Шёпот

Глава 1

За десять лет до дня Х.

Папа обошел машину и открыл мне дверь, после чего я вышла, почти соскользнула, потому что ноги ещё не дотягиваются до земли. Иногда я спрыгиваю, иногда помогает выбираться папа, а иногда, как сейчас. Ведь я ещё не такая высокая, как мой отец.

Он отдал мне небольшой рюкзак и присел на корточки, поправляя мои неровные хвостики. Сегодня я их сама сделала.

– Так лучше.

– Я старалась, – улыбаюсь я, и папа в ответ делает тоже самое.

– Приеду за тобой, как и обычно, милая. Помнишь время?

– Конечно, пап. Когда стрелка часов будет на половине четвертого.

– Всё верно.

Он потрепал ещё раз меня по волосам, а после я поцеловала его в щеку и помахала рукой, направившись внутрь школы.

Сегодня мой второй учебный день второго учебного года.

Мне нравится сюда ходить, нравится учиться, только не люблю математику. Как говорят некоторые взрослые, то просто ненавижу!

Ещё мне нравится проводить время со своими друзьями. С Мэди и с Николь. Мы с ними лучшие подруги. Мальчиков друзей у нас почти нет, только Тэйт напрашивается вечно в нашу компанию, но мне кажется, что он делает это только из-за Мэди. Она ему нравится… то есть, как взрослые нравятся друг другу, хоть подруга это и отрицает. Но мы с Николь видим! Да и он просто противный.

Поднялась уже по ступенькам и зашла в школу, двигаясь прямиком в класс.

Наша школа совсем небольшая. Это все по тому, что мы ещё учимся в младших классах. Но наша будущая старшая школа, которая находится в паре милях от этой, просто огромная! Я видела её и даже была там однажды внутри вместе с папой.

– Шоу! – Мэди при виде меня махнула рукой и подпрыгнула, чтобы я разглядела её в толпе в коридоре, потому что она не сильно выше меня. – Привет!

– Привет, – тоже поздоровалась я, когда мы подошли друг к другу и обнялись.

Подруга отстранилась первой и взяла меня за руку, направляясь прямо в толпу, когда до этого мы отошли в сторону.

Она начала всех расталкивать в стороны и извиняться, чтобы мы скорее добрались до учебного класса, где нас уже ждет Николь. Откуда я знаю, что она там? Николь всегда привозят в школу раньше всех нас. За тот год она ни разу не опоздала.

Если бы не Мэди, то мне вряд ли бы хватило сил… со всеми так справиться, с другими детьми. Хотя она такая же, как и я. Худенькая, как говорит её мама.

– Николь! – крикнула Мэди, как только оказалась в классе. На её голос среагировала не только наша подруга, но и все остальные в классе.

Николь при виде нас подскочила с места и побежала навстречу.

Мы все обнялись.

– Привет, девочки! О, Шоу, у нас с тобой одинаковые хвостики! – заметила она, когда мы отстранились. – Папа сделал?

– Нет. Сама. А тебе?

– Мама, – она улыбнулась, когда я почувствовала что-то неприятное в груди, сразу же подумав на мгновения о своей маме и о том, что… она больше не вернется к нам с папой. Не вернется домой. Ведь, как еще давно сказал папа, то теперь у моей мамы новый дом. А наш… она бросила, как бросают на улицах животных, когда они им надоедают. Это уже я сама поняла, ведь папа так и не говорит больше про неё. Неужели, мы надоели маме?

– Шоу… – Мэди сжала мои пальцы, и я взглянула на неё, когда девочка спросила: – Ты в порядке? Вспомнила про маму, да?

– Прости, Шоу, – тут же извинилась Николь и поднесла руку ко рту, а её глаза стали даже больше моих, в них появилась вина.

– Ничего, – я слабо улыбнулась и качнула головой. – Да, просто задумалась о ней…

Мы расселись по своим одиночным местам, обсуждая последние события, вернее, их полное отсутствие.

Я заметила, как в класс зашел Тэйт и махнул нам рукой, и если Мэди с Николь махнули в ответ, то я лишь поджала губы. В глазах Тэйта тут же появилось недовольство. Вот он настоящий! Он только хочет казаться милым, а на самом деле… он плохой. Я просто так чувствую и говорила об этом не только своим подругам, но и отцу.

– Привет, – поздоровался мальчик, когда сел позади Мэди.

– Привет, Тэйт, – отозвались Николь и Мэди, и последняя посмотрела на меня, когда я лишь отвернулась и заметила, как в класс входят остальные, в том числе Зак и Эмерс. Если первый ещё… хороший, то последний такой же, как и Тэйт. Мерзкий. В том году я носила очки по рекомендации врача, так вот Эмерс называл меня очкастой и смеялся, так, что из его рта слюни брызгали в разные стороны.

Я плакала, ведь это было обидно… в груди было какое-то неприятное плохое чувство. И в один из дней меня в слезах забрал папа, которому я рассказала обо всём случившемся. Тогда он сказал, чтобы я не обращала на это внимания, а если это продолжится, то дала бы Эмерсу отпор. Как? Также словесно, как это делал и он. Я сделала это, назвала его скользким червем, на что мальчик толкнул меня! Это было подло. Тогда я снова чуть не разрыдалась, стерпела и просто ушла.

В этом году я более не ношу очки из-за того, что проблема со зрением разрешилась, но всё ещё вижу, как Эмерс ищет к чему придраться. Как оскорбить меня. А ещё он хорошо общается с Тэйтом. И если последний будет с нами дружить, то и Эмерс тоже. А я не могу и не хочу этого. Ужасно!!! Я по отдельности их терпеть не могу, а когда они вдвоем, то… повторюсь, ужасно!!!

Они садятся также на свои места, когда остальные так и продолжают приходить.

Пока кто-то о чем-то говорит, то я беру в руки карандаш и начинаю рисовать на тетради с обратной стороны. Просто узоры, погружаясь в этот процесс, как говорит папа, с головой. Мне нравится это.

Чувствую, как мне в голову прилетает что-то легкое, поэтому вздрагиваю и оборачиваюсь, замечая смеющегося Эмерса.

– Ой! Прости, Шоу, твоя голова помешала моему самолету!

Тэйт усмехается на его реплику, а я смотрю вниз, где у моих ног валяется самолет, сделанный из бумаги. Поднимаю его и хмурюсь, когда Эмерс протягивает руку, ожидая, что я его ему верну.

Не дождется.

Разрываю бумагу на глазах мальчика, а после сжимаю её в руках и иду к мусорке, куда и выкидываю остатки.

– Эй! – ноздри Эмерса раздуваются, когда он вскакивает с места и уже хочет подойти ко мне, но в этот момент в класс заходит учитель, поэтому ему приходится вернуться на место. Как и мне.

Мои губы подрагивают в легкой улыбке. Так ему и надо.

Мистер Карлайс начинает вести наш урок, на котором я внимательно его слушаю и записываю, стараясь ничего не упустить. Вечером обязательно расскажу всё папе, чему нас сегодня учили и что проходили.

Учитель дает нам задание, после чего садится за стол, а я приступаю к его выполнению. Трачу на это не так много времени и даже освобождаюсь раньше всех. Сдаю свой листочек, кладя на его стол, после возвращаюсь на место и продолжаю рисовать в тетради, ведь теперь до конца урока свободна. Лишь иногда оборачиваюсь и усмехаюсь, видя, как Эмерс морщит лоб и сжимает ручку до побелевших костяшек. Ну и дурак. Там ведь всё легко! Хотя он и Тэйт никогда не отличались умом, хоть и пытаются выставить себя иначе.

Неожиданно для всех нас открывается дверь, и в класс заходит сам директор школы вместе с… каким-то мальчиком.

Другие отвлекаются от решения задачи, а я от рисования, прослеживая за тем, как они останавливаются около мистера Карлайса.

– Всем доброго утра, – здоровается с нами директор и кладет руку на плечо мальчика, – я тут, чтобы сделать небольшое объявление. С сегодняшнего дня в вашем классе будет учиться новый ученик. Он немного опоздал на начало учебного года, поэтому смог присоединиться только сегодня. – Директор ободряюще улыбается, а я, как и другие, упираюсь взглядом в мальчика. – Николас, как я уйду, то расскажи немного о себе, а после мистер Карлайс скажет тебе, куда садиться. Не стесняйся, уверен, у тебя здесь будет множество друзей.

Директор едва сильнее сжимает плечо мальчика, которое такое же тощее, как и моё, возможно, даже ещё меньше, а после разворачивается, кивает мистеру Карлайсу и уходит.

– Николас, ты слышал мистера Хэса. Представься и расскажи о себе.

Внимательно смотрю на него.

Он очень маленький, возможно, даже чуть ниже меня ростом, что редкость. Худенький, с тонкими руками и острыми плечами. Бледный, как мел, словно мальчик никогда не был на солнце. Волосы светлые, почти золотистые, мягкие на вид, слегка растрепанные. Но больше всего цепляют его глаза… тёмно-зелёные, глубокие, как еловая хвоя после дождя. Мой самый любимый цвет! Очень красивый.

Мальчик неуверенно откашливается, но голову не опускает, когда представляется:

– Меня зовут Николас Максвелл. Мне девять лет.

И всё. Никаких «рад познакомиться», никаких рассказов о хобби или прежней школе.

Николас просто смотрит на нас… И взгляд такой… тяжёлый, колючий, как иглы ежика, и одновременно с этим затравленный. Будто щурится на всех нас, как на врагов. В его лице есть что-то сжатое. Он явно напряжён, будто ждет, что сейчас в него кто-то кинет чем-то.

А ещё он сказал это… странно. Я сразу замечаю, что у него акцент. Не очень сильный, но отчётливый. Некоторые слова мальчик произносит не так, как принято здесь. Интонация, какие-то ударения, слог.

Тэйт, конечно же, не упускает шанса:

– Эй, ты чего, с Луны свалился? Или говорить по нормальному не научился?

В классе раздаются смешки, и я замечаю, как плечи Николаса чуть сжимаются ещё сильнее. Он даже не отвечает, только сжимает губы в тонкую линию, как будто пытается что-то удержать внутри.

Я отвожу взгляд и машинально сжимаю карандаш. Почему-то становится немного не по себе.

Мистер Карлайс оставляет реплику Тэйта без комментариев, лишь посылает предупреждающий взгляд в сторону мальчика, а после кивает и смотрит уже на Николаса.

– Спасибо, что представился, Николас. А теперь садись… вот на это место, – рукой учитель показывает на стол рядом со мной. – Между Рэйфом и Шоу.

Николас молча движется к своему месту и больше ни на кого не смотрит.

– Возвращайтесь к заданию. Николас, а ты просто посиди. Урок всё равно скоро закончится.

Я продолжаю смотреть на мальчика, когда Рэйф поднимается со своего места и также сдает листок с выполненным заданием. Наверное, новенький замечает мой взгляд, потому что я вижу, как Николас напрягается, но не поворачивается. Возможно, ему просто некомфортно. В любом случае, я не собираюсь смущать его ещё больше, поэтому отворачиваюсь и возвращаюсь к своим узорам, чем и занимаюсь до конца урока.

Когда звенит звонок, то все вскакивают со своих мест, и я в том числе, складывая вещи обратно в рюкзак, чтобы перейти в другой, соседний класс.

Рядом со мной останавливаются Мэди и Николь.

– Ты, как всегда, долго собираешься, Шоу, – говорит последняя.

– Я не могу так, как вы.

– Даже черепаха быстрее.

Я улыбаюсь, ведь знаю, что она сказала это не со зла, когда в разговор вмешивается Мэдисон:

– Теперь у нас ещё один новенький.

– Тише, – говорю ей и шиплю, ведь тот самый новенький стоит очень близко и также складывает свои вещи.

– А что такого? Я ничего плохого не говорю. Просто это… факт.

В этот самый момент мимо Николаса проходит Тэйт с Эмерсом и Заком, и первый специально задевает его плечом, толкая так, что у Николаса выпадает из рук пенал.

Они начинают смеяться, а я хмурюсь и даже делаю шаг, чтобы… вмешаться? Наверное. Но меня останавливает Николь.

– Оставь их, Шоу. Будто не знаешь Тэйта. Он вскоре отстанет от него.

Замечаю, как Николас замирает, смотря на пенал на полу, но ничего не предпринимает, лишь опускается на колени и поднимает его, а я выдаю кивок, когда Николь берет меня за руку и выводит из класса вслед за Мэди.

***

Проходит несколько недель.

В обеденный перерыв мы обычно сидим в столовой у самого большого окна. Наше самое любимое место, куда красиво проникают лучи солнца. В центре, только с края. Иногда к нам подсаживаются другие девочки, с которыми я разговариваю лишь изредка, потому что мне хватает и моих подруг. Мэди и Николь. Бывает даже напрашиваются мальчики, и Тэйт в том числе. Кажется, что им всем нравится наше место.

Сегодня у меня на подносе морковный сок, который Мэди терпеть не может, и сэндвич с курицей.

Я уже съела больше половины и приступила к соку.

Эмерс продолжает делать самолеты из бумаги и запускает их в воздух даже здесь, в столовой. Когда он попадает в кого-то, то смеется, а Зак качает головой, но не останавливает своего друга. Иногда я думаю о том, как эти двое вообще подружились? Они же совершенно разные!

– Смотрите, какой у меня новый браслет, – говорит Николь и показывает свое запястье, – забыла утром показать. Это мама привезла. Она ведь только вернулась со своей работы из другой страны!

– Красивый, – отзываюсь я и улыбаюсь, когда Мэди внимательно изучает его.

– Ничего себе, Николь. Он светится в темноте, да?!

– Да.

– Так это тот… который сейчас популярный.

– Да, да, Мэди, именно он! Я давно просила его у мамы.

Делаю очередной глоток сока, и взгляд сам собой перемещается на вход в столовую.

