Кошачий рай

Пролог

Рай. Трудно спорить о его существовании или несуществовании – всё зависит от веры человека. Если человек в него верит, Рай существует в его разуме. Здесь речь идёт о человеческом Рае – месте, куда попадает душа, свободная от греха. Бесконечны могут быть споры о том, что считается грехом, ведь в человеческий Рай попадают далеко не все люди.

Рай – это место, где бессмертная душа обретает вечное блаженство и ни в чём не нуждается. Бренное тело не способно постичь истинное блаженство, ведь оно создано для земного мира.

Но что же ожидает животных? Есть ли для них место в Раю? Или у них свой собственный Рай? Безусловно, такое место существует – Собачий Рай. Он во многом похож на человеческий: душа получает вечное блаженство среди яркого света, тепла и всепроникающей безмятежности.

Собаки славятся своей преданностью и бескорыстием, поэтому люди считают их лучшими друзьями, даже членами семьи. Вряд ли собаки сами верят в свой Рай, но в него верят люди. Эта вера – благодарность за любовь и преданность четвероногих друзей. Именно она породила Собачий Рай, где каждая собака может найти своё место.

Собачьего Ада просто не существует. Люди не верят в него, а значит, его не может быть. Возможно, человеческий и собачий рай едины, и именно там души людей и их питомцев пребывают в вечной гармонии.

Но что сказать о других животных? Есть ли рай для енотов или лосей? Может быть, существует Медвежий Рай, где каждый медведь найдёт покой? Вряд ли. Люди в такие места не верят, а значит, их нет.

Обычно говорят о двух раях и одном Аде. Но что, если есть ещё одно райское место? Особое – не похожее на человеческий или собачий. Не Рай в нашем понимании, но нечто уникальное. Оно рождено не человеческой верой, а чем-то иным – высшей силой, которую невозможно осознать и чьё существование никто не подозревает.

Этот Рай не принимает души – он их забирает. Забирает наперекор любой воле, поглощает, превращая в часть своего мира. Мира, где нет места блаженству и покою, но есть вечная борьба за существование. Однако победа в этой борьбе может стать наградой. Наградой – является свобода. У каждого своя свобода, и ключ к ней у каждого свой.

Имя этому миру – Veterum.

Глава 1: Natantes terrae

Земли Natantes terrae безжизненны и необузданны. Небо и земля сливаются в единое полотно, окрашенное в желтоватый цвет. Лишь где-то на горизонте зияет огромный черный диск, похожий на вход в тоннель. Иллюзия? Нет – это действительно тоннель, но куда он ведёт, никто не знает. Никто не приближался к нему достаточно близко, чтобы рассмотреть его как следует.

Этот диск не излучает ни тепла, ни света, однако здесь тепло и светло. Может показаться, что существо способно выжить в этом месте, но на деле здешнее тепло может обжечь, а свет – ослепить. Существо запутается. В какую бы сторону оно ни направилось – оказывается затянутым в зыбучие пески и поглощённым ими навсегда.

Путь только один – по узкой извилистой тропе. Куда она ведёт – тоже неизвестно, хотя сама тропа видна на многие километры вперёд. Ступи в сторону – и ты будешь поглощён этим миром. Атмосфера здесь царила жуткая. Глядя на эти земли, любое существо невольно впадало в отчаяние. Необъяснимая паника наполняла крохотный животный разум, не позволяя сделать даже шаг. Сама воля к жизни подавлялась всепроникающим кошмаром, высасывающим последние силы.

Катулус спокойно брёл по тропе, перебирая маленькими лапками по иссохшей дороге. Поправляя доспехи, серый котик шёл уверенно, даже не оглядываясь. Доспехи сидели впору и не сковывали движения. Меч был закреплён на поясе, который также удерживал серебряную кирасу. Шлем он не носил – тот слишком сдавливал его торчащие уши и тем самым притуплял слух. Длинные усики двигались в такт с носом, работавшим с завидной старательностью. Янтарные глаза вертелись то вправо, то влево, не упуская ни единого движения. На нижних лапах были железные сапожки. Верхние же остались непокрытыми – кот предпочитал, чтобы все органы чувств оставались максимально обострены. Да и чесать за ушком было удобнее без перчаток. В правой лапке Катулус держал палку, служившую ему опорой, словно трость.

Вид у кота был измождённый, в обреченных глазах зияла извечная апатия – он мечтал как можно скорее покинуть земли Natantes terrae и сделать привал.

Он прошёл уже довольно далеко, но, казалось, ни на шаг не приблизился к чёрному диску на горизонте. Усталость Катулуса была не от физического напряжения, но от бессмысленности своего путешествия. Оно казалось бесконечно бесполезным. И всё же, опираясь на трость, кот продолжал путь. Его походка становилась всё более расслабленной – он шёл вразвалку, готовый оступиться и рухнуть в любой момент. Мир Natantes terrae забирал последние силы, будто прижимая пушистое тельце к земле. Уши уже прилегли к голове, мордочка словно стекала вниз.

Кот нечаянно ступил чуть дальше края тропы. В этот миг земля содрогнулась, точно пробудившись от долгого сна. Из-под песка выползли существа, когда-то поглощённые этим местом. Кошки, крысы, вороны, быки – безликие создания, чья история уже не имела значения. Их плоть была расплавлена и растягивалась, словно резина. По всей пустыне расползалась масса мёртвых животных, медленно перетекавших из стороны в сторону. Эти движения напоминали морские волны. Тропа раскололась на несколько частей. Животные окружили земляные обломки, пытаясь удержать их целыми. Расплавленные лапы соскальзывали в песок, но они снова и снова хватались за край тропы. Катулус выпустил трость – её тут же поглотила плоть одного из погибших. Кот быстро прилёг на землю, опасаясь соскользнуть с островка безопасности.

Части тропы хаотично расходились по пустыне, и попытки животных удержать их были тщетны. Гораздо успешнее им давалось поглощение этих обломков.

«Кораблик» уходил в свободное плавание, и Катулусу нужно было действовать. Убедившись в равновесии, кот встал на лапы и осмотрелся. Вокруг качалось мрачное море из стонущих существ, переливающихся во все стороны. Одного неосторожного шага было достаточно, чтобы вмиг присоединиться к этим бедолагам.

Катулус подошёл к краю своего колышущегося «корабля» и приготовился прыгать. Страшно. Но деваться было некуда – рано или поздно этот кусок будет разрушен. Прыжок!

Резиновая лапа одного из существ схватила Катулуса за сапожок. Короткая шерсть встала дыбом. Если бы не молниеносная реакция – кота давно бы утянули в эту мёртвую пучину. Он выхватил меч и вонзил его в земляной обломок. Лапа растеклась по доспехам, но Катулус был проворным – он выбрался на сушу. Если бы не ловкость и жажда жизни, он бы не отделался одним утерянным сапожком.

Катулус перепрыгивал с блока на блок. Он чувствовал себя увереннее, но не пренебрегал безопасностью – если цель казалась недостижимой, он не рисковал. Биться с живыми «волнами» мечом было бесполезно – тут действовало одно правило: бежать. Кот был осторожным. В отличие от местных мертвецов, попавших сюда по собственной глупости. Хотя, если разобраться, Катулус тоже был… не то чтобы глуп, но наивен. Катулус был уверен, что его попадание в мир Veterum – чистая случайность, навсегда окутанная тайной. Сам он не знал, как стал прямоходящим, как нашёл доспехи и меч, и как вернуться домой, к своей человеческой семье. Время в этом мире не играло роли – его просто не существовало. Катулус рисковал провести в поисках выхода вечность.

Точнее, он знал, что ищет – но не знал, где именно. Кот искал клубок. Обычный клубок из шерстяных ниток, символизировавший его свободу. Размотай его – и ты дома. Так он думал. Но где искать – понятия не имел.

«Море» оставалось бурным. Кот не знал, как его утихомирить. Подняв измученные глаза, он увидел огромную стену, сложенную из панелей. В тёмных окнах маячили силуэты животных с горящими, словно автомобильные фары, глазами. Как только их свет падал на Катулуса, море мигом устремлялось к нему. Собрав последние силы, кот метнулся через несколько островков и прижался к стене, где свет не доставал. Однако оставаться у стены было небезопасно – животные тянулись к нему, разбрасывая ошмётки своих лап. Кот понимал: нужно карабкаться вверх, одновременно избегая лучей света.

Путь по отвесной стене был тяжёлым. Катулус кое-как карабкался по едва заметным выступам, цепляясь когтями. Те часто соскальзывали, не позволяя взобраться на самый верх. Проникнуть в одно из окон он не решался – его страшили силуэты животных с яркими глазами. Едва он приближался к краю окна, как зверь внутри расплывался, заволакивая пространство тьмой. Темнота распускалась, словно цветок, и тянулась к Катулусу. Расплавленные существа ползли по стене, точно гусеницы, пытаясь ухватиться за лапки кота. Но Катулус был проворнее.

Взобравшись наверх, он обнаружил, что его тропа осталась прежней – она по-прежнему вела к горизонту. Оглянувшись, Катулус не увидел ни стены, ни окон, ни расплавленных зверей – перед глазами сияла та же тропа, никем не тронутая. Странно… очень странно. Но Катулуса это не тревожило – он не впервые замечал подобное.

