Социальные проблемы индустриальной цивилизации

Книга Элтона Мэйо «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» (The Social Problems of an Industrial Civilization) впервые увидела свет незадолго до того, как ученый подал в отставку с должности профессора индустриальных исследований Гарвардской школы бизнеса, которую он занимал на протяжении немногим более двух десятков лет. В то время его научная репутация находилась на пике. В 1946 г. в журнале Fortune была опубликована статья, автор которой поставил Мэйо в один ряд с такими социальными мыслителями, как Торстейн Веблен и Джон Дьюи, отмечая, что его научные воззрения представляют собой прямой вызов базовым допущениям практического мира промышленности[1]:

Голос Мэйо, как ученого и практикующего клинициста, в равной степени авторитетно звучит и в заводских и фабричных цехах, и в университетских аудиториях. Его эрудиция распространяется на психологию, социологию, физиологию, медицину и экономику, а практический опыт основывается на постоянном непосредственном изучении промышленности. […] Воззрения Мэйо при посредничестве такой области, как деловое администрирование, оказывают заметное влияние на будущие отношения между американским менеджментом и рабочими. Действительно, согласно широко распространенному мнению, Мэйо держит в своих руках ключ к мирному разрешению трудовых конфликтов.

Впрочем, современные ученые придерживаются разных взглядов на научный вклад Мэйо. Более того, набирает силу поток критических замечаний в его адрес[2]. К тому же критики Мэйо ввели его в довольно сомнительную компанию. Кларк Керр, один из авторов журнала Fortune, воспринял предложенное Мэйо решение проблем, связанных с трудовыми конфликтами, как слишком узкое и монолитное по своим последствиям, несущее угрозу свободе рабочего-гражданина. Поэтому общество должно установить плюралистические рамки урегулирования конфликтов, что позволило бы ему противостоять «всепоглощающей партии коммунистов и фашистов, всепоглощающей корпорации Элтона Мэйо, всепоглощающему профсоюзу Фрэнка Танненбаума и всепоглощающей церкви Т.С. Эллиота»[3].

Со дня смерти Мэйо прошло более четверти века, но и сейчас его имя остается на слуху, а его идеи находятся в центре научных споров. Энергичная критика воззрений ученого свидетельствует об их важности для социологов, изучающих индустриальное поведение. В 1950-х годах «ручей» критики превратился в «реку», уровень воды в которой быстро поднимался. Как заметил ближе к концу десятилетия Генри Ландсбергер, «по-видимому, вот уже несколько лет как “удары по Мэйо” – и по движению за человеческие отношения – стали излюбленной практикой многих социологов и экономистов»[4].

За прошедшее с тех пор время эти удары наносятся немного реже, но их сила отнюдь не уменьшилась. Само имя Мэйо стало синонимом узкого (и до некоторой степени этически сомнительного) подхода к социальным отношениям в индустрии; более того, в языке социологии понятия «мэйоит» и «мэйоизм» приобрели явно негативную окраску. Недавнее изучение исследовательских потребностей в области индустриальных отношений в Великобритании позволяет сделать однозначный вывод о расхожести отрицательных оценок научного вклада Мэйо и его воззрений.

Начиная с середины 1950-х годов индустриальные социологи и психологи все чаще показывали, что они способны внести значимый вклад в исследования трудовых отношений в промышленности. Движению за «человеческие отношения» удалось привлечь немало последователей из числа британских практиков трудовых отношений. В отличие от них представители академической науки первоначально были настроены весьма скептически. Дело в том, что из подробных разъяснений таких авторов, как Элтон Мэйо, следовало, что человеческие отношения возникают в первую очередь в кооперации основной рабочей группы и менеджмента предприятия; при этом игнорировалась или принижалась значительная часть вопросов, интересных для исследователей, изучавших индустриальные отношения[5].

Все сказанное выше позволяет предположить, что в наши дни труды Мэйо представляют ограниченный интерес, так как их ценность в рамках парадигмы, основанной на довольно избитой интерпретации социальных потребностей индустриального рабочего, весьма незначительна. С этой точки зрения о Мэйо можно было бы сказать, что критики ученого использовали анализ его недостатков как сильный стимул, направивший их на прояснение своих собственных воззрений относительно надлежащего масштаба индустриальной социологии.

Конечно, прочитав эту книгу, читатель поймет, что Мэйо предлагает ему нечто гораздо большее. В самом деле, посмертным критикам ученого пришлось разъяснять такие положения его трудов, как настороженное отношение к государственной власти, недоверие к политикам, скептицизм по поводу формальных процедур, разрабатывавшихся для решения проблем человеческой кооперации – в 1970-е годы все это воспринимается совсем иначе. Достаточно упомянуть о переменах в восприятии трудов Герберта Спенсера, доводы и концепции которого все еще обогащают социологию наших дней[6]. Данное сравнение может показаться натяжкой – все-таки Мэйо и Спенсер представляют разные классы ученых, за исключением, возможно, такого критерия, как интеллектуальное высокомерие, – но у них имеются интересные общие черты. И того и другого можно рассматривать как типичные порождения своего времени. Благодаря усилиям Спенсера был сформирован основной словарь социологии и социальной антропологии; Мэйо никогда не употреблял термин «индустриальная социология», но в безошибочной и (несмотря на возражения критиков) в неизбежной форме определил основные позиции этой дисциплины. В современных условиях, когда общество всеобщего благосостояния уходит в прошлое, некоторые идеи Мэйо, как и Спенсера, приобретают новое звучание, и многие из тех, кто по идейным соображениям полагал его малозначительным автором, неосознанно приходят к тем же воззрениям на методы социологии и их ограничения.

«Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – не самая убедительная книга Мэйо. Как представляется, при ее написании автор испытывал немалые сомнения и был не очень доволен окончательным вариантом рукописи. Необходимо принять во внимание, что Мэйо работал над книгой в годы войны, когда ему приходилось заботиться о семье и о себе самом. Это многое говорит нам о Мэйо как о человеке, а также о его научной и исследовательской деятельности. В частности, «Социальные проблемы» позволяют нам узнать, как сам ученый воспринимал интеллектуальный и социальный контекст времени, в котором он составил себе имя и пользовался необычайно сильным влиянием. Наконец, эта книга знакомит нас с формированием системы взглядов Мэйо, без которых развитие социологии, управленческой мысли и образования пошло бы другими путями.

Жизнь и деятельность Мэйо

Детство, юность и образование

Мы до сих пор не располагаем заслуживающей доверия биографией Мэйо, но даже беглый очерк его жизни показывает, что деятельность и научные интересы ученого не назовешь ни прочно обоснованными и ровными, ни традиционными[7]. Джордж Элтон Мэйо родился в Аделаиде в декабре 1880 г. Его родители прочно обосновались в Австралии и были хорошо обеспеченными профессионалами. Отец будущего ученого Джордж Гиббс Мэйо служил инженером. В семье было семеро детей (Элтон – второй по старшинству ребенок). Сестра Хелен выучилась на врача и, возможно, следуя ее примеру, на рубеже XIX–XX вв. Элтон уехал в Англию получать медицинское образование.

Нам еще предстоит узнать о подробностях академической карьеры Мэйо в те давние времена. В 1896–1898 гг. юноша учился в Колледже Св. Петра (Аделаида), по окончании которого в 1899 г. он поступил в местный университет. Вслед за тем Мэйо уехал в Британию, где учился в Эдинбургском университете, но оставил его, не закончив курс, поскольку был явно разочарован рутинными требованиями шотландского медицинского образования. Уже во «взрослой» жизни у ученого возник интерес к личным проблемам, с которыми сталкиваются студенты, но в своих трудах он никогда не затрагивал этот период, хотя при обосновании своих доводов часто ссылался на собственный опыт (обычно стараясь сохранять объективность). Следующие два года (1903–1904 гг.) стали временем неустроенности. Сначала молодой человек оказался в Лондоне, где, по его собственным словам, трудился добровольцем в местном Колледже рабочих[8]. Через некоторое время он оказался в Западной Африке, надеясь «поймать за хвост удачу» в золотодобывающей компании Ashanti Goldfields, но вскоре вернулся в Лондон, чтобы, как достоверно известно, далее отправиться в Канаду. Однако вместо поездки в еще одну новую для себя страну Мэйо воссоединился со своей семьей в Австралии. До того как он окончательно обоснуется в Северной Америке, должно было пройти 17 лет. Будучи в Аделаиде, Мэйо вернулся в университет и начал изучать психологию у сэра Уильяма Митчелла. По словам одного из студентов, учившегося впоследствии у Мэйо, выбор этого наставника объяснялся тем, что «профессор мог отвечать на его вопросы»[9]. В 1910 г. Мэйо получил степень бакалавра с отличием по философии и был награжден стипендией Мюррея как лучший в своем классе студент.

Квинслендский университет

Академическая деятельность Мэйо началась в 1911 г., когда ему было поручено чтение лекций по логике, этике и психологии в Квинслендском университете. Молодой преподаватель создал небольшую, но крепкую Школу ментальной и моральной философии, в которой на протяжении первых трех лет он вел занятия по всем предметам, включая экономическую теорию[10].

В университете и за его пределами Мэйо пользовался репутацией блестящего лектора. Он проявлял особый интерес к профсоюзному образованию и резко критиковал нежелание австралийских университетов поддерживать развитие социальных наук[11].

В это время огромное влияние на подход Мэйо к психологии оказали научные труды французского ученого Пьера Жане. Идеи последнего в связи с истерией и навязчивыми состояниями стимулировали и направляли преподавательскую деятельность Мэйо и его научные исследования. Воплощением этого интереса на практике стало психотерапевтическое лечение австралийских солдат, получивших контузии на фронтах Первой мировой войны. Практический опыт оказал глубокое продолжительное влияние на подход Мэйо к проблемам человека как личности в индустриальном обществе, а также дал импульс к примерно тридцатилетней активной практике с отдельными пациентами. Результаты этой первопроходческой деятельности, по-видимому, подтолкнули развитие клинической психологии в Квинсленде (едва ли в то время в Австралии существовала психиатрия как таковая). Дополнительным стимулом стал полученный университетом грант Британского общества Красного креста, выделенный на финансирование создания научно-исследовательской кафедры по медицинской психологии.

Между тем сам Мэйо был назначен на должность профессора философии. Его внимание привлекают проблемы выполнения в промышленности монотонных и повторяющихся задач. Научные публикации Мэйо того времени свидетельствуют о его близком знакомстве с индустриальными вопросами[12]. Как представляется, где-то в начале 1920-х годов он пришел к выводу, что способен внести важный научный вклад в исследование индустриальных проблем, особенно тех, которые связаны с адаптацией обычного человека к работе в промышленности.