Николас входит, как и обычно, с низко опущенной головой. За то время, что я наблюдаю за ним, то поняла кое-что. Например, что мальчик старается словно слиться со стенами или просто стать тенью. Он так ни с кем и не подружился, хотя я видела, как Николас подходил к Рэйфу, даже протянул руку, а тот испугался и лишь покачал головой, после чего ушел. Чего испугался? Того, что Тэйт переключит свое внимание и на него тоже. Ему всегда нужно кого-то задирать. Папа говорит, что это просто человек такой. Так вот… пока Тэйт продолжает преследовать Николаса. Пока он его только дразнит словами, Эмерс сыплет оскорблениями, Зак чаще всего молчит, просто смотрит. А другие… делают вид, что им все равно. Но я вижу, как они шепчутся и поддерживают Тэйта, когда тот посылает очередную шутку в сторону Николаса.

Меня бесит это. Не только поведение остальных, но и поведение Николаса. Почему он терпит? Почему не даст сдачи? Боится? Тогда он здесь долго не протянет.

Вот и сейчас Николас, стоя поодаль от остальных в очереди, выбирает, что будет есть. Его появление замечает Тэйт, который кивает в сторону новенького и вновь что-то говорит, а ребята, сидящие с ним, начинают хохотать.

– Как же бесит, – не выдерживаю я.

– Что?

– Тэйт и его компания. Они такие придурки, – поясняю я для Мэди.

– Полностью согласна, – отзывается подруга, когда Николь лишь поджимает губы. – В последнее время они становятся только хуже.

Наблюдаю за тем, как Николас уже все положил на поднос и идет к своему дальнему столику. Он всегда сидит один.

Когда Николас проходит мимо столика Тэйта, то последний что-то говорит и встает, чтобы… в следующую секунду толкнуть его!

Мальчик теряет равновесие и вместе с подносом падает на пол, когда в столовой раздаются лишь смешки. Повара не обращают внимания, лишь одна из женщин закатывает глаза, потому что ей теперь предстоит вытирать пол. Такое происходит не впервые, имею в виду, что кто-то раскидывает или роняет еду, поэтому они так спокойно реагируют.

Николас, не поднимая головы, складывает еду обратно на свой поднос, когда Тэйт продолжает тыкать в него пальцем и что-то говорить.

Я не выдерживаю и встаю из-за своего стола. Иду прямо туда, когда слышу голос Мэдисон позади:

– Шоу!

Это уже перешло все границы. Ладно оскорбления… но это? Папа говорил, что слабых нужно защищать и помогать. Правда, он это упоминал в контексте с животными… но да ладно.

Когда подхожу, то слышу обрывки фраз Тэйта:

– … если бы ты был нормальным, может, с тобой бы кто-то и заговорил…

Я останавливаюсь прямо за его спиной и твердо произношу:

– Тэйт!

Он оборачивается, смеется и спрашивает, глядя на меня:

– Чего тебе, Шоу?

Даже в голосе слышится насмешка. Это бесит только сильнее.

Чувствую, как мои руки едва подрагивают.

Я не собиралась это делать. Правда. Просто… все накопилось.

На ближайшем столике замечаю стакан с каким-то напитком, кажется, тоже с соком. Хватаю его и без единого слова выплескиваю прямо на лицо и грудь Тэйту.

Воцаряется тишина, он замолкает, как и другие.

– Почему же больше не смеешься? – спрашиваю у него, когда вижу, как мальчик открывает глаза и замечаю в них столько бешенства, словно его собака укусила.

– Ты…!!! Жалкая девчонка!!!

– А ты придурок!!!

Мы делаем с ним шаги на встречу друг другу одновременно, и я рефлекторно сжимаю кулаки, словно готовлюсь с ним драться. Вижу, как рядом со мной останавливаются Мэди и Николь, и как Тэйт переводит на них взгляд. Его губа подрагивает от злости, когда он вновь смотрит на меня:

– Зря ты это сделала, Брайс! – после этой фразы Тэйт разворачивается и покидает столовую, а Эмерс отправляется вслед за ним.

– Спасибо, – благодарю девочек и киваю им, когда Мэди крутит пальцем у виска.

– Ты сумасшедшая, знаешь? Он мог и кинуться на тебя.

– Тут есть взрослые.

– И что? Он бы все равно мог что-нибудь сделать.

Я лишь выдаю улыбку, когда Николь сообщает, что уже пора идти, иначе мы опоздаем. Говорю, чтобы они шли без меня и что догоню их позже.

Девочки уходят, а Николас в этот момент поднимается с подносом и смотрит на меня.

Его еда в ужасном состоянии. А поесть он уже не успеет.

– Иди за мной, – велю ему и разворачиваюсь, двигаясь в сторону выхода, но всё же один раз оборачиваюсь, чтобы проверить последовал ли за мной мальчик или нет.

Мы выходим и попадаем в коридор, где я двигаюсь вдоль стены с краю, чтобы ни с кем не столкнуться. Мальчик идет строго за мной, что вызывает у меня совсем легкую улыбку. Он уже успел избавиться от подноса, положив его на стол.

Сворачиваем несколько раз, когда вскоре доходим до невысоких шкафчиков, и я останавливаюсь рядом со своим. Открываю его и достаю печенье, которое приготовила миссис Прескотт, наша соседка. Иногда она это делает, угощает нас с папой. То пирогом, то сладкими булочками, то, как сейчас, печеньем.

Закрываю шкафчик и протягиваю печенье мальчику, который не торопится его брать.

– Возьми. Ты голодный, и из-за придурка Тэйта так и не поел.

Он кивает и нерешительно берет их, когда тихим голосом произносит:

– Спасибо.

– Пожалуйста. Это готовила наша соседка. Очень вкусно… и очень сладко. Ты же любишь сладкое? – только сейчас задумалась о том, что, возможно, он и не ест такое, однако, мальчик выдает кивок. – Отлично! Тогда уверена, что ты никогда прежде не ел ничего вкуснее. Попробуй прямо сейчас! А то скоро уже начнется урок.

Николас нерешительно кивнул и достал одно печенье, после откусил и начал тщательно его жевать, а я наблюдать за тем, как меняется его выражение лица.

Сначала там проскальзывает удивление, затем – осознание, и… появляется слабая улыбка, такая, что я сама улыбаюсь. Даже его глаза будто светлее становятся.

– Очень вкусно.

– Знаю. Говорю же, что это лучшее печенье. Меня зовут Шоу, – представляюсь я и протягиваю руку.

– Знаю. Мы же в одном классе, – он пожимает её, – а я Николас.

– Тоже знаю, – улыбаюсь я. – Но теперь мы знакомы лично, как говорит мой папа. И Николас… слишком длинно. Я буду называть тебя Ник. Тоже три буквы, как и у меня. Ник… и Шоу. Шоу и Ник!

– Шоу и Ник, – повторяет мальчик и откусывает ещё один кусочек, – мне нравится.

Глава 2

Очередной бросок, и я оказываюсь лежащей на матах, сильно ударяясь спиной. Так, что весь воздух вырывается из груди, и вспышка боли ослепляет всё на мгновения.

Плохо дело!

Кашляю, но даже это не получается из-за удара. Хорошо, что хотя бы на маты, а не на железный пол. Тогда я точно могла бы себе что-нибудь повредить. Уже проходила.

Заставляю открыть глаза даже через боль.

– Давай, Брайс. Отрывай свою тощую задницу и вставай.

Ненавижу.

Как же ненавижу!

Если раньше я считала, что человека хуже Тэйта просто быть не может, то ошибалась. Стоит запомнить, что всегда найдется, кто похуже. И в моем случае этим кем-то оказался Аксель Андерс. Мой личный мучитель.

Встаю, смотря на него и его легкую ухмылку. Ему это нравится. Издеваться.

– Ты слишком медленная. Выйдешь и будешь трупом. Хотя… может, ты этого и добиваешься? Тогда ты только попроси. Я помогу.

Сжимаю кулаки и встаю в стойку, готовясь нанести первый удар.

Ему не объяснить, что безумные не будут меня опрокидывать через себя или бить, стараясь ударить, как можно больнее. Нет. Единственная их цель – заразить, а не сожрать, как я думала изначально, как многие думали изначально. Поэтому то безумные и стремились укусить или поцарапать кого-нибудь. Да, они могут… съесть кого-то, но это лишь в том случае, когда в их организме происходит сбой.

Двигаюсь прямо на Акселя, внимательно смотря за его действиями. Он слишком быстрый, этого у него не отнять. Мне нужно всего лишь сделать так, чтобы это он оказался лежащим на матах.

Я иду к нему, медленно, словно выжидая. Но это не игра. Просто не могу идти быстрее, ведь дыхание до сих пор сбито, в груди колет, словно легкие сжались в кулак.

Аксель смотрит с ленцой, почти с насмешкой, будто я очередной новичок, который не понимает, как ему повезло стоять на этих матах с ним, а не с кем-то из "настоящих противников".

Бросаюсь вперёд. Не думаю, просто действую. Моя цель заключается в том, чтобы не просто ударить, а дестабилизировать. Увести баланс, чтобы хоть на миг парень потерял устойчивость. Тогда я смогу сбить его с ног. Сначала ложный выпад в левую, парень уходит в сторону, как и ожидала. Преувеличенно легко. Следом… правый апперкот снизу, и…

Он ловит моё запястье.

Пальцы, как стальные клещи, вцепляются в мою руку. Я чувствую, как напряжены его сухожилия. Аксель мог бы сломать мне кисть слишком легко. Но не ломает. Он учит.

– Слишком предсказуемо, – говорит он тихо, почти с интересом, и делает шаг вперёд.

Я пытаюсь вырваться. Безуспешно.

Он тянет меня к себе, резким движением, и я понимаю, что опаздываю. Снова!

Парень переносит вес, сгибает колени, и прежде чем я успеваю придумать, как вывернуться, его бедро врезается мне под живот. Аксель поднимает меня в воздух рывком, будто я бумажная кукла.

В следующую секунду я снова в полёте.

Тело летит назад, а вместе с ним и дыхание, мысли, злость, страх. Всё растворяется в одном длинном, расплывчатом мгновении.

Удар!

И перед глазами на секунды темнеет, когда я чувствую вновь лишь одну сплошную боль, что растекается по телу.

– Очередная попытка ещё хуже предыдущей. Начинаю думать, что ты действительно безнадёжна, Брайс.

Не отвечаю. Не могу. Всё внутри вибрирует от боли. Но хуже боли – это осознание: я проиграла. Опять. И он знал, что победит.

Принимаю положение сидя, когда Аксель машет рукой, чтобы я освободила место и ушла с матов.

Он ненавидит меня. Невзлюбил ещё с самой первой нашей встречи. Впрочем, это взаимно.

С поднятой головой ухожу с матов и сажусь на лавку к остальным, а именно к нашей небольшой группе, состоящей из десяти человек.

– С тобой Аксель всегда более жесткий, – отзывается Майки, когда Аксель вызывает на маты Эби, девчонку, с которой периодически спит. Они улыбаются друг другу, а мне блевать хочется от этого зрелища. Её он так перекидывать не будет.

– Я уже говорила по какой причине.

– Да, по той, что ты знаешь Джеймса Хадсона. Только какой толк? Вы же с ним почти не общаетесь.

Молчу, смотря на то, как эти двое «дерутся», а мыслями ухожу в себя, ведь Майк напомнил, с чего всё началось.

Когда мы с папой и миссис Солинс добрались сюда, то я даже не думала встретить Джеймса. Это было неожиданно, но и приятно. Я была рада, что он остался жив. В ту нашу первую встречу за долгое время, когда он меня проводил до комнаты… тогда-то я окончательно и убедилась, что распрощалась с прежней жизнью.

На что я рассчитывала, оказавшись здесь? Наверное, на отдельную комнату. Но её не оказалось. С того самого дня я живу в комнате, рассчитанную на восемь человек. Благо, что хотя бы есть разделения на женские комнаты и мужские. Правда, за свое место, которое я заняла раньше, пришлось повоевать, и закончилось всё моим успехом. Ладно. Общую комнату я ещё как-то смогла стерпеть, хоть до этого ни с кем и не жила в подобных условиях. Когда наступает конец света, то не время жаловаться на спальное место. В первую же неделю нашего здесь пребывания нужно было определиться с тем, что мы будем делать. Какую полезную функцию станем делать на благо большинства?

Так как повар, уборщица и человек, что разбирается в компьютерной или связной технике из меня никакой, то я напросилась, чтобы меня зачислили на работу к отцу. Родитель выбрал направление в отделении с оружием, а именно чистить его, проверять состояние и прочее. Изначально меня не хотели брать туда в силу возраста, но я убедила, что разбираюсь в этом весьма не хуже более старших. Поэтому в первый год нашего пребывания здесь я работала с отцом, а после его повышения он стал обучать людей стрельбе и обращению с оружием, это произошло после того, как один из прежних инструкторов умер естественной смертью. Я осталась одна, вернее, почти одна, так как с теми, с кем работала… почти не контактировала. До тех пор, пока не перевелся Майки. Просто Майк. Это я его так зову. Парень, старше меня на два года, и до этого занимался техникой, пока… все мы окончательно убедились, что это бесполезно. Пытаться связаться с внешним миром.

Именно на складе мы с ним и сдружились, нашли общий язык. А когда через месяц стало известно, что вскоре ожидается первый выход наружу, то я уговорила Майки перевестись со мной. В одну из групп, которые первыми выйдут на поверхность спустя… два года. Конечно, перед этим мы должны пройти подготовку. Чем сейчас и занимаемся. Остался месяц. Месяц на то, чтобы сдать «экзамен» и доказать, что ты справишься в новом неизведанном мире.

В чем заключается экзамен? Мы должны будем не только одолеть Акселя, нашего тренера, но и сдать остальные нормативы. Стрельбу, показать навыки выживания в диких условиях, то есть пройти их в специально разработанном симуляторе. И конечно… убийство. Доказать, что мы сможем убить кого-либо на поверхности, необязательно безумного.