В мире Veterum нет ни жизни, ни смерти. Ничто не рождается и ничто не умирает. Здесь есть только существование. Существа могут находиться в одной форме, а под влиянием мира обрести другую – лучшую или ещё более ужасную. Здесь, кажется, нет времени. Всё существование свёрнуто в один момент, который никогда не кончится.

И пусть существование здесь вечное, силы – отнюдь нет. Усталость сломила Катулуса. Он решил сделать привал у обломка стены. Взяв из мешка несколько веток, он разжёг костёр и, опершись на стену, попытался уснуть. Далёкий треск портил тишину, но усталость была сильнее. Расположившись удобнее, кот отправился в мир грёз, хотя сны в этих краях были редкостью.

Не успев как следует отдохнуть, Катулус вздрогнул и вскочил. Его светлый уголок плотно окружили высокие чёрные коты. Ни шерсти, ни лап не было видно – на фоне ночного неба выделялись лишь острые уши и горящие жёлтым пламенем глаза с тонкими зрачками. Они не двигались – их охотничий взгляд был устремлён на Катулуса. Кот прижал уши и зашипел, но коты не дрогнули – напротив, их глаза стали ещё ярче, а уши вытянулись вверх. На их мордах сиял дикий ужас. Точно стая голодных собак, засмотревшаяся на добычу и выжидающая нужного момента, чтобы растерзать её.

Катулус прижался к костру, и коты сузили круг. Он поджал хвост, боясь даже коснуться окружающей тьмы. Глаза чёрных котов буквально вываливались из орбит, что пугало его ещё сильнее. Кот вытащил из мешка оставшиеся палки, поджёг их и расставил вокруг. Слабый огонь мигнул и был поглощён тьмой. Катулус судорожно бросал в огонь всё новые ветки и припал к земле. Страх не позволял ему уснуть. Он держал лапы на рукояти меча, тревожно озираясь по сторонам. Десятки глаз следили за его дрожащей фигурой. Томительное дыхание наполняло воздух страхом. В слезящихся глазах кота отражалось пламя – символ временной безопасности.

Катулус устал бояться. Устал идти неведомо куда, надеясь найти заветный клубок. Он даже не знал, куда направляться, чтобы достичь цели. Это угнетало. Однако глубоко внутри он верил: выход из мира Veterum существует. Хоть и была его вера слаба…

Глава 2: Instructa desperandum

Катулус даже не заметил, как оказался в землях Instructa desperandum . Цвет здесь был совсем иной – мрачный и безжизненный, в отличие от ядовито-жёлтых равнин Natantes terrae , где его чуть не поглотило расплавленное море умерших. Вечная ночь не пугала кота – весь страх он оставил у костра, где на него из тьмы смотрела свора черных котов. Когда они исчезли, Катулус бросился бежать, и в темноте наткнулся на лесную тропу.

Справа и слева высились мертвые стволы деревьев. Они стояли так плотно, что напоминали непроницаемую стену. Пройти сквозь этот лес было невозможно. Оставался лишь один путь – вперёд. Последние ветки догорели в огне, и Катулус двинулся дальше, сопровождаемый лишь звуками ночи. Где-то раздавался ужасающий скрежет, где-то – предсмертные завывания, а порой – печальные стоны, перерастающие в надрывный плач. В душе кота нарастал страх, но он подавлял его, сколько мог. Не замечая, как шаг перешёл в бег, Катулус мчался вперед, стремясь найти спасительный лучик света.

За очередным поворотом он остановился и, ослабев, рухнул на колени. Наконец-то – свет! Он не был ярким или тёплым, но это был свет – единственный проблеск надежды в этом безрадостном мире. Он расталкивал тьму, словно покрывало, способное укрыть любого испуганного путника. Подойдя ближе, Катулус обнаружил, что свет исходит не от обычных фонарей. Их держали медведи. Нижняя часть их тел напоминала толстые древесные столбы, а верхняя – истощённые медвежьи туши. Облезлые, измождённые, побитые временем и судьбой – животные с последними силами удерживали железные фонари. Шерсть на них была огрубевшей, уши обрезаны, зубов почти не осталось. Печальное зрелище. Внезапно один из медведей опустился вниз. Фонарь разбился о камни, а его свет мигом впитала земля, не оставив следа. Некоторые медведи были уже мертвы. Катулус почувствовал искреннюю жалость к этим созданиям. Взобравшись на спину одному из них, он помог ему перехватить фонарь из одной лапы в другую. Затем закрепил фонарь у следующего медведя на шее – лапы больше не держались. Утопая в отчаянии, Катулус оставался добрым существом даже в этом мире.

Медведи в знак благодарности раздвинули деревянный заслон. Именно тогда раздался первый выстрел. Катулус припал к земле, прижав уши. Из-за угла показались два человеческих силуэта. Кот прижался к стволу и лихорадочно оглядывался, пытаясь найти путь к спасению. Медведи, в свою очередь, расступились, открывая ему дорогу в чащу. Перебирая маленькими лапами, Катулус бежал изо всех сил. Он огибал деревья, перепрыгивал через корни, проваливался во влажную землю, но снова поднимался и бежал. Если бы мог двигаться на четырёх лапах – давно бы оторвался от погони.

Лай гончих приближался. Топот эхом летел то справа, то слева. Неразборчивые возгласы охотников гудели в воздухе. Дробь просвистела над головой Катулуса, осыпав его щепками. Но он не останавливался. Кот понимал: если его настигнут, лучше попасть в адские ветра vehementi , чем быть загрызенным.

Один из псов вцепился ему в лапу. Равновесие нарушилось, и Катулус покатился вниз по склону, угодив в болото. Охотники нагнали его, вытащили на берег. Гончие всё ещё рычали, разбрасываясь слюной. Кот съёжился – не от холода, а от страха. Он попытался рвануть в сторону, но один из охотников схватил его за шкирку и бросил в клетку. Забившись в угол, Катулус замер и пристально наблюдал за своими похитителями.

Это были не люди. По форме они напоминали людей, но их силуэты были темнее самой ночи. Вместо глаз у них сияли белые впадины. То же самое – с гончими: вместо глаз – буро-красные круги. Катулус даже обрадовался, оказавшись в клетке. Только она отделяла его от острых зубов зверей. Охотники подняли клетку и взглянули на кота. Их взгляды встретились. Катулуса прошибли мурашки. Он почувствовал, как проваливается в эти белые глаза, будто в колодец. Круги росли, становясь больше головы, захватывая всё пространство. В голове зазвенел тонкий писк, заглушающий все чувства. Страх исчез, но в груди осталось тревожное волнение. Катулус отвёл взгляд – и страх вернулся, сжав сердце. Охотники переглянулись и продолжили путь.

Оправившись немного, Катулус осмотрел окружение. Оно не напоминало живой мир. Небо, земля, деревья, тропа – всё было будто нарисовано карандашом. Грубые штрихи создали деревья, частые – небо. Большой диск в небе был плотно заштрихован. Две полосы – тропа. Дом на холме был детальнее, но всё равно казался плоским. Всё вокруг – картина на бумаге, не имеющая ни конца, ни начала. Его это не пугало – он видел места и пострашнее. Единственное, о чём думал Катулус – как бы поскорее уйти отсюда.

Один из охотников постучал ногами у порога. Выбежали женский силуэт и девочка. Охотник обнял женщину, посмотрел ей в «глаза». Они долго стояли так, пока Катулус искал щель в клетке. Наконец охотник обратил внимание на котика и показал девочке свою находку. Увидев пушистого зверька, девочка радостно обняла охотника, похлопала в ладоши и утащила клетку в дом. Больше Катулусу не нужно было думать о побеге – девочка открыла клетку сама. Но кот не спешил выходить – это его напугало ещё больше.

Девочка сидела на кровати и не двигалась. Всё вокруг замерло, словно на картинке. Лишь Катулус пошевелился – и мир ожил. Девочка уткнулась лицом в клетку. Две белые точки в черном овале впились в кота. Он посмотрел на неё. Её глаза увеличились, стали большими кругами. Зрачки Катулуса расширились – он почувствовал странное умиротворение.

Глаза девочки росли, пока не стали больше головы. И вдруг – образы. Поле. Девочка играет с котом. Бросает мячик, гладит, вертит его в разные стороны. Кот доволен – мурчит, прыгает, терся о ноги. Затем девочка относит его домой. За ужином кормит со стола, хотя мать против. После небольшой ссоры девочка убегает в комнату, а кот следует за ней. Он укладывается к ней в ноги, замурчал и уснул. Катулус смотрел на это с интересом. В нём просыпались воспоминания – о жизни, которую он потерял, попав в Veterum . Он хотел лечь рядом с этой девочкой, чтобы уснуть в её объятиях. Но внезапно картина изменилась.

