Город Утренней Зари. Плач Пророка

Глава 1

В просторную школьную рекреацию через высокие окна падал свет. Проходя сквозь перекрестья оконной рамы, он лучами расходился по помещению, которое по случаю перемены было заполнено детьми. Качая головой и меняя угол зрения, можно было заставить эти лучи мерцать и сплетаться в призрачной игре, создавая переливающийся в воздухе танец света. Но сейчас детей интересовал танец смерти. Удар. Еще удар. Мальчик прислонился к стене, отбиваясь от нападающих. Они были старше на год или два, но для младших классов это было огромным преимуществом. К тому же их было шестеро, а он – один. Удар. Еще удар. У мальчика потекла кровь из разбитой губы. Он, однако, и не думал сдаваться, злобно глядя на обидчиков, лихорадочно соображая, кого из них он все–таки сможет достать. Но те размеренно, смакуя каждую серию ударов, избивали его, меняясь, чтобы порция удовольствия в равной степени досталась каждому из подростковой шайки. Это продолжалось уже несколько минут. Нападавшие уже сняли темно-синие пиджаки и желтые галстуки школьной формы. Один из старших спокойно сторожил сваленную в кучу одежду, надменно наблюдая за происходящим. Остальные дети в школьной рекреации, ничего не предпринимая, смотрели на избиение однокашника, боясь выступить против дерзкой шпаны.

Удар. Еще удар. Если бы к мальчику у стены присоединился хотя бы еще один союзник, то нападающие уже не смогли бы так вольготно измываться над ними. Конечно, эта школьная банда одолела бы и двоих, но уже не так беспрепятственно, так что в следующий раз они бы подумали, стоит ли оно того. Но пока что с ухмылкой на лицах они парами избивали выбранную на сегодня жертву. Удар. Еще удар.

Внезапно девочка лет двенадцати выбежала на импровизированный ринг школьных боев без правил. Она откинула с лица длинные черные, слегка вьющиеся волосы, чтобы они не мешали янтарному взгляду широких глаз охватывать каждого участника конфликта. Из–под нахмуренных аккуратных черных бровей она смотрела на нападавших, которые, в свою очередь, с кривыми ухмылками уставились на нее. От детского гнева ее худое лицо с высокими скулами заострилось еще больше, что не помешало ей обрушиться подобно лавине на безмолвную толпу.

– Трусы! Какие же вы все трусы! – обратилась она к стоящим у стены ребятам. – Соберитесь уже вместе и дайте отпор этим козлам! Как же мне противно смотреть на вас! Бесхребетные трусы!

Они были всего лишь четвероклассниками, но она так проникновенно и ярко говорила, что было видно, как в детских сердцах пробуждается стыд. Но они не смогли перебороть страх: ни один из десятка ребят так и не встал на защиту одноклассника. Однако от девочки исходила такая внутренняя сила, что драка внезапно прекратилась сама собой.

– Мэри Стоун, заткнись! Богачка долбаная! – крикнул Роланд Чекринс.

Он был раздосадован тем, что она прервала избиение: ведь именно он был следующим в очереди. Он бы стукнул ее, – и кто только придумал, что девчонок бить нельзя? Чекринс зло оглянулся на своих приятелей. Самый старший из них, внушавший ужас всей школе, махнул рукой и пошел прочь. Избитый мальчик, тяжело дыша, с ненавистью смотрел им вслед.

– Повезло тебе, конченый урод! – выпалил Чекринс, который не так давно освоил любимые матерные конструкции своего отца.

Шайка покинула рекреацию, а Мэри Стоун с нескрываемым разочарованием посмотрела на детей. Мальчик у стены был для нее обычным одноклассником, к которому она не испытывала какой–то особой симпатии. Ее до глубины души возмутили равнодушие и страх остальных. Взрослый мог бы сказать, что она добилась результата, прекратив драку, а ожидать пробуждения высоких мотивов в людской массе – детская наивность. Но Мэри Стоун не была бы дочерью своего отца, если бы не считала по–другому. Вера в лучшее в людях поддерживала в ней неуемную энергию, за которую в нее украдкой влюблялись мальчишки из параллельных классов. Она раз за разом обещала себе, что никогда не оставит попыток изменить людей. Как бы она хотела схватить их всех и встряхнуть, чтобы пробудить к настоящей жизни! Она обязательно научится у отца влиять на людей, раз уж он уже столько лет успешно трудится на благо общества в администрации президента Южно–Африканской Унитарии.

Со звонком все вернулись в классы. Никто не собирался рассказывать о случившемся учителям, тем более классному руководителю. Начался обычный урок литературы, на котором Мэри без энтузиазма и особого труда воспроизводила правильные ответы по поводу прочитанного рассказа о молодом волшебнике. После уроков они по местной традиции воспели благодарение Богу и высыпали на школьный двор, покрытый идеально зеленым газоном. Там детей уже ждали родители. Мэри Стоун уже давно никто не забирал, и она по этому поводу не переживала. От школы до ее дома было всего пятнадцать минут ходьбы. Но сегодня она отправилась в противоположном направлении – на свой любимый холм, с которого открывался отличный вид на родной Йоханнесбург. Густые заросли кустов скрывали ее от взглядов из соседних домов. Район был престижным и безопасным, и все же она предпочитала оставаться невидимой для местных жителей, которые однажды все же могли заинтересоваться, почему маленькая девочка так долго сидит на склоне в одиночестве.

Неспешно угрызая сочное зеленое яблоко, она ждала, пока солнце скроется и фонари укроют улицы теплым желтым светом. Он нравился ей гораздо больше солнечного. Залитые им кварталы казались особенно уютными на фоне остального города, многие районы которого были погружены во тьму. Казалось, она живет в царстве света, которое окружает непроглядная тьма. Девочка в очередной раз вытянула руку, чтобы разогнать ее, но у нее ничего не вышло. Сжав ладонь в кулак, она стукнула по земле. Несмотря на неудачу, она продолжала рассеянно улыбаться ночному пейзажу, который могла бы с легкостью созерцать до утра.

Вскоре стало прохладно, и школьная форма уже не могла согреть ее. Мэри встала с земли и отряхнулась. Через полчаса она подошла к своему дому, окруженному высоким белым забором. За кованой решеткой главных ворот виднелся большой двухэтажный особняк с крышей, покрытой бежевой средиземноморской черепицей. Мэри еще некоторое время постояла перед входом и уверенно вошла внутрь.

На первом этаже горел свет – и в гостиной, и на кухне. Мэри попыталась проскользнуть наверх, в свою комнату, но ее окликнул уставший женский голос:

– Мэри, милая, подойди ко мне!

Эсмеральда Стоун грациозно лежала на диване, рядом с которым на полу стоял бокал вина и валялась опустошенная бутылка. Мэри подошла к матери. Девочка была очень похожа на нее, но только без грусти в глазах и, разумеется, без большого синяка, который красовался на левой стороне некогда прекрасного лица женщины. Она поднялась и обняла дочку. В ней не было пьяной вульгарности, что часто встречается у родителей, в которых любовь к детям просыпается лишь иногда и только под градусом. Мэри обняла мать в ответ.

– Опять гуляла допоздна. А когда будешь учить уроки? – Эсмеральда улыбнулась, глядя в большие янтарные глаза дочери – более выразительную версию ее собственных глаз.

– Я и так все сдам!

– Конечно! И в кого же ты такая умная? – она взяла дочь за руку.

– В папу.

– Хм… ха-ха-ха… – в этом смехе была вся горечь разбитого женского сердца.

Мэри внешне давно не реагировала на такое поведение матери. Девочка привыкла и к синякам, которые регулярно появлялись у той то с одной стороны лица, то с другой, то на плече или спине, а однажды даже на шее. «Это свидетельства любви твоего отца!» – сказала однажды Эсмеральда Стоун. Конечно, нужно было сказать девочке, что это свидетельства неконтролируемой ревности мужа, отца и главы семьи – Генри Стоуна. Эмма уже давно пристрелила бы его, но после каждого такого конфликта он засыпал ее цветами, водил в самые роскошные места и со слезами на глазах уверял, что больше это никогда не повторится. Он искренне хотел в это верить, потому и убеждал в очередной раз простить его. После последнего удара у нее уже не осталось почти никаких чувств к нему, а те, что все-таки сохранились, были забиты в самую глубину сердца, откуда их уже просто так не достать. Генри очень любил дочь, и ради нее Эсмеральда готова была дать ему еще один шанс. Надежды на это было немного: как только он выпивал лишнего, начинал ревновать ее к любому телефонному звонку и прогулке с подругой. Даже поход в магазин мог вызвать приступ безумия. А ведь ему по работе постоянно приходилось участвовать во встречах на самом высоком уровне, многие из которых заканчивались продолжительными фуршетами. Эсмеральда мечтала, чтобы он оставался на работе или изменял ей с какой-нибудь смазливой секретаршей, но он не смотрел ни на кого, кроме жены, и ревность вела его домой снова и снова.

Справедливости ради, в глубине души она понимала, что зачастую сама провоцировала мужа, но роль жертвы затмевала рефлексию. Раньше ей нравилось его дразнить, рассказывая, как ее красотой восхищался тот или иной сенатор или директор концерна. Она действительно была очень красива и вела себя крайне неприступно и сдержанно, но иногда взглядом или интонацией она давала едва ощутимую надежду поклонникам, что еще более возбуждало мужчин. Ей нравилась такая игра, но Генри Стоуна она приводила в бешенство.

– Прекрати! – потребовала Мэри.

Эмма закрыла ладонью глаза, чтобы сдержать слезы.

– Иди в свою комнату. Я перед сном зайду, – тихо произнесла она.

Мэри серьезно, по-взрослому посмотрела на мать, но ничего не ответила. Когда девочка шла к лестнице, ее взгляд скользнул по букетам цветов, которыми были уставлены гостиная и столовая. Генри Стоун в приступах раскаяния ежедневно менял их, пока не забывал, что натворил.

Зайдя в просторную детскую комнату, Мэри тихо закрыла за собой дверь. Поставив портфель рядом с письменным столом, она села на пол у кровати. Она смотрела на фотографию, которая висела на нежно–розовой стене напротив нее. На семейном фото маленькая трехлетняя Мэри сидела на коленях у матери, а счастливый отец, обнимая правой рукой жену, левой трепетно касался маленьких детских пальцев. Девочка недавно потребовала у отца, чтобы он прекратил так себя вести, иначе она уйдет из дома. Тогда он провел ночь рядом с ней, сидя на том самом месте, где сейчас устроилась Мэри. Он сказал, что очень постарается, потому что не может больше мучить их, и если у него не получится, то он сам уйдет. Последние слова сильно ранили Мэри: она не хотела, чтобы отец сдавался. Он не такой! Девочка чувствовала: для того, чтобы счастье вернулось к ним, не хватает совсем немного, какой-то капли любви, какого-то слова и, быть может, молитвы. Сколько раз она просила Бога, чтобы Он вновь сделал их жизнь такой же, как на фотографии на стене, и чтобы папа никогда не бил маму! Мэри плакала перед Ним и дома, ночами стоя на коленях перед распятием, которое висело над ее кроватью, и в храме перед алтарем. Но годы шли, а все оставалось по-прежнему. Может быть, Он не слышит из-за шума города? Им рассказывали на уроках Закона Божьего про древних подвижников, которые в пустынных местах беседовали с Богом. Тогда ей надо уйти подальше в пустоши. Ее будут искать и волноваться, но ради папы и мамы она готова рискнуть.

Она повернулась к страдающему Богу.

– Господи, сделай так, чтобы папа никогда больше не бил маму, чтобы они любили друг друга, как раньше… даже больше… Если Ты сделаешь это, я обещаю, что всю жизнь буду… буду… – она не могла придумать, что она может пообещать Богу, что может дать Ему, чего бы у Него не было.

Завтра она придумает свой обет, и тогда Он не сможет ей отказать и исполнит ее желание. Она быстро и методично собрала в портфель все, что могло ей пригодиться в загородных пустошах. Собранность, как и ум, достались Мэри от отца. После ванны девочка надела свою любимую голубую пижаму с улыбающимися лунами в различных фазах и легла в кровать. Пижама была очень мягкой, как материнские объятия, которые она помнила с раннего детства. Сейчас Эмма тоже обнимала свою дочку, но что-то неуловимое исчезло из материнских ласк.

– Может быть, пообещать Богу отказаться от моей пижамы? – подумала Мэри, сидя на кровати. Подумав, она нахмурилась и замотала головой, недовольная собственной наивностью. Нет, если она хочет изменить ситуацию, нужно повзрослеть, потому что только взрослые меняют мир.

Раздался стук в дверь, и в комнату зашел Генри Стоун. Было видно, что он только что вернулся с работы, которая обеспечивала им этот большой дом в лучшем районе города. Его уставшие карие глаза, черные растрепанные волосы средней длины свидетельствовали об еще одном сложном дне в его административной карьере. Несмотря на кабинетную работу, он был атлетически сложен, но сутулость отчасти скрывала это. Приезжая с работы, Генри обязательно заходил к дочери в надежде, что та еще не спит. Сегодня ему повезло.

– Хорошо, что ты вернулся, – Мэри широко улыбнулась.

– Мой ангел… – отец крепко обнял ее.

– А где мама? – спросила она, надеясь, что когда-нибудь они снова будут вместе приходить к ней перед сном.

– Готовит мне поесть. Она позже придет к тебе, – хриплые нотки в его голосе звучали очень мягко.

Мэри потерлась носом о трехдневную щетину отца. От него не пахло алкоголем, а значит, сегодня ей не стоит опасаться услышать ночью звон разбитой посуды и плач матери в ванной, а утром наблюдать ее попытки скрыть от дочери очередные следы ссоры. Хотя сейчас у Эсмеральды Стоун уже не хватало на это сил.

