Папа, не бей! Как физические наказания заставили меня полюбить боль

Всё началось, когда мне было пять лет. Мы жили большой «дружной» семьёй на первом этаже немецкого особняка: мама, папа, я, бабушка и дедушка со стороны папы. Возле дома у нас было два гаража, огород с большой теплицей, курятник и много цветов. Всё детство прошло, как говорится, «на земле». Жили мы в центральном районе города К., недалеко от Верхнего озера, в двух остановках трамвая от главного рынка. Мы редко ходили на рынок всей семьёй, но тот день я запомнила очень хорошо.

Бабушка понесла продавать на рынок котят, у нас была персидская голубая красавица по кличке Агата. Её очередной приплод достаточно подрос, чтобы уходить по сто долларов за девочку и по двести за мальчика.

Мы с родителями прошли сквозь зооряды, поинтересовались у бабули, сколько удалось продать котят, и пошли в ряды продовольственные. В моём детстве наш рынок был чистым воплощением хаоса: куча рядов, потоки толкающихся людей, гул перекрикивающих друг друга посетителей – кошмар. Отпустить мамину или папину руку означало быть поглощённой этой пучиной из торговцев и покупателей, стремящихся урвать самый лучший товар.

Я всегда шла посередине, крепко вцепившись в обоих родителей, но в тот раз, пытаясь пересечь «магистраль» между торговыми рядами из тележек и толпы людей, случилось страшное. Папа шёл впереди, мама сзади, и вдруг я с ужасом почувствовала, как моя рука выскользает из маминой, а мы продолжаем идти вперёд, я невольно вскрикнула. Папа мгновенно обернулся. Оказалось, что маме на ногу наехал торговец с тележкой, и хоть тележка была пустая, но всё же металлическая. Не сориентировавшись, что «девушка» была не одна, тот мужик начал кричать на неё, чтобы она смотрела, куда идёт, и что она сама виновата. То, как папа кричал на этого «чурку»*, все его угрозы, скорость перевоплощения и взгляд, как у ястреба, отпечатались в моей памяти на долгие годы. Мама с большими усилиями и криками «Валерка, не надо» оттащила папу в сторону, и и мы продолжили покупки. Пару раз папа порывался вернуться на то место. Это был 1994 год, папа работал в милиции, и он реально мог создать большие проблемы любому на рынке. К счастью, ситуация не получила дальнейшего развития по слишком «банальной» причине – «они все на одно лицо»*. А снова дышать я начала только когда мы ехали в трамвае домой.

* Не является пропагандой или призывом к разжиганию межнациональной розни. Автор признаёт, что Россия – многонациональная страна, где у каждого народа равные права и своя уникальная идентичность.

Не знаю, что именно меня тогда так испугало, публичность этой сцены, численное превосходство с другой стороны спора или все те оскорбления, которые я слышала от папы в адрес людей с другим цветом кожи, но что-то во мне тогда надломилось. Меня, да в то время, наверное, никого, не учили справляться и проживать свои эмоции. Понятия такого, наверное, не существовало, как и понимания, почему важно не запаковывать сильныепереживания переживания внутрь себя. На часах было около обеда, я сказала маме, что хочу искупаться. Но мама не согласилась набрать ванну, так как ей некогда было за мной следить. Ванна у нас была ещё немецкая, длинная и широкая, я в ней плавала как в мини-бассейне. И так как в заплыве мне было отказано, я довольствовалась мытьём под краном. Не знаю, как это могло прийти в голову пятилетней мне, но я помню до сих пор о том, как подумала, что тот «чурка» с рынка возвращается домой и что он должен себя наказать за содеянное. А как он должен себя наказать? В то время я и не подозревала, что мальчики и девочки имеют различия между ног. Поэтому в моей светлой головушке мелькнула мысль, что наказывает себя этот «нехороший человек» с рынка, подставляя причинное место под напор воды. Я, естественно, показала себе, как это должно происходить, и, к своему ужасу, я испытала ощущения, не похожие на наказания. Мне нравилась эта «щекотка» от струи воды, и мне было немного стыдно за то, что мне приятно от «способа наказания», но оторваться я была не в силах. Мама зашла без стука проверить, не замылась ли я там, но я успела отодвинуться от крана и сделать вид, что просто плескаюсь. Как только дверь захлопнулась, я продолжила. Я каким-то образом понимала, что если меня застукают за таким занятием, то по голове точно не погладят. Спустя пару минут я испытала такой спектр чувств, что страх отошёл на второй план. Я напомню, мне было всего пять лет. Что это называется оргазм я узнаю сильно позже, а то, что это чертовски приятно расслабляет и снимает напряжение, я узнала слишком рано.

