Под знаком Альбатроса

Предисловие автора

Это стало уже почти традицией – все истории о нашем соотечественнике, полковнике российской контрразведки, чудесным образом занесенном в параллельный мир, я начинаю именно со своего предисловия.

Несмотря на то, что героями этих книг стали уже другие люди, со своими характерами, мечтами и идеалами, со своими судьбами, в конце концов. Общее у них одно – жизнь каждого из них изменил Борис Воронин, ставший ко времени событий, о которых сейчас пойдет речь, виконтом де Камбре бароном де Безье. Не развернул или перекрутил, словно прихотливая греческая богиня, весело играющая судьбами людей, а подправил, как иногда спрямляет излишне извилистую дорогу опытный путешественник. После которого пусть ненамного, но путь к цели становится короче.

Читателей этой книги можно поделить на тех, кто уже знаком с моими предыдущими, и тех, кто впервые узнает о стране Галлии, столь похожей на Францию начала XVII века. Ту самую, где дрались на дуэлях мушкетеры, где прекрасные авантюристки порой изменяли судьбы Европы ничуть не меньше, чем короли и кардиналы.

Первым, я надеюсь, все будет понятно, остальным поясню, что в основу книг положены некие записи, доставшиеся автору при обстоятельствах, заставляющих предположить или действительно волшебный, сказочный случай, или банальную мистификацию.

Я предпочел поверить в первый вариант.

В записях среди прочего мое внимание привлекли четыре коротких письма.

Королевскому интенданту Пикардии его Сиятельству виконту де Камбре барону де Безье.

Ваше Сиятельство!

Маркиз де Парданьян и маркиза де Фронсак имеют честь пригласить Вас с супругой на наше бракосочетание, которое произойдет семнадцатого января будущего года в соборе Святого Августина в Париже.

Две изящные подписи и приписка:

Жан, приезжай! Я очень-очень прошу. Пожалуйста.

Виконту де Камбре.

Друг мой, спешу пригласить тебя на свадьбу моей дочери, которая состоится семнадцатого января в соборе Святого Августина. Я знаю, что молодые приглашение тебе уже направили, но прошу приехать раньше. Настолько, насколько позволит твоя служба.

Понимаешь, маркиз де Парданьян – отличная партия для Луизы. В почете у Его Величества, доверяющего именно ему строительство главных прибрежных крепостей. Знатен. Не очень богат, но это поправимо, судя по тому, сколько золота сейчас идет на военное строительство. Однако ты же знаешь свою крестницу. Да-да, крестницу, а кем еще она приходится своему спасителю! И не вздумай отлынивать от своего долга!

А если серьезно, то девушка нервничает перед свадьбой, что не редкость среди невест. Беда в том, что излишне острый язычок сделал ее популярной в свете, но лишил друзей, на плече которых можно по-девичьи поплакать. Боюсь, что остались только ты и Сусанна. Знаю, что разъезжать по нашим дорогам даже в карете сейчас не очень хорошо для твоей жены, но приезжай хотя бы сам.

Мы все вас ждем с нетерпением! Но если все-таки Сусанна не сможет приехать, передай, что мы все ее любим, желаем легких родов и надеемся на встречу в будущем году. И что молодые уже точно знают, какое первое имя будет у первой девочки!

С надеждой на скорую встречу,

маркиз де Фронсак.

Виконту де Камбре.

Жан, выручай!

Месяц назад мой любимый муж умудрился подраться на дуэли и проткнул своего противника так удачно, что присутствовавший там маг не успел ничего сделать. Король в гневе! Приказал отдать виновного под суд и повесить на Гревской площади.

Папа напряг все свои связи, но даже сам дю Шилле смог лишь заменить суд на изгнание. Сейчас идет поиск дыры, куда нас следует законопатить на веки вечные. Да, будет громкая должность, но что с ней делать среди дикарей?

Все в растерянности, и лишь я знаю, что ты меня не бросишь и обязательно что-нибудь придумаешь!

Всегда верящая в тебя почти как в Спасителя,

Луиза де Парданьян де Фронсак.

Его превосходительству

губернатору острова Тортуга

маркизу де Парданьяну

Ваша Светлость!

Осмелюсь просить Вас об оказании покровительства моим друзьям, передавшим Вам это послание. Мадам де Ворг графине де Бомон и шевалье де Савьеру. В ваших краях они оказались, выполняя поручение лиц, которых, как мне представляется, не следует называть. Все необходимые подробности они изложат лично.

И если Вы читаете это письмо, значит, мои друзья оказались в действительно сложной ситуации.

Надеюсь, что в Ваших силах оказать им помощь.

Заранее благодарен,

виконт де Камбре барон де Безье,

королевский интендант Пикардии.

PS:

Прошу передать мои самые добрые пожелания Вашей уважаемой супруге. Двор стал скучен с ее отъездом, там так не хватает ее острого язычка!

Вступление

– Дорогой, передай ананас, пожалуйста.

– М-гм…

Разговаривать с набитым ртом очень трудно. Зато исполнить просьбу любимой жены – это запросто. И неважно, что супруга сидит на противоположной стороне длиннющего стола – для истинной любви расстояния не имеют значения.

И чаньское фарфоровое блюдо искуснейшей работы плавно поднимается, на секунду замирает в воздухе, чуть наклонившись, поворачиваясь из стороны в сторону, чтобы продемонстрировать и жене, и стоящему в отдалении слуге янтарные, тонко нарезанные ломтики самого дорогого в Европе фрукта. Только после этого, дразня красотой и невыразимым, сказочным ароматом отправляется в путь. Медленно, чтобы на миг завороженный лакей успел прийти в себя и освободить для него место, переставив или даже убрав со стола почти уже съеденное жаркое из голубей – Шарлотта обожала его не только за изысканный вкус, но и как напоминание о детстве, об оставленном ради любимого мужа замке Безье в далекой и теплой Окситании.

– Вообще-то, мог и сам передать, – обиженно надув распухшие губки, проворчала супруга. Негромко, но так, чтобы де Савьер расслышал и сделал вывод, что магия – магией, но женушке хочется, чтобы просьбы выполнялись лично. Чтобы не только подошел, но еще и поцеловал. Или хотя бы в шейку чмокнул – беременные, они такие. Сложные. Любая мелочь, несущественная в другое время, у них внезапно готова превратиться в трагедию.

Пришлось улыбнуться, подойти и очень галантно, с чувством поцеловать пахнущую пряным соусом ручку. Уф-ф. Пронесло – ни бури, ни слез не случилось.

И только господин лейтенант, боевой маг, приписанный к Пикардийскому корпусу, собрался возвратиться на свое этикетом предписанное место, как в столовую вошел камердинер.

– Ваша милость, к вам его сиятельство виконт де Камбре! Изволите принять?

Де Савьер едва не поперхнулся ананасом. Господи, только бы не услышал – заклюет, как есть заклюет.

Еще бы! Королевский интендант, представитель короля во всей Пикардии робко переминается с ноги на ногу в прихожей простого шевалье и всего лишь лейтенанта – есть над чем позлорадствовать. Ну… лейтенант, конечно, не совсем простой: истинный маг как-никак. Да и шевалье он, того, тоже не очень. Внебрачный сын прошлого короля, если тот же де Камбре не врет.

– Проси! – а что еще скажешь? Ох, сейчас начнется…

Виконт, молодой мужчина, лет двадцати пяти, но наполовину седой и с лицом, изуродованным старым шрамом, вошел скользящей походкой вельможи, будто на высочайшем приеме. Он ее полгода репетировал, это де Савьер знал точно. Как-то лично увидел сей увлекательный процесс, потом минут десять даже не смеялся – ржал как боевой конь.

А сейчас ничего так получается, ловко, в меру учтиво, в меру угодливо, но все еще чуть-чуть комично. Вон и жена улыбнулась. Что ж, доиграем этот спектакль.

– Ваша милость! – виконт поклонился лейтенанту, элегантно взмахнув шляпой. – Госпожа баронесса! – поклон ниже, взмах шире. И замер, словно перед королем, ожидая разрешения разогнуться.

– Мы вас приветствуем, господин де Камбре! Проходите, присаживайтесь. Не откажете отобедать с нами? – Шарлотта с удовольствием приняла игру. – Какому обстоятельству мы обязаны за отменное и неподражаемое удовольствие лицезреть вас в нашем скромном, самим Спасителем охраняемом доме, где всегда рады видеть столь великолепного, галантного и куртуазного кавалера?

– Чего? – мужчины спросили одновременно.

– Проходи, садись, говорю. Голодный, небось?

Гость глубоко вдохнул, выдохнул, нахлобучил шляпу и прошел к столу.

– Уф… сама-то поняла, чего сказала? Привет, сестренка. Серж, рад тебя видеть.

Де Камбре сел поближе к хозяину, в тот же момент прямо перед ним возникли тарелка, нож, бокал и откупоренная бутылка вина. Бутылка уже приподнялась над столом, чтобы наполнить бокал, но была ловко перехвачена крепкой рукой и возвращена на место.

– А вот наливать вино я предпочитаю сам, без этих твоих фокусов.

– Фокусов… скажешь тоже. Да тебе сейчас была продемонстрирована тончайшая магия, чтоб ты знал. Это стены ломать, да скалы рушить – никакого искусства не надо, лупи себе со всей дури. А вот чтобы так!

И вновь поднялась в воздух бутылка, только на этот раз вместе с бокалом. Вино полилось тонкой струйкой, играя на солнце, скатываясь по тонкому венецианскому стеклу.

– Ну что, выпьем! – поднял свой бокал де Савьер. – За тебя, дружище. Чтобы почаще приходил в наш дом, где тебе всегда рады.

Гость почему-то закашлялся и вино выпил залпом, начисто проигнорировав и сложнейший букет, и тончайшее послевкусие. Но хозяевам улыбнулся вполне любезно, даже весело.

– Как я понимаю, ждать осталось недолго?

Шарлотта скромно опустила взгляд серых глаз.

– Наш, – она выделила голосом это «наш», – духовник учит, что приметы – суть глупые суеверия, недостойные людей образованных. Но ты же знаешь, братец, что женщинам в моем положении дозволительно глупеть. Так что давай не будем говорить о сроках, мне вполне достаточно знать, что все это время муж будет рядом. Надеюсь, ты не пришел объявить о начале новой войны?

Де Камбре даже замахал руками.

– Господь с тобой, какие войны! Короли, может быть, и не отказались бы устроить себе очередное развлечение, но Спаситель милостив, и денег на такие забавы сейчас нет ни у одного из них. Так, разве что…

– Что?! – в голосе милой дамы почувствовался металл. Нежная ручка сжала нож так, что побелели пальцы. Супруг пригнул голову в робкой попытке избежать урагана. – Какие еще «разве что»? Опять?! Мало ему прошлогодней поездки черт знает куда? Вернулся исхудавший, почерневший, как сарацин. Только-только стал на человека похож, так опять? Бросит меня одну, мол, крутись, жена, как хочешь… а я… а мне… а сам…

Хлюп-хлюп. По щеке покатилась слеза, вторая… женщина смахнула их рукой, всхлипнула, но постаралась взять себя в руки, встала.

– Извините, – попыталась улыбнуться, но получилось как-то криво, – я сейчас, простите. – И вышла из обеденного зала.

Обеденного зала? Куда там. Едва за Шарлоттой закрылась дверь, как этот зал превратился в обычную комнату, огромный стол уменьшился настолько, что до его противоположного конца можно было дотянуться, не вставая, а запеченный гусь оказался простой вареной курицей. Только на том конце, где только что сидела хозяйка, остались настоящие куски дорогого ананаса, но лежащие на обычной дешевой тарелке.

Де Савьер тяжело вздохнул.

– Последнее время она так легко расстраивается. У тебя было так же?

– И не только у меня. В ее положении это нормально, это просто надо пережить. Тем более что она права.

– Опять? Куда на этот раз? Надолго?

Де Камбре промолчал, выразительно посмотрев на стоявшего неподалеку слугу.

Хозяин жестом приказал тому выйти и для надежности создал купол тишины, видимый обоим собеседникам как заполнившее комнату слабое золотое сияние. Только после этого гость ответил.

– Не знаю. Получил письмо лично от премьер-министра, он знает о беременности твоей жены, просил… представляешь, именно просил позаботиться о ней на время твоего отсутствия. А все инструкции передаст его курьер. Он стоит на улице, терпеливо ждет приглашения. Позвать, или сначала успокоишь Шарлотту?

Маг закрыл лицо ладонями, помассировал щеки, потом аккуратно надел лежавшую рядом шляпу и встал из-за стола.

– Она жена офицера, она успокоится, обязательно. Так что не будем откладывать. Останешься на разговор?

– Нет. Очевидно, мне не следует знать его содержание. Мы с Сусанной придем вечером, если не возражаешь. И не волнуйся, куда бы и на сколько тебя ни отправили, Шарлотта не будет одна. Ну что, я приглашаю?

Де Савьер кивнул.

Через минуту в комнату вошел высокий худощавый человек в простой дорожной одежде. Жилет из грубой кожи, из-под которого выглядывала серая несвежая рубашка. Короткие шоссы из дешевого сукна, потертые короткие ботфорты и шляпа без украшений, удобная в пути, но совершенно неуместная в доме господина офицера. Его можно было бы принять за отставного солдата, в лучшем случае – сержанта, путешествующего по стране в поисках найма, если бы не шпага.

О, вот она могучим магнитом притягивала взгляд понимающего человека и начисто отбивала охоту задирать ее владельца. Нарочито не доходящие до неброского эфеса ножны давали возможность разглядеть дорогую толедскую сталь – необычайно светлую, с яркими вкраплениями золотых нитей. Обернутая акульей кожей потертая рукоять свидетельствовала, что хозяин носит оружие вовсе не для хвастовства.

Человек коротко поклонился, прошел в комнату и из отворота жилета достал конверт. Самый обычный, даже без сургучной печати, но магу отлично было видно окружающее конверт ярко-красное сияние – защитное заклятие, смертельное для любого, кто не имел права прикасаться к посланию.

Курьер взмахнул рукой, сделав сложный пасс, и сияние исчезло.

– От его преосвященства дю Шилле лейтенанту де Савьеру.

Маг надорвал конверт и достал послание.

Лейтенанту де Савьеру

С получением настоящего письма Вам надлежит незамедлительно выехать в Брест в распоряжение заместителя командующего брестской эскадрой по магической защите капитана фрегата Бофремона для прохождения морской магической подготовки. О дате ее окончания и последующем назначении Вы будете информированы дополнительно.

Дю Шилле.

Вот так. Коротко и совершенно непонятно.

– Сколько у меня времени на сборы?

– Достаточно. Выезд завтра на рассвете. Мне приказано сопровождать вас до прибытия в Брест. Да завтра, господин лейтенант.

С ума сойти.

Глава 1

– Уверены, что не хотите перебраться в карету?

– За что вы так со мной, Адель? Женщина едет верхом, а мужчина сойдет с коня, спрячется от этого, – сквайр Гиллмор повел рукой, указывая на обрушившийся с небес ливень вперемешку с мерзким липким снегом, – да еще и закутается в теплый плед?

Он грустно улыбнулся и продолжил путь, не повернув головы в сторону едущей рядом спутницы.

– Извините ради бога, мой друг, об этом я не подумала. Вы правы, безусловно. Просто… понимаете, задумалась о своем, даже и не замечала всей небесной прелести. И потом… ну… вы же не обязаны… впрочем, я, кажется, едва не сказала еще одну глупость. Спасибо, Харви.

Графиня положила руку на его плечо. На мгновение. Но этого хватило, чтобы лицо сквайра Харви Гиллмора смягчилось.

Короткий разговор, пожалуй, был единственным за целый день пути. По раскисшей февральской дороге, под скрип колес кареты и телег да чавканье копыт. Смутно проглядывающие сквозь пелену дождя силуэты деревень, чернота полей с белым налетом нерастаявшего снега и бесконечная тоска.

Наверное, в такую слякоть их небольшой караван был единственным на дорогах Прованса. Куда лучше было бы переждать непогоду в тепле любой придорожной таверны, наворачивая горячее жаркое под подогретое вино, пусть и дешевое, но уж для дочери местного феодала любой трактирщик обязательно поставил бы на стол что-нибудь не слишком кислое.

Увы. Приказ короля был конкретен – мадам де Ворг графине де Бомон надлежит покинуть пределы Галлии в течение месяца. Срок истекает уже сегодня – слякоть изрядно задержала путешественников, приходится спешить.

В порту Кале ждет флейт «Мирный» – подарок владетельного графа амьенского своей непутевой дочери, умудрившейся свести дружбу с младшим братом его величества. В иное время такое знакомство дало бы неслабый старт придворной карьере провинциальной графини, если бы тот брат не возжелал сам занять монарший трон.

Заговор раскрыт, его глава отправился в почетную ссылку в свой замок, остальные заговорщики на эшафот, с которого палачи наглядно продемонстрировали любопытствующей публике все тонкости своего уважаемого ремесла. Кровь лилась ручьями, а хозяева квартир, с которых открывался вид на Грефскую площадь, не говоря уже о владельцах ближайших таверн, харчевен и кабаков, обогатились и до конца дней восхваляли в своих молитвах милость короля, устроившего для своих подданных эту неделю, прозванную в народе Неделей справедливости.

Тех же незадачливых господ, кто в заговоре не участвовал, но по глупости либо по ошибочному расчету, что в принципе одно и то же, просто оказался приближенным к честолюбивому принцу, навсегда выслали из страны. Как и эту графиню, что предпочла верховую езду поездке в уютной карете.

Спутник – она бросила мимолетный взгляд на Гиллмора – вызвался сопровождать ее добровольно.