Теперь котик стоял на крыльце, ожидая хозяйку. Она вернулась, но с козлиными рожками. Обняла его. Всё вокруг начало расплавляться. Штрихи собрались в одну точку – точку объятий. И вот, из этой точки появилось обезображено-кривое лицо девочки. Она кричала и рыдала. Крик был невыносим. Катулус упал, зажав уши. Хозяйка метнулась по дому, стирая всё вокруг ластиком. Кот бежал, боясь быть стёртым. Но ничего не случилось. Всё стихло. И осталась только белизна.

Катулус лежал, согретый дыханием девочки, и впервые за долгое время не слышал тревожного стука своего сердца. Тишина вокруг казалась бархатной – мягкой, глубокой, как закатное небо. И он, существо, привыкшее быть наедине со своей тенью и превозмогать свои страхи, вдруг ощутил, как легко можно забыть обо всём – даже о том, ради чего шёл так долго. Но память, словно старая рана, периодически давала о себе знать. Где-то там, за пределами комнаты, где мир Veterum поглощал неопытных путников, ждал свой клубок. Не просто свитая пряжа, нет – это был символ, напоминание, след из прошлого, который Катулус не мог игнорировать. Словно бы что-то важное было связано с ним – нечто большее, чем простая игрушка. То ли обещание, то ли утрата, то ли ключ к пониманию того, кто он есть на самом деле.

Он мурлыкал, но в этом мурлыканье проскальзывали нотки сомнения. Покой был хорош, но разве он справедлив? Разве Катулус имел право остаться в чужих объятиях, отринув всё прежнее? Он не знал. Его мысли были как осенний ветер – то ласковый, то резкий, то вовсе исчезающий. Внутри его души происходила тихая борьба: остаться или уйти, стать чей-то частью или продолжить одинокий поиск, в котором, возможно, и смысла уже не осталось. Уют. Безопасность. Это казалось настоящим. А клубок… может, он его и вправду не существовало. И всё же, когда рассвет начнёт красить окна, он встанет. Когда-то…когда в черно-белом мире взойдут краски.

Некоторое время Катулус жил у девочки. Отдыхал, ел, играл. Но внутри что-то не давало ему покоя. Он не чувствовал себя частью этого мира. Хозяйка гладила его – он не ощущал тепла. Ел корм – не чувствовал вкуса. Лежал на траве – не чувствовал солнца. Он старался подавить это чувство отторжения, но оно выедало его изнутри.

Но о побеге он не думал. Не думал до тех пор, пока не встретил Капру – молодую антропоморфную козочку, которая забрела на крыльцо заштрихованного дома не то случайно, не то намеренно. Она нашла Катулуса на крыльце, где он чистил свои доспехи – чистота всегда была важна для него. Капра взяла его за лапу и молча потянула к тропе. Катулус сопротивлялся. Хотел уйти, но не мог бросить девочку. Кроме того, он помнил, как именно эта козочка похитила другого кота у своей хозяйки.

Дверь распахнулась. На пороге появилась девочка. Увидев Капру, она замерла. Козочка тоже застыла, стараясь не встречаться взглядом. Катулус заметил, как штрихи начали исчезать – мир стирался. Глаза девочки расширялись, а из второго этажа донёсся звук взводимого ружья.

Хозяйка медленно подходила к Капре, но не к Катулусу. Кот стоял в замешательстве: остаться или бежать? Девочка была уже в шаге от козочки. Её пальцы удлинялись. Из окна высунулся охотник с ружьём, направленным на Капру. Та не шелохнулась. Смотрела прямо в глаза девочке, боясь дышать. И в этот момент Катулус прыгнул к Капре. Они покатились вниз по лестнице.

Выстрел.

Силуэт девочки смазался, разливая повсюду чернила. Часть женского образа окрасила бумажный лист. Охотник взвыл. Капра очнулась и обняла Катулуса. Чернила, разлитые из женской головы, залили всё вокруг. И вдруг…белизна. Кругом белизна. Слышен лишь быстрый топот, уносящийся в пустоту.

Глава 3: Corporis

Катулус очнулся в пещере. Он принюхался – но ничего, кроме сырости, не почувствовал. Капры нигде не было. Тревожность, которая так сильно вцепилась в него в землях Instructa desperandum , сменилась новым, не менее сильным волнением, терзающим его маленькое сердце. Кот ещё не знал, что оказался в землях Horruit sub terra , и ему казалось, будто он вернулся в свой мир. Обоняние не обмануло – такой едкий запах мог быть только в подвале дома, где он недавно жил. Оставалось найти семью. Катулус так ждал встречи с ними, что забыл обо всём на свете. Он даже не заметил, как антураж пещеры плавно перетёк в старинный подвал.

Вряд ли это был подвал многоквартирного дома – скорее, частного особняка девятнадцатого века. Побитые кирпичи вываливались из стен. Потолок осыпался, а прогнившие деревянные балки едва держали его над головой. Из трещин пробивался влажный мох, медленно разраставшийся по всему помещению. Катулусу становилось не по себе. То самое волнительное чувство перевернуло его воспоминания, которые раньше казались тёплыми и ласковыми. Теперь от них веяло холодом, несчастьем и отчаянием.

Перед Катулусом возникла дверь. Кот осторожно взял меч и принюхался. Никаких опасных запахов. Тогда он аккуратно заглянул в комнату и увидел огромную голую крысу, прибитую гвоздями к доске. Кровь, сочившаяся из её ран, уже запеклась, но стоило животному шевельнуться – и они снова открылись. Уродливая морда была покрыта гнойниками. Вся кожа – в порезах и ссадинах. На плечах висел рваный пиджак, а на побитой голове сидела изогнутая корона.

Катулус медленно продвигался вперёд, каждый шаг его был осторожным, как у охотника, что выслеживает жертву в густом подлеске. Но внезапно – вопль. Омерзительный, пронзающий тишину, он вырвался из пасти крысы. В тот же миг потолок застонал, кирпичи посыпались дождём, трещины разбежались по штукатурке, точно паутина после удара молнии. Прогнулась балка. Захрипел воздух.

Из темноты, будто щупальце древнего чудовища, вырвался облезлый хвост крысы. Он взвился над её головой и рванул в сторону Катулуса. Гвоздь, вырванный со стеной, полетел в кота, но ловкость не подвела – Катулус увернулся, перекувырнувшись через плечо. Однако следующий удар пришёлся в грудь. Хвост обрушился, как палачья плеть, и отбросил кота в стену. С глухим стуком он врезался в камень. Металлическая кираса звенела, деформируясь, а наплечники разлетелись в разные стороны, точно осколки разбитого зеркала.

Катулус приподнялся. Пыль оседала на его морде, боль стреляла в боках, но мысли были ясны: пути назад нет. Крыса уже не была просто жертвой боли и времени – она стала воплощением этого мира, его безумия, его вечной борьбы. И потому Катулус принял бой. Покрепче сжав меч, кот ринулся вперёд, двигаясь так быстро, что казалось – он скользит между каплями дождя. Крысиный хвост снова взметнулся, рассекая воздух, но Катулус уклонился, проворно проскочив под ним. Ловко огибая хаотичные взмахи, он достиг цели – передняя лапа крысы, приколотая к доске. Одним точным движением кот проткнул её своим клинком. Крыса завизжала – звук был таким, что даже стены задрожали. С яростью, достойной зверя, она вырвала лапу из крепления и с силой обрушилась на Катулуса. Меч выскользнул из лапы кота, отлетев в угол.

Но Катулус не был безоружен. У него было то, с чем он родился, то, что никто не мог у него забрать – инстинкт. Когти. Острые, как ножи, они сами вспомнили, как нужно охотиться. Кот вцепился в плоть врага, вонзая их глубоко в гниющую кожу, покрытую гнойниками и коростой. Крыса извивалась, но Катулус держался, словно запутавшийся в паутине паук, что не намерен отпускать свою добычу. Как только хватка врага ослабла, кот метнулся вверх – по грязной, истощённой туше, раздирая плоть на своём пути. Его когти оставляли кровавые полосы, будто перья писца, выводящего финальную строку. Уже почти достигнув горла, Катулус услышал свист. Не простой – смертельный. Это крысиный хвост, точно кнут, сорвался с замаха. Кот пригнулся в последний момент. Точный, как удар судьбы, хвост просвистел над головой и обрушился на собственную хозяйку – прямо в её глотку. Крыса выгнулась, исторгая предсмертный визг, который оборвался в один миг. Ещё секунда – и лапа, до этого придавливавшая Катулуса, дернулась в последнем усилии и повисла в воздухе. Существо затихло.

Подвал рушился. Стены трещали, потолок сыпался, деревянные балки скрипели, как раненые звери. Катулус, весь в крови и пыли, вжался под тушу мёртвой крысы. Его взгляд метнулся по комнате, искал путь. И нашёл – в дальнем углу, чуть видневшаяся дверца, полуразрушенная, но всё ещё целая. Без колебаний, без лишних движений, он бросился к ней. За спиной рухнул камень, там, где он стоял мгновение назад. Дверь вышиб ударом плеча. Он успел. Только нога переступила порог – сзади прогремел взрыв, и мощный поток ветра Vehementi подхватил пушистое тельце.

Сопротивляться было бесполезно. Вихрь закрутил его, подбросил, перевернул в воздухе, будто игрушку, брошенную ребёнком. Катулус исчез в урагане, оставив за собой лишь эхо металлического звона и слабый запах страха.

