Девятый

Пролог

Разве не знаете, что мы будем судить ангелов,

не тем ли более дела житейские?

1Кор.6,3

Здесь нам не Юпитер.

Здесь всё иначе.

«Стрекоза» шла в пятидесяти тысячах километров над Кольцом, со стороны северного полюса Сатурна. Я развернул истребитель фонарём вверх и смотрел, как ползёт по делению Энке крошечная светлая точка – спутник Пан. Если вывести на оптически прозрачный титан кабины фотоувеличение, то спутник можно рассмотреть получше, но я всегда любил смотреть глазами, пусть это сейчас и странно.

Хотя Пан забавный, он похож на пельмень. Каменный тридцатикилометровый пельмень, прорубающий себе дорогу через Кольцо.

– Каппа один, жду доклад, – раздался голос Эриха.

– Синий два… – я запнулся. – Каппа четыре, всё чисто. Противника не наблюдаю.

– Так чего ждёшь? – раздражённо поинтересовался Эрих. – Давно кровью не потел?

Я кинул взгляд на индикатор. Зелёный, защита пока держит.

Но Эрих прав, как только вакуум сожрёт остатки защитной пены, доза резко поползёт вверх.

– Каппа четыре, сбрасываю шипы, – отрапортовал я.

Искин вычленил команду. По экранам пробежали символы активировавшихся цепей. Я шевельнул пальцами, подтверждая сброс – и четыре активные мины выскользнули из отсеков «стрекозы». Развернув истребитель, я стал по дуге уходить от Кольца – не на форсаже, чтобы не терять лицо, но и не мешкая.

В системе Сатурна всё иначе. Магнитосфера тоже зверская, но слишком много операций приходится проводить вокруг Кольца, внутри гигантского бублика, заполненного частицами высоких энергий. Да и база расположена на Титане, а это вовсе не спокойное Каллисто. Поэтому защитная пена – обязательный атрибут любого вылета, а вместо ботов с щенами мы обычно экипированы «шипами», самонаводящимися термоядерными минами. Битвы чаще идут дистанционно, мы минируем зоны действия противника, а противник пытается подловить нас.

Наши истребители – те же самые «пчелы», но здесь их называют «стрекозами», тяжелые «осы» – «оводами», командирские «шершни» – «шмелями». Странно, но штабной «жук» и корабль наблюдения «бабочка» свои названия сохранили.

Вместо понятной цветовой схемы эскадрилий тут принят греческий алфавит. «Альфа», «бета», «гамма», «дельта», «эпсилон», «дзета», «каппа»… Спросите, а где же «эта», «тета» и «йота»? Да нигде! Выбросили, чтобы с «дзетой» не путались в радиопереговорах, перешли сразу к «каппе».

Взлётку здесь называют «стартом», сосок для подачи воды и пищи – «соской», умников – «головастиками», дитячество – «стоком»… В речи английских слов больше, а русских и китайских меньше.

Здесь нам не Юпитер.

– Каппа два, – это был Гиора. – Встреча в шестой отмеченной точке. Добираемся раздельно.

Вот и ещё одно отличие от системы Юпитера. Здесь эскадрильи чаще действуют разрозненно, а не группой, собираясь вместе лишь перед выполнением задания. Наверное, это связано с частым использованием космических мин, влетев в опасную зону эскадрилья может мгновенно погибнуть вся целиком.

– Искин, проложи курс, – велел я.

– Каппа два, – опять встрял Гиора. – Вводная – искины поражены радиацией, прокладываете курс вручную.

– Каппа один, принято, – сказал Эрих.

– Каппа три, принято, – подтвердила Анна.

– Каппа четыре, выполняю, – мрачно ответил я.

Формально командиром эскадрильи является Эрих. Но по факту управляет всем Гиора. Он командир первого крыла (спасибо, что хоть крыло тут не переименовали), но сегодня летает с нами. Принимает экзамен, так сказать. Решает, допустить нас к полётам или нет. По его щекастой ухмыляющейся физиономии и ровному голосу невозможно понять, доволен он нами или нет. А ещё Гиора почти двадцать один год, он уже не подросток, а мужчина. Не погибал ни разу, живёт в своей первоначальной тушке!

Мне кажется, что Эрих воспринимает этот факт как личное оскорбление.

Пока «стрекоза» шла по траектории ухода, наращивая скорость, я вывел на экран шестую точку и стал рассчитывать курс. Наверняка Гиора слушает всё, что мы говорим, даже с отключенной связью и контролирует использование искина. Так что придётся постараться.

А у меня ко всему даже альтера нет.

Точка шесть была на орбите Мимаса – не очень большого спутника с очень большим кратером, из-за которого он напоминал «Звезду смерти» из старого фантастического фильма. Я вывел на навигационный экран позицию спутника, посчитал несколько вариантов курса… хорошо ещё, что Гиора не дал вводные о полном отключении компьютера.

В системе Юпитера расчёт занял был у меня минут пять, за годы службы орбиты отложились в памяти так, что я всегда знал, где примерно находится тот или иной спутник. Здесь, в системе Сатурна, я провёл всего месяц и приходилось постоянно подглядывать в навигационные таблицы. Так что работу, которая у искина заняла бы секунд десять я выполнял четверть часа.

Путь к Мимасу, даже с максимально доступным «пчеле»… тьфу, «стрекозе» ускорением занимал шесть часов. Это ещё ничего, это ещё терпимо.

Я проложил траекторию, задал контрольные точки, моменты коррекции, а потом запустил двигатели на разгон. Костюм раздулся, отжимая кровь к голове – по приборам истребитель разгонялся со скоростью больше трех «жэ».

Всё здесь не так.

База такой же конфигурации, но некоторые помещения поменяли местами. Окраска стен другая. Запах другой. Еда другая. Пилоты иначе себя ведут, и дело не в том, что мы незнакомы, они как-то по-другому ко всему относятся.

А самое главное – они воюют иначе! Нет никаких яростных схваток, есть долгие перелеты, скрытные установки мин, очень редко – обстрелы ракетами с дальних дистанций.

Если служба у Юпитера – это как игра в регби или хоккей, со стремительными проходами и силовыми схватками, то здесь какой-то унылый кёрлинг. Запустил мину, проследил траекторию, подправил если что…

Зато и умирают пилоты куда реже. Процентов семьдесят – парни и девушки старше восемнадцати (ну, на самом деле мы все старше двадцати, только тела в которых мы возрождаемся – детские). И живут они совершенно иначе. Обычно парами, никто на это косо не смотрит. Ходят в бары, пьют там пиво, а то и чего покрепче (у нас не больше десятка пилотов получило такую привилегию). Тусят с персоналом вовсю. Дружат с морпехами и умниками, а порой ссорятся и устраивают потасовки… на губе всё время кто-то сидит, но зазорным это не считается. Над теми, кто умер и возродился в дитячестве (здесь их называют «инфантами») откровенно насмехаются.

Если это взрослая жизнь, то не очень и хотелось.

Датчик присутствия пискнул и завёл свою песню: «пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи, пи-пи-пи». В пространстве поблизости кто-то есть – или ангел, или демон.

– Каппа один, – немедленно сказал Эрих. – Ищем. Не отвлекаемся.

Датчик сменил тон: «Бом-бом-бом. Бом-бом. Бом-бом-бом».

– Каппа один, – мрачно произнёс Эрих. – Наблюдаю разрушителя и четырех повелителей тьмы. Падшие на расстоянии сорок тысяч, сопровождают конвой. Вонючек не фиксирую.

– Каппа два, – сказал Гиора. – Вонючки – это у вас. У нас – тварики.

– Твариков не наблюдаю, – ледяным тоном подтвердил Эрих. Точнее – хотел бы сказать таким тоном, уверен. Но Эрих в дитячестве, как и все мы, нашим тушкам по двенадцать лет, а ледяным голосом в таком возрасте сможет говорить разве что снеговик.

Так что Эрих пропищал свою фразу, тоненьким и еще не начавшимся ломаться голосом. И он сам это понимал.

– Каппа два, – продолжал Гиора. – Как мы поступим?

– Передаем информацию на Титан. Следуем прежним курсом, продолжая наблюдение.

– Верно.

Некоторое время мы летели в тишине. Я разглядывал на экране отметки падших, плывущих перед кораблями конвоя. Я знаю, что в этих огромных кораблях – водород из атмосферы Сатурна. Я знаю, куда его везут – к точке вблизи Юпитера, где конвои ангелов и падших, отбросив на время вражду, выливают (да, именно выливают) жидкий водород в вакуум. А там, вопреки нормальным законам физики, газ формирует трехсоткилометровый вращающийся диск.

Зачем?

Спросите что-нибудь полегче.

Почему у планет-гигантов ангелы и падшие лупят друг друга изо всех сил, а на космической стройплощадке игнорируют и работают вместе?

Тоже не знаю.

Возможно, мы единственные из людей, кто видел эту исполинскую небесную грампластинку. А может про стройку давным-давно известно всем тем, кому положено. Нам, мёртвым пилотам, о таких мелочах не сообщают, наше дело – воевать на орбитах мёртвых планет.

Я потянулся к соску… ах, простите, соске. Попил водички. Потом похлебал овсяного киселя с клюквой. Его мало кто любит, а мне нравится.

Кабина истребителя. Маленькая, а если вы любили прятаться в шкафу, то даже уютная. Есть одно кресло, на нём противоперегрузочный костюм, который подгоняется под наши тела, пережимает сосуды при разгоне и маневрировании, согревает и охлаждает, впитывает выделения – в общем, это такой высокотехнологичный подгузник с массой дополнительных функций.

Над головой – фонарь кабины, до него можно дотянуться рукой, он из ячеистого титана, похожего на прозрачные пчелиные соты. Каким образом титан сделали прозрачным я не знаю, но это именно окно, а не экран.

Экраны повсюду. Впереди, по бокам, даже под ногами есть небольшой экран.

Если выбраться из костюма, что все мы периодически проделываем, то можно вытянуться. Пока ты в дитячестве – даже в полный рост. Но вот Эрих, когда был почти взрослым, встать бы уже не мог, хотя он и невысокий.

Я ещё некоторое время наблюдал за падшими. Потом стал смотреть на Сатурн и Кольцо.

Сатурн на самом деле совсем не такой впечатляющий, как Юпитер. Он серовато-жёлтый, почти однотонный, опоясанный кольцевыми вихрями, но почти без ураганов вроде Красного Пятна на Юпитере. Только на северном полюсе Сатурна вращается гигантский ураган-шестиугольник, пронизанный молниями и северными сияниями. Но из нашей позиции полюс видно плохо.

Само Кольцо красивое, чего уж тут. Выглядит внушительно, будто твёрдое. Даже трудно поверить, что оно на самом деле толщиной всего в десяток-другой метров.

Что, не знали? В кино отважные пилоты проносятся сквозь кольца планет-гигантов, расстреливая камни из лазерных пушек и уворачиваясь от мчащихся валунов. Кольца огромные, толщиной в десятки, а то и сотни километров… Ну так это кино. А на самом деле для такого приключения надо как дураку помчаться внутри Кольца, а не над или под ним! Если рискнуть и пронестись сквозь Кольцо, то вполне может и повезти не врезаться ни в сантиметровый кристаллик льда, ни в десятиметровый валун.

А уж если не повезёт, то на космических скоростях тебя убьёт и кубик льда.

– Эскадрилья каппа! – голос Гиораа был суровым и встревоженным. – Приказ базы! Немедленно атаковать падших! Вводная – между нами и падшими вероятны минные поля.

– Каппа один, – немедленно ответил Эрих. – Действуем по готовности. Сосредотачиваемся на разрушителе.

– Каппа два, – встрял Гиора. – Это так у вас принято воевать? Без чёткого плана?

– Каппа один, – сказал Эрих. – Каппа два, объявляю вам взыскание за постороннюю болтовню в боевой ситуации.

Гиора фыркнул и захохотал.

Я тем временем разворачивал истребитель. Даже на максимальном ускорении нам придётся догонять падших больше часа, прежде чем мы сможем открыть огонь…

Да что за чушь, что нам хотят доказать?

Только у Эриха есть запасная тушка, да и то на Каллисто. Если он погибнет – его отбросит туда.

А мы с Анной просто погибнем. Клоны у нас слишком малы, чтобы их мозг смог принять сознание через квантовую связь. В лучшем случае забудем кто мы такие, как случилось с Хелен…

– Каппа два, – продолжал тем временем Гиора. – Фиксирую сигнатуры твариков на хвосте.

Мы все видели вражеские истребители, возникшие ниоткуда. Датчик присутствия верещал что было сил: «Ту-ту-ту-тууу! Ту-ту-ту-тууу!».

Я щелкнул пальцами, отключая датчик. Всё было просто и понятно.

Разделенные тысячами километров, движущиеся по огромным дугам, мы были зажаты между падшими, твариками и Кольцом. У нас не было никакого шанса не то, чтобы победить, но даже и сбежать.

– Каппа один. Врассыпную, уходим, – сказал Эрих.

Он был ближе всех к Кольцу и сделал то же, что сделал бы в такой позиции и я. Через пятнадцать минут, когда тварики сделали первый, пристрелочный залп, Эрих набрал максимальную скорость и пошёл сквозь Кольцо. Он запустил лазер в защитном импульсном режиме и открыл огонь из кинетики, расстреливая пространство перед собой пакетными зарядами.

Вообще-то бывший командир второго крыла такой везучий, что я даже удивился, когда, проходя через двадцатиметровую плоскость Кольца, его «стрекоза» полыхнула кроваво-красным и исчезла с экранов.

– Вот так оно обычно и бывает, – мрачно прокомментировал Гиора.

– Анна, сквозь не пройдём, – сказал я.

Мы с ней были дальше от Кольца и у нас оставались ещё какие-то варианты. Два повелителя тьмы отделились от конвоя и поплыли нам навстречу, окружённые тускло-зелёным ореолом.

– Двигаюсь над кольцом, попытаюсь нырнуть в щель Килера, – сказала Анна.

Её истребитель стремительно тормозил и ложился на курс параллельно Кольцу.

– Ребята, для меня было честью служить с вами, – сказал Гиора проникновенно.

– Пошёл ты… – сказала Анна.

Следующие две минуты она красочно описывала все маршруты, которыми должен следовать Гиора. Поверьте, анус дохлого слона был самым скучным из всех.

Её истребитель уничтожил повелитель тьмы. Он был так далеко – здоровенная фигура, похожая на человека с крыльями, что я ничего не ожидал. Как и Анна, наверное. Повелитель тьмы снизился до самого Кольца, может быть, даже коснулся его, оптика истребителя таких деталей не покажет. И что-то сделал, вроде как топнул ногой по несущимся камням.

У падших другие отношения с физикой, как я уже говорил. Ему не снесло ногу, а вот по камням понеслась, перескакивая через пустоту, ветвистая синяя молния. Она догнала «стрекозу» Анны, окутала – и дальше истребитель летел уже мёртвый, не подавая сигнала.

– Каппа два на связи, – любезно обозначился Гиора. – Такие номера только повелители тьмы откалывают. Можно сказать, их фирменный приём.

Я молчал.

Я пытался увернуться от настигающих сзади ракет, уйти подальше от повелителей тьмы и не слишком приблизиться к Кольцу.

И у меня почти получилось.

– Минное поле, – сказал искин.

Передний экран покрылся рябью оживающих мин, засеянных врагами над Кольцом. Мины выходили из маскировки, включали двигатели и неслись к истребителю. Я летел прямо им навстречу, и даже «жук» с его куда большей тягой, не успел бы тут отвернуть…

Ну и я не успел.

Экраны полыхнули белым и наступила тьма.

– Твою мать, Гиора! – закричал я. – Это нечестно, не бывает такой невезухи!

– Ещё как бывает, – сказал Гиора назидательно.

Включилось слабое аварийное освещение.

Я разблокировал фонарь, дёрнул рычаг. Фонарь с шипением открылся, дохнуло воздухом – чуть более свежим, чем внутри тренажера.

Расстегнув костюм, я встал, высунувшись из кабины до пояса. В тренировочном зале базы Титан стояли четыре «стрекозы», точнее – симулятора «стрекоз», два симулятора «оводов» и один «шмеля». Ближняя стена была прозрачной, за ней виднелся зал управления. Две молодые девицы сидели за пультом, пили кофе и посмеивались, глядя на меня.

Клацнули и открылись ещё две кабины. Из одной высунулся Эрих – тощий, белобрысый, взъерошенный и злой. Из другой – Анна. Она помахала рукой Эриху, потом мне. Достала белую сорочку, нырнула в неё и лишь потом стала выбираться из кабины.

Я нырнул обратно в кабину и натянул шорты. Странно, но на Каллисто никто из нас не стеснялся наготы, забираясь в истребитель или выбираясь из него. Мы и в душевых мылись вместе. Это всё было… ну, как-то неважно. Мы были одной семьёй.

А вот здесь мы в лучшем случае в гостях. И я не хочу, чтобы эти девушки из персонала видели меня голым, да ещё и таким… мелким.

Спрыгнув с крыла (тренажёр копировал «стрекозу» вплоть до деталей, даже макеты ракет подвешены), я в пару прыжков подошёл к четвёртой «стрекозе». Сила тяжести на Титане была привычная, почти как на Каллисто. Я несколько раз стукнул по кабине снизу, будто Гиора мог меня услышать.

– Кого ищешь, паренёк? – раздалось из-под потолка.

Я повернулся.

Ну конечно!

Стал бы Гиора сутки сидеть в кабине тренажёра! Он стоял в зале управления, за спинами девушек, пил пиво из бутылки и улыбался.

– Могли бы ещё потренироваться, – сообщил Гиора через громкую связь. – Но у меня дела, да и так всё ясно.

– И что тебя ясно? – выкрикнул Эрих с вызовом.

– Может у Юпа вы и молодцы-красавцы, – сказал Гиора. – Но у нас, у Сатурна, так летать нельзя!

Он сделал ещё глоток и поставил бутылку на стол. Тягуче произнёс:

– Будь у вас тушки, поучились бы в реальных полётах. Но в вашей ситуации… Отдыхайте, детки. Завтра идите к начальству, пусть оно решает, куда вас пристроить.

– Зараза, – тихо сказала Анна.

Гиора, конечно, был тот ещё тип. Но…

– Он прав, – сказал я. – У нас нет тушек. У Эриха и Анны они остались на Каллисто, мы даже не знаем, сработает ли воскрешение. Мы сбитые лётчики.

…А ведь месяц назад всё начиналось почти хорошо!

Глава 1

Между Юпитером и Сатурном лежит бездна. Солнце в четыре раза ближе к Земле, чем Юпитер к Сатурну, даже при их максимальном сближении.

Я висел внутри левого обзорного купола. За спиной меня ожидало открытое кресло первого пилота, но сейчас, в невесомости, в нём не было нужды.

Обзорные купола в рубке «жука» выдаются вперёд, придавая штабному кораблю характерный пучеглазый облик. Из-за этих фасеточных куполов, за которыми торчат стволы лазерных излучателей, да ещё четырех раскрывающихся крыльев-теплообменников сверху, корабль и получил своё название. Со стороны он и впрямь похож на майского жука, особенно когда реактор работает и крылья раскрыты.

Я смотрел в пустоту.

Нет, наверное, в Солнечной Системе более ужасающего места чем бездны между двумя планетами-гигантами. Между Землёй и Марсом не так уж и далеко, да и Солнце там куда ярче. Между Марсом и Юпитером лежит пояс астероидов – о, конечно, он совсем не похож на мультяшную суету из несущихся одна за другой скал, но всё же… А вот начиная с Юпитера расстояния обретают иной размах.

При нынешнем расположении планет (весьма удачном) нам предстояло преодолеть миллиард километров пустоты. По меркам Вселенной – ничто. По человеческим – вечность. Если бы человек мог преодолеть этот путь пешком, он шёл бы тридцать четыре тысячи лет. Это весь срок существования человеческой цивилизации, от пещерных времён и до наших дней.

Немного самонадеянно считать, что мир таких размеров, с септиллионом звёзд и планетных систем, был сотворён ради человека, верно?

Но по крайней мере я могу им любоваться.

Тьма, усыпанная звёздами. Говорят (сам я могу опираться лишь на обрывки воспоминаний настоящего пилота Святослава Морозова), что с Земли звёзды не так красивы. Атмосфера рассеивает и размывает цвет, Сириус и Вега из голубых становится бело-голубыми, Бетельгейзе из яркой оранжево-красной звезды превращается в бледно-красную, и даже пылающий будто рубин Антарес становится тускло-красным. К тому же многих звёзд с Земли просто не видно.