Во-первых, как джентльмен, не смеющий допустить, чтобы молодая женщина в одиночестве путешествовала по пустынным дорогам. Ну, насчет одиночества господин несколько преувеличил – целое капральство рейтар амьенского полка сопровождало дочь владетельного графа амьенского. С другой стороны, эти безусловно отважные парни ни в коей мере не годились в собеседники для благородной дамы.

Во-вторых, свои торговые дела сэр Харви закончил, и задержка с возвращением в Островную империю означала прямые убытки.

Еще один взгляд. Он заметил, улыбнулся, но разговор не начал. Понимает, что женщина погружена в свои мысли. Деликатный. Статный, красивый. И храбрый – бросился освобождать ее дочь, даже не попытавшись призвать подмогу. В той схватке погибли похитители, двое его слуг, но Иветта была спасена!

А то, что господин королевский интендант Пикардии считает, что и похищение, и освобождение были поставлены злобной разведкой Островной империи, так это его личное мнение.

Хотя… интенданта она знает прекрасно. Иногда этот персонаж ее бесит, чаще – забавляет. Впрочем, порой и потрясает, такое ему тоже удавалось. Безродный армейский сержант Жан Ажан, потом – амьенский полицейский, оказался лишенным дворянства бароном. Лично королем был восстановлен в правах и даже пожалован в виконты. Виконт де Камбре, для нее просто Жан, единственный в истории Галлии кавалер высших наград и для дворян, и для безродных солдат, и для мирного простонародья. Да, этот человек не раз спасал ее жизнь, но все равно оставался занозой, от которой просыпались и язвительность, и желание… нет, не унизить, ни в коем случае, но подшутить, поставить в неловкое положение. Может быть, потому что сделать это еще ни разу не удалось.

Вот и сейчас. Умом графиня понимала, что на подобные предупреждения нельзя плевать. Тем более, когда предстоит серьезное дело, сулящее немалые деньги и власть. И опасное, очень опасное. Но словно какой бесенок внутри нашептывал пропустить слова виконта мимо ушей.

– Харви, а вы любите шатрандж?

– Что, простите?

– В шатрандж, спрашиваю, вы играете?

– Да, но… это же мужская игра…

– Разъезжать верхами под снегом и дождем тоже не женское дело. Предлагаю перебраться в карету, открыть бутылочку вина и провести пару-тройку сражений на черно-белой доске. Думаю, до прибытия в Кале как раз уложимся.

В Кале они въехали, когда ранние зимние сумерки уже начали сгущаться над крепкими каменными домами и ухоженными, мощенными булыжником улицами.

– Прикажете подыскать гостиницу? – седой и промокший капрал, прямо с седла наклонившись к окну кареты, впервые за всю дорогу обратился к госпоже.

– Позже. Подберите гостиницу для всех остальных, а я отправлюсь на корабль немедленно. Завтра спокойно и без спешки займетесь погрузкой багажа. Главное, чтобы сегодня меня не было на галлийской земле, – глубокий вздох и грустная улыбка. – Не будем спорить с королевским указом.

– Как пожелаете, – капрал обернулся к каравану и прокричал: – Ждите здесь! Солдаты – двое со мной, остальные охраняют обоз!

Графиня аккуратно переставила доску на сиденье.

– Запишите позицию, сквайр, доиграем партию завтра в море.

Однако Гиллмор смахнул фигуры в коробку.

– Не вижу смысла, Адель, в этот раз я, кажется, проиграл. Разрешите поздравить вас с победой и все же сопроводить на корабль. Надеюсь, что поездка в шлюпке в такую погоду покажется не столь кошмарной, если я буду рядом. Только отдам распоряжения своим людям.

Он выскочил из кареты, но вернулся буквально через минуту.

– Вот и все, можно ехать в порт.

Оформление документов тоже не заняло много времени – портовые чиновники прекрасно знали, кого не следует мариновать в коридорах. Какие-то записи в журналах, печати на подорожных, и вот уже некий невысокий и худощавый седой господин, нелепо подпрыгивая в тщетной попытке изобразить придворный шаг, провожает путешественников на причал, где плавно раскачивается на волнах пришвартованная шлюпка.

– Ваше сиятельство, прошу вас.

Молодой моряк в дешевом, но тщательно выглаженном сюртуке выскочил на пирс и за веревку подтянул вплотную к нему шлюпку. Оттуда к даме протянулись, предлагая помощь, мозолистые, навеки пропитанные дегтем матросские руки.

Увидев такое непотребство, Гиллмор сам ловко запрыгнул в шлюпку и протянул свою, не столь крепкую, но чистую и ухоженную.

– Смелее, Адель!

А женщина замерла. Долго смотрела на море, не замечая ни моряков, ни галантного спутника. Потом повернулась к городу. Последний взгляд на свою страну, на родную Пикардию. Здесь остаются отец, братья. Друзья и враги, впрочем, друзей осталось больше. Счастливое детство, беззаботная молодость. Лихой побег из замка и счастливая свадьба с любимым человеком вопреки родительской воле.

Через много лет важные люди рассказали, что муж оказался шпионом, даже готовил ее убийство.

Покушение действительно было, да, но чтобы его организовал муж?! И это предательство… о нем говорили все, но… но она осталась прежде всего мадам де Ворг. И лишь потом графиней де Бомон.

Надо уезжать. В неизвестность, в чужую страну, в новые драки, без которых, так уж вышло, никак не обходится ее жизнь. Плевать! Пусть ей не верят, пусть весь мир ополчится против нее, она выстоит. Она преодолеет!

Графиня просунула руку под плащ, погладила приколотую к платью любимую брошь. Затем, осенив себя знаком Спасителя, взялась за руку Гиллмора и уверенно шагнула на носовой люк шлюпки.

А вот столь же уверенно подняться на борт флейта не получилось. Взобраться по веревочной лестнице, по которой непринужденно, даже изящно буквально взлетел Гиллмор? Это было совершенно невозможно.

Впрочем, тот, кто в этот момент командовал на судне, оказался человеком предусмотрительным. Откуда-то сверху спустился мешок, сплетенный из крепких пеньковых веревок. Графине предложили залезть внутрь и держаться крепко. Мешок пошел вверх. Плотно сжавшая губы, чтобы по-девчоночьи не завизжать, мадам де Ворг все же заметила, что командовавший подъемом юноша одной рукой натягивал веревку, чтобы мешок не ударился о борт, а второй показывал кулак матросам, чтобы те не смели бросать непристойные взгляды снизу вверх.

Мешок взмыл, как показалось, в небеса, затем плавно опустился на палубу.

Там новую хозяйку встречала команда, почему-то построенная в две идеально ровные шеренги, словно на военном параде. Это на торговом-то корабле?

Судя по взгляду Гиллмора, такое было новостью и для него.

На встречу с почетной гостьей, а по сути – с владелицей «Мирного», вышел грузный мужчина с аккуратно постриженной бородой без усов. Широкополая шляпа затеняла обветренное лицо, под плащом было не различить мундира, но шаг моряка был тяжел, а раскачивающаяся палуба очевидно не создавала ему ни малейших проблем.

– Ваше сиятельство, приветствую вас на борту вашего корабля, – он говорил скрипучим, но громким голосом. – Я – старший помощник капитана Реми Буагельбер. Позвольте проводить вас в каюту. Вас же, – чуть замявшись, коротко кивнул он Гиллмору, – прошу со мной. Больших удобств не обещаю, но выспаться сможете.

Измученная путешествием мадам де Ворг замерла.

– Простите, но Буагельберы…

– Слишком далеко от меня, чтобы хоть как-то говорить о родстве.

– Понятно.

Ну да, представитель одной из знатнейших фамилий Галлии служит старшим помощником на торговом корыте. Чего ж непонятного.

– А где капитан?

– Еще не назначен. Ваш батюшка сказал, что подберет его не раньше, чем через два месяца.

Прекрасно. А Буагельбер, пусть и дальний родственник, явно опытный моряк, будет терпеливо ждать, не строя никаких карьерных планов. Как Жан говорит, все страньше и страньше.

Впрочем, об этом еще будет время подумать. Потом. Завтра. А сейчас – спать. Господи, как же спать хочется!

Глава 2

Утро началось с противной переливчатой трели. Где-то на палубе кто-то высвистывал странные рулады на два тона. Мало того что ночью ее несколько раз будил какой-то идиот, которому захотелось побрякать в колокол, так теперь и свистун объявился, чтоб его.

И свистун, видать, непростой – сразу же загрохотали тяжелые ботинки, что-то заскрипело, застучало, а уж какие зазвучали слова!

Нет, мадам де Ворг не была изнеженной барышней. Когда-то, сопровождая мужа в его странных поездках по Галлии, молодой жене приходилось представляться и купчихой, и крестьянкой, а то и вовсе кокоткой, нанятой богатым путешественником, чтобы не слишком скучать в дороге. И уж тогда пришлось не то что познакомиться – до тонкостей освоить обороты родного языка, не принятые к употреблению в парижских салонах.

Но то, что неслось с палубы корабля, поразило даже и эту лихую женщину. Сложные синтаксические конструкции, построенные могучими голосами, напрочь отбили сон.

Графиня впервые попала на корабль – увеселительные прогулки по Сене на парусных лодках не в счет. Возникло страстное желание выйти из каюты и решительно пояснить господам морякам, что поминать демонов и близких родственников в сочетании с пикантными подробностями любви и гигиены умеют не только они.

Быстро подняться, надеть простое дорожное платье, стоившее немалых денег… ой, господи!

Растерянный взгляд обежал каюту. И наткнулся на зеркало. Этого еще не хватало! Ну правильно, вчера все мысли были об одном – до ночи добраться до корабля, ибо именно вчерашний день был последним, когда опальной графине дозволялось находиться на территории Галлии. Да и усталость сказалась.

Так что в шлюпку поместились лишь два пассажира и один сундук. Остальной багаж ждет на берегу, на него монаршее неудовольствие не распространяется.

И там же на берегу скучает служанка Жюли. Графиня ясно представила, как юная светловолосая девушка мечется по пирсу и с тоской смотрит на корабль, где ее госпожа рыдает перед зеркалом, не в силах ни причесаться, ни зашнуровать это чертово платье!

Брр-р! Привидится же такое! Тоже кисейная барышня нашлась. Сейчас!

Она усмехнулась своему отражению и решительно переоделась в тот же костюм для верховой езды – он-то не требовал услуг помощницы.

Прическа? Завивка и укладка? Обойдемся! Волосы расчесать редким гребнем, заплести в примитивную деревенскую косу и убрать под дорожную шляпу. Пока сойдет!

Когда Адель вышла из каюты, моряки уже заняли свои места, заскрипел кабестан[1], под заунывную песню восемь здоровяков натужно налегли на здоровенные, метра по три длиной, вымбовки[2], затягивая якорь в клюз[3]. Гудел туго натянутый блинд[4], под которым флейт неспешно лавировал меж стоявших на якорях кораблей. Галлийские, кастильские, островные, зеландские флаги. В Европе мир, а значит, торговцы спешат. Привезти товары, заработать, пока кто-то из властителей мира не пошлет свои полки на землю соседа, с кем еще недавно обнимался и кому клялся в вечной дружбе.

Не бывает вечной дружбы, как не бывает и вечного мира. Война и смерть – вот главное предназначение человека в это суровое время. Как говорят, во имя мира и спокойствия детей.

Лгут. И дети будут точно так же убивать друг друга.

Но сейчас правители взяли передышку в этой непрекращающейся грызне. Потому люди, те самые, кто кормит и одевает этих великих небожителей, по чьим судьбам потомки и будут судить о нынешней эпохе, эти люди рвут жилы, чтобы успеть обеспечить собственные семьи.

Кто-то растит и собирает урожай, кто-то льет металл и строит дома, а торговцы – торгуют. Везут в дальние страны парчу, атлас и бархат. Зерно, оливковое масло и вино, которое научились сгущать на юго-западе Аквитании.

Потому и не счесть кораблей на рейде Кале. И именно поэтому от капитана требуется предельное внимание, чтобы, никого не задев, точно подвести «Мирный» к назначенному пирсу.

Графине хватило одного взгляда, брошенного на шканцы[5], чтобы понять – именно сейчас Буагельбера лучше не отвлекать, дабы не нарваться на недопустимо грубую, но очевидно неизбежную отповедь. Осталось встать у борта и, поплотнее укутавшись в теплый, подбитый соболиным мехом плащ, любоваться на приближающийся город. Серый под низкими зимними облаками, но окрашенный яркими цветами в те редкие мгновения, когда солнце находило-таки бреши в сплошных, от горизонта до горизонта затянувших небо тучах.

Сзади послышались неторопливые шаги. Гиллмор встал рядом и также положил руки на планширь[6].

– Отличный корабль. Надеюсь, на нем найдется место и для моих грузов? Всего не больше трех тонн.

Мадам де Ворг повернулась к собеседнику.

– Ну да… впрочем, я ведь в этом ничего не понимаю… господин… э-э… сударь, – это уже Буагельберу, – ведь найдется же?

Старший помощник, занятый швартовкой, даже не взглянул на свою вроде как хозяйку, которая почему-то расценила его молчание как согласие.

– Ну вот, прекрасно! Но Харви, ведь вы говорили, что владеете собственным кораблем.

– Это так. Шхуна «Чайка», во-он она, чуть правее вон того галеона под кастильским флагом… ну… видите, трехмачтовый корабль с высокой кормой. А правее, двухмачтовая, она и есть. Моя красавица! – его голос стал теплым, словно речь зашла о нежно любимой женщине. – Однако спасибо добрым амьенцам, я везу на остров шелк. Он очень дорог, но занимает мало места. Так что гонять шхуну ради него невыгодно, проще заплатить за перевозку вам, а для «Чайки» найти другой груз. Насколько я знаю, раньше завтрашнего утра «Мирный» из порта не выйдет – оформление судовых документов требует времени. А тем временем здесь наверняка найдется достойный фрахт.

– Вот это да! – Графиня словно выпала из разговора. Все ее внимание переключилось на величественную картину – швартовку огромного сорокаметрового корабля.

Флейт, словно движимый могучей и уверенной рукой, ровно и точно подошел к пирсу. Несильный рывок, когда намотанные на мощные кнехты[7] швартовы[8] натянулись, и корабль замер точно перед грузовыми стрелами, рядом с которыми уже были складированы тюки и ящики – наверняка груз, который и надлежало доставить в Лондон, обеспечив владелице корабля первый доход. А сама владелица, ее спутники и багаж – это уже были мелочи, можно сказать, что тоже груз, но только попутный.

На «Мирном» зазвучали непонятные команды, сопровождавшиеся вполне понятными отборными ругательствами, которым вторили те же виртуозные обороты, но доносившиеся уже с пристани. Однако распоряжался здесь не старший помощник. Некий коренастый мужчина ходил по палубе и отдавал команды, периодически сопровождая их пинками. Не сильными, но точно показывающими матросам, что именно и как быстро следует делать.

Буагельбер же подошел к пассажирам.

– Господа, позвольте пригласить вас в мою каюту – сейчас подадут завтрак, – несмотря на сказанное во множественном числе, обращался он именно к графине.

Та слегка склонила голову.

– Позвольте представить, господин старший помощник, мой друг и гость сквайр Гиллмор. Прошу найти место для него, его людей и груза.

От этих слов Буагельбер впал в легкий ступор. Было видно, что с его языка готовы сорваться некие слова, которые не следует употреблять в адрес благородных дам, тем более судовладельцев.

Гиллмор пришел на выручку.

– Все документы я оформлю уже до полудня. Оплата будет сразу после окончания погрузки. Кроме меня, пять человек охраны. Груз – партия шелка, три тонны. Надеюсь, место найдется и стоимость перевозки будет обычной?

Моряк облегченно вздохнул.

– Разумеется. Корабль загружен, но ваш груз найдем, где разместить, господин…

– Гиллмор. Сквайр Гиллмор, к вашим услугам.

– Рад знакомству, сквайр. Прошу к завтраку! – и старпом приглашающе взмахнул рукой.

А графиня отметила это обращение. Не «ваша милость», не даже «господин сквайр», а просто «сквайр». Или на море свои порядки, или господин Буагельбер гораздо ближе к своим именитым родственникам, чем хочет казаться.

И она не смогла удержаться от шпильки.

– Сквайр, а как вы провели эту ночь?

– Обыкновенно, ваше сиятельство. Прекрасно выспался на грузовой палубе. Поверьте, я привычен к подобным ночевкам. На море, если только путешествую не на своей «Чайке», редко приходится рассчитывать на большие удобства.

– Буагельбер, я прошу подыскать господину сквайру каюту на это путешествие.

Она умышленно опустила «господин» при обращении. На что старший помощник никак не отреагировал. С тем же успехом можно было пытаться смутить каменный бюст.

– Как пожелаете. Я прикажу плотнику установить еще одну кровать в каюте штурмана. Но мы пришли. Прошу присаживаться. Позвольте представить офицеров, – старпом широким жестом указал на стоявших рядом троих мужчин, склонивших головы. То ли из почтительности, то ли из-за низкого потолка. – Штурман Макон, канонир Мулен и наш врач Паке. Суперкарго Трамбле сейчас командует на палубе, вы его только что видели.

Ни одного дворянина! Да что там, более простецких фамилий трудно было подыскать – каменщик, мельник, охапка хвороста и осина[9] – прекрасный набор! А этот, с позволения сказать, врач? Сколько ему? Лет двадцать – двадцать пять, не больше, дай бог, если занозу сможет вытащить, не изувечив пациента.

Графиня окинула взглядом каюту. Не слишком, но все же маленькую. Аккуратно застеленная кровать, поверх которой лежала карта. Кажется, карту только что сняли со стола, на котором сейчас стояла большая сковородка с яичницей, тарелка с грубо нарезанными толстыми кусками хлеба, бутылка вина и три серебряных кружки – единственные предметы, которые пусть и с трудом, но можно было отнести к роскоши.