Прибытие в США

В это же время у Мэйо возникло настоятельное желание посетить США. Его не удовлетворяли возможности исследовательского и академического развития в Австралии и, получив стипендию Лауры Спелман Рокфеллер, в августе 1922 г. ученый прибыл в Сан-Франциско. Мэйо был воодушевлен оказанным ему приемом, особенно на фоне разочарования в Австралии, так как Квинслендский университет отказался продлить его научную командировку еще на полгода. На Зеленом континенте оставались жена и двое маленьких детей Мэйо. Прежде чем семья воссоединилась в Америке, прошло больше года[13]. К тому времени Мэйо подал в отставку со своего поста в Квинсленде и никогда больше не возвращался в Австралию. Первую в США академическую должность в Уортонской школе финансов и коммерции Пенсильванского университета Мэйо получил благодаря Рокфеллеровской стипендии, а первое американское эмпирическое исследование ученого было связано с установлением причин высокой текучести кадров в прядильном цехе текстильной фабрики, расположенной близ Филадельфии. Впоследствии Мэйо использовал полученные в ходе этого исследования результаты для иллюстрации ограничений традиционных подходов, включая свой собственный, к вопросам поведения рабочих на производстве. Одновременно эти результаты, к удовлетворению ученого, показали, что исследования, основанные на экспериментальных изменениях условий труда, полностью осуществимы и стоят потраченных на них усилий[14].

В это время Мэйо написал ряд статей для широкого круга читателей, и некоторые из них были опубликованыв журнале Harper’s Magazine[15]. Статьи привлекли внимание Уоллеса Донэма, в то время занимавшего пост декана Высшей школы делового администрирования Гарвардского университета, и он пригласил Мэйо занять должность адъюнкт-профессора индустриальных отношений в этом вузе.

Гарвард и Хоторн

Мэйо был принят на работу в Гарвард в 1926 г. и оставался в университете на протяжении двадцати одного года. За это время он превратился в одного из самых известных (и пользовавшихся одной из самых противоречивых репутаций) профессоров. Тем не менее справедливая оценка роли Мэйо в развитии школы бизнеса и ее научно-исследовательской программы остается довольно трудной задачей.

В частности, Мэйо не участвовал ни в разработке планов, ни в руководстве знаменитыми хоторнскими экспериментами, хотя с ними обычно связывается его имя, а описания этих исследований вошли в две самые известные книги ученого[16]. В некоторых популярных источниках утверждается, что хоторнские эксперименты основывались на концепции, предложенной Мэйо, и он непосредственно отвечал за их проведение. Но сам ученый никогда не претендовал на что-то большее, чем участие в ассоциировавшейся с его именем «гарвардской исследовательской группе», хотя на протяжении более чем двух десятилетий он был ее самым старшим ведущим сотрудником и самым авторитетным публичным представителем[17]. В некоторых случаях хоторнские эксперименты (и даже приглашение Мэйо в университет) представляют как прямое следствие создания в Гарварде Лаборатории утомления под руководством Лоуренса Хендерсона. На самом деле и эксперименты, и назначение Мэйо имели место до того, как в 1927 г. эта лаборатория начала работу. Группа ученых, работавших с Мэйо, получила известность как «кафедра индустриальных исследований», пусть она и не пользовалась соответствующим университетским статусом; при этом члены группы вели исследования не только в промышленности, но и в других областях.

Учитывая сохраняющиеся разногласия по вопросам детальной организации исследований и роли, которую сыграл в них Мэйо, желательно было бы установить порядок событий, опираясь на более надежные источники о хоторнских экспериментах. Как известно, производственная площадка завода компании Western Electric находилась в Сисеро (пригород на западе Чикаго, близ него рядом с городком Хоторн и был расположен производственный комплекс). На этом крупнейшем производстве компании были заняты 29 тыс. работников. На предприятии выпускались телефоны и специализированное оборудование для компании American Telephone and Telegraph Inc. Руководство последней придерживалось передовых кадровых практик и политики в области социального обеспечения. Неудивительно, что руководство Western Electric приветствовало инициативу Национального исследовательского совета США о проведении экспериментов, посвященных изучению влияния интенсивности освещения помещений на показатели производительности отдельных рабочих. В экспериментах, продолжавшихся с 1924 по 1927 г., были получены неоднозначные и противоречивые результаты, разрушившие твердо устоявшиеся представления, согласно которым улучшение освещенности оказывает благоприятное влияние на производительность. Вследствие этого руководство Western Electric выступило с предложением о проведении дополнительных хоторнских экспериментов, научным консультантом которых первоначально выступил уже участвовавший в исследованиях на предприятии доктор Клер Томпсон из Массачусетского технологического института[18].

Цель этих экспериментов состояла в установлении всех физиологических и социальных условий, а также индустриальных и инженерных изменений, которые могли иметь отношение к результатам труда рабочих. В апреле 1927 г. в одном из цехов завода было открыто специальное испытательное помещение по сборке реле. Зимой того же года Мэйо познакомился с текущими результатами исследований, а в апреле 1928 г. он согласился с предложением руководства Western Electric «принять участие в наблюдениях в помещении для тестирования и высказать свои пожелания»[19]. Таким образом Мэйо не участвовал в разработке программы первого из экспериментов. Однако ученый установил и поддерживал тесные отношения с руководителями Western Electric и последующие масштаб и продолжительность программы, по-видимому, зависели от Мэйо, который стал важным связующим звеном между группой исследователей и компанией[20].

Мэйо способствовал и расширению перспектив исследований; ему удалось привлечь в Хоторн несколько известных ученых, таких как социальный антрополог Уильям Ллойд Уорнер, по инициативе которого было проведено исследование в помещении для аппаратной разводки (одно из классических исследований в малых группах, которое до сих пор является исходным пунктом изучения ограничительных практик на производстве)[21].

Особый интерес вызвала у Мэйо программа интервью с рабочими, составители которой намеревались пролить свет на изменения установок участников эксперимента и влияние этих установок на объем выпуска продукции. Ученые проанализировали более 86 тыс. комментариев по 80 темам, полученных примерно в 10 тыс. интервью. Эта программа, начавшаяся в 1929 г. и продолжавшаяся 2 года, стала непосредственным выражением стремления Мэйо к развитию «клинической социологии» (термин, предложенный ученым) и «социальных навыков».