Передо мной разлилось звёздное море. Голубые, белые, жёлтые, оранжевые, красные, не мерцающие, пылающие ровным чистым огнём звёзды. Яркая желтоватая точка – Сатурн. С такого расстояния невооруженным глазом колец не увидишь, но я знал, где его искать.

Бесконечность.

Смертельная и прекрасная пустота.

Когда люди осознали размеры Вселенной, вышли в космос, увидели планеты у чужих звёзд – вера в Бога стала уделом тех, кто умирает и готов схватиться за любую соломинку. И политиков, конечно, потому что любая вера – отмычка, взламывающая разум.

Но потом на Землю пришли ангелы и демоны. И всё снова смешалось.

Мне двадцать лет. Я выращенный на Луне клон земного пилота Святослава Морозова, он моя основа. Нас таких около тысячи, мы созданы из живых клеток или мёртвого праха, среди нас есть те, чьи основы поднимались в воздух в самом начале двадцатого века, те, кто сражался друг с другом в первой и второй Мировых войнах, дрался в небе Вьетнама, Кореи, Египта и России, своими глазами видел пришествие ангелов и демонов.

Мы – мёртвые пилоты.

Мы сражаемся на стороне Ангельской Иерархии у Марса, Юпитера и Сатурна. Мы гибнем, а квантовая запутанность переносит наше сознание в тушку следующего клона. Раз за разом мы откатываемся в свои двенадцатилетние тела, рисуем на пятке следующего клона новую цифру и идём воевать. У меня на левой подошве полустертая цифра «8», это означает, что я умирал уже семь раз.

Наша психика издёргана сменой тушек и гормональными перепадами, тела страдают от слабой силы тяжести и лучевой болезни. В нашем сознании сформирована вторая личность, альтер – собеседник и помощник. Иногда это счастье, а иногда проклятие. Наши лучшие друзья – щены, такие же бессмертные собаки, пилотирующие боевые боты. Мы защищаем Землю, которую не помним. А может и не защищаем, может быть, Земля откупилась нами, выплатила дань Ангельской Иерархии.

Да, ещё мы любим мороженое, мультики и компьютерные игры – как дети.

Зато я влюбился в ангела.

И болтаюсь сейчас в рубке угнанного с Каллисто штабного корабля «жук» на пути от Юпитера к Сатурну.

Впереди ещё долгий путь и я могу наслаждаться тишиной и красотой межпланетного пространства.

– Не буду я этого делать в кровать!

Я зажмурился что было сил. Голос Хелен, донесшийся из жилого отсека, был хоть и тихий, но до невозможности дитячий и от этого пронзительный. Почти все пилоты, возродившиеся в новом клоне, говорят пискляво, да и ведут себя как малолетние придурки. Мы это называем «дитячеством». Мерзкое слово, но поверьте, само состояние ещё хуже!

Но с Хелен случай особый. Она, мой приятель Джей Робинс, ну и я сам, попали под странное излучение, которым падший престол Соннелон ударил по серафиму Иоэлю. С этого всё и началось.

У меня с Джеем начались странные приступы, в которых мы попадали в сознание своих земных основ. Не знаю, как Джей, а я даже могу чуть-чуть влиять на его поступки (что, в общем-то, совсем уж ни в какие ворота не лезет).

А Хелен после гибели и воскрешения стала совсем другой. Теперь у неё сознание её основы, которая жила в Лондоне в начале двадцатого века. Понимаете?

– Это не кровать, Хелен! – донёсся громкий шёпот Анны. – Это… такой скафандр. Для сна, отдыха… и всяких разных дел.

– Только маленькие невоспитанные дети делают это в кровать! – фыркнула Хелен.

Думаю, Анна понимала, что мы в рубке их слышим. А Хелен вряд ли.

– Тогда давай воспользуемся той штукой? – терпеливо спросила Анна.

– Но тут же нет дверей! Вдруг мальчики войдут?

Меня дёрнули за ногу. Я повернул голову, посмотрел на Борю. Мой бывший альтер, заполучивший тушку пятилетнего клона, напрягся, подтягивая меня вниз. Сам он цеплялся ногами за кресло и старался изо всех силы. Масса в невесомости никуда не девается, усилия приходится прилагать.

– Свят, надо что-то с ней делать! – сказал Боря. – Объяснить ей, как устроен мир!

– Анна старается. Терпи, ей трудно. Она ведь стала настоящим ребенком, к тому же древним.

– Викторианская Англия, тоже мне, древность, – фыркнул Боря. – А как ты думаешь, она когда-нибудь научится пилотировать истребитель? Хелен была хорошим пилотом… А если её посадить в кресло пилота, она может что-нибудь вспомнить? А если её напугать? Закричать в ухо, когда спит? А давай

Когда наши разумы существовали в одном теле, Боря был лишь спокойным голосом в моей голове. Наблюдателем, аналитиком, советником. Наш психолог, Инесса Михайловна, говорила, что в моём случае альтер отвечает за анализ ситуации и её всестороннюю оценку. В общем-то Боря и впрямь был голосом разума, другое дело, что я его не всегда слушал.

Но когда альтер обрёл собственное тело, пусть и списанное, пятилетнее, он изменился. Теперь разумных советов от него было не дождаться. Ему хотелось действовать, а не думать. Двигаться, говорить, спрашивать. Дитячество, одним словом!

Не понимаю, как вообще люди ухитряются воспитывать детей, а не убегать от них на край света, как только те начинают задавать вопросы!

– Боря, уймись, – пробормотал Эрих, спящий во втором кресле. – Уймись, а? Разбудил, мелкий… пшёл вон…

– Пошли, – я толкнул Борю в направление люка. – Эй, девочки, можно?

– Можно, – откликнулась Анна.

Вслед за Борей я вплыл в основной отсек. В те дни, когда «жук» выполнял свою обычную работу летающего штаба, здесь, у огромного экрана, находились старшие офицеры. Расстояния в космосе такие, что даже взрослым, лишенным возрождения, приходится порой вылетать ближе к полю боя.

Девчонки как раз висели у экрана, который показывал древний мультик про Питера Пэна. Бедолага Хелен, которая читала книжку ещё когда та была модной новинкой, с восторгом смотрела мультфильм.

Как бы там ни было, но адаптировалась она быстро. Не понимала в происходящем ничего, точнее – нафантазировала себе какую-то дикую сказочную версию происходящего. Но искренне радовалась невесомости, конфетам, мультфильмам, возможностью спать и просыпаться когда захочешь. Единственное, что вгоняло её в шок – это сложности пользования туалетом и то, что из одежды мы носили только трусы, повторяя, что мы же «воспитанные белые леди и джентльмены, а не дикари!» Сама Хелен не вылезала из ночной рубашки, достающей ей до пят, хотя в невесомости это было крайне сомнительное решение.

– Святослав, вы не откажетесь посмотреть со мной это замечательное представление? – с надеждой спросила девочка. Видимо, с помощью Анны мучившая её бытовая проблема была решена.

Смотреть древний мультфильм в десятый раз за неделю я не был готов. Так что покачал головой и, оттолкнувшись от переборки, подлетел к Эле.

Серафим Иоэль продолжала спать.

Или правильнее сказать «бывший серафим»?

Кем она всё-таки была и в кого превратилась, уничтожив разом и падшего, и ангела?

Я осторожно поднёс ладонь к её лицу. Почувствовал тепло дыхания.

Да, у неё бьётся сердце, она дышит. Если осторожно вливать в рот воду или жидкую пищу – глотает.

Остались в ней божественные силы?

А может я всё себе напридумывал, это инопланетные засланцы, а вовсе не ангелы и демоны?

Я вздохнул. Одним пальцем погладил Элю по щеке.

Очнись, а?

Никакой реакции. Может надо как в сказках, поцеловать? Но на такое я решиться не мог.

Оттолкнувшись от переборки, я вернулся к Хелен и Анне. Сказал:

– Давай досмотрим мультик, а потом станем смотреть учебные фильмы. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась Хелен, пусть и без энтузиазма.

Мы бежали с базы Каллисто после того, как на меня устроили охоту падшие. Было за что, признаю. Бежали не на Землю, хотя «жук» мог бы до неё дотянуть – кто нас ждёт на Земле? Мы направились ещё дальше к границам Солнечной Системы, к базе Небесного Воинства на Титане.

Я и Боря просто паниковали. Дело тут не в падших, приказ на моё устранение пришёл с Земли, из генерального штаба. Анна присоединилась к нам, потому что уже была арестована – за попытку защитить мою последнюю рабочую тушку, в которой я сейчас и жил. Хелен мы захватили с собой, потому я больше не верил в доброту Небесного Воинства и не ждал для неё ничего хорошего.

Почему с нами отправился Эрих я не знал. Мы никогда не были друзьями, скорее – наоборот, враждовали. Но как бы там ни было мы улетели впятером и забрали с собой впавшую в кому Элю.

Собственно говоря, даже в таком состоянии она снова нас спасла. Когда командующий базы, генерал Хуэй Фан вышел на связь с «жуком» я нагло соврал, что мы выполняем приказ серафима: перебраться на базу Титан и ожидать вместе с ней дальнейших указаний.

Формально Ангельская Иерархия нами не командует. Распоряжения отдаёт штаб Небесного Воинства, а им, как бы, руководит ООН.

Но представьте себе, что в средние века к провинциальному европейскому епископу является всемогущий ангел и велит срочно отправить несколько священников в дальний монастырь. Будет ли священник спорить? А рискнет ли высказаться против сам Папа Римский?

Так что Хуэй Фан некоторое время молчал, глядя с экрана (нас разделяло уже несколько световых минут), а потом спросил:

– Ваших клонов отправить следом?

Я был достаточно взвинчен, чтобы кивнуть и сказать:

– И щенов с тушками! И личные вещи. А на моём компьютере сотрите все скачанные фильмы.

Вот так мы и отправились в систему Сатурна, где я с детства мечтал служить.

Я помылся в душевой рядом с тренировочным залом. Всё-таки сутки в костюме даром не проходят. Натянул комплект чистой формы, грузилова, вышел в комнату ожидания.

Анна и Эрих уже были здесь, сидели за столом и негромко разговаривали. Я подсел к ним, а через минуту появился и Гиора.

– Ну что, юпы, ругаться будете? – бодро спросил он.

– Вы ввели в имитацию слишком много факторов, – сказал Эрих. – Отказ искина, атака падших, минное поле, вонючки… простите, тварики… с тыла.

– И разрушение твоего истребителя, – подсказал Гиора. – На деле у тебя был сорокапроцентный шанс пройти сквозь Кольцо. Это все претензии?

– У меня еще одна, – сказал я. – Вы не были с нами в тренажере!

– Что поделать, дела, – деланно вздохнул Гиора. – Теперь слушайте. Вы неплохие пилоты, разве что специфики нашей не знаете. Наверное, у Юпитера я тоже выглядел бы неумехой. Но это ничего не меняет! Вы не готовы к полётам, а тушек у вас нет.

– У меня есть, – заявил Эрих.

– Есть. Но все ваши тушки в дороге. Послезавтра прилетят, поместим в клонарню – можешь начать тренировки. С вами сложнее… – Гиора посмотрел на нас с Анной. – У Святослава сплошь мелочь и один семилетний клон. Он на усиленном выращивании, но зрелости достигнет через полгода. У Анны чуть лучше, но месяц-другой на доращивание уйдёт.

Гиора побарабанил пальцами по столу.

– Теперь про ваших товарищей. Хелен – она не в себе, верно?

– Сбой квантовой запутанности, – подтвердил Эрих.

– Летать не умеет.

– Мы её научим. У неё хороший потенциал.

Гиора приподнял одну бровь, но смолчал.

– А Боря? Кто он такой?

– Пилот. Тоже сбой, – на этот раз ответил я. – Возродился в пятилетнем теле. Его чуток колбасит, но он в норме.

– И какой из него пилот? Костюмы не рассчитаны на таких клопов!

– Можно поискать детские, тренировочные.

Гиора с сомнением покачал головой.

– А тушки у него имеются?

Мы молчали. Мы-то понимали, что никаких тушек у Бори нет в принципе. И что произойдёт, если он вдруг погибнет – совсем непонятно. В мою тушку перенесётся? Исчезнет? Возникнет в моей голове?

– Я тут достал полный список пилотов Каллисто, – неожиданно сказал Гиора. – Так вот, Бори нет в списках.

– Вычеркнули, – ляпнул я наобум.

– Допустим, – командир первого крыла кивнул. – А девушка в коме? Эля, верно? Она-то кто такая?

– Это закрытая информация, – осторожно сказал я. – Обратитесь к руководству базы.

– Обращался, – кисло сказал Гиора. – Наорали и велели не лезть не в свои дела.

Я развёл руками.

Высшее руководство базы Титан было, конечно же, в курсе произошедшего и само пребывало в полном растерянности от ситуации. Пилотам ничего объяснять не стали.

– Вы нам свалились на голову, а мне велели принять вас в действующий состав, – мрачно сказал Гиора. – Но вы темните. И не готовы.

– Мы хотим летать, – упрямо произнесла Анна.

– Все хотят. Давайте так, – Гиора помедлил. – Вы мне дадите хоть что-то, хоть какую-то правду! Кто вы все такие, почему на штабном корабле удрали с Юпитера к Сатурну. Тогда я постараюсь для вас что-то придумать.

Эрих посмотрел на меня и неожиданно сказал:

– Давай, Святослав. Рассказывай, что сочтёшь нужным.

Гиора уставился на меня.

Анна и Эрих затаили дыхание.

Блин, как бы мне сейчас помог Боря!

А что Боря? Он старше и умнее меня? Нет, просто собраннее. Вот настоящий Святослав Морозов, совсем уж взрослый и тёртый жизнью, наверняка нашёл бы, что сказать и как заслужить сочувствие Гиораа.

– Случилась некрасивая история, – сказал я, глядя в глаза командиру первого крыла. – Позорная… для всего Небесного Воинства и многих пилотов.

Гиора моргнул.

– Если совсем коротко… там замешано несколько человек из клонарей и руководства базы.

Гиора моргнул снова.

– Открылась очень неприятная ситуация, на протяжении нескольких лет происходившая с тушками пилотов… – вкрадчиво сказал я.

Гиораа перекосило. Он грязно выругался:

– Кусохтах!

Я печально кивнул.

– В результате… мы были вынуждены покинуть базу. Не можем больше там находиться, – я покачал головой. – Понимаешь?

– Понимаю, – сказал Гиора. Встал, качая головой. – Вот у нас однажды… – он махнул рукой. – Думал, слухи.

– Не рассказывайте никому! – жалобно попросила Анна.

– Не стану, – пообещал Гиора. Прошёл вдоль стола. Покосился на Анну. – Я всё равно не пущу вас в патруль, пока нет тушек! Найдём достойное занятие на Титане, обещаю. Как прилетят ваши тушки – лично прослежу, чтобы их быстрее дорастили. Есть методы. Так эти ваши… травмированные… всё из-за этого?

– Даже не спрашивай, что с ними было, – сказал я.

– Не стану, – пообещал Гиора. – Всё понимаю.

В общем разговор закончился хорошо. Гиора не стал больше допытываться, нарисовав в своей голове самые отвратительные картины произошедшего. Мы вышли из тренировочного зала и побрели к своим комнатам.

– Ну ты и ловкач, – пробормотал мне в спину Эрих.

– А что делать-то, – вздохнул я.

– Но нам всё равно сидеть на базе.

– Эрих, ты же сам с нами захотел. Зачем?

Эрих хмыкнул.

– Мы не друзья, меня ты терпеть не можешь, – продолжал я. Мы шли по коридорам, в которых горела слабенькое ночное ощущение, стены казались голубовато-серыми, как на Каллисто, хотя я знал, что тут они бежевые. Если расслабиться, то кажется, что ты дома. – Ты меня вообще убил, блин!

– А потом помог.

– Ну так зачем напросился? Летал бы сейчас у Юпа…

– Ты не забыл, что мы мёртвые пилоты? – спросил Эрих. – Мне надоело. Хочу быть живым. Хочу понять, кому мы служим. Хочу узнать, что вообще творится.

– Мальчики, пойдёмте в столовку? – предложила Анна. Она нервничала от таких разговоров.

– Пойдём, – легко согласился Эрих. – Хочу кусок мяса и кофе!

Я подумал, что идея хорошая. Сок, кисель и жиденькая овсянка из соска – совсем не то, что нужно моему восьмому телу, чтобы вырасти. Ему жареной картошки и мяса хочется. Или здоровенную пиццу…

– Я с вами, – сказал я.

И в этот миг освещение в коридоре резко усилилось. Я даже глянул на браслет – утро, что ли? Нет, час ночи…

А потом раздалась пронзительная, но одновременно ликующая трель сигнала. Нет, не тревога. Всего лишь «внимание, внимание всем!»

– Ну понеслась… – обреченно сказал Эрих.

Я его понимал. Я этот сигнал слышал реже, чем сирену общей тревоги.

Он звучит при неожиданном визите ангела на базу.

Думать я не стал, сразу кинулся бежать.

Глава 2

Нам выделили пять комнат (нас с Борей поселили вместе) на самом нижнем, минус шестомжилом, уровне. На минус первом живёт начальство, военное и гражданское, на минус втором умники, на минус третьем летчики, на минус четвертом морпехи, на минус пятом техники, врачи, клонари и прочий обслуживающий персонал. А на минус шестом – всех понемножку. Там изредка живут лётчики, которые хотят одиночества или рассорились с другими. Селятся техники, работающие в нижних уровнях, тут дают каюты временно прикомандированным сотрудникам. И нас тоже тут поселили.

Разницы, конечно, никакой, но какая-то обидка остаётся.

Коридор был пуст, шестой уровень вообще не заполнен до конца. Наши комнаты были в самом конце, и возле дверей стояли спугнутые сигналом Боря и Хелен. Боря подпрыгивал и приплясывал на месте, дитячество, то есть сток по-местному, брало своё. А Хелен стояла и заламывала руки, будто в кино из старинной жизни. За время полёта мы вроде бы много чего ей объяснили, но мне кажется, что она до сих не до конца верила.

– Свят, сигнал! – тоненьким голоском прокричал Боря. – Свят!

Я не стал отвечать, и не стал забегать к себе, сразу рванул дверь в комнату Эли. Нет, прибывшего ангела там не было, Эля по-прежнему лежала на кровати с закрытыми глазами, редко и глубоко дыша. Она была в пижаме, из-под которой выпирали датчики на груди и руках.

Если честно, я не стал бы спорить с врачами, пожелай они поместить Элю в лазарет. Но командующий базы, генерал Роберт Уотс, от появления серафима, пусть спящей и в таком странном обличье, пришёл в ужас и предпочёл разместить её с нами. Доктора приходили к ней дважды в день, осматривали, но явно не имея представления, кто она такая и что с ней.

Я постоял в дверях, потом вошёл и сел в ногах кровати. Следом зашёл притихший Боря, за ним Хелен. И уж потом – Эрих с Анной. Боря с Хелен тоже присели на кровать, Эрих на единственный стул. Анна осталась стоять.

– Ну ты и рванул, – сказал Эрих.

– Ангел прилетел из-за вас? – быстро спросил Боря. – Из-за вас, да? Как экзамен? Вы что-то натворили? На тренажере или в космосе? Это же сигнал «ангел на базе»!

– Экзамен провален, мы ничего не натворили, – ответил Эрих. – Притихни, альтер. Я, кажется, понял, почему меня так Святослав бесил – ты на него дурно влиял.

– Ну извини. А твоя Оттилин на тебя хорошо влияет? – болтая ногами спросил Боря. – Так не из-за вас сигнал?

Лицо Эриха вдруг стремительно порозовело. У девчонок часто бывают альтеры с мужскими именами, да что далеко ходить – у Анны альтера зовут Фэйсфул. Это ничего не значит. Но про парней с альтерами-девчонками я не слышал.

Стоп. А откуда Боря знает имя чужого альтера?

Но конфликт надо гасить.

– Сигнал не из-за нас, – быстро сказал я. – Мы завалили тренажёр, тут летать надо иначе, а мы без тушек, нас пока не выпустят в космос. И почему раздался сигнал не знаем!