– Моя комната больше. Держите специально для хозяйки?

– Каюта, – улыбнувшись одними глазами, поправил Буагельбер, аккуратно сдвинув карту и присаживаясь на кровать. – На кораблях не комнаты, а каюты. Привыкайте, ваше сиятельство. И та, в которой расположились вы, предназначена для капитана, который еще только будет назначен.

Глаза графини чуть сузились.

– Которого я назначу, хотели вы сказать, – в голосе прозвучали властные нотки.

– Боюсь, что нет. И кушайте, попробуйте вино, его купили специально для вас. Здесь, на море, да еще зимой, мы предпочитаем другие напитки.

Хозяйка корабля поджала губы и демонстративно отставила свою кружку в сторону.

– Не поняла. Что значит – нет? Корабль мой или чей?

Моряк пригладил аккуратно постриженную бороду и примиряюще поднял руки.

– Не надо злиться, пожалуйста.

Дипломат, твою сестру. Ну-ну, поведай, чего я не знаю.

И он поведал.

– Ваше сиятельство, этот флейт был построен на зеландской верфи три месяца назад по заказу здешнего купца Ферье. Месяц назад его приобрел ваш батюшка. Но всей цены сразу не заплатил. Окончательный расчет будет лишь через два года. До той поры командовать кораблем будут офицеры, которых назначает Ферье, недаром над «Мирным» до сих пор поднят вымпел именно его компании. Это жесткое условие сделки. Вы понимаете, что это значит?

Точно. Видела она тот вымпел. На синем фоне птица, то ли курица, то ли белая ворона.

– То есть я здесь пустое место? Лишняя деталь этого корыта? – голосом графини можно было морозить лед.

– Да нет же! Пожалуйста, не спешите с выводами! Граф подарил «Мирный» вам. Только вы вправе решать, когда, куда и с какой целью он отправится. Только вы вправе решать – самой ли выбирать фрахт или доверить его кому-то, возможно, более сведущему в делах морской торговли. Никто на корабле даже помыслить не посмеет, чтобы вам возразить, в этом можете быть уверены абсолютно. Наша, моя и будущего капитана, задача – обеспечить безопасное плавание, чтобы если, не дай Спаситель, ваш батюшка не сможет рассчитаться по сделке, корабль возвратился к мэтру Ферье в целости и сохранности. Так не я, а его сиятельство решил. И еще раз – отведайте вина, согрейтесь. Холод же стоит собачий.

Графиня закрыла глаза и крепко, до побелевших костяшек, сжала кулаки. Сделала несколько глубоких вдохов, осмысливая ситуацию, потом встряхнула головой так, что шляпа слетела на настил, наскоро собранная коса расплелась, а золотые волосы разметались по плечам. И улыбнулась.

– Значит, корабль все-таки мой? Тогда к демонам вино! Что, вы говорите, предпочитают моряки?

И решительно пододвинула свою кружку.

– Только осторожней, ваше сиятельство. Этот напиток в Новом Свете делают из сахарного тростника. Забористая получается штука, не каждому по вкусу, если без привычки.

Буагельбер достал бутылку и плеснул янтарную, чуть тягучую жидкость с резким, но не противным запахом. Посмотрел на Гиллмора, но тот отрицательно качнул головой и налил себе вина.

– Что же, – улыбнувшись, сказала графиня, – значит, будем привыкать.

Резко выдохнула и выпила одним уверенным глотком. Затем таким же уверенным, подсмотренным когда-то у некоего Жана Ажана, движением поднесла к лицу рукав и шумно втянула воздух. С громким стуком поставила кружку на стол.

– Эх, хорошо! Старший помощник, мне нравится этот корабль. Так что озаботьтесь, чтобы на нем появилась моя ком… каюта, да? Личная. Надеюсь, такой приказ вы обязаны исполнить.

Глава 3

Из порта Кале «Мирный» вышел ранним утром следующего дня. А где-то около полудня, вскоре после того как прозвучали полуденные склянки, графиня проклинала и море, и корабль, и короля, по милости которого оказалась на этом качающемся корыте.

Рядом, на наскоро сколоченной койке точно так же стонала Жюли – разбитная неунывающая служанка, кокетка и вертихвостка. Обычно. Но не сейчас, когда подобно госпоже, лежит с бледным, даже позеленевшим лицом.

Между кроватями стоит таз, куда обе, наплевав на классовые различия, дружно отправили и завтрак, и, кажется, даже остатки вчерашнего ужина.

И обе молились. Молча, поскольку сил на слова не осталось, но истово. Чтобы Спаситель сжалился, явил свою милость и прекратил эту ужасную качку, которая, несомненно, уже через пару минут сведет в могилу их, таких молодых, красивых, но уже вконец обессиленных и совсем не здоровых.

И чудо свершилось. Господь или сам враг рода человеческого, но явно кто-то свыше или ниже, услышал несчастных и решил спасти. Или погубить – в тот момент дамам было неясно. Да и безразлично, если честно.

Главное, что качка прекратилась. Вообще. Полностью. И наступил долгожданный и такой невозможный на море покой.

Вскоре молодость взяла свое, лица женщин порозовели, глаза смогли сфокусироваться вначале на потолке, потом на окнах, в которые било яркое зимнее солнце. Так что к следующей склянке они смогли встать и даже дойти до двери. Графиня понемногу твердеющей походкой вышла на палубу, оставив в каюте служанку, занявшуюся уничтожением последствий морской болезни.

Получилось у Жюли не очень – за борт вылетело не только содержимое таза, но и сам таз, ударившись о выпуклый, выступающий почти на метр от палубы борт флейта и оставивший на нем несимпатичное пятно. Стоявший рядом огромный и косматый боцман сделал вид, что ничего не произошло, и деликатно (господи, откуда такие манеры на море!) поддержал девушку за локоток.

– Позвольте вам помочь!

С ума сойти!

Гиллмор, беседовавший о чем-то на шканцах с Буагельбером, уставился на эту сцену только что не выпучив глаза.

Старпом, проследив за взглядом гостя, закашлялся, прервал разговор и заорал во всю глотку:

– Гастон, якорь тебе в задницу, делать нечего? Опять у тебя команда бездельничает!

Эту сцену графиня наблюдала, усевшись на канатную бухту. В кое-как зашнурованном на спине платье, поверх которого был небрежно наброшен подбитый мехом плащ, с растрепанными волосами. Не до изысков, лишь бы в себя прийти. И плевать, что подумают окружающие.

Смущенный, вроде бы даже покрасневший боцман опрометью бросился на бак распекать моряков, и без того рьяно драивших идеально чистую палубу и ярко сверкавшие медяшки. Жюли скользнула в каюту, а мадам де Ворг даже не попыталась сдвинуться с места. Лишь едва заметно улыбнулась, почувствовав, что мир вокруг раскачивается все меньше и меньше. Можно сказать, вообще остановился.

Гиллмор спустился на шкафут[10] и, не спросив разрешения, сел рядом.

– Не обращайте внимания на этих грубиянов, Адель. На море нравы простые, а моряки отродясь в карман за словом не лезли. Как себя чувствуете?

– Как вывернутая курица. Перьями внутрь.

М-да, благородная госпожа, видимо, тоже не всю жизнь провела в парижских салонах.

– Это морская болезнь, она мало кого щадит. Но ничего. К счастью для вас, хотя и к сожалению для нас, мы попали в штиль. Скоро все наладится.

– Черта с два! Хотя… может быть, вы и правы. По крайней мере желание сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас куда-то ушло. Надеюсь, навсегда. Но желания двигаться нет никакого, так всю жизнь на этих веревках бы и просидела.

Сквайр улыбнулся, глядя куда-то в море.

– Это знакомо. Когда отец впервые отправил меня сопровождать груз шерсти в Ревель, я три дня валялся на нижней палубе с мечтой повеситься. И повесился бы, если б хватило сил подняться и добраться хоть до какой-нибудь перекладины. А потом ничего, привык. Все привыкают, и вы привыкнете.

– Думаете? Тогда дайте руку, помогите встать, – она поднялась, окинула взглядом бескрайний простор, глубоко вздохнула… и пошатнулась, Гиллмор галантно поддержал ее под локоть. – А что там кричит этот, как его, Буа-ох-гель-бер? Дьявол, меня опять чуть не вырвало.

Гиллмор отвлекся от спутницы, прислушался… да куда там прислушался – старший помощник потрясал зажатой в кулаке подзорной трубой и орал во всю глотку:

– Все наверх! Мушкеты к бою готовь! Все, мать ваша каракатица! Орудийной команде к орудиям! Ретирадные – расчехлить, зарядить шрапнелью! Все зарядить шрапнелью! Боцман и канонир – ко мне! Коку – команду накормить! Чтобы через час все были сыты!

Графиня и сквайр растерянно переглянулись, еще раз взглянули на море – мирное от горизонта до горизонта. Что такое?

Гиллмор буквально взлетел на шканцы, хозяйке корабля для этого потребовалось время и пара крепких выражений, адресованных самой себе. Но к старпому она подходила уже почти твердым шагом.

– Что случилось?

– Пираты.

Буагельбер протянул подзорную трубу и указал куда-то на горизонт, где в далекой дымке проступал силуэт странного корабля с косыми реями, под которыми не были натянуты паруса. Тем не менее корабль медленно, но уверенно приближался на веслах, держа курс прямо на «Мирный».

– Пиратская шебека. Для здешней торговли они бесполезны – гребцы слишком дороги. Используются в Адриатике, но в основном магрибскими торговцами и такими же пиратами, рабов не считающими.

– Но может быть, это все же мирное судно? Идет с грузом в Кастилию, – женщина не верила, что вот прямо сейчас, в Ла-Манше, где казалось тесно от кораблей всех флотов и стран, на них посмели напасть морские бандиты.

– Взгляните на его грот… э… на самую высокую мачту. Видите черный флаг? Это сигнал нам: «Сдавайтесь или будете уничтожены».

Сжались кулаки, поджались губы. Морская болезнь? Да пошла она!

– Сколько человек в нашем экипаже?

– Семьдесят два. Из них шестнадцать – канониры, но вряд ли они смогут сделать более одного выстрела. Управлять парусами в штиль тоже бессмысленно. Так что драться будут все семьдесят два.

– Семьдесят восемь, – вступил в разговор Гиллмор. – Пятеро моих слуг и я сам не собираемся ждать милости от этих мерзавцев.

– Восемьдесят. Мы с Жюли будем не очень хороши в рукопашной, но зарядить мушкет или пистолет сможем, как и нажать на курок. Так что все не так плохо. Сколько бандитов может быть на этой чертовой шебеке?

– До ста пятидесяти, если гребцы тоже в драку полезут. Им не нужно много припасов. Напали, ограбили и ушли. Все быстро. Так что могут позволить себе большую команду, с которой полноценного боя нам не выдержать. Но попробуем их обмануть.

– Потопить?

Буагельбер переглянулся с Гиллмором и грустно улыбнулся.

– У нас по каждому борту пять шестифунтовых орудий. Это добрые чугунные пушки, но не уверен, что даже в упор мы сможем проломить вражеский борт. А бить по их рангоуту[11] в штиль, это и вовсе бессмысленно. Придется драться. Впрочем, у нас высокий фальшборт, попробуем приготовить сюрприз.

И тут же скомандовал:

– Спустить флаг!

Спустить флаг? Сдаться?!

Но ни один человек на «Мирном» не остановился. Флаг скользнул вниз, а моряки деловито и без суеты продолжили заряжать мушкеты, их оказалось неожиданно много. Канониры засыпали в пушки порох, трамбовали его прибойниками. Затем – пыж, тем же прибойником плотно забитый внутрь, и лишь потом картечь – ведро чугунных шариков, на близком расстоянии способных весьма тщательно почистить вражескую палубу от злых супостатов.

Но это только в том случае, если противник подойдет совсем близко, на расстояние пистолетного выстрела.

Если же, пользуясь преимуществом в скорости и маневре, он решит предварительно расстрелять дрейфующий корабль из пушек, шансов выжить у команды флейта не будет вообще.

С другой стороны, расстрелянный корабль означает испорченный, а то и уничтоженный груз. Так что осталось ждать, что победит: жадность или осторожность. У жадности шансов больше – все-таки флаг на «Мирном» спущен, сдаются трусливые купчишки.

Буагельбер еще раз взглянул на пирата.

– Думаю, пара часов у нас есть. Предлагаю провести их за пусть и не графским, но вполне приличным дружеским столом.

И пригласил в свою каюту.

Морской бой неспешен. Скорости кораблей и так невелики, а уж разница в скорости и вовсе едва заметна. Погоня может длиться часами, и не раз обреченному на разграбление купцу удавалось скрыться в ночной темноте. Но сейчас этот прием не работал – штиль крепче любого якоря привязал парусник к месту.

С другой стороны, шебека без парусов движется не многим быстрее пешехода на суше, поэтому времени для обеда вполне достаточно.

За столом говорили о чем угодно, только не о предстоящем бое. О торговле, ценах на вино и сукно, о последних парижских сплетнях, до которых моряки оказались весьма охочими. Словно и не рвался к ним, не жалея весел, пиратский корабль. Особенно речистым оказался суперкарго. Пусть и с деревянной фамилией, но было видно, что торговлю он не просто любил – обожал, словно лучшее в мире развлечение. За что уж его предка назвали Трамбле, неизвестно, но потомок, кажется, знал цены на все товары во всех портах мира и рассуждать о них мог часами, лишь бы слушатели не разбежались. А куда они посреди океана денутся?

Впрочем, Трамбле все же рассказал, что фамилия была дана односельчанами некоему пройдохе, умудрившемуся впарить проезжим купцам осину под видом красного дерева. Потом бедолага два месяца прятался в лесу, кстати, осиновом, от праведного гнева потерпевших.

В конце концов Гиллмор не выдержал, спросил-таки о плане на предстоящее сражение. В ответ получил пожатие широкими старпомовскими плечами и невнятное уверение, что де все моряки знают, что им делать, а гостям их место в бою еще успеют указать.

И вновь – о ценах и сплетнях. И неожиданно – о женской моде: Буагельбер в Кале купил для жены затейливую шляпку и сейчас интересовался у специалистки, не придется ли дома нарваться на суровый шторм. Мысли о том, что до дома можно и не добраться, он, похоже, не допускал.

В общем, к концу обеда графиня твердо решила, что либо Буагельбер – грозный морской волк, не знающий слова «поражение», либо законченный авантюрист, которому безразлична судьба и корабля, и команды, и пассажиров. Включая и владелицу корабля. Несколько необычную, если вспомнить содержание купчей, но все же хозяйку, черт побери!

Когда вышли из каюты, первое, что бросилось в глаза, – пустота и тишина. На палубе прохаживались или просто сидели на канатных бухтах и каких-то бочках полтора десятка моряков. Никаких мушкетов, которые еще недавно готовили к бою матросы, не было видно. Лишь вдоль бортов появились кучи кое-как скомканной парусины.

– Господин сквайр, – обратился Буагельбер к пассажиру, – прошу спуститься с вашими слугами на нижнюю палубу. Штурман объяснит, что надлежит делать. А вы, ваше сиятельство, пройдите в свою каюту. Сейчас она завалена оружием. Когда все начнется, заряжайте отстрелявшие мушкеты, передавайте их морякам. Если… точнее, когда пираты бросятся на абордаж, поднимайтесь со служанкой на шканцы, стреляйте оттуда сами.

И когда женщина направилась к каюте, добавил:

– Держите дверь постоянно открытой. Когда все начнется, будет дорога каждая секунда.

Каюта действительно оказалась забита. Десятка три мушкетов стояли, прислоненные к стенам. Открытый бочонок с порохом, ящик с пулями. Фитили, которые перед выстрелом надлежало зажечь. И при неосторожном обращении устроить неслабый взрыв, подорвавшись самим и захватив с собой на тот свет немалое количество соратников.

К оружию был приставлен вихрастый молодой матросик. Неодобрительно посмотрев на благородных дам, он пробурчал нечто невразумительное по поводу баб на корабле и с оружием. Затем, как заправский командир, указал каждой, где именно стоять и что именно делать. Графине досталось передавать бойцам в правые руки готовые к выстрелу мушкеты, Жюли в левые – зажженные фитили. Чтобы не дай бог перепутать! Это забывший всякий политес матросик повторил раз десять, откровенно невысоко оценивая умственные способности соратниц.

А шебека «Хитрая» тем временем неумолимо шла к обреченному на захват флейту. Весла мерно шлепали по воде, уже давно слышались глухие удары барабана, задававшего ритм гребцам. Теория морского боя требовала на подходе к противнику совершить маневр, чтобы выйти из-под удара вражеской артиллерии и произвести собственный выстрел. Но сейчас, очевидно, ничего подобного не требовалось.

Да и в самом деле, зачем? Флейт – изначально не военное судно. К тому же у купцов служат самые бестолковые матросы, которым почти всегда задерживают плату. А то и просто бросают в дальних портах часть команды, если рейс оказывается недостаточно выгодным.

Неблагородно? Зато доходно. Что сможет отсудить у богатых купцов безграмотный человек, только и умеющий в своей жизни лазить по вантам[12] да управляться с парусами?

Опять же из-за купеческой жадности не бывает на торговых судах полноценных экипажей. Дай Спаситель, если три четверти матросов посулами или обманом удается заманить на борт. Так-то и с половинными экипажами корабли в море выходят. Замордованными, запоротыми, бесконечно вымотанными непрекращающимися вахтами.

