Бесполезная магия

Морозня пятого 1719 года от Пришествия Вечных, день красноногой лисы
Азуранд, Шталлен, городской особняк Беллонов на улице Клёнов
Прошлое подобно разбитому зеркалу.
Пытаясь собрать осколки воедино,
можно порезаться.
Из шутера Max Payne
Тόрин Вильѐн Манѐш Беллон смял в руке очередной лист с витиеватыми извинениями. Опять отказ, пусть и припорошенный словами вынужденного признания собственной не компетенции. То, что целитель не стал врать и не по делу его обнадеживать, это, конечно, хорошо, но ему-то нужно совсем другое!
Письмо полетело в корзину для мусора, догонять остальные мятые отписки, даром, что больше всего хотелось запустить чем-нибудь тяжелым и не в корзину, а в морды этим горе-целителям. Ничего они сделать не могут, понимаешь! А на кой они тогда столько лет учились, звания получали, практиковались на всяких недужных, чтоб потом именно ему ответить – нет!
Вильен устало потер лицо. Который год он борется с судьбой и пытается спорить с неизбежным? Да какая разница, важен результат! Которого ему предоставить не могут. А тем временем Вэл после рождения трех мертвых младенцев подряд и очередного выкидыша медленно угасает. И Гардану целители помочь ничем не могут. И ведь он мог бы это как-то пережить, потому что даже смерть семьи в некоторых случаях может оказаться только досадным эпизодом прошлого, а отнюдь не катастрофой, стоит вспомнить хотя бы тот факт, что у их же Великого герцога Лимбуша II Кливира первый выживший потомок мужского пола родился только в третьем браке, но ведь родился же, и правящая династия Азуранда все-таки не прервалась, и можно, подобно ему, утешать себя мыслью, что все поправимо и все впереди.
Все, конечно, впереди, если… Вот именно, если ты после смерти жены и сына способен потом завести новую семью и зачать новых потомков. А ты не способен. Целители так прямо и сказали, хворь семьи им известна, но неизлечима, больше наследников у Вильена не предвидится, живите с чем есть. А если его единственный сын Гардан умрет – род Беллонов прервется, законы Азуранда на сей счет вполне жесткие, в таких случаях не помогает даже усыновление или принятие в род со стороны. И не того ты полета птица, чтоб рассчитывать, что нынешний Великий герцог вдруг передумает и сделает именно для вашей семьи исключение.
Не сделает. Скорее, задумается как поудачнее разыграть карту земель Беллон в политических шахматах.
И этот целитель Гролье был его последней надеждой, все остальные целители страны уже успели ему отказать. И что теперь делать? Болеет жена, умирает сын, у него больше не будет детей, так и угаснет древний славный род Беллонов… интересно, неожиданно задумался Вильен, кому после его смерти перейдут их земли? А, заодно и земли жены, полученные по брачному соглашению в приданное? Да не все ли равно, желающих найдется с лихвой, небось стервятники разные уже перспективы прикидывают, жадные верхние конечности потирают, связи с пока еще его соседями налаживают, чтоб те поддержали именно их притязания, прошения Великому герцогу строчат с намеками… шакалы.
А, может, им ничего и не перепадет, возможно, Великий герцог поступит проще, сначала будет долго на приемах во всеуслышанье гадать, кто именно больше остальных достоин получить земли Беллонов после его кончины…, раздразнит всех… а потом заберет его земли под свою руку… под временную опеку… если не сочтет нужным усиливать никого из своих подданных. Посадит верного управляющего и будет мирно складывать в казну прибыль с бывшего тόринства Беллон.
Тоже выход, между прочим, вполне себе изящное решение: одновременно получать доход с земель и продолжать искушать желающих фактом возможной доступности его бывших угодий. С учетом поганого характера Харниша IV Кливира с него вполне станется проделать такой финт. Чтоб вдоволь поухмыляться, когда эти желающие начнут кружить над вроде как бесхозными пашнями и пастбищами как коршуны-падальщики и делать ему осторожные, или, наоборот, недвусмысленные предложения. Чтоб он да упустил такой шикарный шанс столкнуть лбами это прожорливое вороньё, своих придворных? Да никогда!
Только вот ему, Вильену, все это будет уже без разницы.
Он к этому моменту станет держать ответ перед чередой предков и ничего утешительного ответить им не сможет.
Захотелось завыть: Вечные, за что? Когда в его жизни все пошло наперекосяк? Ведь столько лет все отлично складывалось: и высокое происхождение, и прекрасное здоровье, и послушная магия воздуха достаточно высокого уровня, чтоб, с одной стороны, его оказалось достаточно для поддержания нужного климата в поместье, но не хватало, спасибо Вечным, для несения регулярной службы в герцогском войске. И подходящая по всем параметрам жена-водница, и первенец-мальчик, когда, к Изменчивым, все переменилось? И, главное, почему? Почему он сейчас поставлен в ситуацию, когда вынужден доживать свой век без малейшей надежды на возрождение рода Беллонов? Что именно и когда он сделал не так?
И Вечных не спросишь. То есть он, конечно, их неоднократно вопрошал, но ответов ее получил, не любят Вечные делиться со смертными своей мудростью. И плевать им на страдания отдельного взятого торина, семейством больше, семейством меньше, подумаешь, на их возвышенное существование такие мелочи не влияют. Соответственно, не интересуют.
Вильен вяло поворошил лежащую на столе кучу корреспонденции, что еще ему могут неприятного написать? На хорошие новости он надеяться давно перестал… его внимание привлек необычный конверт из темно-серой, почти черной бумаги. Это кто ж так развлекается, делая бумагу столь насыщенного цвета? И чернила… или в данном случае правильнее будет сказать белила? Потому что бело-серебристые буквы на темном фоне выглядели завораживающе необычными. Автор такого выпендрежного послания явно не обычный человек…
И само послание оказалось неожиданным. Неужели случилось чудо, и то, на что он уже перестал надеяться, свершилось? Потому что в письме ему предлагал надежду на помощь целитель соседнего государства. Ну, не то, чтобы предлагал… скажем так, в ответ на его крик о помощи ильдайн Киран Кристус-Берг ставил его в известность, что ему известны перечисленные им симптомы болезни его сына и он может, видите ли, уделить ему для аудиенции полчаса. Причем не абы когда, а именно через пять дней в два часа пополудни. В своей усадьбе, расположенной под Льяллой, столицей соседнего Тигеланда. То есть ему придется мчаться стрелой, чтоб успеть добраться от столицы одного государства до другой к назначенному каким-то поганым лекаришкой сроку?
И ведь помчится, куда деваться. Ему не просто дайн отписался, а целый ильдайн, чтоб ему! Самый известный целитель Тигеланда и единственный на весь континент, занимающийся стоун-целением. Одни Вечные ведают, что это за разновидность целения такая, но слава о его способностях бежала далеко впереди Кристус-Берга. Поговаривали, что сам верховный Правитель Тигеланда не гнушается пользоваться его услугами, оттого, видать, и послание составлено в настолько уничижительных формулировках. Мол, я человек непростой и занятой, так что ты изволь приехать, когда не тебе, а мне удобно, а уж я, так и быть, посмотрю на записи насчет болезни твоего отпрыска.
Сволота высокомерная. Скотина титулованная. И, между прочим, эти самые титулы у них не чета древнему дворянству Азуранда, кровью заслуженному предками в боях, они просто дарованные их Правителем! Развели, понимаешь, у себя в стране пародию на народовластие, даже главу своего государства повадились выбирать из самых именитых ильдайнов, а так, кто они такие, если копнуть поглубже? Просто те, кого сочли возможным и правильным именовать не просто дайном, то бишь жителем Тигеланда, а ильдайном, сиречь, почетным и заслуженным гражданином страны. Только вот не следует забывать, что такой дарованный титул можно как легко получить, так легко и потерять, если допустить ошибку в поведении.
Не задумываются некоторые, что эти заигрывания с плебсом, они изначально опасные, чреватые тем, что выборная система может однажды сработать против ее же установивших. Перевыберут кого-то другого, и гуляйте, прежние власть предержащие! Если вас вообще в живых оставят, как в соседней Руансии. Там чернь недавно взбунтовалась, взяла и перерезала всех, кто отличался благородством происхождения. Или почти всех, потому что исключением оказались военные, которые переворот возглавили и сумели власть захватить и удержать. Так-то быстро задавили бы этих революционеров силами соседей, но войско у Руансии мощное, пришлось с этим считаться…
Зато теперь они всей страной думают кто ж будет выполнять те обязанности, которые ранее выполняли ныне перерезанные дворяне. Аж интересно как скоро до них дойдет, что они поторопились, и без магии, присущей именно людям благородного сословия, жизнь в стране очень скоро скатится до уровня каменного века? Хозяйство-то без пригляду разваливается. И производство само себя не наладит. И закончится это плохо, потому что на данный момент желающих вернуться или переехать на работу в страну, где тебя в любую секунду могут лишить жизни, что-то не наблюдается.
Так что не следовало бы Кристус-Бергу так уж старательно кичиться своим свежеполученным званием целого ильдайна. Все, кто получили его исключительно по личному волеизъявлению их Правителя, могут по его или народной воле так же быстро с ним и попрощаться. Потому что по сути своей они и есть недолговечные мотыльки-однодневки. Временщики. Знать на час.
