Психология и психоанализ литературы

Сестра Керри

Читаю «Сестру Керри» Теодора Драйзера. Книга, которая мелькала у меня перед глазами с самого детства. Не помню, что это была за серия, вполне возможно, что обычный внесерийный однотомник. С изображением на обложке, чем-то напоминающим знаменитую картину «Мать художника». Других, не менее популярных книг Драйзер, в домашней библиотеке не было.

Автор – тот американец из небольшого круга литераторов, с которым у меня не сложились хорошие отношения. Кроме Драйзера, в эту группу входят знаменитые Фицджеральд, Дос Пассос, Фолкнер, Сароян. Общее, что есть у данных авторов, это либо чрезмерный классицизм, либо гипертрофированный экспериментализм. При всей моей любви к литературе США (в лице прежде всего Хемингуэя, Стейнбека, Воннегута, Хеллера, Буковски, Брэдбери, Андерсона), этот писатель в список фаворитов, к сожалению, не входит.

Однако «Сестра Керри» может изменить это отношение. В самом деле, читая лет десять ( или двадцать?) назад «Американскую трагедию», я мог формулировать свое видение данного романа сквозь предвзятую призму советского одноименного фильма, довольно узко трактовавшего вырванные социально ориентированные фрагменты произведения.

Прочитав первые примерно десять процентов книги, не покидает ощущение, что идет описание нулевых годов в России, хотя на самом деле это конец девятнадцатого века в США, Чикаго. Бурный рост торговли и производств, растущие в высоту здания, удаляющиеся друг от друга люди, вынужденные проводить большую часть своего времени на механистической и выматывающей работе.

Экономическое развитие будущей индустриальной державы идет параллельно с взрослением главной героини, которая пытается выжить в совсем новых капиталистических отношениях, слишком быстро пришедших на смену феодальным. Такие преобразования добавили сложностей в традиционный конфликт между малыми поселениями и крупными городскими. Жители первых, вынужденно мигрируя, и ранее с трудом адаптировались к буржуазному образу жизни, а с появлением и ростом мегаполисов это привыкание стало еще сложнее. Вот что пишет об этом Драйзер: «Привычка к вольному деревенскому воздуху вызывала в ней внутренний протест против этой тесноты и духоты».

В произведении немало философских, социальных, антропологических и других глубоких размышлений. Например: Наша цивилизация находится еще на середине своего пути. Мы уже не звери, ибо в своих действиях руководствуемся не только одним инстинктом, но еще и не совсем люди, ибо мы руководствуемся не только голосом разума».

Но вернемся к сюжету. Интересно, что главную героиню берет под свою мужскую опеку, как это было бы обозначено в современном мире, молодой коммивояжер Друэ. Этот малый всегда хорошо одет и при деньгах.

Крайне интересен эпизод первого, как я предполагаю, сексуального контакта в этой паре, который прерывается описанием сновидения Минни – родной старшей сестры Керри.

Примечательно, что в данном романе, опубликованном в 1900-м году, с помощью сновидения прикрывается, исходя из соображений приличия тех времен, эротическая сцена. А ведь в этом же году был дан формальный старт психоанализу, так как впервые увидела свет книга «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. И ведь именно здесь великий австриец показал, что очень многие сновидения можно объяснить сексуальными влечениями.

Что касается Драйзера, то вот небольшая, но значимая выдержка из его авторского описания сна Минни:

«Ей снилось, что она и Керри находятся где-то вблизи старой угольной копи. Она видела высокую насыпь, по которой проходила дорога, и груды отвалов и угля. Обе они стояли и смотрели в зияющую шахту. Им видны были влажные каменные стены, терявшиеся в смутной мгле».

Влажные каменные стены в зияющей шахте – думаю, что и Фрейд истолковал бы это как женское влагалище. Все, что так или иначе связано с отверстиями, пещерами, проходами, тоннелями, отец психоанализа интерпретировал именно так.

Сновидение Минни – довольно богатое на локации. Причем в каждой из них ее младшая сестра куда-то падает или проваливается. Не думаю, что здесь нужны дополнительные пояснения. Мораль рубежа столетий все еще оставалась почти феодальной, до эмансипации было еще довольно далеко, как и до эротических откровений, которые развернутся младшими собратьями Драйзера, например Генри Миллером, Джоном Апдайком, Филипом Ротом.