В своей первой книге я частично описывала мои мысли в детстве, которые не свойственны ребёнку, хотя скорее не мысли, а воспоминания. Лёгкая пояснительная бригада для тебя, мой дорогой читатель, я верю в перерождение души и вот это вот всё, что с ним связано. Но ничего «эзотерического» в книге не будет, кроме описанного ниже нюанса. Так вот, открыв для себя момент пикового удовольствия, я будто разблокировала отсек с воспоминаниями, от которых здоровому человеку должно становиться жутковато. Благо дети не склонны к такой оценочности суждений. Можно же не говорить, что я очень полюбила мыться?! Каждый раз, когда я подбиралась к самой вкусной части водных процедур, я представляла, что я вырасту и у меня будет своя собственная «камера пыток». А так как тело слегка сопротивляется и иногда подёргивается, сбивая ритм воздействия струи, то я буду обязательно фиксировать, привязывать или приковывать своих жертв, чтобы ничего не мешало им испытать эту сладкую разрядку.

Картинки всплывали в голове сами собой, много людей в одном помещении, свет обязательно был приглушён, и только стоны разрывали сладкое томление. Фантазировать я об этом вряд ли могла в столь юном возрасте, а вот «память из прошлых жизней» вполне так могла проявиться. И я даже косвенно понимала, что это ненормально и что со мной явно что-то не так, но награда за подобного рода манипуляции была превыше всего.

Несмотря на то, что счётчиков на воду тогда не было и в помине, мама с бабушкой стали замечать неладное – я могла проситься в ванну днём и вечером и проводила там очень много времени, хотя раньше меня было не загнать помыться даже после того, как я руками червей копала. Настал момент и меня спалили, неплотно закрытая деревянная дверь в ванную, готовность ворваться сыграли на руку, но не мне. Я не успела отодвинуться и сделать вид, что просто плескаюсь.

Комментарий психолога. Автор, скорее всего, задолго до этого случая уже исследовала свои гениталии. Дети делают это раньше, в районе двух-трёх лет. И приятный эффект был уже запечатан в памяти. Откуда у ребёнка идея, что наказание должно быть через воздействие на половой орган? Вопрос остаётся открытым. Но, находясь в стрессе от конфликта, где папа проявил агрессию, защищая маму, автор, получив оргазм, запечатал в психике «оргазм равно снятие стресса, быстрый способ расслабиться». Это вызвало зависимость, как мы увидим чуть позже, в подглаве «К чему приводят запреты», где автор описывает поведение зависимого человека. В чём проявляется такое поведение? В том, что в погоне за дозой «кайфа» не существует никаких препятствий. А также формируются новые навыки: делать всё возможное для того, чтобы получить желаемое.

Каких действий стоит избегать родителям, если они застукали своё чадо за мастурбацией в пять лет

Мне даже сейчас сложно представить, что почувствовала моя мама, увидев эту картину, но она сдержалась и просто сказала: «Вытирайся, одевайся и выходи». На выходе я получила пару раз полотенцем по жопе, но было совсем не больно. Я видела абсолютную растерянность и непонимание, что с этим со всем делать, но делать что-то надо было. На первый раз с меня взяли слово, что я так больше не буду, и сказали, что так делать «нехорошо». И в общем-то я не хотела расстраивать маму и даже честно старалась несколько дней так не делать, но аргументы были слабоваты, а на другой чаше весов лежало ого-го какое удовольствие.

Естественно, я сбилась со счёта, сколько раз мама и бабушка застукивали меня за этим занятием. Меня ругали, кричали, говорили, что я буду фригидной, пугали, что расскажут папе, чем я занимаюсь. Мама плакала от бессилия, бабушка упрекала её в том, какая у неё дочь… Одно время мама даже сидела со мной в ванной комнате, пока я не искупаюсь. Ничего не помогало, а слово «фригидная» я вообще не понимала и как-то даже попросила маму расшифровать его значение. Мама сказала, что я не буду испытывать удовольствие от контакта с мужчинами, когда вырасту. Слабый аргумент, согласитесь?! На кой хрен маленькой мне думать о том, что будет когда-то там, да и зачем мне мужчины, если я сама всё могу.

Комментарий психолога. То есть родители, отреагировав бурно и негативно, только подогрели интерес к запрету, так как это был единственный способ снять напряжение, находясь дома.

