Господство тьмы. Искупление. Книга третья

22 года назад

– На связи Андреа Смит. Мы продолжаем вещание, но никто не знает, как долго продержатся радиосигналы – время работает против нас. Данные о катастрофах поступают со всего мира, и ситуация становится критической. Глобальная связь рушится, города погружаются в хаос, природные катаклизмы выходят из-под контроля. Начнем с Америки. Нью-Йорк… город, который никогда не спит, теперь словно застыл в воде. Реки Гудзон и Ист-Ривер слились воедино, превратив Манхэттен в гигантское озеро. Мосты разрушены, улицы затоплены, люди бегут на крыши зданий, где вертолеты спасательных служб пытаются вытащить уцелевших. Но эвакуация идёт медленно, и не все смогут выбраться.

Вашингтон, округ Колумбия – символ силы и власти – погружается в хаос. Штормовые ветры срывают крыши, деревья корнями вырываются из земли. Белый дом оцеплен, но даже там не могут справиться с разрушениями. Центр города охвачен паникой – дороги затоплены, автомобили перевернуты, связь с правительственными зданиями теряется.

На западном побережье, в Лос-Анджелесе, земля не просто дрожит, она раскалывается. Землетрясения не прекращаются ни на минуту, магистрали рухнули, здания осыпаются словно карточные домики. Город погружен в огонь – пожары, раздуваемые ветрами, сметают всё на своём пути. Сан-Франциско – мост Золотые Ворота рухнул в залив, разбитые дома превратились в обломки, о спасении говорят лишь те, кто добрался до окрестных холмов.

Средний Запад парализован. Чикаго застыло в снежной буре. Представьте, снег валит без остановки, его уже по пояс, крыши домов не выдерживают, и всё больше людей остаются под завалами. Никто не ожидал такой жестокости зимы. Улицы пусты – те, кто не успел покинуть город, остались в снежном плену. Сент-Луис сковала такая же судьба. Никаких сообщений о спасении.

Юг, где привыкли к жаре, теперь охвачен водной стихией. Хьюстон залит дождями, а затем торнадо выжгло половину города. Люди не знают, куда идти – везде разрушения, ветер свирепствует, ураганы приходят волной за волной. Майами – наводнение уничтожило побережье. От пляжей не осталось и следа, вода забрала всё.

Европа тоже погружается в отчаяние. Лондон – Темза вышла из берегов, затопив целые районы. Баррикады не выдерживают натиска воды. Люди стоят по колено в холодных, грязных потоках, пытаясь спастись. Париж, Рим, Барселона – штормы там не прекращаются уже несколько дней, улицы стали реками, здания рушатся под давлением ливней. Эвакуация проходит хаотично, спасательные службы не успевают справляться с потоками бедствий.

И это только верхушка айсберга. Природа словно решила расправиться с человечеством раз и навсегда. Мы получаем сообщения о массовых оползнях в Японии, землетрясениях в Индонезии, катастрофических ураганах в Мексике. Целые страны отрезаны от мира. Человечество стонет под тяжестью этого хаоса.

Службы эвакуации делают всё возможное. В отдалённые регионы – те, что пока не охвачены катастрофами – отправляются небольшие группы людей. Там нет покоя: сильные дожди, низкие температуры, но это всё же лучше, чем то, что творится в городах. Если вы находитесь в безопасном месте, не покидайте его. Найдите убежище, запаситесь водой и едой, приготовьтесь к худшему.

Я повторяю, время уходит. Никто не знает, сколько продержится радиосвязь. Будьте осторожны и найдите укрытие. Мы переживаем конец привычного мира.

Радиоприемник зашипел, на несколько секунд погрузившись в тишину, а затем снова начал вещание. Новости, как заезженная пластинка, повторялись снова и снова. Задумчивый взгляд Николаса оторвался от созерцания пейзажа за окном, от которого ровным счетом не осталось ничего. Тишина в салоне давила зловещей атмосферой. Им удалось вырваться из цепких лап работы, чтобы лично убедиться, что их семьи находятся на безопасном расстоянии от надвигающихся природных катастроф.

Хаос, творящийся на улицах города, пугал настолько, что в жилах застывала кровь. Люди бежали, спасались, а кто-то – в основном старики – решал остаться в своих домах, чтобы дать другим шанс на спасение.

Но вот только куда идти?

Мир рушился прямо на глазах.

Паника охватывала всех – даже самых выносливых – и забирала жизни у самых маленьких. Природе было все равно, кто ты – старик, ребенок или человек в полном расцвете сил. Казалось, она решила вдохнуть глубже и оставить в живых лишь избранных.

– Что будем делать? Машина одна, Ник? – спросил Доминик, лавируя между автомобилями и людьми, которые, не разбирая дороги, шли вперед. Вереница растянулась на многие километры, а плотные, почти черные тучи низвергались промозглым и холодным дождем, переходящим в снег.

– Оставишь меня неподалеку от моего дома, а сам поезжай за своими. Я найду вас позже, – ответил Николас, не отрывая взгляда от толпы на дороге.

Доминик вздохнул.

– Если бы я знал, что мой отец пошлет нас на очередное задание, то дал бы своим людям приказ вывезти наших в первую очередь.

Николас оторвался от окна и посмотрел на друга.

– Ты ни при чем. Никто не мог предположить, что это… – он указал на вид за окном, – обернется эвакуацией.

– Все равно. Я чувствую, что что-то случится. Мало того что я не могу помочь тебе с детьми и Люси, так еще и Коула с Дейвом чуть не отправили в приемник. А куда пропала Ариэла – понятия не имею!

Все эти несколько дней, пока Доминик был на задании, он пытался дозвониться до жены, но безуспешно. Если бы не связи в разных подразделениях, возможно, ему пришлось бы броситься на поиски сына. Новость о том, что семья его сестры пропала, звучала абсурдно – они должны были уехать из города еще неделю назад. В итоге сообщение о найденном ребенке облетело все военные базы, пока не дошло до самого Доминика. Пятилетнего Дейва Шепарда обнаружили в автобусе, отправлявшемся в один из временных приемников, которые создавались по мере прибытия потерянных детей.

– Найдешь своих – встретимся в северо-восточном штабе. Ребята тебя впустят. А если не получится – уходите и не ждите нас, лучше спасайтесь. Я постараюсь догнать, – сказал Николас спустя полминуты тишины.

– Уверен?

– Когда я был не уверен? – он хлопнул друга по плечу.

С самого детства их семьи были тесно связаны – их отцы служили вместе, занимали высокие должности и однажды предложили сыновьям пойти по их стопам. Так Николас и Доминик поступили в армию, а затем сделали карьеру, добившись немалых высот под командованием отца Доминика. Оба, в свои двадцать восемь, уже имели семьи и командовали несколькими тысячами человек. Их основная задача заключалась в службе в секретном подразделении, выполняющем поручения генерала Шепарда. Последние десятилетия они охотились на группу людей, работавших в сети незаконных лабораторий. Что именно происходило за стенами этих объектов, окруженных вооруженной охраной, оставалось загадкой. Однако случившийся в мире катаклизм прервал все планы по поимке преступников. Радиоприемник снова зашипел. На этот раз голос диктора едва различался, что говорило о провале последних попыток наладить связь. Сотовая связь тоже почти не работала уже несколько недель, и каждый удачный звонок был чудом.

– Оставляй меня тут, – махнул рукой Николас.

Доминик, объезжая людей, свернул и остановился на повороте.

– Я могу подождать минут десять.

– У тебя каждая минута на счету! Забирай детей и уезжайте. Я с женой доберусь до базы, а оттуда – к месту встречи. Не заставляй меня злиться!

– Удачи! Надеюсь, скоро увидимся.

Николас ничего не ответил – ему хотелось как можно скорее добраться до их с Люси дома. Он бросился бежать по улице мимо групп людей, которых в этот момент эвакуировали из разрушенных зданий. В этой части города вчера прошёл мощный ураган, и теперь всё напоминало поле боя: груды обломков, брошенные автомобили, оказавшиеся в самом эпицентре стихии.

Резко затормозив у подъездной дорожки, ведущей к дому, мужчина остановился, и в тот же миг у него перехватило дыхание. Когда-то красивый белый дом с красной крышей превратился в груду ненужного мусора. Он даже не осознал, что прокричал имя жены и детей, а затем, не теряя ни секунды, бросился к крыльцу. Его взгляд упал на разрушенную лестницу, ведущую на второй этаж. Входной двери и части передней стены не было. Крыльцо с несколькими ступенями превратилось в разбросанные доски, валяющиеся прямо на газоне, где ещё несколько месяцев назад играла его дочь. Её маленькая туфелька одиноко лежала в стороне, а в ста метрах от дома грудой металла валялся велосипед сына, который должен был стоять у стены в гараже.

Николас ворвался внутрь.

– Люси! – выкрикнул он, чувствуя, как сердце сжимается от осознания того, что он может найти совсем не то, что ожидает. – Люси! Макс! Отзовитесь!

Добравшись кое-как до кухни через разбросанную мебель, обломки потолка и стен, Николас резко замер… а затем, не удержавшись на ногах, рухнул на колени. В глазах потемнело. Ладони упёрлись в пол, и мелкие осколки стекла тут же впились в кожу. Он тряхнул головой, молясь всем святым, чтобы то, что он увидел, оказалось лишь кошмаром. В нескольких метрах, прямо у чёрного выхода, лежала Люси. Она не подавала никаких признаков жизни. Николас, ведомый последней надеждой, рванул к жене, но вновь упал. Всегда сдержанный и уверенный в себе мужчина, сейчас не смог подавить судорожный вдох. Стоя на коленях, мужчина посмотрел на свои руки. Они тряслись. Они были в крови. Тягучая, багровая, она окрашивала его ладони, вызывая мгновенный приступ тошноты, стоило лишь поднять взгляд на тело жены. Опоры, удерживающие потолок, рухнули, раздавив верхнюю часть её тела.

– Люси… – прошептал он, его дрожащая ладонь поднялась, но так и не коснулась ноги жены. Никакой надежды на спасение. Никакой надежды на то, чтобы избежать смерти. – Моя Люси…

Осознание медленно пробивалось в сознание Николаса, ломая каждую клетку его тела, словно ему переламывали кости. Он завыл, как раненый зверь, и без сил рухнул на пол. В душе разгорелся такой пожар, что он закричал – и кричал долго, пока боль не выплеснулась наружу.

– Дети! – прошептал Николас. Сквозь пелену перед глазами он увидел их образы, вскочил на ноги и бросился к двери слева, ведущей в подвал. Та оказалась целой, как и лестница, по которой он поспешно спустился.

– Макс! – дыхание участилось, сердце бешено заколотилось. Надежда вспыхнула с новой силой. И вдруг он услышал едва уловимый детский плач.

– Марана!

Обойдя за считанные секунды стеллажи с продуктами и домашним инвентарём, Николас заметил приоткрытый люк в погреб.

– Марана! Макс! – с надеждой прокричал он и упал перед люком, заглядывая внутрь.

– Папа! Папа! Папочка! – взвыл двухлетний ребёнок, измазанный в земле. Марана стояла, прижимая к себе что-то похожее на мягкую игрушку. Рядом с её ногами лежало скрюченное тело сына.

– Боже… – Николас огляделся, нашёл лестницу, опустил её в погреб и тут же спустился вниз.

– Не плачь! Я здесь, я рядом! – едва его ботинки коснулись земли, он тут же обнял дочь, а затем потянулся к сыну, нащупывая пульс на его шее. Бьётся. Живой.

– Макс! Макс, очнись! Максимилиан!

– Папа? – мальчишка открыл заплаканные глаза и тут же бросился к отцу, крепко обняв его и прижавшись щекой к груди.

Он сдерживал слёзы. Пять дней назад он обещал маме, что будет следить за сестрой, что не будет бояться, что дождётся её… но мама так и не пришла.

– Я здесь! Я нашёл вас! – Николас без остановки целовал детей в макушки и благодарил всех святых за то, что они позаботились о них.

А потом в мыслях вспыхнул образ Люси.

Как сказать им?

Как сказать им, что их матери больше нет?

Господи…

– Папа, мама ушла давно, – быстро затараторил Макс. – Она обещала вернуться, но не вернулась. Потом начался сильный ветер, а еда закончилась… Я-я н-не знал, к-как в-вылезти отсюда… но я обещал…

– Хорошо, хорошо. Я сейчас заберу вас отсюда, – прошептал Николас, зарывшись носом в макушку сына.

– А мама? Где она? Она спаслась? – тихонько спросил Максимилиан. Он поднял на отца взгляд – полные надежды карие глаза смотрели прямо в его душу.

Николас не выдержал.

Он отвернулся и начал подниматься на ноги.

Он не мог сказать им правду. Не сейчас.

В груди всё ещё бушевал огонь.

– Я сейчас подниму вас наверх, но вы из подвала ни ногой! Понял? – твёрдо сказал он.

Макс, услышав приказной тон, тут же вытер слёзы и кивнул.

– Пока я ищу машину и собираю ваши вещи, ты присмотришь за сестрой. Ни при каких обстоятельствах не выходите из подвала. Это важно, Максимилиан!

Николас вытащил рацию, прикреплённую к поясу военных штанов, и протянул её сыну. Вторая рация была закреплена с другой стороны ремня.

– Это для наших переговоров. Докладывать обстановку каждые пять минут! Макс, каждые пять минут!

– Есть, сэр! Каждые пять минут! – повторил он уже уверенным голосом.

– Молодец!

Николас первым поднял сына наверх, затем передал ему Марану. Через несколько секунд он уже накрывал детей найденными пледами, которые не использовались в быту и хранились в подвале дома, а сам взбежал по лестнице наверх. Снова кухня. Снова чувство угрызения совести. Снова запах смерти и крови. Люси. Его любимая. Не давая себе снова утонуть в горе, Николас нашёл лопату в гараже и вышел на задний двор. Он не смог бы уехать и просто оставить тело жены. Он был обязан похоронить её. Потратив на выкапывание могилы около получаса, Ник пытался не расклеиться окончательно. Он плакал, бил землю руками, тихонько выл. Если бы ещё неделю назад он вернулся домой, то сейчас вся его семья была бы жива. А когда пришла пора уложить в землю тело жены, Николас слишком долго не мог поднять то, что осталось от всегда улыбчивой и жизнерадостной женщины. Его руки тряслись, тело не слушалось, пока он бережно накрывал её простынёй. Прощание было недолгим. Лишь быстро сделанная табличка говорила о том, что на этом месте похоронена Люси Мария Атвуд.

– Пап, приём!

– Я тут, сынок! – ответил сразу Николас, стирая слёзы и покидая задний двор дома.

– Мара уснула! Я собрал сумку!

– Хорошая работа, сын! Попробуй в коробках найти вещи для сестры, там должны быть деревянные ящики у стены, а на них детские вещи.

– Нашёл!

– Возьми всё тёплое. Обувь и твоя одежда на другой стороне. Я скоро буду!

– Хорошо!

Обегая улицу за улицей, Николас осматривал каждую машину на наличие ключей и остатков бензина, но каждая вторая была непригодна для использования. В одной не хватало дверей, в трёх не было бензина, а в остальных спущены колёса. Пришлось вернуться к дому, и, заметив на стороне соседей накрытый брезентом минивэн, он решил проверить его. Правда, машину придавило крышей от крыльца соседнего дома, но вариантов не оставалось – нужно было что-то делать. На этот раз удача, какая бы она ни была шутливой, улыбнулась мужчине: машина была на ходу, и бензина хватало, чтобы добраться до первой военной базы.

– Папа?

– Я тут!

– Ты скоро?

– Спускаюсь за вами.

Преодолев разбитое крыльцо, коридор, кухню, он спустился за детьми и, взяв спящую зарёванную дочь, приказал сыну не смотреть по сторонам. Хоть он и закрыл залитый кровью пол, но не хотел, чтобы Макс видел это место. Выбрались они быстро, загрузились в машину. Нику пришлось несколько раз возвращаться в дом, чтобы забрать сумки и еду на первое время. Выехать он смог только ближе к сумеркам, когда вереница уходящих людей не прекращалась даже в это время суток. Люди пытались уйти подальше, хотя никто из них не знал, есть ли там спасение или все идут на верную смерть.

– Пап, – Макс перебрался на переднее сиденье, а Ник мельком глянул на сына. – Мама умерла, да?.. – Взгляд карих и таких родных глаз вмиг наполнился слезами. Мальчик в свои десять должен был вести себя как взрослый мужчина, как обещал матери, но сейчас всё рухнуло. Макс до сих пор слышал, как она закричала, а потом слишком долго не отвечала на его зов.

– Она всегда будет с нами, сынок, – Николас протянул руку и положил свою большую ладонь на грудь сына. – Она будет вот тут, понял? – Макс сглотнул и кивнул, вытирая слёзы, которые, словно маленькие бусинки, побежали по бледным щекам.

– П-понял, пап, – прохрипел Макс, глотая ком в горле.

– Ради мамы не стыдно плакать, сынок. Я не стану ругать.

Макс всхлипнул, обнял себя за колени и спрятал лицо, чтобы не разбудить спящую сестру, тихо и до боли в груди выплакал всё, что накопилось внутри. Даже Николас, бесцветно смотрящий на дорогу, не сдержался и сжал обод руля, пока тот не затрещал от приложенной силы. Чем дальше они были от родного дома и Люси, тем сильнее внутри росла пустота. Минуты, как и часы, растянулись в вечность, а забитая брошенными машинами дорога превратилась в нескончаемую полосу.

Шесть часов в дороге привели Николаса к зданию первой базы, где он должен был встретиться с частью отряда, но та уже опустела. Он понял это, когда увидел открытые настежь ворота. Николас не стал заходить внутрь, так как видел учинённый разгром, который говорил о том, что мародёры уже вынесли всё уцелевшее. Вернувшись к машине, мужчина от усталости и с какой-то опустошённостью облокотился на капот и провёл ладонями по лицу. Достал телефон, который всё это время молчал, и надпись "нет сети" красноречиво свидетельствовала о новых проблемах. Как и куда идти с двумя детьми? Бензина хватит разве что на километров пятьдесят, а другая база находится слишком далеко. Еды и воды с каждой остановкой становилось всё меньше и меньше.

– Папа? – Из машины вылез Макс и осмотрелся. Николас к тому моменту собрался с силами и, немного улыбнувшись, обернулся к сыну.

– Почему не спишь? – спросил он.

– Почувствовал, что мы стоим. Пап, а где все? Почему тут пусто?

– Мы ненадолго остановились. Сейчас отдохну немного, и поедем дальше. Залезай в машину, я иду за тобой.

Макс послушно отправился досыпать, а вот Николасу пришлось думать и обдумывать дальнейший план, который даже спустя две недели ни к чему не привёл. Он с детьми на руках пересёк несколько городов, но нигде не нашёл своих. Даже связь, которая несколько раз появлялась на старом кнопочном телефоне, окончательно оборвалась, давая понять, что, куда бы он ни пытался дозвониться, его собеседник всегда будет вне зоны действия сети. Всё, что оставалось, – ехать дальше и надеяться, что где-то там найдётся тот, кто поможет.

Спустя ещё несколько дней и очередной привал привели Николаса с детьми в небольшой коттеджный городок. Судя по всему, он ещё совсем недавно был полон жителей, но теперь от когда-то красивых дорогих домов остались только руины. Падающий с неба пепел казался сном, сценой из фильма ужасов. Последние новости по радиоприёмнику говорили о проснувшихся вулканах, которые за несколько часов сжигали города, выбрасывая в воздух столбы дыма и пепла…

И вот сейчас, стоя на крыльце полуразрушенного особняка и наблюдая за падающим чёрным снегом, Николас не сразу услышал приближающиеся шаги…

– Эй! Сэр? – от внезапного голоса где-то недалеко Николас резко обернулся в ту сторону и нахмурился. К нему приближалось около двадцати человек – все в военной форме и вооружённые до зубов. Спустя столько недель одиночества Ник сначала подумал, что ему мерещатся люди, но через несколько секунд осознания, сделал шаг назад.

– Кто вы? – спросил он, прикасаясь пальцами к пистолету на бедре.

– Спокойно! – шедший впереди мужчина поднял руки ладонями вверх и остановился. – Мы увидели вашу машину, точнее, как она заехала сюда пару часов назад, вот и решили узнать, может, помощь нужна.

– Для начала мне нужно ваше имя! – с настороженностью произнёс Николас, и его пальцы всё же легли на прохладный металл оружия.

– Дэйтон Трэвис. Личное подразделение, охраняющее секретные объекты, – так же мирно ответил мужчина.

– Куда направляетесь?

– В данный момент собираем всех, кто остался без укрытия. Недалеко есть бункер, в котором уже находятся люди. Если хотите, можем отвезти вас туда. Погода шалит в последнее время, боюсь, будет только хуже.

Повисла тишина, и она же позволила осмотреть людей более детально. Помимо Дэйтона, рядом с ним стояли ещё человек пять – на лицах нечитаемые маски спокойствия. Позади них стояли остальные, и все как один слаженно осматривались по сторонам. Никто из незнакомцев не пытался напасть или навредить – все казалось мирным, и поэтому Николас немного расслабился.

– Правда, погода постоянно меняется, – согласился Николас.

– Что думаете, поедете с нами? Пока вы отдыхали, мы собрали целый грузовик людей, оставшихся без дома и еды. Думаю, вам не стоит оставаться тут! – Дэйтон указал туда, откуда они пришли.

Николас сомневался и что-то подсказывало, что не стоит идти с ними. Было трудно объяснить почему, но одновременно с этим он понимал: оставшись в этом заброшенном доме, можно погибнуть. И неизвестно, сколько ему предстоит ехать дальше, чтобы найти своих.

Ник посмотрел на главного и, недолго думая, кивнул – детям нужен был временный дом, а там, в укрытии, можно будет связаться со своими.

– Дайте пару минут, я соберу детей.

Даже спустя пятнадцать минут Николас сомневался в своём поступке и в том, что сейчас намеревался сделать. Он нёс на руках Марану, обдумывая все «за» и «против», а рядом с ним шёл Макс, осматривая мужчин и их оружие, к которому мальчишка был неравнодушен. Даже встреченные у ворот несколько грузовиков, забитых людьми, всё равно не давали Николасу покоя. Как будто что-то было не так. Но что?

Им помогли найти свободные места рядом с двумя семьями с детьми. Марана, полная сил и энергии, бросилась играть с двумя мальчишками, чуть старше её возрастом, и девочкой-ровесницей, пока машина увозила их в неизвестность. Ведь никто из сидящих внутри, даже сам Николас, не заметил названия на боковых рамах кузова: «Научно-исследовательская компания „Эмбрис“. Чуть позже… буквально через пару лет… она получит новое название – «Эмбервуд».

20 лет назад

Пот крупными каплями струился по лицу и шее, а духота замкнутого помещения с каждой секундой заставляла дышать всё учащённее. Коул ладонями провёл по лицу, стараясь разглядеть непроглядную тьму перед собой и понять, почему вокруг него раздаются истошные стоны. Некоторые вовсе тихонько выли, и было непонятно, почему, точнее, кто это, и, собственно, как он оказался в этом непонятном месте.

Совладав с рвотными позывами, от которых кружилась голова, он попытался приподняться и опереться… в стену? Коул провёл по ней рукой – на удивление, поверхность оказалась прохладной на ощупь, металлической. Совсем ничего не понимая, мальчишка упёрся в неё спиной и огляделся, вспоминая последние события, которые помнил.

В голове туманными образами всплыли картинки: отец и его разговор с одним из служащих, которому было поручено найти местоположение Ариэлы. Но тот не выполнил задание и теперь стоял с опущенной головой. Коул всегда помнил крики отца, которые за два года после катастрофы ни капли не изменились. Его приказы – найти жену и немедленно доставить её в безопасное место – никогда не заканчивались ничем, кроме бесполезных планов по спасению матери Коула. Все эти месяцы Доминик получал некие документы, в которых говорилось, что его жена жива, и если он не пойдёт на какие-то соглашения (какие именно, Коул так и не понял), её убьют.

Но потом что-то произошло, а вот что – Коул уже не помнил. Он словно видел себя со стороны… как бежал прочь от кабинета отца и базы, куда их с Дейвом привезли несколько месяцев назад для военной подготовки. Среди подростков, таких же, как он, ходили слухи, что за пределами базы творится нечто ужасное, но никто из его знакомых так и не рассказал, что именно.

Коулу хватило услышанных подробностей о пропавшей матери, и в голове что-то щёлкнуло. Ему подумалось, что сейчас он может сам, без чьей-либо помощи, спасти её. Вот только смутные картинки того, как он покидает военную базу отца, резко оборвались в тот момент, когда его ноги ступили за ворота и помчались, как ему казалось, в нужном направлении. Первое же препятствие, встретившееся на пути, мигом оборвало пыл двенадцатилетнего мальчишки. Какое именно – он даже не успел понять, как вязкая, тягучая темнота вобрала его разум и тело.

Чтобы не поддаться панике сейчас, он вспомнил слова строгого отца и сосредоточился на обстановке вокруг. И если бы только Доминик видел, куда попал его неугомонный сын, выражение недовольства на его лице было бы многообещающим.

Военная жизнь Доминика всегда приучала Коула к дисциплине, которую ему вбивали в голову, кажется, с пелёнок. Поэтому, остановив волну паники, он присмотрелся. Только теперь, разобравшись в своих эмоциях, ему удалось почувствовать, что его немного покачивает. Это означало лишь одно – он находится в машине.

Помимо его дыхания слышались стоны – вроде как детские, потому что голоса, которые что-то одновременно требовали, не казались взрослыми. Нахмурившись и услышав шевеление рядом, Коул повернул голову в сторону… и ахнул, когда возле его лица оказалось другое – грязное, с впалыми щеками. От неожиданности он дернулся, не сводя взгляда с незнакомого детского лица.

Вся выдержка чуть было не треснула от страха, когда глаза Коула смогли хоть немного разглядеть худое, грязное лицо – вроде как мальчишки, может, на несколько лет старше него. Тот не успел ничего сказать, как их всех тряхнуло, движение затихло, и раздался громогласный рёв собравшихся. Коул от неожиданности и дезориентации дёрнулся в сторону и закрыл уши руками, когда в глаза ударил свет. С ошарашенным лицом он смотрел, как с пола начали подниматься дети и реветь – да так, что уши мгновенно заложило.

Хлынувший поток вооружённых людей быстро угомонил орущих автоматной очередью, которая просвистела в воздухе, похуже грома. Все разом умолкли и забились в кучку.

Без каких-либо слов в кузов машины снова забираются те же люди и, грубо, почти не глядя, куда хватают, вытаскивают детей наружу. Когда подходят к Коулу, он напрягается и уже собирается броситься в бой, как боковым зрением замечает паренька, что сидел рядом. Тот едва заметно качает головой, и его самого резко, небрежно поднимают на ноги и тащат прочь. Коулу приходится подавить волну возмущения, когда вслед за остальными выводят и его самого. Он быстро цепляется взглядом за всё, за что можно зацепиться, но то, что открывается перед глазами, никак не облегчает работу над планом, который должен помочь ему сбежать.

– Хьюго, мать твою, отгоняй свой драндулет! – резкий окрик мужчины, ведущего Коула, заставляет его вздрогнуть. Одновременно с этим впереди что-то происходит.

Вереница детей и сопровождающих резко останавливается. Где-то недалеко слышны крики, затем какая-то возня, сопровождающаяся приказами остановиться. К тому моменту, когда Коул и его удерживающий мужчина выходят на широкий двор посреди серого бетонного здания, он видит, как в сторону, откуда они пришли, бегут несколько ребят. За ними – маленькая девочка, лет пяти, может, меньше. Она зовёт по имени, скорее всего, своего брата, но тот не откликается.

А потом всё мигом меняется.

Два удара сердца Коула, когда он переводит взгляд на людей в нескольких метрах: их пятеро, и все они выставили автоматы, направив их прямо на бегущих детей. Судорожный выдох. Автоматная очередь. Вскрик. Кажется, даже сам Коул от неожиданности дёрнулся и вскрикнул.

Словно в замедленной съёмке первые пули попадают в девочку. Её маленькое тело дёргается от десятков ран, а затем падает на землю, чуть проехав по ней, и замирает.

Грохот автоматов затихает. Вперёд выходит мужчина, своими габаритами закрывая троих соглядатых, и ухмыляется, когда понимает, что наступила гробовая тишина. Коул, моргнув, только сейчас осознаёт, что побег с базы отца был очень, очень плохой идеей.

– Кто ещё рискнёт прямо сейчас пошалить, а, малышня? – гремит голос бугая, а за его спиной стоящие мужчины начинают смеяться. – Не огорчайте меня, ибо я чертовски устал гоняться за вами!

– Загоняйте их по камерам! – кричит ещё один голос сбоку от бугая, и всех детей, тихо плачущих, уводят в сторону высокого здания. – Хорошо заприте! Завтра распределить всех. Можете пока присмотреться к ним – может, кого возьмёте себе, пока босс не присмотрел!

Коул, оторвавшись от лиц мужчин, чуть не падает от толчка – мужчина дёргает его, как котёнка, схватив за шиворот. Приходится проглотить ком в горле и перевести взгляд на обстановку вокруг. Помимо высокого здания, что тянется, кажется, этажей на пять, слева от него виднеются небольшие постройки, похожие на строения справа. Вокруг ходят вооружённые люди – все как один с интересом и какими-то жуткими улыбками смотрят на детей, которых ровным строем уводят всё дальше и дальше от широкого двора.

От сырого, влажного воздуха – вероятно, после дождя – земля чавкает под ногами, когда их начинают вести через ещё одни открытые ворота.

– Камеры открыты? – кричит кто-то впереди пареньку наверху патрульно-постовой будки. Тот, держа в руках оружие, кивает и указывает в сторону – собственно, куда их всех и ведут.

Коулу удаётся зацепиться взглядом за выстроенные деревянные домики и дороги, что петляют между ними, пока взгляд не поднимается выше, целясь в нечто огромное, что из-за влажности и густого тумана не сразу видно издалека.

Скала.

Она, словно неприступная крепость, тянется высоко в небо, разрезая его своими мощными и раскидистыми пиками.

– Шевелись, пацан! Надоело тебя тянуть! – прикрикнул тот, кто держал Коула, и толкнул его вперёд. По инерции тот пробежался и, не удержавшись на ногах, рухнул на землю, проехавшись ладонями по грязи. Послышался хохот, пока Коул начинал злиться – он никогда не любил это ощущение, ощущение, от которого хочется провалиться под землю.

Доминик яро прививал сыну чувство контроля, дисциплины и умение в любой ситуации не показывать эмоции, которые могли стать признаком слабости. Слабаков мир не любил, особенно в то время, в котором жило всё человечество. Поэтому, подавив желание расплакаться от обиды и других эмоций, Коул неуклюже поднялся на ноги и сам пошёл вслед за остальными. Сжимая кулаки, он вздёрнул подбородок, перешагнул порог тёмного помещения и получил толчок в спину, говоривший, что нужно идти еще быстрее.

Слегка дезориентированный после дневного света, Коул прищурился, едва различая длинный коридор, освещённый тусклыми лампочками, развешанными на длинном проводе, что уходил всё дальше и дальше вглубь.

– Распределяйте всех по несколько человек. Завтра разберёмся с остальными.

Все вдруг остановились. Коула и ещё нескольких ребят подвели к массивным железным дверям.

– Заходите!

Коул вошёл первым. Помещение оказалось небольшим, но с очень высоким потолком, где прямо под ним виднелось окно с решёткой – единственный источник света. Осмотревшись, он не заметил ни кроватей, ни каких-либо лежанок. Все, кто уже был внутри, сидели на полу, а кто-то даже смеялся, сбиваясь в небольшие группы.

Когда за ними захлопнулась дверь, некоторые дети, что стояли рядом с Коулом, взвыли, не зная, куда себя деть.

– О! Новенькие! – вскрикнул кучерявый паренёк и спрыгнул с какой-то бочки, стоявшей справа от окна. – Чего такие кислые? – Он вальяжно направился к ним, не забывая подтягивать штаны, которые были ему явно велики.

– А есть чему радоваться? – впервые за всё это время заговорил Коул, привлекая внимание кучерявого.

Тот в свою очередь окинул его взглядом с ног до головы и ухмыльнулся.

– Ну-у… Может, радоваться должны тому, что вас всех не сожрали психи, бегающие по улицам? – прозвучало скорее, как утверждение, чем как вопрос.

На лице Коула промелькнула эмоция, которую он не успел скрыть, и собеседник улыбнулся ещё шире.

– Значит, ничего не знаете о заболевших?

– Да отстань от них! И не верьте его байкам – нет никаких заболевших! – бросил ещё один парень. – И вообще, себя, что ли, не помнишь, а, Скай?

– Отвали, Дин! – сразу огрызнулся Скай, не смотря в его сторону. Он внимательно рассматривал Коула, детально изучая его лицо, волосы и довольно упитанное тело.

– Что, не хочешь, чтобы все тут знали, как ты обосрался от страха, когда увидел бродяг? – продолжил Дин, вызвав волну смеха у детей, сбившихся в небольшие группы. Судя по всему, те, кто сейчас смеялся, были тут давно, и заточение уже не казалось им чем-то страшным.

– Ты тупой ублюдочный козёл! Иди сюда! – взвился Скай и бросился в сторону.

Началась возня. Дети, что сидели на полу, повскакивали и начали разнимать дерущихся, а кто-то вовсе бросал словечки, подначивая продолжить спор. Коул только обвёл всех безразличным взглядом, отошёл в противоположную сторону и сполз по стене на пол. Посмотрев на свои грязные руки, как и на всю одежду, он выдохнул и попытался собрать в голове всю картину воедино. На каком моменте он попался в лапы беззаконников и угодил в рабство? Он прекрасно слышал от отца о нарушениях, которые спустя полгода после катастрофы стали привычным делом для оставшихся в живых. Наверное, даже не стоит рассказывать о том, что творилось после серии ураганов и землетрясений, которые чуть было не вывернули наизнанку всю планету.

Не уцелело вообще ничего – даже базы и бункеры, в которые отправляли людей попросту похоронило заживо. А на другой стороне планеты мир погрузился в какой-то хаос, о котором ему и ещё мальчишкам в отряде показывали главные командиры. Кадры, снятые поисковыми группами, что выезжали за пределы небольших поселений, запечатлели только непроглядную тьму из-за нескончаемого пепла. Всё это было результатом частых землетрясений, которые повлекли за собой последствия. Начали появляться вулканы там, где их вообще никогда не было, и, к тому же, просыпались те, что существовали уже давно.

И вот, на протяжении уже двух лет после катастрофы, люди, которым удалось выжить, покидали места, где не было дневного света. Хотя даже там, где он оставался, не было никакого преимущества – плотные серые тучи смешивались с красноватым заревом, словно всё было в огне. Воздух из-за этого не был чистым и, естественно, затруднял дыхание, поэтому люди нечасто выбирались на поверхность.