В целом, сновидение Минни можно проанализировать как с сексуальной точки зрения, так и с точки зрения этики – в том смысле, что, давая себя обеспечивать, Каролина падает морально. Однако не будем забывать, что это все исключительно мысли и чувства старшей сестры главной героини. И о взлетах, падениях Керри так, как показано в книге, думает именно она – Минни.

Оставим Минни наедине с этими размышлениями. Тем более что взгляды Каролины несколько отличаются от них. Поскольку на свое «содержание» со стороны Друэ она смотрит более всего с той точки зрения, что этот парень не так уж ей и нравится. То есть, если бы нравился больше, принимать его подарки было бы куда легче. Драйзер далее описывает, как голос совести тщетно обращается к Керри:

«Надень старое платье и стоптанные башмаки!».

Что касается влияния социума на Керри, то Драйзер отразил это так: «Общество имеет установленное мерило для всех поступков. Все мужчины должны быть честны, все женщины – добродетельны. А потому, о преступница, как смела ты перешагнуть за пределы дозволенного?».

В начале отношений с Друэ Керри представляла собой нечто следующее: «В Керри, как и в каждом человеке, борьба между желанием и разумом не прекращалась ни на минуту. Послушная своим стремлениям, она не шла по твердо намеченному пути, а скорее плыла по течению». Но немного позже, раскусив натуру Друэ, она переросла его и открыла себе дорогу к новым отношениям.

Главная ошибка Друэ состояла даже не в том, что он по сути своей был женолюбом, а в том, что он этого не скрывал. Более того, в разговорах с Каролиной он часто оценивал красоту других девушек. И вот как раз это было катастрофично: «Мужчина сильно теряет во мнении женщины, если он щедро расточает свои восторги перед другими. В глазах женщины только один предмет достоин высшей похвалы: она сама».

Довольно редкий случай в литературе вообще, когда главный герой поддается влиянию незнакомого человека, которого видит-то изредка. Но вот в те моменты, когда это происходит, перенимается все, что считается важным и нужным. Вот как описывает это Драйзер: «Керри уже не так тяжело ступала при ходьбе, и это опять-таки было подражанием изящной походке дочери казначея». Девушка, о которой идет речь – соседка Керри, живущая этажом ниже квартиры, которую снял для своей подруги Друэ. Почти каждый вечер Каролина слышала, как та играет на рояле. Керри начала «усваивать все те мелкие черточки, которые рано или поздно приобретает всякая хорошенькая женщина, не лишенная тщеславия». Самое изумительное здесь то, что влияние идет нет от родственников или друзей, но от совершенно незнакомого человека. И ведь в жизнь действительно так и происходит очень часто. И здесь возникает резонный вопрос: как такие мелочи, формирующие человека, можно учесть в психологии и психоанализе, ведь это, по сути, невозможно. Но при этом подобные влияния очень важны.

Мы привыкли к тому, что психология уделяет внимание подражанию значимым людям детства. Но Драйзер умело показал, что, помимо базовых качеств личности, человек воспринимает что-то недостающее, по его мнению, от совершенно чужих людей.

То есть, на первичном интервью с психоаналитиком можно было бы услышать примерно такую историю: «В целом моя личность по большей части соткана из качеств отца, мамы, бабушки и дедушки. Но энное количество лет назад я увидела в поезде одного человека, и мне понравилось, как он пил чай, читая при этом книгу. И с тех пор стала делать так же. Несколько погодя я встретила девушку, которая бегала вокруг озера, мне очень понравилась ее фигура и то, как она изящно бегала. Спустя некоторое время пробежки стали частью моей жизни. И так далее».

Разумеется, это утопия. Такой рассказ невозможен. Поскольку, даже если человек осознавал некое копирование в тот самый момент, то спустя некоторое время он об этом забывал. Но, на мой взгляд, большая часть идентификаций происходит бессознательно.

Чуть погодя Драйзер еще раз, будто желая убедить читателя в своем мнении, показывает, как у героя его романа формируется определенная позиция: «он стал рассыпаться в похвалах по адресу актера, повторяя избитые фразы людей своего круга. Герствуд отправил Друэ за программой и снова принялся рассказывать Керри про Джефферсона то, что он о нем слышал».

Я поймал себя на мысли, что это все очень похоже на сэмплирование в современной музыке, правда, в разы, тысячекратно сложнее. Ведь современный хит представляет собой набор мелодий, звуков, слов из разных, более старых композиций. Порой это просто перепев, но на свой манер. И, на мой взгляд, формирование личности происходит примерно так же.

Далее устами другого героя – Герствуда – знакомого Друэ и тоже поклонника Каролины, Драйзер раскрывает свое видение проблемы человечности и одиночества в крупном городе: «Если бы вам приходилось каждый день встречаться с людьми, которым совершенно нет до вас дела, если бы вам изо дня в день приходилось бывать там, где царят лицемерие и полное безразличие, если бы вокруг вас не было ни одного человека, с кем вы могли бы поговорить по душам, в ком вы могли бы искать сочувствия, – разве вы не считали бы себя глубоко несчастной?».

Вот что такое современный мегаполис (что в начале ХХ века, что сейчас), формально сближающий людей со всех концов страны и даже света, но фактически отдаляющий их друг от друга. Одиночество в толпе чуждых людей. Которые не хотят и не могут понять друг друга, хотя потребность в этом понимании есть, но будто говорят все на разных языках. Еще сложнее – осознать, определиться с тем, кто все эти люди вокруг лично для тебя? Просто часть фона, враги, нейтралы, сочувствующие? Так кто же они и как мне нужно к ним относиться? И как хочется?

Не это ли одиночество приводит к тому, что Керри становится буквально содержанкой молодого коммивояжера, а затем, не разрывая с ним отношения, инициирует роман с его же другом, женатым человеком? Несмотря на читательское возмущение, понимаешь, что проблема, описанная Драйзером, сегодня встречается сплошь и рядом.

Замечу, как быстро изменяется атмосфера в семье Герствуда с того момента, как он увлекся Каролиной. Драйзер пишет в этой связи: «в прошлом Герствуд пользовался в своем доме известным уважением, объяснявшимся отчасти чувством привязанности, отчасти признанием его главенства».

Ощущение, будто и сам Герствуд ожидал такого похолодания. Вот что значат приоритеты и внимание, которое расходуется не на семью, а на другого человека. Будто бессознательно каждый член Герствудов понимает, что произошло, и отдаляется от главы семейства.

К этому добавилось и довольно быстрое сепарационное взросление обоих детей: «Джессика все больше преисполнялась сознания, что ее дела касаются лишь ее самой и больше никого. Джордж-младший вел себя точно совсем зрелый мужчина, который ни перед кем не обязан отчитываться в своих поступках».

Герствуд все это замечал, и его это огорчало. Ибо привык, чтобы с ним считались. Он утешал себя мыслью, что не совсем лишен любви. Предполагая, что, поскольку у него есть Керри, домашние пусть делают, что им угодно. А для того, чтобы более спокойно относиться к процессам в семействе, Герствуд включал визуализацию, выражаясь современным психологическим языком: «Он мысленно переносился в ее квартирку на Огден-сквер, где он так чудесно провел несколько вечеров».

Что побуждает семейного мужчину, живущего с супругой и детьми более 10-15 лет, на измену? Скука? Влечение? Поиск новых впечатлений и чувств, которые с женой давно забыты и вернуть которые невозможно?

Не имея возможности часто видеться с Каролиной, Герствуд стал писать ей письма, причем очень часто, буквально каждый день. И здесь Драйзер подмечает очень тонкий момент, касающийся возникновения и развития чувств. Сами посудите, как аккуратно и точно делает это писатель: «Герствуд и сам изумлялся непрерывному потоку своих писем. По закону природы, который управляет всеми действиями человека, содержание его писем отражалось и на нем самом. Найденные им прекрасные слова вызывали в нем соответствующие чувства. И они крепли и росли в нем с каждым вновь найденным выражением».

В целом Драйзер, как и подобает хорошему писателю, демонстрирует глубокое понимание жизни. В частности, говоря о Каролине, он пишет: «Кроткий взгляд ее красивых глаз говорил о том, что она еще не знакома с чувством разочарования. Она испытывала душевную тревогу, тоску и сомнения, но это не оставило в ней глубокого следа, разве лишь более вдумчивым стал ее взгляд, более осторожной речь».

Хотя лично мне, как опытному библиофилу, гораздо приятнее и ближе познавать черты героев через их слова и действия, нежели посредством того натурализма, который присущ американскому литератору. Ведь этот способ, который чаще присущ пьесам, гораздо сложнее для автора. Не зря ведь драматургия считается вершиной литературы.