К чему приводят запреты

Со временем, чтобы не расстраивать маму, я научилась очень тщательно скрываться, я продумывала абсолютно всё. Я состыковывала все пароли и явки, засекала среднее время, которое бабушка возилась в огороде, у меня был очень эффективный тайм-менеджмент. Осечки иногда случались, но я ещё тогда стала замечать, что при отсутствии страха быть застуканной мне всё сложнее даётся достичь желаемой разрядки. Меня прям подмывало заняться этим в момент, когда я слышала мамины шаги на кухне. Именно на острие опасности ощущения были ярче и приходили гораздо быстрее. И если до этого момента в целом не было никакой большой опасности, то тут налицо явная фиксация на дополнительном адреналине и деформация в естественном течении процесса получения удовольствия.

Интерес к той части жизни, которая обзывалась «дальнейшей жизнью с мужчиной», привёл меня к исследованию родительского откидного серванта. Поиск был масштабный, сейчас мне даже кажется, что я как будто знала, что искать. Я перерыла две стопки с газетами, журналами и книгами, и в конце второй стопки в самом низу, в целлофановом пакете лежал тоненький журнальчик. Мои цепкие пальчики быстро вытащили пакет, достали заветную глянцевую брошюру и пошли листать картинки. Журнал этот (как я узнала много лет спустя) привёз дедушка, ходивший в море. Эротический журнал 90-х годов из-за бугра, представили? Моя детская психика столкнулась с сюжетом ЖМЖ*, где М был негром, а две ЖЕ были блондинками, у одной был красивый красный маникюр, а у второй френч (*Не является пропагандой нетрадиционных отношений). Так я узнала, что отличия у мальчиков и девочек всё-таки имеются, но знакомство было очень на скорую руку. В коридоре послышались шаги, сквозь ребристую стеклянную вставку в двери показался зажжённый в коридоре свет. Пакет. Место где-то внизу второй стопки. Кувырок через диван, и вот я уже мирно сплю в своей кровати. К слову, на следующий день журнала на своём месте не оказалось, и мы не виделись с ним с тех пор четыре года, но это совсем другая история.

Благо в нашей «дружной» семье хватало забот помимо мастурбирующей меня, и внимание постепенно сошло на нет. Мама периодически спрашивала, не занимаюсь ли я глупостями, я, конечно, врала, что нет. А примерно через год мы переехали от бабушки с дедушкой в свою квартиру.

Период, когда любой ребёнок начинает изучать своё тело, очень важен в жизни каждого человека и, более того, абсолютно естественен. От того, как поведут и как не поведут себя родители, зависит, насколько здоровой будет сексуальная жизнь во взрослом возрасте. Поломать можно и девочек, и мальчиков.

Комментарий психолога. Как правильно реагировать родителям на мастурбацию? Прежде всего, спокойно. Не давайте никаких негативных реакций, не обзывайте ребенка, не показывайте, что ребенок совершает что-то неправильное. Лучшим решением в подобной ситуации в возрасте от пяти лет будет спокойный разговор про особенности тела и ощущения в нём без взрослых слов. Ни в коем случае нельзя связывать сексуальное удовлетворение с чем-то негативным. В возрасте от одного года до четырёх лет лучше всего отвлекать ребёнка на другие занятия, не заостряя чрезмерное внимание на факте мастурбации. Помните, что ребёнок в пять лет хочет не секса, а внимания, заботы и безопасности, не сексуализируйте случившееся.

Как потерять доверие ребёнка раз и навсегда

Возможно, главной проблемой того времени было отсутствие нужной информации о том, как правильно воспитывать детей. И нашим родителям приходилось действовать по наитию, исходя из опыта, полученного ими в детстве. Помню, как мама всегда рассказывала, что моя бабушка Лида, её мама, никогда с ней особо не разговаривала по душам. Она делилась, что ей этого очень сильно не хватало и что всё, чего она хотела в своём детстве, – это возможность просто по-девчачьи поговорить. Я слышала про эту «боль» от мамы не один раз. И она, из благих намерений и закрывая свой детский дефицит, пыталась всегда наладить это общение между нами. Не знаю, то ли это была попытка влиять на меня по-хорошему, то ли искреннее желание иметь доверительный контакт со своим ребёнком. Но на какое-то время у неё это действительно получилось. Я реально чувствовала себя безопасно и нет-нет да и выкладывала маме какие-то секретики. Наверное, это было что-то про мальчиков, которые мне нравились, но, вероятно, не только про них. Возможно, были и ещё какие-то сокровенные тайны про себя, про свои мысли и мечты. И несмотря на то, что меня иногда наказывали и лупили, доверительный контакт всё равно был. До одного прекрасного момента, как вы уже могли догадаться.