– Как твоя математика? – хитро глядя на нее, произнес Генри.

Мэри пожала плечами и слегка улыбнулась уголком рта.

– Ты все еще не учишь уроки? Прямо как я, – проговорил Генри, и девочка задорно кивнула в ответ. – Тебе завидуют другие?

– Не знаю, а должны?

Генри молча обвел взглядом комнату. Несмотря на типично девичью розовую обстановку, он чувствовал в своей дочери силу и энергию, с которой ее сверстники вряд ли захотят связываться. Она точно пойдет по его стопам и достигнет больших успехов. И сделает для их родного города гораздо больше, чем он. Сколько уже лет Генри пытается сохранить его, чтобы он не провалился в бездну разборок между преступными кланами, которые наводнили предместья вместе с беженцами из соседних стран. Такова была цена за доступ к ресурсам, которые после массированного применения ядерного оружия на территории соседних государств стало некому добывать. Сохранять баланс в безумии сегодняшней мировой политики очень сложно, и он проигрывает эту борьбу. И самое страшное, что, не выиграв ничего, он теряет в этой борьбе свою семью. Может, бросить все и попытаться склеить те осколки жизни, которые еще остались? Но тогда какое будущее ждет его жену, дочь и всех остальных? Он же работает не для себя! Хотя… Генри, обладая адекватной самооценкой, понимал, что действует, в первую очередь, все-таки для себя: ему нравилось преодолевать сложную паутину политических интриг ради блага людей. Его увлекала эта игра, но в нем было достаточно здорового честолюбия, чтобы, кроме победы над противниками, стремиться оставить потомкам достойную жизнь, а не выжженную землю после столкновения амбициозных неудачников. Как же тяжело совмещать все свои стремления! Ему это явно не удается. Но у Мэри получится преуспеть во всем. Он верил в это и потому отчаянно хотел, чтобы она доросла до этих свершений.

– Давай в выходные поедем куда-нибудь? – неожиданно для себя предложил он.

– Все вместе? Но ты же всегда очень занят? – удивилась Мэри.

– Ради вас с мамой я что-нибудь придумаю, – он поцеловал дочку в лоб и медленно поднялся с кровати.

Подойдя к двери, Генри обернулся и улыбнулся дочери, которая внимательно следила за ним. Мэри улыбнулась в ответ. Она верила, что ее молитва услышана. Но утром, во время завтрака, потухший взгляд матери окончательно убедил девочку в том, что ей еще только предстоит достучаться до небес. В их деструктивном семейном уравнении было две переменных. Генри Стоуна уже не было дома. Мэри хотела думать, что он пытается выкроить время для семейной прогулки на выходных, но ее взрослевшее сердце подсказывало, что это не так. Школьный портфель выглядел более выпуклым, чем обычно, но Эсмеральда не обратила на это внимания.

– Мам, я сегодня останусь у Натали. Надо ей помочь с уроками, – сказала Мэри, открывая входную дверь.

– Конечно, милая!

Мэри уже немного опаздывала, так что вызвала беспилотное такси, которое за минуту домчало девочку до места.

На уроках она, как обычно, блистала способностью легко проникать в любой предмет. Особенно хорошо ей давались история и литература. Программу Закона Божьего она уже давно переросла своими взрослыми вопросами, так что местный священник отшучивался, называя ее матерью Терезой. Однажды она спросила:

– Почему Бог не хочет нашего счастья?

– Э–э–э, Он хочет… э–э–э… дать нам блаженство Царствия Небесного, – ответил темнокожий священник местного департамента христианской традиции.

– Тогда почему он нас туда не заберет? – кто–то из детей посмотрел на Мэри с упреком. «Выскочка», – читалось во взглядах одноклассников. Но она просто хотела понять.

– Мы должны подготовиться, – тут же ответил он.

– Страдая?

– Он пострадал за нас…

– Тогда почему мы продолжаем страдать? – эти вопросы рождались в ее сердце со скоростью света, так она что она хотела бы задать их все вместе, но священник так медленно отвечал!

– Э–э–э… теперь наш Господь Иисус Христос страдает вместе с нами…

– Где? Он же на небесах! – детская беспощадность бомбардировала священника, и понемногу остальные дети, заинтересовавшись диалогом, стали поддакивать Мэри.

– Э–э–э…тема нашего урока другая… я вам обязательно отвечу в следующий раз… – он попытался ласковым взглядом успокоить Мэри, но той нужны были ответы здесь и сейчас. Она не могла больше ждать.

После уроков она быстро вышла из школы, торопясь попасть в один из парков за пределами города, куда их однажды водили на экскурсию. Там она запомнила гору, с которой сегодня хотела обратиться к небесам. Мэри была убеждена, что все получится и ее никто не остановит. Она вызвала такси и стала ждать его у входа на территорию школы.

– Эй, долбаная богачка! – окликнул ее Роланд Чекринс, который никак не мог придумать в адрес этой девочки новое ругательство.

Мэри спокойно повернулась к Роланду, который раздражавшей ее расхлябанной походкой шел по направлению к ней. Он явно что-то приготовил, но разве он сможет справиться со стойкостью семьи Стоун? Он подошел и замахнулся на нее, остановив кулак в нескольких сантиметрах от лица Мэри. Но девочка даже не моргнула глазом.

– Хм, – ухмыльнулся Чекринс. – Твоя мамаша такая же смелая, когда ее лупит твой отец?

Даже мускул не дрогнул на лице Мэри. Мальчик растерялся. Чекринс уже пробовал доводить девочек до слез, и это оказалось еще легче, чем толпой избивать очередного школьника. Программа явно давала сбой.

Будь Мэри Стоун на пару лет постарше, она, несомненно, с легкостью смешала бы с грязью этого выскочку, напомнив о проблемах в его собственной семье. Увы, искусством подчинять людей своей воле она пока не владела. Так что Мэри всего лишь пристально смотрела на противника, словно стремясь пронзить его взглядом насквозь, пытаясь увидеть в нем то, что делало бы его жизнь оправданной.

«Господи, для чего такие живут?» – подумала она.

Она всегда задавала Богу прямые вопросы. Этому она научилась от отца. Годом раньше они вдвоем были в одной из церквей в центре города, Генри Стоун молился, и Мэри спросила его:

– Папа, о чем ты просишь Бога?

– Чтобы он сделал меня сильным, мой маленький ангел, – ответил Генри Стоун, вставая с колен перед распятием.

– А разве ты слабый? – удивилась маленькая девочка.

– Да, очень, – он грустно обвел взглядом благолепие храма. – Давай попросим вместе.

– Ты же не священник? – Мэри смотрела на него широко открытыми янтарными глазами.

– Боюсь, в их молитвах нет моей бол… нет моих переживаний, – Генри вовремя подобрал слово. – Богу от нас нужна прямота и честность, и я не собираюсь скрываться от Него за древними словами, хотя они и красивы… Вставай рядом со мной.

Она тут же присоединилась к нему. Генри, глядя на дочь, подумал, что ей эта молитва кажется куда более важной, чем ему. Вот бы ему такую же ревностность и искренность! Он встал рядом с дочерью на колени.

– Боже…

– Боже… – повторила маленькая Мэри.

– … ты все видишь и все знаешь… я жесток к своей жене, я невнимателен к своей дочери… – он посмотрел на дочку, и она увидела, насколько лицо отца стало серьезным. – Я хочу быть сильнее… хочу идти Твоим путем…но при этом не хочу… помоги мне или пошли кого-нибудь, кто поможет мне стать лучше, поможет мне обратиться к Твоему свету. Аминь.

– … к Твоему свету. Аминь! – закончила она.

Мэри слушала молитву отца и повторяла ее, на ходу меняя слова: «я» – на «он», «своей жене» – на «моей маме». Генри снова повернулся к дочери и увидел, что ее лицо стало крайне собранным. Вот бы его заместители так же внимательно слушали, как она!

Сейчас она так же смотрела на Роланда Чекринса, и он явно занервничал.

– Че пялишься, дура недоделанная? – скорчив гримасу, воскликнул он.

– Думаю, что ты слабый! Раз не можешь выйти один на один с любым из моего класса! – она услышала подъехавшее такси и, спокойно развернувшись, села в машину.

– В следующий раз я пропишу этой долб… долбаной богачке! – грозился вслед отъехавшей машине Чекринс. Проводив ее взглядом, он обратился к своим приятелям, кучковавшимся неподалеку:

– И почему это нельзя бить девчонок? Кто это вообще придумал?!

За грубостью мальчишки прятался страх. Он не мог забыть, как, стоя рядом с Мэри, хотел толкнуть ее, – но вдруг ему стало не по себе, и животный ужас приковал его ноги к тротуару. Ему было стыдно признать это не только перед друзьями, но и перед самим собой. Теперь оставалось только одно: побыстрее найти какую-нибудь новую жертву, за счет которой он сможет отвлечься от горечи поражения. Школьники уже расходились по домам, а значит, ему останется только кинуть в кого-нибудь пару камней издалека. С другой стороны, учебный год был в самом разгаре, и его внутренний зверь уже успел вдоволь насытиться страхом и обидой других детей. Перед тем, как вернуться к остальным, он пнул сетку школьного забора, и та виновато зашелестела в ответ.

Отъезжая от школы, Мэри даже не повернула головы, чтобы посмотреть, как Чекринс преодолевает унижение. Сейчас только одно имело значение – ее общение с Богом в пустоши. Такси быстро покинуло район Дейнферн и через сорок минут доставило юную путешественницу к юго-западному входу в парк Клипервесберга, от которого ближе всего было идти к ее заветной горе. Когда машина тронулось в сторону города, Мэри, не оборачиваясь, быстрым шагом пошла вверх по тропинке. Через двадцать минут она уже заметно устала, но все равно продолжала двигаться вверх. Ей нравилось слышать хруст сучьев под ногами. Это усиливало эффект покорения вершины. Показался поворот, где они во время экскурсии кормили смелую сизоворонку, спустившуюся с ветки к детям. Девочка решила идти помедленнее: это помогало ей сосредоточиться.

У вершины тропинка исчезла: из-за плотных зарослей кустарника это место не пользовалось популярностью. Продираясь наверх, Мэри вышла на достаточно обширное плато. В тот раз они вместе с Натали Смоуслоу решили залезть сюда, в то время как остальные остались на смотровой площадке внизу. Их отругали, но не сильно, так как Генри Стоун был хорошо известен. Мэри очень понравился баобаб, который не был столь величественным, как его сородич Гленко, но все же внушал уважение тем, что смог вырасти на вершине этой горы.

Мэри потрогала его кору и улыбнулась этому великану, который будет единственным свидетелем ее разговора с Богом. Она подошла к обрыву и посмотрела вниз. Шоссе тонкой нитью огибало эту часть парка, боясь потревожить его первозданность. Она была довольна и стала выкладывать из портфеля все, что посчитала необходимым для этого путешествия. Вода, небольшой коврик и теплая толстовка с капюшоном, чтобы ночью не было холодно. Девочка была полна решимости всю ночь просить Всевышнего, чтобы Он не смог ей отказать!

Оставалось придумать обещание, которым можно будет уговорить Творца вселенной. Она стала вслух перебирать варианты: помогать людям в приюте, поехать на войну медсестрой, заботиться о больных на западе континента, страдающих от какой-то страшной болезни, название которой девочка так и не смогла запомнить из-за непонятного смешения букв и цифр, уйти в монастырь Марии Магдалины, наконец. Последний вариант ей нравился меньше всех, так как при посещении обители девушки-монахини показались ей слишком бездеятельными: они как будто боялись проявить инициативу, а служение Богу в своем детском сердце она видела по-другому. Из этих вариантов выбирать ничего не хотелось – не потому, что ей что-то не нравилось, а потому, что она хотела успеть сделать все это и даже больше. А может, Бог сам выберет служение для нее? Он же Всеведущий!

Солнце нехотя двигалось навстречу горизонту. Она решила подождать заката. Когда появились первые звезды, и полная луна в окружении нескольких перистых облаков уже присматривалась, чем же займутся люди этой ночью, Мэри взглянула на небо и, взяв в свидетели величественное дерево, стала просить небеса. Она просила все о том же, раз за разом, и ждала ответа, но ничего не происходило.

– Просвети их! – воскликнула Мэри, и порыв ветра кинул прядь черных волос ей на глаза. – Ты же можешь! Ты же самый сильный! Мой папа не плохой, и моя мама очень хорошая! Почему ты не можешь сделать их счастливыми?

Она заплакала.

– Мне все говорят, что нужно потерпеть! Папа, мама… преподобный Томас… может, мы просто не умеем просить тебя? Почему Ты не покажешь Себя, чтобы все, увидев Твой свет, поняли, что нужно любить друг друга? Я бы показала им это, но кто будет слушать маленькую девочку… А Ты слышишь меня? Все говорят, что слышишь, но почему Ты этого не показываешь? Я не понимаю! Я просто хочу, чтобы ты ответил мне!

В этот момент ей стало очень страшно. Ей чудилось, будто кто-то неведомый смотрит на нее сзади. Неужели это дерево обиделось, что она так разговаривает с Богом? Ей очень хотелось повернуться и посмотреть на того, кто стоит у нее за спиной и вселяет такой ужас, но она сдержалась.

– Я ничего не боюсь, лишь бы Ты исполнил мою просьбу! Я не могу больше ждать!

– Больше уже не нужно ждать, моя девочка! – мягкий голос окутал плато, так что даже баобаб поджал свои ветки, словно бы в испуге отодвигаясь с его пути.

– Кто ты?