Мэйо поддерживал связи с Хоторном и компанией Western Electric на протяжении всего времени пребывания в Гарварде, но эти эксперименты отнюдь не были основной сферой его научных интересов и академической деятельности. Чтобы оценить широту интересов и степень влияния Мэйо, необходимо принять во внимание его тесные отношения с Л. Хендерсоном.

Хендерсон и Лаборатория утомления

Лоуренс Джозеф Хендерсон (1878–1942) был всемирно известным биохимиком и среди прочего автором фундаментального научного труда по физиологии крови. Практически вся его академическая жизнь прошла в Гарварде, где ученый был весьма влиятельной фигурой. Хендерсон был близким другом президента университета Лоуренса Лоуэлла и декана Школы бизнеса Уоллеса Донэма. Хендерсон и Мэйо сразу понравились друг другу. Это были люди примерно одного возраста с близкими по духу интересами, схожим мировоззрением, предлагавшие коллегам и студентам одни и те же стимулы[22].

Мэйо оказался в Гарварде как раз в то время, когда по инициативе декана Донэма начались реорганизация и расширение университетской Школы бизнеса. Лаборатория утомления (Fatigue Laboratory), которую возглавил Хендерсон, была учреждена в 1927 г. с одобрения Донэма. Программа «Исследования опасных индустриальных факторов» лаборатории осуществлялась при финансовой поддержке Фонда Рокфеллера[23].

Первоначально деятельность лаборатории была сосредоточена на изучении нормальной человеческой физиологии. Хендерсон и Мэйо считали необходимым расширить это понятие, включив в него факторы внешней среды, воздействующие на приспособление отдельного человека к умственному и физическому стрессу. Как отмечалось в годовом отчете Фонда Рокфеллера за 1930 г., начиная с 1925 г. Хендерсон и Мэйо изучали «психологические факторы, которые контролируют человеческое поведение (с целью формирования основы для понимания проблем) в администрировании хозяйственной деятельностью, в особенности в области труда рабочих»[24].

В наши дни едва ли возможно точно реконструировать организацию деятельности лаборатории, включая соответствующие обязанности Хендерсона и Мэйо. Рокфеллеровский грант получали и использовали для финансирования своей деятельности две разные организационные единицы. Одна из них – Лаборатория утомления под руководством Хендерсона; вторая – группа ученых во главе с Мэйо (так называемая кафедра индустриальных исследований). В приложении к «Социальным проблемам индустриальной цивилизации» профессор Джордж Ломбард (один из коллег, присоединившихся к Мэйо уже после хоторнских экспериментов) перечисляет исследования, проводившиеся при содействии ученого[25]. В этот обширный список вошли такие хорошо известные и обязательные к упоминанию в социологии исследования, как «Общество на углу улицы» (под руководством Уильяма Фута Уайта), «Семья и община в Ирландии» (Конрад Аренсберг и Солон Кимбэлл) и «Глубокий Юг» (Эллисон Дэвис).

Денежные средства, использовавшиеся для проведения этих исследований, поступали из разных источников, но все они стали возможными только благодаря Фонду Рокфеллера[26].

Неформальный характер договоренности о финансировании и руководстве Лабораторией утомления указывает на хорошее взаимопонимание Хендерсона и Мэйо. Очевидно, что последний немало выиграл от того, что его сразу же принял один из самых влиятельных профессоров университета[27]. Взаимопонимание с Хендерсоном означало явные преимущества для новичка, прокладывавшего собственный путь в Гарварде в период между двумя мировыми войнами. В то же время Мэйо столкнулся с неизбежными рисками, что отчасти объясняет последующее враждебное (в разной степени) отношение к нему окружающих.

Хендерсон был человеком твердых мнений, не оставлявшим сомнений в своих взглядах на социальные и научные вопросы. Частый гость Гарварда в то время, самый влиятельный автор работ по менеджменту Честер Барнард (1886–1961), отзывался о Хендерсоне как о «довольно высокомерном в интеллектуальном отношении. […] Он не терпел глупцов, но пользовался большим уважением у ученых»[28]. Хендерсон был вдохновителем и инициатором учреждения в Гарварде Общества стипендиатов – элитарной университетской институции, созданной для поощрения «исключительно талантливых и независимых» молодых исследователей «во всех сферах науки и образования»[29].

Вместе с Мэйо довелось работать трем молодым ученым-стипендиатам – Джорджу Хомансу, Уильяму Уайту и Конраду Аренсбергу. Первый из них не раз говорил, что находится в интеллектуальном долгу и перед Мэйо, и перед Хендерсоном. Вот как Хоманс живо описывал яркую индивидуальность Хендерсона: «Это был человек с рыжей бородой, придерживавшийся крайне консервативной политики. […] Его метод ведения дискуссии в чем-то напоминал работу свайного молота»[30]. Мэйо пользовался репутацией «значительно более скромного человека, чем Хендерсон»[31].

В 1930-е годы Хендерсон восторженно воспринял идеи итальянского социолога Вильфредо Парето (1848–1923), сравнивая его с Галилео Галилеем и Никколо Макиавелли, и использовал все свои таланты для пропаганды идей ученого. Особенно привлекло Хендерсона включение в социологию концепции системы, а также связанные с ней возможности использования идеи равновесия[32]. Научная деятельность Хендерсона в физиологии и биологии происходила на фоне новых идей о системе и равновесии, способствовавших применению в изучении живых существ аналитических методов физической химии. Важным вкладом в развитие этого направления стало изучение Хендерсоном кислотно-щелочного равновесия в крови, а кульминацией этих научных изысканий стала теория гомеостаза или равновесия в организме его гарвардского друга Уильяма Кеннона.