Я была в классе втором-третьем, мы уже переехали в ещё одну новую квартиру. Я это отчётливо помню, так как моя дорога из школы домой поменялась. Школа осталась прежней, а вот сам путь изменился. Мы шли с мамой со школы, и она была очень расстроена то ли оценками, то ли моим поведением, за которое её с завидной регулярностью отчитывали на родительских собраниях. В общем, был какой-то повод. Ей нужно было на меня как-то повлиять, чтобы я больше «так» не делала. А так как на меня плохо что действовало, мама не нашла ничего лучше, чем пойти на шантаж. Она сказала, что если я хоть раз ещё так сделаю (честно, не помню как), она расскажет папе мой секрет. Тот, который я ей на днях доверила. И да, моя память работает очень избирательно, я не помню, за что меня отчитывали и что именно угрожали рассказать отцу, но помню, где это было. Мы отошли от забора школьного двора буквально за угол. Там возле магазина, где я покупала себе вкусняшки после школы, росли высокие кусты с белыми лопающимися шариками. За изгородью из этих кустов всегда собирались местные выпивохи, под их громкий гогот о чём-то своём оборвалось моё детское сердечко. Меня предали. Одной фразой: «Я расскажу папе твой секрет».

Ощущения были, как будто я падаю в пропасть и меня ничего не может поймать, но это внутри, снаружи мы просто продолжили идти со школы под мамины нотации. Справедливости ради стоит отметить, что мама не рассказала папе то, что обещала. Но одной угрозы мне хватило, чтобы больше никогда, нет, не так, НИКОГДА не рассказывать маме свои секреты. Моё доверие было подорвано навсегда.

И несмотря на то, что я сталкивалась с ситуациями, когда кроме мамы и придти больше было не к кому, я всё оставляла в себе. Подруг в детстве у меня особо не было, а школьными психологами тогда ещё и не пахло.

Казалось бы, что страшного, ну не секретничает дочь с матерью, что с того? А, например, то, что столкнувшись с насилием, пусть и в лёгкой форме, я просто молчала и охуевала внутри себя. Боясь рассказать то, что не понимаю своим детским мозгом и за что могу ещё и получить люлей. Лучше было просто терпеть.

Комментарий психолога. Так как мама автора сама была в дефиците внимания и близости со своей матерью, она попыталась компенсировать эту потребность путем выстраивания доверительных отношений со своей дочерью. Но есть один нюанс. Не имея собственного опыта этих доверительных отношений, мама не знала, как это сделать правильно. Когда она сманипулировала шантажом о том, что всё, что доверяла ей дочь, она расскажет папе, мама повела себя не с позиции взрослого, а с позиции ребенка. Наябедничать «взрослому» папе было способом продавить непослушную дочь и получить желаемое. Тем самым она, как родитель, расписалась в своей несостоятельности, отдав ответственность более «взрослому» родителю. И так как у мамы автора не была сформирована ценность открытых и доверительных отношений в её детстве, она неосознанно обесценила эту открытость со своей дочерью. С этого момента автор потеряла доверие, лишилась опоры и начала учиться жить в небезопасности, запретив себе искать поддержки в родителях.

Фраза «Лучше было просто терпеть» прекрасно иллюстрирует, как героиня поняла, что теперь ей остается просто учиться справляться самой, один на один, жить с тем, что невыносимо и в чём требуется поддержка. А поддержку в детском возрасте может дать ТОЛЬКО взрослый. Спойлер: ни один ребенок еще не справился без взрослого. Со временем мы увидим, как это смирение трансформировалось в психике в «мне это нравится, бьет – значит любит».

Давай я немного добавлю контекста про лёгкое насилие, тут у меня будет две зарисовки. Начнём с первой, напомню, интернета тогда не было. Мне было лет десять, и мы часто ездили к друзьям родителей за город. Это были их лучшие друзья, и на тот момент они общались уже лет семь. В той семье было двое детей: сын старше меня на шесть лет и дочь ещё старше. Иногда мы семьями уезжали к чьим-то сёстрам, и количество детей возрастало в разы. Мальчиков в возрасте приблизительно 15-ти лет становилось трое, и всё, что их интересовало, было для меня за гранью понимания.