Мне не повезло, что Аксель оказался нашим тренером, а позже будет и командиром группы, когда они отправятся на поверхность. Если для остальных он сможет поддаться, чтобы помочь им сдать, то со мной… точно нет. Он собирается завалить меня. И мы оба это знаем. Ему известно, как сильно я хочу на поверхность, но неизвестно по какой причине. И его цель – не дать этому осуществиться.

Я просила о переводе. Неоднократно, но получала отказ. Единственный мой возможный вариант… Джеймс. Обратиться к нему? Но мы с ним не общаемся уже… полгода точно. Максимум просто здороваемся, когда видим друг друга. Но если у меня не останется выбора, то я сделаю это. Попробую поговорить с ним. Я была инициатором прекращения нашего общения, и если понадобится, то я буду инициатором и… возобновления отношений.

Первый месяц моего пребывания в бункере я общалась с Джеймсом, ходила за ним практически везде, потому что более тут никого не знала, и всё ждала. Искала подходящий момент, чтобы сообщить ему о Мэди. О том, что её больше нет. Я сделала это в один из дней, замечая в его взгляде… грусть. Возможно, там была ещё и боль, но либо он хорошо скрывал свои эмоции, либо… ему было просто жаль мою подругу, свою девушку. Не более. Не на такую реакцию я рассчитывала. После я стала замечать его поведение, то, как он командует другими, что это и правда отличается от того Джеймса, которого я знала в школе. От него узнала и насчет Рэйфа, кузена Джеймса, которого, к моему удивлению, в Возрождении не оказалось. Парень сообщил, что он с родителями должны находиться в другом бункере.

Через время я выяснила ещё кое-что, касаемо Джеймса. А именно, кем является его отец. Мистер Конрад Хадсон. Ещё один военный из множества других, оказавшихся здесь, но занимающий далеко не последнее место. Он входит в число тех людей, что являются главными в этом бункере. Верхушка. Так с Майки мы их зовем. Однако, это не так важно, как кое-что другое.

Конрад Хадсон тот самый военный, что был в Норт-Лэнде. Это именно он застрелил поцарапанного мужчину на глазах у жены и ребенка. Сделал это слишком легко и просто. И это был именно он, человек, что спускался тогда в подвал и чуть не нашел нас с папой. Именно от него мы и прятались. От Конрада Хадсона, отца Джеймса, который если бы нашел нас, то убил бы моего отца, возможно, и меня саму за сопротивление.

Мы встретились случайно в коридоре, когда шли с Джеймсом, и я сразу узнала мужчину, хоть тогда на нем и была маска. Его цвет глаз, голос, походку.

Я видела, как они разговаривают, как мистер Хадсон кладет руку на плечо собственного сына и сжимает его. Тогда я и задумалась… А знала ли Джеймса вообще? Ведь мы, по сути, так и остались почти незнакомцами.

Я испугалась. Не только этого, но и того, что Конрад Хадсон как-то узнает, что одна из девчонок не прошла тест, проникла сюда нелегальным путем, поэтому и отстранилась от Джеймса. Стала избегать с ним встреч и прочее. А позже его вовсе перевели на противоположную часть бункера, поэтому мы встречаемся лишь пару раз в неделю, и то случайно.

Аксель понял, что Джеймс мне больше не помощник, поэтому отрывается по полной программе. В рамках дозволенного.

Когда парень закончил с Эби, то вызвал моего друга, и я услышала тяжелый вздох Майки. Всё равно пожелала удачи, наблюдая за их движениями.

Майк только кажется хилым и слабым со стороны, но это играет ему на руку. Это самый ловкий человек, которого я когда-либо встречала. Он поделился, что не совсем легально проник сюда. Изначально выдал себя за другого человека, подделав документы, а после, когда уже было поздно, во всём сознался. Естественно, никто наружу выгнать его уже не смог, поэтому так он и остался здесь. Обманным путем. Прямо, как и я…

Первые полтора месяца плохо спала, не только из-за постоянных кошмаров, в которых видела и Мэди, и того убитого военного, но и того, что боялась. Не описать никакими словами, как я боялась.

Я ждала. Минуты, часы, дни, недели… Я всё ждала и думала, что превращусь в безумную в любой момент. Но этого так и не случилась.

Я всё ещё я.

Спустя только два месяца пребывания под землей людям стало известно чуть больше о вирусе, но откуда он взялся… до сих пор это остается для всех тайной. Тот день, когда всё началось… его прозвали днем Х или, как говорят некоторые, просто судный день.

Как мы с отцом и думали, то заражение происходит двумя способами. Первый – воздушно-капельный, с чего всё и началось. Второй – через зараженную кровь, слюну, ДНК, в общем, то, что есть в безумных. И если в первом варианте человеку может повезти, то есть он может вдохнуть вирус в воздухе, попасть в сам очаг, и так и остаться не зараженным. Обычным человеком без следа вируса. То вот со вторым вариантом сложнее… В девяносто девяти случаев людей ждет обращение в безумного. Лишь ходит слух, что есть один процент, который просто умирает, а не обращается. Но всё же итог один – плачевный. Ты больше не будешь человеком. Заражение происходит в течение сорока восьми часов, двух дней. Правда, чаще всего достаточно минут и даже секунд, чтобы стать безумным. Сорок восемь часов – самый максимально зафиксированный случай, когда человек продолжал оставаться человеком.

Всё вышеперечисленное мы узнали по связи с другими бункерами и городами, когда она ещё была… А оборвалась она практически сразу, в первые две недели нашего пребывания здесь. Я не знаю, что именно случилось, но Майки рассказал, что это всё из-за молний и непогоды в целом. Что они попали в специальные приборы на поверхности, которые должны были быть защищены от воздействий окружающей среды, но что-то пошло не так и случилась катастрофа. Связь осталась только внутри бункера, то есть компьютеры продолжают функционировать за счет генераторов. Можно посылать электронные письма друг другу и множество ещё чего, но как только сигнал идет наружу, то… всё обрывается. Всё это время мы сами по себе. И нам неизвестно, что с остальным миром. Это ужаснее всего.

После объявления информации жизнь внутри изменилась. Люди стали следовать плану, который, как выяснилось, существовал с самого начала, на случай подобных катастроф. Поверхность оказалась закрыта минимум на два года. Не раньше. Причина – газ, распылённый по всей земле. Он должен был не просто очистить воздух, а захватить вирусные частицы и постепенно нейтрализовать их, сдерживать распространение. Это медленный и сложный процесс. Однако работал он только с вирусом в воздухе. С самим вирусом, живущим в безумных, нет, как изначально полагал друг папы, мистер Смарт. Кстати, знакомого мистера Смарта мы с отцом так и не нашли, поэтому сделали вывод, что… либо он не добрался, либо с ним что-то случилось. Возвращаясь к вирусу, то он продолжает существовать, меняться, заражать именно через мутантов. Газ не может справиться с живым носителем. Поэтому безумные всё ещё представляют опасность. Но в любом случае, это лучше, чем то, что есть в воздухе, где человек… играет в лотерею. Повезет ему или нет? Однако, у газа есть и обратная сторона. Если для безумных, как я говорила выше, газ особой угрозы не представляет, то на людей он действует смертельно… как именно это происходит, не знаю. Правда, я всё равно надеюсь на то, что безумных больше нет. Может быть, с их организмами что-нибудь случилось за столько времени.

Сейчас отец, да и я тоже, понимаем, сколько ошибок совершили в первые дни, пока добирались до безопасного места и что нам, по большей степени, просто повезло.

На поверхность выйдут не все, как я упоминала ранее, а лишь несколько групп. Не только на разведку, но и чтобы постараться связаться с остальными.

Всего бункеров по официальным данным должно быть чуть больше тысячи, а именно одна тысяча двести семьдесят два. Городов меньше, лишь сто двенадцать. Катастрофически мало, с учетом того, что в нашем бункере немногим больше десяти тысяч человек и он не самый маленький среди всех. Есть ещё подводные лодки, но их численность мне неизвестна, как и то, сколько там находится людей. От семи миллиардов людей осталось лишь пару десятков миллионов. Остальные либо мертвы, либо стали безумными, либо… неизвестность. Да. Вот ещё кое-что. Либо нам не говорят по причине, что не знают, либо просто скрывают. Люди, что не успели найти безопасное место, что остались на поверхности, когда применили тот газ… Что стало с ними? До сих пор я не знаю этого. Их всех убило? Не хочу верить в это.

Я собираюсь это узнать. Не только, что произошло с миром, но и… попытаться найти Ника. Да, я не оставила эту мысль. А для этого мне нужно сдать чертов экзамен, чтобы отправиться на поверхность. Хоть отец и не разделяет эту мою мечту. Нет, он не против, но папа был бы рад, если бы я осталась с ним здесь и лишь когда мы убедились бы в безопасности, то вместе покинули бункер, перебравшись куда-нибудь на поверхность. Я понимаю его. Но у меня был почти год, чтобы уговорить его.

Я пообещала, что буду следовать всем правилам, что не стану рисковать напрасно и обязательно вернусь. За ним. Мы ещё выберемся. Вместе.

Сначала мы стремились попасть сюда, а теперь наоборот. Люди стремятся вернуться обратно, на поверхность, потому что жизнь под землей… Это тяжело.

Я скучаю по солнцу, по ветру, по временам года, да банально по свежему воздуху. Здесь хоть и есть системы фильтрации, но иногда вонь стоит такая, что сдерживать рвотные позывы становится всё сложнее.

Людей, что умирают естественной смертью, просто сжигают, а их пепел дальше используют в качестве удобрения для растений. За всё время не было зафиксировано ни одного случая заражения или обращения, то есть прибор, что разработали для проверки вируса – работает идеально.

Возможно, вообще за все это время уже создали вакцину. Возможно, на поверхность можно было выйти раньше, ученые как-нибудь ускорили процесс очищения с помощью газа… И ещё много чего «возможно», но мы так ничего из этого и не знаем из-за отсутствия связи.

Майки возвращается на место. Ему почти удалось уложить Акселя. Ещё несколько таких тренировок, и друг справится.

Вскоре мы закончили, поэтому встали и направились с Майки в столовую, так как следующая тренировка у нас только будет через час, а именно стрельба. С недавних пор мой отец является одним из тренеров, поэтому обучает нас именно он.

Тренировочная занимает очень большую часть бункера, поэтому, чтобы покинуть её, у нас с Майки ушло пятнадцать минут.

Везде слишком темно и много железа. Оно везде. Сверху, снизу, по бокам. Практически всё сделано из него. Освещение слишком тусклое, противного желтого оттенка и только в медицинском отсеке более-менее светло и ярче.

Наши шаги глухо отдаются в металлических стенах коридора. Звук будто тонет в этих железных кишках, бункер словно живой, но бездушный. Холодный, замкнутый. Иногда мне кажется, что он нас не просто защищает, а удерживает.

Людей тут много. Больше, чем можно было бы подумать, почти столько же, сколько и было в Норт-Лэнде. Мы не одни, и в этом странное утешение, но одновременно и постоянная тревога.

Я знаю в лицо только некоторых: тренеров, пару человек из смены охраны, соседей по спальным местам. Остальные же – просто лица. Бледные, усталые, серые. Такие же, как и стены.

Поворачиваем за угол, спускаемся по ступенькам. Внизу находится столовая. Их всего три на весь бункер, и в определённые часы там просто не протолкнуться. Сейчас как раз такое время.

Толпа встречает нас приглушенным гулом голосов и звоном посуды. Здесь теплее, чем в коридорах, и пахнет… чем-то едва съедобным. Но всё равно лучше, чем запах металла, к которому мы уже притерпелись.

Мы подходим к стеллажу с подносами. Майки берёт себе один, я следом за ним. Двигаемся по линии, как и всегда, хлеб, что-то горячее, странного цвета гарнир, чай. Меню почти не меняется. Впрочем, мы не жалуемся. Жаловаться значит тратить силы, а они еще понадобятся.

С подносами в руках пробираемся между столами. Люди сидят плотно, почти плечом к плечу. Шепчутся, спорят, кто-то просто ест, уставившись в одну точку. Вид у всех одинаковый, будто они существуют по инерции. Живут, потому что иначе нельзя.

Наконец находим свободное место у дальнего стола, возле стены. Садимся. Металл скамейки холодит через ткань формы. Я молча смотрю на еду и только потом бросаю взгляд на Майки.

– М-м-м, моё любимое, – произносит он и ложкой зачерпывает жижу в тарелке, а после выливает обратно, когда мы смотрим на тягучую смесь. – Я до сих пор так и не узнал, что это такое.

– Думаю, лучше не знать.

– Меньше знаешь, лучше спишь, да?

– Именно. А ещё не так часто встречаешься с туалетом.

Мы улыбаемся с ним одновременно и приступаем к пище, стараясь съесть её, как можно быстрее.

– Будешь разговаривать с Джеймсом?

Майк, как мысли прочитал. Хотя, наверное, у меня и так всё на лице написано.

– В крайнем случае. Даже если поговорю, не думаю, что он… переведет меня.

– У него вроде сейчас никого нет.

– О чем ты?

– Девушки.

– Майки, – я склоняю голову и серьезным взглядом говорю всё то, что думаю.

– Да ладно тебе, Шоу. Я тебе говорил, что ты ему нравишься. Иногда этим можно воспользоваться.

– Нравилась, да, возможно, но сейчас уже прошло достаточно времени. Мы почти не видимся и… я не буду так делать.

Наверное.

Хмурюсь из-за собственной мысли и возвращаюсь к еде. Безвкусно, как и всегда, но это даже хорошо. Боюсь ощутить её вкус.

Только собираюсь отодвинуть поднос, как взгляд сам по себе выхватывает знакомую фигуру у входа.

Джеймс. Как это работает? Стоит подумать о человеке, как он тут же появляется… жаль, правда, что не со всеми так происходит.

Например, Мэди, сколько бы я о ней не думала, более девушка никогда не появится.

Джеймс движется через толпу, не торопясь. Высокий, собранный, как всегда в идеально сидящей форме, на нём она не выглядит такой же уставшей, как на всех остальных. Волосы, которые до этого были всегда растрепаны, сейчас аккуратно зачёсаны назад, лицо сосредоточенное, будто он всё время в работе, даже когда просто идёт за обедом.