Vehementi – беспощадный ураган, проносящийся по всем землям мира Veterum. Никто точно не знает, как было рождено это явление, но ходили слухи, что именно Vehementi приносил души зверей в древний мир. Поговаривали и о том, что Vehementi – прародитель мира Veterum, и именно этот ужасный смерч создал все здешние земли. И всё же – правду уже не найти, она затерялась где-то в глубинах этого мира, куда ещё никто из существовавших и существующих душ не добрался.Катулус видел лишь оранжевый свет и вращающийся смерч, перемалывающий не то землю, не то песок. Ветер был так силён, что кот не мог даже открыть глаз. Раскатистый гул подавлял желание сопротивляться. Его кружило, метало, бросало во все стороны. Только доспехи спасли его от гибели. И так же внезапно, как началось, всё закончилось – ветра выплюнули Катулуса в новый мир. Это были земли Corporis .

Катулус пришёл в себя среди бесконечных песчаных барханов. Небо выглядело искусственным – будто растёртая ржавчина на железном полотне. Над головой горел красный круг с белой окантовкой. Он казался раскалённым, но не грел – наоборот, словно высасывал тепло. Где-то вдали скрипело гнущееся железо.

Но самым страшным было то, что лежало в песках – великан. Его лицо было перекошено, изрыто сотнями морщин, которые будто стекались во все стороны, точно ручьи после дождя. Казалось, оно медленно таяло под лучами солнца, хотя тепло не касалось его плоти. Гнойные наросты проступали сквозь кожу, как язвы времени и забвения. Руки были вывернуты в противоестественных углах, торчали обломки костей, будто остов древнего дерева, разрушенного бурей. Плоть гнила, но не источала запаха – ни тления, ни гнили. В этом была своя жуть.

Обойти великана было невозможно – путь занял бы дни. Но для Катулуса время не имело значения. Он давно уже понял: в мире Veterum нет ни начала, ни конца. Один лишь бесконечный момент, повторяющийся снова и снова.

И вот внезапно красное солнце над горизонтом начало бледнеть. Белый ободок потемнел, растрескался. Из трещин потекла густая кровавая жидкость, похожая на расплавленную смолу. Первая капля ударила в землю – образовалась воронка, засасывающая всё вокруг. Песок, воздух, само пространство сжимались, стягиваясь в бездонную яму.

Катулус не стал ждать. Он бросился к великому телу, проскользнул между его кривых зубов, взобрался на язык и исчез в глубинах его горла – прочь от шума, от распадающегося неба.

Сколько времени прошло с тех пор, как великан упал в эти земли – никто не знал. Возможно, он был здесь всегда. Возможно, именно он дал жизнь этим местам, а его вечная гниль стала их законом. Как он попал сюда? Что искал? И сожалел ли, что так ничего и не нашёл? Эти мысли терзали Катулуса. Особенно когда он видел тех, кто обитал внутри великана – Cockroach , странные создания с шерстистыми телами и четырьмя иссохшими лапками. Их головы напоминали засохшие яблоки с тремя провалами вместо лица. Они жили в ранах и трещинах великана, прятались в его внутренних пустотах, наблюдая за каждым шагом чужака десятками пустых глазниц.

Катулус двигался осторожно, не выпуская рукояти меча. Он чувствовал, как за ним следят, как ждут момента, чтобы напасть. И этот момент настал. Один из Cockroach метнулся на него – стремительный, как тень. Реакция не подвела Катулуса: кот увернулся и одним точным ударом отсёк голову нападавшему. Тараканы заволновались. Сверху, точно призрак, возникло новое существо – полу-человек, полу-неизвестность. Верхняя часть черепа у него отсутствовала, а нижняя челюсть была невероятно длинной, почти опоясывающей горло. Из пасти хлынули сотни личинок, за которыми выскочил острый, словно клинок, язык.

Убегать было бесполезно. Катулус решил действовать. Он прыгнул в сторону, уклоняясь от ядовитого щупальца, но не успел полностью уйти – удар сбил его с лап, и кот полетел в темноту. Тоннель, в который он угодил, был живым – стены его пульсировали, сжимались, будто хотели поглотить. Cockroach не отставали. Их жуткое стрекотание вползало в уши, вызывая исступление. Но Катулус не собирался сдаваться. Он кувыркнулся, подхватил равновесие и помчался вперёд. Спотыкался, падал, цеплялся лапами за стенки, покрытые чем-то липким и склизким. По пути он раз за разом отбрасывал назойливых тварей, пока случайно не поскользнулся – и закатился вниз, по спирали, уничтожая всех, кто осмеливался преградить ему путь. Его пальцы сомкнулись на одном из сосудов, что вились вдоль тоннеля. Катулус резанул его мечом – и полетел дальше, в самую глубь этого странного организма. Толчок. Мрак. В этой тьме он не заметил сердца, что висело над ним, прикреплённое к старым, прогнившим аортам. Cockroach приближались. Их жуткий шум становился всё громче. Но Катулус не мог позволить страху взять верх. Он собрал последние силы, развернулся и ударил по сердцу.

Раздался глухой удар – и мощная волна вырвалась из плоти, разметав врагов в разные стороны. Сердце дало второй толчок. Третий. Сосуды окрасились в розовое, аорты начали пульсировать. Cockroach в панике разбежались.

Катулус замер. Он был рад, что враги отступили, но каждый новый удар сердца пробуждал в нём нечто иное – воспоминания. Образ девушки, которая когда-то держала его у груди. Её сердце билось так же, как это – ровно, тепло, живо. Мысли нахлынули с такой силой, что Катулус едва не задохнулся от них. Не в силах больше терпеть эту боль, он прыгнул, вонзил меч в аорту и разрезал её.

Сердце сжалось. Выпустило последний толчок. И затихло. Кровь хлынула по трубам, разлилась повсюду. Хижины Cockroach были смыты, сами создания – унесены в водовороте, где они растворились без следа.

Катулус карабкался вверх по сосудам, преодолевая извилистые коридоры внутри великана. Наконец он выбрался наружу – и перед ним раскрылись новые земли. Земли Domum corvus встретили его своим холодным молчанием, готовые принять нового путника в свои загадочные объятия.

Глава 4: Domum corvus, Albavallis и Spatium scabra

Сложно сказать, давно ли Катулус покинул земли Horruit sub terra и начал своё бесцельное скитание по равнинам Domum corvus. Здесь, словно в чаше, собрались все оттенки красного. Небо отливало не то ржавчиной, не то бурой патиной. Облака, пропитанные ядовито-красным цветом, то медленно плыли в одну сторону, то вдруг начинали кружиться на месте. Голые деревья были наклонены в одну сторону – точно застыли в мгновенном порыве невидимого ветра. Выжженная огнём земля едва прикрыта пожухлой травой. И куда ни глянь – нет ни единого намёка на конец этих безжизненных просторов.

Земля казалась раскалённой, поэтому Катулус обмотал лапы тканью. Он мечтал о привале, но не решался остановиться. Каждый раз, как только он замедлялся, его душу охватывала тревога, которую невозможно было объяснить. Погружённый в свои мысли, Катулус даже не заметил, как добрался до странного прямоугольного сооружения, сотканного из тысяч веток. Это была величественная постройка, напоминающая человеческое здание, но в то же время больше похожая на гигантское гнездо. Ещё до того, как Катулус достиг входа, его окружили Oriole sanguineum – стройные птицы с черным оперением и алыми жилетками. Их лица напоминали лицо ворона, глаза – два огромных чёрных зрачка. Только они расправили могучие крылья, как Катулус упал на колени – ещё одной битвы уже не вынести. Птицы опустили крылья и гостеприимно провели разбитого путника внутрь.

В дальнем конце тронного зала, среди перьев и старых веток, возвышался древний трон. В нём коротал своё существование старый ворон. Укутанный в серый плащ, он лапкой поправлял съехавшую корону. Из-под большого помятого клюва торчали седые перья. Его глаза были затянуты бельмом, а перья слежались в беспорядочную массу. Но несмотря на это, ворон всё ещё излучал угрозу – не столько взглядом, сколько размерами. Катулус был просто крошкой рядом с ним.

Птицы плотным кольцом окружили кота. Катулус поклонился, но вряд ли ворон это заметил. Присмотревшись к гостю, ворон повернулся к соседнему, более маленькому трону, и чуть заметно кивнул. Катулус перевел любопытные глазёнки на фреску, где был изображен ворон со своей дочерью, на головке которой сияла диадема из веточек со светящимися ягодками, напоминающими алмазы. И сейчас, её место пустует. Видимо, ворон просил помощи в поисках исчезнувшей наследницы. Катулус снова поклонился, выразив согласие помочь в поисках – выбора у него не было. Катулус слишком хорошо понимал любовь к утерянному, ведь сам был потерян в этом мире.