Тем не менее сейчас один такой выскочка считает возможным диктовать условия встречи ему, потомственному в пятнадцатом колене торину Азуранда!
Хотя, если так подумать, положение-то у него благодаря Правителю по сравнению с Беллоном о-го-го какое, да к тому же его наверняка еще постоянно осаждают толпы экзальтированных псевдобольных дамочек и просто гоняющихся за всем модным идиотов… так что в определенном смысле высокомерный тон письма вполне оправдан. Это ж не ильдайну Кристус-Бергу что-то от него надо, а совсем наоборот.
Так что поедет он, вернее, помчится, поскольку деваться ему некуда.
И если понадобится, он будет этого не по делу высокомерного выскочку и просить, и уговаривать, и умолять вылечить сына. Потому что сейчас этот Кристус-Берг – его единственный шанс на сохранение рода.
Вильен подошел к домашнему алтарю-куале воршуда – духа-хранителя рода Беллон и воскурил благовония, прося его ниспослать ему удачу в поездке. Удача ему ох как понадобится. Потому что этот самый целитель – последняя надежда его семьи на выживание. И если этому ильдайну удастся спасти Гардана… плевать на его отношение, на его высокомерие и наглость, на все плевать, но род угаснуть не должен.
Чего бы это ни стоило.
Так… что еще нужно сделать перед отъездом? Попрощаться с женой. Проведать Гардана. Выслушать отчет целителя сына и забрать его карту болезни. Приказать слугам уложить походный саквояж, предупредить об отъезде с ним кучера и двух охранников. Дать эконому распоряжения по хозяйству на ближайшую декаду… вроде ничего не упустил.
Торин Беллон открыл сейф и набрал стандартный «походный» набор артефактов. А также прихватил кошель с деньгами потяжелее. Мало ли, даже если в дороге не пригодится, возможно, потребуется немалая предоплата этому чудо-целителю.
И приказал закладывать карету с встроенным обогревом. Его ждет Тигеланд. И придется поторопиться, если он хочет успеть к назначенной аудиенции.
Морозня десятого 1719 года от Пришествия Вечных, день снежной совы
Тигеланд, Льялла, пригород Флариньи, усадьба Кристус-Берга
Воспоминания – это осадок,
который находится на дне нашего сердца,
главное, не взбалтывать его.
Автор неизвестен
Через пять дней бешеной скачки карета торина Беллона прибыла во Флариньи, к центральным воротам усадьбы Кристус-Берга. А неплохо он устроился, хмыкнул про себя Вильен, ограда только на первый взгляд кажется ажурной и несерьезной, на самом деле металлические прутья аж гудят от влитой в них охранной магии, тут явно постарались и маги металла, и маги огня, и маги смерти. Любое несанкционированное проникновение чревато ожогами, а для особо настырных и летальным исходом. Что ж ты, стоун-целитель, такого верховному Правителю сумел предложить или сделать, если охрана у тебя не хуже, чем в здании Правления Тигеланда? Не иначе спас от неминуемой смерти, ничем иным такую заботу не объяснить… но это значит, что целитель и впрямь силен настолько, что сможет помочь и его ребенку!
За много месяцев надежда впервые не робко, а уверенно встрепенулась где-то в груди. А пока охранники внимательно изучили письмо их хозяина и отключили защиту ограды, давая возможность карете гостя проехать в глубину усадьбы. Что ж, неплохой домик, вынужден был признать Вильен, не старинный, разумеется, новенький, конечно, но интересный: множество мелких деталей, разные украшения, волнообразные карнизы, вычурный орнаментальный декор, необычно, никогда такого не видел! Интересно, где он такого нестандартного архитектора откопал, надо будет уточнить… и зазвать к себе… но это потом…
И тут его прямо полоснуло по сердцу – по параллельной аллее навстречу его карете промчалась троица наездников на конях бегорской породы: впереди на крупном буланом жеребце в серой куртке и форменной треугольной шляпе с султаном скакал дюжий берейтор, а за ним… а за ним на светло-серых, почти белых лошадках гарцевали двое детишек возраста его сына в одинаковых щегольских светло-бордовых рединготах и черных шлемах. И было понятно, что это не абы кто тут вольготно разъездился, а те, кто имеет на это право – дети хозяина усадьбы. У него еще и сыновья есть, с завистью отметил Вильен. Даже двое, причем здоровые, не чета Гардану, который не то, что на лошади прокатиться, с постели встать не может.
О его лошадях и слугах-милланах важный эконом… мажордом… дворецкий… или как у них такой называется? пообещал позаботиться и обиходить, и проводил его в дом, в специально отведенную для гостя неплохо протопленную комнату. И, препоручив его заботам лакея Фольгена, величественно удалился. Не иначе, лошадей и слуг обихаживать.
Дав Вильену умыться и переодеться с дороги, здоровенный угрюмый лакей препроводил его в кабинет хозяина. Что ж, посмотрим, что ты из себя представляешь, чудо-целитель, рассеянно думал он, шагая по коридору. И сколько потребуешь взамен на свои услуги. Главное, чтоб хватило денег, остальное наживное. И только войдя внутрь хорошо натопленного помещения, неожиданно сообразил, что хозяина-то он знает! И никой он не Кристус-Берг, а вовсе даже младший сын их соседей по Вересковой долине, как его хоть там звали-то… а, вот!
– Велле! Логер Велле!
– Ошибаешься. Давно Киран Кристус-Берг. И имя второе, и фамилия новая. Пожалованная лично верховным Правителем Тигеланда, вместе с титулом. Так что и жизнь новая.
– И с каких это пор ты целитель?
– С тех самых, когда после проведенного папаней ритуала во мне проснулась целительская магия, а то ты не помнишь, как это происходит!
Помнить-то он о том, как проходит в двенадцатилетнем возрасте ритуал, он, допустим, помнил… причем на собственном примере, но вот подробности насчет семьи Велле… тут воспоминания становились куда более смутными, потому что отродясь не интересны ему были чужие обстоятельства и проблемы. Ну, разве что тот факт, что эта семья – потомственные целители, причем достаточно известные, хотя… опа, а ведь он не забыл и другого, о чем вполголоса поговаривали жители округи: лечебная магия-то у соседушки как у третьего сына всегда была слабая, как там его отец неоднократно жаловался – силенок еле-еле хватало только на диагностику. А туда же, мнил себя мастером, спорить с куда более компетентными старшими братьями пытался! Причем, помниться, безуспешно.
Так это что же получается, способности у этого Кристус-Берга никакие, и он зря вознадеялся на спасение Гардана? Но, с другой стороны, он ведь и вернулся тогда на родину после многолетнего обучения за границей… а там могут быть в ходу другие, не похожие на привычные ему способы излечения… как это вот самое стоун-лечение, что бы под этим не подразумевалось… да и титулы в Тигеланде их Правитель просто так не раздает… Нет, сначала надо все выяснить, а не кидаться сломя голову доверять единственного ребенка неизвестно в чьи руки…
Он уже было открыл рот, чтоб уточнить квалификацию хозяина дома, но тут в коридоре послышались быстрые шаги, раздался стук в дверь кабинета, и не дожидаясь ответа, в дверь влетели две худенькие фигурки с криком «Папа, а почему мы не едем на ярмарку? Ты же обещал!» И вот тут Вильен ощутил, как его сердце дало сбой. Ошибся он, когда мельком увидел прогарцевавших мимо детей, ну, на таком расстоянии и в таком возрасте пол детей несложно перепутать, не сыновья у Кристус-Берга, выходит, а вовсе даже дочери. Но подкосило его не это, а то, что девочки-близняшки были очень светлыми блондинками, и у одной из них…
А быть-то такого не могло. Если только… нет, невозможно! А память упорно и назойливо подсовывала ему воспоминания восьмилетней давности.
Да и вряд ли бы он сумел забыть подробности лета 1711 года от Пришествия Вечных! Ему тогда как раз исполнилось двадцать восемь лет, и родители начали уже не аккуратно намекать на брак, как раньше, а прямо настаивать на женитьбе и наследниках. Отец так прямо и сказал в лоб, мол, обзаведись супругой, обеспечь продолжение рода, а дальше хоть поселись у столичных девиц облегченного поведения. Матушка от таких грубых слов пошатнулась, и чуть не рухнула в обморок, осев на козетку, но тем не менее даже в таком полубессознательном состоянии как-то сумела выразить полную солидарность с отцовским мнением. Это у нее вообще хорошо получалось в любом состоянии. В смысле солидаризироваться с мужем.
А на резонный вопрос, где искать будущую супругу, немедленно оживилась и предложила сыну провести лето дома, в Вересковой долине, в родовом имении Клеверовый Лог. А что? Ярмарки, праздники, приемы, балы, визиты к соседям, выезды на охоту, купания и пикники – да мало ли существует развлечений в теплое время года! И на всех них будут присутствовать дочери, внучки и племянницы соседей. А также их более отдаленные родственницы и подруги. Так что останется только присмотреться и выбрать – не может быть, чтоб в таком цветнике не нашлось подходящей тόйры! Подходящей в качестве его будущей супруги и хозяйки дома.