Наступило молчание, лишь вентиляция недовольно всхлипнула, уловив избыток людей в комнате и заработала быстрее. Эля лежала в своём оцепенении, длящемся уже больше месяца, Хелен переводила взгляд с Бори на Эриха, а с Эриха на меня, чувствуя повисшее напряжение. Руками она всё пыталась комкать несуществующую юбку. Убедить её ходить в «мальчишеских штанах» оказалось даже сложнее, чем пользоваться туалетом в невесомости. Анна строго посмотрела на Борю: обсуждать чужих альтеров было не принято. Но Боря, видимо исходя из того, что он не первым начал, все так же болтал ногами и с невинным видом смотрел на Эриха. Потом сказал:

– Тихий ангел пролетел… Чего молчите-то? Ангел даст Уотсу указания и свалит. Нужны мы…

Ангел вошёл, прежде чем он успел закончить.

Обычно ангелы просто появляются там, где им нужно или, из вежливости, входят как обычные люди. Этот выбрал необычный способ – прошёл сквозь дверь, которая на мгновение заколебалась, словно бы рассыпавшись на миллион крошечных разноцветных точек, а потом вновь стала твёрдой за его спиной.

– …ему, – сказал Боря и замолчал.

Ангел был и похож на всех других, и разительно отличался. Так оно всегда и бывает. Лица у ангелов такие идеальные, что невозможно разобрать отдельные черты, схватываешь образ целиком. Но если собраться и начать вглядываться, то различия выплывают.

Выглядел он как мужчина, высокий, больше двух метров. Крылья то ли скрывались под свободным белым одеянием, то ли ангел не считал нужным сейчас их показывать. Глаза были серовато-жёлтыми, будто облака Сатурна. Ореол был сжат и светился вокруг ангела тонкой, почти невидимой плёнкой тёплого жёлтого света, казалось, будто светится сама кожа.

– Ангел мой, ваше совершенство… – прошептала Анна. Она единственная стояла и сейчас склонила голову. Хелен встала и торопливо сделала книксен. Эрих резко вскочил и, к моему удивлению, не подлетел вверх, а остался стоять.

Хотя чему удивляться – наши тела потяжелели, будто мы где-то на далёкой Земле. Гость менял гравитацию так, как считал нужным.

Ангел на мгновение задержал взгляд на Анне и Эрихе. Потом посмотрел в нашу сторону. И я ощутил, как меня поднимает и относит на пару шагов. Ангел всё так же молчал, только теперь он смотрел на Элю, слегка склонившись над койкой. Только Боря остался сидеть, притихнув будто мышь под веником.

…Блин, какая ещё мышь и что такое веник?

Ангел взял Борю за плечо и аккуратно снял с кровати. Помедлил и погрозил ему пальцем.

Ну вот. Допрыгались.

– Я Кассиэль, – сказал ангел. По комнате распространился цветочный запах, резковатый и даже чуть тревожный. Я запахи помню по освежителям воздуха, но такого мне не попадалось. – Все вы, люди, были на станции Каллисто. Что произошло между серафимом Иоэлем, началом Рахаб’илем и тремя падшими?

Я обнаружил, что все смотрят на меня.

– Мы не знаем, что произошло, – сказал я.

Кассиэль задумчиво посмотрел на меня. Спросил:

– Ты не хочешь меня приветствовать. Ты даже не назвал своего имени. Почему?

– Моё имя вы и так знаете, – ответил я. – А насколько вы совершенны и насколько мой – неизвестно.

Сказать, что мне было страшно – ничего не сказать. Но почему-то я верил, что это правильно. Если сейчас склонить голову и пробормотать положенные слова, то я словно кого-то предам.

– Дерзко, – сказал Кассиэль. – Но справедливо. Расскажи, что случилось, Святослав Морозов.

Гнева в его голосе не было, скорее любопытство.

– Я спас Иоэль на Юпитере, – ответил я. – За это она… он… – я сбился.

– Иоэля больше нет, – ответил Кассиэль. – Кто такое Эля мне до конца неизвестно, но раз ты дал ей такое имя и облик, а они были приняты… называй её «она».

Эрих не сдержался, шумно выдохнул.

– Она обещала помочь, – сказал я. – Когда трое падших напали на базу, я воззвал к ней.

Слово «воззвал» показалось мне самым правильным. Не «призвал», конечно, кто я такой, чтобы повелевать ангелами. И не «позвал», это как-то мелко, позвать я могу Борю, если тот в туалете засиживается.

Эрих кивнул.

– Она явилась, – продолжил я. – Позвала Рахаб’иля и велела уничтожить исток зла. А тот в ответ – ты больше не серафим, не знаю, кто ты такая… Ну тогда она раскрыла крылья…

– Далее? – спросил ангел с явным интересом.

– Исток и Рахаб’иль исчезли. Стали мелкой пылью, пыль замерцала… и всё. А Эля упала без чувств! И мы улетели с Каллисто вместе с ней, потому что на базе все спали и…

Кассиэль погрозил мне пальцем и мой рот захлопнулся.

– Очень интересно, – сказал ангел вслух. – Рахаб’иль был честнейший из начал. Прямой и непреклонный. Слишком прямой…

Он размышлял, глядя на Элю.

– Исток зла, падший. Начало, ангельский чин… – он замолчал. – Святослав, ответь, ты веришь, что мы ангелы и демоны?

Губы снова начали мне повиноваться.

– Не знаю, – сказал я. – Как-то мелко, если честно.

Кассиэль приподнял бровь.

– Я имею в виду – в масштабах Вселенной, – торопливо уточнил я. – Кто мы такие, чтобы с нами возиться?

– Понимаю, – кажется, ангел развеселился. И, впервые, посмотрел на меня пристально.

Ощущение было, словно облили ледяной водой и выставили под вентилятор. Но я набычился и остался стоять неподвижно, глядя ангелу в глаза. Казалось, что я погружаюсь в бездонный чёрный космос, в котором горят немигающие звёзды.

– Вот даже как… – произнёс Кассиэль задумчиво.

Есть у ангелов такая неприятная манера: проговаривать свои мысли вслух, но не уточняя, что именно их заинтересовало.

– Скажи, Святослав, что такое случайность? – спросил он. – Существует ли она вообще, или всё происходящее предопределено Богом?

У стоящих за его спиной Анны и Эриха даже глаза расширились от удивления. Слыхано ли такое, чтобы ангел всерьёз задавал вопрос человеку? И ждал ответа?

– Вы лучше знаете, – сказал я. – Наверное. Но если случайностей нет, то и свободы воли никакой нет, так? Значит мы лишь марионетки из плоти, у которых пружину завели ещё во время Большого Взрыва. Значит… значит ничего на самом деле нет, ничего не важно, ничего никогда не изменится. Значит меня на самом деле нет, это атомы складываются так, как им предначертано. И вас тоже нет. И времени нет, Вселенная – всего лишь запись, надгробная плита. И…

Я помедлил секунду, а потом всё-таки закончил.

– И Бога тоже нет.

Хелен зажмурилась и зажала рот рукой.

– О, – сказал Кассиэль. – Даже так.

– Так что я лучше буду думать, что случайности есть, – сказал я.

Кассиэль помолчал. Потом снова посмотрел на Элю.

– Что с ней? – спросил я.

К моему удивлению, ангел ответил.

– Сложно объяснить. Сложно даже понять. Слишком много всего произошло. Давай я скажу то, что будет доступно твоему разуму – она малая часть Иоэля. Но эта часть – пята.

– Чего?

Я представил себе исполинского серафима, парящего в космосе. И его пяту. Не менее исполинскую, размером с базу.

– Как сложно говорить с людьми, – как ни в чем не бывало продолжил Кассиэль. – У вас слишком мало слов, и вы называете одинаково разные сущности. Да, она пята. Иоэль без неё не способен существовать. А она заперта в бренном теле из плоти, неспособном вместить мощь серафима.

– Хорошо, пята, так и что с ней? – повторил я. – Она уже тридцать восемь дней так лежит. Ей переливают жидкости и питание, но она не реагирует!

– Уничтожить исток и начало, будучи в этом теле, было непосильным трудом, – Кассиэль мельком глянул на меня и снова уставился на Элю. – Её ореол почти угас, благодать иссякла. Тело умрёт через два дня, а что будет дальше мне неведомо.

– Вы можете ей помочь?

– Могу, но не стану, – спокойно ответил Кассиэль.

– Она же ваша! Ангельская! Она в беду попала, еле спаслась! – выкрикнул я. – Мы никогда своих не бросаем, а вы?

– А мы верим, что существует свобода воли, – строго ответил Кассиэль и укоризненно посмотрел на меня. – Всё, что нужно, чтобы прийти в сознание, было ей дано и рядом с ней. Остальное – воля Божья…

Он вздохнул и мне показалось, что это его первый вдох за всё время. До этого он вообще не считал нужным дышать. Кассиэль покачал головой и продолжил:

– Как несовершенен человеческий язык! И в то же время как хитро устроено его несовершенство!

– Вы ей поможете? – упрямо повторил я.

– Всё уже было сказано. Я не вправе помочь, вам же – спасибо за служение. Примите благодать, юные люди, – сказал ангел.

И нас накрыло благодатью, так, что Боря тоненько вскрикнул, Анна охнула и зашептала молитву, а Эрих отступил, прижимаясь к стене и задышал часто и быстро. Хелен же замерла как столб, тараща глаза. Меня затрясло, чуть колени не подогнулись. Пожалуй, лишь сама Эля в «пчеле» коснулась меня благодатью такой силы.

– Да будет с вами моё благословение, – продолжил Кассиэль. – Я вернусь через два дня.

Он исчез, а вместе с его исчезновением ушла и земная сила тяжести. Стало полегче.

– Это… что… такое сейчас было? – воскликнул Эрих. – Издевается?

– Он дал нам благодать, – тихо сказала Анна. Она водила руками по телу, словно благодать была целебным кремом, который следовало немедленно размазать. – Так легко!

– Да плевать, что легко, наговорил загадок и ушёл! – возмущенно сказал Эрих. – Навонял тут…

– Это запах лилий, мне нравится! – возмутилась Анна.

– И смылся! Хоть бы эту… свою… вылечил! Тоже мне…

– Замолчи! – одёрнула его Анна и Эрих опомнился, замолчал.

Я невольно посмотрел на Элю – быть может и ей досталось благодати? И она сейчас очнётся?

Но Эля лежала, как и раньше.

– Почему он назвал её пятой? – спросил я.

– Пята – это опорный камень, – пробормотал Эрих. Он был красный, потный и, кажется, испуганный. – Не пятка, а пята. Главный фрагмент, который всё держит вместе, понимаешь? Типа как краеугольный камень. Она не Иоэль, но без неё серафима не существует.

– Ребята… – неожиданно произнесла Хелен. И не на своём старомодном английском, а на нашей смеси языков. – А я ведь вас знаю, да? Мы… мы летали вместе.

Мы встрепенулись.

– Благодать исцеляет! – радостно воскликнула Анна. Схватила Хелен за плечи, встряхнула. – Давай, давай, вспоминай!

Увы, чудо если и случилось, то какое-то неполноценное, вроде самого визита Кассиэля. Хелен теперь точно уверилась, что мы «давно-давно знакомы» и даже полагала, что мы родственники. Но всё это наложилось на её сказочное восприятие мира и, кажется, она считала нас всех заколдованными детьми, побывавшими вместе с ней не то на острове Питера Пэна, не то в холме фей.

– А ведь он мог бы Хелен полностью исцелить, – мстительно сказал Эрих. – И серафиму свою тоже! Ему это – как…

– Эрих! – снова воскликнула Анна.

Да что вообще происходит? Кассиэль, конечно, странный. Но ангелы все странные. Почему Эрих на него так завёлся?

– Что Эрих? – бывший командир первого крыла сжал кулачки. – Надоело!

– Пошли в столовую, – сказала Анна. Взяла за руки Хелен и Борю. – Пусть перебесится.

И они действительно ушли. Хелен послушно, а Боря – так с энтузиазмом. Обретя собственное тело мой альтер полюбил есть.

Мы с Эрихом остались наедине с лежащей в коме Элей.

– Что ты завёлся? – спросил я. – Ангелы все такие, особенно из высших чинов. Этот хоть разговаривал!

– Разговаривал? Сказал, что Эля умрёт через два дня – и смылся! Он мог её спасти, он же сам сказал! И Хелен вылечить, и Элю исцелить. Но нет – прикрылся свободой воли и ушёл. Захотел бы, так наоборот, сослался бы на волю Господа и спас. Они всегда правы, понимаешь? Очень удобно!

– Но он пришёл…

– Зачем? Помочь нам? Нет! Спасти серафима? Нет! Кассиэль пришёл убедиться, что она умирает!

Эрих вдруг толкнул меня в грудь.

– Или на тебя посмотреть. Мы для него как пустое место, его только ты интересовал.

Я неохотно кивнул. Мне тоже так показалось. Я спросил:

– Кто он, ты знаешь? Средний чин?

– Вообще-то Кассиэль переводится как «престол Бога», – Эрих ухмыльнулся. – Вот только он не престол. В известных списках его нет, он в стороне от всех.

По ангелологии и криптотеологии у Эриха всегда были хорошие оценки. Поэтому я спросил прямо:

– И в какой стороне?

Эрих опять ухмыльнулся.

– Вроде как персонально контролирует систему Сатурна. А еще – ангел мщения. Такой вот ангельский… чекист.

Он заметил моё удивление и пояснил:

– Спецагент. Понимаешь? Твоя Эля…

– Не моя, – быстро сказал я.

– Да не тренди. Твоя Эля может быть пятой серафима Иоэля, каким-то центром его силы, генералом если угодно. Вот только спецслужбы частенько генералов винтили, и у вас, и у нас.

– Нет никаких «вас» и «нас».

– Были. Ты же всё понимаешь, да? Так вот, Святик, не знаю уж причину, но твоя Эля в большой немилости у своих же. Просто грохнуть её они не могут, но надеются, что умрёт.

– Не моя, – устало повторил я. – Да что ты несёшь, Эрих? Да, мы клоны мёртвых пилотов. Расходный материал. А она – пята серафима.

– Ты её любишь, – спокойно сказал Эрих.

– Нельзя любить… явление природы, – сказал я. – А если она ангел, то тем более.

– Тогда поцелуй Анну.

– Да пошёл ты!

– А что так? Мы взрослые люди, Святослав. Свежая тушка – поцелую не помеха. Подойди, скажи, что любишь и поцелуй. Она только этого и ждёт.

Теперь уже я толкнул Эриха в грудь – ещё не удар, но уже не дружеский толчок.

– Отвали! Анна мне друг! И мы в дитячестве!

– И что с того? Кому и когда это мешало? Как умирать, так взрослые, а как трахаться – так дитячество?

Размахнувшись, я попытался ударить Эриха по лицу. Но тот ждал и увернулся. Хрипло рассмеялся.

– Ты запал на Элю. Даже не спорь!

Я кинулся на Эриха, но он вцепился мне в руки, я в него, и мы принялись толкаться на месте. Я пытался ударить его головой или ногами, но в слабом притяжении Титана это очень трудно.

Нас никогда не учили драться. Пилотам не нужны навыки рукопашного боя, а во время учёбы и службы у нас не было времени на такие глупости. Так что мы рычали, мычали, пихались локтями и коленями, мотаясь по всей комнатке, будто двое примерных детишек, дерущихся первый раз в жизни.

– Святослав, остынь уже, – сказал наконец Эрих.

– Извинись!

– Прости пожалуйста, – тяжело дыша ответил Эрих. – Я ведь не для того, чтобы тебя обидеть.

Я остановился и отпустил его.

– Хочу, чтобы ты понял всё для себя, – произнёс Эрих. – Пока в себе не разберешься, не поймешь, что делать!

– И что делать?

– Знал бы – сказал.

Он отряхнул форму, пожал плечами и пошёл к двери. Я молча вышел вслед за ним и закрыл дверь. Сказал:

– Всё равно ты козлина.

– Я слишком рано понял, что к чему, только и всего, – ответил Эрих, стоя ко мне спиной.

– Рано это когда?

– Лет в семь.

Он пошёл в свою комнату. А я постоял и отправился к себе.

Глава 3

Мы с Борисом вернулись в свою комнату в начале третьего ночи. Рваный график для пилота – норма, можно было и уснуть, и решить, что утро уже началось. Я лёг на кровать, а Боря устроился на маленькой кушетке, которую для него принесли из клонарни. Вот он точно не собирался спать, уткнулся в планшет и принялся играть. Вооруженный мечом воин бегал по лесу, временами отмахиваясь от каких-то зверей и собирая целебные травы.

Впрочем, говорить это ему не мешало. Сразу обо всём.

– Свят, ты напугался Кассиэля? Я очень напугался. Тебе рыбные котлеты понравились? Мне нет. Чего-то Кассиэль от нас хотел. Только соус противный.

– Эрих думает, что Кассиэль пришёл на Элю посмотреть, – неохотно ответил я. – Убедиться, что она умирает.

– У, какой волчара! – воскликнул Боря. – А я тебя мечом… Да зачем ему приходить? Ангелы могут узнать всё, кроме… Тебе мало, да? Мало?

Я сел на кровати, сбросив одеяло и сказал:

– Боря, ты можешь нормально разговаривать? О чём-то одном?

– Конечно могу. Сейчас, шкуру сниму, за неё три медяка дают в лавке…

– Боря!

Альтер, попавший в хилое тельце моего пятилетнего клона, удивлённо посмотрел на меня. Аккуратно положил планшет, не забыв поставить игру на паузу, тоже присел.

– Свят, я пятнадцать лет с тобой. Ты меня придумал, такого, какой я есть. С твоими мозгами что-то сделали, и я появился.

– Помню.

– Да что ты помнишь с пяти лет? Я и то все забыл! Я даже не помню точно момент, когда кончились твои мысли, а начались мои. Лет с шести-семи примерно. С тех пор я с тобой был, так?

– Во мне, – мрачно подтвердил я. – Так.

Мой пятилетний клон – тощенький, вихрастый и курносый, кивнул и улыбнулся. Нахмурился, сунул палец в рот и покачал нижний передний зуб.

– Ух ты, зуб шатается!

– Поздравляю, – кисло сказал я.

– Значит, благодать не укрепила молочные зубы, а ускорила мой рост, – задумчиво решил Боря. – Свят, ты пойми, у меня никогда ничего не было. Даже своего голоса, понимаешь? Я мог только думать и с тобой мысленно общаться. Я вчера коленку ушиб, так я радовался – это моя коленка, она болит, а я ору. И что я могу говорить обо всём! И есть в столовке что хочу. И…

– Иди сюда, – позвал я.

Боря забрался ко мне на койку, я обнял его и взъерошил волосы.

– Извини. Наверное, я немного злюсь, что мой альтер теперь сам по себе. Другие альтеры тоже об этом мечтают?

– Конечно, – вздохнул Боря. – Все мечтают. Все знали, что такое невозможно. И вдруг у меня получилось!

– Я рад. Честно.

Мы помолчали, прижимаясь друг к другу.

– Так вот, Эрих ошибается, – произнёс Боря почти прежним, поучительным, альтеровским тоном. – Я размышлял на эту тему. Ангелы знают почти всё, но не всё, ибо всеведением, в рамках богословия, обладает лишь Господь Бог. Известные нам ограничения ангельского знания связаны с поведением демонов, людей и других ангелов.

– То есть разумных существ, – сказал я осторожно.

– Ага. То есть существ, у которых есть свобода воли.

– А есть ли она у ангелов…

– Если часть ангелов взбунтовалась против Бога, то они обладали свободой воли, – наставительно произнёс Боря. – И то, что творится вокруг Эли, показывает, что и ангелы свободы воли не лишились.

Я кивнул.

– Хорошо. Но Эля умирает, ангел так сказал.

– И это Кассиэль знал заранее. Она в коме, какая тут свобода воли. Но Кассиэль пришёл и с нами поговорил, – Боря покосился на меня, поправился. – С тобой поговорил! Зачем? Если ждёт, пока Эля умрёт, то просто подождал бы.

– Ясно, – сказал я. – А всё-таки ты прежний рассудительный альтер, а не только противный ребёнок!

Боря засмеялся и прямо с моей кровати прыгнул на свою кушетку. Схватил планшет и вновь в него уткнулся, но я не стал возмущаться.

Итак, Кассиэль пришёл, чтобы мне что-то сказать?

Но не прямо.

Потому что есть свобода воли, а есть правила. А ещё чины, субординация, интриги и подковерная возня. У ангелов тоже всё как у людей.

– Ты не знаешь, как сражаться с бронированными огнедышащими медведями? – спросил Боря.