Старый ворон ответил поклоном и вытащил из-под плаща связку старинных ключей. Один из Oriole sanguineum забрал их и открыл дверь, ведущую к вагонетке. На месте уже сидела Carpodacus roseus – маленькая птичка с розовой мордашкой и серым плащом. Завидев Катулуса, она радушно защебетала, размахивая пёстрыми крылышками. Котик же пока не знал, как ему реагировать на нового спутника. Carpodacus roseus двинула рычаг вперед, и вагонетка тронулась. Дом ворона остался далеко позади. Кругом вились спирали железных рельсов, напоминающие парк аттракционов. Железный скрежет столь сильно резал слух, что Катулус невольно прижимал ушки к голове. Его янтарные глаза лихорадочно скакали от одной вагонетки к другой – зрачки то расширялись, наполняясь непроглядной чернотой, точно надуваясь, как шары, то сужались до тонких вертикальных полосок. Каждый поворот пути заставлял Катулуса инстинктивно пригибаться – казалось, что вагонетка вот-вот сорвётся с рельсов, разбившись о каменную пропасть. И не без оснований: сама дорога была старой, изъеденной временем и ржавчиной, готовой обрушиться в любой момент.

Страх усилился, когда кот бросил взгляд вниз. Там, под ногами, бушевали песчаные бури – плотные, яростные потоки, способные поглотить всё живое. Но здесь, в мире Veterum , они не сулили смерти – её просто не существовало. Зато могли унести в такие глубины, где забывается даже имя. В места, где не осталось ничего живого. Где нет ни пути назад, ни надежды на выход. Что-то вроде вечного заключения. Carpodacus roseus управляла вагонеткой ловко, несмотря на её хрупкий вид. Птичка легко переводила их по рельсам, словно водяной паук по водной глади, уводя от смертельных порывов ветра. Она время от времени чирикала, будто успокаивая Катулуса. И котик чувствовал её намерение. Они миновали множество развилок, спиральных путей, соединений, которые могли запутать даже опытного проводника. Наконец, вагонетка вырвалась к месту, где ветер стих – в земли Albavallis .

Тишина здесь была почти оглушительной. Жёлтые пески сменились белыми, как свежевыпавший снег. Не было ни бурь, ни ветров, ни железной какофонии – только вечный штиль. Над головой простиралось чистое голубое небо, украшенное перистыми облаками – такими знакомыми, родными, как воспоминание о прошлом. А главное – солнце. Настоящее. То, которое светило и грело. Катулус вытянул лапы, позволил себе сладко зевнуть. Впервые за долгие странствия можно было расслабиться. Даже немного забыть о страхе. Carpodacus roseus тоже радовалась. Её мелкая головка двигалась в такт весёлому чириканью. По белым барханам тянулись следы, оставленные невидимыми путниками, ушедшими далеко за горизонты. За спиной остались сотни рельс, десятки опасных поворотов. Их путь продолжался.

Но внезапно Carpodacus roseus выпрямилась, замерла. Её чирик был резким, тревожным. Катулус напрягся. Перед ними, по белому песку, плелись фигуры Mortem – согбенные создания в чёрных плащах, вооружённые длинными косами. Они не обращали внимания на животных, но одно их присутствие рождало ужас. Один из Mortem провёл лезвием по песку и вытащил из него тушу совы. Другой насадил на косу исхудавшего белого кота, освободив его от доспехов и аккуратно упрятав тело в капюшон. Как будто бы проглотил его целиком. И ушёл дальше.

Mortem собирали души тех, кто потерялся в этом мире. Не ради спасения, не ради милости – а чтобы увести ещё глубже в кошмар, который невозможно описать словами. Иногда из песка взлетали чёрные птички, но те тут же истончались, становясь сухими листьями. Mortem подбирали их с той же аккуратностью, с какой убирают следы преступления. После них оставалась идеальная чистота – будто никто и никогда не ступал по этим землям. Катулус наблюдал, готовый в любой миг вскочить, хотя силы были на исходе. Он не хотел бояться, но его сердце сжималось. Впереди – развилка. Правый путь был разрушен. Carpodacus roseus перевела рычаг влево. Её движения были точными, но в них проскальзывала неохота. Белые земли остались позади. Теперь перед ними раскрылись Spatium scabra – земли, покрытые ржавчиной, болью и неминуемым упадком.

На границе двух миров песок резко обрывался в бездонную пропасть. Голубое небо стало плоским, будто начертанным на холсте. Цвет его изменился – вместо мягкого синего теперь – пятна ржавчины, разъедающие поверхность. Чем дольше Катулус вглядывался, тем явственнее чувствовал, как мир вокруг гниёт буквально на глазах. Антропоморфные лисицы, подвешенные на верёвках, пытались оттирать ржавчину тряпками. Тщетно. Местами небесная кора была истончена до предела – открывались чёрные полости, за которыми пряталась загадка. По легендам, когда небо окончательно проржавеет, на Veterum опустится Aeternumsilentium – великая тишина, уничтожающая всех. Лисички знали это. Потому и боролись. Потому и не сдавались.

Вагонетка резко затормозила. Ржавчина стала слишком толстой, чтобы продолжать движение. В этот самый миг сверху сорвалась одна из лисиц и рухнула прямо в вагонетку. Рельсы затрещали. Carpodacus roseus взмыла вверх, пытаясь уйти от падения. Катулус протянул лапу, но не успел. Его последняя надежда на спасение ускользнула. Конструкция рухнула. Кот оттолкнулся от вагонетки, попытался прыжками пробиться к своей спутнице, но очередной кусок железа ударил его с такой силой, что он уже не мог сопротивляться. Птица рванула за ним. Почти схватил её за хвост…но неожиданно лапа другого зверя вцепилась в её шею. Carpodacus roseus взвыла, завертелась в воздухе и исчезла в темноте, оставив Катулуса одного. Одинокого, беспомощного, летящего вниз, словно перо в урагане.

Яркий круг над головой сужался. От него осталась лишь маленькая белая точка. В угасающем сознании кота вспыхивали обрывки прошлого – как его, ещё котёнком, сбросили с балкона. Как он жил в подвале с мамой. Как однажды она не вернулась. Как он выбрался наружу, голодный и одинокий, и попал в руки детей. Как они вынесли его на крышу… и бросили вниз. Он не боялся. Воспоминания заглушили страх, но породили нечто важное – понимание собственного существования, отличного от прежней жизни. Он уже не был тем, кем был раньше. Он стал частью Veterum , мира, где смерть – лишь преображение. Где каждая опасность не убивает, а меняет тебя до неузнаваемости. И, быть может, именно это и страшнее смерти.

И потому, падая в бездну, Катулус не чувствовал боли. Только любопытство. Любопытство того, куда приведёт его падение. И что станет с ним в конце этого бесконечного полёта.

Глава 5: Viaheroibus и Rapinaecranium

Быть может, Катулус уже мечтал о смерти. О той, что властвовала в ином мире, но никак не в этом. Бесконечные странствия по миру Veterum измотали его до предела. Котика могли мучать раскалённые земли, терзать мерзкие твари, давить каменные плиты – но ни в одном случае он не найдет смерти. Та вечная сущность, которая в ином мире казалась кому-то проклятием, а кому-то даром, здесь стала чистым ужасом для каждого обитателя этого мира.

Как долго летел Катулус в черную пучину – неизвестно. Как только последний луч света исчез перед заплывшими кошачьими глазами, Катулус оказался рядом с покосившемся монументом, в жутких землях Viaheroibus. Всё вокруг затянуто густым туманом. Цвета здесь отливали ядовито-зелёным. Повсюду высились скрюченные ветви старых деревьев, пробивающие себе путь сквозь вымощенную кирпичами площадку. Над лесом парили раздробненные части многоэтажек, осыпающиеся бетонными осколками. На горизонте сиял яркий круг – словно застрявшая в небе жемчужина. Этот вид завораживал Катулуса, и его зрачки расширились так, что янтарные радужки исчезли.

Кот повернулся. На вершине монумента сидел воробей, не без любопытства разглядывая котика. В этот момент раздался звон цепей. Только тогда Катулус заметил окружавших монумент животных. Все до единого были закованы в миниатюрные доспехи – железо было буквально отлито на их бедных тушках. Завидев Катулуса, лисица дернулась вперёд – и медвежонок, стоявший напротив, резко откатился назад и повалился на землю. Катулус отпрянул в сторону и зашипел. Затем, он догадался, что цепи соединяли заключенных зверей, и каждый прыжок вперед у одного, вызывал у другого движение в противоположную сторону.

Рядом с Катулусом сидела маленькая мышь в рваном плаще. Почесав шрам на мордочке, она упала на колени и жалобно запищала, словно просила помощи. Слева сидел ушастый пес в потёртой кольчуге. Он не обращал внимания ни на Катулуса, ни на прочих узников. В его слезящихся глазах, похожих на стеклянные бусины, плескалось отчаяние. Он не просил ни спасения, ни смерти. Он просто хотел показать всем своё горе. Медвежонок беспомощно стонал, глядя на Катулуса. В этот момент лис потянул цепь на себя. Медвежонок резко откатился и ушёл в землю. И чем сильнее тянул лис, тем глубже опускался медвежонок в холодную почву. Кролик почти слился с деревом. Кора поглощала его без остатка. От его белой мордочки остался лишь один заплывший гнилью глаз и обвисшее до земли ухо. Кролик принюхался и перевёл на Катулуса свой уставший взгляд.