Один раз все взрослые куда-то уехали, и мы остались только «детьми». Мне не нравилось, что пацаны хотят посмотреть, что у меня под штанами и под футболкой, но кричать в большом деревенском доме было бесполезно. Я отбивалась. Убегала в другую комнату, но бежать по факту было некуда. Удалось ли им что-то рассмотреть или нет, моя психика, к счастью, не помнит. Единственное решение, которое я тогда нашла, это убежать из дома. На улице была зима, я едва успела влезть в ботинки и не успела надеть куртку. Сначала в огород. Свернувшись калачиком вокруг ствола единственной ёлки, я была быстро обнаружена. Потом через забор и просто по улице. Я бежала по незнакомой мне деревне, и мне было всё равно куда. Меня догоняли и бросали в меня снежки. Я ревела от беспомощности и непонимания, как весь этот кошмар можно закончить. Тут из-за крутого поворота в горку показалась машина родителей, ещё одна с их друзьями, и в общем-то вот оно, спасение. Но чуть раньше, чем я успела сказать, что мальчишки меня обижают, я получила замечание на повышенных тонах за то, что выперлась на улицу без куртки. Зима на дворе, чем я думала?!

«Мам, пап, я не виновата, они меня обижали!»

«Как? Снежком в тебя попали? Так ты наверняка первая полезла, мы-то тебя знаем!»

И я просто стала реветь ещё сильнее и надрывнее.

Комментарий психолога. В этой ситуации автор в очередной раз убедилась в том, что защиты в лице родителей ей не найти. И ещё сильнее реветь она стала именно от бессилия.

Мой первый поцелуй случился с этим же самым сыном друзей родителей. И второй, и третий, и не знаю сколько их было. Но сценарий всегда был один, мы типа боролись. Все же дети между собой дерутся, да? Поэтому на нашу возню в соседней комнате никто не обращал внимания. Мальчик он был крупненький, большого труда завалить меня на пол и зафиксировать, чтобы я практически не дёргалась, ему труда не составляло. И хоть я всегда сопротивлялась, наша разница в весе и в возрасте играла на руку, но не мне. Он пугал, что если я буду кричать, он скажет родителям, мол я сама полезла «драться». А на моё «Я расскажу, что ты меня целуешь в губы» был железный аргумент: «Тебе не поверят». И я знала, что мне НЕ ПОВЕРЯТ, ни один раз уже не верили, так что не стоило и пытаться. Первый раз он целовал меня через пакет, чтобы не попали слюни. Ведь я кусалась и плевалась, будучи крепко зафиксированной и не в силах сделать что-либо ещё. Потом без пакета. Это было не один раз, а практически всегда, когда мы приезжали к ним в гости. Наверное, всё закончилось в тот момент, когда ОН нашёл себе ровесницу и потерял всякий интерес ко мне. А я к тому моменту уже начала испытывать какие-то «чувства» и наоборот ждала каждой поездки в гости. Перед тем как всё закончилось, в последние разы я сопротивлялась его поцелуям больше для виду, так как уже хорошо поняла правила этой «игры».

Комментарий психолога. Давайте пока просто зафиксируем, что первые поцелуи автора были с применением насилия и против её воли.

Слава богу, дальше насильственных поцелуев и облапывания тех мест, где у девочки должна быть грудь, не дошло. А может, уже и была эта самая грудь, но точно не в том виде, чтобы прям гордо называться грудью. Повлияло ли на меня это как-то? Наверное, да, а может, и нет, мне сложно сказать. Я никогда об этом не рассказывала маме, мне было стыдно и страшно. Страшно, что отругает, накажет, скажет, что я сама виновата, расскажет папе, в общем, в моей голове было тысячу вариантов, почему я должна молчать. Хотя, наверное, всё-таки повлияло.

Комментарий психолога. Одна только фраза «Слава богу, дальше насильственных поцелуев… не дошло» ярко иллюстрирует, как автор научилась обесценивать свои личные границы и тело. То, что она сопротивлялась, свидетельствует о наличии на тот момент понимания, как с ней можно, а как нельзя. Ровно до того момента, пока ей не напомнили, что защиты от родителей ей не видать («Тебе не поверят!»).