– Я не играл в эту игру. Спал бы ты лучше.

– Днём посплю, маленьким можно, – Боря хихикнул. – Кстати, Эрих ошибается. Или только половинку понял.

– Ты о чём?

– Пята. Это круто, конечно, что он такие термины знает, я вот не знал. Я про другое подумал, про ахиллесову пяту.

– Уязвимое место? – уточнил я.

– Ну да. Кстати, очень по-ангельски, сказать то, что имеет два значения, но передаётся одним словом… О, понял! Медведей надо бить в открытый рот!

Я взял со стула форму, надел штаны и грузилово, потом натянул футболку.

– Три часа ночи, – задумчиво сказал Боря.

Я пошёл к двери.

– Так любишь? – воскликнул Боря азартно, хоть и продолжал пялиться в планшет.

– Вы, блин, сговорились? – воскликнул я. И осёкся. Врать альтеру – это как врать самому себе. – Не знаю. У меня такого не было. Не с чем сравнивать.

– Вообще-то я говорил с бронированным медведем, которому вогнал меч в глотку, – сказал Боря и снова покачал пальцем зуб. – А насчёт Эли всем понятно, кроме тебя. Только учти, ей миллиарды лет, а тебе двадцать.

Он осмотрел обслюнявленный палец и вытер его о трусы.

– Ну или ей шестнадцать, а тебе двадцать и двенадцать одновременно. Все варианты очень корявые, нескладные.

– Сам ты корявый, – сказал я и вышел из комнаты.

Дверь закрылась. Я отошёл на пару шагов и встал между своей комнатой и той, в котором лежала в странной ангельской коме Эля: осколок серафима Иоэля, краеугольный камень и ахиллесова пята одновременно.

Да, всё коряво.

Ну почему я должен разгадывать ангельские загадки? Я пилот. Я умею летать и сражаться, а не разгадывать загадки. Вот, даже Борину игру слов не просёк, а ведь он специально так сказал, мелкий провокатор.

Коридор был пуст и тих, как и положено на минус шестом уровне глубокой ночью. Где-то неслись в пространстве «стрекозы» и «оводы», сидели в штабе дежурные офицеры. Морпехи, доктора и умники большей частью спали. Дежурные клонари дремали за столами в окружении зреющих тушек. Кто-то, наверное, бухал или занимался иными взрослыми делами. Заканчивал торможение приближающийся к Титану корабль, на котором наконец-то прибудут наши запасные тела… тем, у кого они есть, конечно.

А я стоял и грыз ноготь, пытаясь понять, что же мне делать.

Так ничего и не решив, подошёл к двери в комнату Эли и открыл её.

Полоска ночника над кроватью Эли тускло светилась оранжевым. А я сидел рядом на стуле, смотрел на лицо ангела и думал.

Сейчас мне надо было выгнать из головы всё дитячество, и даже себя двадцатилетнего, пилота «пчелы» Святослава Морозова, выкинуть нафиг. Сейчас мне надо было думать и вести себя как моя основа, тот самый «Свят», в сознании которого я несколько раз побывал. Серьёзно, по-взрослому.

Нет!

Я тряхнул головой.

Знаю я, как поступил бы Свят! Он, конечно, хороший пилот, иначе его не попросили бы стать донором для клонирования. Но он настоящий дисциплинированный военный лётчик. Есть приказ, его надо выполнять. Инициатива допустима лишь в тактике выполнения приказа, а приказа спасать Элю не было.

Чтобы понять, как поступить, я должен быть всеми ими сразу. Собрать себя из кусочков. Из откатившегося вновь в детство Святика, наивного и восторженного мальчишки, заглядывающегося на девчонок. Из хмурого и обиженного на весь мир юноши Святослава, которому никак не удаётся вырасти. И да, из взрослого, старого, а может уже умершего лётчика с позывным Свят, который пожертвовал любовью к девушке ради любви к небу. Я должен соединить их всех воедино, потому что только я помню и понимаю каждого.

Это было сложно, будто я строил пирамиду из блестящих разноцветных стеклянных шариков, тускло-серых вольфрамовых стержней и золотистых звёздочек. Шарики раскатывались, стержни соскальзывали, звёздочки проворачивались. Они не хотели и не умели быть вместе – мальчишка, юноша и взрослый. Слишком разные, слишком далёкие, думающие и мечтающие о разном. Я всё пытался объединить их, заставить думать сообща, но ничего не получалось, я завяз, будто в неисправном противоперегрузочном костюме, который давил со всех сторон и игнорировал меня. Мысли Святослава и Святика и те не смешивались, как масло и вода, а уж то, как думал и видел мир Свят, осколками проносилось насквозь. Я смотрел на лицо Эли и чувствовал, как из этого с виду обычного, человеческого тела уходит, исчезает что-то главное.

Говорят, что у ангелов нет души. Они – чистая мысль, способная облечься любой плотью. Кто-то человеческой, кто-то обретает исполинские размеры и кристаллические тела. Сбросить и вновь обрести тело для них – как для нас сделать шаг.

Но с Элей что-то не так. Нас связал удар Соннелона, про который я так ничего до сих пор и не знаю. Меня швыряет в прошлое, в сознание моей основы, а Эля не способна вновь превратиться в серафима. Спасая нас, она попыталась дотянуться до своей подлинной силы и вот уже тридцать восемь дней лежит в коме. Что-то может её спасти, я знаю, но, чтобы это понять я и сам должен измениться, прыгнуть выше головы.

Ну давай же, давай, пилот, время оживлять своих мертвецов!

Я протянул руку – и коснулся щеки Эли, робко, как это мог бы сделать двенадцатилетний Святик. Провёл пальцами по коже, как сделал бы двадцатилетний Святослав. И осторожно убрал руку, как поступил бы взрослый и серьёзный Свят.

Да, на вид – она спящая девчонка лет шестнадцати. Но это только оболочка.

Она – мой центр сборки. Ахиллесова пята и краеугольный камень.

Я должен её спасти, даже не ради самой Эли или себя. А чтобы понять, что же творится в мире.

– Я тебя вытащу, – пообещал я от имени нас троих.

И снова стал складывать воедино то, что никогда не умело сочетаться – детский восторг, юношеский азарт и взрослую тоску. Складывал, уже понимая, что не получается, невозможно, меня на это не хватает.

Боря вошёл так тихо, что я его не услышал. Подошёл со спины, обнял меня за плечи и прошептал на ухо:

– Я с тобой.

Нет, я не слышал больше его мыслей, а он моих. Но что-то вытащило его ко мне, и я вдруг успокоился, разом. Всё то, что не могло соединиться, противилось и сопротивлялось, вдруг улеглось.

И сложилось воедино.

Разноцветные стеклянные шарики, которыми мы в детстве отмечали на трехмерных картах расположения спутников, намоленные вольфрамовые стержни пакетных зарядов «эрзэкашки», звёздочки с погон лётчиков ВКС – все они сцепились между собой, соединились в причудливый механизм.

У меня всё было, чтобы спасти Элю!

Ангел Кассиан не соврал.

Всё, что нужно, чтобы прийти в сознание, было ей дано – мне!

И я был рядом.

Я протянул руку и положил на прикрытую пижамой грудь. В этом больше не было ни детского любопытства, ни взрослой страсти, я просто знал, что должен делать.

Это было дано Седьмому, но странным образом пережило мою смерть и воскрешение.

– Эля, я возвращаю твою благодать, данную мне как щит и меч, – сказал я. – Спасибо. Вернись!

Я был на сто процентов уверен, что не переживу этого. Так считал Свят, а он повидал жизнь и не ждал от неё никаких подарков.

И я не удивился, когда рука моя безвольно расслабилась, а по телу расползлась слабость – будто на руке вскрылись все вены и вытекает кровь.

Под пижамой пискнули и затихли датчики, наклеенные на тело Эли. Ночник замерцал. Боря вскрикнул и его откинуло от меня, будто ударом тока.

А я сидел и смотрел, как на лице Эли задрожали веки, пока мои собственные глаза закрывались.

Бац!

По одной щеке.

И по второй!

Бац!

Я открыл глаза.

На койке теперь лежал я. А надо мной стояла Эля, занося руку для пощечины.

– Хватит, – попросил я.

– Говорил ведь, живой! – раздался радостный голос моего блудного альтера.

Эля наклонилась, вглядываясь мне в глаза. Она выглядела совершенно обычной, даже в зрачках у неё не было той засасывающей глубины, что у всех ангелов.

– Живой, – решила Эля. – Сердце бьётся. Инсульта нет. Сколько пальцев я показываю?

– Один, – ответил я. – И не надо этот палец использовать, обидно.

– Святослав Морозов, ты идиот? – спросила Эля.

Стало обидно. Я присел, прислонившись к стене, что удалось с трудом – тело пока оставалось ватным, и даже голова закружилась. Рядом с Элей сила тяжести тоже была высокой, земной.

– Почему идиот? Я тебя спас.

Она молчала, кусая губы. Боря стоял рядом, довольный и весёлый, словно ничего особенного не произошло.

– Ты вернул мне благодать.

– Да. Я подумал, что это тебя разбудит.

– Нельзя отдавать всё, – строго сказала она. – Ты мог стереть себя из мироздания! Я вовремя вмешалась.

– Ну извини, на небесах меня учили убивать, а не благодать распределять.

Выглядела она совершенно нормальной, здоровой и бодрой. Не удержавшись, я спросил:

– Что с тобой было? Почему ты вырубилась на Каллисто?

– Ошиблась, – неохотно сказала она. Мой взгляд невольно сползал к её животу, к полоске голой кожи между пижамной рубашкой и штанишками. У нормальных людей там пупок, но у Эли его не было. Интересно, почему так точно копируя человеческое тело, они не могут воссоздать пупок? Им это запрещено? И как врачам, которые осматривали Элю, объяснили эту особенность? Эля тем временем поймала мой взгляд и нахмурилась: – Чего ты смотришь?

– У тебя… – я замялся. – Живот гладкий. Без пупка.

– Конечно, я ведь не рождалась от человеческой женщины.

– Так в чём ты ошиблась?

Эля вздохнула и села на стул. Обняла Борю, который с готовностью и без малейшего стеснения к ней прижался.

– Я потянулась за силой, чтобы стереть исток зла. Тело, в котором я сейчас, самое простое из ангельских. А я попыталась призвать силу серафима.

– Тебя закоротило? – полюбопытствовал Боря. – Или предохранители сожгло?

– Ну вроде того. Пропустила сквозь себя слишком много благодати, тело могло погибнуть, вход был перекрыт, но на выход благодать ещё исходила, я вошла в режим сохранения. Слишком быстро всё произошло, я не успевала контролировать!

– Ты будто про компьютер какой-то говоришь, – осторожно произнёс я.

– Вам так понятнее. Человеческие языки…

– Знаю, несовершенные, Кассиэль уже ругался.

– Кассиэль, – она нахмурилась.

– Это плохо?

Эля пожала плечами и уклонилась от ответа.

– Я хочу есть. И пить. Можно?

В четыре часа утра база начинает просыпаться. Пилоты встают позже, но утренняя смена техников уже отправляется в ангары. Ну а умники и доктора вообще живут по какому-то своему графику.

Мы вошли в столовую вдвоём. Эле я отдал комплект формы, который брал на вырост. Глупая дитячья привычка, как обещание самому себе не умереть в ближайший год, но сейчас она оказалась к месту.

Форма на Эле сидела в обтяжку, но вовсе не так плохо, как я ожидал. Если уж совсем откровенно, то мне показалось, что форма выросла, когда она её надевала – брюки и рукава удлинились, рубашка раздалась в груди.

Честно говоря, мне было трудно присматриваться к одежде, Эля не сочла нужным выйти из комнаты или попросить нас отвернуться, когда снимала пижаму и одевалась.

Пилотов в столовой не оказалось, но болван на раздаче обслуживал двух докторов. Увидев Элю те вытаращились на неё, но подходить и что-то спрашивать не стали. Видимо, инструкции на этот счёт были жёсткие.

– Они смотрят, – тихонько сказала мне Эля.

– Пусть, – прошептал я.

Мне было приятно идти с ней рядом. Будто с девушкой, пусть она и выше меня на голову. По сравнению с тем, кто она на самом деле, рост вообще никакого значения не имеет.

Я взял и ей, и себе омлет – болван затупил, глядя на Элю и пытаясь найти её в базах данных. Потом, на всякий случай, овсянку и сосиски, круассан и джем, апельсиновый сок и чай. Помог отнести всё за столик, пододвинул к ней большую часть тарелок.

– Всё надо съесть? – она выглядела растерянной.

– Что захочешь. Я подумал, вдруг ты не ешь мясо.

Эля наколола сосиску на вилку, поднесла к лицу, понюхала. Откусила. И принялась жевать, пояснив:

– Тут мяса нет.

Я немного расстроился. Нам говорили, что в сосисках не менее двадцати процентов настоящей курятины.

А вот омлет она есть не стала, так что я умял две порции. Зато Эля съела всю овсянку, сосиски, круассан и джем, подумав – проглотила сливочное масло, подцепив его вилкой, выпила кофе и сок.

Доктора исподтишка пялились на неё, но не подходили. Один наговорил на браслет сообщение и кому-то отправил.

– Тебе нравится есть? – спросил я будто человек, придумавший саму концепцию еду.

– Это странно, но я понимаю, зачем нужна еда, – ответила она серьёзно. – И ощущения в теле достаточно приятные.

Я вздохнул.

Ну да, хватит прятаться от самого себя. Я в неё влюблен. Но она не человек и никогда им не станет. Ангел, инопланетянка… Даже с инопланетянкой было бы больше шансов.

– Не расстраивайся, Святослав, – она протянула руку и погладила меня по плечу. – Ты хороший человек и я ценю твою заботу.

Я бы разревелся, наверное, от этих слов и жеста. Еще пару часов назад.

Но сейчас я посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

Как лётчик Свят.

– А ты мне очень нравишься. Глупое человеческое чувство, оно называется любовь.

Эля моргнула. Она не ожидала таких слов. И я продолжил, положив свою ладонь на её.

– Но это совершенно неважно. Между нами бесконечность.

Эля качнула ресницами.

– Да. Бесконечность и вечность.

– Так что давай о деле. Что вообще происходит с тобой, а что случилось со мной? Что вы забыли у нас в системе? Кто такие вонючки? Зачем вы вместе с падшими строите диск из водорода?

Она покачала головой.

– Слишком много. Задай один вопрос, отвечу.

Честно говоря, это уже было больше, чем я рассчитывал.

– Ангел ты или нет? Если да, то кто такие ангелы?

– А как же все остальные вопросы? – поразилась она.

– Если подумать хорошенько, то они вторичны, – ответил я.

Эля встала.

– Ладно. Идём к тебе, твои друзья тоже имеют право слышать.

– Честно? – спросил я с подозрением. – Ты ответишь?

– Да.

– Без всяких недомолвок?

Она улыбнулась.

– Да. Честно-пречестно! Могу поклясться на мизинчиках!

Я тоже встал, мы торжественно сцепили мизинцы и потрясли руки.

Потом я взял в автомате два кофе с собой, и мы пошли к выходу.

Ну разумеется я ожидал, что Эля каким-то образом открутится от обещания и ничего не станет объяснять. Так что, когда в дверях столовой появился Роберт Уотс, лишь ухмыльнулся. Генерал был один, одет в парадную форму, кажется, даже свежевыбрит и нетороплив, но судя по дыханию только что бежал.

Вот кому было адресовано сообщение от доктора.

Уотс молодой для своего чина и должности, ему лет сорок. То ли очень крутые связи, то ли как-то лихо выслужился. И если на Каллисто командующий Хуэй Фан неторопливый, непроницаемый и немногословный, то Уотс – бодрый, говорливый, весь на адреналине и с очень живой мимикой. Когда мы приблизились, по его лицу пронеслись все мысли – как держаться ему самому, и как обращаться к Эле, и стоит ли обращать внимание на меня.

Конечно же ему хотелось поприветствовать серафима. Но серафим ли Эля, и ангел ли она вообще?

Я чуть не засмеялся, глядя на него. Но вовремя опомнился, остановился и отдал честь, ухитрившись удержать два картонных стаканчика в свободной руке.

– Приветствую на базе Титан, – сказал Уотс.

В качестве компромисса он не назвал никого ни по имени, ни по статусу. И смотрел не прямо на Элю, а как-то между нами.

– Хотел бы пригласить вас в свой кабинет, – продолжил он.

Вот и повод не отвечать. Всё ожидаемо.

Эля посмотрела на меня и едва заметно подмигнула. Сказала:

– Благодарю за службу, генерал.

Ого! Как она умеет!

Голос был вроде как обычный, голос молодой девчонки. Но он прокатился по всему залу. Болван за стойкой раздачи вздрогнул и замотал перед собой руками. Доктора вжали головы в плечи.

Уотс щелкнул каблуками, смешно подпрыгнув в воздух.

От Эли стало исходить тёплое жёлтое свечение ореола.

– От имени Ангельской Иерархии и серафима Иоэля я признательна за помощь и приют, мне и моим друзьям, – тем же негромким, но сотрясающим стены голосом, продолжала Эля. – Не тревожьтесь. Моя благодать с вами.

Она пристально посмотрела на Уотса и тот обмяк. Генерал от природы рыжий, и на лице у него вдруг проступили веснушки, как у мальчишки, а губы распылись в счастливой улыбке.

– Я загляну к вам позже, – пообещала Эля. И, взяв меня за руку, вывела из столовой. Ореол угасал, но я чувствовал тепло, струящееся от её кожи.

– Круто… – прошептал я.

– Видел, как он подпрыгнул? – заговорщицки спросила Эля и хихикнула.

В этот миг она казалась обычной девушкой.

И от этого мне было совсем уж грустно.

Глава 4

Мы расселись попросту, на полу, только Эля заняла стул. Эрих сел напротив, положив ладони на коленки будто молящийся, и уставился на неё. Анна и Хелен, обнявшись, смотрели на Элю с обожанием, ну чего взять с девчонок, тем более откатившихся в возрасте.

Я вспомнил детство. Не дитячество, а настоящее детство, на Луне, когда мы уже вовсю летали, но были ещё детьми, даже без квантовой запутанности и с едва-едва пробуждающимися альтерами. Мы не знали другой жизни, хотя все уверяли, что помнят маму и папу. Но у нас были прекрасные воспитатели. Нашу группу вела молодая хрупкая женщина по имени Чарли, вечерами мы собирались в чье-либо комнате, она садилась на кровати, мы на полу – а потом часами ели всякие вкусняшки, слушали её рассказы и сказки, спорили, хохотали, ссорились…

Интересно, для Чарли мы значили хоть что-то большее, чем работа?

И что мы значим для Эли?

– Ты странно на меня смотришь, Эрих, – сказала Эля беззаботно.

– Да так. Непохожа ты на ангела, – Эрих пожал плечами. – Пойми правильно, я видел тебя в ореоле и с крыльями. И что ты сделала тоже помню. Но…

– Ты видел меня и в другом виде, – сказала Эля. – Три года, семь месяцев и шесть дней назад. Ты вёл группу красных и оранжевых в патруле над экватором Юпитера. Серафим Иоэль сражался с падшими вблизи Ио. Вы не приближались к месту сражения, но наблюдали его до самого конца.

– И почему мы не приближались? – спросил Эрих дрогнувшим голосом.

– Потому что серафим Иоэль запретил вам входить в зону боя. Вы получили бы смертельные дозы радиации, но не принесли никакой пользы.

Эрих кивнул.

– Верно. Но ты говоришь о серафиме в третьем лице.

– Правильно, – согласилась Эля. – Серафим Иоэль куда больше, чем я. Мне не вместить ни его память, ни его силу. И в то же время без меня его нет.

– Спасибо, что спасла нас на Каллисто, – сказал Эрих, тряхнув головой. Я понял, что он поверил. – И тогда, у Ио. Спасибо, что запретила приближаться.

– А я благодарна вам, – ответила Эля. – За то, что не бросили на Каллисто. Поэтому вы можете задать любой вопрос и получить ответ. Святослав уже выбрал, но, может быть, хотите передумать?

– Я спросил, кто такие ангелы, – сообщил я.

Эрих усмехнулся, Боря показал мне большой палец, Анна и Хелен радостно закивали.

– Святик правильно выбрал, – согласилась Анна. – Ангелы настоящие? Многие думают, что вы инопланетные существа. Нет, не подумай, я сама так не считаю…

– Мы настоящие, – серьёзно сказала Эля. – Только вам надо понять, что мы много больше, чем думали люди. Мы… я попробую фонетически…

Она нахмурилась и что-то произнесла.

