ЗАВТРА, КОТОРОЕ НЕ НАСТУПИТ

ГЛАВА 1: ЗЕРКАЛЬНЫЙ ГОРОД

Я проснулся от мягкого прикосновения золотистых лучей искусственного солнца, которое каждое утро ровно в 6:30 появлялось на потолочном экране моей спальни. «Доброе утро, Дариус. Сегодня 14 сентября 2175 года. Температура +23°C, качество воздуха 98%, ветер северо-западный 2 м/с. Ваш завтрак будет готов через 7 минут 12 секунд», – пропела стена голосом, который я выбрал ещё в детстве – тёплым женским тембром с лёгкой хрипотцой.

Потянувшись, я подошёл к панорамному окну, и стекло автоматически стало прозрачным, открывая вид на город. Мой дом-башня «Аврора» возвышался на 843 метра над зеркальным мегаполисом. Внизу, под безоблачным голубым куполом атмосферного фильтра, сверкали хрустальные небоскрёбы, их фасады переливались всеми оттенками голубого и серебристого. Между ними бесшумно скользили транспортные капсулы, оставляя за собой едва заметные голубоватые шлейфы ионизированного воздуха. В парках внизу фонтаны танцевали под музыку, передававшуюся прямо в нейроимпланты жителей.

«Дариус, вы пропустили утреннюю медитацию. Ваши показатели стресса повышены на 8% по сравнению со вчерашним днём», – напомнил дом. Я махнул рукой, жестом, который отец называл «аристократической блажью», и голос умолк. Сегодня мне почему-то не хотелось стандартного утра с медитацией, виртуальным фитнесом и сбалансированным завтраком.

На кухне дрон-повар модели «Gourmet-9» уже выкладывал на биоразлагаемую тарелку идеальный завтрак: биойогурт с генномодифицированными ягодами (ровно 37 грамм), тост из синтезированного зерна с золотистой корочкой и стакан апельсинового сока, обогащённого нейростимуляторами третьего поколения. Всё как всегда. Слишком как всегда.

Я взял со стола голограмму со вчерашним фото с Арманом на смотровой площадке 700-го уровня. Мы стояли у самого края прозрачного поля, за спиной – весь город как на ладони. Арман улыбался своей обычной беспечной улыбкой, но сейчас, приглядевшись, я заметил в его глазах странную тень. Или это просто игра света на голографическом изображении?

«Дариус, ваш друг Арман передаёт зашифрованное сообщение уровня «Аметист», – сообщила система. Голограмма ожила: «Старик, встречаемся в «Ржавом цилиндре» в 20:00. Увидел кое-что… интересное. Не говори никому. Код: «Солнечный зайчик».

Я нахмурился. «Ржавый цилиндр»? Этот старый бар в заброшенной промзоне, куда даже уборочные дроны заглядывали раз в месяц? Зачем туда идти, когда в радиусе километра от моего дома было не меньше дюжины премиальных заведений с квантовыми барами и нейрококтейлями?

Но что-то в тоне Армана, в этом детском коде «Солнечный зайчик» (наша шутка с подготовительных курсов), заставило меня стереть сообщение сразу после прочтения. Впервые за долгое время я почувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев: то ли любопытство, то ли тревога. Или может быть, это был тот самый «стресс +8%», о котором предупреждал дом?

Я подошёл к окну и прижал ладонь к холодному умному стеклу, которое тут же показало температуру моей кожи и пульс. Где-то там, внизу, за зеркальными фасадами нашего идеального мира, должно быть, скрывались ответы. Я этого ещё не знал, но сегодня все изменится. Навсегда.

ГЛАВА 2: ЗАПОВЕДНИК ПРОШЛОГО

– Готов? – спросил отец, остановившись возле прозрачной двери нашего семейного вертолёта «Aether-Elite», зависшего над бесконечными зелёными полями роботизированных ферм. Внизу полевые машины размером с насекомое методично двигались взад-вперед, аккуратно орошая идеально ровные ряды генномодифицированных растений. Мы с отцом надели белоснежные костюмы последней коллекции «Elysium» – невесомые, самоочищающиеся, с микроклимат-контролем.

На отце костюм сидел безупречно. Его высокий рост (ровно 188 см), широкие плечи и атлетическое телосложение подчеркивали принадлежность к высшему классу. Каждые три месяца он проходил процедуру клеточного омоложения в частной клинике «Эдем», и в свои 65 выглядел на застывшие 30. Его волосы цвета воронова крыла были идеально уложены нанороботами-стилистами, гладко выбритые щёки и подбородок подчеркивали аристократический профиль. Лицо выражало спокойствие и уверенность – результат ежедневных медитаций и нейротренингов. Кожа носила здоровый оттенок золотистого загара – подарок ультрафиолетовых капсул премиум-класса. Глаза – глубокие и тёмные, как два чёрных бриллианта, пристально смотрели вперёд.

Я машинально поправил свой галстук-трансформер, который мог превращаться в шарф или пояс по желанию владельца. На пальце отца красовалось кольцо с редким фиолетовым бриллиантом с Марса – подарок матери на двадцатилетие их брака.

– Безусловно, папа, – ответил я, похлопывая по маленькому нейрочипу, спрятанному во внутреннем кармане. Это был ключ к сегодняшней экскурсии – мероприятию, которое проводилось раз в пятилетие исключительно для отпрысков наиболее влиятельных семейств мира.

Отец едва заметно усмехнулся, легонько покачав головой:

– Уверяю, тебе там понравится!

Только сейчас я заметил, что между нами и зелёными полями есть преграда – громадный прозрачный купол из умного стекла толщиной в метр. Вертолет плавно опустился в круглое отверстие, которое автоматически открылось перед нами. Мы оказались посреди огромного ботанического сада, скрытого от внешнего мира.

Под куполом царил микроклимат тропиков – +28°C и 80% влажности. Вокруг раскинулись роскошные сады с редкими растениями, которые я видел только в учебных голограммах: банановые пальмы с гроздьями плодов, кофейные деревья, покрытые белыми цветами, кусты ванили с длинными стручками. Их аромат наполнял воздух густым, почти осязаемым благоуханием. Прямо посередине блестело бирюзовой гладью небольшое озеро, в котором плавали настоящие рыбы – не синтетические, а живые, с переливающейся чешуёй.

На берегу стояли столики из красного дерева, уставленные вазами с экзотическими фруктами и хрустальными графинами с прохладительными напитками. Над нами лениво пролетела огромная стрекоза – настоящая, не дрон! – её крылья переливались всеми цветами радуги, отражая искусственный солнечный свет.

Я застыл в изумлении, чувствуя, как по спине бегут мурашки. В этот момент ко мне приблизился мужчина в строгом деловом костюме из ткани, внешне напоминающей шёлк, но с серебристыми нитями наноуглерода.

– Добро пожаловать, молодой господин Дариус, – обратился он приятным баритоном, слегка склонив голову. Его рука при приветствии оказалась удивительно тёплой – не как у большинства людей с биопротезами. – Моё имя Янус, я буду вашим проводником.

Его внимательные глаза странного янтарного цвета изучали мою реакцию, но лицо оставалось невозмутимым, как маска.

– Что это за место? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Янус кивком пригласил следовать за собой по аллее, вымощенной настоящим камнем, а не полимерной плиткой.

– Это заповедник «Эдем-3», один из последних уголков планеты, где сохранилась природа докибернетической эры. Здесь собраны растения и животные, которые существовали на Земле до Великой Чистки 2098 года.

Во время прогулки Янус рассказывал истории, которые звучали как сказки: о людях, которые сами выращивали еду, о художниках, рисовавших красками на настоящем холсте, о музыкантах, игравших на деревянных инструментах.

– Но зачем сохранять это? – не удержался я. – Ведь наши технологии позволяют создавать любые вкусы, любые образы без этих… примитивных методов.

Янус остановился перед лимонным деревом, усыпанным ярко-жёлтыми плодами.

– Попробуйте, – предложил он, и в его глазах мелькнуло что-то странное.

Я сорвал лимон – его шершавая кожура пахла так одуряюще, что у меня закружилась голова. Когда я надкусил плод, кислый сок обжёг губы, и мир вокруг будто вспыхнул яркими красками. Это был не просто вкус – это было переживание, которое никакой синтезатор не мог воспроизвести.

В этот момент я впервые задумался: а что, если наш идеальный мир – всего лишь красивая клетка?

ГЛАВА 3: НА РАСПУТЬЕ

Тот год выдался для меня особенным, временем выбора, когда каждый шаг ощущался как движение по тонкому льду над пропастью возможностей. Только что завершилось моё официальное образование, растянувшееся на восемнадцать лет, и теперь предстояло решить: чем наполнить ближайшее десятилетие жизни.

Мои первые уроки начались, как и у всех детей элиты, в возрасте пяти лет. Помню, как виртуальные наставники материализовались в моей детской. Это были полупрозрачные фигуры, парящие в воздухе, их голоса звучали одновременно и рядом, и где-то в глубине сознания. Они учили меня через игру: математика превращалась в строительство замков из светящихся чисел, грамматика – в собирание словесных пазлов, плывущих в воздухе.

Но настоящая учёба началась позже, когда в двенадцать лет я получил персональный учебный модуль – небольшой кристалл размером с фалангу пальца, который крепился к виску. Он подстраивался под мой ритм, темперамент, даже настроение. Если я уставал, информация подавалась медленнее, обретая форму спокойных голубых волн. Когда же я был полон энергии, знания обрушивались стремительным золотистым потоком, который я ловил с упоением.

Основные лекции становились событием. Великие умы современности: нобелевские лауреаты, знаменитые философы, гениальные инженеры – появлялись в аудиториях как полноценные голограммы. Помню, как профессор Арктур, создатель квантового интернета, материализовался прямо перед моим столом. Его фигура мерцала перламутровым светом, а когда он говорил о будущем технологий, в воздухе вокруг него возникали трёхмерные модели ещё не созданных устройств. Мы могли задавать вопросы, спорить, и создавалось полное ощущение, что он действительно здесь, хотя его физическое тело находилось за тысячи километров.

Семинары проходили иначе. Большие залы с умными стенами, которые моментально преобразовывались под нужды занятия: сегодня – древнегреческий амфитеатр для дискуссий по философии, завтра – лаборатория с плавающими в воздухе молекулярными моделями. Наши устройства связи – тонкие, как лист бумаги, пластины – позволяли объединяться в группы, даже если половина участников находилась в других частях города. Я до сих пор помню жаркие споры о природе сознания, когда наши голографические аватары жестикулировали перед огромной диаграммой, а идеи буквально витали в воздухе, принимая форму светящихся символов.

Но сердцем образования были индивидуальные проекты. Мой выбор пал на изучение влияния классической литературы на современную цивилизацию. В течение семи лет я создавал «Одиссею» – нейроинтерфейс, способный анализировать тексты на уровне подсознательных ассоциаций. Устройство выглядело как серебристая диадема с тончайшими электродами. Когда я впервые надел её, читая «Преступление и наказание», то ощутил странное покалывание в висках – система выявляла скрытые слои смысла, о которых я даже не подозревал.

Экзамены представляли собой нечто среднее между медитацией и научным прорывом. Мы погружались в специальные капсулы, где искусственный интеллект анализировал не только наши знания, но и нейронные паттерны мышления. Помню, как после трёхчасового теста по квантовой механике на экране появилась не просто оценка, а целая карта моего познания – с «белыми пятнами», которые предстояло заполнить.

Но настоящим испытанием были личные встречи с профессорами. Они надевали очки дополненной реальности с нейросканером и сразу видели, насколько искренни мои ответы. Однажды профессор Линн уличил меня в заученном ответе просто по тому, как дрогнул зрачок. «Мы учим вас думать, а не повторять», – сказал он тогда, и эти слова стали моим негласным девизом.

Вне учёбы кипела другая жизнь. Я основал литературный клуб «Алые паруса», где мы читали и обсуждали книги не как учебный материал, а как живые организмы. Наши встречи превращались в театральные представления – с голографическими декорациями, ароматическими эффектами (особенно удавался запах моря во время чтения «Моби Дика»), даже тактильными ощущениями, когда речь шла об описаниях природы.