Он тоже берёт поднос. Не глядит ни на кого, пока двигается вдоль линии раздачи, привычно берёт те же блюда, что и мы, хотя у него, скорее всего, есть выбор. А может, и нет. В бункере всё слишком уравнено, кроме главного: статуса.

Когда Джеймс поворачивает и направляется к дальнему столу у стены, я уже знаю, куда он пойдёт. Он всегда садится туда, где сидит и мой отец, Ричард Брайс, и ещё несколько старших офицеров, инструкторов, медиков и тех, кто выше всех нас, обычных людей. Отдельный стол для тех, кто принимает решения.

Всегда немного в отдалении. Ни у кого из нас, простых людей, даже мысли не возникает туда подойти. Это негласное правило. Там… они. Верхушка. Те, кто определяет, как нам жить, тренироваться, спать, когда умирать. А мы просто движущиеся части их системы.

Джеймс подходит к столу, и как раз в этот момент, будто по какому-то невидимому сигналу, он поднимает глаза. И ловит мой взгляд.

Это длится всего пару секунд. Он не улыбается, не говорит ничего, просто… короткий кивок. Признание. Приветствие. Или… нечто большее?

Я чувствую, как внутри будто что-то переворачивается. Не сердцебиение, оно так и остаётся ровным. Но появляется напряжение. Словно резинка где-то под рёбрами натянулась, и неясно, в какую сторону она щёлкнет… к нему или от него.

Я быстро отвожу взгляд и делаю вид, что снова занята едой, хотя ложка просто замирает в руке.

Конечно, Майки успел уловить мой взгляд.

– Вы смотрите друг на друга.

– И что?

– То, что всё начинается со взгляда. Это известный факт.

Я не сдерживаюсь и закатываю глаза, а Майки улыбается.

Где-то в глубине души я тоже делаю это, ведь он мне так напоминает Мэди… Думаю, они бы подружились. Наверное, именно поэтому я с ним и подружилась, нашла общий язык.

Всё равно продолжаю кидать взгляды на тот стол, только смотрю уже на своего папу, который разговаривает с миссис Солинс. Женщина решила попробовать себя в качестве воспитателя, если так можно сказать. Она обучает детей возрастом до десяти лет, учит их всему необходимому, в том числе и выживанию в новом мире. Рассказывает всё, что известно о безумных на данный момент. Таким образом она пытается справиться с потерей дочери, окружить себя детьми. Также она присматривает за Эрикой и Марком, теми детьми, мать которых убили военные.

Когда Майк доедает, то мы встаем и убираем за собой подносы с грязной посудой. Ставим их к горе других, которые предстоит кому-то мыть. Иногда, если ты нарушаешь правила в Возрождении, то в качестве наказания тебе могут дать работу. Например, та же мойка посуды. Правила включают в себя… оскорбления тех, кто выше тебя по званию, если ты служишь или выбираешь то, что связано со службой, как у меня. Систематически опаздываешь на работу, суешь нос, куда не следует… И всё в таком духе. Меня тоже наказывали несколько раз по вине Акселя. Он лично жаловался на меня, когда я его называла идиотом и высокомерным придурком. Поэтому я очень хорошо успела изучить кухню изнутри и не особо горю желанием возвращаться туда.

Когда думаю о том, как называется бункер, то что-то внутри дергается. Оно слишком звучное, слишком чистое, как будто его вытащили из какой-то пропагандистской брошюры времён до конца света. Возрождение после чего? После апокалипсиса? После вируса, выжегшего целые города?

Возрождение.

Хочется усмехнуться. Нет, правда, это звучит почти как насмешка.

Мы здесь не возрождаемся. Мы держимся на плаву. Живём по инерции, по графику, по приказу. Мы не строим будущее, мы просто не умираем. И то… пока везёт.

Воздух здесь тяжёлый, насыщенный запахами металла и влажности из-за плохо работающих систем фильтрации. Мне неизвестно, насколько вообще рассчитан этот бункер, имею в виду лет. Сколько тут максимум можно прожить? Десять? Двадцать? Тридцать лет… Или больше?

Чтобы добраться до стрельбища, нам снова приходится подняться по ступенькам, пересечь длинный коридор с гулким эхом и свернуть направо, мимо медотсека. Всё тут кажется одинаковым: трубы, провода, стены цвета пепла. Иногда я думаю, что могу пройти весь маршрут с закрытыми глазами, но только этого сектора. Остальные три изучены мной намного хуже, потому что делать мне там нечего.

Доходим до стрельбища. Пространство, обитое звукопоглощающим материалом, с мишенями, автоматами и стойками с патронами. Всё строго по нормам, хотя эти нормы уже давно не те, что были раньше.

Становлюсь у стены, скрестив руки. Майки проверяет снаряжение на одном из столов, после возвращается. И вскоре, когда подходят и другие, слышу тяжёлые, размеренные и уверенные шаги. Даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это отец.

Мистер Ричард Брайс. Для остальных «сэр». Для меня… папа. Хотя здесь я тоже зову его «сэр».

Он проходит мимо, кивает мне почти незаметно и идёт к панели включения мишеней. С этого начинается каждая тренировка.

Я чувствую, как в груди собирается лёгкое напряжение. Сейчас сюда зайдут оставшиеся, и начнётся снова: команды, выстрелы, очки, ошибки. И всё это под его взглядом.

– Чёрт, я пропустил тренировку у Акселя, – доносится голос Джоэла, когда он останавливается рядом с нами и проводит рукой по рыжим, слегка вьющимся волосам. – Что я пропустил?

– Ничего особенного. Шоу по-прежнему не может с ним справиться, – делится Майки.

– Эй, – легонько бью его локтем под ребра, – необязательно делать из этого сенсацию.

– Я и не делаю. Сенсацией будет, если ты пройдешь.

– Это точно, – отзывается Джоэл.

– О чем вы? – последней заходит Женева и тут же присоединяется к нашему разговору. Она единственная девушка помимо меня и Эби из этой группы.

– Делаем ставки. Сдаст ли Шоу экзамен или её завалит Аксель, – говорит Джоэл.

– Конечно, завалит.

Я мило улыбаюсь и произношу:

– Как приятно, что вы в меня верите.

– Не обижайся, Шоу. Но это известно всем. Думаю, даже твоему отцу. Хотя, он, наверное, будет рад. Тогда ты с ним останешься здесь.

Молчу и никак не комментирую её слова.

Я редко, когда общаюсь с другими, помимо Майка, но иногда это приходится делать. Контактировать с людьми. И в целом, наша группа весьма сплоченная и дружная. Никто не подставляет друг друга, наоборот, все стараются помочь. Не знаю, как дела обстоят в других группах, но у нас именно так. Это одна из причин, почему мне не хочется просить о переводе. Привыкать к другим людям и… снова эта неизвестность.

Папа, сэр Брайс, стоит перед нами с прямой осанкой и холодной сосредоточенностью. Он немного изменился за это время, впрочем, как и я. Но одно осталось неизменно – он также любит меня, как и я его.

– Всем встать в линию, – произносит он, и мы послушно выстраиваемся, словно по щелчку.

Плавным движением папа активирует панель, и те мишени, что до этого были скрыты, поднимаются из пола. Фигуры – человеческие силуэты. Чёрные, матовые, высокие.

– Сегодня, как и всегда, отрабатываем точность, – начинает он, проходя перед нами. – Не просто огонь по мишеням, а выстрелы с расчётом. С прицелом. Вы должны стрелять, чтобы остановить, а не просто попасть. Уничтожить угрозу.

Сэр Брайс останавливается, бросает взгляд на меня, но ничего не говорит. Идёт к стойке, берёт автомат.

– Сегодня начнём с базового AR-6. Стандартный ствол, предельно надёжный, именно с ним вы выйдете наверх, если сдадите экзамен.

Он поднимает оружие, поворачивает его, показывая.

– Прицел – оптический. Магазин – на сорок. Отдача контролируемая. Но, – отец делает паузу, – не важно, насколько хорошо вы стреляете, если не знаете, куда.

Папа ставит оружие на стол и вновь смотрит на всех нас. Его голос чуть меняется, становится тише, но от этого только тяжелей.

– Больше не стреляем только в голову. Это уже не правило. Это… ошибка.

Все молчат. Даже Майки.

Да, то, что безумные "мертвы" – неправда. Это было ложью. Или, скорее, заблуждением. Они живы. И всегда оставались такими.

Вирус не убивает, как все думали. Он замедляет. Сердце замедляется до одного удара в две минуты и двадцать две секунды. Оно бьётся. Просто слишком медленно. Слишком бесчеловечно. Именно поэтому второй приоритет – это сердце. Там, где оно должно быть. Обычный калибр не всегда пробьёт. Но если выстрел точный, то всё, система ломается. Они умирают, как и обычные люди. Но те же ранения, в ногу, в руку, в грудь, в плечо и прочее… Им всё равно. Они не чувствуют боли, их нервные окончания просто не работают. Мне неизвестно только могут ли они умереть от потери крови, наверное, вряд ли… Если только она у них совсем почти закончится. Это нам не сообщали. Также безумные, как мы и думали с папой, не могут видеть, и они полностью лишаются обоняния. Вирус влияет на это. Единственное, что у них остается – их слух. Поэтому да, они реагируют на любой звук, даже шорох. Иногда я задаюсь вопросом, что будет если повредить их барабанные перепонки, но пока могу только гадать. Ответа на это ни у кого нет, либо есть, но мы не знаем.

Всё это мы также узнали в тот момент, когда ещё была связь. Первое время я думала об этом, как о том… что убивала людей. Не только того военного, но и тех, кто стал безумным. Когда ты стреляешь в мертвых это одно, а когда в тех, чье сердце продолжает биться – другое, но я попыталась смириться с этими мыслями. Убедить себя, что иного выхода нет. Пока это работает, но я не знаю, что будет, когда выйду и снова встречу их. Безумных, но живых людей.

Женева тихо втягивает воздух сквозь зубы, а Джоэл выпрямляется. Никто не дергается, не говорит, все продолжают внимательно слушать.

– … И помните: они не зомби. Они мутанты. Их кровь нестабильна. Клетки восстанавливаются с невероятной скоростью, но не бесконечно. Их мышцы жёсткие, сухие, почти как у мёртвых, но работают. Они могут бегать, лазить и хватать. Их зубы не крошатся, а их крики мы слышим не просто так, это значит, что их речевой центр частично работает.

Ощущаю знакомое напряжение. Это происходит всякий раз, когда нам напоминают о безумных, о живых мертвецах.

Сэр Брайс ставит автомат и отходит немного в сторону, после чего указывает на него рукой:

– Стрельба с расстояния в тридцать футов. По одному.

Мы выстраиваемся в линию и следуем друг за другом. Иногда папа что-нибудь говорит, поправляет и подсказывает, но чаще молчит, потому что за столько времени мы уже успели обучиться этому. Конечно, до профессиональных бойцов и стрелков нам ещё далеко, но для того, чтобы сражаться с безумными наших навыков должно хватить.

Я иду следом за Майки.

Когда очередь доходит до друга, то он привычно подходит к рубежу, встаёт в позицию.

Наблюдаю за ним: плечи ровные, дыхание спокойное, пальцы чётко ложатся на спусковой крючок. Он стреляет. Несколько выстрелов подряд, и глухие хлопки разносятся по тренировочной.

Папа лишь кивает, но я знаю, что он доволен.

Теперь моя очередь. Делаю шаг вперёд, после ещё один. Подхожу к стойке, беру оружие. Пальцы слегка дрожат, но я быстро беру себя в руки.

Мишень впереди. Всё выглядит просто.

Голова. Сердце.

Поднимаю оружие, когда приклад удобно ложится в плечо, словно подстраивается под меня, становится продолжением руки. Передо мной всего лишь манекен, вдобавок ничего не чувствующий, не дышащий.

Я не представляю на его месте безумных или людей, что могут представлять опасность, а такие точно будут, если им удалось каким-то образом выжить.

Я просто стреляю. Первый – в голову, второй – в сердце, чтобы следом перейти к другой цели и повторить свои действия.

Тело не дрожит, руки не срываются. Всё отточено до автоматизма.

Даже позволяю себе лёгкую, почти незаметную улыбку. Совсем крошечную не для кого-то, а для себя.

Ну, хоть в чем-то я хороша. Не в борьбе, а в стрельбе. Многое зависит от «учителя», поэтому останусь при своем мнении, что проблема в Акселе, а не во мне.

Когда возвращаюсь и прохожу мимо папы, то вижу, как родитель кивает. Не быстро, не демонстративно. Просто… чуть заметное движение головы. Своего рода хвалит меня.

Следующим выходит Джоэл. Он, как и обычно, старается выглядеть расслабленным, будто это развлечение, а не подготовка к выживанию. Но стоит взять оружие, и маска спадает. Он сосредоточен, дыхание ровное.

Первый выстрел мимо, чуть выше головы.

Он тихо выдыхает, поправляет стойку, и второй, и третий уже по мишени. Голова.

Сердце.

Папа тоже лишь кивает и мысленно отмечает что-то про себя. Я знаю его этот взгляд.

Когда Джоэл уходит, то его место занимает Женева. У неё отличная техника, но иногда она тянет с выстрелом, будто ждёт идеального момента. Правда, это не очень хорошо, ведь в реальности такого не будет. Вряд ли какой-нибудь безумный или человек остановятся, если их вежливо попросить это сделать, сказать, что нам нужно сосредоточиться. Если это будет первый, то они вообще никак не среагируют, а если кто-то из последних, то лишь посмеются.

Следующий – Лиам, мой ровесник, то есть ему тоже уже двадцать лет. Самый молчаливый из всей нашей группы, напоминает мне чем-то Роя, того военного, который погиб из-за пули Дакса.

Лиам промахивается дважды. В группе никто не смеётся. Не из вежливости, а из понимания. Все помнят, как это было в начале. Все знают, что одна ошибка в реальности может стать последней.