– А к кому ты сейчас обращалась?

– К Богу… – неуверенно ответила Мэри.

– И чего ты хочешь?

Хотя голос пронизывал все плато, казалось, что его источник перемещается, рассматривая смелую девочку.

– Я же уже все сказала! – обиженно произнесла она, но в голове звенели взбудораженные мысли. Неужели это Он?

Мэри встала с коврика и повернулась, чтобы увидеть собеседника. Но на плато никого не было, кроме огромного дерева и кустарников вокруг него, залитых серебряным светом луны.

– Я уже выполнил твою просьбу! – ответил таинственный собеседник.

– Уже? – растерянно произнесла девочка. – А почему Ты так долго ждал, чтобы исполнить ее? Это было так сложно для Тебя?! Мне же было так больно!

– Я знаю, но не могу заставить людей, только предложить им Мой путь, – ответил голос.

Этот разговор полностью смешал ее мысли. Она поднималась на вершину, ведомая ясной целью. Но теперь, когда цель была достигнута, Мэри не знала, что делать дальше. Радость, обида, остатки боли, давящий страх – все это смущало ее душу, но она на удивление стойко преодолевала эмоциональную бурю.

– И что теперь? – наконец спросила Мэри Стоун.

– Вот я и спрашиваю у тебя: что теперь?

– Ты же Бог. Ты и так все знаешь!

– Для меня важно, чтобы ты сама решила. Загляни в свое сердце и скажи, чего ты хочешь, – голос был все таким же мягким, казалось, он понемногу обвивает Мэри, приближаясь к ее лицу.

Ощущая атмосферу пронизывающего страха, Мэри решила, что это испытание. Она спокойно стояла, решая, чего хочет от жизни больше всего. Воздух на плато все больше сгущался вокруг возмутительницы спокойствия этого дикого места, и даже луна спряталась за облаками. Девочка все еще думала. Она хотела быть честной не только с Богом, но и с собой, а это сложнее всего на свете.

– Почему Ты все время прячешься от нас? Почему просто не явишься всем? – Мэри нахмурилась и требовательно ждала ответа.

Хватка таинственного собеседника ослабла, и он вновь отдалился от нее.

– Вы не выдержите Моего света! Вы слишком слабы! – заявил голос.

– Почему?

– Потому что он разорвет вас, даже если вы добровольно обратитесь ко Мне, – словно не замечая дерзости ребенка, продолжал голос. – Требуются годы подготовки, чтобы капля моей благодати могла упасть на ваши каменные сердца!

– Я готова! Готова уже сейчас! – неожиданно произнесла Мэри и даже сама немного испугалась своей смелости. – Да, я готова! И хочу помочь остальным принять Твой свет! Да…да… Ты спросил, и я отвечаю, что хочу именно этого: я хочу нести Твой свет!

Тишина. Никакого ответа от таинственного собеседника. Тиски страха, сдавливавшие ее грудь, исчезли, и старый баобаб вновь опустил свои ветви, не ощущая угрозы. Серебряный свет луны острожным лучом показался из-за облаков и был тут же поглощен слепящим сиянием, которое полностью охватило вершину. Казалось, что этот свет молотом раскалывает сами основы мироздания, проникая между элементарных частиц. Мэри упала на колени и уперлась руками в землю, чтобы устоять перед благодатным сиянием. Свет был везде, так что невозможно было отвернуться или закрыться от него. Мэри, тяжело дыша, стиснула зубы. Она открыла свое сердце свету – и тут же увидела, что у него есть источник. Светоносная тень, похожая на человеческий силуэт, находилась возле дерева и наблюдала за ней. Девочка чувствовала удивление и интерес… и радость, которая все больше нарастала в этом сияющем облаке. И вдруг свет исчез – так же внезапно, как и появился.

Перед Мэри появилась легкая дымка. Девочка почему-то была уверена: там, внутри, таится нечто чрезвычайно разумное и могущественное. Физическая боль отступила, и неописуемый восторг наполнил ее сердце.

– Я нашел тебя, моя девочка! Как же долго я ждал твоего прихода! – в мягком голосе все отчетливее проскальзывали нотки торжества.

– Я не понимаю!

Она села на землю. Из носа и ушей текли тонкие струйки крови, но она этого не замечала, продолжая смотреть на тень.

– Ты понесешь мой свет людям! И они наконец-то обратятся ко мне, чтобы я сделал их счастливыми! Ты согласна?

Мэри задумалась. Она так давно мечтала сделать всех людей ближе к Богу, чтобы они никогда не чувствовали того, что пережила она. Но почему Бог не призвал ее раньше? Каждый день детской боли – это тысяча лет взрослого человека. Кому, как не Богу, знать это? Мэри нахмурилась.

– Если бы я раньше озарил тебя своим светом, ты бы умерла, – ответила тень на ее внутреннее недоумение.

Шелковистый голос гладил волосы девочки, и от каждого звука она все глубже погружалась в эйфорию, которая волна за волной омывала ее душу.

– Даже сейчас еще слишком рано, – продолжила тень. – Но я и мой Сын больше не в силах терпеть страдания человечества. Тебе и ему придется много потрудиться.

– Твой Сын? Иисус Христос? – изумилась она.

Тень слегка вздрогнула.

– … Мой Сын снова пришел, чтобы спасти человечество. Я тебя познакомлю с ним, когда придет время, – голос сохранял мягкость и невозмутимость.

Эйфория от общения с богом до сих пор наполняла сердце Мэри, и она даже не думала спросить: как такое возможно? Единственное, что ей хотелось сейчас, – поскорее увидеть сына Божия.

– Где я встречу его?

– В моем священном городе – в городе Утренней Зари, – ответил голос.

Мэри удерживала каждое слово в своем трепещущем сердце. Боль от света теперь наполняла ее блаженством. Она сделает все, чтобы этот свет стал доступен для всех! Она чувствовала в себе необычайную силу, словно специально предназначенную для этого подвига. Эта сила подхватила ее и несла вверх, поднимая над всем земным и преходящим. Внезапно воспоминания о родителях вернули ее на землю, и тень заметила это.

– Тебе пора, Мариам, – раздался голос таинственного собеседника, называющего себя богом. – Я твой Отец и буду с тобой всегда.

– А папа? – произнесла Мэри, невольно сжавшись на своем коврике.

– Он твой папа, а я – твой Отец, который уже никогда не оставит тебя – ни здесь, на земле, ни в вечности!

Мэри ничего не поняла, но успокоилась от того, что Бог позволяет ее папе по-прежнему остаться таким же родным для нее, как и раньше. Она следила за тенью, которая медленно растворилась в лунном свете. После всего, что здесь произошло, она словно научилась слышать музыку тишины, которая оказалась на удивление мелодичной. Мэри вытерла кровь с лица ковриком, который решила оставить на вершине. Теперь ей предстояло спуститься вниз, в безмятежную, серебристую от лунного света саванну.

Спускаясь, она даже не включала фонарик: ее глаза прекрасно все видели этой холодной южной ночью. Ей не терпелось поделиться пережитым с родителями, тем более, что теперь они по-настоящему будут вместе. А вдруг это всего лишь сон? Девочка остановилась и провела пальцами по носу, на котором еще остались засохшие капельки крови. Нет, это не сон! Ее переполняла сила. Свет на вершине, казалось, открыл в ней потаенные глубины, о которых она и не догадывалась. Она – Пророк Всевышнего! Теперь она понесет божественный свет людям, чтобы они приняли благодать Отца. С этими мыслями она не заметила, как оказалась у подножия горы и направилась к дороге, чтобы вызвать такси.

– Эй, девочка! – ее остановил скрипучий, как проржавевшие за десятилетия ставни, голос.

Мэри развернулась и увидела троих мужчин. Их одежда даже в тусклом лунном свете выглядела грязной и потрепанной. Девочке показалось, что троица приятно удивлена такой ночной встрече.

– Ты спустилась с холма? – Мэри кивнула в ответ. – Что там произошло? Мы увидели яркий свет и испугались. Что-то взорвалось?

Несмотря на односложность фраз, она заметила, что говорящий с ней мужчина явно с напряжением подбирает слова. Остальные же двое оценивающе смотрели на нее.

– Кто вы? – спросила она, переводя взгляд с одного оборванца на другого.

– Пастухи, гэ-гэ-гэ, – ответил первый. – Где взрослые?

Мэри еще плохо контролировала эмоции, и в этой ночной полутьме «пастухи» по ее реакции поняли, что она одна. На этот раз опасность исходила не от банды Роланда Чекринса, а от «заблудших душ» – так называл Генри Стоун опустившихся до разбоя беженцев.

– Пойдем с нами, детка, – улыбаясь, предложил главарь. – Здесь холодно, а у нас ты можешь согреться. Утром спокойно вернешься домой.

Он скалился настолько мило, насколько ему позволяли ужасные кривые зубы, которые обнажались с каждой попыткой расположить девочку. Его приятели даже не старались и просто предвкушали ясную как день развязку этого разговора.

– Я с вами никуда не пойду! Мне нужно домой! – уверенно и без страха заявила Мэри.

– Ты что? Сейчас опасно! Пойдем с нами, – она снова отрицательно покачала головой. – Прошу по-хорошему!

Мэри всем видом давала понять, что не собирается исполнять их просьбу.

– Хватит кобениться, мелкая сучка! Идешь с нами, или мы тебя силком потащим! – не выдержал один из приятелей.

Они, переглянувшись, посмотрели на девочку, неожиданно подвернувшуюся им для развлечения в этом дурацком месте, где они скрывались от внимания полиции. «Пастухи» явно готовы были броситься на столь милую маленькую овечку, – и Мэри обратилась к Отцу и внутренней силе, которая должна была пробудить в этих мерзавцах покаяние, обратив их к божественному свету. Она закрыла глаза и услышала торопливые шаги сорвавшихся с места бандитов. Яркий свет с высоты ослепил их. Раздалась очередь минигана, которыми оснащались местные дроны VG–06A Military Arms UniCorp из арсенала сил правопорядка. Не успевшие убежать рухнули на землю с хлюпающим звуком. Два шарообразных дрона, подсвечивая местность прожекторами, облетели их по дуге, после чего один из них приземлился, чтобы взять биоматериал для полицейской базы данных. Загрузив еще три порции килобайтов в электронную память, эти композитные защитники законопослушных граждан Йоханнесбурга поднялись в воздух, вновь готовые к зачистке периметра от любых угроз.

Мэри открыла глаза. Мерный звук сдвоенных винтов раздался над ее головой, и рядом приземлился вертолет. Из кабины выпрыгнул Генри Стоун и, подбежав к дочери, обнял ее.

– Милая, слава Богу, с тобой все в порядке! – задыхаясь, воскликнул он, попутно осматривая Мэри. – Это твоя кровь? Они причинили тебе вред? У тебя ничего не болит?

Он стал снимать с девочки толстовку, чтобы осмотреть своего маленького ангела.

– Папа, со мной все в порядке! – успокаивала его Мэри, но он не останавливался.

В этот момент к ним подбежала заплаканная Эсмеральда, рухнув к ногам дочери.

– Солнце мое! Ты жива… – она зарыдала так, что уже невозможно было разобрать бессвязных слов радости и облегчения.

– Мамочка, со мной все в порядке! – повторила Мэри.

Родители обняли ее, а потом посмотрели друг другу в глаза. И Мэри увидела, как в сердцах Генри и Эсмеральды возродился огонь прежней любви, в котором сгорело все, мешавшее им по-настоящему быть вместе. В этот момент она почувствовала: Отец действительно исполнил ее детскую мольбу, и теперь для нее настало время следовать своему предназначению.

Это воссоединение семьи Стоунов прервал пилот вертолета.

– Сэр, мне сообщили, что вам придется отчитаться о неправомочном запросе на ликвидацию объектов. Их вина не была доказана… – произнес он.

– Они собирались напасть на мою дочь! – резко ответил Генри Стоун.

– Сэр, при всем моем уважении, из центра вернулся обработанный запрос записи ликвидации. Налицо нарушение протоколов… – оправдывался пилот.

– Мне плевать! – крикнул в ответ Стоун.

Мэри взяла его за руку и посмотрела на него своими янтарными глазами, которые этой ночью стали светиться еще ярче.

– Хорошо… я отвечу на запрос… простите… сами видите, какая ситуация…

– Да, сэр. Хорошо, что пеленгация ее местонахождения по личному датчику слежения дала такой точный результат. Сами знаете, в этих местах… – пилот проглотил последние слова, осознав, что нагнетать ситуацию лучше не стоит.

Генри посмотрел на дочь и на жену. Неужели, чтобы сбросить с себя проклятье, нужно пройти через такие испытания? Но он сбросил, и его жена сбросила, – и теперь они заживут как раньше. Нет! Лучше, чем раньше, ведь теперь он будет ценить то, что у него есть.

– Папа!

– Да, милая.

– Я теперь Пророк Всевышнего!

– Что? Конечно, милая… Он явно тебя слышит! – не придав значения словам дочери, ответил Генри Стоун.

Они сели в вертолет и вернулись в город. Генри не спрашивал, почему его дочь этой ночью оказалась так далеко от дома в столь диких местах. Он знал: что бы она ни придумала, в этом есть и его вина. Эмма тоже осознавала это. Понимание собственной ответственности усиливало испытанный ими страх за дочь. Оба чувствовали, что никогда не простили бы себе, если бы с ней что-нибудь произошло. Она могла умереть, ее могли искалечить, – для них это было бы вечным наказанием. Но мерное стрекотание винтов вертолета отогнало пугающие мысли, а тепло объятий вернуло утраченный покой.