Потому и моряки не стремятся вставать грудью на защиту чужих грузов. Логика простая: проявишь героизм – получишь рану и вылетишь на берег никому не нужным инвалидом. Здесь вся надежда на скорость. Смог уйти – отлично, все живы и здоровы. Нет – лучше сдаться на милость победителя. А там – как повезет. Те, кто высоко ценит собственную жизнь, в море не выходят.

Вот и на «Мирном» все происходило как обычно. Спущенный флаг, команда, безучастно наблюдающая, как прямо в левый борт идет корабль, который, несомненно, не сможет проломить обшивку, но что дальше? Ограничатся пираты грузом или решат, что недавно построенный флейт – тоже неплохая добыча? В этом случае судьба экипажа окажется незавидной – если сразу на корм рыбам не пустят, а под дулами мушкетов заставят вести корабль на их стоянку, так потом глотки перережут гарантированно. Зачем посторонним знать, где эта стоянка находится? Незачем, разумеется.

Бум-бум-бум-бум – все громче звучит барабан.

Плюх-плюх-плюх – в такт ему работают весла. Вот до «Хитрой» десяток кабельтовых[13], восемь, пять… еще возможен поворот и бортовой залп по сдавшемуся кораблю, чтобы наверняка, без потерь прошел захват. Два! Все, уже не повернуть, столкновение неизбежно! Не будет залпа. Жадность победила страх!

В этот момент со шканцев пропела труба. Невозможная на море, она играла пехотный сигнал «в атаку».

И все изменилось. Откуда-то из чрева корабля на палубу выскочили моряки. Быстро, ловко, не сделав ни одного лишнего движения.

В фальшборте открылись орудийные порты, стоявшие уже заряженными пушки канониры подкатили вперед. Залп! Не столь ужасающий, как уже знакомые графине залпы крепостных орудий, но картечью в упор, с расстояния пистолетного выстрела, он, как кегли, снес первые ряды пиратов, готовых уже взбираться на высокий борт «Мирного».

И тут же на очумевших от такого приветствия морских бандитов обрушился мушкетный огонь. Сверху на низкий бак и шкафут шебеки – заряженные мушкеты, оказывается, лежали вдоль бортов, укрытые парусиной. Лишь ют[14] гребного корабля доставал до уровня бака[15] парусника, но для этого требовалось еще забросить абордажные крючья, прижать корабли бортами, намертво их скрепить, только потом начинать атаку.

Удар! Шебека все-таки добралась до борта «Мирного». Кто-то сумел забросить абордажные крючья. Спрятавшиеся за надстройками пираты тянули концы, падали сраженными, и их место тут же занимали товарищи под прикрытием пусть и не сразу, но организованного ответного огня.

Да, только мушкетного, но и он начал собирать свою кровавую дань – защищавшиеся матросы тоже гибли, хотя и не так часто. Но их и меньше!

Заряженные мушкеты из каюты графини оказались розданными за пару минут. Все, корабли сцепились, и на бак флейта хлынула лавина обозленных, горящих жаждой мести пиратов.

Графиня со служанкой, прихватив по паре тяжеленных мушкетов, бросились на шканцы, где уже стоял тот самый вихрастый матросик вместе с тремя такими же юными товарищами. Спокойно, словно на занятиях, они заряжали оружие, стреляли, вновь заряжали и вновь стреляли. Не нервничая, не отвлекаясь, словно и не люди, а бездушные, несущие смерть механизмы. Только бросили взгляд, убедились, что женщины могут работать в том же ритме, и продолжили.

Засыпать порох на полку, в ствол, забить пыж, бросить пулю, направить мушкет в нужную сторону, спустить курок. И вновь. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить. Не обращая внимания, что такой же огонь ведет и противник, пули которого частенько залетают и на шканцы.

Буагельбер рядом, что-то кричит, командует схватившимися в жестокой рукопашной моряками. Не до него. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

Сознание выхватывает картинки боя. Вот Гиллмор со своими людьми скалой встал у правого борта, не давая пиратам ни малейшего шанса прорваться. Со шпагой в руке, они единственные в этой кровавой мясорубке, кто вооружен благородным клинком, не слишком подходящим для тесной свалки – его укол не убивает мгновенно, уже сраженный враг еще может ударить в ответ. Поэтому в руках остальных бойцов короткие тяжелые тесаки, наносящие ужасные раны.

Но Гиллмор дерется не один – его прикрывают умелые слуги, мгновенно добивающие не желающих умирать сразу. Отлично, но сейчас не до них. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

Вон около мачты, как ее… фок, лихо рубится боцман. Огромный, косматый, ревущий, словно взбесившийся медведь. Он, что ли, вчера поддерживал за локоток Жюли? У его ног уже куча трупов, враги скользят в луже крови, боятся подходить, но задние напирают, толкают в спины. Ну-ка, туда выстрел. Есть! Кто-то из пиратов взвыл. Ладно. Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

А ведь мы их остановили! Ну да, точно! Орут, машут тесаками, но вперед не рвутся. А вот вам еще! Получите! Ага, не нравится! Засыпать – забить – бросить – направить – выстрелить.

Что такое? На высокий ют шебеки вбежал некто со шпагой в руке. Ни кафтана, ни куртки, только белоснежная рубашка и развевающиеся, словно флаг, рыжие, золотые в лучах яркого солнца волосы. Это в разгар-то зимы!

Человек ловко перепрыгнул на борт «Мирного», рванул в первый ряд пиратов, что-то звонко закричал… Дьявол, да это ж женщина! Красивое лицо искажено гримасой ненависти. Ну, лови, подруга. Постараемся прицелиться поточнее, метров тридцать, авось несильно смажем. Выстрел. Есть! Атаманшу скручивает, бросает на настил. Неплохо. Не насмерть, ее быстро уносят, но правый рукав мгновенно покраснел.

– Мама!

Тяжелая мушкетная пуля, как курчонка, отбросила графиню, ломая кости, разрывая мышцы. И сознание отключилось.

Жюли увидела, бросилась к госпоже, посадила, уперев безвольное тело к коленке, сорвала с ее груди кулон, приложила к ране, зажала ее рукой. Но кровь еще льется, именно льется, тонкой, но уверенной струйкой. Дьявол, ни одна магия не лечит мгновенно, надо остановить кровь! Чем?!

Рядом валяется абордажный тесак. Чей? Откуда? Плевать! Режем платье на полосы, делаем из полос подушки, зажимаем раны на груди и спине, держим, черт возьми! Плотно! Сколько хватит сил.

Графиня очнулась от мощного взрыва, громыхнувшего, казалось, прямо под ее задницей. И криков. Ярости? Бессилия? Черта с два! Восторга и победы!

Огляделась. Ликующие мальчишки, лишь недавно вместе с ней поливавшие огнем пиратов, счастливая улыбка Буагельбера, мнущего в руках собственную шляпу, словно носовой платок.

Подняла взгляд выше. Прямо над ней склонилось улыбающееся, зачерненное пороховой гарью лицо Жюли, по которому двумя ручейками катились слезы.

Плечо? Болит зверски, но, кажется, это боль лечебная. Как всегда бывает с исцеляющей магией – чем опасней рана, тем сильнее боль. И слабость, нет даже сил самостоятельно сидеть. Спасибо служанке – так и придерживает, не дает развалиться на настиле.

– Мы что, победили?

– Скорее, спаслись. Отбились, если быть совсем точным, – Буагельбер присел рядом на корточки.

– А громыхнуло что? Мне показалось, что взорвался корабль, и я вот-вот отправлюсь в полет, как пушечное ядро.

– Под нашими каютами установлены две пушки. Двенадцать фунтов – это очень серьезный калибр. Когда пираты перерубили абордажные концы, они попытались встать у нас за кормой и попросту размолотить «Мирный» – ядра, пробивая транец, вдребезги разбивают корпус. Но попали под залп двух наших красавиц. Сейчас мерзавцы выкидывают в море пушки правого борта и спешно драпают. В общем, сегодня мы оказались на высоте.

Графиня бросила взгляд на залитое кровью платье. А ведь ни у кого другого исцеляющих амулетов не было.

– Какой ценой?

Старпом вздохнул.

– Тяжелой. Убитых и раненых считают, но это так… неточно. Дай бог, чтобы половина из них доехали до порта живыми. Врач зашивает и режет, пытается спасти. Но он не Спаситель. И даже не маг – маги вообще не жалуют морское дело. Моряки не могут платить достойные деньги, даже казны военных флотов хватает на оплату двоих-троих. И то далеко не самых лучших.

– Погибшим и раненым я должна…

– Ничего, ваше сиятельство.

Что?! Как?! Женщина в ярости рванулась, но, вскрикнув от боли, вновь бессильно откинулась на руки Жюли.

Буагельбер, как равный, положил руку на ее здоровое плечо.

– Лежите спокойно. Всем раненым будет оказана самая лучшая помощь. А родственники погибших… поверьте, они будут горевать лишь об их смерти, но никогда о возможной нищете, – и шепотом, наклонившись к самому уху, добавил: – Вы же знаете, что «Мирный» – не совсем обычный корабль.

Глава 4

Ветер поднялся лишь к вечеру. Вначале слабый, пустивший по морю лишь легкую волну, но позволивший паруснику лечь на нужный курс. Потом усилился, но до шторма, хвала Спасителю, дело не дошло. Так что уже на рассвете из вороньего гнезда[16] прозвучало заветное: «Земля!»

Какое-то время ушло на лавирование при заходе в порт и постановку на якорь, потом портовые чиновники вынули из Буагельбера душу и сколько-то соверенов, пока нудно осматривали корабль, уделив особое внимание трюму. Им, видите ли, не понравилось, что на острове будет выгружена и, соответственно, обложена таможенной пошлиной, лишь часть груза, причем не самая большая часть. Лишь та, что привез из Галлии удачливый торговец сэр Харви Гиллмор, сквайр.

А пассажиры… ну кому они, в самом деле, интересны? Что охранник, что сквайр, что графиня – с каждого по пять шиллингов портового сбора, и милости просим в гостеприимную империю.

Ах, у вас раненые? Им врач нужен? Ну уж это точно не проблема чиновников. Да и что такого? Куда спешить? Если до сих пор кто не помер, так и дальше не помрет. А если помрет, то и это нормально. В конце концов все там будем, просто кто-то чуть раньше…

Возмущенная графиня, забыв о ране, грозила карами земными и небесными, стучала ножкой о палубу и кулачком по планширю так, что тяжелая фетровая шляпка съехала на бок. Пока старший помощник деликатно не взял ее за локоток и не отвел в каюту.

– Бесполезно, ваше сиятельство. Поверьте, эти джентльмены повидали здесь всякого. Для них ваше возмущение – что-то вроде бесплатного развлечения. Раненые? Вот уж кто точно не вызывает сочувствия. Моряк, он кто? Что-то вроде собаки у охотника, даже хуже. За справного щенка платить надо, а это быдло всегда с улицы набрать можно. На худой конец, насильно затащить. Пьяного или побитого – куда он потом посреди океана денется?

Сказано было шепотом и на ушко, однако чиновники то ли услышали, то ли догадались, о чем речь, только улыбки их стали слащавыми до омерзения. Осталось плюнуть… фигурально, само собой, и отправиться в лазарет, под который был отгорожен немаленький кусок артиллерийской палубы.

Стоны, кровь, грязь и вонь. Чего еще было ожидать? Спускаясь по трапу, графиня собралась, взяла себя в руки и решительно отодвинула полог, отделявший лазарет от мира здоровых.

Что сказать?

Крики были. Их было прекрасно слышно еще на верхней палубе. Страшные, переходящие в животный вой. Но вот все остальное… Темные пятна проступали на недавно тщательно замытых досках настила, но в ярком солнечном свете, бившем сквозь открытые орудийные порты, самой крови нигде не было видно. И уж точно никакой грязи. Будто здесь поработала компания аккуратных и исполнительных гувернанток.

Что такое? Этот юноша, представившийся судовым врачом, он что, действительно знает свое дело? Наверное, раз пациенты хоть и орут от боли, но помирать откровенно не собираются. Черт возьми, да они наверняка выживут, если имперские эскулапы их не уморят, конечно.

Ах да, прошли почти сутки и те, кто должен был умереть, уже наверняка переправились в лучший мир. Но все равно, как-то местный народ неожиданно живуч оказался. Где таких только подбирали?

Между орудиями, принайтованными мощными канатами к палубе, и разбросанными между ними тюфяками, на которых лежали раненые, ловко сновали трое моряков. Косматых, крепких и, по-видимому, неплохо обученных. Кому-то делали перевязку черными от дегтя, заскорузлыми, но неожиданно ловкими руками. Из-под кого-то выгребали дерьмо, после чего бедолагу ловко подмывали, словно ребенка, и меняли… ну да, меняли портки. Пусть не на новые, зато чистые. А грязные спокойно отправлялись за борт, словно и не стоили ничего. Чудеса.

Графиня схватила за плечо одного из таких санитаров.

– Где врач? – фамилию она забыла начисто.

– Господин Паке спать изволят, – ответ прозвучал шепотом. Смешно. Когда народ вокруг криком кричит.

– А где спит-то? – от неожиданности она тоже перешла на шепот.

Моряк взглядом указал на угол. Там кто-то по-детски свернулся калачиком прямо на досках, не удосужившись подстелить хоть что-нибудь. Под головой свернутый то ли свитер, то ли мягкий бушлат. Наверное, кто-то догадался подложить, да еще и накрыть куском тонкой парусины.

Спит? Графиня аккуратно, стараясь не шуметь, подошла поближе. Присмотрелась. Это не было сном. Точнее, сном в обычном понимании. Сейчас, даже если бы рядом выстрелила пушка, Паке и не подумал бы просыпаться. Просто не смог бы. Так спят больные, которых усыпил маг. Или? Нет, этого не может быть, но так спят маги, подошедшие к пределу истощения. Тому самому, сразу за которым – смерть.

Но это невозможно! Маги крайне редко служат на кораблях. А уж на торговых, да в качестве судовых врачей?!

– Сколько было раненых?

Ответ прозвучал также шепотом, но четко и кратко.

– Двадцать три.

– Сколько из них умерло?

– Шестеро.

Она кратко кивнула, и моряк вернулся к своим делам.

Вот так, все-таки шестеро. Маг не допустил бы столько смертей. Значит, Паке – обычный врач, только очень хороший. Интересно, где и когда он научился ремеслу?

Впрочем, с этим можно будет разобраться и позже. Сейчас ясно одно – присутствие благородной дамы здесь абсолютно бессмысленно. Все, что нужно, делается и без ее участия. А ей надо идти наверх и любоваться на островных чинуш, обеспокоенных, несомненно, содержимым своих карманов. Прежде всего. А также пошлинами и сборами, разумеется, но это уже во вторую очередь.

Однако, когда графиня поднялась наверх, островитян на корабле не было. Лишь боцман стоял у фальшборта и прощально махал шляпой, держа ее в правой руке. Левой же делал неприличные жесты на потеху команды. Но так, чтобы покинувшие корабль гости не увидели.

Всем было весело, пока Буагельбер на увидел поднявшуюся на палубу даму.

– А ну разошлись, зелень подкильная! Что встали, как… кх… мгм… боцман, будьте так любезны, займите матросов делом. Готовиться к швартовке!

И тут же, повернувшись к хозяйке корабля:

– Ваше сиятельство, разрешение на швартовку получено, можно готовиться к сходу на берег.

– А где… я не вижу Гиллмора.

Старпом улыбнулся.

– Сквайр осматривает свой груз и насмерть сцепился с суперкарго, пытаясь найти, к чему придраться, чтоб снизить плату за провоз. Обычное дело, как здравица перед выпивкой.

Графиня поджала губы и резким движением поправила и так идеально сидевшую шляпку.

– И много он собирается скинуть?

Буагельбер улыбнулся еще шире, обнажив крепкие желтые зубы.

– У кого? У Трамбле?! Поверьте, пытались многие, но не получилось ни у кого. Если этот островитянин станет первым, клянусь, лично презентую ему бутылку лучшего рома, какой покупаю только для себя.

На что собеседница лишь коротко кивнула, вовсе не горя желанием шутить.

– Раненых, как я понимаю, мы отправим на берег в больницу.

Моряк мгновенно стал серьезным.

– Ни в коем случае. Во-первых, лечение там ничуть не лучше, чем на «Мирном». Во-вторых, матросы, выздоровевшие на корабле, останутся в команде. Поверьте, здесь я не смогу найти им равноценную замену, вы же видели, каковы эти парни в деле. А ждать выздоровления мы не можем, корабль уходит в море уже сегодня.

– Не сомневаюсь, Паке хороший врач, но…

Старпом резко повернул голову.

– А вот и ваш спутник. Не будем обсуждать дела при нем, просто поверьте, что все будет хорошо, – и тут же: – Ваша милость, как прошел осмотр груза?

Гиллмор подошел энергичным шагом, галантно взмахнул шляпой перед графиней:

– Ваше сиятельство, рад вас приветствовать.

Только после этого ответил на вопрос.

– Груз в полном порядке, благодарю. Расчет будет произведен в полном объеме сразу после выгрузки. Позвольте отметить, что ваш суперкарго отлично знает свое дело.

– Как и все на этом корабле, – Буагельбер коротко кивнул. – А сейчас я должен заняться швартовкой – шлюпка с лоцманом подходит к борту.

И направился к уже сброшенному штормтрапу.

Графиня тоже собралась уйти в каюту, но сквайр осторожно придержал ее за локоток.

– Как ваша рана? – голос прозвучал взволновано.

Мадам де Бомон невольно положила руку на еще вчера развороченное тяжелой пулей плечо.

– Неплохо. Хотя, если бы не полностью заряженный амулет и не ловкость Жюли, она стала бы последней. Черт, подумать страшно! Вчера я уже готовилась к смерти, а сейчас бегаю по кораблю, как козочка, только слабость иногда накатывает, да голова кружится, – она схватила Гиллмора за руку, покачнулась. Тот едва успел ее подхватить, обняв за талию.