Хендерсон рассматривал идеи Парето как средство, необходимое для того, чтобы поместить социологию в континуум естественных наук. При этом он был противником рабского распространения последних на социальные науки, к чему Хендерсон и Мэйо относились крайне отрицательно. Теорию социальной системы Парето следовало рассматривать в большей степени как «применение логического метода, доказавшего свою полезность во всех физических науках, для описания сложных ситуаций с участием множества взаимозависимых переменных»[33].

Парето обратился к социологии после того, как добился выдающих научных успехов в экономике, поскольку пришел к выводу, что границы этой дисциплины нуждаются в пересмотре на более узкой основе. В то время господствовало мнение, согласно которому научная экономика должна была сосредоточиться на изучении логичных действий в обществе, например, на соответствии отношений между целями и средствами в реальной жизни отношениям с точки зрения отдельного актора, и где действие определяется предшествующим ему рассуждением. В противоположность этому «логичному действию» Парето заметил, что в реальной жизни действия людей чаще могут быть классифицированы как «нелогичные» или нерациональные. Эта сторона человеческого поведения должна была стать предметом изучения научно обоснованных социологии и психологии, которые дополняли бы области, которые охватывала бы должным образом разграниченная экономика.

Хендерсон всецело поддержал предложенное Парето различие между логичным и нелогичным образом действий, тем более что он долгое время оставался противником позитивизма и чрезмерной рациональности в науке в целом. Важное место, которое Парето отводил ценностям и эмоциям в социальном поведении, прекрасно согласовывалось с воззрениями Хендерсона того времени. Особенно вдохновляла его концепция «остатков» Парето (понятие, использовавшееся для обозначения проявлений основных влечений и чувств, из которых возникает человеческая мотивация). По словам Хендерсона, они «имеют первостепенное значение в социальной системе […] и независимость остатков от логики никоим образом не уменьшает, но увеличивает их значение»[34].

На протяжении 1930-х годов Хендерсон продвигал и задиристо отстаивал эти идеи[35]. Его концептуальный подход способствовало тому, что схема Парето стала более ясной и четкой, а идеи самого Хендерсона оказали значительное влияние на других социологов Гарварда[36]. Силу этого влияния признавали не только Честер Барнард, но и Толкотт Парсонс и Джордж Хоманс, историки Бернар де Вото и Крейн Бринтон, поэт Конрад Эйкен, антропологи Эллиот Чаппл и Конрад Аренсберг. В дальнейшем двое последних сыграли важную роль в возрождении теорий социального интеракционизма[37].

На протяжении большей части времени, проведенного Мэйо в Гарварде, идеи Хендерсона и его участие в различных исследованиях играли важнейшую роль в состоянии социальных наук в университете. По-видимому, ученый оказывал сильное влияние и на тех, кто следовал за ним, и на тех, кто шел своей научной дорогой. В процессе этого интеллектуального «брожения» решающую роль в изменении характера социологии в США сыграла деятельность Парсонса[38]. В наши дни ясно, что данный сдвиг имел политическое и академическое измерение.

Его источниками был энтузиазм, с которым Хендерсон принял идеи Парето, а также чрезмерный скептицизм ученого в отношении «интеллектуалов» и политиков. Некоторые из участников его семинара, посвященного идеям Парето, признавали, что интерес к итальянскому экономисту и социологу полностью находился в русле политического консерватизма и антимарксистской позиции Хендерсона. Крейн Бринтон писал: «В 1930-е годы в Гарварде определенно существовал поддерживавшийся Хендерсоном “культ Парето”, как его называли коммунисты, сочувствующие им и даже умеренные либералы университета»[39]. В то же время Парето пользовался широкой известностью как «Маркс для буржуазии», пока, добавляет Алвин Гоулднер, «его, наконец, не окрестили несколько менее пышно – просто фашистом»[40]. Хендерсон был прекрасно осведомлен об этом отношении к «кружку Парето» и в 1935 г. прокомментировал его с присущей ученому язвительностью: «Надеюсь, теперь понятно, что преобладающие описания Парето как Карла Маркса для буржуазии или фашизма – это не более чем производные»[41].

Трудно сказать, в какой степени Мэйо разделял страстное отношение Хендерсона к теориям Парето. Он был участником семинара, но, по словам Хоманса, «никогда не принадлежал к числу истинных паретианцев»[42]. В «Человеческих проблемах» упоминается круговорот элит и вкратце обсуждается «нелогичное социальное действие», но в последнем случае Мэйо ссылается на авторитетных социальных антропологов (в том числе на Бронислава Малиновского, дружба с которым восходит к австралийским полевым исследованиям Мэйо, в которых ученые участвовали перед Первой мировой войной)[43]. Интеллектуальные контакты Мэйо были гораздо шире, чем это можно предположить из нашего рассказа о его тесных отношениях с Хендерсоном. Не менее важной составляющей оценки идей Мэйо и их развития являются его совместные исследования с Ротлисбергером, Хомансом и Уайтом или коллегами-клиницистами в психиатрии. Очевидно, что любая более поздняя критика работ Мэйо обязана надлежащим образом учитывать силу и характер чувств, направленных против Хендерсона и тех, кто был с ним связан.

«Группа Мэйо»

К тому времени Мэйо был признанным коллегами и студентами сотрудником Гарвардской школы бизнеса, пользовавшейся все более высокой репутацией в различных кругах американского и европейского общества. Он разделял любовь Хендерсона к Франции, но чаще всего пунктом назначения заграничных поездок Мэйо была Англия, где учились в школе его дочери. Мэйо часто выступал на летних конференциях в Великобритании, в первую очередь на тех из них, которые проводились под эгидой Общества индустриального благосостояния и Национального института индустриальной психологии. Научные интересы ученого были все также сосредоточены на отдельном рабочем человеке и факторах, определяющих его ответ на требования промышленного производства. Однако результаты хоторнских экспериментов поставили новые вопросы относительно социальных требований к коллективному труду, роли надзора и технологического давления как на структуру общества, так и на заводской и цеховые уровни.