Собственно, единственная база, что устояла под натиском природных стихий, находилась далеко от всего этого кошмара. Военно-распределительная база "Риверс" под командованием генерала Шепарда, деда Коула, была спрятана за вековыми лесами. Путь туда был стёрт оползнями и разрушениями, а громадные скалы и мрачные леса словно стеной отрезали базу от остального мира. Лишь военные и жители знали, как беспрепятственно попасть в город и выйти из него.

Именно там Коул, Дейв и их родители провели несколько лет после катастрофы, пока не пришёл приказ вернуться к военным обязанностям Доминика и Брайна. Когда генерал отправил своего сына, мужа дочери и внуков на другой конец света, он не предупредил, что база, на которую их послали, была когда-то заводом. Заброшенным заводом, которому требовалась не только пригодность для жизни, но и возможность принять отряды Доминика и стать их жилищем на довольно продолжительное время.

И если заглянуть немного вперёд – именно эта база станет частью Риверфорда. Название ей даст Доминик – через полгода после своей смерти.

– Не против, если присяду? – из раздумий Коула вывел голос. Он поднял взгляд на парня, не старше себя, мотнул головой, мол, не против, и тот сразу же сел рядом. – Наверное, спрашиваешь себя, что это за место?

– До этого пока не дошёл, – честно ответил Коул, заставив собеседника усмехнуться. – Понятно только одно: я в рабстве.

– Действительно так, – согласился незнакомец. – Я, кстати, Ливий.

– Коул.

– И как же ты, Коул, оказался в этом гадюшнике?

– Такой же вопрос.

– О, я тут очень давно, примерно с самого первого дня, как начали строить этот город, – ответил Ливий и, упершись затылком о стену, продолжил рассматривать всё ещё дерущихся Ская и Дина.

– Город?

– О да! Тут же живут изгнанные, не знал?

– Если честно, вообще ничего не понимаю, – Коул оторвался от своих рук и перевёл усталый взгляд на парня. Тот, в свою очередь, тоже посмотрел на него.

– Значит, мне придётся тебя познакомить с этим миром, парень. Ты что, с луны свалился?

Коул не ответил, только пожал плечами и снова устремил взгляд на руки.

– Ничего, откуда бы ты ни пришёл, никому ничего не рассказывай – всё равно будет неинтересно. Тут все мы рабы, которые подчищают дерьмо за изгоями и их бойцами "Бездны".

– Бездны? – Коул, заинтересовавшись словами парня, снова посмотрел на него и нахмурился.

– Мы в "Бездне". Это своего рода арена, а это поселение принадлежит Кристоферу Рэю – старому ублюдку, к которому лучше не попадаться на глаза.

Никак не отреагировав на слова Ливия, Коул только вздохнул, перебирая в памяти, как выбрался за пределы новеньких, только недавно построенных ворот их нового жилища. Сейчас память немного восстанавливалась от пережитого потрясения, и он вспомнил, как добрался до какого-то города – а там пустота. Ничего, кроме разбитых машин, ограбленных зданий и кучи мусора, подбрасываемого ветром.

Конечно же, сейчас весь его пыл поутих, и Коул понимал, что совершил очередную глупость. А вот вернуться назад он не смог. Точнее, в наступающих сумерках, когда он дошёл до города, пришлось найти место для ночлега, чтобы на утро сдаться Доминику.

Вот только утром он не вышел из своего укрытия – его прямо спящим вынесли и закинули в машину беззаконники. Именно поэтому сейчас Коул злился на себя и на то, что поддался своим эмоциям, которые ни к чему хорошему не привели. Он представлял, насколько сейчас зол отец и что сделает с ним, если найдёт.

– Я прямо отсюда слышу, как твои мозги работают в усиленном режиме. Расслабься, парень. Если будешь делать так, как хотят изгои, то, возможно, выживешь. Держись поближе ко мне – я помогу.

– Отчего такая щедрость? – поинтересовался Коул.

– Не знаю. Нравишься ты мне. Напоминаешь младшего брата, которого я не смог спасти. Я, кстати, не всем помогаю, если ты об этом думаешь. Меня стараются обходить стороной, как и нашего главного среди рабов. Ты с ним, возможно, познакомишься завтра – он правая рука Рэя.

– Это тот, что главный?

– Ага. Если не хочешь проблем и просто хочешь выжить, не высовывайся, когда он или его раб рядом. Редкостные козлы. А сейчас отдыхай – жизнь тут предстоит тяжёлая.

Коул осмотрелся и заметил, что все дети расположились по полу и, скрутившись в позе эмбриона, ложились спать. Подняв взгляд к потолку, туда, где было окно, Шепард-младший мечтал не просто выжить, а научиться быть сильным.

Следующий день не принёс ничего нового – только неизвестность. А куда она должна была привести Коула, оставалось загадкой.

На улице было раннее прохладное утро, когда всех пойманных детей снова вывели и поставили неровными рядами. Что собирались делать беззаконники, никто не знал, и от этого среди детей начиналась паника: все переглядывались, плакали, и, как в прошлый раз, самые смелые… ну или глупые, решились на побег. Это сразу же пресеклось безоговорочным выстрелом в голову – без предупреждения и каких-либо попыток успокоить.

Коул, стоявший третьим слева, пытался не смотреть на то, как трупы нескольких совсем маленьких ребят уносили мужчины, посмеиваясь над ними же. А когда во дворе появился мужчина, которого все новоприбывшие видели вчера, наступила гробовая тишина – все жались друг к другу, не смея поднять голову.

Бугай выглядел на лет тридцать – с небольшой отросшей бородой, нахмуренными кустистыми бровями и чёрными, как та самая бездна, глазами. Сплюнув на землю, он начал подходить ближе и, словно рентгеном, прошёлся тяжёлым взглядом.

Рядом с ним появились парни помладше и безразлично уставились на детей, будто ждали какого-то приказа.

– Ты и ты, выходите сюда! – сказал бугай хрипловатым голосом и указал на нескольких ребят. Из неровного ряда вышли два мальчика, опустили голову и уставились в землю, не смея дышать.

– Заберите этих на кухню, пусть посуду моют да с готовкой помогают.

– Там троих хотели, – сказал один из, судя по всему, его помощников.

– Мне насрать, чего они там хотели! Мне люди нужны! – гаркнул бугай. – Если надо, пусть вытащат свои задницы и выходят за стену!

– Понял. За мной! – скомандовал парнишка, и дети, которых выбрали, поплелись за ним, пока самый главный, сложив руки на груди, прошёлся взад-вперёд, осматривая всех, кто остался.

– Ливий! – внезапно крикнул он, и тот, что вчера сидел около Коула, быстро подбежал к мужчине. Ливий неуклюже остановился, запутавшись в собственных ногах из-за обуви, которая болталась на нём. Он встал рядом с мужчиной и несмело посмотрел на него.

– Присмотрел кого-нибудь в ваш отряд? Только не нужно мне выбирать сопливых и плаксивых – сам будешь сопли их вытирать.

Ливий, как-то бодро для раба, кивнул и осмотрел всю линию детей, пока его взгляд не остановился на Коуле. Коул неожиданно для себя сделал шаг назад – паника подкатила к горлу, – но затем сразу остановился, вспомнив о том, как здесь всех детей без разбора убивают. Разрастающийся в животе страх осел узлом, пока он не встретился взглядом с мальчишкой.

– Он. Спокойный и неконфликтный, отлично впишется в наш состав, – уверенно заявил Ливий.

– Подойди, – скомандовал бугай, немного склонив голову на бок, осматривая Коула с ног до головы. Коул на ватных ногах, вышел из строя и, под пристальным вниманием беззаконников, собравшихся во дворе, подошёл к мужчине. Как бы он ни хотел, взгляда не отвёл.

– Сколько лет?

– Двенадцать.

– Откуда?

Вспомнив слова Ливия – не говорить ничего личного – Коул решил, что лучше будет сказать полуправду, которая не вызовет лишнего интереса.

– Нет места жительства, жил на улице.

– Что-то для улицы ты слишком упитанный, малый, – усмехнулся бугай, и его поддержали другие мужчины.

– Питался сам, много воровал – вот и упитанный, – невозмутимо ответил Коул, хотя не считал себя слишком уж полным. Отец бы ни за что не дал ему поправиться, но, глядя на детей, что собрались во дворе, он понял: их явно кормили недостаточно.

– Следуй за Ливием, он покажет, что тут да как. Будешь вести себя хорошо – позволю вольности, в противном случае пойдёшь убирать туалеты. И поверь, плакать ты будешь не по собственному желанию, а от кислоты, разъедающей глаза. Усек?

– Да.

– Валите, – небрежно махнул рукой бугай и перевёл взгляд на оставшихся детей.

Ливий кивнул Коулу, и тот сразу поспешил за парнем. Они направились к зданию, а, добежав до угла, свернули в сторону, ступая на протоптанную дорожку, что тянулась вдоль стены бетонного сооружения. Ливий постоянно оборачивался, проверяя, идёт ли за ним Коул, а когда они дошли до неприметной деревянной двери, вошли внутрь. Новый знакомый схватил Коула за рукав кофты и потянул к лестнице, что уходила вниз. Пришлось быстро перебирать ногами, чтобы успеть за торопящимся и не свалиться кубарем. Когда они спустились, перед ними открылся вид на коридор: справа и слева в равных промежутках располагались двери, которые в данный момент были закрыты.

– Где мы?

– Это место нашего обитания. Грег Вален – помощник Рэя!.. Короче, сейчас всё расскажу!

Они почти бегом прошли по коридору, и Ливий свернул направо, толкнув деревянную дверь, откуда доносились голоса ребят. Стоило им появиться на пороге, как все, кто сидел за длинным столом, замолчали. Коул вошел последним, замер, осмотрелся и немного нахмурился. Перед ним было небольшое окно, а из-за низкого потолка вид на улицу открывался лишь на утоптанную землю – она доходила до самой оконной рамы. Справа тянулся длинный стол, за которым сидели… дети. Немного худощавые и не старше его самого. И, пожалуй, самое интересное – здесь были девочки. Они не выглядели напуганными или заплаканными, напротив, с нескрываемым любопытством разглядывали новенького.

– Ты мне должен, Дин! – крикнул уже знакомый кудрявый парнишка, улыбаясь во все зубы.

– Мы все знали, что Ливий притащит именно этого новенького! – воскликнул еще один.

– Чего разгалделись?! Вален сейчас быстро угомонит! Коул, садись! Нужно пожрать, а то не успеем и останемся голодными до завтра!

Коул добрался до стола и сел рядом с Ливием, обратив внимание, что все смотрят на него, будто чего-то ждут. Но ему не дали даже рта открыть – тут же наложили еды и заставили слушать.

– Ты жуй, а я пока познакомлю тебя со всеми. Ская и Дина ты уже видел, – они кивнули с набитыми ртами, уплетая кашу, явно приготовленную на воде. Помимо этого, на столе стояла корзинка с хлебом и едва сладкий чай. – А это Рон, Дилан, Вини, Алекс, – Ливий представил еще четверых парней, сидевших напротив Коула. – А это наши девочки: Ками, Кэти, Риана и Лавиния. Мы все – одна команда под руководством Грега Валена. Можно звать его просто Вален, но не всегда – иногда он бывает очень злым.

Ливий потянулся за последним кусочком хлеба, но его перехватил улыбающийся Скай и демонстративно откусил, чуть не подавившись, чем вызвал всеобщий смех. Ливий закатил глаза, сел на место и отхлебнул чаю из кружки, слегка морщась от горячего напитка. Пока в комнате воцарилась тишина, Коул успел рассмотреть всех по очереди, включая смеющихся девчонок.

Рон и Дилан были чем-то похожи: оба темноволосые, с карими глазами. Вини и Алекс, наоборот, светлые, только у первого глаза голубые и большие, а у второго – вроде серые. Дин отличался от всех остальных: альбинос. Скай выглядел вполне обычно, но веснушки на носу и щеках, а также рыжие кудри делали его ярким и запоминающимся.

Что касается девочек, то Коул даже слегка покраснел. Несмотря на худощавость, все они были красивыми. Среди них он выделил Кэти: зеленые глаза, обрамленные черными ресницами, светло-русые волосы, собранные в высокий хвост. Рядом с ней, хихикая, сидела Ками – у нее явно были азиатские корни, черные волосы, карие глаза. С другой стороны, сидели Риана и Лавиния – две близняшки-блондинки с небесно-голубыми глазами, их волосы были аккуратно заплетены в небрежные косы.

– Так вот, Вален – приближенный к нашему лидеру. Кристофер Рэй – босс всех, кто тут живет. Я уже говорил тебе вчера, что не стоит появляться у него на глазах, потому что он… – Ливий замялся, осмотрел всех, и почему-то за столом повисла тишина. Даже смеющийся Скай поник, положив ложку в тарелку. – Короче, не попадайся ему на глаза – и все будет нормально.

Ливий обвел всех взглядом и продолжил:

– Что касается остального, то мы работаем на арене. Точнее, подготавливаем саму арену и убираемся в комнатах бойцов. Бойцами, как правило, становятся те, кто надоел Рэю, или те, кого лидер посадил за провинность. Чтобы не тратить ресурсы на лишние рты, таких отправляют в Бездну, где они попросту умирают. Но бывает, что лучших он оставляет для развлечения… допустим, для гостей. Неподалеку есть еще несколько поселений, которые, чтобы не разрушать союз, приходят к Рэю за помощью. Но он еще тот ублюдок – не стоит верить ему на слово.

– Наши комнаты находятся в этом же здании. Вален хоть и козел, но к своим подопечным относится нормально. Но если накосячишь, накажет похуже других. А может и просто убить. Ты сам видел вчера, на что он способен, – сказал Скай, и все остальные закивали.

– Как часто проходят бои? – вдруг спросил Коул, и все сразу посмотрели на него, как будто только сейчас поверили, что он умеет разговаривать.

– Каждую пятницу. Обычно в эти дни приезжают другие лидеры, и Рэй, чтобы развлечь своих гостей, устраивает кровавые шоу.

– Кстати, после боёв мы убираем тот кровавый срач, который оставляют там.

– Больше некому? – удивился Коул.

– Поверь, я лучше буду по локоть в крови, чем работать под наблюдением шавки Рэя, – пробурчал Скай.

– Кстати, да, у Рэя есть свой личный раб, который управляет остальными, кто не под крылом у Валена. А тут дел хватает. Убрать дворы, уличные туалеты, кухню и ещё много других помещений, куда тебе не захочется зайти, поверь, – вклинился Дилан.

– А зачем тогда вы сидели с нами в одной камере, когда нас привезли вчера? – снова спросил Коул и заметил улыбки на лицах Ская, Дина и Ливия.

– Вален, когда приводят новеньких, всегда посылает нас, чтобы выбрать кого-то, кто не вопит от страха и не пытается сбежать, кто сможет на него работать, – ответил Ливий, а Дин подхватил.

– Люди в любом случае нужны, а тех, кто более или менее адекватный, Вален забирает себе, но тут, конечно, не всё так хорошо, если ведёшь себя плохо и не выполняешь приказов. Он наказывает.

– И чтобы выбрать для Валена ещё одного человека, нас отправили присмотреться, и сразу заметили тебя. Ты не орал и не обосрался от страха.

– Он, по-моему, вообще сидел с каменным лицом, честное слово! – хихикая, воскликнул Скай, и все его поддержали смешками.

Коул немного улыбнулся, и его плечи расслабились. Даже безвкусная каша стала немного вкуснее, когда он понял, что всё вроде не так страшно.

– А что все делают, когда нет боёв?

– Тоже работаем. В основном в камерах, где после заключённых остаётся всякое разное, а могут вызвать, чтобы убрать кровь после драки. Нам повезло чуть больше в плане остальных, кто под присмотром ещё нескольких командующих, включая самого Рэя. Там рабы практически круглосуточно пашут, пока не свалятся.

– Неужели Валену жаль вас, и он даёт послабления? – удивился Коул.

– Он никому не даёт послаблений, если ты их не заработаешь, – послышался мягкий и мелодичный голос. Коул перевёл взгляд на Кэти, а она немного улыбнулась ему, вот только взамен ничего не получила. – Допустим, сейчас на нашем столе есть еда, а это за проделанную работу за всю неделю. То есть никто из нас не бросился в драку, не побил другого раба и не стал перечить командиру.

– А ты поверь, соблазна сорваться тут достаточно. Особенно от шавки Рэя, он всех выводит на эмоции, а в частности попадают новенькие, – поддержала разговор Ками.

– И чтобы ты не попался на его уловки, лучше всего ничего не отвечать и не делать вид, что игнорируешь, а то он ещё сильнее злится. Понимаю, выглядит это как глупость, но из-за твоей ошибки получим мы все без исключения. Даже если, допустим, Скай или Дин попрут на другого раба, то отвечать всем.

– И как?

– Плеть. Или на выбор ещё есть обливание ледяной водой, я хоть и не мазохист, но получить плетью лучше, чем потом лежать с температурой. Кстати, тот, что был до тебя, две недели назад умер от переохлаждения…

Ливий резко встал, заставив всех прислушаться, тем самым перебив говорившего Дина. А затем все как один слаженный организм поднялись с места и убрали со стола свои тарелки. Девочки унесли грязную посуду и поспешили к остальным, что выстроились в один ряд, прихватив за собой Коула. Он же, немного ошалевший, смотрел, как открывается дверь и на пороге появляется Вален. Он осматривает помещение и удовлетворительно кивает.

– Отправляйтесь в камеры заключённых, вся левая сторона ваша, там нужно всё убрать. С вами отправят ещё уборщиков. Помним, никаких драк! Ливий за старшего. Если накосячит кто-то из вас, больше всего получит ваш старший, а теперь валите!

Все ровным строем покинули помещение и в несколько быстрых шагов оказались за пределами стен здания. Ливий, как истинный главный, провёл всех в сторону деревянных домиков и мимо проходящих беззаконников. Практически никто из присутствующих не сидел без дела – это то, что удалось увидеть Коулу, пока его тащили за рукав кофты. Справа стояла группа из шести человек, все разговаривали на повышенных тонах. А рядом с ними бегали такие же дети, судя по всему, дежурившие на улице, потому что каждый из них убирал мусор. С другой стороны, на крыльце дома сидел мужик и точил два изогнутых лезвия, выкрикивая какие-то ругательства на парнишку, что помогал рядом.

– Камеры заключённых и сама арена находятся прямо внизу Бездны, – сказал ему Дилан, поравнявшись с Коулом и указав на скалу перед ними.

Коул снова, как и вчера, поднял взгляд и увидел, что сегодня туман был настолько плотным, что скрывал каменистость почти наполовину. Поспешив за остальными, он догнал Ливия и уловил движение сбоку от них: в десяти шагах раздались крики и ругательства, а затем предупредительный выстрел в воздух. Несколько рабов вскрикивали и пригибались от страха, а другой мальчишка лет восьми, ведомый эмоциями, даёт деру прямо в их сторону.

– Идиот! – прокомментировал Скай.

Конечно же, как только Ливий затащил Коула в помещение, раздались выстрелы, а затем визг женщин и рядом стоящих детей.

– Видишь, что происходит с теми, кто не слушается?

– Это безумие… – пробормотал Коул.

– Это ад!

– В котором нужно научиться жить!

Петляя по каменным коридорам, Коул окончательно запутался в местоположении, а вот его сопровождающие шли спокойно, словно каждый камень и поворот был знаком с рождения. Они то спускались по лестницам, то снова поднимались, пока не стали появляться какие-то углубления, похожие на комнаты. Приоткрытые двери с толстыми решётками говорили о том, что это и есть часть, относящаяся к тюрьме. Пахло тут не свежим воздухом, а мочой и кровью, запах железа прямо ощущался в воздухе, как будто пропитался им.

– Так-так-та-ак… и кто это тут у нас? – послышался насмешливый голос, когда Ливий и все остальные остановились, заставив Коула затормозить около спины Дина и выглянуть.

– Неужели и вас тоже опустили до наших низов? Никак самых лучших отправили убираться в гадюшник? – в такой же манере ответил Скай, но по нему было видно, что он напряжён.

– Цыц, малыш, а то получишь по своей кудрявой шевелюре! – ответил ему всё тот же насмешливый голос и перевёл взгляд за их спину, ухмыляясь сильнее.

– Чего встали? Чего не работаем? Нужно приглашение? Могу лично провести в камеры! – прогремел довольно громкий голос, и Ливий выругался так, что у Коула от удивления приподнялись брови. Он перевёл взгляд за спину и увидел парня, выше всех его новых знакомых на голову, точно, как сам Коул. Не сказать, что незнакомец был старше, но явно не зря носил титул шавки Кристофера Рэя. Для двенадцатилетнего парня его серые глаза в тусклом освещении нескольких жёлтых лампочек, висевших на проводах, выглядели тяжёлыми и измученными.

– И тебе привет, Лиам! – сказал Ливий и потянул за собой Ская и Коула, чтобы побыстрее убраться с пути шавки Рэя, но не тут-то было.

– Стоять! – скомандовал Лиам, заметив среди стареньких и надоедливых лиц новое, почти нетронутое рабством. – Новенькие лица смотрю у вас. Это те, кого привезли вчера? – задал вопрос Лиам и начал приближаться, пока Коул с интересом рассматривал говорившего.

А вот Скай изменился в лице, понимая, что сейчас, если новенький вздумает показать свой характер, ледяной воды не избежать. Он умоляюще посмотрел на Ливия, и тот едва слышно прошипел ругательства и вышел вперёд, немного сдвигая новенького за свою спину. Конечно, это не укрылось от подручных Лиама: они засмеялись, глядя на картину, где пацан ниже ростом закрывает того, кого в принципе трудно закрыть.

– Не бойся, Ливий, мы не будем обижать новенького, мы просто познакомимся. Правда, Лиам? – сказал коротко подстриженный худощавый невысокий пацан. Его светлые глаза, как пиявки, вцепились в лицо Коула.

– Подвинься, Ливий! – дёрнул головой Лиам, приближаясь к толпе, что окружила новенького. – Идите работать, вас никто не тронет.

Никто не двинулся с места, по-прежнему прикрывая спинами Коула, который только сейчас отошёл от развернувшейся картины. Он оторвался от разглядывания коротко стриженного парня и спокойно перевёл взгляд на идущего на него Лиама. В голове сразу всплыли картинки жизни на базе «Риверс» и детей, которые точно так же

пытались запугать других, дабы показать свой статус. Не зря дед Коула ворчал на всех детей и говорил, что все эти маленькие кровопийцы – зло! Потому что именно в них борются не только гормоны, но и привитые качества лидера. А станет он таковым, покажет время.

Поэтому, когда Ливий и стоящий с другого бока Скай не шевельнулись, Коул отодвинул их сам и поравнялся плечами. Кто-то из них достаточно громко вдохнул, но Коулу уже было всё равно. Он столкнулся лицом к лицу с главным. Лиам встал к нему вплотную. Ростом они были одинаковым, поэтому никому не пришлось задирать голову, чтобы заглянуть в глаза, полные злобы, смешанной с усталостью.

– Имя?

– Коул.

– Откуда?

– С улицы, бродяга.

– Что-то слишком хорош для бездомного. Упитанный.

– Люблю покушать.

– Лиам, не надо ваших этих разборок!

Голос Кэти как-то внезапно прозвучал в тишине, и все перевели взгляд на неё. Девчушка стояла рядом и переводила взгляд с Лиама на Коула. Помощники шавки Рэя загоготали, чем заставили вздрогнуть всех девочек, стоявших немного дальше.

– Ещё одна защитница! – прохрипел парень, стоявший у дверей камеры. Его голос напоминал скрип заржавевших петель, настолько он был необычным и одновременно неприятным.

– Что не нужно, котёнок? – поинтересовался Лиам милейшим голосом, на который был только способен. Он принципиально лично знакомился с новенькими, которые должны были знать его в лицо.

– Мы не хотим проблем, Лиам! Давайте просто разойдёмся, прошу. Что вам стоит не обращать на нас внимания?

– Ты можешь идти работать, а мы просто знакомимся с новенькими, – Лиам бросил взгляд поверх головы Кэти и едва заметно кивнул ещё одному своему собрату. Тот, в свою очередь, приподнял уголок губ в улыбке и стал обходить толпу стороной.

– Ты прекрасно знаешь, что если сейчас будешь продолжать знакомство, то всем нам крышка! – не выдержал Скай и хотел было выйти вперёд, но Ливий остановил его.

– Подождите! – выдержка Коула треснула, и он привлёк внимание собравшихся, краем глаза уловив перемещение одного из парней Лиама. Старая схема застать врасплох, но такая знакомая, что даже ему стало немного смешно. – Что вы хотите? – он смотрел прямо в глаза Лиаму, пока тот, выгнув бровь, рассматривал его в ответ.

– Сегодня вечером, после отбоя…

Скай и Ливий пробурчали возмущение, а вот Лиам не остановился, зная, что если кого-нибудь поймают после отбоя, то отгребать будут по самые яйца.

– Ждём тебя на дружеские посиделки, чтобы, так сказать, познакомиться поближе, – закончил говорить Лиам, и в глазах его плясали черти. Коул прекрасно понимал, что они хотят сделать: избить, а потом подставить так, чтобы все получили от командиров.

Как раз стоило договорить Лиаму, как за спиной Коула качнулся воздух, писк девочек подсказал, что там кто-то стоит, и, чтобы не дать себя в обиду, Шепард, лёгким движением, как его учили, наступил сначала на ногу стоявшего, а потом резко поймал подкравшегося за шею, заставив того выругаться матом и согнуться.

– Э-эй! Эй! – крик Ливия и ещё нескольких ребят из шайки Лиама, которые сразу же среагировали на действия Коула.

– Отпусти, урод! – вторил голос незнакомца в крепких пальцах Коула, который неотрывно продолжал смотреть в глаза Лиаму. Тот не выглядел удивлённым или растерянным, его взгляд просто стал заинтересованным.

– Не хорошо подкрадываться сзади! – спокойно произнёс Коул, поднял парня и оттолкнул его в сторону. – Если нужно, приду, поговорим, а там посмотрим, подружимся или нет.

Между ребятами наступила тишина, за исключением того, кого держал Коул: он стоял недалеко от стены и шипя тёр шею. Взгляд того парня говорил о многом, и о том, что именно он будет первым в очереди на знакомство.

– Заметано, – кивнул Лиам, сжимая кулак правой руки и делая шаг вперёд, смотря на новенького так, что любой другой уже опустил бы глаза. Это же взбесило. А сжатые пальцы в миг оказались на теле Коула, ударив чётко в пресс, заставив того согнуться и потерять дыхание.

– Лиам! – пискнули девочки, пока он поднимал согнутое тело Коула. Он пытался поймать воздух ртом, и от этого всё его лицо покраснело, а на глазах выступили слёзы.

– А теперь слушай сюда, малый, наше с тобой знакомство будет личным. Не думай, что такой крутой, это понятно?

Коул, втянув воздух сквозь сжатые зубы, дёрнулся в цепких пальцах Лиама, поднял взгляд, сделал вдох и ответил:

– Жду встречи, малыш! – сорвал его руку и отпихнул от себя, готовый уже броситься, если это потребуется. Но Лиам только хохотнул и сделал шаг назад, а затем стал так отдаляться, кивая своим ребятам и не сводя глаз с Коула.

Ливий и Скай схватили новенького и насильно сдвинули его с места, заставив уйти на свою территорию уборки. Они оба выглядели напуганными, ведь те, кто ходят на такие знакомства, чаще всего не возвращались.

Новость, облетевшая весь город за считанные секунды, превратила людей в единый организм, который, каждый раз слыша о наступлении боёв на арене, превращался в пчелиный рой. Каждый любитель острых и жестоких ощущений за несколько дней до грядущего шоу устраивал торги.

Коулу потребовалось довольно много времени, чтобы понять всю систему жизни в этом городе. Из рассказа Ливия он узнал, что изначально этот город строился как тюрьма для преступников и людей, которых выгоняли из поселений, созданных после катастрофы. Чуть позже все изгнанные стали никому не нужны, а когда к власти пришёл Кристиан Рэй, он перестроил тюрьму и захватил город под свой контроль. Все преступники стали его людьми, а те, кто не согласился на его условия, остались доживать свою жизнь в клетках и участвовать в боях.

В этом шоу не было никаких правил: либо убьют тебя, либо убьёшь ты. Самым, наверное, удивительным для Коула было то, что тюрьма оказалась настолько большой, что осуждённых в ней насчитывалось более пяти тысяч человек. Она располагалась под землёй, а тоннелей и ходов там было столько, что запомнить их мог далеко не каждый, но всё же такие люди находились.

Что ещё было, наверное, самым диким для Коула – это то, что сюда могли привести любого, от кого хотели избавиться. Рэй, естественно, брал за это довольно большую плату, а ненужного человека в первый же день боёв отправляли на смерть. За почти два месяца, проведённых в Безне, Коулу довелось увидеть, как сюда периодически привозили ненужных людей.

Самое жестокое заключалось в том, что Рэю было неважно, кто перед ним – женщина или мужчина. Он выполнял свою часть сделки, не моргнув и глазом. И хотя самого Кристиана часто не было в городе, за него это делали его заместители, которые, собственно, и в этот раз объявили о новых боях, что пройдут сегодня.

Жаждущие зрелища бросались делать ставки на своих любимых бойцов, которые должны были выйти в этот раз, поэтому в городе уже несколько дней царил настоящий хаос. Роль всех рабов в такие дни чаще всего заключалась в работе в тюрьме и подготовке арены для будущих боёв. Этот день не стал исключением и для Коула с его отрядом, который на протяжении всего дня работал на арене под чётким руководством нескольких мужчин, приставленных к ним в качестве надзирателей.

И это было неспроста, потому что за последние несколько недель прежняя жизнь отряда с появлением Коула немного изменилась – некоторые потеряли расположение Валена. За эти два месяца не было ни дня, чтобы кто-то из отряда не накосячил, а главным виновником всего этого был Коул, который по своей натуре не терпел несправедливость. Он пытался по мере возможностей помочь каждому, кто в этом нуждался, тем самым привлекая к себе слишком много внимания.

Это приводило к наказаниям, о которых Коулу в самом начале рассказывали его новые знакомые. Позже они приняли Шепарда как своего и, собственно, вместе с ним частенько шли против установленных правил. Последней каплей для Грега стали массовые ежедневные разборки после отбоя, куда, собственно, приглашал их Лиам. Однако тот так и не успел хорошо «познакомиться» с новеньким, потому что всех всегда разгоняли, а после вовсе поставили надзирателей. Лиама после последних разборок больше не видели, но знали, что он в городе.

История с нарушениями не закончилась даже спустя некоторое время. Коул и его новая свита – Ливий и Скай – продолжали устраивать дебош, когда видели, как другие издеваются над женской половиной рабов. Хотя оба парня, живущие в этом городе практически с момента его возведения, раньше боялись вступать в споры, с появлением новенького заразились его жаждой справедливости. Конечно же, они не лезли туда, где их сила была неравной, но среди таких же рабов, как они сами, парни заработали довольно высокий авторитет. Почувствовав некую власть среди других подростков, они заметили, что у них самих стало меньше проблем с вечными драками, да и наказания от Валена теперь воспринимались совсем иначе. Как будто приход Коула – с виду тихого и неразговорчивого парня – научил их бороться за свои права хотя бы среди таких же, как они.

Но были и проблемы, связанные с послаблениями от командующего, отвечавшего за своих подопечных. Вален в итоге разделил отряд, и, естественно, проблемная троица теперь была у него на особом счету. Они практически постоянно выполняли всю грязную работу, пока остальные, не захотевшие влезать в проблемы, наслаждались тёплыми постелями и горячей едой. Однако женская часть отряда, хоть и боялась быть пойманной, всегда заботилась о тех, кто бунтовал. Например, крепкая дружба с Кэти давала Коулу шанс не умереть от побоев после наказаний. Она, рискуя собой, тайком пробиралась к нему в карцер, чтобы накормить и обработать раны.

– Чего встал? Работать! – Ская толкнул один из надзирателей. Тот дернулся и, пыхтя, взвалил на спину новый мешок с песком.

– Вам тоже нужно особое приглашение? – проворчал мужчина, осматривая новоприбывших рабов, которые должны были подготовить арену к бою.

Коул, только что вернувшийся с пустыми руками в небольшое помещение, осмотрел новеньких, взвалил на спину мешок и снова поплёлся к арене, где, работая широкими граблями, ворчал Ливий.

– Новеньких привезли, – сказал Коул Ливию.

Тот остановился, но, поймав взгляд надзирателя, державшего в руках толстую цепь, снова начал разравнивать песок, постоянно косясь на него, чтобы в случае чего успеть увернуться от удара.

– Опять? – спросил Ливий, ни к кому конкретно не обращаясь. – Только недавно же привозили детей.

– Думаю, сейчас большая часть рассеется, останутся только покладистые, – бросил Скай через плечо.

– Тут назревает что-то другое… – задумчиво сказал Коул и, пока охрана не смотрела, поглядывал в сторону вышедших детей. Они, возможно, были младше их самих.

– Только не говори, что это…

– Да вы гоните? Убой?

– Работаем! – рявкнул охранник и угрожающе звякнул цепями, заставляя троицу переглянуться и приняться за работу.

Подбирая ещё один инвентарь, похожий на грабли, Коул направился к другому краю площадки и принялся разравнивать песок, пока мимо него ровным строем вели детей. Никто из них не рыдал и не плакал – видимо, запугали ещё там, на поверхности. Когда весь строй исчез с поля зрения, парни продолжили работать.

Спустя несколько часов, когда арена была готова для боёв, Коула, Ская и Ливия оставили дежурить и ждать окончания шоу. Коул соврёт, если скажет, что смог привыкнуть к тому, что происходило на арене, и к той жестокости, с которой дрались люди, цепляясь за жизнь. За своё пребывание в Бездне он видел около четырёх боёв, и три из них вызывали у него приступы рвоты, потому что бойцам разрешалось применять любое оружие против противника.

Почему же никто из заключённых ни разу не бросился на лидеров? Ответ был прост. Зал арены был построен так, что сама площадка для боёв находилась в самом низу, а по периметру, у стен, высились железные сетки, которые во время боя всегда находились под напряжением. Выше арены располагались места для зрителей, тянувшиеся далеко вверх, прямо под купол, созданный самой природой. То есть скала словно расширялась от арены до самого верха. Единственное, что здесь было сделано человеческими руками, – перегородки, которые разделяли обычных жителей и свиту лидера. Место Кристиана Рэя находилось ближе к арене и имело собственный вход, куда мог ступить только его гость или приближённые.

– Кажется, сегодня будет присутствовать сам Кристиан, – сказал Скай, указывая на место, где обычно никто не сидел.

Коул проследил за взглядом друга и осмотрел людей, только что зашедших на площадку.

– Нам сказали не высовываться! – пробурчал Ливий, осматриваясь по сторонам. Буквально пару минут назад им приказали не появляться около арены, пока не закончится бой.