Один за другим, все проходят тренировку. Мы отрабатываем стрельбу с карабинов, затем только с короткоствольников.

Последними идут тактические пистолеты. На случай, если основное оружие даст сбой, а времени не будет.

Стараюсь попадать только в цели, не тратить зря пути, вспоминая, как было раньше, когда мы с папой ничего толком о этих мутантах и не знали. Отказываюсь думать, каково будет провалиться, когда счёт пойдёт на секунды.

– На сегодня достаточно, – через время сообщает Ричард Брайс. – Можете быть свободны.

Все, как обычно, собираются быстро. У кого-то запланирована уборка, кто-то идёт в медотсек, кому-то ещё предстоит смена на посту. На каком посту? Да, у нас нет связи с внешним миром, но дежурство внутри бункера никто не отменял.

Майки поворачивается ко мне:

– Идём?

Я качаю головой:

– Иди без меня. Догоню.

Он чуть хмурится, но не спрашивает. Просто кивает и исчезает вместе с остальными в коридоре.

Когда за ними закрываются двери, в тренировочной становится удивительно тихо.

Только шум вентиляции и глухое эхо металла.

Я поворачиваюсь и направляюсь к отцу.

Папа тут же поднимает голову и встречается со мной взглядом, улыбается. Смотрит спокойно, без напряжения, будто оценивает не только мою стрельбу, но и состояние.

– Сегодня ты была молодец, милая.

Эти слова, простые и тихие, всё равно будто оседают в груди тяжёлым, но теплым грузом.

– Спасибо, – благодарю его, а после закусывая изнутри губу, когда папа едва хмурится.

– Что-то случилось?

– Я… – голос сбивается, но быстро исправляюсь. – Я переживаю насчет экзамена по рукопашной. Насчёт Акселя. Я тебе уже говорила. Помнишь? – папа выдает кивок. – Я делаю все, что могу, но он будто ждет, когда я ошибусь. Даже не пытается помочь, – хотя я понимаю, что Аксель не обязан этого делать. – И если он захочет, то завалит меня. Просто по тому, что может.

Говорить это вслух тяжело. Не потому что боюсь реакции отца, а потому что это звучит как жалоба. А жаловаться я не привыкла. Тем более… ему.

Родитель молчит чуть дольше обычного. Смотрит внимательно, оценивающе, но не с холодом с какой-то внутренней сосредоточенностью, как будто просчитывает ситуацию.

– Значит, действуй, как я тебя учил, Шоу.

– Нечестно? – выгибаю одну из бровей, а на губах папы появляется легкая улыбка.

– В бою все средства хороши. На экзамене у тебя будет одна цель – уложить его. Никаких ограничений по поводу того, как ты это сделаешь – нет. Помнишь? – теперь моя очередь выдавать кивок. – И хоть я не должен тебе этого говорить, потому что всё ещё хочу, чтобы ты осталась, но… если нужно, значит, выгрызи себе место. Ты сдашь этот экзамен, милая.

Мои губы растягиваются в улыбку, и я обнимаю папу, а его руки тут же сходятся на моей спине.

– Спасибо, пап.

Давно мы с ним не обнимались. Я даже соскучилась по этому приятному ощущению.

Прикрыла на мгновения глаза и вдохнула поглубже, правда, почти тут же открыла их, так как услышала звук открывающийся двери.

Всё внутри вмиг напряглось, словно меня окунули в ледяную воду, ведь я увидела человека, который зашел сюда.

Папа уловил изменения в моем состоянии, и мы отстранились, а родитель проследил за тем, куда я смотрю.

Лицо Конрада Хадсона не изменилось, лишь одна из бровей слегка приподнялась, когда он застал, произошедшую полминуты назад, картину.

Я заметила, как папа выпрямился и сделал шаг вперед, частично загородив меня собой.

Его напряжение также ощутимо, как и моё. Конечно, отец знает этого человека. Он тоже его запомнил и сразу понял, о ком я говорю, когда сама рассказала ему, что это именно тот военный. И Ричард Брайс опасается его также, как и я. Только я ещё и боюсь.

Когда мистер Хадсон подходит и останавливается в четырех шагах от нас, то я все больше подмечаю, как они с Джеймсом похожи. Не только цветом глаз, но и манерой держаться, говорить и даже ходить. Обманчиво-расслабленно, но в тоже время и собранно.

– Помешал? – задает мужчина вопрос и переводит взгляд с отца на меня.

– Нет. Мы как раз закончили, – отвечает папа.

Я киваю мистеру Хадсону в знак приветствия, а он задает следующий вопрос уже мне:

– Готова к экзамену, Шоу?

– Да, – отвечаю, не мешкая.

– Хорошо. Если всё пройдет хорошо, то вы отправитесь с Джеймсом.

– С Джеймсом?

– Конечно. Я останусь здесь, а он будет по ту сторону. Руководить вашими группами, ведь я ему полностью доверяю.

Не знаю, что чувствую от этой новости. Да, я догадывалась, что Джеймс будет входить в одну из групп, но чтобы руководить… Мне всё ещё сложно привыкнуть к тому, что в новом мире редко, когда смотрят на возраст. Сейчас важны навыки, дисциплина и прочие качества.

– Это… хорошо, – отзываюсь я и надеюсь, что разговор на этом закончится. У этого человека очень тяжелая энергетика, чтобы с ним можно было долго находиться в одном пространстве. Даже у того же Феликса Максвелла не такая, хотя, возможно, моё мнение предвзято. Ведь я знаю отца Ника с детства, и он всегда хорошо относился ко мне. По крайней мере, мужчина хладнокровно не убивал невинных людей.

– Думаю, мне пора, – произношу и обхожу папу, после чего прощаюсь с мистером Хадсоном и ухожу, чувствуя на себе секундный взгляд.

Мне неизвестно знает ли мистер Хадсон, что мы учились в одной школе с Джеймсом. Наверняка, ему это известно. Не могу сказать, хорошо это или плохо. Но главное одно – то, что мужчина точно знает меня. А данный факт уже не особо радует.

Я боюсь его. Да, он пугает меня до неприятной дрожи в пальцах, и я ничего не могу с этим поделать.

Глава 3

День экзамена.

Сегодня всё решится. Либо я отправлюсь с остальными уже через неделю на поверхность, либо останусь здесь, в Возрождении, ещё на неопределенный срок.

У меня так и не получилось уложить Акселя, и моя ненависть к нему… я просто не могу её даже описать. Каждый раз, когда он видит меня, то ухмыляется. Ему прекрасно известно, что у меня почти нет шансов. Даже с учетом того, что я начала тренироваться дополнительно, а именно с Майки, который согласился на это, то у меня всё равно ничего не получается. Вернее, я могу уложить на лопатки даже друга, но не Акселя. Этот придурок вкладывает все силы ради меня.

Именно из-за собственных мыслей я плохо спала сегодня ночью и с трудом встала, едва разлепив глаза.

Я могу ещё бесконечно жаловаться и выражать недовольство, но это никак мне не поможет. Просто у меня такое ощущение, что если я не выйду наружу, то… задохнусь здесь. Как я и говорила ранее, с каждым днем здесь становится только сложнее находиться.

Многие уже ушли, в том числе и Женева. Осталась только я и Лара, но она не входит ни в одну из групп, просто работает в медицинском отсеке.

Я тоже встала и надела обычные штаны, чтобы после отправиться в общие душевые. Здесь есть вода, но только холодная, к которой за два года уже просто привыкаешь.

Приняла быстрый душ, помыв и волосы, мысленно отсчитав секунды. Так всегда легче.

После вернулась в общую комнату и подошла к шкафчикам, наподобие тех, что были у нас в школе, только шире в два раза, и открыла свой. Это всё, что мы можем себе позволить. Вся наша одежда, вещи и просто предметы хранятся именно здесь. Всё, что было у меня в рюкзаке, я разместила, использовав максимально возможно всё имеющееся пространство. Также здесь висит и моя форма, несколько её видов. Две обычные, сменные, другая – парадная, та самая, которую предстоит надеть сегодня и тогда, когда отправимся на поверхность. Отказываюсь думать, что не пройду.

Достала её из шкафа и провела рукой по светло-серой одежде, а именно брюкам, которые, словно вторая кожа, и кофте, что также плотно прилегает. Они сделаны из какой-то специальной ткани. Она обладает влагозащитой, то есть не промокает, даже если искупаться в ней. Также сохраняет тепло и прохладу, зависит от того, в каких погодных условиях мы можем оказаться. А ещё в ней очень удобно. Было бы странно, если бы это было не так. На плечах кофты есть нашивки, по которым можно определить, кто перед тобой. Две нашивки – просто обычные бойцы, как я или Майк. Четыре нашивки – руководитель группы. Шесть будет уже и у Джеймса, так как он будет самым главным.

Помимо этого, к форме прилагаются накладки на руки и ноги. Они сделаны из мягкого металла, крепятся на кисть и достигают до изгиба локтя, на ногах примерно та же длина. Служат своего рода защитой от случайных царапин или укусов в самые распространённые места. Обувь обычная – легкие ботинки на шнуровке.

Переоделась, а влажные волосы высушила феном, после чего заплела косу. Я уже перепробовала и хвост, и пучок, и даже оставляла их распущенными, но поняла, что лучше косы так ничего и нет.

Встала и подошла к общему зеркалу, где взглянула на собственное отражение.

– Ты справишься, – раздалось откуда-то сбоку, словно мои мысли прочитали. Через отражение увидела Лару, что улыбнулась и подняла палец вверх. – Я буду болеть за тебя. Надери зад Акселю. Он этого заслужил.

– Постараюсь, – с улыбкой отозвалась я, зная их историю. Они встречались некоторое время, после чего разошлись и Аксель практически сразу же нашел себе новую пассию. Предпочитаю всё знать о тех, кого записываю в потенциальные враги.

Я попрощалась с Ларой и покинула комнату, чтобы направиться по коридору в тренировочную, которую уже должны были подготовить специально для проведения всех испытаний в одном месте.

Лица людей по пути стали сменяться одно за другим, а я же отметила то, о чем думала и ранее.

Здесь нет знакомых. Не считая Джеймса, миссис Солинс, я более никого не знаю. Из Норт-Лэнда здесь более никого нет.

Я помню слова Мэди о том, что она была в одной эвакуационной группе с Тэйтом, и, по всей видимости, их доставили в другое убежище.

Тех, у кого сегодня экзамен, легко отличить. По форме. Я вижу волнение в глазах некоторых, такое же, как и у меня.

Всего будет участвовать около двухсот человек, но пройдут точно не все. Было бы хорошо, если наберется хотя бы половина. Те, кто не пройдут, для них будет еще один экзамен, но позже. Когда вернется первый отряд… если вернется.

Я верю, что газ уже не так опасен и что мир частично остался прежним, а это самое важное. Стоит только это подтвердить.

Захожу в переделанную тренировочную, где вижу отдельные зоны, а ещё множество людей, в том числе и группу в форме. Иду к ним.

Когда меня замечает Майки, то друг отделяется от толпы, и я вижу, как на нем идеально смотрится форма. Он не очень худой, высокий и, как я упомянула, ловкий. Его верхняя губа приподнимается в подобие улыбки, и я тоже улыбаюсь.

– Не буду спрашивать, готова ты или нет, Шоу, ведь мы не можем к этому быть готовы на сто процентов.

– Тебе не о чем волноваться, Майки. Ты справишься.

– Ты тоже, Шоу, – он кладет руку мне на плечо и на секунду прижимает к себе в знак поддержки. – Мы справимся вместе.

Киваю, потому что только это и остается.

Напряжение только усиливается, и от него даже начинает немного мутить. Я специально не завтракала, хоть и понимаю, что силы понадобятся.

– Давай поднимемся и посмотрим на всё с высоты.

– Хорошо, – соглашаюсь я, и мы отходим в сторону, чтобы подняться на лестницу, ведущую на второй этаж, откуда до потолка всё равно не достать. Интересно, на какой глубине мы находимся? Мне это так и неизвестно.

Сверху всё выглядит… хуже. До сегодняшнего момента я не знала точную последовательность того, что нам предстоит пройти.

– Первая стрельба, – говорит Майки и указывает рукой. – Здесь уже многие провалятся. Дальше… моё самое любимое, – он закатывает глаза, – полоса препятствий. – Это полоса включает в себя и канаты, и турники, и движущиеся предметы, что создают дополнительные… проблемы. Здесь главное – не свалиться вниз, то есть любой ценой удержать равновесие. – Следующее… метание ножей. Нормально. Далее уже твое любимое, Шоу, бой.

Конечно, они поставили его почти в самом конце. Это логично. Хотят, чтобы мы выдохлись и действовали уже на пределе.

– И последнее, пустая комната.

Что там, нам отсюда не видно, но уже догадываюсь.

– Проверка на то, сможем ли мы убить, – произношу я, а Майк молчит.

Да. Это единственное, что нам неизвестно. Как они собираются проверять, способны ли мы на убийство? Будет какой-нибудь симулятор наподобие того, что будет на стрельбе?

– Уже скоро начнется, – произносит друг, – давай спустимся к остальным.

Нас будут вызывать в алфавитном порядке, а это значит, что я пойду одной из первых, в отличие от друга. Но это и хорошо, не люблю тянуть до последнего. Боюсь, тогда мои нервы точно не выдержат.

Внизу мы сели на места с края, стулья, которые для этого вынесли специально, поставив их напротив небольшой сцены, которую тоже успели соорудить за два дня. Конечно, же будет какая-нибудь речь.

Замечая несколько инструкторов, в том числе и отца, который сегодня тоже сменил форму.

Вижу и Акселя, который смеется над шуткой мистера Родриго, нашим инструктором по бою на ножах и их метанию. Словно почувствовав мой взгляд, Аксель встречается со мной глазами, и на его губах расползается наглая ухмылка. Он словно говорит, что я не справлюсь.

Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, то я бы свернула в другую сторону, лишь бы его не встречать. Хотя… не думаю, что это помогло бы. Парень нашел бы к чему придраться. Я думала, что он воспылал ко мне ненавистью из-за Джеймса, что я знаю его… Но всё больше убеждаюсь, что нет.