Сам Вильен предпочел бы присмотреться к кому-нибудь из столичных тόйр, они и в поведении пораскованнее, и в общении поинтересней, но… некий резон в матушкиных словах был. В самом деле, это сейчас он позволяет себе половину времени в году проводить в вояжах, занимаясь достаточно необременительной работой по инспекции грамотного применения воздушной магии местными погодниками, а еще часть года посвящает столичным и зарубежным светским увеселениям, наезжая в имение только изредка, но родители правы, они не вечны. И когда-нибудь ему самому придется оседать в родной долине, и именно его жене придется вести хозяйство, а какая хозяйка может получиться из насквозь городской девицы, не знающей с какой стороны подходить к имеющейся скотине? И чем ее, скотину эдакую, кормить, чтоб та сразу не отбросила копыта и другие части организма?
И внутренне посетовав на несправедливость жизни, принялся собирать летний гардероб с упором на посещение сельских развлечений. Те же пикники – не надевать же на них костюмы из дорогущего ноплина, шанс перемазаться в процессе их посещения сто из ста: там тебе и земля, и трава, и роса, и лошадиный пот, и случайно пролитое вино, и не отстирывающиеся соусы к горячим блюдам…, нет, на такие приключения следует облачаться в то, чего не жалко выбросить! Впрочем, и оборванцем выглядеть тоже не следует, и дело тут даже не в соседях, которые этакой экономии не оценят, он и сам не привык носить всякую дешевку! Так что смирись с тем, что везешь ты добрую половину гардероба на выброс, угрюмо сказал он самому себе. И философски пожал плечами, что ж, значит, будет повод его обновить к осеннему сезону. Тем более, что мода меняется с такой скоростью, что ахнуть не успеваешь, как все твое барахлишко уже устарело.
А отдых в Вересковой долине оказался не таким скучным, как ему представлялось. И предсказанный матушкой цветник тόйр действительно имел место быть. Зря он заранее настраивался на скучное и чопорное общение с исключительно деревенскими простушками, нет, такие тоже были, но он упустил из виду, что многие соседи в последние годы куда охотнее отдавали дочерей в городские институты и университеты для развития магических способностей. Конечно, еще встречались ретрограды, настаивавшие на исключительно домашнем обучении своих девочек, но большинство родителей довольно быстро сообразили, что на рынке невест девушки с проявленной и оформившейся магией привлекут куда больше интереса, нежели их сверстницы с неким непонятным потенциалом. И уж точно больше, чем явные «пустышки». Потому что, к великому сожалению их родных, среди юных дев порой попадались и такие, но их шансы на пристойное замужество расценивались как удручающе низкие…
А потом в долину пришло лето, и закрутилось, и понеслось! Ярмарка рукоделия, ярмарка меда, ярмарка металлоизделий, ярмарка ювелиров! И все торговцы привезли столько интересного! А еще приемы, балы, визиты к соседям, и праздники, праздники, праздники, которых в летнем календаре насчитывалось удивительно много! А если подходящего праздника не находилось, то никто не мешал объявить выезд на охоту или на пикник. Или устроить купание в излучине речки Вереи. Нет, разумеется, все было чинно и невинно, для мужской и дамской компании предусматривалось раздельное время омовений… но мало кто из мужчин не задумывался насколько мало одежды сейчас находится на телах не видимых из-за плетеной изгороди купающихся тойр. И насколько соблазнительно они сейчас, наверное, выглядят…
И танцевальные вечера, когда следовало заранее подсуетиться, чтоб наверняка «застолбить» возможность потанцевать с нравящейся тебе девушкой. И можно было попробовать на мгновенье прижать к себе партнершу в танце чуть сильнее и ощутить трепетное касание ее тела. А самым шустрым удавалось и сорвать с губ не слишком скромной тойры поцелуй, что, безусловно, поднимало мужскую самооценку на запредельную высоту.
А юные тойры от шестнадцати до двадцати пяти тоже спешили наслаждаться жизнью. Сбор луговой клубники и конкурс на лучшее собственноручно сваренное варенье, катание на лошадях, когда можно отделиться от общей толпы и остаться наедине с кавалером. Выбор сувениров на ярмарках, новые туалеты, танцы, игры, фанты, музицирование, кокетство, легкий флирт – им все шло. Лето и молодость, солнце и красота – поистине убойное сочетание для окружающих их представителей сильного пола.
И самыми яркими «звездами» этого лета в Вересковой долине стали очаровательные кузины Луайо. Двойные кузины. Потому что когда-то братья Луайо умудрились жениться на сестрах-близнецах Канире. Женой старшего, Димирана, стала Майя, младшему, Вистеру, досталась Магда. Говорят, обе сестрички претендовали на внимание Димирана, но он выбрал старшую, Майю, чему, возможно, поспособствовало наличие у нее пикантной родинки слева над губой. Так-то если подумать, ну как иначе выбрать из двух абсолютно одинаковых девушек одну?
Вообще род Канире был среди прочего известен склонностью его членов к магии воды во всех ее проявлениях, а также тем, что близнецы у них рождались через поколение и старшему в паре обязательно доставалась та самая родинка над губой. В паре Виолетта и Валентина, или как их все звали, Летта и Лента, родинка досталась Летте как дочери старшей из близнецов. Вместе с необычным цветом волос. Если Лента была просто светловолосой, то шевелюра Летты немедленно привлекала всеобщее внимание, так как цветом походила на полированное серебро. Кузины мало того, что были хороши собой, так еще и обладали немалым врожденным очарованием вкупе с уверенностью в себе. И относились к категории образованных тойр, этой весной они с отличием закончили первый курс столичного университета стихийников и, приехав летом к родителям на отдых, быстро затмили остальных потенциальных невест Вересковой долины. Чем вызвали глухое недовольство матерей остальных девиц на выданье. И самих девиц тоже.
И вот не хочешь, а скажешь, что история их матерей повторяется, потому что, как будто нарочно, обеим кузинам понравился Вильен. Сам он с удовольствием оказывал знаки внимания обеим, но Летта ему нравилась больше. Танцуя именно с нею, он был счастлив. Именно при взгляде на нее у него кружилась голова и хотелось держать ее в объятьях. Именно ей он хотел сделать предложение. Именно ее он мечтал видеть матерью своих детей.
И он, кстати, помнит, как этот недотыкомка с недопроявленной целительской магией постоянно путался под ногами и тоже пялился на нее как сладкоежка на пирожное. Он тогда, помнится, вернулся в Вересковую долину после десятилетнего, кажется, отсутствия. Ну да, после своего заграничного обучения, точно! Только Летта даже не думала смотреть в его сторону, все сияние ее глаз было предназначено ему, Вильену. Как он радовался, понимая, что их чувства взаимны!
Тем удивительнее было то, что родители отнеслись к его выбору настороженно. Причем, редкий случай, по разным причинам! Привыкший к тому, что родители всегда выступают единым фронтом, Вильен поначалу даже не удивился их синхронному неодобрению, но вот причины этого неодобрения… тут да, было отчего задрать брови на лоб. Отец высказался в том плане, что с Лентой ему будет проще ужиться, именно потому, что он в нее не влюблен, и не станет, случись что, идти у нее на поводу, принимая все решения в семейной жизни с холодной головой. А вот она пускай его обожает и соответствует.
Вильен чуть не спросил его, не свой ли идеальный сценарий семейной жизни тот ему излагает, но быстро прикусил язык, не желая ставить присутствующую здесь же матушку в неловкое положение. И уже у нее поинтересовался, что та в свою очередь имеет против его выбора. Так вот, если подойти непредвзято… пожалуй, матушкины аргументы были более вескими, потому что той не нравилось в каком направлении у Летты пошло развитие магии воды. Собственно, именно эта разновидность стихий давала наибольшее количество возможных проявлений, но среди них были как жизненно необходимые, так и мало востребованные. А то и вовсе никуда не применимые. А если дети унаследуют то, что окажется никуда не годящимся?
Вильен задумался. Из всех возможностей магии воды Летте досталась, пожалуй, наиболее редкая и не самая востребованная разновидность – иней, это Лента унаследовала лед, который расценивался как более практичный дар. И в прикладном смысле способности младшей кузины выглядели привлекательней… На это у него было «железное» возражение, потому что уровень владения стихией у Летты зашкаливал за отметку девять, в то время как Лента с трудом натянула на пять баллов из возможных десяти. Поэтому с точки зрения передачи силы дара детям, наоборот, старшая кузина мощно превосходила младшую. При проявлении у детей дара отца в сочетании с силой матери можно было прогнозировать появление у их сыновей следующей ступени развития воздушного дара, с уровнем уже не просто ветра, а урагана, к гадателю не ходи.
Изложив все это родителям, Вильен добавил, что терпеть в своей постели не нравящуюся ему женщину, зная, что сам сдуру отказался от желанной и более талантливой… и перспективной… не хотелось бы. Ну, не устраивает его такое положение вещей. В конце концов это его жизнь и ему предстоит размножаться. И он предпочел бы это делать с удовольствием.
Родители подумали, повздыхали… и согласились. И уже пятнадцатого жнивеня он сделал отцу Летты брачное предложение. Получив согласие, помолвку отпраздновали с размахом, пышно и весело, радовались все, даже кислые лица Ленты и этого… тогда еще Логера Велле не сумели испортить общую картину. Возможно, потому что подавляющее большинство тойр и их матушек мудро радовалось тому, что одна из самых красивых конкуренток выведена из игры и теперь никто не помешает им всласть поохотиться на остальных женихов.
