочам. Ведь я почти что уверен, что моя магия играла роль скорее психологической поддержки, нежели реально меня усиляла.

Следите за руками, так сказать: усиление есть отдельное направление воинского искусства, которому учиться надо долго и упорно, цитируя Леонта. И всего одно звено – это для сего процесса пшик, почти что ничего. В воинском деле это умение начинают использовать, если у кандидата есть хотя бы двенадцать звеньев, и это самый минимум. А ещё учатся не просто кочегарить цепи, а делать это с пользой не один месяц.

Вот и думайте.

Я-то совсем недавно, будучи ещё собой прошлым, сиречь чёрным археологом-наёмником, затачивал свои способности совсем под иное, и усиливаться магией не умел совершенно.

Ну а если предположить, что я уникум, который может всерьёз разгонять тело со всего лишь одним «рабочим» звеном магической цепи, на голых инстинктах… что тут поделать? Каждый использует всё что имеет, да и процесс я не сказал бы, что хоть сколько-то контролирую. Жизнь в принципе несправедлива, и сегодня я кого-то обошёл не совсем честно, а завтра меня уже притопили в канаве, естественно, не после честной дуэли один-на-один. Кто знает, как всё повернётся?

Остаётся лишь пытаться наслаждаться сегодняшним днём, отгоняя мысли о том, как там сестра поживает, смогла ли принять реальность, в которой осталась одна… но повлиять я на это не мог даже в малейшей степени.

А переживать впустую отучился ещё в молодости, когда пришлось жертвовать собственными интересами ради долга перед семьёй, понимая, что нихрена у меня, скорее всего, не получится. Иначе при этом поступить я не мог: всё та же совесть не позволила бы, сожрала б с потрохами и заставила закончить пьяным вдрызг в подворотне какой, без обуви и с парой непредусмотренных проектом дыр в печени.

В каком-то смысле, тут я могу оказаться даже счастливее: ничем и никем не обременённый, отвечающий только за себя. Настоящая свобода, ети её…

Задрав голову кверху, я втянул носом быстро ставший прохладным воздух. Эта ночь была моей второй в этом мире, так что усеянный драгоценными камнями небосвод уже не производил столь подавляюще-впечатляющего, простите за тавтологию, впечатления. Но взгляд требовательно притягивал, конечно.

Полис к этому времени словно вымер: лишь редкие прохожие да стражи встречались по пути домой. И становилось их тем меньше, чем дальше относительно центра я удалялся. Тишина стояла – жуть, шелест крон деревьев, треплемых резкими порывами ветра, казался слишком громким, а изредка раздающиеся судорожные хлопки крыльев мечущихся в небе ночных хищников и вовсе как будто оглушали.

Появлялось инстинктивное желание обернуться – проверить, что позади никто не крадётся. Но стоило лишь появиться встречному прохожему, как всё вставало на свои места: фоновые звуки как бы приглушались, и чёткие, громкие чужие шаги слышались ещё очень долго.

Такой была ночь здесь, на окраинах Подолимпья, и ничего подобного лично я не слышал ни разу за всю свою жизнь. Нет: тишина, именно похожая, конечно, бывала, ведь я нередко оказывался в таких далях, куда нога человека ступала раз в год, но вот чтобы этими «далями» был вполне себе основательный город, в котором неведомо какая толпа обитает, и при всём этом сохраняется ночная тишина…

Рецепт оказался простым: никакого электричества и уклад жизни прямиком из «до нашей эры»! Всем рекомендую.

Вполне закономерным оказалось и то, что сдвоенные чужие шаги за спиной я услышал заранее. Как и почувствовал отличие ото всех прочих: эти двигались строго на меня, уверенным и быстрым шагом. И так как дело происходило в полусотне метров от калитки скорбного жилища вчерашнего покалеченного умом паренька, я исходил из наименее благоприятного для меня варианта…

И, если заглянуть немного вперёд, алкоголь в крови всё же дал о себе знать. Тут хоть и не лакали неразбавленное вино, но объём, который осилила толпа молодых парней, в некотором роде этот момент скомпенсировал.

Так ведь и опьянение не чувствуется почти, считай что воду хлещешь…

Я развернулся, нашарив взглядом в полумраке два сероватых пятна – силуэты в хитонах, один повыше и пошире, второй пониже и поуже. Оба ещё по инерции сделали пару шагов, после чего напряжённо замерли, отчаянно делая расслабленный вид. Актёры из них были хреновые, честно говоря. Один так вообще сунул руку куда-то себе за спину… плохо. Видимо, всё же за мной, и не с пустыми руками. Или это случайные прохожие напугались меня больше, чем я их? Поди ж разбери!

– Радостная ночь, не правда ли? – Спросил я со всё равно неразличимой в ночи и на таком расстоянии ухмылкой. – Вы не за мной ли идёте?

Один из преследователей сделал шаг вперёд, очень знакомым, можно сказать – отпечатавшимся в памяти нейтральным, с намёками на доброжелательность голосом поспешив развеять мои сомнения:

– Это всего лишь случайность, о незнакомец! Мы с моим товарищем шли к нему домой, но никак не преследовали целью какое-то злодейство. – Угу-угу, помню я тебя, хрен с горы, – можно сказать, буквально, храмовый комплекс же на горе торчит, – отговоривший своего подельника топить меня в канаве. За это, конечно, я ему благодарен, но в нынешних обстоятельствах это мало на что повлияет.

– Клянусь, я уж было подумал, что вы и правда по мою душу. Доброй вам ночи тогда, незнакомцы. – Я кивнул, развернулся и, вслушиваясь в ночь, сделал пару шагов, после чего как мог органично изобразил потерю равновесия: качнулся и якобы повис на стене, пробормотав себе под нос какую-то несуразицу. Вдовесок ещё и позволил венкам с головы свалиться: эти наборы для чая я так там и протаскал весь день, постоянно роняя.

И этого хватило, чтобы под тихий окрик «Да стой ты, идиот!» второй мой заклятый друг ринулся вперёд. Именно он, похоже, и тянулся себе за спину, так что выжидал я, морально готовясь убивать с учётом наличия у противника оружия.

На моей стороне был эффект неожиданности – подсознательно вчерашнего дурачка всё равно будут недооценивать, плюс моё якобы нынешнее состояние должно уверить их в благоприятном исходе мероприятия по, предположу, исправлению позавчерашней ошибки. Ну и телеса у них обоих были не чета тем, чем могли похвастать атлеты: видать, слуги при храме особо на тренировки на налегали.

А в том, что это именно храмовые служки из самых низкоранговых, я теперь был уверен: одёжка специфических цветов, издалека и в темноте даже видно.

Недруг тем временем приближался, а я готовился дёрнуться в его сторону. Сымитировать попытки пьяного встать так, чтобы при этом сохранить подвижность и готовность действовать для меня было малореально – не обучен я таким финтам, но темнота скрадывала множество деталей.

Вот и сейчас, когда момент наконец настал и я резко развернулся, мой застывший в паре метров противник с занесённой для следующего шага ногой успел лишь распахнуть глаза пошире, прежде чем я от щедрот души впечатал мысок сандалия ему в пах. И пока тот сжался, потянувшись ручонками к самому дорогому, с силой вдарил обеими ладонями ему по ушам. Ещё и по затылку добавил. Не особо сильно, но хватило, чтобы он повалился на землю.

Практика показывает – на следующую минуту он не боец, а мне больше и не надо.

Мазнув взглядом по тонкой чёрной бечёвке, которую незадачливый убийца выронил на землю, выпнул её подальше от тела и выстрелил собой в сторону второго, который с большим запозданием вообще понял, что происходит. И встало это чудо заморское в позу борцов: видел таких на соревнованиях.

Мне же лучше, ведь моим незадачливым ликвидаторам, похоже, и убивать-то в лобовой драке не приходилось. Это вообще такие же сопляки как и я, на первый взгляд, только ещё и к тренировкам не приученные.

Их максимум – это «в канаве притопить» кого беспомощного.

В пяти метрах от противника замедляюсь, начиная двигаться всё ещё довольно быстро, но осторожно. Шаг, второй, третий – без затей, с широкого замаха пытаюсь дотянуться раскрытой ладонью до виска противника, но тот вскидывает обе руки и закрывается, невольно довернув ко мне бок. Пытается схватить мою руку и не справляется – двигаюсь я быстрее, чем этот крепыш, да и опыта больше. На вдохе делаю ещё подшаг, и уже прямым хуком левой скорее толкаю, чем бью вскинутые в защитном жесте руки – не даю времени на контратаку и проверяю, насколько основательно засранец стоит на своих двоих.

А стоял он плохо, так что в следующий же миг я изобразил хук правой, прерванный на полпути, но вынудивший недруга защищаться от ничего, и без затей пробил ногой ему по лодыжке. Можно было вообще вот так повоевать с пару минут, «выбив» ему конечность и надёжно сыграв на истощение, но времени не было, так что после удачной атаки я перешёл в решительное наступление…

Перешёл бы, если б этот засранец с сиплыми звуками не бросился на меня в попытке перевести бой в партер. Попытке формально удачной – через секунду мы действительно повалились на брусчатку, причём я оказался снизу. Вот только перед этим я, «закрепившись» и встав в основательную такую стойку, очень удачно заехал ему локтем по подбородку… и пару мгновений продолжал бороться против уже совершенно безвольно обвисшего на мне тела, остановившись непосредственно перед тем, как выдавить ему глаза, и не получив вообще никакой ответной реакции.

Каюсь: адреналин, алкоголь, неготовность к такому повороту событий – всё сыграло свою роль в избиении ненароком нокаутированного противника.

Но зато когда до меня дошло, и я, отбросив тушу в сторону, вернулся ко второму, припав перед ним на колено, с силой прижав его голову к брусчатке и ударом в прогнувшийся висок лишив его жизни, пришло понимание около-идеального исполнения задуманного.

Ну и первой крови на руках в этом мире: живыми мне они в хрен не впёрлись.

Ещё с пару минут я стоял рядом с парой беззвучно развалившихся на земле храмовых служек, пока не убедился в том, что шум никто не поднял.

Город спал, во время стычки мы не орали, дрались беззвучно, не считая хрипов – они привлекать внимание тоже не хотели, так что у меня был простор для избавления от тел. Травм я не получил. Так, хитон испачкал да пара синяков есть, но ведь на пирушке атлеты и побороться, и дружески смахнуться были горазды, так что это будет не аргумент, случись начаться разбирательствам.

А то, что рядом с домом, да ещё и те, кого отправили конкретно за мной…

Будем честны: даже закопай я их там, где не найдут, факт пропажи это не скроет, а вот вопросы могут появиться уже ко мне. Куда, мол, дел служек? Отмутузить их вчерашний дурак ещё мог, чисто теоретически – ну талант выявился, боец от рождения, чего поделать? Но незаметно избавиться от тел… это уже другой уровень.

Навык и умение, а не импровизация.

Оставить в живых – так тоже лишние проблемы, произрастающие с их стороны и стороны храма, которому они формально служат. Соломку я по этому поводу уже подстелил, задав Теоклу направление для поисков, за счёт чего, может, в храме на пропавших всем вообще наплевать будет – нарвались и нарвались, всё равно их изгонять собирались, служение богам опорочивших. Но это в рамках вероятного, а не гарантированного.

Ну а так – тела есть, проблем меньше, чем при любом другом варианте. Вообще вряд ли кто-то в здравом уме и без весомых доказательств предположит, что такой хилый и только вчера раздуплившийся дурачок, обрётший разум, вот так взял и спьяну ночью прикончил двоих полноценных юношей, каждый из которых пошире меня был, да и покрепче. Одного так вообще полгодика помуштровать, и атлет получился бы.

Меня вообще спас только опыт – дрался я не единожды, и убивать с моим незаконным ремеслом приходилось не сказал бы, что так уж редко. Так что ни сомнений, ни душевных терзаний по этому поводу я не испытывал. Тем более, что и эти двое явно шли меня убивать – иначе нахрена удавка, которую я сейчас крутил в руках?

Вещь удобная, и видно, что попользованная, так что я ещё и мир чище сделал. Так сказать, если убийца убьёт двух убийц, то в целом убийц станет на одного меньше. Выгодная сделка для социума! Ну не замечательное ли завершение дня?..

Проведя «контроль» и убедившись в том, что оба исполнителя безвозвратно мертвы, я так и оставил их на краю улицы, изменив, впрочем, положение самих тел. Крепыша изначально умертвил, придушив удавкой, после оставив её висеть на его шее. Само тело перевернул пузом вниз, сорвав ему пару ногтей об брусчатку – для реализму. Незадачливого утопителя-удушителя, отдавшего богам душу от удара в висок, бросил рядом.

Не то, чтобы я намеревался замаскировать их смерти под конфликт-междусобойчик, но вдруг? Как оправдание для тех, кто будет всё это расследовать может и прокатить. Или на месте первым окажется сонный раздолбай, которому лишь бы прикорнуть где в теньке, а не заниматься трупами с «очевидными» причинами смерти.

Ах да – ещё содержимое их кошелей по большей части переехало в мой. Много они с собой на дело не взяли, но мне и копейка за благо. Да и наличие такой незначительной суммы в моих руках никого не удивит. Вот если бы раз в сто больше, то были бы и возможности, и проблемы, но чего нет – того нет.

Один раз я уже поднялся со дна вместе с сестрой, покуда судьба не нанесла свой коварный удар, поставив жизнь Алисы в зависимость от обильных денежных вливаний.

Второй раз в обществе, куда более зависимом от индивидуальных возможностей, должно быть проще. Да ещё и одному, без груза на своих плечах…

– А ведь такая ночь красивая была… – Пробормотал, покачав головой точнёхонько перед тем, как подобрать свои венки, пару отвалившихся с них листьев и таки свалить.

Свидетелей, вроде бы, не оказалось – ночь, света нет, а подходить поближе никто не подходил. До дома же оставалось всего полста метров, так что совсем скоро я уже умывался во внутреннем дворике, избавившись попутно от крови на руках. Буквально, а не метафорически.

Ну а после завалился спать, радуясь первой маленькой победе из, подозреваю, череды попыток меня укокошить, которые будут продолжаться и продолжаться. Как минимум до тех пор, пока храм не возьмёт на себя мою недвижимость… да, надо будет там отметить, что в случае моей смерти всё им и отойдёт.

И поторопить, если такая возможность представится.

В том, что сами жрецы не опустятся до моего устранения ради наживы я был уверен, ибо за них, во-первых, как бы «ручались» боги, а во-вторых имущество храма и имущество жреца в Подолимпье – вещи совершенно разные. Религиозный орган, так сказать, был отделён от общей системы, и из-за всё тех же реальных богов навариваться там было считай что и негде.

Пища, вода, вещи – всё храмами получалось бесплатно, просто честной народ собирал всё это добро под надзором архонтов да привозил, передавая из рук в руки.

Производимый храмами и, так выразимся, «подконтрольным имуществом», включая рабов и наёмных работников в тех же мастерских товар вполне мог опускаться за деньги, но прибыль неизменно шла на благие, нужные полису дела.

Происхождение имущества храмов тоже нехитрое: что-то оставалось от тесно связанных с храмами, но прервавшихся семей, что-то жертвовали богатые граждане, а кто-то добровольно уходил в такое вот то ли религиозное рабство, то ли служение богам вместе со всем своим добром.

Зачем, спросите, храмам имущество? Ну, жрецы спонсировали обучение не слишком широких, но всё же масс грамоте – именно за их счёт был банкет для бедных, которым вдалбливали в подкорку самое нужное. За деньги храма возводили постройки общественного толка вроде тех же купален, частично спонсировали армию и стражу, помогали сирым и убогим, в конце-то концов!

Последнее Клеон, сын Трояна так вообще на себе прочувствовал: вряд ли в моём случае храм ничуть не потратился, разгребая его-мои проблемы. Иначе отстали бы от меня на такой срок, ага, разбежались прям.

А ещё жрецы жили не абы где, а на своей горе, и не только «по рабочим дням», а с посвящения и до самой кончины. Даже личных вещей у них почти что не было, и жизнь они проживали в служении богам. С учётом существования загробной жизни – сделка в целом может быть даже выгодной. Какая в таких условиях страсть до денег, какая готовность что угодно сделать за кошель серебра, если можно нарваться и попасть на суд к своему покровителю, с обязательно хреновым для тебя итогом?

Ну а свою версию ночных событий, конечно же, без моего в них участия, я в голове сформировал. Не видел, не слышал, пришёл перебравши вина, освежился и уснул. Это если меня вообще опрашивать будут: реципиент был не особенно сведущ в этом вопросе, а я, по понятным причинам, ничего разузнать просто не успел с момента своего в этом мире появления.

Но что-то мне подсказывало, что расследования тут ведутся по тому же принципу, по которому в черте полиса защищают одну семью от другой. Никак, нахрен, не ведутся, если шестерни механизма серебром не смазать!

За такими мыслями меня и сморило, погрузив в глубокий и спокойный сон.

Глава 6

«Нет ничего невозможного для того, кто будет стараться».

(с) Плутарх, Сравнительные жизнеописания.

Ставни я на ночь глядя не закрыл, как должно, так что лучик солнца золотого вновь разбудил меня, начав требовательно подпекать веко.

Продрых я столько, что и сам удивился: часов восемь навскидку. В первый день в новом мире я ещё списал это на необходимость адаптироваться к телу, но оказалось, что я в нём себя ощущаю как в родном, если не лучше.

Значит, это просто молодой тушке хочется спать больше, чем старой.

Вроде бы и логично, но что-то я в первой молодости не помню за собой такого уж желания надавить на подушку. Хотя тут и подушки-то нет – так, сено одно в мешке из-под картошки, которой тут не водится.

Недовольно покряхтывая, я встал, размялся, облачился в уже успевший высохнуть со вчера хитон, натянул сандалии и выбрался во двор, где у колодца занялся приведением себя в порядок. Непосредственно снаружи делов у меня было не так уж и много: умыться, да прополоскать рот ледяной водой.

Мыться дома было суть извращением в силу отсутствия инструмента и необходимости ледяную водичку тягать из колодца, да и недешёвой выходила процедура, если с «мылом». Заботы явно стоили зубы, но абразивной гадости из толчёной пемзы, соли и угля у прошлого меня не водилось. Гигиену полости рта реципиент поддерживал «как все» – запас подходящих веточек хранился дома, и там я уже позаимствовал парочку.

Конечно, даже самая примитивная зубная щётка и зубная же паста были бы куда эффективнее и удобнее в использовании, но чего нет – того нет.

На, Клеон, пожуй мяты для свежести, и всё образуется, так сказать…

Дочищал зубы я уже в доме, запалив очаг и начав сооружать нехитрый завтрак: в глиняном горшке собрались воедино компоненты для похлёбки из бобов и лука, а рядом на железном штырьке сиротливо повисла безголовая и выпотрошенная рыба: в таком виде её и продавали. Я оставил всё это удовольствие готовиться, и только после этого, продолжая разминаться, – до чего же приятно быть молодым! – вышел на улицу, дабы окинуть взглядом дела рук своих и убедиться, что курьер из храма ещё не прибыл.

Зрелище, представшее передо мной, оказалось… никаким. Тел не было, лишних людей тоже. Город уже жил своей жизнью, и под стенами забора, огораживающей мой внутренний дворик, не стоял легион славного стратега, Неарха-покорителя.

Сообщений из храма тоже не обнаружилось, так что преспокойно вернулся домой: торопиться сегодня было некуда, ибо куда я денусь с подводной лодки? Теокл обещался следующим днём известить меня о времени и месте передачи «прав», так как этот процесс происходить должен был, кхм…

Специфично, если мерять привычными по двадцать первому веку категориями.

Договор на бумаге мог быть, но не являлся вещью обязательной. Никаких реестров недвижимости в городе не было, хотя и существовали люди, знающие, кому и что принадлежит. Вот только это являлось скорее побочным следствием их рабочих обязанностей, будь то сбор налога с богатых горожан и торговцев-ремесленников или что-то ещё.

Крупные сделки проводились просто: обе стороны договаривались и приводили влиятельных и известных в черте Подолимпья авторитетов из самых разных, так скажем, слоёв общества, в зависимости от того, какое положение занимали сами договаривающиеся. Если имело место быть безоговорочное доверие одной стороны к другой, то допускалось, чтобы свидетелей подбирал как раз тот, кому всецело доверяли. В моём случае это Теокл. Далее объявлялся предмет сделки, её условия, которые тут же и исполнялись, насколько это было возможно, после чего собравшиеся свидетельствовали перед богами и расходились по своим делам.

С этого момента сделка считалась свершившейся: каждый получал, что ему обещалось, а в случае с домом или недвижимостью просто озвучивалось что-то вроде «теперь земля там-то и там-то принадлежит тому-то!».

Простые времена и простые нравы, чего уж. Когда нужно зарабатывать на хлеб насущный и бороться за выживание, людям становится резко не до излишеств. Свою роль играли и боги, попасться на лжи перед которыми не хотел, пожалуй, никто, так что откровенного обмана и глобальной лжи или не водилось, или её организаторов не ловили. Так сказать, это было давно и вообще неправда.

Система работала, и над ней не было смысла городить что-то ещё.

Спустя полчаса-час, точно не скажу, мой завтрак, и он же ещё и обед с ужином, оказался готов. Я снял горшок с огня, наполнил миску, прихватил рыбу и устроился на травке во внутреннем дворике своего жилища: погода, к счастью, располагала.

Ну а после с чувством, толком и расстановкой набил желудок полезной пищей, вкусовые качества которой на мой вкус болтались где-то между «есть можно» и «выше среднего» – специями я не располагал, да и соли было мало, так что выделил оную я лишь на рыбу.

Было ли это основным фактором «безвкусия»? Отнюдь. Свой вклад внёс и метод приготовления. Угли и открытое пламя давали совсем другой вкус, нежели приготовление на сковороде, в казане или в походе с изобилием разного рода излишеств, так что ко всему этому тоже следовало привыкнуть.

Ну и научиться готовить нормально, а не так, что с рыбы пришлось гарь сошкрябывать и на венки оливковые поглядывать, прикидывая, получится ли из них приправу организовать.

Почему я не умею? А откуда, скажите, у дурачка шикарные кулинарные навыки? А у человека двадцать первого века? Нет, дайте мне мангал, шампура и прочие привычные каждому вещички плюс специи – я такой обед забабахаю, пальчики оближешь! Но в отсутствие ресурсов развернуться без подобающего опыта невозможно, так что приходится довольствоваться малым.

Есть что поесть, и это хотя бы полезно для тела – уже жить можно.

В иных обстоятельствах я бы сейчас взял руки в ноги и пошёл в гимнасий, дабы начать там тренироваться и, быть может, учиться, но пока приходилось ждать посыльного от Теокла. Занимался делами по дому, копался в памяти, упорядочивая её… и, наконец, дождался-таки!

Немногим позже полутора часов после истребления мною завтрака прибыл мальчонка, вручивший мне скромных размеров клочок пергамента, свёрнутый в трубочку.

На исходе второй четверти солнечного дня мне потребно было явиться пред светлы очи жрецов, и времени у меня оставалось с совсем небольшим запасом. Ну а коли делать было всё равно решительно нечего, я сразу же и выдвинулся в путь.

Чего тянуть, в самом деле?..

Знакомый уже путь до храмовой горы, как и на неё, я проделал минут за сорок с небольшим, так как не особо торопился. Встречающих «у входа» не оказалось, так что я проследовал к храму Гермеса – тот, казалось, выделялся среди всех прочих, и будто бы светился изнутри.

Свечение это было манящим и приковывающим взгляд. Не только мой, но и всех тех, кто оказался в области прямой видимости. В теле под этим светом из ниоткуда появлялась невероятная сила и словно начинала циркулировать жизненная энергия, мысли очищались, а тяжкие думы отходили на второй план. Некоторые даже богам похвальбу возносили или молились, но я ничего сделать толком и не успел, так и прошагав завороженно пару минут.

Потому что с небес на храм опускался целый столб очень плотной и яркой, но мягкой и ничуть не слепящей магии, в которой струилось… что-то. Вроде упорядоченное, а вроде и не совсем – я так и не смог понять, ведь одновременно с моим к храму приближением сам столб, а вместе с ним и свечение, просто пропали.

И ровно тогда же из громады здания посыпались, иначе и не скажешь, жрецы, оживлённо обсуждающие ни много, ни мало, а явление своего бога!

Я невольно стал свидетелем достаточно редкого события, которое ещё реже удавалось застать кому-то, обитающему вне храмового комплекса. Обычно боги, насколько я знал, общались с массами через своих самых-самых любимых жрецов, нашёптывая им что-то там наедине.

А вот так объявлялись или в случае невиданного триумфа, или при приближении беды.

На второе, учитывая события с Неархом и попытками архонтов подстелить соломку на будущее в вопросе пополнения рядов армии, всё и походило.

– Клеон, да будет радостен твой день! – Я ничуть не удивился, когда ко мне аки ледокол прорвался Теокл. Несмотря на возраст, старик, казалось, видел всё вокруг себя. Не исключу, что даже с божьей помощью. Буквально. – Ты как раз вовремя. Приглашённые мною люди уже собрались и даже застали Его явление, так что пребывают в замечательном расположении духа!

Я мысленно хмыкнул своей удаче, понимая, впрочем, что мне и плохое у них настроение ничем бы не навредило. Свидетели, да ещё и в сделке со жрецом, где покривить душой смерти подобно – ну что там они могут сделать-то?

Но и старик улыбался вполне себе довольно, так что я не стал демонстрировать своего скептицизма. Да и не хотелось, после облучения божественным светом.

– Мудрый Теокл, вы посвятите меня в суть того, что будет происходить? Что мне нужно будет сказать, чтобы не ошибиться? Я слишком поверхностно знаком с окружающим миром и, признаться, плохо себе представляю такие нюансы. И ещё одно… – Я вспомнил свои мысли, предвещавшие сон последним вечером. – … можно ли добавить в наш договор пункт, согласно которому в случае моей гибели моё имущество навсегда останется за храмом?

– Юность порождает вопросы и жаждет ответов, но юность же не терпит размеренности и упорядоченности, внося сумбур в неокрепший разум… – Хихикнул жрец, покачав седой головой. – Обо всём, что нужно, я тебе сообщу, юный Клеон. И слова такие, если ты того желаешь, тоже можно будет озвучить. И в этом даже будет смысл, если так посмотреть. А теперь вернёмся к самому договору в том виде, в котором его можно заключить…

На вид Теокл казался совсем немолодым, но за его мыслью и словом я еле-еле поспевал, хоть и запоминал всё нужное без особых проблем. Просто старик оказался весьма многословным, щедро разбавляя конкретные тезисы фактами и цитатами, направленными на внедрение в мои мозги некоего понимания местной юриспруденции.

Краткий курс молодого гражданина, которому ничего не объяснили родители, так скажем. И в моём случае совсем не лишний.

Так или иначе, но невероятной точности в составлении договора не требовалось: во главе угла стоял его дух, а не буква, так что даже если я слегка ошибусь, никто от этого не умрёт. Поправят, если совсем уж чушь начну молоть, но этого произойти не должно.

К моменту, когда я знал всё необходимое и даже чуть больше, мы как раз добрались до небольшой, окружённой густой и ухоженной растительностью и мощёной камнем площадки.

Тут имелся здоровенный каменный стол с каменными же лавками, и всё это было качественно украшено резьбой и узорами. По углам стояли широкие жаровни, ныне не запалённые, но полные топлива и накрытые пластами древесины, и на одном с ними уровне по периметру тянулись ввысь тонкие стеллы, покрытые восхваляющими богов строками.

И тут же собралось девятеро мужчин, восседающих за столом, разбившихся по группкам и о чём-то беседующих.

Пара жрецов – один помоложе, другой же грозил рассыпаться от малейшего дуновения ветра, напоминая древнюю мумию. Трое, видимо, просто уважаемых граждан Подолимпья. Двое очевиднейших воинов, и отнюдь не из числа стражей: даже последним не на службе воспрещалось носить при себе оружие, и уж тем более проносить то в храмовый комплекс.

Эти же мужчины были явно из посвящённых богам, благодаря чему тут и находились.

Ещё один присутствующий мужчина больше всего походил на архонта, будучи облачённым в белоснежный плащ-гиматий и хитон с пурпурной каймой, но я не верил в то, что свидетелем по такой мелочи изберут настолько высокопоставленного человека.

Соответственно, он просто высокопоставленный гражданин.

Очень высокопоставленный.

Последний же, девятый член «почтенного собрания», был мне неплохо знаком. Сколько раз прошлый я видел эту наглую рожу у поместья своей семьи? С десяток точно наберётся. А в скольких случаях он поминал словом и насмешками мою ущербность?

Во всех.

Леонид, сын Менандра – нынешний глава рода, организовавшего истребление моей родни. Он же занимал лидирующую позицию в, так скажем, «коалиции» агрессоров и впредь. Его присутствие здесь умом я понять таки мог, но всё равно пришлось опускать веки и делать глубокий вдох, чтобы унять поднявшуюся волну гнева.

Я за считанные часы пережил всё, что переживал отдавший мне тело малец. Целую жизнь, по сути, пусть и короткую. И даже если бы нет, этот говнюк на второй, сука, день моего здесь пребывания успел подгадить, отправив за мной душегубов!

– Я благодарю всех собравшихся, да осенят вас своей благодатью боги. – Сходу заговорил Теокл, в голосе которого сквозило сплошное дружелюбие. Его предостерегающий от глупостей суровый взгляд я предпочёл не заметить. – Не буду отнимать у вас время, и потому сразу перейду к делу. Этот достойный юноша – Клеон, сын Трояна, с самого детства был скорбен умом. Лекари были бессильны, и лишь представление богам не шестнадцатом году жизни исцелило его недуг, открыв, впрочем, отсутствие у сего юноши знаний и умений для управления наследством семьи. Ратуя за его сохранение, Клеон попросил у нас, жрецов, помощи, и мы согласились оказать его, взяв юношу под свою опёку. Цель же собрания заключается в подтверждении вашим присутствием и словом договора, заключающегося в передаче храму благодетельного Гермеса во временное владение имущества сего юноши до момента, когда он продемонстрирует способность самолично им управлять. До тех пор юный Клеон будет находиться, повторюсь, под нашей опёкой и у нас же на обучении…

Я едва смог сдержать ухмылку, глядя на перемены на лице Леонида. Удивление, неверие, гнев… прояви он последний чуть более явно, и к нему могли бы возникнуть вопросы. Но этот деятель от мира политики и интриг прекрасно владел лицом, так что никто не счёл необходимым обратить внимание на эти метаморфозы.

И даже я, возможно, их просто себе вообразил, страстно желая того, чтобы он испытывал именно такие эмоции, смешанные с полным бессилием.

Что до остальных людей, то каждый тут выразил своё полное одобрение услышанному, а мужчина в пурпуре и вовсе посетовал на необходимость введения такой практики повсеместно, и не только лишь в отношении «убогих» – слова он особо не фильтровал, да и на правду не обижаются. Торговцы это его высказанное вслух желание всецело поддержали, сетуя на то, что, дескать, недееспособные по тем или иным причинам наследники обеспеченных семей появляются довольно часто, а последствия ложатся на плечи совладельцев их дел: редко когда малые дети или слабые умом догадываются хотя бы просто передать право управления кому-то адекватному.

Даже воины не промолчали, сурово покивав и сказав, что стабильность в тылу – залог успехов на поле брани, а в такую пору она особенно важна.

Леонид просто не мог промолчать, скромно высказавшись в поддержку пурпурного. Но один из торговцев посмотрел на него так, словно знал подоплёку истории, а убедился я в этом спустя десяток секунд: пользуясь тем, что слово взял пурпурный, он шёпотом, «на ушко» просветил своих коллег, и теперь уже вся братия серебра и злата неодобрительно поглядывала на Леонида.

И вряд ли потому, что тот пытался себе присвоить чужое. Скорее их просто раздосадовало то, что видный деятель так нелепо спалился, подставив под потенциальный удар других пользователей сей практики.

А в то, что в Подолимпье сильные не прижимают слабых я, уж простите, не верил.

– Я полагаю, что ни у кого здесь не будет вопросов? – Теокл осмотрел собравшихся. Все молчали. – В таком случае, я озвучу полный договор, а после юный Клеон подтвердит его или попросит что-то изменить…

А ведь мне он не сказал, что это не я должен буду держать речь, отчего в памяти накрепко засел этот самый договор… в устном пересказе, но без потери смысла. Хитрый, конечно, дед, даром что жрец. Видно, что в натаскивании новых поколений он к своим годам поднаторел знатно, и за меня радел словно за внука родного.

Но вот с формальностями было покончено, и я, не рассмотрев подвоха, вслух, громко и отчётливо, выразил согласие со всем озвученным. После чего настал черёд уже свидетелей, собственно, свидетельствовать, уж простите за тавтологию.

– Я, Эврилох, сын Агасикла, свидетельствую перед богами о заключении договора между Клеоном, сыном Трояна, и храмом сиятельного Гермеса! – Пробасил один из торговцев, за которым последовали остальные. Имена я запомнил, но особое внимание уделил пурпурному: больно на него все с уважением поглядывали, да и одеяния намекали на то, что он принадлежит к элите элит.

Просто потому, что купить ткань могли, теоретически, многие, а вот носить её дозволялось не всем. А за использованный «не по статусу» пурпур и вовсе изгоняли, потому что цвет этот был символом высочайшего положения в обществе, и не простым смертным его порочить.

– Я, Фемистокл, сын Каллистрата, свидетельствую!..

Увы, но представляться по титулу, должности или прозвищу, видимо, считалось на таких мероприятиях ненужным, так как что-то из этих трёх пунктов обязано было быть у такого человека. А по имени я его не помнил: в Подолимпье же десятки важных персон, а прошлого меня в центр не отправляли, пожалуй, ни разу.

Я ещё неплохо ориентировался в средне-низших кругах, ибо доставлял послания, многое видя и слыша в силу пренебрежения к своей персоне, но не более того.

– Засим перед лицом богов сделка считается заключённой! – Огласил Теокл, склонив ненадолго голову. Все последовали его примеру, и я от них отстал лишь на миг. – Более я не смею задерживать тех, у кого ещё есть дела. Остальным же я предлагаю насладиться садами подле храма сострадательного Гермеса, или же разделить трапезу со мной спустя половину часа.

– Пожалуй, я воспользуюсь вашим предложением, мудрый Теокл. – Склонил голову Фемистокл, тот самый мужчина с пурпурной каймой на хитоне. Его стремление разделили ещё трое – двое воинов и один уважаемый гражданин. Остальные поспешили удалиться, а Леонида так и вовсе можно было на вчерашние соревнования выставлять: с такими скоростями он бы взял первое место дважды за забег!

Утрирую, конечно, но свалить он поспешил на пределе допустимого в Подолимпье. А перед этим зыркнул на меня недобро, но комментировать ничего не стал. Понял, скотина, что ему теперь с меня даже хер с солью не обломится, ибо пунктик про имущество после смерти Теокл таки озвучил, и даже выразительно, – очень! – посмотрел на первопричину своих беспокойств в лице моего недруга.

После такого я на его месте не стал бы убивать даже кровника какого, а уж сироту казанскую, с которого теперь брать нечего – и подавно. Зачем, если последствия могут быть пренеприятными для всей семьи сразу?

Так или иначе, но меня вежливо спровадили нафиг, наказав отловить какого-нибудь служку у храма, дабы выудить у того особого дизайна хитон и расписание занятий, которые мне потребно посещать.

Что именно – оставили на откуп страждущего, то есть меня, но намекнули на необходимость «вкусить всех знаний, что тебе могут здесь дать, юный Клеон».

И я был со стариком солидарен: уж куда-куда, а в храм попасть явно сложнее, чем на тренировки в гимнасий. И это только книги читабельны исключительно при солнечном свете, а палить свечи ради чтения… дороговато для меня, прямо скажем.

А заниматься телом и практическими навыками можно ближе к вечеру: тренируются там от восхода до заката, и на месте всегда есть те, кто готов обучать и наставлять.

Через гимнасии ведь проходили почти все юноши и мужчины, притом не все могли высвободить самое «ценное» время для тренировок, а не работы.

Как я сейчас, например.

Так что я честно нашёл служку повзрослее, изложил тому свои проблемы, а после в течение получаса шатался по храму, рассматривая местные красоты такими, какими они были, а не в виде руин и последствий реставрации. Меня снабдили пресловутым хитоном и аккуратной фибулой с символом Гермеса в виде простенькой пары змеиных голов, вывалили на голову немногим меньше десятка предметов для изучения и указали, когда и куда приходить к началу занятий.

Те проводились, между прочим, лишь трижды в декаду, ибо к тайнам жрецов меня допускать всё же не собирались, а именно на них делался акцент в храме.

Зато общую часть библиотеки представили, что меня более чем устроило: надо же было выяснить побольше о магии и, желательно, о том, как может работать моя маскировка? Раз уж я теперь связан со жрецами, нужно было или найти выход из щекотливого положения, или я даже не знаю, что сделать.

Как сказал тогда Локи – выбор есть всегда, просто не всегда он устраивает выбирающего.

А казнь меня, естественно, не устраивала, так что будем вертеться…

Глава 7

«Слова должны быть мягче воздуха, а дела – твёрже камня».

(с) Аристофан, Осы.

Ощущение завершения какого-то важного дела не наступало, сколько бы времени ни проходило. Я уже успел вернуться домой, по дороге прикупив пару отрезов ткани – сиречь хитонов, коротких и предназначенных для физического труда, переодеться и поесть, но мне всё равно казалось, будто что-то было напрочь забыло.

Правда, я в упор не помнил, что именно, да и было ли это что-то на самом деле, или мозг просто решил на радостях подкинуть самому себе работы?

Не знаю, и вряд ли узнаю в ближайшее время: плюнув на всё, я по оживлённым улочкам двинулся в гимнасий, намереваясь по меньшей мере осведомиться о том, как и что там происходит, а как максимум – полноценно потренироваться или научиться чему-то новому.

В моём случае дорог был каждый час времени, и я пока что не задолбался так, чтобы отдыхать.

Меня несколько нервировало существование маскировки или защиты, называйте как хотите, после исчезновения которой во мне не могли разглядеть что-то, могущее выдать меня как засланца чужих богов.

Что она такое? Как функционирует? Где таймер с обратным отсчётом?

Знал я примерно ничего, тоже мне, агент Асгарда нашёлся!

Планом-минимумом я считал выявление этого чего-то, как, в общем-то, и метода маскировки: тогда, по крайней мере, я смогу рассчитать момент её исчезновения, и буду готов к бегству, если всё будет совсем плохо.

План-максимум же был куда амбициознее, и включал в себя не только изучение волнующего меня вопроса, но и воссоздание маскировки в том или ином виде, дабы в дальнейшем на неё можно было полагаться, полностью всё контролируя.

Нельзя было так же исключать и того, что, возможно, Локи так отыгрался за мои мысли о бомжах из метро. Я бы на его месте тоже обиделся и сделал какую-нибудь гадость.

Например, сказал бы о несуществующей защите и крайнем сроке…

Вообще с заданием скандинавского бога не всё было гладко, так как произошедшее ну никак не походило на процесс вербовки и инфильтрации своего агента в стан врага. Где моя подготовка? Ни информации, ни навыков, ни имбовых даров. С чем был – с тем и остался, получив, правда, магические цепи прилично выше среднего «по рынку»: среднестатистический воин обладал четырнадцатью-пятнадцатью, а у меня звеньев было двадцать плюс одно своё, родное, протащенное сквозь миры.

Но само задание, на минуточку – кража Хроник Акаши. На месте Локи стал бы я верить в способности какого-то хрена с горы, отправленного в совершенно чужой ему мир вот так, сходу, после инструктажа в от силы десять минут длиной? Да нихрена подобного!

Это как похитить простого мужика, вышедшего в магазин за хлебом, и отправить того в окрестности белого дома с наказом как-нибудь стащить стопку ядерных чемоданчиков и шкаф с досье спецагентов по всему миру.

Ну, поддельный паспорт ему ещё на спину скотчем приклеить до кучи, ага.

Только если без чемоданчиков и досье земля существовать вполне себе могла, то без обрывка Хроник Акаши этот мир, как и весь народ, населяющий Подолимпье, будет обречён. Масштабы совсем разные, короче.

И какой из этого следует вывод? Неутешительный, если говорить честно. Меня закинули с сомнительной задачей, без подготовки и особых перспектив в город совершенно чуждых мне по менталитету и культуре людей. Не обозначили ни сроков, ни паролей-явок, но при том ничем, вроде бы, не обезопасив сам факт моей связи с Локи.

Предположим, меня поймали и выпытали сию информацию… и – что?

Если Локи делал ставку на скрытное проникновение своего агента, то план рухнет, и калитку наверняка захлопнут на долгие годы. А если всё не так?

Учитывая известные мне факты, то небезосновательно будет предположить, что я не один тут такой красивый, богом Лжи и Обмана в стан врага отправленный, аки овечка на закланье. А настоящий агент в это же самое время обстряпывает свои делишки куда основательнее: например, владея телом с младенчества, и принадлежа к какой-нибудь влиятельной семье, вхожей в верха правительства.

Спалится один из «отвлекающих манёвров» – и шерстить будут совсем не там, натыкаясь на всё новых и новых подсадных уток, с Локи станется их оформлять каждый день по дюжине.

И это в глазах Олимпийцев может довольно долго выглядеть как погоня, которая как будто бы вот-вот закончится… но что помешает Локи пополнять стройные ряды крылато-пернатых? Только перекрытие «канала», о котором я ничегошеньки не знаю, например. И вряд ли кто-то из подобных мне знает, собственно говоря.

Теория хреновая для меня, но очень уж гладко всё ложится на действительность.

И вроде бы всё ничего – шансы выкрутиться есть, да только местное общество очень неохотно даёт доступ к знаниям. Что-то я, допустим, найду в той части библиотеки храма, которая мне открылась не без помощи Теокла. Что-то, наверное, можно нарыть в городской, общей обители знаний, если повезёт. А дальше?

Маловероятно, что там вообще будут основательные труды по местной магии, сведений о которой в открытых источниках просто нет. Нет – и всё тут! Это не двадцать первый век с относительно свободным доступом к информации, тут всё ещё времена «до нашей эры», когда немалую часть знаний передавали из уст в уста, от наставника к ученику.

И найти наставника я не могу, так как нет денег, легко получить которые я мог лишь влетев со всего маху в конфликт с врагами семьи, что суть равно самоубийству.

Продемонстрировать талант? А есть ли он? Да и даже если есть, физически у местных магические цепи не проклёвываются раньше девятнадцати лет плюс-минус. Покажу что-то магическое сильно раньше этого срока, и мне глаз на задницу натянут, отдав богам на суд как какую-то неведомую хренотень.

И тайно не попрактикуешься: знаний нет и не предвидится, что б их!

Что остаётся? Пыжиться и пытаться стать местным гением вопреки обстоятельствам, приковывая к себе сотни взглядов? Отличный план, надёжный, блин, как швейцарские часы, если просто принять во внимание мою маскировку, которая рано или поздно отключится. Ставить на то, что я успею родить вариант спасения до этого момента?

Это риск. Но и другие варианты – тоже так себе…

За такими невесёлыми мыслями я и проделал путь до гимнасия, сразу направившись на стадион. Думать и вникать во что-то больше не хотелось, а вот влиться в стройные ряды крепких парней в набедренных повязках, закаляющих тело и дух – это я завсегда рад! Отменный способ сбежать от тревожности и отрешиться от лишних мыслей, если, конечно, тренироваться на износ и по-настоящему…

– О, Клеон! Мы уж думали, не явишься сегодня! Что задержало тебя в столь радостный день? – Леонт обнаружился тут же, выглядя измотанным и уставшим. Очевидно, занимался он с раннего утра или около того, подавая остальным хороший пример.

– Дела, Леонт, дела. Жрецы храма Гермеса взяли надо мной свою опёку, и теперь я буду учиться у них необходимым каждому гражданину наукам. – Смысла делать из этого тайну я, очевидно, не видел. Что знают девятеро человек из разных слоёв общества – то знает и свинья. Да и в скрытность в таком вопросе играть вредно в первую очередь для скрывающего. – Три дня в декаду утро и день я буду проводить в стенах храма. В остальные – заниматься другими делами и тренироваться здесь, покуда есть возможность.

И думать заодно, откуда родить средства. Курьерство – это работёнка для малых детей, если не брать в расчёт важные послания. Но у меня для таких репутации нет, вчерашнему дурачку никто ничего не доверит. Деньги же, стараниями душегубов, у меня в количестве малом появились.

Вот только даже при условии крайне экономных трат источник доходов потребуется мне уже через две с половиной декады – двадцать пять дней, тобишь.

Как вариант наняться к кому-то на службу, но это потребует времени. Да и что я умею, если так посмотреть? По местным меркам – хрен да нихрена, будем говорить честно. И плата будет невысокой, если только не извратиться и не заполучить какие-то необычные обязанности. Способности в математике как следствие моего чудо-излечения? Бухгалтерия? Поди ещё сыщи тех, кому потребуется такой «мегамозг», работа которого всё-таки должна окупаться.

Но попробовать будет надо, если подвернётся случай или не останется иных способов обеспечить себя.

– На всё воля богов! – Тем временем патетично заявил Леонт, отреагировав на касающуюся наличия возможности часть моих слов. – Ты хочешь познакомиться с наставниками, или сразу возьмёшься за тренировки?

– Второе. – Я кивнул. – Нет никаких сил думать ещё больше. Я и так перенервничал, когда мудрый Теокл, жрец Гермеса, привлёк к нашим делам нескольких очень важных людей. Вдобавок перед этим мне повезло лицезреть нисхождение Гермеса в храм его…

– Ты не шутишь? Невероятно! Тебе очень повезло! – Искренне обрадовался за меня парень, к которому хочешь – не хочешь, а проникнешься симпатией. Как к товарищу или другу, не поймите превратно. – Из всей моей семьи только дед да бабка удостаивались такой удачи! Как оно? Как ощущается?!

– Словно всё становится так хорошо, как только может быть. – Честно сказал я. – Мыслишь быстро и чётко, пропадает усталость, появляется неистовое желание… жить, пожалуй. В том смысле, что хочется что-то безостановочно делать, делать и делать…

Я тем временем переоделся, так скажем, натянув на себя набедренную повязку и оставив в травке хитон. Леонт не упустил возможности, вызнавая все подробности, и при этом каким-то чудом умудряясь параллельно показывать мне все упражнения и занятия, поправляя ошибки и даже привлекая мимопроходящих знакомых, чтобы те в случае чего не оставались в стороне и помогали с наставлениями.

Таким незамысловатым образом я уже спустя пять минут после пересечения границы гимнасия занялся дисциплиной тела, поражаясь тому, насколько, оказывается, гибкими и подвижными могут быть «горы мышц», в наше время пролезающие в двери исключительно боком.

На этих потомках древних греков наследственность будто бы постеснялась отдыхать, а то и магия потрудилась: по большей части тут все как на подбор щеголяли крепкими и ловкими телами, одинаково хорошо выполняя все упражнения. Редкие задохлики из тех, кто не мог или не хотел много и часто заниматься, суетились на периферии и приходили-уходили быстрее, чем кто-то из крутышей заканчивал один «круг» тренировок.

А несколько эфебов, занимающихся сверхурочно, так сказать, демонстрировали, что сокрытая в их телах мощь была не для красоты: супротив того боя-избиения на соревновании, друг с другом они сражались куда яростнее и активнее.

Будто бы тогда действительно всё было устроено лишь для того, чтобы сбить спесь с возгордившихся юнцов, которые мало что умели, да оказать честь бывалому ветерану, позволив запалить священное пламя.

Что же до самих тренировок, то тут воедино сплелись как привычные нам упражнения вроде разминки, бега и некоего подобия силовых, так и оригинальные элементы вроде метания диска с копьём, борьбы и панкратиона, суть смеси борьбы с кулачным боем.

И если меня наставлял Леонт, как человек опытный и вот-вот должный начать свою эфебию, то за остальными присматривали, по большей части, рабы, да пара свободных наставников. Спуску не давали никому, руководствуясь простой логикой: раз уж пришёл сюда, то будь добр – выкладывайся на полную, не халтурь!

Хочу отдельно отметить, что вопреки имеющим под собой историческую подоплёку небезосновательным стереотипам о древних греках как о тех ещё любителях однополой любви, тут такое порицалось. Очень сильно порицалось, вплоть до казни: не иначе как сказывалось и без того никакое население.

Так что никакого гейства, сугубо крепкие мужская дружба и товарищество!

Хоть в чём-то этот устаревший социальный строй продвинулся, на моё счастье…

В какой-то момент Леонт, удовлетворённый моими успехами и старанием в познании непростой науки правильных тренировок, передал шефство надо мной товарищам и одному из свободных рабов-наставников, после чего свинтил отдыхать: он и так задержался тут, помогая вашему покорному слуге.

Я же пахал до заката, чтобы после, невзирая на подрагивающие ноги и тяжесть в мышцах, как следует помыться в купальнях гимнасия с твердым намерением направиться прямо домой, и там раздавить солому на койке насмерть!

Греки определённо знали толк в прокачке тела, а особенности моих кондиций, заключавшихся в зашкаливающей выносливости, не позволили «решить вопросец» за два-три часа, как делали тут многие, истощаясь за это время. Мне понадобилось шесть часов, за которые с меня сошло семь потов, а на ладонях живого места не осталось: копья и диски, знаете ли, шибко гладкими не назовёшь, и с непривычки кожа претерпевает те ещё нагрузки.

Не удивлюсь, если через недельку мои лапки уже покроются трудовыми мозолями…

И тем не менее, я был этим днём более, чем доволен… пока в мои планы самым наглым образом не влезли «непредвиденные сложности».

– Клеон, верно? – Ко мне подступил один из занимавшихся в гимнасии атлетов. Видно, он последовал за мной прямо со стадиона, чтобы перехватить здесь, в купальне.

– Ты не ошибся. – Я кивнул, окинув его взглядом. Чуть ниже меня, но ощутимо шире в плечах и крепче… неожиданно пришло понимание, что в стадиодроме, забеге на сто девяносто два метра, я стоял как раз против этого брюнета. – Ты бежал достойно вчера.

– Но боги улыбнулись тебе. Ты, должно быть, занимался где-то в другом месте?

– До недавнего времени из-за болезни мне это было недоступно. – Качаю головой, внутренне расслабляясь от того, что в голосе и жестах собеседника нет агрессии. Я уж думал, что он подраться припёрся, но, похоже, его привело сюда простое любопытство.

– И всё же, ты очень быстр. В чём твой секрет? Только лишь в малой массе? Или ты знаешь один из способов дыхания, какими пользуются герои?.. – В вопросах этих звучал неподдельный интерес. – Меня зовут Менедем, сын Ивика. И я хочу перенять твой навык, если позволишь.

– Не хочу тебя расстраивать, Менедем, но у меня нет никаких секретов. – Тех, о которых я могу рассказать. – Я долгое время работал посыльным при храме и не только. Много бегал, и почти ничем больше не занимался. Я просто натренирован именно для этого, и даже так – уступил многим, пусть мы и соревновались в разных парах.

– Ты показал отличный результат! Особенно для того, кто бежал впервые!

– И ты тоже мог бы добиться не меньшего, отказавшись от других тренировок. Но стоит ли оно того? Да, я быстр и вынослив, но в остальном уступлю тут любому.

Я сделал шаг, похлопав задумавшегося крепыша по плечу. Видно, под таким углом он мои скромные навыки не рассматривал, поверив в то, что его победили благодаря какому-то секрету. Ну а то что он меня в бараний рог свернёт в других дисциплинах – это здоровячок почему-то не учёл.

Впрочем, сие было нормально для семнадцатилетки. И одна из важнейших побочных целей сейчас – не скатиться до его уровня, расслабившись в отсутствие непосредственных угроз.

Это очень легко сделать, на самом деле.

Просто потерять бдительность, и пиши – пропало.

Одевшись и беспрепятственно покинув купальни, а после и территорию гимнасия, я спокойно потопал домой. Солнце уже почти ушло за горизонт, и на город наступала ночь: в древней греции, да и в Подолимпье тоже, сутки делили на двенадцать светлых и двенадцать тёмных часов, мистическим образом корректируя их длительность в зависимости ото времени года. Сейчас шёл гекатомбеон, летний месяц, приходящийся, по нашим меркам, на июль-август, так что день был длинным, а ночь – короткой на радость людям.

Пройдёт ещё немало времени, прежде чем улицы опустеют, а разного рода заведения окончательно закроются, так что шествовал я по довольно многолюдным улочкам…

Женский вскрик, топот сандалей, бранная несвязная ругань – и из-за стены ближайшего ко мне дома выбежала девица в непростых одеждах и с высокой копной вьющихся чёрных, словно вороново крыло, волос.

Выбежала – и не придумала ничего лучше, кроме как ухватиться за моё запястье и за мною же спрятаться, отгородившись от раскрасневшегося, бешено вращающего глазами мужика порядком старше меня: тут тебе и борода, и «уставшая» кожа, и «каркас» пошире, окончательно сформировавшийся уже давно…

Я за свою жизнь повидал чёртову тьму алкашей и выпивох всех цветов и расцветок, так что безошибочно оценил состояние этого бегунка: надрался он знатно, такого, будь он кем-то хоть сколько-то значимым, местные при первой возможности обоссали бы и выбросили на мороз, уж простите мой французский.

Пьянство страшно порицалось в Подолимпье, а уж буйство в состоянии опьянения и того хуже. Не просто так всякого, не брезгующего неразбавленным вином, древние греки и в нашем мире называли не иначе как варваром.

Впрочем, там они и стыд перед наготой считали варварством, и предвзятость по отношению к однополой любви, так что вопрос двоякий.

Но тут вариантов не было: я вздохнул, и с укором посмотрел на перебравшего верзилу:

– Побойся богов, несчастный. Ты на кой надрался так, что за девками гоняешься? – Я, не упуская из виду мужика, покосился на «принцессу в беде», параллельно высвободив свою руку. – Он тебе кем приходится, красавица?

– Никем! – Обрубила та, не покидая укрытия в лице моей не особо широкой спины. И я бы продолжил урегулирование конфликта словесным путём, если бы мужик этот не счёл препятствие в моём лице тем, что можно подвинуть, и не вытянул вперёд свои лапищи.

А так как держался на своих двоих он не иначе как с божьей помощью, я решил просто его оттолкнуть… и сделал это зря.

В какой-то миг в глазах пьянчуги промелькнуло озарение, и он очень быстро, демонстрируя если не выучку, то недюжинный опыт отступил назад на полшага и, схватив меня за запястье, дёрнул на себя. А ведь я только что велел себе не расслабляться, и вот – выпивоха оказался с подвохом, предприняв попытку меня скрутить.

И справился бы, если б не мой резкий удар лбом ему в нос с последующей затрещиной, бросившей бедолагу на землю. Навык – навыком, но накачанный алкоголем, он был таким себе противником, хоть и превосходил меня во всём чисто физически.

И даже так он успел меня задеть: на рёбрах теперь синяк будет почти гарантированно. Кулаки у него пудовые, без замаха так вдарить…

– Кто знает этого винопийцу?! – Прикрикнул я достаточно громко после того, как здоровячок, бранящийся на все лады, оказался впечатан лицом в землю и надёжно зафиксирован. Особо дёргаться, к его чести, он не стал, понимая, что лишние телодвижения могут стоить ему перелома руки: кое-какие захваты я знал, и сейчас применил сугубо инстинктивно. – И позовите уже стражу!

– Так то страж и есть! – Я неспроста обращался к толпе, понадеявшись на то, что кто-то из прохожих знает этого засранца. И сделал это не зря, ибо в Подолимпье связи между людьми значили куда больше, чем в двадцать первом веке на Земле. Просто потому, что людей тут на порядки меньше, и заперты они на сравнительно малом клочке земли. – Ты его того, не повредишь так?

– А что с ним ещё делать? – Ответил я вопросом на вопрос. – Буйный и здоровый больно. Ты на меня посмотри, а потом на него! Ещё вон, девицу гонял… гонял же?

«Девица» с явным, читающимся по лицу облегчением закивала, не иначе как от нервов:

– Гонял! Я… шла по улице со своим братом, когда этот вышел из таверны. Не один, Аглаос там и остался, повздорив с товарищами… этого. – Презрительный и злой взгляд на мужика, в глазах которого начало что-то проясняться. Не иначе как от боли, ведь из захвата я его не выпустил. – Он за мной погнался. Я побежала, и вот…

– И никто не помог? – Я вскинул бровь. Общественная сознательность тут была на уровне, так что если б не я, то кто-то другой обязательно вмешался. Вокруг нас, например, собралась приличная такая кучка людей, из которой с десяток мужчин сурово поглядывали на винопийцу, будучи явно готовыми вмешаться и помочь, если что. Правда, для этого я должен был попросить помощи: культура, что б её.

– Не успели. Я сразу меж домов свернула… – Вздохнула девица, прежде чем из-за той же стены, «породившей» жертву и «маньяка», выбежал злой, очень-очень недовольный молодой брюнет в сопровождении пары стражей при полном параде. На лице его красовался солидный кровоподтёк, хитон из дорогой, качественно обработанной ткани был надорван и запачкан, а взгляд метал молнии… пока не наткнулся на нашу, с позволения сказать, компанию.

– И да будут благосклонны к тебе боги, незнакомец! – Возопил он, окинув ойкнувшую девицу взглядом и улыбнувшись. Видимо, это её брат и есть, а увиденное его порядком успокоило. – Благодарю за помощь! Я – Аглаос, сын Эврипила. Как твоё имя?..

Его, кажется, вообще не смутил тот факт, что я всё ещё стою, уперев колено в спину «маньяка». А первый сориентировавшийся в происходящем страж в это же время уже разгонял толпу, пока его коллега собирался с мыслями, глядя на мою «добычу»

– Можешь его отпустить, юноша, да будут боги к тебе доброжелательны! Мы займёмся буяном. – В конце концов проронил второй, с кивком благодарности отстранив меня от винопийцы и занявшись тем лично. Поднял за шкирку, как нашкодившего котёнка, да начал ему что-то втолковывать, не забывая для большей понятливости наминать пьянице бока. Знакомый его, видимо.

Из плюсов – ситуация разрешилась ко всеобщему удовлетворению. Из минусов – на мне мёдом, что ли, намазано? Или просто я такой «везунчик», влипать во всякое?

Встав, отступив в сторону и демонстративно отряхнувшись, я с кивком представился брюнету, как и следует делать в таких случаях:

– Клеон, сын Трояна. – Толпа тем временем действительно начала рассасываться, поняв, что помощь тут уже не требуется, а смотреть особо и не на что. – Благодарности излишни. Не я, так кто-то ещё из достойных мужей вмешался бы…

– Но волей богов вмешался ты, Клеон, сын Трояна. Случись что-то с Пандорой… – Он покачал головой, а взгляд его омрачился. – Вечный позор бы пал на мою голову. Но худшего удалось избежать, и я хочу отблагодарить тебя за это. Примешь ли ты приглашение в мой дом? Не обязательно сегодня, но я бы счёл за честь принять тебя в поместье своей семьи не как незнакомца, но как друга…

Последнюю фразу он добавил, заметив, что я задумчиво нахмурился. Поверхностный анализ позволил очень примерно представить, кто таков этот Аглаос. И по всему выходило, что он из семьи даже более знатной, чем реципиент когда-то. А такими связями не разбрасываются.

Правда, причину самого приглашения я принять на веру не мог, так как сие не сочеталось с поступком и, кхм, «уровнем» оказанной мною помощи. Реальной угрозы девушке не было, а толпа, напомню, не проигнорировала бы происходящее: такой уж тут уклад.

Но отказываться… так и обидеть можно, а врагов мне, в общем-то, и без того хватает. И максимум, какую цель может преследовать этот парень – присмотреться ко мне поближе с целью найма, что, как раз-таки, интересует и меня тоже.

Нередко такое случалось, что богатые нанимали людей, будь то работники, прислуга или телохранители. А где искать? Зазывать всех подряд небезопасно, могут и враги подтянуться. Скрести по знакомым, да рассматривать за кандидатуру каждого случайно встреченного лично и при том подходящего – вот, по сути, и все варианты.

А может он просто перепугался за сестру, и сейчас на адреналине разбрасывается заявлениями «с запасом», в чужих головах я копаться не мастак.

– Я с благодарностью приму твоё приглашение, Аглаос, сын Эврипила. Но сегодня я и правда не в том виде, чтобы посещать пиры. – Короткий хитон, растрепанность и общая убитость, да и испачкаться я успел, пока верзилу паковал. – Назови день и место, и я скажу, смогу ли прийти.

– Через двое суток, в начале третьего солнечного часа. – Ненадолго задумавшись, предложил брюнет. – Дом Эврипила возле форума и большого суда. Спросишь любого там, и они укажут путь.

Я бы присвистнул, да воспитание не позволило. Райончик был назван, так скажем, очень и очень приличный. Не лучший, но, вероятно, второй по уровню престижа во всём Подолимпье. Там и домов-то было немного, потому что налоги за землю находились на уровне просто обалдеть каком высоком.

– Я приду, Аглаос.

– Я рад. – Мужчина кивнул. – Не смею тебя больше отвлекать. Да и мне нужно многое теперь уладить…

Поняв, что «мужской разговор» на этом закруглился, решилась подать голос отошедшая от испуга и непродолжительного бега девушка:

– Благодарю, Клеон!

Я лишь кивнул с мягкой полуулыбкой, не понимая, как к ней обращаться теперь. Но девице хватило и этого: она, убедившись в том, что её слова достигли адресата, уже шептала что-то брату, то и дело порываясь начать жестикулировать, но одёргивая себя. Я же был в этой родственной идиллии лишним, и потому поспешил удалиться.

Наприключался на сегодня, уж поверьте. Пора и честь знать, а голове – плотно знакомиться с набитым сеном мешком. День выдался, простите, охренеть каким длинным, и ни моральных, ни физических сил более не осталось.

Улица, мост, дом, кровать – кто куда, а я спать!

***

Аглаос, дождавшись, пока Клеон удалится хотя бы на десяток метров, обернулся к сестре и посмотрел на ту с прищуром:

– Приключений захотелось, значит? Двенадцать декад будешь сидеть дома, без права показать нос дальше внутреннего двора! – Почти прошипел, едва сдерживая гнев, молодой мужчина. – Ещё один проступок, и видят Боги, мне придётся сделать то, что должно!

– Ты не посмеешь! – Возмутилась брюнетка, поджав губы и с вызовом посмотрев на брата. Старшего брата, и вместе с тем старшего же мужчину в семье.

Теперь старшего: кому-то Триумф Неарха-покорителя принёс честь, славу и почёт, а кому-то сухие строки соболезнований как напоминание о том, что долг воина может высоко вознести, но и обрушить вниз во мгновение тоже способен.

– Уж поверь, Пандора, смогу. Отец избаловал тебя, словно ты не дочь его, а младший сын! Шестнадцатый год, должно же было что-то задержаться в голове! Но нет, в минуту слабости всей семьи ты решила опозорить нас ещё больше! А если бы эта скотина тебя догнала? Если бы я до того не отправился за тобой, обнаружив пропажу?! – С каждым словом Аглаос говорил всё яростнее, стараясь, впрочем, сдерживать голос. Он был очень, очень недоволен произошедшим, но сильнее всего в его душе колыхалось недоумение. Почему сестра в такое время вновь поступила безрассудно? Почему не подумала, не отложила свои сомнительные планы хотя бы на месяц? – Пойдём.

Шмыгнув носом, девушка понурила голову и двинулась следом за братом. Спустя минуту подтянулись и её телохранители, упустившие подопечную и ожидающие за то справедливого наказания.

Но в сердцах их по соседству со скорбью по старому господину теплилась надежда на то, что уж наследник-то его приструнит девицу, пока с той не случилось непоправимого!..

Глава 8

«(Когда-то) у него не было ничего, и он вознамерился заполучить всё»

(с) Berserk

На этот раз встал спозаранку: тому способствовало и то, что спать до полудня было ненормально, и то, что завалился в койку я довольно рано, едва покончив с основными делами по дому.

А что? Не в сказке, что б там всё само собой делалось, а рабов у меня нет, и вряд ли они скоро появятся. Дорого, зараза! Самый дешёвый такой раб, мужчина без особых навыков, обойдётся в пару сотен драхм. А на одну такую монетку, между прочим, лично я мог хорошо питаться целый день, напирая на белок, так что – потом, всё потом, когда разбогатею.

Пока же быт лежал на мне, и через силу вчера я переделал всё, что не терпело отлагательств. Много за чем реципиент не следил в принципе, а жить на помойке, да и просто вызывать вопросы состоянием дома у соседей мне ну очень не хотелось.

Стать «как все» – задание для меня едва ли выполнимое в силу того, что я не древний грек ни разу, и моя память уверенно доминирует над памятью Клеона, но вот во многом походить на окружающих я могу. Мой максимум, так скажем.

Сейчас, вышагивая по улицам пробуждающегося ото сна города, втягивая ноздрями буйство ароматов, местами сомнительных, и созерцая рутину жителей Подолимпья, я как нельзя ясно понимал: цепляться за привычки, принципы и мораль из бесконечно далёкого прошлого не то, что не стоит, нет. Их надо выкорчёвывать с корнем!

Этот мир функционировал по своим законам по меньшей мере две тысячи лет. Тут всё устоялось, и бесконечная война против других пантеонов, как, в общем-то, и борьба за выживание вне стен города, едва ли закончится на моём веку.

Враги семьи тоже никуда не денутся – только затаятся, чтобы отомстить из принципа, едва меня перестанет опекать храм. И честным трудом я много не заработаю, промышленную революцию тут не устроишь, патенты – миф, да и вряд ли мне известно что-то реально полезное без серьёзных финансовых вливаний.

Плюс фактор непривлечения внимания сильных мира сего, важность которого, с точки зрения логики, нужно смело возводить в абсолют.

Следовательно, даже не планируя ничего в отношении Хроник Акаши, нужно адаптироваться. Не пытаться прогнуть мир под себя и свои привычки: рано для этого ещё, не того я полёта птица. Попытку привнести хоть какие-то перемены мне едва ли простят, скорее зададутся вопросом – с чего бы это? Даже будь я архонтом, этого всё ещё было бы мало, ибо слишком много тех, кто стоит вровень и даже над ними.

Так кем же тогда нужно стать? Героем? Не тем, который из сказок, а натуральным примером того, что и смертный может пойти против воли богов? Орфей с его походом в царство Аида, Геракл со своими подвигами, Одиссей, Ахилл – все они были героями, и отнюдь не полукровками богов, как в мифах. Сам титул Героя извратился в Земной истории, ибо на деле это были смертные, волей, упорством и талантом об колено ломавшие законы мироздания и естественный порядок вещей.

Пойти против богов, вершителей судьбы, и добиться своего – на такое способен не каждый. Для этого мало множества звеньев магических цепей в теле. Недостаточно стать сильнейшим и непобедимым. Нужно что-то иное, что-то, о чём смертные не имеют ни малейшего представления.

Герои не торопились делиться тем, что сделало их таковыми.

И какова вероятность того, что я выживу, не сгину тут и доберусь до отмеренного смертным пика могущества? Несоизмеримо мала. Но я должен это сделать, если не хочу закончить свои дни как обыватель, коим я никогда себя не считал.

Да и мог ли, с магическими способностями-то?

В остальном же, этот мир был куда проще привычного мне. Понятнее. Честнее. Тут личная сила действительно могла дать многое, а некоторый срок я себе выгадал. И потому искренне верил в свою способность не сдохнуть хотя бы в ближайшие лет десять, если маскировка не подведёт…

Гимнасий встретил меня собирающимися для тренировок юношами и обособившимися эфебами, традиционно поглядывающими на всех свысока. Рабы-наставники суетились вокруг, организуя толпу или изображая сий процесс: по большей части тут всё держалось на самоорганизации.

Вот и я влился в стройные ряды готовящихся разминаться людей, чтобы после перейти к традиционным для местных снарядам: диску и копью. Дальше, ближе к обеду, шёл бег и силовые тренировки. Небольшая передышка, и всё заново.

Уроборос, мать его ети, выжимающий из тела все соки.

Я ожидаемо держался чуть хуже, чем вчера, но всё равно сдался только ближе к последней трети светлой половины дня, когда из «ранних пташек» на стадионе остались только самые матёрые колоссы, готовящиеся пролететь свою эфебию «со свистом», впоследствии влившись в стройные ряды воинов-магов.

Тот же Леонт, например, был уже на последнем издыхании, но уходить не торопился, всё больше времени проводя в передышках. Да и в целом вокруг стадиона подозрительно много отдыхающих, только сейчас это заметил…

– Закончил, Клеон? – Умудрённый годами раб-наставник, атлетичный, высокий и малость худощавый мужчина с удовлетворением окинул меня взглядом. Именно он поправлял меня весь день, заставляя делать все упражнения правильно с точки зрения техники. Раз за разом я сбивался, уставая всё больше и допуская ошибки, но чёрта с два этот профессионал своего дела позволил бы игнорировать свои наставления! – Через половину часа в северном зале будет читать лекцию мудрейший Эмпедокл. Рекомендую посетить её после купален, ведь телу должно развиваться вместе с разумом!

– Благодарю за наставления и совет. – Идея-то неплохая, лишь бы в купальнях толпы не было. – Я обязательно ему последую…

Подобраться, наметить маршрут и двинуться вперёд – всё для того, чтобы успеть в купальни и там привести себя в порядок до того, как основная масса людей туда хлынет нестройным потоком!..

Я прорвался. Было непросто, но теперь кожа скрипела, от пота не осталось ни следа, а я уже пробирался через коридоры, в которых собралось на удивление много молодых философов.

Всего на территории гимнасия было не так уж и много залов, да и планировка виделась мне предельно простой, так что до искомого места я добрался в считанные минуты, да и раньше многих, ради чего и торопился.

Стоять после тяжёлого дня не хотелось совершенно…

Нужный зал, представший перед моим взором, больше всего напоминал амфитеатр в миниатюре. Расположенные лесенкой места для слушателей, орхестра с трибуной, высоченные потолки, приток свежего воздуха плюс превосходная акустика – всё это делало помещение действительно подходящим для преподавания.

Вдобавок внутреннее его устройство было эстетически красивым, а изящные, выходящие на улицу арки-окна, за которыми колыхалась листва, делали времяпровождение здесь воистину приятным для души.

Мне было очень сложно представить себе, сколько усилий приложили архитектора и строители, чтобы возвести нечто подобное, но факт оставался фактом: подобные залы в Подолимпье исчислялись десятками.

Изначально я намеревался занять место в стороне от основных сборищ, чтобы послушать лекцию без активного участия в обсуждении сказанного, но с каждой минутой число слушателей всё увеличивалось и увеличивалось.

Лично у меня сложилось чувство, будто каждый второй ученик гимнасия счёл необходимым посетить именно эту лекцию, и вошедший в зал Леонт эти мои предположения подтвердил: ждал, собака, и ничего мне не сказал!

Хотя я и не спрашивал, конечно, но он-то знал, что я только начал здесь осваиваться.

А ледокол имени его тем временем направился прямиком ко мне.

– Ты успел занять хорошее место, Клеон. Я присоединюсь? – Я кивнул, и блондин уселся на скамью по правую от меня руку. Слева же расположился узенький проход, тянущийся вдоль мест для слушателей, да арка-окно. – Слышал, сегодня перед нами выступит не только Эмпедокл, но и кто-то из именитых воинов.

– Было бы неплохо. – Кивнул я. Что-то такое, вроде бы, обсуждали другие учащиеся, но я этому не придавал особенного значения. Уж не знаю, почему. На самом деле, был бы я в этом плане чуточку внимательнее, и не стал бы мысленно обвинять Леонта. – А о теме лекции знаешь что-то?

– Тебе бы больше внимания обращать на товарищей, Клеон. – Прямо и без малейшего изящества заявил блондин, вторя моим мыслям. Тоже мне, мастак поболтать с окружающими даже во время тренировок! Я вот больше молча занимался, и искренне не понимал, как можно параллельно ещё и языком молоть. – Правда, ты тут всего-то второй день… но постоянно держаться в стороне тоже не дело!

Он бы, кажется, прочёл мне лекцию о предназначении гимнасиев, но я демонстративно прокашлялся, сбив парня с мысли. Вот и вернулся он к ответу на заданный мной вопрос.

– В общем, нам должны поведать об истории магии. На моей памяти, пока ещё ни разу не читали лекций о магии вообще: рано нам, мол. Хотя в приватных беседах, да и так, между делом, что-то вызнать было можно. И вот, наконец всё официально!

– Это будет любопытно. – Правда, история – не совсем то, что мне надо, но на безрыбье и рак рыба, как говорится. А ещё Леонт явно не был намерен замолкать, используя время до прибытия лектора на полную.

– А знаешь, тебе ведь повезло. Ты же, почитай, только пришёл, да и возрастом поменьше большинства будешь, а уже о магии начнёшь узнавать. Наверное, после этой лекции будут ещё, по близким темам… – Блондин мечтательно улыбнулся. – Сколько тебе, кстати?

– Семнадцатый год только пошёл. А тебе?

– Идёт восемнадцатый. Через восемь месяцев эфебия. – Леонт отчего-то поморщился. Тем не менее, я оказался прав касательно определения возраста того, кто уверенно метит мне в друзья. Но на несколько месяцев вперёд промазал, конечно. – Всё бы ничего, да только магические цепи окрепнут нескоро. Но знание полезно и само по себе!..

Леонт ещё немало всего сказал, в то время как я или односложно отвечал, или сам задавал вопросы, пользуясь разговорчивостью блондина.

Зала к этому времени уже заполнилась настолько, что задержавшиеся юноши начали рассаживаться прямо в проходах, а спустя ещё пару минут к орхестре наконец-то проследовали те, кого мы так долго ждали!

Первый, очевидно, и был Эмпедокл – учёный и философ, крепенький, но уже начинающий сдавать мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, считай что старик по местным меркам. Он был облачён в богато украшенный хитон алых оттенков, аккуратен и неспешен, точно выбравшийся на прогулку престарелый кот.

Его взгляд перетекал по рядам плавно, но почему-то мне казалось, будто видел он куда больше обычного человека. Особенно это чувство усилилось, когда он взглянул непосредственно на меня, но надолго взгляд не задержал, «поскользив» им дальше.

Вот за что люблю выбранный вектор развития своей магии, так это за её полезность «в быту». Восприятие – вещь вообще ни разу не лишняя!

Второй интересной персоной оказался высокий, мощный мужчина лет тридцати пяти, решивший предстать перед аудиторией во всём своём великолепии: полный комплект брони, от которой я даже с такого расстояния учуял магию, производил вполне конкретное впечатление. Не было шлема, но в нём явиться сюда было бы неуважением вообще ко всем сразу.

Зато на спине(!) приютились ножны с необычным для Подолимпья клинком – длинный, прямой и узкий, с рукоятью, обеспечивающей возможность свободного хвата. Такой на поясе не поносишь особо.

Уже одного только этого было достаточно, чтобы понять – в строю этот воин гость нечастый.

А вот третий… третья, если быть точнее – это нонсенс. До сих пор я девушек и женщин видел лишь в роли, определённой им текущим временем: ведение хозяйства, ремёсла вроде изготовления одежда да служение богам и особо капризным богиням.

Чего уж говорить, если женщина тут была существом почти что бесправным?

Но сегодняшняя гостья в противовес этому высказыванию носила на поясе ножны с прямым одноручным клинком, а под её гиматием, – плащом, – отчётливо прослеживались доспехи. Плюс сама она была крепкой, явно не брезгующей тренировками, и держалась соответствующе.

Изгибы фигуры скрадывала броня с плащом, но у древних греков вся одежда в принципе мало что прикрывала, так что даже так посмотреть было на что.

Девять баллов из десяти, не меньше.

– Возрадуйтесь этому дню, юноши, и да будут боги к вам благосклонны! – Начал с приветствия Эмпедокл, за плечами которого заняли места его сопровождающие. – Вижу, всё вы здесь уже собрались и томитесь в ожидании, и оттого не буду тянуть. Опоздавшие – враги сами себе, их мы ждать не будем…

В подтверждение этих слов он вытянул в сторону двери руку, и серебристый росчерк захлопнул её, вызвав среди собравшихся… ну, не буйство, но нечто очень близкое к тому. Люди не были привычны к демонстрации магии даже несмотря на то, что потенциально к ней был способен каждый: банально, но обучались в итоге не все.

Плюс трепетное отношение к этой самой магии, к которой не прибегали просто так – вот и образовались обстоятельства, из-за которых я-прошлый магию видел за жизнь с десяток раз всего, и половина приходилась на деятельность жрецов, «колдовавших» над моей болезной тушкой.

Что же до меня, то этот обычным зрением едва заметный всплеск мою чуйку словно обухом по голове огрел. Я буквально на полторы-две секунды потерялся во времени и пространстве, а после ещё с полминуты, пытаясь слушать речь, приходил в себя.

Как если бы человеку посреди ночи в глаза посветили фонарём для кемпинга, эффект сравнимый. А ведь магия Гермеса у храма такого не вызвала, хоть её и было на многие, многие порядки больше!

– История магии, достойные юноши, началась задолго до появления богов и смертных. Тогда была лишь пустота и Хаос, впоследствии исторгший из себя Исток – основу основ, то, без чего не было бы самой жизни. И с него же началась История…

Эмпедокл говорил важно, медленно, с чувством, давая слушателям осознать каждое его слово. И тишина, стоящая в набитом битком зале, недвусмысленно демонстрировала то, как к этому рассказу относились.

– … Но нам с вами известно лишь, что Исток этот однажды породил ряд первозданных сущностей, нашедших своё отражение в истории Старого Мира. И уже эти сущности так или иначе, но встали в фундаменте пантеонов, которые до наших времён, впрочем, дошли лишь частично: тогда их были сотни, ныне же – десятки. В те времена ещё не было жёсткой сегрегации и даже пантеонов, отчего Пангея быстро наполнилась полукровками – будущими смертными и нашими предками, что, вырождаясь, лишились своей божественной природы. Появились первые смертные народы, случились первые масштабные войны между ними, пока однажды единый континент не раскололся…

Я слушал, сопоставляя услышанное с мне известным, и поражался тому, насколько всё можно обыграть с точки зрения магии. Конечно, имел место быть ряд суровых несостыковок, как, например, тот факт, что земля «раскололась» задолго до появления людей как таковых, но я всё равно постарался поставить услышанное в «приоритет» над школьной программой. Мало ли?

А Эмпедокл тем временем всё говорил и говорил, не уделяя много времени конкретным конфликтам, но описывая всё в целом.

Если вкратце, то образовавшиеся в итоге пантеоны с подчинёнными им народами воевали напропалую: за землю, за артефакты, за славу, в конце-то концов. Проще было сказать, кто у кого не попил кровушки, чем сделать наоборот. Туда ещё и мифические народы, лично я не понял откуда взявшиеся, – никак боги настругали в своём загуле? – вписались, заняв своё место в битве всех со всеми.

Старик проходился буквально по верхам в ряде вопросов, но даже так красочное описание отняло у него немало времени, прежде чем мы наконец дошли до того, что меня волновало по-настоящему и с первых часов в этом мире.

– Войны между пантеонами и подчинёнными им смертными народами были всегда, но никто из них никогда не пересекал границу дозволенного: не смотрел в сторону Истока. Были отступники, но всех их жестоко и показательно карали. – Философ обвёл аудиторию взглядом. – Причиной же катастрофы стал общий враг. Мифические существа, естественным образом вытесняемые и уничтожаемые смертными, сочли себя обделёнными: они не обладали всей мощью магии и не имели своих богов…

Я хмыкнул. Странно было слышать, что изначально непонятные уродцы, которых без магии и не представишь, были обделёнными. Вот, скажем, гарпия или медуза какая: им же всем всякие чудодейственные свойства приписывают!

Тем не менее, Эмпедокл был в своих словах весьма однозначен: в те времена мифические существа с магией были на вы.

– … От них не ожидали ничего подобного, считая, что мифические народы мало на что способны. И потому в момент, когда они решили взбунтоваться и подчинить себе магию и Исток, никто не успел отреагировать. Не сохранилось ни записей, ни историй о хронологии тех событий, и оттого нам известно лишь, что итогом стала страшная битва богов, смертных и мифических народов. Исток разорвали на части: кому-то досталось больше, кому-то меньше, но даже враги наши получили своё. И по завершении битвы случилось то, что случилось: никто не стал собирать Исток воедино, ибо каждый хотел оставить себе власть даже над частью великого целого, дарующего невероятное могущество…

А дальше произошло то, о чём я был отчасти в курсе: новый виток войны, почти что апокалипсис, великий исход и создание миров-доменов, связанных из-за природы Истока, он же Хроники Акаши.

Войны продолжились, но теперь акцент сместился с одного лишь противостояния пантеонов на это самое противостояние плюс войну против получивших себе свою личную магию мифических народов. Они от такой прикормки и спровоцированных ими же событий стали только сильнее, в отличие от лишившихся большей части паствы богов. Что и не ленились доказывать, получается, пару тысяч лет как.

Это что, причина существования всего одного «нашего» города в мире-домене? Интересно девки пляшут! Подолимпье да скромные территории, позволяющие кормить население не такого уж и большого города – это почти ничего на фоне размеров самого мира.

Докуда там могли доплодиться наши враги, в таком случае? И когда тут всем придёт полный и бесповоротный каюк?

– Подробнее, юноши, вы можете изучить вопрос в центральной библиотеке Подолимпья, куда достойным и проявляющим себя с лучшей стороны совсем скоро выдадут доступ ваши наставники. – Подвёл, вроде бы, итог Эмпедокл. – Но перед тем, как мы закончим, я бы хотел дать слово воинам, нашедшим время для посещения этого гимнасия. Мелисса-бурерождённая, дочь Ореста, и Феогнид-защитник, сын Агамемнона!

Отступив назад, старик-философ счёл приемлемым присесть, благо было куда. А слово взял Феогнид, как, по всей видимости, априори обладающий большим авторитетом перед толпой подростков и юношей возрастом от четырнадцати до девятнадцати.

– Все вы слышали о триумфе Неарха-покорителя, одного из наших стратегов, ведущих нас к победе во славу богов! – Гаркнул он хорошо поставленным голосом. – Эта битва войдёт в летописи как великая победа, ибо враги потеряли многих своих воинов! Но и мы понесли потери. Оборвались нити судьбы тех, кому по силам было стать новыми Героями, новыми защитниками Олимпа! Десятки и сотни благородных, умелых воинов не вернулись домой впервые за долгие годы! И для того, чтобы это никогда не повторилось впредь, архонтами было принято решение о дополнительном спонсировании гимнасий, дабы те обучали больше будущих воинов! Вы, достойные юноши и молодые мужи, уже должны были на себе ощутить грядущие изменения! И вы должны, обязаны ради вашего долга перед отчим домом приложить все усилия для становления достойными защитниками Подолимпья!

Феогнид замолчал и, втянув носом воздух, демонстративно обвёл притихших слушателей взглядом. Закинь сюда кто сверчка – и его треск наверняка показался бы оглушительным. Потому что не одними лишь словами, но и опустившимся каждому на плечи давлением воин стремился донести свою мысль, и пробрало, уж поверьте, даже самых деревянных.

Я ещё пяток секунд отходил, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце и неведомо что порывающееся сделать звено магической цепи: это было «громче» и «ярче» росчерка, закрывшего дверь, но я успел малость адаптироваться.

Не до конца, видимо, раз это противное чувство беспомощности всё равно пришло как по заказу, саботировав нормальную работу моего организма.

– Я всё сказал. Слово воительнице, достойной встать вровень с лучшими из нас. – Феогнид со всё таким же суровым выражением лица отступил, и за трибуну проскользнула девушка, уступающая в росте каждому здесь, но всё равно излучающая угрозу. Не ту, что заставляет вздрагивать оказавшегося рядом, а пассивную, не позволяющую взглянуть на свою хозяйку свысока.

Я видел в этом следствие наличия многочисленных и развитых звеньев магической цепи: в восприятии сия боевая леди сверкала не хуже сверхновой.

– Всё, что вам нужно знать, уже озвучил Феогнид. Но я найду, что добавить. – На удивление, её голос слабо соответствовал довольно миловидной внешности. Сухой, с какой-то хрипотцой и, на мой вкус, низковат. – Все вы здесь, бесспорно, достойные члены нашего общества, и должны понимать, что долг – это то, что стоит над желанием. Вы можете желать удариться в науку, в ремесло, в политику… но время диктует свои правила, и долг сейчас должен быть превыше всего. Армии нужны достойные воины, и особенно – те, кто в будущем сможет развить свою магию и раскрыть её потенциал. Но не торопитесь с этим: преждевременная практика может привести к печальным последствиям. Сейчас же вы можете закалить своё тело, свой дух, овладеть оружием и подготовиться к новой вехе своей жизни! Упорство, труд и дисциплина – три столпа, на которых зиждется слава наших воинов! И вы не имеете права их посрамить, единожды решившись идти по пути воина! Я всё сказала!..

Харизма – это то, чем одарены не только лишь все, и эта суровая леди, Мелисса-бурерождённая, её буквально источала с магией напополам.

С первого слова её речь подхватывала тебя волной, и отпускала лишь перед тем, как бросить податливую тушку слушателя о скалы. Молодёжи, в общем-то, этого должно хватить с лихвой, чтобы уже завтра осадить местный «арсенал» с требованиями выдать им тренировочные мечи, а наставников взять в осаду с твёрдым намерением раньше срока начать обучение воинскому ремеслу.

Я же, будучи, смею надеяться, более опытным и «заматеревшим» ещё в прошлой жизни человеком, увидел в этой пропаганде огромную задницу, в недра которой нёсся поезд под названием Подолимпье.

Ведь если начинают вербовать целые толпы на столь раннем этапе, значит рассчитывают нести соответствующие потери: нельзя взять и раздуть армию прежде, чем родить для этого бюджет и подготовить инфраструктуру.

Это делается загодя, а судя по тому, как действуют «вербовщики», времени им не дали. Только наказ выполнить эту работёнку ещё вчера, разве что.

Может, конечно, стратеги планируют открыть ещё какой-то фронт, а то и два, но даже это уже будет необычно, а потому опасно. Мне куда более вероятным виделся вариант с отправкой свежих пополнений на убой с неясными целями… но я слишком мало знал, чтобы строить прогнозы. И потому намеревался исходить из худшего.

Хотя куда уж хуже-то?

Как показали не такие уж и далёкие события, хуже – понятие относительное и хорошо масштабирующееся. Но на тот день я об этом даже не подозревал…

– А сейчас… – И снова вышел вперёд Феогнид, подозрительно ухмыльнувшийся. – … вы все встанете и проследуете на стадион. Вам выпала уникальная возможность лицезреть показательные бои престолатов, воинов-магов!..

Глава 9

«Война – отец всех вещей»

(с) Гераклит.

– Вам выпала уникальная возможность лицезреть показательные бои воинов-магов! Мы с Мелиссой продемонстрируем то, к чему вам нужно стремиться! То, ради чего блюсти дисциплину и ежедневно проливать пот и кровь!..

С пафосом мужик явно дал лишку, ибо в аудитории началось чёрти что и сбоку бантик. Даже Леонт, показавшийся мне пусть говорливым слишком, но всё же эмоционально уравновешенным вскочил, вскинув вверх руку так, словно ему вот-вот на голову венок победителя ежегодных соревнований возложить должны, а не тот, что после соревнований. Ну, из которого можно чай заваривать.

И что самое важное, от него мало кто отставал. За счёт этого вся аудитория выпала из жизни минут на пять, не меньше. Лишь когда стало ясно, что юноши успокаиваться не собираются, Феогнид со своей лужёной глоткой заставил каждого вытянуться в струнку и потянуться на выход, привнеся хоть какое-то подобие порядка.

Я же, глядя на плотно сбившуюся толпу местами отнюдь не благоухающих, – купальни не резиновые, а на лекцию хотели все, – атлетов, с тоской глянул в окно: выйти в него, что ли? Само здание высокое, но одноэтажное, просто с шикарными семиметровыми потолками. Разбиться не разобьюсь, но как на меня после этого посмотрят? Хм…

– Леонт, есть идейка. Как думаешь, если мы выйдем через окно, нас накажут? – Спросил я, толкнув товарища локтем в бок. Тот обернулся, посмотрел недоумённо на меня, на окно… и на его лице расцвела предвкушающая, хитрая улыбка.

– Никогда не слышал о наказаниях за это. Но никто и не порывался вот так выйти. Будем первопроходцами?

Я, отзеркалив его улыбку, схватился руками за мраморный подоконник, проверил тот на прочность и подтянулся, усевшись в оконном проёме: плохо тут по определению не строили. Уж точно не из камня. И ширины арки вполне хватало, чтобы спокойно выпасть наружу, в объятия густой травы и кустарника.

– Быть первым всегда почётно, даже если сделал глупость. Не отставай. А то, чую, сейчас тут тоже образуется давка… – И правда, на меня во все глаза пялила половина аудитории, и даже пожилой лектор откровенно улыбался, едва ли не хихикая от созерцания этой картины. А уж когда я театрально «выпал» спиной вперёд, – последнее, что было видно изнутри, – в полёте перевернувшись и приземлившись на ноги, вслед мне донёсся хохот и, кажется, звуки борьбы за право двинуться следом.

Леонт выбрался спустя пару секунд, радостно хохоча:

– Пошла потеха! Бегом, нужно успеть занять хорошие места на стадионе!..

И мы рванули что было сил, встречным ветром выдувая из головы все лишние мысли. Как и должно юнцам шестнадцати-семнадцати лет отроду. Бесились, можно сказать, в то время как я сам перед собой оправдался необходимостью социализации и поддержания маскировки сопли зелёной.

А если говорить по правде, то мне происходящее просто-напросто доставляло удовольствие, и скрывать это, а то и сдерживаться… вот сейчас это на кой, скажите мне?

Мощь молодого тела, пусть и слегка недокормленного; погода, расположенная к человеку и лелеющая его, словно мать любимое дитя; искренность, которой в один прекрасный миг может не стать из-за неумолимого взросления; будущее, непредсказуемое, опасное, и оттого невероятно притягательное.

Всё это в совокупности заставляло трепетать отдельные струны моей души, и даже невзгоды отступали на второй план…

До стадиона мы добрались одними из первых, сразу же окопавшись на ближайших к «арене» стоячих местах. После подтянулись и остальные, быстро заполонив пространство вокруг, наполнив его монотонным гудением заинтересованной толпы, жаждущей хлеба и зрелищ.

Особняком держались лектор с приведёнными им гостями, оккупировавшими центр стадиона, и снующие вокруг рабы-наставники, следящие за порядком: как-никак, гимнасий нечасто собирал подобные толпы. Кажется, сюда подтянулись даже те, кто изначально на лекцию не пришёл.

Будь иначе, и я себе вообще не представляю, как больше сотни человек вместилось в ту аудиторию.

– Показательная схватка будет разделена на два этапа! Первый – бой без использования магии как то, к чему вы должны стремиться! Чистейшие мастерство и навык! Второй этап – бой без ограничений, ведь вы должны понимать, на что способны опытные воины, раскрывшие в себе ниспосланные богами таланты!..

Чует моё сердце, старик-Эмпедокл и тут прибегнул к магии, придав голосу звучности и громкости. Слишком уж размеренно звучала его речь, отчётливо слышимая в каждой точке стадиона, да и восприятием я улавливал что-то такое. Правда, приглушённо, так как участники боя сейчас «разгорались», словно свечи, и заметно меня «слепили».

А ведь первый этап формально без магии вовсе. И как, скажите мне на милость, подготовиться к тому световому шоу, которое планируют вот-вот устроить?..

– И помните! Преждевременные попытки раскрыть в себе магическую силу чреваты последствиями, начиная с уничтожения магических цепей и заканчивая смертью! Будьте благоразумны, достойные юноши, и помните, что всему своё время! – К этому моменту и Феогнид, и Мелисса разошлись, замерев друг напротив друга в десятке метров. Секунда – и вот они уже стремительным, почти неразличимым движением обнажили боевые, ни разу не тренировочные мечи, на лезвиях которых я без особого удивления разглядел вереницы тесно переплетающихся рун. Вот где такому учат? Тоже хочу! – И… бой!

Длинный прямой клинок Феогнида оказался классическим европейским мечом, предназначенным для, так сказать, молодецкой рубки латниками ополченцев – таким он мне запомнился по той жизни. Этакий фламберг, но без дополнительного места для хвата за гардой, и без волнистого лезвия. И в целом попроще. Но дура здоровая, ничего не скажешь.

В то же время Мелисса являла собой будто бы полную противоположность своему оппоненту, обнажив короткий прямой меч, больше всего напоминающий кацбальгер, он же кошкодёр. Обоюдоострый, со сравнительно толстым, позволяющим грубо фехтовать лезвием, он отлично подошёл бы крепкому воину, а не изящной воительнице.

Ей бы рапиру какую, но стоит ли загадывать наперёд, да ещё и с моими никакими познаниями?

Ведь только бой покажет, поторопился ли я со своими суждениями.

Оппоненты тем временем быстро сблизились, и схватка началась с глубокого, стремительного выпада Феогнида: он словно попытался нанизать бабочку на иголку, но девушка незатейливым на первый взгляд движением сместилась в сторону. Миг – и от неё следует попытка сблизиться и достать ведущую руку мужчины. Неудачная: он среагировал моментально, подставив под удар стальной наруч и, вдобавок, им же сбив клинок в сторону. Тут же «провалившись» вперёд следом за своим оружием, воин припал к земле, одним слитным движением направив меч снизу-вверх.

Этого, вероятно, не пережил бы ни один нормальный воин, будучи располовиненным от паха до макушки, но Мелисса и тут избежала удара, потеряв, впрочем, всякую инициативу. На пару секунд на поле боя установилось затишье, и лишь шаги кружащих напротив друг друга бойцов, да дыхание с шепотками зрителей разбавляли давящую, напряжённую тишину.

Секунда, и Феогнид снова бросается вперёд, странным образом перехватив меч: рукоять он держал у самого торса, и оттуда же ею орудовал, обрушив на противницу целый шквал поверхностных, но могущих перерасти в полноценную атаку ударов.

Мелиссе защита давалась непросто, но она компенсировала длину оружия и рук мобильностью, порхая вокруг воина, заставляя того постоянно разворачиваться и терять надёжную опору, буквально необходимую для орудования таким мечом.

И в один из таких моментов Мелисса не угадала с намерениями оппонента, позволив тому приблизиться и невероятным на первый взгляд манёвром почти что вывернуть у девушки из руки её же клинок, оказавшийся зажатым между лезвием двуручника и его же гардой! Феогнид явно пользовался физической силой, но всё испортила специфика его оружия, которое требовалось держать обеими руками.

Мелисса просто и незатейливо приложилась обратной стороной кулака к носу оппонента, вынудив того отшатнуться, а после уже сама перешла в атаку, мелькая в метре от мужчины и обрушивая на того удар за ударом.

В какой-то момент на доспехах распалившихся сражающихся начали появляться царапины, и очередная опасная ситуация, когда Феогнид обзавёлся длинным и достаточно глубоким росчерком на лбу, послужила сигналом к завершению первого этапа показательного боя.

Старик-философ, видно, счёл эту демонстрацию даже избыточной, поспешив остановить схватку. И что я мог сказать по итогам первой её половины?

А всё очень просто: это УРОВЕНЬ.

Казалось, что и сотни эфебов будет мало, чтобы забороть Феогнида даже без магии, так как он буквально подавлял, при своих габаритах, бронировании и вооружении двигаясь быстрее самого ловкого человека из когда-либо мною виденных. Мелисса же превосходила его в этом аспекте, и, наверное, вполне могла выйти из затяжного боя с простыми воинами вообще без единой царапины, раз этого здоровяка в итоге начала теснить.

В теории-то её тактика проста: сблизиться и не давать махать здоровенным рубилом, реализуя при этом своё короткое оружие на полную. А на практике?

Такое не достигается за год или два, тут надо быть талантливым и пахать, пахать и пахать, чтобы даже просто приблизиться к уровню их навыков. И самое паршивое – у меня есть все шансы стать врагом таких вот ребят. Да и даже если мне повезёт и маскировка не слетит, то по другую сторону баррикад наверняка есть монстры и похлеще их.

Те же герои чужих пантеонов, или мифические твари, чем бы они не являлись…

Тем временем Эмпедокл задвинул очередную речь о важности тренировок и нужде Подолимпья в талантливых воинах, после чего настала пора демонстрации боя с применением магии. Специально для этого зрителей скучковали с одной стороны стадиона, освободив от людей остальные три.

И через минуту я понял, зачем. Все поняли, а я даже счёл, что таких мер предосторожности недостаточно. Но кто б меня ещё спросил – слепого, глухого, едва сдержавшегося, чтобы не попытаться аки страус зарыть голову в землю. Я бы и упал, не поддерживай меня со всех сторон другие зрители, толпящиеся и толкающиеся.

Благо, прийти в себя получилось довольно быстро, и я пропустил не так уж и много.

Поверхность стадиона за это время успела обуглиться, а сами сражающиеся, пылая магией словно ярчайшие костры, разошлись в стороны, давая зрителям время охренеть с увиденного и поклясться не наглеть пред лицом таких колоссов ни тут, ни на реальном поле боя.

Феогнид стоял, широко разведя плечи, и по лезвию его меча бегали всполохи жадного, ярко-оранжевого, с белыми вкраплениями пламени. От его стоп, соприкасающихся с почвой, шёл дым, а следы на земле давали понять: он весь сейчас как костёр, раскалён и горит, пусть и невидимо для большей части наблюдающих за боем юношей.

Но вот он ушёл в рывок, и к моменту столкновения его объятое огнём оружие взорвалось огненным валом, ушедшим в направлении взмаха и оставившим после себя выжженную проплешину длиной в три десятка метров, чуть-чуть не достав до стены деревьев. Лицу резко стало жарко, а воздух потерял во влажности: дыхание спёрло, а в горле запершило.

Мелисса же, в полном соответствии со своим прозвищем окутанная молниями, в привычной ей манере в последний миг ушла в сторону, тут же продемонстрировав зрителям, почему она со своим одноручным мечом не использует щит.

Со свободной руки, выброшенной в сторону оппонента, сорвалась целая вереница молний, которой только восклицаний об абсолютной власти для полной идентичности не хватало. Синевато-белые и с глухим треском ветвящиеся, эти магические разряды оставляли на своём пути множество спёкшихся подпалин, а мощь «основной» молнии просто не поддавалась воображению.

Демонстрировать силу боевой подруги на себе Феогнид не стал, закрывшись от разряда стеной пламени… и быстро, сверхъестественно быстро устремившись Мелиссе навстречу.

Та ответила сравнимым ускорением, и зрители, тихо охреневающие, в один миг поняли, что разглядеть хоть что-то в движениях этих смазанных пятен едва ли способны. Всё взрывалось, горело, пыхало, звенела сталь, по воздуху тянулись запахи озона и гари, но конкретика проходила мимо нас.

Я видел чуть больше, но это было сродни наблюдению за солнечным затмением через лупу: глаза выжжешь, а толку не будет. Моё восприятие явно не было готово к таким приколам, и сейчас я пожинал плоды, радуясь тому, что впервые с «сенсорной перегрузкой» столкнулся на учениях, а не во время боя с каким-нибудь ассасином доморощенным или там, где моё состояние было бы легко заметить.

И всё это могло продолжаться, судя по всему, очень долго, если бы старик-Эмпедокл и сейчас не прервал схватку.

В полной тишине он толкнул очередную, на этот раз завершающую часть своей речи, после чего поспешно удалился вместе с сопровождением, оставив аудиторию обтекать и обсуждать.

– Это было… – Леонт пытался подобрать слово, но приходящие на ум варианты ему, похоже, не нравились. А потом просто плотину прорвало, не иначе. – невероятно! Удивительно! Подавляюще!..

– Невольно задумаешься над тем, а на кой чёрт на поле боя вообще обычные воины. – Покачал головой я. Реально же: один взмах, и фаланга пеплом оседает. Ещё и стрёмно теперь понимать, что живёшь по соседству с этими монстрами. – И как долго придётся усердно тренироваться, чтобы дорасти до такого уровня…

Интересно, а в моей семье были такие воины? И если да, то, значит, у врагов имелись бойцы не хуже? Тогда всё ещё более печально: я худо-бедно, но могу противостоять простым смертным, но точно не таким машинам для убийства.

Помру прежде, чем что-то вообще пойму!

– Но мы теперь хотя бы знаем, к чему стремиться. – Философски, хоть и с налётом лёгкой грусти, подметил блондин. – Правда, мне теперь действительно страшно думать о враге, который заставил стратегов пойти на такой шаг. О магии обычно очень долго не рассказывают, и уж тем более не показывают ничего, чтобы, видимо, не вселять в молодёжь неуверенность в своих силах. Ну и не соблазнять попробовать пораньше, что чревато…

– Очень зрелые речи. – Я хмыкнул. – Мне ещё на соревнованиях показалось, что что-то грядёт. Очень уж щедро это, почитай каждому второму – да по три месяца бесплатного обучения…

– И правда. Это ведь не в одном только нашем гимнасии…

За такими мало что значащими разговорами мы и не заметили, как толпа постепенно рассосалась, а на гимнасий опустилась вуаль позднего вечера. Мы проболтали довольно долго, ибо к нам подключились товарищи Леонта – такие же целеустремлённые парни, готовые небо порвать на лоскуты, лишь бы добиться желаемого.

В их компании было приятно находиться, так что я не торопился сбегать. Почерпнул немало нового, завёл полезные в перспективе знакомства, да и вообще – почувствовал себя своим на этом празднике жизни, попутно проникнувшись царящими среди юношей настроениями.

Все были впечатлены увиденным, это бесспорно. Кое-кто, как и предположил Леонт, словно оплеуху получил, сопоставив свой уровень навыков и подготовки с тем, что продемонстрировала молодая девушка, которой на вид было лет двадцать пять – двадцать семь.

И каждый, за редчайшими исключениями, тоже задумался о первопричинах сих мероприятий, а так же тех перемен, которые за ними последуют.

Что ни говори, а кажущиеся дуболомами молодые здоровяки умели думать, ибо не одни лишь мышцы тут взращивали в молодёжи. Это я был малость выпавшим из жизни по причине недуга, а остальные уже заканчивали осваивать основные науки, включая философию, политику, искусство ведения диалога и поиска в услышанном вторых и третьих смыслов.

Воистину, тут каждый вопреки возрасту во многом соответствовал зрелой и целостной личности, заставляя меня, мужика вдвое старше, говорить с ними на равных!

Тут уж волей-неволей, а сочтёшь себя малость ущербным, и возжелаешь ситуацию как можно быстрее исправить. Время только где на это всё взять, кто б подсказал, а?!

Глава 10

«Мы – это то, что мы постоянно делаем. Совершенство – не действие, а привычка».

(с) Платон.

Новый день, новая пища и новые дела – так, кажется, говорила моя достопочтимая бабуля, пока была жива.

Вот и я, встав с утра, быстренько сварганил уху, наелся от пуза, привёл себя в божеский вид, натянув «парадный» хитон и скрепив его Гермесовой фибулой, после чего прямой наводкой двинулся к храму. На сегодня были назначены занятия в его стенах, которые я пропускать не имел ни малейшего желания.

Теокл уже очень много для меня сделал, и опоздать или вообще не прийти в первый же день – значило плюнуть ему в лицо. И я уж не говорю про последствия такого поступка, банально по-человечески будет не подводить его и оправдывать ожидания… по крайней мере до той поры, пока меня не назначат врагом народа и вообще засланцем рогатого скандинавского бога, что, я надеюсь, случится очень нескоро.

Или не случится никогда, что предпочтительнее. Не люблю предательство.

Ранним утром храмовый комплекс утопал в тишине и благодати: восходящее солнце отбрасывало причудливые тени, играющие на статуях и кронах деревьев, из-за шевеления которых тёмные всполохи плясали среди колонн. А редкие жрецы, мыслители и стражи появлялись и исчезали быстрее, чем я успевал сфокусировать взгляд.

Всё же, от здания к зданию по центральной площади «сотрудники» тут почти не ходили, а основные коммуникационные каналы тянулись по облагороженным склонам, в «тылу» храмов.

Я-то вылез на площадь сугубо потому, что здесь был единственный вход, а оставался попросту не зная, куда топать по тайным тропкам.

Не догадался тогда служку расспросить, но то я сам дурак: вещь очевидная и необходимая к освоению, да только совать свой нос в чужие дела в этом социуме банально не принято, могут и обидеться. Ну и я был как бы чужаком, вот и не стал он особо распинаться. Не спросил? Значит не надо, тема закрыта.

Служка и так не послал меня без какой-нибудь записки от Теокла, что само по себе необычно, на мой взгляд. Хотя, с другой стороны – кто в здравом уме придёт лгать в храм? Самоубийца разве что…

Вот и болтался я у входа в храм до тех пор, пока не удалось перехватить первого попавшегося служку, подтвердившего, что внутрь уже можно заходить, и меня не испепелит на месте. Планировку и расположение залов для занятий я запомнил с первого раза, так что у нужной двери оказался хорошо так заранее. Тут уже присутствовали претенденты на становление жрецами – местные школяры, поглядывающие на меня с удивлением, интересом и, местами, неодобрением.

И если поначалу нас было всего – ничего, то впоследствии подошло ещё пятеро человек, незначительно улучшив ситуацию. Вышло в итоге всего тринадцать, плюс я, если это имеет значение.

По сравнению в толпами в гимнасиях, коих десятки, это даже не серьёзно как-то.

– Нам рассказали о твоей ситуации. Полидект, сын Ликурга. – Ко мне подошёл, набравшись смелости, один из самых старших учеников тут. Высокий, худощавый юноша с кучерявыми каштановыми волосами выглядел этаким задохликом на фоне любого атлета из гимнасия, но у этого было оправдание: нельзя успевать всё, и будущие жрецы тренировались лишь по самому минимуму.

– Клеон, сын Трояна. – Вот вроде бы и несколько непривычно постоянно представляться, но я в подкорку себе имя вобью такими темпами, что плюс. Да и пропадает ощущение чужеродности, словно все эти сыны и дочери прорвы странных имён со мной с самого рождения. – Надеюсь, мы сможем беспроблемно учиться вместе. Я здесь за знаниями, и не хочу вступать в конфликты…

Парень проследил за моим взглядом, направленным на недобро зыркающего на меня здоровяка, и усмехнулся:

– Оресту непросто было попасть сюда, и он недоволен тем, что тебя взяли безо всяких испытаний. – Вот так просто сдал он товарища. – Так-то он добряк, каких поискать. Просто подожди пару дней…

– Я буду появляться здесь трижды в декаду, друг мой. – Я говорил чуть громче необходимого, чтобы пресловутый Орест хорошо всё расслышал. – Мне позволили находиться не на всех занятиях, ведь я не будущий жрец. Посещать буду только самые важные, общие предметы…

– Так вот из-за кого у нас изменили распорядок! – Возмутился невысокий щуплый мальчонка лет четырнадцати. – Я так и знал, что неспроста всё так сгруппировали!

– Иначе ходить тебе сюда пять раз в декаду. – Поддакнул ему моментально остывший Орест. Он, кажется, больше делал вид, чем реально злился. – Но нам так даже удобнее, наверное.

– Надеюсь на это. – Согласно киваю, но дальше разговор не идёт. Детишки стеснялись, кто постарше – занимался своими делами, а мне и так было нормально. После же пришёл жрец-наставник, и я вместе со всеми погрузился в обучение, занявшее без малого половину светлого времени суток.

Из хороших новостей тут было то, что моих остаточных знаний в математике и понимании прочих естественных наук было достаточно, чтобы не испытывать с учёбой проблем. Из плохих – местами эти мои знания были избыточными и, вероятно, показались бы местным непонятными и чуждыми, вздумай я ими светить.

Ну и всё, что касалось социума, я воспринимал, как оказалось, через задницу, сиречь призму памяти скорбного умом бедняги-на-побегушках.

Кое-что совпадало, но даже за эти часы я узнал и переосмыслил столько всего, что резко стало понятно: учёба эта мне нужна отнюдь не для проформы и прикрытия имеющихся знаний.

А ещё было крайне желательно заняться сверх всего прочего самообразованием, к чему я приступил сразу по завершении занятий. Пока не стемнело, ведь электричество сюда почему-то не провели, экие простофили.

Библиотека – это звучит гордо. Перед глазами сразу встаёт огромное здание с ровными рядами многоуровневых, заполненных книгами стеллажей, а так же читательских столов, молчаливых посетителей и умиротворяющей атмосферы. Этакая обитель знаний, в которой есть всё, что угодно и даже чуть больше, да? Или, по крайней мере, что-то вроде школьной комнатушки, в которой тысячи книг, систематизированных и подписанных?

Как сказал бы местный архивариус – перебьётесь!

В моём случае ожидания не совпадали с реальностью даже в малом, и открытая «постороннему» часть библиотеки при храме оказалась весьма скромной по размерам: чтива тут хранилось на год регулярных посещений максимум. Немало шкафов было забито всякой дичью вроде архивных записей и указов, жизнеописаний и прочей малополезной чуши.

Допустим, биографию какого-нибудь стратега я бы изучил, но тут же не только и не столько им посвящённые записи. Философы, богословы – много воды, мало пользы, если тут всё как на Земле. Посвятившие жизнь естественным наукам люди с их записями для меня тоже не особо-то и полезны…

И вдобавок в этому, как вишенка на торте, пользующееся популярностью «общедоступное» чтиво, в основном ученическое, хранилось в виде нескольких копий, что тоже раздувало видимый объём.

Ничуть не удивлюсь, если в итоге всё прочту здесь за несколько месяцев.

Некоторое время я колебался, выбирая, с чего лучше начать, но в итоге плюнул и решил пойти слева-направо, просто пропуская всё ненужное. И дело пошло: я щёлкал свитки как орешки, ибо читать там было решительно нечего.

Высказывания, цитаты, вырезанные куски из речей философов и учёных, некоторые факты по разным наукам – всего этого тут было в достатке, но интерес это добро представляло самым что ни на есть опосредованным образом. Редкие упоминания мифических существ и магии я перечитывал по три раза и запоминал, но такое попадалось откровенно редко.

Но даже так до первой книги, завершив две полки из, примерно, шестидесяти, я добрался лишь под конец дня, когда в текст всматриваться уже было не так уж и легко.

Попробуйте, ради интереса, почитать в свете заходящего солнца, находясь в не особенно-то и светлом помещении – ничего приятного в этом нет, я вас уверяю. Да и регулярно таким заниматься для глаз отнюдь не полезно.

Но я всё равно намеревался прорваться хотя бы через первые страницы, чтобы составить впечатление о книге – делов на несколько минут…

И прорвался бы, не войди в библиотеку один из старших служителей, не без удивления на меня посмотревший. Искра, буря, безумие – и оказалось, что я, тактически затерявшись среди шкафов и уйдя в себя, прогнорировал расписание, предписывающее выдворить отсюда всех учащихся ещё два часа назад.

Таким незамысловатым образом наставники бдели за здоровьем особо рьяно погружающимся в чтиво юношей и девушек, и те об этом были в курсе: их просвещали, так сказать, при поступлении.

Я же в силу обстоятельств об этом не знал, и невольно нарушил одно из правил.

– Буду надеяться, юноша, впредь вас после обозначенного срока тут не встречать. Стремление к знаниям похвально, но негоже долгие часы проводить среди манускриптов и застарелой пыли. Вредно это… – И в подтверждение своих слов он зашёлся хриплым, скребущим кашлем. Пугающим, для его лет-то. – На этот раз вам ничего не грозит, идите.

– Благодарю, смотритель. – Я поклонился неглубоко, выражая тем самым признательность. Сам виноват, на самом деле: действительно нерационально тратил время, продираясь сквозь рукописный текст в почти что сумерках. – Скажите только, расписание библиотеки ведь зависит от времени года? Где можно узнать об этом?

Старик обвёл взглядом стеллажи, остановившись на пятом по счёту, после чего ткнул на левую часть третьей сверху полки:

– Свиток с ответом на интересующий тебя вопрос, юноша, там расположен. Но прочтёшь ты его в следующий раз! – Сурово произнёс он, кивнув на входную дверь. Я ещё раз поблагодарил мужчину, после чего поспешил покинуть территорию библиотеки и храма соответственно.

И вид, открывшийся мне ближе к выходу, оказался просто-напросто поразительным.

Храмовый комплекс сам по себе располагался на горе в центре города, облагороженной и превратившейся в своего рода крепость. Отсюда в любую сторону, – если не считать закрывающих обзор зданий, – были видны стены Подолимпья, но куда больше пространства занимали земли за ними. При свете дня на них и внимания-то не обратишь, но теперь, когда тени очертили контуры и добавили контраста, они буквально бросались в глаза.

Поля и леса, холмы, серебрящиеся алым реки и озёра, далёкие горы и бескрайнее небо, тёмное из-за времени суток, с над городом редкими серыми, а ближе к горизонту клубящимися тёмно-синими тучами. Красиво, хочется смотреть и не отрываться, да только если ветра принесут эти тучи сюда, то быть грозе.

И до того момента мне очень желательно оказаться дома.

Просто потому, что медицина в этом времени – вещь посредственная от начала и до конца, а подхватить простуду, вымокнув до нитки, вообще не вопрос.

Забег вниз по ступеням просто не мог занять меньше времени, чем обычно. Так что к моменту, когда я оказался у подножия храма-горы, подоспевшие тучи нависали над головой мрачными, готовыми в любую секунду извергнуть из себя натуральный ливень громадами. Весь остальной люд был солидарен со мной в вопросе желания побыстрее оказаться под крепкой крышей.

Мало кто спокойно вышагивал сейчас, всё чаще торопясь домой или к друзьям, если собственное жилище было слишком далеко и иных вариантов укрыться от непогоды не оставалось.

Я не успел, и первые тяжёлые капли обрушились на мощёную камнем землю когда до дома оставалось минут так десять пути. Вроде бы всего ничего, да только небосвод как по команде обрушился вниз стеной воды.

– О, как же невовремя! – Воскликнул начавший седеть худосочный мужчина, оглядевшись и двинувшись в сторону здания, подозрительно выбивающегося из общей массы чисто внешне. За ним устремились и другие, явно случайно оказавшиеся рядом люди. Я же, ничтоже сумняшеся, двинул следом: почему нет, если тут собрались явно не сплошь знакомые хозяина сего строения?

Прямо перед зданием этим, за невысоким забором, обнаружился суетящийся мужичок и невысокая молодая девчонка: они затаскивали в здание стулья, спасая мебель от пагубной влаги. Удивился ли я, когда все «беженцы» не сговариваясь ринулись на помощь, хватая по стулу каждый и скрываясь за дверью, по всей видимости, магазинчика-таверны?

Ничуть: к местным реалиям привыкаешь быстро, как и к неравнодушию простого люда.

Переступив через порог с парой стульев в обнимку, я скользнул взглядом по грубой работы столам, накрытым плотными скатертями, по очагу и по паре жаровень. Вокруг последних трёх объектов уже собирались успевшие промокнуть люди, и к одной жаровне я со своей ношей и присоседился. Почему нет, если да?

Поток попавших под дождь прохожих играючи смыл с улицы всю оставленную там мебель, а занять хорошее место следовало как можно раньше: иначе придётся делить уголок с кем-то ещё, а я был тем ещё интровертом.

Негромкие разговоры, потрескивание поленьев и углей, аромат нехитрой стряпни и каких-то трав, зашкаливающая в воздухе влажность – такой предстала первая в моей второй жизни таверна, которую я посетил лично. Тут продавали травы и простые пряности, плюс готовую пищу с вином.

Кое-кто, занявший место за столом, уже успел подсуетиться, заказав у хозяина съестного и выпивки.

Я по этому поводу даже дёргаться не стал, не желая проверять желудок на прочность чьей-то там стряпнёй, да ещё и сумму, превышающую рыночную процентов на двадцать. Прямо на моих глазах мужичок тот сменил «ценники», смахнув одни надписи и накалякав мелом другие, вот и подорожало всё.

Особенно вино, на которое налегла немалая часть «постояльцев».

Забренчала лира, и на это толпа ответила ликованием: никто не был против хорошей музыки, а исполнителя, похоже, тут многие знали и ценили.

Я же откинулся на спинку стула, прижав её к стене, и, оценив умиротворённую обстановку вокруг, опустил налившиеся свинцом веки. Обстановка меня разморила, и я счёл вполне допустимым чуть-чуть вздремнуть: всё равно ждать немало, прежде чем ливень закончится.

Уж не знаю, сколько я пролежал, прежде чем мой слух уловил звуки неприятностей, а веки недовольно задрожали: ну почему если что-то происходит, то обязательно рядом со мной?! Или это тут норма – драки между захмелевшими недругами?

К счастью, сейчас непосредственно меня в это хотя бы не втянули, лишь испортив мой сон. Да и самих драчунов оперативно успокоили их же знакомые, спохватившиеся лишь после того, как со своего места встал дико недовольный здоровяк с повязкой цветов стражи на плече. И я мог его понять: пока топал с работы попал под ливень, чудом оказался рядом с таверной, но не успел отужинать и испить вина – какие-то имбицилы устроили драку, и долг велит вмешаться. Чудесный вечер, правда?

Я бы тоже расстроился, по правде говоря…

– Сотня гоплитов полегла, если не больше! Варвары отметились, как есть говорю! Пробрались в наш домен, сговорились с древней ламией и устроили засаду! – Не то, чтобы я специально подслушивал, но ввиду отсутствия иных вариантов проведения досуга волей-неволей, но мимо ушей чужую болтовню не пропустишь. Особенно если болтуны сидят так близко и говорят довольно громко. – У меня там племянник погиб. Триумф, тоже мне! Сколько лет не было таких потерь?!

– Я тебе так скажу, Агафон: древняя ламия и сама по себе нешуточная тварь. Слышал, на неё простые воины вообще не ходят! А тут – засада, никто не ждал, что чудовище будет действовать вместе с варварами-северянами. Ещё и вот так…

Второй заскрипел зубами, сбавив, впрочем, тон:

– В таких случаях положено объявлять скорбь, а не чествовать стратега, не сумевшего предвосхитить план врага!..

– Да откуда б ему?! Он со своим легионом там вообще мимо проходил! И если б Неарх не бросил в бой все силы, прекрасно при этом понимая, что победа обойдётся большой кровью, эта тварь ещё долго бы нападала на внешние поселения. А там самая пора сбора трав – хорошо ли было б без запасов потом? – Я невольно отметил, что уже вся таверна притихла, слушая говоривших. Уж не знаю, не наживают ли они себе прямо сейчас проблем, но сведения интересные. – Я тебе как травник и скажу: плохо, очень плохо! Отдали б всё в армию, а нам чем лечиться прикажешь? Так что нет, Агафон, прав был Неарх. Воины погибли, выполняя свой долг. Отступись они тогда, и в общем мёртвых было бы куда больше…

– Это что получается, варвары-с-севера с чудищами объединились?! – Возмутился мужичок из тех, что пригрел уши.

– Так спрятали они ламию-то в деревне, заманили внутрь наших воинов! И потом, говорят, бились с ней на одной стороне! – Поспешил ответить на вопрос кто-то ещё, чьего лица я из-за столпотворения и не видел вовсе.

А после все как с катушек сорвались, принявшись обсуждать недавние события, которые вроде как от народа старались скрыть. И это я очень удачно, видимо, зашёл: слухи слухами, но хоть какая-то информация всяко лучше её полного отсутствия.

Да и люди тут собрались не из последних: у двоих родственники погибли в том бою, травник этот, с его слов, принимал участие в изучении найденных при скандинавах травок. И даже кузнец нашёлся, которому притащили комплект брони, изъеденной какой-то «перетекающей по воздуху» дрянью: смотри, мол, что с этим можно сделать, чтобы в будущем броня не растекалась на живом человеке куском плавленого сыра.

Хотя как по мне, так если на человеке от контакта с неким газом или туманом плавится броня, то ему уже вряд ли чем-то можно помочь. Но сам факт существования такого оружия или способности – это важная информация.

Правда, распорядиться я ей не смогу, но это лишь пока…

Беседа шла ещё не один десяток минут, прежде чем ливень закончился, а народ начал успокаиваться и расходиться. Не стал задерживаться и я: зачем, если ничего интересного больше не обсуждали, а спать хотелось нещадно?

Мне ведь нужны были силы, ибо завтра меня ждал визит в поместье не самой простой семьи, с приглашением от которой наверняка не всё было так уж гладко…

Глава 11

«Скорость нужна при ловле блох, а при принятии решений – осторожность» .

(с) Эзоп.

Идя по улочкам вот такого вот древнегреческого города обычно сложно представить себе его масштабы и общее устройство: банально, охватить взглядом одновременно можно не столь уж и многое. В моменте перед собой только здания и улицы, а если повезёт то и что-то покрупнее. Плюс из-за малоэтажной застройки, – а редкое здание тут достигало даже трёх этажей в высоту, – обзорных точек почитай что и не было.

В этом плане посещение храмового комплекса многое мне дало, и я оценил, насколько велик город сам по себе. Ну, по меркам времён «до нашей эры», конечно. Тысяч двести человек в этих стенах проживало, а можно было впихнуть и вчетверо больше.

Но местные любили простор, а плодиться наоборот – не очень. И богачи могли позволить себе арендовать или владеть внушительными участками. Вот и получалось, что чем ближе к центру и храмам, тем массивнее и свободнее казался город.

Сейчас я был не так уж и далеко от храмовой горы. В километре примерно. Стоял на границе между цепочкой построек, преимущественно общественных, да лавок всяких, и с интересом рассматривал огромную площадь – форум.

Греки в принципе любили скульптуру, но здесь превзошли сами себя: в причудливой архитектурной композиции сочетались массивные мраморные колонны, подпирающие крыши-навесы, высились разнообразные статуи, имелось несколько арок и уподобившихся храмам в плане дизайна зданий, внутри которых имелись вполне себе рабочие алтари богов – так называемые малые святилища.

В общем и целом места здесь было завались, но и участников мероприятий, тут проводящихся, обычно хоть отбавляй. Все желающие, небось, и не влезут, если будут по важному поводу сбор объявлять или празднество какое.

Но сейчас, в начале совершенно обычного дня, людей тут было мало, и я спокойно прошёлся по форуму из края в край, отыскав-таки махину здания большого суда: порочного дитя храма и амфитеатра, посвящённого Фемиде, богине правосудия.

Это было буквально средоточие права Подолимпья, так что не задержаться тут, тем более раз время было в запасе, я не мог. И лишь благодаря этому обратил внимание на массивные мраморные плиты с высеченными на их поверхности законами. Стоит ли говорить, что большую их часть я не знал, и потому сейчас остановился, дважды прочитав весь свод и хорошенько его запомнив?

Да, в общем и целом это было не такое уж и объёмное знание, но законы знать был обязан каждый человек в городе. То, что мне они были известны постольку-поскольку – нонсенс, но сие можно списать на состояние реципиента сего тела. Ну и то, что работёнку Локи сделал спустя рукава, не особо беспокоясь о моём будущем.

Мог же вот так шарахаться, думая, что знаю достаточно? Мог. И к чему бы это привело? Уж точно не у ошеломительному успеху.

Так что мне вполне себе повезло с тем, что где-то неподалёку должен был находиться дом Эврипила, в который меня пригласил Аглаос.

Вообще отсутствие номеров домов или названий улиц делало поиск нужного места в Подолимпье делом непростым, но интересным. Если уметь общаться с людьми и знать, куда смотреть, то всерьёз не заплутаешь. А так как прошлый владелец этого тела промышлял доставкой посланий, в вопросе ориентирования в полисе у меня был солидный такой опыт. Надеюсь, что солидный…

– Девятого дня нынешнего месяца собирается малый совет по делу о краже Архелаем, сыном Олимпиодора, имущества Наркисса, сына Иобата! Пятнадцатого дня нынешнего месяца решится судьба свершившего прелюбодеяние Эврикрата, сына Эвбула! Восемнадцатого дня нынешнего месяца созывается гражданский суд по делу о… – Я поначалу обратил внимание на завывания глашатая при суде, но быстро понял, что мне это не особо-то и надо, абстрагировавшись от его голоса.

Народ во все времена требовал хлеба и зрелищ, вот местные и крутились, как могли.

Обогнув здание, я попал на очередную торговую улочку. К полудню тут уже во всю кипела жизнь, не чета той, что ближе к окраинам. Бродил народ куда более богатый, сновали туда-сюда аккуратные телеги и катались лавочки на колёсах, часто мелькала стража, оберегающая покой состоятельных граждан Подолимпья.

Даже силуэты в одеждах жрецов иногда мелькали, да гоплиты в полном боевом: сравнительно недалеко располагался акрополь, укреплённый и представляющий своего рода крепость комплекс, занявший вторую по высоте точку в черте города.

Там же располагался и храм Ареса, единственного бога, выселенного на задворки храмового холма.

Не любили этого бога свои же, за излишнюю кровожадность и жестокость. Но и лишать паствы опасались, так как нишу он занимал по нынешним временам весьма актуальную. Война – то, от чего буквально зависело выживание Олимпа, так что Арес всегда был при деле… и вряд ли возражал против того, чтобы «обитать» обособленно. Что ему те жрецы, если его верующие это в основном воины? То-то и оно…

– Подскажите, уважаемые, где здесь дом Эврипила? – Обратился я к стражам, которые так вовремя решили пройти мимо. Те переглянулись, и ответил тот, что помоложе, не выказывая вообще никакой заинтересованности:

– Двухсот метров в ту сторону не будет, как на усадьбу их наткнёшься. – Направление мне указали взмахом руки. – Высокий белокаменный забор, с тремя арками вдоль улицы.

– Благодарю. – Произнёс я уже в спину продолжившим движение стражникам, решившим, что на этом их долг исполнен. Но сориентировали меня они и правда очень точно, так что уже через пару минут я остановился возле скорее не забора, а полноценной стены и как будто прорубленной в нём грубой арке: у владельца сей усадьбы был весьма специфический вкус, по местным меркам. А ещё над аркой этой раскинулись ветви кипариса: символ траура по усопшему.

И судя по количеству этих ветвей, умер кто-то для семьи очень значимый.

– Назовись, о незнакомец. – Из тенька под забором поднялся широкоплечий смуглый мужчина с прищуренными глазами и рабской фибулой с символом, обозначающим принадлежность к конкретной семье. Аист с ветвью оливы в клюве, что бы это ни значило.

– Клеон, сын Трояна. Меня пригласил Аглаос. – Коротко представился, осматривая всё то, что было видно через арку. В частности, махина трёхэтажной усадьбы почти не скрывалась за густой растительностью косящего под дикий сада, да и всякие излишества вроде мраморных лавок, фонтанчиков, ручейков и прудика в глаза бросались.

Хорошо живут: семья реципиента такого себе позволить не могла, хоть и считалась весьма и весьма богатой.

– Тебя ждут, Клеон. – Кивнул мне раб. – Следуй за мной.

Я прибыл за четверть часа до назначенного срока, рассчитывая осмотреться, покуда меня не пустят внутрь, но, кажется, недооценил гостеприимство Аглаоса. Встречающий, махнув рукой и прикрикнув вглубь сада, дождался, пока оттуда выскочит такой же смуглокожий мальчонка из рабов, после чего повёл меня к самой усадьбе.

Что я мог сказать, оказавшись вблизи неё? Высококачественная постройка, могущая поспорить с самыми красивыми зданиями двадцать первого века.

Вход под своды внешнего коридора венчало шесть колонн, на каждой из которых нашёл свое отражение цветной образ одного из верховных богов пантеона – Зевс, Посейдон, Аид, Гера, Гестия и Деметра. Позади них причудливо играли тени на очень глубоком барельефе, изображающем исход в домен, не иначе. Антаблемент, верхний прямоугольник, изобиловал яркими цветами и был украшен природным орнаментом, а на фронтоне, треугольнике крыши по сути, сошлись в бою гоплиты с воинами неясной принадлежности.

Ну а мозаичные полы органично дополняли картину жилища знати, вызывая во мне некое чувство подсознательного дискомфорта: никогда не любил настолько богатых особ, ибо редко когда среди них встречались хорошие люди.

– Омойте руки, гость. – Я так увлёкся разглядыванием окружения, что пропустил появление облачённой в короткий, весьма откровенный хитон рабыни-северянки. Смиренно опустив голову, она протягивала мне широкую чашу с водой, стоящую на полотенце в её руках.

Как и требовалось в таких случаях, руки я омыл, мысленно добавив плюсик в копилку хозяина дома: омывание это было символом хорошего к гостю расположения, ибо подразумевался приём пищи за одним столом с хозяевами. Без чаши и воды, закономерно, гость питался отдельно, пусть и в одном помещении.

В каком-то смысле, так богач мог указать приглашённому на его место: мол, ты, конечно, ко мне пришёл, но за равного я тебя даже близко не считаю!

После омовения рук меня провели через внутренний двор, обширный и украшенный растительностью, шикарными фонтанами и полноценной, ростовой статуей Аполлона, выполненной с невероятным мастерством: за такую можно было купить целую улицу во внешней части города, вместе с жителями при том. А когда мы покинули дворик и ещё пару минут плутали по коридорам, особо богато украшенным, я понял: это своего рода маршрут, призванный показать гостю богатство, статус и возможности хозяев.

Потому что само поместье было отнюдь не таким огромным, каким могло показаться, и бродить по нему столько времени, не ставя целью это самое время потянуть, невозможно.

Уж не знаю, стандарт ли это или Аглаос отдал такой приказ осознанно, но я впечатлился, даже осознав суть происходящего. Рабов тут было много, чистота и богатство виднелись повсюду – посмотреть и правда было, на что.

А уж когда рабыня открыла передо мной массивную дубовую дверь, поклонившись в пол, и я вошёл внутрь…

Просторная зала едва ли могла впечатлить после всего увиденного, но эта семья явно умела играть на контрастах. Если до сего момента всё представало пусть роскошным, но в рамках ожидаемого, то тут всё было с точностью до наоборот.

Невысокие потолки – всего метров трёх, не больше. Мало окон и много свечей и жаровень. Полы устилали шкуры диких зверей, обязательно опасных – львов, тигров и ещё неведомо каких огромных зверюг. А в центре ширился огромный квадратный стол с пустым квадратом-вырезом в центре, уставленный посудой, включая и весьма экзотичную, матово-чёрную, почти пропадающую из поля зрения в местном освещении.

И в довершении всего в дальнем углу залы, обставленном на манер своего рода подиума, сидела раздетая до гола молодая негритянка с огромной золотой арфой в обнимку.

Притом играть она умела, выдавая приятную слуху успокаивающую мелодию, так что её здесь присутствие оправдывалось не одной лишь красотой форм и молодостью.

– Проходи, Клеон. – Кивнул мне восседающий за столом брюнет, за правым плечом которого тихонько стоял писарь или кто-то вроде – свободный человек, «вооружённый» скреплённой верёвочками стопкой восковых табличек и посеребрённым стилусом. – Садись напротив. Сейчас нам принесут разбавленного вином вина и закусок…

От одной из стен «отлипла» ещё одна рабыня, лёгкой походкой устремившаяся за озвученными яствами. Я проводил её взглядом, покачал головой и сел, куда было предложено. Стулья тоже оказались выше всяких похвал: с мягкой обивкой, прочные и изящные, выполненные настоящим мастером. Аглаос сидел на похожем, но пошире, и расположенном на невысокой такой ступеньке.

Так казалось, что хозяин дома смотрит на гостей снизу вверх, даже если он сам невысок ростом. Традиции-с…

– Пусть улыбаются тебе боги, Аглаос. – Кивнул я. – Очень… роскошная обстановка. Прибудет кто-то ещё?

– Отнюдь. – Мужчина качнул головой. – Сегодня я более никого не приглашал, по крайней мере. – Он шевельнулся и чуть наклонился вперёд. – Скажи, Клеон, ты ведь намерен бороться с врагами своей семьи, верно?

В один миг хорошее настроение улетучилось, полностью уступив место настороженности и опаске. Я прищурился и напрягся, что не укрылось от пригласившего меня человека. Но действовать он не спешил: двери за моей спиной как раз отворились, и в залу вошли рабыни, несущие кратеры – сосуды с разбавленным вином, бокалы и подносы с разнообразными закусками, начиная от копчёной сельди, винограда, фиников и орехов, и заканчивая медовыми пирожными и маленькими чашечками, полными сухофруктов в меду.

От этого моя подозрительность вышла на новый уровень, и вот тогда уже Аглаос, проницательностью не обделённый, поспешил развеять мои опасения.

Раз уж ответа на заданный вопрос всё равно не дождался.

– Та наша встреча была случайной, Клеон. Клянусь в том перед богами. Но после я поручил разузнать о тебе. – В его руку опустился бокал, в который услужливая рабыня тут же подлила вина. Чтобы после, повинуясь жесту хозяина, из того же сосуда наполнив и мой бокал тоже. Я жест оценил, почти что синхронно с собеседником пригубив напиток: посторонних вкусов и запахов не было, а вот насыщенный винный аромат присутствовал даже в таком, разбавленном виде. – Хотел, знаешь ли, предложить службу: наша семья многих потеряла в походе, возглавляемом Неархом. Нужно пополнять ряды, а ты своевременно попался на глаза и оставил о себе благоприятное впечатление. После же того, как мне предоставили доклад о том, кто же это такой – Клеон, сын Трояна…

Я теперь почти уверился в том, что именно сидящий передо мной молодой мужчина, недавно закончивший свою эфебию, был новым главой семьи.

То, как он говорил. То, что говорил. То, как его слушались рабы, сколько их было и какими они являлись – очевидно, что даже первому наследнику не доверили бы столько власти. Аглаос же управлялся со всем достаточно умело.

Было видно, что он на своём месте.

– Боги нередко вмешиваются в дела смертных, но каждое такое вмешательство приводит к чему-то великому, основательному, запоминающемуся. Они исцелили тебя, но я задался вопросом – зачем? Может ли быть, что твои враги прогневали Олимп, или без крови твоего рода не обойтись в будущем? Нам, смертным, остаётся об этом лишь гадать. – Аглаос усмехнулся. – Но в моих силах предложить тебе службу и дружбу, Клеон. Мне известно о твоём договоре со жрецами Гермеса. Он конечен, а значит однажды ты займёшь своё место по праву рождения и силы. А союзники и друзья в такое неспокойное время необходимы, как вода в знойный полдень.

– Покровительства я не приму, Аглаос.

– Я и не предлагаю его. Это было бы неуважением. – Покривил душой глава рода, на лице которого на миг промелькнуло недовольство. Миг, но мне хватило и его. – Дружба, Клеон. И служба, на подходящей тебе должности. Ты мне – я тебе, ничего иного. Я могу многое предложить, и тебе будет, из чего выбрать. Боги ведь не могли обделить тебя талантом, раз уж взялись за исцеление в таком возрасте?..

Ещё бы знать, действительно ли вмешательства богов так редки и ощутимы. Тогда вообще ничего не понятно: какого чёрта Леонид продолжил свою игру, поняв, что я зачем-то нужен Олимпу? Решил спародировать Асклепия, вызвавшего недовольство Зевса и получившего молнией по кумполу?

Или Аглаос перегибает, на деле всё не так однозначно, и лишь прецеденты имеют место быть?

– Талант, о котором я знаю, у меня лишь один – я хорошо считаю. – На фоне местных, по крайней мере. Я сейчас, может, не лучший, но один из так точно. – Но я сомневаюсь в том, что у тебя нет обученных математике работников, в верности которых нет никаких сомнений. И если ты хочешь дружбы, то достичь её можно и иными путями.

– Знаешь, Клеон, ты ведь и сам наверняка прекрасно понимаешь, что дурак от рождения после исцеления сам по себе не способен за считанные дни стать тем, кем ты стал. Твоя манера держаться и говорить, твой напор, твоя осторожность, твои навыки боя, в конце-то концов – иным нужно по два десятка лет, чтобы взрастить в себе хотя бы часть всех этих качеств… – Я не напрягся, так как уже был напряжён. Вот кто его за язык тянет-то, а? И ведь не грохнешь его тут – самого на салат порубят во время отхода, да и за стенами неспокойно. Остаётся надеяться лишь, что он не догадался, а просто подводит к тому, какие Олимпийцы крутые, и что способны сотворить всего лишь своим взором. – Что это, если не благословение, что, если не воля богов? Они могли лишь исцелить тебя, но вместо этого подарили шанс, которым ты умело пользуешься, насколько я могу судить.

Пронесло, хвала тому, насколько сильно местные верят в своих богов.

– И всё же, в какой роли ты видишь меня?

– Для обсуждения этого вопроса ты здесь и присутствуешь, Клеон. Не так ли? – Рабыня наклонилась, коснувшись грудью моего плеча, и до краёв наполнила ополовиненный бокал. Я сглотнул: это чёртово тело решило подвести в самый важный момент, напомнив о своём возрасте и отсутствии женщины под боком! – К чему лежит твоя душа, каковы твои планы, и что ты собирался делать? Но прежде, чем ответить, я расскажу тебе кое-что о том, что надвигается на Подолимпье. Будешь слушать?

Собрав глаза в кучку и поборов истому, я приготовился внимать. Можно было, конечно, попытаться съехать с темы, откланяться и свалить, или хотя бы перехватить инициативу в ведении разговора, но пока что происходящее меня… устраивало, пожалуй? Не потому, что очаровательная девица вокруг крутилась, вовсе нет.

Просто предложение Аглаоса действительно могло стать спасательным кругом, за счёт которого я выплыву из ловушки вариантов, в которой куда ни кинь – всюду клин. А потому…

– Буду, Аглаос.

Глава 12

«Мужество делает ничтожными удары судьбы».

(с) Демокрит.

Интерлюдия: Триумф стратега. Несколькими днями ранее.

(прим.авт: ещё на этапе планирования текста долго думал, как всё подать, не утеряв всех деталей и не устроив диалог длиной в главу с бесконечными вставками. Решено было подать рассказ в виде самостоятельной главы-воспоминания-образа. Получилось объёмно, но экшоново, надеюсь).

– Стратег, смотрите! – Восклицание одного из бойцов привлекло внимание Неарха, и тот вскинул голову, оторвавшись от чтения докладов. Этим непросто заниматься в седле, но военачальнику было не привыкать: он не так уж и много времени проводил дома, всё чаще пропадая в разъездах. – Скакун Полидора!

Неарх прищурился: из-за холмов по левую руку действительно выбежала перепуганная скотина, взявшая курс прямиком на колонну его войска. Всадника не было, как не было и щита, который обычно крепили к крупу ездового животного. Значит, конь едва ли сбежал от разведчика передового дозора, покуда тот оставил седло, по нужде или по делу. Скорее он был вынужден спешиться, чтобы дать бой.

И где? В непосредственной близости от полиса, там, где врагов и в помине не бывает, а меры предосторожности уже давно казались излишними.

Вскинув правую руку вверх, Неарх, глаза которого налились потусторонней синевой, остановил движение и, потянув уздечку, повёл своего скакуна в сторону. Вместе со стратегом двинулись и его личные телохранители – матёрые ветераны, головами отвечающие за жизнь военачальника.

Раздались команды офицеров, походное построение дрогнуло, и войско начало стремительно ощетиниваться оружием, образуя готовый к отражению угрозы периметр. В то же время во все стороны выдвинулись верховые воины в лёгкой броне, и один из таких, молодой да зелёный, двинулся прямиком к лишённому всадника коню, намереваясь, видимо, того успокоить и вернуть.

– Стоять. – Одно лишь слово стратега, и этот боец остановился, обернулся и посмотрел на Неарха недоумённо. – Подбейте коня. С ним что-то не так.

Спорить никто не стал, и спустя секунду матёрый, с сединой на висках воин вышел вперёд, примеряясь ладонью правой руки к шершавому древку копья. Замахнулся, замер на миг – и совершил бросок, который сопроводила полетевшая вслед за снарядом волна воздуха: без магии тут не обошлось.

Да и иначе рассчитывать убить полноценного скакуна одним лишь броском было бы несколько самоуверенно.

Тем временем заряженное копьё преодолело полторы сотни метров. Брошенное с удивительной точностью, оно поразило животное прямо в грудину, прошив её насквозь и оставшись торчать в месиве из плоти, мышц и костей. С запозданием раздался хлопок, и вложенная в оружие магия мощнейшим ударом бросила коня наземь, разворотив и без того страшную рану, с которой даже крупный зверь не прожил бы долго.

– Хороший бросок, Гемон. – Кивнул Неарх удовлетворённо, не сводя, впрочем, взгляда с бьющейся в истерике животины, не спешившей умирать.

– Мне скомандовать походный строй, стратег? – Спросил метатель, принявший из рук младшего товарища новое древковое оружие взамен утраченному.

– Нет. Посмотри сам… и держись позади. – Ловко, словно ему и не шёл пятый десяток, Неарх-покоритель спрыгнул с коня, стремительным движением сорвав с его крупа свой любимый башенный щит, который и поднять-то могли не все. Крепкие мышцы мужчины налились силой, и громадина ударила в землю перед ним. На металле вспыхнули руны, и во все стороны от стратега ударила волна холода. Вместе с тем поднялся ветер, закружившийся вокруг войска…

И спустя ещё секунду недоумевающие люди поняли, почему.

Всё ещё размахивающая копытами туша коня в последний раз заржала и покрылась пышущими серебром трещинами, изогнулась чуть ли не дугой, подпрыгнула аж на целый метр – и взорвалась, обдав всё вокруг ворохом шрапнели и отголосками мистического, злобного, разочарованного хохота. Немалая часть снарядов ударила бы в строй греков, если бы их не остановили потоки ветра, прогнувшиеся под барабанной дробью многочисленных ударов.

А взорвись такой «подарок» в строю, да ещё и незамеченным, пострадали бы многие десятки людей.

– Кости и металл. – Неарх, явно видевший больше всех прочих, оскалился. – Варвары севера здесь. Что расположено в том направлении? Плантации? Лесопильни? Шахты?

– Деревня, стратег. – Ответил успевший свериться с картой офицер-помощник. – Та, что из новых, на семь сотен жителей, с гарнизоном в полста воинов.

Неарх моментально стал ещё более мрачным, чем секундой ранее. С полминуты ему потребовалось на раздумья прежде, чем он принял решение и озвучил его.

– Мы разворачиваемся и идём к этой деревне. Основная цель может и подождать. – Отрезал стратег, глядя на своего помощника, хотевшего было возразить. – Разъездов вокруг войска должно быть втрое больше обычного. В каждую группу – как минимум по одному престолату. Сколько до той деревни пути?

– Час, не больше, стратег. Если соблюдать все меры предосторожности, то мы подойдём туда к четвёртому часу.

– Так тому и быть. Десять минут на подготовку, после чего мы выдвигаемся!..

Войско числом в пять сотен солдат быстро перестроилось. Во все стороны устремились тройки конных дозорных, среди которых, как и было приказано, находились престолаты, воины-маги. Никто из них не мог похвастаться таким же уровнем восприятия, коим обладал Неарх, но в случае непосредственной угрозы даже слабейший обладатель магических сил мог подарить своему отряду шанс продержаться до подхода помощи.

Или прикрыть отступление, если это потребуется, ведь северяне могли попытаться нанести удар до того, как дети олимпа прибудут на место и изготовятся к бою.

Тем не менее, до низовий подле деревни войско добралось без малейших проблем. Несколько раз в небе замечали гигантских воронов, но те держались в отдалении, не приближаясь на расстояние полёта стрелы или броска разогнанных магией копий.

Даже дурак бы понял, что северяне приготовили что-то, но Неарх полагался на немногочисленность потенциально проникших к ним незамеченными диверсантов: все точки-проколы, соединяющие домены, охранялись, и большие силы незамеченными там провести просто невозможно.

Только расслабляться всё равно не стоило, так как случай с конём, как и вороны-фамилиары, указывали на присутствие в стане врага сильного владельца магических способностей.

Но вот к какой касте тот относился, и какому богу служил стратег сказать пока затруднялся: мало подробностей. Подлянка с конём и явное заманивание в ловушку, на первый взгляд, подошло бы последователям Локи, но те редко когда действовали настолько топорно. В их духе было бы незаметно отравить припасы в деревне, попытавшись устроить эпидемию, или вынудить защитников полиса гоняться за пустотой по окрестностям полгода кряду. Но живые бомбы и засады?

Нет, едва ли самоуверенные гордецы, пусть и не лишённые ума и хитрости, на такое пошли бы…

– Людей не видно. – Бросил Гемон, для лучшего обзора стянувший с головы шлем. – Следов боя тоже. Стена цела, на первый взгляд.

– Если бы они брали деревню штурмом, то дозоры увидели бы сигнальные дымы. – Покачал головой стратег. – А там и нам сообщили бы, как ближайшим крупным силам. Или в полис. Тут же что-то иное…

– Позволите возглавить отряд и проверить?

– Возьми ещё двоих престолатов, поопытнее. И… – Неарх хмыкнул. – Впрочем, не мне тебя учить основам. Не геройствуй только, друг мой.

– И не собирался, стратег. – Гемон склонил голову, простоял так с секунду, после чего выпрямился, надел шлем и начал раздавать команды.

Всего он взял с собой двенадцать человек, из которых двое были престолатами с солидным стажем в десяток лет и более службы. Считая его, каждый четвёртый был воином-магом, а это уже была серьёзная сила. Такая крошечная на первый взгляд группа могла дать бой полусотне обычных бойцов как минимум, а из опасной ситуации выйти с минимальными потерями.

Уже спустя десять минут группа греков с Гемоном во главе подошла к стенам деревни – суть толстому деревянному четырёхметровому частоколу из массивных брёвен, вдобавок укреплённых изнутри. Закрытые ворота были бы на фоне стен почти неразличимы, не обрамляй их края флаги Подолимпья – светло-голубые полотнища со стилизованными изображениями самого Олимпа, представленного величественным храмом. Сейчас они трепыхались под порывами сильного ветра, который в холмах редкостью не был, и делали ворота отчётливо видимыми.

– Открывайте! – Гемон не стал ничего изобретать, просто постучав своим массивным кулачищем по древесине. От ударов этих створки ворот дрогнули, и начали медленно распахиваться вовне, оказавшись всего лишь прихлопнутыми, но не запертыми.

Воины моментально заняли места в строю, ощетинившись копьями, а сам Гемон встал на острие атаки, перехватив поудобнее классические клинок и щит. От его фигуры повеяло слабым ветром, который становился тем сильнее, чем шире открывались ворота…

– Труби тревогу! – Бросил престолат, стрелой бросившись вперёд и двумя ударами изрубив гоплитов, покачивающимися куклами застывших по ту сторону периметра деревни. – Отродья гордеца! Они все здесь и подохнут!..

С большим запозданием поднятые трупы, облачённые в броню солдат подолимпья, пришли в движение, неплотным потоком хлынув на идущего впереди всех Гемона. Остальная группа пристроилась позади, прикрывая лидера и подстраиваясь под его темп: поначалу им приходилось лишь добивать разрубленную, едва способную пошевелиться нежить, но когда из-за домов хлынули целые реки поднятых после смерти жителей, дело начало приобретать достаточно скверный оборот.

– Не выпустить их! – Рыкнул Гемон, одним ударом щита отбросив целую свору живых мертвецов. Взмах меча, вспышка рун на металле – и в ряды врага врубился серп воздуха, а во все стороны полетели конечности и внутренности истерзанных тел. – Держаться!

До подхода основных сил им сейчас требовалось лишь не дать нежити выйти на оперативный простор, где малому числу воинов будет гораздо сложнее. Привлекать же многих – значило рисковать пропустить настоящий удар.

Потому что происходящее явно было всего лишь приманкой для какой-то грандиозной ловушки, вполне в духе гордеца-Локи.

И тем не менее, как бы защитники ни старались, им приходилось с каждым накатом врага отступать всё дальше и дальше, пока в какой-то момент они не оказались на одной линии с воротами. Нежить не испытывала больших проблем с тем, чтобы лезть по трупам сородичей, в то время как живым людям было несколько некомфортно.

А ведь не всякий труп, даже лишившийся головы, окончательно упокаивался – тут явно поработал опытный северянин, неравномерно распределивший магию по разным вместилищам. Какие-то живые мертвецы окончательно погибали от малейшей серьёзной раны, а другие и в виде груды обрубков продолжали шевелиться, пытаясь вцепиться в ноги живых, вгрызться в них или хотя бы просто сковать…

Гемон, улучив подходящий момент, обернулся и оценил обстановку позади.

Войско разбилось на семь частей – четыре прикрывали внешний периметр полукругом, «оперевшись» на стены деревни, две образовали периметр перед воротами, готовясь принимать удар изнутри после того, как малый передовой отряд оставит позицию, и один находился в резерве вместе с Неархом, свирепо осматривающим царящий вокруг хаос.

За те минуты, что двенадцать человек сдерживали живых мертвецов, снаружи произошла целая череда неприятных для защитников Подолимпья событий.

Во-первых, вороны-наблюдатели перешли в наступление. С десяток сбили на подлёте, но некоторые подобрались достаточно близко, взорвавшись на манер проклятого и превращённого в ловушку коня. Сотни и тысячи фрагментов костей обрушились на войско, и не всех престолаты смогли прикрыть.

Полтора десятка человек осталось лежать на земле, и ещё два десятка получило раны разной степени тяжести, которые не сулили раненым ничего хорошего уже в самом ближайшем будущем: северяне традиционно прибегали к сильным проклятьям и отраве.

Во-вторых, дали о себе знать организаторы засады, коих оказалось неприятно-много: три десятка конных лучников до сих пор кружили чуть в стороне, не давая войску Подолимпья спуску. Среди них были и их собственные воины-маги, раз за разом организовывающие всё новые и новые, крайне неприятные сюрпризы.

Напитанные магией стрелы, прилетающие за ними вслед рунные камни, проявления стихий – всё это в совокупности не позволяло обороняющимся расслабиться ни на миг, и заставляло их нести потери. Ранеными, а не убитыми. Но это лишь пока…

Ну а в-третьих, сам Неарх уже долгое время ощущал кого-то крайне могущественного в центре деревни. Кого-то, ранее скрытого неразличимой магией, да и сейчас не позволяющего определить в себе что-то конкретное.

Этот неизвестный вступать в бой не торопился, но стратег считал, что тот просто выжидает удобного момента. Ориентироваться следовало на то, что сумеют устроить вновь появляющиеся в небе вороны, – не иначе, как их запас кто-то пополнял, – и всадники северян.

Нанесут свой удар, создадут удобный момент, и вот тогда-то может случиться непоправимое.

Сам Неарх был в ярости от того, что кратно меньший отряд врага уже нанёс его войску такие потери и грозил нанести не меньше в ближайшем будущем. Но так же он понимал и то, что иначе быть не могло – пусть врагов немного, но количество владеющих магией среди них было велико. Среди одних только варваров-налётчиков стратег разглядел двенадцать таких, в то время как на всё войско в пять сотен человек у него в распоряжении имелось всего двадцать два престолата, не считая его самого.

Но даже так все враги сегодня умрут, и он, один из десяти стратегов Подолимпья, обязан этому поспособствовать!

– Гектор, Пентесилея, Эврипил – соберите конный отряд в два десятка из резерва, возьмите ещё девятерых престолатов! На вас будет уничтожение конницы северян! – Наконец определившись с конкретным планом, – спустя две минуты после первого появления воронов-смертников, – начал раздавать касающиеся ответных действий приказы Неарх. – Патрокл, остаёшься со мной. Организовываешь всех престолатов, что останутся не у дел, и держишься поблизости. В деревне что-то есть, и оно наверняка ударит в самый неудачный для нас момент!

– От нас не уйдёт никто! – Гектор громыхнул кулаком по нагруднику, после чего развернулся и начал собирать свой будущий отряд.

– Исполню, стратег! – Патрокл показал себя не столь эмоционально, но в исполнительности ничем не уступал товарищу. Меньше чем за минуту он уже собрал вокруг себя костяк воинов-магов, сообщив тем о враге в стенах деревни.

Неарх же, вращая головой, пытался не пропустить ничего важного.

Вот очередная волна нежити подступает и выбивает отряд Гемона из ворот, хороня под валом мёртвой плоти допустившего ошибку гоплита – тот замешкался, подставился и не успел отпустить щит, так что его вырвали из строя, в считанные мгновения разорвав.

Но сформированный основными силами внутренний периметр, пропустив себе за спины отступающих соратников, сдержал первый натиск нежити, начав планомерно перемалывать ту. Руны на их щитах, выстроенных в ряд, сверкали в магической синергии, делая и без того крепкую линию практически нерушимой, вспыхивающие огнём копья держали нежить на расстоянии, а мечи рубили прорвавшихся – всё шло, как должно.

Будь мертвецов больше, и даже этого бы не хватило, но Гемон хорошо постарался, а имя погибшего ради этого успеха не будет забыто.

Вот чёрные, словно сама ночь, вороны пошли на снижение, и рассредоточенные по периметру лучники среагировали на это вслед за отдающими команды декадархами (прим.авт: младшие офицеры, управляют десятком воинов. В тексте их полномочия могут быть «расширены» до уровня полусотни бойцов, т.к. исторически десятками командовали всё же просто опытные ветераны, без отдельного звания). Первые стрелы улетают в небо цветастыми росчерками – ремесленники Подолимпья не зря едят свой хлеб и пьют вино, выходящие из-под их рук рунные снаряды отменно справляются с истреблением магических тварей.

Вороны уже были обречены, что Неарх видел не хуже, чем солнечный диск на небосводе. И верно: до рядов обороняющихся в итоге не долетел ни один, а удалённые взрывы трупов не нанесли никому вреда.

Тем временем всадники врага пошли на новый заход, и земля перед строем гоплитов вспыхнула магическими взрывами. Осколки, костяная шрапнель и металл застучали о щиты и доспехи, один из воинов упал, но его тут же утянули вглубь строя, а на его место встал новый боец, издавший воинственный гортанный крик.

Его тут же подхватили все остальные, и, казалось, даже гоплиты в тылу начали втрое быстрее колоть копьями и рубить мечами, истребляя осквернённые, поднятые нежитью тела соотечественников…

– За Олимп! Во славу Богов!.. – Крик Пентесилеи, воинственной девы, заслужившей славу и почёт ещё шесть лет назад, сопроводил вырвавшийся из строя отряд конницы, устремившийся навстречу всадникам врага. До сближения и схватки оставалось ещё немало времени, но обе группы уже обменивались магическими ударами, отчего горел воздух, плавилась земля, выл ветер, хрустел и звенел лёд…

И только тогда чудовищное нечто в деревне пришло в движение, направившись не к воротам, но сильно их правее – туда, где вот-вот должны были схлестнуться с врагом конники Гектора и Пентесилеи!

– Кастор! Развернуться! – Рыкнул Неарх, лично ринувшись к упомянутому декадарху, чтобы поторопить, ободрить и примером задать направление. Снимать людей с ворот он не имел права, но высвободить воинов с прохлаждающегося фланга, приняв риски – вполне. В том, что внутри деревни не человек, а мифическая тварь, очень сильная притом, сомнений у стратега больше не было. – За мной! ВСЕМ! В ДЕРЕВНЕ ЧУДОВИЩЕ! ОНО ГОТОВИТСЯ ВЫРВАТЬСЯ, НЕ ТЕРЯТЬ БДИТЕЛЬНОСТИ! РАССТУПИСЬ!

Неарх покинул безопасную линию периметра одним из первых, и с ним осталось всего два телохранителя. Следом, стараясь поддерживать подобие строя, двигались три десятка гоплитов и восемь токсотов – стрелков, удерживающих на тетивах своих луков сверкающие от переизбытка активной магии стрелы.

Правда, они не успели преодолеть и двадцати метров, прежде чем конные отряды столкнулись – северяне не смогли или не захотели отступить, вступив в отчаянную рубку. Нескольких человек они потеряли, не сумев избежать ударов длинных копий, а их воины-маги оказались скованы совместными усилиями элиты Подолимпья.

Стычка грозила стать разгромной для врага, но в миг, когда Неарх спрыгнул с коня, вооружившись щитом и мечом-ксифосом, деревянная стена деревни буквально взорвалась ворохом щепы и пыли.

Что-то стратег отвёл в сторону встречным потоком плотного, словно кисель воздуха, что-то пехота приняла на щиты – отряд, в общем и целом, почти не пострадал, если не считать временную потерю стрелками возможности увидеть хоть что-то дальше собственного носа. Пыль и грязь, разбитая в труху древесина повисли в воздухе, так что греки с большим запозданием увидели того, с кем им предстояло биться.

Все, кроме их же стратега и его защитников, застывших напротив, пожалуй, худшего врага из всех сейчас возможных.

Массивное змеиное тело в длину достигало пятнадцати метров, а в самой толстой своей части – толщины в три с половиной-четыре метра. Венчала же его верхняя женская половина, размерами ничуть не уступающая части змеиной. Лицо жуткой, гигантской женщины сияло неописуемой хищной красотой, длинные прямые чёрные волосы едва ли что-то прикрывали, а груди и прочие изгибы фигуры приковывали к себе взгляд всякого слабого волей мужчины. Не потому, что они были так уж привлекательны: просто ламии сами по себе считались теми ещё обольстительницами, ибо в том заключалась часть их магических сил.

Потому даже ветераны на какой-то миг застыли, что позволило древней ламии одним стремительным броском сбить конника Подолимпья на землю. Тот, едва рухнув с коня, успел вскочить и отбросить копьё, принять удар ощетинившихся когтями длинных рук на щит и выверенным ударом загнать ксифос приблизившейся ламии под рёбра, магией продавив естественное сопротивление той, но это его не спасло.

Эврипил, опытный престолат и известный в городе человек, оказался похоронен под многотонной тушей взбешённой твари, в первые же секунды получившей неприятную даже для неё рану.

– БОЙ! – Неарх первым бросился вперёд, объятый рвущими воздух потоками ветра. Огромный щит в его руках уподобился пушинке, а первый же выпад меча оставил в земле глубокую рытвину, коснувшись её всего лишь краем материализованного через буйную стихию намерения рассечь врага.

Ламия, потеряв в подвижности из-за торчащего из торса меча, не успела уклониться, и её рука окрасилась в алый. Стратег магическим ударом смог прорубить даже проявившуюся чешую, но инициативу не развил: жуткий женский крик набатом ударил по ушам, вынудив мужчину уйти в глухую оборону.

И не зря: кончик хвоста ударил в щит, и Неарх едва не завалился на спину, устояв лишь потому, что по левую и правую руку от него встали телохранители.

– Втроём не справимся. Нужно потянуть время, прежде чем остальные разберутся со своими врагами… – Неарх оскалился, когда магические стрелы одна за другой попали в древнюю ламию, заставив ту отступить… и укрыться среди северян, которые не торопились разбегаться или иным образом реагировать на чудовище.

Или вернее будет сказать, что они вместе с ламией образовали единый строй, собрав обильную жатву среди членов отряда Гектора?..

Последний с отчаянием рубился с двумя северянами сразу, грудью прикрывая свалившуюся наземь Пентелею, нагрудник которой треснул от могучего удара булавы воина-мага врага. Сама женщина пыталась встать, но обильное кровотечение из-под доспехов и изо рта показывало, что едва ли она сможет дальше сражаться.

У остальных воинов конного отряда дела обстояли не лучше: почти все они спешились, потеряв коней или оказавшись в ситуации, когда бой верхом привёл бы лишь к бесславной гибели. Северяне, пользуясь помощью ламии, перегруппировались, и теперь полукольцом прикрывали своего лидера, колдуна – последователя Локи, иллюзии и подлые заклятья которого разили, порой даже не нанося прямого вреда.

– Нужно уходить, Неарх! – Рявкнул один из телохранителей прежде, чем в его щит прилетел увесистый удар метательного топора, взорвавшегося глыбой льда и оставившей на металле толстый его слой. Ламия вновь завопила, и очередной уже пеший конник оказался жестоко заколот бросившимся на него варваром, вбившим свой кинжал в незащищённую шею воина. Секунда, и северянин уже размахивает окровавленной головой своей добычи, провоцируя остальных воинов Подолимпья на глупости. – Иначе поляжем!..

– Помогите им. Я задержу тварь. – Не обращая внимания на предостерегающие оклики товарищей, Неарх бросился вперёд, собирая в единый поток всю магию, которая была ему доступна.

Внутренности его горели, кожа задымилась, но в какой-то миг хлынувшее вперёд и как бы заваленное на бок торнадо того стоило: оно отделило северян от воинов Подолимпья, унеся и растерзав при том двоих врагов, а ламию заставило отшатнуться и броситься назад. Но свой титул стратег получил не за красивые глаза и не за один лишь ум: была в нём недюжинная сила и умение управляться со своей магией.

Таких, как он называли теодеспотами, и не всякий престолат был способен заслужить этот титул даже на исходе своих лучших лет.

Неожиданно пришедшее в движение торнадо не только перемололо ещё часть северян, укрывшихся за своим колдуном, но и стёрло чешую с кончика хвоста мифической твари, заставив ту взвыть и начать метаться в стороны в попытках избежать смертоносного потока ветра, могущего разметать целое войско.

К сожалению, долго поддерживать такую магию Неарх был не в силах, да и разворачивать торнадо было непросто. Потому уже спустя пару секунд ему пришлось бросать заклинание и отбиваться от взбешённой, испытывающей невероятную боль ламии, часть тела которой походила на освежёванный мясной рулет. Ещё и остаточные потоки взорвавшегося торнадо прошлись по её спине, оставив там несколько серьёзных, глубоких ран.

Теперь тварь никак не влияла на мужчин вокруг, покрывшись россыпью ран и растеряв былую красоту.

– Да помогут мне Боги… – Сорвавшийся с его губ шёпот предшествовал страшному удару, отбросившему стратега назад. И ещё одному. И ещё.

Пока он держался, принимая выпады ламии на щит и ловкими выпадами не давая ей приблизиться для укуса, удара когтями или плевка, но долго так продолжаться не могло.

Смертные были несравнимо слабее даже обычных мифических чудовищ, и только лучшие могли им противостоять.

Стратег относился к таким, но он же при том был вынужден беспокоиться о товарищах, да и сама ламия оказалась не чета обычной. Древняя, яростная тварь была опытна, умела и умна, и продержаться против такой даже минуту – уже немаленькое достижение. Пока ещё она была растеряна, но Неарх не мог не отметить того, что чудище быстро привыкает к его необычному стилю и оружию…

Теодеспот не единожды в своей жизни сталкивался с осознанием собственной неспособности победить в одиночку, но ведь он был и не один, верно?..

– Стратег!.. – По правую руку от мужчины мелькнул человеческий силуэт, и уже следующий удар ламии пришёлся на щит воина, яростно взревевшего и потоком ярчайшего пламени отбросившего монстра. Феогнид, распалившийся, дымящийся и пышущий жаром, успел отразить ещё несколько атак и потерять треснувший щит, схватив свой двуручный меч обеими руками, прежде чем к нему присоединились остальные престолаты.

Все вместе они начали теснить ламию, но…

– Тварь! Стратег, вы в порядке?!

… здраво оценив ситуацию, женщина-монстр нырнула в пробитую ею же дыру в стене деревни. Престолаты, дождавшись отмашки лидера, тут же организовали оборону, и, не без помощи Неарха отслеживая перемещения мифического чудища за стенами, перебили оставшихся северян. Сложнее всего было с колдуном, который успел убить семерых прежде, чем настоящее его тело иссекли честной сталью и подняли на копья, но вскоре всё стихло.

Воцарилось краткое затишье, и стратег смог, наконец, оценить последствия тяжелейшей схватки. Оценить – и осознать, что они или добьют монстра здесь и сейчас, или в следующий раз на пути оказавшейся так близко к Подолимпью ламии может оказаться отряд без единого престолата.

– Готовьтесь. – Тяжело обронил он, скользнув взглядом по телам своих людей. – Мы пойдём за ней. Пусть лучники седлают коней: если она попытается уйти, они должны будут загнать её и убить. Магических стрел пусть берут, сколько смогут.

Быстрая в рывке, настолько большая тварь не могла долго поддерживать высокую скорость. Потому-то загонный метод и считался лучшим, если перед этим ламию удаётся вымотать и обратить в бегство. Редко когда такого монстра удаётся убить на месте, так как разум, общая крепость и сила – смесь, делающая опасным любого противника.

И чтобы по-настоящему окружить древнее мифическое существо, престолатов нужно не полтора десятка, а под сотню. И один теодеспот тут особой роли не сыграет.

– Мы многих потеряем. Люди вымотаны боем, полторы сотни раненых, есть мёртвые среди престолатов… – Феогнид бросил взгляд на Гектора, в ногах которых лежал бездыханный труп Пентелеи. Он сражался, показывая всё, на что способен, но враг всё равно смог её добить одним метким, проломившим шлем ударом в висок.

Быстрая и милосердная смерть, на самом-то деле, ведь её раны не оставляли женщине никаких шансов ещё тогда, когда она была жива.

– Если отпустим её сейчас, то жертв будет на порядки больше. Окружить деревню мы не сможем, дежурить здесь – тоже. И сама она не уйдёт. Не после ран, от нас полученных. Восстановится и начнёт охоту. – Ламии мстительны, ибо эта приписываемая женщинам черта в них возведена абсолют. – Сейчас она ранена и истощена, так что мы должны справиться. Сколько осталось боеспособных престолатов?..

Несмотря на то, что защитники Подолимпья торопились, на подсчёт мёртвых и приведение в относительный порядок раненых ушла четверть часа. Всего в строю осталось одиннадцать воинов-магов, считая и самого Неарха. Этого было мало, но стратег считал, что при разумном использовании обычных воинов ламию удастся принудить к бегству и становлению добычей на охоте для лучников, а при удачном стечении обстоятельств – убить здесь и сейчас.

Потому, отобрав полсотни лучших воинов и собрав всех престолатов, Неарх повёл своих людей за стены: ламию он чувствовал в самом её центре, там, где присутствовал относительный простор и достаточное количество укрытий.

Это, очевидно, было худшее место для боя людей с монстром, но иных вариантов у стратега просто не было.

Только риском они могли предотвратить сотни, если не тысячи потенциальных смертей. Для этого они жили: тренировались, проливая пот и кровь, вкушали пищу и пили вино, которое для них взращивали и производили те, кому нужна была защита.

Воины не могли иначе, и потому никто не высказался против приказа стратега.

– Она впереди. Приготовьтесь! – Прикрикнул Неарх, поднимая щит и меч. В тот же миг ощущаемая им ламия пришла в движение, плавно выскользнув из-за полуразваленного дома в полусотне метров впереди. Израненная, опалённая и безумно скалящаяся, она производила совершенно жуткое впечатление. – Феогнид!

– Да! – Стратег и опытнейший престолат вместе бросились вперёд, оказавшись на острие атаки. Следом шли остальные воины-маги, а замыкали клин гоплиты, готовые в любой момент вскинуть щиты и встать перед ламией непоколебимой стеной.

От волны пламени тварь ушла, взобравшись на крышу, и с неё же перепрыгнула на другую. Дома позади неё только начали рушиться, а ламия уже втягивала ртом воздух, надувая грудь, точно воздушный шар. Секунда – и в неё ударила пара стрел, но тугую струю изумрудного дыма, опустившегося на землю и осевшего на нескольких гоплитах, она выпустить успела. Раздались ужасающие крики боли, и поражённые кислотой воины попадали на землю.

Их тут же закрыли щитами уцелевшие мужчины, но ламия и не планировала развивать этот успех.

Звонко захохотав, она спрыгнула на землю, снесла какой-то сарай и набросилась на подотставших престолатов, которые, к собственной чести, сдержали натиск и оставили твари немало ран, прежде чем Неарх и Феогнид вынудили её отступить своим мощным напором.

– Держать дистанцию, разомкнуть ряды! – Успел отдать приказ стратег, прежде чем его щит потребовался на передовой: ламия молотила хвостом как безумная, не обращая внимания на раны и проливаемую ею же кровь. Люди гибли, чудовище истощалось и обрекало себя на гибель, но наверняка умом она понимала: исход у схватки лишь один, и всё, что она может – это или забрать с собой как можно больше смертных, или умереть позорной смертью дичи чуть позже.

Очередной удар пришёлся на щит Неарха, но на этот раз тот при касании взорвался воздушными серпами, истощив долгое время напитывавшиеся руны. На землю хлынула кровь и упал кончик хвоста, а в заверещавшую ламию тут же врубился Феогнид вместе с ещё одним престолатом, использующим воздушную стихию.

Удар, второй – и древнее мифическое существо, лишившееся обеих рук, заваливается на землю, а в тушу тут же впивается с десяток копий-дори, прижимая ламию к земле.

Тварь размахивает когтями, но не может достать своих обидчиков. Изворачивается, точно змея – и из последних сил выплёвывает сгусток кислотного газа. Двое гоплитов с криками отстраняются, но оставшихся, полных гнева, ярости и желания отомстить за товарищей хватает, чтобы выиграть время для остальных воинов-магов.

Мечи, копья и даже один топор обрушились на чудовище, а финальный удар нанёс сам Неарх, опустив свой тяжёлый щит на череп врага, проломившийся и обдавший всё вокруг ворохом ошмётков костей, мозгов, кожи и чешуи.

Всё стихло на миг, но это было обманчивое ощущение. Над полем боя, в которое северяне превратили деревню, разносились стоны и рычание раненых, где-то занималась огнём древесина, стучали осыпающиеся камни и складывающиеся, точно карточные домики, дома. Ламия нанесла войску огромный урон, и стратег, тяжело дыша и глядя на дело рук своих, понимал – с этого момента ничего уже не будет, как прежде.

Враг совершил свой ход, и теперь Подолимпье ждут тяжелые времена…

***

Интерлюдия: То, чего никто не видел. Спустя несколько дней после Триумфа.

Стояла глубокая и тихая ночь, когда почва под стеной частично разрушенной, заново заселяемой деревни разошлась, и из-под неё начал выбираться худощавый, неестественно бледный, кажущийся почти мёртвым мужчина. С его волос и одежд ссылалась костная пыль, лицо покрывала ошмётками висящая, словно отслаивающаяся кожа, а грудь судорожно вздымалась от слабых попыток сделать первый вдох.

И в какой-то момент ему это всё же удалось, вызвав приступ хриплого, рвущего лёгкие кашля. Брызнула кровь, полетели ошмётки слизистой, но испытывающий жуткую боль мужчина не торопился кривиться.

Он улыбался, заходясь в беззвучном смехе и очередных прерывистых попытках вдохнуть. Магия его постепенно возвращалась, а вместе с тем колдун начинал ощущать себя живым… что не было ни в малейшей степени приятно, но сам факт успеха в этой безумной авантюре перекрывал собою все неудобства.

Глаз ламии, некогда висевший на его груди, распался на слизь и кровь, но свою функцию выполнил, погрузив колдуна в глубокий мёртвый сон. Созданная перед тем кукла выполнила свою функцию, и ублюдки олимпийцев не стали его искать, ограничившись лишь прочёсыванием окрестностей и сожжением трупов. Благо, отверженные выполнили свой долг, перебив столько врагов, сколько было можно, и никто из них не выдал истины обо всём происходящем.

Иначе колдуна вытянули бы из норы, предварительно нанизав на острие копья и провернув то в ране, после чего допросили бы, нарубили на части и сожгли останки – так ублюдки олимпийцев поступали со всеми теми, кто оттоптал им немало мозолей.

И особенно со шпионами глубокого внедрения, суть предателями.

С отвращением коснувшись лица, мужчина ухватился за кожу на лице и начал с остервенением срывать её, бросая ошмётки на землю и открывая миру совсем другое, не такое старое и принадлежащее отнюдь не северянину.

А спустя четверть часа, в достаточной мере восстановившись, колдун поднялся на ноги и, сделав пару шагов по направлению к Подолимпью, окружил себя иллюзиями и растворился в ночи.

Не пройдёт и пары часов, как привлечённые запахом крови хищники затопчут все возможные следы. Новых же инфильтратор просто не оставлял…

Глава 13

«Человек по природе своей есть существо политическое» .

(с) Аристотель, «Политика» .

Я пригубил вино, смакуя на языке его причудливый вкус – виноград, из которого его делали, явно был непростым. В стороне играла на арфе рабыня, создавая непринуждённую атмосферу, а вокруг сновали другие её товарки, прислуживая и радуя глаз минимумом одежды.

Когда я привыкну к тому, что все они считаются просто имуществом, а предложение Аглаоса одолжить мне одну из них на ночь тут в порядке вещей? И привыкну ли? Три с лишкой десятка лет на Земле с её равноправием так просто не забудутся. Но позывы тела уже сейчас сложно игнорировать, а склад общества здесь таков, что найти себе девицу на ночь – задачка со звёздочкой.

Ходить на вечерние пляски? Так времени ой-ей сколько надо, и с целомудренными нравами местных вообще не факт, что что-то обломится. Отсутствие однополых связей, конечно, продвинуло народ в сторону большей свободы в отношениях полов, но это всё ещё весьма тугая и неподатливая система. За секс до женитьбы за яйца уже не подвесят, но проблемы возникнуть могут.

Особенно если девица не из простых, и у её родителей есть планы на выгодный брак.

А брак… Ну, начнём с того, что мужчины здесь подбирали себе жену лишь к тридцати годам, до того довольствуясь, в основном, рабынями, куртизанками и гетерами – «элитными» дамами, позволить которых себе тоже мог не каждый. Образованная женщина тут скорее исключение, чем правило. А уж продающая своё тело и подавно.

Плюс случайные связи, но тут с этим негусто. Девушки в девяноста девяти процентах случаев считались чем-то типа родительского имущества, и не могли даже шага ступить без их на то одобрения. Разве что магические способности проявят себя, но к бой-бабам я как-то по жизни всегда был равнодушен. Не мой типаж.

Иные же после изнуряющих тренировок и жестоких сражений не выживают, уж извините.

Вот и получается, что вариантов всего три: блюсти целибат, издеваясь над психикой, искать девицу на разных празднествах и гуляниях, или совсем прогнуться под местные реалии, скопить нужную сумму и купить себе рабыню. Владеть человеком – это звучит странно, вызывая подсознательную неприязнь, но как я уже решил раньше, это мне нужно прогибаться под этот мир, а не наоборот.

Идеально, впрочем, было бы скомбинировать эти пути в один. Пока потерплю и поосмотрюсь – может, где и правда попадётся девушка, мне симпатизирующая? А в будущем, когда и серебро появится, и такое желание, задумаюсь о рабыне. Может даже не одной: способ воплотить мечту миллионов пубертатных подростков и не только тут доступен легально, только руку протяни.

Ну и серебра накопи бочонок, не без этого, конечно.

Мотнув головой, я вернулся к делам. Полумрак, размеренный рассказ Аглаоса, упомянувшего о трагедии их семьи, его уверенность в том, что такой союзник и друг как я может пригодиться в будущем, рабыни вокруг – всё это конкретно так сбивало с мысли, уводя те куда-то не туда. Добивался ли он этого намеренно, или я просто непривычный, вот и ощущаю себя не в своей тарелке? Кто знает, на самом-то деле.

Но ряд моментов я в памяти зафиксировал и уже осмыслил.

Скажем, услышать подробности о том, что скрывалось под благозвучным Триумфом на самом деле было интересно, полезно и, фактически, бесценно. Когда и откуда бы ещё я узнал об этом, раз архонты приказали не особо распространяться обо всех подробностях, позволив распускать лишь куда менее пугающую часть слухов?

Ведь что такое сотня мёртвых воинов, которые сами подрядились защищать Подолимпье, по сравнению с жуткой смертью семи сотен гражданских? Последнее само по себе подняло бы такой шум, что незапачканным не остался бы никто. Но каким-то образом они ограничили распространение информации: видимо, за стены отселяли либо изгнанников, которых, вроде, выгоняли вообще отовсюду, либо целые семьи.

И если в одной деревне сгинули именно такие ячейки общества… спохватится ли кто-то вообще? Уверен: архонты сделают всё, чтобы не спохватились, или по крайней мере не подняли бы бучу. В этом плане их действия были предельно понятны, так как именно паники этим деятелям политики и войны сейчас только и не хватало для полного счастья.

Когда старый враг непонятным образом подлизался к местной мифической твари, да ещё и древней, внутренние конфликты могут оказаться фатальными.

– Я слышал слухи об этом, но без подробностей. Без рассказов о деревне и убитых селянах… – Начал я спустя пять минут после того, как Аглаос закончил свой рассказ. Он позволил мне подумать, а сам сидел, наслаждался вином, музыкой и прибывшей танцовщицей: казалось, у него тут целый гарем рабынь собран, причём захваченных в самых разных доменах. – И того, что я знал хватало, чтобы объяснить решения архонтов, но теперь всё предпринятое кажется даже несколько недостаточным.

– Мобилизовать каждого двадцатого мужчину они решаться лишь когда ситуация накалится до предела. Иначе никаких запасов и арсеналов не хватит надолго. – Ну, можно сказать, он подтвердил мои измышления в этом направлении. – И, как ты теперь понимаешь, крепкие союзы и товарищи – то, без чего в грядущей буре можно и не устоять. Я верю в то, что ты перспективен, Клеон, и потому хочу протянуть тебе руку помощи. В будущем же мы сможем встать бок о бок как союзники, и тогда несдобровать нашим врагам…

– Врагов и у меня порядком, Аглаос. Как бы не получилось, что они ополчатся против тебя в итоге. Я-то нахожусь под опёкой жрецов Гермеса, милостью которых смог дожить до шестнадцати и получить шанс вернуть величие своего рода… – Об этой части моей истории он, впрочем, и сам был в курсе. – Но о тебе такого не скажешь.

– Мы с фракцией Леонида и без того находимся по разный стороны баррикад. Он из тех, кто ратует за переброску сил в направлении доменов соседей. Мы же делаем всё для того, чтобы сначала освоить подходящие территории на юге, удалённом от основных точек соприкосновения доменов и городов мифических существ… – Пояснил он на мой вопросительный взгляд. – И из-за недавних событий наши противники укрепят свои позиции. Конфликту быть в любом случае, и уж поверь – ты ничего там не поменяешь. По крайней мере пока что.

– Пусть так. Но твои слова… ты же понимаешь, что я не приму благотворительности в свою сторону? – Вздел я бровь, озвучивая, надеюсь, вещь очевидную.

– А жрецы? – Задал встречный вопрос мужчина, подавшись вперёд и забросив в рот виноградину. – Их помощь ты принял, разве нет?

Я качнул головой:

– Мы заключили сделку, выгодную в большей мере для них, чем для меня. Десять лет владения даже теми ошмётками, что остались от имущества моей семьи – это немало. А взамен всего лишь право посещения занятий по общедоступным предметам, да доступ в малую часть библиотеки храма. Могло бы не быть этого, но они сами предложили. – Пожал я плечами.

– Допустим, Клеон, допустим. Но гордыня – это нехорошо. Никого она ещё не доводила до добра. Ты можешь принять мою руку помощи сейчас, и отблагодарить после, когда встанешь на ноги. Так будет куда проще для всех. Или, если тебе так уж претит «благотворительность» в твоём отношении, отработаешь всё верной службой под эгидой моей семьи. Станешь значимым человеком, и это покроет все возможные разумные инвестиции. – Аглаос отпил вина, протянув бокал рабыне, которая тут же его наполнила. Сделав ещё глоток, он задумался на несколько секунд, подбирая слова. Но я всё равно заговорил первым.

– Я не против дружбы и службы, Аглаос. Но не в таком виде, какой ты предлагаешь. Выполнять работу и получать за это деньги я готов, но не распоряжаться чужим серебром, чтобы после отдавать долги. – Потому что неизвестно, куда такой подход может привести. Я не самая беспринципная скотина на земном шаре… кхм, на поверхности домена, так что на добро тоже предпочитаю отвечать добром.

И если всё так повернётся, что я встану перед тяжёлым выбором, то лучше было бы, что б нас связывал минимум обязательств.

– Но… а, пусть будет так. – Не стал спорить мужчина с таким видом, будто я ему лимон скормил. – И как ты видишь свою службу в таком случае?

– Как-то не было возможности заранее об этом поразмыслить. – Надеюсь, выражение моего лица его не заденет за живое. Но правда же: для меня само это предложение было отчасти неожиданным, хоть я и думал о такой возможности. – Но я хорошо считаю, многое видел и хорошо себе представляю, как живут люди во внешних частях города. И как на них заработать. У тебя есть там свои интересы?

– Не так много, но есть. Отец всё собирался, но так и не начал экспансию в том направлении. Много специфики небогатых горожан, знаешь ли… – Глаза его приоткрылись от настигшего его озарения. – Не хочешь ли ты предложить?..

– Я многих там знаю по именам. Неплохо понимаю, что и как работает среди «небогатых горожан», как ты выразился. Мне известны их потребности и, отчасти, возможности. А ещё у меня всё неожиданно хорошо с математикой. Договариваться я тоже умею, складно говорить, опять же, могу, если нужно… – Весьма непросто было одновременно и хвалиться своими умениями, которых не должно быть, и облекать их в понятный местным вид и форму. Тобишь, обставлять всё так, чтобы обоснуй был предельно простым: ну бегал же дурачок со своими посланиями, запоминал многое, видел и слышал. А сейчас подлечился милостью богов, всё вспомнил и стал о-го-го каким полезным! Математика? Да к чёрту её, дар богов и всё тут! – Не знаю, есть ли у тебя интерес к заработку серебра на бедных, но я, предположим, могу собрать информацию, оценить то что уже есть, прикинуть кое-какие свои идеи, и…

– Ты поговоришь об этом с Эвбулом, моим помощником и писчим. Через него мы ведём дела в полисе, и он же скажет, стоят ли чего-то твои слова. – Оборвал меня на полуслове Аглаос, на лице которого застыла лисья ухмылка. Правда, следы фингала на морде несколько смазывали вспечатление. – Но для начала, друг мой, тебе нужно освоиться здесь, а нам – проверить, на что ты годен. Если ты действительно так хорош в естественных науках, то для тебя не составит труда помочь ему с ведением дел и счётом. Платить буду, как ты и хотел, не больше, чем любому другому на твоём месте. Точно скажет Эвбул, но никак не меньше… – Аглаос покосился на своего помощника, и тот, прокашлявшись, пришёл господину на выручку:

– Наёмным работникам с образованием и нужными навыками мы платим за работу, а не за время, господин. Но в среднем хороший счетовод и писарь зарабатывает четыре драхмы в день.

– … не меньше четырёх драхм в день. – Довольно кивнул Аглаос. Видно, названная сумма его устроила. – Окажется, что твои познания и идеи могут быть прибыльными, и мы поднимем вопрос о дополнительной плате. И наоборот, если ты не будешь справляться. Тебя устраивает это, Клеон?

Учитывая тот факт, что как посыльный за полный рабочий день «я» зарабатывал максимум одну драхму, а после «прояснения мозгов» мог бы подняться край до двух, это предложение было очень выгодным.

Добираться досюда ближе, чем до храма, а работёнка явно непыльная: я ещё на уроке понял, что наставник при храме со счётами ворочал цифрами медленнее, чем я в уме. А это уже возможность более быстрого выполнения работы, так как, подозреваю, нужда в ведении расчётов тут не бесконечна. Дадут задание, выполнил – гуляй, держать вхолостую никто не будет, не в офисе на окладе, чай.

Ну и перспективы, куда без них? Я, конечно, не хотел светить идеями о ведении бизнеса «из будущего», но, может, получится сделать это незаметно, а то и выдать за чью-то ещё придумку? Есть у меня ряд мыслей касательно того, что можно организовать среди ремесленников, рабочих и бедняков ближе к окраинам. Очевидные и простые вещи, которые, в теории, могут принести первопроходцам солидные дивиденды…

Разберёмся, в общем. Пока же нужно хвататься за шанс, раз уж выпала такая возможность. Вот уж действительно: по воле богов.

В частности, Дионис с тем стражем подсобил, ага…

– Устраивает. Когда приступать?

– Если у тебя нет дел, то Эвбул прямо сейчас и проверит твои навыки. – Глава семьи кивнул на своего помощника, который на протяжении всего разговора не забывал карябать что-то на табличке в своих руках. – О самой работе и делах наших он тебе тоже всё расскажет. И, Клеон, надеюсь, мы будем полезны друг другу.

– Эти надежды взаимны. Да хранят тебя боги, Аглаос, сын Эврипила.

– Да хранят они и тебя, Клеон, сын Трояна…

Так мы и раскланялись, в общем-то. Аглаос хотел ещё попировать какое-то время, но спохватился чему-то и в спешке удалился по своим делам. А Эвбул, в ближайшем рассмотрении небольшой ростом мужчина лет тридцати с крупным носом, широкими бровями, узким лицом и цепким, внимательным взглядом маленьких серых глаз, повёл меня в свой рабочий кабинет, предварительно отдав целую вереницу команд рабыням.

Те слушали молча, так же молча кивали и исчезали в коридорах так, что в какой-то миг в зале не осталось ни следа недавнего приёма пищи и прошедших переговоров.

Что же до поместья, то само по себе оно не было таким уж колоссальным по меркам двадцать первого века. Потому обозначенная комнатушка обнаружилась спустя минуту, и представляла из себя нечто на пятнадцать квадратов максимум. Окно, стол, пара стульев, стеллажи вдоль стен, пара масляных ламп, рабочие принадлежности – вот и всё нехитрое убранство.

Учитывая должность этого человека, вроде бы даже мало, но в местных реалиях такое место уже было чем-то выдающимся. За ту же лампу, самую простую, можно было отдать и три десятка драхм, что равнялось месячному заработку весьма трудолюбивого ремесленника – гончара какого или каменщика.

Эти же были красивыми, украшенными бронзой и серебром, так что тянули на сотню или больше.

– Итак… Клеон, верно? – Мужчина устроился на широком стуле за своим рабочим столом, окинув меня взглядом. Инстинктивно он уже схватился за свиток справа от себя, но вовремя отпустил тот и сложил руки перед собой, сделав вид, будто ничего не было. Трудоголик, блин. – Ты утверждаешь, что хорош в расчётах. Я не ошибся?

– Всё верно. – Я кивнул, продолжая стоять. В сторону стула даже не дёрнулся, ибо раз не сказали – значит нефиг. Я тут на позиции непроверенного подчинённого, за которым нет ничего кроме слов, так что наглеть не стоит. Пока не стоит.

– Я знаю о том, что ты помог Пандоре. Как и о том, что это господин пригласил тебя. Но я не могу понять, как так вышло, что у тебя вдруг обнаружились способности в науках? Реши-ка для меня эти примеры…

К моему удивлению, Эвбул не стал устраивать долгих вступлений, или, как это водится тут, вести светские беседы. Вместо этого он сразу перешёл к делу, засыпав устными задачками. Счётов не выдал, но они мне и не требовались. Я быстро и чётко отвечал на все вопросы, какие только приходили ему в голову. Сложение и вычитание, деление и умножение, дроби и проценты, верха геометрии – объёмы, если быть точнее, плюс кое-что из естественных наук, применимое на практике.

Фактически, мы очень быстро перешли от чистых расчётов к тому, что делало образованного человека образованным. Даже бумагу лично помарать довелось, когда дошли до самых интересных задачек, решить которые в уме я мог, но не стал, чтобы совсем уж не палиться. «Экзаменатор», покивав на мою просьбу предоставить табличку для записей, подсунул мне бумагу с тростниковым пером – то ещё извращение, на мой взгляд, но тут иные почти не использовались.

(прим.авт: Да, у древних греков в почёте были дощечки и глиняные, покрытые воском таблички, на которых корябали все записи. Был так же папирус – мало и очень дорого. Ещё пергамент, но тоже недёшево. По нему как раз и «елозили» тростниковыми перьями, заполняя те изнутри красителем. Но за две тысячи лет «наши» греки не могли совсем ни в чём не развиться, так что – вот она, бумага. Но таблички тоже никуда не делись, они дешевле, многоразовые, плюс позволяют исправить ошибку просто стерев слой воска).

И – да, бумага на самом деле тут присутствовала. Каюсь: в библиотеке я на это и внимания-то не обратил, сочтя наличие книг чем-то самим собой разумеющимся. А ведь это само по себе шок и трепет, так как древние греки прославились своей страстью к восковым табличкам и «вечным» каменным плиткам, без которых чёрта с два их записи дожили до наших времён на старушке-Земле. Ну не было у них две тысячи лет назад бумаги, и всё тут!

А в домене – хоп, и появилась. Значит, кто-то её уже производит, и тут я пролетаю, как фанера над Парижем…

Но вернёмся к нашим бара… кхм, работодателям. Таким незамысловатым образом Эвбул решил проверить, умею ли я писать на бумаге, что было и правда непросто. Представьте перо, но в три раза неудобнее. И цена кляксы или ошибки на одном листочке – четверть жалования за день. Здорово, правда?

Вот и мне не понравилось, так что писал я аккуратно, почти что нежно и очень медленно, как, впрочем, и всякий разумный человек в этом дивном мире, не желающий после рабочего дня оставаться должным.

В конечном счёте Эвбул прогнал меня через все тесты, какие только пришли ему в голову. И на исходе второго часа, когда я и сам уже подустал, он упёр локоть в стол, ткнулся лбом в ладонь и, застыв так, тяжко вздохнул:

– Скажи мне, Клеон, правда ли ты был слаб умом? Или то был план твоей семьи по сохранению наследника после поражения в войне родов?..

Высказанное предположение оказалось настолько хорошим и интересным, что мне на какой-то миг даже захотелось всё переиграть и вкорячить его в мою легенду… но я не стал этого делать. С наскока, вот так перепрыгивать с одних рельс на другие было ещё более рискованно, чем проворачивать то, что проворачивал я, прикрываясь полученным от богов исцелением.

До Олимпийцев хотя бы не достучишься с такой мелочью, а сколько людей, работавших на нашу семью, контактировавших с ней и видевших меня лично в малые годы бродит сейчас по полису?

Да хренова гора небось, и каждый может разоблачить такую грубую ложь.

– Правда. – Кивнул я. Вот с этого-то момента я впервые опишу свой недуг в деталях, выгодных мне. Как раз и слушатель благодарный, не обделённый умом и заинтересованный в том, чтобы понять, что я за зверушка такая. – Но я всё равно БЫЛ, Эвбул. Я запоминал, видел… просто разум мой был словно отсечён пеленой, которая развеялась лишь на представлении богам. Меня ведь и дома пытались учить, надеясь на восстановление. Отец немало потратился на наставников, которые читали лекции тому, кто не мог даже ответить, но запоминал каждое слово. Сейчас же я осмыслил почти всё, упорядочив воспоминания в голове. Местами, конечно, я всё ещё знаю недостаточно, но это в скором времени исправят на уроках в храме.

– Это видно. Но, как по мне, так тебе проще было бы посещать уроки в гимнасии. Пара драхм в месяц, и нет нужды подниматься на гору. Уверен, что там тебя и допустили-то только до самых общих занятий… – Пробормотал Эвбул почти что себе под нос, явно пустившись в пространные рассуждения. – А как у тебя с памятью, юноша?

– Я хорошо запоминаю. И цифры в том числе.

– Прекрасно. Глупый, на самом деле, был вопрос. – Мужчина хохотнул, потянувшись к одному из свитков на столе… и вновь себя одёрнув. – Что ж, с проверкой мы, что понятно, закончили. Ты прекрасно подойдёшь для такой работы, если, конечно, не будешь лениться. А это значит, что сейчас мы перейдём к прочим необходимым тебе, юноша, знаниям. Готов внимать? – Я кивнул. А что ещё делать? – Семья господина Аглаоса занимается строительством, владеет землями в черте полиса и вне его, имеет доли в шахтах на юге, славится своими воинами…

Вот тут-то мой мозг и начал пухнуть от обилия знаний, которые в меня вознамерился утрамбовать этот сухонький мужичок, память у которого оказалась прямо-таки всеобъемлющей!

Моя-то головушка не иначе как из-за переселения душ работала на порядок лучше прежнего, так что я запоминал влёт что угодно. Но даже так ваш покорный слуга, казалось, едва поспевал за этим дельцом от мира древних греков. На нём буквально держались все дела семьи Аглаоса, он помнил обо всём и всем же управлял, уверенно распределяя средства, организовывая подчинённых и планируя краткосрочные и долгосрочные инвестиции.

Конечно, всё это было как будто попроще, чем на Земле, но там и не один человек занимался такой прорвой дел!

– Скажи, Эвбул, разве у тебя нет помощников? Ты ведь тот, кого могут захотеть убить или покалечить враги семьи, чтобы нанести Аглаосу вред. Первоочерёдная цель. Да и усталость никто не отменял. Как можно тянуть на себе столько всего?

– Поживи с моё, и узнаешь ответ на последний вопрос, юноша. Есть такое слово – надо. – Мужчина улыбнулся, прищурившись. – А помощники… Я всего лишь тот, кто обобщает результат и принимает дальнейшие решения, Клеон. Не будет меня – всё продолжит работать, нужно будет лишь собрать в единый пучок выпущенные нити управления. Для того я и делаю записи.

– Тут только на то, чтобы со всем ознакомиться уйдёт не одна неделя… – Я обвёл взглядом стеллажи со свитками и книгами. Едва ли просто прочитав всё это удастся вникнуть в дела: нужно будет встречаться с теми, к кому эти «летописи» относятся, а это тоже время.

– Ищущий да обрящет, юноша. – Вот уж действительно. – И меня не так-то просто будет убить в этих стенах. А вовне я выхожу лишь с сопровождающими раз в пару декад, не чаще.

– Это очень необычно. Оставаться взаперти без возможности спокойно выйти наружу… ты ведь не раб, так почему?.. – Я покачал головой. По сути, мужичок этот заперт в поместье, трудясь на благо семьи. Чужой семьи к тому же.

Конечно, платят ему наверняка хорошо, да и условия предоставляют приличные… но я бы так никогда не смог.

– Ещё мой отец занимал место, которое ныне принадлежит мне. В этом нет ничего удивительного. – Он развёл руками. – Свобода слишком эфемерное понятие, чтобы гнаться за нею. Зато стабильность – это то, что можно буквально пощупать руками.

– И всё же, это не объясняет, почему ты не подготавливаешь себе… не знаю, заместителя? Наследника?..

– Потому что важные дела должны быть в руках того, кому можно всецело доверять. Это должен быть способный человек высоких моральных качеств, что редкость даже среди элиты элит. Учу-то я многих, но все они были почти как ты в будущем, если всё сложится. Тот, к кому из поместья протянется очередная нить управления. – Я хмыкнул. – И у меня есть сын, который в будущем займёт моё место. Не всё то, что ты можешь видеть, беспрекословно определяет истину, знаешь ли.

Я даже смутился немного. Видимо, разговор с Аглаосом и последующая проверка действительно малость выбили меня из колеи. Расслабился я, чего уж греха таить.

Не хватало ещё подставиться ненароком, сказав то, что говорить точно не следовало. И так по краю хожу, опираясь на воспоминания этого тела, полностью переваренные, проанализированные и ставшие моими. Пытаюсь натянуть сову на глобус, чтобы просто залегендировать всё то, что в принципе можно показать.

Импровизирую, так как мои планы в большинстве своём лежали далеко от поступления на службу богатой семье, да ещё и в роли бухгалтера, мать его ети!

Но на что не пойдёшь ради шанса быстро подняться наверх?

Тут тебе и солидная оплата за будущий труд, что позволит больше времени уделять тренировкам и учёбе, и социальные связи в верхах социума, и возможность присмотреться к тому, что происходит в полисе из первых рядов.

Да даже если меня не допустят до по-настоящему важных документов, во все времена считающий деньги и умеющий делать выводы человек был вполне себе «при информации», а это дорогого стоит!

– Я и правда поспешил с выводами. – Я склонил голову. – Что ещё я должен знать?..

Стоит ли говорить, что в итоге с Эвбулом мы разошлись лишь ближе к вечеру, успев посидеть за чашечкой вина, отужинать и даже обсудить мои мысли касательно способов заработать серебра?

Человеком он оказался понимающим и мудрым, многое забраковал, но кое-что пообещался проверить и, если дело стоящее, рассмотреть возможность выплаты мне причитающегося почти сразу, а не после того, как новшества начнут приносить прибыль. Вошёл, так сказать, в положение, хоть я его об этом не просил и никоим образом на сие не намекал.

Таким незамысловатым образом и закончился этот подкинувший мне пищу для размышлений день…

Глава 14

«Всё течёт, всё меняется».

(с) Гераклит.

Проснулся я засветло, когда порядочные граждане ещё радовали своим присутствием царство Морфея. Встал, поел, привёл себя в порядок и в быстром темпе добрался до гимнасия, где в гордом одиночестве, – реально, тут никого поначалу не было, – навалился на тренировки. Бесконечная череда повторений стандартного комплекса молодых атлетов, и к моменту, когда на площадке начали появляться первые ранние пташки, я уже собирался уходить.

Практика показала, что такой вариант тренировок-во-тьме имеет право на жизнь, ибо ежедневные нагрузки всяко лучше плавающих, день-то у меня занят. Где-то через месяц-два таких занятий мои телеса вернутся в норму, а дальше останется лишь держать себя в тонусе и учиться, учиться и ещё раз учиться хотя бы тому же воинскому искусству, чем сейчас занимался каждый второй юноша.

Выступление воинов-магов сильно повлияло даже на тех, кто его не застал, так что до меча руки не дотянулись только у самых задохликов… и у меня, ибо я не торопился, понимая, что за двумя зайцами гоняться мне не с руки. Да и стоять в очередях на тренировочное снаряжение и наставников было удовольствием сомнительным.

Реализация задумки архонтов пока шла как по маслу, и потенциальные новобранцы с энтузиазмом осваивали воинское ремесло. Что тут ещё скажешь?

Дальше – рутина: купальни, дом, ещё один приём пищи и дорога до жилища Аглаоса, где меня встретил заспанный Эвбул: как и ожидалось, окромя молодых атлетов да трудяг из бедных мало кто вставал в такую рань.

Но возмущаться мужчина не стал, проводив меня в один из кабинетов, ранее пустовавших, и обрисовав фронт работ.

– Итак, Клеон, сегодня ты применишь свои знания на практике. Я надеюсь, что одного дня тебе тут хватит, но если что – обращайся за советом, я буду работать в соседнем кабинете, когда закончу с пищей. Вопросы?

– Вопросов нет. Я начну? – Окинув взглядом ровные стопки деревянных табличек, возвышающихся вдоль стены в три слоя, я мысленно уже потирал руки.

– Всё вы, молодые, куда-то торопитесь. Ты же даже задачи не знаешь, а всё туда же. – Усмехнулся Эвбул. – В этой груде отчёты мастерских, торговых палаток и лавок крайней северной части полиса за последние восемь месяцев. Доходы, расходы и прибыль нужно подсчитать и свести в единое число, а так же осмыслить всё это, отыскав лишнее и подозрительное. У нас есть подозрения, что управляющие сговорились и начали воровать. – Теперь на груду я уже смотрел с подозрением, но энтузиазм пока держался. – В конечном счёте ты должен представить свои выводы и одну дощечку, с которой удобно будет ознакомиться господину Аглаосу. Можешь приступать.

Сказал – и вышел в лишённый двери проём, оставив меня наедине с пустыми дощечками, писчими принадлежностями и тремя сотнями отчётов плюс-минус. Само задание серьёзным не выглядело, но я взялся за эту работу ударными темпами. А как иначе?

Стажировка, считай, и от того, как я себя сейчас покажу, будет зависеть оплата моего труда. Плюс интересно мне, что и как там тратится-расходуется: если регулярно совать свой нос в такие дела, можно наработать этакую теоретическую базу, с которой уже можно пробовать в бизнес. В перспективе роль управляющего – это тоже вполне себе ничего, особенно если организовывать что-то прибыльное и иметь с этого хорошие проценты. Эх, мечты!..

Полностью погрузившись в работу, я читал и писал, формируя заметки, выписывая всё подозрительное и вкратце перенося на воск свои умозаключения. Ну а практический опыт применения стилуса достиг необходимого минимума в первые полчаса, когда я безвозвратно испоганил одну из табличек, в процессе исправления косяков стерев с той воск аж до непосредственно древесины!

Очень уж много нюансов вскрывалось в процессе изучения этого, с позволения сказать, «архива». Пришлось даже пару раз обратиться к Эвбулу за уточнениями: каковы, например, обычно расходы на «благодарность» страже, или каким может быть разумный процент брака у мастера-гончара.

По большей части я до всего сам доходил, пользуясь мозгами по назначению, но не всегда выводы были очевидны. Вот и приходилось вертеться, да.

Так или иначе, но результаты моей работы оказались неутешительными для доброй половины тех, кто несколько месяцев кряду составлял отчёты: воровали они много, рассчитывая на то, что отправляемые ими в поместье таблички никто не станет проверять одним махом за большой срок разом.

Ещё и сговор имел место быть, так как управляющие двух мастерских и трёх торговых палаток каждый месяц не иначе как совместно выбирали повышенную статью расходов, отмывая таким образом воруемое серебро.

Мол, в этом месяце лютует стража, тут начали болеть рабы, там подорожали перевозки – по-отдельности вроде нормально, но не когда эта «чума» настигает пять объектов из отслеживаемых двенадцати, у которых как раз-таки всё в пределах нормы.

Ну, подворовывают малость, но кто не без греха?

А вот на такое масштабное действо внимание не обратить сложно, так что к третьему часу пополудни у меня оказалась в полной готовности «книжка» из стянутых вместе бечёвкой дощечек, со всеми цифрами, выводами и рекомендациями.

На одну всё просто не влезло, да и пока я не совсем понимал, насколько подробно нужно переносить собственные размышления «на бумагу». Напишешь мало – непонятно, много – объёмно. Не напишешь совсем, расскажешь на словах, и в архивах появится хрен пойми что и сбоку бантик по сути, который в будущем сам же и проклянёшь. Я честно попытался найти золотую середину, но вышло ли?

И со всем этим хозяйством я в итоге постучался в кабинет Эвбула, занимающегося примерно тем же самым, но с поправкой на собственные опыт, навыки и уровень доверия.

– Что случилось, Клеон?

– Я закончил. – Говорю, проходя вперёд и протягивая свои записи «главбуху». Тот приподнял брови, но книжку принял, пробежав глазами по первой странице и сразу углубившись в чтение. При этом на миг оторвавшимся от этого действа взглядом он умудрился показать: давай, мол, рассказывай, что к чему. – Суммы по расходам, доходам и прибыли я подсчитал и выписал на первой дощечке. Но у меня есть основания полагать, что мастерские и лавки пятерых управляющих сговорились и организовали хищение средств, списывая те под благозвучными предлогами. Например, плата страже, перевозчикам, лечение рабов и найм замены им и прочая, прочая. Судя по отчётам других их коллег, оказавшихся у меня на руках, все проблемы настигали исключительно этих пятерых. Да и я сам знаю, что описанного нет и быть не может. Разве что в виде единичного исключения, но точно не каждый месяц…

Я разливался соловьём, пока Эвбул удовлетворённо кивал и сверялся с другой табличкой, ожидавшей моего прибытия на его рабочем столе. Даже издалека я вычленил взглядом те же цифры сумм доходов, расходов и прибыли, но не более того.

Благо, спустя несколько минут мужчина таки решил удовлетворить моё любопытство:

– Знаешь, Клеон… – Он поднял на меня уважительный взгляд. – Вчера с этими отчётами закончил работать мой сын, и цифры ваши сходятся. Но самого важного он, похоже, и не заприметил. Я сам не справился бы лучше! Превосходная, а главное – быстрая и точная работа. И теперь я уверен в том, что ты ныне на своём месте. Не юноша, но муж!

Должно быть, эти похвальбы должны были вогнать меня в краску или замотивировать на дальнейший упорный труд, но ничего кроме удовлетворительной ухмылки на моём лице «главбух» так и не увидел. Вздохнул, – уж не знаю, потому ли, – и распахнул резную деревянную шкатулку на своём столе, с весёлым перезвоном отчитав из неё восемь серебряных монет – драхм.

– Как я и говорил, наёмным работникам мы платим за сделанное, а не за время в этих стенах. Ты славно потрудился, так что прими эти деньги как плату за свой труд. – Я благодарно кивнул, забрав серебро. Очень солидно получилось, за четыре-то часа! – Как смотришь ты на то, чтобы в ближайшее время получать схожие задачи? Есть кое-что в архивах, что следовало бы проверить, да на то у меня не было времени.

– Если это нужно сделать, то я не могу быть против, Эвбул.

– Славно. Только не думай, что каждая работа будет заслуживать лишних монет. Сейчас ты меня впечатлил, да и сумма уворованного негодяями слишком велика. За такое не грех заплатить больше. Но обычно у нас такого не бывает…

– Значит я просто буду справляться быстрее. – По-доброму усмехнулся я. – Я могу сегодня ещё чем-то помочь?

– Увы. Я не думал, что ты справишься так быстро, и не отобрал для тебя другой работы. Подготовка же займёт время, а рабы сейчас привлечены к другой работе. – Нахмурившись, был вынужден признать мужчина. Ему как будто не нравился сам факт того, что он в чём-то ошибся. – Приходи завтра в то же самое время, Клеон.

– Обязательно. Передавайте мои добрые пожелания Аглаосу…

Мой непосредственный руководитель кивнул, а я удалился из кабинета. В кошеле звенело серебро, сама работа оказалась не трудной и интересной, а впереди времени было – завались! Вполне хватит, чтобы наведаться в общественную библиотеку…

К сожалению, планам моим не суждено было сбыться, ибо у самого выхода из поместья я наткнулся на довольно-таки личную сцену: брат и сестра спорили на повышенных тонах, и ни один не желал уступать другому.

– Ты не понимаешь!

– Я?! – Аглаос стоял ко мне боком, так что я увидел, как исказилось в гневе его лицо. – Нет, Пандора, это ты чего-то не понимаешь! У женщины в нашем обществе есть определённая роль, и с попустительства отца ты этого не понимаешь! Но теперь его нет, а твои действия ставят под угрозу репутацию всей семьи! Ещё немного, и тебя начнут считать блудной девой, поймёшь же ты наконец?!

– Но выдавать меня за этого ублюдка!..

– Он – наш давний партнёр и союзник! Наша мать происходит из его рода! Твой прадед из его семьи! И ты называешь такого человека ублюдком?!

– Прости. – Пандора потупила взгляд. – Я перегнула палку. Но и ты хорош, вести такие переговоры за моей спиной!

Аглаос тяжело вздохнул, обернувшись и посмотрев прямо на меня. Я ведь и не скрывался совершенно, да и он заметил меня в первые же секунды.

– Извини за эту сцену, Клеон. Пандора. – Мужчина посмотрел на сестру. – Пойдём. Продолжим разговор в моих покоях.

– Не пойду! – Не в меру наглая девица сложила руки под грудью, демонстративно отвернувшись от брата. Тут даже я охренел: если она так себя постоянно и со всеми ведёт, то даже удивительно, что она всё ещё свободно перемещается по поместью.

Аглаос протяжно и тяжело застонал, бросив на меня неоднозначный, с трудом поддающийся расшифровке взгляд.

– Клеон, могу я тебя попросить кое о чём?

– Если это в моих силах. – Я кивнул. Потому что негоже было отказываться. Да и настроение хорошее, почему бы и не помочь работодателю?

– Забудь обо всём, что сейчас видел. Эта проблема должна остаться внутри семьи, а эта девица и так уже принесла нам немало проблем.

– На цепь сажать не пробовали? – В шутку спросил я, криво усмехнувшись.

– Иногда я думаю, что это и правда единственный оставшийся вариант. – Совершенно серьёзно ответил Аглаос. – В этом городе, кажется, о её проступках не судачат только из уважения к нашей семье. Но даже нашей репутации может не хватить надолго.

Я развёл руками:

– Никогда не оказывался в такой ситуации. Но знаешь, со стороны это выглядит так, словно ей просто нужно дать, чего она там хочет. – Я поскрёб щетину. Щетину?! Ё-моё! Тело оживает! – Один мудрый философ сказал так: не можешь предотвратить – возглавь.

– Вообще-то я ещё тут. – Насупившись почти что прорычала девушка, на вид кажущаяся совершенно беззащитной. Но тон её, как и манера держаться, лучше подошёл бы какой-нибудь боевитой фурии.

– Знаешь, Клеон, в твоих словах есть смысл. – Покивал Аглаос. – Значит, вариантов у тебя, сестрица, теперь три, а не два.

– Три?! – Возмутилась она. – А какой второй?

– Первый – свадьба. Второй – в послушницы к Афродите… – На этом моменте девушка покраснела и явно забыла, как дышать. И я мог её понять, так как служительницы этой прекрасной богини, мягко говоря, специфичненько живут. Если вкратце описывать, то почти что монахини, чурающиеся мужчин и обитающие в своём храме и его окрестностях от посвящения до смерти. – Ну и третий, наиболее сомнительный, это в ученицы к Эвбулу. Будете с Клеоном на пару постигать науку ведения дел и заработка серебра…

– Какое я тебе злое зло сделал, Аглаос?

– Какие дела?! За что, брат?! – Синхронно со мной возмутилась эта соплячка.

Мужчина же усмехнулся, скрестил руки на груди и чуть наклонил голову, с насмешкой глядя на сестру. И, неожиданно, бросив на меня просящий взгляд.

– Ты ведь хотела жить по-настоящему? Пожалуйста. В воительницы ты не годишься, ремёсла освоить оказалась не в силах. Остаётся только счетоводство. И польза семье, и, если справишься, я в рамках исключения позволю тебе повлиять на твою дальнейшую судьбу. – Говорил Аглаос так, что становилось понятно: чёрта с два он своё мнение изменит. Скорее реально упакует сестричку, да отвезёт её к храму Афродиты. А там из неё быстро выбьют всю дурь, получив на выходе образцовую служительницу. Куклу с безжизненным взглядом, хоть и до одури красивую. – Варианты тебе теперь известны, можешь выбрать, какой больше по душе. Но завтра ты должна прийти ко мне с ответом. Клеон…

– Между прочим, Эвбул по результатам проверки сказал, что и сам не справился бы с порученной мне работой лучше. – Наконец-то возмутился я. – Подучиться придётся, конечно, но эта девочка за мной уже не угонится…

Мужская солидарность – она такая. Я примерно понял суть безмолвной просьбы Аглаоса, и в меру своих сил решил помочь. Потому что если эта дурёха его подставит, то заденет и меня тоже. Проблемы Аглаоса – в какой-то мере и мои проблемы.

По крайней мере до тех пор, пока я получаю своё серебро из его рук и за счёт его прибылей.

– За тобой-то?! – Ожидаемо, большеглазая черноволосая красавица с румяной кожей возмутилась, разве что ножкой не притопнув. Избалованная, наглая пигалица – вот, какой она была. Совершенно несносная, судя по всему, особа, которую в этом социуме уже давно должны были прибить. Ну, фигурально выражаясь, конечно. – Ты неделю назад ещё был идиотом!

– Представь, каково это: вчерашний идиот лучше тебя во всём, что касается счёта. – Я говорил настолько издевательским тоном, насколько только мог. И рожу скорчил соответствующую. – Какая жалость, правда?

Пандора тем временем раскраснелась, набрала полную грудь воздуха, надулась шариком… и, развернувшись, маленьким ураганчиком умчалась в направлении кабинета Эвбула, да упокоят боги его душу.

– Ты ещё и лицедей. – Коротко подвёл итоги увиденной сценки Аглаос. – О каких талантах я ещё не знаю?

– Кто б мне сказал. – Хохотнул я. – Но, знаешь, с её воспитанием ты где-то основательно накосячил, уж не обижайся.

Я осторожно прощупывал границы дозволенного, ибо пока что Аглаос показывал себя своим в доску парнем. Будто он и правда не делал различий между нами, покуда мы наедине. И дальше это предположение лишь подтверждалось и подтверждалось.

– На правду-то? – Мужчина вздел бровь. – Отец баловал её, пока был жив. Позволял почти всё, и не жалел серебра на исправление последствий её поступков. Да и в силу возраста ей многое прощалось. Теперь всё иначе, но она осталась прежней.

– Ей бы пару рабынь её возраста в качестве помощниц. Какой-никакой, а присмотр будет. Мужчинами, по всей видимости, она играет весьма умело. Сбегает же?

– Сам догадался или кто-то подсказал? – Вопросом на вопрос ответил молодой глава знатной семьи. – Так и есть. В день нашей первой встречи она сбежала, и решила посетить таверну победнее. Естественно, почти влипла в неприятности, а дальше ты знаешь.

– Я впечатлён. – Она сама ничего не понимает, что ли? – Может, всё-таки на цепь?

– Не поможет. – Отрезал Аглаос. – Но про то, что она будет учиться у Эвбула я не шутил. Он, к слову, правда сказал, что не справился бы лучше?

– Я за четыре часа перебрал три сотни табличек, свёл воедино расходы, доходы и прибыль, выявил воров среди управляющих… это если в очень общих чертах. Мне очень легко всё это даётся, да и нравится сам процесс. Есть что-то такое в том, чтобы вникать в окружающую действительность через числа. – И собирать об этой реальности информацию, конечно же. – Но если твоя сестра об этом узнает, то, возможно, захочет так же, и её энергия окажется направлена в нужное русло.

– Хотелось бы в это верить, Клеон. И спасибо за то, что подыграл. Понимаю: тебе даром не сдались сейчас эти проблемы, но… спасибо. – Неглубоко кивнув, Аглаос издал тяжкий вздох. – А сейчас мне, пожалуй, нужно вернуться к делам. Эвбул же тебе заплатил?

– Заплатил. Даже больше, чем оговаривалось. – «Сдал» я «главбуха», чтобы Аглаос не вздумал сообщать тому о необходимости меня премировать. – Я тоже кое-что планировал, так что успехов тебе, Аглаос. Завтра я приду в то же время, если надумаешь организовывать что-то с участием Пандоры…

На том мы разошлись, и я, наконец, направил свои стопы в общественную библиотеку…

Глава 15

«Жизнь без испытаний не стоит жизни».

(с) Сократ.

Иронично, но общественная библиотека напоминала храм знаний куда больше, чем настоящий храм с архивом и книгохранилищем в своих стенах. Снаружи эта громада ничем не уступала обителям жрецов: те же мраморные колонны, статуи, барельефы и фрески, цветастые росписи, красивые полы, над которыми мастера поработали с не меньшим тщанием, чем над сюжетами, украшающими стены.

В саду вокруг много растительности, беседок и лавочек, фонтанов и белокаменных тропинок, петляющих так, что по ним можно было ходить кругами сутки напролёт, погрузившись в свои размышления: аналоги не хуже я разве что у храмового комплекса только и видел, и то издалека, во владениях Афродиты.

А огромная, возвышающаяся над деревьями десятиметровая статуя, посвящённая Афине, покровительствующей наукам, учёным и философам? Она буквально поражала воображение как детализацией и качеством исполнения, так и яркостью красок. Изящное белоснежное платье, подчёркивающее все изгибы, пышные золотые кудри до пояса, кожа с лёгким румянцем, серебряная, расправившая крылья сова на плече, медная с чернением эгида-щит в левой и внушительное золотое копьё в правой руке – всё это выглядело, точно настоящее.

Афина, взирая на город, будто бы готовилась в любое мгновение сойти с постамента и отправиться по своим делам: вот, каким оказался пик мастерства скульпторов, сотворивших сей шедевр.

Ещё и людей тут было сравнительно мало, что способствовало моему хорошему настроению: нельзя было ничего поделать с тем, что я ещё не до конца принял местный социум. Да и приму ли, со всеми его минусами, особенностями и пороками?..

Впрочем, снаружи я не задержался дольше, чем на четверть часа. Время поджимало, так что обитель знаний, распахнув передо мной свои двери, совсем скоро предстала во всём своём великолепии. Внутри же…

Что ж, едва переступив условный порог, – вход здесь был огромным, под стать таковым в храмах, – я имел удовольствие лицезреть просторный зал, украшенный по высшему разряду. Резные потолки, лепнина, колонны, мраморные лавки и столы, десятка два шикарных стульев с тканевой обивкой… ну и стойка классического вида, куда же без неё. За ней-то и восседал классического вида сухонький старичок, перекладывающий глиняные таблички: воск тут, видимо, был не в ходу в силу не особой долговечности.

Глину же на солнце высушил – и порядок, можно ныкать в сухие архивы до следующего тысячелетия.

– Хорошего вам дня, уважаемый. – Поздоровался я, привлекая к себе внимание. – Прошу простить меня за то, что отвлекаю вас. Я пришёл, чтобы приобщиться к знаниям в их святилище, но не знаю, как и что тут устроено…

Старик смерил меня суровым взглядом, после чего его борода задрожала в такт резким, каркающим словам:

– Прискорбно видеть, что столь зрелый юноша впервые посещает библиотеку. В былые времена тебя подняли бы на смех давным-давно, кхе-кхе-кхе… – Закашлявшись, он, тем не менее, умудрился водрузить на столешницу перед собой одну из видавших виды табличек. – Здесь описаны правила, которые необходимо соблюдать в этих стенах. Плата за вход – один обол. Двери закрываются с заходом солнца, и в этот момент тебя уже не должно здесь быть. Это ясно?

Я честно пробежался глазами по немудрёным правилам.

С книгами, табличками, дощечками, свитками и пергаментом обращаться аккуратно. Огонь не разжигать. Оружие внутрь не проносить. Имущество не портить. Магией не пользоваться. За нарушение – огромные штрафы, изгнание или казнь для крайних случаев. Просто и понятно.

– Предельно, уважаемый. Пожалуйста… – Я передал старику монету, которую тот моментально сграбастал.

На самом деле, одна шестая серебряной драхмы – это немало, и те же бедняки едва ли позволяют себе такую роскошь, как посещение библиотеки. Даже я сам, работая посыльным, нечасто смог бы сюда заглядывать. Времени не было бы, да и недешёвое удовольствие, всё-таки.

Но таковы реалии жизни в сословном обществе, где очень трудно прыгнуть выше головы. А если ты не знаешь, КУДА прыгать, то и почти невозможно.

– Имя?

– Клеон, сын Трояна. – Представляюсь, видя, насколько быстро и точно старик наносит моё имя на табличку. Сколько он тут работает, интересно? Полвека?

– Правила запомнил? Точно? – Я кивнул. Было бы, что там запоминать. – Можешь заходить.

– Благодарю. – Кивнув, я развернулся и споро покинул «прихожую», оказавшись в зале, который поразил меня на порядки сильнее храмового архива. Да и самого храма, пожалуй, ведь всё что там есть построено ради поклонения богам, своего рода унижения человека перед сущностями на порядки более могущественными и почти что вечными. Тут же строили обитель знаний, вкладывая в каждый камень душу. Восхищение знанием, стремление к развитию…

Правда, без Афины тут тоже не обошлось, но её влияние здесь было всяко меньше, чем влияние богов в целом на храмовый комплекс, им же от и до посвящённый.

Рядом со стенами не было ни стеллажей, ни книг, ни полок, зато под ними расположились вытесанные из мрамора и гранита столы – подобие старых-добрых советских парт, каменные же стулья и скамейки, при виде которых моя пятая точка ощутила фантомные судороги.

На стенах же, в упор ко всему этому богатству, располагались здоровенные, сквозные «окна» – восьмиметровые арки на манер тех, что были в гимназии. Но больше, намного больше.

Беря начало в полуметре от пола, они почти дотягивались до высоких потолков, обеспечивая солнечным лучам и свежему воздуху беспрепятственный доступ в это помещение. По сторонам от них можно было различить сокрытые тяжёлыми занавесками деревянные, сероватого оттенка ставни, размеры которых подразумевали, что в непогоду тут суетится не один десяток человек.

Что же до стеллажей с книгами, то они тут тоже были каменными, и располагались ровными рядами в центре зала, на солидном удалении от стен. Между ними имелись деревянные, – ну слава богу, – лестницы, так что потенциальный читатель мог легко добраться и до самых верхних полок.

Содержимое последних в принципе радовало глаз: очень много различного рода записей. Коллекция тут была не в пример обширнее имеющейся в храме, так что, похоже, зависать тут я буду часто и долго. И даже намёки на катологизацию присутствовали: крайний стеллаж каждого ряда был подписан, а-ля «История», «Философские заметки», «Военное дело», «Сказания и легенды», «Магическое искусство»…

На последний шкаф я посмотрел с солидным таким подозрением, вспомнив всё то, что говорил Леонт о магии и её кажущейся недоступности. Чего ж он ждал-то, если тут целый шкаф ей посвящён? Или дело в магии, исходящей от этих стеллажей?..

Хмыкнув, я выудил одну, самую крайнюю книгу по военному делу, ещё одну – легенды, как гласило оглавление, варваров севера, и только после этого направился к выделяющемуся ряду. И в ближайшем приближении оказалось, что магия пропитывала его от и до, протекая через камень стеллажей… и как будто отводя взгляд.

Я обернулся и окинул взглядом полупустую залу. Пара немолодых мужей заседала в дальнем углу, что-то тихо обсуждая, да один молодой парнишка, обложившись свитками, изучал нечто скучное, если судить по выражению его лица. Свидетелей особо нет, так что почему бы и не попытаться дотянуться до запретного плода?..

Убрав обе книги подмышку левой руки, я протянул правую и, преодолевая слабое сопротивление окутывающих полки токов магии, прикоснулся к обложке непримечательной на первый взгляд серой книжонке с блокнот размером. Пальцы укололо и защипало, но вот я схватился за неё… и достал с полки.

Небо не обрушилось мне на голову, в зал никто не вбежал, и вокруг сохранялись прежние тишина и покой. Ещё раз оглядевшись как мог незаметно, я ретировался в самый дальний «тёмный угол», по пути прихватизировав ещё несколько свитков по всё тому же военному делу: если что, закопаю под ними сие чтиво. Знать бы ещё, что конкретно делает магия на полке, но это явно не нечто, записывающее читателей или сигнализирующее о взятии той или иной книги. Я бы такую схему почувствовал.

Тут было что-то другое, и если не плодить сущности, то, видимо, сокрытие литературы от тех, кто ещё не пробудил в себе магию. Только так можно объяснить и эффект вокруг того ряда, и слова Леонта, который «перечитал всё что было о магии в библиотеке Подолимпья, но там информации почти нет».

Устроившись за каменным столом, я возвёл заградительные барьеры из прочей литературы, после чего открыл «блокнотик», пробежавшись взглядом по титульному листу, так сказать.

«Теория магических цепей, магии, маны и частицы божественной, даром именуемой». Имя автора, годы написания, – всего-то двенадцать веков оригиналу, с которого сняли эту копию, – несколько предостережений, касающихся самостоятельных попыток что-то подправить в звеньях магических цепей…

Я с головой погрузился в чтение, не забывая, впрочем, отслеживать обстановку вокруг и поглядывать, чтобы никто меня за этим делом не спалил. Для лучшей маскировки даже начал читать один из свитков, что пригодилось, когда в помещение заглянул библиотекарь: вредный дед проверил каждого, оценив то, кто и как обращается с книгами и что вообще происходит внутри.

Благо, особенно внимательно он в само чтиво не заглядывал, а опознав в набранной мною литературе руководства по воинскому искусству, тактике и стратегии демонстративно хмыкнул себе в бороду: мол, чего ещё от поздно спохватившегося бездаря ожидать-то?

Ну и пошёл он в задницу, на самом-то деле. Моё настроение он не испортил бы, даже начав сыпать отборными ругательствами, ведь мне встретился мой личный Грааль, исполняющий желания! И я не про конкретную книгу, а про весь ряд стеллажей в целом.

Даже в этом тонком блокнотике содержалось столько знаний о магических цепях, что я, прочтя его от корки до корки за четыре часа с небольшим, понимал – осмысливать всё это богатство не одну ночь, а до понимания телепаться и того дольше. А если прочесть всё? А если понять, если начать учиться контролировать магию, полагаясь пока на моё единственное звено магической цепи? Может, и про маскировку что-то всплывёт?..

Мои перспективы в этом мире резко улучшились, а будущее стало видеться не таким мрачным. И главное теперь нигде не накосячить…

***

Эвбул в деле всей своей жизни был человеком достаточно опытным, чтобы не полагаться на авось и проверять всё то, что действительно этого требовало. Правда, была у него и слабость: его собственный сын, которому мужчина верил безмерно, и на том иногда, совсем редко, «прогорал».

Так вышло и в этот раз, ведь Эвбул, перепроверив за юным Клеоном все записи, подтвердил всё от и до. Даже кое-что сверх указанного наёмным работником нашёл, на немалую сумму в полсотни драхм.

Которые, правда, терялись на фоне наворованной полутысячи…

Эвбул и подумать не мог, что дальний родич нынешнего главы, господина Аглаоса, мог на такое решиться, и даже собрать вокруг себя разделяющих желание необоснованно обогатиться негодяев. И это после того, как милостью ныне покойного господина Эврипила ещё шестнадцать лет назад им было оказано недюжинное доверие и дарована бесценная возможность безбедно и славно жить, выполняя не такую уж и сложную работу!..

Естественно, господин Аглаос от таких вестей был в ярости, и намерение его было быстро настигнуто делом: подняв десяток воинов семьи, господин лично наведался к негодяям, пленив тех для дальнейших разбирательств. Одного из управляющих даже допрашивать не пришлось, так как он сам сразу же и выложил всё как на духу, надеясь на снисхождение: видите ли, «свою долю» он и не тратил никогда, сохраняя всё серебро в сундучке, прикопанном во дворе ладного домишки.

Поразительной логики, по мнению Эвбула, был человек: считал, что если наворованное можно компенсировать, то и наказания избежать тоже получится.

Или такие мысли у него появились из-за молодости господина Аглаоса – кто ж теперь скажет точно?

– Твоё мнение, Эвбул?

– Суд, господин. Каждому из них необходимо вменить воровство, подделку документов и сговор с другими негодяями. А уж граждане нашего славного города решат их судьбу, непредвзято, но справедливо. – Спокойно пояснил мужчина куда более молодому и менее опытному, чем он, главе семьи. – Нужно соблюсти приличия, чтобы о нас не говорили дурного.

– Ты прав. – Аглаос выдохнул. – Абсолютно прав. Нашей репутации сейчас не нужны даже такие, ничтожные проблемы. Распорядись, чтобы наши люди проконтролировали каждое из заседаний. И что там с Клеоном? Он обмолвился, что ты его значимо хвалил. Не преувеличил ли?

– Признаться, господин, без этого моего желания проверить этого перспективного работника мы могли бы ещё нескоро вскрыть деяния коварных воров, пользующихся нашим доверием. – Ответил Эвбул, опустив голову. – Я доверил это дело сыну, но тот не углядел подвоха. Юный Клеон же напротив, быстро сориентировался в записях и за считанные часы разузнал всё, как есть. Боги истинно благословили его светлую голову.

– И это замечательно для нас. – Довольно улыбнулся Аглаос. – Он и с Пандорой успел мне подсобить. Хочется верить, что её неуёмная энергия теперь и правда устремится на пользу дела, а не на всякие дурости…

– Так это он постарался?! – Вскинул голову и брови вместе с тем мужчина. – Господин, я был бы рад, перепоручи вы обучение вашей дражайшей сестры нашим образованным рабам. Патрису или Арату…

– Исключено, друг мой. Ты же знаешь, что я доверяю тебе как никому другому, а в близости мужчин Пандора может наделать глупостей, свойственных её характеру. – Тут же отрезал Аглаос, расстроив своего первого помощника. – Неужто она так сильно досаждает тебе?

– Будь иначе, и я бы не просил. На свою дурость, я рассказал ей, что и как сделал юный Клеон, и теперь она хочет научиться так же и даже лучше. Даром, что знаний и умений у неё недостаёт совершенно! – Эвбул аж руками раскинул, не совладав с эмоциями. – И кого она в том винит? Меня! К кому идёт с вопросами и требованиями сейчас же всему научить? Ко мне!

– Крепись, Эвбул. Подумай, как завлечь её ещё сильнее. Давай задания, может, задачи какие, сули блага и подарки, но сделай так, чтобы моя сестра не устраивала нам проблем хотя бы в ближайший год. Мне и так непросто доказывать своё право, ты и сам знаешь о том. Её же выходки могут многого нам стоить…

– Может, на цепь, господин? – Отчаявшимся голосом предложил Эвбул, в глазах которого, впрочем, плясали бесята. Заметивший это Аглаос не сдержался и в голос рассмеялся, сквозь смех пояснив:

– Ты не поверишь, но то же самое предлагал Клеон, когда наткнулся на безобразную сцену с участием меня и Пандоры. Может, и правда рассмотреть такой вариант? – Мужчина устало потёр виски. Уже смеркалось, но дел было невпроворот. Масляный светильник придётся заправлять вновь ещё дважды, прежде чем удастся пробиться сквозь работу к вожделенной постели. – Насколько бы меньше было хлопот… Но я должен хотя бы попытаться следовать воле отца. Даже если это трудно…

– Истинно так, господин Аглаос. – Покивал Эвбул, которому работы доставалось не меньше. После кончины господина Эврипила на плечи помощника легла обязанность по пересмотру дел семьи для представления их новому главе, а работы там из-за древности рода было – непочатый край. Потому он и не стал высказываться против появления в их поместье Клеона, который и правда оказался человеком, способным оказать реальную помощь с делами. – А больше он, между тем, ничего не предлагал? А то, знаете ли, некоторые идеи юного Клеона хоть и необычны, но интересны. Послушайте вот, к примеру, его мысли о тканях и красках для бедных…

Разговор плавно вернулся в рабочее русло. Дрожал огонёк на кончике фитиля светильника, дробным перестуком проходились пальцы молодого главы по столешнице, вещал и вещал своим отдающим хрипотцой голосом Эвбул, а в одной из комнат по соседству сладко посапывала, уткнувшись лицом в воск, Пандора, которую окончательно уморило её собственное нежелание оказаться хуже вчерашнего дурака в естественных науках.

Ночь готовилась вступить в свои права, а один не в меру необычный юноша в это время неспешно брёл по улице, всецело уйдя в свои мысли…

Глава 16

«Характер человека – его судьба».

(с) Гераклит.

Теория магических цепей – это звучит гордо и основательно. Внушает, знаете ли, определённые надежды на то, что не всё потеряно, и местные тоже могут в систематизацию и грамотный подход к обучению…

Так я думал до тех пор, пока от корки до корки не изучил труд одного из сильнейших воинов-магов, достигших звания теодеспота. Это слово, собственно, я «услышал» впервые именно в тексте, который представлял собой, фактически, то, как некто Эвриал Всесторонний понимал механизмы работы магического дара, его ограничения и суть в целом. Всё ещё перспективно?

Поспешу вас расстроить: никакого обобщения опыта тут не было и в помине, как не было и привлечения к работе кого-то с иными взглядами на описываемую тему. Соответственно, из этого проистекали все минусы, обычно присущие таким трудам: однобокость и субъективность как минимум.

А как максимум, учитывая, что мы имеем дело с магией – ошибки, которые могли не быть таковыми для самого Эвриала, но окажутся россыпью смертельных сюрпризов для отличающегося от него одарённого человека.

Отчасти вся эта сомнительная прелесть компенсировалось «приправами» из воспоминаний автора, как правило – кратких описаний различных случаев, удачных и не очень, происходящих с его «коллегами». Этакие сугубо практические «эксперименты», если хотите. Как раз то, что может спокойно существовать и приносить пользу в отрыве от теории.

И представляли эти нередкие вкрапления, пожалуй, интерес не меньший, чем «костяк» научного труда, ибо на их основе я сделал несколько бесценных, на мой взгляд, выводов.

Например, полтора десятка заметок о том, как не стоит делать, если не хочешь остаться инвалидом или вообще помереть, просто поддавшись наитию в погоне за силой. И знаете, что было самым забавным?

Опасными нередко оказывались те вещи, которые на мой взгляд были очевидными, логичными и приходящими на ум вместе с первой же мыслью о развитии магии!

Девяносто процентов вариантов «на крайний случай», с помощью которых я думал «раскачать» свою магию в случае, скажем, изгнания или бегства, меня бы тупо убили. И не попадись мне на глаза методичка этого Эвриала Всестороннего, в которой такие вот предостережения даже подчёркивались и выделялись отдельными блоками, я бы в течение пяти лет помер с вероятностью процентов в девяносто.

А то, что я не самоубился на Земле в юности вообще иначе как чудом не назвать, потому что там я не то, что ходил, а часами напролёт плясал на густо засеянном минном поле.

Правда, и магией я, как оказалось, пользовался через задницу, в её фактическое отсутствие тратя на все манипуляции свои жизненные силы…

Вот такие пирожки с котятами – невкусные и костлявые оказались.

Всё это, конечно, ещё предстоит не единожды проверить, сопоставив с содержимым других книг по магии, но вряд ли откровенный бред стали бы писать в одной из немногих книжек, представленных в библиотеке десятком копий: они находились точнёхонько на крайней, первой бросающейся в глаза части стеллажа, что наводило на довольно логичные такие мысли.

Как, например, то, что этот блокнот, во-первых, был материалом проверенным и обязательным к изучению, а во-вторых увидел свет исключительно из-за слишком большого процента отсева среди потенциальных защитников Подолимпья.

Мои самые смелые надежды в вопросе подхода к изучению магии тут не оправдались, факт. И менее смелые тоже. И самые слабые полетели туда же – в помойку. Освоение магического дара в Подолимпье, судя по всему, больше походило на брожения впотьмах по лабиринту, напичканному ловушками и сокровищами, нежели на чётко выверенный процесс. Системы не было, и каждый извращался кто на что горазд.

Даже основы, судя по этим древним записям, в общий доступ «выбросили» не сразу, когда-то ограничиваясь только и исключительно личным ученичеством или тренировками непосредственно в армии, где давали сугубо практические навыки, вообще без излишеств.

Вот и получалось, что один неверный шаг, и нет больше престолата, даже если тот уже чего-то там добился. Ну не повезло ему узнать о том, что у сердца есть неочевидный лимит принятия магии, или, скажем, что повышение концентрации оной в голове безопасно лишь для некоторых её частей, а для части ещё и полезна.

Неофиты на таком пути должны были дохнуть пачками, так как зелёные, амбициозные и вообще все из себя круче яиц варёных…

Но всех знаний вселенной брошюра не содержала, ибо толщина в полтора пальца тому не способствовала, а сам автор был весьма скуп на пояснения. Ему будто бы поставили задачу – для самых тупых и ленивых подготовить методичку, что б читалась за вечер, не была скучной и плотно оседала в неокрепших юношеских мозгах.

Получилось ли у него? Да. Нашёл ли я в книжке ответ на беспокоящий меня вопрос о маскировке своего иномирного происхождения хотя бы в качестве упоминаний о существовании засланцев-засранцев? Конечно же нет!

Это было бы слишком просто – наткнуться на такое в первой же тоненькой книжке. Это был бы даже не рояль, а целый оркестр с Локи на подтанцовке, так что я особо не расстроился. Ведь в доступе была целая библиотека, да и я вычитал о других важных вещах, излагаемых бессистемно, но даже так представляющих огромную ценность.

Ранги воинов-магов, методы работы с магией, что такое руны и какую роль на броне и оружии они играют, встречающиеся специфические ограничения и врождённые предрасположенности магических цепей, не позволяющие стать мастером-на-все руки, упражнения для развития резервов, улучшения тела и ускорения мышления, табу и религиозные запреты – всё это излагалось как боги послали, но не мне жаловаться.

Кое-что вообще было, так скажем, применимо здесь и сейчас, как та же заметка о сенсорике, описывающей мои перешедшие сюда из прошло мира врождённо-наработанные способности. Никаких тайн мироздания в трёх абзацах, конечно, не раскрыли, но я хотя бы узнал, что такой талант плюс-минус редкий, и проявлялся раз на две сотни. Полпроцента, короче.

Ну и добавьте, что его надо развивать, а заниматься этим сложно, долго и не у всех получается.

И это был первый явный плюс: в перспективе я могу стать достаточно ценной фигурой, если доразовью в себе этот талант в том виде, в котором он будет применим в этом дивном новом мире. А для этого надо сделать что? Правильно – изучить соответствующие записи, которые ещё поди найди без помощи библиотекаря, которому о моих интересах знать прежде времени явно не стоит…

Ещё из полезного в моменте я узнал о том, что использовать лишь одно звено магической цепи – реальный, и даже в некоторых ситуациях необходимый навык. Это практиковали, например, раненые или «перегревшиеся» воины-маги, которых использование всех цепей могло довести до могилы. И старики ещё, тела которых полную мощь и не думающих деградировать с возрастом магических цепей просто переставали «вывозить».

Сложность этого процесса, конечно, под вопросом, ну да какие мои годы?

Я этот стеллаж за пару месяцев перелопачу и всё в черепе утрамбую. Побыстрее постараюсь сугубо для того, чтобы лишний раз не рисковать и не палиться. А там уже буду думать: благо, стараниями козла зеленоглазого у меня быстро образовался охренеть какой опыт практической работы с памятью размером в шестнадцать лет жизни, да и память эта сама по себе гибкая, почти идеальная.

Не резиновая, конечно, но у меня и не будет возможности проводить за книгами по двадцать часов в сутки, чтобы достигнуть своего лимита.

Теперь всего-то и надо было, что не вляпаться ни в какое дерьмо, сохранить за собой доступ в библиотеку и не раскрыть имеющиеся карты раньше времени. И два месяца эти, на которые я замахнулся… Вообще, по хорошему, магическое чтиво надо перемежать с обычным на случай, если кто-то, да даже тот же Теокл, сподобится осведомиться о моих успехах. В «школе» при храме я вряд ли задержусь надолго, так что соломку лучше подстелить сильно загодя. А это практически удвоение времени, которое нужно будет минимально провести в святилище знаний.

Ещё желательно побыстрее подглядеть в библиотеке способы тренировок, чтобы дать добро или забраковать те, что содержались в записках Эвриала Всестороннего.

Мне-то для начала даже что-то примитивное сойдёт, а уж там можно будет развернуться!

Ну а коли не выгорит… что ж, у меня есть ещё один, могущий стать основным по причине своей незаметности вариант. Усиление тела, для которого нужно было, если судить по записям теодеспота, примерно нихрена, ибо описывался процесс как некое пространное «разожги свои цепи, направь магию в тело, заставь циркулировать, не прерывай процесс, ускоряй потоки, руби-кромсай».

Естественно, я и это высказывание проверю в других книгах, так как мало ли – ошибка закралась, или что-то важное древний грек упустил, но в моменте обнаруженные сведения нехило так обнадёживали.

Ведь умело контролируемая внутри тела магия в небольших объёмах, согласно наставлениям Эвриала, визуальных проявлений не имела. А сверх этих «небольших» объёмов я всё равно с одним звеном не прыгну, так что никто кроме мощных сенсоров иначе как в упор и при активном использовании магии меня раскрыть не сможет.

Идеальный же вариант, по сути: возможность почти без ограничений практиковать магию где можно и где нельзя. Да, всегда оставался риск того, что на моём пути встретится уникум, видящий слишком много, и тогда мне каюк… но тут я вынужден вам напомнить, что иные варианты подразумевают просто мою печальную гибель за стенами города, на центральной площади во время казни или у собственного дома после того, как у Леонида сгорит зад и он отправит за мной серьёзных людей.

При том Эвриал возможности сенсоров хоть и пространно, но и я не дурак, выводы делать умею, плюс в моих силах сверять прочитанное с другими книгами, ибо пока что время поджимает не так сильно, как могло бы быть.

На что-то да наткнусь, пока буду проходить по стеллажу справа-налево.

За всеми этими мыслями я, вышагивая в кромешной из-за застлавших небо туч темноте, почти не обращал внимания на происходящее вокруг. На что смотреть-то, раз дальше собственного носа ничего толком и не видно? Конечно, пока ещё из некоторых окон струился свет ламп, свечей и очагов, да и нередко встречающиеся таверны освещали мой путь своим весёлым пьяным мерцанием, но в среднем уже на расстоянии в два десятка метров человека было не различить.

Зато можно было услышать. Уж не знаю, что сыграло свою роль – моя опасливость или воспоминания тела, по спине которого аж холодок пробежал, но знакомые голоса заставили меня насторожиться и уставиться в сторону источника звука, сжав кулаки.

Вдалеке зашлись в карканье стая кем-то согнанных с насиженного места ворон, а передо мной почти из ниоткуда выросла пара облачённых в серое силуэтов.

«Всегда двое их, не больше и не меньше – заводила-отбитыш и подпевала-дегенерат» – промелькнула в голове шальная мысль перед тем, как глаза различили черты их лиц и детали фигур. Крепких таких, поджарых, не брезговавших тренировками…

– О, глянь-ка, кто тут шныряет! Никак ум появился, попервой по дуге нас обходил, Троянов сын?! – Заржал, аки сивый конь, первый «заклятый враг» предыдущего владельца этого тела. Вихрастый, темноволосый здоровяк поднял обе руки на уровень груди и предвкушающе их потёр: заприметил на моём поясе кошель. – Недолго ты пробегал, однако! И не забыл ведь о нашей славной традиции, м?

– Ты не поверишь, но совсем вылетело из головы. – Я развёл руками, начиная смещаться в сторону. – Мне плохо даётся запоминание всего, что связано с отбросами. Пока вас не увидел – даже не задумывался…

Чистая правда, между прочим. И правда о них не думал особо – не того полёта птицы. Но прямо сейчас я шагал, пока спиной не почувствовал холод стены: эти двое далеко не ныне мёртвые служки, давать им возможность меня окружить не стоит.

И простенькую провокацию я задействовал как раз для того, чтобы это они бросились на меня, а не наоборот.

– Реально забыл? – Второй выступил из тени, демонстрируя длинные, жилистые руки, в одной из которых поблёскивал металлом простенький ножик. Демонстративно так, что б было легко увидеть и, видимо, сачкануть. «Пугалка» обыкновенная, крови не видевшая. Мне же лучше: не умеющий пользоваться оружием, но владеющий им дебил куда менее опасен, чем дебил безоружный. – Так мы быстро напомним. Или, никак, после исцеления избранным себя почувствовал, недоразвитый?!

Как назло, никаких мимокрокодилов в радиусе видимости и слышимости не наблюдалось. Грустно, но не критично: всё равно рано или поздно, но мы бы столкнулись. И лучше уж вот так, чем при свидетелях.

– Первое и последнее предупреждение, мешки с дерьмом. Или вы ныряете в канаву и плывёте по своим пахучим делам, или дядя Клеон сделает вам нехорошо…

К сожалению, тянуть время они не стали и от моей наглости не отступили.

Зотикос, черноволосый без оружия, первым шагнул вперёд, сопровождаемый руганью Тимона, который пускать «пугалку» в дело не спешил и вообще демонстрировал то ли инстинкт самосохранения, то ли изрядную трусость. Тут та же шляпа, что и в прошлый раз, но не в столь выгодном для меня свете: убийцами эти рослые засранцы не были, конечно, но и я их вот так просто взять и убивать тоже не хотел.

Во-первых, могут быть свидетели, да и нашумели мы уже. А во-вторых, не заслужили такого местные малолетние асоциальные элементы, шпыняющие одногодок и зарывающиеся только с тем, кто не может дать отпор сам и за кого некому заступиться: с Клеоном-дураком, етить его хреновую славу!..

Увесистый кулак здоровяка устремился к моему виску. Я пригнулся, пропуская тот над головой, сблизился и впечатал кулак засранцу в бок. Хотел в голову, но он раскусил мои намерения и прикрылся левой рукой, а мощей, чтобы пробивать даже такие инстинктивные блоки у меня не имелось.

И так лбом боднул его локоть вместо носа, отчего теперь тот нещадно саднило.

Впрочем, изначальный удар всё равно получился неплохой: Зотикос, получив по рёбрам, с запоздалым хрипом выдохнул и вздрогнул, не став, впрочем, отступать.

Даже секунды не прошло, как его кулаки снова пошли в дело, и на этот раз беспроблемно вывернуться не получилось.

Он таки саданул меня по скуле, но полностью открылся в нездоровом приступе азарта, вполне закономерно получив сначала по роже, а потом, прижав обе руки к морде и полностью потеряв контроль над дракой, и по паху.

И хоть бил я от души и не сдерживаясь, но здоровяк, скотина такая, оказался слишком крепким. Даже присев на задницу, он сразу вскочил и попытался меня схватить в неуклюжем подобии рывка: больно ему, видать.

Я же хорошо усвоил прошлый урок, который преподал мне тот служка. Не давать себя повалить! Не оставлять даже шансов на это! Местные такие дела любили, а я – пока нет. Отдавать же инициативу, когда противников ещё и двое смерти подобно, так что сейчас я мобилизовал все силы и вывернулся из потенциально опасного захвата.

В процессе основательно дал противнику по лбу и ногам, а в довесок «наградил» урода мощным подсрачником, бросившим избитого бедолагу на брусчатку.

Вставать Зотикос не торопился, да и в поле своего зрения я его держал не переставая.

Попытаться, что ли, на этой счастливой ночи разойтись, как в море корабли?

– Уверен, что оно того стоит? Я уже не тот, что раньше. Терпеть и сдерживаться не буду. – Я вздел бровь, в пол-оборота развернувшись к Тимону, в нерешительности застывшему в четырёх метрах.

Он переводил взгляд со своего дружка, в позе эмбриона держащегося за яйца и натужно сипящего, на меня и обратно, не переставая сжимать и разжимать нож в своей руке. Вот уж действительно: муки выбора, ети его!

Пострадала только их гордость, но он ведь реально прикидывает, не порезать ли меня. Долбанная античность! Долбанные греки! Долбанная система правоохранения, при которой за труп с тебя даже не спросят, если жаловаться некому!

– Ты слишком наглый для вчерашнего дебила! – Наконец-то решился подпевала, двинувшись на меня. Я же, сплюнув кровь, – ещё и щеку изнутри рассадил об зубы, походу, – успел сделать шаг в сторону… и резким рывком сблизиться с засранцем, ребром ладони сбив его руку с ножом в сторону.

Раз – и лбом я разбиваю ему нос, в этот раз более чем успешно. Два – и его основная конечность оказывается в моих цепких лапках. Хлопок по уху, привычный и известный болевой, пара секунд борьбы – нож со звоном падает на брусчатку. Положить и этого противника на землю удаётся, хоть и не без проблем: вырываясь, он дважды саданул меня по рёбрам, и чуть затылком об мою челюсть не приложился.

Пришлось даже пересчитать ему рёбра, прежде чем урод перестал брыкаться…

– Тимо-о-он!

Ещё бы пяток секунд, и я бы довёл Тимона до совершенно небоеспособного состояния. Всего-то и надо было, что пару раз ударить да оглушить. Дело простое, если умеючи… и если тебе дают на это время.

Что-то твёрдое ударило в плечо. Боль, острая, жгучая и нежданная, начала разливаться по спине, а левая рука даже на миг онемела. Стиснув зубы, я бросил «добычу» и начал смещаться, на рефлексах скользнув ладонью по поясу: кобуры, понятное дело, не было, так что пришлось останавливаться и замирать в бездействии, просто для оценки ситуации.

Благо, развивать успех мой противник не планировал.

Зотикос стоял, бешено вращая глазами и глядя то на меня, то на своего дружка, который не особо-то и торопился шевелиться. Весь в крови, Тимон напоминал скорее свежий труп, чем немного потрёпанного парня семнадцати лет, и только бельма лупающих глаз, которые не видны издалека, давали понять – жив, скотина.

Да, я с большим запозданием понял, какую картину имел честь лицезреть первым выбывший здоровяк, когда у него в глазах прояснилось.

Ситуация-то какая: бешеный вчерашний дебил выбивает у его друга нож, переводит бой в партер и молотит того по рёбрам. В темноте и не разглядишь, ножом я «работал» или кулаками, вот здоровяк и открыл в себе второе дыхание.

Но в свою защиту могу сказать, что ничего критичного я с Тимоном не делал: так, красочно и кроваво, но не фатально, заживёт за неделю-две. Может, нос набекрень будет, но тут с этим должно быть нормально, чай, опыт у местных обширный: драки не редкость.

Спина же… судя по всему, Зотикос, поборов боль, умудрился метко и сильно метнуть в меня камень, вдовесок удачно попавший. Хитон теперь зашивать придётся, так как вряд ли ткань выдержала такое попадание…

А, к чёрту. Сейчас у меня другое незаконченное дело. Надо в темпе вальса валить здорового, пока он ещё чего не выкинул. До утра полежат тут, на камешках – глядишь, в мозгах чего прояснится и за ум возьмутся, щеглы…

– Стой! – Хрипло рыкнул тяжело дышащий, стоящий на подрагивающих ногах здоровяк. – Мы проиграли. Хватит…

– Ты правда считаешь, что можно вот так просто испортить мне прекрасный день, порвать хитон и свалить? – В душе медленно поднялось искреннее возмущение, поддерживаемое недовольством и гневом. До этого момента я себя полностью контролировал, а сейчас дал слабину, и, видимо, это как-то на мне отразилось внешне.

В течение пары секунд Зотикос со страхом во взгляде смотрел на меня и напряжённо думал, явно пытаясь принять какое-то решение, после чего сорвал с пояса кошель и навесом бросил его в мою сторону. Тот оказался хорошего качества: от падения не развязался и не лопнул, хоть и было в нём не то, чтобы особенно много монет.

Не «пузатый», в общем.

– Компенсация. И… видят боги, мы заплутали. Ошиблись. – Слова давались ему нелегко, и отнюдь не из-за боли. Просто парень впервые, кажется, понял, что ни он, ни его друг ни разу не бессмертные. – Прости, если можешь.

– Всего один вопрос. Эта встреча случайна и «по старой памяти», или вас кто-то подбил намять мне бока? – Троих человек, появившихся под конец драки и сейчас наблюдавших чуть в стороне, я заметил практически только что.

– Случайность! – Как-то даже слишком рьяно прикрикнул здоровяк. – Мы ж не это, не такие… не стали бы этим заниматься по заказу!

– А ради веселья, значит, можно? – Я криво ухмыльнулся. Ну и суки, конечно. Правильно говорят – молодёжь без должного контроля и воспитания быстро уподобляется стае шакалят. Я махнул рукой. – Очень надеюсь, что при таких обстоятельствах мы с вами не встретимся. Лучше делом каким займитесь, в стражу подайтесь помощниками, что ли…

Я аккуратно поднял с пола кошель и оказавшийся рядом нож, сунув тот за пояс. Трофеем будет: удобным больно выглядит, не как инструмент для работы по дому, а как оружие. Даром, что текстура металла паршивая, а рукоять сработана из грубо обработанной деревяшки. На безрыбье, как говорится…

Провожала меня эта парочка, – Тимон и не отключался, просто охренел от напора, – молча, не решившись ничего бросить вслед. Жалел ли я, что конфликт вообще произошёл? Не-а. Это не я ведь нашёл себе проблем, они сами навязались, и сделать я ничего не мог. Поднять лапки кверху? Это не по мне. Да и таких уродов вокруг полно: пока не покажешь, что больше не беззащитная овечка в окружении волков, так и будут донимать.

Правда, эти двое о своём «поражении» в «бою» со мной вряд ли трепаться будут, ну да люди не дураки: увидят, расспросят, сопоставят факты. Я теперь тоже ни разу не красавцем ходить буду, что б этих первобытных людей мать родила обратно!..

Ещё и наблюдатели. Логично, конечно, что тут кто-то шляется – не так уж и поздно, хоть и темно, как у быка в заднице. И что решили не подходить тоже, в общем-то, понять можно. Кому чужие проблемы нужны в такой час?

Но что, если это всё же Леонид подсуетился?

Надо быть настороже, и, по возможности, возвращаться домой разными маршрутами, чтобы перехватить сложнее было. Да, так и сделаю. Не забыть бы теперь только…

Выругавшись сквозь зубы, я поковылял домой с твёрдым намерением быстро закончить с ранами, – а забивать на них смерти подобно, привет местной медицине, – и завалиться спать. Но знаете, что?

Хочешь рассмешить всамделишных богов – расскажи им о своих дохрена важных смертных планах…

Глава 17

«Тренируйся с оглядкой на войну – и война станет твоей тренировкой».

(с) Спартанская военная доктрина.

Каждый шаг отдавался неприятной болью в рёбрах и плече, будто и там, и там всё ещё что-то торчало, раскачиваясь при каждом шаге и беспокоя плоть. По неясным причинам обострился нюх, и я без труда чуял свежее дыхание остывающей зелени, оттеняемое железным привкусом крови на моих губах.

Ночная прохлада вступала в свои права – даром, что тут не было морей, с которых могли приходить холодные ветра.

Постепенно, когда количество зелени вокруг несколько сократилось, из-за стен жилищ соседей выплыл мой дом, в ночи такой же безлико-серый, как и все прочие тут. Признаться, его вполне можно было перепутать с соседним, если, скажем, слегка перебрать и не обратить внимания на символ Гермеса…

– Клеон, что с тобой?! – Выплывший из темноты силуэт соседа, Онесима, едва не заставил меня выхватить нож. Помогло лишь то, что объявился он пусть внезапно, но на изрядном расстоянии, и у меня было время задействовать мозги, а не рефлексы параноика.

– Подрался. – Я хмыкнул, глядя на приближающегося ветерана. – Не стоит беспокойства, я сейчас всё обработаю и к утру затянется…

– Ну уж нет! – Возмутился мужчина. – Ты выглядишь хуже, чем иной воин после битвы! И у тебя же нет ничего, небось!

Справедливости ради, это притесняемое всеми желающими тело тот же Онесим и снабдил когда-то всякой всячиной для врачевания «на дому», но реципиент пользоваться медикаментами не спешил. Схоронил в погребке и забыл.

Так что чисто технически кое-что у меня имелось, да и в уме я неплохо представлял последовательность своих действий.

– Ошибаетесь, уважаемый Онесим. – Я кивнул подошедшему ближе мужчине, который взирал на меня с ну очень уж явным беспокойством. – У меня есть, чем помочь телу с восстановлением. Вы же сами мне и помогали когда-то, отдав те же ахилловы травы. Вино и уксус у меня найдутся, мёд – тоже. Да и на повязки мне теперь есть, что пустить…

– Уважь беспокойство старого ветерана, позволь помочь. – Нахмурившись, не спросил, а попытался продавить своё намерение мужчина. И я, пару секунд потратив на внутреннюю борьбу, выдохнул:

– Если вам так будет спокойнее, Онесим.

Слишком много хорошего он сделал для этого тела, и портить отношения сейчас было бы совсем по-свински. Да и «его» память – это же и моя память теперь, от неё так просто не абстрагироваться, совесть ворочается и уже готовит вилы…

– Поверь мне, юный Клеон, опыт в таком деле – вещь нужная, а вот приобретение его порой обходится очень, очень дорого. – Искренне и с прорвавшейся в речь болью обронил Онесим, поравнявшись со мной и встав по правую руку. Я тянуть не стал, открыв дверь и пропустив гостя во внутренний дворик.

Как хорошо, когда нечего скрывать-то, а?..

– Я сейчас вынесу масло и всё остальное. – В дело пошла первая и последняя плошка с масляной смесью и грубым фитилём, света которого всё равно не хватило бы больше, чем на час. Зато горел он неистово и ярко, так, что пользоваться можно было даже на улице.

Дома-то загаживать всё кровью и «отходами производства» не хотелось. Я же тут сплю, а не скотина какая, так что чистоту нужно поддерживать всеми силами…

Следом за плошкой я разжёг пламя в очаге, после чего отнёс переносной источник света Онесиму, по пути прихватив пустые кувшины, какое-то корыто и несколько сравнительно чистых отрезов льняной ткани – обычно «я» такую на заплатки пускал.

Следующим шагом стал штурм погребка, откуда впоследствии были изъяты подписанные углем сосуды с самым разным содержимым, включая и то, что в иных обстоятельствах я бы применять точно не стал. Вытянутые горшки с крепким, неразбавленным вином и нуждающимся в разбавлении уксусом тоже прихватил: всё ради борьбы с инфекциями.

Всё же камень тот был поднят с далеко не стерильной брусчатки, на которую, простите, годами испражнялись кони и быки, неизменно оказывалась какая-нибудь гниль и прочая, прочая. Антибиотиков нет, лекарств в привычном нам понимании этого слова – тоже. Иммунитет у этого тела, конечно, был не чета моему прошлому, с этим даже поспорить сложно, но полагаться на авось в таком деле? Ищите дурака.

Даже интересно, а магическим образом можно как-то что-то делать с ранами, если обучиться?..

– Ты что ж, их и не открывал даже? – Возмутился Онесим, узнав сосуды, им же переданные мне годы назад.

– Необходимости не было, Онесим. Ваш подарок был очень ценен, и из-за простых ушибов я не решался им воспользоваться. Да и не особенно понимал, как это сделать… – Что тоже чистая правда. Клеон в состоянии до замещения его души моей в принципе был, ну, буквально идиотом, и об этом не стоит забывать. – Зато всё это пригодится сейчас. Досталось мне крепко…

– Кто хоть постарался? Я могу поговорить с ними…

Я рассмеялся:

– Не стоит, Онесим. Всё же это я уходил на своих двоих и с трофеями, приняв их безоговорочную капитуляцию. – Мужчина вскинул брови, что в свете подрагивающего на ветру огонька отразилось скорее игрой теней, чем тем, что реально можно было увидеть. – До моего исцеления они часто меня задирали, и сегодня решили повторить, по старой памяти. Но и я уже не тот, что прежде.

– Ты сильно изменился. – Удовлетворённо закивал мужчина, одной рукой управляясь с колодцем. Раз – и восковые печати на кувшинах отлетели в сторону. Два – и у него в руках мелькнуло ведро, послышался плеск воды. Три – и бывалый ветеран уже разливает ледяную жидкость по свободным ёмкостям.

Привык мужик обходиться одной рукой, чего уж тут говорить.

– Нельзя остаться прежним после исцеления, дарованного самими богами. – Кивнул я, скинув верхнюю часть хитона. Ткань, пропитавшаяся кровью, прилипла к плечу в месте с раной. Пришлось её отдирать, и процесс этот был весьма далёк от того, что можно было назвать приятным действом. И чует моё сердце, эта рана – первая серьёзная, но далеко не последняя. – И пусть никто из них не признал меня, но и изгнан я не был.

– Неприкаянный, да?.. – Пробормотал Онесим себе под нос, в кажущейся ему верной пропорции разведя и уксус, и вино. Разбавленному уксусу, коего было много, достался деревянный то ли таз, то ли корыто, а вину – глиняный кувшин с незатейливым узором на боках. – Знавал я такого человека, Клеон. Он много трудился, и много же добился. Стал не последним человеком в городе, но признания богов так и не получил. Потому тебе я скажу то же самое, что сказал бы ему, знай всё наперёд: рассчитывай только на себя, а не на чью-то там милость.

Честно – я малость подвыпал от такого заявления, и это отразилось в моём взгляде. Онесим же, заметив перемены на лице своего собеседника, лишь усмехнулся печально:

– Все мы, смертные, почитаем богов, Клеон. Приносим им дары, превозносим жрецов, проливаем пот и кровь ради них. Но все ли ощущают на себе их милость в итоге? Нет. Единицы. Те, кто изначально приглянулся им, безо всякого почитания, просто потому, что у них крепче магические цепи и больше таланта. Не пропускай мимо ушей, прислушайся к словам старого ветерана, которого выбросили на обочину жизни, даже не попытавшись помочь. – Онесим мотнул обрубком руки, которую когда-то ампутировали чуть ниже плеча. – Я своими глазами видел, как жрецы помогали таким же раненым, как я. Божественной милостью заращивали страшные раны, из-за которых они бы скончались в течение пары часов. Эти некогда почти мёртвые люди всё ещё служат там, Клеон. Я же гнию здесь. Почему? Потому что я был простым воином, а они – престолатами. Элитой, обласканной богами…

Он ненадолго замолчал, откупорив сосуд с ахилловой травой – тысячелистником, если по-простому. Его толчёные листья считались целебными, останавливающими кровь и ускоряющими заживление. И не просто так: содержалось в них что-то с подобными свойствами, это я ещё по прошлой жизни знал.

– Я понимаю, как сильно ты хочешь стать «нормальным», избавиться от метки, которая ставит тебя ниже других. Но не надейся на это, Клеон. У тебя есть только ты и твоя сила, да помощь неравнодушных людей. Богам не будет до тебя дела, даже если ты станешь вровень с лучшими воинами-магами.

– Вы часто беседуете с людьми в таком ключе, Онесим? – Задал я вопрос, надеясь выиграть время для обмозговывания услышанного и выбора подходящей линии поведения по отношению к ветерану, которого сегодня-завтра вполне могли с храмовой горы скинуть, просто для профилактики. – Это может быть небезопасно…

Мужчина отчётливо, но негромко рассмеялся. А закончив, пояснил:

– Поверь, кому попало я о таком не говорю. Но ты, Клеон, другое дело. Мы с Трояном многое пережили, став друг другу почти что братьями. И я не хочу, чтобы ты сломался однажды из-за ложных надежд. – Отлив немного уксуса в ведро, Онесим омыл в нём руку вместе с откуда-то взявшимся ножом, и указал мне на кувшин: – Поливать будешь сам, по команде. Мне одной руки не хватит…

Согласно кивнув, я вооружился кувшином с уксусом, извернувшись так, чтобы видеть край раны и мочь прицельно лить уксус. Выглядела она не очень: глубокая и довольно широкая, с синевой по краям и кусками забившейся в плоть шерсти. Больно будет, чую, но анестезия в древней греции в лучших традициях времён «до нашей эры»: нет её, если наркоманские настойки не считать.

Но как по мне, то уж лучше потерпеть…

– Вы хорошо знали отца?.. – Вопрос вырвался сам собой. Мозг был готов думать о чём угодно, лишь бы не концентрироваться на саднящей боли от потревоженных ран. Из плеча так и вовсе кровь сочилась после снятия испорченного хитона…

– Лучше, чем многие. Я же не просто так приглашал тебя поговорить. – Ветеран вновь усмехнулся, ещё раз сполоснув руку в ведре. После этого он приготовил нож, скомандовав: – Лей понемногу.

И я наклонил кувшин, чтобы в следующую секунду тихо зашипеть: боль из категории пассивно-терпимой перешла в активную, раскалённым кнутом хлещущую спину фазу. Кувшин булькал, уксус тёк на рану, Онесим вымоченной в уксусе тряпицей орудовал в мясе, выкорчёвывая оттуда всё лишнее, а половина моего тела содрогалась в судорогах. Процесс оказался небыстрым, так как мой помощник полумерами не ограничивался: даже нож в дело пускал, пусть и не по прямому назначению, а для того, чтобы вытащить отдельные нити прочно застрявшей ткани.

Страшно представить, насколько бы это было долго и болезненно, будь я один. Без зеркала, без инструментов… лечение обернулось бы пыткой, а при следующей встрече с хулиганами я кого-нибудь точно прикопал бы.

– Хорошо держишься, Клеон. Почти всё. Но будет тебе уроком на будущее: не поворачивайся к врагам спиной! – Наставительно пробурчал мужчина перед тем, как начать щедро сыпать на сочащуюся кровью рану толчёные листья ахилловой травы. По ране начала расползаться прохлада, а ток крови как будто замедлился. Следом Онесим, хмыкнув одобрительно, наложил вымоченную в вине и с одной стороны вымазанную мёдом льняную повязку. – Да убережёт тебя Дионис от лихорадки. Что ещё кроме виска?

– Синяки на рёбрах. Не критично. – Обронил я, чувствуя, как отступает боль. Не то, чтобы мне так быстро полегчало: просто всё это время Онесим ковырялся в ране, а на этом фоне пассивное жжение и подёргивание изувеченной плоти не котировалась.

– Хорошо. Сколько их было-то хоть? И давай, дальше бери дело в свои руки. Тебе нужен опыт, не всегда рядом будет кто-то, способный помочь. – Я кивнул, окинув взглядом свои скорбные запасы. Ткани надо будет докупить, да и вина тоже. И мёда: сложно отрицать его полезность в деле врачевания.

Местные традиции в этом плане отсеяли почти всё, что не работало, так что, например, не было кровопускания, всяких шаманств и «пустых» ритуалов.

– Двое. И я бы почти целым вышел, если б не расслабился и не решил, что с первым покончено. Он меня камнем-то и приложил…

Говорил я неспешно, обрабатывая параллельно с тем рану. Руки я промыл во всё том же ведре, предварительно сменив в нём уксус: нечего жалеть на таких делах.

В остальном схема была предельно простой и отработанной настолько, что даже прошлый Клеон о ней был в курсе: промыть рану уксусом или вином, после чего присыпать ахилловой травой или аналогом. Если это не просто глубокая царапина, то поверх покрыть мёдом и наложить смоченную в вине повязку. Не уксусе, потому что тот может и кожу сжечь, а меньшая его концентрация мало чем поможет.

После сего процесса можно зажевать чесночка и сытно поесть, чтобы у организма были силы для восстановления. Ну и в грязи не валяться, пока рана не затянется, конечно же.

– Для второго боя в твоей жизни и это – уже хороший результат. Но в первый раз ты справился лучше… – Я невольно замер, покосившись на однорукого инвалида. Тот и вида не подал, будто сказал что-то не то. Даже на меня не обернулся, продолжая разгребать «посуду»: ополаскивал и откладывал в сторону грязное. – Троян всегда был беспощаден и хорош в драках, даром, что из богатой семьи. Ты, видно, перенял эту его черту.

– Правда? – Я просто не нашёлся с тем, что ещё можно было ответить.

– А разве ж нет? Кровь – не водица, а у твоего отца кровь эта была сильной. Уж сколько я тренировался, а побеждать его в спаррингах так и не начал… пока он не оставил службу и не занялся делами семьи. – Он протянул мне один из кувшинов. – Держи, неси, где ты там всё это хранишь. Но вино скоро скиснет, так что…

Я подхватил пустую и слегка влажную тару, бросив на кувшин с вином задумчивый взгляд.

– Тогда разумным будет его выпить. Как раз и поговорим, всё не просто так на звёзды смотреть… – Предложение это вырвалось почти что само собой, но и моя рациональная часть не то, что б была сильно против.

– Это дело доброе, богоугодное! – Довольно хмыкнул мужчина, который, видно, только этого предложения и ждал. – А то хвалу ты в храме-то вознёс уже, а дома? Нет? Так я и думал!

– Да времени не было, Онесим. Дела. И одному это делать было как-то… – Я покачал опущенной параллельно земле ладонью. – … неправильно. А ещё дом этот я домом не считаю. Жилище, не более того.

Онесим не ответил – лишь улыбнулся, закончив разгребать задействованный в лечении инструментарий. Я же быстренько метнулся в домик, побросав кувшины в углу единственной комнаты и прихватив более менее приличные… ну, пусть будут кубки – деревянные около-стаканы, грубо сработанные, но могущие выполнять свою функцию.

Не для вина они, конечно, да только иной подходящей для распития посудины у меня просто не было. И так вино разбавлять будем в обычном кувшине вместо специального родственника горшка – кратера…

Вернувшись обратно, я успел совершить ещё две ходки и унести вообще всё лишнее. Онесим в это время уже развёл вино один к трём, и в обнимку с кувшином устроился под окошком моего жилища.

Я уселся рядом, споро наполнив стаканы. Аромат вина ударил в ноздри, смешавшись там с запахом трав, мёда и крови.

– Не думай, что я буду упрекать тебя за убитых. С врагами и теми, кто действует по их указке иначе нельзя. – Тяжело проронил мужчина, опрокинув в себя половину стакана. – Если б я раньше заметил, то вмешался бы, но всё уже было кончено, когда я вышел на улицу. Переживаешь?

– Ничуть. – Я мотнул головой. Всё равно убедительно такое сыграть мне не под силу. – Они хотели убить меня, я убил их. Мне кажется, это честно.

– Троянова кровь. Держись за неё, и не пропадёшь. – Онесим повёл плечами, снова отхлебнув вина. – У твоей семьи было много врагов, и ты унаследовал их всех. Так провёл Леонида, оставив его ни с чем…

– А вы знаете что-то о причинах того конфликта? О том, как всё происходило? – Всё равно об этом он и собирался, по всей видимости, пообщаться, так что я лишь перевёл тему с опасной для меня на иную.

– Знаю ли? Знаю, Клеон. Мы хоть с Трояном не особо часто общались в последние годы, но когда стало ясно, что вам не выстоять, он сам связался со мной и многое поведал. Надеялся, что тебе станет лучше, или что жрецы помогут – он тогда много серебра пожертвовал им, лишь бы те обратили на тебя своё внимание. – Вот же ж сюрприз! Может, и Теокл не такой уж и добряк тогда, а просто «отрабатывает» перед своей совестью те пожертвования?

Но не буду преждевременно клеймить людей: время расставит всё по своим местам. Вполне реально, что жрецы пытались, но просто не смогли помочь этому телу.

А уж если сам Локи поспособствовал «идиотизму» Клеона, то тут вообще без вариантов. Гадить он мастак, так уж исторически сложилось…

– Но готов ли ты выслушать меня, Клеон? Это тяжёлая, кровавая и грязная история. Тебе может быть легче даже ничего не знать о своих врагах до поры, чтобы не давать им лишних поводов…

– Предпочту всё узнать сразу, Онесим. Я уважаю вас и готов прислушиваться к вашим советам, но в этом вопросе я давно всё решил: мои враги умрут, рано или поздно. И если сейчас я могу узнать правду и понять, кто есть кто, то это нужно сделать. – Иначе можно оказаться в ловушке моральных дилемм, если, скажем, я по дурости заведу знакомство с теми, кого по-хорошему придётся закапывать.

А если ещё и приму от кого-то из них помощь? Я, конечно, человек без высоких моральных принципов, и в жизни моей случалось всякое, но ни к чему лишний раз ранить собственную душу.

– Я был уверен в том, что так ты и ответишь. Хех, Троянова кровь… – Усмехнувшись и покачав головой, мужчина дождался, пока я наполню его стакан. – Тогда слушай, юный Клеон, и запоминай. Не знаю, сколько мне осталось, так что может статься, что во второй раз выслушивать тебе будет некого…

И он заговорил, приподняв завесу над тёмным прошлым семьи этого тела.

Моей семьи, за которую я был готов мстить…

Глава 18

«Нет позора в усталости – позор в бездействии. Встань и иди!».

(с) Сократ.

Следующий день я встретил, разлепив глаза перед самым рассветом, хоть это и далось мне непросто. Вчерашние раны были, по сути своей, пустяковыми, но с местной медициной можно было от плевка окочуриться, уж поверьте мне!

Дырку в плече нещадно припекало, а ощущение чего-то липко-пересыпающегося под повязкой гарантировало непередаваемые ощущения. С виском и рёбрами всё было получше, но и тут не без приключений: во сне я избавился от повязки на голове, и не единожды, судя по всему, «открывал» рану, из-за чего пол-морды покрылось засохшими алыми полосами.

А синяки на рёбрах закономерно сказали мне своё царское «спасибо» за то, что изволил почивать я без нормального матраса.

Но хотя бы насекомые на запах мёда не приползли – и на том спасибо, а то выковыривания муравьёв из раны я бы не пережил. Никогда не любил всяких ползающих жучков-паучков, хоть и приходилось мириться с их в моей жизни присутствием: работал-то я «в полях»…

Первым делом запалив дровишки в очаге и сунув в тот горшок с чем-то, отдалённо напоминающим ингредиенты для питательного блюда, я вышел на улицу и принялся вёдрами черпать из колодца воду, благодаря небо за то, что источник находился во дворе дома, а не на улице в общем пользовании, как у большинства небогатых домохозяйств.

Иначе предстал бы я перед честным людом как есть: помятый, в крови, с требующей смены повязкой на спине и раздражённым взглядом человека, которому сейчас в постели бы отдыхать, а не такой ерундой заниматься.

Страшная была бы картина, я вас уверяю.

И только приведя себя в божеский вид – помывшись, почистив зубы, промыв рану и заменив повязку на свежую, я, взбодрившись от тесного контакта с ледяной колодезной водицей, после которой я ещё с четверть часа подрагивал, вернулся в дом, где и перекусил бобовой похлёбкой с кусками костлявой рыбы, надоевшей мне хуже горькой редьки.

Но что-то другое я себе пока позволить не мог, так что довольствовался тем, что имел.

И раз уж так получилось, что сегодня тренировки мне не светят, решил посетить местные торговые ряды со вполне конкретными целями: закупаться предстояло много. Но перед этим я собрал в единую кучу всё своё серебро, проверив наконец, сколько именно мне досталось в качестве «откупных» от вчерашней античной гопоты.

Кошель Зотикоса порадовал: шесть драхм и четыре обола. Ограбил он кого, что ли, или на деле он из приличной семьи, раз таскает с собой считай что заработок взрослого мужчины за пол-декады? Не суть, впрочем, ведь этой суммы хватит на приличный хитон взамен «убитого», который можно легко превратить в рабочий.

И даже запасы лекарств… хотя, нет, на них уже не хватит. Один только мёд мне обойдётся в полновесную серебряную монету за небольшую плошку, которую вчера мы потратили на обработку раны. Всё же это был своего рода деликатес и вместе с тем лекарство, которого у меня не было бы, не реши когда-то Онесим одарить реципиента комплектом «на подлечиться».

За это я ему и правда был очень благодарен, так как обидно было бы подохнуть из-за брошенного в спину камня, который занёс в рану непобедимую для местных заразу.

Так или иначе, но с собой я взял пятнадцать серебряных и десять оболов, чего должно было хватить на всё необходимое: хитон или ткань для него с аксессуарами, уксус, травы, запечатанное вино, аварийный запас мёда и письменные принадлежности. Плюс запас на случай, если наткнусь на что-то незапланированное, но нужное.

Вряд ли, конечно, у древних греков были акции и скидки два по цене одного, но вдруг?..

Улица встретила меня свежестью, прохладным воздухом и начинающим припекать солнышком, выглянувшим из-за горизонта и начавшим своё шествие по небосводу. Люди уже начали выбираться из своих жилищ, а рынок так и вовсе должен был цвести и пахнуть: многие именно на восходе реализовывали товар, чтобы освободить день для прочих работ, требующих света.

Не все, далеко не все продающие что-то люди могли себе позволить днём сидеть и торговать, так что пики активности на рынке случались на рассвете и ближе к закату.

До первых торговых лавок я добирался не больше двадцати минут, и за последующий час успел купить шерстяное полотнище, фибулу и простейший пояс, плюс договориться «за травки» с мальцом лет тринадцати, собирающим на них заказы прямо на улице, и пообещавшим следующим днём, ближе к вечеру, притараканить заказанное к моему дому.

Не удивлюсь, если там работает целая артель желающей подзаработать молодёжи, которую кто-то из взрослых выгуливает вовне стен: в черте города-то с растительностью негусто.

А вот с уксусом неловко получилось, так как сам он, оказывается, стоил хрен да нихрена – три обола за сорок литров, но вот тара для него оказалась куда дороже, две серебряных за самую простую. Я же справедливо рассудил, что имеющегося запаса пока хватит, а тащить домой такую дурень с копеечной «водичкой» мне сейчас не с руки. Когда-нибудь, конечно, такая тара понадобится, но… потом, да.

Как говорится, всё, что можно отложить на завтра, будет отложено на завтра, ведь завтра – это такая штука, которая никогда не наступает!

Что ещё? Ну, один обол потратил на пару крупных зелёных яблок, которые тут же и продавали прямо-таки десятки мелких сорванцов, не иначе как в ночи чьи-то сады обнёсших. Вкус их, правда, был бесконечно далёк от привычного мне – кислятина жуткая, сладости ноль целых ноль десятых, ещё и рот вяжет, но хоть какое-то разнообразие…

В своё скорбное жилище я вернулся нагруженным под завязку, сразу начав сортировать припасы. Онесим так и не показался: вчерашний разговор дался тяжело не только мне, но и ему. Он сразу сказал, что сегодня будет вне зоны доступа: подумать ему надо, мол. А темп жизни местных подразумевал, что «думать в одиночестве» могли и декаду, и месяц.

Если нет причин торопиться, то они и не будут.

Я же против такого подхода ничего не имел, так как сам прекрасно видел, что такое копание в прошлом сильно ударило по не молодому и не слишком здоровому ветерану.

Ведь рассказ его и правда оказался тем ещё дерьмом, уж простите за выражение.

С Трояном они и правда дружили ещё со «школьной скамьи» – познакомились в одном гимнасии, так как отец наследником в семье не был, как не был и любимым сыном. Иначе говоря, его «выселили» подальше, даром, что не к самым беднякам. Там-то Онесим, сын Катарона, с ним и познакомился… в процессе взаимного мордобития. Не поделили девчонку, про которую потом и вовсе забыли оба.

Но знакомство осталось, постепенно дотянувшись до уровня крепкой дружбы. Троян и Онесим вместе прошли всю эфебию, вместе поступили на службу сначала в стражу, а потом и в армию. Трояну, как воину-магу, сулили недурственные перспективы, которые как бы эхом задевали и его друга, умного, способного, но не одарённого магически.

Может, мир бы увидел стратега и его верного помощника, если бы в семье не случилась трагедия: погибли глава рода с супругой, и их первый и второй сыновья. На очереди наследования оказался Троян, последний отпрыск главы, не сумевший отречься от долга перед родичами.

Оставив службу, он стал новым главой семьи. Звал за собой и Онесима, но на тот момент, с его же слов, он «молод был, идеалистичен и туп, как дубина варварская», из-за чего и отказался от смены рода деятельности. Они почти пропали из жизней друг друга на добрых десять лет, и за это время Троян успел сделать очень и очень многое.

Будучи престолатом не из слабых, он воспользовался тем, что главный зачинщик и враг семьи, отец Леонида, обладал схожим статусом. Как именно? А очень просто: вызвал его на бой пред ликом богов, поправ тем самым традиции вообще всех знатных родов разом.

Вызвал – и победил, выпотрошив убийцу родителей и братьев, словно рыбу у речушки. Не ушли безнаказанными и многие другие сторонники недругов, которых пусть и не так явно, но тоже уничтожили, не жалея на это серебра. Фактически, отец в то время просто начал решать проблему понятными ему способами: через насилие и кровь, так, как ему втолковали «суть жизни» в армии.

И поначалу его знакомств даже хватало, чтобы в Подолимпье не особенно-то и реагировали на происходящее. Не исключаю, что знать просто не понимала, не является ли этот маньяк-рубака ставленником кого-то калибром повыше.

А когда правда выяснилась, сам Троян и все те, кто шёл за ним, стали своего рода изгоями. Старые союзники отвернулись от нашей семьи, и прежде кажущийся невероятно мощным, род пропустил подлый удар, рухнув на одно колено. Руку помощи никто так и не протянул, и враги начали рвать подранка, дожидаясь и способствуя тому, чтобы тот как можно быстрее истёк кровью.

Остановило ли это Трояна? Не-а. Он оказался в привычной обстановке, когда все вокруг кроме ближайших сподвижников считались врагами. И убивал. Убивал много, где своими руками, где интригами, а где банальным подкупом выметая недругов из Подолимпья. Серебро и злато рода таяло на глазах, ведь иначе уже его самого казнили бы следующим же днём, до того много мозолей он оттоптал и кровников нажил.

И терять ему было в глазах окружающих нечего: наследник – безнадёжный идиот, других детей нет, союзников тоже. На такого банально страшно огрызаться, ведь загнанная в угол собака даже на последнем издыхании может оставить обидчику много неприятных укусов.

Тем не менее время утекало, и положение Трояна лучше не становилось. Настал момент, когда близость финальной развязки стала очевидна, и глава почти истреблённого рода решил сделать свой ход конём.

К Онесиму отец обратился практически в самый последний момент, ровно перед тем, как пойти «в размен» с целью нанести врагам урон минимум втрое больший от понесённого семьёй. И при чём тут старый ветеран, спросите? А всё очень просто: тот был почти что единственным, через кого можно было попытаться передать всю историю наследнику.

Троян, обильно жертвуя храмам последнее серебро, не оставлял надежд на то, что однажды боги сжалятся и исцелят его сына. А уж он, – я, тобишь, – узнает правду и отомстит… или хотя бы не даст старой крови угаснуть, как угасли сотни других родов за века существования Подолимпья.

Вот такая сложилась ситуация, м-да…

Имена и поступки поучаствовавших во всём этом людей я обмозговывал-обмозговывал, да так в итоге и забросил всё в дальний угол памяти. Потому что очень уж неприятно это, пересчитывать врагов, перебирать их грешки и понимать при этом, что сейчас тебе до ублюдков ну никак не добраться. Вот потом, когда я избавлюсь от дамоклова меча над головой и сам начну представлять из себя существенную силу, об этом можно будет задуматься.

Сейчас же – нет, перечень актуальных первостепенных задач занят совсем другими строками.

Онесим испытывал схожие чувства с той лишь разницей, у него, в отличие от меня, перспектив не было вообще: однорукий ветеран уже не в том возрасте, чтобы организовывать авантюры. Пообещал помочь советом и делом, наказал обращаться к нему, как только он вернётся «в люди», но и всё на этом.

Под конец нашего разговора он и без того выглядел человеком, готовым накрепко приложиться к вину и «утонуть» в нём в любую секунду, так что давить или выпрашивать советов здесь и сейчас я не стал. Пусть отдохнёт и переведёт дух: ему это сейчас нужно. Раз уж даже меня проняло при том, что я худо-бедно отделяю себя от не-себя, то каково будет мужчине, имевшему сомнительную честь лично лицезреть эту жестокую и кровопролитную войну родов?..

Ближе к полудню я уже «собрал» конструктор в форме новенького хитона, а старый зашил, где надо, и бросил в уксус замачиваться. Вчерашняя стирка пятна не свела, но и отказываться от вещи, стоящей несколько полновесных серебряных монет я не собирался.

Послужит ещё на тех же тренировках или при работе какой: везде в парадном ведь не походишь, тут вам не там…

Ещё я успел перебрать всё добро в погребке, рассортировав имеющееся и даже кое-что вытащив на свет божий, чтобы далеко не лазать. Так, отдельный угол в комнатушке вместил в себя «комплект первой помощи» – перевязочный материал, уксус, кувшин крепкого вина, запечатанного воском, широкую глиняную плошку с мёдом, надёжно закрытую тканью и перемотанную тонкой бечёвкой, плюс бронзовый скальпель и деревянные щипцы – вместо пинцета будут.

По финансам я опять сел в лужу, но лучше без денег и с шансом выжить в случае чего, чем подыхать от заражения крови, но с пузатым кошелём в закромах.

К поместью Аглаоса я выдвинулся заранее, подозревая, что какое-то время «уйдёт впустую» – раз уж Пандора, эта наглая девица, теперь намеревается учиться у Эвбула, то я просто не смогу с ней не пересечься. А зная, пусть и в основном понаслышке, её характер…

Да помогут мне боги, короче.

На входе дежурные рабы пропустили меня без лишних вопросов, так же выделив провожатого и доведя прямо до кабинета Эвбула. Я бы и сам сюда добрался, но уж такие тут были устои.

Плюс вопрос доверия: меня хоть и привечал Аглаос, да только остальные его родичи, работники и рабы могли не разделять энтузиазма своего главы. И это было разумно, так что я и не думал возникать. Тем более, когда ещё представится возможность поразглядывать внутреннее убранство, не концентрируясь на том, чтобы не заплутать внутри? Посмотреть тут было на что, особенно для человека иной культуры…

– Радостного тебе дня, Клеон. – У входа в кабинет Эвбула обнаружился и сам Аглаос, со свитком в руках что-то обсуждавший со своим «главбухом». – Ты вовремя. Сегодня для тебя будет непростое задание по твоему профилю. Эвбул объяснит.

Я подошёл, осматриваясь. Пандоры видно не было, но я совершенно неожиданно для себя почувствовал её присутствие в кабинете. Она стояла у самой двери, не иначе как припав к нему ухом, и старалась не шуметь. Очень необычно: я за собой ещё вчера не замечал способности через дар ощущать не-магов, да и по пути сюда ничего такого не происходило. Или я просто внимания не обратил?..

– И да благоволят вам боги, Аглаос, Эвбул. – Поочерёдно поприветствовал я обоих. Эвбул ограничился степенным кивком, не захотев перебивать, чтобы вставить своё слово. – По тону понимаю, что работа предстоит интересная. А что Пандора? Разве она не хотела учиться у мудрого наставника, чтобы хотя бы приблизиться к моему уровню?..

Я говорил нарочито громко не с какой-то конкретной целью, а потому, что мне просто захотелось ещё раз поддеть девицу, скорректировав направление приложения её энтузиазма.

Ведь в кабинете её не просто так оставили, а явно с наказом что-то учить или делать. Да только девочка не удержалась и решила послушать, что её брат обсуждает с Эвбулом: раз вышли в коридор, значит тайны!

– Как раз из-за неё я и решил переложить проведение аудита на твои плечи, Клеон. Да и, признаться, в поместье порядком дел, которые требуют моего внимания. – Подтвердил мои предположения Эвбул. – Понимаешь, что от тебя потребуется?

– В общих чертах. Подозреваю, что мне предстоит пройтись по предприятиям с воровавшими управляющими и на месте оценить состояние дел?

– Совершенно верно. Сверка фактического имущества по спискам, оценка необходимых трат и запасов материала с продукцией, опрос рабов и работников, возможно, принятие претензий заказчиков, если таковые будут. – Расплылся в улыбке Эвбул. – И предприятий будет всего два, так как больше за день ты проверить ну никак не успеешь. А эти и расположены рядом, и должны быть тебе более чем понятны.

– Гончарная и столярная мастерские, которыми заведовали родичи Аглаоса?

– Они самые. – Вздохнул уже сам Аглаос. – Там не будет ничего сложного, лишь рутина, но в больших объёмах. Ты легко справишься, и заодно приобретёшь ценный опыт для более запущенных случаев. Пригодится, если ты себя и дальше будешь хорошо показывать.

– Ничего не имею против. – На самом деле это даже могло быть полезно. Пройтись, осмотреться в городе, взглянуть на чужие бизнесы изнутри… – Что-то, что мне нужно знать?..

– О, таких деталей немало. Сейчас мы с господином договорим, и я посвящу тебя в детали…

И снова я кивнул, приготовившись ожидать. Пандора так себя и не выдала, как стояла там так и продолжала стоять, не иначе как с искренним интересом прислушиваясь к обсуждению вариантов по снижению расходов на литургии – спонсирование общественной движухи состоятельными гражданами. Очень интересно, особенно для молодой девушки, у которой шило в попе. А то и не одно.

Даже я чуть не задремал стоя, подперев собой стену, прежде чем Аглаос узнал всё что хотел и приготовился умчаться на какие-то переговоры…

– Вечером переговорим, Клеон. Надеюсь, ты сможешь задержаться, если управишься раньше срока? – Спросил он с лёгкой улыбкой и усталостью во взгляде. Под глазами молодого главы уже наметились тени, словно мало тому было фингала.

– Если не случится чего-то совсем уж экстраординарного. Но завтра я приду позже обычного: нужно посетить занятия в храме.

– Добро. – Аглаос согласно кивнул головой. – Тогда до вечера, друг мой.

Он развернулся и зашагал прочь, а Эвбул, устало крякнув, довольно резко распахнул дверь в свой кабинет. И знаете что? Да, в лучших традициях тупых комедий в коридор с писком вывалилась Пандора, у которой стремление погреть уши отбило всякую осторожность.

И на моём лице не дрогнул ни один мускул, ведь невозможность наблюдаемого события вызвала исключительно недоумение и неверие, взаимно аннигилировавшие и оставившие меня в состоянии абсолютного спокойствия и пофигизма.

И почему я думал, что это будет смешно?

Зато Эвбул разошёлся не на шутку, и не в том смысле, что ему стало весело. Просто наглую девицу он действительно оставлял с наказом изучать записи какого-то незнакомого мне раба-писаря, да только Пандора благополучно проигнорировала этот наказ в пользу подслушивания разговора.

Наслушалась интересного на декаду без сладкого, что её несказанно расстроило. Потому-то дальнейший наш с Эвбулом разговор проходил под аккомпанемент её обиженного пыхтения: ну не могла она сидеть совсем молча!

– Значит, дела наши обстоят так, Клеон…

Глава 19

«Много в природе дивных сил, но сильней человека – нет».

(с) Антигон.

Ощутимо припекающее, поднявшееся над храмовой горой солнце. Расчерченный чёрными, сбиваемыми ветром столбами небосвод. Бьющий в ноздри запах раскалённой брусчатки, глины и дыма. И сизые струйки последнего, стелящиеся по земле и ластящиеся к ногам подвижными змейками…

Да, этот район ощутимо отличался ото всего остального города и даже от других мест сосредоточения ремесленников. И причин тому немало, уж поверьте.

Только здесь, в Керамике, было сконцентрировано столь много гончарных мастерских и, соответственно, печей. Число чумазых рабов и свободных работников превышало все мыслимые и немыслимые пределы, а от обилия разного рода амфор, горшков и прочей посуды, выставленной у стен в качестве образцов и примеров работы, натуральным образом рябило в глазах.

А ещё эта дикая смесь запахов, вроде бы и отталкивающая, но вместе с тем и чуть-чуть приятная. Если бы не «ароматы» пота, то было бы вообще замечательно, но чего нет – того нет…

– Примечательное место. И оттого втройне печально, что посещать его приходится по такому неприятному поводу… – Покачал головой я, краем глаза выцепив следующего за мной раба, держащегося по правую руку. Он был нагружен по самое небалуй, так как здоровенный деревянный ящик, битком набитый дощечками для письма, даже по самым скромным прикидкам не мог весить мало. И тем не менее раб справлялся, даже абак – счёты по-местному, не ходил ходуном, будучи закреплённым у юноши на поясе-верёвке. – Далеко ещё?

– Через шесть зданий, господин Клеон. – Отозвался Дарий, извернувшись, подперев ящик коленом и рукой смахнувший пот со лба: почти что чёрные кудри в такую жару доставляли ему немало неудобств, но вместе с тем редкий цвет волос в иных ситуациях сулил лишь выгоды. Да и не принято тут было стричься налысо, если уж говорить о том. – Не беспокойтесь, мы не заплутаем тут. И я, и мой отец работали в этих мастерских, прежде чем во мне обнаружили талант к наукам.

Я мысленно кивнул: значит, Эвбул выбрал именно этого раба потому, что он хорошо тут ориентировался, и мог дополнить мою логику своей осведомлённостью. Ну и уберечь от ошибок, случись что.

Вслух же я сказал другое.

– Так ты хорошо ориентируешься в гончарном деле?

– Про отца и меня говорили, что мы знаем глину лучше любого свободного! – С гордостью отозвался тот. – Если бы его не унесла лихорадка, то, может, и воров не случилось. Отец бы не позволил!

Похвальная вера в возможности рабов, конечно. Но у каждого в голове свои, уникальные тараканы, так что не мне его судить.

– Может, ты ещё и слышал чего об этом управляющем? Что за слухи о нём гуляли по поместью? – Хоть я и обнародовал факт воровства лишь вчера, Эвбул и Аглаос взялись за дело очень уж споро, буквально в ночь отправив своих людей с, так сказать, наказом карать и хватать.

И, согласно поведанной «главбухом» информации, были схвачены все управляющие кроме одного, заведовавшего торговыми рядами.

Последний каким-то образом прознал про опасность и скрылся с серебром, что, вероятно, и стало причиной, по которой Эвбулу нужно было остаться в поместье, а вовсе не из-за Пандоры. Потому что кто ещё проконтролирует процесс прочёсывания всего города, опроса союзников, партнёров и просто знакомых с целью разыскать урода? Организует всё, заплатит кому надо, «смазав колёса телег» стражи?

Дело там серьёзнее некуда, так что Эвбулу я не завидовал.

Наши «бараны» – совершенно другое дело. Тут пользу может принести что угодно, и я намеревался выжать приписанного ко мне раба досуха: узнать всё, что известно ему, чтобы не опростоволоситься и выполнить работу на «отлично». Потому что чем быстрее я вскарабкаюсь повыше в иерархии наёмных работников рода, внаглую пользуясь лояльным ко мне отношением Аглаоса, тем больше у меня будет серебра.

А где деньги – там и возможности.

Меркантильно? Да, но тут ничего не поделать: я поутру всерьёз приценился к броне и оружию, поняв, что это вам не хи-хи ха-ха. Самый паршивый комплект в Подолимпье обошёлся бы мне в полтысячи серебряных монет, а нечто более приличное уже начиналось с суммы на порядок большей… и тянулось вплоть до бесконечности, чует моё сердце.

За какой-то конкретикой надо пытать кузнецов, тратя на обход их мест работы и сами разговоры целые дни, но для меня это пока вообще не актуально.

Всё равно монет нет даже на приличные ткани для хитона…

– Плохие слухи, господин Клеон. Говорят, господин Брисон умудрился украсть и сбыть даже краски для росписи, в последний месяц почти не поставляя на рынки дорогостоящих изделий. Запугал рабов, чтобы те молчали. Стирал клейма с изделий, продавая их в обход общего учёта… – Прегрешений у этого конкретного родственника Аглаоса было порядком, но я никак не мог взять в толк, зачем было разворачивать столь масштабную деятельность. По отчётам суммы, конечно, набегали приличные, но он ведь мог действовать аккуратнее, и на дистанции украсть куда больше.

Торопился? Нужно было серебро на что-то? Но тогда зачем организация целой ОПГ, промышляющей кражей денег у Аглаоса?..

А впереди тем временем показалась мастерская: низкое, даже приземистое здание из сырцового кирпича, крытого черепицей, само по себе напоминало гигантскую печь, из которой в небо валили клубы густого чёрного дыма.

– Постарайся сделать вид, будто ты всеми силами хочешь помочь работающим там рабам. Уж не знаю, чем там их запугали, но вряд ли они сходу доверятся мне. – Ещё бы, свободный, которого среди них не знает никто, сующий свой нос во все свободные отверстия. Как такому поверишь? Даже изобрази я из себя ангела, и результата это не принесёт. А вот Дарий вполне может сойти за своего, развязав языки опасающимся меня людям. – Считай, что я очень плохой и жестокий человек, которого заботит только имущество и серебро, но не рабы. Справишься?

Дарий нахмурился, раздумывая несколько секунд. Но в итоге кивнул, пусть и нехотя:

– Постараюсь, господин.

– Вот и отлично.

Я толкнул скрипнувшую дверь, первым ступив в распахнувший свои объятия полумрак. Первый же вдох – и я понял, почему гончары долго не жили ни при каких обстоятельствах. Воздух был густым, словно пар в купальнях, но вместе с тем едким, нечистым. Запах влажной глины, золы, уксуса и дыма, с которым не справлялась примитивная «вытяжка», моментально забил напрочь органы обоняния.

Не помогали даже настежь распахнутые ворота, ведущие во внутренний двор: воздух, может, и циркулировал, но этого очень, очень сильно не хватало.

С десяток секунд потратив на то, чтобы привыкнуть к местной атмосфере и не ловить дрожь в лёгких при каждом вдохе, я ещё раз окинул помещение взглядом. Вдоль стен громоздились полки с амфорами: как грубыми, ожидающими обработки, так готовыми изделиями с интересными орнаментами. Но раскрашенных среди них почти не было.

За столами, как будто бы хаотично разбросанными по помещению, трудились рабы, при нашем появлении даже не поднявшие голов. Свободных работников, что неудивительно, не было: до окончания разбирательств они тут в принципе вряд ли появятся. И так как рабы тут не носили ничего кроме набедренных повязок, в глаза сразу бросились их покрытые свежими рубцами, потом и грязью спины.

Похоже, местный управляющий совсем потерял берега, раз позволил себе так обращаться с живым имуществом семьи.

В то, что рабы буянили и ленились, заслужив наказание я не особо-то верил. И не просто так: прямо сейчас я мог лицезреть как то, что безо всякого присмотра они исправно трудились, так и наличие готового или почти готового товара. Без изысков, да, но тут, видимо, или нет материалов, или сами рабы не обучены тому, что обычно поручали свободным работникам.

На этом, впрочем, мастерская не кончалась, так как львиная её часть проглядывала через прямоугольный зёв ворот, ведущих во внутренний двор.

В глаза сразу бросались махина колодца, куда более основательного, чем в моём жилище, и несколько навесов, под которыми чего только не хранилось. Глина, дрова и хворост, угли, инструменты, черепки от битой посуды, готовые изделия попроще, вроде горшков, корыт, кувшинов, чаш и самых примитивных амфор без декора. Там же располагались «бассейны», в которых пара крепких рабов ногами вымешивала глину до пригодного к использованию состояния.

– Прелестно. Похоже, недостача может быть куда значимее, чем было видно по отчётам… – Я шагнул к одной из стен, у которой виднелись массивные, некогда деревянные, а ныне кажущиеся глиняными короба-бункера, наполовину вкопанные в землю. В них хранили «рабочую» глину, которую предполагалось использовать для формирования изделий в ближайшую декаду.

Они уже были наполовину пустыми, так что это явно та глина, которую уже пустили в дело – то что надо для проверки, лучше и не придумаешь.

По отчётам, если мне не изменяет память, в месяц мастерская перерабатывала до пятидесяти талантов глины, что примерно равнялось тысяче трёхстам килограммам. Вот только итоговый выхлоп, по которому я и заметил неладное, соответствовал куда меньшим объёмам использованного материала. Хуже могло быть только если бы всех рабов тут покосили болезни, и пришлось бы набирать новых, из числа малолетних детей, с прицелом на перспективу и долгое обучение.

Очень неаккуратных, запарывающих каждую вторую посудину детей…

Припав на одно колено, я зачерпнул немного глины из бункера. Осмотрел кусочек, чуть ли не обнюхал его и попробовал на вкус: на зубах заскрипел песок.

– Что скажешь, Дарий?

– Очень плохая смесь. – Произнёс раб после того, как хорошенько растёр «пробу» меж пальцев. – Слишком много песка и примесей. Изделия будут через раз лопаться в печи. Такая глина мало чего стоит, её используют обычно для обучения детей.

Я вздохнул, задумавшись на пару секунд, после чего протянул к Дарию руку. Тот верно понял намёк, метнувшись к оставленному у входа ящику и вручив мне покрытую воском дощечку. В несколько движения я начертал на ней «заголовок», под которым собирался собрать детали касательно именно глины.

– Насколько реально продать глину на сторону?

– Это легко, господин. Нередко в мастерских оказывается слишком много или мало материала, так что соседи торгуют ею между собой. Так может быть даже выгодней, ведь излишки готовой смеси, которая иначе придёт в негодность, стоят дешевле. – Пояснил юноша, явно понимающий, о чём он говорит.

Я же вывел соответствующую надпись на воске.

– Значит, хорошую глину продавали, а эту разбавляли песком. – Я распрямил спину, развернулся и окинул делающих вид что они не при делах рабов взглядом. В итоге остановился на кандидатуре самого старшего из них, мужчины, которого скоро будет впору называть стариком: его тело уже начало ветшать даже несмотря на ежедневную тяжёлую работу. – Ты, подойди. Сколько в день затрачивали глины на одного человека? И сколько выходило изделий?

– Тебя не накажут за правду. – Мягко добавил Дарий, заметив, что мужчина разве что не затрясся, когда понял, что я обращаюсь к нему. – Говори.

– Два кувшина, господин… – Наконец пробормотал тот, опустив голову и сжавшись. – Но глина крошилась в печах. Приходилось брать три, и…

– И работать впотьмах! – Возмущённо добавил вскочивший из-за стола сопляк из рабов, которого, видно, управляющий просто не успел запугать и «сломать». – Старый Герад заболел и недавно умер из-за этого! А ещё все говорят, что еды стало меньше, а она сама – хуже!

Я скрипнул зубами, посмотрев на первого опрашиваемого раба.

– Это правда? Про смерть Герада? – Тот кивнул, а я внёс на табличку ещё одну запись.

Если один опытный раб и правда умер из-за действий управляющего, то общую сумму хищения можно смело увеличивать втрое. Опытный ремесленник в виде имущества, способный обучать молодёжь, стоил дорого. Очень дорого, на уровне молодых и красивых, невинных рабынь «в самом соку». До тысячи драхм в отдельных случаях.

– Почему никто из вас ничего не сказал приходящим за товаром людям? – Обратился я к мальчонке как к тому, кто, видимо, меньше всего был подвержен нежеланию говорить.

– Все думали, что это наказ хозяев. А недовольных наказывали так, что они могли неделю плашмя лежать… – Мальчонка хлюпнул носом. – Мамка моя оттого и болеет до сих пор…

– Грамотные среди вас есть? – Я обвёл толпу взглядом, остановив тот на всё том же старшем мужчине. Он сначала жался, но спустя несколько секунд признался в знании грамоты и умении писать. – Дарий, выдай ему дощечку или две. Пусть запишет, кто, когда и какое наказание получал, а так же перечислит, какие рабы больны… или мертвы.

Списки всего живого имущества у нас были при себе, так что сопоставить будет довольно просто. Если, конечно, раб справится с этой задачкой, а его познания в грамоте не ограничатся самым базисом.

– А прежний господин не вернётся? – Вновь подал голос мальчонка, в глазах которого плескалась искренняя надежда.

– Если только в качестве раба. – Хмыкнул я, примерно представляя себе, ЧТО ждёт этого человека за ТАКИЕ хищения и порчу имущества. Ему и так ничего хорошего не светило, а теперь Аглаос вполне может пренебречь репутацией семьи и отправить провинившегося управляющего на самые тяжёлые, обрекающие на долгую и мучительную смерть работы. – Дарий, проследи тут.

Надеюсь, до него дойдёт, что я не просто так выразительно на него посмотрел, и он-таки на правах такого же, как остальные, раба проведёт экспресс-опрос потерпевших.

Я же отошёл к полкам с готовыми к продаже амфорами, взяв в руки одну из так называемых чернофигурных, стоящих как крыло от боинга, условно выражаясь.

Очень уж недёшевы были краски и высок процент брака при изготовлении, ведь покрыть чёрным и красным цветами требовалось всю поверхность изделия так, чтобы не было видно изъянов, а само оно сохранило прочность и не пошло трещинами по краске при малейшем сотрясении.

При этом ещё и работник должен был обладать недюжинными навыками в такой работе, просто чтобы изготавливать товары не ниже среднего по рынку…

(прим.авт: в доп.материалах к тексту присутствует изображение такой амфоры).

Покрутив амфору в руках, я прошёлся ладонью по дну… и зашипел. Как от того, что шероховатое, с выщербинами дно резануло руку, так и от того, что вся эта прелесть находилась на месте, где должно было быть клеймо мастерской.

Со слов Дария я, конечно, знал, что такие слухи ходят, но такой наглости не предполагал. Ладно недорогие амфоры и горшки, но эта-то стоит два десятка серебряных монет минимум!

Вернув изделие на место, я начал проверять и другие сосуды, плавно переместившись на улицу. Отсутствие клейма встречалось нечасто, но и отнюдь не на ширпотребе. Пришлось вносить соответствующую запись на дощечку, понимая, что мой анализ отчётов дал лишь повод к выявлению истины, но никак не вскрыл весь нарыв целиком.

– Дарий. – Я вернулся в помещение мастерской, будучи очень злым и очень недовольным. Да, деньги эти были не моими, но я никогда не любил воров, как не любил и чрезмерную жестокость. Тут же собралось прямо-таки комбо: ворующий напропалую ублюдок, истязающий, недокармливающий и доводящий до смерти рабов. Если за ним ещё и пристрастие к мальчикам вскроется, то я ничуть не удивлюсь. И посоветую Аглаосу обеспечить уроду самые жуткие условия для дальнейшего существования. – За мной.

Я вывел брюнета во внутренний двор, отведя его к дальним навесам, где была свалена гора битых черепков от неудавшейся посуды. Вблизи удалось разглядеть и чёрный цвет: лопались даже самые дорогие изделения.

– Я порасспрашивал людей, господин. Они говорят, что их действительно плохо кормят, не обновляют инструмент, привозят плохие дрова. Управляющий так же угрожал невольникам: грозился смертью для их детей, что живут по соседству. – Что ж, всё это в свете открывшихся обстоятельств было ожидаемо. – А ещё они рассказали, что «господин» часто встречался со «странными людьми». Возможно, передавал им серебро. И об этом тоже наказывал молчать, со всё теми же угрозами.

– Странные люди, говоришь?.. – Конкуренты? Противники рода? Или ложная тревога? Сложно было делать выводы, основываясь на вольном пересказе чужих слов, которые из рассказчика пришлось выдавливать силой. – Кто о них рассказал?

– Да все понемногу, господин. Их многие видели, даже описать могут.

– Прекрасно. Тогда расспросами ты и займёшься…

Я подобрался и резко обернулся в сторону мастерской, когда там громыхнула входная дверь. Послышались выкрики, ругань – а спустя секунду я уже широкими шагами приближался к воротам, понимая, что внутри началась какая-то нездоровая суета.

– Дарий, держись позади. – Рука скользнула по поясу, ощупав контуры рукояти ножа, который я мог легко выхватить за счёт того, что мой хитон сшит не был – лишь скреплён фибулой и поясом. Судя по тому, что я видел, это могло пригодиться.

К моменту, когда я пересёк порог помещения, изнутри уже хлынули рабы из самых трусливых. В общем-то, их было абсолютное большинство, и только двое самых крепких буквально боролись с… налётчиками?

А хер их знает – одежда без опознавательных знаков, и лица замотаны тряпками так, что кроме глаз и не видно ничего.

Этого, пожалуй, уже было достаточно для того, чтобы не сомневаться в их недобрых намерениях. Но окончательно я всё равно определился лишь когда заметил, что один из чужаков, прижимая к груди окровавленную руку, начал ногами избивать повалившегося на пол раба, метя в голову. Что за гоп-налёт, мать их ети?!

– Остановитесь! – Изначально незваных гостей было пятеро, но к нынешнему моменту в дееспособном состоянии осталось лишь четверо. Одного оперативно «уработал» до отключки самый дерзкий раб из бросившихся в бой, поднявших руку против свободных людей. Но из союзников к нынешнему моменту у меня как раз и остался только этот раб, да Дарий на подхвате. – Кто вы и по какому праву ворвались на территорию рода Аглаоса?!

Было ли это вмешательство ошибкой? Весьма вероятно. Но хлынувший в кровь адреналин пополам с захлестнувшим голову азартом считали иначе.

Плюс я сам был не из тех, кто предпочитает отсиживаться позади и решать проблемы постфактум.

– Поди прочь, пока цел! – Рыкнул главарь сей тусовки – не такой уж и крупный, но крепко сбитый, непонятного возраста мужчина. – Тебе наверняка не платят столько, чтобы рисковать здоровьем ради нанимателей!

– А тебе почём знать? – Вскинул бровь я, продолжая оценивать ситуацию. – Ты хоть знаешь, кто я?

Ладонь ткнулась в увесистый горшочек для пряностей. Толстостенный, удобно ложащийся даже в женскую руку, он был как раз тем, что сейчас и требовалось.

– Кем бы ты ни был, тебе нас не остановить! Будешь сопротивляться, сломаем руки! – Удивительно, но переговоры и не думали кончаться, а на «поле боя» воцарилось некое подобие перемирия. Разве что боевитый раб разжился полутораметровой оглоблей, которой мешали глину в бункерах. – Мы просто заберём здесь то, что всё равно не принадлежит твоему нанимателю!

– Дай угадаю: настоящие отчёты? Переписку с организаторами этого безобразия?..

– Повалите его. – Коротко бросил главарь после того, как его лицо дрогнуло от услышанного. Это что, критическое попадание?

В тот же миг схватив горшочек, я снизу-вверх метнул его в первого налётчика, не ожидающего такого сюрприза. Невеликое расстояние в семь-восемь метров поспособствовало успеху, и тяжёлая посудина разбилась об лицо здоровяка, вынудив того от неожиданности затормозить. А дальше уже я вскочил на стол, – лишь бы выдержал! – и съездил мыском сандалия по челюсти мужика, отправив того в глубокий нокаут.

Тактическую возвышенность, впрочем, пришлось тут же и оставить, так как второй попытался схватить меня за ноги, а третий начал опасно обходить с другой стороны.

Да и главарь перестал тупить, вытащив из-за пояса короткую, плоскую деревянную колотушку: такой можно хорошенько отмудохать кого угодно до состояния нестояния, но убить несколько проблематично.

По крайней мере точно сложнее, чем оглоблей, которой «наш» раб попытался дотянуться до одного из налётчиков, перекрыв ему путь ко мне…

Я начал смещаться по дуге вокруг столов, не сводя взгляда с боеспособных противников. Со стороны в них в какой-то момент полетели другие глиняные изделия самых разных форм и размеров: это Дарий занял позицию у ворот и начал обстрел, сообразив, что тут уже не до шуток.

А единственный союзник, способный к ближнему бою, оказался оттеснён ко входу и одновременно вынужден заняться попытавшимся подняться бандитом, тем самым, которого «выбили» в первые же секунды с начала битвы.

Из плюсов – «наш» второй раб-рукопашник тоже пришёл в себя, и теперь пытался подняться на ноги, находясь чуть в стороне от места разворачивающегося действа. А это значит, что мне выгодно просто тянуть время.

Там или стража подтянется, – рабы же разбежались, кто куда, значит панику подымут только в путь, – или эти начнут ошибаться, и я уже сам решу вопрос.

И потом попрошу доплаты, потому что охранником ваш покорный слуга и правда работать не нанимался!

– Стой и дерись, как мужчина! – В какой-то момент не выдержал главарь, понимающий, что так он меня может по мастерской гонять до пенсии, не приближая при этом момент выполнения своего задания.

– На кулачках и один на один? Нет? Ну так завались тогда! – Огрызнулся я, бросив в засранца ещё одну амфору, разлетевшуюся осколками при встрече с его оружием. Вот почему они не с ножами, как все порядочные бандиты? Тогда появился бы веский повод начать их убивать.

А так – цирк какой-то, ей-богу! Совершенно непонятно, что за хня неведомая происходит, и насколько далеко можно зайти, обороняясь…

Я перепрыгнул через стол, выйдя из окружения и обидно пнув «однорукого» недруга, которому раб повредил ладонь, в бедро. И он столь рьяно попытался меня схватить, что не справился с габаритами, зацепился за амфору, приложился задом об угол стола и кулем повалился на пол, стараниями Дария усеянный разбитой посудой.

Раздался болезненный вой: всей своей массой бандит рухнул как раз на осколки, и дырок в нём наверняка стало больше, чем в ёжике.

Остановившись подле ведущих во внутренний двор ворот, я схватился за одну из створок, вывернул ту вовнутрь и отгородился ею от главаря, подобравшегося опасно близко. Тот пнул препятствие, но безрезультатно: стоял я крепко, попутно примеряясь к последней «свободной» оглобле рядом с бункерами.

Быть или не быть, бить или не бить – вот в чём заключался мучивший меня вопрос…

Именно в этот момент через ведущую на улицу дверь в помещение ворвался эфеб в одеждах стражи, вооружённый простенькой дубинкой-колотушкой. Чуть позади него маячил такой же молодой-зелёный напарник, за которым собралась порядочная такая толпа привлечённых шумом зевак.

– Всем остановиться! – Попытался грозно рыкнуть растерявшийся «охранитель правопорядка», которого все проигнорировали напрочь, продолжив пляски вокруг столов.

Главарь налётчиков бочком двинулся к выходу, в то время как его подельники дружно ринулись на нас.

Дарию пришлось резко ретироваться во двор, а мне – по столам перебегать из края в край помещения, лавируя среди глины и керамики, пинком отправив комок рыжего, почти оформившегося в изделие материала в рожу самого рьяного бегунка.

Тот его, к сожалению, не поймал, но хотя бы остановился.

– Кроме меня и рабов тут все – бандиты! – Попытался я помочь туповатым эфебам с ориентированием в ситуации, но тщетно. Видимо, молодой юноша, скачущий по столам, виделся им в роли нарушителя персоной более вероятной, чем потрёпанные и грязные взрослые мужчины в, мать его, обмотках на головах! Эфеб-патрульный начал смещаться в мою сторону, упустив из виду настоящих виновников безобразия. – Да вашу ж об калитку! Дарий!..

– Мы из рода господина Аглаоса, это наша мастерская!.. – Раб попытался вставить своё веское слово, да только было поздно.

Главарь, а вместе с ним и ещё трое уродов пошли на прорыв, просто сметя растерявшегося эфеба, получившего по голове колотушкой и свалившегося на пол. Они в считанные секунды вырвались на улицу, где им всего-то и надо было, что повалить второго юношу… но что-то в их плане пошло не так.

На сторону эфебов встали, неожиданно, зеваки, всей своей массой не давшие беглецам сбежать, – простите за тавтологию, – а после быстро их обезоружившие и повалившие на землю.

И первым делом прочь полетели закрывающие их лица тряпки: не иначе как толпа жаждала узнать, кто вообще решился устраивать такое посреди бела дня, да ещё и сопротивляться страже.

– Дарий. Найди рабов и опроси каждого. Каждого! Нам нужно знать, где «управляющий» мог схоронить свои записи. – Бросил я, глядя на то, как к эфебам присоединяется ещё одна патрульная группа, состоящая уже из полноценных служителей закона.

Кажется я всё-таки сильно переоценил законопослушность местных. Или, связавшись с Аглаосом, решил заглубиться в фекалиях, которые и так раз за разом пытались меня под собой похоронить.

Но знаете что? Сейчас я, весь вспотевший и грязный, с пульсирующим в груди звеном магической цепи и заходящимся в бешеном перестуке сердцем, с расплывающейся на бедре гематомой и синяком на запястье чувствовал, что вопреки всему живу, а не выживаю в страхе перед будущим, как мог бы.

А на лице моём блуждала довольная улыбка, почему-то напугавшая слинявшего искать рабов Дария.

И что-то мне подсказывало, что за сегодня с обоими назначенными мне Эвбулом «объектами» я чисто физически не справляюсь.

Тут бы раскопаться для начала, м-да…