Ладно. Хотя бы он оставил ту затею с проверкой на наличие вируса. А его скверный характер я как-нибудь переживу.

Взглядом прошлась по остальным людям, таким, как я, кто захотел добровольно отправиться на поверхность. Желающих было не так много, и из них большинство отпало из-за возраста. Не знаю, с чем это связано, но тому, кому больше пятидесяти, их кандидатуры сразу же отклонили. В основном здесь всем до тридцати, лишь немногим около сорока.

Скрещиваю руки в замок и большим пальцем трогаю шрам на ладони. Это уже вошло в привычку.

Я не знаю, как обстоят дела с городами на поверхности, про которые рассказывал мистер Смарт, как и не знаю, есть ли там что-то похожее, имею в виду, обучают ли там людей? Как нас. Чтобы те после вышли за пределы городов. Могу только гадать.

– Схожу за водой, – произношу я, вставая с места.

– Успеешь?

– Да.

Встаю и покидаю это место, чтобы быстрым шагом дойти до столовой и взять одну бутылку с водой.

Если меня спросят, нравится ли нынешняя жизнь, не считая того, что происходит в мире, конечно, а самого процесса подготовки, то я отвечу, что да. В большей степени да, чем нет. Но всё чаще я скучаю по прежним временам. По разговорам с Мэди, по тому, как она иногда подвозила меня до школы, по… Нику. Я скучаю по всему этому. Тогда было спокойно и по-старому. А сейчас… хренова неизвестность.

Делаю глубокий вдох и выпиваю сразу полбутылки воды, потому что нервы уже на пределе. Плохая идея пить перед началом экзамена, однако не могу ничего поделать. Это раздражает. Я даже собственные чувства взять под контроль не могу.

Выхожу из столовой и иду обратно, захватив с собой уже частично выпитую воду.

Я отвлекаюсь на что-то под ногами, кажется, что шнурки развязались, именно поэтому не замечаю, как рядом открывается дверь и оттуда выходит человек. Врезаюсь и извиняюсь, когда понимаю, что шнурки и правда развязались.

Присаживаюсь, думая, что человек, в кого я врезалась, уже ушел, поэтому ставлю бутылку на пол и завязываю их по новой.

– Лучше на двойной узел, – слышу знакомый голос и поднимаю взгляд, встречаясь с серо-голубыми глазами Джеймса. – Так они постоянно будут у тебя развязываться. Это может стать проблемой не только на экзамене, но и на поверхности.

Слушаюсь его совета и после встаю, беря и бутылку.

– Так говоришь, будто я туда отправлюсь.

– Отправишься в любом случае, даже если не пройдешь сегодня. Просто не сразу. Не думаешь же, что ты застрянешь здесь навечно, Шоу?

– Именно так и думаю, Джеймс.

Он легко улыбается и рукой указывает в ту сторону, куда я шла.

– Пойдем. Я направляюсь туда же.

Конечно, он будет сегодня присутствовать.

Сначала между нами повисает неловкая и слишком длинная пауза, которая, возможно, только мне кажется таковой. Затем Джеймс первым нарушает тишину.

– Нервничаешь? – спрашивает он, не глядя прямо, будто невзначай. Тон спокойный, но с каким-то скрытым вниманием.

Я моргнула, чуть крепче сжав бутылку в руке.

– А ты нет? – как только задаю вопрос, то понимаю, что это глупо. С чего бы ему нервничать, если он не участвует в этом?

Джеймс улыбается краешком губ, всё ещё не поворачивая головы.

– Уже нет. Знаешь, сколько я таких экзаменов видел? – делает вид, что считает. – Около восьми раз. Это если не брать те, где меня ставили в пару против особо заносчивых новичков.

– Не знала, что раньше такое практиковалось здесь.

– Не здесь. Ещё когда я был в школе. Отец всегда брал меня с собой на летние каникулы в военные лагеря и там было… что-то похожее.

– А я, по-твоему, заносчивая?

– Нет, – Джеймс наконец поворачивает ко мне лицо. – Ты просто не веришь в себя. Это другая крайность.

Я чуть замираю, иду в ногу, но ничего не отвечаю. Как будто парень вскрыл что-то, что я и сама старалась не трогать. Он, похоже, это чувствует, поэтому больше не добавляет.

Проходим мимо пустого отсека, за которым виднеется один из аварийных выходов, обшитый металлическими щитами. Прямо над ним – табличка с выцветшей надписью «НА ПОВЕРХНОСТЬ». Наверняка, там должна быть лестница или что-то такое. Я непроизвольно отвожу глаза.

– Ты хорошо дерешься, Шоу. Поэтому просто поверь в себя.

– Так заметно, что я нервничаю? – прикусываю изнутри губы после того, как задаю этот вопрос. На что парень кивает. – Хорошо, но недостаточно, чтобы справиться с Акселем.

При упоминании этого имени непроизвольно морщусь. Возможно, сейчас самое время поговорить с Джеймсом, попросить его о переводе. Он ещё может это сделать, до тех пор, пока я не приступила к сдаче, но… Не буду.

– Я видел тебя, Шоу, и поверь, знаю, о чем говорю.

– Ты видел мои бои?

– Конечно, – отвечает так, будто само собой разумеющееся, и мы встречаемся взглядами, когда атмосфера вмиг накаливается, становится такой, что тяжело сделать новый вдох. Он словно превращается в гигантский ком, который не проходит в легкие.

Это наш с ним самый длинный разговор за последнее время.

– Если вдруг Аксель завалит тебя, то я попрошу возможность пересдачи для тебя. Поставят с кем-нибудь другим.

Его слова отражаются где-то теплом внутри меня, такое приятное и немного позабытое чувство.

Обращаюсь к парню с лёгкой усмешкой:

– Ты собираешься защищать меня, как герой из старых фильмов, Джеймс?

– Не обязательно. Я просто знаю, что такое справедливость. А еще знаю, что у тебя достаточно силы, чтобы справиться и без меня. Но иногда поддержку всё равно нужно озвучивать.

Сердце будто вздрагивает. От неожиданности и от того, как просто он это говорит. Без давления.

Мы уже подходим к залу, и массивная дверь впереди полуоткрыта. Внутри слышны голоса.

Замираю на секунду, вцепившись в бутылку и вновь смотрю на парня перед собой, который успел измениться за прошедшие два года.

Джеймс тоже останавливается.

– Даже если Аксель попытается задавить тебя морально, не дай ему этого. Ни взглядом, ни телом. Он любит чувствовать контроль. Не давай ему эту власть.

Беззвучно киваю.

– Я постараюсь.

Он прищуривается:

– Не старайся. Просто делай.

С этими словами он первым проходит внутрь, оставляя меня в коридоре на пару мгновений с пульсирующим сердцем, тяжёлым дыханием и… странной уверенностью внутри.

Уже вслед ему говорю тихое:

– Спасибо.

Захожу следом и иду пока за Джеймсом, но на расстоянии от него. Наша появление замечает и Аксель, который тут же прищуривается. Ну, что за раздражительный человек! Я вижу осуждение в его взгляде. Что? Думает, я пожаловалась? Отчасти.

В воздухе ощущается напряжение… такое плотное, почти физическое. Оно висит между каждым взглядом, каждым движением.

Всё готово к испытанию.

Джеймс слегка кивает, оборачиваясь, и уходит в сторону к другим инструкторам, в том числе, где находится и его отец.

Иду обратно к Майки, который поднимает на меня взгляд и говорит:

– Ты долго.

– Просто взяла воды. Завязала шнурки. Врезалась в Джеймса. Всё как обычно, – отвечаю так, будто это совсем не имеет значения, и сажусь рядом.

– Ну, если врезалась в Джеймса, значит, день уже интересный, – он усмехается, но глаза у него остаются тревожными. – Не говорила с ним?

– Имеешь в виду о переводе? – друг кивает. – Нет.

Он собирается сказать что-то ещё, но не успевает, потому что мы все отвлекаемся на того, кто заходит через тот же вход, откуда пришла и я. Миссис Лу.

Женщина уверенной походкой движется к центру, а тишина в этот момент сгущается.

Все взгляды обращаются к подиуму, куда она поднимается. На ней старый костюм, который она надевала уже несколько раз. Каждый – на какое-нибудь важное собрание. Женщина всегда одета в строгое, приглушённое, сегодня в серо-стальной жилет и тёмные брюки. Седина аккуратно уложена в гладкий пучок, голос спокойный, но с тем стальным оттенком, который не перепутаешь ни с чем.

Она главный координатор бункера, и когда миссис Лу говорит, то слушают все.

За столько времени я успела подметить несколько важных моментов, касаемо её. Женщина не терпит неподчинения, и строго за него наказывает. Конечно, почти за два года были моменты, когда люди рвались выйти отсюда, даже были мятежи, которые пресекались достаточно быстро. За это людей сажали в клетки, которые тут уже были еще до нашего появления. Выпускали лишь, когда понимали, что больше от них угрозы не будет. Некоторые сидят в них до сих пор. На мой взгляд, это… не то, чтобы бесчеловечно, но близко к этому. Я понимаю, что следует следить за порядком, но не таким же способом… Это жестоко. Даже хуже тюрьмы, ведь я видела их однажды. Помещение меньше четырех футов. Да и вообще сам бункер мной так и не изучен до конца, настолько он огромен.

– Доброе утро, – Раздается голос миссис Лу, который звучит ровно, в нём нет лишних эмоций, но всё равно внутри у меня что-то вздрагивает. – Сегодня вы проходите испытание. Оно не только покажет, готовы ли вы выйти на поверхность, но и ответит на главный вопрос… сможете ли вы защитить себя, друг друга… и то, что мы ещё не потеряли.

Кто-то сглатывает рядом. Я слышу это.

– Вы находитесь здесь почти два года. Два года подготовки, дисциплины, сотен часов тренировок. Сегодня не просто проверка – это зеркало, которое покажет вам самих себя. – Она проводит взглядом по всем лицам, задерживается на некоторых. – Удачи каждому.

Удачи… Она бы мне сейчас пригодилась.

Никаких громких речей. Только суть, только то, что действительно важно.

Она кивает инструкторам, а затем разворачивается и спокойно спускается по боковой лестнице вниз, откуда все будут наблюдать за испытанием.

После ухода женщины стоит непродолжительная тишина, а затем всех просят сесть на места, кто до этого стоял. После проверяют громкоговоритель, и я жду, когда вызовут первого участника.

Хорошо, что я не иду первой, иначе боюсь, из-за нервов допустила бы ошибку уже в первом раунде.

– Внимание, участникам, – звучит отовсюду, – как только вы слышите свое имя и фамилию, то проходите к началу. Остальным просьба не приближаться, не пересекать красную линию и не мешать.

Отсюда мне не видно линию, но я поняла, о чем говорит мужчина.

– Первый. Джексон Адамс.

Все взгляды тут же устремляются к парню, который встаёт со скамьи рядом с нами, сжимая кулаки. Он высокий, крепкий, со стальным выражением лица, и, судя по телосложению, должен быть одним из лучших, особенно в физической подготовке. Но сейчас, даже у него видно напряжение. Это не просто тренировка. Это экзамен.

Как только парень проходит к началу, то по громкоговорителю сообщают, что он может начинать, как только будет готов.

Джексон сразу же движется к оружейному столу, где лежит всё от пистолетов до полуавтоматических винтовок. Разрешено брать любое.

Вновь долго не раздумывает, берёт стандартный пистолет Т-9, который чаще всего используется на тренировках. Проворачивает его в руке, проверяет обойму, кивает инструкторам и выходит к первой зоне.

Раньше мы использовали муляжи или стреляли из пневматического оружия, чтобы зря не расходовать пули, запасы которых не пополняются. Но в последнее время используются настоящие, по всей видимости, это связано с тем, чтобы мы привыкли к отдаче и к звуку настоящих пуль.

Смотрю за тем, как парень подходит и… ждет. Цели будут появляться с разных сторон, ему нужно будет пересечь небольшое помещение и попасть во все манекены, которые будут появляться весьма неожиданно.

Звучит короткий звуковой сигнал, означающий начало испытания.

Джексон действует быстро. Первый выстрел – в голову. Второй – в сердце. Дальше короткая серия. Всё точно. Почти без промедлений. Так как мы находимся на небольшой возвышенности, то отсюда все прекрасно видно.

Я наблюдаю за тем, как он делает шаг за шагом и всегда держит пистолет наготове, как смотрит по сторонам, быстро и моментально оценивая обстановку. Джексон точно старше меня, возможно, он уже имел военную подготовку.

Почти без промедлений, только на последнюю цель он тратит немного больше времени, прищуривается, и… Стреляет.

Звучит очередной короткий звуковой сигнал, означающий, что первый раунд подошел к концу. Он прошел.

Некоторые рядом с нами выдыхают, кто-то хлопает по бедру в знак одобрения. Я чувствую, как сердце стучит чаще. Это всего лишь первое испытание, а уже напряжение будто острием ножа разрезает воздух.

Переход ко второй части, где видны узкие металлические балки, раскачивающиеся канаты, перекладины, по которым нужно перебраться, и движущиеся препятствия, выдвигающиеся неожиданно. Площадка находится над сетчатой платформой, упадёшь, и всё, конец.

Джексон сначала выдыхает и потирает руки, чтобы ладони были полностью сухими, а после прыгает на первый элемент, двигается быстро. Он умеет держать равновесие… уже хорошо. Под ним на секунду проскальзывает балка, но он успевает схватиться за канат. Несколько человек напрягаются, но парень не падает. Продолжает.

Турники… руки соскальзывают, но он тут же перехватывается. Дальше платформы, по которым нужно пробежаться, прыгая с одной на другую.

Прикусываю губу от напряжения, мысленно болея за парня. Но он отлично справляется.

Звучит очередной сигнал. Ещё самое неприятное, что ты не можешь задержаться дольше, чем на минуту между раундами, чтобы перевести дыхание. То есть, как говорил Майк, верхушка хочет, чтобы мы действовали на пределе своих возможностей.