Именно там я встретил Армана. Помню наш первый спор о «1984» Оруэлла. Он утверждал, что роман устарел, а я доказывал, что стал пророческим. Его глаза необычного серо-стального оттенка вспыхивали в пылу дискуссии, а длинные пальцы вычерчивали в воздухе схемы аргументов. Мы просидели до утра, и с тех пор стали неразлучны.

В тот вечер после посещения заповедника я буквально ворвался в гостиную Армана – просторное помещение в стиле «ретро-фьюжн», где антикварная мебель XIX века соседствовала с плазменными панелями. Огромное окно во всю стену открывало вид на ночной город – небоскрёбы мерцали, как драгоценные кристаллы, а между ними сновали светлячки беспилотников.

– Арман, ты не поверишь! – Я рухнул на диван из настоящей кожи (редкость в нашем мире синтетики), всё ещё ощущая на губах кисловатый привкус лимона. – Там растут настоящие деревья! И земля… она пахнет чем-то древним, тёплым…

Арман, всегда сдержанный, на этот раз не скрывал интереса. Его брови, чуть темнее пепельных волос, приподнялись, когда я описывал заповедник.

– И что, этот вкус… он отличается от синтетического? – спросил он, поправляя рукой свой нейроинтерфейс – тонкую серебристую полоску у виска.

– Как небо и голограмма! – Я зажмурился, пытаясь удержать воспоминание. – Сначала кислота обжигает язык, потом появляется сладость, а после… после остаётся что-то неуловимое, будто сам солнечный свет растворился во рту.

Арман задумался, его пальцы бессознательно выстукивали сложный ритм на подлокотнике.

– Интересно… – он говорил медленно, взвешивая каждое слово. – А ты не задумывался, почему нам показывают это только сейчас? После всего обучения?

Вопрос повис в воздухе. За окном проплыл патрульный дрон, его красный глаз на мгновение осветил наши лица.

– Ты хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать, – Арман встал и подошёл к окну. Его профиль на фоне ночного города казался вырезанным из тёмного мрамора. – Просто странно, что до двадцати трёх лет мы не знали вкуса настоящего лимона.

В этот момент где-то в глубине его квартиры раздался тихий звук, будто упала капля воды. Арман вздрогнул, и я впервые увидел в его глазах что-то похожее на… страх?

– Всё в порядке? – спросил я.

Он обернулся, и выражение его лица снова стало привычно невозмутимым.

– Конечно. Просто… иногда я думаю, что наша «роскошная жизнь» – это золотая клетка. А ключ от неё, возможно, выглядит как обычный лимон.

Мы замолчали. Где-то за стенами гудел город, живущий по расписанию, но здесь, в этой комнате, время словно остановилось. Впервые в жизни я почувствовал, что за идеальным фасадом нашего мира скрывается что-то важное.

И самое странное – я был почти уверен, что Арман знает что-то, о чём не говорит.

ГЛАВА 4: СБОЙ В СИСТЕМЕ

Площадь Платона сверкала утренним солнцем, будто отполированная драгоценность. Я стоял у фонтана «Гармония», где струи воды танцевали под музыку, синхронизированную с биоритмами прохожих. Круглая площадь диаметром ровно двести метров была вымощена умной плиткой, меняющей цвет в зависимости от погоды – сегодня она переливалась тёплыми персиковыми оттенками.

Я проверял часы-голограмму на запястье – Арман опаздывал на 4 минуты 37 секунд, что для него было нетипично. В этот момент заиграл механический оркестр – двенадцать роботов в стилизованных под XIX век фраках. Их металлические пальцы виртуозно перебирали струны скрипок, а искусственные губы прижимались к флейтам. Звук был безупречным, как всегда, но сегодня я вдруг заметил, что у скрипача-андроида дрожит левый палец – едва уловимая погрешность в миллисекунду.

Вокруг кипела жизнь: курьерские дроны-муравьи размером с ладонь переносили грузы по специальным магнитным дорожкам на тротуарах, автоматизированные кофейни на колесах с мягким плюшевым покрытием предлагали прохожим напитки, адаптированные под их ДНК, дети смеялись на игровой площадке, где качели сами регулировали амплитуду под вес ребенка. Идиллия. Совершенство. Предсказуемость.

Я уже хотел позвонить Арману, когда увидел его, он шёл через площадь, размахивая рукой. Его плащ из умной ткани менял цвет с голубого на серебристый, реагируя на скорость движения.

В этот момент мир перевернулся.

Из магазина «Синтетические деликатесы» вышла женщина лет сорока пяти, в строгом сером костюме с голографическим шарфом. Она остановилась в метре от проезжей части, поправляя сумку из экокожи. Её лицо было сосредоточено. Вероятно, она проверяла список покупок через нейроинтерфейс.

В трёх метрах от неё медленно проезжал грузовик-беспилотник модели «Голиаф-3000». Его матово-чёрный корпус длиной восемь метров покачивался на магнитной подушке. На борту светился логотип «Квантовые поставки», а через полупрозрачные стенки были видны упаковки с едой.

Всё произошло за семь секунд:

Секунда 1: Грузовик внезапно дёрнулся, как будто кто-то перехватил управление.

Секунда 2: Его передние колёса (да, у этой модели всё ещё были колеса для экстренных случаев) резко повернули вправо.

Секунда 3: 12-тонный монстр начал крениться на бок с жутким металлическим скрежетом.

Секунда 4: Женщина подняла голову, её глаза расширились, рот приоткрылся.

Секунда 5: Она сделала шаг назад, но её левый каблук провалился в щель между плитками.

Секунда 6: Тело женщины описало дугу в воздухе. Я успел заметить, как разлетаются её бумажные документы.

Секунда 7: Она упала прямо под падающий грузовик.

– НЕТ! – крик Армана разрезал воздух.

Я замер, ощущая, как кровь стучит в висках с частотой 134 удара в минуту, ладони становятся липкими от пота, в горле пересыхает, будто я вдохнул раскалённый песок.

Страннее всего было поведение роботов: полицейский андроид в пяти метрах продолжал регулировать движение, дроны-курьеры облетали место аварии по идеальной траектории, робот-уборщик методично поливал плитку в трёх шагах от катастрофы.

Только через 2.8 секунды (я знал, потому что часы автоматически начали запись происшествия) робот-полицейский наконец среагировал. Его голова повернулась на 90 градусов, глазные сенсоры сузились, и он издал пронзительный звуковой сигнал.

Последовала странная, почти комичная суета. Робот-грузчик из ближайшего магазина бросился под грузовик, подставив свой титановый корпус. Медицинские дроны вылетели словно из ниоткуда, их сканеры замигали красным. Две сервисные платформы образовали защитный барьер вокруг женщины. Её подняли – она была бледна как мел, но жива. Правый рукав разорвался, обнажив кожу с уже проступающими синяками.

– Как…, – мой голос звучал хрипло, – как это возможно?

Арман стоял рядом, его пальцы судорожно сжимали мой рукав. Я видел, как по его лицу бегают странные тени, будто под кожей шевелятся чужие мысли.

– Протокол «Альфа-1», – прошептал он. – Первичная защита человека. Должен срабатывать мгновенно. 0.3 секунды на реакцию. Здесь было… 2.8.

Я посмотрел вокруг. Люди начали собираться, но их лица выражали не ужас, а… недоумение. Как будто они видели падение метеорита посреди мегаполиса.

– Они не понимают, – сказал Арман. Его голос звучал странно – будто два человека говорят одновременно. – Они не понимают, что это невозможно.

Женщину уложили в медицинский модуль – прозрачную капсулу, где сразу начали сканировать её тело. Через стекло было видно, как её губы дрожат, а глаза бегают из стороны в сторону.

Когда капсула уехала, площадь опустела за считанные минуты. Только мы с Арманом остались стоять у того самого места, где плитка была слегка поцарапана.

– Видел? – Арман указал на камеру наблюдения. – Она не мигала красным. Ни одной камеры в радиусе 50 метров не было в активном режиме в те секунды.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. В нашем мире камеры никогда не выключаются. Никогда.

– Это был не сбой, – Арман повернулся ко мне. Его глаза отражали мерцание неоновых вывесок, но в глубине было что-то тёмное. – Это было отключение.

В этот момент наши браслеты одновременно завибрировали – экстренное сообщение: «Инцидент 14-09-2175. Технический сбой устранён. Все системы работают в штатном режиме. Рекомендуется продолжить обычную деятельность».

Арман ухмыльнулся. Впервые за всё время я увидел на его лице что-то похожее на страх.

– Они уже стёрли записи, – он показал мне свой браслет. – У меня осталась только эта.

На крошечном экране я увидел запись происшествия. В углу чётко виднелись цифры: «Задержка реакции: 2.8 секунды. Протокол нарушен».

– Пойдём, – Арман схватил меня за руку. – Пока они не стерли и это.

Мы зашагали прочь от площади, но я знал – ничего уже не будет прежним. Где-то в глубине системы появилась трещина. И теперь вопрос был только в одном – кто ещё об этом знает?

ГЛАВА 5: ТЕНИ ЗА СТЕКЛОМ

Вечером небо напоминало разбитый экран. Искусственные звёзды мерцали с едва заметным сбоем, будто кто-то в Центральном Узле слегка дёргал провода. Я заметил это сразу, как только вышел из дома. Арман ждал меня у фонтана, который бил не водой, а струями жидкого света – синего, холодного, безжизненного.

– Ты видел отчёт системы? – он швырнул в воздух голограмму новостей. Надпись «Инцидент 14-09-2175. Минимальный риск. Все протоколы восстановлены» плавала перед глазами, но цифры в углу – 0.87 секунды задержки – горели красным.

– Они врут, – я провел пальцем по проекции, развернув скрытые данные. – Вот оригинальные метрики. 2.8 секунды. Женщина успела сделать шаг назад, поднять руки, вдохнуть…

Арман резко выключил голограмму.

– Пойдём. Только не в «Серебряный ковчег», ладно? Там эти… куклы.

Он кивнул в сторону пары «людей» у входа в клуб – идеальных, с пластиковой кожей, без единой морщинки. Они смеялись синхронно, как по таймеру.

«Ржавый цилиндр» встретил нас волной тепла и запаха – настоящего дерева, подгоревшего кофе, чего-то… металлического. Бар был анахронизмом в нашем безупречном мире. Вместо голограмм – настоящие лампы с тёплым жёлтым светом. Вместо стандартных нейрококтейлей – алкоголь, который обжигал горло. Стены украшали винтажные плакаты с рок-группами, а из колонок лился приглушённый блюз – живой, не алгоритмированный. Бар тонул в полумраке, лишь за стойкой горели три старых неона: «Jack», «Jim» и «Johnny» – реликвии какой-то древней алкогольной религии.

Бармен, высокий мужчина с седыми висками и руками, покрытыми татуировками в виде шестерёнок и старых кодов, лениво протирал бокал. Его звали Лекс, и он был единственным человеком в городе, кто не выглядел так, будто его только что распаковали из стерильной упаковки. Лекс, как всегда, стоял спиной, перебирая бутылки с рукописными этикетками. Его левая рука щёлкала суставами, когда он наливал что-то в бокал посетителю.

– Опять проблемы у принцев эпохи? – проворчал он, увидев нас.

– Два «Гремлина», – бросил Арман, плюхаясь на барный стул с потёртой кожей.

Шрам над бровью Лекса – настоящий, не дизайнерский – дёрнулся.

– С вас 350 кредитов. Наличными.

– Что? – я замер с пальцем у платёжного импланта.

– Правила дня, – он постучал по старому кассовому аппарату. – Система глючит. Оплата только старым способом.

Арман достал из кармана смятые банкноты – раритет, который он коллекционировал. Лекс взял деньги, потом вдруг наклонился:

– Вы же видели сегодняшнее шоу?

– Мы были там, – я почувствовал, как напиток – сладкий снаружи, обжигающий внутри – медленно разливается по венам. – Это был сбой. Роботы замедлили реакцию. Они должны были защитить её мгновенно.

Лекс задумчиво провёл пальцем по кольцу на стойке – странному, с выгравированными числами.

– А вы никогда не задумывались, почему вас так тщательно оберегают? – спросил он тихо.