Был ещё один раз, когда я вернулась к этой теме, но уже абсолютно добровольно. Прошло какое-то время, может год или больше, как ОН перестал обращать на меня прежнее внимание. Мне было 12 лет, ему 18 лет. Мы снова приехали в гости, но в тот раз родители куда-то уехали, а «детей» оставили на ночёвку всех вместе, под присмотром старшей сестры, которой на тот момент был 21 год. Объект моего пристального внимания был на деревенской дискотеке и вернулся часам к двум ночи. Я не спала всё это время, делая вид, что совсем не хочу спать, и просто смотрела телевизор. Его старшая сестра была для меня не указ, поэтому загнать меня в постель она не могла. Тем более был у нас с ней случай, когда я случайно одним ударом под колено сломала ей ногу, мне тогда лет семь было. Её тоже оставляли за старшую, и она забирала у нас диванные подушки, чтобы мы ими не дрались. Я свою отдавать не хотела и по обыкновению отмахивалась руками и ногами. То, что я сломала ей ногу, мы узнали среди ночи, когда уже вернулись домой, а её родители заехали к нам после больницы. Меня, к слову, тогда не ругали, да я и не планировала никому ломать ногу, так получилось, мы просто поехали в больницу, чтобы я извинилась. Наверное, имея такой опыт, эта «девочка» даже спустя много лет решила со мной не связываться. Ну смотрю я телевизор, и хрен со мной. Когда с дискотеки вернулся ОН голодный и уставший, я вызвалась пожарить ему яичницу с сосисками. Удивительно, конечно, что в 12 лет у меня уже было понимание, что мужика надо сначала накормить, а только потом спать укладывать. Да-да, расчёт у меня был именно такой. Ведь родителей в ту ночь с нами не было, и повлиять на ситуацию никто не мог.

Вопреки моим ожиданиям его сестра настояла, чтобы я ложилась спать с ней. Будучи очень недовольной этим решением, я крутилась, пихалась и делала всё, чтобы мне было сказано: «Да спи ты где хочешь». Никто же не предполагал, что именно зрело в моей голове. И вот я в коротеньком бордовом пеньюаре иду в соседнюю комнату спать с объектом своей симпатии. В мои 12-ть и грудь, и попа уже были на месте. А учитывая, что раньше ОН сам проявлял ко мне интерес, я была уверенна, что получу свою порцию крепких объятий и страстных поцелуев. Что там бывает дальше, я ещё была не в курсе, но в процессе наших обнимашек низ живота тяжелел и наполнялся странным, незнакомым чувством. И хоть мозгом я не понимала, на что я провоцирую лежащего со мной в кровати парня, тело подчинялось инстинктам. Ноги раздвигались сами собой, и всё, чего я хотела, чтобы он потрогал меня там. Но какие-то мозги у партнёра по койке всё-таки были, и он снова и снова смыкал мои ноги обратно. На какой-то по счёту раз ему надоело, и он отвернулся спать. А я, пообижавшись, ушла обратно в комнату к его сестре. Как же всё-таки хорошо, что ему хватило тогда ума остановиться…

Комментарий психолога. В этой части повествования мы видим, что разница в шесть лет в раннем возрасте сыграла свою роль. Наш герой вырос и потерял интерес, то есть вышел из этих «отношений», а героиня всё ещё оставалась в них. Обостряло всю эту ситуацию её раннее половое созревание, которое дало «разрешение» в голове автора залесть в кровать к объекту своей «влюблённости».

Вся эта ситуация очень похожа на проявление так называемого стокгольмского синдрома, где жертва начинает испытывать симпатию к своему насильнику. Так как это был единственный способ психики справиться с происходящим.

Был бы у меня в голове такой сценарий, не вытворяя он со мной всякое, когда я была помладше? Наверное, НЕТ. Вероятно, это причинно-следственная связь, и моей вины в том случае не было. Но это только моё мнение. Для всех остальных косвенных участников я была пиздец какой виноватой. Его сестра, естественно, рассказала своей маме о том, что ночью я уходила спать к брату. Та, в свою очередь, рассказала моей маме. Помню, как мы ехали обратно, папа вышел на заправке, и маму порвало. Так она на меня ещё никогда не кричала, меня называли и позором семьи, и шлюхой, и много было ещё эпитетов. Но как только отец вернулся в машину, буря в ту же секунду утихла, на вопрос, что у нас случилось, мама обронила «ничего». Видимо, боялась, что если о случившемся узнает отец, он меня прям там на месте и прибьёт. Именно поэтому я с такой уверенностью могу сказать, сколько мне было лет на момент того случая. Фраза, что «она не думала, что к двенадцати годам вырастит шлюху, и за что ей это всё», слишком хорошо отпечаталась в памяти.