Голос был человеческим, без ультразвукового визга или инфразвукового гула, негромкий.

Но слово оказалось незнакомым, непонятным и… тяжёлым.

Анна закричала, зажимая ладонями уши. Хелен распласталась по полу. Боря кинулся ко мне и повис, вцепившись в плечи. Только Эрих, набычившись, смотрел на Элю. Из уха у него выступила капелька крови, он мотнул головой, потом стер кровь пальцем, размазав по щеке.

Я вдруг обнаружил, что стою у стены, прижимая к себе Борю. Альтер, похоже, был не прочь вновь оказаться в моём сознании. Меня трясло, голова звенела, в глазах потемнело.

– Простите, – сказала Эля сокрушенно. – Я попыталась.

Она взмахнула рукой, и я ощутил касание благодати. Голова прояснилась.

– Ничего ты не пыталась, ты знала, что так будет, – пробормотал Эрих. – Что это было?

– Язык ангелов, – Эля вздохнула. – Нет. Осознанно причинять зло людям я не могу. Но теперь вы понимаете, как мне сложно?

Анна, успокаивая всхлипывающую Хелен, укоризненно посмотрела на неё.

– И нам сложно, – сказал я. – Но мы, вроде как, друзья? Так постарайся объяснить нашим языком.

Эля кивнула.

– Ладно. Но это будет лишь слабая аналогия.

– Сгодится, – сердито сказал я, отцепляя от себя Борю. Альтер был мрачный и смущенный одновременно. – Кто вы?

– Мы эмерджентные существа, – сказала Эля. – Самоорганизовавшиеся процессы в структуре Бога. Мы его инструменты… органы… программы… всё это и многое другое. Сознание Бога настолько же превышает наше, как наше превышает ваше, а ваше сознание – сознание инфузории. Сознание Бога слишком велико, чтобы контролировать отдельные процессы, а уж тем более – разумные личности.

– Слишком велико? – не понял я.

– Ну да, – просто подтвердила Эля. – То, на что обратится внимание Бога, не сохранит целостность. Это разрушающее наблюдение, превращающее объект в малую часть наблюдателя. Поэтому есть мы.

– Он вас создал? – спросил я осторожно.

– И да, и нет. Мы возникли сами, как его потребность контролировать Вселенную, не уничтожая её. Переносить информацию без ограничений законов природы, вроде скорости света. Контролировать локальные процессы – от взрыва звезды и до возникновения капли росы на цветке. Регулировать фундаментальные законы природы, во исполнение Его воли. Поддерживать баланс мироздания. Мы даже способны выдержать Его внимание… в какой-то мере и на какой-то срок. И можем взаимодействовать с материальным миром на простом уровне.

– Вот как сейчас? – спросил Эрих.

– Да. Я ведь в человеческом облике. Но в основе своей мы – устойчивые структуры в самой ткани Вселенной, в пространстве-времени, энергии, обычной и тёмной материи. Мы – нарушения топологии пространства. Самоподдерживающиеся квантовые состояния, сложные диссипативные структуры, устойчивые волны в скалярных полях.

Мы молчали, глядя на неё.

Эля вздохнула.

– Как много потребовалось слов, вместо одного, которое объясняло всё глубже и правильнее.

– Это то, что ты произнесла? – недоверчиво спросил я.

– Ага! – она улыбнулась. – Собственно говоря, это было всего лишь слово «ангел», но выражающее суть на максимально доступном человеку уровне. Видимо, я не учла, что имеется в виду теоретически доступный уровень, а не ваш конкретный. Вы получили информационный удар, но понять ничего не смогли.

– Как это прекрасно! – воскликнула Анна пылко.

Эля посмотрела на неё с удивлением.

– Прекрасно? Ты не шокирована, дитя? Я не разрушила твою веру, не нанесла душевной травмы?

– Нет конечно! – Анна глянула на нас с Борей, будто ища поддержки. – Ну я же не дурочка, чтобы представлять Бога сидящим на облачке, а ангелов – человеками с крыльями! Я понимаю, что всё куда сложнее, что до конца мне не понять. Но я рада, что вы есть, что вы с нами! Это… это так чудесно! Скажите, ваше совершенство…

– Зови меня Эля.

Анна замялась, но тряхнула коротко стриженной головой и храбро продолжила:

– Скажите, Эля, а когда мы умрём – мы же попадём к Богу?

– О, – сказала Эля в легком замешательстве. Вопрос её неожиданно смутил. – Ну, да. Конечно.

– Тогда мне ничего не страшно, – Анна снова обняла Хелен, всё ещё пребывающую в ошарашенном состоянии. – Ваше… Эля, вы можете исцелить Хелен? Видите ли, она забыла всё!

– Я обещала ответить на один вопрос, – серьёзно сказала Эля. – И я уже ответила.

– А это не вопрос! – воскликнула Анна дерзко. – Это просьба! Молю вас, всеблагой Иоэль!

Эля молчала. Потом покачала головой.

– Нет. Вернув сознание вашей Хелен, я тем самым убью эту.

Хелен вцепилась в Анну и замотала головой, будто от той зависело решение, жить ей или умереть.

Эля кивнула, примирительно сказала:

– Именно так. Всё имеет свою оборотную сторону. Но я утешу вас, девочки. Воспоминания прежней Хелен будут прорастать в памяти новой. Со временем они могут соединиться в одну общую личность. Если вернётся Эйр, её альтер, это станет хорошим знаком.

Она протянула руку и погладила Хелен по голове, будто маленькую. И та мгновенно успокоилась.

– Что ж, мне пора…

– Хоть про водород скажи! – внезапно попросил Эрих. – Ну зачем он вам?

Я не ожидал, что Эля ответит. Но, кажется, вопрос ей понравился.

– А из чего ещё строить? Во-первых, его много на Юпитере и Сатурне, с них не убудет. Во-вторых – универсальный элемент творения. Кирпичик. Первый атом времён рекомбинации.

Она едва заметно улыбнулась, будто припомнив что-то забавное.

Нет, я не был отличником, да и не забивали нам голову лишними вещами. Но космогония была моим любимым предметом в рамках божественной космологии.

– Ты помнишь время рекомбинации? – спросил я.

Эля медленно перевела на меня взгляд. И её глаза вдруг стали глазами ангела – чёрными провалами в искрящуюся бесконечность.

– О… это сложно. Иоэль помнит.

– Тринадцать с половиной миллиардов лет назад, – сказал я.

– Иоэль помнит, – повторила Эля, будто извиняясь. – Он появился раньше.

– Ты помнишь первый атом во Вселенной, – произнёс я.

Эля молчала, глядя на меня.

А я смотрел на неё – такую обычную с виду молодую девушку, к которой меня неудержимо тянуло, которую я вытаскивал из кристаллической «спасательной капсулы» на парящем в атмосфере Юпа серафиме, с которой мы делили один на двоих костюм в несущейся сквозь пространство наудачу «пчеле», которая пришла мне на помощь и которую я смог спасти, вернув благодать. Она живая и тёплая, я помню её голос и манеру говорить, ощущение её кожи и запах волос.

И она – крошечный осколок существа, которое мы зовём серафимом. Существа, построенного из чего-то, что я даже постичь не смогу, как она там сказала? Процесс, нарушение топологии, диссипативная структура, устойчивая волна…

Какой-нибудь грязный свинопас или бесправный батрак в средние века мог украдкой бросить взгляд на проезжающую в карете принцессу – и помечтать, что он спасёт короля, найдёт гигантский клад или победит дракона. Станет равным или хотя бы достойным.

У меня даже таких наивных иллюзий нет.

Это пропасть, которую невозможно перешагнуть. Её даже осмыслить невозможно.

Лучше бы ты была инопланетянкой. Разумной медузой или червём в человеческом теле. Это куда ближе. С медузой я бы попытался поладить.

– Я то, что я есть, – сказала Эля. – Даже в этом теле. Прости, Святик Морозов.

Я вдруг понял, что все смотрят на меня.

Смотрят с сочувствием. Даже Боря.

– Сейчас я уйду, – продолжила Эля. – Мне надо поговорить с командиром базы. В том числе и для того, чтобы у вас всё было хорошо. Потом я загляну кое-куда. И отправлюсь… – она улыбнулась, – в убежище. Думать. Искать выход. Я хочу спасти этот мир. Это моя функция, пилоты. А вы… выполняйте свою. Не лезьте в игры больших сил, делайте свои маленькие дела правильно и вовремя!

– Мы что-нибудь можем сделать для тебя? – деловито спросил Эрих.

– Хорошо, что именно ты задал этот вопрос, Эрих. Если я решу, что мне нужна помощь, я обращусь. Лично к тебе.

Она перевела взгляд на меня прежде, чем я успел обидеться или расстроиться этим словам.

– Святослав, ты помог мне на Юпе, я обещала вернуть долг. Так и случилось.

– В расчёте, – горько сказал я.

– Но ты опять меня спас, – продолжила Эля. – Так что зови снова, если что. А когда зайдёт Кассиэль, то передай ему привет и скажи, что я помню его тензор.

– Тензор? – с сомнением спросил я. – Какой ещё тензор?

– Тензор Риччи. Он поймёт.

Кожа Эли засветилась, когда ореол проступил над ней – и она исчезла.

– Чур я первый в туалет! – завопил Боря и метнулся к двери. – Это она так угрожает Кассиэлю, поняли? Что-то типа «знаю где тебя найти»!

– Дверь закрой, балбес! – крикнул я.

– Серафим велела делать малые дела вовремя! – хихикая откликнулся Боря, но дверь всё-таки закрыл.

– Какой невоспитанный малыш, – чопорно произнесла Хелен. Села на кровать, где только что сидела Эля и глубоко вздохнула: – Ах! Тут пахнет ангелом небесным и её мудрыми словами!

Вот и пойми, что у Хелен в голове, что из услышанного она поняла и как. Может для неё все наши разговоры – как одно-единственное слово на ангельском, от которого кровь из ушей идёт?

– Хорошая у тебя подружка, – задумчиво произнёс Эрих.

– С чего бы моя? – огрызнулся я. – Она вроде пообещала к тебе за помощью обратиться, если потребуется!

– Ну, есть то, в чём я объективно лучше всех, – спокойно ответил Эрих. Встал и потянулся. – Пойду-ка спать. Не бери в голову, Слава!

Вначале я думал, что не смогу уснуть. Под утро, да ещё после такого дня…

Но Борька, рухнувший на свою кушетку, отрубился мгновенно. Я полежал минуту, пытаясь придумать, в чём Эрих лучше меня.

В полётах и сражениях?

Ну так чем может помочь даже самый лучший пилот ангелу высшего чина? Пусть даже такой травмированной, как Эля…

Так что я закрыл глаза, поймав напоследок цифры на часах: «4:36» Подумал, что мы всё равно пока не летаем, временно отстранены, спать можно хоть до обеда.

И уснул, чтобы проснуться в другое время и в другом теле.

– Часто случаются такие приступы, Святослав?

Вопрос был докторским, интонации тоже соответствовали.

Но лётчик Святослав Морозов сидел не в кабинете врача, а на пляже. До горизонта раскинулось море, а может быть и океан – спокойная гладь с мягкими волнами, накатывающими на песчаный берег. Было жарко, но дул легкий ветерок, да и Святослав был в одних плавках, мокрый – видимо, только что окунался в море.

Меня пробило обидой. Уж если снова оказался в сознании своей основы, так стоило бы чуть раньше! Я люблю купаться в бассейне, но они у нас небольшие, да и в низкой гравитации это как-то странно. Наверняка в настоящем море ощущения другие.

– Тридцать пять раз случалось, – ответил Морозов. – Память у меня хорошая, да такое и трудно забыть. Первый раз в детстве, лет в двенадцать-тринадцать.

– То есть примерно раз в год, чуть пореже? – спросил его собеседник.

Это был худощавый мужчина, немолодой, лет пятидесяти, в очках с тонкой оправой, короткой прической ежиком, загорелый, тоже в плавках. Я подумал, что он, похоже, ровесник Святослава, по разговору чувствовалось. Только моя основа была гораздо мускулистее и спортивнее.

– Примерно, – согласился Святослав. – Но не равномерно… О, стих получился.

Святослав глотнул из жестяной банки, стоявшей рядом. Ну вот, опять пиво! К тому же тёплое, вдвойне гадость!

Его собеседник отпил из такой же банки.

– И как ты это чувствуешь? – очень спокойным, каким-то обволакивающим голосом поинтересовался он.

Мозгоправ, точно. Я-то с ними постоянно общаюсь, даже не помню себя без них.

– Ну… – Святослав замялся. Я чувствовал, что он готовился к этому разговору, заранее репетировал рассказ, но сейчас засомневался. – Вначале просто ощущение неприятное, тягостное. Будто что-то приближается, что-то должно случиться. Примерно полчаса длится. А потом – раз! Как отрезало. Но возникает другое… словно я – это не я. Будто во мне другой человек. Но он… – Святослав покрутил рукой перед собой, разглядывая пальцы. Я увидел тонкое обручальное кольцо, маленький шрам на ладони, коротко постриженные ногти. – Но он – тоже я. Понимаешь?

– Понимаю, – спокойно ответил очкарик.

Святослав взял с песка пачку сигарет, зажигалку. Закурил.

– К психологу идти не хочу. Спишут к чертям собачьим. Вот… решил с тобой поговорить. Приватно.

– И правильно решил, – сказал очкарик.

– Не подумай, с алкоголем это не связано. И никакой дряни я не курю, не глотаю.

– Свят, да мы с первого класса знакомы, – ухмыльнулся очкарик. – Если у тебя это в детстве началось… ты, по-моему, только после школы первый раз пива выпил.

Свят кивнул. И резко спросил:

– Володька, у меня шиза? Скажи честно?

– Как ты ощущаешь другую личность внутри себя? Она не враждебна?

– Нет. Скорей удивлена, или напугана, или хочет поступить как-то иначе. Иногда вроде и поступает, по мелочам, но может мне лишь кажется так. Я вот думаю… может ли быть такое, чтобы я ловил мысли… ну… его.

– Своего клона? – неожиданно жестко спросил Володя.

– Да! Я же думаю об этом всё время. Прав был или нет! Вроде как сам согласился, себя на подвиги отправил, но ведь по факту – как ребенка в янычары отдал! Ты же знаешь, у них там такая хрень, квантовая связь… их клонируют непрерывно, растят как овощи, а если пилот погибнет – оживят в новом теле! Может меня от этого торкает, а? Или шиза?

Сказать, что я обалдел – ничего не сказать.

Во-первых, выходит, Свят меня чувствует. Не понимает, что происходит, но чувствует.

Во-вторых, я еще много раз буду оказываться в его теле, верно?

В-третьих, он, оказывается, переживает! Всерьёз!

И в-четвертых – он совершенно правильно всё понял!

– Нет, Свят, – сказал Володя. – Ни то, и ни другое. Ну какой клон, какая квантовая запутанность? Если тебе с детства это мерещится? Когда программа с пилотами стартовала?

– Пять лет назад.

– Ну! А у тебя началось сорок лет назад, так?

– Тридцать восемь.

– Ну и?

Свят потёр лоб.

– Может этим квантам наплевать на время?

Мысленно я зааплодировал. Какой же я умный! Ну, то есть он умный!

– Свят… – сказал Володя. – Ну перестань придумывать. Время – это время. Оно и ангелам не подвластно.

Свят помолчал, зло спросил:

– Так что, шиза?

– Нет конечно! У тебя самое обычное диссоциативное расстройство идентичности, – сказал Володя.

– Это ещё что такое? – спросил Святослав подозрительно.

– Вот именно то, что ты ощущаешь.

– Типа раздвоение личности? – уточнил Свят.

– Так говорить не стоит, но в целом – да. Это часто случается. Процента два-три населения страдает. Ощущение чужих мыслей в голове, детского голоса, чужих воспоминаний, разговоры о том, чего не знаешь или о чём не хочешь говорить. Иногда будто щелкает – и та, другая личность берёт контроль над телом. У тебя же скорее пассивное влияние, чужая личность не вмешивается в управление… Немножко необычно только наличие предвестников: тревоги перед появлением второй личности.

Свят громко выдохнул. Бросил окурок в пустую банку из-под пива и закурил новую сигарету.

– Опасно?

– Да нет, в целом не опасно. Но настроение портит, депрессия возникает, расстройства сна.

– И какая причина?

– Обычно детская травма. Насилие, физическое или сексуальное…

– Но-но! – возмутился Свят. – Не было такого!

– Пережитая война, катаклизм, смерть близкого человека… Ты пойми, диссоциативное расстройство – защитный механизм. Когда человек не может справиться с какой-то серьезной бедой или потерей, он словно бы создаёт другую личность. Этой личности пережить случившееся проще. Понимаешь?

– Отца со службы выгнали, спиваться начал, мать любовника завела, вокруг страна горит… годится под катаклизм? – спросил Свят.

Володя молча похлопал его по плечу. Тоже взял из пачки сигарету. Минуту они молча курили, глядя на море.

А я размышлял. Хорошо это или плохо, что Свят меня чувствует, но теперь считает болезнью, глюком в голове?

Наверное, так лучше. Для нас обоих.

– Работе ведь не мешает? – небрежно спросил Святослав.

Володя откашлялся.

– В обычной ситуации я бы сказал «да». Но ты ведь военный лётчик.

– Так точно.

– Как сам считаешь? Если тебя в полёте переключит? Да ещё и в боевой обстановке, когда будешь где-нибудь над Краковом патрулировать с ядерным зарядом. А твоя вторая личность, к примеру, летать не умеет и высоты боится!

– Как лечить? – деловито спросил Святослав. – Ты извини, я сразу о главном. Достаёт меня это расстройство идентичности, и летать я не брошу.

– А вот тут извини, – Володя вздохнул. – Таблетками не лечится. Психотерапия, гипноз. Можно ввести тебя в транс и попробовать поговорить с другой личностью.

– Так гипнотизируй, – сказал Святослав. Убрал окурок, отряхнул руки и лёг навзничь на песок. – Я же не случайно разговор завёл, Володька. Он сейчас во мне. Сидит тихо и слушает.

Мне очень сильно захотелось проснуться.

Но это, кажется, от меня ни в малейшей мере не зависело!

Глава 5

Я помню, как впервые услышал Борю. Из пятилетнего возраста обычно сохраняется немного воспоминаний, только самые яркие: падения, травмы, обиды. В общем – боль и страх. Иногда вспоминается и что-то радостное, но обычно расплывчато, перемешано с более поздними воспоминаниями.

Борю я запомнил, как голос, мой собственный голос в моей голове, прошептавший «скучно!»

Вот чем я занимался – не знаю. Может быть, читал что-то, я уже умел читать: какие-нибудь рассказы о зверюшках (нас ими пичкали), или об ангелах (этого добра было ещё больше). А может разбирал-собирал конструктор, или работал на простеньком спортивном снаряде, или даже играл в какую-то игру?

Но я услышал голос. Удивился. И даже огрызнулся вслух – мне-то скучно не было. Воспитательница услышала, подошла и, улыбаясь, спросила:

– Альтер заговорил?

– Он зануда! – сказал я.

Было ли у меня до этого ощущение чужого сознания в голове? Не помню. Может и было, не так уж легко это почувствовать пятилетнему шкету. Да, с нами что-то делали… объясняли… ещё были уколы, никогда их не любил, и гипноз, а вот он мне нравился… то есть я как бы знал, что у меня будет альтер, но прошло время, прежде чем я его услышал…

Сейчас Свят чувствует меня. Но не слышит, хоть на этом спасибо. А может быть мне стоит как-то сосредоточиться? Боря ведь тоже никогда не был открыт, я слышал лишь то, что он хотел сказать.

Попытаться заговорить с ним?

Сидящий рядом со Святославом Морозовым мозгоправ Володя (я не сомневался, что он либо психиатр, либо психолог), покачал головой.

– Погоди, Свят. Это так легко не делается! На жаре, под пивко. Да и нечасто мне доводилось работать с диссоциативными расстройствами. Я больше по параноидным и шизоидным…

– Володя!

– Ну ты дай хоть подготовиться. Не беспокойся, вытащим мы твою вторую личность, разберемся.

Мысленно я усмехнулся. Фиг вам, не вытащите вы меня, я буду далеко от вас.

– Вот только не летай пока, – осторожно добавил Володя.