Глава 2

Через две недели частный сверхзвуковой авиалайнер нес семью Стоунов через весь континент на север. Когда Генри обещал дочери, что они всей семьей отправятся в поездку, он даже не предполагал, как быстро подвернется случай. В городском совете Йоханнесбурга решили признать опыт борьбы с преступностью в городе Утреней Зари самым успешным на планете – по крайней мере, об этом однозначно свидетельствовала статистика. Чины совета, не иначе, забыли, что любые официальные данные весьма относительны, и криминальных сводок это касается не в последнюю очередь. Так или иначе, Генри Стоуна было решено отправить на встречу с коллегами –перенимать опыт борьбы с преступными элементами.

Авиалайнер уже набрал высоту, так что удручающие пейзажи центральной Африки, к радости пассажиров, представали перед ними без излишних подробностей. Впрочем, виды выжженной от ядерных ударов земли и радиоактивных болот навевали тоску даже с высоты десяти тысяч метров.

– Пап, а мы долго будем в городе Утренней Зари? – Мэри не скрывала, насколько ей приятно произносить это название, уже ставшее легендарным.

Город Утренней Зари – «новая точка отчета в жизни человечества», «каждый может начать новую жизнь», «построим новое общество». Этими и подобными слоганами завлекали людей со всех уголков земли в мегаполис, раскинувшийся на берегу живописного залива на стыке континентов.

– Неделю, может, больше, – ответил Генри. – Хватит времени побродить по городу. Ты же это так любишь!

Девочка радостно кивнула и откинулась на мягкую спинку темно-бордового кресла.

– Мы могли бы посетить комплекс «Сады Семирамиды», – предложила Эсмеральда.

Услышав это, Мэри вскочила на сиденье, чтобы еще раз посмотреть на маму. Синяк на левой стороне лица был еще заметен, несмотря на чудеса макияжа, но взгляд Эммы стал цветущим и нежным, как никогда прежде. Она всегда была очень красива и чрезвычайно элегантна, ей очень шел светло-голубой брючный костюм и нежно-розовая рубашка. Девочка не могла налюбоваться, поэтому при каждом удобном случае смотрела на родителей. Вопрос о том, как же она будет сочетать радость семейной идиллии с самоотверженным служением пророку, пока не волновал Мэри. Она задумалась, не пора ли показать родителям свет Отца. Раз уж они летят над землей, то это свет увидят и те немногие бедняги, которые остались внизу, на разоренных войной землях! Девочка задумалась, но внутренний голос остановил ее: еще не время. Довольная, она плюхнулась обратно, поправив белые гольфы, которые все время сползали, не выдерживая ее активности.

Самолет начал снижаться. Они готовились к посадке в аэропорту города Утренней Зари, который был похож на космопорт из фантастического фильма – грандиозный и технологичный. С высоты подлетающего авиалайнера мегаполис предстал перед ними во всей красе. Он был пестрый, как восточный ковер, и одновременно строгий, как армейская форма. Казалось, здесь каждый и вправду сможет найти себе новую жизнь. Генри смотрел на город более сдержанно, чем его жена и дочь. Город есть город – сначала завлекает, а потом расправляется с самыми слабыми. Если здесь дела обстоят по–другому, то он на весь мир заявит, что был неправ.

Генри вывел на экран план посещения департаментов города и с удивлением заметил в списках встреч Матиаса Фишера – председателя Европейской комиссии по экономическому развитию. Неужели опыт этого молодого города настолько превосходит выкованные в преодолении многочисленных кризисов познания его коллег из Европы? А может, они тоже согласились посидеть на заурядных совещаниях, чтобы, пользуясь случаем, провести время с семьями в этом необычном месте? Генри Стоун был реалистом и понимал, что вероятность приступа юношеского романтизма у представителей касты управленцев международного уровня стремится к нулю. Игра под названием «Решение глобальных проблем» – вот что тешит самолюбие любого, вставшего у руля власти.

Из аэропорта семью Стоунов отвезли в соответствующие их высокому положению апартаменты в центре города. По настоянию дочери они отправились на наземной машине, а не на аэротакси. Пока что Мэри было достаточно впитывать атмосферу города через затемненное стекло автомобиля, но уже сегодня вечером она рассчитывала на пешую прогулку по его улицам. Во время полета она прочитала все о достопримечательностях и особенных местах города. В инфоколонке она даже наткнулась на страницы, где красочно описывались его опасные районы, которых благопристойным гражданам рекомендовалось избегать. Раньше она прочитывала подобную информацию без эмоций, но теперь ей неудержимо хотелось попробовать обратить заблудших жителей этих трущоб к Отцу. Но как об этом сказать родителям? После того случая на холме они следят за ней еще пристальнее, чем раньше, да и подружек, у которых можно остаться на ночь, у нее в этом городе нет.

Гостевые апартаменты были просторными и светлыми, что вполне соответствовало ожиданиям. Эмма с дочерью вышли на балкон, чтобы с высоты сорокового этажа посмотреть на город. На фоне пронзительно синего неба он казался вполне обычным, несмотря на то, что позиционировался венцом творческих амбиций человечества. С высоты казалось, что мегаполис растет кольцами, и только береговая линия залива не дает этой концепции воплотиться в полной мере. Мэри стало интересно, можно ли по этим кольцам определить возраст города.

– Здесь тоже есть бандиты? – зачем-то спросила Мэри.

– Да, но меньше, чем в нашем городе, – подставляя лицо легкому ветру, ответила Эмма.

– Но я же смогу погулять? Я бы очень хотела…

– Солнце мое, мы с тобой обязательно сходим погуляем, куда и когда захочешь, но здесь я не могу отпустить тебя одну, – она наклонилась к дочери, посмотрев ей в глаза без взрослого снисхождения.

– Бог меня защитит! Я же теперь его Пророк! – девочка нахмурилась.

– Мэри, опять ты за свое? Откуда у тебя эти фантазии? – вздохнула Эмма.

– Мам, это не фантазии! Хоть бы сказала, что это мечты! – Мэри отвернулась от матери, чтобы та не видела, как она сдерживает негодование.

Мэри понимала, что мама не виновата, раз не видела, что произошло с дочерью на той горе. Девочка очень хотела показать свой дар, но ее останавливал страх: ведь последний, кого она хотела обратить на путь истины, сошел с ума. Бедный Роланд Чекринс! Он вновь пристал к ней после уроков в школе, но решился сделать это один, чтобы никто не видел, как он, в случае чего, ударит бесившую его девчонку. Мэри решила просветить его и призвать к покаянию, но он, упав на колени, начал сопротивляться. Он даже произнес: «Что это за херня!» – и закрыл свое сердце от потока благодати, исходящего через нее. Она решила воздействовать на упрямца посильнее – и тут случилось то, чего она никак не ожидала. Черкинс потерял сознание. В итоге он повредился умом, и теперь вряд ли сможет вести существование осмысленнее жизни орехового дерева. По крайне мере, так однажды проговорился их учитель по физкультуре. Даже после всего, что этот мальчик сделал ей и многим другим в школе, Мэри было жаль его. Но зачем он сопротивлялся? Отец больше не являлся ей, чтобы научить контролировать силу. Она решила учиться этому сама, но как это делать, если родители ее никуда не отпускают одну? Заводить всех в школьную подсобку? Ей так не терпелось помочь окружающим, что порой от бессилия ее начинало трясти. Раньше с ней подобного не случалось. Теперь же сила Отца, пульсацию которой она постоянно ощущала, влекла ее за собой, вытягивая детские сердце и душу, заставляя их взрослеть неестественно быстро. Может, для этого Отец ее и оставил – чтобы она свыклась с даром и более спокойно научилась воспринимать его?

– Милая, пойми нас, мы очень боимся потерять тебя, – ласково произнесла Эмма и поправила растрепанные порывом ветра волосы дочери. – Твой папа сделает безопасным наш город, и ты сможешь снова ходить, куда тебе хочется, но пока мы действительно не готовы… не готовы отпустить тебя.

– Ладно. Но только пойдем туда, куда я захочу! – упрямо ответила она.

Эмма Стоун улыбнулась несгибаемому характеру своей дочери, который та унаследовала от отца. Когда-то она полюбила его именно за способность идти за мечтой – даже до края вселенной, если потребуется. И когда он позвал ее с собой, желая показать эту мечту ей, своей лучезарной Эсмеральде, она, не раздумывая, согласилась. Позже он решил оградить ее от негативной стороны своего пути, но теперь вспомнил, что хочет пройти его вместе с женой. И если у него не все получится, их дочь точно сможет завершить дело своего отца и построить идеальное общество – насколько это возможно для человечества. Эмма думала, что слова дочери о пророческом служении связаны с тем, что девочка очень хочет помочь Генри изменить социум к лучшему. Наверное, для этого она и придумала себе столь эксцентричный образ. Эмма надеялась, что теперь, когда Генри проводит намного больше времени с семьей, Мэри успокоится, и ее взросление станет менее трудным и более… обыкновенным.

– Да, солнышко! – откликнулась Эмма, еще раз поправив упрямые, слегка вьющиеся волосы дочери. – Но завтра после встречи твой папа повезет нас в «Сады Семирамиды». Ты же помнишь?

Мэри вздохнула. Она была не против посетить этот комплекс, но только после того, как насытится атмосферой города. Однако от Генри она унаследовала практичность ума, и поэтому прекрасно понимала: сейчас проще согласиться с родителями, чем тратить силы на ненужное сопротивление. К тому же она все еще боялась, что их нынешняя семейная идиллия окажется чересчур хрупкой, и не хотела подвергать ее опасности.

На следующий день они поехали в «Сады Семирамиды», с большим отрывом лидировавшие во всех туристических рейтингах планеты. Генри Стоун был готов еще раз удостовериться, что любой рейтинг – дело вкуса. Но на подлете к аэропарковке перед ними предстал комплекс, действительно поражавший воображение. Умелые дизайнеры, архитекторы и инженеры вписали легендарный каскад многоуровневых садов в естественный рельеф местных гор. Искусная облицовка бетонных строений под песчаник и мрамор и пышное буйство разнообразной растительности вызывали неподдельное эстетическое наслаждение.

Поднимаясь с уровня на уровень, они наслаждались приятной дневной прохладой, которая была весьма кстати в сухих и жарких предместьях города Утренней Зари. Людей в садах было много. Дети то и дело погружали ладошки в потоки холодной, кристально чистой воды. В одном из резервуаров плавала рыба, которую тоже можно было трогать руками, – настоящий детский рай! Естественно, персонал комплекса внимательно следил за малышами, удерживая под контролем чрезмерную детскую любознательность. Родители тоже были готовы в любой момент одернуть своих слишком активных отпрысков, представляя сумму штрафа, который спишут с их банковских счетов за любое повреждение, нанесенное имуществу комплекса. Гостям явно нравилась эта райская атмосфера, тщательно созданная одной из крупнейших корпораций города.

Семья Стоунов поднялась на предпоследнюю террасу, где людей было уже не так много, как на обширных нижних ярусах. Водопады и фонтаны, экзотические деревья, многие из которых были искусственно выведены в селекционных центрах Сингапура и Японии, еще больше усилили эффект приобщения к древней цивилизации.

– Остался еще один этаж! – воодушевленно произнесла Мэри, потянув отца к лестнице.

– Я больше не могу! Пожалей меня, мой ангел! – смеясь, ответил Генри Стоун, но дочь не отпускала его, упорно таща за собой.

Мэри целеустремленно шла к широкой лестнице, ведущей на последний ярус величественного сооружения. Она не понимала, почему, проделав весь этот путь с самого низу, ее отец не хочет полюбоваться окрестностями с вершины садов. Тут она заметила, что многие, подходя к лестнице, почему-то разворачивались.

– Мэри, я и вправду устал, пойдем посмотрим на равнины с той красивой смотровой площадки! – указывая в сторону, произнес Генри.

– Я иду туда одна – или с тобой! – упрямо заявила девочка.

– Милая, давай посидим под фонтаном, а потом поднимемся, – вмешалась Эмма

– Я быстро сбегаю наверх и вернусь! Можно? – с надеждой в голосе спросила Мэри.

Генри выдохнул и посмотрел на лестницу, два пролета которой вели на самый верх. На самом деле, он не устал, а просто боялся подняться. Необъяснимое чувство страха сковывало его. Похоже, то же самое ощущали и другие визитеры, один за другим поворачивавшие назад у основания лестницы. Этот животный страх стерег вход наверх лучше любого мифологического чудовища. Его дочь явно не боялась. Чего она вообще могла испугаться после того, как решилась поехать ночью в полудикий парк на вершину горы? Но здесь был не дикий лес, а туристический комплекс с камерами и персоналом, поэтому, посмотрев на жену, Генри с трудом произнес:

– Туда и обратно? Хорошо! – девочка кивнула в ответ. – А мы подождем тебя…

Эти слова Мэри уже не слышала, торопясь на верхний ярус. Она поднималась так быстро и легко, будто кто-то нес ее на руках. Остановившись на последней ступеньке, она обернулась. Родители все еще смотрели ей вслед. Она помахала им рукой и ступила на вожделенный последний уровень.

– Она стала такой взрослой. Ты же тоже это замечаешь? –обеспокоенно спросила Эмма.

– Раннее созревание, – спокойно ответил Генри.

Эмма слегка нахмурилась. Материнское чутье не давало ей покоя. Сейчас, когда в семье все было хорошо, тревога, нарастающая в душе, стала еще более очевидной. Генри увидел тень страха на лице жены и, обняв ее, произнес:

– Мы просто боимся потерять то, что с такой болью нам досталось. Может быть, мы до конца не верим, что после стольких лет такое чудо произошло с нами. А Мэри… она в любом случае повзрослеет и покинет нас. Может быть, несколько раньше, чем мы рассчитываем.