– Позвольте помочь дойти до каюты.

Графиня несколько раз глубоко вздохнула и уверенно отстранилась.

– Спасибо, но не надо. Дойду, не беспокойтесь. И Буагельбер прав – надо собираться.

– Один вопрос, – сквайр разжал объятия, но по-прежнему поддерживал ее за локоток. – На чем вы собираетесь ехать в Лондон и куда?

– Куда – известно, в дом маркиза Галифакса, казначея имперской канцелярии, а там… он обещал найти в городе угол, в котором могла бы остановиться несчастная изгнанница, – она подчеркнуто грустно вздохнула и опустила взгляд.

Сквайр только хмыкнул. Кажется, у этой бедняжки неплохие покровители.

– Однако до этого дворца еще надо и достойно добраться, причем желательно не на крестьянской телеге. Я предлагаю свой экипаж. Он, конечно, не графская карета, но выходящую из него женщину точно никто не примет за швею или посудомойку. Ну в самом деле, не на портовой же телеге вам ехать!

Экипаж Гиллмора и впрямь до графской кареты не дотягивал, но совсем немного. В нем с комфортом расположились две женщины, а на крыше и сзади на запятках надежно разместился их багаж. Сквайр любезно откланялся, сославшись на дела, оставив транспортное средство в распоряжении дам.

Кучер щелкнул кнутом, выкрикнув нечто невнятно залихватское, и под мерный перестук копыт и скрип рессор экипаж поехал к городу. Пассажирки отодвинули короткие занавески, закрывавшие окна, какое-то время смотрели на столичные улицы, но зрелище быстро надоело. Город, он и есть город. На окраине грязь и хлипкие, на честном слове держащиеся дома со старыми соломенными крышами, вонь сточных канав и гниющих неубранных объедков.

Впрочем, вонь остается и дальше, ближе к центру, тут уж ничего не поделаешь. Спасибо, зима, пусть и не морозная. Но хоть без жары, а то дышать бы пришлось и вовсе через раз, пока не привыкнешь. Особенно после свежего морского воздуха.

Да, вонь неизбывна, зато чем ближе к центру, тем лучше дома. Уже надежные, основательные, крытые черепицей, с застекленными окнами и каминными трубами. Мощенные булыжником дороги, на которых весело звенят подковы и стучат колеса.

Наверное, в самом центре города стоит императорский дворец, который просто обязан поражать окружающих роскошью и изяществом, но до него путешественницы не доехали, экипаж остановился у трехэтажного дома. Мощного, без колонн и барельефов, серо-угрюмого, навевающего мысли о крепости, всегда готовой выдержать осаду.

Если бы не окна. Большие, не перечеркнутые квадратами реек, а забранные сплошными листами стекол, стоивших, очевидно, баснословных денег. Ясно, что такие окна сделаны недавно, и даже у очень богатого хозяина денег хватило на переделку не всех – многие по-прежнему больше походят на бойницы.

У темной, почти черной массивной двери дежурили двое слуг. При шпагах, у каждого на разбойничий манер заткнуто за пояс по два пистолета. Б-р-р! Однако слуги подтянуты и смотрят на выходящих из экипажа женщин вполне дружелюбно.

Но служба есть служба. Один из них сделал шаг вперед.

– Уважаемые дамы, вы к кому и по какому поводу?

Графиня оценила изящество вопроса, после которого можно как вежливо попросить в дом, так и дать от ворот поворот, при случае добавив пинка. Для убедительности.

– Мадам де Ворг графиня де Бомон со служанкой. Имею письмо к маркизу Галифаксу от лорда Баттенберга.

Короткий взгляд, мгновенная оценка визитерш и точное решение.

– Его светлость сейчас отсутствует, но о вашем визите мы предупреждены. Для вас выделены комнаты, о багаже не беспокойтесь, о нем позаботятся. Прошу следовать за мной.

Кратко, четко, по сути и безупречно по форме.

Женщин провели по сумрачному, отделанному темным деревом коридору в две смежные комнаты. Одна раза в два больше, но в каждой стояли кровать, шкафы, где было удобно повесить одежду. На столики слуги поставили вазы с фруктами, открытые бутылки с вином.

Затем седой, но ловкий коренастый слуга в ярком желто-зеленом камзоле поинтересовался, когда гостьи желают отобедать и что именно предпочитают на обед. Вопросы графиня восприняла как должное, а Жюли неожиданно растерялась, оставив ответы на усмотрение госпожи.

Как выяснилось, возвращение хозяина дома ожидалось поздно вечером. Его, конечно, известят немедленно, но это вряд ли что изменит – императорская служба, сами понимаете, ваше сиятельство.

Зато дома была хозяйка. Маркиза Голифакс оказалась невысока, полна, но не толста, круглолица и румяна, эдакая пятидесятилетняя пышечка. Она ворвалась в комнаты гостей и сразу взяла дело их благоустройства в свои заботливые руки. Разумеется, прежде всего – госпожи.

– Ах милочка, мой супруг так ждал вашего приезда! Вы знаете, он даже подобрал вам дом, недорого и с оплатой в рассрочку. Или в аренду, как вам будет угодно. Это так ужасно – быть изгнанной из страны, от семьи и друзей! Ничего, муж вам обязательно поможет, у него такие связи, такие связи! Он часто помогает попавшим в беду. Вот, располагайтесь, отдохните с дороги, через час будет готов обед, я уже приказала, чтобы и вашу служанку накормили! Все-все-все, ухожу, отдыхайте.

И, едва выйдя из гостевых комнат, твердой рукой схватила за шиворот ожидавшего у двери мальчишку-слугу.

– Передай на кухню, чтобы через час обед был готов, пусть будет что-нибудь галльское, на усмотрение повара. Потом зайдешь ко мне, получишь записку для господина маркиза, отнесешь в казначейство, секретарю. И избави тебя господь отвлечься или задержаться хоть на минуту! – Перед лицом юного слуги замаячил крепкий и вполне увесистый кулак. Вовсе не в шутку, молодой человек не раз испытал его на собственной шкуре.

Резиденция контрразведки Островной империи

– Благодарю вас, сквайр, – мужчина средних лет, удобно развалившийся в кресле напротив, лениво протянул руку, взяв со стоявшего рядом ажурного столика банан, неторопливо очистил кожуру и откусил подчеркнуто маленький кусочек, словно получал удовольствие не столько от еды, сколько от демонстрации перед собеседником изысканных манер. – Отчет вы написали подробный, удержавшись от ненужных комментариев, что, к сожалению, не часто удается вашим коллегам. Однако сейчас я прошу вас дать собственную характеристику мадам де Ворг. Итак?

– М-гм… кх-м… – Гиллмор сидел в мягком кресле, напряженно выпрямив спину, словно глотатель шпаг в цирке.

Господин улыбнулся, встал, небрежным жестом прервав попытку собеседника вскочить, подошел к столику, небрежно плеснул в один из стоявших на нем бокалов немного вина.

– Выпейте, сквайр. И успокойтесь, ну что вы, право. Прекрасно поработали, головой рисковали, а здесь вдруг растерялись. Здесь-то вам чего волноваться?

На самом деле причина была очевидной – Гиллмор впервые оказался в этом кабинете. Том самом, где, как справедливо считали его коллеги, и решаются судьбы таких вот гиллморов. Отсюда можно взлететь в облака власти и денег или скатиться в болото к мелким агентам, обреченным вечно рисковать головой за скудные подачки с сытного стола контрразведки. Ну что же, парень, шанс тебе дан. Воспользуешься?

Вино сквайр выпил залпом, но докладывать стал четким размеренным голосом.

– Извините, сэр. Итак. К сожалению, цельного мнения у меня так и не возникло. С одной стороны, графиня – типичная светская дама. Опытна в общении, умеет поддерживать пустую болтовню, но лишь на некоторые, часто встречающиеся в ее кругу темы: мода, погода, сплетни. В остальном производит впечатление женщины неумной, легкомысленной. Даже игра в шатрандж…

– Она действительно умеет играть?

– Я бы сказал, что знает, как ходят фигуры. Мы сыграли три партии, и главное, о чем я беспокоился, – как не поставить мат в три хода. Особенно пришлось постараться в третьей партии – очень уж хотелось дать ей выиграть, но графиня умудрялась не замечать самых очевидных победных ходов. Слава Спасителю, поездка как раз окончилась, и я смог признать поражение по позиции.

– Вот как? Интересно, продолжайте.

– Пожалуй, все. Если не считать любви к верховой езде, причем в мужском седле. Спокойно ехала верхом четыре часа под зимним мокрым снегом. Кажется, ей эта поездка даже доставляла удовольствие.

– Как она вела себя в стычке с пиратами?

– Этого я не видел, для меня тогда главным было самому живым остаться. Но когда все кончилось, графиня была вся в пороховой гари. Знаете, как выглядят канониры после боя? Так вот она от них не слишком отличалась. Да и перед дракой, когда пираты готовились к нападению, в панику не впала. Волновалась, да, побледнела как полотно, но не более. А уж после боя, когда ее на тот свет только исцеляющий амулет не пустил, у нас было мало времени для общения.

Господин средних лет возвратился в свое кресло и кивнул, но скорее своим мыслям, чем одобряя сказанное. Неужели блестяще задуманная и красиво исполненная операция, для успеха которой пришлось пожертвовать жизнями пусть мелких, но все же своих людей, оказалась бесполезной? Неужели они ошиблись?

Месяц назад все казалось таким очевидным – графиня по молодости и вопреки воле родителей выскочила замуж за мелкого дворянчика. Дворянчика обвинили в измене, после чего тот пропал, исчез без следа, скорее всего, кончил жизнь в застенке, в руках неудачливого палача.

Что делать вдове? Ясно что – возвратиться к королевскому двору, где ее даже приняли. Сработали связи и титул? Или леди присягнула королю? Точнее, его первому министру, этому пройдохе в епископской мантии? Вот это казалось скорее похожим на правду, иначе почему после общения с заговорщиками ее отправили не на плаху, а в изгнание? И тогда именно мадам де Ворг графиня де Бомон – тот самый шпион, о приезде которого сообщила парижская резидентура. Как там было? «В ближайшее время в Лондон будет направлен галлийский агент. Его задача – установить связь с предателем, занимающим высокую должность при императорском дворе и располагающим информацией стратегического значения. Агент будет действовать самостоятельно, не вступая в контакт с другими сотрудниками галлийской разведки. Возможностями уточнить его личность не располагаем, известно лишь, что кандидатура была одобрена лично премьер-министром Галлии епископом дю Шилле».

Логично? Весьма. Несчастная изгнанница вызовет жалость, а высокий титул раскроет двери в дома самых знатных придворных. Идеальная кандидатура. Опять же, единственная из изгнанников, кто после объявления королевской воли начал искать убежище в империи, этом, по мнению галлийцев, рассаднике ереси.

Потому и была разыграна операция с Гиллмором, в жертву принесены жизни своих людей. Мелких, безродных, но все же своих.

Игнорируя вероятность невеликого ума этой самой мадам. Но глупышка для галлийского престола неопасна и просто не стоит того, чтобы из-за нее ссориться с графами де Бомон, контролирующими всю Пикардию. Однако ее изгнали, причем навечно.

Да и глупость ли это? Или хитрая игра старого лиса в епископской мантии? Плохо играет в шатрандж, говоришь? А о том, что умный человек может по стилю игры многое узнать о сопернике, не подумал? И кто из вас кого изучал? То-то. Так что решение принимать пока рано. Как и отводить своего человека от с таким трудом полученного контакта.

– Продолжите общение, сквайр. Обходительность, мужское обаяние…

– Нет-нет, – осмелился перебить начальника Гиллмор. – Поверьте, любые мои ухаживания она отвергнет сразу, без вариантов. Да, она благодарна за спасение дочери, но я лишь сквайр, а она графиня. Поэтому общими у нас могут быть только дела.

И общий заработок. Естественно. Наша информация, плюс корабль доченьки, плюс возможности ее папочки, благодарного за «спасение» внученьки. Неплохая компенсация за гибель твоих людей. От твоей же руки, между прочим.

– Хорошо, дела так дела. Но помните, я должен знать обо всех ее друзьях и любовниках. Да-да, и любовниках. Молодая красивая женщина без них точно не обойдется, если уж вы эту роль не потянули.

Дернулся! Едва заметно, но дернулся! И поделом, сидишь тут весь из себя такой щепетильный, скромный такой. Ничего, потерпишь. Ради тех денег, что сам же на кон и поставил, потерпишь.

– И еще. Особое внимание к ее контактам с кастильцами. Муж графини работал на их разведку, не думаю, чтобы они не попытались привлечь к своим делам и нашу клиентку. В общем, мадам де Ворг графине де Бомон отныне будем уделять самое пристальное внимание. Мы – со своей стороны, а вы со своей. И не дай вам бог уделить его недостаточно. Что? О, нет-нет, в вашей преданности я не сомневаюсь ни секунды.

Куда ж тебе теперь деваться, родной.

Глава 5

Известие о прибытии гостьи маркиз Галифакс получил через полчаса. Прямо во время заседания Совета Имперской канцелярии, на котором рассматривались такие важнейшие вопросы, как финансирование нового императорского выезда, приобретение в Зеландии фрегата для морских прогулок его величества и приобретение в той же Зеландии двух картин, от стоимости которых у господина казначея свело скулы. Чтобы не показать уважаемым коллегам свое отношение к таким тратам, пришлось упереть пальцы в лоб, скрывая скривившиеся, словно от проглоченного лимона, губы, и изображая глубокомысленные размышления.

Все как всегда: император сорит деньгами, ближайшие советники восхваляют его гениальность, а откуда возьмутся деньги, должен придумать он – казначей. С недавних пор лорд-казначей. Звучит грозно, но суть та же – давай деньги, и никого не интересует, откуда ты их возьмешь.

А откуда взять? Золото и серебро магией не наколдуешь, нет таких заклинаний в природе. Вот было бы прекрасно – вошел маг в пустое хранилище, колданул от души, и пожалуйте! Берите, тратьте на здоровье, сколько пожелаете.

Увы. Пополнять казну можно либо налогами, либо войной. Но на войну тоже нужны деньги, которых нет. Проблему могли бы решить доходы с колоний, если бы империя не опоздала к разделу пирога. Кастилия, ее западный сосед Лузитания и Зеландия. Эта троица успела отхватить лучшие куски. А мы опоздали. Галлия тоже опоздала, но не слишком переживает по этому поводу, сосредоточившись на расширении своих европейских границ.

Только имперской метрополии расширяться некуда. Остров, господа, однако. Что-то удалось урвать, но не очень много. Мало, если честно. Причем невеликий доход от колоний надо еще и довезти в метрополию. Шесть лет назад кастильцы перехватили золотой караван из Нового Света. И ничего. Все знают, что их рук дело, но доказать невозможно. Океан, он тайны охраняет надежно. Пришлось стерпеть, даже улыбаться, даже в союзники пойти, на безденежье-то. И сейчас у нас мир, черт бы его побрал!

Но ничего, дайте только повод. Придет время – сочтемся, все припомним.

Но пока главный, почти единственный доход – налоги. Не хватает? Вводи новые, император все подпишет. Богатенький сирота? Плати за то, что не можешь служить. Богатый землевладелец? Плати за титул, ибо нечего простолюдину землей владеть. И так далее, и так далее….

Не нравится? Не беда! Есть в империи правый суд, который тебя быстро убедит. Перед повешением. Или после, тут уж как получится.

В последнее время нашли новый доход – обирать жителей Гибернии. Зеленого острова, имевшего несчастье расположиться рядом с метрополией. В самом деле, раз правильную веру упорно не принимаете, нагло молитесь по заветам старой римской церкви, так платите. Пока с голоду не подохнете.

Только ведь нельзя из коровы выдоить молока больше, чем у нее в вымени. Иначе помрет корова. Или взбесится, и тогда мало не покажется никому из доярок.

Но это когда еще будет… а пока… встал глава Совета – герцог Фицуильям, чтоб его кондрашка хватила.

– Лорд-казначей, вам слово.

Все как обычно – придворные насмерть грызутся за благосклонность молодого императора, готовы оплачивать любую его прихоть, но не из своего кармана – за него они как раз удавиться готовы. Нет, оплачивать должен казначей, он же и ответит в случае чего, мол, не уберег, не сохранил, не отстоял. Вот как сейчас – все «за», а ты попробуй возразить.

Ну-ну, мы тоже не первый год во дворце, нас тоже веревкой не накормишь.

– Безусловно, господа, деньги выделить надо! Ибо желание его величества – закон для всех нас, его верных слуг. И деньги найдем, разумеется, найдем. Я предлагаю сократить расходы на флот. Всего полпроцента, они погоды точно не сделают. Ну заложим мы боевой фрегат не сейчас, а через полгода – невелика беда.

Вот вам мой первый выпад. Не самый опасный, скорее, отвлекающий. Уж лорд-адмирал предложенного точно не потерпит, ибо четверть стоимости того фрегата уже заложена в ремонт его родового замка, и остановить оба процесса никак невозможно.

Ну? Так и есть.

– Даже думать об этом не смейте! Фрегат должен войти в новую эскадру, которой предстоит сопровождать корабли к побережью Чайны!

Во как загнул! Флот, еще недавно лучший в мире, на глазах приходит в упадок, после недавнего разгрома в галлийской компании держится на плетях и роме, экипажи забыли, когда получали довольствие. А он эскадру создает для походов в Чайну, ну-ну. Так его зеландцы туда и пустят. Да эскадра разбежится через месяц, голодные моряки в вольный разбой пустятся.

Но мы об этом не знаем, мы здесь всему верим, потому что и нам верят.