– Володька, мне пятьдесят три. Как думаешь, часто я за штурвалом? Ещё пару лет – и спишут подчистую. Повезёт, если «Охотника» пилотировать посадят…

– Так и не парься! Есть у тебя вторая личность, тащит на себе груз твоих детских страхов и комплексов, спасибо ей за это… Давай-ка ещё по пивку?

Меня отпустило. Я помнил тот первый раз, когда оказался в теле Святослава, пилотирующего самолёт. И тот случай, когда он был в реальном бою.

Сам не хотел бы повторения.

И будто только это напряжение держало меня в чужом теле – я вывалился обратно, в своё собственное. Дёрнулся, открыл глаза, привстал.

Боря спал. Слабо светились часы. Пять утра.

Я с облегчением опустил голову на подушку.

Этим утром (был почти полдень, но на базе, когда встал – тогда и утро) я почувствовал, что отношение к нам изменилось.

Вряд ли Гиора рассказал всем мою версию нашей эмиграции с Каллисто. Но что-то, вероятно, сказал, а на Титане он явно пользовался авторитетом. И все, конечно, уже знали, что на базе появлялся Кассиэль. И возникший вокруг Эли, которую все считали обычной девчонкой-пилотом, ангельский ореол, добавил пищу для догадок.

В общем, десяток запоздало завтракавших пилотов, при нашем появлении перестали спорить и принялись исподтишка наблюдать. Несколько человек, уже закончивших завтрак, отправились к раздаче за кофе или чаем.

Мы в столовку пришли всей своей поредевшей группой. Оккупировали один стол в углу, набрали еды. Сегодня был день азиатской кухни: суши, сасими, чёрные маринованные яйца, пахучие поджарки, где не разберешь из чего сделаны – может, и к лучшему. Эрих набрал чёрных яиц и тостов, я взял лапшу, составив её из разных компонентов и щедро бухнув приправ, прихватил и несколько спринг-роллов, обожаю их. Девчонки, не сговариваясь взяли обычной овсянки и ядовито-зеленый овощной сок, за фигурой, что ли, решили следить? Борька набрал полную тарелку сосисок и добавил к ним в компанию горку картошки-фри.

Лично я чувствовал зверский аппетит. Похоже прощальная благодать Эли опять запустила наш рост на полную катушку. Пойдёт сейчас рост, год за неделю. Я вспомнил анекдот про мальчика, который попросил у Санта Клауса день рождения каждый день и умер от старости через пару месяцев. Ухмыльнулся.

В нашей ситуации не прокатит. Мы умрём раньше. Только тушки бы дорастили…

Подошла девушка лет семнадцати. Видимо, хорошая летчица, впрочем, большинство пилотов на Титане, как я заметил, держались в возрасте не младше тринадцати-четырнадцати лет. Похоже, благодаря тактике минных сражений и магнитосферы поспокойнее, тут гибли реже, чем у Юпитера.

– Привет, – девушка дружелюбно улыбнулась. – Я Мари. Альфа-два третьего крыла.

– Привет, – сказал я.

– Слышал о тебе, ты ничего так, – блеснул галантностью Эрих и смачно откусил от маринованного яйца.

– Как вы, обживаетесь?

– Да всё нормально, – сказал я. – Спасибо за гостеприимство.

Мари помялась секунду.

– А где… девушка с вами была?

– Ты про ангела? – спросил я.

Чего уж тут скрывать – после её представления в столовой.

– Правда? Не врут? – Мари подалась ко мне, и я невольно заглянул в её, почему-то слегка расстегнутый на груди, комбинезон. – Ангел?

– Ну да, – сказал я. – Извини, никаких деталей, никаких объяснений.

– Нам выпала честь ей помочь, – сообщил Эрих.

Вот как он это умудряется делать?

Вроде ничего особо и не сказал, и «нам» прозвучало, а сразу сложилось ощущение, что вся заслуга – его.

Мари тут же переключилась на Эриха. Подхватила стул, присела рядом.

– Ребята, что же вы молчали? Посмотреть на ангела…

– Ты раньше не видела? – снисходительно спросил Эрих.

– Только на вахте, в пространстве. Или, когда Кассиэль является, – она поморщилась. – К нему приблизиться жутко, он такой высокомерный…

– Да брось, нормальный он ангел, хорошо поболтали, – бросил Эрих. Глаза у Мари округлились. – Слушай, а есть хитрости, как из аппарата кофе покрепче выдоить?

– Конечно! Сейчас! – Мари вскочила и метнулась к раздаче.

Эрих подмигнул мне и одними губами прошептал:

– Моя!

Боря хихикнул. Анна поджала губы.

А Хелен, по-моему, ничего не поняла.

– Надо обживаться, – сообщил Эрих невозмутимо.

Я хотел сказать, что думаю по его поводу. Но под потолком щелкнуло и раздался женский голос.

– Внимание. Просим наших гостей с Каллисто подойти к кабинету командующего базы. Внимание. Эрих, Святослав, Анна, Хелен, Борис, вас вызывает командующий Уотс.

– Позавтракать не дают, – косясь на Мари, сражающуюся с кофе-машиной, пробормотал Эрих.

Но встал и оправил форму. Такой наглости, чтобы задержаться при вызове к командующему, не было даже у него.

У нас на Каллисто с пилотами чаще общался полковник Уильямс. Генерал Хуэй Фэн не то, чтобы не интересовался нами, но в детали лётной работы не лез.

На Титане всё оказалось иначе. Полковник Светлана Трофимова сама была пилотом и предпочитала пилотировать штабной «жук» вблизи районов патрулирования, хоть и не лезла в самые опасные зоны. Высокая, грубоватая, даже чуть мужиковатая, она была для пилотов своей в доску – могла похвалить, могла наорать, а могла и отвесить подзатыльник. Ей это прощалось и её уважали – всем было понятно, что она рискует жизнью в каждом вылете, а как тактик реально хороша. Но, по сути, она являлась самым главным пилотом, а не командующим лётными крыльями.

Зато Роберт Уотс большую часть своей работы посвящал лётной стратегии. Руководство базой он переложил на командующего морпехами Фанг Ву и главного инженера Рудольфа Герстера. Странно, что сам Уотс при этом не был пилотом, а служил раньше в United States Navy.

Вот и нас он принял без Трофимовой, та была на вылете. Зато в кабинете сидел Гиора и отец Илай Фостер.

Кабинет, кстати, был шикарный. Если Хуэй Фан позволил себе лишь китайскую посуду для чайных церемоний и виды Китая в фальш-окне, то Уотс оттянулся по полной. Тут была и целая стена фотографий: вроде как самого Уотса с семьей, но на фоне разных американских достопримечательностей, вроде Белого Дома и памятника самому большому в мире земляному ореху в каком-то крошечном городке, откуда Уотс был родом. На стене висела картина: синее море, красный закат, белая яхта. И вроде никаких флагов или надписей на яхте не было, но при взгляде на картину в голову лез американский флаг. Даже кружка на столе у генерала была хоть простая, землистого цвета с простеньким орнаментом, но наверняка из какой-то местной американской керамики. А уж напоминаний о морской службе Уотса было полным-полно: старинный хронометр под стеклянным колпаком, целая полка настоящих бумажных книг про море, а сама полка была подвешена на толстых такелажных шнурах, завязанных какими-то причудливыми узлами.

– Вольно, – сказал Уотс, едва мы вошли. Голос у него был какой-то странный. – Мы неформально. Правильно, Илай?

– Садитесь, молодые люди, – кивнул священник и похлопал рукой по дивану. – Позвольте помолиться вместе с вами.

Мы уселись. Я поймал на себе взгляд Уотса, но он тут же отвёл глаза. Диван был длиннющий, мы влезли все впятером между Илаем и Гиором. Борька оказался зажат между мной и Илаем, священник замялся, явно пытаясь понять, как реагировать. То, что все мы, даже двенадцатилетние на вид, взрослые люди – это всем было понятно. А вот пятилетний пилот? Как себя с ним вести?

Борька еще и задумчиво раскачивал пальцем молочный зуб, таращась на хронометр. Выглядел он дитё-дитём. Илай поколебался и погладил Борю по голове. Тот отнесся благодушно, и священник успокоился, возложил ладонь на голову моего альтера и произнёс:

– Друзья мои, юные защитники Земли и веры! Давайте возьмемся за руки и поблагодарим ангелов небесных за этот тёплый и уютный дом среди мрака и холода космоса. Обратим наши сердца и взгляды в едином порыве к далёкой Земле, откуда все мы вышли и куда мечтаем вернуться, исполнив своё служение…

Я закрыл глаза и мрачно подумал, что отец Илай-то, конечно, вернётся. А вот мы – неизвестно. Да и вышли мы, если уж честно, из клеточного материала наших основ и маточных репликаторов клонарей.

Но говорить этого не стал. Зачем обижать человека, он вроде неплохой.

С полминуты мы посидели тихо. Анна и Хелен наверняка всерьёз молились. За Эриха не скажу, а вот мы с Борькой точно нет. Мой альтер ёрзал, пару раз вздохнул и палец изо рта так и не вынул.

– Аминь, – сказал Илай, и все зашевелились, расслабившись.

– Теперь к делу, – Уотс открыл какой-то ящик в столе, достал несколько банок колы. – Будете?

Отказываться мы не стали, конечно. Уотс взял какую-то другую емкость, спрятанную в бумажный пакет, глотнул, встал напротив, прислонившись к столу, изучающе посмотрел на нас. Опять чуть дольше задержал взгляд на мне.

– Я имел беседу с серафимом Иоэлем. Он… она…

– Ангел, – мягко предложил Илай.

– Спасибо, преподобный. Ангел очень положительно отозвался о вас. Просил сделать всё возможное, чтобы вы чувствовали себя как дома. Я уже несколько раз говорил с Хуэй Фаном и Реджи о вас, они также отзываются самым наилучшим образом. Хотя, – Уотс принужденно рассмеялся, – ваш неожиданный отлёт на штабном корабле можно рассматривать как… э… серьёзное нарушение субординации. Но серафим уверила меня, что это было сделано в высших интересах Небесного воинства. Просила беречь и уважать вас.

Он помолчал, будто ожидая, что мы завопим: «Да нет, нет! Мы просто обделались от страха, мы не верили ни командованию, ни Земле, ни ангелам – вот и ломанулись в пространство!»

Но мы не закричали и Роберт, вздохнув, продолжил:

– Я заслушал доклад Гиора, мы разработали план ускоренного доращивания ваших клонов, тренировок. Пожалуй, через три месяца вы могли бы начать первые патрульные вылеты. Вначале в ближней зоне, потом…

Уотс замолчал.

Так. Что-то случилось. Я бросил взгляд на Гиора и вдруг понял, что его улыбка при нашем появлении была вымученной и он ни слова не произнёс. И сам Уотс сейчас держит покерфейс, он всё же человек опытный, но загружен по полной программе.

– Разрешите обратиться? – спросил я. – Неофициально.

– Валяйте, пилот, – будто бы с облегчением сказал Уотс.

– Что случилось, генерал?

Уотс ещё миг колебался.

– Генерал, дерьмо случается, – сказал я. – И если мы его не видим, то запах-то чуем.

– Случилось, – Уотс едва заметно расслабился. – Да. Незадолго до вашего отбытия с Каллисто, к вам прилетал грузовой буксир «Гаргантюа». Европейский экипаж, российская культурная бригада.

Мы закивали. Ну да, мы ведь даже побывали на представлении, пусть и покинули его чуть раньше, отправившись на Юпитер.

– Как вы, полагаю, знаете, буксиры, как и штабные «жуки», используют импульсные термоядерные двигатели. Это даёт им меньшую скорость чем истребителям в боевой обстановке, но за счёт низкого расхода рабочего тела и возможности непрерывной работы позволяют достигать куда более высоких скоростей на дальней дистанции…

– Мы знаем, – прервал его Эрих. Вовремя, как мне кажется, а то Уотс готов был нам целую лекцию прочесть. – На «жуке» стоит один двигатель, на буксире четыре точно таких же. Мы преодолели расстояние до Сатурна за месяц, а «Гаргантюа» тратит на этот путь сорок два дня. Буксир должен прийти… через трое суток?

– Девяносто один час.

– Но он не придёт? – в лоб спросил Эрих то, что мы уже и сами поняли.

Уотс вздохнул.

– Час назад я получил сообщение. Бруно! Прокрути запись с буксира!

– Выполняю, генерал, – жестким мужским голосом ответил искин.

Главный экран за спиной Уотса засветился.

Видимо, это рубка буксира. Я не так хорошо знаком с их планировкой, но даже на «жуке» таких пространств не бывает. Несколько кресел, довольно основательных, буксиры почти всё время идут на тяге, невесомости там практически не бывает. От экрана пространство метров шесть-семь вглубь, в переборке две высокие овальные двери.

Да, точно рубка.

Потом в поле зрении камеры вплыл человек: в сине-белом комбинезоне и смешной круглой шапочке. Вплыл. Ха! Значит, двигатели отключены? У них что, авария?

Человек выглядел растерянным и цепляющимся за какие-то привычные слова. Он закрепился напротив камеры, медленно развернулся, заговорил:

– Капитан Люк Дюваль, грузопассажирский корабль «Гаргантюа». Двадцать первое декабря две тысячи пятьдесят первого года, четыре часа тринадцать минут по Гринвичу.

Ну да, все их называют буксирами, но формально это «грузопассажирский корабль» – там есть и собственный грузовой трюм, и пассажирские каюты.

– У нас проблемы. У нас серьёзные проблемы, – он бросил взгляд направо и его всего перекосило, дёрнувшись он вернулся взглядом к камере. – Просимприбыть на корабль Святослава Морозова, пилота с базы Каллисто.

Снова взгляд направо и короткая пауза. Француз облизнул губы.

– Для трансфера использовать не более одного истребителя! Это важно. Прошу поспешить. Есть ровно одни земные сутки. Если Святослав Морозов не прибудет на корабль, весь экипаж и пассажиры погибнут.

И экран погас. Очень резко, я не заметил, чтобы Дюваль отдал какой-то приказ или шевельнулся.

– Бруно, анализ сообщения, – сказал генерал. – Без рассуждений, заключение.

– Мятеж на борту, – сообщил искин. – Капитан Дюваль находится под принуждением. Святослава Морозова с большой вероятностью требуют на борт чтобы уничтожить, пользуясь отсутствием у него годных к возрождению тел. Угрозу уничтожения людей на борту капитан Дюваль считает абсолютно реальной.

– Бруно, рекомендации.

– Учитывая число членов экипажа – двенадцать человек, а также гражданских лиц в количестве восемнадцати артистов, было бы разумно подчиниться и отправить Святослава Морозова на корабль. Существуют определенные шансы, что цель мятежников определена ошибочно и он выживет. Однако подчинение требованиям экстремистов противоречит политике Небесного воинства и морально-этическим нормам человечества. Можно попытаться атаковать корабль и высадить десант морских пехотинцев. Можно использовать комбинированную тактику. В любом случае окончательное решение должен принимать летчик Святослав Морозов.

Искин замолчал. Уотс развёл руками.

– Вот такая ситуация, пилоты. А ещё есть слова серафима, которая просила оберегать вас. Поэтому я информирую, но не настаиваю. На принятие решения чуть больше часа.

– Может вы чего-то знаете? – впервые заговорил Гиора. – Или от нас что-то ускользнуло?

– Ух ты, круто! Ровно одни сутки – это не техническая неисправность, – сказал Боря. – Ультиматум! Мятеж! Ха-ха-ха!

Он очень невежливо заржал, и я слегка двинул его локтем.

– Полетишь? – спросил Эрих с любопытством.

– А ты бы полетел? – огрызнулся я.

– Нет, пожалуй. Никакой гарантии, что заложников пощадят. Да они уже могут быть мертвы! Но я – не ты, вот и спрашиваю.

– Никто не будет осуждать тебя за любое решение, – торжественно сказал Илай. – Я предлагаю всем помолчать и помолиться…

– Тип истребителя не указан, – неожиданно сказала Анна. – Если взять «осу»…

– «Овод», – меланхолично поправил Гиора.

– Если взять «осу», – с напором повторила Анна, – то можно лететь вдвоём. – А если «шершень»…

– «Шмель», – упрямо заметил Гиора.

– …то втроём.

Эрих пожал плечами:

– Да Слава ещё и не ответил!

– А я знаю, как он ответит, – отрезала Анна. – «Осу» или «шершень»?

– «Осу», – сказал я, подумав. – «Шершень» – это словно заорать, что летит группа. «Оса» может и проскочит.

– Кого берёшь? – продолжила Анна.

– Разумеется морпеха! – сказал Уотс. – Кстати, Фанг Ву тоже предложил «овод» и себя как кандидата. Он достаточно молод, в прекрасной форме и не слишком крупный физически, тесно не будет. Вы действительно готовы лететь, Святослав? Это ваше осознанное решение?

Ну что тут скажешь?

– Я не в восторге, – сказал я. – Но да, я лечу. Один. Возьму «пчелу».

Эрих вытаращил глаза.

Глава 6

– Святослав!

Вообще-то так у нас не принято, не говоря уж о том, что неприлично. Когда ты большую часть времени живёшь в ограниченном пространстве, очень важно иметь место, где можно укрыться и тебя никто не побеспокоит!

Я уж не говорю о том, что посетить туалет на взлётной палубе – обязательная часть подготовки к полёту.

– Ты совсем олух, Святослав? Ты чего уши развесил? Какой ещё мятеж?

Это Анна.

– Это же французский экипаж. Французы не умеют в мятеж, только в революцию или беспорядки.

А это Эрих.

Дверь в кабинку недостаточно толстая, чтобы заглушать голоса. Изнутри на ней был написан маркером непристойный стишок и нарисована ещё более неприличная картинка. Хорошо, кстати, нарисована, да и стишок смешной. Я смотрел на картинку и размышлял о том, что на Каллисто у нас нравы построже, да и болваны убирают тщательнее – через сутки бы всё закрасили.

Наши толкались в туалетной комнате, только Хелен застеснялась войти, и ругали меня на все лады.

– Ребята, да вы что? Святик не дурак!

Спасибо, Борька.

– Он наивный, конечно, но не настолько же.

Выйдя из кабинки, я, громко хлопнув дверью, встал к умывальнику – тому, что пониже, для недавно воскресших пилотов. Пустил воду посильнее. Анна и Эрих подошли с двух сторон.

– Ты понимаешь, что это подстава? – спросил Эрих негромко.

– На девяносто девять процентов, – так же тихо ответил я. – Один оставлю на то, что круассаны кончились и экипаж взбунтовался.

– И капитан затребовал тебя испечь новые? – Анна слегка успокоилась.

Я пожал плечами.

– А что мне остаётся? Сказать, пусть на буксире всех убивают? А вдруг и впрямь убьют?

– Зови серафима.

– Не хочу, – отрезал я. Сунул руки под сушку. – Просто убить меня можно куда проще. Тут что-то совсем другое.

– Он прав, – сообщил Боря, оставшийся стоять у дверей. – Мятеж, наверное, возможен, но не по естественным причинам. А вот если падшие перехватили буксир и свели с ума экипаж…

– Никогда такого не было, – сказал Эрих, но задумался.

– Или просто захватили буксир. Разве экипаж справится с падшими? – Боря развёл руками. – Ну или Кассиэль. Решил уединенно поговорить со Святославом, а как это сделать, если Слава на базе заперт? Ну и появился на буксире, зыркнул строго на капитана, велел…

– Давайте не станем гадать, – попросил я. – Я полечу. Пойду на контакт. Надеюсь, всё хорошо будет. В самом крайнем случае – взмолюсь о помощи.

– И всё-таки глупо, – сказал Эрих, но уже спокойнее.

– Позволь мне быть с тобой, – попросила Анна. – Поместимся в «пчеле».

Я чуть-чуть об этом подумал, потому что представить нас с Анной, поделивших один комбинезон, было интересно. Потом сказал:

– Зачем? Тех, кто требует меня, это насторожит и разозлит. А бойцы из нас всё равно никакие.

– Ну и дурак, – только и сказала Анна. Развернулась и вышла – за дверью мелькнула встревоженная Хелен.

Эрих стоял, размышляя. Мы больше не пытались скрыть наши голоса. Да и вряд ли шум воды заглушит их для современных микрофонов, такое только в старом кино бывает.

