Рождение Эстиола

Глава 1
Пролог
Волнение пяти элементов
Север. Курган Бантиора Бесстрашного
Эмиль Сургач таил в себе злость. Он был кузнецом в пятом поколении и не привык, когда кто-то вынуждал повторять его трижды. А сегодня его вообще проигнорировали.
В домотканой рубахе, огромных шароварах и зубчатом колпаке, напяленным на голову, он шел по лесу, углубляясь все дальше в темноту, по протоптанной тропе. Луна смотрела ему в лицо. Его здоровенные волосатые руки были оголены, и каждый волосок на них пошатывался от холода. Он смотрел себе под ноги, наблюдая за прохудившимися сапогами. В обе стороны от тропы высились деревья, склонившие ветви к путнику, будто пытаясь схватить его. Сегодня они казались Эмилю насмешливыми лордами, уставившимися на него с презрением. Ему не понравилось это сравнение, но ночь тому способствовала.
Она сгущала тона и погружала мысли Эмиля во мрак. Она, словно хотела, чтобы он выполнил задуманное. В порыве ревности к тому шуту бродячему, который ради веселья разбивал бутылки с пивом себе об голову, он поклялся убить их. Они предали его, променяв на этого недоноска. В его глазах они выглядели убогими и жалкими, когда восхищались каждой новоявленной тупостью этого пришельца. Они смотрели на него глазами упоенных радостью детей. Взрослые мужики, будто никогда не видели ярмарочного клоуна, рукоплескали и срали в штаны от восторга. А когда мясник Эндрю решил повторить трюк шута и разбил бутылку себе об голову, все заржали, словно лошади на выгуле. Один Эмиль не смеялся, в душе презирая своих друзей.
В харчевне «Закрома» до сих пор стояло веселье, и Эмиль не удивился бы, узнав, что шут этот спровоцировал всех пытаться ходить на голове. Да пусть хоть они по стенам начнут лазить. Теперь это его не касалось. Он был один, наедине своих мыслей. И ничто больше ему не нужно было.
За лесом через ручей шло небольшое поле, посреди которого располагался Курган. И Эмиль шел туда. Он привык находить там уединение. Ему казалось, что дух умершего воина, Великого Бантиора Бесстрашного сам приходит успокаивать его.
И всегда эти мысли вызывали у него слезную улыбку. Еще мальчишкой, с деревянным мячом, копной растрепанных рыжих волос, на босую ногу он прибегал сюда, аккуратно перебирался по камням через ручей и бежал к Кургану, выкрикивая только ему ведомые слова. Это был его боевой клич, настрой к очередной битве со сказочным трехглавым драконом, который сумел похоронить на этом месте Великого Бантиора Бесстрашного. Но подобного никогда не случалось с маленьким Эмилькой. Размахивая деревянным мячом, он срубал мнимые головы одну за другой и топтал их ногами. А потом часами валялся в поле, наблюдая за течением облаков и видя в них новых чудовищ, с которыми он собирался сразиться на следующий день.
Эмиль Сургач и теперь мнил себя воином, смелым и непобедимым. Детское воображение не покинуло его, разве что стало более осмысленным и приобрело заоблачную цель в жизни. Конечно, простому ремесленнику никогда не стать героем. И эта Правда (он ее так и называл – Правда) сжимала его сознание, будто его же тиски. Каждое подобное размышление он заканчивал гранитным постулатом, гласившим: Ты кузнец, а не герой! И всегда, напомнив себе о нем, Эмиль смеялся, мотая головой – мол, куда ты лезешь, знай свое место.
И какое-то время он сживался со своей безысходностью (от Правды не уйти, говорила его мать), но с каждым днем он все чаще не мог найти себе места среди всех этих пропитых крестьян и завистливых ремесленников. Хуже всего, что он видел себя выше их. Его не устраивали их развлечения, их материальные ценности, их жизнь. Он презирал их. В душе смеялся над ними. И смотрел на них так, как сейчас эти деревья смотрят на него.
Он все чаще приходил сюда, в лес, пробирался через ручей по тем же, но уже немного подточенным камням и шел через поле к Кургану. Его охватывал непередаваемый букет чувств. Он всеми силами сдерживал себя, чтоб опять не раскинуть руки и побежать, выкрикивая слова из детства. Как сейчас он помнил их и всегда приберегал к настоящей битве. Но не с чудовищем. Чудовищ нет. Это было еще одно утверждение возмужания, которое закапывало его детство.
Да, думал он, перебираясь через ручей, детство уходит, но память остается, равно как и дух Бантиона Бесстрашного. Эмиль плакал и, утешая себя, он опять надеялся, что этот дух и на сей раз придет успокоить его.
Но почему-то сегодня ночью, эта мысль показалась страшной.
Эмиль остановился. Во тьме он видел лишь слабые очертания Кургана. Трава в поле закачалась из стороны в сторону, под порывом появившегося ветра. Сургача холод пробрал до костей. В какое-то мгновение он хотел убежать отсюда восвояси. И нахлынувший страх побудил его дернуться в обратном направлении, но он не верил, что место его детства может таить в себе опасность.
Он усмехнулся над собой. Улыбка вышла вынужденной и болезненной. Эмиль побрел к Кургану, не отрывая от него взгляда. Это его место, и ничто не может помешать ему уединиться на нем. Но с каждым шагом страх все сильнее стягивал горло, перекрывая дыхание. Ветер набирал силу и, разгулявшись в поле, будто предупреждал о чем-то. Эмиль вскинул взгляд на небо и увидел, что все его заволокло тучами, черными, словно печная сажа. Луна исчезла, и мрак поглотил поле.
Эмиль замер. Он замер, потому что отчетливо услышал голос. Казалось, он звучит всюду или же только в его голове. Он был беззвучный и холодил сильнее ветра.
– Ты должен похоронить меня, Эмиль! Земля исторгла мой прах. Я обеспокоен.
Эмиль также знал, что взрослые не видят привидений, но воочию убедился в обратном. Над курганом образовалось слабое свечение, мерцающее в абсолютном мраке. Он не мог пошевелиться, скованный страхом и чувствовал, как это свечение забирает его душу. Он силился все это осмыслить – ведь он был умный – но мысли путались и рассыпались, не приводя ни к чему толковому.
Обуянный холодом и страхом, он понял, что само место изменило ему. Кто-то – злой дух – украл у него единственное утешение. И его сердце не выдержало.
На утро его нашли, лежащего на спине и смотрящего в небо. Зубчатый колпак валялся в стороне. Глаза Эмиля наполовину вылезли из орбит, а рот исказился в гримасе ужаса. На Кургане один из мальчишек, прибежавших взглянуть на труп – сын мясника – нашел череп и останки костей. Он показал их своим друзьям, но когда о них узнали взрослые, многие из деревни сбежали, а старцы прозвали это лето Воскрешением Зла.