– Никак, да? Тогда… может быть, опять налоги поднимем? Не везде, только на севере. Например, акциз на их виски увеличим? На пару процентов всего. Как, согласны?

Согласятся они, как же. Особенно старый лорд-протектор Севера, которому совсем не улыбается подавлять мятеж горцев, держащих монополию на это пойло. Бунт принесет слишком много крови и слишком мало денег.

Так и есть, ножками засучил, кулачками замахал, слюнками забрызгал. Не помер бы от волнения. А уж слова-то, слова какие! О верных, но бедных слугах его величества, о суровой природе и нищете гордых северных рыцарей.

Нищие-то они нищие, а деньжатами лорда снабжают исправно, чтобы, значит, их интересы отстаивал. Ну, он и отстаивает, отрабатывает платы как честная шлюха. Во-во, еще и про охрану северных рубежей ввернул! От кого охранять? От тюленей, что ли?

М-да, пора наносить главный удар, с которого в другой обстановке следовало бы и начинать.

И в этот момент в зал заседаний вошел его секретарь. Дело почти небывалое – отвлекать государственных мужей от обсуждения важнейших, жизненно важных для империи вопросов, можно было только в исключительных случаях. Если повод недостаточно исключительный, шустрому молодому человеку не позавидуешь – выпорют безжалостно, не посмотрят, что из знатной семьи и вообще смышлен.

Секретарь передал два листка. Первый… есть! Приехала-таки галлийская графиня! Сидит смирно и ждет своего благодетеля. Теперь дела пойдут! Надо быть очень большим идиотом, чтобы ее связями не воспользоваться.

Молодец, секретарь, но порки ему не избежать, увы. Хотя есть ведь и второй лист. Что там? Даже так? Отлично! Порка отменяется.

– Господа, письмо из дворца. Его величество затребовал деньги на создание нового полка. Лорд-маршал, мы вообще-то рассчитывали, что дополнительные военные расходы будут согласовываться с членами нашего Совета. Вы можете пояснить, о чем идет речь?

Высокий седой мужчина, сидевший прямо напротив Галифакса, поднялся неторопливо, тяжело облокотился на разделявший их стол, упер взгляд прямо в лорда-казначея. Прокашлялся.

– Кхе-кхе. Стало быть, требуете объяснений. И согласования от его величества, я не ослышался?

Подловил? Ну-ну, как же. В этом зале такие финты не проходят.

– Не передергивайте, сэр. Его величество принимает решения по вашим предложениям. Вот их и можно было бы согласовать перед докладом императору. Иначе получается, что монаршая воля есть, а денег на ее реализацию нет. В результате вы, сэр, герой, а мы, все прочие здесь присутствующие, кто, по-вашему?

Лорд-маршал окинул взглядом сидевших за круглым массивным дубовым столом членов Совета. Их было немного, всего шесть человек, смотревших сейчас вовсе не дружелюбно. Шестеро самых близких к императору вельмож, можно сказать – его ближний круг. Есть и другие, с пышными титулами и длинными родословными, на дворцовых церемониях они стоят впереди, но в своих главных решениях монарх опирается на мнение тех, кто сейчас ждет его ответа.

Неважная ситуация, надо ее сгладить. В конце концов, жизнь учит, что все равно придется договариваться, так зачем обострять?

Пришлось вояке улыбнуться, даже развести руками.

– Джентльмены, ну что вы, право, смотрите на меня, как на галльского посла? Я здесь при чем? Да я даже и не знал о таком решении, клянусь вам! Но… могу догадаться. Вчера наша доблестная контрразведка доложила его величеству об обострении ситуации в Гибернии, вроде как что-то такое нехорошее бродит в деревянных башках тамошних пастухов. Обсуждение назначено на сегодняшний вечер, но, как видно, главное решение уже принято. Готов спорить, что речь идет о полке, который будет дислоцироваться на острове. Так что не будем ругаться, волю императора все равно исполнять придется.

Молодец, вывернулся. Все вновь ждут ответа казначея. Пришла его очередь смотреть на собравшихся. Всесильный герцог Фицуильям. Великий Епископ, второй человек в церкви, возглавляемой лично императором. Лорд-маршал, лорд-адмирал, лорд-протектор Севера с вечно бегающими глазками, готовый сожрать собственную шляпу, лишь бы на его землях все было спокойно. Понятно, почему – тамошние богачи ему десять взамен купят.

И граф Страффорд, лорд-наместник Гибернии. Молодой, лишь недавно дорвавшийся до государевой кормушки. Злой и пока еще голодный, несмотря на то, что уже получил в собственность земли на севере Зеленого острова. Смотрит твердо и, пожалуй, выжидательно, может быть, чуть-чуть просяще. А что, все верно. Если к нему переводят целый полк, то ясно, кто будет командиром. А коронный полк – это идущие через командира деньги, и немалые. А уж если аборигены взбунтуются, а все, похоже, идет к тому, то тут уж и вовсе золотой дождь прольется на вельможную голову. Финансирование, грабежи, экспроприации – благодать!

Да, здесь, пожалуй, все будут только «за».

– Что же, предлагаю ввести новый сбор для граждан империи. На нужды нашей реформистской церкви. Думаю, что полфунта в год с каждого, кто не молится в наших храмах и, соответственно, не жертвует, как того требует наша святая вера, будет достойной компенсацией за нашу веротерпимость. Не так ли, ваше высокопреосвященство?

Великий Епископ лишь сдержано кивнул, вовсе не выказав восторга. И понятно почему – от вновь собранных тысяч фунтов церкви пойдет лишь далеко не самая большая часть. Остальное осядет в казне и будет потрачено на нужды короля. Отобранное в этот раз у жителей Гибернии. Единственных в империи, держащихся глупой мертвой хваткой за традиционную веру, не позволяющую ходить в реформистские церкви.

Ну и ладно. Главное, что сейчас никто не возразил. А стало быть, заседание заканчивается, и можно заняться своими делами.

Обобранные в очередной раз люди? Ну да, они стали на шаг ближе к нищете, к той ситуации, когда им нечего будет терять. Тогда этот гнойник под названием Великая Островная империя лопнет, и от вырвавшейся грязи плохо будет всем.

Но богатым – чуть легче. Вот и надо заняться главным – своим собственным, ни с кем не делимым богатством.

– Ваше сиятельство, рад приветствовать вас в своем доме.

– Ваша светлость, рада с вами познакомиться.

– Сударыня, как добрались? Была ли легка дорога?

– На редкость погано. В море мой корабль атаковали пираты, погибли моряки, было так страшно, так страшно! Там все стреляли, кричали, воняло порохом! Они хотели всех убить, и нас с Жюли… это так ужасно… я потеряла свою любимую шляпку…

Галифакс с трудом сдерживался, чтобы сохранить учтивый вид перед этой дурехой. Впрочем, кузен же писал, что графиня неумна, спуталась с мятежным галлийским герцогом по собственной глупости, рассчитывая на его покровительство. И даже поучаствовать в заговоре у нее ума не хватило.

Впрочем…

– Простите, графиня, вы сказали «мой корабль»?

– Ой, да, – мгновенно переключилась собеседница. – Папа подарил. Такой красивый, с такими разными финтифлюшками, такими смешными парусами. Я всегда считала, что они белоснежные, а они, оказывается, грязно-коричневые, такие неаккуратные, фу…

Да, дура она, конечно, дура, но дура богатая. Корабль ей подарили. Игрушку такую, надо же.

Разговор проходил в гостиной. Супруга, предупрежденная слугой заранее, ушла за покупками, мол, рачительная хозяйка сама следит за тем, что потом будет подано к столу. Делать ей больше нечего. Но произвести нужное впечатление на будущего делового партнера, установить сразу добрые личные отношения муж должен с глазу на глаз.

– А что за корабль?

– «Мирный». Там на борту так и написано: «Мирный».

– Но какого он класса?

Ого как глазки-то округлились. Не понимает. Тоже мне, судовладелица, морская волчица. Шавка озерная. Но ссориться с ней нельзя – богатенькая такая левретка.

– Ах, да, вы же не знаете. У нас в империи совсем недавно корабли на классы поделили, но это неважно. Вот на вашем корабле сколько мачт?

– Чего сколько?

О господи, подай мне терпения!

– Ну, мачты, столбы такие высокие, на них паруса висят, реи… вы знаете, что такое реи?

– Конечно, вы за кого меня принимаете? Три мачты на «Мирном», и еще вперед такое бревно торчит, к нему тоже паруса крепятся.

Улыбаться! Когда ржать хочется.

– Это бревно бушприт называется, но это и неважно. Прошу вас, пройдемте в кабинет, прошу вас. Вот! – Галифакс открыл дверь и сделал шаг в сторону, приглашая гостью в темную комнату. – Минуту, я только зажгу свечи… все, готово. Как вам моя берлога?

В дрожащем свете горящих свечей кабинет выглядел таинственно. Подсвечники стояли на массивном, покрытом бордовым сукном столе и у окна, а темные стены тонули в таинственном полумраке. Маркиз взял в руку подсвечник.

– Прошу, посмотрите, здесь картины кораблей. Нет ли среди них похожего на ваш «Мирный»?

По мере приближения света на стенах и впрямь проступали небольшие картины или просто рисунки. Каравеллы и каракки, бригантины и галеоны, фрегаты и люггеры, изображенные уверенной рукой отличных художников. Многих, потому что все они были подписаны, и лишь редкие подписи повторялись дважды.

Маркиз с удовольствием отметил и восхищенный вздох гостьи, и внимание, с которым она разглядывала его коллекцию.

– Вот этот похож, – она указала на картину, изображавшую несущийся на всех парусах флейт. Пенный бурун у рассекающего волны форштевня[17], гордо реющие на мачтах вымпелы, туго натянутые паруса. Казалось, что если смотреть долго, то почувствуешь соленый запах моря, услышишь гул ветра в парусах и скрип рангоута.

– Это флейт, – в голосе Галифакса смешались удивление и уважение. Еще бы, такой корабль может плавать всюду. А значит, и приносить настоящую прибыль. – Давайте завтра же съездим в порт, я хочу осмотреть это чудо!

– Ой, завтра не получится. «Мирный» уже сегодня должен был уйти в этот, как его… ах да, в Ревель. Он отвезет туда галльские ткани, из Ревеля привезет в Кале пушнину и только после этого прибудет сюда. Мне сказали, что это займет не меньше месяца.

«И принесет тебе не меньше тысячи фунтов», – Галифакс едва удержался, чтобы не присвистнуть.

Но что потом? Один удачный рейс тебе организовали, но дальше-то придется все делать самой. И вот тут-то и потребуются советники. Знающие, умелые. И небескорыстные, а как же иначе?

– Что же, графиня, я рад, что жизнь в изгнании вы начинаете с такой сильной позиции. Позвольте вновь пригласить вас в гостиную, маркиза вот-вот возвратится, и нас ждет ужин. Надеюсь, мой повар окажется достойным ваших ожиданий. А завтра, раз поездка в порт отменилась, я приглашаю вас осмотреть дом, который я присмотрел специально к вашему приезду. И, кстати, вам потребуются слуги…

Глава 6

Следующим утром графиня пожелала прогуляться по городу в сопровождении своей служанки.

– Как тебе наши друзья?

Они неспешно шли по мощеной улице, кутаясь в теплые плащи, привычно игнорируя встречных и внимательно следя, чтобы не прозевать какого-нибудь совсем отвязного наездника, каких всегда хватало во всех городах любых государств.

– Слава Спасителю, что не пришлось сидеть с ними за одним столом – маркиз с супругой были приторны до невозможности.

– Да, словно объелась мерзкой и липкой патоки. Увы, но рассчитывать на что-либо иное галлийской дуре не приходится.

– Но зачем тогда нужен был этот спектакль?

– Думаю, необходим. Надуть меня он все равно попытается, а для дуры не будет придумывать что-либо совсем уж изысканное. Как говорит один мой друг, по Сэму и колпак.

Жюли фыркнула.

– Сэмы колпаков не носят, у них у всех вон шляпы. Меня другое интересует. Дом нам благодетель подобрал, но он же и прислугу туда поставит. Так что знать господин маркиз будет о каждом нашем не то что шаге – о каждом чихе.

На это госпожа лишь гордо вскинула прелестную головку и тряхнула выбившимися из-под шляпки кудрями.

– Пусть знает! У бедной добропорядочной госпожи не может быть тайн! Обычная светская жизнь, треп с подружками да редкие прогулки с истинными джентльменами, не способными скомпрометировать несчастную беглянку.

Служанка резко прикрыла рот рукой, чтобы скрыть ехидную, недопустимую в разговоре с госпожой улыбку.

– Как скажете, ваше сиятельство, но боюсь, что общение исключительно с древними стариками будет весьма жестоким испытанием даже для вас. И оно может затянуться. Я с утра прогулялась мимо галлийского посольства, так там никто и не думает перекрашивать ограду. Боюсь, что кто-то осторожничает, а в результате мы застрянем здесь надолго.

Графиня едва заметно прикусила губу и продолжила путь молча. Со стороны это смотрелось естественно – болтливая служанка надоела госпоже. Бывает. Обычно таких выгоняют в тот же день, но иностранка… впервые в Лондоне… никого не знает… Да, ей придется потерпеть. Недолго, пока не найдет замену. Или простить, такое тоже случается. Вот, уже простила, даже улыбнулась, изволит что-то говорить.

– Что же, лондонский высший свет вряд ли сильно уступает парижскому. Балы, салоны, интриги. Буду вести обычную светскую жизнь.

– Кстати, насчет обычной светской жизни, – оживилась Жюли. – Маркиз вроде бы уже на следующей неделе собирался представить вас ко двору, а лучшие ваши платья трагически погибли в сражении с пиратами.

– То есть? – графиня резко остановилась и повернулась к служанке.

Служанка ответила самым серьезным тоном:

– Сундук с платьями пробила мушкетная пуля. Если мы не найдем готовую за пять дней совершить подвиг портниху и деньги на оплату, боюсь, знакомство с императором придется отложить. Я уже выяснила, нам нужно не менее тысячи фунтов, если вы не хотите попасть в разряд придворных искательниц покровителей.

– Сколько?! Тысяча на платье, тысяча, как залог за дом, авансы прислуге, приведение того дома в должный вид, выезд… Дьявол! У меня нет таких денег, на такое просто никто не рассчитывал.

– Ну, я могу получить деньги у известных вам людей. Правда, небыстро.

Госпожа звонко ударила кулаком по ладони и прошептала, почти прошипела:

– Не смей даже думать! Вообще с ними никаких контактов! Помни, нас здесь никто не прикроет, никто не защитит. Должен быть другой выход.

Они отправлялись лишь на короткую прогулку, но провели на улице не меньше двух часов. И все, кто видел их, были убеждены, что по стылым лондонским улицам гуляют не госпожа в сопровождении служанки, а две подружки, одна из которых просто богаче другой.

Обсуждают то ли своих мужей, то ли кавалеров. О чем еще могут с серьезным видом разговаривать молодые благородные дамы?

Однако предмет их разговора лежал в другой плоскости – крупная сумма нужна была срочно. И вариант взять ссуду в банке не проходил совершенно. Кто станет одалживать беглой иностранке, пусть и высокородной, не имеющей в империи никакого имущества? А титул сам по себе ничего не гарантирует. Банкиры всякого повидали, а уж обнищавших кастильских графов, готовых продавать свою шпагу всякому, кто готов платить, так уж точно по всей Европе.

Что остается?

Продать драгоценности? Кому? В Лондоне скупщики готовы обманывать так же, как и в любом другом городе любой другой страны.

Заложить за полцены? Опять же, где? Думай не думай, а путь вырисовывается один. К маркизе Галифакс, которая вроде бы вчера была мила и благожелательна.

Возвратилась мадам де Ворг в самых расстроенных чувствах, с глазами, полными слез.

– Что с вами, душа моя? – маркиза была ожидаемо заботлива и внимательна.

– Беда, ваша светлость, – дрожащий голос, судорожно сцепленные пальцы. – Просто не знаю теперь, что делать. Жизнь кончилась!

И несчастная женщина горько разрыдалась на полном плече хозяйки.

– Господи, да что ж случилось-то?!

Лишь после долгих увещеваний и уговоров удалось понять, ситуация и впрямь катастрофическая – бедняжке не в чем идти во дворец. И это действительно беда – ее уже внесли в список на представление императору.

Что же, нет худа без добра. Спасение репутации – это серьезно, такие услуги не забываются. Помочь надо, но как? Делать-то что?

– Но драгоценности, надеюсь, сохранились? Отлично! Могу я взглянуть на них?

– Разумеется, ваша светлость, – графиня аккуратно платочком промокнула глаза, вышла в свою комнату и вернулась с тяжелой шкатулкой. С усилием поставила ее на стол, открыла.

Маркиза разглядывала украшения не спеша, внимательно, словно опытный ювелир. Перебирала, смотрела на игру камней, качество их креплений, искусность гравировки.

– Это дорогие вещи. Если это продать…

– Но я не хочу это продавать! Хотя, конечно, согласна заложить, только не знаю, где. И при хорошем проценте выкупить их уже через пару месяцев, может, даже раньше.

Хозяйка наморщила лоб и нос, долго терла виски, шевелила губами, словно беззвучно читая молитву.

– Заложить… Знаете, душа моя, на мой взгляд, залог – это крайнее средство. В конце концов, заложить такую красоту никогда не поздно, но стоит ли с этим спешить? Уверена, что супруг найдет лучший выход, а пока… да… я приглашаю вас в салон мадам Эбигейл! – и она решительно протянула руку, приглашая гостью следовать за собой. – Поверьте, наше спасение только там. И не думайте о деньгах. Поверьте, муж решит эту проблему.

Салон мадам Эбигейл оказался довольно просторной комнатой, расположенной неподалеку от дома Галифаксов, на первом этаже красивого трехэтажного здания. Хорошо обставленный светлой вычурной, но удобной мебелью, безупречно гармонировавшей с голубым шелком, обтягивающим стены. Диван на ажурных ножках, три таких же кресла около маленького столика, на котором даже в этот зимний день стояла ваза со свежими фруктами, секретер. И огромное, в рост человека, зеркало. Все, что необходимо, и ничего лишнего.

Один угол отгорожен цветастой, расшитой в пестром чаньском стиле, ширмой. В другом за столиком сидела сухонькая женщина средних лет с аккуратной простой прической, в скромном платье, пошитом, однако, из очень дорогого синего бархата.

При виде посетительниц женщина встала, широко улыбнулась обеим, но обратилась только к маркизе.

– Ваша светлость, здравствуйте! Чем могу быть полезной?

– И ты здравствуй, Эби. Позволь представить, моя подруга, графиня де Бомон, – маркиза назвала свою спутницу второй, более звучной частью титула. – Представляешь, она только что приехала из Парижа, в ближайшую среду должна быть на императорском приеме и оказалась без единого приличного платья – в море на их корабль напали пираты, и весь гардероб оказался прострелен грубой солдатской пулей.

– Какой ужас! – модистка всплеснула руками. – Но ничего, ваше сиятельство, вы обратились по правильному адресу. Ваша светлость, – это уже маркизе, – можем мы с вами переговорить? Графиня, присаживайтесь вот за этот столик, сейчас подойдут мои помощницы, снимут мерки. Желаете вина? Нет? Тогда просто посидите минутку, потом обсудим фасон, детали, после чего и начнем творить. О, какая симпатичная брошь с пикантным огоньком в рубине! Любимая? Тогда она обязательно будет украшать наше… нет, безусловно, ваше новое платье.

И, взяв маркизу под локоток, провела в неприметную дверь. Из которой почти мгновенно вышли две девушки, проводили клиентку за ширму и принялись за дело. Измерялось все, что могло быть измерено. Ловко, быстро, так что мадам де Ворг, имевшая немалый опыт общения с лучшими парижскими портными, получила возможность убедиться – их коллеги в Островной империи отлично знали свое дело.

Тем временем маркиза была подвергнута настоящему дотошному допросу, в котором стоимость работы оказалась темой не самой главной. Обсуждался образ.

Благородная госпожа представлена императору, знакомится с дамами и господами своего, то есть высшего, круга имперской знати, но что дальше? Какое впечатление она произведет? Бедной женщины, ищущей богатых покровителей? Богачки, намеренной вести свою игру во имя новых доходов?

Статус будет присвоен сразу и надолго. Может быть, навсегда.

Именно его и обсуждали маркиза и модистка – женщина, вообще никакого титула не имевшая, но в силу профессии прекрасно разбиравшаяся в тонкостях многих дворцовых интриг.

В результате было решено, что мадам де Ворг графиня де Бомон должна предстать в образе женщины обеспеченной, ведущей светскую жизнь исключительно в силу привычки, общительного характера и в чем-то назло галлийскому королю, жестоко оторвавшему ее от друзей и родных.

Платье для такого образа стоило несколько дешевле, всего каких-то девятьсот фунтов. В городе, где за эти деньги запросто можно купить солидный дом, пусть и не напротив императорского дворца, но все же где-то неподалеку.

Затем была долгая примерка, яростный спор трех дам о деталях, таких как цвет, длина рукавов и глубина декольте, количество кружев и многое-многое другое, в чем прекрасно разбираются дамы, но что абсолютно недоступно грубым мужчинам, оценивающим лишь конечный результат.

Вечером графиня обсудила с маркизом условия займа. Десять процентов за два месяца под залог драгоценностей казались разбоем, но, как выяснилось, в местных ломбардах условия были еще более грабительские.

Глава 7

Однако главная цель была достигнута. Мадам де Ворг графиня де Бомон вместе с маркизом и маркизой Галифакс входит во дворец императора Островной империи его величества Вильгельма II!

Большой бал дается в честь первого дня весны.

Что сказать? Народу никак не меньше, чем в парижском дворце в большие праздники. Богатство платьев и костюмов тоже на уровне, может быть, краски чуть более сдержанные, нет той пестроты и мишуры, хотя бриллиантов и изумрудов на дамах и кавалерах никак не меньше. Но вот сам дворец – это точно не Лувр: светлый, ажурный, с резными колоннами и высоким, словно парящим над головами потолком. С янтарным паркетом, на котором искусные мастера, сочетая редкие, баснословной цены породы дерева, выложили сложный завораживающий узор.

Нет, здесь царили суровая история и традиции.

Сотни, если не тысячи свечей давали света не меньше, чем в Лувре, но освещали они стены темные, отделанные простыми дубовыми панелями. (Графиня вспомнила такие же стены в кабинете Галифакса – традиция или желание подражать дворцу?) Колонны были, но высеченные из грубо обработанного темного гранита. Такой же темный потолок тонул где-то в вышине, не позволяя рассмотреть детали.

И пол, выложенный из широких массивных досок, по которому, очевидно, ходили еще древние нибелунги, когда-то захватившие остров, ставший впоследствии империей. Ясно, что это какое-то безумно дорогое дерево, но смотрится как пол в крестьянской избе.

Все темное, массивное, давящее. Может быть, потому и публика не столь шумна, как парижская. Все общаются, но сдержанно, нет привычного галльского веселья, смеха вообще не слышно, но, возможно, это только сейчас, пока не выпили, не начались танцы? Музыка звучит, но приглушенно, чтобы не мешать светским разговорам.

Подождем, постоим, посмотрим. Не вышло – маркиз сразу взялся за дело. Если в Париже нового человека знакомили с придворными лишь после официального представления, в Лондоне порядки были иные. От обилия новых знакомых, безусловно родовитых и важных, уже кружилась голова.

– Герцог такой-то, главный постельничий, с супругой. Знакомьтесь, господа, графиня де Бомон, дочь амьенского графа, приехала в Лондон как изгнанница, представляете, сколь жесток король Галлии.

– Маркиз такой-то, спальничий его величества…

– Граф такой-то, камер-юнкер…

– Герцог такой-то, обер-камергер…

– Маркиз такой-то, секретарь Высокого суда…

Запомнить весь этот сонм в пух и прах разодетых, увешанных драгоценностями господ было решительно невозможно. Да и не нужно. Настоящие знакомства будут заводиться позже, когда начнется веселье. Интересно, что это слово означает для островитян? Посмотрим. А пока все то же, что и в прекрасно уже знакомом Лувре.

Лорд такой-то, граф такой-то, маркиз… э… Дорсет? Графиня присмотрелась внимательней. Лет тридцать, высокий, широкоплечий, узкая талия. Короткая, тщательно ухоженная бородка и аккуратно подстриженные усики. Такой должен нравиться дамам. А как они ему? Хотя, он же женат. Интересно, здесь это серьезно ограничивает мужчину?

В любом случае знакомство с этим господином будет полезным – по слухам, он входит в ближний круг и даже рвется отодвинуть на вторые роли самого всемогущего Фицуильяма.

– Рада знакомству, ваша светлость, – это с самой обворожительной улыбкой, без намека на формальность.

– Я тоже. И прошу вас, графиня, не стоит придавать такого значения титулам. Красота женщины отбрасывает их на второй план.

Ах ты, льстец! Ну, погоди.

– Смелые слова. Ведь красивых женщин много, если все их кавалеры вдруг забудут про титулы, боюсь, это может далеко увести.

Заломленная бровь, галантная улыбка… нет, он определенно красив!

– В разумных пределах, разумеется. Впрочем, у нас еще будет возможность это обсудить.

От него вежливый кивок и заинтересованный взгляд. От нее легкий реверанс и лукавый взгляд. Все, что сейчас возможно для продолжения знакомства. Увы, везде и во все времена женщины играют черными.

А это кто нас пытается взглядом прожечь? Стоит в стороне, но смотрит как на кровного врага? Аккуратно обращаем на нее внимание Галифакса. Ах, это маркиза Дорсет. Ревнует? Господи, страсти-то какие! Плевать, но сейчас она во врагах не нужна, так что придется и с ней подружиться. В светском варианте, разумеется, не забывая, что спиной к этой фурии поворачиваться не следует.

Па-бам! Трата-та-там!

Фанфары!

Все повернулись к закрытым дверям.

– Его Величество Император Вильгельм второй, Ее Величество Императрица Мария!

Дамы присели в реверансе, мужчины склонили головы. За их спинами разглядеть монарха нет никакой возможности. Но ладно, рассмотрим еще и его, и супругу. Сейчас главное не выделиться из толпы, такого конфуза придворная стая не простит, по себе знаем.

Пауза. Он что, оценивает глубину дамских реверансов? Или их декольте? Черт, не фыркнуть бы, этого еще не хватало. Быстрый взгляд по сторонам – все, как положено, смотрят в пол, но мадам Дорсет тоже изволит кривить губы, сдерживая усмешку. Интересно, может быть, и впрямь сойдемся.

– Приветствую вас, господа!

Головы поднялись, дамы встали. Черт, все равно не видно.

– Поздравляю всех с началом весны! Отпразднуем же сегодняшний день в надежде, что и этот год принесет нашей великой стране богатство и процветание!

Аплодисменты, крики «Браво!» – и публика начинает движение, освобождая центр зала. Ну тут уж нас учить не надо, чай было время освоить тонкости придворного лавирования, когда без скандалов и выдирания волос надо пробиться к монаршей персоне. Здесь плечом уперлись, тут, чуть сместившись, кого-то оттерли, а кому-то и на ногу наступили, а ты не зевай, не зевай. Еще немного – и вот он, первый ряд.

Ах ты ж… кто-то попытался толкнуть в спину. Сейчас, не на ту напали, чтобы перед монархом опростоволоситься. Как стоять, знаем, чтобы и першероном не сдвинули. Все, смотрим.

Их величества стояли в центре зала. Он выше ее на голову, оба одеты во все красное. Стройные, ладные, прекрасно смотрятся вместе. Вот зазвучали первые аккорды, император подал императрице руку, и они двинулись в первых па гавота. Плавно и величественно.

Следом пристроилась следующая пара, еще одна, еще, и вот зал заполнился танцующими. Музыка вела, кружила, разводила и сводила, словно сама жизнь, положенная на ноты и разбитая на такты.

– Позвольте вас пригласить, – подошел изящный молодой мужчина, кажется, их сегодня знакомили. Кто именно? Да в общем-то и не важно.

Легкий реверанс, протянутая рука, и новая пара входит в круг.

Было три танца и трижды ее приглашали. Трое мужчин, ни одного из которых она не запомнила. Все о чем-то болтали, она исправно делала вид, что ей интересно. А потом отходила в сторону, давая понять кавалеру, что на следующий танец лучше поискать другую партнершу.

Слуги сновали с подносами, на которых стояли полные бокалы с вином, быстро опустошавшиеся гостями, но графиня позволила себе лишь пару глотков – сегодня она не отдыхает, сегодня ей не до веселья.

Объявлен перерыв. Все, сейчас. Где же этот Галифакс? Вон он, тоже ищет ее! Поднятая рука, ответный кивок и вот они пробиваются сквозь толпу навстречу друг другу.

– Графиня, пора. Идем представляться.

Молодой император с бокалом в руке стоял к ним спиной, весело болтая с женой и какими-то вельможами. Галифакс галантно покашлял, но заговорил, лишь когда монарх отвлекся от разговора и начал поворачиваться.

– Ваше императорское величество, позвольте представить мадам де Ворг графиню де Бомон, дочь графа амьенского. Изгнанницу галлийского короля.

Вильгельм II посмотрел заинтересованно, первым протянул руку.

– Приятно познакомиться, графиня. Де Ворг… де Бомон… ах да! Я правильно понимаю, что вы состояли в заговоре?

Она в ответ протянула руку как для поцелуя, но император лишь пожал ее. Легко и галантно, едва-едва дольше положенного задержав в своей.

– Боже упаси, ваше величество. Я всего лишь входила в круг друзей опального герцога Клермонского, иначе я не стояла бы сейчас перед вами.

Вильгельм пригубил вино, кивнул скорее своим мыслям, чем ответу.

– Да, в Галлии суровы к заговорщикам, даже самым благородным из них, – он посмотрел прямо в глаза собеседницы. Та скромно опустила взгляд.

– Как и везде. Спаситель учит, что власть от бога, кто я такая, чтобы с ним спорить. Но я скорблю о погибших друзьях.

Император разжал руку.

– Я вас понимаю, мне тоже приходилось терять близких. Но сегодня праздник. Танцуйте, веселитесь, я уверен, что здесь вы тоже найдете настоящих друзей. Надеюсь, маркиз Галифакс вам в этом поможет, – и, коротко кивнув, возвратился к прерванному разговору. Поэтому вежливое «Да, сир» прозвучало уже в спину.

Отойдя от императорской компании, Галифакс позволил себе облегченно вздохнуть.

– Уф, слава Спасителю, все прошло хорошо. Вы отлично угадали с ответом – его величество ненавидит заговорщиков. Дальше все будет проще – действительно, веселитесь и отдыхайте. Отныне нужные связи сами будут вас искать. Поверьте, за вашим разговором наблюдали все присутствующие, и все они сделали нужные выводы.

– Бросаете гостью скучать в одиночестве?

Нет, разумеется. Графиня привычно отметила не менее трех заинтересованных взглядов. Но приглашать на танец женщину, беседующую с мужчиной, не принято, вот Галифакс и спешит отойти в сторону, давая возможность завести новые знакомства. Но очень уж захотелось повредничать – он так смешно растерялся.

– Все в порядке, маркиз, не беспокойтесь, не думаю, что мне придется скучать, – и легко, едва коснувшись его руки, мадам де Ворг оттолкнула собеседника.

И тут же крепко схватила за руку, увидев, как буквально в трех метрах от них стоит и весело болтает с подружками знакомая женщина. В роскошном платье, украшенном бриллиантами и изумрудами, которые восхитительно подходили к черным волосам и глубоким карим глазам. Утонченная светская красавица смотрелась на этом торжестве благородства и галантности естественно, словно когда-то прямо здесь и родилась под мелодичные звуки императорского оркестра. Среди утонченных дам и кавалеров, с молоком матери впитав изысканные манеры высшего света.

И также органична она была несколько дней назад на палубе пиратской шебеки, командуя морскими разбойниками. Та самая стерва, которой графиня влепила мушкетную пулю. Надо же, быстро оправилась. Но не до конца – платье плотно закрывает простреленное плечо, правая рука движется неловко. Что, гадина, на побрякушки деньги нашлись, а на враче решила сэкономить?

А она узнала? Вроде бы нет, а там кто знает? Придворному искусству никогда не показывать свой интерес ее наверняка тоже научили.

Так что ж ты за птица?

Берем Галифакса под локоток, отводим в сторону и только тогда задаем прямой вопрос.

– Маркиз, я только что видела совершенно потрясающее платье. Его тоже шила мадам Эбигайл?

«О, господи! Эта женщина чем-нибудь кроме платьев способна интересоваться?» – вслух этого сказано не было, но отлично читалось на лице кавалера.

– Какое, графиня? Здесь их такое количество…

– Вон на той даме, – указала она взглядом.

– Имеете в виду ту страшненькую? Баронессу Леннард? Осторожней с этой семейкой. Ее муж – мой коллега, лорд-казначей императорского двора, но живет только жалованием, любые иные заработки ему по должности не положены. Раздраженная хронической нехваткой денег некрасивая жена ревнует отчаянно, но муж упорно ищет утешения на стороне, отчего вечно в долгах. В общем, держитесь от них подальше.

– Да нет же, вы не поняли! Вон то, бежевое. На брюнетке с изумрудными подвесками.

– На леди Бриджит?

– Откуда я знаю, – капризно поджав губы, ответила галлийка.

Во время всего диалога эти двое, как истинные придворные, смотрели куда угодно, только не на интересовавшего их человека – искусство, владение которым необходимо при дворе, но требует многих лет тренировки.

– Вон она, повернулась к нам спиной!

– Ну да, баронесса Чандос. Увы, графиня, я не знаю, кто ее портной. Может быть, спросите у маркизы? Или у самой баронессы – вот она дама общительная и, главное, оборотистая, прямо мужчина в юбке. Мужа, шерифа южного Дорчестера, между прочим, из-под каблука на миг не выпускает. Но дела с ней вести не советую – обязательно попытается втянуть в какую-нибудь авантюру.

Ф-фух, как, однако, просто управлять мужчинами. Значит, баронесса Чандос. Запомним. А сейчас – вперед, в гущу бала!

– Да ладно, маркиз, не так уж это и важно. Идите к супруге и спасибо за этот вечер. Уверена, он будет прекрасным!

И, оставив гостью, Галифакс направился к жене, весело болтающей с двумя в пух и прах разодетыми мужчинами средних лет. Кажется, эта компания супруга не радовала.

Не успели удивление и возмущение улечься, как кто-то сзади вежливо тронул за локоток.

Оборот, недоуменный взгляд… вот это да! Маркиз Дорсет собственной персоной, а рядом его жена! Интересные здесь порядки…

Первым заговорил маркиз.

– Графиня, позвольте представить мою супругу, – женщины кивнули друг другу вежливо, но сухо, как дуэлянты перед схваткой. – Клементина непременно пожелала познакомиться с жертвой галлийского произвола. А я, милые дамы, вас ненадолго покину, буквально на несколько минут, не скучайте.

Графиня улыбнулась своей самой мягкой улыбкой.

– Ну что вы, маркиза, какая я жертва – я счастливица. Участь многих моих друзей, вот она была поистине ужасна. А высылка, слава богу, коснулась только меня, вовсе не затронув семью. Но я благодарна за сочувствие. Поверьте, на чужбине к таким вещам становишься особенно чувствительным.

Маркиза протянула руки к подносу проходившего мимо слуги, взяла два бокала, один передала собеседнице.

– Клементина! Я настаиваю, чтобы мы перешли на «ты», – сказано было неожиданно искренне, на это невозможно было не ответить взаимностью.

– Тогда я – Адель! И…

– И давай веселиться! – перебила маркиза. – Я заметила, что ты совсем не пьешь. У нас может быть и не столь изысканные вина, которые подают в Лувре, но все же они действительно хороши, попробуй! Или ты предпочитаешь что-то другое?

Графиня отпила глоток. Хм…

– О нет, оно отличное! Просто пить перед разговором с императором мне показалось плохой идеей. Но вот сейчас, да еще за наше знакомство!

Они выпили, причем если галлийка лишь чуть-чуть пригубила, то островитянка осушила бокал залпом. Заметив недоуменный взгляд, пояснила:

– Я не буду танцевать! Вчера каталась верхом, неудачно соскочила и вот на этот вечер мне доступны только два удовольствия – вино и сплетни, – и тут же, бросив взгляд в сторону дорогого супруга, порывисто взяла новую знакомую за руку. – Слушай, у меня к тебе просьба, составь мужу пару на этот вечер. В смысле танцев. А то местные бабы его нарасхват рвут, только и думают, как бы затащить в свою кровать. А он у меня такой легковерный.

И вздохнула так глубоко и скорбно, что оставалось только рассмеяться.

Все ясно – иностранка, впервые оказавшаяся на императорском балу, голову мужу вскружить не сможет, а от местных охотниц за богатым покровителем убережет. Что же, в данном случае выгода от знакомства обоюдная.

Когда Дорсет вернулся, супруга решительно огорошила его известием, что сегодня тот каждый второй танец танцует с Адель. Вместо внезапно захромавшей жены.

– Но как же, – попытался отбиться маркиз, – наверняка твоя подруга собиралась сегодня обзавестись знакомствами, которые так нужны иностранке в чужой стране.

– Ничего! – супруга была непреклонна. – Я уверена, что уже в ближайшие дни ты поможешь ей возместить эти потери.

И дальше понеслось!

Танцы с Дорсетом, который оказался прекрасным танцором и отличным собеседником, веселая болтовня с уверенно хмелеющей маркизой. К ним подходили какие-то люди, шутили, сплетничали. Мужчины приглашали танцевать, причем искренне стремились запомниться, но вино делало свое дело – запоминалось все хуже и хуже.

Ничего, завтра все вспомнится!

Или все же не все? Или хоть что-то?

Наутро… нет, в полдень… какой там, нормальное самочувствие вернулось только к обеду. Жюли помогла одеться, дойти до гостиной, где уже сидели супруги Галифакс. Тоже бодростью не отличавшиеся. Помятые, серые лица, кислый взгляд, кое-как прибранные волосы, которые категорически отказывались собраться в прическу. В общем, бал удался. Было очевидно, что заданный сейчас вопрос о самочувствии будет воспринят как глубочайшее оскорбление.

Одна радость – в числе других сплетен, вываленных Жюли на страдающую хозяйку, прозвучало, что флейт «Мирный» вошел в порт с грузом чего-то там под командованием все того же Буагельбера, то есть капитан до сих пор не назначен. Есть время прийти в себя.

А вечером принесли три приглашения. Графиню де Бомон, во всех случаях почему-то «мадам де Ворг» было опущено, желали принять у себя в трех домах, хозяев которых Галифакс охарактеризовал как весьма порядочных и очень влиятельных вельмож. Что же, благосклонное отношение императора и подчеркнутое внимание маркиза Дорсета были замечены светом, выводы сделаны для изгнанницы самые благоприятные. Дело за малым – расплатиться по долгам, переехать в свой дом и начать зарабатывать, делать деньги, как здесь говорят.

А ведь «Мирный» ушел в море и ждать его возвращения в ближайшее время не стоит. Красота!

Глава 8

Совершенно секретно

Вскрыть лично

Начальнику разведки

Королевства Кастилия

герцогу Медина-Сидония

Ваша Светлость!

По данным Лондонской резидентуры, в Лондон на постоянное жительство прибыла мадам де Ворг графиня де Бомон, дочь владетельного графа амьенского. В краткий срок ей удалось обзавестись обширными связями в высшем свете Островной империи, она была представлена самому императору и, по нашим данным, принята благосклонно.

Мадам де Ворг изгнана из Галлии за связь с герцогом Клермонтским, возглавившим недавно раскрытый заговор против галлийского короля. Непосредственно в заговоре она не участвовала, тем не менее ей запрещено появляться на территории королевства под страхом смертной казни.

В то же время мадам де Ворг в силу своего происхождения и круга общения располагает возможностями получать значимую информацию как в Островной империи, так и в Галлии.

Также следует учитывать, что ее муж, шевалье де Ворг, был обвинен в шпионаже в пользу нашей страны, после чего исчез. Официально о его судьбе не объявлялось, но, по мнению компетентных лиц, он погиб в галлийской тюрьме во время следствия, как это часто случается.

С учетом изложенного лондонский резидент запросил санкцию на установление контакта и начало ее вербовочной разработки, как возможного агента нашей разведки.

Настоящим запрашиваю Вашего согласия на вербовочную разработку мадам де Ворг графини де Бомон.

Начальник отдела

по Островной империи.

Запрещаю. Приказываю лондонской резидентуре обеспечить негласное наблюдение за ней с целью отслеживания выездов с Острова. В случае выявления таких намерений сообщать мне незамедлительно, использовать самые скоростные каналы связи.

Герцог Медина-Сидония.

Резиденция графа Страффорда, лорда-наместника Гибернии

Дворцы вельмож Островной империи уступают в пышности дворцам таких же вельмож в Галлии. И уж тем более им далеко до дворцов Кастилии, куда золото и серебро льется рекой из обширных колоний Нового Света. Не хватает на очередную перестройку? Не беда! Снарядим еще один конвой, да и восполним прореху в бюджете. Да уж, кастильцы с луизитанцами да зеландцами подсуетились вовремя, оккупировав самые сладкие куски богатого заморского пирога. Остальные опоздали и сейчас грызутся между собой за оставшиеся территории. Которые вроде бы и обширны, но гораздо, гораздо беднее.

Вот и приходится имперским лордам обходиться тем, что дают владения, часто невеликие, да государь император, дай Спаситель ему долгой жизни. Ну и теми золотыми ручейками, которые удается направить в свою личную казну по мере наполнения казны его величества.

На жизнь хватает, но особо не разгуляешься. А хочется, хочется большего.

Вот об этом и зашел сегодня разговор у лорда-наместника со своим советником, бароном Одли, седьмым бароном, если точно. Потомок некогда славного рода, впавшего в немилость у прежнего императора, он с радостью принял нынешнюю должность, надеясь в Гибернии вернуть себе славу и богатство предков.

Он молод, смел до дерзости, жаден и невероятно активен. Плюс, благодаря фамилии и семейным традициям, вхож в некие круги, традиционно столь закрытые, что попасть туда не получалось у многих самых влиятельных господ. Обратиться за помощью – да, но вот добиться доверительного разговора – ни за какие деньги.

Сейчас лорд и советник беседовали, сидя в мягких креслах в мрачной и стылой комнате, согреваемой большим, жарко пылающим камином. Жаль, согреваемой только со стороны огня, оставляя мерзнуть спину. Потому обоим вельможам приходилось кутаться в теплые пледы.

Рядом на столике – дорогое галлийское вино, фрукты, почти уже допитые два бокала.

– Принято решение о новом налоге на последователей Рима, – лорд произнес эти слова вроде как невзначай, между делом. – Фунт в год, это же немного?

«Как же, немного! – подумал Одли. – Как будто ты сам в это веришь. Но раз просишь, разъясним».

– Фунт с мужа, фунт с жены, по фунту с каждого ребенка, а у кельтов семьи немаленькие. Плюс прежние налоги. Боюсь, это поставит ваших подопечных на грань выживания. Вы же помните мой недавний доклад?

Господин взял глубокомысленную паузу – надо же демонстрировать раздумья, основательность в обсуждении. Даже перед ближайшим человеком, который заведомо видит тебя насквозь.

– Да, вы говорили, что на Острове сильны бунтарские настроения. Насколько я понимаю, теперь смута неизбежна, – он не спрашивал, утверждал.

Собеседник только кивнул – зачем озвучивать очевидное.

– Тогда… мне тут пришла идея… если так, то можем ли мы воспользоваться ситуацией? Я имею в виду, что раз предотвратить бунты невозможно, то надо быть готовыми их подавить. Абсолютно готовыми, вы меня понимаете?

«А он далеко пойдет, этот молодой лорд», – барон усмехнулся. Мысленно! Не дай бог ляпнуть такое вслух.

Подавление бунта – это грабежи, конфискации в казну, от которых кое-что можно отрезать и себе. И взятки. Богатые. Потому что именно от лорда-наместника будет зависеть размер и грабежей, и конфискаций. Но все это только в том случае, если бунт будет подавлен быстро. Не слишком быстро, чтобы господа лорды успели испугаться, но и не слишком медленно, чтобы не возникло сомнений в способности графа Страффорда держать ситуацию под контролем. Что же, нам есть что предложить.

– То есть мы должны быть готовы, а для этого надлежит точно знать, где и когда полыхнет… но надо все хорошенько обдумать… разрешите представить предложения через неделю?

– Через пять дней, – лорд хлопнул ладонью по спинке кресла, намекая, что разговор окончен. – Надо спешить, мы не можем бросить ситуацию на самотек. И еще, гарнизона на моих землях в Ольстере совершенно недостаточно для полного контроля. Нам требуется еще одна надежная, напрочь свободная от римских последователей база. Некая территория, на которой будем только мы и преданные нам северные горцы. Некое количество кельтов допускается, но только принявших правильную веру. Лучше, чтобы это был Даблин, – на островной манер лорд-наместник Гибернии граф Страффорд произнес название крупнейшего города Зеленого острова.

ЧАСТЬ II

Глава 9

Жарко, душно и сыро. Очень жарко, очень душно и очень сыро. Можно бы еще сказать – невыносимо, но человек – такое животное, которое может вынести все. За деньги, разумеется. И вот за эти страдания компания платит, но ровно столько, чтобы матросы не разбежались в первом же порту.

Офицерам достается больше, поэтому у них целых два стимула держать экипаж в ежовых рукавицах. Во-первых, оплата, которая неукоснительно четко проводится в конце похода. Во-вторых – элементарный страх перед бунтом. А что, таких случаев не счесть. Стоит дать команде слабину, как тут же найдется горлопан, призывающий перейти с охраны караванов на их захват, что вроде как и прибыльней, и логичней.

Действительно, такие истории превращения добрых моряков в злобных пиратов нередки. И не беда, что все они в конце концов оканчивались рабством, виселицей, в лучшем случае нищетой – безграмотные матросы не умеют смотреть далеко.

Да им это и вредно. Попробуй каждый раз, поднимаясь по трапу, размышлять о возможности упасть с реи, быть смытым за борт штормовой волной или просто сгинуть от урагана или пиратского тесака – свихнешься к демонам. Так что живут ребята одним днем, заработанное тратят в кабаках, вовсе не думая о будущем, до которого еще надо дожить.

Примерно об этом размышлял Эймон Линч, тридцатилетний лейтенант Зеландской Юго-Восточной компании, стоя на шканцах легкого фрегата «Внимательный». Капитан изволит страдать от жары и сырости в своей каюте – вероятно, там это варево переживается легче.

Вахта в тысячный раз драит все, что можно драить, и полирует то, что драить нельзя, поскольку иного дела для матросов сейчас нет – ветер ровный, волнение слабое, можно сказать – никакое. Боцман приглядывает за этой бессмысленной работой, не забывая изредка отвешивать подзатыльники и пинки. Несильно, так, для бодрости личного состава.

Жара, духота и сырость. И спокойствие. Вот бы все плавание так прошло – лишь следи за курсом, чтобы не потерять пятерых торговцев, что везут из далекой страны Сиам олово и перец, из Цейлона – корицу и чай. Трюмы транспортов забиты медью, черным деревом и еще много-много чем, что сделает богаче и компанию, и Зеландию, и его самого.

Если, конечно, караван доберется до Амстердама.

А впереди ждут сумасшедшие широты, где шторма никогда не прекращаются, и переломный пункт путешествия – мыс, каким-то шутником названный мысом Доброй Надежды – вот там-то будет особенно хреново.

Говорят, иногда в тех местах случается хорошая погода, но сколько он, Эймон Линч, ни огибал ту чертову скалу, что пятнадцать лет назад юнгой, что полгода назад уже лейтенантом, не встречал такого чуда ни разу. Всегда шторм или глухой туман, когда с палубы не виден клотик. А как-то раз, он тогда был еще мичманом, у него на глазах за полчаса поседели виски капитана, увидевшего прямо перед собой вынырнувший из такого тумана айсберг и лишь чудом успевшего отвернуть в самый последний момент.

Но пока все идет на редкость гладко, как бы не сглазить. Надо постучать по дереву… он уже поднял кулак над планширем… Что?! На гроте впереди идущей каракки взвился красный флаг. Опасность. Где?

Подзорная труба мгновенно оказалась в руке. Что за черт?

Так, каракка лишь отрепетовала сигнал с лидера, а того что напугало? Коричневая форель! Точно, по правому борту где-то у горизонта появилась полоска земли. А судя по времени, вариант один – Мадагаскар. Пиратское гнездо. Каким местом прокладывал путь штурман лидера? Ведь договаривались же, что пройдем на сотню миль восточнее.

Эх, да что ж теперь!

– Команде занять места по боевому расписанию, открыть орудийные порты, пушки приготовить к заряжанию!

А самому – к капитанской каюте.

– Господин капитан, по правому борту Мадагаскар!

– Как?! – невысокий лысый толстяк с лицом, красным то ли от солнца, то ли от выпитого рома, поднялся с широкой кровати. – Какого демона, а ты куда смотрел?

Ну да, этот долго виноватого искать не будет.

– Небо затянуто облаками, сегодня я не мог провести счисление.

По палубе раздался топот десятков босых ног – команда готовилась к бою. Которого, даст Спаситель, не случится.

– Ладно, иди на место, я быстро.

Капитан и впрямь появился быстро. Злой на весь свет, с единственной, кажется, мыслью о мести тому мерзавцу, что нарушил его покой.

– Так, что здесь?

Он осмотрел корабли, посмотрел на компас, хмыкнул.

– Увались к весту и подойди поближе к каракке, но так, чтобы не отнять у нее ветер. Дать сигнал каравану, чтобы уваливались к осту. И быстро, если жизнь дорога! Впередсмотрящий, что там на горизонте?!

– Чисто! – прозвучал ответ из вороньего гнезда.

– Смотри у меня там! – это уже было крикнуто чуть-чуть поспокойнее. – Ну, помоги нам, господи.

Капитан осенил себя знаком Спасителя, но, очевидно, сделал это недостаточно рьяно. Потому что сразу за этим сверху прозвучало:

– Паруса по правому борту! Два двухмачтовика.

Капитан и лейтенант вскинули подзорные трубы. Да, две шхуны, идут прямым курсом на караван. Осадка мелкая, значит, грузиться предполагают в море, с захваченного корабля.

Тактика проста – зажать крайний, перерезав его курс, и взять на абордаж. Наверняка на каждой шхуне сейчас не меньше двухсот человек, вполне достаточно, чтобы быстро и надежно вырезать экипаж. Мелкая осадка, высокая скорость – вот их козыри. А восемь пушек – дополнительный аргумент, неспособный топить, но ими можно порвать паруса, сбить мачты, в общем, заставить жертву сбросить скорость.

– Орудия правого борта зарядить книпельными! Левый борт – ядрами. Два румба вправо, лейтенант, держать ближе к ветру!

И галсом почти фордевинд «Внимательный» помчался наперерез пиратам. Пройти перед носом ближнего шлюпа, залпом правого борта снести такелаж, разорвать паруса, потом довернуть, пройти за кормой второго и отстреляться левым бортом. После можно спокойно возвращаться на свое место в строю – с измочаленными парусами пираты будут не страшны. Ответные залпы, разумеется, повреждения нанесут, но никак не критичные. Более мощные и дальнобойные пушки конвоя покажут свое преимущество.

Но и пиратский капитан – опытный моряк. Поняв задумку зеландцев, он дал команду шхунам на сближение до расстояния мушкетного выстрела, лишив «Внимательный» возможности маневра после выстрела. Теперь зеландцу пришлось бы или таранить дальнюю шхуну, обрекая себя на безнадежный абордаж, или подставлять беззащитный борт под выстрел с пистолетной дистанции, после чего тот же абордаж станет неизбежным.

– Держать курс!

Он с ума сошел? Корабль по-прежнему несся наперерез пиратам. Вот до них три мили, две… в подзорную трубу видно, что палубы шхун черны от людей. Сколько их там? Полторы сотни? Две? Когда команда фрегата – всего сто. Чертовы торгаши, экономят на конвое! Был бы второй корабль, они бы этих мерзавцев в два счета утопили.

Миля.

– Открыть порты, орудия к выстрелу!

Пять кабельтовых. Пираты тоже не отворачивают, держат курс на уходящий караван.

– Десять румбов вправо!

Бакштаг, скорость падает, но не критично. Вот оно что! Обойти пиратов с кормы, тогда у них не будет возможности подставить борт под таран. И поворот оверштаг быстрым не получится, у «Внимательного» будет время на перезарядку пушек.

Капитан ближнего шлюпа успел среагировать, начал уваливаться вправо, но поздно, слишком поздно. Кабельтов.