– Да кто сейчас будет за нами следить? – отмахнулся Скай.

Коул молча наблюдал, как зал наполняется людьми, как они кричат и скандируют имена любимчиков.

– Вижу Лиама, – кивнул Коул на площадку с местами лидера.

Парни тут же прильнули к нему, уставившись наверх.

– А вот и самый плохой человек на планете! – прошипел Ливий, когда в поле их зрения появился мужчина лет пятидесяти. – Если он в городе, то нужно как можно меньше попадаться ему на глаза.

Кристиан Рэй выглядел вполне неплохо для своего возраста. Было видно, что он любитель спорта, потому что чёрная футболка, обтягивающая верхнюю часть тела, словно кричала о том, что может в любой момент лопнуть. Волосы были собраны в тугой хвост на затылке, а нахмуренные брови и взгляд говорили о том, кто в этом городе главный. Походка этого человека показывала властность: она была медленной и в то же время грациозной, словно говоря, что он плевал на всех, кто находится вокруг него. Даже всегда высокомерный личный раб сейчас выглядел немного испуганным и до жути смиренным, как будто совсем недавно получил от своего господина. Голова опущена, руки сложены в замок перед собой.

– Может, уже скажете, что он сделал такого, что все так его боятся? – спросил Коул, переведя взгляд на парней. Те, в свою очередь, как будто испугались этого вопроса и осмотрелись по сторонам.

– Рэй любит находить больные места людей, а потом давить на них. Манипулировать, гнобить, издеваться, пока не получит то, что хочет, – ответил Ливий, смотря на мужчину немигающим взглядом.

– Судя по Лиаму, он конкретно держит его за яйца, раз у парня вид такой, как будто он недавно получил пиздюлей, – не удержался Скай и хихикнул.

– Не знаю, насколько это правда, но да, Лиама Рэй поймал, когда у того погибла семья. Что там конкретно произошло – никто не знает. Первое время Лиам противился рабству, бунтовал, дрался. Кажется, у него есть брат, а Кристиан этим воспользовался.

– Почему "кажется"? – спросил Коул.

– Да потому что его никто и никогда не видел. Но по слухам говорят, что есть. Чёрт его знает, может, врут, – пожал плечами Ливий.

– Точно! – тихонько воскликнул Скай и посмотрел на парней. – Я-то думал, про какого пацана вечно рассказывает Ками. Она же говорила, что в больничке видела парнишку на несколько лет младше нас, вроде как он лежит в закрытой части. Говорят, он сильно болен, а чем – не знаю. Может, это он?

– Ты у меня спрашиваешь? – удивился Ливий. – Мне почём знать? Да я бы вообще не лез к Лиаму, даже если там его брат. Меньше проблем.

Коул вернул взгляд на площадку, где сидел Кристофер, когда в воздух поднялся гул голосов, сливавшийся в низкий ритмичный рёв, словно вой диких зверей. Толпа на трибунах забилась в истерическом восторге: каждый зритель был готов отдать последнее, лишь бы увидеть, как чужая жизнь угасает на их глазах. Бой без правил – главная изюминка ночи, и все ждали начала с нетерпением, словно хищники, готовые впиться зубами в добычу.

– Леди и джентльмены! – провозгласил мужской голос, растягивая слова, смакуя каждую букву, словно знал, что от этого зависит их жажда крови.

Гул на мгновение сменился мёртвой тишиной, когда на возвышение вышел Глашатай. Его голос разнёсся по арене, разрезая тишину:

– Сегодня нас ждёт особый бой! Без правил! Без жалости! До последнего вздоха!

Толпа взревела в ответ, и звук был оглушительным, как лавина, обрушившаяся с горы. Глашатай жестом приказал привести бойцов. Ворота арены с тяжёлым скрежетом раскрылись, и наружу вывели пятерых мужчин. Их глаза блестели от напряжения и страха, руки крепко сжимали оружие, схваченное в последний момент.

– Бой начинается на счёт три! – раздался голос Глашатая.

И в тот момент, когда последнее слово сорвалось с его губ, арена взорвалась движением.

Коул отвернулся от бойцов, которые начали расходиться по сторонам, ожидая, когда начнётся главное зрелище этого дня. Он поднял голову вверх, осматривая зрителей, заполнивших арену до отказа. Одни стояли, другие сидели на узких деревянных скамьях, нависая над ареной, как стервятники. Они громко переговаривались, делали ставки, размахивали кулаками и срывали голос в криках, выкрикивая имена своих фаворитов. Внизу, среди толпы, стояли и те, кто был здесь впервые, – их лица были бледными, глаза расширены от ужаса и любопытства. А те, кто бывал здесь не раз, ждали с хищной усмешкой. На арене не было места для слабых – только выжившие могли насладиться этим зрелищем.

– Ты как? – к Коулу прикоснулся Ливий, привлекая его внимание. – Только не говори, что тебе опять станет плохо.

– Надеюсь, что не станет, – ответил он.

Парни прижались к стене, у которой сидели. И если бы кто-нибудь из охраны присмотрелся, то смог бы заметить троих парней, прячущихся поодаль от ворот, через которые выходили бойцы.

Мимо прошли несколько мужчин, переговариваясь между собой, пока на арене не прогремели голоса:

– Халк! Халк! Халк!

Толпа начала скандировать имя одного из бойцов – фаворита этого вечера.

Мужчина стоял в стороне, опираясь на стену, и ждал своей очереди. Его тело было покрыто шрамами, кожа загрубела от бесконечных сражений. В руках он держал биту, на конце которой виднелись ржавые и грязные вбитые гвозди. Глаза Халка блестели, в них читалась решимость: сегодня он не будет тем, кто ляжет лицом в песок.

А в другом конце арены трое бойцов нервно переговаривались, кидая друг на друга настороженные взгляды. Один из них, худощавый мужчина, сжимал в ладони нечто похожее на мачете, как будто это было продолжение его самого. Насколько помнил Коул, его звали Бен. Мужик не умел драться в открытую, зато был силён в подлых ударах в спину.

Ещё один, массивный бородач, держал в руках натянутую цепь, которую он поворачивал и разворачивал, словно подготавливая её к бою. В его глазах горел яростный огонь, и он не отвёл взгляда от ворот, откуда должны были выйти последние участники.

Толпа вдруг взорвалась ревом, когда из ворот вывели еще одного бойца – широкого, как гора. Он держал в руке длинный черенок секиры, которая тащилась по земле, создавая скрежет. Каждый его шаг сопровождался гулким эхом, отдающимся в грудных клетках зрителей. Люди, казалось, чувствовали силу этого мужчины, и его имя заглушило все остальные:

– Таран! Таран! Таран!

Глашатай поднял руку, чтобы утихомирить толпу. Его лицо было скрыто тенью капюшона, но голос раздавался громко и четко:

– Сегодня – бой без правил! Только сильнейшие выходят отсюда живыми! Пусть начнется кровавая игра!

Сигнал к бою был дан – тяжелый удар в огромный гонг. Звук разнесся по всей арене, заставляя толпу взреветь от восторга.

Халк двинулся первым. Его ноги вздымали пыль, когда он, стиснув зубы, ринулся вперед. Он выбрал ближайшую цель – бородача с цепью. Мужчина замахнулся своим оружием, стремясь огреть Халка по голове, но тот ловко отклонился, и цепь, свистнув, рассекла воздух. В ответ Халк нанес короткий удар прямо в живот. У противника перехватило дыхание, и он рухнул на колени, хватаясь за живот. Но Халк не дал ему времени опомниться – размахнувшись, он врезал битой по затылку. Звук трескающегося черепа потонул в восторженном крике толпы. Кровь брызнула на песок, и тело бородача обмякло, рухнув бездыханным мешком.

Тем временем с другой стороны арены раздался оглушительный вопль. Один из бойцов, поваленный на землю, отчаянно пытался отбиться ножом от врага, что навис над ним. Но тот быстро вонзил в его грудь самодельное копье, проткнув легкие. Изо рта жертвы хлынула кровь, а предсмертный хрип заглушил рёв зрителей, пришедших в неистовство от зрелища. Когда кровь пропитала песок и запах железа стал невыносимым, Коул прикрыл глаза, проглатывая вязкую слюну – желудок уже готов был исторгнуть всё содержимое.

Внимание Коула привлекли двое бойцов, которые отошли друг от друга. Их глаза горели адреналином. Один из них, высокий и мускулистый, тяжело дышал, его обнаженные руки были покрыты порезами. Второй, менее массивный, но более проворный, держал кинжал обеими руками, словно хищник, готовый нанести удар. Они кружили друг вокруг друга, как тигры, готовящиеся к прыжку.

Первый – тот, что со шрамом на щеке, – пошел в атаку, замахнувшись тяжелой дубиной, но его противник скользнул в сторону и ударил кинжалом по ноге. Мужчина вскрикнул, потерял оружие и, собрав всю ярость, обрушил кулаки на лицо врага. Хрустнули кости. Противник отшатнулся, кровь хлынула из разбитого носа, но он не упал. Вместо этого рванул вперед и воткнул кинжал прямо в живот, провернув его внутри. Даже сквозь рев зрителей звук был глухим и влажным. Кровь фонтаном брызнула на песок. Высокий мужчина повалился на колени, хватаясь за рану, но уже ничего не мог сделать. Последний удар пришелся по голове, и тело рухнуло безжизненной, грубой массой.

Зрителей привлек дикий рев Тарана. Он побежал к ближайшему противнику, поднимая секиру высоко над головой. Первый удар пришелся по плечу застигнутого врасплох бойца. Тот вскрикнул и отшатнулся, роняя оружие. Таран, развернувшись, полоснул секирой, разорвав плоть и превратив лицо оппонента в кровавое месиво. Тело обмякло, и Таран, не останавливаясь, бросился к следующей жертве, которая, не ожидая удара, тут же повалилась на песок, немного проехавшись по нему.

В какой-то момент наступила тишина – на арене осталось двое бойцов. Халк, только что с хлюпаньем вырвавший дубинку из мертвого тела, поднялся на ноги, бросая взгляд на Тарана. Тот в свою очередь сверкнул окровавленной улыбкой и маниакально склонил голову, словно представляя, как сейчас разрубит тело врага.

Они начали кружить друг вокруг друга, выжидая момент.

Первый удар нанес Таран – со звериным рыком, – но Халк, несмотря на габариты, быстро, как кошка, ушел с траектории и, развернувшись, всадил дубинку в спину противника. Она с влажным хлюпаньем вошла в плоть, распоров кожу. Таран покачнулся и озверел от злости. По его спине потекли струйки крови, но он будто не чувствовал боли – глаза сверкнули яростью.

С диким ревом он вновь размахнулся, побежал и ударил. Халк ушел от удара, но не ожидал, что Таран бросится на него через секунду, – и не успел уклониться. Удар пришелся в цель. Халк взревел и, как подкошенный, упал на песок, вздымая руками пыль. Перевернулся и тут же вскочил на ноги, отражая еще один удар.

Всё на мгновение замерло. Зрители, казалось, перестали дышать.

Таран пропустил несколько ударов, тем самым потеряв концентрацию. Халк, несмотря на боль и кровь на лице, сумел загнать противника и измотать его, пока, наконец, Тиран не повалился на колени, истекая кровью. Последний удар Халка был решающим. Он замахнулся и врезал дубинкой прямо по лицу, а та от силы удара врезалась в череп, застряв там. Руки Тарана плетью повисли вдоль тела. Он, несколько секунд простояв на коленях, повалился вперёд, упав на живот и взметнув облако пыли.

Толпа взорвалась ликованием, и имя победителя разнеслось по арене громоподобным эхом:

– Халк! Халк! Халк!

Коул не выдержав зрелища и запаха крови подскочил, у него закружилась голова к горлу подкатил огромный ком. За его спиной остались те, кто радовался победе их голоса стихали по мере того, как Коул уходил дальше и дальше.

Буквально через пару часов, после того как ребята помогли другим рабам убраться на арене, они покинули скалу. Прохладный и довольно чистый воздух, по сравнению с подземельем, обдал лицо Коула, когда он вышел на уже пустую улицу. Стояла поздняя ночь. Дороги опустели, а в окнах давным-давно не горел свет. Сделав жадные глотки свежего воздуха, Коул поплёлся за Ливием и Скаем, которые, тихонько переговариваясь между собой, обсуждали сегодняшний бой.

Они делали это постоянно, даже бывало, спорили из-за пустяка, но к Коулу не приставали, зная, что он противник подобных развлечений. Проходя мимо одноэтажных деревянных домиков, они направлялись в сторону санчасти, где жили последние несколько недель, после того как Вален приказал им "валить нахрен". Единственной, кто смог дать троице небольшой закуток для сна, была Миранда – местный врач и до жути ворчливая женщина.

Естественно, никто из парней не жил бесплатно. Каждое утро Скай и Ливий начинали день с затопки печи в подвальном помещении небольшого дома, пока Коул занимался уборкой палат и коридоров.

– Ты сегодня молодец, – бросил через плечо Скай, глядя на Коула, который плёлся позади него и Ливия.

– Я большую часть боя сидел с закрытыми глазами. Никогда не пойму радости в этом шоу. Люди готовы отдать последнее, чтобы посмотреть на убийства, – Коул покачал головой, высматривая здание санчасти, а потом перевёл взгляд на Ливия.

– Знаешь, когда живёшь среди такого, привыкаешь. Да и после катастрофы людям стали не нужны те бумажки, называемые деньгами, когда можно просто взять то, что хочешь. Помню, Кристофер сначала пытался держать их у себя на всякий случай, но сейчас ценнее денег стало оружие и продовольствие.

– Ну и что в итоге выиграл Халк?

– Жизнь. Ему дадут помыться, привести себя в порядок, а может быть, даже накормят. Главное тут – что от этого получил Кристофер! Море оружия и кучу припасов, которые будут его кормить ещё долгое время, пока простой люд за пределами его апартаментов будет голодать. Азарт – штука сложная.

Парни замолчали. Каждый из них задумался о своём, сворачивая на другую улицу, через которую можно было быстрее добраться до санчасти и поспать хотя бы несколько часов, пока их не разбудит Миранда. Правда, завернув в нужный переулок, Скай и Ливий остановились – возможность поспать сегодня медленно ускользала. В самом конце улицы стояла небольшая кучка людей, которая, стоило Коулу завернуть последним и пройти пару шагов, расширилась и направилась в их сторону.

– Только не говорите, что это Лиам, пожалуйста… – пробурчал Ливий.

– Он самый, – подтвердил Скай, едва слышно вздохнув.

Обернувшись назад, он заметил, что в той стороне, откуда они пришли, тоже появились тени, которые в тёмном переулке казались простыми чёрными пятнами. Коул нервно хихикнул, чувствуя, что до невыносимости устал и хочет просто лечь спать.

– Что будем делать? – поинтересовался Ливий.

– Думаю, они пришли подраться, значит, нам придётся защищаться, – спокойно ответил Коул, осматривая каждую из приближающихся групп.

Из толпы, идущей впереди, вышла фигура, и не нужно было быть гадалкой, чтобы понять, что это Лиам. Он неспешно прошёл мимо Ская и Ливия, остановился прямо напротив Коула, рассматривая его уже довольно сильно похудевшее лицо.

С последней их встречи прошло порядком несколько недель – недель, которые Лиам считал, ожидая момента, чтобы снова встретиться с человеком, который, по слухам, пытался прыгнуть выше своей головы. Естественно, ему это не понравилось – какой-то бродяга пытается стать спасителем для всех беспомощных.

– Вот и встретились, – проговорил Лиам, немного ухмыльнувшись Коулу. Тот не ответил, просто осмотрел лицо оппонента, заметив, что кто-то уже разукрасил его. Фингал под глазом, разбитая губа – всё красноречиво говорило о том, как Кристофер проводит досуг.

– Что ты хочешь? – поинтересовался Скай. Лиам перевёл на него взгляд, но не ответил, лишь пожал плечами и обратился к спасителю всех бездомных:

– Ходит много слухов, что ты пытаешься прыгнуть выше своей головы, малый, – сказал он Коулу. Все, кто пришли с ним, медленно приближались, заключая троицу в кольцо. Ливий наблюдал за этим, закатывая глаза и складывая руки под грудью, внимательно следя за разворачивающимися событиями.

– Никто не пытается прыгать выше ничьей головы, Лиам, – лениво сказал Коул. – Разве тебе нравится, что все, кому не лень, насилуют девочек? Избивают тех, кто, по сути, не может дать сдачи?

– А ты что, заделался спасителем? Тебя не должно это волновать! Работай и не лезь, куда не следует! – пробасил парень, стоявший сбоку от Лиама.

– Что-то я не пойму, в чём, собственно, проблема? – бросил Коул. – Я не пытаюсь занять место главного раба, мне моё нравится. Что ещё? Вроде за столько времени должны были снять с меня ярлык новенького!

– Ты мне не нравишься! А это, как по мне, довольно весомая причина.

– Похоже на детский сад, – со вздохом сказал Скай, посматривая на парней за их спинами. Все они были слишком напряжены, а значит, пиздюлей отхватить должны были знатно. Чего очень не хотелось.

– Чё сказал, кучерявый? – к нему шагнул один из шайки Лиама, и Коул инстинктивно повернулся туда.

– Никто не хочет выяснений отношений, – Коул поднял руку, не давая тому подойти, и перевёл взгляд на Лиама. – Давайте просто разойдёмся. Да, это моя инициатива – помогать другим, и, думаю, сейчас этот разговор ни к чему, потому что выглядит глупым.

– Он только что оскорбил нас, Ли! – выкрикнул ещё один голос.

– Серьёзно? – не выдержал Ливий. – Ребят, это смешно. Зачем ставить нас под пресс, если нас сейчас поймают, посадят в карцер, а ещё и надают тумаков? Бля, я хочу просто пойти спать!

– Иди, – кивнул Лиам в сторону, как бы давая Ливию уйти, но тот вздохнул и не двинулся с места.

– Хорошо, ваше предложение. Я готов слушать, – устало произнёс Коул, складывая руки под грудью. Лиам резко ударил по ним ладонью, заставляя Шепарда дёрнуться вперёд, поймав волну мгновенной злости, которая обожгла каждый нерв, готовая вырваться и дать сдачи. Но Скай и Ливий схватили друга, пообещав ещё несколько недель назад, что не станут нарываться на неприятности.

– Нахера провоцировать?! – прошипел Ливий и выскочил вперёд, пока Скай, упершись руками в грудь Коула, держал его на расстоянии.

– Для начала вы трое будете выполнять всё, о чём бы я вас ни попросил, – начал было Лиам.

Коул захохотал, вырвался из захвата друга, отодвинул Ливия и вышел вперёд.

– Дальше что прикажешь? – перестав смеяться, спросил он. – Может, ещё жопу подтереть? Или спать уложить? Я, по-моему, внятно сказал, что не ищу проблем ни с тобой, ни с кем-то другим!

– Это мой город, малой, а ты в нём новенький, который решил, что может брать то, что ему никогда не будет принадлежать. Пытаешься кому-то что-то доказать, а оно нахер никому не нужно, это понятно?! – Лиам подошёл ещё ближе, и только сейчас до Коула начало доходить, почему его присутствие так напрягало Лиама. Это вызвало у него нахальную улыбку.

Не так давно, примерно недель пять назад, когда он и Ливий впервые попались на драке, их отправили в карцер и закрыли почти на неделю. Кормили несколько раз в два, а то и в три дня, пока на пороге не появилась Кэти, которая каким-то волшебным образом прорвалась через охрану и умудрилась прихватить еду и медикаменты. Тогда девушка сильно злилась на Коула и Ливия, бурча что-то о том, что Лиам никогда не остановится и будет бить, пока его жертва не сломается, тем самым доказывая, что его жизнь теперь в его руках.

Тогда Коул не понял, почему у неё столько сведений о человеке, с которым, по словам Ская и других парней, она никогда не общалась. До тех пор, пока в разговор не влез Ливий, который жил в этом поселении с самого первого дня. Он рассказал, что Кэти изначально была знакома с Лиамом – она попала в рабство вместе с ним.

– Я понял твою проблему, – Коул шагнул к парню и улыбнулся шире. Вот что значит, когда слишком часто влезаешь в драки и нужная информация не держится в голове, пока что-то не щёлкнет.

Лиам выгнул бровь, а Коул продолжил:

– Ты бесишься не из-за меня и моих действий, ты бесишься из-за Кэти?

Лиам молниеносно нанёс первый удар, вложив всю свою ярость по челюсти Коула, тем самым доказав все догадки. Коул лишь на мгновение потерял равновесие, но быстро собрался и ушёл в глухую защиту, отбивая удары, сыпавшиеся, как град. Лиам что-то крикнул и бросился вперёд, пытаясь снова ударить, но Коул, воспользовавшись его промахом, нанёс ответный удар в челюсть, заставив Лиама пошатнуться.

В этот момент в проулке раздались тяжёлые шаги – пришедшие с Лиамом не остались в стороне. Двое парней бросились на помощь своему лидеру, но тут же навстречу им выскочили Ливий и Скай. Они переглянулись и преградили путь.

Ливий мгновенно схватил одного из нападавших – его крепкие пальцы сомкнулись на воротнике противника, и он рывком швырнул его в ближайшую стену. Прежде чем тот успел оправиться, Ливий нанёс серию мощных ударов в живот и лицо, заставив того согнуться и осесть на пол.Но противник оказался упрямым – он поднялся и попытался ударить Ливия ногой, но тот блокировал удар и, схватив его за ногу, резко повалил на землю, добавив удар локтем в грудь.

Скай столкнулся со вторым нападавшим. Тот попытался ударить его кулаком в лицо, но Скай легко уклонился и ловко подсек противника, заставив его упасть. Не теряя времени, он наклонился, схватил его за руку и крутанул, отчего парень завопил что есть мочи, а через секунду замолчал, получив удар коленом в челюсть. Заскулив от боли и превозмогая её, он попытался вцепиться в Ская, чтобы сбить его с ног. Но Скай, словно чувствуя каждый его ход, перехватил руку противника, скрутил её, развернул оппонента лицом к земле и прижал к ней. А затем со всей силы ударил, выбивая у него желание драться.

И не успел он опомниться, как к нему приблизились ещё несколько парней, заставляя его быстро вскочить на ноги и броситься в бой.

– Ну почему именно сегодня? – стонет парень, ловя первый удар, когда мимо него на полном ходу пролетает Коул. За ним – Лиам, который, яростно отбиваясь, сумел нанести точный боковой удар. Коул едва не упал, но тут же восстановил равновесие и вцепился в Лиама, сбивая его на землю. Они оба рухнули и, катясь по земле, пытались взять друг друга в захват.

Ливий, заметив это, резко развернулся и кинулся на помощь Коулу, оставив своего противника корчиться от боли. Но тот, не готовый сдаваться, бросился за ним, пытаясь схватить сзади. Ливий быстро повернулся, и его локоть встретился с носом нападавшего. Раздался хруст. Парень отлетел назад, держась за лицо и громко матерясь.

Добежав до Коула, Ливий с силой оттолкнул Лиама в сторону, давая Коулу возможность подняться. Лиам, тяжело дыша, ухмыльнулся, сплюнул на землю и на мгновение замер, оглядывая своих. Те стояли чуть поодаль, никак не участвуя в драке, но стоило их лидеру махнуть рукой, как вся толпа ринулась вперёд.

– Может, у кого-то есть варианты, как не помереть? – спросил Скай.

– К сожалению, нет, – бросил Ливий, вытирая тыльной стороной ладони кровь с губ и сплёвывая её на землю.

– Лиам, валим… Охрана! – прокричал один из парней, ворвавшись в переулок.

Все замерли и не успели даже сделать вдох, как на углу переулка появились Беззаконники. За считанные секунды они уложили всех рабов на землю, включая Лиама.

– Почему, мать вашу, я не удивлён, что именно Коул и его шайка оказались здесь? – голос Валена прогремел, как гром среди ясного неба, когда он широким шагом приблизился к лежащим на земле. – Поднять этих! – крикнул он.

– Тут ещё этот… – бросил один из мужчин Валену.

Когда Коул встал, он понял, о ком шла речь. Лиама тоже подняли с земли и поставили на ноги.

– Да что тебе не живётся, а? Мало получаешь, не пойму? Или нужно объяснить более доходчиво? – рыкнул Вален, пока Лиам смотрел на него взглядом, полным ненависти. – Всех к воротам. Там разберёмся.

Всех, кого поймали, ровным строем отправили к воротам, туда, где находилось пятиэтажное здание и стена, около которой провинившиеся рабы получали своё наказание. Вален шёл впереди, переговариваясь с несколькими командующими. Они, выслушав приказ, отправлялись по своим делам.

Скай, который шёл с краю от Коула, споткнулся, когда увидел, как навстречу им вышел Кристофер. Тот, заметив толпу, остановился и скользнул взглядом по детям, задержавшись на Лиаме. Лицо мужчины мигом ожесточилось, превращаясь в непроницаемую маску. Он жестом указал держащему Лиама подвести его ближе. Через секунду Лиам со стоном повалился на землю от чёткого и сильного удара Рэя.

– Я убью тебя прямо сейчас, гадёныш! Разорву тебя! Нокс, привяжи этого урода к столбу, я лично накажу его! – прошипел Кристофер.

Остальных довели до стены и швырнули к ней, предварительно сорвав с них вещи. Коул упал рядом с Ливием, когда в них ударила обжигающе ледяная вода. Обычно в таких ситуациях Вален долго причитал, выговаривая всё, что он думает, но в этот раз молча избивал детей сильной струёй воды. Скай закричал, когда вода попала ему в лицо, и закашлялся, когда она попала в рот. Коул, стиснув зубы, стойко переносил своё наказание.

Через несколько секунд вода стала напоминать кинжалы, врезающиеся в его и без того раненое тело. Его начало трясти так сильно, что он не мог остановиться. Ливий, сидевший рядом, повернулся лицом к стене и прижался к ней, чтобы не потерять сознание от холода и онемевших конечностей.

Даже звуки рассекаемого хлыста, который через секунду врезался в спину Лиама, заглушали детские крики. Те, кто не выдерживал натиска беспощадного наказания, вопили. Рёв Кристофера был такой силы, что даже Коул, открыв глаза, смог разглядеть ярость, с которой тот бил своего пленника. А Лиам, прижавшись грудью к бревну, не издавал ни звука.

Сквозь крики и захлёбывание рабов раздался раскат грома. Разъярённое небо, словно решив вмешаться в эту несправедливость, обрушилось на землю дождём. Крупные капли забарабанили по земле, нарастая, пока непроглядная стена воды не заставила мучителей остановиться.

К тому моменту Коул упал на землю. Его тело не выдержало натиска издевательств. Ударившись лицом, он не смог закрыть глаза и против воли, словно в замедленной съёмке, наблюдал, как в воздух взлетает трёхконечный хлыст и прикасается к израненной спине двенадцатилетнего ребёнка, который, повиснув на бревне, не подаёт никаких признаков жизни.

А потом наступает долгожданная темнота. Она сопровождается болезненными ощущениями, как будто паришь над землёй. Кажется, что вот сейчас кто-то очень нежно гладит по голове, а затем крепко и так знакомо обнимает. Даже запах родного человека, явившегося во сне, дарит некую радость и чувство безопасности. Рядом нет тех, кто ударит, кто будет издеваться до тех пор, пока ты не потеряешь сознание, а, вернувшись, не захочешь жить.

– Коул, сынок, я знаю, ты очень сильный, – голос, принадлежащий матери, вырывает из груди сердце, крошит в мелкие осколки душу и разрывает её.

– Коул, ты меня слышишь?

В воспалённое сознание врывается чей-то голос, медленно вырывая его из лап темноты. Коул хмурится и пытается открыть глаза, но они тяжелы, словно свинец. Мозг начинает работать, внешний мир обретает чёткость, а в памяти появляются смутные картинки, от которых болит всё тело – даже кожа, к которой прижимается нечто холодное. Потрескавшиеся губы приоткрываются, пытаясь сложить слова, но с них срывается только хрип. Горло дёрёт. Да и тело словно бросили в огонь – оно горит изнутри.

– Сколько раз говорила, что не доведут до добра ваши разборки, – ворчит девичий голосок. Затем чья-то ладонь опускается на затылок Коула и приподнимает его голову, чтобы влить в приоткрытый рот воду. – Не торопись.

Коул морщится от боли в горле, делает несколько медленных глотков. Тянется ещё, но влага исчезает, и хочется поднять руки, схватить стакан, утолить жажду.

– Нельзя слишком много, Коул. Сейчас подействует антибиотик, и температура спадёт.

Коул открывает глаза и встречается с белым потолком. Вокруг всё плывёт и пляшет. Только теперь он осознаёт, что тело непроизвольно колотит озноб. Кэти, сидевшая рядом, накрывает его одеялом до самого подбородка и тянется к чему-то, чего он не видит. Слышится плеск воды, а потом на лоб ложится нечто прохладное. Первые секунды холодный компресс бьёт током, но вскоре приносит блаженство.

– Ты, наверное, хочешь умереть? – интересуется девушка, расправляя ткань на его лбу, затем смотрит в глаза мальчишки, за которым ухаживала не первый час.

– Почему я не в карцере? – сипит Коул, медленно проговаривая каждое слово.

Кэти отводит взгляд, будто не хочет рассказывать, но через несколько минут отвечает:

– Ты, Скай и Ливий провалялись в карцере около недели. Я не могла к вам попасть, потому что Рэй запретил приближаться всем, пока сам не решит, что вы усвоили урок. Да и Лиам был с вами.

– Судя по всему, мы все свалились с температурой, и Кристофер решил нас помиловать? – тихо спрашивает Коул, наблюдая, как лицо девушки меняется. Она опускает взгляд на свои руки, которые нервно сжимает. – Что случилось?

– Коул… – Кэти произносит его имя одновременно с ним и замолкает. – В общем, Кристофер действительно сжалился над вами и приказал отнести всех в санчасть, чтобы вылечить. Но…

– Что?

Кэти отворачивается и вскакивает с края кровати. Коул со стоном приподнимается на локти и успевает поймать её за руку, не давая уйти без объяснений.

– Кто-то умер? – как только вопрос срывается с губ, Коул замолкает, а Кэти всхлипывает и неуклюже садится обратно. Она закрывает лицо ладошками и начинает тихо плакать. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять – это произошло на самом деле. Вот только спросить, кто из его друзей… язык не поворачивается.

– Это я виноват, – шепчет Коул и падает на подушку.

– Нет, не ты. У нас у всех есть своя голова на плечах! Скай, если бы не хотел, не пошёл бы за тобой.

Как только Кэти называет имя всегда улыбчивого парня, Коул закрывает глаза и до боли сжимает в кулаках одеяло. Глаза жжёт от температуры и подступающих слёз. Ком в горле становится размером с мяч, но вымолвить хоть слово невозможно – стоит только заговорить, и из груди вырывется всхлип.

Не выдержав натиска нахлынувших эмоций, он отворачивается от Кэти, и на глазах выступают слёзы, что самопроизвольно стекают и впитываются в ткань подушки. Если бы не он, жизнь Ская могла бы сложиться иначе. Может, даже удалось бы сбежать и найти пристанище не в роли раба. Осознание тяжёлым, невыносимым грузом давит на грудь. Коул кричит, пряча голову в подушку, сжимая её так, будто это поможет хоть немного облегчить боль. Не помогает. Боль, казалось, въелась в плоть, скрутила все внутренности, а чувство скорби не даёт вздохнуть.

– Коул… – Кэти стирает слёзы со щёк, пересаживается ближе и обнимает его, пытаясь разжать его пальцы, сжавшиеся на одеяле. Она крепко сжимает его руку в своей. – В этом городе мы слишком многое теряем. Поверь, Скаю там будет намного лучше. Он нашёл покой. Либо его убили бы здесь. Я не хочу показаться бессердечной, но мы никому не нужны, а именно смерть даёт нам свободу. Скай её заслужил.

– Оставь меня, – прошептал Коул.

– Хорошо, я уйду. Только прошу… не вини себя.

Как только за Кэти тихонько закрылась дверь, Коул подскочил на кровати и осмотрелся по сторонам. Он помнил все помещения санчасти, так как убирался в них последние несколько недель, пока они втроем жили тут. Но сейчас парень нахмурился – обстановка была незнакомой. Здесь было намного чище: на окнах висели тонкие белые тюли, а по бокам – темно-зеленые шторы, закрывавшие окно почти наполовину. Его кровать стояла справа от двери, рядом – небольшая прикроватная тумба, на которой лежало несколько упаковок с лекарствами. Переведя взгляд, он заметил еще одну, пустующую, кровать, идентичную его. В углу у входа стоял небольшой столик, а на нем – ваза с цветами.

От увиденного Коул приподнялся еще сильнее, чтобы разглядеть… накрытый стол? Не веря своим глазам, он откинул одеяло и замер: на нем были чистые вещи – серые штаны, такая же футболка и черные носки.

Что происходило?

Даже ощущение чистоты на собственном теле врезалось в сознание, как удар под дых. Когда в последний раз ему и его друзьям давали помыться? Коул даже не мог вспомнить. Возможно, когда они жили со всем отрядом у Валена.

Оторвав взгляд от своих чистых рук, парень вскочил с кровати и медленно поспешил к столу, чувствуя, как желудок сжимается от запахов. Как он не заметил их раньше? Глаза разбегались от обилия яств, разложенных на деревянной поверхности: корзинка с белым воздушным хлебом, графин с чем-то оранжевым, рядом – тарелка с дымящимся горячим блюдом, от которого во рту мгновенно собралась слюна.

Коул затравленно посмотрел на дверь, будто ожидая, что, стоит ему сделать шаг и прикоснуться к еде, его тут же выпорют. Неосознанно он отступил назад, а ком в горле застрял, не давая вздохнуть. Глаза наполнились слезами, но он героически стер их обеими руками.

Не зная, что делать, он снова осмотрел комнату и перевел взгляд на стол. Голод подгонял его украсть и съесть хоть что-то, но страх быть пойманным отбивал любое желание снова оказаться на улице под струями ледяной воды. Поэтому Коул отошел как можно дальше, а потом и вовсе кинулся к кровати, накрывшись одеялом с головой. Желудок болезненно запротестовал – так громко, что, казалось, за дверью его точно услышали.

Неизвестно, сколько он так пролежал, но в какой-то момент его сморил сон. А когда в палату кто-то вошел, парень резко открыл глаза и замер. Незнакомец прикрыл дверь и застыл, не шевелясь, стоя прямо в пороге. Коулу стало любопытно – бессмысленно было прятаться под одеялом.

– Ты почему еще не поел? – недовольно спросила Миранда, оторвав взгляд от подноса с лекарствами. Судя по всему, все это время она тихонько раскладывала их, стоя у стола. – Кэти сказала, ты давно проснулся. Так почему стол еще полон еды? Совсем не считаешься с чужой щедростью, паршивец!

Коул огляделся, словно не понял, что Миранда обращается к нему. Но когда заметил ее карие глаза и нахмуренные брови, по привычке вскочил с кровати. Эта женщина всегда будила их с таким выражением лица, будто готова прибить всех детей на свете.

От резкого движения парня она нахмурилась еще сильнее, окинула его взглядом с ног до головы, отмечая напряженную позу – будто он вот-вот сорвется с места и куда-то побежит. Ее бровь поползла вверх, а затем вдруг… она рассмеялась. Смех вышел каркающим и непривычным даже для нее самой.

Коул покосился на нее, подозревая, что у женщины случился припадок, но, заметив смешинки в ее глазах и то, как она покачала головой, только сильнее растерялся.

– Неужто я так вас выдрессировала, что при моем появлении ты вскакиваешь, готовый к работе? – Миранда продолжала улыбаться, придерживая поднос. – Садись есть, а то все остыло. Я зашла проверить тебя, а ты ни к чему не притронулся.

– Это… мое? – просипел он.

– Ну не мое же, – цокнула женщина. – Ешь давай. Тебя и твоего друга надо быстро поставить на ноги, так Рэй приказал. Паршивца Лиама еле откачала, совсем плох был… Спина вся изуродованная. А Ливию вашему хоть бы хны, крепкий пацан!

Она вздохнула и добавила:

– Ты давай ешь, мне еще к Бобби надо сходить, посмотреть, живой ли он. Вчера всю ночь спать не давал.

Женщина, причитая, поплелась к двери и вышла, тихонько захлопнув её.

Коул несколько секунд не двигался, а потом подбежал к столу и первым делом схватил мягкий, хрустящий хлеб. Он пах так, что слюна заполнила рот, а когда оказался во рту, парнишка застонал. Глаза упали на тарелку, из которой на него смотрела запечённая картошка. Правда, её было немного, а поверх был налит какой-то вкусно пахнущий подлив с кусочками… мяса?

Чтобы не разрыдаться, он прямо руками полез в тарелку, взял то, что было похоже на курицу, и отправил в рот. Прикрыл глаза от наслаждения, а потом не выдержал и расплакался. Ел и всхлипывал, потому что всё это напомнило о доме, отце и надоедливом младшем брате, и почему-то именно сейчас очень захотелось домой.

Жуя еду, Коул вспомнил, что он мужчина, и быстро вытер мокрые глаза, которые сами по себе слезились, стоило почувствовать, что он перестаёт испытывать голод. Даже забытый вкус апельсинового сока взорвался на языке, эмоции переходили в блаженство. От сытости и какой-то новой усталости Коул сполз со стула, не помня, как вообще сел на него, поплелся к кровати, а затем его сморил сон.

Разбудила Коула жажда. Он открыл глаза и сначала не понял, что на улице уже ночь. Около его кровати тускло, с мерцанием, горела прикроватная лампа. Её света не хватало, чтобы хорошо осветить комнату, но он смог рассмотреть графин с водой и рядом – стакан.

Поднявшись с постели, он поплёлся к столу, который был прибран, налил воды и осушил залпом, продолжая коситься на обстановку палаты.

За дверью послышались шаги и ворчание Миранды, которая, как всегда, была недовольна. Это подтолкнуло Коула подойти, толкнуть дверь на щёлку и выглянуть.

В этой части больницы он не был, поэтому взыграло любопытство, которое вытолкнуло парня из палаты в длинный коридор. Осмотревшись по сторонам, он заметил открытую настежь дверь, из которой доносились голоса. Не давая себе отчёта, Коул приблизился и заглянул внутрь.

Пространство было хорошо освещено. В комнате стояла одна кровать, такие же шторы, как у него, небольшой столик, и что самое удивительное – на полу лежали детские машинки.

Взгляд зацепился за мальчика лет семи и Миранду, что стояла с протянутым стаканом и блюдечком, на котором лежали таблетки. Мальчик, сложив руки на груди, отвернулся. Коулу показалось, что он не хотел принимать таблетки, а, возможно, даже плакал.

Кто он?

– Если не примешь это лекарство, я больше не стану тебя лечить. Отправлю сюда твоего братца – пусть сам нянчится с тобой! – проворчала Миранда, которая, если бы это было возможно, вообще бы не подходила к детям.

– Он обещал прийти! – возмутился мальчик.

– Если бы смог – пришёл бы! А ну давай, не морочь мне голову и пей. Хочешь новый приступ?

– Не хочу! Пусть брат придёт! – Он оттолкнул руку Миранды, и та, не удержавшись, поставила стакан и таблетки на стол.

Женщина присела на край кровати и вздохнула.

– Бобби, ты понимаешь, что если бы он мог, то пришёл бы. Его послали на важное задание, и вернуться оттуда он по щелчку пальцев и твоему желанию не может! Поэтому прекрати ныть и выпей лекарства.

– Он ушёл за мамой? – с каким-то воодушевлением спросил Бобби.

Но Миранда просто сжала губы и не ответила.

Коул, засмотревшись на реакцию мальчика, не заметил, как сильно высунул голову. Это не укрылось от Миранды – она подскочила с кровати и уперла руки в бока.

– А ты чего не спишь? Мне что, всех спать надо укладывать?

– Э-э… да я просто… – промямлил Коул. Прятаться уже не имело смысла, он вышел полностью и встал на пороге.

– Кто ты? – спросил Бобби, немного нахмурившись.

– Иди спать! – сказала одновременно Миранда, направляясь к двери, чтобы закрыть её.

– Может, я попробую дать ему лекарства? – тихо спросил Коул, когда женщина-врач подошла ближе.

Она удивлённо застыла на пороге.

– У меня тоже был брат, – зачем-то добавил он.

– Не придумывай. К Бобби вообще заходить никому нельзя! Отправляйся в постель и не морочь мне голову.

Дверь закрылась прямо перед лицом Коула, и ему ничего не оставалось, как пойти в свою палату. Не успел он закрыть за собой дверь, как услышал, что Миранда вышла, оставив мальчика в слезах. Она пробурчала ругательства, промчалась мимо палаты Коула и исчезла в тёмном коридоре. Он выглянул, перебежками вернулся к палате Бобби, подкрался и тихонько заглянул внутрь.

– Можно? – спросил Коул шёпотом, глядя на мальчишку, который повернулся к нему и уставился, перестав плакать. – Меня Коул зовут.

– Я тебя не знаю. Я хочу к брату! – жалобно всхлипнул мальчик, прижимая к себе угловатые коленки.

– А как его зовут, брата твоего?

Мальчик мигом успокоился, шмыгнул носом и вытер сопли рукавом кофты, хлопая глазами. Он осмотрел Коула с ног до головы, заметил, что тот вошёл в палату, и, наклонившись, взял белую машинку, которую ему принёс Лиам несколько недель назад. Было странно осознавать, что в одной комнате с ним находился кто-то ещё, помимо брата и Миранды. Ему запрещали выходить, да и к нему никого не пускали.

– Меня зовут Бобби, а брата – Лиам. Ты знаешь его? Миранда говорит, что он всегда на заданиях и не может ко мне приходить.

Коул на несколько секунд замер и осмотрел мальчика, невольно сравнивая братьев. Если Лиам был темноволосым, то его брат оказался полной противоположностью – светлые глаза, блондинистые волосы.

– Да, я знаю твоего брата. Как-то встречались, – ответил Коул, удивлённо крутя в пальцах машинку. Её корпус был поцарапан, да и сама модель выглядела очень старой. Подняв взгляд, он заметил, что Бобби с каким-то блеском в глазах уставился на него, явно ожидая продолжения. – Как сказала Миранда, он работает и не всегда появляется в городе.

Зачем Коул это добавил, он и сам не понял, но не смог произнести вслух, что его брат лежит в одной из палат в тяжёлом состоянии после побоев. В памяти до сих пор звучал свист плети, ощущалось её прикосновение к телу и то, как она рассекала кожу.

– Знаешь, а у меня тоже есть брат твоего возраста. Он очень надоедливый и требует много внимания. Любит такие же машинки, – Коул поднял руку с моделькой.

– Ему тоже семь?

– Да.

– А где он?

– К сожалению, далеко, – Коул поджал губы, делая несколько шагов к кровати. – Можно?

– Садись, – Бобби подвинулся и прижался к изголовью.

– Я помню, когда он болел, меня просили давать ему лекарства, чтобы он выздоровел и мы смогли поиграть. Я слышал, что ты тоже сейчас болен.

– Я болен давно. Лекарства приходится пить постоянно, а оно слишком горькое. Я привык, что Лиам даёт мне его, но его давно не было, поэтому хочу дождаться брата.

– А если он придёт, а тебе станет хуже? Лекарства должны постоянно быть в организме, чтобы он мог вылечиться, – произнёс Коул. Бобби посмотрел на таблетки у прикроватной тумбы и опустил голову. – Ты знаешь, чем болен?

– Да. У меня астма с рождения. Лиам говорит, мне нужны лекарства, но сейчас достать их стало проблематично. Их может принести только Рэй. И я не выпил их, потому что не хочу! Хочу, чтобы пришёл брат и сам дал мне их, как делал всегда!

Коул вскинул голову и нахмурился, удивляясь тому, что семилетний ребёнок вообще знает о Кристофере.

– Значит, тебе нужно принимать эти лекарства. Это не шутки, Бобби. Лиам обязательно придёт, когда у него появится возможность, просто сейчас нужно немного подождать, – Коул потянулся к блюдцу и поднёс его к мальчику. Тот неуверенно кивнул, взял стакан с водой. Коул улыбнулся и кивнул, подбадривая. Бобби всё же решился и проглотил таблетки.

– Вот и молодец!

– А ты почему в больнице?

Коул забрал у него стакан, поставил на тумбу и, отодвинув одеяло, кивнул мальчишке, приглашая нырнуть в тёплый кокон. Он пообещал, что расскажет историю своего появления здесь – естественно, в лёгкой версии, без лишних подробностей. А потом и вовсе забылся. А может, просто соскучился по своему брату и начал рассказывать выдуманные истории, отвлекая и себя, и мальчишку. Бобби слушал его так же внимательно, как Дейв, когда приходило время ложиться спать. Коул любил фантазировать, придумывать истории о волшебных мирах, где обитают сказочные животные, а всё вокруг полно красок, как было до катастрофы. Их знакомство продолжилось до самой поздней ночи, пока Бобби не сморил сон. Даже сам Коул, вернувшись в свою палату, мгновенно провалился в сновидения, коснувшись подушки.

На следующий день, а затем и всю неделю по ночам он приходил в палату мальчика и рассказывал ему множество историй. Они много смеялись, прятали улыбки в ладонях, чтобы не разбудить Миранду, которая не раз прибегала на их смех, но так и не находила виновников нарушения.

Коул всегда прятался под кровать, а Бобби мастерски притворялся, что крепко спит. При этом он выпивал все лекарства, как полагалось. Даже ворчания и причитания женщины-врача теперь звучали иначе – не возмущённо, а скорее удивлённо. Она не могла понять, как её пациент вдруг стал таким послушным, перестал устраивать истерики из-за брата и выполнял все предписания.

Так же и Коулу приходил Ливий и рассказал, что Ская похоронили на местном кладбище, предав огню его тело, а прах закопали в землю. На его похороны пришли только несколько человек. Поначалу Коул не мог смотреть другу в глаза, считая себя виноватым в смерти невинного парня, который не заслуживал такого отношения командиров. На это Ливий лишь пожал плечами и сказал, что если бы на месте Ская оказался он, то, возможно, смог бы наконец выдохнуть свободно.

Еще была Кэти, которая приходила каждый день, но почему-то всегда натыкалась на спящего Коула. На самом деле он просто-напросто притворялся. Ему было стыдно за то, что при ней он показал свою слабость, он просто не был готов к встрече, считая, что именно ей стоит держаться от него подальше, чтобы остаться в живых.

Коул не раз обдумывал некоторые назойливые мысли, которые сами собой рождались в голове. Желание сбежать иногда становилось невыносимым – ломало изнутри, хотелось дождаться ночи и оставить позади это место и этих людей. Но он понимал, что ему ни за что не пройти незамеченным через два поста и не выбраться наружу, поэтому это желание с каждым днем превращалось в нечто одержимое.

А еще через несколько дней, вечером, к Коулу пришла Миранда и сказала, что его выписывают. Что помимо него самого на выписку готовится Лиам, и что рано утром за ними придут, чтобы отвести к Кристоферу. Зачем – она не уточнила, и Коулу показалось, что и про лидера города она вообще не должна была говорить. Затем она ушла. Как всегда, проверила палату Бобби, отправилась отдыхать, погасив свет в коридоре. Коулу пришлось на ощупь брести к нужной двери и так же тихо пробраться внутрь, где его уже ждал Бобби с улыбкой на лице. И как этому малому сказать, что завтра вечером он уже не придет?

– Как дела? – спросил Коул шепотом и быстро запрыгнул на кровать, скрестив ноги.

– Сегодня очень хорошо! Целый день ждал, пока наступит вечер! Ты не рассказал продолжение той истории, где дракон напал на город, – восторженно произнес Бобби.

Коул усмехнулся.

– Ты вообще-то уснул.

– Неправда! – запротестовал мальчишка.

– Хорошо-хорошо, я расскажу. Ты ложись на подушку, – мягко сказал Коул, пытаясь поднять одеяло, но Бобби снова запротестовал.

– Я усну сразу! Я хочу дослушать!

– Так не пойдет, Боббс! Надо лежа слушать и с закрытыми глазами, чтобы дать волю фантазии! Так интереснее!

– Ладно, – согласился он, спускаясь вниз и укладываясь на подушку.

Коул накрыл его одеялом и велел закрыть глаза, а сам принялся рассказывать. Так заболтался, что забыл наблюдать за маленьким слушателем. Бобби к тому моменту ещё не спал – он, раскрыв рот, сидел и слушал, наблюдая за тем, как его новый друг тихонько бегает по палате, расправив руки, прямо как дракон, что летал в небе, спасал невинных и наказывал злодеев.

– Ты уже должен спать, – вздохнул Коул, когда его история подошла к концу. Он опустил руки, подошел к кровати и сел, наблюдая, как Бобби укладывается и улыбается.

– Я не смог заснуть, потому что хотел дослушать, – искренне сказал Бобби, чем вызвал улыбку на губах Коула.

Тот тихонько потрепал его по голове и снова укрыл одеялом.

– Нужно спать.

Когда открылась дверь, ни Коул, ни Бобби этого не услышали – только увидели вошедшего, который сразу же вцепился взглядом в сидевшего на кровати. Лиам влетел в палату и, не дав Шепарду даже вдохнуть, поднял его на ноги и силой прижал к стене.

– Ты какого хрена делаешь в палате моего брата?!

– Лиам! Лиам, не трогай его! Это мой друг! Лиам, отпусти! – Бобби вскочил на постели, в его глазах появился страх.

– Ты слышал, что сказал твой брат? – спокойно ответил Коул, схватив Лиама за запястье, пытаясь оторвать его руку, чем только разозлил того еще больше.

– У него нет друзей! Есть только я! Или тебе мало было в прошлый раз, раз решил, что можешь приближаться к моему брату?!

– Лиам, отпусти его! Лиам, пожалуйста!

– Послушай, я не знал, что Бобби – твой брат! И где вообще запрещено общаться с другими людьми?

– Я запрещаю тебе приближаться к нему! Ты меня слышал?!

– Лиам! – вскрикнул Бобби… и затих.

Парни сразу оторвались друг от друга и кинулись к кровати. Коул схватил ингалятор, который принесла вчера Миранда. Она еще долго удивлялась, что за неделю у мальчика не было ни одного приступа. И вот, пожалуйста – случился.

– Бобби… – Лиам схватил брата и аккуратно уложил его на постель.

Он занервничал – это было постоянно, словно мозг сам по себе отключался, когда брату становилось плохо. Ступор. Руки не слушались.

Лиам в такие моменты всегда возвращался в тот день, когда его семьи не стало: то, как ему пришлось заботиться о брате, как пришлось научиться давать ему лекарства, от которых зависело, будет ли он дышать или нет. В памяти гремели яркие картинки той ночи, когда их поймали: Бобби стало плохо, а лекарства не осталось; как он посинел от нехватки кислорода… и этот голос. Голос, что всегда приходил и всегда давил на мозг, не давая ему сопротивляться. Как от Лиама зависела жизнь маленького ребенка…

– Лиам, мать твою, приди в себя! – его по щеке ударил Коул, прокричав эти слова.

Лиам вернулся в реальность и уставился немигающим взглядом; на глазах застыли гневные слезы, они блестели в свете жёлтой лампы.

Коул стоял напротив Лиама, а между ними, на кровати, лежал Бобби, который потихоньку приходил в себя и пытался отдышаться. Его ладошка прикоснулась к ладони брата, и тот опустил голову.

– Уже всё хорошо, Лиам. Я в порядке, честно, – тихонько сказал Бобби и вздохнул, увидев лёгкую улыбку брата.

Коул удивился, что тот вообще мог улыбаться или как-то выражать свои эмоции.

– Ты напугал, – произнёс Коул.

Мальчишка тихонько хихикнул.

– Больше не делай так!

– Если Лиам пообещает, что не будет выгонять моего друга, то я болеть не буду! – заявил Бобби.

– Лиам пообещает, – сказал Коул, улыбаясь мальчику.

Но когда он посмотрел на Лиама, ему мигом захотелось скривиться – тот стоял и вовсе не улыбался. Он скалился… Коул даже не знал, как описать его состояние.

Бобби лучезарно улыбнулся и повернулся к брату, ожидая увидеть на его лице добрую братскую улыбку. Когда Лиам заметил, что Бобби смотрит, он широко улыбнулся.

– Я пойду к себе, – Коул обращается к Бобби и треплет его по волосам.

– Ты же завтра придёшь, чтобы рассказать ещё одну историю? – Бобби садится на постели и хлопает глазами.

Коул подбирает слова, но ему ничего не остаётся, кроме как пожать плечами, чувствуя, как на него испытующе смотрит Лиам.

– Не знаю, Боббс. Не буду обещать. Но надеюсь, что ты продолжишь пить свои лекарства каждый день.

– Хорошо, буду, – улыбается он. – Ты только приходи!

Коул отвечает ему улыбкой и идёт к двери. Ощущая, что за ним следует Лиам, он бросает брату какую-то фразу и выходит из палаты. Тёмное пространство коридора не даёт даже опомниться, когда Коула хватают за грудки и прижимают к стене, угрожающе шипя:

– Забудь о том, что ты видел в этой палате! Не смей приближаться к Бобби ни на шаг, либо я сломаю тебе ноги!

– Да иди в задницу! – разозлившись, говорит Коул и точно так же хватает ткань футболки, дёргая её на себя. – Отвали от меня! Сколько можно напрашиваться на драки? Хочешь, чтобы я тебе врезал? Так получай!

Он толкает парня и через секунду теряет его в темноте, начиная махать кулаками, пока не попадает по лицу.

Лиам шипит и, матерясь, бросается на него с ответным ударом.

– Урод! – Лиам бьёт в темноту, а затем попадает в челюсть, заставляя Коула отшатнуться и сползти на пол по стене, больно ударившись затылком.

Не успевая вскочить, он чувствует, как на него наваливается Лиам и без остановки бьёт по рёбрам.

– Какой же ты козёл! Твоему брату было одиноко, а я всего-то разговаривал с ним!

Перевернувшись, Коул забирается на Лиама и бьёт того в лицо, слыша, как тот стонет.

Мозг пронзает догадка – от боли в спине. Ведь ей всего неделя, и, возможно, там ещё не зажили раны.

Это отрезвляет, и Шепард вскакивает, тяжело дыша.

– Я не хочу с тобой драться, но если ещё раз тронешь меня или кого-то из моих друзей, я клянусь, сверну тебе шею, Лиам!

– Возомнил себя крутым? – со стоном, кашляя, спрашивает Лиам.

– Крутым считаешь себя ты! Я обычный человек и не пытаюсь сделать ничего плохого, а ты вечно ищешь во мне какой-то подвох. Что с тобой не так?

– Пошёл ты! Нашёлся мне тут праведник!

– Не беспокойся, уйду.

Коул развернулся и наощупь открыл какую-то дверь, попадая не в ту палату. Прикрыв её, он поплёлся дальше, руками ощупывая стену, пока не нашёл нужную.

Вошёл, упёрся спиной в дверь и сполз по ней на пол.

Обняв себя за колени, он тяжело вздохнул.

Что-то подсказывало ему, что стычки с Лиамом – это только начало.

Просторное помещение кабинета Кристофера Рэя было его гордостью, местом, где никто и никогда не задерживался дольше двух минут. Это была неписаная традиция: оставаться дольше означало нарушить его хрупкое, болезненно оберегаемое чувство контроля. Кристофер любил бывать здесь один, наслаждаться звенящей тишиной и подолгу разглядывать свои сокровища. Каждая вещь в этом кабинете имела свою историю, которую он знал до мельчайших подробностей.

Высокие стеллажи с книгами эпохи «до» вытянулись вдоль одной стены, занимая её полностью. Книги стояли ровно, словно он лично выравнивал каждую – корешок к корешку, создавая впечатление абсолютного порядка. Здесь были редкие экземпляры, найденные им в заброшенных библиотеках: Библия, Шекспир, научные трактаты, забытые романы. Он собирал всё, что могло хоть как-то напоминать об ушедшей эпохе. Однако никто из посетителей никогда не видел, чтобы Кристофер читал.

Противоположную стену украшал внушительных размеров бар с тщательно расставленными бутылками. В их разноцветных жидкостях играли редкие лучи света, пробивавшиеся сквозь плотные занавеси на окнах. Каждая бутылка была безупречно чистой – ни пылинки, ни отпечатков пальцев. Некоторые из напитков были настолько старыми, что их этикетки уже стерлись, но Кристофер знал их названия наизусть.

Позади массивного письменного стола раскинулось большое панорамное окно, выходившее на его город. Он любил его не только за вид, но и за отражающую поверхность: в стекле он видел не только себя, но и кабинет, который воспринимал как продолжение своей личности.

Центральное место в помещении занимал стол из чёрного дерева, идеально отполированный, с массивными металлическими ножками. На его поверхности – строгий минимализм: пресс для бумаг в форме черепа, стопка чистой бумаги и старая чернильница. В ящиках хранились документы, которые он даже не скрывал – их никто бы не рискнул тронуть.

Стены кабинета, на первый взгляд, были украшены со вкусом. Картины в тяжёлых рамах изображали классические сюжеты: пасторальные пейзажи, натюрморты, портреты. Но при ближайшем рассмотрении в этих работах проступали странные, мрачные детали. Улыбка на портрете, которая при детальном осмотре превращалась в оскал, цветы на натюрморте источали тёмные пятна, будто следы крови. Эта атмосфера не бросалась в глаза сразу, но начинала душить тех, кто задерживался в кабинете дольше положенного.

Слева от двери находился встроенный сейф. Монолитный объект визуально сливался со стеной, но сам факт его наличия вызывал вопросы. Кристофер держал его закрытым всегда, и никто не знал, что именно он скрывал. Некоторые говорили о драгоценностях и деньгах, но те, кто хорошо его знал, уверяли: там хранилось нечто гораздо более жуткое.

Сам Кристофер, находясь в этом помещении, напоминал статую, ожившую в момент триумфа. Высокий, широкий в плечах, с острыми чертами лица, он был похож на хищника, изучающего свою добычу. Его волосы всегда аккуратно собраны в тугой узел на затылке, а серые глаза, казалось, пробивали насквозь, не оставляя места для лжи или слабости. Даже когда он просто поднимал бокал с напитком, в этом жесте сквозила скрытая угроза.

Сейчас он стоял у бара, наливая себе бокал старого виски, который хранился у него почти с самого первого дня после катастрофы. Он не пил быстро, наслаждаясь каждым глотком – точно так же, как наслаждался процессом слома людей. Здесь, в этом кабинете, рождались его самые чудовищные идеи – тихо, размеренно, без лишней спешки. Кристофер любил этот момент: одиночество, напиток в руке и его «сокровища», окружавшие его со всех сторон. Только здесь он мог быть самим собой. Или тем, кем был до катастрофы…

Когда в дверь постучали, он сначала не обратил на это внимания – сделал глоток виски, наслаждаясь своим времяпрепровождением, но следом недовольно сморщился и посмотрел на дверь. Не торопясь, дошёл до своего стола, поставил стакан и только потом сел в мягкое кожаное кресло. Перед ним лежало несколько стопок бумаг, которые он рассматривал перед тем, как встать за виски. Его взгляд снова упал на исписанный помощником Валеном лист, а рядом – на нарисованного карандашом человека. Отчёт, составленный ещё несколько месяцев назад, почему-то врезался Кристоферу в память, когда он перечитывал его недели две назад. И теперь он понял, почему этот момент так крепко засел в его голове: портрет нарисованного человека и содержание отчёта совпадали на все сто.

На его губах появилась какая-то, даже для него самого, странная улыбка, когда он вспомнил этот момент.

«В тот день Кристофер возвращался в Бездну после нескольких недель поездок и переговоров с поселениями, возникающими вокруг его территории. Он должен был лично познакомиться с соседями и выяснить, есть ли возможность извлечь из этих людей хоть какую-то выгоду. Первые два небольших поселения согласились, так сказать, на сотрудничество: взамен на мастеров, умевших создавать оружие, Кристофер пообещал поставки материалов, а с них требовалось само производство.

А вот что касалось третьего и самого неоднозначного поселения, называвшего себя дикарями, поклоняющимися каким-то там богам… Рэй, даже если бы смог выговорить их названия и не сломать при этом язык, делать этого не стал бы. Мало ли что.

С этим поселением у него было больше всего проблем – а всё потому, что они воровали женщин и девушек у первых двух. Каждая встреча заканчивалась просьбой покинуть его территорию, на что их лидер лишь всячески успокаивал Кристофера. Однако в этот раз он пригласил его в качестве гостя посмотреть на их жизнь. Рэю не понравилось то, что он увидел, но выгонять их он не стал – решил разобраться позже. Сейчас же он возвращался в Бездну, потому что его ждали ещё одни переговоры с Эмбервудом: один из сыновей Лоренцо должен был приехать для заключения договора об утилизации людей, нарушавших их законы.

– Рэй, на перекрёстке стоят риверфордские. Что будем делать? – спросил его тогда помощник, который вёз его обратно в Бездну.

Рэй лениво оторвал голову от подголовника и открыл глаза. На их пути действительно стояли несколько военных машин, а по периметру рассредоточились люди Риверфорда.

– Притормози около них, спросим, что ищут в наших краях, – дал команду Рэй и почувствовал, как машина начала сбрасывать скорость.

Кристофер немного прищурился, заметив знакомое лицо. С Риверфордом он когда-то пытался наладить отношения, хотел договориться о совместных делах, но ничего не вышло – Доминик Шепард никого в союзники не брал. Да и вообще он постоянно воевал с территорией Лоренцо. А тот факт, что Кристофер установил тесные связи с Эмбервудом, автоматически оттолкнул Шепарда.

– Что случилось у вас? – спросил помощник Рэя, когда их машина остановилась у небольшой группы людей.

Несколько мужчин окликнули Доминика. Он обернулся, направился к ним, а затем, заметив незнакомый автомобиль, пошёл прямиком к нему. Кристофер к тому моменту уже открыл тонированное окно, встречаясь взглядом с карими, напряжёнными глазами.

– Что ищете вблизи моей территории, а, Шепард? Неужели встречи со мной? – усмехнулся Рэй, но Доминик не поддержал его "игривый" настрой.

– Несколько недель назад из города сбежал мой сын. Дошли слухи, что его видели в этой местности. Слышал что-нибудь?

Доминик знал, чем занимался человек перед ним, но не хотел верить, что его неугомонный ребёнок мог угодить в рабство.

– Я не был в городе несколько недель, без понятия, есть ли там твой щенок, – ответил Рэй. – Ориентировка есть? – поспешил он спросить, заметив реакцию отца беглеца. Решил, что пора менять тему – а то вдруг сейчас начнёт орать.

– Есть. Но я бы хотел сам лично проверить твою территорию. Я прекрасно знаю, что беспризорников ловят именно ваши люди.

– А с какой стати я должен впустить тебя на свою территорию? – выгнул бровь Рэй. – Мы не союзники, ты отказался. Да и что твоему сыну делать у меня? Показывай ориентировку, я сам проверю.

Доминик сжал челюсть, протянул Кристоферу нарисованный портрет Коула и стал считывать эмоции на лице собеседника, чтобы поймать хоть малейшую смену мимики. Но Рэй несколько секунд рассматривал изображение, скривил лицо, цокнул и вернул портрет.

– Таких не видел. Отчёт от помощников читал – по описанию ни к одному беспризорнику не подходит. Но могу проверить лично, позже дам знать.

– Хорошо, – с тяжёлым вздохом произнёс Доминик и отступил от машины, когда та тронулась и начала отдаляться. Шепард не заметил, как к нему подошёл Брайн.

– И ты ему поверил? – Доминик покачал головой, бросив взгляд на мужа своей сестры.

– Конечно нет. Рэй ещё тот урод. Возможно, Коул именно в Бездне.

Дорога не заняла слишком много времени, и Рэй даже успел приехать за день до встречи, посетить арену и узнать, что творилось в городе в его отсутствие. Он встретил людей из Риверфорда, которые прочёсывали местность в поисках мальчишки, сбежавшего с базы. Тогда Кристофер не придал этому особого значения. И если бы не отчёт Валена о поимке рабов, где, собственно, упоминался тот самый мальчик, Рэй так и не узнал бы, что у него в городе отпрыск Доминика…»

Стук повторился снова, и Кристофер поднял голову, вспомнив о том, что кто-то пришёл.

– Войди! – сказал Рэй, откинувшись на спинку и устроив руки на подлокотниках.

Дверь открылась, и на пороге появился Вален. Он быстро осмотрел помещение и, заметив лидера, поспешил подойти.

– Сегодня выписывают твоего помощника и ещё одного мальчишку, которого мы подобрали несколько месяцев назад. Ты просил оповестить, – отчитался Вален и, собираясь развернуться, чтобы уйти, прекрасно помня о правилах, был остановлен голосом Кристофера:

– Отлично. Хочу сегодня сделать объявление. Пусть выпустят всех рабов – это будет касаться их в первую очередь.

– Хорошо.

Вален пошёл к двери, но прямо на пороге его снова задержали слова Рэя:

– Нашли что-нибудь о мальчишке, который подрался с Лиамом? Кто он и откуда? – поинтересовался Рэй, покачиваясь в кресле и рассматривая напряжённые плечи своего помощника.

– Ничего не нашли. Парень был недалеко от Базы Шепарда, но и большая половина беспризорников была найдена в том периметре. Не думаю, что он оттуда.

– Плохо ищите, Вален, – усмехнулся Кристофер краешком губ.

Грег повернулся всем корпусом к мужчине и нахмурился.

– Как мне удалось узнать через своих птичек, вы поймали самого Коула Шепарда, который очень любит убегать от своего отца. В данный момент его отец и несколько отрядов ищут его. И знаешь, что я думаю? – поинтересовался Рэй, не требуя ответа. – Я не отдам его отцу. Я придумал новое развлечение, в котором этот пацан просто обязан поучаствовать.

Мысль, которую Рэй вынашивал уже несколько месяцев, сегодня, после встречи с риверфордскими, окончательно сформировалась. И он намеревался сегодня же рассказать об этом остальным. Конечно, мало кому идея понравится, но ему было плевать. Он жаждал перемен, хотел добавить перчинки в их жизнь.

– А если заявятся сюда? – не мешкая спросил Грег.

– Пусть. Они всё равно ничего не найдут, даже если перевернут полностью весь город и тюрьму. Потому что я оставлю этого мальчишку себе – как Лиама. Выращу и сделаю из них убийц. Звучит красиво, правда? Конечно, сначала надо будет сломать волю, чтобы слушался только моих приказов. А потом отпущу к папаше, – усмехнулся Кристофер своей жутковатой улыбкой.

– Если я правильно понимаю, то Коул и Лиам теперь твои?

– Именно. Собери всех во дворе, я скоро спущусь.

Когда за Валеном закрылась дверь, Кристофер перестал улыбаться. Его холодный взгляд серых глаз переместился на металлическую дверь сейфа. Он поднялся с кресла и направился к нему. Через несколько секунд сигнал оповестил, что дверь открыта. Едва появилась щель, ведущая в тёмное пространство, Рэй с немигающим взглядом подцепил пальцами дверь и распахнул её.

Наверное, каждый, кто знал его, сейчас бы хотел увидеть, что он прячет за этой дверью. Вот только никто никогда не узнает. Никто никогда не поймёт, чем Рэй любит заниматься.

Сделав шаг внутрь сейфа, он отодвинул в сторону узкую дверь. При её открытии в помещении включился приглушённый свет, освещая небольшое пространство комнаты. В самом дальнем углу притаилось нечто, похожее на человека. Завидев Рэя, оно закрыло руками голову и начало невнятно что-то шептать, бросая затравленный взгляд. Казалось, оно не верит в реальность происходящего, качает головой, прижимая колени к груди. Но Рэй реален.

Он вошёл внутрь и, засунув руки в карманы брюк, приблизился. На губах едва заметная улыбка, которая не сулит ничего хорошего.

– Ну что, будем себя вести хорошо или посидишь тут ещё несколько месяцев? – спросил Кристофер, присаживаясь на корточки.

– Уйди-уйди-уйди! Ты нереален! Уйди, пожалуйста! – молил тот, но лишь вызвал у своего карателя смех.

– Тише-тише, мышонок, папочка пришёл пожалеть свою прелесть и спросить, будет ли моя крошка вести себя хорошо? – обманчиво мягким голосом проговорил Кристофер и улыбнулся. – Ты же не станешь больше кричать всем о том, что мы иногда играем с тобой? А, малышка моя?

Он протянул руку к девушке, которая ещё полгода назад была его любимицей. Он оберегал её, любил и был готов отдать ей всего себя в обмен на их встречи. Вот только эта дура решила сбежать из города и рассказать всем, чем они занимаются за закрытыми дверями. А этого делать не стоило. Никто и никогда не должен знать об их «играх».

Именно поэтому она здесь – в целях безопасности. И воспитания. Когда-нибудь его собственность примет правила игры и перестанет сопротивляться.

– Нет-нет-нет! Не трогай меня! Не трогай! Я всё расскажу! Я всем всё расскажу! Ты ублюдок!

Кристофер замахнулся, и девчонка перед ним прижалась к стене, разразившись рыданиями.

– Ничего, дорогая, мы сейчас проведём воспитательную работу вместе, – тихо, но с яростью произнёс Рэй.

Он поднялся на ноги, подошёл к узкой двери и через секунду захлопнул металлическую. Гулкий звук отдался в ушах девушки очередным приговором. Она не могла остановить дрожь, которая сотрясала её тело. От страха. От мыслей о том, что с ней будет. И от осознания, что всего в нескольких метрах от неё лежат те, кто не выдержал пыток… Не выдержал присутствия монстра.

– Приступим, дорогая…

Когда Вален появляется на улице спустя час после объявления Рэя о собрании, во дворе уже стоят несколько человек из его собственного отряда. В этот момент они окружают выведенных рабов и следят за ними, чтобы никто не осмелился сбежать. Мрачнее тучи, Грег осматривает всех стоящих – как детей, так и жителей Бездны, которые расположились чуть дальше. Они тоже слышали новости от Рэя и пришли поглазеть на то, как их лидер будет выступать перед своим народом.

Повернув голову, Грег видит в толпе Коула. Он стоит вместе с остальными детьми и, как и все, не понимает, зачем их здесь собрали. Перемещая взгляд дальше, Грег замечает Лиама, который, как всегда, находится в своей компании шестерок, прицепившихся к нему с самого первого дня. Все они – редкостные гады, один кровожаднее другого. Кто-то мог бы сказать, что это всего лишь дети, пытающиеся выжить, но те, кто крутятся вокруг Лиама, давно перестали быть детьми. Они перегрызут тебе глотку и переступят через бездыханное тело, не задумываясь.

Грег отрывает взгляд от них и замечает одного из своих людей. Тот едва заметно кивает, и сразу же без слов отрывается от стены дома, за считанные секунды подходит к толпе рабов, подхватывает Коула за руку чуть выше локтя и утаскивает его сквозь толпу детей. Второй кивок – и сбоку повторяют те же действия уже с Лиамом. Тот сначала вырывается, но, когда его и новенького ставят рядом с Валеном, который неотрывно смотрит на них, Лиам перестает сопротивляться. Из-за этих действий рабы начинают переговариваться, и во дворе нарастает гул голосов, но как только Вален поднимает взгляд, все замолкают.

Как раз в этот момент на улицу, вразвалочку и насвистывая, выходит Кристофер. Он не смотрит по сторонам – просто разглядывает свою новую игрушку и ухмыляется.

– Как же мне нравится, когда вы делаете то, что я говорю, – Кристофер приближается к Валену, переводя холодный взгляд на Лиама, ожидая, когда тот опустит голову и исполнит требование хозяина. Раб не повинуется, но, не выдержав взгляда, все же склоняет голову, устремляя глаза в землю. Коул же, напротив, с интересом рассматривает происходящее, не понимая, что происходит.

– Коул и Лиам по вашему приказу были выписаны из больницы и теперь находятся в вашем полном распоряжении, – монотонно говорит Вален. Лиам резко поворачивается к новенькому, и на его лице мгновенно появляется выражение, которое Коул не может расшифровать. Он лишь хмурится.

– Замечательно! – весело восклицает Рэй, делает несколько шагов, обходит помощника и останавливается прямо перед Шепардом. Тот бесстрашно поднимает взгляд на мужчину и смотрит ему в глаза так долго, что возникает тягучее желание опустить взгляд, словно его насильно заставляют это сделать. Тяжелая аура Рэя давит, словно оковы, заставляя тело неметь и подчиняться.

– Опусти взгляд, – тихо шипит ему Лиам и дергает за ткань штанов, но Коул продолжает смотреть на Кристофера, пока смысл слов не доходит до сознания. Он поспешно опускает глаза, но с неприятным чувством, давящим в груди, подсказывающим, что это неправильно.

Рэй хмыкает и переводит взгляд на собравшихся во дворе:

– Я тут подумал и решил, что в нашем городе слишком мало развлечений! – его голос эхом разносится по двору, заставляя всех замолчать. – Бои на арене уже приелись! Я присутствую на них слишком редко! Поэтому у меня появилась идея, как сделать наши дни интереснее. Как вы смотрите на то, чтобы выпускать на арену всех, кто провинился? – Кристофер не ждет ответа. Он просто наблюдает, как люди переваривают информацию. Его маниакальный взгляд скользит по толпе, а затем останавливается на Лиаме и Коуле, которые понуро смотрят в землю. – И начнем мы, наверное, с моих подопечных… – срывается с его губ под тихий шепот, прошедший волной по двору. – Ах да, чуть не забыл! Хочу представить вам Коула, который теперь является моим личным рабом, как и Лиам. Прошу, как говорится, любить и жаловать! – смеется он. – А теперь, вернемся к новостям. С этого дня я буду отправлять на арену всех, кто нарушает правила города! – На последнем слове Кристофер повышает голос. Парни рядом с ним переглядываются, не зная, как реагировать. Арена? Дети?

– И с кем они будут сражаться? – непринужденно спрашивает Вален, складывая руки на груди.

– Конечно же, с заключенными. С кем еще? – так же непринужденно отвечает Рэй. Толпа вокруг начинает оживленно шептаться. Гул нарастает с такой силой, что Кристофер лишь усмехается, довольный неодобрением и противоречивыми настроениями. Однако среди собравшихся находятся и те, кто одобрительно загоготал, словно бой заключенных и детей состоится прямо сейчас.

– Тише-тише! Не стоит так возмущаться! – Рэй поднимает руки, жестом призывая к тишине. – Эти выродки перед вами все равно просто так сжигают воздух. Я только и слышу, что кто-то где-то устроил дебош! Поэтому Лиам и Коул, как провинившиеся, с которыми вы не смогли справиться, отправятся на бой первыми. Можете присоединить к ним всех ненужных, кто не поддается дрессировке!

– Понял, – кивнув, сразу отвечает Вален.

– Подготовьтесь к завтрашнему шоу! Это будет лучший день! – весело пропел Кристофер и ухмыльнулся. Собираясь отойти, он вдруг остановился и посмотрел на Лиама. – Проводи своего нового друга в комнату, и если хоть единый звук вылетит оттуда, я накажу кое-кого, не моргнув и глазом!

На этот раз Кристофер развернулся и махнул рукой нескольким ребятам, направляясь к машинам, что стояли недалеко от ворот. Через несколько минут лидер города покинул стену, а все собравшиеся во дворе ещё несколько секунд стояли неподвижно.

Вален неспеша подошёл к Коулу и Лиаму, намереваясь отпустить парней, как вдруг во дворе начали нарастать какие-то крики. Все одновременно повернули головы в сторону. По дороге к ним бежал мальчишка, яростно расталкивая всех, кто встречался ему на пути. Он рычал и кричал так сильно, что казалось, ребёнок потерял рассудок. Несколько человек следовали за ним, выкрикивая ругательства на тех, кто мешал им поймать беглеца.

Среди беззаконников, что стояли недалеко от Валена, кто-то поднял автомат, намереваясь убить мальчика, но несколько выстрелов вызвали панику. Толпа бросилась врассыпную, тем самым помогая беглецу раствориться среди себе подобных.

– Разогнать всех на хрен! – выкрикнул Вален, отдавая приказ нескольким ребятам сквозь звуки выстрелов. Он начал пробиваться сквозь орущих детей и жителей города, приказывая окружить беглеца.

Толпа, подгоняемая страхом, потянула за собой сначала Лиама, а следом зацепила Коула. Дети кричали от звуков автоматной очереди, пока в один момент не наступила тишина. Впереди те, кто стояли около первого пропускного пункта, выстроились в ряд и стали загонять детей, наводя на них оружие и стреляя по земле у ног. Только тогда удалось угомонить испуганных, но самого мальчишку, которого пытались поймать, нигде не было видно.

Когда детей начали разгонять по сторонам, беглец наконец обнаружился – он стоял, держа нож у горла Лиама.

– Малец, давай отпусти то, что у тебя в руках, и никто тебя не тронет, – заговорил худощавый мужчина, вышедший из толпы. Подняв руки вверх, он сделал несколько шагов вперёд. Мальчишка дёрнулся вместе с Лиамом, сильнее надавив на его шею.

– Я перережу ему глотку, если вы хоть на шаг подойдёте ближе! Я не шучу! – яростно выкрикнул он.

Его взгляд горел ненавистью и такой злобой, что даже Коул, стоявший в нескольких шагах от них, почувствовал этот жар. На вид мальчишке было не больше десяти лет, но ситуация добавляла ему смелости взрослого. Он уверенно держал нож, внимательно следил за каждым движением окружающих и реагировал быстро, демонстрируя серьёзность своих намерений.

– Какого черта происходит, Скотт? – поинтересовался Вален, держа в руках автомат, направленный на дебошира.

– Это новенькие, доставили вчера. Но этот самый прыткий, уже несколько раз пытался сбежать, – ответил ему Скотт.

– Отпусти нож, и мы поговорим… – продолжил стоявший с мальчишкой мужчина, имени которого не знал даже Лиам. Он разглядывал стоящих перед ним людей и даже немного опешил от того, что какой-то мальчишка застал его врасплох.

– Я не буду с вами разговаривать! Где моя сестра и мама? Отпустите меня к ним! Не шевелитесь! – дернулся он, а Лиам скривился от неприятного ощущения на шее.

– Хорошо-хорошо! – поднял руки мужчина напротив, заметив, что какой-то мальчишка, стоявший сзади, зашевелился и начал приближаться к дебоширу. Вален увидел это и хотел было показать, чтобы Коул не двигался, но не стал, наблюдая, как шаг за шагом тот становится ближе.

– Твоя мать и сестра в безопасности, – крикнул Скотт и переглянулся со своим сослуживцем. Но они оба знали, что женщины и её дочери нет в живых – кто-то надругался над ними, а мальчишку успели поймать до того, как он нашёл свою родню мёртвыми и расчленёнными.

– Я тебе не верю! Отпустите ме…

Коул, в силу своих возможностей, ударил по ноге мальчика, застав его врасплох. Тот вскрикнул, повалился на спину, утягивая за собой Лиама, который успел вывернуться, поймать руку с ножом, а затем выбить оружие из пальцев. На всё это ушло не больше пары секунд. Когда к ним поспешили беззаконники, мальчишка начал кричать и вырываться, пока кто-то из мужиков не вырубил его.

– Что это было, мать вашу?! Рэй не успел даже выехать за ворота, как какой-то ребёнок угрожает убийством? – прошипел Вален, смотря на своих людей по очереди.

– А что ты хочешь от меня? – вспылил Скотт, только что вернувшийся в город и приведший за собой несколько отрядов и их командиров. – Вы вон с этими двумя два месяца не можете справиться!

– Да перестаньте цапаться, словно бабы! – На утиль его, раз Крис разрешил!

Все повернулись к говорящему и увидели, как к ним приближается молодой незнакомый парень с ухмылкой на губах. На вид ему было лет двадцать пять, может, меньше. Он осмотрелся по сторонам и присвистнул от масштаба этого городка, о котором слышал только из рассказов тех, кто тут побывал.

– Воу, столько внимания мне одному? Расслабьтесь! – рассмеялся он. – Я всего-то приехал в гости, чего так разнервничались-то? – Незнакомец поднял руки ладонями вверх, сдаваясь. – А может, я тут останусь… – Он сделал несколько шагов вперёд, пробегая взглядом по строениям, и хмыкнул, обдумывая свою идею.

– Ты кто такой? – вперёд вышли Скотт и Вален, преграждая путь.

Прибывший гость театрально схватился за грудь, как будто испугался.

– Почему до сих пор во дворе столько народа? – внезапно прогремел голос Кристофера. Он пересёк расстояние от ворот до своего гостя. Сбоку от них несколько человек подняли мальчишку и тут же повели его прочь со двора. Дети бросились по своим рабочим местам, оставив только Коула и Лиама.

– Я разговаривал с ними, – подал голос Вален и взглядом приказал Лиаму убраться со двора. Тот послушался мгновенно, прихватив за собой Коула, который не сразу понял, куда нужно идти.

– Подготовьте моему гостю комнату. Дэймон Черн останется в городе на неопределённое время, – указав на гостя, приказал Кристофер.

Коул замер на входе в какое-то помещение, обернулся и снова осмотрел парня, который вертел головой по сторонам, рассматривая вид перед ним.

Имя этого незнакомца показалось Коулу очень знакомым. Казалось, он не раз слышал об этом человеке от отца, когда тот разговаривал со своими людьми. И если он не ошибался, Дэймон Черн и ещё несколько человек были замешаны в пропаже его мамы, которую среди бела дня забрали какие-то люди. Ариэла успела только посадить найденного брата в машину, как около них оказался чёрный тонированный минивэн. Неизвестные забрали женщину, оставив маленького ребёнка одного в машине. Коул видел это, подглядывая за отцом в кабинете, где они просматривали уличные камеры, надеясь по горячим следам найти женщину.

– Чего встал? – Лиам дёрнул его и толкнул в сторону лестницы, ведущей наверх. Коул, споткнувшись, побежал вверх, обдумывая увиденное и мечтая разузнать об этом человеке как можно больше.

Громкий смех и неразборчивые слова доносились из-за закрытой двери новой комнаты Коула. Он лежал на довольно-таки мягкой кровати и не мог заснуть, переваривая всё случившееся за сегодняшний день. Мысли крутились в голове роем пчёл, перекрикивая одна другую. Осознание того, что ему придётся участвовать в боях, камнем придавило грудь, а в животе от страха начали сворачиваться все внутренности. Глаза жгло от подступающих слёз, хотелось прямо сейчас сорваться и убежать – и плевать, если кто-то его поймает и убьёт, это было бы лучшим исходом того, что ждёт его там, на арене. Стоило мысленно воспроизвести всё то, что он видел во время боя, как сразу же к горлу подступала тошнота; желание драться за свою жизнь перебарывал страх вообще выйти туда.

Повернув голову, Коул увидел сидевшего на кровати Лиама. Тот уже несколько часов не двигался и пялился в одну точку в районе окна. Было трудно сказать, боится ли этот парень чего-то, потому что лицо его не выражало никаких эмоций, словно он был далеко отсюда. Волна нового смеха и женского визга заставила мальчишек с недоверием посмотреть на дверь. Любопытство и неверие в происходящее подтолкнули Коула сесть на постели. Переведя взгляд на окно, он заметил, что луна, еле пробивающаяся через плотный туман и облака, висит высоко, а это значило, что уже поздняя ночь. Сколько гости Кристофера намерены ещё гулять – никто не знал.

Коул поднялся и, не спеша, добрался до открытого окна. Запрыгнув на подоконник, он посмотрел на улицу – отсюда открывался хороший вид на город, и были видны все постройки. Как оказалось, он и Лиам теперь будут жить в одной комнате в том самом здании у ворот, на пятом этаже. Этот этаж считался исключительно территорией Кристофера, и никто, кроме него и слуг, не мог находиться здесь. С момента их появления в комнате Лиам не произнёс ни слова, даже не смотрел в сторону своего нового соседа. Да и сам Коул не хотел заводить с ним диалог – он прекрасно знал, что тот начнёт искать повод для ссоры.

Немного выглянув, Коул заметил небольшую группу людей прямо под своим окном. Все были мужчинами, они галдели, смеялись, а стоило им заметить идущих к ним девушек, как крики и свист стали ещё громче. Шепард с удивлением рассматривал кучку молодых девушек и нахмурился, когда обратил внимание на их откровенную одежду и то, как они себя вели. Несколько из них со смехом и визгом повисли на шеях мужчин, пока те с восторгом лапали их и заводили в помещение.

– Это местные шлюхи, – подал голос Лиам, чем напугал Коула до усрачки. Тот вздрогнул всем телом и чуть было не полетел головой вниз с пятого этажа. – Думаю, не надо объяснять, что с ними делают? – поинтересовался Лиам, никак не прокомментировав испуг Коула.

– Не надо, – ответил Шепард и спрыгнул с подоконника.

– Когда приезжает Дэймон, Кристофер всегда устраивает такие вечеринки, которые гудят по несколько дней, – продолжил Лиам, словно забыв, что перед ним его враг.

– И часто этот Дэймон приезжает?

Лиам поднял на него взгляд и кивнул.

– Не знаешь, откуда он?

– И зачем тебе это? Что тебе это даст? – нахмурился Лиам.

– Кажется, я уже слышал это имя…

– Интересно, где? Если ты сам говорил, что вырос на улице, – перебил его Лиам. За весь вечер он впервые спустился с кровати и встал, тогда как Шепард, наоборот, подошел к постели и залез на нее.

– Не жил я на улице, – с какой-то отстраненностью произнес Коул. Сейчас ему почему-то было все равно, узнает ли кто-то, что он сын лидера Риверфорда. Все равно даже если поймут, то назло отцу не отпустят его, заставят всю жизнь прислуживать. Если, конечно, арена не убьет раньше.

Чувство страха было настолько сильным, что хотелось расплакаться, но Коул держался. Он сел в позу лотоса и наблюдал, как Лиам наливает себе стакан воды и залпом выпивает его.

– Я жил с отцом, дядей и братом в Риверфорде.

Лиам, услышав знакомое название города, поперхнулся водой, обернулся на своего соседа, осмотрел его с ног до головы, затем вытер капельки воды с подбородка.

Сначала он не понял, зачем вообще заговорил с ним. Возможно, хотел скрыть свой страх перед тем, что им предстоит сделать завтра. Что будет с Бобби, если Лиам не сможет выбраться с арены живым? Хотя он понимал, что Рэй просто так не даст ему и его новой игрушке погибнуть, но это не отменяло того факта, что больно все равно будет. Покалеченных, но живых их вынесут и вылечат, чтобы потом их хозяин мог насладиться пытками.

– Только не говори, что ты сын Доминика Шепарда, – произнес Лиам, наблюдая, как на лице Коула пробегают тысячи эмоций, подтверждающих его догадки.

– И как ты это понял? – с усталой улыбкой спросил Коул, теребя пальцами ткань простыни.

– Твою мать! – выругался Лиам. – Ты понимаешь, что Кристофер, скорее всего, уже тоже в курсе, кто ты, и почему ты вдруг стал его личным рабом?

– Ну и что это ему даст?

– Ты точно тормоз, Шепард! – скривился Лиам. – Твой отец отказался сотрудничать с Кристофером. Послал его нахер, и причем прямым текстом, потому что тот связан с Эмбервудом. Знаешь таких?

Как только Коул услышал знакомое название города, он тут же встрепенулся, понимая, что Лиам – человек, который всегда находился около Кристофера и, возможно, знает больше, чем все остальные в этом городе. Незаметный мальчишка, которого лидер Бездны держит рядом.

– Знаю.

– Дэймон Черн – один из сыновей Лоренцо. Он часто приезжает к нам и привозит людей на утиль. Именно с ними нам завтра придется бороться за жизнь, – с выдохом произнес Лиам и сел на кровать прямо перед Коулом.

– И с чего вдруг ты заговорил со мной и сейчас рассказываешь это все? Что изменилось? – прищурился Коул.

Лиам закатил глаза.

– Это ты первый признался, что являешься сыном Доминика. Не сказал бы – я бы тоже молчал. И вообще, с чего вдруг ты признался? – с тем же подозрением и недоверием спросил Лиам.

– Не знаю, само как-то вырвалось, – бросил Коул и лёг, уставившись в потолок, на котором уже не раз пересчитал все трещины за всё проведённое в этой комнате время. – Если честно, я вообще не хотел с тобой разговаривать. Да и в принципе ругаться. Это ты возомнил из себя кого-то.

– Раздражаешь ты меня, вот и всё.

Между мальчишками повисла тишина. Только звуки, доносившиеся с улицы и где-то внизу, в одной из комнат, нарушали их мысли. Лиам отполз к стене и, нахмурившись, смотрел на человека, который, как оказалось, рос, как все нормальные дети, в семье. Он не знал и половины того, что переживают настоящие сироты, оставшиеся без родителей. И это бесило.

Но что-то было в этом Коуле, что противоречиво действовало на нервы Лиама. Наверное, жажда справедливости. Жажда спасти тех, кто не может дать отпор. Когда он в последний раз видел, чтобы кто-то, помимо своей шкуры, защищал ещё кого-то? После катастрофы ему приходилось только защищаться и оберегать своего маленького, больного брата… Пока его не поймал Кристофер. Пока не сломал его волю. Не убил веру в то, что он сможет жить, как нормальный ребёнок.

– Кто-нибудь хоть раз пытался отсюда сбежать? – нарушил тишину Коул. Лиам вытряхнул из головы ненужные мысли.

– Была одна такая… Говорят, ей удалось, – ответил Лиам, вспомнив девушку, немногим старше его. – У Кристофера была дочь, которую он успел спасти во время катастрофы. Не знаю, родная она ему или нет. Мне с ней запрещали разговаривать. Лана всегда находилась под присмотром охраны, но полгода назад, ночью, она сбежала. Правда это или нет – никто никогда не узнает…

– Если выживу завтра, то начну работать над тем, чтобы сбежать, – слова Коула остановили мысли Лиама. Он поднял на него взгляд. В глазах двенадцатилетнего мальчишки была уверенность. На какую-то долю секунды она передалась и ему… Но всё быстро рассеялось, стоило вспомнить о брате. О долге. О страхе.

– Рэй не даст тебе этого сделать! Он вырастит из тебя такого же, как он сам! Он будет делать с тобой такие вещи, от которых ты сломаешься и подчинишься ему! Этот человек – монстр! Никто не может избавиться от него, потому что боится! Потому что стоит провиниться – он наказывает. А наказывает жёстко! Он находит слабые места и давит, и давит, и давит… Пока ты не сломаешься. Пока не подчинишься! Ты не сможешь! Нет!

Коул опешил и приподнялся на локтях, впервые увидев, как маска самоуверенного пацана дала трещину. Лиам выглядел так, будто прямо сейчас перед ним стоит Кристофер и намеревается наказать. Лицо его соседа побледнело, глаза нервно забегали по комнате, словно он провалился в самый ужасный кошмар.

– Лиам? – неуверенно позвал его Коул и сел. Потом вовсе удивился, когда сосед дёрнулся и в страхе прижался к стене, качая головой и прижимая к себе колени. – Эй, Лиам? Ты чего? Всё хорошо?

– Ничего хорошего нет! Ты просто ещё не познакомился с тем, что тебя ожидает! – немигающим взглядом тихо проговорил Лиам, поднимая голову.

Коул приблизился к его кровати, но Лиам дёрнулся так резко, что ударился головой о стену. Шепард, не ожидавший такого, отпрянул и поднял руки вверх.

– Успокойся! Сейчас ничего не происходит. Лиам, ты понимаешь? Мы с тобой одни, – тихо заговорил Коул, не зная, как поступить. Чего они все так боялись? Боялись так, будто перед ними действительно монстр.

– У тебя не получится сбежать… Он не даст, – зашептал Лиам, обнимая голову руками. – Он накажет тебя… А я не могу. Не могу сбежать. Мой брат… Брат болен. Только он может дать лекарства. Только он…

Коул с ужасом и страхом смотрел на человека, который хотел казаться сильным и смелым, но всё было притворством. Перед ним раскрылась страшная правда. Лиам, как и все дети, был сломлен, напуган. Даже ему самому стало не по себе, увидев, как Лиаму страшно, как он боится и за себя, и за брата.

Медленно приблизившись к кровати своего соседа, Коул присел на край и, чтобы не спугнуть его, тихо спросил:

– Что делает с вами Кристофер? Лиам, что он с вами делает?

Лиам, словно только сейчас понял, кто сидит перед ним. Будто только в этот момент осознал, что Коул стал свидетелем того, что происходит с ним каждую ночь. Он увидел то, чего не должен был видеть.

Лиам резко соскочил с кровати и, под удивлённый писк, вырвавшийся из горла Коула, прижал его к стене, схватив за горло.

– Если хоть кто-нибудь когда-нибудь узнает, что тут только что произошло, я лично убью тебя, Коул Шепард! Ты понял меня? – прошипел Лиам.

– Отпусти, придурок! Я не собирался никому ничего говорить! Ты хоть раз видел, чтобы я о чём-то трепался? – Коул разозлился, схватил Лиама и немного встряхнул его. – Хватит уже показывать мне свой характер! Мы все тут рабы, Лиам!

– Я предупредил тебя! – Лиам резко оттолкнул Коула в сторону. Тот, удержавшись на ногах, злобно посмотрел на него, протирая саднящую шею.

– Ты придурок, Лиам! Конченый козёл! Ты умеешь разговаривать, не применяя силу? – прокашлявшись, просипел Коул. – Дебил!

– Мало получил? – Лиам дёрнулся к нему, но Коул на этот раз увернулся, ударил Лиама по рёбрам и сам припечатал его лицом к стене.

– Я убью тебя!

– Сначала вырвись, идиот! Я не враг тебе! С этого дня я не дам тебе больше себя бить! Ударишь – получишь сдачи!

Коул резко отстранился от Лиама, тяжело дыша, и сделал несколько шагов назад. Тот повернулся и зыркнул на него, надеясь убить взглядом, но ничего не вышло. Коул стоял целым и невредимым.

– Что такого делает Кристофер? Ливий не раз об этом говорил, но не вдавался в подробности, – снова повторил свой вопрос Коул, на этот раз устав от того, что все знают правду, кроме него.

– Придёт и твоя очередь, – безрадостно усмехнулся Лиам.

– Я серьёзно!

– Хочешь это увидеть? Ты серьёзно настроен?

– А ты видишь, чтобы я шутил?

Лиам отвернулся и несколько минут молчал, пока Коул выжидающе прожигал в его голове дыру. Как рассказать о том, чего раньше не знал?

– Кристофер называет это «играми», – сдался Лиам и, опершись спиной о стену, медленно осел на пол. – Каждый, кто попадает к нему в кабинет, становится его игрушкой. Он издевается над детьми… насилует. Не просто как делал бы это с женщиной, как те, что сюда приходят. Кристофер использует… Он называет их «девайсами», а испытуемого накачивает чем-то… Ты в сознании, но не можешь сопротивляться…

Коул приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но ноги перестают его держать, заставляя осесть на кровать. Огромный ком страха поселяется где-то в горле, не давая вздохнуть. А Лиам продолжает изливать свои мысли, которые вырываются из него неконтролируемым потоком.

– Он заставляет меня подчиняться ему… Он не даёт Бобби лекарства, если я не буду делать то, что он требует. Он мучает всех… Ломает меня… Я не хочу… Больше не могу… А тебя он будет мучить мыслью о свободе, и ты сломаешься. Ты сделаешь так, как он просит, только ради того, чтобы оказаться дома. Он сломает твою волю и будет издеваться. В городе многие прошли через Рэя. А иногда он заставляет смотреть, как «играется» с другими. Тебя рвёт, но ты смотришь и смотришь… Попробуешь отвести взгляд – тебя накажут! Он садист и насильник!

Когда наступает тишина и все слова сказаны, Лиам, обессиленный, поднимается с пола и, никак не реагируя на шокированного соседа, ложится на кровать, накрывается одеялом и закрывает глаза. Коул повторяет те же действия, но, ведомый страхом, даёт волю эмоциям, которые тихими всхлипами сотрясают не только его тело, но и тело соседа.

На следующий день Коула и Лиама, толком не выспавшихся, выводят из комнаты. Вален и ещё несколько охранников ведут их через весь город. Встречающиеся им на пути люди, как один, сходят с ума, зная о том, что сегодня вечером состоится первый бой с теми, кого приговорили к утилю. Хотя Кристофер изначально говорил Валену подготовить его личных рабов к встрече со смертью, если те не умрут, то получат поощрение от лидера города. Получается, Шепард и его новый сосед не имеют никаких преимуществ перед остальными – если суждено, то сегодня они умрут.

Всю дорогу до ямы Коул слышал, как люди, воодушевлённые новым шоу, готовы пожертвовать теми, кто, по их мнению, просто так сжигает воздух. То есть детьми.

Петляя по уже знакомым каменным коридорам, Вален ведёт провинившихся вниз, туда, где находятся камеры с преступниками и теми, кого сегодня привезли из Эмбервуда. Хотелось бы ему послать Кристофера к черту и запретить издеваться над детьми, но он усердно делает вид, что ему всё равно. Его мрачное настроение ощущают даже соглядатаи, которые этой ночью не отдыхали, как все, а снова ловили мальчишку, уже несколько дней подряд нарушающего законы города и никак не поддающегося наказанию. Они бы предпочли провести ночь с проститутками, привезёнными Дэймоном, а не караулить этих детей.

Когда Вален останавливается перед решёткой, за которой сидят дети, он достаёт ключи и открывает дверь. Двое из охраны толкают Лиама и Коула внутрь и, гогоча, уходят прочь. Звук металла и щелчок замка отдаются в ушах Шепарда. Когда он поворачивает голову к Грегу, тот лишь качает головой и уже собирается уйти, но останавливается:

– Вы двое устроите дебош – останетесь на арене до конца ваших жалких жизней! Сдохнете сегодня – вам повезёт, а если выживете, Кристофер замучает вас боями. Лучше бы сидели тихо, как сраные мыши, чем сейчас отдуваться за то, что творили! Бой через пятнадцать минут.

Коул, сглотнув вязкую слюну, перевёл взгляд на безразличного Лиама. Тот лишь тяжело вздохнул и поплёлся к стене, по которой затем сполз на пол. Дети, находившиеся здесь, тихонько рыдали. Коул даже узнал парочку из них – они жили в городе и работали так же, как и он. Несколько ребят спали вдоль стен, накрывшись какими-то тряпками. Стоило лишь перевести взгляд вправо, как он столкнулся с парой голубых глаз, пристально смотрящих на него. Нескольких секунд хватило, чтобы понять – это был тот самый мальчишка, который чуть не прибил Лиама.

Тот стоял у стены, сложив худенькие руки на груди, и разглядывал Коула, а затем перевёл взгляд на того, кого вчера хотел зарезать.

– Вы тоже оказались ненужным мусором? – поинтересовался он с ухмылкой на губах.

– Какой ты, оказывается, догадливый, – с иронией ответил Коул, заметив, что мальчуган не настроен на дружеские беседы.

– Это ты мне помешал сбежать и зарезать твоего дружка, да? – пацан оторвался от стены и сделал несколько шагов вперёд.

– Во-первых, он мне не друг, а во-вторых, ты бы не сбежал! Зря пытался! – Коул отошёл в сторону решётки и схватился за неё обеими руками.

– Самый умный, что ли? Ты хоть пытался это сделать? – снова подал голос незнакомец, и на этот раз голову поднял уже Лиам.

– Слышь, малой, не сотрясай зря воздух! Тебя и всех остальных сегодня пустят в мясорубку, и не важно, кто и что пытался сделать! Не думай, что если я позволил тебе меня поймать вчера, то это случится сейчас. Будешь вякать – вырублю, так и не дойдёшь до арены!

– Слышь, чё, самый борзый?

Кажется, новенький только и ждал, когда его кто-то заденет. Он рванул вперёд, но, не заметив движения сбоку, угодил прямо в руки Коула, который уже задолбался от всех этих угроз. Внутри поднялась такая злоба, что готова была разорвать его изнутри. Он поймал пацана, с силой, на которую был способен, повалил его на пол, скрутил руки и прижал шею коленом.

– Как же вы все достали! Тебе раньше времени захотелось на тот свет? Нахрена нарываешься? Без тебя хватает проблем, придурок!

– Отпусти меня! Отпусти, сказал! Да я сейчас разорву тебя! – кричал пацан, пока Коул рывком не поднял его и не развернул к себе лицом.

– Отпусти, урод!

– Да заткнись уже! Встань вон там, в угол, чтобы я тебя не видел! Понял? Пикнешь – выбью зубы!

Но какой там – мальчишке хотелось подраться. Он вырвался и бросился на Шепарда, махал руками и несколько раз попал по лицу. Коул зарычал, схватил его за руки, но не устоял на ногах и повалился на пол. Лиам, наблюдая за клубком ног и рук, только хмыкнул, немного удивившись тому, что Шепард, оказывается, тоже имел характер, но не слишком часто его показывал. Остальные дети, забившиеся по углам камеры, с ужасом смотрели, как перед ними дерутся два разъярённых парня.

Закатив глаза, Лиам поднялся на ноги и сморщился при виде уже двух побитых рож. Подошёл и рывком, не применяя силу, поднял обоих.

– У меня и так башка болит, а вы тут устроили истерику! Заняться больше нечем? Стоять! Я сказал – стоять!

Мальчишка вырывался из рук Лиама, но тот встряхнул его и со всей дури толкнул в сторону стены.

– Сел в угол и заткнулся!

Тот пробежал пару шагов, уже собираясь вернуться, но Лиам гаркнул:

– Я сказал – сел! Дёрнешься, и я тебе втащу! Поверь, будет больнее, чем у него!

– Отпусти! – подал голос Коул, очнувшись от пелены гнева.

Лиам отпустил и хмыкнул, наблюдая, как тот вытирает разбитый нос и поглядывает на дебошира, который теперь сидел на полу, пожирая его взглядом.

– Чего это с тобой, Шепард? Чего взбесился?

Коул перевёл взгляд на него и сплюнул кровь.

– Наверное, ты покусал, вот и бросаюсь теперь на каждого. Отойди, ещё стану таким же, как ты, – диким!

– Шепард, ты вроде башкой не бился, – уже в открытую насмехался Лиам, впервые смеясь с ситуации, где ему не хотелось набить кому-то морду.

– Отвали! – буркнул Коул, пошёл в другой конец камеры и уселся на пол, вытирая кровь с рассечённой брови и носа.

Пожав плечами, Лиам подошёл к решётке и осмотрелся. Отсюда уже были слышны крики собравшихся на арене людей и шаги беззаконников, охраняющих периметр камер. Вдруг неподалёку раздались голоса молящих о помощи. Лиам перевёл взгляд на толпу, шедшую по коридору в кольце охраны. Среди них были мужчины, женщины и даже дети – их вели в сторону зовущей толпы.

Коул, услышав звуки, поднял голову, а потом и вовсе подошёл к решётке, ужасаясь масштабам сегодняшнего шоу.

– Больной ублюдок, – выплюнул он.

– Такое ощущение, что сегодня будет последний день в этом гадюшнике, – прошептал какой-то голос, который показался Коулу знакомым. Он резко обернулся и заметил, как среди толпы стоит Ливий.

– Ты что тут делаешь? – опешил он.

– Получаю наказание от Валена, что ж ещё, – пожал плечами Ливий. – Все, кто был когда-то с тобой в связке, отправили сюда. Так Рэй приказал.

– В смысле?

– Грег распустил отряд, всех отправили сюда, чтобы развлекать кого-то из Эмбервуда.

– То есть ему мало нас, решил всех собрать на арене? – не то спрашивая, не то нет, поинтересовался Коул, переведя взгляд на Лиама.

– Значит, скоро прибудет новая партия беспризорников. До вас всех всегда так было. Девчонок отдавал в проституцию, а пацанов мучил работой, пока они не помирали. Видать, сейчас будет полная чистка Бездны! Поздравляю, мы все вытянули счастливый билет! – монотонно сказал Лиам и осмотрел всех сидящих.

– Получается, нам не дадут ничего, чем мы можем защищаться? – спросил Коул.

– Возможно, и дадут. Правда, вы видели, сколько народу там? Не думаю, что нам что-то достанется.

– И вы все живёте так, как я понял, много лет? И никто из вас не попытался прибить этого вашего лидера? – подключился уже новенький, который поднялся с пола и рассматривал перепуганные лица рабов.

– Раз такой умный, ты-то чего сюда попал? И как понимаю, не раз пытался сбежать, а побег так и не получился? – со скепсисом спросил Ливий.

– Был бы ещё шанс сбежать, то не упустил бы его! А вы как зашли только и ноете о том, что мы все умрём! – бросил новенький и с презрением посмотрел на Коула, который бесил его до усрачки.

– Ну давай, поделись планом, раз такой умный, – Коул сделал шаг в его сторону, но Ливий и Лиам не дали к нему подойти.

– С тобой? Да ни за что! Ты слишком мутный, не доверяю тебе!

Лиам и Ливий не сговариваясь расхохотались так, что звон их смеха ударился об каменные стены и эхом понёсся по коридорам, пока Коул с удивлением на лице смотрел на пацана и впервые в жизни не смог ничего ответить. Он мутный? Да из всех взятых рабов в этом городе именно Лиама считали пришибленным на всю голову придурком, но не Коула.

– Давно я так не смеялся! – сквозь смех сказал Ливий. – Пацан, ты, конечно, крутой и всё такое, но ты не знаешь нашего Коула. Он борец за справедливость, а вот он, – Ливий указал на Лиама, – Легенда! Рабы так и боятся смотреть ему в глаза.

– И чего смешного? – нахмурился новенький.

– Как звать тебя? – спросил Лиам, перестав смеяться.

– Джексон.

– Слушай, Джексон, если бы мы встретились при других обстоятельствах, не в этой камере, то я бы лично познакомился бы с тобой на правах главного раба. Неправильно расставляешь свои доводы. Тебе бы сначала научиться сдерживать свой гнев, а то так и помереть от наказаний можно…

– Сюда идут… – сказал Коул, и все, кто сидел, повскакивали, а те, кто стояли, перестали дышать.

Арена, построенная внутри скалы, казалась тёмной, сырой пастью, готовой поглотить любого, кто осмелится ступить на песок. Оттуда поднимался тяжёлый, маслянистый запах крови, пота и сырости. Каменные стены, пропитанные этой смесью за долгие годы, будто дышали ею, выпуская наружу тухлое дыхание прошлых боёв.

Наверху, на возвышениях, уже собрались люди. Они не говорили громко, но гул голосов, сотканный из напряжённых шёпотов, редких усмешек и нетерпеливых обсуждений, разносился по арене, смешиваясь с эхом, и поднимался вверх, к куполу. Здесь всегда было прохладно, но воздух оставался тяжёлым и вязким, словно насквозь пропитанным ожиданием. Люди, сидящие на скамьях, время от времени ёрзали, устраиваясь удобнее, и наклонялись вперёд. Они ждали зрелища. Ждали крови.

Отдельный вход для лидера города, на фоне остальных мест, выделялся удобствами, но сейчас казался почти неестественно тихим. Взгляды людей, желавших увидеть его, то и дело обращались в ту сторону: кто-то надеялся разглядеть тень в массивном кресле, предназначенном ему, а кто-то, напротив, не хотел отвлекаться. Жители пришли сюда не для того, чтобы просто сидеть – их привело сюда желание увидеть новое шоу. Интерес, азарт, жестокость, страх – всё это смешалось в воздухе, делая его тяжёлым и гнетущим.

Когда массивные створки входа для лидера города с глухим скрежетом распахнулись, гул голосов мгновенно стих. Толпа, только что напряжённо перешёптывавшаяся, застыла, впитывая каждую деталь происходящего. В тёмном проёме показался высокий силуэт, и спустя мгновение, в свете факелов, стал различим Кристофер Рэй. Он не спешил. Его шаги были медленными, выверенными, а взгляд – пустым, словно он смотрел сквозь людей, не замечая их.

За ним следовали гости из Эмбервуда – их фигуры казались чужеродными среди суровых каменных стен арены. Одежда, осанка – всё в них выдавало людей, привыкших к власти и силе.

Толпа ожила. Кто-то наклонился вперёд, кто-то поднялся на ноги, чтобы разглядеть его получше. Среди собравшихся не было единого настроения: одни встречали лидера с почтением, другие – с подавленным страхом, а кто-то не скрывал презрения, но не осмеливался выразить его вслух.

Когда Кристофер приблизился к краю арены, из толпы выкрикнули его имя. Голос эхом отразился от стен, но Рэй даже не дрогнул. Он не ответил, не поднял головы в поисках крикуна. Его лицо оставалось бесстрастным, холодным, словно камень, по которому он ступал.

Несколько человек из толпы начали аплодировать – сдержанно, неуверенно, будто проверяя, поддержат ли их остальные.

Глашатай появился почти одновременно с Кристофером, но если лидер города двигался неспешно, с невозмутимой уверенностью хозяина этого места, то фигура в плаще с капюшоном возникла резко, словно выросла из самой тени. Лицо, как всегда, оставалось скрытым, что только усиливало напряжение среди зрителей.

Толпа замерла в ожидании. Кто-то задержал дыхание, кто-то уже заранее сжал кулаки, предчувствуя, что сегодня будет нечто иное.

Глашатай поднял руки, требуя тишины, хотя она и так почти воцарилась – воздух застыл от напряжения. Его голос прозвучал глухо, но отчётливо:

– Сегодня правила игры поменялись! – голос отдавался в камне, эхом перекатываясь по кругу. – Сегодня не будет привычного боя. Мы меняем правила! С этого дня заключённые и нарушившие закон Бездны будут сражаться. Сражаться до последнего вздоха! Вы готовы?

На короткий миг наступила тишина, а затем, словно прорвав дамбу, арена взорвалась – то ли восторженным рёвом, то ли тревожным гулом. Кто-то выкрикивал что-то одобрительное, кто-то оборачивался к соседу, недоумевая, но всем было ясно одно: отныне битвы станут ещё кровавее. Люди могли только ждать – кто выйдет первым, кого бросят в эту бездну, кто не покинет её живым.

Когда железные решётки распахнулись, на арену вывели группу заключённых. Их шаги звучали тяжело, а лица были пустыми, с тем застывшим выражением, которое бывает у людей, уже увидевших свою смерть. Они не боролись, не сопротивлялись, не пытались что-то доказать – просто выходили, принимая неизбежное.

Толпа наблюдала за ними с предвкушением.

Но когда следом вывели детей, воздух на арене будто сгустился. Те, кто ещё не слышал новости о новых бойцах, подскакивали с мест, яростно выкрикивая ругательства, но другая часть толпы, ревущая от одобрения, заглушала их возмущение. Всем было наплевать, кто умрёт на этом песке.

Даже то, как шли дети, говорило об ужасе. Их шаги были нерешительными, дыхание – сбивчивым. Взгляды метались, цепляясь за стены, за трибуны, за лица тех, кто стоял наверху. Где-то в толпе послышался смех, но он быстро затих, уступая настороженному молчанию.

Стражники толкали их вперёд, загоняя, как скот, и дети не могли скрыть своего страха. Их руки дрожали, плечи подрагивали, а в глазах застыл ужас – настоящий, пронзительный, тот, который не спрячешь никакими масками. Кто-то из толпы едва держался на ногах, кто-то сдавленно мычал, сдерживая рвущийся наружу крик.

Один мальчишка попытался отступить назад, но грубый толчок беззаконника вернул его в строй.

Заключённые смотрели на них с разными выражениями лиц: кто-то – с удивлением, кто-то – с презрением, кто-то – со скукой. Они видели смерть сотни раз, но впервые им предстояло убивать тех, кто ещё не успел стать настоящими бойцами.

Это было неправильно.

Это было мерзко.

Но никто не пытался остановить это.

Они были обречены. Все, кто вышел на этот песок.

– Нам ни за что не перебить тех, кто там стоит, – прошептал Ливий, осматривая бойцов напротив.

– Вижу. Нам всем крышка, – ответил Коул, чувствуя, как бешено колотится сердце, и перевёл взгляд на Лиама.

– Если сегодня выживем, то предлагаю поработать над планом побега, – прошептал Ливий. – Я жить, мать вашу, хочу!

– Ещё один умник, – буркнул Лиам. – Ты не видишь, что отсюда нас вынесут только вперёд ногами?

– Если договоримся прямо сейчас драться сообща, то, возможно, и выживем, – Коул оценивающе оглядел заключённых. Они все были здоровыми, как горы, а значит, неповоротливыми. Дети были меньше и шустрее.

– Неужто хочешь быть моим союзником? – усмехнулся Лиам.

– Ну, если ты хочешь жить, то да. Представь себе, я хотел бы на время перестать враждовать! Хотя это именно ты вечно нарываешься.

– И каков план? – сбоку к ним незаметно подошёл Джексон, чем вызвал у троицы недоумение. Совсем недавно этот пацан кидался на всех и хотел убивать, а теперь напряжённо ждал ответа.

Коул не стал комментировать его присутствие, наоборот, сосредоточенно рассматривал бойцов, пока мужик в капюшоне продолжал говорить о правилах. Они были до банального просты: выжить.

Справа от них стояло оружие, которое мог взять каждый. Но не каждый смог бы его поднять.

– Как умно, – хмыкнул Ливий, и все проследили за его взглядом.

– Поэтому берите только то, что унесёте, – вставил Лиам.

– Думаю, надо сделать так, чтобы они сначала перебили друг друга, а потом действовать по ситуации, – заключил Коул.

– Разделимся на пары. Коул прав: они неповоротливы из-за своих габаритов. Один отвлекает, другой бьёт. Поняли? – Лиам обвёл их взглядом, и все как один кивнули.

Глашатай закончил речь, и арена погрузилась в зловещее молчание. Только тяжёлое дыхание бойцов и приглушённый гул толпы напоминали о сотнях глаз, наблюдающих за ними.

Первыми среагировали заключённые. Им не нужно было обдумывать происходящее – они уже знали, что делать. Дети бросились к оружию. Не все. Кто-то замешкался, пара мальчишек даже не двинулись с места, будто надеясь, что смерть пройдёт мимо. Но те, кто понял правила игры, действовали быстро.

Коул первым схватил нож – лёгкий, с чуть загнутым лезвием. Сейчас ему было всё равно. Лиам выдернул короткий топорик, проверил вес и кивнул, оценивая орудие. Ливий взял кинжал. Джексон подобрал что-то похожее на заточенный обломок трубы.

Заключённые пошли в наступление.

Первые звуки удара стали эхом разлетелись по арене – сталь о сталь, плоть о плоть. Громоздкие бойцы двигались быстро для своих размеров, но дети были проворнее.

Коул отпрыгнул в сторону, когда один из громил попытался зацепить его мечом. Он врезался плечом в Ливия, тот едва не рухнул, но удержался. Они разошлись в стороны, не мешая друг другу. Один удар мог стоить жизни.

Лиам с Джексоном уже были в бою. Заключённый с топором попытался разрубить их обоих, но промахнулся. Лиам ударил первым. Лезвие топорика вошло в предплечье противника. Тот взревел, замахнулся кулаком, но Джексон ударил его в бок. Заключённый покачнулся, но устоял.

– Держись! – крикнул Лиам, отскакивая назад. – Бей по ногам!

Коул отбивался как мог. Он рванул вперёд, целясь ножом в бок ближайшего противника, но тот оказался быстрее – схватил его за запястье. В глазах мальчика мелькнул ужас. На мгновение всё замерло.

И тут кто-то сбоку ударил заключённого по ногам – Ливий!

Громила осел, хватка ослабла. Коул не дал ему опомниться – вонзил нож в шею. Горячая кровь хлынула на руки. Мужчина захрипел, попытался что-то сказать… и рухнул.

Толпа взревела.

Они убили первого.

Джексон и Лиам добили своего противника. Ливий оттолкнул тело, которое едва не упало на него. Но это было только начало.

Заключённые всё ещё оставались в большинстве. Они были опытнее. Но теперь они поняли – дети не просто жертвы. Они могли убивать.

И это делало их опасными.

Началась настоящая бойня.

Крики разрывали воздух.

Мальчишка лет двенадцати шатаясь сделал несколько шагов назад, сжимая дрожащими пальцами слишком большой для него меч. Его взгляд метался. Дыхание сбивалось.

Он не знал, что делать.

Он не знал, куда бежать.

В следующий миг что-то тяжёлое врезалось в него – массивный кулак заключённого.

Удар снёс его с ног. Он рухнул на песок, вскрикнул… но никто не пришёл на помощь.

– Вставай! – кто-то из детей отчаянно закричал. – Вставай!

Но тот не встал.

Огромный сапог опустился ему на грудь.

Раздался хруст.

Мир захлебнулся в крике.

Чуть дальше стоял ещё один мальчишка – белобрысый, с торчащими во все стороны волосами, размахивающий кинжалом и пытающийся удержать приближающегося к нему громилу. Но его движения были хаотичными, неуверенными.

– Отойди! – сипло выкрикнул он, но заключённый только рассмеялся.

– Жалкий, – процедил тот, прежде чем метким движением вонзить нож прямо в живот ребёнка. Тот захрипел, сжался, покачнулся и упал на колени, сжимая рану, из которой уже хлестала кровь. Он не мог кричать – только смотреть в глаза убийце, не веря, что всё заканчивается именно так.

Толпа ликовала. Кто-то выкрикивал имена, кто-то делал ставки, кто-то просто наслаждался происходящим. Это было зрелище. Это было развлечение.

Кристофер Рэй тем временем не выказывал никаких эмоций. Он просто смотрел. Его глаза оставались пустыми, равнодушными. Как и лица тех, кто сопровождал его. Гости из Эмбервуда тоже не реагировали – ни с удовольствием, ни с отвращением. Для них это была лишь игра, не более. Игра, в которой гибнут дети. Как в этот момент на арене мальчишку, едва успевшего взять в руки кинжал, схватили сзади. Заключённый рывком поднял его в воздух, словно куклу, и со смехом произнёс:

– Бегать надо было быстрее, пташка!

Он закричал, дёрнулся, пытаясь вырваться, но не успел. Рывок – и хруст сломанных костей пронёсся по арене. Он упал без единого звука.

Кровь мешалась с песком, впитывалась в одежду, стекала по лезвиям оружия. Запах страха был почти осязаем. Четверо мальчишек двигались быстро, но страх не отпускал их. Они видели, как падают другие, как тонкие детские крики растворяются в реве толпы, как заключённые, измазанные чужой кровью, убивают всех, кто попадается им на пути. Без разбора. Без слов.

– Нас четверо, их шестеро, – прокричал Ливий, прижимая руку к порезу на боку. Он не был смертельным, но жёг огнём.

Коул стиснул зубы, чувствуя, как липкая влага стекает с плеча – один из противников успел задеть его ножом, когда тот уворачивался.

– Надо заставить их убивать друг друга, – сказал Лиам, сжимая пальцы на рукояти топорика. Он прихрамывал на левую ногу, но держался.

– Они не идиоты, – Джексон облизнул пересохшие губы. Его взгляд метался между оставшимися бойцами, высчитывая шансы. Заключённые окружали их, не спеша, наслаждаясь моментом.

– Что, малышня? Думаете, выживете? – один из них ухмыльнулся, лениво прокручивая кинжал в руке. Его лицо было покрыто шрамами, а взгляд говорил о том, что он уже не раз убивал ради развлечения.

– Может, дадим им фору? – засмеялся другой, высокий, с лысой головой и руками, покрытыми татуировками.

Толпа загудела в предвкушении. Коул сжал нож. Его сердце колотилось где-то в горле. Он не хотел умирать. Он не мог умереть.

– Лиам, ты прав, – прошептал он. – Но если мы просто будем ждать, нас убьют.

Лиам перевёл взгляд на самого массивного из заключённых. Тот держал в руках короткое копьё, явно не спеша использовать его.

– Если ударим их первыми, мы сможем их разозлить, – сказал он.

– Или умрём сразу, – усмехнулся Джексон.

Коул сглотнул. Руки дрожали. Картинки падения детей не покидали его разума. Повсюду была кровь. Искалеченные, безжизненные тела. Голова кружилась от запаха, страха, ужаса и паники. Но выбора не было. Не было чёртового выбора – выжить!

– Разделяемся. Бьём быстро. Они не ждут, что мы атакуем первыми.

Кто-то из заключённых сделал шаг вперёд, и четверо мальчишек бросились в рассыпную. Коул не видел, как Джексон вонзил кинжал в шею одного из заключённых. Не видел, как Ливий пронзил живот другому, а Лиам вспорол бедро третьему, заставляя его рухнуть на колени. Всё это осталось на периферии сознания – он только слышал хлопок тела о песок, всплеск крови, гортанный хрип.

Ему не хватило мгновения, чтобы увернуться. Чьи-то руки вцепились в его плечо. Сила рывка была такой, что его ноги взлетели над землёй. В следующий миг он рухнул спиной на твёрдый, пропитанный кровью песок. Воздух выбило из легких. Боль взорвалась в теле, заполняя всё. Звук толпы на мгновение исчез, сменившись белым шумом. Коул не дышал – не мог. Мир рассыпался на вспышки света. Но он был жив. Где-то рядом слышались крики. Кто-то рычал, кто-то хохотал. Коул застонал, попытавшись приподняться, но чья-то нога врезалась в его бок, заставляя его захрипеть.

– Вот и всё, – голос был грубым, наполненным презрением. Он заставил себя открыть глаза. Над ним нависал один из оставшихся в живых – высокий, жилистый, с насмешкой во взгляде. – Как же это жалко, – протянул он, наклоняясь ближе.

Коул видел отражение себя в его глазах – заплаканного, испачканного кровью. Когда он заплакал? Откуда кровь? Его вырвало на песок.

– Да уж, малыш, ты точно не жилец, – ухмыльнулся громила, поднимая топор.

Коул понял, что сейчас умрёт.

Но удара не последовало. Что-то мелькнуло рядом. Чей-то вопль. Громила отшатнулся, хватаясь за лицо, из которого торчал нож.

– Коул, вставай! – крикнул Ливий. Он потянул друга на себя, заставляя подняться на ноги.

Коул с хрипом выдохнул и встал, смотря на оставшихся громил. Он был жив. Они были живы. Но это ненадолго. Двое заключённых медленно сжимали их в круг. И теперь у них не было пути к бегству.

– Достаточно! – прогремел голос Кристофера, как гром среди ясного неба. – Бой окончен!

17 лет назад

«Коул бежит. Песок хрустит под босыми ногами, вязнет, мешает двигаться. Сердце колотится, в горле саднит от жажды. Вокруг – тьма: вязкая, душная, наполненная запахом крови. Она кажется живой. Он слышит дыхание за спиной. Чьи-то тяжёлые шаги раздаются всё ближе, ближе… и БЛИЖЕ. Он не может остановиться. Если остановится – умрёт.

Слева вспыхивает свет – арена. Толпа ревёт, искажённые лица смеются, кричат, требуют крови. Они хотят его смерти. Кто-то бросает камень, и тот с глухим стуком попадает ему в плечо. Коул вскрикивает, но продолжает бежать.

Его глаза МЕЧУТСЯ. Где Лиам? Где Джексон? Где Ливий?

Их нет. Он один. ОН СОВСЕМ ОДИН…

Перед ним – тела. Искалеченные, растерзанные. Он узнаёт их. Те самые мальчишки, с которыми он стоял на песке. Их мёртвые глаза сверлят его, будто обвиняют. Песок впитал кровь, стал липким, вязким, и его ноги тонут в этом месиве. Он не может двигаться.

– Коул…

Он вздрагивает. Голос… знакомый. Медленно поднимает голову и видит Лиама. Тот стоит перед ним, но кожа у него бледная, почти синюшная, а грудь разорвана – огромная рваная рана, сквозь которую видны потемневшие от крови кости.

– Ты бросил нас…

Бросил… БРОСИЛ!

Коул делает шаг назад, мотает головой. Это неправда. Он не мог! Но за Лиамом поднимаются другие. Их глаза полны пустоты. Ливий с перерезанным горлом, Джексон с пробитым животом. Рядом – белобрысый мальчишка, которого убили в последнем бою. Улыбается. Улыбка неестественная, жуткая.

– Ты жив, а мы нет, Коул. Почему?

Он хочет закричать, но не может. Горло словно сковано железом. Крик и смех разрывают пространство. Коул хватается за голову и начинает кричать вместе с ними, но крика не слышно. Всё вокруг становится красным, его руки покрываются чем-то вязким, и это нельзя стереть. Коул оборачивается. Заключённые идут к нему. Лица размазаны, неестественные, изломанные в чудовищных ухмылках. Их руки тянутся к нему.

– Сражайся, малыш! – орёт кто-то из толпы. – Сражайся!

Топор. Ему нужен топор. Он поворачивается, но оружия нет. Только его руки. Снова руки. Они повсюду!

– Сражайся!

К нему бросается фигура. Он зажмуривается, вскидывает руки. Чувствует, как пальцы впиваются в плоть, как что-то хрустит под его хваткой. В нос ударяет запах крови – горячей, вязкой, удушающей.

Крики. Хрип. Толпа. Свет…

Коул закрывает глаза, и из горла вырывается крик. Но в следующую секунду – тишина.

Он медленно отрывает от глаз руки. На земле перед ним – тело. Маленькое. Худое. Детское.

Коул делает шаг назад, задыхаясь. Он видит его лицо. Заплаканное. Изуродованное страхом.

Это он.

Он убил… себя?

Тело вздрагивает, рот раскрывается, и мёртвый Коул шепчет:

– Ты всё ещё жив…

Он захлёбывается тьмой.

И просыпается…»

Темнота камеры давит, грудь поднимается в рваных вдохах. Сон. Это был всего лишь сон. Но внутри всё ещё липкий ужас, а запах крови не исчезает, даже если начать смывать её до боли горячей водой. Коул садится на постели и, пока никто не видит, стирает слёзы с мокрых щёк, жмётся в самый дальний угол кровати и обнимает колени.

На протяжении чёртовых трёх лет он не спит. Днями, неделями, месяцами. Кажется, этот замкнутый круг никогда… вообще никогда не закончится. Закрывает глаза – и снова там. Там, куда бы с большим удовольствием никогда не возвращался. Тело дрожит от усталости, но он не может позволить себе отключиться. Сон – это слабость. А слабость убивает. И от этого внутри растёт гнев. Он мучительно медленно разрывает изнутри. Коул раздражён, резок, вспыхивает с полуслова. Каждый резкий звук заставляет его сжимать кулаки. Если кто-то смотрит слишком долго – он готов ударить. Если кто-то подходит слишком близко – отталкивает.

Он больше не боится. Он зол. Ведь страх – это слабость. И если он не избавится от неё…, то она сожрёт его изнутри. Он стискивает зубы до хруста, тело напряжено, пальцы сжаты в кулаки, а внутри пульсирует неутихающая ярость. Глубоко внутри всё ещё звучат крики, шёпотом тянутся предсмертные хрипы, и даже затхлый запах камеры не может смыть этот липкий, приторный запах крови. Он не чувствует холода, не ощущает усталости – только пустоту, которая разрастается с каждым днём. С каждым мгновением, когда он закрывает глаза и снова оказывается там. Там, где детские тела падают в песок, где их глаза застывают в немом ужасе, а дыхание обрывается. Там, где страх делает тебя жертвой, а слабость – мёртвым.

Он больше не боится. Он не имеет права бояться.

Злость душит, не давая ни кричать, ни рвать, ни бить. Внутренний зверь, которого он сам вырастил, требует выхода, но выхода нет. Все вокруг продолжают жить. Людям нет до него дела, они не смотрят в его сторону, не замечают их затравленные взгляды. Им не понять. Они не были там. Они не сражались, не видели, как рушатся последние остатки человечности. Коул сжимает руки так, что ногти врезаются в ладони. Боль помогает. Боль напоминает, что он ещё здесь. Пока что.

Сбоку скрипит кровать, но он не поворачивает голову. Он знает, кто это. Знает, что сейчас услышит.

– Опять не спал?

Голос звучит ровно, без осуждения, но внутри него скрыто понимание. Коул молчит.

– Так ты себя угробишь.

Он усмехается – коротко, зло. Как будто это кого-то волнует. Как будто это что-то меняет.

– Да пошло оно всё, – бросает он сквозь зубы, резко встает. Адреналин ударяет в голову. Он чувствует, как дрожит от напряжения, как мышцы ноют от бессонницы. Ему нужен выход. Ему нужен бой.

Он разворачивается, но его хватают за плечо.

– Коул…

Он резко сбрасывает чужую руку и, прежде чем успевает остановить себя, врезает кулаком в стену камеры. Костяшки вспыхивают болью, но внутри всё так же пусто. Ему нужно больше. Ему нужно что-то, что заставит заткнуться этот проклятый голос в голове. Иначе он просто сойдёт с ума.

– Твою мать! Угомонись! – Ливий перехватывает друга за руки, рывком тянет его к бочке с водой и окунает.

– Отпусти! – успевает крикнуть Коул перед тем, как погружается в ледяную воду.

– Ага, чтобы ты сейчас с кем-то сцепился? Ни за что! – Несколько недолгих секунд он держит Коула под водой, а потом, чтобы не получить пиздюлей, вытаскивает его и отпихивает от себя.

Шепард по инерции пробегает немного вперёд, сплёвывает, вытирает лицо руками, затем разворачивается и смотрит на Ливия уже не таким убийственным взглядом. На кроватях замечает Лиама и Джексона: первый сидит, скрестив руки под грудью, а второй застыл на локтях с кривой ухмылкой на губах.

– Опять дебоширишь? – интересуется Джек, получая от Шепарда вытянутую руку и красноречивый жест, показывающий, куда ему стоит пойти.

– Уже успокоился, – комментирует вместо Коула Ливий. – И, надеюсь, сегодня не станет нарываться!

– Да пошли вы! – Коул отходит от Ливия и, проходя мимо верёвки, на которой висят вещи, резко сдёргивает сухую футболку, снимает мокрую и швыряет в сторону.

– Да ты охренел?! Это моя футболка! – кричит ему Лиам.

– Я знаю! – отвечает Коул и выходит из камеры под строгим взглядом охраны, которая уже поднимает всех бойцов, чтобы отправить их в душ, а потом на завтрак.

Длинная вереница бойцов тянется по каменным коридорам. Среди них не слышно ни единого звука – только шаркающие шаги и сонные стоны, пока охрана под строгим контролем гонит всех дальше и дальше. Коул не спеша движется в ногу со всеми остальными, и ему не нужно оборачиваться, чтобы понять, что его сокамерники догнали его и идут рядом.

Свет, исходящий от факелов, развешанных вдоль каменных стен, подрагивает, когда он проходит мимо. Впереди маячат мужчины, которых по десять человек отправляют в комнату с душем. Хотелось бы, конечно, чтобы там была горячая вода и хоть какой-нибудь обмылок, чтобы смыть с себя пыль и грязь вчерашних работ. Но это слишком дорогая роскошь. А для бойцов арены – и вовсе ненужная вещь.

Коул и его сокамерники заходят в комнату в порядке очереди и, не сговариваясь, встают под самодельный душ, откуда идёт исключительно холодная вода. Никто из четвёрки не обращает внимания на то, что кто-то из подростков поймал самого слабого бойца – чудом уцелевшего на арене, но медленно умирающего среди себе подобных. Двое самых рослых парней трахают бедолагу в углу, а тот не издаёт ни звука, понимая, что если закричит, ему сделают только больнее. Даже охрана никак не комментирует происходящее, ведь тут всем наплевать друг на друга, даже если кто-то кого-то убьёт.

Минуты, выделенные на мытьё, подходят к концу, и все, кто стоял под душем, практически синхронно отходят от него. Надевая свои вещи, они встают в ряд перед ожидающим их охранником. Их ведут дальше, пока не выводят в место, где всех кормят. И то – назвать это едой язык не поворачивается, но если не есть, тело ослабеет, и выжить на арене будет проблематично. Поэтому, приближаясь к стеллажу, Коул, даже не смотря на то, что ему ставят на его поднос, двигается дальше и, в самом конце, уходит в сторону, прямо к столам. Вокруг по-прежнему стоит тишина, нарушаемая только звуками чавканья и недовольными репликами самых бойких.

Лиам садится за стол, следом – Коул и Джексон. Самым последним появляется Ливий. Все, как один, кривятся от запаха варева, напоминающего, ей-богу, рвотину, и набираются сил, чтобы это съесть.

– Да это невозможно есть, – кривится Ливий и отодвигает от себя поднос.

– Да неужели? – с ехидством бросает Джексон, но не перестаёт жевать на вид не слишком эстетичную, но при этом абсолютно безвкусную еду.

– Ешь, а то всю ночь буду слышать, как твой желудок жрёт сам себя, – хмуро говорит Лиам и бросает взгляд на Шепарда, который почти всё уже съел, неотрывно глядя в одну точку на столе.

Если бы Лиаму ещё тогда, три года назад, сказали, что всё будет так, как сейчас, он бы не поверил, покрутил пальцем у виска и сказал, что все сошли с ума. Но, увы, теперь он так не скажет. Жизнь за эти годы слишком изменилась, как и, в принципе, вся Бездна. Тот первый бой, когда Кристофер их остановил, стал началом конца. Это не было жизнью – лишь простым существованием. Рэй ещё год издевался над всеми рабами, включая его и Шепарда, но каждый раз их четвёрке удавалось выжить, научившись играть по правилам лидера города. Как и предполагал тогда Лиам, в Бездну завезли новых рабов, а тех, кто из стареньких создавал слишком много проблем, отправили на арену – и притом пожизненно.

И вот уже три года никто из тех, кто здесь живёт, не видел дневного света, не говоря уже о том, чтобы выйти без охраны. Рэй приказал разделить тюрьму между заключёнными и бойцами, чтобы ни те, ни другие не поубивали друг друга до выхода на арену.

И как же так получилось, что вся четвёрка осталась на арене, которая когда-то принадлежала Кристоферу? Ответ был прост: Рэю нравилось наблюдать за своими игрушками, которые в первый год постоянных боёв убивали всё лучше и лучше. Видеть, как выродок Шепарда из мальчишки превращается в убийцу, теряя остатки человечности. Ведь такими можно легко управлять: достаточно сломать его и взрастить внутреннего монстра, который позже будет жаждать только одного – убивать. Лиам не даст соврать, что слышал эти слова, когда Рэй вызывал его к себе и заставлял «играть» в обмен на жизнь его брата.

Что касается Ливия и Джексона, их приказали не трогать – только потому, что они оказались живучими и умели устраивать на арене кровавые бои.

Как итог всех новых правил, Лиам видел, как когда-то любящий справедливость человек ломается, превращаясь в подобие того, кем хотел его вырастить Кристофер. За эти три года Коул стал чаще драться, не спать, злиться по пустякам, искать любую причину для драки. А выходя на арену, первым бросался на противника, лишь бы выпустить пар. Не зря в их камере всегда стояла бочка с холодной водой – только она могла усмирить внутренних монстров и вернуть в жестокую реальность.

В последние несколько недель не только Лиам заметил, что Шепард становится всё агрессивнее, но и Джексон – тот, кто изначально был таким же, как Коул сейчас. Он не мог справиться с этим, пока в его жизни не появились ребята, научившие его бороться и выпускать эмоции только на арене. Ливий, который с момента появления Коула был рядом, понимал, что пацан ломается. И с этим срочно нужно было что-то делать.

– Меня сегодня заберут, – спустя несколько минут молчания сказал Лиам. Не поднимая головы от подноса, он посмотрел на парней. – Буду договариваться за нас всех.

Коул поднял взгляд и усмехнулся, будто понимая, что выйти отсюда – значит обречь себя на издевательства Кристофера. И как выбрать? Остаться и умереть здесь или подчиниться и терпеть то, что он делает с детьми?

– Только не кипятись, Коул. Мы тут три года сидим, и если не выберемся, то план побега, который строился столько месяцев, так и останется мечтой. Будем слушаться Рэя и участвовать в боях, но наверху, – тихо сказал Джексон.

– Думаю, стоит попробовать, – задумчиво добавил Ливий.

– Пока меня не будет, ведите себя хорошо. В противном случае останемся здесь навсегда. Рэй и так постоянно требует докладывать о вас, и за этот год пока не было серьёзных стычек…

Год назад парни договорились, что перестанут драться и нарываться на неприятности, что всю свою злость будут выплёскивать только на арене, как того требовал лидер города. И, возможно, у Лиама получится выпросить жизнь наверху – быть полностью под контролем Кристофера, давая тому полный доступ к «играм», которые он так любит. Параллельно всему этому – изучать Бездну, все её возможные ходы и людей, которые её охраняют, чтобы, когда они будут готовы, сбежать.

За три года, что Лиам бывал у Кристофера, многое изменилось. Появилась главная улица, несколько ночных заведений, включая бордели, даже гостиницы, которые принимают всех желающих посетить арену. Кристофер, используя детей, подростков и тех, кто был отдан на утиль, сумел построить бизнес. Многие поселения в округе часто приезжают к нему и заключают договора на сотрудничество, за исключением нескольких городов, которые не воспринимают насилие.

– Джек, смотрите за ним. Если снова начнёт терять контроль – вырубайте. Пусть лучше спит, чем испортит нам весь план. Я понимаю, что там, наверху, нас не ждёт ничего хорошего, но только так мы сможем свалить, – прошептал Лиам Джексону, когда они вереницей спускались в недра скалы. В обычные дни, когда не было боёв, всех отправляли работать – и всем было плевать, умеешь ли ты держать в руках инструменты.

– Постараемся, – кивнул парнишка. И когда их пути с Лиамом разошлись, он догнал Ливия, который следовал прямо за Шепардом.

За три года беспрерывного активного труда все подростки, хоть и жили под землёй, не выглядели дохлыми. Месяцы тренировок между собой и боёв на арене подкачали тела, вырисовывая на каждом молодом теле мышцы и рельеф. Работа в шахтах не давала потерять тонус. Из-за нехватки электричества и тепла всех заключённых и бойцов отправляли добывать уголь, обрабатывать его, а затем фасовать. Каждый человек, живущий здесь, знал, чем будет заниматься, а взамен получал постель, еду и возможность принять хоть какой-то душ. Самых послушных отправляли на поверхность, а кого-то и вовсе забирали в патруль, хотя таких было немного.

– Ты как? – спросил Ливий, оказавшись рядом с Коулом, который, подойдя к фасовочному коридору, застыл на месте. Его трясло, взгляд казался остекленевшим. – Коул?

– Всё нормально, – сквозь зубы произнёс Коул, отгоняя от себя внезапно появившийся запах крови. Он сработал как триггер, взыграв на эмоциях, и казалось, ещё чуть-чуть – и драки не избежать.

– Посмотри на меня, – Джексон обошёл Коула и насильно поднял его голову. – Дыши. Просто, мать твою, дыши! Я обещаю – скоро это закончится, и мы выберемся отсюда. Ты понял?

– Убери руки! – рыкнул Шепард, но Джексон только шагнул ближе и заставил того отступить назад.