– Я все понимаю, но… не будем об этом. Надеюсь, это пройдет, – они развернулись и отошли к одному из фонтанов, струи которого красиво переливались в лучах солнца.

В это время Мэри наслаждалась прогулкой наверху, под самым небом. Естественно, верхняя площадка была меньше остальных, но оказалась не менее живописной. В отличии от других этажей с аутентичными, выложенными плиткой полами, здесь под ногами росла трава. Ей сразу захотелось снять обувь, что она незамедлительно и сделала. Ее босым ногам зелень показалось мягким ковром. Шагая по ней, она забыла, что хотела посмотреть на окрестности. Мэри просто шла по этому шелковистому зеленому покрывалу.

В центре площадки возвышался могучий дуб. Дерево достигало пяти метров в поперечнике. Густая зеленая крона шелестела на ветру, призывая посидеть у подножия древнего хранителя рая. Мэри оглянулась в поисках кого-нибудь из персонала, чтобы спросить, откуда доставили столь чудесный экспонат, но никого не увидела.

«Тоже устали, что ли?» – подумала она и решила совершить круг почета.

Она приложила ладонь к коре дерева и, слушая, как шуршит она под пальцами, медленно двинулась против часовой стрелки. Полностью погрузившись в свои ощущения, она не сразу заметила на пути мальчишку лет тринадцати. Он сидел на траве, облокотившись спиной на ствол дерева. Мальчик был одет в серые поношенные штаны и некогда белую рубашку, рукава которой были закатаны до локтей. Ботинки он тоже снял и теперь пытался схватить пальцами правой ноги травинки, которые щекотали ему подошву. Длинные темно-каштановые, слегка вьющиеся волосы были собраны в аккуратный хвостик. В голубых глазах искрилась смесь любопытства и радости от встречи с незнакомкой. Он был красив, но не слащав. Несмотря на юный возраст мальчишки, мужественности в нем было не меньше, чем в Генри Стоуне. Мэри внимательнее взглянула на незнакомца, заметив многочисленные царапины на руках и ноготь, почерневший от удара.

– Мэри Стоун… – представилась она, заметив, что ее сердце наполняет восторг, похожий на тот, что она испытывала на вершине в парке Клипервесберга.

– Я знаю, кто ты. Отец сказал мне, что ты придешь сюда, – мальчик улыбнулся. Мэри заметила, что при улыбке левый уголок его рта поднимается немного выше правого.

Девочка прерывисто выдохнула и сделала несколько шагов назад. Неужели это Он? Она оглянулась и поняла: это Отец не пускал сюда остальных посетителей! Неужели это его Сын? Он выглядит так просто… но в то же время так похоже на образ, что порой всплывал у нее в голове…

– Почему ты замолчала? Это так непохоже на тебя, – мальчик вновь улыбнулся, от чего Мэри наконец-то пришла в себя.

Он пригласил ее сесть рядом с собой у подножия дерева.

– Ты давно тут сидишь? – спросила она.

– Несколько часов, может больше. Сегодня отпросился у Цезарио, – ответил мальчик.

– Цезарио?

– Я работаю у него. Делаю мебель, иногда просто что-то шлифую, – ответил он и провел рукой по воздуху, имитируя идеальную поверхность своих изделий.

– Прости, что я опоздала… – несколько виновато произнесла Мэри, глядя на траву перед собой.

– Ты пришла, когда это было нужно. Я как раз закончил размышлять о мире… о людях… об Отце, – последнее слово он произнес с особым благоговением.

– Я тоже много думаю, – она заправила непослушную прядь черных волос за ухо, чтобы та не мешала украдкой наблюдать за Сыном.

– Надеюсь, мы думаем об одном и том же, – сказал он.

– А разве ты не знаешь, о чем я думаю? – удивилась девочка.

– Мэри, ты же мне еще не разрешила этого. А вторгаться в твои мысли я не хочу.

– Мне нечего от тебя скрывать! – заявила она, вскинув на него взгляд своих янтарных глаз.

– Я знаю. К тому же Отец сказал мне, что моя человеческая природа развивается постепенно, чтобы я прочувствовал, насколько людям тяжело, – он взял Мэри за руку, отчего ее сердце стало биться быстрее. – Ты же понимаешь, о чем я?

От волнения она смогла лишь слегка кивнуть, стараясь не пропустить ни единого слова.

–– Тебе нравится здесь? – спросил он.

– Было бы здорово, если бы весь мир стал таким, – все же смогла выговорить она, проведя ногой по траве.

Сын покачал головой и грустно вздохнул.

– Этот клочок Эдемского сада так и останется песчинкой в океане человеческой злобы… – мальчик проникновенно посмотрел на Мэри. – Мир всегда будет только местом изгнания. Но даже здесь благодаря свету Отца мы сможем сделать людей счастливыми.

– А если кто-то откажется? – обеспокоенно спросила Мэри, вспомнив «пастухов» из парка и Роланда Чекринса.

– Я готов ждать их, – ответил Сын. – А ты?

– Да, но…

В этот момент он увидел в глазах Мэри Стоун силу, способную стряхнуть ржавчину с этого мира, обновив его волной божественного света. Мальчик не подал вида, что испугался этой решимости. Он прекрасно чувствовал людей – их желания, мысли, страсти и надежды. В этой девочке не было привычной человеческой слабости, но ее ревность может сломать то, что он хотел построить, – царство счастья, где его будут любить, как бога. Одно его успокаивало: раз ее выбрал Отец, то Он и удержит ее в случае угрозы. Сын продолжал пристально смотреть в ее глаза. Мэри Стоун – она же не может занять его место рядом с Отцом? Нет, не может! Но ее присутствие привнесло в жизнь Сына самое важное – он больше не чувствовал себя одиноким вершителем подвига, призванного преобразить человечество.

Отец спокойно и незаметно наблюдал за подростками, уподобившись легкому дуновению ветра. Он смотрел на них то с одной, то с другой стороны ствола величественного дерева. Да, между этими двумя вспыхнула искра, из которой обычно разгорается любовь. Это очень хорошо, потому что им предстоит совершить невозможное – сделать человечество счастливым. Конечно, их любовь может все испортить, сделав его свет не столь вожделенным для них, как сейчас. Это в планы Отца никак не входило. Мальчишка, конечно, со временем полностью увлечется идеей своей божественности, а вот с девчонкой будет посложнее. Если она влюбится в Сына, а он оттолкнет ее, – она может наделать много глупостей. Это опасно. Но столь могущественную представительницу рода человеческого, способную пропустить через себя мощный поток его силы и не превратиться в обугленную плоть, он будет ждать еще тысячи лет. К тому же она в любом случае сможет поддержать Сына до того, как он окончательно окрепнет.

– Я смогу контролировать ее до тех пор, пока она не перестанет играть решающую роль, – убеждал себя Отец, но все же решил еще раз присмотреться к девчонке.

Он понял, что необходимо ускорить процесс ее взросления, чтобы она стабильнее воспринимала его энергию. Отец погрузился в расчеты необходимого воздействия: ему необходимо наполнить, но не разбить этот священный сосуд. Результатом прогноза он остался доволен: Мэри Стоун выдержит его эксперименты. Он видел, как девчонка на полном ходу несется навстречу несбыточной идее обратить сердца всех людей к Богу. Отец как никто другой понимал, что это невозможно. Да, она очень расстроится, встретившись с непреодолимой стеной – нежеланием человека открыться лучшему. Она уже сломала одного неудачника, который попался ей под руку. Сколько еще таких будет, когда она обретет полную силу? Нужно, чтобы его Сын уравновешивал это беспощадную религиозность. Сможет ли он? Вполне, иначе Отец даже не взглянул бы в его сторону.

Пока дети мило беседовали о том, как они поменяют мир к лучшему, Отец еще несколько раз облетел их, улавливая нотки голосов, дыхание, температуру тела, чтобы распознать движения их сердец. О да, они воодушевлены и искренни, и не сомневаются, что его сила божественна. Но они еще не знают: ее не хватит, чтобы насытить всех. Она достанется лишь небольшой части. Им предстоит собрать этих разумных животных в одном месте и изрядно подсократить их популяцию.

Агрхх! Как же их много, и все они напоминают ему о тех двоих. В каждом мужчине или женщине, старике или ребенке он видел двоих, с которых все началось. Отец пытался отогнать от себя тягостные, не померкнувшие за тысячелетия воспоминания, но его простая сущность с этим не справлялась. Ему нужно было вновь переключиться на расчет всех возможных вариантов развития событий, наметить путь, по которому он поведет человечество. Этот умственный процесс доставлял ему удовольствие, но когда варианты будущего заканчивались, боль воспоминаний возвращалась вновь. Это приводило его в отчаяние. Возможно, эти двое развлекут его чем-то новым. Все же человек на это способен, и даже он не в силах этого отрицать. От навязчивых мыслей Отца отвлек резкий тон девочки:

– … но родители меня не отпускают, чтобы я проповедовала, – обиженно произнесла Мэри.

Сын мягко засмеялся, как будто все шло так, как и должно было. Девочка улыбнулась в ответ, потому что любой звук его голоса успокаивал ее.

– Ты сказала им, что они не понимают, как это важно для тебя? – она кивнула в ответ. – Со временем они поймут, только не дави на них.

– Да? Думаешь, я смогу?

– Ты же мой Пророк, огненная Мэри Стоун… просто Мэри, – Сын сжал ее руку.

Мэри думала, что Сын действительно прав, и она слишком давит на окружающих, потому и не может добиться результата. Надо быть смиреннее и спокойнее. Он научит ее этому одним своим присутствием.

– Мы с тобой должны помнить, что важно добровольное принятие света Отца. Так он глубже проходит в душу человека, – сказал Сын.

– Я поняла, – тихо согласилась Мэри. – Но иногда нужно подтолкнуть людей, иначе они так и будут стоять и ничего не делать.

– Иногда нужно, но делать это стоит очень осторожно, – задумчиво ответил Сын.

– Осторожно и вместе, – напомнила она.

Сын повернул голову. В ее глазах кружились огненные вихри, подобные вспышкам на Солнце. Он залюбовался этими яркими протуберанцами, но холодок от тени Отца вернул его обратно.

– Да, вместе, – согласился Сын. – Пойдем посмотрим на окрестности. Ты же за этим пришла сюда. А потом тебе стоит вернуться к родителям. Они уже начинают волноваться.

Дети поднялись с травы. Мэри увидела, что, несмотря на ее высокий рост, Сын несколько выше нее, хотя и младше. Они быстро подошли к краю террасы и посмотрели на стекающий вниз зеленый каскад. Люди у подножия казались просто точками.

– Я очень хочу им всем помочь! – сказала Пророк.

– Ты не представляешь, как я этого хочу! – согласился Сын.

Довольный Отец вернулся к дереву. Его дети смогут поколебать основание Вселенной, если найти для них правильную точку опоры.

Постояв еще немного рядом с Сыном, Мэри нехотя пошла обратно. Ее так хотелось еще раз прикоснуться к его руке, но она сдержалась, понимая, что это лишнее. Он стоял и смотрел вдаль, когда она в последний раз взглянула на него перед тем, как помчаться обратно к родителям.

– Милая, неужели там так красиво? – спросил Генри Стоун у вернувшейся дочери.

– Очень! – весело ответила Мэри.

– Рад, что тебе так понравилось, – Генри поцеловал дочь в макушку.

– Но, к сожалению, нам пора возвращаться! – добавила Эмма.

– Да, пора, – согласилась девочка.

Когда они летели обратно в апартаменты, Эмма спросила у дочери, где еще та хотела бы побывать. Ответ про мастерскую «Цезарио и сыновья» очень удивил их. Мэри нашла этот столярный цех в городском путеводителе и удивилась обилию восторженных отзывов: «Лучшая эксклюзивная мебель», «Сплав простоты и изящности», «Душевность и легкость на вашей кухне», – довольные клиенты не скупились на лестные эпитеты.

– Послезавтра я весь ваш, мои звездочки! – согласился Генри. – А завтра у меня очередные встречи в отделе спецопераций Министерства безопасности.

– А что вы там будете обсуждать? – спросила Мэри, рассматривая медленно плывущий внизу городской пейзаж.

– Фух… разное. Например, завтра нам будут рассказывать сказки про то, как выгодно для города привлекать наемников для стабилизации ситуации на улицах, – весело ответил он. – Но я думаю, что дроны – идеальное в наше время средство контроля.

– Нужно просто помочь людям стать лучше, а не стрелять в них! – тихо заметила Мэри.

– И кто же это будет делать? Социальные методики уже доказали свою несостоятельность. Церковь? Тоже. Бог? А кто от его лица рискнет учить людей? Никто уже никому не верит, особенно там, на дне.

Эсмеральда осуждающе посмотрела на мужа, который зачем-то поднял эту трудную и невеселую тему в присутствии дочери. Мэри сделала вид, что не расслышала, хотя очень хотела ответить, что именно она будет говорить от лица Бога.

На следующий день Генри по телефону сообщил, что они вместе идут на праздничный ужин в министерстве, который состоится после завершения официальной встречи. Недовольное лицо дочери родители предпочли не заметить. Мэри прекрасно понимала, что это официальное мероприятие очень важно для ее отца, но настроение от этого лучше не становилось. Они с мамой стали собираться. Эсмеральда делала это быстро и методично, ведь времени оставалось не так много. Для себя она приготовила бежевое, почти невесомое платье с закрытыми и плечами длиной немного ниже колен. Оно великолепно подчеркивало ее пленяющую красоту.

– Мэри, – позвала она дочь, раскладывая на кровати приготовленные для нее вещи.