А еще через неделю празднеств в их тесном обществе грянуло сообщение об аресте Димирана Луайо. Для всех это было как гром с ясного неба, потому что представить себе, что почтенный тойр вдруг соберется нарушать закон настолько… эээ… неприличным и в чем-то даже противоестественным способом, не мог никто. Участие в запрещенных ритуалах – это же уму непостижимо! Главное, непонятно зачем?! Если вспомнить историю: на такое обычно идут только маргиналы без магических способностей, как раз чтобы таковые обрести. А ему-то что те ритуалы могли дать, чего у него не было?
Одним словом, Вересковую долину лихорадило от сплетен и слухов. Кто-то считал это чудовищным недоразумением, кто-то клеветой, кто-то страшной ошибкой, кто-то предпочитал занять отстраненную позицию и не принимать участия в обсуждениях, призывая дождаться решения властей… но были и те, кто придерживались мнения «нет дыма без огня» и вполголоса рассуждали о том, что давненько наблюдали за старшим Луайо некие странности. Что это были за странности, они так и не сумели уточнить, в основном все сводилось к заявлениям типа «вот никогда он мне не нравился!», «я с ним разговаривала и взгляд у него в тот момент стал ну такой странный!» или «что Вы хотите от человека, выгнавшего без рекомендаций своего верного служащего!»
Причем Вильен точно знал, что того самого служащего Димиран выгнал абсолютно заслуженно – за воровство.
Его самого перепуганные родители то призывали немедленно расторгнуть помолвку, то, наоборот, заклинали не делать резких телодвижений, поскольку ситуация сложилась уж больно противоречивая и щекотливая, и главное сейчас – не наломать сгоряча дров, поэтому он продолжал каждый день наносить визиты в усадьбу родителей Летты – Тисовый уголок и сдержанно выражать ей сочувствие. Ее матушка как слегла при известии об аресте мужа, так больше и не вставала с постели, и дом наполнился тревожной тишиной, запахом лекарств и шорохом униформы приходящих сиделок.
Сама Летта за это время как-то резко повзрослела, потому что кроме нее некому стало поддерживать порядок в доме, куда пришла беда. Где слуги-милланы передвигались как вспугнутые мыши с ошарашенными лицами, постоянно шушукались, сбиваясь в группки, и привычный распорядок жизни полетел кувырком.
А в первый день септема стражи пришли и за самой Леттой. И вот тут мнения жителей Вересковой долины резко разделились. Кто-то утверждал, что при повторном обыске Тисового уголка нашли некое подтверждение того, что дочь Луайо вместе с отцом принимала участие в этих самых запрещенных ритуалах, кто-то, наоборот, чуть не с кулаками кидался отстаивать ее доброе имя. А кто-то мудро предпочитал подождать официальных результатов.
Сам Вильен понимал, что даже если его невесту оправдают, ни о какой свадьбе речь идти не может, подобный слушок об аресте не забудется и через года, поэтому тоже решил подождать, чем кончится дело, не может же оно навсегда замереть, когда-нибудь результаты расследования все равно придется обнародовать. Вот тогда и посмотрим, что делать…
Результат расследования опубликовали в последний день септема. Официально было объявлено, что Димиран Луайо участвовал в неких запрещенных ритуалах (каких именно, правда не уточнялось), но к ответственности привлечен быть не может по причине кончины в тюремной камере. Его имущество подлежит конфискации в пользу казны. Майя Луайо получает право пожизненного проживания в отдаленном поместье, доставшемся ей от ее бабушки Канире. Правда той это так и не понадобилось, потому что известие о смерти муже буквально за несколько дней свело ее саму в могилу.
А вот судьба Летты Луайо так и осталась неизвестной. Потому что как Вильен ни оббивал пороги Тайной Канцелярии, все, чего он смог наконец добиться, это ответа, что тойра Луайо покинула страну без права возвращения. И родители получили право снова насесть на него, требуя отменить эту неудачную помолвку… тем более, что опозорившаяся невеста по любому потеряла право на возвращение в Азуранд…, и все-таки жениться на более подходящей девушке.
И восемь лет назад в конце снеженя 1711 года от Пришествия Вечных он повел в храм другую девушку. А в септеме 1712 года уже взял на руки своего первенца Гардана. Тогда ему казалось, что та старая история закончилась и он сможет быть счастливым. Однако последующие события показали, что это не так. И сейчас только от этого малопонятного деятеля зависит, выживет ли их род вообще.
А этот… вместо того, чтоб делом заниматься, с дочерями сюсюкает! Этот меж тем ласково улыбнулся близняшкам и пообещал, что Лидия и Лючия обязательно поедут выбирать подарки ко дню Средизимья. Вот как только они пообедают и приведут себя в порядок, так сразу и отправятся. Часа через полтора, хорошо? Девчонки зачирикали как воробушки и радостно убежали готовиться к поездке. А хозяин кабинета перевел на Вильена свои вмиг ставшие холодными буркалы и потребовал показать карту болезни сына.
Тот хоть и сомневался, но протянул ему не тоненькую папку с документами и заключениями других целителей. Минут через десять Киран Кристус-Берг захлопнул ее и сказал:
– Я так и думал.
– То есть… ты знаешь, что делать, чтобы спасти Гардана?
– Знаю. Я не знаю, потянешь ли ты плату за лечение.
Ах ты ж! Вильен чуть не вмазал по этой самодовольной роже.
– Назови сумму. И покончим с этим.
– Не-ет, – протянул чем-то очень довольный Кристус-Берг. – Денег мне хватает. Мне нужно нечто другое.
А ведь с таким положением он и впрямь должен в тех деньгах купаться. Что ж ему может быть нужно? Эх, лучше б не что-нибудь противозаконное. Хотя… он сейчас в такой яме, что…
– Кого нужно убить? – покорно спросил Вильен.
– Что?! – изумился хозяин дома. – А… понятно, что ты подумал… нет, мне нужно, чтобы ты помог в одном деле.
– Я могу узнать в каком?
– Можешь. Я хочу купить правосудие, чтоб восстановить справедливость.
И вот тут Вильену стало как-то нехорошо. Его смутила весьма непривычная, но какая-то явно продуманная формулировка. Нехорошо так продуманная. Такие практически «программные» заявления ему доводилось слышать из уст фанатиков. Или террористов. Впрочем, вторые от первых, как правило, мало чем отличались. Но он не сказал убить, наоборот, он сказал купить, возможно, все обстоит не так плохо…
– И… кому требуется справедливость?
– Моей жене. Мне кажется это вполне равноценный обмен: я дарю полноценную жизнь твоему сыну, ты находишь и обнародуешь доказательства ее невиновности, также возвращая ей возможность полноценной жизни. Можем даже скрепить наш договор магической клятвой. Чтоб обе стороны добросовестно выполняли взятые на себя обязательства, не пытаясь уклоняться от них под смехотворными предлогами.
Вильен каким-то не то шестым, не то седьмым, не то сто двадцать пятым чувством ощущал подвох, но пока не понимал, в чем именно он заключается.
– А почему ты сам этим не займешься?
– А потому что буду безвылазно занят лечением твоего сына. Судя по тому, что я вычитал в карте болезни… парнишке и так осталось не более пары месяцев.
– Я могу подумать?
– Можешь, – безразлично согласился Кристус-Берг. – Только не слишком затягивай. Тебя проводят.
Вильен уже встал, когда в кабинет вошла она. Она уже начала было что-то говорить, но, увидев его, осеклась и побледнела.
– Что-то случилось, дорогая? – весело поинтересовался Кристус-Берг. А вот он, единственный, похоже, кто от всей этой неловкой ситуации получал искреннее удовольствие.
Случилось, зло думал Вильен, закипая как чайник. Он ведь чувствовал что-то не то, увидев девчонок, а ведь должен был сразу сообразить: близняшки с ее серебряным цветом волос и родинка у одной из них слева над губой. Та самая родинка, которая передается среди потомков семье Канире старшему из близнецов. Вот, значит, куда подевалась его бывшая невеста Виолетта Луайо, когда ее «попросили» из страны, нет, она не сгинула, как он опасался, она мгновенно сориентировалась и быстро шмыгнула под крылышко бывшего ухажера. А он-то дурак, переживал за нее, искал, прошения подавал, справки наводил, а она, судя по всему, прекрасно устроилась в жизни как супружница Кристус-Берга. Шикарный дом, дети, достаток, и ей даже в голову не пришло прислать весточку тем, кто за нее волновался!
– Случилось! – зло рявкнул Вильен, не в силах больше сдерживаться. – И десятка лет не прошло, как выяснилось, где государственные преступники Азуранда скрываются! За проступки свои, значит, отвечать не хотим! В Тигеланде, значит, от власти прячемся!..
Он бы может и еще что-то сказал, с удовольствием глядя как бледнеет и мертвеет некогда любимое лицо, но тут хозяин дома внезапно продемонстрировал наличие весьма немягкого характера и металлического тембра голоса.
– Фольген!
И в кабинете бесшумно возник тот здоровенный угрюмый лакей, который и сопроводил его сюда.
– Визитера вышвырнуть! Вещи – во двор! Слуг гнать в шею! Выполнять!
Почувствовав жесткую хватку громилы на воротнике кафтана, Вильен сообразил, что сейчас его в прямом смысле слова вынесут за и порог и выкинут во двор как нашкодившего кота! И навсегда прекратят общение! А как же обещанное излечение сына?
И он бешеным вьюном завертелся в руках лакея… какого лакея, явно охранника! Впрочем, одно другому не мешает… пытаясь вывернуться из захвата шеи и принести… прохрипеть любые извинения, сейчас главное – не допустить провала переговоров по причине своей несвоевременной вспыльчивости, и не проявить в нервах собственный магический дар. А этот… Кристус-Берг дождался, когда лакей-охранник дотащит его до двери кабинета и только потом соизволил уронить холодно-небрежное:
– Можно отпустить. Пока.
Торин Вильен растирал пережатое собственным воротником горло и костерил про себя собственную несдержанность последними словами. Невовремя он сорвался, ох, как невовремя! Ну, устроилась неплохо его бывшая в чужой стране, и что? Ему-то что с того? Ему о сыне думать надо, род Беллонов спасать, а не копить глупые обидки на старую знакомую!
И кстати… для кого там хозяин дома требовал справедливости? Вот для нее? Это прекрасно! Вряд ли он здесь, в Тигеланде, в курсе подробностей старого расследования, а вот сам Вильен видел протоколы сыщиков Тайной Канцелярии и прекрасно знает, что именно нашлось в схроне под полом ее комнаты при повторном обыске в Тисовом уголке. О, да, если ценой жизни его ребенка станет поиск доказательств ее невиновности, он с удовольствие поборется за установление истины! Потому что знает, что ни о какой ее непричастности и тем более невиновности и речи быть не может. Это она мужу в койке могла заливать что-то на тему «ах, оболгали, гады, ой, подставили меня, несчастную!», а он на такое не купится.
И предложение самого Кристус-Берга скрепить договор магической клятвой тоже может оказаться очень в тему. Причем надо будет мягко и как бы невзначай подтолкнуть его к такому ее варианту, при котором малейшее нарушение уговора карается сначала слабым перекрытием воздуха, а при одной мысли об отказе исполнять обещанное – окончательным удушением.
С одной стороны, он таким образом наверняка обеспечит излечение Гардана. Что же касается его собственных обязательств… ему, с другой стороны, даже особо напрягаться н придется, все, что от него потребуется – потыкать супругов носом в официальные бумаги с зафиксированными фактами и результатами опросов. Поэтому Вильен откашлялся и в самых цветистых выражениях принес извинения хозяйке дома за несдержанность. И пообещал, что подобное более не повториться.
А когда она покинула кабинет, вернулся к письменному столу, за которым восседал Кристус-Берг и поплотнее окопался в гостевом полукресле, настороженно косясь на оставшегося у дверей не то лакея, не то охранника… как там его? Фольгена! Что он может с ним проделать, он уже понял, повторения не хотелось. И дождавшись, когда хозяин его, наконец, отошлет, брюзгливо спросил:
– Ну теперь мы уже можем обсудить условия нашего договора?
Вдвоем. Без посторонних. Которым совершенно незачем знать подробности…
– Можем, – кивнул старый знакомый. – Ребенка придется привезти сюда…
Он еще не успел договорить, как Вильен взвился:
– Никаких перевозок! Гардан не выдержит! Или… это ты так мстишь за прошлое?
Он же помнит, как легко в свое время ставил этого Велле… в смысле, который теперь Кристус-Берг на место, как изящно обрывал его неуклюжие умствования, когда тот пытался безуспешно соперничать с ним за внимание тойры Луайо! Никак он сейчас собрался отыграться? Вильен хоть и понимал умом, что злить хозяина кабинета не следует, но уж очень хотелось уколоть его по старой памяти, аж язык чесался. И он не сдержался:
– Подло «отсыпаться» на больном ребенке за собственные прошлые неудачи!
– А кто говорит об «отсыпаться»? Речь идет исключительно о целесообразности. А переезд ребенок выдержит. Если перевозить его в статис-капсуле.
Ну-у… так действительно можно… В такой капсуле все жизненные процессы как бы замирают, и развития болезни не происходит, но…
– Почему здесь?
– Потому что проще перевезти больного сюда, чем волочь мое оборудование в Азуранд за одни Вечные знают сколько лиг! Без возможности если что исправить поломки, причиненные небрежным перетаскиванием сложного инструментария.
Логика в этом есть… но при этом Гардан останется в его усадьбе заложником… причем присутствия ни его самого, ни еще какого соглядатая от семьи Беллонов Кристус-Берг наверняка не потерпит… а вот тут и наступает момент обоснованно проявить обеспокоенность и стребовать с хозяина усиленную магическую клятву. И Вильен, внутренне напрягшись, произнес:
– Мне нужны гарантии.
Кристус-Берг понятливо кивнул:
– Твои опасения понятны, но не забывай, Высокая клятва не позволит ни одному из нас отступить от обещанного! Итак, ты всеми силами восстанавливаешь справедливость по отношению к моей жене и помогаешь покарать виновных, невзирая на чины и звания, а я обязуюсь после лечения вернуть тебе твоего первенца и наследника, живого и здорового.
Что ж, Кристус-Берг, бывший Логер Велле, Вечные тебе судьи, ты сам шагнул в эту ловушку. Да, Вильену, конечно, придется максимально быстро отыскать и закупить статис-капсулу со всеми прилагающимися к ней комплектующими, но за спасение ребенка… это недорого. Зато теперь он может быть совершенно уверен, что этот стоун-целитель из-под себя вывернется, но вылечит Гардана. Если не захочет сдохнуть сам. А он не захочет.
Вильен призвал свою магию в знак обеспечения своего обязательства, то же самое проделал и Кристус-Берг. В кабинете прозвучали слова обоюдной клятвы, осев невидимым, но осязаемым облачком на их шеях.
Снеженя второго 1720 года от Пришествия Вечных, день желтого скорпиона
Тигеланд, Льялла, пригород Флариньи, усадьба Кристус-Берга
Не бойся ударов Будущего в лицо –
Бойся от Прошлого в спину.
Миша Богородский
Этот визит торина Беллона в усадьбу Кристус-Берга пришелся на второй день после празднования Средизимья. Не так быстро, конечно, как хотелось бы, но и так уж он торопился как только мог! Но пока доставили и проверили самую надежную по отзывам пользователей в Шталлене статис-капсулу, пока под присмотром целителей уложили в нее сына, пока осторожно везли в дормезе из одной страны в другую… срок в двадцать два потраченных на это дня казался Вильену вполне небольшим. Ну, или, как минимум, приемлемым.
Проследив за аккуратной выгрузкой слугами капсулы и получив заверения важного эконома… мажордома… дворецкого, надо бы все-таки выяснить, как хоть его именовать, так вот получив все необходимые заверения, что за ней будет самый надежный присмотр, Вильен подал руку жене, помогая покинуть изрядно поднадоевшее за столько дней средство передвижения. Нет, дормез всем хорош, в нем даже ночевать можно, если случится недостача мест в тавернах по дороге, но как же хотелось посидеть в нормальном кресле! Выспаться на не трясущейся кровати! Почувствовать себя человеком, а не лягушкой, засунутой в мяч!
Их проводили в ту же комнату, в которой он уже останавливался в прошлый раз, дали возможность умыться, отдохнуть с дороги, привести себя в порядок, отведать легких закусок, услужливо поданных прислугой с горячим настоем листьев мяты и щепоткой имбиря… а потом тот же угрюмый лакей, силу конечностей которого Вильен больше не хотел испытать на себе, пригласил их на беседу в кабинет.
Перед выходом Вильен внимательно оглядел себя в зеркало. Это в прошлый раз он, не зная, с кем столкнется, позволил себе небрежность в одежде, а вот теперь – шалишь! Теперь именно у него в руках все козыри и выглядеть он должен тем, кем является. То есть победителем. Поэтому и кафтан на нем из лучшего руансийского бархата, и камиза из самого дорогого сорта мэйланьского силка, и хороша видна булавка для галстука, на которую пошел кровавый антракс-кабошон величиной с сустав мужского пальца.
Так, теперь жена. Ну, что ж, вполне, признал Вильен, оглядев супругу. Конечно, той юной девичьей миловидности нет и в помине, да и несколько родов подряд – не самое омолаживающее времяпрепровождение… но зато есть стать и уверенность в себе взрослой женщины. Платье с головным убором в тон из ателье самой тойры Зейцлер, и лучше не вспоминать во что ему встал тот моднючий «шедевр»! Почти в стоимость статис-капсулы для сына. Он чуть не отказал, но… пришлось, пришлось. Положение, оно обязывает.
А из украшений – уникальное двухрядное ожерелье с подвесками из веренита, с огранкой багет. Вот эту цацку он Вэл специально попросил надеть. Под него и туалет подбирался, чтоб уж оно точно не осталось незамеченным! Потому что именно его он когда-то заказывал за совершенно неприличные деньги в качестве свадебного подарка для Летты в лавке торина Дюшерана. Вот пусть теперь она полюбуется на то, как украшение, которое могло стать ее семейной драгоценностью, теперь с полным на то правом носит другая женщина, и поскрипит зубками. Ибо некоторым полезно получать по носу.
Предупреждать жену о том, с кем ей предстоит столкнуться в усадьбе Кристус-Берга, Вильен не стал. Раз уж он собирается разыграть партию победителя, то пусть и она в процессе искренне порадуется унижению давних вра… вернее, бывших друзей. Что ж, они готовы, пора начать. И он покровительственно кивнул лакею, давая разрешение проводить их в кабинет хозяина дома.
В кабинете за это время ничего не изменилось. Почти ничего, кроме того, что справа от стола хозяина появилось еще одно удобное кресло-реклайнер. В котором уже расселась Виолетта. А их, значит, собираются приземлить на те, не самые удобные полукресла для посетителей, сообразил Вильен, сжимая от злости кулаки. С порога, так сказать, дают понять, кто тут главные, а кто так, нищие просители. Ладно, еще не вечер, посмотрим, как вы будете себя вести к концу разговора… И усадив жену, и присев сам, максимально бархатным голосом осведомился:
– Так на какие сроки лечения нашего сына мы можем рассчитывать?
Ну, а что? Надо же напомнить, кто тут заказчик, а кто, некоторым образом, наемный целитель? У кого есть, пусть и хворый, но наследник, а не девки? Таким образом он удачно привлек внимание Кристус-Берга, а сам в это время исподтишка наблюдал как смотрят друг на друга встретившиеся через много кузины. Ладно он промолчал, но, похоже, и этот муженек Виолетту не предупредил о том, кого их семейка сегодня имеет счастье видеть в гостях. Так что, было на что посмотреть, ой, было! Сколько эмоций на лицах! Кузиночки разве что зашипеть не успели и когти друг на друга выставить, но, судя по выражению лиц, собирались вот-вот кинуться в драку. Но не успели, потому что общее внимание привлек ответ хозяина-целителя:
– Я осмотрел ребенка… лечение будет долгим. И займет не один месяц. И даже не один год.
– Как?! А как же…?
– А вот так. Или у вас есть идеи как это провернуть быстрее?
Идей у Вильена не было.
– И, кстати, – продолжал Кристус-Берг, – раз уж вы пытаетесь меня поторопить, я в свою очередь получаю право поинтересоваться как идет обещанное мне восстановление справедливости?
– Но я никак не мог успеть…!
– То есть, ты к выполнению своей части обязательств даже не приступал, а от меня уже чего-то требуешь? Мне начинает казаться, что кто-то здесь данные нами клятвы воспринимает весьма однобоко… вернее, односторонне. Или вообще не намерен их выполнять… Значит так, вначале я жду исполнения обещания главы семьи Беллон, и только потом начинаю лечение вашего отпрыска. Советую поторопиться: срок безопасного нахождения в статис-капсуле – не более полугода, после чего наступит летальный исход. Ваше время пошло!
Вильен ощутил себя в ловушке, но не уточнить он не мог:
– А ты не боишься, что…?
– Не боюсь. И давления на горло не ощущаю. Потому что магия – это не человек, которого можно обмануть или еще как-то обойти. И она… не знаю, похоже, как-то ощущает, что лично я не собираюсь нарушать данную тебе Высокую клятву. Я просто тоже, как и ты, подстраховываюсь и хочу гарантий, что встречное обязательство будет выполнено.
– А если я пообещаю заняться этим вопросом немедленно по возвращении в Азуранд, то…
– А ты не обещай, ты прямо сейчас можешь начать устанавливать истину, допросив свидетельницу по делу.
– Только очень наивный человек в этом случае может поверить словам Виолетты Луайо!
– А я и не имел в виду свою жену, – фыркнул хозяин. – Я знаю, что ей ты не поверишь. Вернее, не захочешь поверить. Но здесь и сейчас присутствует еще одна дама, чье свидетельство способно пролить свет на события восьмилетней давности. Я говорю о Вас, Валентина Беллон, урожденная Луайо. Вы же присутствовали в это время в Вересковой долине. Вы были влюблены в Вильена Беллона, и Вас не устраивало его намерение жениться на Вашей кузине. Вы смертельно завидовали Виолетте. Поведайте нам, как Вы, по итогу поступили по отношению к ней?
Сказать, что Вильен в тот момент удивился, будет явным преуменьшением. Вэл-то тут при чем? Тем неожиданнее было, когда она развернулась к кузине и злобно… выплюнула:
– Да я тебя всю жизнь ненавидела! Тебя, никчемушницу, все всегда жалели и норовили отдать лучшее, а я мечтала о том дне, когда все, наконец, осознают, что ты пустышка! Ну, то есть слабосилок! Довольна?!
– Нет, Вэл, – кротко ответила Виолетта. – Кто ж будет доволен, когда на него ведро помоев выльют, это, во-первых. И ты не ответила на заданный Кираном вопрос, это, во-вторых.
– Отстаньте вы от Вэл, – возмутился Вильен. – Что она может знать?
– Ай-яй-яй, какая наивность! – покачал головой Кристус-Берг. – Многое, очень многое. Кстати, ты не чувствуешь, что дышать стало труднее? А это откат от неисполнения клятвы работает. Если ты отказываешься от допроса одного из ключевых свидетелей, значит, не намерен выполнять данные тобой обязательства. Так как, подождем пока откат тебя совсем задушит?
– Вэл? – с удивлением спросил Вильен, ощущая неприятное давление на гортань. Жена молчала, зато Кристус-Берг не преминул подзудеть:
– Может, ее устраивает подобный исход? Может она хочет избавится от тебя, не позволив выполнить Высокую клятву?
– Вэл? – уже с нажимом переспросил Вильен, ощущая усилившееся давление на горло.
– Ну и ладно, – неожиданно выкрикнула Валентина, – хотели, так получите! Это я написала то анонимное письмо в Тайную Канцелярию, из-за которого моего дядюшку обвинили в проведении незаконных ритуалов.
Вильен почувствовал, что выражение «волосы на голове зашевелились от ужаса» вот ни разу не фигуральное, а очень даже реальное. Чтобы Вэл так поступила?
– Но… зачем?
– Она надеялась, что разразившийся скандал заставит тебя отказаться от женитьбы на дочери подозреваемого, – любезно подсказал хозяин. – И обратить внимание на нее.
– Да, надеялась! И что?!
– А то, что твоя жена нам не все сказала. Валентина, Вы действительно полагаете, что сумеете ограничиться частью правды, полагая, что никто не будет копаться глубже в Ваших грязных делишках?
Куда уж грязнее, подумал Вильен, одного ложного доноса на родственника уже достаточно для того, чтоб начать воспринимать собственную жену как монстра… неужели это не все? Чего ему еще ждать? Участия в оргиях? Осквернения могил? Принесения в жертву невинных младенцев? А давление на горло стало сильнее, так что спрашивать точно придется. И с трудом разлепив вдруг ставшие сухими и непослушными губы, он сумел прохрипеть:
– Вэл, чего я еще не знаю?
Жена явно не хотела отвечать, но ей «помог» Кристус-Берг:
– Ты не знаешь, что ей пришлось сделать, чтоб окончательно добиться своей цели. Когда началось следствие, ты не отказался от помолвки, а продолжал наезжать в Тисовый уголок. Получается, письма было недостаточно, чтоб вас разлучить. Как ты думаешь, откуда в комнате Виолетты при повторном обыске взялись свидетельства запрещенного культа? А вот она в курсе, потому что сама их туда подкинула, так ведь, Валентина?
Не может такого быть, стучало у Вильена в голове, не может! Но один взгляд на ощетинившуюся жену, которая сидела с поджатыми губами и злобно сверкала глазами, подсказал, что очень даже может.
– Как?! Как ты могла?!
– Я любила тебя, а ты!.. Ты выбрал ее! Почему все самое лучшее – всегда ей! И да, я захотела ее уничтожить! И получить тебя! И у меня получилось!
– Но какой ценой!
– За настоящую любовь не жалко заплатить любую цену!
Особенно если платить придется не тебе, как-то отстраненно отметил Вильен, а кому-то другому. Это, разумеется, куда как удобнее. И с неожиданно прорезавшимся ехидством поинтересовался:
– И чем ты заплатила?
– Я…
– А платила не она, а я, – вмешалась долго молчавшая Виолетта. – За ее любовь я расплатилась пребыванием в тюремной камере.
И тут до Вильена, наконец, дошла очень простая мысль, что выполнить данную им клятву будет намного сложнее, чем ему изначально казалось. Что казавшийся ему неубиенным козырь против Летты в виде протоколов сыщиков Тайной Канцелярии – это никакой не козырь в свете признаний его жены. Это умело сфабрикованная «липа». И теперь ему действительно придется восстанавливать справедливость любыми средствами, а времени у него на все про все – меньше полугода.
Напрасно он кичился собственной хитростью, это не он поймал Кристус-Берга на Высокую клятву, а, наоборот, тот его. Сумел заставить защищать доброе имя жены чужими руками, вот же интриган. Вот же молодец! И кстати… а он ведь уже знал о роли Валентины, когда затевал этот разговор, неожиданно сообразил Вильен. То есть какое-то там предварительное расследование он проводил. Это хорошо, это позволит существенно сэкономить время при розыске тех, кого он пообещал вывести на чистую воду. А пока ему следует извиниться перед бывшей невестой:
– Летта… ты прости меня, я не знал, что…
– Вот теперь мы подошли к самому интересному, – бесцеремонно перебил его излияния хозяин дома. – Во-первых, неплохо было бы узнать у Валентины Беллон имена ее сообщника или сообщников.
– Каких сообщников?
– Ну как, каких? Тех, кто должен был изготовить и принести ей те самые ритуальные предметы запрещенного культа. Не сама же она их смастерила? Что там хоть было? Маски? Куклы? Или что похлеще?
– Куклы. Выполненные в виде… ммм… некоторых известных лиц государства. Предполагалось, что с их помощью планировалось навести на них порчу.
– Так кто из Ваших знакомых, Валентина, такой умелец? Ну, поделитесь уже с нами, видите, у Вашего мужа опять приступ удушья от Вашей скрытности!
– Торин Хаз Перлион, – нехотя буркнула Вэл. – Это он принес эту гадость.
Значит, торин Перлион следующий кандидат на допрос, прикинул Вильен, хорошо хоть он знает, где его искать.
– А кто подал сыщикам идею о проведении повторного обыска в Тисовом уголке, не подскажете? Не он, случаем?
– Не знаю, я у него не спрашивала. Теперь я могу, наконец, уйти?! – раздраженно спросила Вэл. – Я по горло сыта этими расспросами и хочу завтра же уехать домой!
– С этим будет некоторая проблема… – сочувственно пробормотал Кристус-Берг. – Не то, чтобы я собирался Вас удерживать, но в тексте клятвы Вашего мужа есть слова «помочь покарать виновных», поэтому…
И он развел руками, как бы говоря, что лично от него уже ничего не зависит.
– Вы на что намекаете? – насторожилась Вэл.
– На то, что за все следует платить, – улыбнулась ее кузина. – Я свое в тюрьме отбыла, теперь твоя очередь!
– Вильен! Но ты же не допустишь!..
– У него нет выбора, – мягко пояснил хозяин дома. – Либо он заставит Вас получить наказание за Ваше преступление, либо умрет. Мальчик тоже.
Сам Вильен хорошо понимал, что в этой ситуации ему придется мало того, что самому обвинить жену, так еще и проследить, чтоб назначенное ей наказание ее не миновало.
– Но мне нельзя в тюрьму! – закричала Вэл.
– Да ну? – весело удивилась Летта. – Ишь ты, нельзя ей! А мне, по-твоему, было можно? Я, когда твоими стараниями в камеру угодила, очень на судьбу обижалась, потому что знала, что вины на мне нет, а вот ты там будешь находиться по праву. Во искупление своих грехов.
И улыбка на лице его бывшей невесты сейчас очень напоминала оскал. Н-да, как жизнь людей-то меняет, аж вздрогнул Вильен. Мало ему было того, что из любящей жены вдруг такая грязь полезла, так еще и Летта готова забыть слово «жалость». Хотя бывшую невесту он в чем-то понимал, право мести – священное право, вряд ли молоденькой девчонке понравилось пребывание в тюрьме, особенно по надуманному обвинению… И вряд ли бы он сам в такой ситуации удержался от злорадства, это да…
Тем не менее, ему было о чем подумать, в частности, о своих дальнейших действиях.
– Вэл, ты отправляешься в нашу комнату и сидишь там смирно. О своих дальнейших планах я сообщу дополнительно. Насколько я понимаю, покинуть усадьбу не представляется возможным?
– Нет, – успокоил его Кристус-Берг. – Слуги никого не выпустят.
– Иди, а мне еще нужно… поговорить.
Валентина вылетела за дверь, как если бы владела не ледяной, а воздушной магией. Вслед за ней поднялась и Летта.
– Я тоже пойду? – она вопросительно посмотрела на мужа. – Похоже, вам нужно многое обсудить.
– Иди. А мы пока пообщаемся.
И только оставшись вдвоем, Кристус-Берг озвучил то, что не давало покоя Вильену последний час:
– Ты такого не ожидал.
– Нет, провались оно все к Изменчивым!
– Ну да, иначе б ты не орал сейчас как трахнутый во весь мозг.
– Да я…
– Нет, не в мозг. На всю глубину самолюбия.
– Логер… тьфу, Киран! Ты… это… прекращай. А то ведь никакая клятва не помешает мне дать тебе в морду! Лучше скажи, у тебя есть какие-то данные, кто еще в этом замешан? Кого еще мне придется искать? Ну, кроме этого торина Перлиона Хаза.
– Нет. Но если не будешь справляться сам, я постараюсь подобрать тебе помощника. Хваткого, умелого, преданного. Короче такого, на которого можно будет положиться.
– Я намерен завтра выехать в Шталлен, каковы твои планы на сей счет?
– Я поеду с тобой, надеюсь место в карете для меня найдется?
– Найдется…
Уж лучше терпеть общество этого Кристус-Берга, чем нытье Вэл. Кстати! А ведь при нем она и рта раскрыть не посмеет, как он сразу-то не понял! Любая ее попытка надавить на жалость, и он мгновенно напомнит ей о ее роли в несправедливости, учиненной по отношению к кузине. Нехорошо, конечно, но… зато поездка будет поспокойнее. А еще ему надо продумать, как не дать драгоценной женушке сбежать. Потому что теперь от того, как ему удастся наказать в том числе и ее, зависеть будут уже две жизни: и сына, и его собственная. Не приведи Вечные никому и никогда делать подобный выбор…
Насчет грядущего нытья жены Вильен угадал, как только он вернулся в их комнату, Вэл немедленно расплакалась и начала просить у него прощения. Он смотрел как жена причитает и картинно льет слезы и понимал, что не чувствует ничего. Как отрубило. Как будто содержимое души вымели метлой и все его чувства за последние годы оказались обманкой и мусором. Он презирал и ненавидел Летту, а оказалось – не за что. Он был благодарен жене за счастливую и спокойную жизнь, но на каком же гнилом фундаменте она оказалась по итогу выстроена! Он был уверен, что перехитрил Кристус-Берга, а теперь за возможность спасения сына оказался втянут в долгое и неприятное расследование, от которого зависит и его собственное дальнейшее существование…
А тем временем приободренная его молчанием, видимо, принятым за сочувствие, жена от извинений перешла к обвинениям. Досталось всем, но больше всего ее кузине, Виолетту она немедленно обвинила во всех смертных грехах, непонятно, как еще не договорилась до ее участия в тех самых запрещенных ритуалах. Причем добровольного и осознанного.
– Вэл… – утомленно попросил Вильен.
– Что Вэл?! Это она во всем виновата! Зачем она вообще родилась! Ну или зачем она тем летом к тебе прилипла?! Не было бы ее, не пришлось бы мне связываться с этим скользким типом! И уродство это подкидывать бы ей не пришлось! А я ведь просила ее, уступи, просила, как сестру, умоляла! Нет, не захотела… вот и нарвалась.
Ну, понятно, мотивчик-то старый, известный и изрядно заезженный, мол, если я что-то и сделала, то все ради любви, а потому меня можно, нет, не так, меня нужно понять и простить. Я ж любя!
И плевать, что у кого-то оказалась сломана судьба или жизнь, любовь, она же важнее, правильно? Вот как объяснить человеку, у которого махровый эгоизм застит все остальное, что сам факт его любви к кому-то не может считаться оправданием его неблаговидных поступков! А уж тем более преступных. Он вас не поймет, потому что фраза о том, что любовь способна все оправдать, гвоздем засела у него в голове, и извлечь эту железяку у него из мозгов не представляется возможным. Вот поселилась она там и живет. Как часть сознания.
Вильен понимал, что Вэл взвинчена и доведена до такой степени отчаянья, что готова истерить и сваливать вину на кого угодно, только чтоб не нести ответственность самой, но здесь и сейчас у него не находилось новых аргументов, чтоб в очередной раз донести до ее воспаленного разума то самое простое соображение: ее осуждение приравнено к спасению их жизней. Хочет она их спасти – понесет наказание, причем заслуженное, нет – им с сыном конец.
И Хаз Перлион еще этот! Как она с ним познакомилась и сговорилась о совместных действиях? Он же совсем не ее круга общения?
– Как вы с этим Перлионом вообще додумались до такой подставы? Вы что, были так хорошо знакомы?
– Да нет… а как познакомились… ты тогда увез ее в своей коляске кататься к озеру, а я смотрела вам вслед и плакала на веранде… ну, он подошел и стал уговаривать не расстраиваться… говорил, что обязательно найдется торин, который меня оценит по достоинству… а я сказала ему, что никто мне кроме тебя не нужен… и что без тебя мне не жить…
– И тогда он предложил подставить ее отца?
– Ннет… просто он как-то постоянно появлялся рядом и сочувствовал мне… и намекал, что не будь ее, ты бы обязательно обратил внимание на меня…
– И однажды…
– Ну да, когда ты сделал ей предложение, я и сорвалась!
А понимающий и достойный во всех отношениях торин Перлион быстро тебя надоумил как замутить мини-скандальчик, чтоб опорочить Димирана Луайо и отвадить меня от их семьи, и ты написала анонимный донос. Поди еще под его диктовку. Луайо арестовали, а дальше?
– А что насчет кукол?
Вэл надулась и отвернулась от него. Но он уже и сам догадался как развивались последующие события: сыщики ничего не нашли, потому что находить было нечего, и уже собирались отпускать Луайо-старшего с извинениями, что не устраивало ни тебя, ни тех, кто стоял за Перлионом, и для продолжения скандала понадобились доказательства помощнее простых слухов, нужно было нечто вещественное. Вот тогда и пошли в ход те самые предметы для запрещенных ритуалов, чтоб «утопить» его наверняка. Но абы кого в Тисовый уголок прогуляться не попросишь. И когда тебя попросили помочь, ты уже не смогла отказаться, влипнув в это дело по уши, поскольку нацарапанное тобою анонимное письмишко уже стало листом номер один в досье Димирана Луайо. Не смогла или не захотела?
Потому что особенно интересным в данном случае представляется место обнаружения доказательств – комната твоей кузины. В кого изначально метили твои сообщники – только в Димирана? И кому тогда принадлежит идея «замазать» еще и Летту? Если учесть кто по-родственному протащил эту мерзость в их усадьбу… возможно, тебя просто попросили припрятать это где-нибудь в доме, а уж выбор комнаты кузины стал твоей личной инициативой. Чтоб, значит, наверняка.
Ну, а дальше еще один донос, повторный обыск и оп! Доказуха! И Летта составила компанию отцу в тюрьме. Ловко тебя использовали, подловив на ненависти к кузине… Если ее потом выпустили, то очевидно потому, что Димиран предпочел себя оговорить, только чтоб спасти дочь от участи государственной преступницы…
– Ложись отдыхать. Вэл. Нам завтра рано выезжать обратно.
– Но ты же меня им не отдашь?!
Отдаст. Если она сама не понимает, что ни ему жена-подставщица, ни Гардану мать- преступница ни к чему, придется переходить к более жестким методам убеждения.
– Если ты не хочешь добровольно сознаваться, я сам вместе с Кристус-Бергом буду свидетельствовать против тебя. И следователи к нам прислушаются.
– Неужели тебе так важно, чтоб ее полностью оправдали за мой счет? Я ведь твоя жена! А она кто? Да и… ты бы мог помочь мне сбежать, я бы уехала куда-нибудь подальше… и там затаилась…
Только о спасении своей шкуры думает, не хочет понимать, что речь идет о их с сыном жизнях, возможно ли, что все предыдущие рассказы о любви были ложью? Что ж, значит доставка Вэл в Тайную Канцелярию пойдет по более неприятному для нее варианту.
– Тогда условия Высокой клятвы останутся неисполненными. Вэл, если ты намерена сбежать, я просто привяжу тебя к себе «воздушным лассо», а у него расстояние – четыре локтя. Будем все дорогу до Шталлена попугаями-неразлучниками, но к следователям я тебя обязательно доставлю.
Жена упала на кровать и рыдала пока не заснула. А утром их пара после торопливого завтрака направилась к дормезу, будучи связанная воздушным «поводком». Заметивший это Кристус-Берг аж присвистнул, прозорливо заметив:
– Дело дошло до мысли о побеге? Ну… попробовать можно. Только вот… куда Вы пойдете? Умеете ли Вы путешествовать в одиночку? Есть ли у Вас деньги? Где Вы намерены жить и чем при этом питаться?
– Зато я буду свободна!
– Валентина, а Вы, по-моему, чего-то не понимаете. Или не хотите понимать. Так я Вам объясню: в случае Вашего побега я могу поступить очень просто: слить эту некрасивую историю в новостные листки, и каждая собака будет знать и в чем Вы виноваты в прошлом, и как своим нежеланием понести положенное наказание подводите под смерть и мужа, и сына сейчас. И что-то мне подсказывает, что стражи найдут вескую причину как минимум допросить Вас по поводу тех самых ритуальных предметов запрещенного культа. Дело когда-то закрыли за смертью Вашего дядюшки, но раз уж Вы владеете столь интересной информацией, сами Вечные велели его снова открыть! И с учетом попытки побега срок тюремного заключения будет намного больше, чем Вам хотелось бы!
– И… какой Вы предлагаете выбор?
– А вот если Вы придете в Тайную Канцелярию сами и… гм… «покаетесь» в давнем прегрешении… поплачете о великой любви… заявите о вытекающем отсюда добровольном самопожертвовании… тут и общественное мнение не станет Вас так уж строго судить, и симпатии публики могут оказаться на Вашей стороне, и присяжные постараются обнаружить смягчающие обстоятельства, и суд не будет к Вам безжалостен…
Ли-ихо! И у Вильена будет время поговорить с Хазом Перлионом до следователей…
Лютеня седьмого 1720 года от Пришествия Вечных, день мерцающей медузы
Азуранд, Шталлен, городской особняк Беллонов на улице Клёнов
Если бы меня спросили,
хотел бы я вернуться в прошлое,
я ответил бы, что мне хватило того,
что я однажды побывал там.
Джон Леннон
Вильен не ожидал, что Вэл при их явлении в отделение Тайной Канцелярии поведет себя настолько благоразумно. Нет, в последние сутки пути она перестала устраивать истерики по поводу и без него, а, наоборот, ехала молча и при этом что-то напряженно обдумывала. Результатом стала почти искренняя исповедь перед старшим следователем Фирганшем о событиях восьмилетней давности. Она не погрешила против истины, описывая свои прошлые действия, но при этом сместила акценты в сторону чувств. Она обдуманно «давила» на факт собственной молодости, состояния влюбленности, проснувшуюся ревность и, роняя мелкие слезы, ненавязчиво подчеркивала цинизм взрослого человека, не преминувшего воспользоваться ее юностью и наивностью, и обманом втянувшего ее в это грязное дело. Актриса, одно слово!
Торин Фирганш, как ему показалось, все понял, но не стал заострять на этом внимание, предпочтя принять за чистую монету ее «раскаяние» и желание пожертвовать свободой во имя спасения мужа и сына. Вильен догадывался, что заявись она к нему в департамент со своими откровениями одна, он, возможно, даже дослушивать ее до конца не стал, а быстро выставил из своего кабинета, и посоветовал, как и раньше, держать язык за зубами, если она не хочет дополнительных неприятностей. Все-таки честь мундира затронута, репутация Тайной Канцелярии может попасть под удар, зачем ему открывать старое расследование и самому провоцировать громкий скандал? А что скандал в этом случае неизбежен, было понятно всем.
Но он также не мог не понимать, что нейтрализовать Валентину можно, а вот заткнуть рот подгоняемому клятвой Вильену будет куда сложнее. Один его визит в редакцию ближайшего новостного листка – и лавину сплетен будет не удержать. А еще старший следователь Фирганш, начальник департамента государственного сыска, производил впечатление карьериста. Карьериста в хорошем смысле слова, готового не спать ночей и упорно рыть порученный ему участок расследования вширь и вглубь для достижения очередного поощрения от начальства. А показания Валентины как раз и давали ему шанс поймать крупную рыбу – служащего одного из подчиненных ему отделов Тайной Канцелярии, торина Хаза Перлиона. Раскопать заговор в своих рядах – да за это можно было получить не просто повышение по службе, здесь в качестве поощрения за бдительность и своевременную чистку рядов речь могла пойти о правительственных наградах!
Поэтому торин Фирганш для начала по-отечески пожурил тойру Беллон за доверчивость, потом уже более жестко предупредил о необходимости сохранения тайны, и, наконец, определил ей в качестве временной меры наказания домашний арест под присмотром специальной надзирательницы до суда.
Для всех остальных тойра Беллон должна была все это время считаться больной, находящейся под опекой сиделки. И правильно, мысленно кивнул себе Вильен, а то еще не хватало спугнуть этого Перлиона! Который пока оставался единственной ниточкой в деле о подставе семьи Луайо. Потому что именно из его рук Вильен получил когда-то возможность ознакомиться с неполной описью того, что было найдено при обыске в комнате Летты, за отдельную, разумеется, плату. Потому что именно ему зачем-то очень нужно было бросить ему эту «кость», чтоб настырный жених разочаровался в тойре Луайо и больше не пытался лезть в эту старую историю и не рвался узнать хоть что-нибудь о судьбе бывшей невесты.
Именно на этом Вильен и предложил торину Фирганшу сыграть.
Не один же Хаз Перлион замутил эту подставу? Вернее, не сам. Он, конечно, хитрый, пронырливый и коварный, но при этом туповатый. То есть явный исполнитель. А где-то должен быть и заказчик. Или заказчики. Если он опять сунется к этому Перлиону и начнет ковырять подробности, покрытые восьмилетней пылью, тот наверняка встревожится и волей-неволей кинется советоваться с теми, кто его в это дело втянул. А тут агенты Тайной Канцелярии за ним по-тихому и проследят. Как ему такой план?
Торин Фирганш крепко задумался, и Вильен понимал почему. Втягивать сугубо штатского человека в дела спецслужб… не делают этого. Не принято. И не потому, что он сам, не имея соответствующих навыков, может угробиться на ровном месте, а потому, что, не будучи в курсе всей информации, которой с ним делиться никто не имеет права, он способен загубить всю операцию на корню именно по незнанию. Пришлось рассказывать о Высокой клятве и о том, что он все равно полезет в эти раскопки, поскольку выбора у него нет, ну, и завершать рассказ вопросом, может, торин Фирганш найдет возможность его рвение как-то правильно использовать? Сочинив столь витиеватое заявление, Вильен умильно посмотрел на следователя.
Торин Фирганш глянул на него оценивающе и медленно выговаривая слова поинтересовался, понимает ли он, чем рискует? Вот это Вильен-то как раз понимал, хотя и не осознавал пока полностью масштабов риска в этом деле, о чем и сообщил следователю. Добавив, что раз уж он все равно ввязался, более старательного помощника ему точно не найти. Который будет делать все, что нужно не за какую-то там гипотетическую совесть, а именно что за натуральный страх.
Следователь подумал и сообщил, что, во-первых, скрытое наблюдение за торином Перлионом он уже установил. Отныне о его передвижениях и встречах они будут знать все. А во-вторых, к его жене он намерен приставить еще одну охранницу. Такую важную свидетельницу желательно любой ценой сохранить до суда живой. Или все-таки ей будет безопаснее в тюремной камере?