Катулус осмотрел каждого из затворников. И узнал в них… себя. Ведь он такой же беззащитный, такой же жалкий перед лицом всех опасностей Veterum . Он не лучше этих животных, несмотря на свою мнимую свободу. Раньше, в ином мире, Катулус не задумывался о смерти других животных. Он не замечал, как одни погибали под колёсами авто, другие – от холода и голода, третьи – от лап своих же сородичей. Теперь он понимал: рано или поздно станет таким же несчастным существом. Вопрос лишь времени и удачи.

Чирик.

Катулус даже не успел обернуться – внезапно на него обрушился волк. Его тело было охвачено черным пламенем, глаза полыхали красным светом. Котик заверещал, но страх не сковал его – он резко оттолкнул зверя задними лапами и встал в боевую стойку. Вокруг уже смыкалось кольцо. Целая стая окружала Катулуса, медленно сужая пространство между собой и своей жертвой. Он чувствовал их ярость, их голод, их непреодолимое желание разорвать его плоть. И знал: стоит убить одного – и остальные набросятся с ещё большей силой. Он не мог позволить себе ошибку. Не здесь. Не сейчас.

Прижавшись к монументу, Катулус держал меч наготове. Но именно в этот момент в дело вмешался лис. Рванув цепь, он хлестнул ею по морде одного из волков. Удар был точным – голова зверя отделилась от туловища и покатилась прочь, рассыпаясь искрами. Второй волк, рыча, бросился на лиса, поглощая его своим пламенем. Лис исчез в огне без единого крика. Не теряя времени, Катулус метнул свой меч. Клинок рассёк воздух и поразил следующего волка в самое сердце. Зверь взвыл – и разлетелся на сотни мерцающих искр.

Мышь, до этого прятавшаяся в тени, неожиданно вскочила. Её длинный хвост со свистом ударил по морде очередного хищника. Волк зарычал, но не успел ответить – бык, что до этого лежал, словно забытое время, внезапно сорвался с цепи. С грохотом он врезался в стаю, давя волков своими копытами, точно по хрустящему хлебу. Черное пламя охватило его ноги, но это лишь усилило его ярость. Бык ревел, метался, крушил всех на своём пути. И вот – рухнул на монумент, разваливая его основу.

Катулус не стал ждать. Он вскочил на четыре лапы и стремительно взобрался по шаткой конструкции. Мышцы горели, лапы дрожали, но он не останавливался. Выживание стало рефлексом. Инстинктом. Нужной частью его существования. Именно тогда он понял: воробей, который всё это время сидел на вершине монумента, не был просто птицей. Он был ключом. Возможно, связующим звеном между этим миром и чем-то большим. Что-то подсказывало Катулусу, что эта птица знала больше, чем показывала. Что её появление неслучайно. И что её исчезновение может стать концом всего, что он видел.

Но воробей попытался уйти. Он взмахнул крыльями, готовясь взлететь. Однако Катулус был быстрее. Он бросился вперёд, зубы щёлкнули – и птица оказалась в его пасти. В следующее мгновение монумент рухнул. Бык, всё ещё охваченный пламенем, продолжал биться в судорогах, давя тех, кто осмеливался приблизиться. Пыль, камни и пламя смешались в один хаотичный водоворот. Огонь лился повсюду, как река, разъедающая плоть и время. Катулус сжал челюсти. Хруст маленьких костей. Мгновение. И – свист. Громкий, резкий, будто треск разрывающегося мира.

И всё исчезло.

Тишина. Темнота. Пространство оборвалось, будто его никогда и не было. Только вдалеке, где-то за пределами восприятия, замаячили очертания нового места – холодного, чужого, ждущего. На фоне губительной черноты проявилась тень замка Rapinaecranium. Катулус слышал о нем. По легендам, в этом замке властвовал Фурорем – сиамский кот, вошедший в историю как один из первых обитателей мира Veterum. Некоторые даже считали его создателем этого мира. Его ум – гениален, а ярость – неизмеримо велика. Мирные земли рушились под его лапами, порабощённые им создания страдали, а желающие покончить с ним обрекли себя на вечное существование в самых мучительных уголках Veterum. Теперь Катулус понял – появление воробья ознаменовало приближение Фурорема.

Катулус забрался в самое сердце замка. Перед ним – огромный собачий череп, внутри которого застыла окаменевшая армия котов. Все они держали копья и щиты, ожидая приказа. По воздуху плыли мотыльки, с которых сыпалась блестящая пыль. На внутренней поверхности черепа были нарисованы картины, которые рассказывали о былых битвах: армия лисов из Viaheroibus против одного Фурорема; Медведь, взводящий моргенштерн над Фуроремом; гигантская белая сова, которая стояла на побежденном Фурореме, расправив крылья. И несмотря на то, что на некоторых картинах Фурорем изображен побежденным, на самой крупную из всех картине изображен сидящий на троне Фурорем. Катулус догадался, что все нарисованные существа были побеждены.

В глазницах собачьего черепа стояли два трона, собранные из древесных корней и ветвей. Ещё один виднелся в носовой полости и был заметно больше остальных. Видно, это и есть трон сиамского кота. У его подножия Катулус разглядел маленького котёнка породы экзот. Он не смотрел на Катулуса. Прижавшись к трону, он дрожал, глядя в пустоту. Его большие глаза и глуповатое выражение лица растрогали Катулуса. Он захотел помочь этому бедному существу.

Неожиданно, из-за трона поднялась гигантская белая сова. Катулус не дрогнул перед вытянутой пушистой мордой, на которой резко выделялся крючковатый клюв и большие черные глаза. Сова повернула голову под прямым углом. Катулус дернулся к котёнку и сунул его под кирасу, но уйти не успел. Расправив грозные крылья, сова схватила Катулуса за наплечники и понесла прочь от замка. Катулус не растерялся. Борьба с громадной птицей – мелочь по сравнению с тем, какие опасности он преодолел в других землях мира Veterum. Катулус вцепился когтями в тонкие лапы. Птица взвизгнула и резко нырнула вниз. Катулус полетел в спиральную бездну, вращающуюся вокруг одинокого человеческого глаза. Из спирали повылезали сотни людских рук, жадно тянущиеся не то к коту, не то к сове. На грязных ладонях Катулус различал человеческие лица, молящие о помощи. Лица растягивались, искажались в боли. Сам кот тоже чувствовал, как его тушка вытягивалась, точно пластилин, и теряла свою форму.

Котёнок жалобно мяукал из-под кирасы – тоненький, прерывающийся звук, похожий на плач новорождённого. Он звал на помощь. Катулус прижал его покрепче к себе, свернулся в плотный клубок и закрыл глаза. В этом мире, где каждый шаг мог стать последним, он оставался единственной защитой для маленького спутника. Сова рванула вниз, несясь сквозь мглу. Резким броском она швырнула Катулуса в человеческие руки и сама устремилась прочь, ловко уворачиваясь от цепляющих пальцев. Людские конечности заволновались, потянулись к коту, но внезапно начали дергать друг друга, точно спутанные нити в руках неумелого плетельщика. Среди этой схватки один глаз, юркий и любопытный, проскользнул между рук и поглотил обоих котиков. Глаз был холодным, как стекло, и голодным, как пасть бездонной ямы.

И вот – полёт. Падение. Бесконечное скольжение вперёд, подхваченное невесомостью. Вокруг – только пустота. Бескрайняя, безликая, давящая на разум. Катулус не спешил раскрываться. Он оставался в своём клубке, полностью оберегая котёнка. Молчание было не просто тишиной – оно было силой, что давила на сердце, заставляло ожидать нового удара судьбы. Но ничего не происходило. Только где-то вдали доносился тонкий свист – будто ветер гулял по трубам старого дома. И в этот момент невидимая мощь схватила Катулуса за спину и рванула вниз. Он полетел. Пространство стало шахтой, древней, забытой временем. Ни начала, ни конца – только движение. Затем коридоры. Длинные, мрачные, обвитые проводами, что жужжали, как живые. Из них торчали собачьи морды – безглазые, с оскаленными зубами. Они открывали пасти, словно хотели проглотить прошлое, настоящее и будущее. Катулус вцепился в стену, но та уже не была стеной. Она приняла образ мягкой ткани, почти материи бытия, и потянула его глубже, внутрь себя. Туда, где всё стекалось в одну точку – точно вода в смыве. Он понимал: сопротивляться бесполезно. И потому позволил себе быть унесённым. Но котёнок экзот думал иначе. Выбравшись из-под кирасы, он нырнул прямо в ткань, оставив на ней свой след – странный узор, будто отпечаток души. Катулус не мог оставить его одного. Он последовал за ним.

Пространство снова замерло. Невидимое и безмолвное. Катулус не знал, что страшнее – открыть глаза и встретиться с новым ужасом или оставить их закрытыми и сдаться. Его воля к жизни истощалась, исчезала, как вода в засушливом краю. Но котёнок не думал так. Он был полон детской наивности, которая не знала страха. Открыв глаза, он первым увидел то, что окружало их. Вдоль всей поверхности тянулись мёртвые туши животных – бесконечная процессия трупов, ведущая к огромному белому кругу на горизонте. Внутри него лица людей терзали друг друга, пожирали, перемешивались в плотную массу боли и смерти. Вокруг круга струилось сияние – не огонь, не свет, а нечто между ними. Белое, почти прозрачное, оно исходило из невидимого лица, скрытого во тьме. При каждом его выдохе – вспышка. Яркая, обжигающая, как удар молнии.

Котёнок взял Катулуса за лапу и поплыл к кругу. Что он чувствовал? Не страх. Не понимание. Интуиция – та, что не поддаётся разуму. Та, что вела многих путников к гибели или к чему-то большему. Он двигался, не колеблясь. Почти достигнув цели, он услышал знакомый чирикающий порыв – это Carpodacus roseus , розмолицая птичка, которая когда-то вела их вагонеткой по ржавым рельсам, метнулась к кругу и исчезла в очередном ослепительном всполохе. Чёрное полотно затрещало. Трещины побежали по нему, как молнии. Пространство распалось на крупицы. Катулус упал. Мягко, как опавший лист, он приземлился в кучу других листьев – осенних, хрупких, тихих. И впервые за долгое время – тишина была не враждебной. Она была… мирной.

Катулус очнулся в новых землях – Amplexari .

Глава 6: Amplexari, Lacus Somniorum, Frigidus cor meum и Inaeternum.

Земли Amplexari были, пожалуй, самыми спокойными во всем мире Veterum. Они представляли собой бескрайний осенний лес, пересечённый единственной тропой – из ниоткуда и в никуда. Посреди неё стояла деревянная скамья, на которой можно было увидеть то человека в шляпе, то обычного милого котика, то грациозного антропоморфного голубя. Попасть сюда считалось удачей для любого блуждающего путника. А учитывая, что никто не ждал удачи в мире Veterum , это было приятной случайностью для любого его обитателя. Легенды гласили: сюда может попасть только существо, терзающееся в поисках чего-то важного для себя. И Катулус как раз был таким существом.

Кот очнулся и, открыв глаза, сразу же зажмурился. Через некоторое время он осторожно осмотрелся. Перед ним – настоящий лес. Настоящее яркое солнце, излучающее тепло. Воздух наполняли птичьи трели. Он поднялся на лапы, но тут же упал, опираясь на дерево. За всё время странствий по Veterum он не встречал таких мирных мест. Даже если земли казались безопасными, они часто оказывались ловушкой. Поэтому Катулус оставался настороже. И правильно – рассмотрев небо повнимательнее, он заметил, что вокруг леса сгущается тьма. Лишь небольшой круг света освещал Amplexari , словно прожектор в бездне.

Катулус медленно бродил среди деревьев, разыскивая пропавшего котёнка. Возможно, этот маленький непоседа уже вовсю плещется в желтых листьях и наслаждается покоем. С каждым шагом желание остаться здесь захватывало Катулуса. Подобное чувство он уже испытывал в Instructa desperandum , но теперь всё было иначе. Тогда он видел лишь холодные образы прошлого. Здесь же дышала сама память – живая, тёплая, убаюкивающая. Он перестал думать о просьбе старого ворона; о котёнке, которого пытался спасти; даже о клубке, ради которого начал свой путь. Мысли отпустили его. Осталось одно – желание лечь в листву и больше не двигаться.

Дойдя до одинокой скамьи, Катулус увидел милого щенка, коотрый, завидев котика, радостно завилял хвостиком и приветливо тявкнул. Потянувшись к котику, щенок неуклюже свалился под скамью и утонул в листве. Катулус попытался помочь ему, но вдруг остановился – его внимание привлек…розовый клубок . Тот самый! Его заветная цель, за которой он гнался сквозь вечность. Котик отпрянул назад от неожиданности, побоявшись даже взглянуть на этот предмет. Но соблазн был сильнее страха. В мыслях возникло воспоминание: далёкое детство, когда его подкармливала старушка в розовых варежках. Однажды она обронила клубок розовых ниток. Катулус нашёл его и забрал в своё логово. На следующий день женщина исчезла. Спустя время он почуял её запах – странный, прогнивший, хотя ранее запах веял теплом и заботой. Женщину пронесли мимо котёнка в деревянном ящике. С тех пор Катулус на долгое время лишился своего тепла. Клубок стал для него символом надежды – однажды, старушка вернётся. Но шли годы. Дыру, через которую котик проникал в подъезд, залили бетоном, и котику пришлось уйти.

Катулус протянул лапу… и всё вокруг замерло. Золотые листья, сорванные с ветвей, медленно тянулись к земле. Клубок покатился прочь и скрылся под слоем листвы. Скамья треснула. Лес замер… и в следующее мгновение всё вспыхнуло. Катулус оказался в самом сердце ветров Vehementi . Режущие песчинки полосовали морду. Мирную тишину сменил истошный вой, насилующий слух. Лапки онемели. Котик попытался свернуться клубком, но из-за резких порывов сделать это было почти невозможно. Над ним пронеслась костяная лапа, за которой последовала тень огромной собачьей головы. Катулус пролетел между рёбер, ударился об костлявых хвост. Краем глаза Катулус заметил широкое зеркало, что расстилалось под собачьими лапами. И котик летел прямо на него. Касание с поверхностью оказалось мягким – котик плавно погружался в вязкую жидкость. В следующее мгновенье собачья лапа наступила на зеркало, и оно разлетелось на тысячи осколков. Катулус выдохнул. Опасность осталась там, в беспокойстве диких ветров.

Катулус мягко плыл по течению, словно перышко, упавшее в бездну времени. Пространство вокруг было плотно затянуто темнотой – знакомой и неизбежной, как дыхание мира Veterum . Сотни звёзд падали с неба, одна за другой, гася свой свет в воде с тихим шипением, будто последние вздохи угасающих воспоминаний.

Вдоль горизонта мерцала едва заметная голубая линия – слабое отражение чего-то давно забытого, что когда-то называлось надеждой. Но Катулус уже не искал её источник. Его глаза были устремлены к небу, где яркие точки прочерчивали черноту вечности. Он потянулся к одной из звёзд, осторожно прижав её к груди, точно ребёнок, нашедший потерянный кусочек былой теплоты. Больше он не двигался. Не боролся. Не думал. Только дышал – медленно, глубоко, почти неслышно. Течение уносило его всё дальше от боли, от страха, от мыслей о выживании. И пусть он не знал, куда оно ведёт, но больше не хотел знать. Впервые за долгие странствия Катулус чувствовал покой. Не победу, не освобождение – просто покой. Тишину, которая не жгла, не рвала, не манила обманчивыми целями. Она просто была.

Может быть, именно так должен закончиться его путь – не в последней схватке, не в спасительном прыжке, а в этом бесконечном скитании, где нет ни начала, ни конца. Может быть, это и есть высшее умиротворение – не смерть, но отсутствие необходимости сопротивляться ей. Он достиг Lacus Somniorum – самого глубокого места мира Veterum , откуда ещё никто не возвращался. Но теперь ему не нужно было возвращаться. Он устал быть героем. Устал быть искателем. Устал быть даже собой. И пусть течение унесёт его вовсе. Пусть забудут его имя, его след, его боль. Пусть растворится он в этом тёмном и бескрайнем покое – как одинокий зверь, наконец нашедший то, чего искал всю свою жизнь.

И если Катулус уже отпустил своё существо, предпочитая вечное пребывание в тиши, козочка Капра, которая ранее исчезла после событий в Instructa desperandum, не думала предаваться забвению. Как она оказалась здесь – неизвестно, да и сама она вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Капра противостояла усталости и спокойствию, которые могли поглотить любого. Её копытца робко касались воды, рождая тихое, почти не слышимое волнение водной глади. Заметив Катулуса, она оттолкнулась от крысиной тушки и полетела вверх. Котик уже пребывал в глубоком покое, и даже не заметил свою знакомую. Его поблекшие глазки застыли, как две льдинки. По краям глазниц засохли слёзы.

Капра насильно вытащила звездочку из его лапы и бросила в воду. Катулус медленно перевёл взгляд на неё. Пасть приоткрылась. Козочка нежно обвила его своими человеческими ручками. Кошачьи зрачки сузились, раны начали затягиваться, шерсть снова стала мягкой. Пустота в сознании заполнилась волей к жизни. Но эта воля была бессильна – выхода из Lacus Somniorum не было. Эти земли находились слишком глубоко в Veterum . Выбраться мог только тот, кто обладал невероятной силой духа. Такой, как Фурорем – единственный, кто когда-либо ушёл отсюда живым. Как ему удалось можно только гадать. У Капры была догадка. Катулус понимал, но не хотел принимать её. Потерять волю к жизни – лучше, чем очутиться в ещё более страшном месте. Но Капра не спрашивала его мнения. Она толкнула кота в воду и последовала за ним.