Аплодисментов не слышно, но по взглядам ясно, все впечатлены.

– Он молодец, – тихо произносит друг, и я не могу с ним не согласиться.

Дальше – метание.

Три ножа. Три мишени на разной высоте.

Нужно попасть во все. Хоть один промах, и выбываешь.

Джексон берёт первый нож, кидает и попадает в самое яблочко. Метит только туда, судя по всему. Второй тоже попадает почти туда, чуть левее, но это засчитывается. Главное, чтобы он не упал или не вышел за пределы цели.

Третий – последний.

Все задерживают дыхание вместе с Джексон, который замахивается… Полет… И…

Звук скользящего металла о пластик. Промах!

Джексон промахнулся!

Из груди вырывается короткий выдох и даже со своего места я замечаю, как округляются глаза у парня. Он тоже этого не ожидал. Того, что промахнется.

Звучит более длинный сигнал и дальше Джексона просят уйти, что парень и делает, возвращается на место, кому-то что-то говорит и уходит. Когда проходит мимо, то я буквально кожей чувствую его недовольство.

– Я ожидал, что это будет самым легким, – отзывается Майки. – Похоже, его подвела самоуверенность.

Я никак не комментирую слова друга, просто продолжаю ждать того, кого вызовут следующим. Возможно, он и прав. Иногда самоуверенность может сыграть злую шутку.

Одна ошибка, один промах, и ты остаёшься здесь. По крайней мере, на ближайшее время точно.

Следующее имя уже начинает звучать из громкоговорителя.

– Дилан Аркс.

Взгляд отыскивает ещё одного парня, которого я знаю из-за совместных тренировок, что иногда проходят у нас с другими группами.

Он встаёт со скамьи прямо перед нами.

Высокий, но худощавый, с жёсткими чертами лица и холодными глазами, что не видно отсюда, но я знаю их. Не тот, кто много разговаривает, скорее, тот, кто запоминает все, что слышит, и всегда делает больше, чем говорит. Я пару раз тренировалась с ним и всегда уходила с синяками.

Он без лишних слов идёт к столу с оружием.

Останавливается, смотрит на ассортимент.

Выбирает укороченную винтовку с коллиматором. Точная, быстрая, но требующая контроля.

После звукового сигнала приступает к первому раунду и проходит его за несколько минут. Также быстро, как и Джексон.

Убирает винтовку и подходит уже ко второму раунду, даже не отдыхает особо. Это может сыграть против него.

Балки проходят под ним, как будто не раскачиваются вообще. Держится только за одну руку, когда идёт по перекладинам. Словно натренирован жить на высоте. Движущиеся предметы? Он просто отклоняется вбок или пригибается в последний момент.

Через полторы минуты он уже стоит у конца полосы. Ни одного срыва.

– Наверняка, он пройдет, – отзывается Майки.

– Потому что он быстрый?

– Потому что – собранный.

Дилан берёт ножи, как будто они продолжение его пальцев. Короткий вдох. Три броска и все три… прямо в цель. Я даже среагировать не успеваю, как он уже идет дальше.

И правда. Предельно собранный.

– С ума сойти. Этот псих реально робот! – доносится рядом с нами от незнакомой девушки.

Почти киваю. Пока он идёт на четвёртый этап, у меня внутри всё будто сжимается.

Если мне предстоит с ним схлестнуться, то я уже знаю, чем всё закончится. Моей неудачей.

Инструктором Дилана является Гордон, ровесник моего отца, седой, но не потерявший форму.

Широкоплечий, с суровым взглядом. Его уважают абсолютно все. Даже Аксель, хоть иногда и болтает, что тот «устарел». Поэтому именно Гордон ступает на маты, уже готовый к спаррингу с Диланом.

Они ждут звукового сигнала, каждый становится в стойку.

Секунда, две… Начало.

Гордон атакует первым, слишком быстро, с напором.

Дилан чуть соскальзывает назад, но моментально контратакует. Пара захватов, скольжение, уклон… И вдруг… глухой удар по мату.

Дилан оказывается сверху! Гордон прижат!

– Что?! – раздается со всех сторон, а я лишь округляю глаза.

– Он поддался? – шепотом задает вопрос Майки.

– Не знаю. Всё произошло слишком быстро.

Даже если поддался, то этого никто не заметил. Они могли договориться заранее, да и не думаю, что кто-то будет разбираться в ситуации.

Сейчас важно лишь то, что Дилан прошел дальше, а Гордон ушел с матов.

Продолжаю наблюдать, как Дилан подходит к тяжёлой металлической двери, она открывается с жужжанием, пропуская его внутрь.

И закрывается. Плотно. Без звука.

– Это непохоже на симулятор, – произносит Майки. – Зачем его тогда нужно было делать закрытым?

Я лишь пожимаю плечами, а сама поглядываю на часы. Он уже там проводит больше времени, чем на каждом из раундов.

Минуты тянутся. Кто-то начинает нервно ерзать. Я ловлю себя на том, что сжала кулак так сильно, что ногти врезаются в ладонь.

И вот… семь минут.

Звучит звуковой сигнал и по громкоговорителю объявляют:

– Дилан Аркс. Экзамен пройден и сдан.

Чтобы не было в той комнате, парень справился.

Он не возвращается обратно, поэтому не может рассказать нам, что там с ним было. Видимо, на это тоже был рассвет верхушки.

Так очередь продвигается медленно, шаг за шагом. Каждый, кто поднимается и направляется к началу полосы, делает это в гробовой тишине. Остальные сидят и ждут, кто-то молчит, кто-то нервно трёт ладони или смотрит в пол, стараясь не думать о провале.

Однако это бессмысленно. Мы все об этом думаем.

Я смотрю, как следующий участник уже направляется к полигону, и в голове невольно начинаю считать.

Один – выбывший. Второй – прошёл. Этот… посмотрим.

Те, кто не проходят, сразу уходят из тренировочной, мимо всех, глядя в пол. Те, кто проходят, скрываются за дверью, куда ранее ушел и Дилан.

– Тебе повезло, Шоу. Ты уже совсем скоро.

– Ага.

На каждого уходит примерно двадцать минут, если он доходит до конца. Если нет, то чуть меньше.

Если каждый задержится, а кто-то ещё и пройдёт полностью… Это точно затянется до самого ужина, если не дольше.

– Эби Бандерс, – раздаётся по громкоговорителю.

Я поднимаю взгляд и смотрю, как Эби встает со скамейки. Поджимаю губы, когда прослеживаю за девушкой.

Она сжимает кулаки, выдыхает и идет к стартовой точке. Ни единого признака страха на лице. Ни дрожи в походке. Внутри себя я почти завидую этой стойкости.

Она отлично справляется, берёт винтовку с оптическим прицелом и, не колеблясь, выбивает все цели, одна за другой. Стрельба, как бы мне не хотелось это признавать, одна из её сильных сторон. Потом девушка ныряет во второй этап: канаты, веревки, качающиеся платформы. Ни одного падения, всё быстро и слаженно.

Когда начинается третий этап, а именно метание ножей, то Эби на мгновение задерживает дыхание и бросает точно. Все три цели оказываются поражены, хоть и не в яблочко.

На четвертый этап выходит Аксель, когда девушка только подходит.

Всё во мне сжимается, когда я замечаю легкую улыбку на губах Эби. Да, она хорошо стреляет и так, в принципе, ловкая, но борьба это точно не её. Когда мы были в спарринге, то я неоднократно её обыгрывала. Да она худшая в этом из всей нашей группы!

Звон, и они кидаются на встречу друг другу.

Аксель слишком явно ей поддаётся. Кажется, что это видят все, а не только я. Но никаких правил на этот счет нет. Удар в замедленном темпе, а защита открытая. Он позволяет ей схватить его за предплечье и буквально сам заваливается на маты.

Сжимаю кулаки, когда вижу улыбку девушки.

С теми, кого парень считает достойными или полезными, Аксель не играет в жёсткость. Только с теми, кого не переносит. Например, так будет и со мной.

Чертов Аксель.

Передо мной проходят ещё два человека, один из которых также попадает на Акселя и не проходит.

И вот я слышу:

– Шоу Брайс.

Не сразу, но встаю с колотящимся сердцем в груди, которое мысленно пытаюсь успокоить.

Майки поворачивается ко мне и просто кивает. Его взгляд серьёзен, но в нём нет сомнений. Он верит, наверное, больше, чем я сама.

– Удачи, – шепчет друг и слабо улыбается.

– Увидимся на той стороне, – отзываюсь я и тоже посылаю короткую улыбку.

Пока иду, то чувствую на себе множество взглядов. Некоторые из них особенно прожигают дыру в спине и в груди.

Колени будто ватные, а внутри всё напряжено, как перетянутая струна.

Встречаюсь глазами сначала с папой и вижу то, как он сосредоточен и неотрывно смотрит на меня. Дальше – с Джеймсом, отчего нервно сглатываю и незаметно вздрагиваю. Его взгляд, будто касается, проходится раскаленными углями по коже.

Прохожу уже за линию, разрывая зрительный контакт, и останавливаюсь рядом с оружием.

Вдох и выдох.

Вдох.

И.

Выдох.

У меня получится.

Просто не может не получиться.

Внимательно осматриваю всё представленное оружие, но уже знаю, что выберу. Сделала этот выбор ещё неделю назад, посоветовавшись с отцом.

Подхожу к столу с оружием и не колеблюсь, беру Beretta M9 – не слишком лёгкий, не слишком тяжёлый, его вес в руке ощущается уверенно. Баланс у него точный, отдача минимальная, а главное, что он достаточно быстрый. Здесь сейчас важна именно скорость. Быстро выхватить, быстро среагировать и быстро попасть.

Иду с оружием к началу и уже знаю, что вот-вот раздастся звуковой сигнал. И правда.

Несколько секунд.

Делаю первые шаги, и в следующий момент из-за углов начинают появляться манекены, с человеческими силуэтами. Не просто мишени, а именно манекены в полный рост, в движении, с неожиданными траекториями.

Обхожу искусственно созданные стены, производя выстрелы.

Просто стреляю, действую, отказываясь думать. Всё рефлекторно.

Один в грудь, другой в сердце, третий и туда, и туда.

Мои пальцы двигаются быстрее, чем я успеваю осознать, что делаю.

Уже пятый выстрел, скользящий по груди, пули почти не слышно. Шестой… слишком близко, но я делаю шаг вбок, увожу корпус, и пуля входит в манекен точно в сердце.

Дыхание сбивается, но взгляд продолжает выхватывать новые фигуры.

Ещё несколько, и слышны только мои выстрелы. Я чувствую отдачу, к которой уже успела привыкнуть, и легкую боль.

Сигнал звучит слишком резко, когда я понимаю, что прошла. Кладу оружие на стол в конце и медленно шагаю дальше, стараясь не растрачивать просто так силы. Они мне ещё пригодятся.

Отсюда все выглядит иначе. Больше и сложнее, чем с места, где я сидела.

На выдохе слышу звон и начинаю. Прыгаю, хватаюсь за канат, который скользкий от натёртой ткани. Подо мной металлический пол с сеткой.

Подтягиваюсь, перехватываюсь рукой, цепляюсь ногами. Канат раскачивается, а я напрягаю мышцы живота и взлетаю вверх, подбираясь к балке. Сильный рывок, и вот я уже на турнике.

Чувствую на себе сотни чужих взглядов, они наблюдают точно также, как и я до этого. Немного отвлекает.

Тело напряжено, как струна.

Я перебираю перекладины… одна, вторая, третья, и почти теряю равновесие, когда балка неожиданно начинает дрожать подо мной!

Нет!

Один неверный шаг, и меня ждет полет вниз. Сжимаю зубы, удерживаюсь.

Я справлюсь.

Прыгаю, ощущая невесомость, продлившуюся несколько коротких мгновений, а следом, как ноги касаются поверхности.

Теперь платформы.

Здесь всё сложно: они качаются, одна уходит вбок, вторая уже резко вниз, создавая иллюзию падения.

Ладно…

Раз, и я держусь каким-то чудом, взмахивая руками, хотя знаю, что так только сложнее удержать равновесие. Следом ещё прыжок, и ещё. Нельзя останавливаться. Секундное промедление, и я полечу вниз. Видела, как это случалось с другими.

Дыхание окончательно сбивается.

Прыгаю на последнюю и выбегаю с неё почти скользя, потому что ноги уже подгибаются.

Пока иду, то есть возможность немного расслабиться, поэтому специально замедляюсь, делая вид, что просто слишком устала.

Ножи.

Пот по спине, руки гудят от напряжения. Не скажу, что я в этом стала профи, но мои навыки в сравнении с тем, что было, улучшились. А было – ничего.

Беру первый нож, которые уже заранее приготовили, чувствуя его вес. Баланс тоже важен. Сначала просто подкидываю в руках, проверяя.

Ладно…

Смотрю на нож, на цель… Вдыхаю.

Один, два…

Кидаю.

Попадание в правую часть, но всё ещё внутри цели. Нормально. Мне и так пойдет.

Второй – резкий взмах, точно по центру.

Третий. Последний.

Рука немного дрожит, но я заставляю себя замереть, прочувствовать металл…

Бросок. Мгновение.

Попадание.

Прикрываю глаза и понимаю, что прошла.

Вдох. Выдох. Спина мокрая от пота, но я иду дальше, туда, где меня ждет самое сложное, по моему мнению. Устало, с запыхавшимся дыханием, но не останавливаясь.

Аксель уже стоит на ринге, вытянувшись во весь рост. Его глаза находят мои, и на лице появляется едва заметная усмешка, именно она, а не радость и не одобрение. Нет. Это то, что проскальзывает у него всегда перед боем.

Особенно перед боем со мной.

Мерзкое, холодное удовольствие.

Как только ступаю на ринг, то слышу его вопрос:

– Готова к поражению, Брайс?

Предпочитаю просто игнорировать, по крайней мере, сейчас.

Ждем звуковой сигнал.