Признаки развития научных интересов мы видим в работе Мэйо «Человеческие проблемы индустриальной цивилизации», опубликованной в 1933 г. Она написана с точки зрения исследователя, в центре внимания которого находилось применение концепции равновесия к поведению отдельного человека в процессе труда. Мэйо рассматривал условие гомеостаза по Кеннону как «рамки, в которых могут быть сделаны более значимыми такие явления, как “утомление” или “монотонность”». В то же время объяснение «индуцированного неравновесия рабочего» должно было продвигаться в нескольких измерениях – психологическом, социологическом и физиологическом[44]. Теперь внимание ученого в большей степени занимали социологические опросы. Действительно, это Мэйо первым предложил идею исследований «Янки-сити» (Ньюберипорт, штат Массачусетс), главной темой которых было влияние технологических изменений на структуру общины, проводившихся Ллойдом Уорнером и его коллегами[45]. Что касается влияния Мэйо в это время, оно было связано, по-видимому, с его личными контактами с широким кругом исследователей (как с коллегами, так и со студентами). Он по-прежнему интересовался клинической психологией и психиатрией, и его мастерство как практикующего врача получило признание в университете и за его пределами. Мэйо внимательно относился к проблемам студентов, личные трудности которых мешали учебе; он также много работал в психиатрических клиниках местных больниц. Наконец, ученый взял на себя руководство разработкой и внедрением программы «консультирования персонала» в компании Western Electric, вызвавшей немалые споры[46].

Именно в это время наиболее полное выражение нашли такие качества Мэйо, как способность быть лидером и интеллектуально стимулировать окружающих. Об этом свидетельствуют многие из тех, кто в то время работал с Мэйо, включая Фрица Ротлисбергера, Томаса Норта Уайтхеда (подготовивших исчерпывающий отчет о хоторнских исследованиях), Джорджа Хоманса, Ллойда Уорнера и Уильяма Фута Уайта. Впоследствии Ротлисбергер писал:

Мэйо […] был наделен богатым воображением, умел стимулировать мыслительный процесс и активно пропагандировал клинические исследования. […] Основным результатом его усилий были люди, на которых он оказывал влияние и побуждал к развитию. […] Его сила и слабость была в том, что Мэйо никогда не делал различий между людьми, с которыми он общался, с точки зрения их профессионального, академического, дисциплинарного статуса или социального происхождения. Его интересовали любознательные люди, независимо от их биографических данных, способные воспринимать чужие идеи и предлагать свои, а также работать с теми и другими[47].

Как вспоминает Ротлисбергер, Мэйо был наделен «беспокойным, любознательным, созидательным умом». В конце 1930-х годов ученый, по всей видимости, подумывал о переезде из Гарварда предпочтительно в Англию. Он мог бы заниматься наукой, например, в Национальном институте индустриальной психологии, хотя известно о сомнениях Мэйо, поскольку в данном учреждении был принят традиционный подход. Но начавшаяся мировая война вынудила его оставаться в Гарварде, где в 1947 г. он и вышел в отставку.

Война и движение человеческих отношений

Военные годы были для Мэйо временем активной деятельности, сопровождавшейся тревогой и стрессом. К проб- лемам с собственным здоровьем добавилось беспокойство о родных. Одна из его дочерей всю войну оставалась в Англии, а другая в 1940 г. оказалась во Франции, откуда ей в конце концов удалось перебраться в Америку. Чем ближе было окончание войны, тем меньше времени оставалось до выхода Мэйо в отставку, а он все еще не знал, чем будет заниматься, оставив Гарвард.

В главе 5 этой книги представлено краткое описание основной эмпирической работы Мэйо, занимавшей его мысли во время Второй мировой войны. В ее основу легли материалы двух главных исследований: одно из них было посвящено изучению возможностей быстрого увеличения выпуска на малых металлургических заводах в интересах армии, а второе проводилось в 1943–1944 гг. на авиационных заводах Северной Калифорнии, где производство увеличивалось невиданными ранее темпами. В обоих случаях непосредственным стимулом к исследованиям была озабоченность официальных лиц проблемами прогулов и текучести кадров; чиновники были твердо уверены в необходимости установления их «причин». Эти исследования еще раз подтвердили точку зрения Мэйо, в соответствии с которой существенно важным условием правильного понимания поведения рабочих является исследование на месте и получение информации из первых рук; кроме того, он пришел к выводу о том, что ключевое значение для понимания человеческой ситуации в отраслях имело раскрытие условий для эффективной «командной работы».

Многие коллеги были призваны на военную службу, вследствие чего круг собственных преподавательских и административных обязанностей Мэйо значительно расширился. В то же время неотложные нужды войны вызывали активный интерес министерств и ведомств, высшего руководства компаний и профсоюзных лидеров к некоторым идеям, обычно отождествлявшимся с именем Мэйо. Самую быструю отдачу в этом отношении принесло ускорение планов по подготовке мастеров и бригадиров на производстве в рамках программы «Схема отраслевой подготовки». Последняя включала ознакомление участников с элементарными навыками организации труда, методами обучения, профессиональной подготовки, техники безопасности и важностью «человеческих отношений» на производстве. Эта программа получила широкое распространение в США, а в конце войны Министерство труда выделило средства на ее внедрение в Великобритании. Для многих менеджеров и мастеров на производстве участие в программе стало первым опытом обучения взрослых людей[48].