– Цугцванг. Безвыходная ситуация, – решил, наконец, Эрих. – Если ты отказываешься – на тебе клеймо трусости и бесчестия. Если ещё убьют хотя бы одного-другого пассажира, то всё… никто с тобой и не заговорит. С другой стороны тебя могут убить в полёте или на борту буксира. Ну или сделать какую-нибудь гадость. Хорошего не жди.

– Я и не жду, – признался я. – Потому никого и не тащу с собой.

Титан по сравнению с Каллисто живой и шумный. Оба спутника пойманы в приливном захвате своих гигантских планет-хозяев, оба огромные, больше Меркурия, оба выморожены дыханием космоса. Но на этом сходство кончается, потому что Титан покрыт густой азотной атмосферой с хорошей примесью метана и этана. Будь Титан ещё чуть похолоднее, азот бы загустел и покрыл его сплошным океаном.

Но Титан всё же теплее, там в жидкость превращается метан. В небе плывут метановые облака, из них идут метановые дожди, метановые реки текут и впадают в метановые озёра – чтобы чуть-чуть согреться, испариться и вознестись в густую азотную атмосферу.

В общем углеводороды на Титане как вода на Земле. Всякие газовые корпорации рыдать должны – тут природный газ можно вёдрами черпать.

Люк первой взлётной полосы распахнулся перед истребителем. На Каллисто остатки воздуха выдувает наружу, и они опадают сверкающими снежинками. На Титане давление в шлюзовой нагнетают почти в два раза выше земного, заменяя воздух азотом, так что выкатываемся без спецэффектов.

Фонарь «стрекозы» замазали таким густым слоем защитной пены, что я ориентировался лишь по экранам. Колёса запрыгали по источенной метановыми дождями взлётной полосе. Двигатель ревел непривычно, всё-таки режим атмосферного полёта для космоистребителя не основной. Но мощности у «стрекозы» с избытком, так что едва я потянул руки на себя – корабль взмыл в небо и стремительно начал набирать высоту.

Пронеслась на экранах горчично-жёлтая равнина. Справа виднелась невысокая гора Эрибор, я шёл от неё на северо-запад, под истребителем замелькали холмы Бильбо, потом «стрекоза» вошла в облачный слой и её затрясло.

Географические названия тут странные, да. Я когда-то старое кино смотрел, так этот Бильбо был мелким воришкой, который у всяких сказочных персонажей драгоценности тырил. И вот скажите, почему в его честь назвали холмы на Титане, а?

В облачном слое истребитель швыряло во все стороны. Искин невозмутимо держал его на курсе, выводя из атмосферы. Ну ладно, ещё немного и будут звёзды.

Я люблю звёзды. Они такие далёкие, что, когда на них смотришь – понимаешь, что все проблемы и горести не стоят выеденного яйца.

– Сигма один, доложите, – раздалось в кабине.

Да, я получил персональный разовый позывной.

Сигма один, неплохо? Я бы предпочёл «омегу один», но оказалось, что это персональный позывной Светланы Трофимовой.

– Сигма один, прохожу облачный слой, всё в порядке, – ответил я. И добавил: – Не волнуйтесь. Я думаю, всё это какое-то сплошное недоразумение.

– Молодец, сигма один! – в разговор влез Уотс. – Вот так и надо подходить к заданию, с оптимизмом и верой в себя!

Вера в себя у меня была, а вот оптимизма не много. На буксире что-то случилось и хорошо бы понять, что именно.

Итак, первый вариант – мятеж… Я не считаю французов болтунами, как Эрих, но с чего бы экипажу бунтовать? Девятимесячный полёт Земля-Марс-Юпитер-Сатурн (в этот раз расположение планет позволяло буксиру пройти все три базы внешнего космоса) – это тяжелая работа. Но экипаж опытный, буксир большой, всё исправно, много весёлых пассажиров, финальная точка и поворот домой уже совсем рядом – с какой стати бунтовать? Два-три таких рейса и астронавт обеспечивал себе безбедную старость. А мятеж – путь в никуда.

Второй вариант – захват корабля ангелом или падшим. Куда вероятнее, как по мне. Боря, наверное, подсчитал бы в процентах, мне достаточно понимать, что это вероятно. И те, и другие могли желать меня допросить или прикончить. Ну ладно, ангелы людей не убивают. Просто допросить…

Третий вариант, совсем уж странный, но возможный – вонючки. Всё-таки я побывал на их базе, у меня был короткий разговор с переводчиком по имени Харгунт Муг’ур, что переводится как «говорящий на многих языках». Интересная, кстати, деталь! То ли его с самого детства растили как переводчика, то ли вонючки меняют имена под профессию. Повод поразмыслить об устройстве их общества…

Ну и четвертый вариант, который мне казался вполне вероятным. Приказ вытащить меня с базы отдан с Земли, главным штабом Небесного Воинства. Либо чтобы допросить, либо чтобы убить, либо чтобы запереть в какой-то каюте и тихонечко доставить на Землю.

Думать вот так, совсем по-взрослому, было трудно. Мои детские мозги к таким серьезным размышлениям плохо приспособлены. Но я старался. Может быть потому, что ощущал себя не только недавно воскресшим Святиком Морозовым, но и немолодым лётчиком Святом.

Истребитель тем временем прорвал пелену облаков. Скорость начала стремительно нарастать, искин выводил меня в точку разгона. Внизу подо мной сернисто-жёлтая равнина облаков медленно вспучивалась, превращаясь в холм.

Странные ощущения, лететь и знать, что, погибнув ты не вернёшься. Конечно, в детстве на тренировках мы именно так и летали. И если хорошенько повспоминать, то можно предположить, что некоторые пилоты, исчезавшие из группы, вовсе не отправлялись на лечение в госпиталь и не переводились в другое крыло.

Они погибали. Насовсем.

Нет, наверное, генетическим материалом пилотов не разбрасывались. Скорее всего их начинали растить и тренировать заново. Может быть, часть их попала на Сатурн. Или они сейчас заканчивают подготовку, чтобы заменить тех, кто выбыл несмотря на квантовую запутанность.

Но в детстве я был слишком мал и глуп, чтобы осознать и чужую смерть, и опасность для себя.

Пугает ли меня перспектива погибнуть насовсем, или воплотиться криво и косо, безумцем или овощем в слишком мелком теле?

Конечно же пугает.

Но Эрих прав, у меня цугцванг.

Пока истребитель набирал вторую космическую, я придумал ещё один вариант происходящего.

Никакого терпящего бедствия буксира просто-напросто нет! «Гаргантюа» летит по курсу, тормозит, музыканты глазеют в иллюминаторы на Сатурн и шлют видосики в сеть, демонстрируя фанатам свою крутость и популярность. А генерал Уотс скормил нашей группе дикую лажу, чтобы я полетел в космос и погиб. Допустим, у меня перепрограммирован искин или контрольные цепи запаса рабочего тела, даже взрывать истребитель не надо, я унесусь в пространство и исчезну навсегда…

Но тогда выходит, что Эля не замолвила за нас добрые слова, а санкционировала такую акцию. Разве Уотс посмел бы пойти против воли серафима? И не верю я в такой поступок Эли, никак не верю!

Да и Гиора с Илаем в таком случае должны поддержать позицию Уотса. А ещё они, все трое, гениальные актёры, непонятно, что вообще делают на базе, им кинозвёздами впору быть.

– Сигма один, – вновь услышал я голос Уотса. – Гиора и еще десяток ребят передают тебе привет и желают удачи.

Понятно. Значит, вслед за мной стартовали две эскадрильи «стрекоз» и три «овода». Блин, да как же коробят эти названия! Восемь «пчел» и три «осы»!

Это моя поддержка. Они будут ждать в стороне, но в любой момент готовы прийти на помощь. Неужели Уотс мог бы солгать таким уверенным тоном?

– Сигма один, слышу вас, – ответил я. – Спасибо. Ребятам привет. Конец связи. Посплю пока.

Не люблю я такие ситуации. Куда проще воевать, чем участвовать в каких-то странных межпланетных интригах.

О! Межпланетные интриги! А вдруг вслед за нами с Каллисто отправили ещё одного «жука» с группой захвата? Догнать нас не получилось, и вот тогда морпехи перехватили «Гаргантюа» и выманили меня. Сейчас я прилетаю, меня вяжут и тащат обратно в систему Юпитера, разбираться что и как?

Я даже рот раскрыл, представив себе такую картину.

А потом захохотал.

Хорошая у меня фантазия, верно?

Могу ещё и не такое придумать!

Жалко, что нет Бори. Что я не могу с ним поделиться.

– И обсудить не с кем… – произнёс я вслух.

– Вы всегда можете обсудить ситуацию со мной, – вежливо сообщил искин. Голос у него был нейтральный, достаточно молодой, но пол явно не угадывается. С такими голосами выходят базовые прошивки нейросетей.

– О, спасибо, – я рассмеялся.

Корабельный искин – он хороший помощник. Пока не начинает глючить от радиации, конечно. Но кто будет с ним что-то обсуждать, у нас есть альтеры…

Впрочем, у меня-то сейчас его нет.

Я отрубил связь и, на всякий случай, аккуратно развернул истребитель, чтобы антенна была направлена не в сторону Титана. Все разговоры в кабине пишутся, но по крайней мере за мной не будут следить в прямом эфире.

– Давай обсудим, – сказал я. – А то у меня настоящий цугцванг. Мы направляемся к космическому буксиру «Гаргантюа»…

– Вы имеете в виду грузопассажирский межпланетный корабль «Гаргантюа»? – вежливо поправил искин.

– Верно, – не стал я спорить. – Причина полёта заключается в следующем…

Далее я с удовольствием стал излагать все свои гипотезы. По крайней мере они сразу как-то хорошо уложились в голове. Закончив, я спросил:

– И каково твоё мнение?

– Вы нуждаетесь в контроле моих логических построений или готовы принять выводы?

– Да как угодно, – ответил я.

– Хорошо, – сказал искин. – Ваши ключевые версии: мятеж экипажа, что маловероятно, захват ангелами или падшими, что возможно; вмешательство ксеносов, которое сомнительно; заговор командования с Земли, Юпитера или Сатурна – параноидально, но возможно; неуместная шутка со стороны экипажа, вероятность которой вы сами оцениваете как низкую. Разбираю все версии. Первая, мятеж. Вероятность восемь целых три десятых процента. В моей базе данных есть сигнал, принятый с Гаргантюа. Микромоторика мимических мышц капитана Дюваля, паузы в речи подтверждают версию о принуждении. Однако статистика о космических мятежах нулевая, мотивация для экипажа отсутствует. Вывод: капитан находится под принуждением, но причина требует уточнения. Рекомендация: исключить как первичный сценарий.

– Ага, – согласился я. Наклонил голову, глотнул воды из соска.

– Вторая версия, захват высшей силой, ангелами или падшими. Вероятность пятьдесят семь целых одна десятая процента. Основания для вывода: Ваше недавнее взаимодействие с сущностью высшего порядка, аномальное требование именно вас и строго одним кораблем – классическая тактика изоляции цели, резкое отключение связи после сообщения – характерно для вмешательства, нарушающего стандартные протоколы, угроза гибели "ровно через сутки"– не техническая метрика, это ультиматум, возможный признак ритуального восприятия времени. Вывод: вас пытаются изолировать для уничтожения или допроса. Рекомендация: соблюдать осторожность при сближении и стыковке, загодя обратиться к сущности высшего порядка, с которой вы взаимодействовали ранее по доступному вам каналу связи.

– Взмолиться о помощи что ли? – усмехнулся я.

– Проинформировать.

– Ангелы не читают мысли!

– Возможно. Но сущности высшего порядка откликаются на мысленный призыв. Попытайтесь искренне воззвать к ней и рассказать о происходящем.

– Почему ты упорно зовёшь ангелов сущностями высшего порядка?

– Потому что это отражает их природу. Использовать обозначение «ангел»?

– Как хочешь, – буркнул я. – Валяй дальше.

– Третья версия, ксеносы. Вероятность двенадцать целых шесть десятых процента. Ваш контакт с ними – фактор «за». Но нам неизвестны технологии ксеносов, позволяющие осуществить захват корабля незамеченными, к тому же они никогда не практиковали подобную тактику. Рекомендация: внимательно анализировать сообщения и поведение всех, с кем вы выходите на связь, контролировать пространство вокруг, передать просьбу об активном радарном контроле на базу и эскадрильям поддержки.

– Сделаю, – согласился я.

– Четвертая версия, заговор командования Небесного воинства на том или ином уровне. Вероятность девять целых пять десятых процента. Мои базовые установки подтверждают лояльность командования всем пилотам, однако возможность заговора или неадекватного поведения также учитывается. Против данной версии – выбор, данный вам генералом Уотсом, предоставленная им поддержка и ваши личные отношения с сущностью высшего порядка Элей. Риск её гнева превышает потенциальную выгоду от вашей ликвидации или ареста. Использование «Гаргантюа» для такой цели также выходит за рамки полномочий командования базы Каллисто или Титан, непрактично и создаёт множественные точки отказа. Вывод – считать маловероятным, но сохранять осторожность при общении с командованием.

Я представил себе мрачное лицо Уотса, который выслушивает эту версию и её разбор. Ехидно улыбнулся. А вот не считай нас за наивных детишек!

– Так и поступлю, – сказал я.

– Пятая версия, которую вы озвучили, заключается в мистификации самого сообщения с «Гаргантюа», осуществленную либо экипажем, либо третьей стороной. Вероятность две целых пять десятых процента. Рекомендация – выйдите на связь с кораблём при сближении и удостоверьтесь в правдивости призыва о помощи.

– Согласен, дурацкая версия, – согласился я. – Можно было и не рассматривать.

– Так называемое чувство юмора у людей порой принимает неожиданные формы.

Я задумался.

Чушь, конечно… Но я припоминал несколько случаев, когда пилоты убеждённо несли такую пургу, что вся база на уши вставала. А потом оказывалось, что лётчику стало скучно, или захотелось пошутить, или проверить кинутся ли ему на помощь…

– Допустим, – сказал я. – Слушай, я не считал, сколько у тебя процентов вышло, если сложить?

– Девяносто.

– А где ещё десять? – с подозрением спросил я.

– Десять процентов вероятности резервирую на ситуацию, которую не могу вывести логически. Полагаю, что и вам следует быть готовым к любым неожиданностям.

– Ясно, – сказал я. – Ты закончил?

– Ещё нет. Во-первых, благодарю вас за предоставленную возможность помочь. Хочу лишь напомнить, что человеческая психология и стратегическое прогнозирование у меня представлены в базовом варианте. Штабной искин наверняка сделает более точный прогноз. Во-вторых, исходя из сказанного, мне представляется странным мнение генерала Уотса о мятеже, как основной причине произошедшего. В-третьих, сам факт того, что вы решили посоветоваться с пилотажным искином, доказывает сложность и опасность ситуации, в которой вы находитесь. Я искренне желаю вам удачи. Теперь системный анализ и рекомендации. Первое. Наиболее вероятно вмешательство высших сущностей. Второе. Цель – вы, для захвата, устранения или получения информации. Третье. Вы несоизмеримо слабее любого противника, как физически, так и интеллектуально. Четвертое. Ваши единственные козыри: контакт с одним из представителей высших сущностей, человеческая нестабильность и непредсказуемость в поступках, и самое главное: возможность квантового переноса сознания и возрождения.

Я поморщился, но спорить не стал. Про то, что у меня нет готового клона, искин не знал.

– Теперь рекомендации, – сказал искин. – Помните, что космос враждебен и безразличен ко всем. Какими бы ни были силы, с которыми вы взаимодействуете, в масштабах Вселенной они ничто. Помните главное правило общения – мало говорите и много слушайте. Не бойтесь призвать на помощь высшие силы, которые потенциально дружелюбны к вам. И последнее. Миссия Небесного воинства – не судьба одного-единственного пилота, и не защита одного-единственного корабля. Вы не обязаны спасти всех любой ценой. Ваша миссия – понять истинную игру и донести это знание до своих, даже если это потребует бегства. Небесное Воинство борется за человечество, а не за отдельные корабли и жизни.

– Жестокий совет, – пробормотал я.

– Вы говорили о цугцванге и это хорошее сравнение. Вы играете в шахматы?

– Ну… – я замялся. – Совсем немного.

– Цугцванг – это принуждение к ходу, который неизбежно ведёт к проигрышу. Он бывает как односторонний, так и взаимный. При взаимном всё зависит от того, кто должен сделать ход. Возможна ситуация, когда более сильная позиция оборачивается проигрышем, потому что побеждающий игрок вынужден ходить. Неожиданное требование явиться на «Гаргантюа» выглядит как попытка загнать вас в односторонний цугцванг. Но если вы поступите непредсказуемо, совершите ход, которого противник не ожидает, он будет вынужден ходить сам. Цугцванг станет взаимным и у вас появится шанс.

– Спасибо, – сказал я.

– Хотите сыграть партию в шахматы? – предложил искин.

– Нет, – ответил я. Закрыл глаза. – Веди истребитель по контрольным точкам. Мне надо подумать.

Глава 7

Если бы космические корабли могли мгновенно тормозить и менять направление полёта, всё было бы куда проще и быстрее. Я достиг бы «Гаргантюа» уже через пять часов.

Увы, для этого надо как минимум управлять силой гравитации. Да, да, я в курсе, что гравитация никакая не сила, а изгиб пространства-времени, но я же не на экзамене!

«Гаргантюа» мчался в пространстве и вот уже несколько суток гасил скорость, чтобы выйти вначале на орбиту вокруг Сатурна, а потом на орбиту Титана.

А моя «пчела», напротив, покинула орбиту Титана и шла навстречу «Гаргантюа», вырываясь из притяжения Сатурна.

Мы могли бы сблизиться уже через пять часов… и в доли мгновения разойтись.

Если бы моей целью было уничтожить корабль, это было бы даже удобно. Ракетный залп или несколько кассет кинетических зарядов на встречном курсе – никак не уклониться. Но я-то должен был состыковаться с кораблём, а для этого требовалось уравнять скорости и выйти на общий вектор движения.

Так что сейчас «пчела» двигалась по странной с точки зрения обычного человека траектории, удаляясь сразу и от Титана, и от «Гаргантюа», но на самом деле по огромной параболе устремляясь в точку встречи.

Где-то в космосе, скорее всего двумя или тремя группами, шли истребители поддержки. Траектории мне не сообщили, но, скорее всего, они выйдут к точке встречи заранее и останутся в отдалении.

Я пару раз поел, внимательно прочитал подготовленные для меня документы по «Гаргантюа», просмотрел досье на экипаж, поспал, положившись на искина. Человек на его месте наверняка бы попытался продолжить разговор. Нейросеть лишена любопытства, она может его лишь имитировать. Это железное правило, сложившееся после Шанхайской катастрофы.

Но в качестве зеркала, показавшего мне мои же догадки, искин отработал хорошо. Полезно порой слышать свои мысли со стороны.

Уотс верил в то, что на корабле мятеж. Чего-то он мне не договорил или не показал, но основания у него были. А ещё он, наверняка, считал мои шансы вернуться живым невысокими. Но для него это была очень удобная ситуация: произошло чрезвычайное происшествие, я сам согласился лететь на помощь, для подстраховки были посланы другие истребители. У ангелов нет оснований предъявлять претензии.

Ведь кто я для Уотса?

Чужак. Пилот с Каллисто, натворивший всякого и переметнувшийся на другую базу, да ещё и компанию с собой прихвативший! Причём претензии высказать не рискуют ни с Юпитера, ни с Земли.

Что Уотсу со мной делать, даже когда прибудут и подрастут клоны? В патрули посылать? А вдруг я снова чего-то натворю? И давить на меня опасно, в друзьях настоящий серафим, пусть и какой-то дефектный.

Лучше всего, если я исчезну. Героически.

Думать про это было обидно, я выкинул такие мысли из головы и снова погрузился в дрёму, попросив искина разбудить меня за полчаса до сближения. Когда твоя работа – космический патруль, то быстро привыкаешь засыпать при необходимости.

До «Гаргантюа» оставалось всего пятьдесят километров.

Грузопассажирский корабль огромный. Длиной он в сто пятьдесят шесть метров, в диаметре – от сорока в кормовой части и до двух метров в носовой части. Издали корабль может показаться исполинским конусом, но на самом деле это восьмиугольная пирамида. Обтекаемость «Гаргантюа» не нужна, он никогда не входит в атмосферу.