Говорят, что достаточно знать наизусть соперника, его слабые и сильные стороны, чтобы выиграть. Так вот – нет. Одного знания и навыков не хватит. Из-за того, что я слабее, ниже и меньше его, в принципе, то я должна стараться в два раза больше, а не просто всё вышеперечисленное подмечать.

Ждем звукового сигнала.

Вижу, как Аксель выглядит обманчиво расслабленным, даже в защитную позу не становится.

Ладно…

Всё же отмечу, что сильной стороной Акселя является его опыт и навыки. Слабой – чрезмерная самоуверенность. Наверняка, парень в мыслях уже уложил меня. Попробую использовать это против него.

Звуковой сигнал, и Аксель двигается первым. Его атака… хлёсткая, чёткая, как выстрел. Я успеваю уклониться, но только едва, локоть рассекает воздух в нескольких дюймах от моего лица.

Следом ещё одна атака, захват плеча и рывок, я скольжу, почти падаю, но в последний момент ловлю равновесие, перенося вес тела на левую ногу. Пятка срывается с пола, и я цепляюсь ею обратно в мат, удерживаюсь. Острая боль стреляет в бедро, и я морщусь, чем вызываю у него очередную довольную усмешку.

Парень не дает даже секундную передышку. Похоже он хочет, как можно скорее расправиться со мной.

Его колено почти тут же врезается в бок, и я пригибаюсь, чувствую, как теперь резкая боль отдаёт в рёбра.

Меня бросает в сторону, руки дрожат, но я не падаю. Держусь.

– Не надоело, Брайс? Всё равно знаешь, что ты дальше не пройдешь.

– И пусть, – отзываюсь я. – Но не могу отказать себе в удовольствии побить тебя, Аксель.

– Меня? – новая усмешка. – Похоже, ты повредила себе голову. Ты меня ещё ни разу не ударила.

– Спешу напомнить, что у вас проходит экзамен, мисс Брайс, – раздается голос по громкоговорителю, и я понимаю, что мы и правда с Акселем отвлеклись из-за очередной словесной перепалки.

Будем честны, я не справлюсь с ним по правилам.

Он слишком хорош. Слишком натренирован. Слишком… уверен в себе.

А я? Я выживаю. Не побеждаю, а выживаю.

В бою все средства хороши… Если нужно, значит, выгрызи себе место. Звучит голос папы и его слова в мыслях.

Значит, буду нечестной.

Аксель снова идёт на меня, с уверенностью, что я вновь буду уворачиваться, падать, соскальзывать.

Он уже готов взять меня за запястье, и его пальцы почти касаются моей руки.

Ну, уж нет.

Делаю ложный шаг, словно теряю равновесие, будто снова оступаюсь… и он верит! Подходит ближе, чтобы совершить бросок. Именно в этот момент я резко разворачиваюсь, чудом сохраняя равновесие, и вцепляюсь в него.

Мне нужно дезориентировать его и воспользоваться замешательством…

Одной рукой закрываю ему глаза, а второй… впиваюсь зубами в плечо Акселя, сквозь ткань.

Да, я слова папы восприняла буквально.

Он не ожидает, поэтому резко дёргается, теряя ориентацию. И в этот миг весь вес парня ложится на меня, и я, собрав остатки сил, бросаю его через себя, используя инерцию.

Его тело скользит по мату, и Аксель с глухим ударом падает на спину.

Получилось…

Получилось!!!

Дышу так, будто легкие в огне, когда руки подрагивают, а в горле образуется неприятная сухость.

Стою на месте, когда звон оглушает на короткие секунды, за которые Аксель, похоже, приходит в себя и поднимается.

– Брайс… Ты… Ты! Укусила меня! – он поворачивает голову и смотрит на место укуса, повторяя, только уже громче. – Укусила!!!

Его искреннее замешательство и удивление забавит меня, но я сдерживаюсь.

Парень отодвигает край кофты и смотрит на место укуса, как и я. Даже не прокусила, лишь следы зубов слегка остались. Ему повезло из-за ткани. Видимо, он замер и отпустил больше от шока, нежели от боли.

– Ты…

– Двигайтесь дальше, – Акселю не дает договорить мужской голос, поэтому я лишь спокойно прохожу мимо него, позволяя всё-таки себе легкую улыбку.

Не смотрю на папу, но чувствую, как он тоже улыбается.

Наверное, Аксель мне это ещё припомнит. Впрочем, неважно. Главное сейчас, что я почти прошла. Осталось последнее.

Неизвестность. Точнее по слухам, проверка на то, смогу ли я убить.

С симулятором я точно справлюсь.

Оставляю позади Акселя и подхожу к двери, за которой скрывались до меня другие участники.

Делаю глубокий вдох и на выдохе касаюсь ручки двери, чтобы тут же её открыть и зайти внутрь. Чем быстрее сделаю это, тем быстрее освобожусь и успокоюсь.

Я оказываюсь в плохо освещенной комнате, где всё также сделано из железа. Одинокая лампа горит у самого потолка.

Замечаю стул, стоящий посередине, прямо напротив меня. Есть ещё одна дверь, помимо той, откуда я зашла, находящаяся за стулом. Видимо, оттуда все и выходят. А рядом со входом небольшой стол, где лежит лишь один единственный пистолет.

Знаю, что мне нужно взять его, поэтому именно это и делаю, сразу же проверяя наличие пуль.

Одна.

Плохое предчувствие в груди постепенно поднимается выше, к горлу, когда я думаю о симуляторе. Здесь нет проектора, как и нет манекенов… Не очень это и похоже на то, о чем я думала.

– Мисс Брайс. Это последнее испытание, – звучит голос из громкоговорителя, который сразу я не заметила. Он находится в самом дальнем темном углу.

Через несколько секунд вижу, как другая дверь открывается и оттуда появляется сначала один военный, после… человек с мешком на голове и цепями на руках, а следом другой военный, который ведет человека перед собой, что странно дергается.

Не шевелюсь и не предпринимаю никаких действия, наблюдая за тем, как неизвестного с мешком сажают на стул, а его руки и ноги прикрепляют, чтобы он не смог пошевелиться.

В груди уже сердце просто грохочет от сковавшего напряжения.

Военные уходят, оставляя меня один на один с неизвестным, который продолжает дергаться.

– Ваше задание, мисс Брайс. На его выполнение отводится пять минут. Время пошло.

Ничего более не объясняют.

Пять минут… У меня есть пять минут… На что?

Кажется, я уже знаю ответ.

Подхожу медленно к незнакомцу и снимаю легким движением с него капюшон, тут же встречаясь с его кровавыми глазами.

Он не рычит, лишь скалится, когда я отхожу на два шага, бросая мешок прямо на пол.

Сжимаю в руке холодный металл, когда безумный передо мной склоняет голову набок.

Они хотят… чтобы я убила его.

Это не симулятор.

В голове тут же появляется сотни мыслей. Например, откуда здесь безумный? Ведь зараженных не было, по крайней мере, нам так говорили. Или… где его всё это время держали? Следующий вопрос – люди, что проходили испытание до меня, у них ведь было тоже самое! Значит, что безумный точно не один… Сколько их всего? Сотня? Больше?

Делаю ещё один шаг назад.

У меня уже меньше пяти минут, чтобы сделать это. Убить безумного.

Если я откажусь или не успею, то не сдам и останусь здесь на неопределенный срок.

Я уже делала это. Убивала. Не только безумных, но даже и человека, поэтому… почему сейчас жду? Чего?

Всё ещё не навожу на мутанта оружие, продолжая его лишь сжимать. Теперь из-за того, что я знаю, что в нем всё-таки осталось нечто человеческое… сделать это сложнее. Да и в последний раз я убивала два года назад. Это было словно в другой жизни.

Тяжесть пистолета в руке становится почти невыносимой. Не от веса, а от всего, что он значит.

Глаза безумного полны мутного багрового света, как будто в них застыла кровь. Он по-прежнему не рычит, не кричит, не дергается яростно, словно… притворяется.

Секунды капают в голове, как капли воды в заброшенном бункере.

Один.

Два…

Пять…

Восемь…

Рука дрожит, но я поднимаю пистолет.

Он смотрит на меня всё так же. Без слов. Без страха. И… без злости.

Это самое ужасное.

Я прицеливаюсь в голову.

Но не нажимаю.

Вот теперь безумный начинает скалиться, словно чувствует мои сомнения.

В голове проносится миллион мыслей, как некстати.

Может, у него была дочь.

Может, он был учителем.

Или спасал других, пока не стал одним из них.

А теперь я обязана убить его.

Перевожу пистолет с головы на грудь, теряя всякий ориентир во времени. Возможно, я уже опоздала. Пройти до последнего этапа и завалиться на нем… Как глупо.

Я полагала, что это будет самое простое, а оказалось наоборот.

Прикрываю на мгновение глаза и прошу прощения без слов. Только взглядом.

Нажимаю.

Выстрел разрывает воздух.

Тело дёргается, замирает… и всё.

Тишина.

Стою и смотрю, как дым еще клубится из ствола. Сердце в груди гремит, будто хочет вырваться наружу.

Сделано, но легче от этого не становится.

– Шоу Брайс. Экзамен пройден, – раздается всё тот же голос через громкоговоритель, от которого я едва вздрагиваю, вернее, именно он и выводит из охватившего оцепенения.

Пальцы до сих пор сжаты на рукояти. Только сейчас медленно разжимаю их, по одному, как будто это не моя рука.

Пистолет опускается вниз.

Дверь передо мной открывается с мягким щелчком, поэтому я кладу пистолет на место и иду туда, оказываясь в узком коридоре с таким же плохим освещением, как и в остальном бункере.

Замечаю впереди знакомый человеческий силуэт и возвращаю лицу прежнее спокойствие, по крайней мере, пытаюсь это сделать. А Джеймс оборачивается. Он, как всегда, спокойный и сдержанный. Сейчас это выводит из себя, хоть я и стараюсь держать себя в руках.

– Ты знал? – прищуриваюсь, задавая этот вопрос.

Парень не удивляется, просто коротко вздыхает, опираясь плечом о стену и отвечая короткое:

– Да.

Делаю шаг ближе, когда в груди начинает подниматься тяжесть, похожая на холодный камень.

– И ты не мог предупредить? – голос звучит тише, чем мне бы хотелось. Почти как шёпот.

– Не имел права. И ты это знаешь, Шоу.

– Это ведь был не симулятор, Джеймс. Это был… человек, – слова застревают. – Когда ты знаешь, что в нем ещё что-то живое, это уже не просто цель. Это… – не нахожу слов, отвожу взгляд и взмахиваю руками.

– Это был безумный, Шоу. Не человек. Именно поэтому ты и выстрелила, потому что знала, что надо.

Эти слова звучат, как удар, так, что даже воздух из груди весь выбивает.

Встречаюсь взглядом с Джеймсом и вдруг замечаю то, что не ожидаю там увидеть… Заботу. Ту, от которой становится только тяжелее. Потому что она живая.

Как тот, кого я только что убила.

Все слова застревают в горле, и я продолжаю лишь смотреть. Сейчас цвет его глаз больше серый, чем голубой, такой, который напоминает грозовое небо… которое я уже не видела два года.

Мгновение затягивается, а атмосфера накаливается.

Где-то в конце коридора раздаются тихие шаги, и я понимаю, что мы здесь не одни. Джеймс тоже вспоминает, где находится.

– В любом случае, Шоу, всё закончилось. Ты готова.

Киваю, когда мысленно думаю об этом…

Закончилось ли? Скорее, всё только начинается.

Глава 4

За девять лет и восемь месяцев до дня Х.

После урока, во время самой длинной перемены, мы с девочками сидим в столовой и едим сэндвичи с соком. Сама украдкой посматриваю на Николаса, сидящего у дальнего окна в одиночестве. Он будто хочет слиться с обстановкой, чтобы его никто не замечал.

Мальчик почти ничего не ест и всё время смотрит в сторону школьного двора.

– Ты стала проводить с ним много времени, – вдруг говорит Мэди, кидая на меня внимательный взгляд.

– С кем? – делаю вид, что не понимаю.

– С этим Николасом, – уточняет она, слегка шмыгнув носом. – Мы заметили. Ты даже на прошлой перемене с ним осталась.

– Просто поговорили, – пожимаю плечами и зачем-то добавляю дальше. – Он… он не такой, как остальные.

– Да уж, – хмыкает Николь. – Он всегда такой хмурый. И странно говорит.

– Потому что он не отсюда, – бурчу в ответ.

Мэди вздыхает:

– Над ним же все издеваются. Особенно Тэйт. Он сегодня на математике опять что-то про "его важное иноземное произношение" сказал, а потом подножку подставил.

Я крепче сжимаю в руке яблоко.

– Это глупо и подло, – говорю я тихо.

Николь пожимает плечами:

– Он сам виноват. Мог бы просто… не выделяться.

– Он ничем и не выделяется.

– Ты его защищаешь? – брови Николь взлетают вверх. – И так проблем с Тэйтом хватает, ещё и его защищать не хватало.

– Я просто говорю, как есть. Он же не виноват, что не такой, как… остальные.

– Болезненный? Он даже на занятиях по спорту не принимает участие, – продолжает Николь, – всегда сидит на лавке, как избранный. А ещё он пьет таблетки! Я видела. Только больные их пьют.

– Замолчи, – произношу я, чувствуя в груди… злость? Да, наверное, это именно она. Сейчас Николь меня бесит.

Подруга фыркает и отворачивается, когда Мэди лишь переводит взгляд с меня на неё.

Я снова бросаю взгляд на Николаса. Он сидит, согнувшись, локти на коленях, подбородок опущен. Мне вдруг очень хочется подойти к нему. Просто посидеть рядом. Чтобы он знал, что не один. Но я не делаю этого. Продолжаю сидеть со своими подругами и доедать обед.

***

Издёвки Тэйта не прекращаются. Он словно взял себе за правило цеплять Ника при каждом удобном случае. На перемене он нарочно громко повторяет слова с нарочито искажённым акцентом, дразня: