Звездолёт «Гармония»: Дипломатия глубины

Звездолёт «Гармония»: Дипломатия глубины

Огни Бездны: Песня Океании

Пролог Тень в Угольном Мешке

Холодная, почти жидкая гладь пульта учебного симулятора сливалась с нервными окончаниями пальцев Марка Соколова, передавая не только тактильные сигналы, но и едва уловимую вибрацию искусственной гравитации. Воздух здесь всегда пах стерильным озоном и пылью отфильтрованных системой рециркуляции частиц – запах абсолютного контроля. За виртуальным иллюминатором, обрамленным матовым черным пластиком, клубилась бездна туманности Угольный Мешок – космического левиафана, пожирающего даже призрачный свет далеких звезд. Его угольно-черная бархатистость, пронизанная редкими багровыми прожилками разогретого газа, казалась осязаемой, зловещей в своей неподвижности. Эта тьма была не пустотой, а сущностью, поглощающей надежду.

Его руки двигались над сенсорными панелями с безупречной точностью часового механизма, каждый жест отточен тысячами часов тренировок. Тактическая сетка, проецируемая прямо на сетчатку через нейроимплант, рисовала цифровые реки данных – векторы движения, энергетические сигнатуры, вероятностные модели угроз. Они сливались в единый, стремительный поток сознания, подчиняясь железной логике алгоритмов. "Курс 245 маркер 10. Цель «Альфа»: крейсер класса «Коготь». Расчет траектории уклонения: дельта-пируэт с коррекцией по оси Y на 0.3 радиана… Время до перехвата: 47.3 секунды." Голос симулятора был бесстрастен, как скрип пера на древнем пергаменте судьбы.

Логика царила здесь безраздельно. В стерильном вакууме симуляций, где ошибка стоила лишь перезагрузки и сухого щелчка системного сброса, он был богом. Он мог заставить корабль танцевать среди метеоритных роев, уворачиваться от сокрушительных залпов, находить единственную щель в неприступной обороне. Здесь его решения были кристально чистые, неомраченные. Но богом, чей стальной трон содрогнулся бы при мысли о настоящем вакууме, о настоящем огне, вырывающемся из развороченных переборок, о настоящем крике боли в наушниках, таком громком и близком, что он проникает сквозь шум двигателей и звон тревоги прямо в кости… Слабый пунктир этой мысли, как помеха на чистом сигнале, тут же был подавлен, загнан в самый дальний угол подсознания. Не сейчас. Не здесь.

Дипломат-пилот. Миротворец в броне звездного крейсера. Вот единственное уравнение, решением которого была его жизнь. Формула, выученная наизусть с детства, после того как война унесла родителей и оставила его в холодных стенах Академии Сириуса. Мир – высшая цель. Но мир, добытый силой и точным расчетом. Без слабости.

Рапорт о блестящих результатах лег на стол капитана Петровой бесшумным электронным призраком – строки безупречных цифр, графики идеальных маневров. Приглашение на борт «Гармонии», флагмана дипломатической флотилии, направляющейся к таинственной Океании, было не наградой, а неизбежным, логичным выводом этого уравнения. Следующим шагом в безупречной карьере. Глубины космоса манили беззвездным мраком Угольного Мешка и аквамариновым сиянием далекого водного гиганта. И лишь где-то в самой темной глубине его собственного существа, под слоями вымуштрованной дисциплины, таился холодный страх перед глубинами настоящими – перед чудовищным давлением океанских бездн Океании, которое могло сплющить корпус как скорлупу; перед абсолютной неизвестностью того, что скрывается под ее волнами; перед тем роковым моментом, когда холодный расчет может дать сбой под огнем, и тогда останется только животный ужас, парализующий волю. Страх, что он – всего лишь продукт симулятора, и в настоящем бою его уравнения рассыплются в прах.

Вспомнилось лицо старого инструктора по тактике, Громова, с его шрамом через левую бровь – подарком реального боя на Поясе Астероидов. "Симулятор, Соколов, – хрипел он, окутываясь едким дымом дешевой сигары, – он учит тебя что делать. Но не учит как это делать, когда тебе в уши орет умирающий наводчик, когда трясет так, что зубы вылетают, а по экрану течет кровь. Вот тогда и узнаешь, из чего ты сделан. Из стали или из трухи." Марк тогда лишь стиснул челюсти, уверенный в своей стали. Теперь же, глядя в бездну Угольного Мешка, он впервые почувствовал холодок сомнения. Труха. Может, он всего лишь труха?

Он резко встряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет. Уравнение работает. Он доказал это здесь. Он готов. Сдавив подлокотники кресла до побеления костяшек, Марк сделал последний ввод в систему. Симуляция завершилась триумфальным зеленым "Миссия выполнена". Но эйфории не было. Только тихая, навязчивая вибрация страха, идущая из глубин, где пряталась тень.

Глава 1 Лебедь над Аквамарином

«Гармония» плыла сквозь протопланетную пыль, подобно грациозному лебедю, вырезанному из лунного серебра и звездной стали. Ее длинные, плавные линии корпуса, лишенные агрессивных углов военных кораблей, отражали тусклый свет далекого солнца Океании, переливаясь холодным блеском. За ее широкими, изогнутыми иллюминаторами, сделанными из мономолекулярного прозрачного сплава, разворачивалась аквамариновая симфония. Гигантский водный мир, окутанный вуалью перламутровых облаков и опоясанный сияющими кольцами льда, дышал в лучах своей звезды. Его шторма были крошечными завихрениями белого на необъятном лазурном полотне, как мазки кисти на гигантском полотне. Воздух на мостике был прохладен, чуть ионизирован, с едва уловимым запахом технической смазки и свежего фильтрата – дыхание огромного, живого корабля.

На мостике царила сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь тихим, басовитым гулом силового поля, защищающего корабль от микрометеоритов, и ритмичными щелчками контрольных панелей. Капитан Ирина Петрова стояла у главного экрана, ее поза – прямая, незыблемая – излучала спокойную, непоколебимую силу. Ее темно-каштановые волосы, собранные в тугой, безупречный узел, подчеркивали резкие, словно высеченные из гранита черты лица. Шрам, тонкая белая линия, пересекавший левый висок, был единственным намеком на бурное прошлое, не вязавшимся с ее нынешним статусом дипломата. Ее взгляд, острый и всевидящий, как у хищной птицы, скользнул по фигуре Марка Соколова, замершего у запасного пульта навигации. Он чувствовал этот взгляд на своей спине – оценивающий, взвешивающий, как на ладони. Взгляд, который видел не только курсанта с безупречным досье, но и того мальчишку, что дрожал где-то внутри.

«Первые контакты, курсант Соколов, – произнесла она, не отрывая глаз от водного гиганта. Ее голос был низким, уверенным, как гул двигателей «Гармонии», но в нем слышались обертона чего-то еще – усталости? Опыта? – «Это не балет с прописанными па. Никаких четких схем, выверенных протоколов. Это джаз. Импровизация на вечную тему “неизвестность”. Будьте готовы к диссонансу. К фальшивым нотам. К тому, что ваш инструмент, – она слегка кивнула в сторону пультов, – или вы сами, может подвести в самый ответственный момент.» Она повернулась к нему, и ее серые глаза, холодные и проницательные, встретились с его взглядом. «Страх – это нормально. Главное – не дать ему дирижировать оркестром.»

Рядом с капитаном, нервно перебирая тонкий кристалл с записью странных, пульсирующих световых сигналов, стояла Лена Ковалева. Ее темные, почти черные глаза, казавшиеся бездонными в приглушенном полумраке мостика, горели внутренним огнем нетерпения и восторга. Она была полной противоположностью Марку – где он искал порядок, она видела поэзию хаоса. «Они говорят светом, капитан! – вырвалось у нее, голос дрожал от волнения, срываясь на высокой ноте. – Как… как живое, дышащее северное сияние, но наполненное смыслом! Их базовые паттерны… это не просто сигналы, это фундамент сложнейшей коммуникационной системы!» Она прижала кристалл к груди, словно оберег, драгоценность. «Океания – это не просто планета. Это их… их библиотека, капитан! Их летопись, написанная светом в толще воды! Весь океан – это страница, а они – чернила и читатели одновременно!»

Марк наблюдал за ней краем глаза, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Ее энтузиазм был заразителен, как электрический разряд, но и чужд его собственному, строго контролируемому подходу. Эмоции. Субъективность. Ненадежные факторы. Его разум искал четкие алгоритмы декодирования, частотные диапазоны, цифровые словари соответствий. То, что можно вычислить, смоделировать, предсказать с точностью до миллисекунды. Лена же, казалось, говорила на языке интуиции и поэзии, пытаясь услышать музыку в хаосе мерцаний, прочувствовать ритм этой непостижимой симфонии света. Он вспомнил свои первые дни в Академии, где его рациональность столкнулась с подобным же энтузиазмом на курсе ксенопсихологии. Тогда он отмахнулся. Теперь же этот подход был ключом к контакту, и это его раздражало.

«Ваша задача, Лена, – сказала Петрова, поворачиваясь к девушке, – перевести не только слова. Слова – это просто ноты. Переведите намерения. Их “да”, их “нет”, их “опасно”. И особенно их “почему”. Без понимания “почему” любой контакт – это разговор глухих через толстое стекло.» Капитан снова посмотрела на Океанию, ее взгляд скользил по водным просторам, будто пытаясь проникнуть в тайну глубин. «А ваша, курсант, – ее взгляд, тяжелый и неумолимый, вернулся к Марку, – обеспечить, чтобы у Лены и у всех нас было время и безопасность для этого перевода. Даже если “джаз”, – она чуть заметно усмехнулась, – превратится в оглушительную какофонию.» В ее словах звучал невысказанный приказ: Будь щитом. Дай нам время понять.

Внезапно мягкий, почти апатичный голос оператора связи, старшины Костина, человека с вечно усталым лицом и пальцами, порхающими над консолью с нечеловеческой скоростью, разрезал тишину: «Капитан, фиксирую неопознанный объект на периферии дальнего сканирования. Сектор Гамма-7. За внешней гранью пояса астероидов спутника Цербер. Небольшой, низкая сигнатура. Тепловое и ЭМ-поле в пределах фоновых значений. Возможно, обломок. Ледяной булыжник.»

Петрова нахмурилась, тонкие брови сошлись у переносицы. «Траектория? Относительно Цербера и нашего курса.»

«Пассивная. Дрейфует со скоростью роя мелких фрагментов. Но… – Костин сделал паузу, его пальцы замерли над сенсором, – слишком… правильный для обломка. Эхолокация дает почти идеальную сферу. Размер – около тридцати метров. Аномально гладкая поверхность.»

На мостике повисла напряженная тишина. Даже гулы систем показались тише. Петрова не шелохнулась, но Марк уловил мгновенное напряжение в ее спине. «Держите на мониторах, – скомандовала капитан, голос стал жестче, режущим. – Усильте сканирование сектора Гамма всеми доступными средствами. Активную локацию не применять. Курс на Океанию сохраняем. Всем постам – повышенная бдительность. Старший Волков, проверьте готовность оборонительных систем в тихом режиме.» Ее лицо оставалось спокойным, маской профессионализма, но в глазах, когда она бросила быстрый взгляд на загадочную сферу, появившуюся на краю тактического экрана, мелькнула тень. Не страх. Предвидение. Диссонанс уже стучался в дверь, тихим, но настойчивым сигналом.

Марк почувствовал, как по спине пробежал холодок, несмотря на комфортную температуру мостика. Уравнение усложнялось. Добавилась новая переменная. Неизвестная. Идеальная сфера в хаосе астероидного пояса. Он посмотрел на Лену. Она тоже смотрела на экран, но не с тревогой, а с внезапным, острым интересом, как будто этот странный объект был еще одной загадочной буквой в световой книге Океании. Ее кристалл она сжала крепче. Марк же мысленно перебирал тактические сценарии, пытаясь вписать идеальную сферу в свои уравнения защиты «Гармонии». Щель была слишком узкой. Неизвестная угрожала свести на нет все его безупречные симуляции. Тень из Угольного Мешка, казалось, дотянулась и сюда, к аквамариновым вратам Океании.

Глава 2 Танец осколков

«Гармония» мягко, почти невесомо вошла в зону гравитационного влияния Океании, словно огромная птица, осторожно опускающая лапы на незнакомую землю. Гигантский водный шар заполнил все экраны мостика, его сине-зеленая мантия, испещренная вихрями облаков, казалась теперь бескрайней и бездонной, затягивающей взгляд. Воздух в отсеке сгустился от напряжения, запах озона от работающих на полную сенсоров смешивался с едва уловимым ароматом кофе из кружки старшины Костина – последний островок привычного мира. Спутник Цербер, мрачный, покрытый шрамами кратеров шар замерзшего метана и ядовитых синеватых льдов, висел рядом, как зловещий страж, отбрасывающий холодную тень на аквамариновый лик Океании. Его поверхность, постоянно сканируемая, напоминала гниющее яблоко – бурая, желтая, с пятнами мертвенно-белого. Именно от его радиотени, как стая голодных пираний, вынырнувшая из черной воды, появились «призраки».

Три корабля. Угловатые, лишенные опознавательных знаков, обтянутые матово-черным, поглощающим сканирующие лучи композитным покрытием. Их формы были лишены изящества «Гармонии» – это были кулаки из черного металла, тупые, функциональные, напичканные выступающими платформами орудий. Они материализовались внезапно, без предупреждения, используя естественные помехи от излучения Цербера и его астероидного пояса как идеальный щит. Их появление было ударом под дых. Идеальная сфера… Приманка? Или наблюдатель? – мелькнуло у Марка, но времени на раздумья не было.

«КРАСНАЯ ТРЕВОГА! ВСЕ ПО БОЕВЫМ ПОСТАМ! ЩИТЫ НА МАКСИМУМ! КОРРЕКЦИЯ КУРСА – ЭВАСИВНЫЙ МАНЕВР «ЗИГЗАГ-3»!» – Голос Петровой прогремел по общему каналу, резанув сталью, сокрушая тишину. Харизматичный дипломат мгновенно исчез, растворился. Остался только капитан боевого корабля, ее лицо стало каменной маской, глаза сузились до опасных щелочек, все внимание приковано к тактическому голографическому дисплею, где три кроваво-красных метки уже неслись к зеленому силуэту «Гармонии» с пугающей скоростью. Ее пальцы сжали спинку кресла так, что побелели костяшки.

Сигнал тревоги взвыл кровавым альтом, оглушая, вышибая мысли, заполняя все пространство мостика вибрирующей болью. Мягкое освещение сменилось на тревожное, пульсирующее багровое, отбрасывая зловещие, прыгающие тени на лица и панели. Первый залп плазменных зарядов ударил по кормовым щитам. Удар! Настоящий, физический удар! Не вибрация симулятора – сокрушительный толчок, сотрясающий кости, бросающий все незакрепленное на пол. Марка швырнуло на край пульта навигации. Грудная клетка ударилась о твердый пластик, выбив воздух. На экранах перед ним замелькали багровые предупреждения: «Щит сектора 7 ослаблен на 30%!», «Повреждения корпуса в отсеке 12! Утечка теплоносителя!», «Сенсорная мачта №2 – поражена!».

Хаос. Абсолютный хаос. Данные сыпались водопадом, сливаясь в нечитаемый поток. Крики по связи перебивали друг друга: «Отсек 4 – давление падает!», «Медпункт, готовность!», «Энергетика – перегрузка по контуру!». Рев сирен сливался с натужным гулом перегруженных щитов и скрежетом поврежденных конструкций где-то в глубине корабля. Логика… Где логика?! – пронеслось в голове Марка, пока он цеплялся за пульт, пытаясь встать, отплевываясь от солоноватого привкуса крови на губе (прикусил при ударе). Его пальцы, такие уверенные и точные в стерильном вакууме симулятора, предательски дрожали, скользили по сенсорным панелям. Экран перед ним мигал десятками значков угроз, траекторий, расчетов времени до столкновения. Он пытался сфокусироваться, вычленить главное, применить свои безупречные алгоритмы, но цифры и линии расплывались, прыгали, смешивались в кровавую кашу. Труха. Я труха. Как и предсказывал Громов. Холодный пот залил спину под униформой.

«Пилотный мостик поражен прямым попаданием! Пожар в отсеках 9 и 10! Пилот Калинин тяжело ранен! Системы жизнеобеспечения пилотного модуля нарушены! Эвакуация!» – донесся искаженный, полный статики и ужаса крик по связи. Голос второго пилота, лейтенанта Воронина, срывался на визг.

«СОКОЛОВ! НА МЕСТО ПИЛОТА! НЕМЕДЛЕННО!» – приказ Петровой врезался в сознание как раскаленный нож, перекрывая рев сирен и гул собственной паники. Он почувствовал, как ледяная волна чистого, животного страха накатила снизу, сжала горло, сдавила легкие. Нет. Не сейчас. Не готов. Не могу! Мысли метались, как пойманные мухи. Но тело, вымуштрованное годами тренировок, уже отреагировало. Ноги, будто чужие, понесли его по коридору, качающемуся от новых ударов. Багровое мигание аварийных ламп, звон разлетающихся осколков пластика где-то позади, приглушенные крики, доносящиеся из открытых люков, едкий запах гари, озона и… крови. Запах реальной войны.

Пилотный мостик был адом. Дым, едкий и густой, резал глаза, стелился по полу. Мигающие аварийные огни бросали судорожные тени на разбитые консоли, из которых били искры. На полу, в луже темной, маслянистой гидравлической жидкости, лежал старший пилот Калинин. Его скафандр ниже пояса был прожжен и обуглен, лицо под шлемом – мертвенно-бледное, рот полуоткрыт в беззвучном крике. Второй пилот, лейтенант Воронин, заливаясь кровью из глубокого пореза на лбу (кровь заливала ему правый глаз), отчаянно дергал штурвал, пытаясь удержать корабль от сваливания в штопор. Его лицо было искажено гримасой боли и концентрации, пальцы скользили по клейкой от крови рукояти. «Держи… курс, черт возьми!» – хрипел он, обращаясь к пустоте или к призраку Калинина.

«Держи курс!» – закричал Марк, не своим голосом, падая в свободное кресло Калинина. Руки схватились за штурвал – холодный, липкий. Он чувствовал дрожь «Гармонии» как свою собственную – глубокую, вибрационную боль гигантского раненого зверя. На главном экране – три черных кошмара, неумолимо сближающихся, их орудия уже светились готовностью к новому залпу. Куда уклоняться?! Дельта-пируэт? Но ось Y… коррекция… Паника, черная и липкая, как смола, заполняла сознание, вытесняя все расчеты, все уравнения. Он видел только красные метки смерти. Инстинктивно, в отчаянии, он дернул штурвал влево, наугад. Корабль застонал металлом, резко кренясь. Новый удар! Град осколков от близкого разрыва зазвенел по броне где-то внизу, как град по жести. Холодный пот залил спину, лоб. Он чувствовал каждый удар, как ножевой укол по собственным нервам. Это был не расчет. Это был животный ужас, парализующий разум.

«Эвакуационные капсулы в секторах 5 и 8 активированы!» – донеслось по связи. Потеряем людей. Потеряем миссию. Все из-за меня. Беспомощность душила сильнее дыма.

«Марк! Держись!» – голос Лены, резкий, испуганный, но невероятно четкий, пробился сквозь грохот и рев, как луч света в аду. Он увидел ее лицо на маленьком экране связи – бледное, глаза широко раскрыты, полные не паники, а острого, почти яростного сопереживания. Она была там, в своем лингвистическом гнезде, тоже под огнем, но ее взгляд говорил: Я верю. Действуй! Не логика. Что-то другое. Инстинкт выживания? Отчаяние? Или… эхо ее веры в иное понимание мира? Он увидел на экране тактики – Цербер. Мрачный, ядовитый, но… близкий. Укрытие.

Время замедлилось. Шум отступил. Он увидел не метки, а поток. Траектории атакующих. Положение «Гармонии». Гравитационное поле Цербера. Его руки, переставая дрожать, рванули штурвал вверх, пальцы с бешеной скоростью вводили команды. Одновременно он залпом выпустил серию ложных тепловых целей – яркие, кричащие маяки, уводящие в никуда. «Гармония» взвыла двигателями, рванувшись прочь от Океании, прямо к жуткому лику Цербера, используя его гравитацию как рогатку. Один из «призраков», ведомый на ложную цель, пронесся мимо, врезавшись в крупный астероид пояса. Второй выпустил заряд, который разорвался в пустоте, ослепительно вспыхнув. Третий, самый крупный, упрямо продолжал преследование, его черный корпус заполнял задние экраны.

«Щиты падают! Прямое попадание в двигательный отсек! Нестабильность реактора! Риск каскадного распада!» – доложил Волков, его голос, обычно спокойный, срывался на крик. На экранах энергетики плясали багровые языки аварий.

Цербер заполнил все экраны – мрачный, изрытый, окутанный желтой ядовитой дымкой, похожей на гной. Петрова приняла решение мгновенно, ее голос был ледяным и не допускающим возражений: «Курс на Цербер! Аварийная посадка! Цель – зона предполагаемых пещер на экваторе, координаты загружены! Всем, пристегнуться! Готовность к удару! Максимальное поглощение инерции! Волков – любой ценой стабилизировать реактор!»

Это была не посадка. Это было падение раненой птицы в ад. «Гармония», истекая плазмой и паром из пробоин, с ревущими, воющими аварийными сиренами, превратившимися в погребальный плач, врезалась в склон гигантского ледяного каньона на Цербере. Удар! Чудовищный, сокрушающий толчок, потрясший корабль до самого остова. Свет погас, оставив только багровое, судорожное мерцание аварийных ламп и страшную, оглушительную тишину, нарушаемую шипением поврежденных трубопроводов, треском остывающего металла и… стонами раненых, доносящимися из темноты. Марк отстегнулся, его руки все еще дрожали, но теперь не только от страха. От стыда. Горячего, жгучего стыда. Я подвел. Уравнение не сошлось. Калинин… люди в эвакуационных капсулах… Цена ошибки оказалась слишком высокой. Он уткнулся лицом в холодный пластик пульта, чувствуя, как по щеке скатывается соленая капля – смесь пота, крови и отчаяния. Бездна не только вокруг. Она была внутри, и она только что поглотила его уверенность. Цербер встретил их ледяным, ядовитым дыханием и гробовой тишиной.

Глава 3 Ад Цербера

Токсичные желтые туманы Цербера, похожие на испарения гигантской язвы, обволакивали разбитый корпус «Гармонии», словно ядовитое дыхание спящего дракона. Они стелились по ледяному склону каньона, цепляясь за выступы, просачиваясь через пробоины в обшивке – едкие, маслянистые, с запахом тухлых яиц и расплавленного пластика. Давление этого мира было не только физическим, но и моральным – тяжелым саваном, давящим на сознание. Воздух внутри корабля, несмотря на герметизацию уцелевших отсеков, был спертым, пропитанным гарью, едким озоном коротких замыканий и… металлическим привкусом страха. Повсюду царил полумрак, освещаемый лишь тусклыми, мерцающими аварийными фонарями, бросающими дрожащие тени на покореженные переборки, и редкими синими искрами от поврежденной проводки, шипящими как змеи. Звуковая картина катастрофы: приглушенные стоны раненых, доносящиеся из импровизированного лазарета; сдавленные разговоры выживших, сидящих на корточках у развернутых обогревателей; резкие, отрывистые команды медиков; монотонный гул аварийных генераторов, пытающихся удержать жизнь в умирающем корабле.

Капитан Петрова, с перевязанной головой (белая повязка контрастировала с сажей на лице) и запавшими, но не сломленными глазами, координировала спасательные работы из импровизированного командного пункта, развернутого в самом просторном уцелевшем месте – ангаре для малых шаттлов. Ее голос, хриплый от напряжения и едкого дыма, звучал как якорь посреди хаоса, единственная точка опоры: «Отчет по отсекам! Жизнеобеспечение? Реактор? Связь? Волков, докладывайте!» Она стояла у грубо сколоченного стола из ящиков, на котором лежала схематичная карта повреждений корабля, нарисованная химическим карандашом на обороте плаката по технике безопасности.

Старший инженер Волков, его лицо покрыто сажей и мелкими царапинами, униформа порвана на локте, подошел, тяжело дыша. Он казался постаревшим на десять лет. «Жизнеобеспечение – на минимальном уровне, капитан. Фильтры еле справляются с этой дрянью, – он кивнул в сторону иллюминатора, затянутого желтой пеленой. – Воздуха хватит на трое суток, если сидеть тихо и не дышать глубоко. Отопление – только в уцелевших секторах, и то чуть теплее нуля. Реактор…» Он сглотнул, его голос дрогнул. «Реактор заглушен, стабилизирован свинцовыми экранами и аварийным хладагентом. Взорваться не должен… пока. Но запуск… запуск под большим вопросом. Половина магистралей расплавлена или перебита. Внешняя связь – глушится помехами этой проклятой атмосферы и, судя по спектру, активным образом. Источник – точно искусственный, вероятно, спутник-глушитель на орбите Цербера. Внутренняя связь – работает с перебоями, как нервные тики. Потери…» Волков замолчал, опустив голову. Его руки, привыкшие к точной работе, сжались в кулаки. «Двадцать три погибших. Сорок один ранен, десять – в критическом состоянии. Доктор Миронов делает, что может…» Он назвал несколько знакомых Марку имен: техник Рудов, с которым они чинили симулятор; курсантка Васнецова, чей смех всегда был слышен в столовой… Известие о смертях обрело конкретные лица.

Марк слушал, прислонившись к холодной, обледенелой стене ангара. Капли конденсата, смешанного с химической грязью, стекали по металлу за его спиной. Его вина лежала на нем тяжелым свинцовым плащом, в сотни раз тяжелее скафандра. Он видел не абстрактные цифры потерь – он видел лицо Калинина, его остекленевший взгляд; видел, как курсантов выносили из разбитых отсеков; слышал хриплый кашель раненых. Если бы я был смелее. Если бы не запаниковал в первые секунды. Если бы выбрал другой маневр… Цикл самообвинения крутился в голове, как заевшая пластинка, заглушая даже гул генераторов. Он закрыл глаза, пытаясь отогнать образы, но они были ярче, чем тусклый свет фонарей.

«Соколов!» – голос Петровой, резкий, как выстрел, заставил его вздрогнуть и открыть глаза. Он выпрямился по стойке «смирно», автоматически, хотя ноги подкашивались. «Курсант. Вижу, как вы себя грызете. Прекратите. Сейчас. Вины вашей нет.» Она подошла ближе, ее запавшие глаза смотрели прямо в его душу. «Ситуация была сложной. Это первая встреча с реальной смертью, а не с ее симулякром. Калинин был опытным пилотом, и его срезало первым залпом. Ваши действия, пусть и запоздалые, спасли то, что осталось. Вы обеспечили нам время упасть здесь, а не размазаться по скалам или взорваться в пустоте.» Ее голос смягчился. «Теперь ваша задача – помочь нам выжить. Выжить здесь. Отчет о состоянии внешних сенсоров и возможности запуска маневровых шаттлов для разведки пещер. Нам нужна надежная точка для ремонта, укрытие. Иначе следующий удар – а он будет, они знают, где мы – станет последним для всех. Идите. Доклад через час.» Ее слова не сняли тяжести с души, но дали направление. Работа. Расчет. Логика. Это он мог. Это был его островок в море хаоса и вины. Марк кивнул, коротко, резко. «Так точно, капитан.» И отправился сквозь лабиринт поврежденных коридоров к разрушенному посту сенсоров.

В ангаре, среди хаотично сваленных ящиков с припасами, развернутых носилок с закутанными в серые одеяла фигурами и суетящихся санитаров, он столкнулся с Леной. Буквально, плечом к плечу, когда обошел угол груды ящиков с маркировкой «СУХПАЕК – ЭКСТР.». Она сидела на ящике, разбирая уцелевшее оборудование для лингвистического анализа – хрупкие проекторы, блоки памяти, кристаллы данных. Ее руки были в синяках, одна щека рассечена и заклеена пластырем, лицо осунулось, казалось, впали виски. Но в глазах, глубоких и темных, все еще горел огонек – упрямый, не гаснущий, как уголек в пепле. Она осторожно протирала основной кристалл с записью световых паттернов Океании мягкой тканью, словно успокаивая испуганное животное.

«Как… как они?» – спросил Марк, кивнув в сторону носилок, где доктор Миронов с сосредоточенным лицом делал перевязку. Его голос звучал хрипло, непривычно тихо.

Лена вздрогнула, подняла голову. Увидев его, ее глаза на мгновение смягчились. «Тяжело, – прошептала она. Голос был без прежнего восторга, только усталость и горечь. – Но доктор Миронов… он творит чудеса. Оперировал при свете фонарика, сшивал артерии чем-то вроде рыболовной лески… А Силуане…» Она посмотрела на маленький экран портативного проектора, где все еще мерцали записанные световые паттерны – призраки другого мира. «Они не знают. Не знают, что мы здесь, в этом аду. Что мы ранены, что мы умираем. Мы должны… должны дотянуть до контакта. Мы не можем позволить этим… ублюдкам… сорвать все. Из-за них…» В ее голосе, обычно полном любопытства, впервые прозвучала чистая, неконтролируемая ярость. Она сжала кристалл так, что пальцы побелели. Марк впервые увидел в ней не только ученого, но и воина, готового защищать свое открытие.

Марк кивнул. Ее ярость была созвучна его стыду – оба питались отчаянием. «Капитан говорит, нужна пещера. Большая, защищенная. Будущее «Гармонии» – под землей, точнее, подо льдом. Надо найти вход. Жизнь зависит от этого.» Он посмотрел на груду ее оборудования. «Твои сканы геологии Океании и спутников… они могут помочь? Характеристики пород, трещины, возможные пустоты…»

Лена замерла, потом медленно кивнула. «Да… Да, могут. У меня есть подробные карты недр Цербера. Сейсмические данные, термальные аномалии… Я искала там признаки жизни или артефакты Силуан, но… пещеры тоже можно найти.» В ее глазах мелькнул проблеск прежнего исследователя. «Дай мне координаты нашего падения и радиус возможного обследования. Я сопоставлю с данными.»

Их совместная работа началась в тот же час, в углу ангара, заваленном ящиками. Марк, используя уцелевшие внешние камеры (те, что не были выведены из строя льдом и кислотным туманом) и данные с чудом уцелевших автономных зондов, запущенных перед падением, пытался сканировать склоны каньона сквозь ядовитую, плотную дымку. Изображение было мутным, искаженным, как сквозь грязное стекло. Он сидел на обрезке трубы, планшет на коленях, пальцы замерзали даже в перчатках. Лена, укутанная в аварийное одеяло, сидела рядом на ящике, ее портативный проектор светил слабым лучом на импровизированный экран – кусок белой ткани, приколотый к ящику. Она листала сложные геологические карты, ее пальцы летали над сенсорами, ища соответствия между скудными данными Марка и своими архивами. «Вот здесь, – она указала на экран, где синим цветом светилась зона аномально низкой плотности под поверхностью. – Возможная карстовая полость. Но данные старые… И вот тут, смотри, слабая термальная аномалия… Может быть, геотермальный источник? Он мог растопить лед, создать пещеру…»

Их общение было скупым, по делу, лишенным прежних барьеров и раздражения Марка. «Координаты: 34.7 по экватору, минус 12.8 по меридиану. Вижу обвал… крупные глыбы…» – «Да, это рядом с зоной аномалии! Попробуй инфракрасный спектр… Ищи тепловое излучение сквозь щели в обвале…» В тишине их угла, нарушаемой только шипением проектора и стуком капель конденсата с потолка, появилась нить взаимного доверия, рожденная не в успехе, а в общей катастрофе. Марк ловил себя на мысли, что ее интуитивное понимание структур, ее способность видеть «картину» подсказывали ему, куда направить сенсоры. Она же ценила его упорство, его умение выжать максимум из убитой техники.

Спустя долгие, изматывающие часы, когда холод проникал уже сквозь одежду, а глаза слипались от усталости, они нашли ее. Марк почти не поверил сначала – слабый, но устойчивый тепловой сигнал, пробивающийся сквозь нагромождение ледяных глыб на скане. «Лена… Смотри. Вот здесь.» Он показал на планшет. Лена впилась взглядом в экран, затем быстро сопоставила со своими картами. «Да! Это оно! Размер… Огромный! Термальный источник внутри!» На экране зонда, пробившегося сквозь щель в обвале, открылась гигантская черная пасть в ледяной стене каньона, скрытая частично оползнем. Данные подтвердили: внутри – стабильная атмосфера (токсичная, как и снаружи, но пригодная для скафандров), огромные объемы, достаточные, чтобы укрыть «Гармонию», и главное – сильная геотермальная активность на дне пропасти. Источник тепла и, возможно… энергии.

Перелет на уцелевших маневровых шаттлах «Чайка» и «Буревестник» к пещере был новым испытанием, маленькой пыткой. Ядовитые вихри Цербера, невидимые, но ощутимые по дикой тряске корпуса, швыряли маленькие кораблики как щепки. Желтая мгла за иллюминатором сгущалась до полной непроницаемости, навигация велась почти вслепую, по приборам, которые зашкаливали от помех. Марк вел «Чайку», его ладони вспотели внутри перчаток, каждое дуновение ветра могло стать последним. Но они добрались. И началась адская, изнурительная работа по переносу оборудования, самых тяжелых раненых на носилках, установке временного лагеря в гигантской, мрачной пещере.

Пещера была чудовищна и прекрасна одновременно. Гигантский ледяной собор, уходящий в непроглядную темноту вверх и вниз. Их фонари выхватывали из тьмы фантасмагорические формы: сталактиты, свисающие как клыки исполинских зверей; ледяные колонны, искрящиеся в лучах прожекторов; натечные образования, похожие на застывшие волны. И в самом низу, в бездне, – тусклое багровое свечение, как раскаленное жало. Геотермальный источник. Их надежда и их новый, незнакомый дом.

Давление – и физическое от громадного ледяного свода, готового, казалось, обрушиться в любой момент, и моральное от постоянного ожидания новой атаки – было невыносимым. Но они работали. Выживали. Марк, погруженный в расчеты маршрутов для следующих рейсов шаттлов, схемы энергоснабжения лагеря от геотермального источника (как подключиться? как преобразовать?), логистику ремонта «Гармонии» (какие части можно снять? как доставить сюда?), находил временное спасение от грызущего чувства вины в холодной ясности цифр, в решении конкретных задач. Его уравнения снова работали, спасая жизни здесь и сейчас. И лишь украдкой, в моменты передышки, он наблюдал за Леной. Она, несмотря на смертельную усталость, все свободное время проводила у развернутых мониторов в углу пещеры, подле слабого мерцания записанных «огней бездны». Ее лицо в голубоватом свете экрана было сосредоточено, почти свято. Она вслушивалась в мерцание, пытаясь найти в хаосе их собственного падения ключ к пониманию тех, ради кого они сюда прилетели. Ее упрямый огонек горел в ледяном аду, как тот далекий багровый источник внизу – символ непокоренной надежды.

Глава 4 Эхо Бездны

Ледяной свод гигантской пещеры на Цербере нависал над временным лагерем «Гармонии» как угроза вечного захоронения. Его исполинские, причудливо изогнутые формы, подсвеченные тусклыми прожекторами лагеря, отбрасывали зыбкие, движущиеся тени, напоминающие замерзших великанов. Воздух был густым, влажным, с едким, въедливым привкусом серы и металла, пробивающимся даже через фильтры скафандров при длительном нахождении снаружи. Временами с потолка срывались тяжелые капли конденсата, гулко шлепаясь о металл укрытий или лед под ногами, звучавшие в тишине как удары метронома в гробу. Внизу, в бездне, тускло пульсировало багровое сердце геотермального источника, отбрасывающее зловещие, пляшущие отблески на стены пещеры и укрытые брезентом груды оборудования – последние крохи надежды на ремонт «Гармонии».

В импровизированном командном центре, развернутом в самом большом уцелевшем модуле шаттла «Буревестник», царило напряжение, густое, как церберианская мгла. Капитан Петрова, ее лицо в мерцающем свете голографического проектора казалось высеченным из усталого камня, изучала трехмерную карту пещерной системы. Карта была примитивной, составленной по данным зондов и сканеров Марка, с огромными белыми пятнами «неизвестности». Старший инженер Волков, его руки в масляных пятнах и царапинах, указывал на схему пробоин «Гармонии», проецируемую рядом. «Ремонт корпуса идет, капитан, но медленнее, чем хотелось бы, – его голос был хриплым от недосыпа и вечной пыли. – Материалов не хватает катастрофически. Латаем тем, что сняли с менее поврежденных участков корабля да с шаттлов. Энергия… – он тяжело вздохнул, – только от портативных генераторов и того, что смогли «присосаться» к геотермалу. Но его мощность скачет, как бешеная. То чуть теплее, то чуть не затухает. А главное…» Он замолчал, его взгляд метнулся к потолку пещеры, будто пытаясь пронзить лед и туман, увидеть орбиту.

«Главное – они знают, где мы, – закончила за него Петрова. Ее голос был тихим, сдавленным, но каждый слог падал в тишине модуля как камень. – И следующий удар будет не слепым. Он будет точным. Нам нужна не просто пещера. Нам нужна крепость. Или…» Она запнулась, ее взгляд скользнул к узкому пролому в своде пещеры, затянутому вечной желтой дымкой. Сквозь него, как сквозь грязное окно тюрьмы, был виден огромный водный шар Океании. Он висел там, недоступный, сияющий аквамариновым светом, полный обещания спасения и изначальной цели их миссии. «…выход. Статус связи, Костин?» Петрова повернулась к оператору связи, который, съежившись у своей потрепанной консоли, казался еще более тщедушным в аварийном комбинезоне.

«Внешняя – глушение по-прежнему активно, капитан, – доложил Костин, его пальцы нервно барабанили по сенсорной панели. – Сигнал блокируется на уровне атмосферы. Спектр помех… – он показал на экран, где хаотичные пики заполняли все частоты, – это не природное явление. Это… целенаправленное, адаптивное подавление. Источник – точно спутник-глушитель на низкой орбите Цербера. Он подстраивается под любую нашу попытку пробиться.»

Петрова сжала кулаки так, что костяшки побелели. «АкваТерра. Векслер…» Имя ее бывшего академического соперника, а ныне беспринципного главы могущественной корпорации, жаждущей колонизировать Океанию любой ценой, прозвучало как тихое, ледяное проклятие. «Они хотят держать нас в этой яме. Чтобы мы сгнили здесь, чтобы наши сигналы бедствия никто не услышал. Чтобы они могли спокойно сорвать контакт и представить Силуан только как опасную расу с их огнем и сталью.» Она резко обернулась, ее взгляд, как наведенный луч, упал на Лену Ковалеву, сидевшую в дальнем углу модуля за столом, заваленным кристаллами данных, портативными проекторами и блокнотами, испещренными сложными диаграммами и записями, похожими на партитуру световой симфонии. «Ковалева! Прогресс? Есть ли хотя бы намек на то, что они знают о нас? Что слышат сквозь этот адский гул?»

Лена вздрогнула, оторвавшись от экрана спектрального анализатора. Ее глаза были красными от недосыпа и постоянного напряжения, глубокие тени легли под ними. Но в них горел фанатичный свет исследователя, напавшего на след непостижимого. Она выглядела изможденной, но не сломленной. «Они… они знают что-то, капитан, – начала она, голос хриплый от усталости и волнения. – Но не так, как мы ожидаем. Не так, как мы знаем.» Она встала, ее движения были резкими, нетерпеливыми. «Их сигналы… они не линейны. Не «мы здесь, помогите» или «мы враги». Они… циклические. Ритмичные. Как приливы. Как дыхание планеты.» Она активировала проектор. На стене модуля замерцали сложные, переплетающиеся световые узоры – записи с «Гармонии», сделанные еще до атаки, когда они пытались установить первичный контакт. «Смотрите. Это – паттерн, который я интерпретировала как «любопытство» или «пассивное сканирование». Он появился снова. Через два часа после нашей… посадки здесь.» Она переключила запись. На стене вспыхнули другие узоры – более сдержанные, с преобладанием холодных синих оттенков. «А это… паттерн, похожий на «осторожность» или «регистрацию непредвиденного события». Он повторяется с периодом… примерно в шесть часов местного времени Океании. Совпадает с циклом их основных океанских течений – «дыханием» планеты.»

Марк, помогавший Волкову с диагностикой чудом восстановленной сенсорной мачты (ее показания все еще прыгали), прислушался. Его аналитический ум, отточенный годами расчетов, мгновенно схватил суть. Он отложил мультиметр. «Они фиксируют аномалию. Наше падение, сигналы до глушения… Но не как катастрофу или осознанный сигнал бедствия. Как… природное явление? Сбой в их «библиотеке»? Помеху в ритме?»

«Да! – воскликнула Лена, ее глаза загорелись озарением. – Именно! Для них наше появление, наш первоначальный сигнал, даже взрыв и падение – это не последовательность враждебных или просящих помощи действий. Это… шум в их глобальной световой сети. Помеха в великой симфонии океана. Они пытаются его… классифицировать. Осмыслить в рамках своего циклического, ритмического восприятия реальности!» Она замерла, осознавая ужасную истину. «Они не понимают агрессии наемников как таковой! Для них это – часть того же шума, хаоса, непонятной «болезни» в их упорядоченном мире света и циклов!» Ее голос дрожал от смеси отчаяния (их не слышат!) и озарения (они воспринимают иначе!).

Петрова медленно кивнула. Тень понимания, смешанного с горечью, мелькнула в ее глазах. «Значит, они не видят в наемниках врага… и в нас – жертв. Они видят… болезнь. Помеху в своем совершенном организме. Которую либо игнорируют, либо… пытаются исцелить? Успокоить?» Она снова посмотрела на Океанию, видимую в пролом. Ее взгляд стал твердым, решительным. «Нам нужно закричать громче шума. Громче этого проклятого глушителя. Дать им понять, что мы – другой источник. Источник, который хочет говорить. Который не хаос, а осознанный сигнал. Волков!» Она повернулась к инженеру. «Максимальная мощность на оставшиеся передатчики! Направленный луч в сторону Океании, в частотном диапазоне их световых паттернов! Выжми из уцелевших передатчиков все, что можно! Лена – передайте им все, что у вас есть! Паттерны «мира», «дружбы», «просьбы о диалоге»! Всю вашу «поэзию света»! Сложите их в крик, который нельзя игнорировать!»

Волков побледнел. «Капитан, излучатели повреждены при посадке! КПД менее 15%! А их глушение… оно просто сожжет остатки, если мы дадим полную мощность! Это… это самоубийство для оборудования!»

«Попробовать! – отрезала Петрова. Ее голос не оставлял места для возражений. – Это наш единственный шанс. Последняя карта. Соколов!» – она повернулась к Марку. – «Помогите Ковалевой сформировать пакет данных. Используйте все, что есть. Логику, интуицию, чертову магию! Нам нужно эхо, которое дойдет до бездны! Которое прорвется сквозь шум и скажет: «Мы здесь! Мы другие! Услышьте нас!»»

Марк подошел к столу Лены. Их взгляды встретились – его, ищущий алгоритм, ясность, цифровую эффективность в этом безумии; ее – полный фанатичной веры в язык света, в возможность достучаться. Воздух между ними трещал от напряжения и срочности. «Что… что самое важное?» – спросил он тихо, глядя на мелькающие узоры на ее проекторе. «Какой паттерн перевесит шум?»

«Искренность, – прошептала Лена, ее пальцы уже летали над проектором, комбинируя базовые последовательности. – Их паттерны… они чувствуют фальшь. Как фальшивую ноту. Нужно… передать не слова. Нужно передать суть. Нашу боль от изоляции. Нашу надежду на встречу. Наше жгучее желание понять их мир.» Она быстро листала блокнот, ее пальцы выводили на проекторе спираль открытия (любопытство), накладывали на нее волну спокойствия (мир), вплетали сложный переплетающийся узор (связь, диалог). «Добавь… вот этот. «Цикл возрождения». Он связан с их вулканическими гейзерами на дне, обновляющими океан питательными веществами. Символ надежды на новое начало… на возрождение после хаоса.» Она показала ему сложную последовательность пульсирующих золотых и зеленых вспышек.

Марк смотрел на создаваемый ею световой «крик». Это была не логическая схема связи. Это была молитва, закодированная в фотонах. Сердцебиение надежды. Он подключил свой планшет к ее проектору, проанализировал частотные пики выбранных паттернов, энергетическую нагрузку на убитые передатчики. Цифры были удручающими. «Усилим амплитуду здесь и здесь, – показал он на спектрограмме, – на пиках их воспринимаемой чувствительности. Скомпенсируем неизбежные потери на частоте помех фазовым сдвигом… рискнем. И добавим… повторяющийся импульсный маркер. Простой, но мощный. Как маяк. Чтобы выделиться на фоне общего шума глушителя.» Его пальцы ввели поправки, превращая световую поэзию Лены в оружие прорыва.

Они работали плечом к плечу в тесном углу модуля, их мысли сплетались воедино в экстренном симбиозе: ее – в мире интуиции, смысла и ритма Океании; его – в мире частот, мощности и холодного риска. Впервые с момента катастрофы Марк почувствовал не парализующую панику, а сосредоточенную, острую целеустремленность. Они создавали не просто сигнал. Они создавали мост из света и отчаяния через бездну непонимания.

«Готово, капитан!» – Лена откинулась на спинку стула, вытирая пот со лба тыльной стороной дрожащей руки. Ее лицо было бледным, но глаза горели.

«ПЕРЕДАЕМ!» – скомандовала Петрова. Ее голос был тихим, но в нем звучала сталь.

Мощный гул, похожий на стон раненого зверя, прошел по модулю «Буревестника», когда уцелевшие передатчики «Гармонии», перенесенные сюда, напрягая последние силы, выплеснули в ядовитую атмосферу Цербера, сквозь плотную завесу помех глушителя, направленный луч. Он нес не радиоволны, а сложный, пульсирующий узор чистого света – паттерн надежды, боли и просьбы о диалоге, созданный Марком и Леной. Световой крик в бездну. Последняя мольба затерянных.

Все в командном центре замерли, затаив дыхание. Даже гул генераторов казался тише. Датчики сканировали эфир в режиме нон-стоп, проецируя на экран Костина хаотичную стену статики и помех. Минуты тянулись как часы в ледяном аду. На экранах связи – только белый шум глушения, безжалостный и всепоглощающий. Лица людей становились все мрачнее. Волков отвернулся, сжав кулаки. Петрова неотрывно смотрела на экран, ее каменное выражение не менялось, но в глазах тлела искра последней надежды.

«Ничего… – прошептал Костин, его голос был полон безнадежности. Он потер глаза. – Глушитель подавляет все… Как и ожидалось.»

Внезапно Лена вскочила, опрокинув стул. «Смотрите!» Ее крик был резким, пронзительным. Она указала на экран спектрального анализатора, встроенного в ее оборудование. Не на экран связи, а на ее специализированный прибор, настроенный на тончайшие нюансы световых частот. Среди хаоса помех проступил слабый, едва различимый, но устойчивый сигнал. Не земной. Сложный, ритмичный… и знакомый по ее записям.

«Это… это ответ!» – Лена схватила Марка за руку, ее глаза сияли слезами и невероятным, ликующим восторгом. «Паттерн… похож на «Внимание». И… «Вопрос»! Они услышали нас! Они откликнулись!»

На экране анализатора, среди моря шума, мерцал слабый, но неоспоримый узор – спираль, пересеченная волной. Эхо из бездны. Ответ Океании. Первый луч света в кромешной тьме Цербера.

Напряжение в модуле сменилось выдохом облегчения, смешанным с недоверием и первой, настоящей искрой надежды. Люди переглядывались, на губах появлялись робкие улыбки. Марк почувствовал, как тяжесть на плечах чуть ослабла. Они не были одиноки в этой ледяной могиле. Мост дрогнул, но устоял. Контакт был установлен.

И в этот момент, когда сердце готово было вырваться из груди от облегчения, громкий, искаженный тревожный сигнал врезался в тишину. Это был не глушитель. Это был внутренний сенсор периметра пещеры, установленный у внешнего входа.

«Обнаружено движение у внешнего входа! Множество целей! Быстрое сближение!» – заорал оператор безопасности, молодой техник Еремин, его голос сорвался на визг от внезапного ужаса. – «Это не Силуане! Сканеры показывают… механические конструкции! Боевые дроны! Много!»

Надежда, только что расцветшая в сердцах, умерла, не успев окрепнуть. АкваТерра нашла их логово. Танец осколков готовился к новому, смертельному акту. И на этот раз убежать было некуда. Ледяные стены пещеры стали стенами ловушки.

Глава 5 Диалог в Абиссальных сумерках

Адреналин, холодный и острый, как ледяная игла, вновь залил вены Марка, вытесняя кратковременное, сладкое облегчение от ответа Океании. Багровый свет геотермального источника в пещере теперь казался отсветом пожара, разгорающегося у самого входа. Крики команд капитана Петровой и начальника безопасности лейтенанта Громова (тезки его инструктора, что казалось злой иронией), лязг оружия, шипение разворачивающихся мобильных систем ПВО, треск разрядов в поврежденной проводке – все слилось в оглушительную какофонию надвигающейся битвы. Воздух наполнился запахом озона от активированных щитов и едкой пылью, поднятой бегущими людьми.

«Весь небоевой персонал – вглубь пещеры! За вторую линию баррикад! К укрытиям! Медики, прикрывайте раненых!» – гремел голос Громова, бывшего десантника, чье лицо было искажено боевой яростью. «Шаттлы «Чайка» и «Буревестник» прикрыть переносными щитами! Максимальная мощность! Волков! Сколько у нас боеспособных дронов? Немедленно!»

Старший инженер, его лицо покрылось потом, метался между консолью управления обороной и ящиком с аккумуляторами для дронов. «Два тяжелых «Скорпиона» – заряжены, но броня повреждена при посадке! И четыре легких «Жала» – подвижные, но вооружение на минимуме! Остальные… – он махнул рукой в сторону груды исковерканного металла, – не восстановить!»

Капитан Петрова стояла у тактического голограммного дисплея, развернутого на корпусе «Буревестника». Ее лицо было маской ледяной решимости, лишь тонкая белая линия губ выдавала напряжение. Картина была мрачной: десятки красных меток – боевых дронов АкваТерры, угловатых, похожих на стальных пауков с множеством орудийных отростков, – уже спускались по ледяным стенам каньона к узкому, как горло бутылки, входу в пещеру. Их датчики светились зловещим алым сквозь желтую мглу. «Они попытаются вскрыть нас как консервную банку, – сказала Петрова, ее голос резал шум, как нож. – Вход – наше единственное преимущество, узкое место. Держать его любой ценой! «Скорпионы» – на передовой, у самого входа! Пусть крошат их тяжелыми лучами, пока держатся! «Жала» – фланговый огонь из-за укрытий! Минирование подступов! Дистанционные фугасы – ставить сейчас! Соколов!» – она резко повернулась к Марку, ее взгляд был как штык. – «Вы знаете их тактику по прошлой атаке – прорыв любой ценой, не считаясь с потерями. Координируйте «Жала»! Не дайте им прорвать коридор! Используйте маневренность. Помните – они сильнее, но мы умнее. И нам больше, чего терять.»

Марк кивнул, глотая ком в горле. Страх вернулся, знакомый и липкий, но теперь он знал его вкус. И знал, что должен действовать вопреки. Он бросился к пульту управления легкими дронами, развернутому рядом с постом Лены. Пальцы сжали штурвалы. На экране тактической карты десятки красных меток уже преодолевали последние метры склона. Запах гари, пороха и его собственного пота смешивался в ноздрях. Холодно. Дыши. Как в симуляторе. Только враг – настоящий.

Бой начался с ослепительных вспышек плазменных залпов. «Скорпионы» у входа, их массивные корпуса прикрывая проход, ревели, их тяжелые лучи выжигали лед и металл первых атакующих дронов-пауков. Те рассыпались в облаках пара, искр и жидкого металла, падая в пропасть. Но их было слишком много. Они лезли напролом, не считаясь с потерями, осыпая вход градом легких снарядов. Ледяные глыбы с грохотом обрушивались с потолка пещеры перед входом, едва не заваливая проход, создавая опасную завесу дыма и льда. Один из «Скорпионов» содрогнулся от прямого попадания, его щит погас, броня задымилась.

«Фланг левый! Дроны пытаются обойти по выступу! Вижу трех!» – крикнул Марк, его голос звучал резче, чем он ожидал. Пальцы скользили по сенсорам, направляя двух «Жал». Легкие дроны, похожие на стрекоз из черного металла, взмыли, поливая выступ из скорострельных пушек. Два «паука» срывались в пропасть, разбиваясь о скалы. Третий удержался, ответив шквалом огня. «Жало» №3 вздрогнуло, закрутилось, потеряв стабилизатор. Потеря.

«Справа! Еще группа! Мины! Ставь заграждение на пути!» – Марк бросил оставшееся «Жало» вправо, его пальцы дрожали не от страха, а от адреналина и ярости за потерянную машину. Дрон выпустил серию магнитных мин, которые прилепились к ледяной стене как гроздья смертоносных плодов. Последовала серия оглушительных взрывов – еще два дрона разнесло в клочья, третий завалило обломками.

Хаос боя, грохот, визг металла, крики по связи – «Щит «Скорпиона» Альфа пал!», «Мины кончились!», «Раненый у баррикады!» – все это обрушилось на него. Но теперь он не цепенел. Его разум, закаленный катастрофой и отчаянием Цербера, работал с лихорадочной скоростью. Он видел не просто метки – он видел шаблоны атаки, предсказывал маневры, находил слабые места в броне «пауков» – стыки, оптические сенсоры. Холодный расчет плюс необходимый риск. Он бросал последнее «Жало» в дерзкие контратаки из-за укрытий, заставляя врага терять темп, подставляться под огонь уцелевшего «Скорпиона». Его руки больше не дрожали от неуверенности. Они действовали – быстро, точно, с жестокой эффективностью. Он был не курсантом, а бойцом, защищающим свою берлогу.

«Марк! Смотри!» – голос Лены, полный не страха, а изумления, пробился сквозь грохот боя, как чистый колокольчик. Она не пряталась, а стояла у своего проектора, указывая на монитор спектрального анализатора, игнорируя свист снарядов где-то снаружи. Слабый сигнал от Океании не пропал. Он изменился. Стал сложнее, интенсивнее, пульсирующим с тревожной частотой. На экране визуализации проступали паттерны: быстрые, нервные всполохи алого, как капли крови в воде, перемежающиеся глубокими, успокаивающими синими волнами и… новым, незнакомым узором из переплетающихся изумрудных линий, образующих сложную, фокусирующуюся сетку.

«Они… они чувствуют бой! – воскликнула Лена, ее глаза бегали по записям на блокноте, затем снова на экран. – Алый – это… боль? Тревога? Синий – попытка успокоить… сдержать хаос? А этот изумрудный…» Она лихорадочно листала свои заметки, сравнивая узор с архивными записями. «Похоже на… на «анализ угрозы»? Или «фокусировку внимания»? Они пытаются понять этот новый источник хаоса у своего порога! Но не как агрессию! Они все еще воспринимают это как «болезнь», которую нужно изучить, чтобы исцелить!» В ее голосе звучало отчаяние от этого непонимания.

Внезапно оглушительный взрыв, громче предыдущих, сотряс весь лагерь. Один из «Скорпионов» у входа вздрогнул, как раненый бык, и осел, окутанный густым черным дымом. «Прорыв! Прорыв справа!» – завопил оператор безопасности Еремин. Через брешь в дыму и обломках, воспользовавшись ослаблением завесы, рванули внутрь пещеры три дрона-паука! Их тупые «морды» уже светились алым прицельным лучом, орудия наводились на беззащитные шаттлы, где прятались раненые, и на скопление людей у баррикад! Время замедлилось. Марк видел ужас на лицах, слышал вскрик Лены. Мысли не было. Только инстинкт. Знание, что ни один расчет, ни один маневр не успеет.

Инстинктивно, без мысли, только действием, Марк рванул штурвалы управления. Два «Жала», находившиеся ближе всего, ринулись наперерез прорвавшимся дронам. Не стреляя. На запредельной скорости. Щитом. Прямо на таран!

Оглушительный лязг раздираемого металла, скрежет, искры, как фейерверк смерти. Одно «Жало» снесло ведущему дрону-пауку башню с основным орудием, превратив его в беспомощную груду металла. Второе «Жало» врезалось в корпус другого «паука» сбоку, сбив его с курса, закрутив в смертельной спирали. Прорвавшиеся дроны, потеряв управление, врезались в ближайшую ледяную стену и взорвались с оглушительным грохотом, осыпая все вокруг осколками и пламенем. «Жала» рассыпались в искры и обломки. Цена была высока – последние легкие дроны. Но коридор у входа снова был под контролем уцелевшего «Скорпиона». Люди были спасены. Раненые за баррикадами – живы.

Марк откинулся на спинку кресла, сердце колотилось как бешеное в клетке груди. Он сделал это. Не расчетом. Жертвой. Как тогда, в небе над Океанией, когда бросал ложные цели. Но теперь – осознанно. Зная цену. Зная, что теряет последние резервы. Он поймал взгляд Лены. Она смотрела на него не с ужасом, а с немым, абсолютным восхищением и… глубокой, жгучей благодарностью. В ее глазах, широко раскрытых и блестящих от слез или отсветов взрывов, он был не неудачником, дрожавшим при первом залпе, а тем, кто закрыл брешь ценой всего, что имел. Героем.

«Враг отступает! – доложил Громов, его голос хриплый, но полный невероятного облегчения. – Потери слишком велики! Они уходят! Выкурили гадов!»

На тактическом экране красные метки отползали назад по склону, унося с собой обломки. Пещера была удержана. Ценой последних «Жал» и тяжелых повреждений «Скорпионов». Но удержана. В наступившей относительной тишине, нарушаемой только треском пожаров на входе, шипением поврежденных систем и глухими стонами раненых, все снова услышали тихий, настойчивый, чистый сигнал анализатора Лены. Сигнал с Океании.

Он стал четче. Сильнее. Громче шума отступающего боя. Изумрудный паттерн «фокусировки» теперь доминировал, словно мощная линза, обрамляя сложную, новую последовательность: знакомую спираль открытия, волну спокойствия и… новый элемент – яркую, мерцающую золотую точку, окруженную концентрическими кругами, как мишень или… маяк.

«Это… это не просто анализ, – прошептала Лена, ее голос дрожал от волнения и потрясения. Она медленно подошла к экрану, касаясь его пальцами, как святыни. – Это… «Целеуказание»? Или… «Приглашение»? Золотая точка…» Она посмотрела на Марка, потом на капитана Петрову, ее лицо озарилось догадкой. «Они указывают точку. На поверхности Океании! Координаты! Место… где мы можем встретиться? Где они ждут? Где они предлагают начать диалог?!»

Петрова подошла к экрану, изучая координаты, которые Лена быстро выводила на наложенную карту планеты. Точка находилась недалеко от места первоначально запланированного контакта, в районе гигантской подводной структуры – того самого легендарного Изумрудного Города, световой столицы силуан. Капитан медленно выпрямилась. В ее усталых глазах, впервые за долгие дни, вспыхнул не расчетливый блеск, а чистая, почти детская надежда.

«Они поняли, – сказала она тихо, но так, что слышали все в замершем командном центре. – Поняли разницу. Увидели два источника «болезни». Увидели хаос агрессии… и жертву защиты. И они…» Она сделала паузу, глядя на золотую точку на карте. «…выбрали нас. Приглашают на диалог. На встречу в Город Света.» Она повернулась к экипажу, ее лицо, изможденное и запачканное, озарила первая за долгое время твердая, победная улыбка. «Волков! Ускоряем ремонт «Нереиды»! Снимите все, что нужно с шаттлов, но чтобы она летала и ныряла! У нас есть точка входа. И приглашение от хозяев. Мы идем в гости к Силуанам!»

Глава 6 Светоплеты Глубин

«Нереида», похожая на стального ската с широкими сенсорными «крыльями» и массивными гидрореактивными двигателями, висела на краю бездны, где вечные сумерки Океании сгущались в непроглядную тьму. Под ней простирался не просто океан – это был живой, дышащий космос, погруженный в вечную ночь, но лишенный черноты. За толстыми, многослойными иллюминаторами модуля царила фосфоресцирующая синева, пронизанная мириадами мерцающих точек – мириады микроскопических светящихся существ, образующих живое, пульсирующее звездное поле. Глубже, на невообразимых глубинах, виднелись полосы и пятна изумрудного, пурпурного и бирюзового свечения – гигантские колонии биолюминесцентных водорослей, тянущиеся на километры, как подводные галактики. Давление за бортом было чудовищным, способным сплющить батискаф как консервную банку; корпус «Нереиды» поскрипывал под его невидимой тяжестью. Но броня, отремонтированная в ледяном аду Цербера заплатками из шаттловой обшивки и свинцовыми вставками, держала, излучая тихое, обнадеживающее тепло через пол модуля. Воздух внутри был прохладен, пах озоном и смазкой, с легким металлическим привкусом регенерации.

Внутри тесной, заставленной приборами кабины царила напряженная тишина, нарушаемая лишь монотонным гудением систем жизнеобеспечения, ритмичными щелчками приборов и мерным дыханием Марка и Лены в легких скафандрах открытого типа – последняя предосторожность на случай разгерметизации в этих убийственных глубинах. Марк, прикованный к сенсорным консолям, сканировал толщу воды с лихорадочной концентрацией. Каждый неопознанный эхо-сигнал, каждое движение крупной тени вдали, вырисовывающейся на фоне светящегося планктона, заставляло его сердце сжиматься холодным комком. Где-то здесь, в этих бескрайних, светящихся темнотой глубинах, могли скрываться дроны АкваТерры, выслеживающие их путь к Городу, готовые сорвать долгожданную встречу одним метким залпом. Его пальцы, в тонких перчатках, скользили по сенсорным панелям, регулируя чувствительность сонаров, анализируя тепловые следы. Уравнение безопасности требовало абсолютной бдительности.

«Координаты подтверждаются, – проговорил он, голос слегка приглушенный через встроенный в шлем ком. – Спускаемся ниже. Глубина – пять тысяч сто стандартных метров. Скорость – минимальная, чтобы не создавать турбулентность. Внешние проекторы – активированы, паттерн «Приближения друзей» активен и стабилен.» На корпусе «Нереиды», вдоль сенсорных крыльев и на носу, зажглись сложные узоры мягкого голубого и серебристого света – точная последовательность, которую Лена расшифровала как сигнал мирного приближения, переданный Силуанами в ответ на их маяк. Это был их пароль, их пропуск в сердце Изумрудного Города. Свет «Нереиды» сливался с окружающей биолюминесценцией, как ручей впадает в реку.

«Видишь?» – прошептала Лена, прильнув к своему иллюминатору. Ее глаза, отражающие фосфоресцирующую синеву, сияли детским, чистым восторгом, на мгновение разгоняя тени усталости и пережитого ужаса. «Это не просто свечение, Марк… Это язык! Весь океан говорит его светом!» Она указывала пальцем в перчатке. «Вон там, внизу, видишь спирали изумрудного и золотого? Это стая «сияющих змеев» – огромных, но безобидных фильтраторов. Они сигнализируют о направлении теплого течения, богатого планктоном. А эти пульсирующие кластеры фиолетового, похожие на подводные цветы? Это глубинные «маяки-анемоны», предупреждающие о термальных разломах или скоплениях хищников… Их свет – это карта, новости, предупреждения… все в одном!» Ее голос дрожал от благоговения перед этой грандиозной, живой коммуникационной сетью.

Марк кивнул, не отрываясь от экранов. Красота была гипнотической, сюрреалистичной. Но его разум, заточенный на угрозы, искал аномалии в этом световом танце. «Сенсоры фиксируют аномально высокую концентрацию биолюминесцентных организмов прямо по нашему курсу. Словно… живой коридор. Организованный поток света.» Он нахмурился, изучая показания. «Тепловые сигнатуры… в норме. Ничего крупнее змеев. Но плотность…»

«Это их дорога, Марк! – воскликнула Лена, повернувшись к нему, ее лицо светилось в голубоватом отсвете иллюминатора. – Они направляют нас! Световая лента гостеприимства! Смотри! Они знают, что мы идем!»

И тогда они увидели Его. Сначала – как мерцающее сапфировое сияние на пределе видимости, сквозь толщу воды и светящийся планктон, как далекий огонек маяка. Потом, по мере осторожного приближения «Нереиды», сияние росло, множилось, превращаясь в гигантскую, переливающуюся всеми оттенками синего, зеленого, бирюзового и фиолетового структуру, вырастающую из бездны словно мираж. Изумрудный Город. Это не были здания в человеческом понимании – с прямыми углами, окнами и дверьми. Это были колоссальные, одновременно естественные и явно искусственно усиленные творения: спиралевидные башни, выросшие из светящегося коралла, словно застывшие водовороты; купола, сотканные из переплетенных трубок живого, пульсирующего биолюминесцентного материала, напоминающего гигантские нейронные сети; ажурные мосты-арки, мерцающие перламутром и чистым белым светом, соединяющие гигантские грибовидные структуры, чьи «шляпки» были усыпаны тысячами изумрудных «окон» – излучателей сложных паттернов. Весь Город дышал, пульсировал светом. Сложные, динамичные узоры пробегали по его стенам, мостам, башням – спирали расширения и сжатия, волны спокойствия и тревоги, геометрические фигуры, сменяющие друг друга с плавной, почти музыкальной ритмичностью. Это была не просто коммуникация. Это была грандиозная симфония света, высеченная в толще океана, видимая вселенная чувств и мыслей целой цивилизации.

«Боже… – выдохнул Марк, забыв на мгновение о сенсорах, его рука непроизвольно ослабила хватку на штурвале. – Это… невозможно красиво… и чуждо…» Он чувствовал головокружение от масштаба и совершенства этого инопланетного чуда. Его логика пыталась анализировать – энергетические потоки, структуру, возможные уязвимости – но захлебывалась в потрясении.

«Это их мир, – прошептала Лена, ее голос был полон благоговейного трепета. Ее пальцы сжимали край пульта, будто она боялась, что видение исчезнет. – Их библиотека, записанная в структурах. Их душа, сияющая во тьме. Видишь центральную структуру? Самую высокую, с золотистыми вкраплениями, как россыпь звезд?» Она указала на величественную башню, увенчанную сложной короной из переплетенных светящихся лучей. «Это Спиральный Храм. Место Светоплетов. Старейшин, хранителей истории и…, наверное, их философов, их ученых. Тех, кто плетет смыслы из света.»

«Нереида» медленно, почти благоговейно скользила над окраиной Города. Внизу, среди светящихся «улиц» и площадей, двигались существа. Силуане. Они были непохожи ни на что земное, воплощение океанской эволюции. Их тела, длинные (около трех-четырех метров) и невероятно гибкие, напоминали слияние осьминога и угря, покрытые не чешуей, а гладкой, переливчатой кожей, способной излучать и поглощать сложнейшие световые узоры. Множество щупалецеподобных конечностей – не для хватания, а для плавного, грациозного движения в воде – создавали вокруг них ареолы мерцания. Головы были лишены четких черт – вместо глаз и рта, казалось, вся передняя часть тела представляла собой сложный сенсорно-излучающий орган, мерцающий в такт общему ритму Города, отражая и транслируя эмоции, мысли, возможно, даже речь. Они двигались неторопливо, плавно, их индивидуальные световые узоры перекликались с паттернами зданий и друг друга, создавая ощущение единого, живого, светящегося организма, пребывающего в состоянии гармоничного созерцания или обмена.

«Они… они не обращают на нас внимания?» – удивился Марк, заметив, что ни один силуанин не проявил признаков страха, агрессии или даже особого любопытства. Некоторые лишь на мгновение поворачивали в их сторону свои светящиеся «лица», испуская короткие, спокойные вспышки бирюзового или золотого – паттерны, которые Лена мгновенно интерпретировала как мягкое приветствие или нейтральное любопытство, как к знакомой птице в лесу.

«Они знают, что мы пришли с миром, – объяснила Лена, ее глаза жадно впитывали каждую деталь. – Наш паттерн «Приближения друзей» … он для них как открытая книга на их языке. Они видят наши намерения. Чувствуют их в самой структуре нашего сигнала. Или…» Она задумалась. «…воспринимают как часть гармоничного притока, нового, но не опасного элемента в их симфонию.» Она активировала внешний проектор «Нереиды» снова, посылая усиленный, четкий паттерн благодарности за приглашение и просьбу о диалоге – спираль, волну и золотую точку, указанную ими.

Ответ пришел почти мгновенно, и он был величественным. От основания Спирального Храма отделилась группа силуан – около десяти существ. Они двигались с удивительной скоростью и грацией, их светящиеся тела выписывали в воде сложные траектории, оставляя за собой шлейфы мягкого света. В центре группы плыл один, существенно крупнее остальных. Его кожа излучала глубокий, бархатистый фиолетовый свет, усеянный мерцающими золотыми точками – знаками мудрости, статуса и, как позже расшифрует Лена, глубокого знания. Это был Светоплет. Его «лицо» было сложным узором из переплетающихся линий сапфира и изумруда, излучающим спокойствие и сосредоточенное внимание.

Группа остановилась перед «Нереидой», зависнув в толще воды на расстоянии вытянутой руки от иллюминаторов. Светоплет «взглянул» на модуль своим безглазым, но невероятно выразительным светящимся ликом. Казалось, он сканировал их не только светом, но и чем-то глубже – ощущением, вибрацией. Затем он медленно поднял несколько своих гибких, светящихся бирюзовым по краям конечностей. На их концах вспыхнули яркие точки чистого белого света, как зажженные свечи. И началось…

Это был не звук. Это был визуальный концерт, разворачивающийся прямо перед ними в толще океана. Светоплет и его свита начали излучать сложнейшие, абсолютно синхронные световые узоры. Это был не хаотичный набор вспышек, а стройное повествование. Волны глубокого изумруда расходились от Светоплета, как круги по воде, пересекаясь со спиралями чистого сапфира, исходящими от его свиты. Вспышки золотого и серебристого взрывались в ключевых моментах, как акценты. Паттерны сменяли друг друга с головокружительной скоростью, но с абсолютной точностью, образуя не статичные картинки, а динамичные, трехмерные сцены в воде. Это был рассказ. История, эмоция, вопрос – все слилось в единый поток фотонного искусства и коммуникации.

Лена замерла, впитывая каждую вспышку, каждый переход, каждый нюанс оттенка. Ее пальцы летали над записывающими консолями, фиксируя все с максимальной точностью. Ее глаза были широко раскрыты, губы шевелились беззвучно, повторяя гипотетические значения. «Он… он показывает… – начала она, голос прерывался от волнения и сосредоточенности. – Показывает момент нашего первого сигнала… с «Гармонии»! Как яркую, но чужую звезду, внезапно вспыхнувшую в их привычном «небе» световых паттернов! Потом… хаос. Наше падение на Цербер. Он передает боль… их боль от этого внезапного, резкого нарушения ритма! И…» Лена замерла, ее глаза наполнились слезами. «…и нашу боль! Отчаяние, страх, изоляцию! Он чувствует ее! Как эхо! Потом… наш маяк! Наш крик надежды и просьбы! И… их приглашение! Он показывает, как Город… откликнулся фиалковым светом глубокого понимания и… благодарности? За спасение от «металлических разрушителей» (дронов)!» Она посмотрела на Марка, ее взгляд был полон потрясения. «Он говорит… говорит, что мы – не «болезнь». Мы – «новый поток». Поток, который может нести… знание? Или опасность непонимания? Он спрашивает… кто мы? Откуда пришли, что у нас болит и на что мы надеемся?»

Марк слушал, завороженный. Это был диалог на уровне, недоступном его логике. Он видел лишь немыслимую красоту и сложность, но Лена переводила смысл, улавливая нюансы, недоступные машинам – эмоциональные обертона, философские подтексты. Его роль была иной: следить за периметром, обеспечивать безопасность этого хрупкого чуда. Его сенсоры сканировали толщу воды вокруг Города, ища любую угрозу, любую аномалию в светящемся мире. И нашел.

«Лена… – его голос был резким, как удар по стеклу, резко контрастируя с тишиной, наполненной световым рассказом. – Сенсоры дальнего радиуса. Фиксирую несколько высокоскоростных объектов. На подходе с вектором от Цербера. Сигнатура… земная. Агрессивная. Четыре цели.» Сердце его упало. Уравнение безопасности дало страшный ответ.

На экране тактического дисплея замигали тревожные кроваво-красные метки. Четыре угловатых силуэта, не скрывающих своего происхождения – подводные боевые дроны АкваТерры класса «Молот». Они неслись прямо к Изумрудному Городу, их тупые, бронированные носы уже засветились адским алым – безошибочный признак активации орудий и боевого режима. Они шли на полной скорости, игнорируя световой коридор, как слепые и глухие убийцы.

«Нет! – вскрикнула Лена, отрываясь от светового диалога, ее лицо исказилось от ужаса и ярости. – Не сейчас! Они все испортят! Они уничтожат все!»

Светоплет, казалось, почувствовал их внезапную, ледяную тревогу. Его фиолетовое свечение вспыхнуло ярче, паттерны сменились мгновенно. Теперь он показывал приближающиеся дроны – как темные, угловатые, лишенные жизни пятна хаоса, глухие к свету. И.. реакцию Города. Не ярость. Не панику. Сначала – по всему Городу пробежали растерянные, беспорядочные вспышки алого и белого, похожие на испуганный рой светляков, встревоженный внезапной дисгармонией. Затем – мощные, координированные волны успокаивающего бирюзового и чистого, почти священного белого света, окутывавшие улицы, здания, самих силуан! Это было похоже на попытку утешить, исцелить испуг и хаос, вызванный приближением чуждых, неживых машин. Силуане не готовились к бою. Они готовились к лечению непонятной болезни.

«Они… они не понимают! – с отчаянием прошептала Лена, сжимая кулаки, ее ногти впивались в ладони даже через перчатку. – Они пытаются залечить агрессию! Успокоить ее источник своим светом!»

Но источнику агрессии не нужны были утешения. Первый дрон, не замедляя хода, выпустил сгусток сжатой плазменной энергии. Алый луч, как окровавленный нож, прочертил толщу воды и врезался в основание одной из ближайших светящихся арок на окраине Города, соединявшей два грибовидных здания. Раздался глухой, расплющенный давлением грохот. Прекрасная светящаяся структура рассыпалась в облаке светящихся осколков и темного ила. По Изумрудному Городу, только что сиявшему успокаивающим белым, пробежали единичные, резкие и короткие алые вспышки – немые, чистые крики света. Боль. Чистая, непонимающая боль живого существа, впервые столкнувшегося с бессмысленным разрушением.

«Они пытались исцелить хаос… а он ударил их в ответ!» – Лена сжала кулаки, ее глаза наполнились слезами ярости и безмерного сострадания к этим светящимся душам.

Марк увидел на экране, как дроны разворачиваются для нового залпа. Их следующая цель была очевидна – центральные структуры, Спиральный Храм, где все еще висел Светоплет и его свита. Холодная волна страха накатила снова, но теперь она встретила на своем пути стальную преграду – ярость за прерванный диалог, за боль невинных существ, за подлость АкваТерры. Его разум, закаленный в огне Цербера, прояснился до ледяной ясности. Он знал, что делать. Безумная идея, мелькнувшая при изучении карт глубин, стала единственной надеждой.

«Лена! Паттерн «Опасность»! Самый сильный, самый тревожный, какой у тебя есть! Передай им! Пусть прячутся! Уходят вглубь! Сейчас же!» – скомандовал он, его руки уже летали по консоли управления «Нереидой». Он отключил половину систем безопасности, заглушив предупреждающие сирены. Логика кричала о безумии задуманного. Интуиция, выстраданная в боях и катастрофах, вела его руку. Он чувствовал поток воды вдоль корпуса модуля, слышал натужный вой перегруженных двигателей в своем воображении. Он открыл канал на «Гармонию», все еще скрытую в ледяной пещере Цербера. «Капитан, это Соколов! Дроны атакуют Город! Запросил огневой поддержки, но помехи глушителя…! Разрешите маневр «Падающая звезда»! Я знаю, как сорвать их атаку! Риск высок, но альтернативы нет!»