Погружение было стремительным. Как только Катулус коснулся воды, её плотность исчезла. Его окружили сотни сухих рук, рванувших его вниз. Скорость нарастала. Он пролетал через арки, ржавые трубы, сырые подвалы и разрушенные комнаты. Вокруг витали человеческие вещи, забытые в реальном мире. «Белый» шум, знакомый по телевизионному экрану, теперь ревел внутри, отделяя кожу от мышц, мышцы – от костей. Пространство искажалось, принимая формы круга, волн, пустоты. И в этой бездне Катулус различил гигантский зрачок, куда стекались все эти образы.

Руки всё сжимались. Катулус чувствовал, как его тело растягивается, как резина. Только благодаря Капре он сумел вырваться. Но поток длинных конечностей не отпускал их. Капра схватилась за цветы неподалёку. Ромашка распустилась. Козочка вырвала её и метнула в руки. Лепестки оторвались, пространство расплавилось, превратившись в размытые краски. Лианы подхватили путешественников и унесли меж облаков, сложенных из человеческих лиц. Катулус крепко держался за Капру, опасаясь потеряться в Memento . Капра знала: если хоть немного сбиться с пути, можно навсегда остаться здесь, превратившись в призрак своего прошлого. И у каждого – свой призрак. Катулус не знал, что видела Капра. Но по её глазам понял – страх в них был настоящим.

Нырнув в деревянную раму, они оказались в центре водного вихря. Лианы растворились. Капра зажмурилась. Крики, доносившиеся из её ушей, резали воздух. Катулус пытался встряхнуть её, но она не отвечала. Пальцы разжимались. Кот вонзил когти – без толку. Капра ушла внутрь себя. Катулус остался наедине с землями Memento.

Водный поток превратился в рой насекомых, вползавших в человеческую пасть, откуда выползали длинные пальцы. Катулус пытался отбиваться мечом, но было бесполезно. Он проклинал себя – зачем послушался Капру? Зачем ушёл из Lacus Somniorum? Боль нарастала. Белый шум усиливался, разрывая тело на части. Но страх постепенно уступил место игривому безумию. Катулус жаждал столкновения. Его мысли превращались в хаос. Он обхватил Капру и бросился навстречу врагу.

И тогда из его пасти вырвался воробей – тот самый, которого он проглотил в Viaheroibus . Чирикнув, он развернулся, точно лист бумаги, и перед котами расстелились земли Frigidus cor meum . Шум оборвался. Холод сковал нос, шерсть встала дыбом, подушечки на лапах онемели. Катулус и Капра оказались в Frigidus cor meum – землях, где впервые в Veterum он почувствовал холод.

Frigidus cor meum была чужда ему. Он бывал в землях, где пекло жарило кожу, где душило тепло, где неощутимость времени делала мир абстрактным. Но холода он не знал. Всё вокруг покрывал лёд, на котором лежали покрытые инеем листья. Над головой – водная гладь, из которой падали осенние листья и моментально замерзали. Ни одного существа в округе. Катулус решил, что они в ледяной ловушке, откуда нет выхода. Но Капра не паниковала. Она знала, что делать. Указав на водную гладь, она намекнула – нужно просто «утонуть». Катулус не доверял, но выбора не было. Капра первой бросилась вверх. Из воды вылетели щупальца. Кот рубил их, пока не заметил, что Капра не сопротивлялась – она уверенно тянулась к ним. Он снова и снова рубил щупальца, пока одно не схватило его за лапу и не утянуло вниз. Капра прыгнула следом. На мгновение Катулус ощутил нечто родное. Тепло. Такое, которое рождается, когда рука человека гладит тебя по спине. Но оно быстро сменилось болью – болью отверженности, унижения, насилия. Боль, напоминавшая о людях, которые бросали его в мусорные баки, кормили отравой, издевались над животным. Эта боль высасывала последние силы. Но нужно было бороться. Бороться дальше. И даже не ради себя. Ради своей спасительницы.

Memento – земли, скрытые в самых недрах Veterum , являлись сердцем всех страданий. Сюда нельзя было попасть случайно или по воле других. Путь сюда лежал через последний миг существования – через воспоминания, через сожаления, через болезненные сны. Цвет здесь – тёмно-коричневой глубины. Серое небо давило, не позволяя выпрямиться. Огромные кляксы на фоне неба напоминали брызги краски, стекающие по холсту. Повсюду стояли короба, доверху забитые иссохшими телами. Некоторые из них были пустыми. Прямоугольные, тесные, они образовали бесконечный лабиринт. Катулус заглянул в один из них, но зря. Из короба вырвался пушистый мох, который тотчас же стал поглощать его, утаскивая в короб. Капра вовремя оттащила кота. Из-за короба показалась лапа, обвитая сухожилиями. За ней последовала обглоданная морда волка. Он принюхался и набросился на Катулуса. Капра оттолкнула его рогами, но помощь оказалась лишней – над волком нависло существо в чёрных одеждах. На голове – бараний череп. Ткань развевалась, словно на ветру. Она окутала волка и утянула его вместе с коробом в землю. Servus унёс ещё одну душу. Враг он или друг – непонятно. Да и не применимы были такие понятия к миру Veterum. Здесь каждый был сам за себя. Но Катулус был одним из немногих, кто отвергал этот принцип. И был рад узнать, что он не один.

Катулус и Капра двинулись дальше. Надежда всё ещё теплилась. Даже в этом аду. Именно Капра не давала коту сдаться. Без неё он бы остался в Instructa desperandum , где, быть может, обрёл бы долгожданный покой. Но движение стало смыслом его существования. Покой оказался обманчив – он не даёт отдыха, а порождает новые страхи. В своём движении Катулус забыл лишь об одном – вовремя остановиться. Чуть позднее путники столкнулись с великой хранительницей Memento – Albino . Высокая балинезийская кошка, из-под шерсти которой выглядывали человеческие руки, схватила Катулуса за шкирку и швырнула в короб. Servus уже подходил. Капра ударом сбила короб, и кот выкатился наружу. Albino бросилась за ней, но Капра ловко уворачивалась. Катулус решил действовать. Он опрокидывал короб за коробом, выпуская заточённых бедолаг. Существо в чёрном отвлёклось. В этот миг Катулус прыгнул к Albino, но было поздно – она бросила Капру в короб и захлопнула его. Кот понял: нападать в лоб – гибель. Он скрылся в неразберихе. Albino не мог найти его – вокруг уже кишела освобождённая тьма.

Уловив момент, Катулус вспорол морду Albino, вырвал коробок и убежал. Albino не сдавалась. Но внезапно рядом возник зов. Чистый, древний зов, услышанный каждым домашним зверем. Зов природы. Зов вернуться к своим истокам. Катулус вспомнил, как мечтал уйти в лес, стать охотником, занять своё место в дикой природе. Этот зов преследовал его до тех пор, пока он не нашел любящую семью…и здесь воспоминание оборвалось. Катулус посмотрел на своё отражение в луже – и увидел облезлого полуслепого кота. Перед ним стоял Albino , сложивший руки в замок. Катулус не почувствовал в нём вражды. Лишь схожесть судеб. Попытка понять друг друга ослабила его. Он не успел среагировать – Albino схватил его и бросил в короб. Кот цеплялся, но сил не осталось. Albino разжал свои ладони. В одной – чижик. Во второй – розовый клубок. То, за чем он гнался всю жизнь, было рядом. Но опыт научил его осторожности. Он не мог просто взять его. Он не мог уйти, оставив Капру.

Единственным решением стало действие. Катулус одним прыжком выхватил чижика. В этот миг он избавился от одежды и антропоморфности. Он стал первозданным котом. Albino закрыл глаза. Клубок упал в воду и исчез. Катулус почувствовал пустоту. Но не в душе – в теле. Мысли исчезли. Остались только инстинкты. Инстинкты к бегству. И он бежал. Моргнул – и оказался в новом месте. Перед ним – тоннель, ведущий в неизвестность. И только одна дорога – вперёд. В Urbe mortuos – город, где обитают те, кто сохранил разум в безумии Veterum . Там, возможно, найдётся способ освободить Капру.

Глава 7: Viridi distantias и Urbe mortuos

Тоннель, ведущий в прекрасный городок Urbe mortuos, был длинным, что позволило Катулусу поразмыслить о своей заключенной подруге. И поразмыслить действительно было над чем, ведь Капра появилась на его пути совершенно неожиданно. Она отличалась от других обитателей мира Veterum хотя бы тем, что не попыталась уничтожить котика. Напротив, она не раз спасала его из самых опасных ловушек, при этом жертвуя собой. Катулус впервые встречал такое существо на своем пути. И он был даже готов назвать её другом. Оставался открытым один вопросом: почему она помогала нашему котику? Чем он ей так приглянулся? Возможно, Капра желала ослабить бдительность Катулуса и овладеть им, как придет время? Котик старался не думать об этом просто потому, что не мог вынести столь гадкие мысли о своей неоднократной спасительнице. Но откинуть от себя мысли о странности в поведении козочки он не мог. Точнее, дело было даже не в её странностях, а в странном чувстве, которое Катулус испытывал рядом с ней. Эти чувства были сродни тем тёплым ощущениям, которые котик испытывал в реальном мире, находясь рядом со своей семьёй. Нечто родное и доброе. В пушистой головушке даже промелькнула мысль о том, что Капра и есть его путь домой.