Когда девочка вошла в спальню, ее уже ждал коралловый брючный костюм, похожий на тот, что был на Эмме в самолете. От внимания матери явно не ускользнуло желание дочери выглядеть похожей на нее. Мэри понравился этот наряд, и она тут же схватила костюм и розовую рубашку со строгим воротником, чтобы переодеться и примерить на себя элегантный образ для светского раута. Через пять минут девочка уже крутилась перед зеркалом рядом с мамой, стараясь разглядеть себя со всех сторон. Она двигалась грациозно, как львица саванны. Эмма удивилась, заметив эту новую юную грацию. Неужели Мэри так быстро растет? Да, костюм прибавил ей год-полтора, но откуда такая внутренняя уверенность? В любом случае, для ожидающего их мероприятия – это только плюс.

– Ты такая взрослая! – с гордостью произнесла Эмма.

– Угу, – Мэри с прищуром смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь увидеть черты Великого Пророка в своем облике, но ничего необычного не находила.

– Но это не значит…

– Мам, сегодня я не собираюсь ничего делать без вашего разрешения. Я не хочу, чтобы вы с папой волновались, – подтвердила свой взрослый статус юная красавица.

– Отлично.

Через час аэротакси отвезло их в министерство, прямо на парковку зала приемов, расположившегося на двадцать первом этаже. На ужин собрались представители силовых ведомств со всего мира. Генри Стоун, встретив у входа жену и дочь, вместе с ними присоединился к остальным высокопоставленным гостям. Приветствия и знакомства сменяли друг друга, сплетая привычную для официальных раутов цепочку светских связей. Для Мэри все эти чиновники были на одно лицо, но она не ничем не выдавала своего недовольства: настоящая дочь своего отца! Генри то и дело поглядывал на девочку и улыбался, поддерживая ее в этом непростом испытании. Именно так к этому относилась и сама Мэри, считая, что натренированное терпение пригодится ей для грядущих проповедей.

– Генри, Эсмеральда… – поприветствовал их худощавый высокий мужчина лет сорока пяти в квадратных очках с линзами без диоптрий.

Это был Матиас Фишер, глава отдела экономического развития Западноевропейского Альянса. Его черные, коротко подстриженные волосы прорезала пара больших залысин.

– Ах, что за принцесса! – воскликнул он. – Глория, посмотри на этот южный цветок! Вы, должно быть, так счастливы! Я вам завидую!

В этот момент Мэри почувствовала, как из глубины души в ней поднимается волна неконтролируемого гнева. Ей казалось, что она готова смять этого лицемера одним щелчком пальцев. Матиас Фишер знал Генри Стоуна и его семейную традицию ревновать жену – впрочем, как и многие другие завсегдатаи светских раутов. За спиной они любили, приукрашивая, обсуждать семейные проблемы Стоунов во всех подробностях. Генри многие завидовали из-за естественной красоты его жены, которая не спешила увядать, несмотря на стрессы и домашний кризис. «Раз бьет, значит, она конченая стерва Хорошо, что она досталась этому неудачнику на отшибе мира». – неодобрительно качали головами министерские сплетницы обоих полов.

Девочка этого не знала, но ощущала лицемерие, как никогда прежде, будто свет Отца обнажил в ней нерв эмпатии.

– Ты само совершенство! – произнесла Глория, и гнев в сердце Пророка стал утихать.

– Очень приятно, но не торопитесь. Она характером вся в отца, – засмеялась Эсмеральда Стоун.

– О, тоже хочешь сделать мир лучше? – многозначительно заметил Матиас Фишер.

– Я сделаю мир лучше! – не сдержалась девочка.

– Верю-верю! Точно пойдет по твоим стопам, Генри! – довольно произнес Фишер. – Можно тебя на пару слов, тут у меня появилась пара антикризисных идей.

Мужчины отошли.

– О чем это он? – спросила Мэри у своей матери.

– Не знаю.

– Ой, сегодня с утра у него был странный разговор с одним мальчиком в… в… – вмешалась Глория, легким движением руки помогая себе вспомнить название места, – в «Цезарио и сыновья».

Эмма с дочерью переглянулись.

– Мы только сегодня в сети наткнулись на эту мебельную мастерскую, – удивилась Эсмеральда. – Там действительно так хорошо?

– Там просто чудесно! – восторженно продолжила Глория. – А этот мальчик… как же его зовут… не могу вспомнить. Неважно. Он предложил мне такие прекрасные решения для нашего нового дома в Давосе! Я даже не ожидала. Такой юный мальчик! Кстати такой же красивый, как и ты, Мэри.

Пророк улыбнулась, но внимание ее было приковано к другим подробностям этого рассказа.

– А какой интересный расклад дубового паркета он предложил мне! Просто шедевр! – казалось, потоку восхищения Глории Фишер не будет конца. – Вам нужно обязательно сходить туда. Он точно предложит вам то, чего втайне требует ваша душа. Не сомневаюсь в этом! Он как будто видит тебя насквозь. И такой простой и родной… удивительно. В нашем-то мире!

– А мистера Фишера что привлекло в этом мальчике? Я не припоминаю, чтобы ему нравилось обсуждать обстановку дома, – проговорила Эсмеральда.

– Ой, тут я тоже удивилась. Муж посмотрел на предметы мебели в мастерской и сказал, что скоро все это будет многим не по карману. Дальше они заговорили о кризисе фондового рынка и о чем-то еще… – она запнулась, будто пытаясь понять причину провалов в памяти после посещения мастерской. – Они отошли и стали что-то обсуждать. Матиас стал очень серьезен, а после улыбнулся, как будто поймал лепрекона, исполнившего его желание…

Генри и мистер Фишер вернулись обратно к своим дамам. Первый был озадачен, а Матиас, как будто заряженный энергией атомного реактора, светился превосходством.

– Я надеюсь на твою поддержку в южноафриканском регионе, – завершил обсуждение Матиас.

– Я подумаю, что можно сделать, – сдержанно пообещал Генри Стоун.

– Большего мне и не нужно. Сам увидишь, что это необходимо.

Они попрощались, и вечер пошел своим чередом. Под конец Генри и Эмма слегка расслабились, потанцевав на открытой террасе. Мэри же все оставшееся время напряженно думала:

«Раз Он начал действовать, то и мне пора!»

Глава 3

Алмазный дом совета, как его называли жители столицы Северо-Восточной Федерации, левитировал над центральной площадью, почти не отбрасывая тени. Необычный эффект обеспечивало удивительное преломление солнечных лучей от кристаллического напыления стен это грандиозного сооружения. Сорок мощнейших реактивных двигателей бесшумной рециркуляции постоянно работали, удерживая его. в воздухе.

В своем светлом кабинете президент Андрей Левин почувствовал себя гораздо лучше, чем в самолете. Долгий перелет – и вот он снова на родной земле. Он служил своему народу и потому уже давно считал рабочие кабинеты своим домом. Его семья смирилась с этим: что им еще оставалось, если у их мужа и отца были другие радости в жизни, возвышающиеся над желаниями обычного человека, подобно Эвересту над среднерусскими равнинами. Ему хотелось оставить после себя след в истории – настоящий, яркий, без приукрашиваний и умолчаний. К сожалению, мирными путями такое не создается. Главное, чтобы построенное на крови было прочно и давало плоды для последующих поколений.

Он в очередной раз провел рукой по любимому темно-коричневому столу, который обычно возвращал ему душевное равновесие. Но только не в этот раз. Этот мальчишка поразил не только его. Где Матиас Фишер достал этого юного гения? В нем чувствовалась сила, спокойствие и полное владение ситуацией, которых Левин никогда в своей жизни не встречал. До мальчишки было далеко даже его другу, генералу Константину Невскому, главе вооруженных сил СВФ. Сейчас он сидел напротив и ждал, когда его друг и президент будет готов обсудить итоги встречи на самом высоком уровне. Левин хотел поделиться информацией еще с одним из своих ближайших советников, но тот задерживался, потому что не мог телепортироваться в пространстве. Хотя, по мнению генерала, на те средства, которые федерация выделяет его подразделению, он должен был этому уже давно научиться.

Короткие волосы генерала Невского были настолько светлыми, что идеально скрывали седину, приобретенную во время военных операций. Наступления, предотвращения, внеплановые контрреагирования – что только не пришлось ему пережить, но, к счастью, к своим сорока пяти годам он все еще не превратился в тыловое штабное дерево, поросшее мхом от излишне комфортной жизни. Подобными аналогиями он каждый раз мотивировал себя, когда приходилось вот так сидеть и ждать того или иного участника президентских кулуарных встреч. В его серых глазах титанового оттенка отражалась фигура президента Левина. Генерал чувствовал, что его давний соратник чем-то смущен. А раз президент не торопится рассказать, в чем дело, значит, проблема серьезнее, чем обычное недовольство упрямством западных коллег по опасному делу управления миром.

Дверь открылась, и в кабинет вошел среднего роста, иссушенный молитвой и постом представитель восточной христианской конфессии в СВФ. Благообразный вид этого седовласого старца с длинной бородой окончательно вернул самообладание президенту Федерации.

– Владыка Геронт! – учтиво поприветствовал патриарха Левин.

Генерал почтительно склонил голову перед подошедшим к ним архиереем, который, шурша полами рясы, сел в кресло.

– Божие вам благословение! – благостно произнес старец. – Прошу прощения за опоздание. Оказывается, в нашей столице даже аэрокар может застрять в пробке.

Все трое засмеялись над незыблемым традиционным укладом столичной жизни.

– С другой стороны, это позволило поразмыслить над вашим сообщением, – старец глубоко вздохнул, поправляю панагию у себя на груди. – Что за «спаситель мира», о котором наперебой говорят ваши партнеры на западе?

– Я бы сказал, они заорут во все горло, если получится воплотить его видение мира, – задумчиво произнес Левин.

– В нем будут ущемлены наши интересы? – обеспокоенно спросил Геронт.

– Нет, владыка. В нем интересы всех сторон учтены, как никогда прежде, – без радости ответил Левин, что вызвало недоумение у собеседников. – Мальчик сказал: ради всеобщего блага…

– Ради всеобщего блага? Мы же все этого хотим. Что же вас смутило? – бархатным баритоном Геронт пытался привнести теплую атмосферу в разговор.

– Он так спокойно отвечал на все наши вопросы, разбирая необходимые преобразования для каждого сегмента экономики … Я не выдержал и поинтересовался, откуда у него такие знания. Знаете, что он ответил? – Андрей Левин многозначительно посмотрел на старца.

– От Бога, конечно. Раз уж юноша обладает даром сразу схватывать суть явлений, минуя промежуточные умозаключения… Это редко встречается, но подобные случаи уже описывались в истории, – ответил патриарх. – Но трагедия таких людей в том, что они, понимая сам предмет, не могут объяснить его большинству, которое привыкло решать проблемы последовательно, разбирая их на части и исследуя каждую по отдельности. Но на этом собрании все поняли его разъяснения, верно?

– Да, поняли.

– Мне ужасно интересно, как ему это удалось.

– Он каждому показал личную выгоду от этих преобразований, – медленно произнес президент.

Генерал Невский довольно хмыкнул и тут же жестом извинился.

– А в чем же его выгода? – спросил Геронт.

– Он просто хочет помочь.

На этот раз генерал усмехнулся про себя.

– Но что-то он попросил взамен? – продолжил старец.

– Помнить о людях и заботиться о них, – несколько завороженно ответил Левин, который будто снова оказался на той встрече.

– И все?

– И все, – улыбнувшись, ответил Левин. – А что вы хотели услышать? Что он попросит отдать ему всю власть над миром?

Даже генерал задумался о странности такой просьбы. Малец мог бы попросить многое: деньги, власть, долю в корпорации или пропуск в мировую элиту, но эта странная бескорыстность…

«Действительно, грамотный парень. Позже он попросит… попросит все», – подумал генерал.

– Прямо-таки святой отрок, – произнес Геронт.

Молчание повисло над президентским столом. Патриарх, поглаживая бороду, даже не думал переспрашивать президента, правильно ли тот расслышал слова мальчика. Но при этом старец понимал, что его правитель незамедлительно ждет от него разъяснения ситуации. Если он не разбирается в этих вопросах, то тогда зачем он вообще нужен?

– Как его зовут? – спросил Геронт после затянувшегося молчания, совершенно не понимая, чем обосновать свои объяснения.

– У него странное имя… при этом я не могу его вспомнить… мы все не могли его вспомнить после того, как он ушел, – Левин круговым движением кисти как будто пытался разогнать свою память, но ничего не получалось. – Многие решили называть его просто Сын.

– Божий Сын? – серьезно переспросил патриарх.

– Просто Сын, – ответил президент.

– Но сам юноша не требовал от вас так его называть?

– Нет. Он очень скромен и как будто заботится о нас, делая это твердо, но без давления, – восхищенно заметил Левин, который всю жизнь мечтал научиться так действовать.

– Мальчик одарен и благоразумно считает источником своей знаний Всевышнего, – произнес старец. – В этом нет ничего страшного.

– Благодаря беседам с вами, владыка, я тоже так думаю, но… – он снова посмотрел на патриарха.

– Вы что-то особое почувствовали рядом с ним?

– Необъяснимую радость. Это странно?

– Не думаю. Повторюсь, он, судя по всему, святой человек, – предположил старец.

– Святой человек – это вы, – спокойно произнес Левин. – И с вами мне спокойно и хорошо, но с этим мальчиком было по-другому. Даже сейчас я хочу вернуть время назад и снова послушать его речь, и задать ему вопрос, чтобы услышать его голос, обращенный ко мне, но…

– Вас огорчает, что это он предложил пути выхода из кризиса, а не вы? – из-за бороды не было видно, как патриарх судорожно сглотнул, задав вопрос.