– Лучше врежь мне – это будет поводом вырубить тебя, чтобы ты немного отдохнул. Либо карцер, Коул. Выбирай.

– Шухер! Веди его на фасовку и следи за ним, я буду в соседнем помещении, – быстро сказал Ливий и толкнул ребят в коридор, чтобы их не заметила охрана и месяцы стараний не пошли насмарку.

Джексон тащил за собой Коула, который от усталости, недосыпа и выброса адреналина едва передвигал ногами. Если сегодня за ними не будут так пристально следить, он спрячет друга между ящиками и даст ему поспать. В противном случае Коул просто сорвётся на кого-нибудь – и всё будет потеряно.

Фасовочный зал был огромный. Куда ни посмотри – высокие каменные потолки, переходящие в стены, а затем в пол. Посередине помещения громоздились кучи обработанного угля, который в данный момент фасовали ребята с ночной смены, позже передавая дневным.

– Иди ровнее! – зашипел на Коула Джексон и повёл его в самый конец зала, туда, где обычно работал сам. Там же можно было спрятать друга и дать ему немного времени прийти в себя. Шум фасовочного зала убаюкивал лучше, чем камера и её тишина.

Как только Джексон отпустил Коула на груду мешков, тот сразу вырубился.

Дейв сидел на кровати, уткнувшись лбом в колени, и слушал, как за стеной вновь разворачивалась буря. Отец снова кричал, и, хотя мальчик не видел его лица, он прекрасно знал, каким оно было в этот момент – перекошенным от злости, с выступившими на шее жилами, с этим взглядом, который прожигал любого, кто осмеливался ему перечить. Сколько раз это уже было? Десятки? Сотни? Эти скандалы вспыхивали внезапно, без всякой причины, по мелочам, на пустом месте – как будто Брайн просто искал повод, чтобы вылить всю свою желчь и ненависть.

– Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?! – голос отца ударил, как гром. – Нет, конечно, не соображаешь. Ты же у нас дура.

Аврора молчала.

Дейв знал, что это её способ защититься, спрятаться, попытаться унять его злость, но это никогда не работало.

– Я ничего не сделала, – наконец произнесла она, и в её голосе была усталость.

– Именно! – рявкнул Брайн, и тут же раздался глухой удар. Что-то тяжёлое полетело на пол – возможно, ваза или стакан, а может, он просто пнул стул. – Ты ничего не делаешь! Ни-че-го! Ты даже говорить нормально не можешь, не то что думать!

Дейв сжал пальцы так сильно, что ногти врезались в кожу. Ему хотелось броситься туда, выбежать из комнаты, встать между ними, закричать, чтобы отец замолчал, чтобы он не смел так говорить. Но он знал, что это бесполезно. Он уже пытался – и каждый раз всё заканчивалось одинаково. Отец бросал на него короткий, полный презрения взгляд, а потом мог ударить или швырнуть на пол, а мама подбегала, хватала его за руки, шептала сквозь слёзы:

"Дейви, пожалуйста, не лезь… ради бога, не лезь…"

Но как он мог не лезть?

Он слышал, как мать сделала шаг назад, слышал её тихий, сбившийся вдох – словно ей было страшно даже дышать.

– Брайн… – начала она, но голос её предательски дрогнул.

– Заткнись, – отрезал он.

И снова эта тишина.

Тягучая, тяжёлая, словно в комнате кончился воздух. Дейв стиснул зубы, потому что знал, что будет дальше.

Отец всё равно уйдёт, когда ему надоест, а мама будет сидеть на диване, сжимая голову руками, долго, очень долго. А потом соберёт себя по кусочкам, поднимется, подойдёт к зеркалу, приведёт себя в порядок, и если её голос дрогнет при разговоре с кем-то из знакомых, она поспешит улыбнуться и скажет:

"Всё хорошо."

Но он-то знал.

Он знал, что в этом доме ничего хорошего не было.

Его отец был героем на людях, но монстром за закрытой дверью.

И Дейв ненавидел его.

Ненавидел настолько, что в такие моменты, сжимая кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не врезать чем-то тяжёлым в стену, он мечтал об одном – чтобы Брайна не стало.

Чтобы он однажды не вернулся домой.

Чтобы его машина на полном ходу врезалась в столб.

Чтобы его сбил грузовик.

Чтобы он просто исчез.

Тишина длилась всего несколько секунд, но Дейву казалось, что прошло несколько минут. В эту паузу, наполненную сдерживаемым напряжением, он различал только гул собственной крови в ушах. Он знал, что будет дальше. Знал, что отец не уйдёт просто так, что ему мало слов, что ему нужно что-то большее.

И этот момент наступил – резкий, оглушающий звук удара. Не по мебели, не по стене. По коже. По живому.

Мать пискнула.

Дейв тоже.

– Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? – Брайн говорил теперь тише, почти рычал. – Ты думаешь, я не знаю, о чём ты думаешь?

Аврора не отвечала, но Дейв слышал её дыхание. Рваное, судорожное, словно ей не хватало воздуха.

– Ты неблагодарная тварь, – продолжал отец, и тут же раздался второй удар.

Аврора зашипела от боли и больше не издала ни звука.

Мальчик не выдержал.

Он вскочил с кровати, бросился к двери и распахнул её так, что она со стуком ударилась о стену.

– Хватит! – закричал он, и его голос отозвался эхом.

Брайн резко обернулся.

Он не ожидал его увидеть.

Они оба застыли, глядя друг на друга – отец и сын, на мгновение скованные этим взглядом. В глазах Дейва пылал огонь. А у Брайна поначалу читалось лишь удивление, но потом оно сменилось раздражением.

– Ты что-то сказал? – Его голос был ровным, даже ленивым, как у зверя, который только что прервал свою трапезу.

– Я сказал, хватит! – повторил Дейв, сжав кулаки.

Отец усмехнулся.

– Что ты сказал? – Он шагнул вперёд.

– Не смей её трогать!

Брайн не замахнулся сразу. Он смотрел на него сверху вниз – медленно, холодно, изучающе. А потом всё же двинулся вперёд, быстро, резким движением сократив расстояние.

Дейв отступил, но не успел даже поднять руки, как почувствовал мощный удар по лицу. Всё вокруг дёрнулось, в глазах потемнело, мир резко накренился, и он рухнул на пол, ударившись коленом.

– Не тебе указывать мне, сопляк, – Брайн говорил спокойно, как будто объяснял что-то очевидное.

Дейв видел, как мама метнулась к нему, но Брайн схватил её за запястье и резко отдёрнул.

– Стой, где стояла, – его голос стал ледяным.

Дейв хотел снова вскочить, броситься на него, но мать покачала головой, умоляюще глядя на него. Он тяжело дышал, сидя на полу. Щёка горела, во рту ощущался солёный привкус крови, но он не мог позволить себе плакать, не мог показать, что ему больно. Он чувствовал, как грудь сжимается от злости, как по телу разливается дрожь, но ничего не мог сделать. Он смотрел на отца снизу вверх и видел перед собой не человека, а чудовище.

Брайн всё ещё держал мать за запястье – его пальцы вонзились в её кожу, оставляя красные следы. Аврора не пыталась вырваться, просто стояла, опустив глаза, и Дейв ненавидел её за это. Ненавидел за молчание, за смирение, за то, что она позволяла ему так с собой обращаться. Он не понимал, почему она просто не убежит, не уйдёт, не сделает хоть что-то.

– Смотри, чему ты учишь своего сына, – усмехнулся Брайн, его голос звучал с отвращением. – Он уже ведёт себя как баба. Лезет, куда не надо, но при этом слабый, как ты.

Дейв сжал кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони.

– Ты ошибаешься, – прошипел он.

Отец снова посмотрел на сына – с лёгкой насмешкой в глазах.

– Правда? И что же ты сделаешь?

Дейв молчал.

Он был ребёнком.

У него не было силы, не было возможности дать сдачи, но он знал – однажды это изменится.

– Всё. С меня хватит, – Брайн резко разжал пальцы, и Аврора вздрогнула, когда её рука свободно упала вниз. – Вы оба меня заебали.

Он отвернулся и направился к выходу. Дейв проследил за ним взглядом, не моргая, наблюдая, как он вышел в коридор, как хлопнула входная дверь, как наступила оглушительная тишина.

Аврора тут же метнулась к нему, опустилась на колени и обхватила его лицо ладонями, осматривая синяк, который уже начинал проступать.

– Господи, Дейви… Зачем ты… – её голос дрожал, глаза были полны слёз.

Дейв резко вырвался из её рук.

– Почему ты ничего не делаешь? Почему ты всегда молчишь?!

Мать отшатнулась, словно он ударил её.

– Я… Я просто… – она всхлипнула, но не смогла договорить.

– Он бил тебя, мама! – Дейв вскочил на ноги, глядя на неё сверху вниз. – Ты думаешь, если будешь молчать, это когда-нибудь остановится?!

Аврора закрыла лицо руками, и Дейв почувствовал, как в горле встал ком.

Он не хотел кричать на неё.

Он просто не мог больше терпеть.

Несколько минут они стояли в тишине. Аврора всхлипывала, но старалась быстро взять себя в руки. Дейв смотрел в стену – в ту самую, за которой только что разыгрался кошмар, – и злость внутри него не утихала.

Он подошёл к матери и взял её за холодные пальцы.

– Я разберусь с ним, – тихо сказал он.

Аврора вскинула на него испуганный взгляд, но Дейв смотрел на неё спокойно.

– Однажды, мама. Я разберусь с ним.

Она покачала головой.

– Дейви… Не говори так.

– Но ты ведь этого хочешь? – Он сузил глаза. – Хочешь, чтобы его не стало.

Она не ответила.

Но ей и не нужно было отвечать.

Дейв всё понимал.

Аврора, потянув за собой Дейва, усадила его на диван рядом с собой и обняла. Женщина не смогла сдержать эмоций, и слёзы потекли по её щекам. Её совсем большой сын уже в который раз пытался её спасти и не дать отцу вывалить на неё гнев, накопленный за целый день. И если бы десять лет назад она знала, за кого выходит замуж, то, несомненно, отказалась бы от такого предложения. В то время Брайн был учтив, местами галантен, даже добр, но со временем всё изменилось, и каждый её незначительный проступок карался его гневом. Сегодня он решил выместить на ней свою злость только из-за того, что они с Домиником не могут найти Коула, что всё валится из рук и что её брат не хочет признавать своего сына погибшим.

Даже смерть их с братом отца не была такой горькой, как поиски мальчишки, которому не сиделось дома, который решил, что сам сможет найти свою мать. Даже два года назад, когда его искали в Бездне, куда привозят всех беспризорников, Коула так и не нашли, а Доминик отказывается верить в худший вариант, потому что чувствует, что он жив.

– Мам, а Коула действительно больше нет? – вдруг спросил Дейв, отрываясь от груди матери.

Она сжала губы в тонкую полоску, а затем грустно улыбнулась ему, убирая кудрявые волосы со лба.

– Не знаю, сынок. Твой дядя уверен, что твой брат по-прежнему жив и совсем скоро вернётся домой.

– Но папа всегда с ним ругается. Вчера я слышал, как он кричал на дядю и говорил, что больше не станет отправлять своих людей на поиски Коула, что он умер ещё три года назад.

– Хотелось бы мне верить, что твой отец не прав…

– Он мне не отец! – возразил Дейв, нахмурившись.

Аврора усмехнулась и поцеловала сына в лоб.

– Мам, перестань меня целовать! Я не маленький!

– Ох, Дейви… – Она хихикнула. – Ты у меня ещё маленький! И мама всегда имеет право поцеловать своего спасителя!

Она кинулась к ребёнку, и они, смеясь, вместе упали на диван. Дейв смеялся, пока Аврора целовала его ещё по-детски пухлые щёчки, наслаждаясь его смехом и протестами. Наверное, её сын был единственным мужчиной, которого она по-настоящему сильно любила.

За дверью их маленькой квартирки, где обосновалась новая база Риверфорда, послышались голоса, которые остановили Аврору и Дейва. Они оба замолчали и поспешили выйти в коридор. На верхнем этаже, где находился рабочий кабинет её брата, разразились громкие разговоры и едва уловимый детский плач. Заинтересованность взяла верх, и женщина поспешила к лестнице.

Дейв побежал вперёд матери и, выскочив в коридор, замер, заметив в двадцати шагах двоих детей. Их грязная, поношенная одежда говорила о том, что в город привезли очередных найденышей. Из-за спутанных волос и слоя грязи было непонятно, мальчики это или девочки.

Аврора, будучи хорошим врачом, поспешила к брату и его людям, которые, скорее всего, объясняли Доминику, откуда привезли детей. Тот, в свою очередь, незамедлительно начал расспрашивать о своём сыне, напугав ребят.

– Ребята, позовите, пожалуйста, Лауру и Кенди в кабинет Доминика, – сказала она, схватив брата за плечо и направляя его в нужную сторону. – А ты двигайся в кабинет! Не пугай детей!

– Разговори их! Мне нужно знать, знали ли они моего сына! – Доминик было пошел вперёд, но замер, подцепил пальцами лицо сестры и всмотрелся в её глаза – заплаканные и опухшие.

– Дом, отпусти! – испугалась Аврора и поспешила отвернуться.

– Почему глаза красные? Плакала?

– Всё хорошо. Иди в кабинет, мы за тобой!

Стоявший неподалёку Дейв скривился от того, что его мать в сотый раз ничего не говорит своему брату, что не хочет никого огорчать своими проблемами, потому что ему сейчас не до неё. Дейву так и хотелось крикнуть, что во всём виноват его отец, что он заставляет мать плакать, что бьёт её! Но момент был упущен – дядя направился к кабинету, а его мама, заговорив с испуганными детьми, повела их за собой. Ему тоже стало интересно, что они могут сказать, и он поспешил за ними, но, дойдя до порога кабинета, застыл и прислонился щекой к косяку, не заходя внутрь.

– Боже, почему вы такие худые? – возмутилась Аврора, подбежав к кувшину с водой, налила понемногу в несколько стаканов, вернулась и дала их детям, которые, не сговариваясь, накинулись на воду, осушив всё за считанные секунды. – Больше пока не дам, а то вдруг станет плохо. Как вас зовут?

Доминик, стоявший у окна, обернулся и посмотрел на мальчишек, но их худоба и грязь не давали понять даже примерный возраст. Первый поднял взгляд на Аврору и тихонько прошептал:

– Меня Рон зовут, а мой друг не сможет вам ответить. Его зовут Дин.

– Почему он не сможет ответить? Он не умеет говорить? – поинтересовалась Аврора.

– Ему за непослушание отрезали язык, – ответил Рон, вызвав шок на лице женщины и мужчины, стоявшего позади неё. И, наверное, если бы он видел лицо Дейва, то на нём был бы страх.

– Какой кошмар! Откуда вы? Что с вами случилось? Почему в таком состоянии? Господи, Доминик, ты посмотри на них! Это же ужас! Отрезали язык! Да что же это творится?! – возмутилась женщина, присев на корточки перед Роном и поправив его лохматые, отросшие волосы. – Рассказывай, тебе и твоему другу тут ничего не угрожает.

– Я… то есть мы были в рабстве, в Бездне… У нас… у нас получилось сбежать. Охраны на воротах не было, и мы убежали… Это вышло случайно. Бежали всю ночь, пока… – он бросил взгляд на дверь и увидел мальчишку, который смотрел на него с широко раскрытыми глазами. Аврора тоже перевела взгляд.

– Это мой сын, Дейв. Он не опасен, если ты боишься.

– Не боюсь, – сразу ответил Рон. – Мы бежали, пока нас не поймали люди отсюда.

Доминик, сдерживаясь из последних сил, схватил со стола портрет Коула и поспешил подойти. Аврора, увидев, как дети напряглись, повернулась, а затем встала, забрав у брата лист. Она присела перед ребятами и спросила:

– Вы видели этого мальчика? – Она протянула листок.

Рон моментально изменился в лице, а Дин попытался что-то сказать, но в итоге послышалось только мычание.

– Это… это же Коул? – едва слышно проговорил Рон, а Дин закивал головой так быстро, что взрослые напряглись. – Это Коул! Он жил с нами! Он был в нашем отряде, а потом его наказали за непослушание и заставили работать отдельно от нас!

– Вы уверены? Вы видели моего сына? Где?! – не выдержал Доминик, подошёл вплотную к детям и почти рухнул перед ними на колени. – Он в Бездне?!

– Дом, подожди! Не спеши! Ты пугаешь их! – вмешалась Аврора. – Потерпи, прошу!

Она схватила брата за плечо и заставила замолчать. Мужчина, потерявший надежду на то, что его сын до сих пор жив, сейчас как будто заново начал дышать. За столько лет нашлась зацепка!

– Он… он был с нами, а потом его отдали Валену, а он заставил его работать. М-мы не знаем где. А потом Кристофер отправил его на арену, потому что Коул всегда дрался с Лиамом. Этот мальчик был личным фаворитом Рэя. А последние три года никто о них не слышал. Еще там был Ливий и новенький, Джексон, который чуть не убил Лиама…

– Подожди, подожди! – Рона остановила Аврору, запутавшись в словах. – Как это три года никто о них не слышал?

– Ну, в городе немного поменялись обстоятельства, и всех, кто нарушал закон, навсегда отправляли на арену – драться с заключенными, – тихо ответил Рон.

– Господи! – Аврора прикрыла рот рукой и перевела взгляд на брата, который слышал все это и только сейчас начал осознавать, что его сын, возможно, действительно погиб. Что он не смог выжить в том аду, что оказался слишком слабым и неподготовленным к боям. – Дом…

– Уведи детей, – надломленный голос Доминика, казалось, утратил все силы. Мужчина кое-как поднялся и чуть было не упал, но Аврора успела его поймать. Он оттолкнул руки сестры и, с невидящим взглядом, побрел к столу, а затем упал в кресло.

– Доминик… – Аврора не смогла сдержать слез, которые потекли по щекам, раскалывая душу. Даже Дейв, услышав всю историю с начала и до конца, понял, что его брата больше нет.

– Я разнесу всю эту бездну до самого основания! Кристофер видел, что я ищу Коула! Я знал, что ребенок у него! Знал! – Доминик в порыве злости смахнул со стола все, что на нем лежало, и схватился за голову, зарываясь пальцами в волосы.

Аврора, передав детей своим помощникам, поспешила к брату и обняла его.

– Тише, тише, Дом. Я понимаю, каково это… Господи, мой маленький Коул… мой сыночек… – всхлипнула она и почувствовала, как рядом с ней появился Дейв. Он пролез между ними и залез на колени дяди, крепко обняв того за шею.

– Я просто так это не оставлю, – прошептал Доминик и поцеловал племянника в макушку, прижимая его к себе. – Кристофер пожалеет о том, что не умер во время катастрофы. Я клянусь!

Толпа ревела, сотрясая воздух низким, животным гулом, который пробирался под кожу, змеился по венам, смешиваясь с грохотом шагов, ударами, хрустом костей. Запах крови смешивался с потом, пылью, горячим дыханием сотен людей, чьи голоса сливались в единый поток. Арена жаждала зрелища, жаждала боли, жаждала крови, и Коул чувствовал это кожей, каждым нервом, каждым мускулом, пульсирующим от напряжения. Его пальцы были в крови, но он уже не знал, своя это кровь или чужая. Песок под ногами был мокрым, скользким, он тянулся к телам, словно хотел поглотить их, втянуть в себя, сделать частью арены. Он слышал, как где-то справа тяжело дышит Лиам, слышал приглушённые удары, видел в уголке зрения, как Ливий, шатаясь, поднимается, зажимая бок.

Боль была здесь повсюду. Она не имела лиц, не имела жалости – она просто была. Жила среди них, впитывалась в стены, в крики, в слёзы, в пыль, которая оседала на коже, делая её шероховатой, грубой.

Перед Коулом стоял человек – громада, массивная фигура, с лицом, изрезанным шрамами, с глазами, в которых не было ничего, кроме жажды ломать, рвать, убивать. Он двигался медленно, но каждый его шаг отзывался гулким эхом, обещая боль. На его руках, покрытых рубцами и старыми ожогами, вздувались вены, а кулаки были больше, чем Коул мог бы охватить своей ладонью. Он не просто стоял здесь – он наслаждался моментом, растягивал его, словно зверь, играющий с жертвой.

Сохраняя всё это время желание кого-нибудь ударить, Шепард с каким-то удовлетворением ожил, когда снова почувствовал боль, когда снова выпустил внутреннего зверя, который за эти месяцы ежедневно требовал выхода.

Коул едва успел отреагировать, когда огромная рука рванула вперёд, нацеливаясь прямо ему в грудь. Он шагнул в сторону, уходя от удара, почувствовал, как воздух рядом сотрясся, и уже в следующий миг резко подался вперёд, сокращая дистанцию. Его кулак ударил в живот противника, но тот даже не качнулся, не издал ни звука – только ухмыльнулся, словно ждал этого.

Следующий удар – вверх, в челюсть, но в этот раз рука гиганта двинулась быстрее, чем Коул успел её перехватить.

Удар был, как удар молота.

Всё вспыхнуло ярким светом.

Адреналин подскочил.

Тело отлетело назад, ноги сами подогнулись, земля вдруг оказалась там, где секунду назад был воздух, а потом – вкус крови во рту, пульсация в голове, боль – тяжёлая, острая, глухая, пронизывающая каждую клетку.

В ушах всё звенело, мир качнулся, превратился в пульсирующее пятно, но время не давало передышки. Оно не ждало, не останавливалось. Коул едва успел перевернуться на бок, когда рядом с его лицом взметнулся песок – гигант ударил ногой, надеясь размозжить его череп, но промахнулся, потеряв баланс. Всё двигалось быстро, но в то же время медленно.

Коул рывком поднялся на колени, игнорируя боль, бросился вперёд, врезался плечом в живот противника, сбивая его. Они упали в песок, клубы пыли взметнулись в воздух, и он сразу же оказался сверху, вдавливая кулак в лицо того, кто секунду назад хотел размазать его по земле.

Удар – один, второй, третий. Кровь брызнула, разлетелась каплями по коже, по песку. Гигант дернулся, схватил его за запястье, но Коул в ответ резко врезал ему локтем в висок, заглушая попытку сопротивления. Где-то рядом, в стороне, кто-то упал. Послышался сдавленный хрип, но Коул не мог повернуть голову, не мог потерять концентрацию. Лиам? Ливий? Джексон? Он не знал. Он не мог помочь.

Арена жила своей безумной, жестокой жизнью, пока над ней, в ложе, откуда открывался лучший вид, Кристофер неспешно потягивал виски из тяжёлого гранёного стакана. Вокруг него сидели гости – люди из высших кругов, те, кто мог позволить себе не просто наблюдать за сражениями, но и участвовать в их организации, ставя на бойцов, словно на породистых животных. За столом царила расслабленная атмосфера, ничто не выдавало напряжённого, почти смертельного танца, происходящего внизу.

– Выглядит достойно, – лениво бросил один из гостей, высокий мужчина с проседью в волосах, наблюдая, как бойцы внизу истекают кровью. – В прошлый раз ты говорил, что они не выживут и пары месяцев.

Кристофер усмехнулся, продолжая наблюдать.

– Жажда жизни делает их сильнее, – ответил он, наклоняясь вперёд и опираясь локтем на подлокотник кресла. – Но они всегда меня удивляют. Особенно когда у них нет выбора.

Гость кивнул, отпил глоток, задумчиво покрутил стакан в руках.

– Думаешь, этот, – он указал подбородком на Коула, – сможет сегодня дожить до финала?

Кристофер посмотрел вниз. Да, этот мальчишка не был обычным бойцом. Упрямый, злобный, почти не знающий страха, он раз за разом вставал, даже когда его должны были добить. Сегодня он был особенно хорош – бросился в драку одним из первых и до сих пор не упускал возможности напасть на противника, отдавая всю свою ярость. Рэю нравилось то, что он видел. Нравилось, что от того испуганного мальчишки за три года заточения ничего не осталось. А это значило, что он примет предложение Лиама и выпустит их на поверхность. Возможно, позже отправит в личный состав охраны, когда они подрастут и смогут выполнять особо важные приказы. А пока – будут служить Валену и охранять город.

– Посмотрим, – протянул он, бросая быстрый взгляд на других гостей, которые продолжали болтать ни о чём, обсуждая ставки, новых бойцов, выгодные сделки.

Внизу решалась судьба, а здесь, наверху, судьбы продавались и покупались с такой же лёгкостью, с какой разливалось по стаканам изысканное виски. Толпа взревела, и Кристофер перевёл взгляд обратно на арену. Там происходило нечто более интересное.

Коул, Лиам и Джексон были загнаны в угол. Их тела дрожали от усталости, лица заляпаны кровью, пылью, потом, но они всё ещё стояли. Ливий не двигался – он лежал неподалёку, его грудь едва заметно поднималась и опускалась, а вокруг головы растекалось тёмное пятно. Жив? Возможно.

Против них остались двое. Они выглядели почти так же – измотанные, израненные, но всё ещё полные желания добить своих противников. Один из них, массивный, с искажённым оскалом, тяжело дышал – по его подбородку стекала кровь. Второй – худой, жилистый, с безумным взглядом, слегка припадая на одну ногу, медленно приближался, явно выжидая момент. Коул почти не чувствовал рук. Тело двигалось само, подчиняясь лишь инстинктам. Каждый мускул пылал болью, но он знал – если остановится, если допустит даже миг замешательства, всё кончено. Их просто разорвут, добьют, затопчут, оставив лишь изуродованные тела на арене.

Кристофер лениво щёлкнул пальцами, привлекая внимание одного из стоявших неподалёку охранников. Мужчина сразу склонился ближе, ожидая приказа, не отводя взгляда от арены. Кристофер не спешил. Он задумчиво провёл пальцем по краю стакана, словно размышляя, стоит ли придавать бою новую остроту или позволить этим мальчишкам умереть так же, как умирали десятки до них – медленно, жалко, кроваво.

– Спустите им оружие, – наконец произнёс он негромко, но достаточно отчётливо, чтобы охранник моментально кивнул и отошёл, скрываясь в тени ложи.

Гости переглянулись. Кто-то усмехнулся, кто-то хмыкнул, но никто не задал вопросов. Здесь не было места объяснениям – всё, что делал Кристофер, было его личной забавой, а они лишь наблюдали. Спустя мгновение на арене началось движение. Из бокового прохода вышли двое вооружённых охранников, а за ними катился небольшой ящик, который остановился прямо в центре бойни. Толпа взревела, увидев его, ожидая продолжения. Коул, всё ещё тяжело дыша, не отрывал взгляда от деревянного ящика. Он знал, что это значит. В такие моменты либо появляется шанс на спасение, либо на более изощрённую казнь. Первый из оставшихся противников бросился к нему, но Коул уже двигался. Он резко рванул вперёд, отбросив боль, задыхаясь, но не останавливаясь. Нога скользнула по липкому песку, руки потянулись к крышке, а в следующий миг пальцы стиснули холодный металл.

Нож.

Не клинок, не меч, не что-то громоздкое – короткий, тяжёлый нож, покрытый вмятинами и старыми пятнами ржавчины. Коул не колебался ни секунды. Он развернулся, перехватывая рукоять, и встретил первый удар. Противник не ожидал такой скорости. Едва он замахнулся, как лезвие уже полоснуло его по предплечью. Всплеск крови, яркая вспышка боли в глазах, и он взревел, но Коул уже двигался дальше. Теперь у него было хоть какое-то преимущество.

Где-то рядом он услышал, как Лиам тоже схватил что-то из ящика. Джексон не отставал.

Толпа кричала, её гул сотрясал стены, кровь хлестала по песку, а бой превращался в нечто иное – в резню, в ярость, в акт чистого, неразбавленного выживания. Кристофер снова потянулся за наполненным стаканом, наблюдая за происходящим с холодной, отстранённой улыбкой. Бой шёл к своему финалу.

Его игрушки снова выиграли, и это значило, что завтра их ждало поощрение.

Свежий воздух врезался в лёгкие, выжигая изнутри, будто что-то чужеродное, не предназначенное для них. Коул резко втянул его, закашлялся, пытаясь проглотить этот чистый, живой кислород, но лёгкие, привыкшие к гнилостной духоте арены, сперва отказались его принимать. Он замер, моргая от резкого света, осознавая, что больше нет ни удушливого запаха крови, ни липкого тепла каменных стен, ни постоянного гула толпы, который, казалось, впитался в каждую клетку тела. Всё это осталось там, внизу, а здесь… Здесь дул ветер – слабый, едва ощутимый, но настоящий. Здесь воздух был прохладным и влажным, он пах землёй и чем-то ещё – неуловимым, забытым за три года.

Лиам первым сделал осторожный шаг вперёд, шумно вдыхая, будто не мог насытиться этим ощущением, будто боялся, что в следующий миг его снова затянут в темноту. Джексон запрокинул голову, медленно выдыхая, и на секунду его лицо разгладилось, утратило привычное напряжение, став почти спокойным. Коул не двигался. Он смотрел вверх, прямо в сероватое небо, заволоченное тонкими облаками, и в голове не укладывалось, что оно не покрыто решётками, что оно не ограничено каменными сводами. Казалось, если он поднимет руку, оно окажется фальшивым, рассыплется, как плохо прорисованный фон. Но оно было. Оно существовало.

Земля под ногами больше не дрожала от тысяч голосов. Здесь не было пропитанного кровью песка, и всё же каждый шаг давался с трудом, будто тело отказывалось верить, что ему позволено двигаться без приказа. Ноги болели, колени подгибались от усталости, но никто не подгонял, не бил в спину, не кричал. Они просто шли вперёд, без слов, прислушиваясь к новым звукам – к лёгкому шелесту ветра, к тихому скрипу каменной дорожки под ногами, к далёким голосам, не похожим на рёв зрителей.

– Через час Коула ожидает Кристофер, – произнёс охранник, что шёл впереди, и немного обернулся назад. – Вам четверым выделили дом, в котором вы будете жить. Работать станете с Валеном, охранять объекты под присмотром кураторов. Сейчас советую отмыться и лечь спать. Грег придёт за вами утром.

Никто из парней не сказал ни слова, потому что были готовы к любому исходу событий. И к тому, что Кристофер первым делом вызовет к себе Шепарда. Конечно, Лиам предупреждал, что так может случиться, только вот Коул не обратил на это внимания – ему было плевать. Захочет сыграть с ним в извращённые, рождённые больным мозгом игры? Он готов стерпеть и их, чтобы в конечном итоге свалить из этого города.

Стоило выйти в более людное место, как оно встретило их шумом, грязью и запахами, которые ударили в нос сильнее, чем свежий воздух. Этот город всегда был гнилым, пропитанным кровью и потом, но за три года он изменился, разросся, превратился в нечто большее, чем просто скопище выживших.

Главная улица, которой раньше не было, теперь превратилась в центр – пульсировала жизнью, напоминая живую вену, по которой текли грязь, порок и людские судьбы. Неровная каменная кладка, заменившая когда-то грязь, влажная от пролитого пива и другого дерьма, глухо стучала под тяжёлыми шагами. С обеих сторон теснились строения – облупленные, покосившиеся, но гордо несущие свои вывески. Бары с открытыми дверями, из которых несло перегаром, потом и дымом, манили к себе тех, у кого было чем заплатить, или тех, кто надеялся раздобыть их. Там всегда кипела жизнь: то вспыхивал смех, то раздавались крики, глухие удары, звон разбитой посуды. Кто-то проигрывал всё в карты и получал нож в бок, кто-то покупал себе ночь с девушкой, кто-то пил, чтобы забыться, а кто-то искал очередную жертву для лёгкой наживы.

У входов в эти заведения стояли вышибалы – высокие, широкоплечие, с пустыми глазами и сложенными на груди руками. Они ничего не говорили, только наблюдали, выбирая, кого впустить, а кого швырнуть обратно на улицу. Чуть дальше, в тенях, притаились девушки – те, чьи движения были плавными, а улыбки – лживыми. Они не звали открыто, не бросались на первых встречных, но их голоса – нежные, почти ласковые – звучали в ушах мужчин так же отчётливо, как пьяные выкрики за спиной. Короткие фразы, полные обещаний, лёгкие касания пальцев, медленные взгляды – этого хватало, чтобы очередной жаждущий забыться шагнул ближе.

Чем дальше шла троица, тем больше представление о том, как изменился город, перерастало в отвращение. Переулки кишели грязью. Там прятались неудачники, там договаривались о сделках, там исчезали те, кому не повезло. В дальнем углу, в тени кривого фонаря, двое ссутулившихся мужчин что-то передавали друг другу – быстро, нервно, словно боялись, что кто-то их заметит. Где-то ближе к еще одному бару, к которому они подходили, слышались крики. Толпа собралась вокруг дерущихся – схватка была короткой, жестокой, без всяких правил. Проигравший остался на земле, никто не поднял его, не посмотрел в его сторону.

– Такое ощущение, что мы попали в новый ад, – прошептал Джексон.

– Какой лидер, такой и город, – вставил Коул, сжимая и разжимая кулаки, чтобы запекшаяся кровь побыстрее отвалилась с немытых рук.

Когда их вывели на более тихую улицу с выстроенными в ряд одинаковыми домиками и очередным постом охраны, стало ясно – здесь находились те, кого прислали к Валлену. Мужчины, сопровождавшие бойцов, немного притормозили, и через секунду вся группа замерла около одного из строений. Коул оглядел их новое жилище и поспешил за ребятами, которых подвели к двери, а затем запустили внутрь. Прямо с порога располагалась небольшая кухня и стол. Чуть дальше, справа, находилась еще одна дверь, ведущая в спальню с четырьмя кроватями.

– Ливий, когда выйдет из больнички, будет рад новой постели, – проговорил Джексон, смеясь. – Правда, я ему ни за что не отдам кровать у окна!

– Душ на улице, – монотонным голосом сообщил один из мужчин. – Завтра Вален расскажет вам все, что вы должны знать. А сейчас отдыхайте. Кроме Коула – за тобой вернутся через двадцать минут.

Как только за охраной закрылась дверь, парни бросились к еще одной двери, что вела на задний двор. Попутно стягивая с себя одежду, они, смеясь, заскочили в помещение, огороженное перегородками. Над каждой лейкой висели большие бочки, рядом лежало нечто похожее на мочалки, а самое главное – на подставке поблескивал кусок мыла.

Не раздумывая, троица поспешила под душ, и блаженный стон наполнил пространство – вода, нагретая за день, смывала с них усталость. Журчание воды, пена и шелест мочалки по телу с каждой секундой приводили в порядок израненные и избитые тела. Казалось, усталость от вчерашнего боя впитывалась в землю под ногами, а тела наполнялись легкостью.

Закончив с душем, троица направилась в дом, обнаружив в шкафчике у каждой кровати свежую одежду. Затем снова вышли на улицу и, расположившись на заднем дворе на крыльце, молча наслаждались чистым воздухом – не тем, чем они дышали последние три года.