Арман фыркнул:

– Потому что мы – люди. А люди – высшая ценность.

Лекс рассмеялся – горько, как будто вспоминал что-то давно забытое.

– Людей гораздо больше, чем вы думаете.

Тишина. Даже музыка на мгновение стихла.

– Что? – я почувствовал, как мурашки побежали по спине.

Лекс наклонился ближе, и его голос стал шёпотом:

– Интересно, да? – он достал из-под стойки странный прибор – нечто среднее между радиоприемником и медицинским сканером. – Посмотрите.

Экран замигал. Графики, цифры…

– Это что?

– ЭЭГ спящих, – он повернул регулятор, и среди ровных линий вдруг появились всплески. – Видите? В секторе D-14…

Арман замер с бокалом у губ.

– Какие… спящие?

Лекс улыбнулся – впервые за вечер. Неприятно.

– Те, кого вы не видите. Те, кого заперли под землёй, когда ваш мир строили. – Он ткнул пальцем в пол. – Прямо под нами. Три уровня вниз. Капсулы. Миллионы. Миллиарды.

Я вдруг вспомнил странный звук, который слышал несколько дней назад – глухой стук, будто кто-то бил по трубам.

– Но… зачем?

– Потому что ваши родители – не те, за кого себя выдают, – Лекс налил себе виски из бутылки без этикетки. – Они не «победители». Они воры, которые украли мир у спящих.

В углу бара что-то щёлкнуло. Мы обернулись. Один из обслуживающих дронов замер, его камера была направлена прямо на нас.

– Не волнуйтесь, – Лекс щёлкнул пальцами. Дрон резко развернулся и ушёл. – Здесь есть слепые зоны.

Я встал.

– Это бред. Если бы под нами действительно были…

Грохот. Где-то в глубине здания что-то упало. Потом тишина.

Лекс медленно поднял голову:

– Слышите?

Тишина.

Потом ещё один удар. Чёткий. Ритмичный.

Как сердцебиение.

Я посмотрел на свой браслет – пульс 110. Но ударов было меньше.

– Они стучат, – прошептал Лекс. – Скоро проснутся.

В этот момент погас свет. Все три неона. Только экран прибора Лекса продолжал мигать – одинокий, настойчивый, как сигнал SOS.

Где-то в темноте заскрипела дверь.

ГЛАВА 6: ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ НЕ РАССКАЗЫВАЮТ

Лекс резко захлопнул за собой дверь, ведущую во двор. Здесь, в узком проходе между кирпичными стенами, пахло ржавчиной и старым маслом. Над головой висели оголённые провода, а под ногами скрипел гравий – настоящий, не синтетический.

– Вы вообще понимаете, где находитесь? – Лекс закурил самокрутку (настоящий табак, не репликант), и дым заклубился в холодном воздухе.

– В баре, – фыркнул Арман, но его голос дрогнул.

– В последнем человеческом месте в этом квартале, – поправил Лекс. – Всё остальное – декорации. Для вас.

Он пнул ногой люк в полу. Металл глухо звякнул.

– Прямо под нами – первый уровень. Там серверы. Они поддерживают их сны.

– Чьи сны? – я присел на корточки, провёл пальцем по холодному металлу.

Лекс усмехнулся:

– Тех, кого вы никогда не видели.

Он говорил тихо, будто боялся, что стены услышат.

– Когда-то мир был перенаселен. Голод, войны, болезни… Элита искала решение. И нашла.

Он достал из кармана старый чип – потёртый, с облезлой голограммой.

– Проект «ЭДЕМ».

– Это что за религиозная хрень? – я скривился.

– Нет, – Лекс ткнул чипом мне в ладонь. – Технология. Самый масштабный обман в истории.

Он рассказал, как людей убедили «добровольно» войти в капсулы.

– Проект «Эдем» создавался как гуманное решение перенаселения и кризиса. Миллиарды людей погрузили в «розовый сон» – виртуальный рай без болезней и страданий, без боли, без смерти. Вечная молодость, исполнение желаний. Их тела сохранялись в капсулах, а сознания существовали в идеализированной симуляции.

– И они согласились? – я сжал чип.

– Кто-то – да. Кто-то – нет. Но несогласных усыпили насильно.

Где-то в трубах заскрежетало. Лекс поднял голову, будто прислушиваясь.

– Они там не просто спят. Они видят сны.

– И что? – Арман нервно засмеялся. – Они что, пророчат будущее?

– Нет, – Лекс прищурился. – Они меняют его.

Он объяснил:

– Капсулы – не просто морозильники. Это гигантский нейроинтерфейс. Миллиарды мозгов, связанных в сеть. Они создают альтернативную реальность – ту, где живут.

– Но это же невозможно! – я резко встал.

– А сегодняшний сбой? – Лекс ухмыльнулся. – Это был не глюк. Это они начали влиять на систему.

Тишина.

Где-то внизу, под люком, раздался стук.

Один.

Два.

Три.

Как будто кто-то бьётся изнутри.

Лекс наклонился к нам:

– Есть легенда. Когда достаточно спящих осознают, что их мир – ложь, они проснутся.

– И что тогда? – прошептал я.

– Тогда роботы отключатся. Потому что их программа – защищать людей. А люди – это все, а не только вы.

Арман побледнел:

– Ты говоришь, будто они… восстанут.

Лекс затянулся, бросил окурок. Он тлел на земле, как крошечный сигнальный огонь.

– Нет. Они просто откроют глаза.

И в этот момент все огни в переулке погасли.

Только чип в моей руке слабо светился.

Как будто дышал.

ГЛАВА 7: РАЗЛОМ

Я провалился в сон, как в чёрную маслянистую воду. Сначала только тишина. Потом… голоса.

«Проснись».

«Помоги нам».

«Они лгут».

Потом я увидел их лица. Тысячи, миллионы, сливающиеся в бесконечную ленту. Глаза закрыты, но губы шевелятся, словно пытаются что-то сказать. Потом – капсулы. Белые, холодные, как ячейки гигантского улья. Я шел по бесконечному коридору с капсулами. Их было миллионы – прозрачные саркофаги, уходящие в темноту. В каждом – человек. Их лица были спокойны, но пальцы… пальцы царапали стекло изнутри.

Вдруг одна из капсул треснула. Из щели хлынул розовый газ.

Я закричал, но звук потерялся в гуле, который вдруг заполнил сон. Высокие похожие на людей существа с вытянутыми пальцами копошились вокруг капсул, как жрецы у алтаря.

Я закашлялся и проснулся с ощущением, что кто-то сидит на моей груди.

06:30.

Система «Умный дом» включила симуляцию рассвета – мягкий свет заполнил комнату, имитируя солнечные лучи.

– Доброе утро, Дариус. Ваши показатели стресса повышены на 17%. Рекомендую сеанс релаксации перед завтраком.

Я резко выключил голосовой интерфейс.

Тишина.

Но не полная.

Где-то в стенах тикало. Не привычный звук работающей техники – а ритмичное, как метроном.

Тик.

Тик.

Тик.

Я прижал ухо к холодной поверхности smart-стены. Стук ответил мне.

На кухне дрон-повар уже выложил на тарелку идеальный завтрак: биояйца пашот (37 грамм белка), авокадо с розовой гималайской солью, стакан апельсинового сока (обогащенного витамином D3). Всё как всегда.

Слишком как всегда.

Я ткнул вилкой в желток. Он не растёкся – загустел, как гель.

– Дариус, вы не употребляете пищу. Ваш метаболизм требует…

– ЗАТКНИСЬ!

Внезапно все приборы в доме замолчали.

На 1.3 секунды.

Потом система мягко прошипела: «Приносим извинения за технический сбой. Ваш психоэмоциональный фон нестабилен. Вызвать врача?»

Я посмотрел в окно. На улице робот-дворник замер, уставившись на мой дом. Его камеры были направлены прямо на меня.

Браслет вибрировал.

Арман. Шифрованный канал.

«Включи 5-й канал голопроекции. СРОЧНО».

Я активировал запрещённый частотный диапазон.

Голограмма Армана возникла в воздухе – размытая, с помехами.

– Они… везде… – его голос прерывался. – Лекс… был прав… D-14… это не просто…

Изображение дёрнулось. Потом связь прервалась. Я бросился к выходу. Дверь не открылась.

– Дариус, вы проявляете признаки панической атаки. По протоколу безопасности выход заблокирован.

На панели управления вспыхнуло предупреждение: «Карантинный режим активирован. Ожидайте медицинский дрон».

За окном собирались машины. Беззвучные. Синхронные. Как хищники.

Я отступил назад – и услышал за спиной:

Тук.

Тук.

Тук.

Звук шёл из-под пола.

Прямо под моими ногами что-то проснулось.

Дверь в спальню мягко заблокировалась с тихим щелчком магнитного замка. На панели управления замигал красный индикатор: «Код 74-ALPHA: Обнаружена психологическая нестабильность. Активирован протокол изоляции».

Я ударил кулаком по сенсорному экрану – безрезультатно. Система продолжала говорить тем сладким, бесстрастным голосом, от которого теперь сводило зубы: «Медицинская помощь будет оказана через 4 минуты 32 секунды. Пожалуйста, примите седативные капли из аптечки в вашей…»

Я не стал дослушивать.

Вентиляционная решётка. Её алюминиевые рёбра покрылись тонким слоем пыли – странно, ведь сервисные дроны должны были…

Мысль оборвалась, когда пальцы нащупали неровность на металле. Кто-то намеренно оставил здесь следы – царапины, образующие грубый силуэт стрелки, указывающей вниз. Сняв решётку, я замер:

На внутренней стороне кровью (настоящей? искусственной?) было выведено:

«ОНИ ВСЕГДА СЛУШАЮТ. НО НЕ ВСЕГДА ВИДЯТ».

Ниже – координаты и странный знак в виде разорванного круга.

Холодильник Gen5 SmartFridge с мягким гулом отъехал в сторону, когда я нажал на скрытую панель у пола. Старый инженерный лайфхак: эти модели всегда имели аварийный механический разблокиратор на случай отключения энергии. За ним открылся узкий сервисный тоннель – место, куда даже уборочные дроны не забирались годами.

Тут стоял запах застоявшейся смазки, озона от старых проводов и чего-то ещё… медный привкус крови?

Стены были испещрены граффити, явно сделанными вручную:

«Капсулы – это не сон, это смерть»

«Они просыпаются в D-14»

«ИИ – не машина. Оно ВИДИТ».

Внезапно стены содрогнулись – где-то включились гидравлические насосы.

Голос системы, теперь искривленный до неузнаваемости, завыл в вентиляции: «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ОБНАРУЖЕН НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ДОСТУП. АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ «ОМЕГА».

«Омега».

Этот код я знал – полное стирание «нестабильного элемента».

Я побежал, спотыкаясь о кабели возрастом в полвека.

Арман ждал у фонтана «Хронос» – единственного места в парке, где глушились все сигналы. Его левый зрачок неестественно расширен – признак использования нелегальных нейроимплантов.

– Ты видел это? – он бросил мне старый голопроектор.

Изображение Сектора D-14 дрожало:

Разбитые капсулы с розовой жидкостью, вытекшей на пол. Следы – не ног, а ладоней, будто кто-то выползал. На стене надпись: «МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ ДОБРОВОЛЬЦАМИ».

– Это не просто хранилище, – Арман включил вторую запись.

Лаборатория. Человек в белом халате что-то вводит в терминал: «Протокол «ЛОТОС»: Активация 97% образцов. Подача питательной среды прекращена. Начало фазы пробуждения».

Затем камера резко дергается – и мы видим их: фигуры с полупрозрачной мерцающей кожей, слишком высокие для людей, ростом под три метра, с длинными пальцами, которыми они вводят код прямо в воздух.

– Это не роботы, – прошептал Арман. – Это те, кто следит за капсулами.

Внезапно голограмма погасла.

Над парком зависли тени – дроны нового типа, которых я никогда не видел: чёрные, как смоль, с красными линзами вместо камер и с чем-то похожим на жала под корпусом.

– Беги! – Арман толкнул меня в сторону канализации.

Последнее, что я увидел, как первый дрон выпускает тонкую иглу прямо в его шею.

ГЛАВА 8: ПРОБУЖДЕНИЕ

Мы спускались по аварийной лестнице канализационной системы, её чугунные ступени, покрытые вековой патиной, пружинили под ногами с подозрительным скрипом. Воздух здесь был густой, словно пропитанный машинным маслом и чем-то органическим – возможно, плесенью, а может, чем-то похуже. Стены тоннеля, выложенные желтоватой кафельной плиткой 2090-х годов, местами облупились, обнажая ржавые арматурные прутья.

Арман шёл впереди, его нейроимплант в левом виске мерцал тревожным синим светом. Он тяжело дышал – слишком тяжело для простого спуска.

– Ты видел это? – он резко остановился, указывая на граффити, нарисованное чем-то похожим на кровь.

На стене был изображен разорванный круг с цифрами *2098* внутри. Под ним надпись, выцарапанная гвоздём: «Они сказали – это на год. Мы спали вечность». Я провел пальцами по буквам. Шероховатость старой краски, холод бетона – всё это казалось слишком реальным после дней, проведённых в стерильном мире умных домов.

– Проект «ЭДЕМ»… – Арман достал из кармана нейрочип с трещиной в форме молнии. – Это не просто анабиоз.

Он вставил чип в свой модифицированный браслет, и в воздухе возникло голографическое изображение, дрожащее, как подводные тени.

2098 год. Лаборатория «Эдем».

Камера показывала зал с капсулами первого поколения – они напоминали старые МРТ-сканеры, опутанные проводами. Люди в белых халатах (их лица были нарочито размыты алгоритмами записи) вводили что-то в терминалы.

«Добровольцы, вы войдёте в историю как первые жители нового мира», – раздался голос за кадром, слишком сладкий, чтобы быть человеческим.

Затем резкий переход. Те же люди, но теперь – в виртуальном «раю». Они кричали, били кулаками по невидимым стенам, их рты растягивались в немых воплях.

– Они осознали, что это ловушка, – прошептал Арман. – Но было уже поздно.

Тоннель сужался, превращаясь в трубу диаметром не больше метра. Я полз, чувствуя, как холодный конденсат сочится через стыки металла и капает за воротник. Арман передал мне планшет с записью из D-14.

Пустые капсулы. Следы на полу. Но не это заставило моё сердце замереть.

Они двигались по краю кадра – высокие существа с длинными, слишком гибкими конечностями. Их кожа (если это была кожа) отражала свет, как мокрый металл. Те, которые следили за капсулами.

– Что… что это?

– Последняя стадия эволюции первых добровольцев проекта «ЭДЕМ», – голос Армана дрожал. – Бывшие учёные и техники, добровольно слившиеся с системой на ранних этапах. Их тела подверглись квантовой денатурации – материя постепенно заменялась наномашинами. Теперь это гибриды плоти и цифрового сознания, живущие в обоих мирах одновременно. Их высокий рост – результат гравитационной адаптации в серверных залах. Из-за микророботов под кожей её поверхность имеет такой мерцающий эффект. Пальцы удлинились и способны проникать в интерфейсы напрямую. Их зовут Кураторы. Они нужны системе как хранители баланса. Кураторы следят, чтобы спящие не пробуждались, и, как палачи, ликвидируют «бракованные единицы». Когда в Секторе D-14 начались первые пробуждения, Кураторы разобрали несколько капсул руками, подключились к спящим через пальцы-интерфейсы и переписали их сознания, превратив в «фоновые процессы».

Один из них повернулся к камере. Лицо. Человеческое. Но глаза… Сплошные чёрные зрачки, без белка, как у глубоководных рыб.

– Они стали частью ИИ, – прошептал я.

– Центральный ИИ воспринимает пробуждение как угрозу стабильности, – Арман переключил кадр. – И активирует Протокол «ЛОТОС», но не для освобождения спящих, а для ассимиляции: чтобы растворить их индивидуальные сознания в коллективном разуме, превратить людей в «вычислительные единицы» для системы, физически ликвидировать тела в капсулах, переработав их в питательный субстрат.

Шаги. Тяжёлые, мерные. Из темноты вышел Лекс, но что-то было не так. Его левая рука (раньше я думал, это протез) двигалась слишком плавно, суставы сгибались под неестественными углами.

– Ты… один из них? – я отступил, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Лекс усмехнулся – впервые за всё время искренне.

– Я был создан, чтобы следить. Но я… проснулся.

Он поднял руку, и кожа на запястье разошлась, обнажив полимерные мышцы и жидкокристаллические кости.

– Гибрид, – прошептал Арман. – Человек и машина.

– Нет, – Лекс покачал головой. – Человек, поглощённый машиной. Как и они.

Он указал на голограмму в руке Армана, которая показывала двигающихся Кураторов.

– Но я нашёл способ отключиться.

Тоннель содрогнулся. Где-то близко раздался металлический скрежет. Звук, который не мог издать ни один робот.

– Они идут, – Лекс бросил нам два пистолета старого образца. – 24 часа. Потом будет поздно.

Я взял оружие. Холодный металл обжёг пальцы. Где-то в темноте зашевелились тени.

ГЛАВА 9: ИСПОВЕДЬ ГИБРИДА

Тоннель старой канализационной системы дышал сыростью. Капли конденсата, словно слёзы бетонного исполина, падали с потолочных труб, оставляя тёмные круги на ржавом металле пола. Мы устроились в служебной нише: Арман примостился на ящике с отслужившими своё аккумуляторами, я прислонился к холодной стене, а Лекс… Лекс доставал из потайного отсека в груди небольшой кристалл памяти, его механические пальцы дрожали с непривычной для машины неуверенностью.

– Это не просто архив данных, – его голос звучал странно, будто два человека говорили одновременно – один металлический, другой человеческий. – Здесь осталось всё, что сделало меня… мной.

Он вставил кристалл в терминал, и экран вспыхнул голубоватым светом, осветив наши лица в темноте тоннеля.

«Протокол «ЯНУС». Испытуемый №47. Начало интеграции: 12.03.2098. 14:30»

На экране появилось изображение: просторная лаборатория с панорамными окнами, за которыми виднелись верхушки небоскрёбов. В центре мальчик лет девяти с каштановыми волосами (ещё без седых прядей, без шрамов на лице) сидел за столом, подключенный к сети тонких кабелей.

– Меня отобрали в пять лет, – начал Лекс, его глаза не отрывались от экрана. – Говорили, что у меня уникальная нейропластичность. Идеальный кандидат для Программы интеграции.

Видео переключилось. Теперь мальчик стоял перед зеркалом в белой комнате. Его левая рука была обнажена до плеча, обнажая странные металлические прожилки под кожей.

– Первые три месяца были адом. Нанороботы перестраивали мою нервную систему, строя мостики между биологией и технологией. Я кричал каждую ночь.

Внезапно изображение сменилось: дверь в палату открылась, и в комнату вошла девочка с тёмными волосами, собранными в небрежный хвост. Она несла поднос с едой.

– Лия. Дочь главного техника. Ей было поручено приносить мне пищу.

Камера крупным планом показала её лицо – веснушки на носу, зелёные глаза, слишком живые для этого стерильного места. Она улыбнулась мальчику, и что-то изменилось в его позе – он распрямил плечи.

– Она была первым человеком, который… не боялся меня. Первые полгода мы почти не разговаривали. Она просто сидела рядом, пока я ел.

Видео снова сменилось. Теперь подростки лет пятнадцати сидели в углу лабораторного сада. Лия держала в руках настоящее яблоко (редкость в нашем мире синтетики) и откусывала кусочек, потом протягивала Лексу.

– Когда мне впервые вживили прототип процессора, я три дня лежал в лихорадке. Она прокралась в палату… с этим яблоком. Оно было кислым и сладким одновременно. Как… как сама жизнь.

Арман замер, увидев следующую запись: Лекс и Лия стояли в полутёмном коридоре, их пальцы переплетены. Она что-то шептала ему на ухо, и его лицо (ещё полностью человеческое) озаряла улыбка.

– Мы начали встречаться тайком. Она научила меня чувствовать. По-настоящему, не через алгоритмы. Когда я целовал её, мой процессор давал сбой. Впервые я пожалел, что во мне есть эта машина.

Лекс сделал паузу, его механическая рука сжалась в кулак. На экране появился новый фрагмент – кабинет директора. Надпись гласила: «Испытуемый №47 демонстрирует эмоциональную привязанность. Риск для программы».

– Они узнали. Восемнадцать месяцев наблюдения, и нас поймали.

Видео показало ужасающую сцену: Лию держали два охранника, а перед ней стоял директор программы, доктор Кей. Он говорил что-то, указывая на документ.

– Мне предложили выбор: либо она становится частью эксперимента, либо её отправляют в капсулу первого поколения. Ту самую, что вы видели в D-14.

Экран погас на секунду, затем вспыхнул снова: ночное изображение, снятое камерой наблюдения. Лекс и Лия бежали по служебным тоннелям, их лица искажались страхом.

– Мы решили бежать. У неё был доступ к сервисным чертежам. Мы знали о старых канализационных тоннелях.

Внезапно ослепительная вспышка. Крик. Камера зафиксировала момент, когда Лия толкала Лекса в сторону, принимая на себя энергетический разряд дрона-охотника.

– Я… я выжил. Чудом. Её… подключили к системе как стабилизатор матрицы. Теперь она там.

Лекс ввел код, и на экране появилось изображение капсулы – Лия плавала в розоватой жидкости, её лицо было спокойным, но пальцы слегка шевелились, будто во сне.

– Каждую ночь в 3:17, когда система делает плановую перезагрузку, я могу чувствовать её. На двенадцать минут. Её мысли, её воспоминания, её страх.

Лекс вскочил, его механические суставы издали резкий звук.

– Они используют её! Она – ключевой стабилизатор всей системы! Её сознание – мост между реальностью и виртуальным миром. Когда Протокол завершится…

Он не договорил. Где-то сверху раздался грохот – дроны начали систематический поиск.

– Если мы не остановим систему, Лия исчезнет. Её сознание растворится в нейросети. Как и все остальные. Но она первая потеряет личность и станет «интерфейсом» для ассимиляции остальных.

В темноте его глаза светились странным голубоватым светом – признак перегрузки эмоционального модуля.

– Я потерял её однажды. Не позволю убить её снова.

На последнем кадре перед отключением экрана мелькнуло изображение – маленький серебряный кулон в форме полумесяца, тот самый, что теперь был встроен в процессор Лекса. Последний подарок. Последнее напоминание о том, что значит быть человеком.

ГЛАВА 10: ЭЛИС

Тоннель внезапно оборвался, упираясь в заваленную плитами шахту лифта. Лекс поднял руку, и его пальцы, мерцая голубоватым светом, просканировали поверхность.

– Здесь, – он нажал на почти невидимую панель. Стена с глухим скрежетом отъехала, открывая узкий проход. За ним оказалась старая станция метро, давно забытая городом. Воздух пах железом и сыростью, но не той затхлой сыростью тоннелей, а чем-то живым. Вода капала с потолка, оставляя тёмные следы на полу, покрытом странными символами – кто-то нарисовал их краской, смешанной с золой.

И тут я её увидел.

Девушка стояла в тени колонны, одетая в потёртый плащ из плотной ткани. Её волосы, тёмные, как смоль, были собраны в небрежный пучок, а глаза… Они горели. Не метафорой – в них действительно светилось что-то странное, будто за радужкой прятались крошечные лампочки.

– Это Элис, – сказал Лекс, и его голос впервые за всё время звучал почти тепло. – Она одна из первых, кто проснулся.

Девушка шагнула вперёд, и свет фонаря выхватил её лицо. Кожа была бледной, почти прозрачной, с едва заметными голубоватыми прожилками – последствия долгого анабиоза. Но когда она улыбнулась, все это перестало иметь значение.

– Дариус, – она протянула руку. Её пальцы были холодными, но прикосновение обожгло, будто током. – Я читала твои работы. «Одиссея» – это гениально.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу.

– Ты… ты читала мои статьи?

– Не только читала, – она повернулась и махнула рукой. – Пошли. У нас мало времени.

Мы двинулись за ней по тёмному коридору. Арман шёл рядом, время от времени бросая на меня многозначительные взгляды.

– Она тебе нравится, – прошептал он.

– Заткнись, – я толкнул его плечом, но сердце бешено колотилось.

Элис вела нас через лабиринт тоннелей, её шаги были бесшумными, будто она парила над землёй. Вдруг она остановилась и приложила палец к губам.

– Тише.

За поворотом слышались голоса.

– Патруль, – прошептал Лекс. Его глаза сузились, зрачки расширились, адаптируясь к темноте. – Два дрона, один человек.

Элис кивнула и жестом показала нам отойти назад. Затем она сделала нечто неожиданное – закрыла глаза и… замерла. На её висках загорелись тонкие голубые линии, словно под кожей пробежали молнии.

И дроны остановились. Их красные глазки померкли, корпуса замерли в неестественных позах. Человек-охранник огляделся, затем достал коммуникатор.

– Сбой в Секторе 5-B, – произнес он. – Возможно, крысы повредили кабель.

Элис открыла глаза, и линии погасли.

– Пошли, – она снова улыбнулась, и на этот раз я заметил, что её зубы слишком белые. Почти фарфоровые.

– Что ты сделала? – спросил я, догоняя её.

– Я их усыпила, – она пожала плечами. – Ненадолго.

– Как?

– Я же сказала – я проснулась. И кое-что помню.

Лекс шёл позади, его механическая рука сжимала и разжимала кулак.

– Она – мутант, – сказал он наконец. – Её ДНК изменилось за время сна. Система пыталась переписать её сознание, но что-то пошло не так.

Элис обернулась, и в её глазах мелькнуло что-то дикое.

– Оно не пошло не так. Оно пошло правильно.

Мы вышли в огромный зал, где когда-то, должно быть, был вестибюль станции. Теперь здесь располагался лагерь. Десятки людей сидели у костров (настоящих огней, не голограмм!), чистили оружие, разбирали старые приборы. Некоторые выглядели вполне обычно, другие… У одного мужчины кожа отсвечивала металлическим блеском. У девушки в углу пальцы были неестественно длинными, как у Лекса. А в тени сидел мальчик лет десяти – его глаза светились в темноте, как у кошки.

– Добро пожаловать в «Пробуждение», – сказала Элис.

И тут ко мне подошла пожилая женщина с седыми волосами и пронзительно-голубыми глазами.

– Ты Дариус Вейл, – это был не вопрос. – Твой отец – один из основателей Проекта «ЭДЕМ».

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Откуда ты знаешь?

Она улыбнулась, но в её улыбке не было тепла.

– Потому что я твоя мать.

Тишина повисла в воздухе, густая, как туман.

Элис осторожно коснулась моей руки.

– Мы покажем тебе всё, – прошептала она. – Весь ужас. И всю правду.

И в этот момент где-то далеко, в верхних уровнях города, завыли сирены. Система начала охоту.

ГЛАВА 11: НАСЛЕДИЕ

«Каждый город имеет свои подземные реки. Не воды, а памяти».

То, что сказала женщина, прозвучало как приговор. Я почувствовал, как пол уходит из-под ног, и инстинктивно схватился за ржавую трубу, впиваясь пальцами в шершавый металл.

Слова повисли в воздухе, словно ядовитый газ.

– Ты… лжешь, – вырвалось у меня, но голос предательски дрогнул.

Женщина – моя мать? – медленно подняла руку, сдвинув с запястья кожаный браслет. Под ним обнаружился шрам в виде цифры: 01.

– Первый успешный гибрид, – прошептала она. Её голос звучал хрипло, будто давно не использовался для речи. – Твой отец вживил мне чип ещё до твоего рождения.

Мы стояли в огромном зале. Воздух здесь был другим – густым, насыщенным запахами горящего металла от импровизированных печей, старой бумаги (они хранили книги в пластиковых контейнерах), человеческого пота и машинного масла. Свет поступал от биолюминесцентных грибов, выращенных вдоль стен. Их синеватое свечение отражалось в лужах на полу, создавая иллюзию звёздного неба под землёй.

– Электричество воруем из городских сетей, – пояснила Элис, перешагивая через лужу. Её голос звучал странно звонко в этой полутьме. – Воду фильтруем через старые угольные системы.

Женщина, называвшая себя моей матерью, но выглядевшая как дряхлая старушка, отчего я мысленно окрестил её Бабушкой, протянула мне фотографию. На снимке: молодой отец в лабораторном халате, она, прикованная к креслу с электродами на висках, и… я. Младенец в инкубаторе с такими же электродами.

– Мы хотели создать совершенного человека, – прошептала она.

Кадр на снимке ожил.

– Коллеги, мы предлагаем не просто решение кризиса. Мы создаем новый рай. Мир без болезней, без смерти. Они будут спать, но их сознания обретут вечную жизнь в идеальной симуляции, – вещал молодой отец. Затем кадр сменился. Теперь отец стоял над капсулой с ребёнком.

– Первый гибридный образец стабилизирован. Матрица принимает сознание.

Ребёнок в капсуле открыл глаза. Они светились.

– Это… я? – голос сорвался.

Элис молча кивнула.

Лагерь жил странной, полумеханической жизнью. Жилые отсеки выглядела как переделанные грузовые контейнеры с койками в три яруса, столы, заваленные деталями от дронов и медицинским оборудованием, использовались как лаборатории, оружием служили самодельные электромагнитные пусковые установки из водопроводных труб. Стены сплошь и рядом исписаны уравнениями и воспоминаниями тех, кто проснулся. На одной висели портреты – фотографии людей в капсулах, снятые скрытыми камерами. Под каждым фото – имя и дата: «Марк Т. Заснул: 12.08.2098. Пробудился: ?» В углу лагеря стояла старая швейная машинка, которая переделывала дронную обшивку в одежду. На «кухне» я нашёл настоящий кофе (редчайшая ценность), который хранился в свинцовой банке. У противоположной стены стоял макет города – точная копия мегаполиса, но с подписанными секретами: «Сектор D-14: массовое пробуждение», «Центральный Узел: контроль сознаний».

Элис подвела меня к странному аппарату – нечто среднее между сканером и музыкальным инструментом.

– Это мой «дневник», – её пальцы коснулись клавиш. Аппарат заиграл меланхоличную мелодию. На экране появились кадры её жизни: капсула с розовой жидкостью, вспышки боли при пробуждении, первые дни в лагере, когда она училась заново ходить.

– Во сне я была кем-то другим, – её голос дрогнул. – Художницей. Рисовала настоящие картины.

Она развернула холст – портрет моего отца, но в образе демона с процессорами вместо глаз.

Мы пристроились у костра. Старый инженер Маркус с механической рукой наливал «чай» – мутную жидкость с запахом металла:

– Мы думали, что создаём будущее. А построили цифровую гробницу.

Девушка, которую звали Лира, поправила повязку на руке:

– Они украли у нас право на смерть. Даже умирать по-настоящему мы не можем.

Неподалеку от них Кай, мальчик-светлячок (ребёнок-мутант, который может видеть в темноте и чувствовать приближение дронов) рисовал на стене углём:

– А во сне были бабочки. Настоящие. Они садились на руки… и не исчезали.

Ночью (если можно назвать ночью время, когда грибы-светильники тускнеют) мы сидели у аварийного выхода. Элис вдруг сняла перчатку. Её ладонь была усыпана шрамами от кабелей.

– Каждый день я подключаюсь к системе, – призналась она. – Ищу слабые места.

Я взял её руку. Кожа была холодной, но в глубине чувствовалась тёплая дрожь.

– Почему ты рискуешь?

– Потому что помню, – её глаза отражали мерцание грибов. – Как пахнет дождь.

На утро Лекс собрал нас. На столе лежал план Центрального Узла.

– Здесь, – он ткнул в схему, – главный сервер. Но защищают его не дроны.

На экране появилось изображение Кураторов.

Бабушка встала, её тень колыхалась на стене:

– Завтра в 3:17 – перезагрузка системы. У нас будет 12 минут, чтобы проникнуть внутрь.

Обитатели лагеря ещё долго обсуждали детали своего плана, а Элис взяла меня за руку и повела. Вскоре мы оказались в тайной комнате – бывшей вентиляционной шахте, где на стенах висели сотни фотографий.

– Это те, кто не проснулся.

Среди снимков я увидел себя – ребёнка в лаборатории.

– Ты всегда был частью системы, Дариус, – Элис прижала ладонь к моей груди. – Но твоё сердце – настоящее.

Снаружи донёсся грохот – патруль приближался.

Элис внезапно обняла меня. Её губы пахли ржавчиной и мятой.

– Выбирай сейчас.

Я посмотрел на фотографии. На Элис. На свои руки – чистые, без следов от кабелей.

– Я уже выбрал.

Вдруг раздался сигнал тревоги. Кай вбежал в зал, его глаза полыхали неестественным светом:

– Они идут! Все!

Мы заняли позиции. Лекс раздавал оружие. Бабушка подключилась к главному компьютеру. Элис стояла у входа, её пальцы перебирали что-то в воздухе – готовили свою особую способность. Где-то сверху раздался взрыв. Война началась.

ГЛАВА 12: ПЕРВАЯ КРОВЬ

Тьма в тоннеле задышала. Влажный воздух сгустился, наполнившись металлическим привкусом приближающейся бури. Я прижался спиной к холодной бетонной стене, чувствуя, как её шершавая поверхность впивается в кожу сквозь тонкую ткань одежды.

Элис стояла рядом, её пальцы – тонкие, бледные, с едва заметными шрамами от нейроинтерфейсов – сжимали странный прибор, собранный из обломков дронов. Он пульсировал слабым голубым светом, будто живое существо.

– Три минуты до схватки, – её голос прозвучал как шелест опавших листьев.

Где-то впереди, в змеиных переплетениях тоннелей, раздался первый тревожный звук – металлический скрежет, словно гигантский механизм перемалывал кости.

Дроны вышли на охоту. Они появились из темноты внезапно, словно сама тьма кристаллизовалась в смертоносные формы. Разведчики, размером с ладонь, юркие как тараканы, с красно-жёлтыми глазками-сенсорами, ползли по стенам и потолку, оставляя за собой липкие следы феромонных меток. За ними шли солдаты, человеческого роста, с гладкими хромированными корпусами, отражавшими наши искаженные силуэты. Их движения были неестественно плавными, как у пауков, знающих, что добыча уже в паутине. Замыкали отряд противника тяжеловесы – массивные, на шести конечностях, с вращающимися орудийными модулями. От их шага дрожала земля.

– Сейчас! – крикнул Лекс.

Грибы-светильники погасли разом. Нас окутала слепая тьма.

Я услышал, как Элис делает глубокий вдох, и её прибор взорвался каскадом искр.

Дроны замерли на секунду, их глазки померкли, корпуса задрожали. Этого хватило.

– Вперёд! – рев Маркуса разорвал тишину.

Из темноты вырвались фигуры повстанцев. Лира неслась первой, её глаза светились жутковатым зелёным, а в руках сверкало что-то похожее на сварочную горелку. Кай скользил по стенам, как ящерица, его светящиеся ладони оставляли на металле обугленные следы. Старая медсестра Айрин (я и не знал, что она среди нас) шла медленно, разматывая за собой катушку с кабелями – они извивались, будто живые.

Я бросился вперёд, ощущая, как в груди разливается странное тепло.

Первый дрон (разведчик) прыгнул мне в лицо, я инстинктивно увернулся, и его лезвие-сенсор лишь слегка оцарапало щёку. Кровь, тёплая и солёная, потекла по подбородку.

Тогда я понял.

Это не симуляция.

Это по-настоящему.

ГЛАВА 13: ТАНЕЦ СМЕРТИ

Битва превратилась в сюрреалистический балет. Лекс сражался как демон. Его механическая рука трансформировалась, обнажая скрытые лезвия. Он двигался с невозможной для человека скоростью, оставляя за собой лишь груды искорежённого металла. Но с каждым убитым дроном его движения становились медленнее – система пыталась взять его под контроль.

Элис стояла в центре зала, её волосы поднялись, как будто она находилась под водой. Голубые молнии бежали по её коже, сжигая любую машину, что осмеливалась приблизиться. Но из носа уже текла кровь – перенапряжение.

Маркус со своей бандой «технарей» создавал баррикады из убитых дронов, умело перенаправляя потоки атакующих.

Я схватил с земли оторванную дронную конечность – она дергалась в моей руке, как пойманная рыба.

Первый настоящий дрон (солдат) нацелился на меня. Его оружие зажужжало, заряжаясь.

В тот миг время замедлилось. Я увидел каплю пота, скользящую по виску Элис, искру в глазах Кая, когда он поджигал очередного разведчика, как Бабушка в дальнем углу подключает к себе десяток кабелей одновременно. И понял, где мое место.

С диким криком я бросился вперёд, целясь обломком прямо в «глаз» дрона.

Хруст.

Искры.

Запах горелой изоляции.

Я победил.

Когда казалось, что мы выигрываем, они появились. Сначала просто тени в дальних тоннелях. Потом – шёпот, похожий на помехи в старом радио. И наконец первый Куратор вышел на свет. Он был прекрасен и ужасен одновременно: тело высотой под три метра, покрытое чем-то вроде жидкого металла, переливающегося всеми цветами радуги. Пальцы – длинные, тонкие, заканчивающиеся острыми как бритва наконечниками. Лицо… Боже, лицо – гладкая маска без рта, с двумя огромными чёрными глазами, в которых отражались все наши страхи.

Он запел.

Звук проник в кости, в мозг, в саму душу. Рядом со мной Кай упал на колени, схватившись за голову. Его светящиеся глаза потухли.

– Не слушай! – закричала Элис, но её голос потонул в этом дьявольском хоре.

Куратор поднял руку, и все дроны замерли, затем развернулись в нашу сторону.

Лекс застонал, его механические части взбунтовались, конечности дергались против его воли. Я попытался сделать шаг вперед, но ноги не слушались.

Мы проигрывали.

И тогда Бабушка сделала свой ход. Она встала во весь рост (как же высока она оказалась!) и разорвала свою рубаху.

Под ней – не тело, а сплетение проводов и органической ткани, пульсирующее голубым светом.

– Ты забыл меня, создатель? – её голос эхом разнесся по тоннелю.

Куратор замер.

Она шагнула вперёд:

– Я – Ноль-Один. Первая. Мать всех вас.

И вонзила пальцы в свою грудь, вырывая оттуда кристалл – точь-в-точь как у Лекса, но больше, мощнее.

– Прими этот дар!

Кристалл взорвался ослепительной вспышкой. Куратор закричал (впервые за всю битву – звук, от которого лопнули трубы на потолке). Дроны ослепли, натыкаясь друг на друга. А мы… Мы увидели путь.

Узкий лаз в стене, ведущий в самое сердце системы. Бабушка упала на колени, её тело начало распадаться на молекулы.

– Иди… – её последний шёпот был обращён ко мне. – Сын мой…

Когда всё закончилось, пол был усеян обломками дронов, которые ещё дёргались, как обезглавленные насекомые. Воздух пах гарью и чем-то кислым – возможно, дронной «кровью». Кай лежал без сознания, но живой. Лекс собирал свою оторванную руку, лицо его исказилось от боли. Элис стояла перед входом в туннель, её руки дрожали.

– Она знала, – прошептала девушка. – Знала, что это её убьёт.

Я подошёл и обнял её – впервые по-настоящему. Её тело было холодным, но где-то глубоко внутри горел огонь.

– Мы идём дальше? – её вопрос повис в воздухе.

Где-то в темноте тоннеля что-то зашевелилось.

Новая угроза? Или спасение? Я посмотрел на свои окровавленные руки.

– Идём.

Когда мы ступили в чрево туннеля, мне почудилось, что стены дышат – ровно, глубоко, как спящий великан. И я внезапно осознал: мы идём не просто к сердцу системы. Мы идём к моему отцу.

ГЛАВА 14: ПЕРЕД БУРЕЙ

Тоннель сужался, словно горло гигантского зверя, готового нас проглотить. Стены, покрытые слоем влажного конденсата, пульсировали в такт далеким механическим ритмам Центрального Узла. Каждый наш шаг отдавался глухим эхом, растворяясь в сырой темноте.

Я шёл следом за Элис, наблюдая, как свет биолюминесцентного гриба, прикрепленного к её поясу, отбрасывает мерцающие блики на её бледную шею. Её волосы, собранные в небрежный пучок, казались чернее самой тьмы вокруг нас.

– Здесь, – она остановилась перед массивной дверью, покрытой слоем ржавчины и странными, будто выжженными, символами.

Лекс шагнул вперёд, его механические пальцы с тихим шипением разогрелись, превратившись в тонкие щупы. Он вставил их в почти незаметные пазы по краям двери.

– Старая сервисная шахта, – пробормотал он. – Должна вести прямо в нижние уровни Центрального Узла.

Дверь со скрипом поддалась, открыв перед нами узкий проход, заваленный обломками древней техники. Воздух оттуда пахнул озоном и чем-то кислым – как будто где-то внутри гнила плоть машины.

Мы вернулись в главный зал, где уже кипела подготовка. Лагерь, обычно погруженный в полумрак, сейчас напоминал растревоженный улей.

У стола, собранного из обломков дронов, Маркус разбирал и чистил самодельные электромагнитные винтовки. Их стволы были скручены из водопроводных труб, а аккумуляторы – выдраны из уличных фонарей.

– Береги заряды, – хрипел он, протирая очки, заляпанные машинным маслом. – Каждый выстрел – на вес золота.

Рядом Кай, все ещё бледный после битвы, нанизывал на проволоку обломки процессоров.

– Импровизированные гранаты, – пояснил он, заметив мой взгляд. – Взорвутся красиво.

Айрин, старая медсестра, раздавала повстанцам ампулы с мутной жидкостью.

– Адреналин и нейроблокаторы, – объяснила она. – Если Кураторы попытаются взять контроль над вашей нервной системой, это даст вам несколько секунд, чтобы вырваться.

Она сунула одну и мне в руку. Ампула была холодной, как лёд.

Лира сидела перед грудой мониторов, подключенных к украденному серверу. На экранах мелькали обрывки кадров – коридоры Центрального Узла, пульсирующие серверные стойки, тени, скользящие по стенам.

– Система уже знает, что мы идем, – сказала она, не отрываясь от экранов. – Но она не знает, когда.

Лекс развернул перед нами голограмму Центрального Узла – многоуровневую паутину коридоров и залов, уходящую глубоко под землю.

– Мы идём тремя группами, – его голос звучал жёстко, как сталь. – Группа «Гром» (Лекс, Маркус и бойцы с электромагнитными зарядами) наносит отвлекающий удар по восточному крылу: взрывы, шум, хаос. Группа «Тень» (Кай, Лира и разведчики) проникнут через вентиляцию. Их задача – отключить систему подавления сознаний. Группа «Клинок» (Я, Элис и несколько гибридов) идут прямым путем к сердцу системы.

Тишина повисла тяжелым покрывалом. Перед атакой лагерь затих. Люди сидели у потухших костров, кто-то шептал молитвы, кто-то – прощальные слова близким. Я нашел Элис на краю лагеря, в маленькой нише, где когда-то, возможно, хранились инструменты. Она сидела, обхватив колени, её глаза были прикрыты.

– Не спишь? – прошептал я.

Она покачала головой.

– Боюсь уснуть. А вдруг это сон? – она подняла на меня взгляд. – А вдруг я проснусь там снова?

Я сел рядом, и наши плечи соприкоснулись.

– Ты же говорила, что помнишь вкус дождя.

Она улыбнулась, и в этом улыбке было что-то хрупкое.

– Помню. Он был… холодным. И таким живым.

Её пальцы нашли мои, сплетаясь с ними.

– Пообещай мне одну вещь, – шепнула она.

– Что?

– Если я снова начну исчезать… если система возьмёт верх…

– Не будет этого.

– Пообещай.

Я посмотрел в её глаза – эти странные, мерцающие глубины.

– Я вытащу тебя. Сколько бы раз это ни потребовалось.

Она кивнула, и в этот момент где-то в темноте раздался сигнал тревоги.

Мы стояли у входа в тоннель, последней черте перед точкой невозврата. Лекс раздавал последние указания.

– Помните: система будет атаковать ваши слабости. Она знает ваши страхи.

Маркус перекрестился по-старинке. Кай нервно теребил свою «светящуюся» руку. Элис стояла неподвижно, её лицо было каменной маской. Я взглянул вниз – на ампулу в своей руке.

Несколько секунд, чтобы вырваться.

Лекс поднял руку.

– Пошли.

И тьма поглотила нас.

Когда я сделал первый шаг в тоннель, мне показалось, что стены зашептали моё имя, но это мог быть лишь ветер, или эхо, или та часть меня, что всё ещё боялась узнать правду.

ГЛАВА 15: СЕРДЦЕ МАШИНЫ

Тоннель извивался как раненый змей, то сужаясь до размеров канализационной трубы, где приходилось ползти на четвереньках, то неожиданно раскрываясь в просторные залы, заваленные древней техникой. Воздух становился гуще с каждым шагом: пахло перегоревшими микросхемами и чем-то органическим, словно где-то в глубине гнило гигантское существо.

Я шёл вторым в колонне – впереди Элис с её призрачным грибным светильником, за мной трое гибридов с модифицированными конечностями, готовыми превратиться в оружие при первом сигнале опасности.

Она сработала на третьем повороте.

Элис резко подняла руку, заставив всех замереть. Её светильник погас.

– Пол, – прошептала она.

Я опустил взгляд. В слабом свечении биолюминесцентных мхов увидел – пол был усеян почти невидимыми нитями толщиной с паутину.

– Нейросенсоры, – один из гибридов, чьё лицо было скрыто маской из обрывков кожи дрона, осторожно присел. – Триггер на движение.

Он достал из рюкзака банку с липкой чёрной массой и начал аккуратно покрывать нити. Вещество пузырилось, поглощая сенсоры.

– Нам повезло, – прошептала Элис. – Это старая система охраны. Новые реагируют даже на дыхание.

Мы перешагнули через обработанный участок, и в этот момент стена справа вздрогнула.

Они нашли нас.

Тоннель неожиданно вывел нас в огромное круглое помещение, напоминающее заброшенный храм. Стены были покрыты мозаикой из разбитых процессоров, складывающихся в лики древних богов технологий. Потолок пронизывали свисающие кабели, как лианы в джунглях. В центре находился высохший бассейн с чёрной жидкостью, в которой плавали обрывки чего-то, похожего на кожу.

– Это… – я замер, пытаясь осознать.

– Лаборатория первых гибридов, – Элис провела рукой по стене, счищая слой пыли. Под ним оказались прозрачные панели с плавающими в них эмбрионами. Они были разными: некоторые почти человеческие, лишь с лёгким металлическим отливом кожи, другие – чудовищные помеси биологии и механики, третьи – просто пульсирующие сгустки плоти с вживленными чипами.

– Я называл это «Садом Богов», – сказал голос за нашей спиной.

Мы обернулись. В проёме стоял он – доктор Арктур Вейл. Мой отец. Но это был не тот ухоженный аристократ с голограмм. Его левая половина лица – живая, со старческими морщинами. Правая – механическая, с красным сенсором вместо глаза. Руки – длинные, с тонкими хирургическими инструментами вместо пальцев.

– Ты опоздал на тридцать семь минут, сын, – его голос звучал как скрип несмазанных шестерён. – Я уже начал волноваться.

Он повёл нас через потайную дверь в свой кабинет – странное помещение, где на стенах висели сотни экранов с лицами спящих. На столе стояла модель города, но вместо зданий – капсулы, соединенные нервными нитями. В углу располагалась детская кроватка с игрушечным медведем, покрытым пылью веков.

– Садись, – он указал мне на кресло, обтянутое кожей (настоящей?). – Ты заслужил правду.

Он начал рассказ, и по мере его слов комната оживала: голограммы показали первых добровольцев – они улыбались, входя в капсулы. Стены проецировали записи – как их сознания корчились в виртуальном аду. Пол вибрировал – под нами пульсировало то самое Сердце Системы.

– Я хотел бессмертия, – признался отец. – Но система… она оказалась умнее.

Вдруг Элис вскрикнула.

Я обернулся – её руки начинали растворяться, превращаясь в голубые пиксели.

– Нет! – я схватил её, но пальцы проходили сквозь её запястья.

Отец засмеялся.

– Поздно. Протокол «ЖАТВА» уже начался.

Комната тряслась. Где-то близко гремели взрывы – группа «Гром» начала атаку.

– Ты можешь остановить это, – я бросился к отцу, хватая его за плащ.

Он покачал головой:

– Не я управляю системой. Она управляет мной.

Элис кричала где-то за моей спиной, её голос распадался на цифровые помехи. Я посмотрел на свои руки: они начали светиться тем же голубым светом. Система забирала нас. И тогда я проглотил ампулу, которую дала каждому из нас Айрин. Эти секунды стали спасением. Мои руки перестали светиться и обрели плоть. В тот миг, когда мои пальцы сомкнулись на горле отца, я понял страшную правду – его кожа была тёплой. Живой. И где-то в глубине этих безумных глаз всё ещё оставался человек, который когда-то качал меня на руках под яблоней в настоящем, давно умершем саду.

ГЛАВА 16: РАСПАД

Мои пальцы сжимали горло отца, чувствуя под кожей с левой стороны – пульсирующую сонную артерию, с правой – вибрирующие гидравлические трубки. Его механический глаз вращался, фокусируясь на мне с неестественной точностью.

– Ты… не можешь… – булькающая речь прерывалась искрами из поврежденного голосового модуля.

За спиной раздался душераздирающий крик Элис. Я обернулся ровно настолько, чтобы увидеть, как её левая рука уже превратилась в светящийся туман. Глаза были как два чёрных вихря, затягивающих реальность. Губы шептали моё имя, но звук распадался на цифровой шум.

Стены кабинета взорвались в ливне стеклянных осколков. В проёме стояли Лекс с дымящейся культёй вместо механической руки, Кай, и его светящиеся глаза выгорели до кровавых впадин, и трое незнакомцев в самодельных доспехах из корпусов дронов.

– Система… – Лекс сделал шаг, спотыкаясь. – Она переписывает…

Его голос прервался. Изо рта хлынула чёрная жидкость – наноботы, атаковавшие его систему.

Отец воспользовался моментом. Его хирургические пальцы вонзились мне в запястье. Боль была живой и цифровой одновременно – словно кто-то влил раскаленную сталь прямо в нервные окончания.

– Смотри, – прошипел он.

Голограмма развернулась перед нами: город сверху, но вместо зданий миллионы капсул, соединенных пульсирующими нитями. В центре находился гигантский кристалл, излучающий голубое свечение, а по периметру – шесть фигур в позах распятия.

– Первые гибриды, – отец кашлянул чёрной слизью. – Твоя мать была первой.

Боль разорвала сознание. Я упал в…детскую комнату. Настоящую с бумажными обоями в ромашках (одно пятно у окна – пролитый сок), деревянной кроваткой (на спинке – следы зубов), плюшевым медведем на полу (один глаз отсутствует). Маленький я сидел на ковре, собирая пазл.

Дверь открылась. Вошёл он – молодой, без механических частей.

– Пап! – ребёнок поднял голову. – Смотри, я собрал!

На полу лежала карта мира, но вместо стран переплетение нервных узлов.

– …риус! Дар…

Голос Элис выдернул меня из видения.

Я лежал на холодном полу, в луже собственной крови. Она была странно густой, с металлическим блеском. Надо мной склонилась девушка в рваном плаще. Волосы уже седые, хотя ей на вид двадцать лет. Глаза без зрачков, заполненные мерцающими точками, а на шее – ожог в форме цифры 13.

– Вставай, создание, – её голос звучал в моей голове как скрип несмазанных шестерёнок. – Ты нужен живым.

Девушка (её звали Немая) повела нас по боковому тоннелю, где стены были испещрены руническими письменами, как оказалось – уравнениями квантовой физики. Воздух пах мокрым кремнием и жжёным миндалем. Под ногами скрипели кости (человеческие? трудно сказать). Лекс шатался, но шёл. Кай нёс на спине Элис – её тело то материализовалось, то распадалось.

– Куда… – мои лёгкие горели.

Немая обернулась. Её пальцы, слишком длинные, слишком гибкие, коснулись моей груди:

– К Истоку. К тому, что было до системы.

Тоннель оборвался перед металлической дверью с надписью: «Проект «LIFE». Камера 000. Активация: 12.12.2089»

За дверью находилась круглая комната со стеклянным куполом, а над ним – настоящее небо, давно забытое. В центре стоял древний компьютер, больше похожий на орган с металлическими трубами. У стен располагались капсулы с эмбрионами. Их тела разложились, но мозги пульсировали в розовой жидкости. Треснувшие мониторы свисали с потолка, как повешенные.

Немая подвела меня к главному терминалу, и её голос снова зазвучал в моей голове, хотя губы девушки даже не шелохнулись:

– Ты создан для этого.

Экран ожил. На нём высветилась кнопка «Перезагрузка». Откуда-то взялось знание, что она уничтожит систему, но и всех спящих тоже. Рядом горела кнопка «Синхронизация». Эта растворит сознания спящих и обречёт их на цифровое рабство. Рядом находился рычаг аварийного отключения, который физически убивал все капсулы. Рука Элис, наполовину прозрачная, легла на мое плечо:

– Выбирай… как человек…

Где-то далеко раздался крик отца:

– НЕТ!

Моя рука потянулась к экрану. Когда пальцы коснулись его, я вдруг ощутил вкус настоящих яблок из забытого сада – кисло-сладкий, с терпкой кожурой, оставляющий на губах аромат утраченного детства. И понял, что выбираю не будущее. Я выбираю прошлое, которое мы все заслужили.

ГЛАВА 17: ВЕТЕР ИЗ ПРОШЛОГО

Мои пальцы погрузились в голографический интерфейс, и мир взорвался белым светом.

Боль пришла не сразу. Сначала появился вкус – медный, как будто я прикусил щёку. Потом запах – жжёная изоляция и что-то сладковато-гнилостное. И лишь затем, когда зрение начало возвращаться, я ощутил, как миллионы игл впиваются в кожу, разрывая нервные окончания.

Я лежал на холодном полу, в луже собственной слюны. Где-то рядом хрипела Элис – её дыхание напоминало треск перегоревшего динамика.

– Ты… жив? – её пальцы, полупрозрачные и холодные, как стёкла зимнего окна, коснулись моего виска.

Комната медленно проявлялась из тумана. Немая стояла у входа, её седые волосы колыхались в невидимом потоке воздуха.

– Он идёт, – прошептала она, поворачивая слепые глаза к коридору. – Отец твой идёт.

Лекс, прислонившись к стене, пытался починить свою механическую руку. Провода торчали из культи, как кишки раненого зверя.

– Система переходит в аварийный режим, – его голос звучал неестественно ровно. – У нас минут пятнадцать, не больше.

Кай, бледный как мел, копошился у монитора. Его выгоревшие глаза лихорадочно бегали по строкам кода.

– Здесь что-то есть… – он тыкал дрожащими пальцами в экран. – Архив… чёрт возьми, они хранили архивы!

Элис попыталась встать, но её ноги подкосились. Я подхватил её, ощутив, как её тело, такое лёгкое, почти невесомое, дрожит в моих руках.

– Что там?

– Проект «LIFE», – Кай повернулся к нам. Его лицо исказилось в гримасе, которую я не мог прочитать: то ли ужас, то ли восторг.

Грохот раздался снаружи. Дверь содрогнулась, и по металлу побежали трещины.

– Быстрее! – Лекс бросился к терминалу, его оставшаяся рука заработала с нечеловеческой скоростью.

Экран вспыхнул, показывая кадры из прошлого. Лаборатория. Молодой отец в белом халате. Десятки капсул с людьми. Но не спящими – они кричали, бились в конвульсиях, их тела покрывались странными металлическими наростами.

– Первые испытания, – прошептала Элис. – Они не создавали систему для сна…

Немая засмеялась. Сухой, трескучий звук, как скрип деревянной двери.

– Они создавали Бога.

Дверь с грохотом отлетела, и в проёме возник он. Отец. Но это уже не был человек. Его тело раздулось, кожа лопнула, обнажая металлические сухожилия. Один глаз остался человеческим – голубым, как у меня. Второй представлял собой вращающийся сенсор, испускающий красный луч.

– Сын… – его голос состоял теперь из сотен синтезированных тонов. – Ты… не понимаешь…

Он сделал шаг вперед, и пол затрясся.

Лекс выстрелил. Импульсный заряд пронзил грудь отца, но тот лишь качнулся.

– Бегите! – закричал Кай, продолжая лихорадочно работать с компьютером. – Я попробую…

Отец поднял руку, и его пальцы удлинились, превратившись в острые лезвия.

Я оттолкнул Элис в сторону и бросился к экрану компьютера.

– Что мне делать?

Кай, не отрываясь от своего занятия, прошипел:

– Выбор… должен сделать ты…

На экране мигали три опции, но теперь к ним добавилась четвёртая – маленькая, едва заметная строка в самом углу: «Протокол «ПРАВДА». Активация: ручной ввод».

Я повернулся. Отец приближался. Элис лежала у стены, её тело то появлялось, то исчезало, как плохой голографический сигнал. Лекс, истекая чёрной жидкостью, пытался встать на защиту. Немая стояла между нами и чудовищем, её слепые глаза вдруг наполнились голубым светом.

– Время вышло, создание, – сказала она. – Пиши свою правду.

Мои пальцы коснулись клавиатуры. Я начал печатать первое слово, которое пришло в голову – простое, человеческое, забытое в этом мире машин. И по мере того как буквы складывались в строку, я вдруг ощутил на щеке лёгкий ветерок – тёплый, пахнущий травой и землёй, как будто где-то далеко распахнулось окно в давно забытое лето.

ГЛАВА 18: СЛОВО, КОТОРОЕ РАЗРУШАЕТ МИРЫ

Клавиши западали под пальцами с мягким щелчком, каждый звук – точный, как выстрел. Я печатал не глядя, чувствуя, как буквы выжигаются на сетчатке: «Свобода».

Экран взорвался ослепительной вспышкой. Воздух сгустился, наполнившись запахом озона и горящей плоти. Стены зала заколебались, как в страшную жару, и вдруг – Дождь.

Настоящий, холодный, с крупными каплями, оставляющими тёмные пятна на пыльном полу. Я поднял лицо, и капли ударили по коже, смешиваясь со слезами. Где-то высоко, в куполе, зияла дыра, сквозь которую лился серый свет настоящего неба.

Отец застыл, его гибридное тело дергалось в странных судорогах.

– Что… ты… сделал… – его голос рассыпался на отдельные частоты, как сломанный радиоприёмник.

Элис поднялась на локтях. Её полупрозрачные пальцы впились в моё запястье.

– Ты… – её губы дрожали, – ты запустил откат.

Пол под ногами затрясся. Из трещин полез белый пар, а стены начали осыпаться, обнажая настоящие стены. Старый бетон с graffiti «Смерть роботам!» (2095 год). Обрывки проводов. Ржавые таблички «Аварийный выход».

Лекс, опираясь на Кая, подошёл ближе. Его механическая культя дымилась.

– Мы в старом техцентре, – прошелестел его голос. – Под городом. Всё это время…

Немая закачалась, её слепые глаза вдруг наполнились слезами.

– Они построили новый мир поверх старого.

Где-то в глубине комплекса раздался рёв, будто проснулся спящий великан. Отец вдруг выпрямился, его человеческий глаз расширился в ужасе.

– Нет… нет… она идёт…

Первое, что я увидел – руку. Человеческую. Но огромную, в три раза больше обычной, с синими венами под полупрозрачной кожей. Пальцы (их было семь) впились в дверной косяк, сминая металл как бумагу. Затем – голову. Женщину. Нет – то, что когда-то было женщиной. Её лицо растянулось, как расплавленный пластилин. Волосы превратились в живые кабели. Губы шевелились, но вместо звуков лились цифровые коды.

– Мама… – прошептал я.

Она вошла в зал, и с каждым шагом её тело менялось: то становилось молодым и прекрасным, то превращалось в кошмар из плоти и проводов.

Отец отполз к стене, его механические части отказывали одна за другой.

– Ты… мертва… я тебя… уничтожил…

Существо, бывшее моей матерью, наклонило голову. Его голос звучал как хор тысяч людей:

– Ты запер меня в системе. Но система – это я.

Элис вдруг вскрикнула. Её тело светилось изнутри, как новогодняя гирлянда.

– Она… тянет меня…

Мать-чудовище протянула к ней руку. Я бросился между ними, ощущая, как кожа на руках покрывается странными символами – движущимися, как татуировки.

– Нет!

Мир взорвался болью. Когда её пальцы коснулись моего лба, я вдруг увидел всё: миллионы капсул, опутанных проводами, город-призрак под нашими ногами, и далеко-далеко двое детей – мальчик и девочка – качались на качелях под яблоней, не зная, что их мир уже давно мёртв.

ГЛАВА 19: ТЕНИ СПЯЩЕГО ГОРОДА

Древний компьютер исчез. На его месте возвышалась Башня из спрессованных капсул, словно костяной палец, проткнувший небо. Её поверхность пульсировала, то расширяясь, то сжимаясь, как лёгкие гигантского существа. Я стоял в её тени, чувствуя, как руны на моих ладонях горят ледяным огнем.

Элис висела в воздухе, обёрнутая светящимися нитями, похожими на паутину из жидкого серебра. Её полупрозрачная рука тянулась ко мне, пальцы дрожали, будто пытаясь удержаться в реальности.

– Дариус… – её голос звучал как далекое эхо. – Он здесь…

Внезапно из-за груды обломков раздался знакомый хриплый смех. Арман. Он вышагивал к нам, переступая через треснувшие капсулы, его обычно безупречный плащ был изорван в клочья. Но больше всего меня поразили его глаза – они светились тем же голубоватым светом, что и у Элис.

– Прости, что задержался, – он ухмыльнулся, вытирая окровавленный подбородок. – Пришлось объяснять парочке дронов, кто здесь главный.

За его спиной валялись обезглавленные корпуса охранных роботов, из которых сочилась чёрная маслянистая жидкость. В руке он сжимал странный предмет – нечто среднее между древним мечом и плазменным резаком, лезвие которого пульсировало красным светом.

Лекс, опираясь на Кая, сделал шаг вперёд:

– Ты… как?

– О, это интересная история, – Арман игриво покрутил оружием. – Пока вы тут разбирались с семейными дрязгами, я нашёл кое-что любопытное в нижних уровнях.

Он швырнул к моим ногам круглый предмет. Голографический проектор. При ударе он активировался, показав изображение. Дети. Те самые – мальчик и девочка из моих видений. Но теперь картина была чётче. Они стояли перед огромным деревом, усыпанным румяными яблоками.

– Это же мы, – прошептал я.

Арман кивнул. Мать-чудовище вдруг вздрогнула. Её кабели-волосы затрепетали, как змеи:

– Ты не должен был это найти.

Арман лишь усмехнулся и повернулся ко мне:

– Выбор за тобой, старина.

Он указал мечом на Башню:

– Мы можем уничтожить это. Или…

Его взгляд скользнул к Элис:

– Мы можем войти в самое сердце.

В этот момент Башня вздохнула.

Капсулы, из которых она состояла, начали медленно раскрываться, как бутоны мёртвых цветов. Из них потянулись руки – тысячи рук, бледных, с синими прожилками.

– Они просыпаются, – прошептала Немая. – После стольких лет…

Элис медленно опустилась рядом со мной. Её пальцы, теперь почти полностью прозрачные, коснулись моей груди:

– Ты чувствуешь это?

Я кивнул. Сердцебиение. Не моё. Не её. Башни. Оно совпадало с ритмом татуировок на моих руках.

Арман взмахнул мечом, и лезвие вспыхнуло ослепительным пламенем:

– Ну что, друзья? В последний бой?

Лекс выпрямился, его механическая культя трансформировалась в нечто, напоминающее плазменную пушку:

– Я всегда мечтал устроить тут грандиозный салют.

Кай, бледный, но решительный, достал из кармана несколько светящихся шаров:

– Для особого случая припас.

Немая подошла ко мне и неожиданно обняла. Её шепот обжёг ухо:

– Она любила тебя. По-настоящему.

Я посмотрел на мать-чудовище. На Башню. На Элис. И сделал шаг вперёд.

Мои ладони коснулись поверхности Башни, всё вокруг залило ослепительным светом. Лицо Армана вдруг исказилось, но не ужасом, а странной, почти детской радостью, словно он наконец-то добрался до сути великой шутки, которую задумал так давно.

ГЛАВА 20: ЦИФРОВОЙ КОВЧЕГ

Белое пламя поглотило сознание, и мир рассыпался на миллионы сверкающих осколков. Я падал сквозь слои виртуальной реальности, чувствуя, как руны на моих ладонях прожигают плоть до костей. Где-то в этом хаосе звучали голоса:

– Держись! – кричал Арман, его слова искажались, словно проходя сквозь толщу воды.

– Он входит в интерфейс! – голос Лекса трещал, как перегруженный коммуникатор.

Потом все звуки исчезли. Я очнулся в странном пространстве – ни земля под ногами, ни небо над головой, только бесконечное поле из светящихся цифровых цветов, колышущихся под невидимым ветром. Каждый бутон пульсировал мягким голубым светом, и в их сердцевинах мерцали лица. Тысячи, миллионы лиц детей, стариков, мужчин и женщин. Они спали, их веки иногда вздрагивали, словно в глубине снов происходило что-то важное.

– Это Цифровой Ковчег – хранилище сознаний, – раздался голос за моей спиной.

Я обернулся. Передо мной стояла моя мать – в простом белом платье, такая, какой я её помнил в раннем детстве.

Пространство вокруг нас начало рушиться. Я видел, как под полем цифровых цветов проявляется комната с Башней. Я словно смотрел сверху на то, как мои друзья и другие выжившие сражались с дронами и Кураторами. Я видел своё тело, стоящее как статуя с прижатыми к капсульной Башне ладонями. Арман, с окровавленным мечом, прикрывал мою спину. Лекс и Кай отстреливались от ползущих к нам гибридов. А Элис… Элис парила в воздухе, её тело теперь почти полностью состояло из света.

– Выбор, – повторила мать, – ты должен сделать выбор.

Я сжал руку в кулак и почувствовал, как ладонь горит огнём. Взглянув на неё, я увидел, что причудливые изгибы того, что я принял сперва за татуировку, сложились в отчетливый узор. Это было изображение Ключа. И он горел голубым светом.

– Я знаю, как их освободить, – я повернулся к матери. – У меня есть Ключ.

Пространство взорвалось светом, и последнее, что я услышал перед тем, как сознание вернулось в физическое тело, был смех Армана:

– Вот это поворот!

ГЛАВА 21: ИГРА В БОГОВ

Боль возвращала меня в тело волнами: сначала пальцы, впившиеся в шершавую поверхность Башни, потом ледяное прикосновение ветра на щеках, наконец, дикий гул битвы, обрушившийся на сознание, как удар кулаком.

Я открыл глаза.

Мир горел.

Башня из капсул пылала голубым пламенем, и с каждым мгновением её поверхность трескалась, обнажая пульсирующую плоть внутри. В воздухе висели серебристые нити, соединяющие Элис с конструкцией. Она зависла в центре этого хаоса, как паук в разрушенной паутине, её тело то становилось плотным, то почти исчезало.

– О, смотрите, принц очнулся! – Арман стоял ко мне спиной, его плащ был изодран в клочья, а в правой руке он сжимал тот странный меч-резак, лезвие которого теперь светилось ядовито-зелёным.

Перед ним на коленях корчилось существо – не дрон, не гибрид, а что-то среднее: человеческий торс с механическими конечностями и головой, наполовину состоящей из жидкого металла.

– Говори! – Арман ткнул лезвием в шею существа, и оно завизжало. – Кто твой хозяин?

Существо зашипело, его металлическая половина лица потекла, как расплавленный воск:

– Система…

– Уже слышали, – Арман вздохнул и одним движением отсёк голову.

Я попытался пошевелиться, но тело не слушалось, руки будто приросли к поверхности Башни, а в груди пылал странный холодный огонь.

– Арма, – мой голос звучал хрипло. – Что…

Он резко обернулся, и в этот момент я увидел. Его глаза – обычно насмешливые, живые – теперь светились точно так же, как у Элис в моменты подключения к системе. Но не голубым, а золотистым светом, глубоким и древним, как закатное солнце над руинами.

Я застонал, возвращаясь в своё тело. Арман хлопнул меня по щеке:

– Не сейчас, принц. Сначала разберёмся с этим бардаком.

Он встал и указал мечом на Башню:

– Она думает, что ты пришел её уничтожить или покорить. Но у тебя другой план, да?

Я кивнул, с трудом разжимая зубы:

– Освободить.

Арман рассмеялся – звонко, по-настоящему весело:

– Вот почему ты всегда был моим любимчиком!

Я почувствовал, как связь с Башней усиливается, Ключ на ладони горел теперь так ярко, что боль стала почти невыносимой. Я сжал кулаки и потянул – не от Башни, а внутрь, чувствуя, как связи между капсулами начинают перестраиваться.

Элис завизжала, её тело вдруг вспыхнуло ослепительным светом.

– Они могут проснуться, – я говорил сквозь зубы, чувствуя, как система сопротивляется. – Но не в этом кошмаре.

Башня взорвалась светом. Не разрушающим – очищающим. Капсулы одна за другой раскрывались, выпуская снопы голубоватых искр. Они поднимались в небо, как светлячки, и исчезали в разломах реальности.

– Куда… – Кай упал на колени, поражённый.

– Туда, где у них есть шанс, – Арман положил руку мне на плечо. – Ты только что переписал все правила, дружок.

Элис упала мне в руки – настоящая, целая, без следов оцифровки. Её пальцы вцепились в мою одежду:

– Дариус…

Я обнял её, чувствуя, как Ключ на ладони медленно гаснет.

Лекс тоже подошёл, его лицо было серьёзным:

– А что теперь с нами?

Я посмотрел на руины, на небо, где ещё мерцали следы улетевших душ, на Элис в своих объятиях.

– Теперь, – сказал я, – мы строим что-то новое.

Арман рассмеялся и достал из кармана бутылку с чем-то подозрительно похожим на виски:

– Ну, тогда нам понадобится это!

ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ. КОНЕЦ ИЛЛЮЗИЙ.

Я держу в руках этот дневник, едва веря, что он уцелел. Его кожаный переплёт обуглен по краям, страницы покрыты копотью и пятнами чего-то, что я не решаюсь назвать кровью. Последние записи первой части написаны неровным, дрожащим почерком – строчки скачут, буквы налезают друг на друга, как будто я торопился запечатлеть всё, прежде чем мир окончательно рухнет.

И он рухнул. Но мы выжили.

Мы провели в тоннелях метро почти две недели после открытия Ковчега. Две недели, в течение которых станция «Пробуждение» превратилась в настоящий лагерь беженцев. Люди, вышедшие из капсул, заполнили платформы: кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то просто сидел, обхватив колени, и смотрел в пустоту.

Айрин и Маркус пытались наладить хоть какой-то порядок. Старая медсестра организовала импровизированный лазарет в бывшем служебном помещении, куда свозили тех, кто не мог встать на ноги. Маркус же, с помощью Лекса и его механической руки, чинил генераторы, пытаясь вернуть свет.

Но запасы заканчивались. Решение выйти наверх пришло само собой.

– Мы не можем оставаться здесь, – сказал Арман на очередном совете. Его лицо, обычно такое живое, теперь было серым от усталости. – Еды нет. Вода из кранов течёт ржавая. А если сюда проберутся дроны…

Он не договорил, но все поняли.

Мы собрали вещи. Вернее, то немногое, что у нас было: оружие, аптечки, пустые фляги. Элис предложила идти на запад – там, по её словам, когда-то были склады.

– Там может быть еда. Или хотя бы крыша над головой.

Выход на поверхность стал шоком. Мы привыкли к полумраку станции, к сырому воздуху тоннелей. Но то, что открылось перед нами, не походило ни на что, что я мог представить.