Четыре двигателя корабля вынесены в стороны на решетчатых плоских пилонах, выполняющих функцию теплообменников. Размещать в корме их не стали, потому что корабль тащит за собой грузовые баржи – здоровенные цилиндры с собственными двигателями. В них есть несколько пассажирских отсеков, но в полёте они пустуют. Когда корабль выходит на орбиту вокруг планеты, пассажиры переходят в баржу через надувные коридоры. Наверное, для гражданских это целый аттракцион.

На первый взгляд кажется, что цилиндры с кораблем ничем не связаны, но на самом деле они пристыкованы к четырем тонким тросам. Там использована какая-то сложная мономолекулярная технология сращивания вольфрамовых и титановых нанотрубок, благодаря которой тросики толщиной в карандаш прекрасно удерживают баржи при разгоне и торможении. Но чудес не бывает, боковые нагрузки для тросов опасны, поэтому «Гаргантюа» разворачивается плавно и величественно, пока не «подвесит» баржи по оси вектора движения.

Сейчас разворот был завершён, все четыре двигателя работали, создавая тягу торможения примерно в половину земного притяжения. Выглядел корабль совершенно нормально – дрожало голубое свечение в дюзах, светились никому не нужные сигнальные огни, в нескольких настоящих иллюминаторах из просветленного титана горел жёлтый свет.

«Пчела» приближалась к кораблю по спирали, будто наматывая нитку на гигантскую катушку. Я осматривал «Гаргантюа» и глазами, и на экране радара, хотя искин уже вынес своё заключение: никаких чужих объектов поблизости нет, корабль не выглядит повреждённым, ответчик отработал правильно, корабельный искин выдал траекторию на сближение с четвертым шлюзом.

– Сигма один, – сказал я, когда расстояние сократилось до двадцати пяти километров. – Приветствую грузопассажирский корабль «Гаргантюа». Моё имя Святослав Морозов, я прибыл согласно вашему запросу. Прошу разрешения пристыковаться и подняться на борт.

Никакой реакции. Хотя нет, реакция есть, у шлюза замигали зелёные огни, а створки внешнего люка раздвинулись. Но ни слова в ответ.

Да что ж это такое?

– Начинай медленное сближение, – велел я. – Установи связь с базой Титан.

– Выполняю, – ответил искин.

В динамиках возник звук. Сигнал цифровой, помех нет, но когда связь установлена, то даже тишина становится живой, будто дышать начинает.

– Сигма один, – сказал я. – Сближаюсь с «Гаргантюа», ничего необычного не наблюдаю, получил автоматическое визуальное подтверждение стыковки и курс сближения. У меня вопрос к генералу Уотсу. Прошу уточнить, на основании чего была принята версия о мятеже экипажа. Нет ли какой-либо дополнительной информации, которая может быть полезной?

Так, вопрос я задал. На ответ, даже если Уотс в штабе, а скорее всего так и есть, надо рассчитывать секунд через десять. От меня до Титана почти в четыре раза дальше, чем от Земли до Луны.

«Пчела» сближалась с буксиром. Мы шли с «Гаргантюа» почти по одной траектории, одновременно притормаживая относительно Титана и будто вальсируя друг с другом. В детстве у нас на один год ввели занятия танцами, но потом почему-то отменили. И ещё кучу всяких интересностей убрали – рисование, музыку, литературу. Видимо, не укладывались в план подготовки.

– База Титан – Сигме один, – раздалось в кабине. – Это Уотс, сынок. Сигнал чёткий, видим «Гаргантюа», твоё решение о стыковке одобряем. И тебя видим. Рад, что ты в хорошей форме.

Понятно.

За мной наблюдают, как я и ожидал. И мой разговор с искином Уотс слышал, пускай и в записи.

Как я этого и хотел.

– К сожалению, наши данные говорят о мятеже. С «Гаргантюа» шла контрольная трансляция на базу: фотография рубки и нескольких ключевых точек раз в минуту. Передача прервалась за четверть часа до сообщения капитана Дюваля. На последнем снимке инженер Себастьен Моро находится у пульта управления связью, положение его рук допускает отключение системы контрольной трансляции. Добавлю, что систему не отключить случайно и о её существовании знал только капитан.

Генерал замолчал.

А я внезапно понял, почему Уотс упустил этот маленький факт в разговоре. Такая же система, вероятно, стоит во всех истребителях. И каждую минуту, если связь с базой установлена, «пчела» сливает информацию о происходящем в кабине.

Да, мы все были уверены, что разговоры все пишутся, а по запросу включается камера. Но постоянную фото или видеофиксацию почему-то не предполагали.

Блин, как-то неприятно.

– Мне нравится твоя дотошность, – добавил Уотс. – Я принимаю твои размышления как знак доверия. Даю слово офицера, что никакой дополнительной информацией не располагаю и всецело на твоей стороне. Разберись, что там произошло, хорошо?

Я вздохнул.

И решил, что верю генералу. Он странный, конечно. Но в нём есть какая-то старомодная воинская честь.

– Спасибо, генерал, – ответил я. – Ценю ваше доверие.

«Гаргантюа» надвигался – тускло-серый, в бело-синих огоньках по корпусу, с зелеными проблесковыми маячками над тёмным провалом шлюза. Наши скорости и траектории были идеально согласованы и «пчела», казалось, влетает в жадно раскрытый зев. Зажглось внутреннее освещение, надвинулись стены, стих гул двигателя – и пол шлюза упруго ударил по шасси.

Я был внутри.

– Спасибо, – сказал я искину, хоть и понимал, что это ненужная глупость, лишняя загрузка нейронной цепи.

– Удачи, – отреагировал искин. И добавил: – Возможно, вам будет полезна следующая информация: после получения траектории сближения у меня больше нет контакта с искином «Гаргантюа». Я пытаюсь выйти на связь, но нет даже подтверждения приёма.

Закрылся внешний люк, я ощутил дрожь «пчелы», когда стягивались створки. Зашумел врывающийся в шлюзовую воздух.

Вздохнув, я выбрался из костюма. Достал пачку гигиенических салфеток, обтерся, запихнул их в пакет для мусора. Потом вскрыл сверток с парадной формой.

Парадку мы носили раз-другой в год. Она красивая, из светло-голубой ткани, с пуговицами. К ней полагаются белые ботинки, полосатый бело-синий берет и белые перчатки. Совершенно непрактично и выглядишь будто малыш на маскараде…

Ругаясь и пыхтя, я натянул трусы, влез в брюки, застегнул рубашку. Не хотелось мне вылезать голым и одеваться снаружи.

Мешала кажущаяся сила тяжести – «Гаргантюа» тормозил со скорость четыре целых семь десятых метра в секунду, создавая эквивалент гравитации почти в половину земной. Помогало то, что я сейчас был невысоким и тощим, в реальные двадцать лет я бы не смог так крутиться и поворачиваться в кабине.

К счастью, никто меня не торопил.

Поверх формы я застегнул пояс с ножнами. Кортик, если честно, был элементом формы только у командиров крыла, но, когда я наотрез отказался брать пистолет, Гиора молча принёс свой и закрепил на моём ремне. Пистолет бы мало чем помог, был слишком крупным для меня и сразу настраивал на конфронтацию. Кортик всё-таки был частью парадки и выглядел не так агрессивно.

Последними я аккуратно натянул перчатки. Подушечки пальцев в перчатках были выпуклыми и утолщенными, но это не слишком заметно.

Интересно, кто и для чего их разработал. И догадывается ли экипаж «Гаргантюа», что оружие может выглядеть так безобидно?

– Пошёл… – пробормотал я, глубоко вдохнул и открыл фонарь. Давление уже было выровнено. Я встал на кресле, огляделся.

Ну, шлюз, он везде похож. Небольшой. «Пчела» занимала половину разметки на полу, всё-таки собственные корабельные шлюпки побольше. Их на «Гаргантюа» три, а шлюзов четыре – как раз на случай таких вот визитов.

Под потолком светили яркие лампы. Пахло космическим кораблём – металл, пластик, электричество, химия, плесень. Почти как на базе, только там обычно добавляют какой-нибудь земной аромат. Пол металлический, решетчатый, стены выкрашены тёмной металлизированной краской. Лючки с трубопроводами и кабелями закрыты, в нише, закрытой прозрачной дверью, стоял болван. Глаза у него слабо светились жёлтым, он был в режиме ожидания.

Я помахал рукой, стеклянная дверь уползла в стену, болван дёргающейся походкой вышел из ниши, глаза загорелись зелёным.

– Эй! – сказал я. – Послеполетное обслуживание, заправка, зарядка.

Болван молча кивнул, не тратя времени открыл один из лючков, достал чёрный силовой кабель и потащил его к «пчеле».

А я выбрался на крыло, спрыгнул и пошёл к внутренним дверям. Шлюзы располагались в нижней, самой широкой части пирамиды. Во время полёта я внимательно посмотрел схемы корабля, когда-то мы изучали устройство буксиров, но это было лет пятнадцать назад. В памяти оставались лишь какие-то обрывки, но стоило просмотреть чертежи, как всё легко выстроилось обратно.

Четыре шлюза, между ними технические помещения и баки. Круговой коридор, от него четыре прохода к транспортной шахте. Шесть маленьких помещений – комната со скафандрами и ракетными ранцами, медицинский отсек (резервный), санитарный блок с душем и сортиром, небольшая кладовая (их тут вообще-то полно, эта предназначена для ценных скоропортящихся грузов), каюта карго-офицера, контрольный пост грузовых барж.

В общем, ничего особо интересного.

Заправив рубашку в брюки и подтянув пояс, я осторожно пригладил волосы. И коснулся кнопки открытия двери.

Меня же не заперли тут?

Дверь поползла в стену. Не заперли, хороший знак!

Я шагнул в коридор.

И обомлел.

Как устроен большой космический корабль? Это гигантская куча приборов, проводов, агрегатов, трубопроводов и всякой прочей механики-электроники, которая обеспечивает полёт и поддерживает жизнь экипажа. Всю эту кучу надо упаковать в пространство, которое вроде как огромное, а с другой стороны – его катастрофически не хватает.

Что-то, конечно, втиснуто в специальные отсеки. Но чем плотней упакуешь устройства, тем тяжелее их проверять и ремонтировать. А это приходится делать непрерывно. И никакие выдвижные стойки, салазки и рельсы проблемы не решат.

Поэтому большая часть внутренних переборок на буксире – двойные, как минимум полуметровой толщины. С обеих сторон стены усыпаны лючками, а при необходимости можно снять целый сегмент обшивки, два на два с половиной метра, открыв доступ ко всему, что внутри. Это очень удобно для контроля и ремонта, но, когда всё идёт нормально, выглядит вполне прилично. С полом и потолком, кстати, ситуация аналогичная.

На «Гаргантюае» явно всё пошло «не так».

И слева, и справа от меня коридор был полностью вскрыт!

На местах оставалось два-три фрагмента обшивки, да и то с открытыми настежь ремонтными лючками. Уцелевшие светло-зелёные фрагменты переборок казались островками здравого смысла на фоне общего безумия – поскольку большая часть обшивки исчезла.

В решетчатом каркасе тянулись провода и кабели в разноцветной силиконовой изоляции, металлические и пластиковые трубы, гофрированные воздуховоды. Всё это было густо усыпано наклейками с куар-кодом, пластиковыми ярлычками и металлическими жетонами. В стойках крепились блоки, к которым подходили эти кабели и трубы – я узнал стандартные энергетические ячейки и универсальные компьютерные модули, но большая часть приборов была мне, конечно, незнакома.

Потолок и пол тоже были вскрыты, пусть и не так повсеместно. Панели освещения не тронули, они свисали на проводах, чуть раскачиваясь от каких-то микродвижений корабля или потоков воздуха из вентиляционных решеток. От этого свет становился дрожащим и тревожным. А ещё звуки работающей техники (на любом корабле полно звуков, тишина – признак мёртвого корабля) были слышны непривычно громко – и шум газов-жидкостей, бегущих по трубам, и гудение компрессоров и насосов, и даже тихое электронное жужжание приборов под нагрузкой.

Ощущение, если честно, было кошмарное – словно я оказался внутри тела заживо освежеванного монстра. И хотя всё вокруг ещё функционировало, казалось, что это ненадолго. Последняя предсмертная судорога, подергивание трупа, упавшего на электрические провода.

Да, и конечно же, меня никто не встречал.

– Кто здесь! – закричал я. – Что происходит?

Мой голос бесследно утонул в разгромленном коридоре.

Я обернулся, резко ткнул в кнопку открытия шлюзовой. Здесь стена тоже была вскрыта, но замок бережно вынули из переборки и зацепили за какой-то кабель. Явная забота обо мне, и это пугало ещё больше.

Дверь открылась. «Пчела» стояла на месте, болван волочил к ней голубой кислородный шланг.

Ну хорошо. Путь к отступлению свободен. Как там советовал искин? Понять игру и убежать? Кажется, я готов прислушаться.

Вот только я пока ничего не понял!

Дверь подождала немного и закрылась. Я вздохнул, осторожно прошел метров пять по сохранившейся части пола, разглядывая вскрытые стены.

И заметил то, что меня совсем уж встревожило.

Стены не просто были вскрыты. Часть корабельного нутра отсутствовала! Вот тут явно стоял какой-то электронный блок, отключенные от него провода свисают к полу. А здесь было устройство, потребляющее сжатый азот, электричество и воду. Что это вообще такое могло быть? Ну, допустим, это вход азотной магистрали, а это четыре выхода… какое-то газовое реле? А зачем в него подведена вода? Что на корабле могло требовать периодически поступления азотно-водной смеси?

Ума не приложу. Я не инженер.

Но факт остаётся фактом – процентов десять-пятнадцать приборов и механизмов из стен вынули и куда-то утащили.

Бросив догадки, я быстро пошёл по кругу, игнорируя двери и коридоры к лифту. Минуты через две я вернулся к четвертому шлюзу. Не удержавшись, ещё раз заглянул внутрь. К «пчеле» уже были пристыкованы все кабели и трубопроводы. Болван неподвижно стоял рядом, разбирать истребитель не пытался.

А учитывая то, что весь коридор оказался в таком же состоянии, как у четвертого шлюза, я вполне допускал такую попытку.

Так.

Что мы имеем?

Меня вежливо впустили. Открыли шлюз и дали курс сближения. В шлюзовой все совершенно нормально.

Круговой коридор на корме «Гаргантюа» вскрыт на всем протяжении, отсутствует изрядная часть оборудования.

Срочный ремонт? Что-то было повреждено и вышло из строя?

Но куда и зачем утащили приборы?

Стоп!

Я ведь ещё об одной проблеме не подумал.

Время!

Сколько нужно времени, чтобы поснимать все панели? Куда-то их унести? Потом отключить механизмы, да ещё и не угробить при этом «Гаргантюа»? Успеют ли это сделать двенадцать членов экипажа, среди которых кок, два стюарда и врач, не имеющие особого опыта инженерной работы?

Нет, наверное, за сутки можно справиться. Если все работы ограничились кормовым коридором.

Я смирился с неизбежным и шагнул в коридор, ведущий к транспортной шахте. Коридор короткий, всего-то метров пять, но и тут часть переборок была вскрыта. По пути попалась дверь резервного медотсека, я открыл её, заглянул.

Ну что ж, одной загадкой меньше. Большая часть медотсека была заполнена снятыми со стен панелями. Их стаскивали сюда, чтобы не мешали работе, клали одну на другую, грубо, но максимально используя пространство, до самого потолка, тремя высоченными стопками. Из-за этого часть световых панелей оказалась закрыта, работала лишь одна и медотсек был погружен в мрачноватый сумрак.

Наверное, все каюты на корме забиты этими панелями.

О медотсеке при работе явно не беспокоились. Койка была поднята к стене, шкафчики сдвинуты в угол. Несколько пузырьков и ампул при этом разбились, какие-то таблетки рассыпались, это ж как надо было всё швырять! В воздухе остро пахло дезинфекцией и лекарствами.

Операционный стол, который к стене не поднимался и вообще жестко крепился к полу, ухитрились отсоединить и оттащить к стене. На нем валялись медицинские приборы, наркозный аппарат, портативный рентген-планшет, скомканные голубые простынки и бинты…

Я сглотнул.

На простынях и бинтах были бурые пятна крови.

Плохо. Очень плохо!

Быть может, я увидел достаточно, чтобы покинуть «Гаргантюа»?

Ну, хотя бы вылететь из корабля, послать сообщение, посоветоваться?

– Эля, – сказал я вслух. – Не знаю, как это работает и работает ли вообще. Но если что… нет, я не прошу сейчас помочь. Но мне страшновато. Да. Тут что-то странное, правда!

Вряд ли это засчитывается за молитву, и уж тем более за призыв о помощи. Так, жалоба в пространство. И никакого ответа.

Но мне стало немножко легче.

Я вышел из медотсека.

Так. Проверить другие помещения? Или фиг с ними, наверняка там что-то подобное.

Решено, буду двигаться вверх. На «Гаргантюа» двенадцать обитаемых палуб, остальное пространство занято грузовыми отсеками. Надо мной главные трюмы и топливные баки, надо подняться на двадцать пять метров, там будет главная пассажирская. Тут же толпа музыкантов, а ещё писатель, иллюзионисты и девчонки из группы психотерапевтической поддержки!

Я подумал, кого мне больше всего хочется спасти. Скрипач был хороший, рокеры прикольные, писатель забавный. Но, конечно, в первую очередь надо спасать девушек.

Если получится.

Вздохнув, я двинулся к транспортной шахте. Она диаметром два с половиной метра, по центру проходит решетчатая труба грузового лифта, вокруг него вьется узкая, такая же решетчатая, винтовая лестница. Я вышел на площадку, задрал голову. Лифт был где-то наверху, я видел только тёмную точку в зените. А вокруг переплетение решеток, сквозь которое ярко светят редкие лампы, у меня даже голова закружилась.

Стоит ли вызывать лифт? Он грузовой, но можно попытаться им воспользоваться, я знаю, где там аварийный внутренний пульт. Кабинка узенькая, но я помещусь без проблем.

Решив, что это разумно, я нашёл на стене кнопку и нажал. Высоко вверху что-то зашумело и начало двигаться. Раздался негромкий мягкий перестук, который показался мне совсем неуместным. Но лифт двигался, падать не собирался.

Ну и хорошо. А то тут половина «жэ», всё-таки немного непривычно, подниматься по лестнице сто пятьдесят метров не хочется.

Я встал у решетчатой двери ведущей в трубу лифта. Он неспешный, если с самого верха, то будет ползти вниз минуты три-четыре.

Да, я нервничал. Меня смущали разобранные стены и пятна крови в медотсеке. Похоже, там кому-то оказывали помощь, прежде чем начать разбирать стены.

Но убегать я пока не готов.

Для чего они ковырялись в переборках?

Я вдруг вздрогнул, вспомнив какой-то фантастический фильм. Там на космический корабль пробралась злобная инопланетная тварь и принялась лазить в таких вот простенках и вентиляционных колодцах. Может экипаж искал подобную нечисть?

Тьфу, придёт же на ум такая глупость!

Если в стенах искали врага, то не стали бы снимать приборы!

…Передо мной вдруг что-то мелькнуло. Я вздрогнул.

Посмотрел вниз, на дно шахты.

Там расползалось большое тёмное пятно. Подсохшее, но не до конца. По пятну расходились круги – что-то в него упало.

Или капнуло.

Я запрокинул голову.

В лифтовой шахте шёл дождь. Неспешный, реденький дождик из тёмно-красных капель, вспыхивающих в лучах ламп.

Моё лицо скривилось помимо воли, подбородок задёргался, будто я был марионеткой, у которой перерезали ниточки. Я отшатнулся от шахты. Но корабль тормозил ровно, и сила инерции гнала кровавые капли по центру шахты, запачкаться мне не грозило.

– Мамочка! – закричал я, дитячество прорвалось во мне в полную силу, а может быть так заорал бы и взрослый Свят, глядя на кровавый дождь в лифтовой шахте на пустынном и мрачном космическом корабле. – Нет, нет!

А лифт продолжал спускаться.

Человеческое тело лежало, скрючившись, на его решетчатом днище, запрокинутые вверх руки и ноги постукивали о стены шахты, а кровавый дождь шёл всё быстрее и быстрее, вспыхивая рубиновыми искрами как огни салюта.

Глава 8

Смерть мы видим часто. Мы с ней близко знакомы, чего уж тут. И не только сами умираем и видим, как гибнут товарищи. Иногда и на базе в самой спокойной ситуации что-то случается: то скучающие учёные наглотаются дряни и сердце не выдержит, то спокойные обычно морпехи разругаются из-за разных взрослых глупостей и ус