Чуть позже за Коулом пришли. Охрана снова провела его через всю Бездну, вернувшись к воротам, туда, где всегда находился Кристофер. В этой части ничего не изменилось: все те же пропускные посты, все те же дети, работающие на территории, только теперь они были намного младше Коула. Все как один – одинаковые, в поношенной одежде, с затравленными взглядами.

Шагнув вглубь пятиэтажного здания, Коул последовал за охраной к лестнице. Достигнув пятого этажа, его провели по тускло освещенному коридору к двери в конце. Стоило приблизиться к деревянной поверхности, как та открылась, и из нее вышел Грег Вален. Коул невольно засмотрелся на мужчину: тот отрастил бороду, на висках появилась проседь, а в уголках всегда хмурых глаз залегли глубокие морщины.

– Кристофер приказал привести Коула, – говорит один из охраны. Вален вскидывает брови, поняв, кто перед ним. Узнавание заставляет его слегка удивиться, потому что от былого мальчишки не осталось ровным счётом ничего. Шепард вытянулся, набрал массу. Когда-то угловатое детское тело приобрело очертания мужского, но ещё не до конца.

– Он ждёт, – только и сказал Вален и поспешил ретироваться, продолжая удивляться тому, что риверфордский парнишка всё-таки выжил, несмотря на издевательства Кристофера. Не зря же сейчас Рэй выглядел загадочным, приказывая ему заняться новенькими и определить их в патруль, но с кем-то из кураторов.

Впервые переступая порог кабинета лидера Бездны, Коул не испытал ни единой эмоции. Он пообещал себе, что не станет огрызаться или как-то неуважительно относиться к Рэю, чтобы тот поверил в его сломленность, податливость и обречённость. Что Коул практически забыл свою жизнь до Бездны. Что ему важно остаться в городе на поверхности. Что он хочет служить. Его не удивило убранство довольно-таки большого кабинета – всё выглядело как в музее или больнице. Страшно красиво, удушающе стерильно. Сам Рэй стоял у широкого окна и смотрел на уже ночной город. Коул помнил, что с этого этажа открывается хороший вид.

За его спиной закрылась дверь, но он даже не моргнул, оставаясь отрешённым, спокойным и собранным. Хотя сердце молотило, как обезумевшее, когда Кристофер перевёл на него взгляд. Тот изучающе, противно медленно прошёлся по его телу, так что хотелось сморщиться, но Коул не позволил себе этого – опустил голову, как подобает собственности.

– Хм, вижу, научился всё-таки правилам, – хмыкнул Кристофер. – Похвально!

Мужчина, оторвавшись от окна, направился в сторону Коула. Мучительно медленно, словно издеваясь, он обошёл его и, не сказав ни слова, двинулся дальше. В какую сторону и что там находилось, Коул не знал – не мог поднять голову, чтобы заглянуть.

– Лиам попросился вернуться на поверхность и пообещал, что ваша четвёрка вступит в патруль и будет продолжать участвовать в боях. Я правильно понял? – Кристофер вернулся в поле зрения с тяжёлым стаканом в руках.

– Да, сэр, – ответил Коул. – Всё верно.

– Ух ты, у тебя даже голос изменился, уже не такой писклявый, – усмехнулся Кристофер.

Коул никак не отреагировал, неподвижно смотрел в пол. Мужчина перед ним снова начал двигаться, медленно приближаясь. Между ними повисла та самая тишина, о которой предупреждал Лиам. Кристофер всегда осматривает всех детально, но в первые встречи никогда не трогает – он должен понять, подчинится ли ему его игрушка. Поэтому Шепард не дрогнул, хотя очень хотелось, когда почувствовал, что Рэй приблизился к нему сзади.

Кристофер стоял за спиной Коула, не спеша говорить, наслаждаясь этим моментом, смакуя напряжение, которое заполнило комнату, будто разлитый густой яд. Ему не нужны были слова, не нужны были касания, не нужно было ничего, кроме этой тишины, в которой он ощущал чужой страх, злость, сдерживаемую ярость, отчаянное желание не подчиняться. Коул стоял перед ним, выпрямившись, но он видел – тот чувствовал каждое движение за своей спиной, каждую тень, каждый вдох. Потому что за три года научился выживать. Научился понимать, что зверь всегда наблюдает, даже если не нападает.

Кристофер любил это. Любил это подавленное сопротивление, этот тихий протест, который не смел перерасти во что-то большее. Он наслаждался тем, как Коул сдерживался, как стоял, как ни разу не дёрнулся, но при этом весь был напряжён, будто стальная пружина, заточенная в слишком узком пространстве. Он знал, что Шепард ненавидит его. Что, если бы мог, вонзил бы ему нож в горло прямо сейчас – без раздумий, без сожалений, без единого колебания. И эта ненависть, это желание убить, эта затаённая агрессия – вот что делало его интересным. Вот что заставляло Кристофера не просто управлять им, но испытывать к нему тот болезненный, сладкий интерес, что разгорался внутри каждый раз, когда он видел, как мальчишка ломается, но не рушится до конца.

Он хотел ещё. Хотел довести его до грани, но не дать упасть. Хотел, чтобы тот сжёг свою ненависть, подчинил её, но подчинил в рамках, установленных Кристофером правилам. Чтобы преклонялся не потому, что обязан, а потому, что уже не знал другого выхода. Чтобы сломался так, как надо ему, так, как он хотел, – не потеряв себя полностью, но потеряв надежду вырваться из его власти.

Коул услышал его раньше, чем что-то понял: лёгкий, едва уловимый запах, тепло чужого тела, ощущение, что его личное пространство нарушено. Рэй подошёл плавно, бесшумно, так близко, что между ними не осталось ни воздуха, ни расстояния. Тёплое дыхание скользнуло по коже, вызывая в теле мгновенный всплеск адреналина и желание отойти, ударить, раздавить. Но Коул остался неподвижным. А когда Кристофер вдохнул его запах – медленно, с удовольствием, будто смакуя каждый оттенок, – Коул прикрыл глаза, чтобы не взорваться от желания убить, задушить, разорвать. Это желание болючей волной прошло по телу, заставляя напрячься.

– Ты будешь приходить ко мне после каждого боя, – голос Рэя низкий, чуть охрипший, он тянет слова, будто пробует их на вкус. – Без лишних вопросов.

Коул сжал кулаки, но не отступил. Острие взгляда впилось в стену напротив – холодное, без тени эмоций, которые так хотел увидеть человек за его спиной.

Не дождётся!

Не сломает!

Не сможет!

Рэй громко усмехнулся.

Не торопясь, провёл пальцами по воротнику его футболки, едва касаясь ткани. Потом скользнул выше – пальцы легли на шею: большой – у самой ямки ключиц, остальные – чуть выше. И это прикосновение не давило, не угрожало, но оставляло ощущение власти.

– Если вздумаешь вытворить что-то глупое… – голос стал тише, почти интимным, но в нём скользнул металл. – Я накажу тебя.

Коул не отшатнулся. Он не убрал чужую руку, не дёрнулся под ней, но мышцы под кожей напряглись, словно готовые к удару. Он просто чувствовал – нечто противное растекалось в пространстве кабинета, как внутренний зверь требовал найти выход и скрутить голову обидчику, что прикасается… прижимается тем, чем не должен… не должен…

Хотя Коул понимал, что Рэй изучал его, как хищник, играющий с добычей, – нельзя было реагировать.

Когда пальцы исчезли с шеи, он немного вздохнул, чувствуя некую слабость. Но когда они неторопливо двинулись ниже, к запястью, погладили кожу, сомкнулись крепче, задержались, – Шепард замер.

– Умница, – Рэй улыбнулся – лениво, самодовольно, – накрывая ладонь Коула своей, чуть сжимая пальцы. – Ты знаешь, мне нравится, когда ты послушный.

Коул дышал ровно, сердце не сбивалось с ритма, но глаза… В них вспыхнуло что-то тёмное. Опасное. Рэй не отпустил сразу. Дал секунду, ещё одну, прежде чем, наконец, медленно разжал пальцы, скользнул кончиками по ладони, будто оставляя след.

– Вот так, – он усмехнулся, отступая. – Мне нравится, когда ты понимаешь. Умничка.

Когда в кабинет настойчиво постучали, Кристофер обернулся к двери, крикнув:

– Входите.

На пороге появился Вален и несколько человек с патруля на стене.

– У нас проблемы, – сдержанно озвучил Грег и посмотрел на Коула. – Через несколько минут около ворот будут гости.

– Уведите его, – бросил Кристофер и уже собирался двинуться к столу, но не успел – Вален снова заговорил:

– Не успеем…

У паренька за спиной Валена прокричала рация:

– Конар, в город въехали! Повторяю, въехали! Снесли ворота!

Кристофер удивлённо вскинул брови, а Вален покосился на Шепарда. Тот стоял неподвижно, как будто вовсе был не здесь.

– Вален, заведи его за стену и присмотри за ним! – гаркнул Рэй и двинулся от стола, на ходу перезаряжая оружие. На улице уже были слышны шум, ругань – кто-то намеревался пробраться сюда.

Вален подхватил Коула за локоть и сделал всё, как сказал лидер города, но никто не успел даже выйти из кабинета, как в конце коридора появились люди Рэя, а следом за ними – Доминик Шепард в окружении своей охраны. Кристоферу пришлось замереть на пороге, а затем вовсе вернуться к столу и сесть на его край, встречая гостей.

– Если только посмеет рыпнуться – я застрелю его отца, слышал? – тихо сказал Кристофер, не глядя в сторону бара, но слова были адресованы именно Коулу.

Вален запихнул его в угол между стеллажом и стеной, приставив пистолет к боку.

Звук шагов – глухой, уверенный, тяжёлый – пробирался сквозь гул крови в ушах.

Он знал эти шаги.

Узнал бы их где угодно.

Узнал бы, даже если бы не видел.

Сердце гулко ударило в рёбра, когда голос – слишком знакомый, слишком далёкий и чужой после трёх лет – прорезал пространство.

– Где мой сын?

Коул не видел его.

Только слышал.

Слышал, как охранники Кристофера напряглись, как Валена повело вперёд, когда тот сильнее вжал пистолет в его бок. Чувствовал, как напрягся сам – но не потому, что испугался. Страх был другим. Он не о себе. Отец был там, за спинами людей, которые готовы были стрелять, и если Кристофер решит… если ситуация качнётся не туда… всё закончится слишком быстро.

– Интересный вопрос, – лениво протянул Рэй, поднимая взгляд на Доминика. – И какой же ответ вас устроит?

– Тот, который не сделает меня вашим врагом.

Послышался тихий смех.

Смеялся только лидер Бездны – как будто сошедший с ума человек.

Кристофер не боялся.

Кристофер был уверен.

Кристофер знал, что пока у него есть козырь, он выигрывает.

Коул не был уверен, что Доминик знал об этом.

Не был уверен, что отец вообще понимал, насколько близок к тому, чтобы оказаться в луже собственной крови.

– Вы ворвались в мой город, – Кристофер поднялся со стола, сделав шаг навстречу, спокойный, неторопливый, почти расслабленный. – Вынесли ворота. Подняли шум. И теперь хотите, чтобы я вам обо всём рассказал?

Доминик не дрогнул.

Слишком привык к подобным разговорам.

Слишком привык к угрозам.

– Я хочу, чтобы ты отдал мне моего сына.

Кристофер снова улыбнулся.

– Какой же вы заботливый, Шепард. Но, боюсь, вы пришли не по адресу.

Вален сильнее вдавил пистолет в бок, заставляя Коула оставаться в тени, потому что мальчишка едва заметно качнулся, словно хотел что-то сделать.

– Прекрати со мной играть! Где он?! Я знаю, что вы поймали моего сына и заставили стать рабом! – голос Доминика звучал всё жёстче, ярость в нём росла, сгущалась, превращалась в угрозу. – И лучше бы вам действительно признаться, либо я сам лично уничтожу это место!

Доминик сделал шаг вперёд, и люди Кристофера тут же подняли оружие. Один неверный жест – и это перестанет быть разговором.

– Вы считаете, что я похитил вашего мальчишку? – Кристофер вскинул брови, изобразив изумление. – Я вас разочарую, но у меня его нет.

– Ты лжёшь.

– Зачем мне это делать?

Они смотрели друг на друга.

Напряжение рвало воздух, пропитывая его липким ожиданием.

Кто первый сдаст?

Кто первый сделает неверный шаг?

Коул не мог дышать.

Вален держал его на месте, но дело было не в этом.

Отец был там, всего в нескольких метрах.

Но он не мог выйти.

Не мог сказать.

Не мог даже двинуться, потому что любое его движение, любая попытка что-то сделать – и Кристофер сдержит обещание.

– Вас ввели в заблуждение, – Рэй медленно вздохнул, чуть покачав головой. – Вашего сына никогда тут не было.

Ложь звучала правдоподобно. Слишком много правды в ней. Слишком много того, что заставляет сомневаться. Доминик не двигался, не реагировал. Только смотрел – как будто пытался вырвать правду из чужих глаз.

– Что-то мне подсказывает, что ты продолжаешь врать!

– Если бы он был здесь, вы бы его нашли. Мы можем прогуляться, если хотите. Я покажу вам город, осмотрите всё вокруг.

Пауза.

Глухая.

Тяжёлая.

Наполненная миллионом мыслей.

Коул чувствовал, как колотится сердце.

Как Вален не даёт ему двинуться.

Как его собственные пальцы сжимаются в кулаки.

Доминик медленно выдохнул.

– Веди!

Кристофер усмехнулся.

По кабинету прошлись звуки шагов. Медленно. Постепенно стали отдаляться. А через несколько минут исчезли совсем, оставляя Коула и Валена в кабинете. Между ними стояла гнетущая тишина – даже когда их взгляды встретились.

15 лет назад

Тьма в комнате была плотной, вязкой, будто её можно было потрогать пальцами. Лишь слабый отсвет свечей размыто очерчивал предметы, но не давал им настоящей формы. Запах стоял приторный – смесь дешёвого алкоголя и терпких духов, впитавшихся в обивку кресел и покрывал. Воздух был тяжёлым, наполненным чужими голосами, смехом и стонами, просачивающимися сквозь тонкие стены. На полу валялась одежда – беспорядочно, как будто её сорвали в спешке и бросили, не заботясь о том, где она окажется. Ткань местами была мятая, местами влажная – вероятно, кто-то что-то пролил, но в полумраке невозможно было разобрать, что именно. Кровать, широкая, с резными деревянными столбиками, выглядела так, будто на ней давно никто не спал спокойно. Простыни были сбиты, подушки смяты, и от них всё ещё тянуло теплом чужого тела.

У дальней стены стоял небольшой столик, заваленный пустыми бокалами, недопитыми бутылками и какими-то мелкими безделушками, на которые падал неяркий свет свечи. Она догорала – фитиль плавился в воске, и от её дрожащего пламени по стенам плясали неясные тени. Стены были обтянуты тёмной тканью, призванной скрывать трещины и пятна времени, но от этого комната казалась ещё теснее, ещё удушливее.

Где-то за окном, далеко внизу, звучали голоса, смех, пьяные выкрики, перебиваемые глухими шагами по дороге. Жизнь ночной Бездны кипела, бурлила, не останавливаясь ни на мгновение, и даже здесь, в этой комнате, в этом месте, ощущение чужого присутствия было повсюду. Будто стены впитывали всё – стоны, шёпоты, вздохи, отчаяние – и не давали забыть, куда ты попал.

Тьма в комнате сгущалась, растворяя очертания предметов, смазывая границы между реальностью и тем, что подсказывали инстинкты. Шёпот голосов – приглушённый, тягучий – растворился в пространстве, сливаясь с шумом улицы, далёким, будто приходящим из другого мира. Кровать скрипнула, когда тела рухнули на неё, запутываясь в движениях – неосторожно, жадно, так, словно за пределами этой комнаты больше ничего не существовало. Пальцы впились в ткань простыней, скомкали её, пока дыхание смешивалось – горячее, нетерпеливое. Свет свечи подрагивал, отбрасывая хаотичные тени на стену, словно сама комната подглядывала, замирая в ожидании.

Губы скользнули по коже – медленно, почти не касаясь, оставляя на мгновение след тепла, исчезающий так же быстро, как появился. Пальцы изучали, находили, прикасались, пробегали по линии ключиц, по плечам, по изгибу спины, впечатывая в память каждый момент. Дыхание сбилось, спуталось, превратилось в едва слышимый вздох, когда одно движение сменяло другое, а пространство вокруг сужалось, сжималось, запирая их в этом мгновении.

Тепло растекалось по телам, проникая под кожу, впитываясь в дыхание, в редкие слова, растворявшиеся в темноте. Движения становились ленивее, но всё ещё оставались нетерпеливыми, словно ни один из них не был готов признать, что это – всего лишь мгновение, которое исчезнет, как только наступит утро. Пальцы находили новые точки, оставляли лёгкие следы – кто-то чуть сильнее сжал запястье, кто-то запрокинул голову, ощущая жар прикосновения.

Ткань соскальзывала с плеч, застревала в пальцах, мешала, но в этом было что-то необъяснимо правильное – медленное и размеренное, как танец, в котором никто не хочет оказаться первым, кто остановится.

За окном снова раздался чей-то голос – приглушённый и невнятный. Может, кто-то спорил, может, смеялся, а может, просто шёл домой, не подозревая, что здесь, за тонкими стенами, в одной из сотен таких же комнат, кто-то ловил момент, цепляясь за него, не желая отпускать.

Тепло рук не отпускало, пальцы скользили по коже, оставляя за собой дорожки – невидимые, но ощущаемые каждой клеткой. Их дыхание смешивалось, становилось прерывистым, горячим, едва сдержанным, и каждый новый выдох касался чужой кожи, словно прожигал её изнутри. Они тянулись друг к другу – не спеша, будто смакуя каждую секунду, позволяя ощущениям полностью подчинить их.

Кровать пружинила под ними, ткань сминалась, горячая ладонь скользила по спине, следуя вдоль линии позвоночника, замирая там, где дыхание перехватывало от предвкушения. Они не говорили – в этом не было смысла. Здесь, в этом пространстве, слова не имели власти, уступая место движениям, взглядам, лёгкому стону, который сорвался с губ, но тут же растворился в темноте. Они двигались плавно, порой торопливо, будто боялись, что всё это слишком хрупко, что стоит сделать один лишний шаг – и момент рассыплется, оставив после себя лишь пустоту. Запястья сжались, пальцы скользнули по шее, цепляясь за ключицу. По коже прокатилась дрожь – лёгкая, электрическая, заставляющая выгнуться навстречу. Жар нарастал, их движения становились глубже, осознаннее, сплетаясь в едином ритме, подчиняя всё вокруг.

– О да-а… – вырвался сдавленный стон девушки, когда она откинула голову назад. Длинные чёрные волосы рассыпались по плечам, достигая округлых бёдер. Она мучительно медленно водила ими, ощущая внутри себя наполненность, которая сладостно касалась нужных точек. – Видишь, как это хорошо… – девушка простонала последнее слово, и её тело затряслось в неге блаженства.

– Ты же знаешь, что мне так совсем не нравится, – прохрипел мужской голос, сдавливая её тонкую талию, дожидаясь, когда её тело перестанет трясти. И как только это произошло, он приподнял её, а затем, против её воли, поставил на колени.

Открывшийся вид – красивые ягодицы, плавно перетекающие в бёдра, а затем в тонкую талию – заставил его гортанно прорычать, а затем врезаться в податливое тело, наполняя его собой. Девушка, не отошедшая от оргазма, сдавленно ругнулась, когда довольно крепкая мужская ладонь провела по её спине, считая пальцами позвонки, а затем уперлась в голову, заставляя её прогнуться в пояснице.

Новые ритмичные звуки наполнили пространство, заставляя его сжимать её мягкие части тела – на этот раз без капли нежности и поцелуев. Как привык. Как делал постоянно, чтобы сбросить накопившуюся усталость, не спрашивая, причиняют ли его действия боль.

– Выгнись! Сильнее… – его пальцы поймали копну чёрных вьющихся волос, пока правой рукой он надавил на поясницу, наблюдая, как в темноте сливаются их тела. Мелкие бусинки пота, скатившиеся по её спине, пробежались по позвоночнику, стекая к ягодицам.

– О, да-а, сожми меня сильнее.

Его голос утонул в её стоне и звуках разгорячённых тел, когда пресс мужчины содрогнулся, мышцы напряглись, перекатываясь под кожей, цепляясь остатками разума за ту грань, которая заставляла тело рассыпаться на тысячу мелких частиц. Оргазм, взорвавшийся в двух телах одновременно, заглушил собственный ритм сердца. В голове не осталось никаких мыслей – только тягучее, горячее, быстрое дыхание.

Упав на кровать и восстанавливая дыхание, они не двигались какое-то время, пока горький дым от сигареты не разбавил и без того затхлый запах комнаты. Девушка, упершись спиной о спинку кровати, рассматривала красивую мужскую спину, плавно перетекающую в упругие ягодицы. Она облизнула губы, выпуская серо-синий дым, желая снова ощутить его в себе. Но не успела даже ничего сказать, как он поднялся с постели.

– И когда тебя ждать снова? – лениво протянула она, не пытаясь скрыть свою наготу. Напротив, она провела одной ногой по другой, приподнимая её, чтобы дать ему повод снова оказаться в постели.

– Что, уже соскучилась? – застёгивая штаны и наклоняясь за футболкой, поинтересовался он, посматривая на девушку и ловя её ласковую, соблазнительную улыбку.

– Ты же знаешь, что я всегда скучаю по тебе, Коул… – Она затушила окурок и, словно кошечка, поползла к изножью кровати, прямо туда, где стоял он. Потянулась и провела языком по твёрдому прессу. – Я даже вижу, что тебе иногда нравится моя ласка, а не быстрый секс. Ты сегодня держался намного дольше.

– Просто решил помочь тебе получить удовольствие, – Коул криво улыбнулся, ощущая, что возбуждается снова, наблюдая, как она медленно целует его пресс, как пальчиками ласкает рёбра. – Больше не проси меня подчиняться тебе. Ты знаешь мои правила, а они всегда заключаются в том…

– Меньше прикосновений, больше удовольствия. Я помню.

Коул снова улыбнулся, поймал девушку за шею и, приблизив к своим губам, жадно впился в них поцелуем, ловя её полный удовольствия стон. Секунды растянулись в минуты, их дыхание снова слилось воедино, пока взгляд Коула не переместился на окно – за ним уже близился рассвет.

– Мне нужно идти… – Коул оторвался от девушки и получил в ответ стон разочарования. Набросив футболку, он вернулся к столу и схватил графин с водой.

– Дежуришь сегодня? – поинтересовалась девушка, мягко поднимаясь с постели. Подняла с пола халат, накинула на плечи, но не завязала его. Подошла к столу, цепляя пальцами недокуренную сигарету.

– Да, – ответил Коул и поспешил к креслу, где оставил тонкую куртку. – Не жди меня на этой неделе. Сегодня дежурство, а потом бои на арене. Нужно будет подготовиться.

– Как скажешь… – Она проводила его до двери, открыла её и, прижавшись плечом к косяку, провожала взглядом.

Коул, ничего не сказав на прощание, преодолел длинный коридор и скрылся на лестнице, ведущей на первый этаж. В холле с ним попрощались полуголые девушки, на которых он не обратил никакого внимания. Когда по лицу ударил свежий воздух, он осмотрелся по сторонам, а затем, спустившись с небольшого крыльца, поспешил по улице, которая с каждой минутой просыпалась, заставляя жителей выходить из своих домов.

На ходу накидывая тонкую куртку беззаконника, коим стал Коул, он замечал, как люди, встречая его на пути, быстро переходили дорогу, пропускали его вперёд и старались вовсе не смотреть в глаза.

За два года Коул превратился в убийцу. Больше он не был мальчишкой, выброшенным на арену в борьбе за собственную жизнь. Теперь он был тем, чьё имя шептали в темноте переулков, с кем предпочитали не пересекаться без крайней необходимости. Ему не нужна была власть, но он её обрёл. Не нужна была слава, но она следовала за ним, словно дурной запах крови, впитавшейся в кожу. Он стал беззаконником не по выбору, а потому что иначе быть не могло.

Его лицо изменилось – черты заострились, взгляд стал тяжелее, голос тише, но с каждой фразой пробирающий до костей. В Бездне его называли кем угодно – призраком, псом Кристофера, живым проклятием. Только одно оставалось неизменным: если кто-то переходил ему дорогу, этот кто-то исчезал, как будто его никогда и не существовало.

Он не искал неприятностей, но они находили его сами. Столкновения с головорезами, сделки, которым не было цены, кровь на руках – чужая, иногда своя, но уже не имевшая для него никакого значения. В какой-то момент он понял, что за эти два года его страхи перестали существовать. Не потому, что он стал храбрее, а потому что внутри просто не осталось ничего, что можно было бы потерять.

Из года, проведённого в «играх» Кристофера, Коул вынес одну простую истину: боль – это не всегда физическое ощущение, и раны на теле заживают куда быстрее, чем то, что остаётся внутри. Он научился не ощущать, не замечать, не реагировать. Научился стирать себя, превращаясь в пустую оболочку, когда очередная «игра» начиналась, и выходить из неё таким же пустым, каким и входил. Но даже теперь, когда время стёрло острое ощущение страха, его тело помнило каждую деталь.

Прикосновения стали пыткой. Неважно, было ли это случайное касание прохожего или чужая рука, схватившая его за запястье, – каждая встреча кожи с кожей вспыхивала болью, разрывая сознание между настоящим и прошлым. Он не вздрагивал, не показывал, что ему невыносимо, но внутри всё сжималось в стальную пружину, готовую разорваться.

Сны, кошмары, голоса – всё это осталось позади, но ощущения не ушли. Иногда он ловил себя на том, что даже сам не может прикоснуться к себе, не вызывая этого отвращения, будто чужие руки оставили на нём метку, которую невозможно смыть. Он научился жить с этим, но это не значило, что он был свободен.

Когда Коул подошёл к первому пропускному пункту, к нему, не сговариваясь, присоединился Лиам, а затем Джексон и Ливий. Перед ними открылись первые ворота, выпуская к стене, где последний год работала четвёрка.

Они шли молча, но в этой тишине не было напряжённости. Лиам шагал чуть впереди, как всегда, – не потому, что пытался занять лидерскую позицию, а потому, что Коул всё равно бы его туда вытолкнул. Джексон, наоборот, держался позади, слегка сбавляя шаг, но это уже давно не было жестом недоверия, скорее привычкой смотреть на всё со стороны. Ливий, как обычно, шёл ровно посередине, не отставая и не спеша. Они не обменивались взглядами, не бросали друг другу короткие фразы, но понимали друг друга без слов.

Их дружба не родилась на арене – она выковывалась в крови, боли и годах, которые они пережили в Бездне. Первый год они дрались – постоянно, по любому поводу. Лиам был слишком гордым, слишком резким, слишком упрямым. Он не терпел, когда ему указывали, не склонял голову даже перед Рэем, но на арене его не раз били до полусмерти. Коул был единственным, кто мог ответить ему так, что Лиам останавливался. Их драки были жестокими, но после каждой из них они лучше понимали друг друга. И однажды, совершенно незаметно для самих себя, они перестали бить по уязвимым местам.

С Джексоном было сложнее. Он был словно одичавший зверь, привыкший выживать, кусаясь и царапаясь. Он нападал первым, не давал командовать собой, не подчинялся ни одному правилу. Когда его освободили из камеры, он всё ещё жил по законам заключённого, где доверять – значит умереть. Коулу не нужно было приручать его, не нужно было ломать. Он просто ждал, пока Джексон сам поймёт, что они не враги. В какой-то момент это случилось. Джексон не сказал об этом словами, но когда однажды в драке с чужаками он прикрыл Лиама, а потом Коул вытащил его самого, всё стало очевидно. Их круг сложился без лишних слов, без обещаний, без признаний. Никто не называл это дружбой. Но если кто-то нападал на одного из них, отвечали все.

– Коул, Лиам, ваша вышка дальше, – сказал Вален, указывая вправо, давая направление. Те, не сбавляя темп, направились дальше, а Ливий и Джексон остались у командира, дожидаясь распределения.

Добравшись до места, Лиам поспешил по ступенькам и, открыв скрипучую дверь, вошёл в небольшое помещение вышки. Здесь находились только стол и два стула. Коул вошёл последним, сразу же сел за стол и достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок.

– Это что? – поинтересовался Лиам, цепляя пальцами листок и раскрывая его.

– Дежурство, расписанное на несколько месяцев. Стащил несколько дней назад у Кристофера, – ответил Коул, разминая затёкшую шею. Он покрутил головой, слушая хруст позвонков.

– Скажи, что просто переписал.

– Естественно. А что я мог, по-твоему, сделать, как не переписать это всё? – Шепард поднял взгляд на Лиама и выгнул бровь. – Пока он разбирался со своими проблемами, я залез в стол. На следующий день всё вернул на место.

– Значит, теперь мы знаем дежурства каждого из людей Валена, – произнёс Лиам и сел на соседний стул. – Джексон и Ливий проверили город, нарисовали его план, так что теперь ясно, кто где будет стоять.

Раньше сбежать было невозможно. В первый год после арены они были больше узниками, чем людьми, которым позволено жить. Их никуда не выпускали без надзора, а большую часть времени держали взаперти, позволяя выходить только по приказу. Даже когда их стали отправлять на задания, за каждым шагом следили люди Валена, не давая возможности отклониться от маршрута или даже задуматься о побеге.

Первое время их использовали как оружие, как силу, которую можно направить в нужную сторону, не заботясь о том, чего они сами могли желать. Им выдавали оружие только на время боёв, а после его сразу же отбирали. Их патрули всегда состояли из опытных людей – тех, кто без раздумий мог бы убить их при малейшей попытке ослушаться. Да и сам город оставался для них тёмным лабиринтом, в котором каждая улица могла оказаться ловушкой.

Но время шло, и всё менялось. Их перестали считать бесполезными пленниками, научили не просто драться, а работать в охране Бездны, выполнять приказы, следить за порядком. Им позволили ходить по городу самостоятельно – сначала в сопровождении, затем уже без. Теперь они знали не только планировку улиц, но и распорядок дня тех, кто здесь жил. Они выучили смены охраны, подмечали слабые места, запоминали тех, кто мог бы стать проблемой.

Джексон был первым, кто начал изучать город. Он быстро научился находить лазейки, обращать внимание на рассеянных стражников, замечать тех, кто не следил за своим постом. Ливий, несмотря на свою молчаливость, тоже делал заметки – о людях, маршрутах, местах, где можно спрятаться. Лиам, при всей своей прямолинейности, запоминал, какие улицы пустеют ночью и где можно пройти незамеченным.

Коул же просто ждал. Ждал, пока карты сложатся, пока у них появится возможность не просто бежать, а сделать это без шансов на поимку. Теперь у них был план города, составленный Джексоном и Ливием. Теперь у них было расписание смен, которое удалось украсть у Кристофера. Теперь у них были знания, которые они собирали два года, подчиняясь правилам этого места, пока в голове строился единственный путь к свободе.

Дейв стоял в стороне, словно потерянный, сгорбившись, будто ему стало холодно, хотя от пламени, пожирающего тело его матери, веяло жаром. Он не чувствовал этого жара, не чувствовал ничего. Мир будто закрылся от него стеной глухого звука, и даже треск огня доносился приглушённо – как сквозь воду. Люди шептались, кто-то положил ему руку на плечо, но он не поднял глаз, не отреагировал. Всё казалось чужим, словно это происходило не с ним, словно это был какой-то страшный сон, из которого он никак не мог проснуться.

Он знал, что должен запомнить этот момент: запомнить запах дыма, жар костра, запомнить последние мгновения, когда его мать ещё была здесь, когда её тело ещё не обратилось в пепел. Но сознание будто отказывалось это принимать. Мысли путались, расползались, ускользали. Он не понимал, что ему теперь делать, куда идти, как жить дальше. Ведь вчера она ещё была рядом. Вчера он слышал её голос, чувствовал тепло её рук, а теперь… Теперь её нет. И не будет. Никогда.

Это слово звенело в голове, билось, как муха о стекло. Никогда.

Он должен был что-то сказать – так было принято, но губы не слушались, горло сжималось, а в голове стоял лишь гул. Он даже не помнил, когда в последний раз плакал. Слёзы не шли. Только пустота. Глухая, чёрная, обволакивающая изнутри. Она сжимала его, заполняла каждую клетку, не оставляя места ни для боли, ни для злости, ни для чего-то ещё.

Вокруг стояли люди, но он не чувствовал их присутствия. Они казались тенью, декорацией, незначительными фигурами на фоне того, что только что произошло. Мир потерял краски. Всё стало каким-то серым, мутным, будто покрытым слоем пыли. Даже огонь, даже небо. И весь мир вдруг показался ему чужим.

Доминик услышал их раньше, чем Дейв. Кучка мужчин и женщин стояла чуть в стороне, полуприкрыв лица от жара костра. Они не раз бросали взгляды на ребёнка, будто разговор был важнее всего, что происходило вокруг. Голоса у них были тихими, но не от уважения – от чего-то другого. От стыда, может быть. От желания обсудить.

– Всё-таки убил.

– Не сразу. Она ещё дышала.

– Но умерла.

– А как иначе? Голова треснула, кровь на полу… Кто-то говорит, что пытались ей помочь, но разве тут поможешь?

– А он?

– Закрыли.

– Давно пора.

Доминик сжал зубы. Он смотрел на Дейва – на его напряжённое, застывшее лицо, на плечи, которые то ли дрожали, то ли просто были слишком худыми, чтобы выдержать вес этого дня. Мальчик слышал. Слышал, но не реагировал.

– Говорят, он не хотел.

– Ну, конечно. Никто никогда не хочет.

Доминик сжал кулаки и отвернулся к своему помощнику. Тот, заметив взгляд своего лидера, сразу всё понял. Он отошёл от него по направлению к толпе, а та всё продолжала:

– И мальчишка теперь один.

– Один? Да брось. У него есть этот… как его…

Что именно сказал помощник Доминика, осталось только между той кучкой, которая тут же замолкла и поспешно разбежалась, прошептав извинения за своё поведение. Это вызвало у Доминика только злость. По большей части он злился на себя – за то, что не усмотрел за своей сестрой, которая всю совместную жизнь нуждалась в нём. Нуждалась в спасении от такого тирана, как Брайн, который при нём никогда не вёл себя неподобающе – всегда учтив, справедлив. Да он стал частью семьи. И только одна мысль о том, что Авроре было больно, доводила его до бешенства! Когда Доминик узнал о её смерти, он чуть не убил его. Подоспевшие люди оттащили его, поместив убийцу в камеру. Сегодня должен состояться суд над отцом Дейва, где его приговорят к пожизненному заключению на территории Риверфорда. Хотя Доминик изначально хотел оставить его на базе, совет города не согласился с этим. Значит, после сегодняшнего разбирательства его отправят в город и закроют.