Непосредственно связанная с именем Мэйо Школа человеческих отношений была создана на основе результатов исследований военного времени и опыта его научной деятельности. Однако практическое ее значение оказалось менее важным, чем та роль, которую сыграла школа с точки зрения определения места Мэйо в ряду социологов.

Школа человеческих отношений была междисциплинарной по своему происхождению и обычно описывается как междисциплинарная и по своему подходу. Однако если исходить из того, что в ее основе лежит пристальное внимание к динамике группового поведения, было бы правильно отнести эту школу к социально-психологическому направлению.

Основные интересы сторонников школы в индустриальной среде могут быть вкратце представлены как (а) отношения между производительностью и «моралью», (б) характер кооперации внутри производственных групп и между этими группами и мастерами (особенно последствия их участия в принятии решений) и (в) значение лидерства, особенно его «стилей» и процедур отбора и оценки лидеров. Под индустриальной средой для этих целей обычно понимаются «завод», «предприятие» или «организация».

Интеллектуальной основой движения за человеческие отношения, пик влияния которого пришелся на 1950-е годы, стали деятельность группы Мэйо, а также результаты исследований, проводившихся на основе классических экспериментов военного времени Курта Левина, в которых изучались типы лидерства в клубах для мальчиков. В первое послевоенное десятилетие в Чикаго (в частности, в Центре изучения опросов в Мичигане) были проведены многочисленные исследования, непосредственно связанные с разработкой более точных показателей морального состояния и результатов труда (на уровне менеджмента и линейных мастеров, а также на уровне цехов или служб)[49].

В отставке в Англии

Сам Мэйо держался в стороне от этих событий. В 1946 г. в Америке вышла в свет его книга «Социальные проблемы». Ученый размышлял над завершением трилогии еще одной книгой под названием «Политические проблемы индустриальной цивилизации». В мае 1947 г. незадолго до выхода в отставку он прочитал в Гарварде две лекции, впоследствии опубликованные Школой бизнеса под этим названием (см. Приложение 1).

Это была последняя из прижизненных публикаций Мэйо на рассматриваемую нами тему. Однако перед выходом в отставку он закончил книгу, в основу которой легли заметки о психологии его давнего друга Пьера Жане. Последний пережил войну, но умер, когда ему было далеко за 80 лет, незадолго до возвращения Мэйо в Европу.

Летом 1947 г. Мэйо в последний раз выехал из Гарварда и отправился в Англию. Вместе с женой они поселились в квартире, которая находилась в принадлежавшем Национальному фонду поместье Полсдон Лейси в графстве Суррей, известном своими садами и видами на ближайшие холмы.

Мэйо не избегал разговоров о различных проектах, но не хотел брать на себя обязательств о дальнейшей работе[50]. Здоровье ученого ухудшалось, и 1 сентября 1949 г. в возрасте 68 лет он скончался в доме престарелых в Гилфорде. Вдова Мэйо умерла в Лондоне в 1962 г.

К оценке вклада Мэйо

Нам еще предстоит должным образом оценить вклад Мэйо в науку. Надо признать, что его имя не забыто, но мы обязаны этому в основном яростным спорам 1950-х – начала 1960-х годов, в центре которых были природа и цели социологических исследований в промышленности. Как правило, предлагавшиеся интерпретации научной дея- тельности Мэйо и его влияния соответствовали доводам одной из сторон этих дискуссий, а попытки вынести суждения о человеке и его научном вкладе в целом предпринимались очень редко.

Этот очерк не претендует на что-то большее, чем представление наблюдений в отношении направлений, по которым может следовать всесторонняя оценка вклада Мэйо, и комментариев некоторых связанных с нею трудностей. «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – удобный исходный пункт формирования студентом собственного мнения, поскольку идеи, высказанные в этой книге, находятся ближе всего к самооценке Мэйо. В части I содержится его интерпретация важнейших проблем эпохи на фоне взглядов ученого относительно того, что могли бы предложить социальные науки для их решения. В части II автор обобщает свой опыт индустриальных исследований и предлагает некоторые предварительные выводы касательно важности социальных отношений (особенно в рамках рабочих групп) на производстве.

Здесь следует предупредить читателя о трудностях, возникающих тогда, когда мы пытаемся оценить вклад Мэйо на основе его опубликованных работ. Надо сказать, что в трудах ученого далеко не всегда находят отражение его собственные предписания о «системной логике» и необходимости, чтобы социологи «начинали работу с досконального трудоемкого знакомства с предметом изучения в целом»[51].

Мэйо не любил работу над рукописями, предназначенными для публикации, и, по всей видимости, прохладно относился к тяжеловесным трактатам. По отзывам коллег, он предпочитал участие в дискуссиях, прямое изложение и обмен идеями. Мэйо, несомненно, был в высшей степени убедительным лектором; к тому же большая часть его публикаций подготовлена на основе лекционных материалов[52]. Мы лишь изредка встречаем в его работах схему, разработанную в полном объеме, исчерпывающую или строго выстроенную аргументацию. Мэйо предлагает читателю множество идей, но только малую их часть можно назвать обоснованными во всех отношениях. В лучшем случае читателю предлагается совокупность результатов исследований, идиосинкразических предположений и клинически обоснованных идей, необходимых Мэйо для того, чтобы выдвинуть ряд дерзновенных утверждений. Последние сосредоточены на человеке индустриального общества и его социально-эмоциональных потребностях, в первую очередь на необходимости приспособления к ситуации на рабочем месте, постоянно изменяющейся в результате технологических сдвигов.