Генерал явно оживился, ожидая реакции своего друга. Левин прищурился. Простота этого старца ему нравилась. Геронт точно знал, где и когда задавать подобные вопросы, но сейчас он попал в самое больное место. Президента СВФ очень расстроило, что не он выведет человечество из сложившихся затруднений, хотя он столько лет к этому стремился. После того, как радость от встречи с Сыном прошла, это огорчение захватило его сердце, и он стал искать, как избавиться от столь гнетущего состояния духа. Молитва не помогала. Водка? Он презирал этот способ решения внутренних проблем. Для своего статуса Левин жил практически праведной жизнью. Мессианская мечта, пускай в границах человеческих возможностей, стала для него отдушиной после того, как он быстро добился результатов на политической арене. Но он был не в состоянии даже приблизиться к той легкости, с которой Сын находит решения и вдохновляет остальных следовать указанным путем. А с учетом того, что эти остальные – самые жестокосердные и циничные люди на планете, это воистину чудо. И сейчас можно было просто порадоваться, что найден выход, но все же ему бы очень хотелось, чтобы этот мальчик ошибся. Ведь тогда у могущественного президента СВФ опять появится шанс указать светлый путь к великому будущему не только для своего народа, но и для всего мира.

– Да, немного не так я представлял свою роль в истории, – мрачно заметил Левин.

– Ваша роль – выдающаяся, и вас ожидает еще много великих свершений, – воодушевленно произнес Геронт. – К тому же, зная, как легко люди способны испортить любые благие начинания, даже вмешательство чудесного мальчика потребует от всех нас много трудов, которые останутся в истории этого мира для назидания нашим потомкам.

– Я и так словно загнанная лошадь. А что вы делаете? – не выдержал Левин.

– На моем фронте все стабильно, господин президент, – ответил патриарх, пытаясь парировать прорвавшийся гнев правителя. – Вера крепнет, христианство распространяется, как никогда прежде, и…

«На моем фронте»?! Есть только один фронт, и он обильно полит кровью!» – мысленно возмутился генерал Невский.

– … мои помощники мониторят духовно-нравственную ситуацию в стране в круглосуточном режиме. Данные, которые поступают ко мне, говорят о том, что нет ни малейших причин для беспокойства. Такого расцвета духовности на моей памяти не было, – учтиво продолжал Геронт.

Позитивные настроения патриарха раздражали Невского. Его армейское чутье, как и интуиция его коллег из западного альянса, подсказывали, что они еще не раз сойдутся на поле боя, разгребая политические и экономические ошибки кабинетных вершителей судеб. И чего они там мониторят? Мысли людей? Наивные святоши! То, что храмов в стране стало больше, чем танков, – это еще не показатель, что люди изменились. Один неверный шаг – и все снова вцепятся друг другу в глотки. И тогда только его батальоны удержат страну от краха, как это было пару десятков лет назад. Этот старец – хороший человек, но он неадекватно оценивает ситуацию. Возможно, Геронт привык видеть в людях только хорошее. Но то, что для одного человека – манна небесная, делающая его жизнь легкой прогулкой по поляне с радугой и розовыми лошадками, для других – непозволительная роскошь. Реальность этого мира совершенно другая. Достаточно пролететь над кратерами от ядерных взрывов в Африке и Центральной Америке, чтобы понять истинную природу человечества. Он – боевой генерал и знает, что оценка будущего адекватна лишь тогда, когда ты рассчитываешь на самый плохой, самый ужасный и самый трагичный вариант развития событий.

Невский настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как президент и патриарх закончили разговор. Левин извинился за свое замечание, сославшись на усталость от напряженных переговоров и дороги. Патриарх, в свою очередь, расшаркивался, повторяя, что все прекрасно понимает. Они упомянули какие-то договоренности и многозначительно посмотрели на Невского. Генерал автоматически улыбнулся им, не зная ни полслова из их взаимных обещаний. Но ему до них не было дела. Главное, что он точно знает состояние и возможности вооруженных сил СВФ.

Пройдя по мягким коврам личного кабинета президента, они оставили его в одиночестве размышлять над событиями последних дней. Несмотря на добрые глаза и мягкий голос Геронта, призывающего все возможные благословения на главу СВФ, Андрей Левин снова оказался во власти неприятных чувств. Избитая, но подтвержденная опытом человечества фраза «время все расставит на свои места» издевательски не приносила покоя. Может быть, рассказать об этом чудном мальчике своей жене? Нет, не стоит. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором снова засиял взгляд голубых глаз Сына – проникновенный и любящий, без тени поиска собственной выгоды, который Левин безошибочно определял в собеседнике. Он действительно хотел помочь им. Помочь толстосумам и игрокам в судьбы человечества исправить то, во что они превратили мир. Патриарх Геронт так его и не понял: священнику оказалось слишком трудно осознать, что Сын не просто исправит все огрехи политиков, а изменит сами правила игры.

«Я помолюсь за Вас», – мысленно повторил слова старца президент. – Я могу и сам помолиться. Неужели Бог меня не услышит? Я думал, что Он слышит меня, когда я достиг своего нынешнего положения. А теперь Он отдает мир в руки другого своего избранника, кем бы он ни был. Как же глупо!»

Чутье подсказывало Левину, что этот мальчик непременно взберется на самую вершину власти, а всем прочим останется только занять места возле него. Быть рядом с Сыном и вести человечество вперед – мысли об этом разлились по венам приятной теплотой. Но если мальчик равнодушен к политическим играм, то как занять место рядом с ним? Этот вопрос он задаст Геронту в следующий раз, если сам не найдет на него ответа. Андрей Левин взволнованно шагал по кабинету. Ему нужно продумать, как воплотить идеи Сына в своеобразных реалиях СВФ, решил, наконец, президент, в глубине души желая удостовериться в утопичности этих рекомендаций.

В это время патриарх и генерал поднимались на площадку, где их ждал личный транспорт.

– Вы до сих пор пессимистично настроены по поводу ситуации в мире? – спросил Геронт у Невского, который спокойно всматривался в столичный пейзаж.

– Это мой долг перед народом! – решительно ответил генерал. – И пока ваше святейшество не начали очередной проповеди, хочу напомнить, что я и без ваших напоминаний делаю свое дело, на которое я поставлен Богом. Я всегда это знал. Еще задолго до вас. А вот вы бы лучше всяких паршивых казнокрадов и лжецов просвещали. Они до сих пор мучают страну.

– Я думал, вы их всех расстреляли, – прищурившись, заметил Геронт.

– Хм, твоя простота мне нравится, старик, – генерал улыбнулся воспоминаниям о прежних временах. – Я же не отрицаю, что ошибся в методах. Теперь твоя очередь показать, как избавиться от этой проказы.

– Я постараюсь, – сказал Геронт и с благостной улыбкой сел в машину.

«Постарается он, – подумал генерал. – Сперва бы своих черноризцев приструнил!».

Генерал как-то наблюдал разговор парочки духовных особ, который больше всего походил на беседу двух представителей мафиозных кланов. Невский прекрасно понимал, что далеко не все священники отмечены цинизмом и стяжательством, но ведь именно такие наглецы определяют, в каком направлении двигаться ведомству по религиозным делам. Невский тяжело вздохнул. Он уже немолод, он устал видеть мир во всей его реальной неприглядности, но это его путь. А мальчишка из Давоса? Может, ему удастся изменить прогнившие устои? Нет, на такое чудо генерал не позволял себе рассчитывать. Кое-чего этот Сын не учел. Уже была запущена программа испытаний биологического оружия – рукотворного вируса генома-Р в Африке. Это явно внесет свои коррективы в глобальную ситуацию. В это были посвящены лишь немногие, даже премьер-министры и правители держав отнюдь не поголовно знали об испытаниях. Андрей Левин, однако, был в курсе событий. Ученые убедили его, что все под контролем, и СВФ ничто не угрожает. Как же незатейливо мировые правители решили зачистить страны третьего мира! Сначала – посмотреть на последствия использования тактических ядерных зарядов. Теперь – поиграть с биологическим оружием. Невский хотел сплюнуть от презрения, но остановился. Жена просила его на людях вести себя прилично, а не как рядовой бригадный танкист. Скоро они начнут свои игры уже тут, в Европе, а значит, и его народ будет втянут в безумную заваруху. Он бы предпочел ударить первым, конечно. Но опытный вояка знал: у другой стороны тоже есть свои ястребы. Они только и ждут, когда он, Невский, приподнимет бровь в ненужном направлении, чтобы под лозунгами борьбы за правду накинуться на его страну. Снова делать подарки пропагандистам противника, давая возможность налепить на СВФ ярлык «страны–агрессора», он не хотел. Неужели всем стало настолько скучно жить? Съездили бы в баню, выпили, посмотрели на озеро, и чтобы любимая женщина была рядом. На удивление, последние мысли успокоили Невского. Генерал посмотрел на часы. Пока стоит затишье, и впрямь можно съездить в баню. Он позвонил жене и сказал, что ждет ее в их загородном доме. В предвкушении приятного досуга он, довольный, сел в машину. Но не успели они оторваться от посадочной площадки, как ему пришло сообщение из штаба.

– Да чтобы вас всех… – генерал разразился отборной руганью. Обещания, данные жене, как и полуторамесячное воздержание от сквернословия рассеялись как дым из-за одной-единственной депеши.

Адъютант, сидевший напротив, слегка улыбнулся, увидев возвращение своего генерала к привычному воинственному настрою.

– В штаб, – уже сдержаннее произнес Невский.

Машина, сделав крутой разворот, полетела в штаб вооруженных сил Северо-Восточной Федерации. У генерала оставалось двенадцать минут и сорок три секунды до того, как он будет вынужден прокомментировать полученные данные. Двадцать шесть ядерных взрывов на территории Балканского полуострова. Признаков, что это были тактические ракеты или снаряды, нет, а значит, вначале везде будут говорить о терактах. Балканский анклав этого не спустит. Простят ли они СВФ снова, если президент решит не вмешиваться? На это генерал не рассчитывал. Значит, взрывы начнутся уже в Европе. Но где? У тех, кого балканцы посчитают виноватыми в случившемся на их земле. Поддержит ли СВФ такое возмездие? Будет зависеть от его доклада о военном потенциале и резервах федерации. Генерал медленно выдохнул, понимая, что все его выкладки преждевременны до отчетов контрразведки, хотя горький привкус провокации на деснах говорил об обратном.

Полностью погрузившись в решение предстоящего конфликта, генерал забыл позвонить жене, которая будет ждать его еще несколько часов. Она воспримет отсутствие мужа совершенно спокойно, не позволив себе упрекнуть его ни словом, ни мыслью. За такое понимание он и любил ее все эти годы.

***

Генри Стоун читал сводку из западных районов о стремительном распространении чудовищной эпидемии. Он был уверен, что вызвавший ее вирус был рукотворным. Руководители каких ведущих мировых держав решились на это? Правительство Унитарии столько лет убеждало Европу в лояльности и полной поддержке их компаний в разработке полезных ископаемых на подконтрольной территории. И что теперь? Оставалась небольшая надежда, что ученые унитарии быстро расшифруют геном вируса и наладят производство блокатора, а потом и антивируса. Слухи о «новой чуме» распространятся по региону быстрее лесного пожара, и тогда начнутся волнения, которые они вряд ли смогут удержать под контролем. У немногочисленных европейских союзников сейчас хватает проблем с балканским конфликтом. Все рушится на глазах. Ему необходимо посетить зараженные территории, чтобы принять взвешенное решение. В такой ситуации по цифрам в отчетах этого сделать невозможно. Главное сейчас – не показывать волнения перед женой и дочерью.

Вернувшись вечером домой, Генри громко позвал Эмму и Мэри, которые уже должны были вернуться с прогулки.

– Милый, как на работе? – Эмма обняла его и сразу почувствовала подавленное настроение мужа, которое он прятал за улыбкой и энергичным тоном. – Что случилось?

– Пап, здорово, что ты уже вернулся! – Мэри спустилась по лестнице и тут же заметила во взгляде отца обеспокоенность.

– Пока ничего, но мне завтра рано утром нужно вылететь в Северный Кейп. Всего на пару дней, – он продолжал играть роль спокойного и уверенного в себе отца и мужа.

– На пару дней? – недоверчиво переспросила Эмма.

– Да, всего пару…

– Я с тобой! – уверенно произнесла Мэри.

– Ангел мой, что ты… там рутинная работа… тебе будет скучно… – перечислял стандартные отговорки Генри Стоун.

Он не хотел говорить, что там опасно, потому что это лишь вызовет лишние переживания. Но как долго он сможет скрывать правду? Пару часов? Может быть, уже сейчас его дочь, поднявшись в свою комнату, зайдет в сеть и увидит многочисленные фотографии заболевших. Они распространяются в информационном поле с такой скоростью, что цензор-алгоритмы не справляются. Техника явно проигрывает в скорости реакции людской панике.

– Я уже выполнила всю школьную программу, и мне нечего делать на занятиях, – напористо продолжала она. – Мам, скажи ему, что мне лучше полететь вместе с ним.

Эсмеральда посмотрела на мужа и, приподняв бровь, ждала, пока он скажет, что на самом деле происходит.

– Не смотри на меня так! – не выдержал Генри. – Возникли небольшие сложности на западе, нужно посмотреть.

– Лично? – настороженно спросила Эмма. Мэри подошла к отцу.

– Да, лично. Я быстро. Туда и обратно, – как будто извиняясь, произнес он. Но против двух пронизывающих взглядов обороняться было невозможно.

– Пап, я сейчас в сети посмотрю, – подняв небольшой коммуникатор, произнесла Мэри.

Он тяжело вздохнул, осматривая гостиную, в которой его застал этот непростой разговор.

– Вы должны поддерживать меня, а не пытать! – Генри демонстративно засмеялся, но его смешок больше походил на кашель обреченного.

– Я хочу тебя поддержать, а ты не берешь меня с собой! – сказала Мэри, взяв отца за руку.

– Когда я знаю, что вы здесь, в самом безопасном районе нашего города, я могу спокойно работать и делать то, что от меня требуется для блага нашей страны, – ответил он.

– Это понятно, но что происходит? – холодно спросила Эмма, взглядом давая понять, что заговаривать им зубы бесполезно.

– Эпидемия рукотворного вируса.

Эмма медленно опустила глаза. Она понимала, о чем идет речь. Она села на диван, за руку потянув мужа за собой. Мэри подошла к ним и пристально посмотрела на охваченных тревогой родителей.

– Я еду с тобой! – вновь повторила девочка.

Генри Стоун не сказал «нет», потому что это было бесполезно. Но идти у дочери на поводу он тоже не собирался.

– Все начнут волноваться, когда увидят тебя. Но если люди увидят, что ты прилетел с дочерью, это успокоит их. Это твой долг! И мой долг! – Пророк положила руки на колени Генри Стоуна.

Он смотрел в янтарные глаза дочери и не мог понять, почему в его сердце возникло желание согласиться на ее просьбу. Как политик политику она сказала все верно, но ведь они – отец и дочь. Ее слова – это не слова девочки. Неужели она так быстро повзрослела? В поисках поддержки он повернулся к жене, но в ее взгляде он увидел тот же немой вопрос: почему он не может просто отказать в этой опасной поездке?

– Поедем вместе, – Мэри повернулась к матери. – Мы должны это сделать! Я прошу вас!

Генри потер затекшую шею, напряженно думая над словами дочери. Все полетит в бездну, теперь он в этом уверен. Но, может быть, их поездка позволит выиграть время, даст остальным возможность подготовиться, чтобы удар о дно не был столь катастрофичным. Генри удивлялся, как изворотливо он ищет оправдания тому, на что несколько минут назад категорически отказывался пойти.

– Хо-ро-шо, – хриплым голосом согласился он. – Мы вместе полетим на запад.

Эсмеральда отшатнулась от мужа. Впрочем, она не собиралась ему перечить, потому что увидела, как дочь пристально смотрит на нее, почти приказывая согласиться с решением Генри. Мэри так хочет помочь отцу, что готова пожертвовать собой? В одном Эмма убедила себя: вместе пережить надвигающуюся бурю куда проще. Она хотела было сказать мужу о дополнительных мерах безопасности, но он опередил ее.

– Я сделаю пару звонков, чтобы подготовили борт побольше… и дронов побольше, – сосредоточенно произнес Генри. – Давайте просто поужинаем, завтра у нас тяжелый день.

Эмма спокойно пошла накрывать на стол, хотя ей не терпелось высказать все, что она думает по поводу этой безумной поездки. Мэри в это время провела ладонью по волосам отца и тихо сказала:

– Не бойся, я с тобой.

Она поцеловала его и крепко обняла, как будто в последний раз. За ужином родители выглядели подавленно, а дочь своим духом возвышалась над ними, подобно пику Кибо над саванной. Было видно, что ее не страшит происходящее в западных провинциях, и вовсе не по причине детской наивности. Она готова встретить любое испытание и преодолеть любое сопротивление. Ее бескомпромиссность можно было бы списать на причуды переходного возраста – но тогда как объяснить ту силу, что уже сейчас порой вскипала в ней? Сегодня эта сила вновь проявила себя. Раньше Мэри порой пугалась и отступала, но теперь она стремилась только вперед, и ее, казалось, уже ничто не могло остановить.

«Может, она действительно Пророк Всевышнего?» – спросила себя Эмма, когда позже, ночью прижималась щекой к груди мужа, ожидая утра.

***

Мэри смотрела на город через бронированное стекло военного вертолета. Сейчас она несколько по-другому наблюдала, как трущобы Йоханнесбурга заражают другие районы разрухой и человеческой жестокостью. Ей не терпелось спуститься туда. Почему на пути к служению Отцу приходится терпеть столь долгое ожидание?! Пролетевший дрон вспугнул эти мысли, заняв свое место согласно программе сопровождения лиц первого уровня. Девять дронов, окруживших вертолет, готовы были уничтожить любую угрозу. Новая директива позволяла атаковать любые цели, которые сочтут опасными офицер безопасности конвоя и конвоируемые лица. В трущобах дроны и раньше могли открывать огонь на поражение без разрешения оператора смены, но только по людям, в руках которых были замечены нелицензированные единицы оружия. Это ускорило процесс ликвидации преступных элементов. Правда, внедрение такого подхода, по мнению сторонников Генри Стоуна, могло сыграть и против системы безопасности – к примеру, если преступники вдруг вскроют какие-нибудь армейские склады. Военные, естественно, утверждали, что это невозможно, и все же людям осторожным это не казалось чем-то совсем уж нереальным. Пара десятков противотанковых гранатометов и управляемых снарядов – и банды смогут пробить такую брешь в обороне города, которую не получится быстро залатать.

Мэри не хотела разговаривать с родителями, но понимала, что так им будет легче.

– Красивые костюмы, – сказала она, проведя рукой по гладкой поверхности желто-красного комбинезона, на который надевался защитный костюм.

– Красивые? – Генри засмеялся. – Посмотрю на тебя после двадцати минут на улице, когда ты вся вспотеешь и будешь выглядеть, как мокрая мышь.

– Фу! – недовольно скривилась девочка.

Мэри вспомнила, как раньше реагировала на подобные отцовские сравнения, и произнесла привычную Генри фразу. С каждой минутой, приближавшей их к высадке в провинции Северный Кейп, прежде родные семейные радости и чувства становились для нее все более далекими. Как будто неведомая сила отрывала ее от обыденных земных привычек. Она была убеждена, что таков путь Пророка Всевышнего.

Мэри поняла, что они пересекли границу провинции, когда внизу показались блокпосты и многокилометровые очереди перед ними. Дроны и вертолеты пытались контролировать периметр. Стреляли ли они в нарушителей, оставалось для нее загадкой. Ее отец читал постоянно обновляемые сводки ситуации с распространением вируса. Прогнозы были неутешительные. Зараженные прибывали с такой скоростью, что даже без отчетов аналитиков было ясно: меньше чем через сутки все население Северного Кейпа будет инфицировано. Как сообщил исследовательский отдел, вирус передается через пресную воду и вызывает распад человеческих тканей, начиная с кожных покровов. В зависимости от иммунитета, летальный исход наступает в течении пяти–двенадцати дней. Когда эта цифра была озвучена, члены совета при премьер-министре Южно-Африканской Унитарии были в ужасе: этого времени хватит, чтобы зараженные добрались до всех провинций.

Было неясно, сколько зараженных уже в Йоханнесбурге, и не передается ли вирус воздушно-капельным путем. Всех вновь прибывших на данный момент выявляют и отправляют в карантин. Генри Стоун читал и слушал эти сообщения с омерзением. Если заразили западную провинцию, что может помешать заразить сразу и столицу? Наверное, когда правительство унитарии выдвинет мировому сообществу свои претензии, будут говорить, что вирус явился с соседних заброшенных территорий, которые пустуют после войны. А может, все же укажут место создания этой чумы, чтобы обрушить на творцов вируса свой праведный гнев.

– Сэр, приготовьтесь к посадке на площадку муниципалитета Кимберли, – сообщил пилот.

Что ж, настало время показать, что для него люди – это не просто цифры в отчетах. Но выдержит ли его сердце такое огромное количество человеческого страдания и боли? Он посмотрел на Эмму, которая тоже была напугана.

– Мэри, после высадки держись рядом, хорошо? – Генри с опасением посмотрел на дочь.

– Пап, я уже не ребенок.

«Совсем не ребенок», – пронеслось у него в голове.

Он посмотрел на дочь, и ему показалось, что за время полета она еще повзрослела. Она уже и на подростка не похожа – красивая юная девушка. Как такое возможно? Может быть, ему все это только кажется? Голос его дочери прозвучал безучастно. Сердцем Мэри уже была на улицах Кимберли. Ей казалось, что она уже сейчас готова выпрыгнуть из вертолета, чтобы поскорее помочь людям, которые нуждаются в поддержке Отца. Семья Стоун молча начала одеваться в защитные костюмы.

Мэр Панта Номейн, встречавший высокопоставленного представителя совета унитарии, был чрезвычайно удивлен, увидев рядом с ним жену и дочь. Удивление сменилось радостью: он бы тут же обнял их за такое участие, но протокол экстренной ситуации запрещал физический контакт, несмотря на защитные костюмы на всех участниках встречи.

– Как вы здесь держитесь? – спросил Генри Стоун.

– Милостью Божией! – ответил Номейн. Его голос казался клоунским из-за испорченного передатчика в защитном шлеме. – Я так рад… так рад, что вы не бросаете нас. Люди на грани. Даже мне не говорят, что происходит на границах провинции. Отдан приказ на ликвидацию нарушителей?

Генри промолчал.

– Ясно… ясно… ради общего блага… я понимаю… – мэр говорил сбивчиво, пытаясь собрать последние крупицы самообладания. – Я рад вашему визиту, но зачем вы здесь?

– Ради людей! – ответила Мэри.

Мэр еще больше удивился. Они вошли в здание муниципалитета. По пути Номейн объяснял ситуацию в городе: где держат больных, от недавно зараженных до умирающих, какие меры принимаются по предотвращению распространения эпидемии.

– Пап, нам нужно сразу к умирающим, – сказала Мэри, схватив отца за руку.

– Позже, ангел мой, – раздраженно ответил он.

– У них уже нет времени, а остальные должны знать, что их не оставят даже на пороге смерти, – спокойно произнесла Пророк, не замечая сопротивления отца.

Манера общения дочери менялась на глазах, и Эмма, стоя за спиной мужа, не могла понять, чего она боится больше – эпидемии в городе или перемен в дочери. Переходный возраст – вещь естественная, вырывающая взрослеющего человека из любящих родительских объятий для того, чтобы сделать его самостоятельным. Но в случае с Мэри эти изменения происходили неестественно быстро.

Панта Номейн замялся, нервно косясь на гостей, и Генри решил взять ситуацию в свои руки.

– Вы сказали, что часть умирающих находится здесь. Это же монастырь святой Терезы? – он указал на карту города.

– Да. Сестры обители сами вызвались разместить у себя пострадав… умирающих, – голос мэра дрожал. – Я бы не хотел, чтобы вы ехали туда. Мне хватило и одного раза, чтобы потерять всякую надежду.

– Хорошо, мы поедем без вас, – ответил Генри Стоун.

– Что же я за мэр… если не буду с-с-с ва-а-ами, – Номейн немного обмяк и заплакал. – Господи, хотя бы перед лицом смерти дай мне силы остаться человеком!

Мэри подошла к нему и погладила его по спине.

– Он не оставит нас, верьте в Его свет!

Мэр отрешенно посмотрел на девочку, и на его лице промелькнула гримаса разочарования, которую не смогло скрыть даже слегка запотевшее стекло защитного костюма.

Они все вместе отправились в монастырь святой Терезы в северной части города. Вертолет доставил их до места всего за пару минут, которых вполне хватило, чтобы оценить степень упадка в Кимберли: брошенные машины, разбитые витрины магазинов, безлюдные улицы и отдаленные крики людей. Часто попадались выгоревшие жилые здания. По словам Номейна, местные жители теперь нередко поджигали дома, сжигая запертых там зараженных заживо. Это совершенно не помогало остановить распространение вируса, но охваченные страхом сердца людей рождали все новые осколки общественного помешательства.

Вертолет сел перед монастырем на безлюдной площади.

«Кто вообще узнает, что мы были здесь?» – подумал Генри, но тут же увидел, как один из помощников мэра транслирует их в сети.

Они медленно вошли на территорию монастыря, и Эмму тут же чуть не вырвало от увиденного. Она облокотилась на стену, и лишь собравшись с силами, сумела заставить себя вновь взглянуть на монастырский двор. Здесь, на зеленой лужайке, раньше, наверное, мило беседовали местные прихожане и сестры обители. Теперь здесь лежали освежеванные вирусом тела, растекающееся кровавыми пятнами. Окровавленную плоть умерших не успевали убирать. Оставшиеся в живых сестры все свои силы отдавали уходу за теми, кто еще подавал признаки жизни.

Медленно продвигаясь внутрь двора, белые стены которого еще более подчеркивали кошмар происходящего, Генри заметил, что страдающие люди сохраняли ясность сознания до конца, как будто вирус разрушал нервную систему в последнюю очередь.

– Я проклинаю Тебя!!! – закричала лежащая на земле женщина, глядя в сторону монастырской церкви.

Мэри остановилась посреди дворика. Она закрыла глаза, пытаясь почувствовать, кому в этом гиблом месте помощь нужна сильнее всего. У стены под галереей, ведущей из настоятельского корпуса к трапезной монастыря, она заметила девочку, свою ровесницу. Подойдя к ней, она увидела, что волосы умирающей почти полностью слезли с кровоточащего черепа. Глаза, наполненные кровью, искали в окружающем мире способ отвлечься от боли. Она хотела бы смотреть на голубое небо, но кровля галереи скрывала его от детского взора. Сестры обители не могли перенести девочку, так как любое движение на терминальных стадиях вируса вызывало жуткие боли. Пророк села перед ней, и девочка посмотрела в ее янтарные глаза, ярко сиявшие даже через стекло защитного костюма.