Взгляды Мэйо на общество

Как уже было сказано, «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – лучший источник для вынесения суждения о Мэйо, если говорить о его опубликованных научных трудах. Первые две главы книги – «Обратная сторона прогресса» и «Гипотеза о толпе» – самые большие по объему тексты ученого. В них Мэйо представляет (а) анализ последствий индустриализации для жизни отдельного человека поддерживающего отношения в группе и в сообществе, (б) концепцию «социальных навыков» и фиаско социальных наук с точки зрения приобретения знаний и обоснования практики, соответствующих потребностям изменяющегося общества, и (в) нашумевшую критику недостатков классической экономической теории с точки зрения объяснения поведения промышленного рабочего.

Эти главы позволяют нам составить четкое и ясное представление о сильных и слабых сторонах Мэйо как автора научных работ в рассматриваемой нами области. Живая манера изложения, яркие обороты речи, обилие идей, свободно почерпнутых из самых разных источников. Однако во многих случаях автор задает слишком высокий темп изложения, прибегает к излишне драматизированным формулировкам, а охват источников настолько широк, что возникает желание упрекнуть его в неразборчивости. В то же время, как показывает краткий обзор, Мэйо приводит убедительные доводы в пользу своей точки зрения.

В начале главы «Обратная сторона прогресса» перед читателем предстает «неприятное лицо капитализма». Эстетические разоблачения издержек индустриализации, связанных с охраной окружающей среды, шли рука об руку с оставленными без внимания предупреждениями о ее разрушающих социальность последствиях (с которыми выступали, например, Фредерик Ле Пле и Эмиль Дюркгейм), приведших к краху традиционных общин и социальных норм. Мэйо выделяет два основных следствия этого: (а) увеличение количества «несчастных людей» и (б) «настороженность или враждебность», возникающие между социальными группами. Повышение материальных стандартов сопровождается «разрушением индивидуальной значимости в жизни». Как настаивает Дюркгейм, исчезают все сложившиеся социальные контексты за исключением одного – политического государства. Организация социальной жизни с необходимостью оставлена государству, но в отношении интимной повседневной жизни граждан эта задача является невыполнимой. Вследствие этого индустриальное общество объединяет «неэффективную государственную власть» и «разупорядоченные пылинки индивидов».

Далее Мэйо противопоставляет друг другу огромные усилия, приложения которых требует технический и материальный прогресс, и неспособность индустриальных обществ справиться с проблемами кооперации. Он описывает рутинные практики сотрудничества в примитивном обществе не для того, чтобы мы задумались над возвращением к ним, но указывает на их бесполезность в индустриальном обществе, характеризующемся непрерывными изменениями. К числу кооперативных систем относится и современная промышленность, но она построена на другом принципе социальной организации – на принципе адаптивного общества как противоположности сложившегося общества. Вслед за этим Мэйо выдвигает доводы о необходимости систематического изучения и приобретения «социальных навыков» в соответствии с требованиями адаптивного общества, выделяя в первую очередь требования изменения и приспособляемости. В прошлом важной формой обучения было ученичество, обучение в процессе труда, когда технические и социальные навыки развивались одновременно. По мнению Мэйо, расхождение между этими навыками, возможно, является причиной увеличения количества психоневрозов в современном обществе.

В заключение главы 1 Мэйо формулирует свои взгляды на природу социальных навыков и условия их эффективного развития и использования. Изложить их в сжатом виде невозможно, но следует отметить три момента: (а) навыки основаны на наблюдении, за которым следуют логика и теория; (б) успех естественных наук обусловлен строгим следованием этому правилу; (в) в настоящее время социальные науки не располагают пригодными к использованию навыками. Мэйо приводит пример «простого социального навыка, который может быть использован на практике и который по мере его развития позволит обучающемуся достичь понимания и получить эквивалент манипулятивных способностей». Это «способность отдельного человека сообщать другим о своих чувствах и идеях, способность групп людей эффективно и близко общаться друг с другом». Далее в обоснование своего утверждения о том, что отсутствие социальных навыков является «огромным недостатком современной цивилизации», Мэйо рассматривает клинические примеры, взятые из собственного опыта. В заключение он призывает развивать такого рода навыки в социальных науках, в первую очередь в социологии и психологии.

Полное название главы 2 звучит как «Гипотеза о толпе и абсолютное государство как следствие из нее». Ее важнейшая особенность – яростная критика поведенческих посылок, принятых в классической экономической теории. Главная цель Мэйо состояла в том, чтобы продемонстрировать неадекватность этих допущений в случае, когда они рассматриваются как источник социальных навыков, в которых так остро нуждается индустриальное общество. Расхождение между экономической теорией и реалиями хозяйственной практики демонстрирует несоответствие классических доктрин масштабу и технической сложности современной промышленности, а также безразличие к последствиям успеха или неудачи отдельных фирм с точки зрения благосостояния целых сообществ. Рассматривая экономическую теорию, для того чтобы показать ограниченность ее взгляда на человека и общество, Мэйо выбирает в качестве объекта критики Давида Рикардо и безжалостно «набрасывается» на него. Мэйо утверждает, что его исследования и логика «основываются на трех ограничивающих понятиях:

1. Естественное общество состоит из орды неорганизованных индивидов.

2. Каждый человек действует таким образом, который рассчитан на обеспечение самосохранения, или исходя из своих личных интересов.

3. Для достижения этих целей каждый индивид мыслит логично, насколько это возможно».

Мэйо рассматривает основания для каждого из этих предположений и приходит к выводу, что при определенных ограниченных условиях первые два остаются справедливыми. Третье предположение он находит более проблематичным; не ограничиваясь этим, он полагает его «явно вводящим в заблуждение» и приводит в подтверждение своей оценки данные хоторнского исследования в помещении для наблюдения за аппаратной разводкой.